Полярные (СИ) [nobody_heart] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье — все готовы —

Никто не хочет грусть делить.

М. Лермонтов

«Была ли ты всю жизнь так одинока, как тебе казалось?». Этот вопрос очень часто проскакивал в моей голове.

Закрой глаза. Представь себя пару лет назад, а лучше — вернись в двенадцать лет, когда маленькие девочки мечтают скорее справить своё двадцатилетие, чтобы носить высокие каблуки, научиться правильно наносить макияж и целоваться по-взрослому с мальчиками; что тогда было проблемой для нас двенадцатилетних, которые пересматривали фильмы вроде «Сумерки» и «Три метра над уровнем неба» и которые боялись признаться, что в тайне от подружек смотрят новый мультипликационный фильм от «Disney».

Тогда мы считали себя умнее взрослых и не знали, какого это — чувствовать уверенность в своих решениях, которые приходили нам в маленькую голову, или нести ответственность за совершенные поступки. Ведь за нас в итоге всё решали родители и старшие, а нам только лекции читали и пальцем тыкали в нашу детскую безрассудность.

Ещё проблемой было то, что однокласснице её родители купили красивую сумку вместо помятого тканевого рюкзака, и она теперь была самой крутой в классе. И когда у кого-то появлялся телефон новее, чем у тебя самой. Ух, это ведь так раздражало. А твои родители продолжали повторять, что «и так пойдёт».

Теперь, когда ты вспомнила себя наивную и глупую, окунись в тот момент, когда тебе ещё не исполнилось шестнадцать. Можно хотя бы за месяц или два до их исполнения. Заветное число, которое у большинства в дневниках обведено ручкой с красной пастой, а под ним желания: поцеловаться с мальчиком, начать встречаться, съехать от родителей, купить дорогое платье и прочие мелочи, которые тогда казались нам очень серьёзными.

Взрослая жизнь для нас была такой роскошной и красивой, посыпанной вечным достатком и заботой со стороны если не родителей, то возлюбленного точно. Шестнадцатилетние девушки в большинстве своём верят, что у каждого должна быть своя сумасшедшая любовь, которая будет длиться до конца их дней. В худшем случае, закончится после выпускного.

Так много надежд на эти шестнадцать, словно что-то реально изменится, как только на часах высветится полночь. Словно жизнь перевернётся с ног на голову, и что хорошо, если в лучшую сторону.

Мы так мечтали о красивой и безумной любви, что её отсутствие даже в шестнадцать лет очень сильно расстраивало. И каждой девочке начинало казаться, что она не идеальна, что ей чего-то не хватает, что она ужасная и обделённая. Что ж, такое у всех.

У некоторых до сих пор и в тридцать.

Но что очень печально, так это то, что, чтобы полюбить саму себя, нам требуется мужчина, который обязательно будет ежедневно говорить комплименты и чуть ли не храм в нашу честь строить. Иногда даже просто его присутствие в жизни дополняет нас и прибавляет уверенности.

Ведь так приятно сказать какой-нибудь девчонке: «А вот мой парень души во мне не чает, ноги целует, цветы дарит каждый день и любит сильно-сильно».

Когда вы поймёте, что можете быть довольны собой и без мужского пола, что можете каждый день наслаждаться собой, то вы счастливчики. Взаправду, нам и не нужен никто, чтобы любить своё отражение в зеркале даже с недостатками, которые мы всегда пытаемся превратить в глобальные проблемы.

Нам не всегда нужен парень, который будет повторять, что мы прекрасны, чтобы убедиться в этом. Нам не всегда нужны друзья, чтобы весело проводить время, потому что иногда мы можем в полной мере насладиться своей персоной (можно и с бокалом хорошего вина, если хотите).

В какой-то мере мы можем любить себя, быть уверенной и сильной личностью, просто не хотим. В голове у нас чётко сформулирована мысль, что для того, чтобы принять себя полностью, нужен кто-то ещё.

У вас есть вы сами, вы уже богаты.

К удивлению, ко мне пришло это осознание с помощью других людей. Вы можете немного усомниться в моей компетентности и правоте, но это просто факты, которые лучше узнать сейчас от меня или кого-то другого, потому что подобный опыт не из приятных.

У кого-то это проходит гладко и не так заметно, немного постепенно, поэтому и воспоминания становятся приятными.

Большинство сопровождают своё самосовершенствование фразами: «А вот я даже и не поняла, когда успела измениться», «Не могу вспомнить, когда полюбила себя». А мне же, наоборот, пришлось сначала испытать весь ужас подростковой жизни, а уже потом, годам к двадцати пяти, понять, что я — уникальная.

И в мире я не найду никого, кто был бы таким же, как я.

Помнишь ли ты те ощущения, которые ютились у тебя в те годы? Маленькая, глупенькая и наивная, с сердцем огромным и душой раскрытой — помнишь?

А помнишь, когда ты впервые почувствовала себя одинокой? Словно заперта в тесной и душной коробке, где единственный источник света — дырочка на уровне глаз. Когда ты смотришь в неё, то видишь чужих тебе людей, знакомых или никого? Через неё ты видела жизнь, чувствовала, как она проносилась мимо тебя и игнорировала все твои желания и слова?

Ты плакала ночами, потому что хотелось кричать или обнять кого-нибудь, а рядом никого и не было, или никому это не нужно было?

Ты проклинала свои шестнадцать, восемнадцать, двадцать лет, потому что они разочаровали?

Если нет, то, наверное, стоит порадоваться, но я сожалею тебе. Ведь вот оно — чувство жизни и осознание её существа. В одиночестве ты чувствуешь себя, своё тело, слышишь свою душу и ритм сердца. Думаю, каждый хоть раз в жизни, как любовь, должен ощутить это. Эту грызущую пустоту, от которой не убежать и не скрыться, потому что она внутри.

Когда у тебя всё пошло не так? Когда ты поняла, что жизнь сорвалась с высокой скалы вниз? Когда ты не могла плакать, потому что в душе пусто?

Как помнится, всё началось тогда, когда мне исполнились долгожданные шестнадцать лет.

Я была ребёнком, который верил, что этот мир самое светлое и прекрасное, себя считала богиней среди сверстниц, училась отлично, а поклонников у меня было вполне достаточно, чтобы заполнить собственное эго до краёв. Я была девочкой, которая мечтала о плохом парне на мотоцикле, с татуировками, вредными привычками и умением играть на гитаре.

У меня была полная и счастливая семья, друзей хоть отбавляй, жили мы в достатке — всё было как нельзя прекрасно. А потом появился, наконец, парень, которого я скрывала от родителей, потому что он был старше на один год, у него были татуировки по всему телу, на изгибе локтя у него и его друзей я обнаружила странные шрамы. Так что мне же было лучше, что мой отец так о нём и не узнал.

Только сейчас понимаю, какой же всё-таки идиоткой я была. Родителям стоило отказаться от меня, но, к счастью, они ничего не узнали — или не хотели знать. У меня четырнадцатилетней были такие шикарные планы на свои шестнадцать, ещё роскошнее — на двадцать, но через пару месяцев для меня остро встал вопрос: «Доживу ли я хотя бы до восемнадцати?».

Когда вспоминаешь подобные вещи в двадцать восемь лет, то становится правда смешно, потому что мозгов, как оказалось, совсем не было. А потом страшно — я была готова оборвать всё так рано. Что, если бы у меня хватило смелости тогда, в те молодые годы убить себя?

Память часто возвращает меня туда, соответственно, моё настроение стремительно падает ниже отметки «0», и я хочу просто лежать в кровати, уткнувшись лицом в подушку, и громко плакать.

Когда мне становится совсем плохо, то я чувствую себя так, словно я нахожусь в маленькой кабинке в полицейском участке на допросе. Передо мной сидит моя совесть в обличии прокурора, двадцативосьмилетняя «Я» как жертва, и вот — семнадцатилетняя незрелая девушка как главный подозреваемый. В чём? В том, что чуть жизнь не разрушила.

Сейчас за окном мерцают рождественские огоньки, которые зажглись на соседнем домике сразу же с наступлением темноты.

Выглянув украдкой, придерживая плотные шторы одной рукой, мне в глаза сразу бросаются полиэтиленовые фигуры нелепых оленей с огромными красными носами, плохо слепленный снеговик, чей глаз-камушек пропал без вести, маленькие декоративные ёлочки по углам и устрашающий гномик у порога — помощник Санты.

В принципе, это неудивительно, ведь Рождество наступит через неделю, и у соседей трое маленьких детей, так почему бы и не заняться подобным для них.

Иногда ловлю себя на мысли, что буду делать тоже самое, потому что это оставит хорошие и волшебные воспоминания для детей.

Не очень хотелось бы, чтобы потом они обвиняли меня в том, что у всех есть так называемое «праздничное настроение», а у них единственных депрессия скребёт стенки души. У всех праздник в доме, а у них настроение задают только новогодние песни по старому радиоприёмнику.

Задёрнув шторы, я оглянулась вокруг, чтобы найти себе занятие. Самобичевание до добра меня не доведёт, как и в прошлые разы. Вдохновения совсем нет, желания что-либо делать тоже, а работы мне не видать ещё пару дней. Теперь я страдаю абсолютным бездельничеством.

В гостиной темно, только свет догорающей свечи помогает мне не упасть на пол и найти выключатель. Как только комната озарилась ярким светом светодиодной лампы, я стала бродить вокруг да около, вырисовывая круги по дому и проверяя его на наличие грязи, но даже под диваном не оказалось и пылинки, чтобы придраться.

Убираться два раза в день превращается в привычку, от чего пора бить тревогу и срочно избавляться от неё.

Так легко можно превратиться в чокнутого психопата, который даже уставший после работы пойдёт изнемогать своё тело уборкой дальше. Приходилось уже связываться с одним таким чистоплотным парнем. Все мозги мне вынес, когда приходил ко мне, или, когда я приходила к нему.

Включая телевизор, я не нахожу ничего нового, что могло бы сейчас разбудить праздник внутри.

Так неспокойно сидеть в гулкой тишине, в темноте и совсем одной в этом большом доме. Ещё чуть-чуть и я точно сойду с ума от мыслей, которые крутятся в голове. Да и с шумом телевизора, хорошим освещением и со старой книгой лучше не становится.

Дверь неслышно открывается и меня бросает в дрожь от внезапного холодного ветра, пробравшегося внутрь.

Зашедший аккуратно прикрывает дверь, стряхивает с себя снег и смеётся, и мне так приятно слышать это. Его тихий шёпот про то, что я следующим же делом начну ворчать из-за грязи, которую он навёл; его смех, который отскакивает звонким эхом от стен и растворяется; его пылкий взгляд в мою сторону и ухмылка в стиле «я знал, что ты ждёшь меня».

Всё такое родное и любимое.

— Я дома! — весело напевает он и, стянув обувь, раскрывает руки для объятий.

Всё резко превращается в сказку, и я улыбаюсь так сильно, как только могу. Вот он — мой настоящий и любимый праздник в двадцать восемь лет.

Так, когда же всё пошло не так, как пришло в норму, и что будет дальше?

Я так хочу знать, так хочу получить ответы, потому что мне очень страшно потерять всё это.

========== 1 ==========

Комментарий к 1

я оооооочень нуждаюсь в бете, потому что чувствую (знаю), что у меня творится полнейший бардак.

Оторвавшись от экрана ноутбука, девушка взглянула на настенные часы. Они показывали три часа утра с хвостиком, продолжая размеренно тикать в такт стучащим пальцам по клавиатуре. Ханыль снова забылась в работе, уделяя ей куда больше времени, чем полагается. Она пропускает очередной звонок от подруги, потому что уверена, что сейчас Соын будет что-то говорить ей про Чонина.

А у девушки нет на это ни времени, ни сил, ни желания. Начальство пригрозило ей штрафом — вычет 10% с зарплаты, если она не сдаст ежемесячный отчет по мелким преступлениям. И вот если бы не новый прокурор в их отделении, то Им спокойно б сидела на диване за просмотром какого-нибудь шоу или в обнимку с парнем на кровати, болтая о том, как важны птицы в нашем мире.

Ханыль заканчивает и сохраняет файл на флешку, когда часовая стрелка перевалила за четверку, а минутная почти достигла двенадцати. Она нервно хлопает крышкой ноутбука и откидывается на спинку стула.

Лето подходит к концу, за окном уже двадцатое августа. Ханыль оглядывается назад на окно и замечает то, как медленно начинает светать — небо еле окрашивается в темно-голубой, предоставляя возможность тем, кто до сих пор не сомкнул глаз, впитать в себя атмосферу нового начала и романтичности рассвета. Им тяжело вздыхает и подходит ближе, собираясь плотно зашторить окно, потому что ей вставать через два часа на работу. В её жизни уже давно нет места ничему романтичному и новому. Наверное, потому, что она боится неизвестного. И ей легче просто жить тем, что у неё уже есть.

Что-то новое и неизвестно тем и опасно, что в любой момент это может обернуться против тебя самым страшным кошмаром.

Ханыль кошмары мучают редко, но каждый раз, как в первый. Они настолько реальные, пробегающие холодком по коже. События в них — леденят душу, а боль от них — тупая. Вонзается куда-то между рёбер и сидит там неделями, пока Ханыль лично не вырвет его из себя. Она переживает моменты этих снов заново и заново уже который год; боится, что когда-нибудь они снова потревожат её здесь — в спокойном, но тревожном будущем. Для неё каждый день, как новый лабиринт — чувства ведут куда-то меж узких темных коридоров, а разум просит остановиться. Предчувствие, что всё однажды повториться.

«— Почему мы так медленно едем?»

Ханыль вздрагивает от внезапного звонка и оборачивается, с замиранием сердца наблюдая за вибрирующим телефоном. У неё пересыхает во рту, но она быстро подходит и смотрит на имя — Минхён. Сердце, кажется, вновь забилось, и она слышит то, как оно снова пропускает через себя застывшую кровь, понемногу оживляя Ханыль.

Минхён словно через километры почувствовал настроение Ханыль и решил проверить, не собирается ли она что-нибудь с собой делать. Девушку это даже немного оскорбляет, ведь у неё есть голова на плечах. Она повторяет ему снова и снова, что всё в порядке. И бросает трубку в сомнениях, правда ли это на самом деле. Или она врёт самой себе уже одиннадцать лет?

Жизнь Ханыль текла своим чередом, даже не сдвигалась с места, лишь изредка поддавалась штормам, но они были совершенно ничем по сравнению с пережитым в подростковом возрасте. Да и Им считает себя уже повзрослевшей (лишь по паспорту), поэтому слова «заморачиваться» не должно быть в её словаре.

Она всегда должна быть сильной. Ханыль знает, что никто не поймет её также, как она сама. Никого не будет рядом в минуты её слабости и безжалостной душевной агонии.

Её жизнь — океан, как она сама думает (хочет в это верить); безмолвный и величественный, который стойко выдерживает все сложности и бури; закалённый испытаниями многими годами; океан, который никто своими кораблями давно не тревожил.

*

Девушка тихо выуживает из кабинета и направляется в уборную, чтобы поговорить по телефону и не быть замеченной начальством, иначе от выговора не отвертеться.

Сонхва уже в пятый раз набирает подругу, но ответила Им только на шестой, когда полностью удостоверилась, что она в туалете одна.

— Разнообразить? Ты что, с ума сошла? Лучше быстрее возвращайся в Сеул, я уже с ума схожу с этой одинокой пьяницей, — Ханыль отчаянно вздохнула и взглянула на своё отражение в зеркале.

В отражении на неё смотрела взрослая девушка, по паспорту двадцать восемь лет, но многие её знакомые утверждали, что, увидев её в первый раз, не дали бы ей и двадцати пяти. Так себе враньё — разве три года могут что-нибудь решить? Чхве начала свой рассказ с того, как они заселились в первый день в отель. Им держала телефон у уха и параллельно с этим подкрашивала губы, явно замечая то, что они снова начали трескаться. И смотрится это, мягко говоря, не аккуратно.

Поправив волосы, девушка продолжала слушать то, как её подруга на Бали отдыхает чудесно и прекрасно. Ханыль ни в одном глазу не завидует ей, но сильно досаждает то, что сейчас она сидит в маленьком кабинете и разбирает бумаги по мелким преступлениям.

Да и новая должность её не сильно-то и устраивает, но зарплата здесь больше, условия лучше. И не приходится целыми днями бегать по городу и ловить преступников.

Всё куда роскошнее, чем в том душном кабинете с другими детективами, где она вытерпела пять лет своей жизни — никаких перспектив и карьерного роста. Но есть и свои плюсы в этой работе — Ханыль отмечает только полученный опыт в сфере криминалистики, которого ей так не хватало после окончания университета.

Когда подруга завела тему того, как её парень не даёт ей спать по ночам, Им тут же перебила Чхве и поторопилась сбросить звонок.

У Им в голове не укладывалось, как Сонхва на этом отдыхе могла вообще думать о ней и о её личной жизни (Ханыль бы вообще ни о ком не вспоминала), которая «увядает». Любила же Чхве подобные словечки, чтобы потом у неё был повод подкинуть какую-нибудь безумную идейку. Что-то вроде: «А попробуйте пожить вместе какое-то время!». Сначала такие фантазии привлекают Ханыль своей необычностью, но потом всё резко перечёркивают возможные последствия. Извечное «а вдруг, а вдруг», по мнению подруги, уже наскучило Минхёну — парню Им, и плохо влияет на развитие их отношений.

Как только голова заныла от потока мыслей о Хване, то в уборную зашли несколько молодых девушек — стажёры, которые недавно закончили университет. Они вежливо поприветствовали старшую коллегу и продолжили разговор о своём. Им в последний раз проверила телефон на наличие уведомлений и, когда ничего нового не получила, вернулась в кабинет. На своём месте уже сидел помощник Он, что работает здесь два года, и новый прокурор, которого перевели сюда месяца три назад.

Помощник Он — высокий и худощавый мужчина, старше девушку на два года. Недавно только отпраздновал своё тридцатилетие, на котором хорошенько так напился, что ни в одном глазу не удивительно. Его карьерный рост идёт в гору — скоро его переведут в отдел по тяжким преступлениям на шестой этаж. Там он будет сидеть в кабинете с другими высокопоставленными прокурорами и помощниками, а в соседнем кабинете — генеральный прокурор. Поэтому Ханыль только поджимает губы от недовольства, но и одновременно с этим — несметно радуется.

Там больше ответственности и работы; начальники требовательнее и злее из-за постоянного стресса. А ещё до официального перевода на эту вакансию, они проверяют всю твою биографию от и до. Копаются в самом грязном нижнем белье, чтобы выявить даже малейшее нарушение. Если у тебя нет денег, конечно же. Поэтому Ханыль предпочитает сидеть тихо и не высовываться, потому что знает — ей есть, что скрывать.

Прокурор Ли — новенький в государственной прокуратуре, невысокого роста, может, как сама Им, с резкими чертами лица, тонкими губами и большими щенячьими глазами, которому летом исполнилось двадцать пять лет. Он также не выделялся среди парней в отделе, в котором работала Ханыль, развитой мускулатурой или теми же широкими плечами. Он был худощавым, точно таким же, как Сону, только пошустрее и поупрямее, чем помощник.

Иногда Ханыль не понимала, как такого парня вообще занесло в прокуратуру. Руки у него были человека творческого, с креативным складом ума, необычным подходом к решению проблем. Но сейчас он здесь загружает Ханыль всей возможной мелочной работой, которую отбирает у полицейских, чтобы у него закрытых дел было куда больше, чем у прокурора Мун с соседнего кабинета.

Когда он ушёл на обед с другими старшими коллегами из отделения, то Сону тут же прилип к девушке, приглашая на совместный обед.

— Извини, у меня уже назначена встреча с другим человеком, — даже если бы Ханыль и пришлось обедать в гордом одиночестве, то это куда лучше шумной компании Сону. Этот парень не понравился ей сразу — было в его лице что-то такое, что не вселяло в него доверия.

Тонкие губы, вечно растянутые в глупой улыбке; маленькие глаза, которые он часто подкрашивает чёрным карандашом, чтобы сделать эффект того, что они больше, чем всем кажется; эти его родинки, про которые он постоянно рассказывает — Ханыль не видит в них ничего особенного; но самое раздражающее в этом парне Им обнаружила, как только он открыл свой рот при первом знакомстве — его редкая фамилия Он. «Он, а не Гон. Он, а не Хон. Он, а не Ун». И он и вправду считал, что это забавно. Новенькие работницы офиса смущённо хихикали с его старомодных шуток, пытаясь привлечь его внимание.

Нет, Ханыль считала Сону симпатичным, можно сказать даже очень красивым, но он был не совсем в её вкусе и слишком болтливым. Может, поэтому-то первое впечатление было тут же испорчено. Прибавить к этому ещё его каждодневное издевательство над ней.

Им думает, что это не для того, чтобы её унизить. Наоборот, девушка считала парня слишком добрым. И его девушка далеко не ушла. Такая же шумная и надоедливая. Но Им признаётся, что его девушка куда красивее неё самой.

— У тебя есть парень, Ханыль? — на его лице расцвела дьявольская ухмылка.

Ханыль хотела отшутиться, но потом вспомнила, что ей советовала Сонхва: «Не стоит вести себя с ним так, словно вы друзья. Сохраняй дистанцию». Поэтому девушка неловко посмеялась и отрицательно помотала головой.

Сама Ханыль, к слову, работает здесь уже год. И продвинулась куда дальше по лестнице, когда здесь был другой прокурор, но, к сожалению, он ушёл в другую контору.

— Слухи ходили, что твой парень кто-то с нижнего этажа. Если так, то, Господи, я разочарован в твоём вкусе! Сегодня же бросай его, я познакомлю тебя с одним моим хорошим другом. Он как раз сейчас свободен и собирается пообедать со мной, — Ханыль вздохнула и продолжала утвердительно кивать, только чтобы задобрить старшего коллегу. — Не хочешь присоединиться? — они остановились на светофоре, так как загорелся красный сигнал.

Ханыль разглядела на другой стороне дороги знакомую машину и мысленно поблагодарила Бога.

— Ты своего друга со всеми свободными и не свободными девушками хочешь познакомить. Что же в нём такого особенного, раз ты так печёшься об этом? — Ханыль было всё равно, кто его друг и почему Сону вообще превратился в сватью, но почему бы и не узнать? Такая информация никогда не будет лишней.

— Вы с ним кое в чём похожи. Тебе он точно понравится! — уверял Сону, пока они переходили дорогу.

Ханыль попрощалась с коллегой, пообещав подумать над его предложением, и Он ушёл довольный в другую сторону.

*

Спустя пару дней после этого разговора Сону так и не поднимал эту тему снова, что безумно радовало. В этот день Он отпросился у начальства и ушёл пораньше, поэтому Ханыль пришлось разбирать и его бумаги тоже, чтобы успеть уложиться точно в срок.

Зато вечером её очень обрадовала новость о том, что одна из подруг, наконец, выбралась из родительского дома и была готова развлекаться.

На календаре было отмечено пятое сентября, а телефон разрывался от приходящих сообщений с поздравлениями. На всех Ханыль охотно отвечала и задавала встречные вопросы, но искренне надеялась, что одно из них будет от родителей.

К вечеру так ничего не пришло, однако настроение девушка себе этими мыслями решила не портить. Ей и не стоило тревожить себя надеждами о том, что мать вспомнит о ней, или отец отвлечется от новой жизни.

Зато из-за брата было обидно — неужели он не нашёл и минуты, чтобы оторваться от работы и написать ей? В этой Канаде его совсем загрузили обязанностями. Ханыль даже не помнит, когда они в последний раз виделись. На его юбилее по случаю исполнения тридцати лет? Которое было лет шесть назад.

— С днём рождения! — Джинхо тянет на себя дверь и толкает подругу внутрь уличной забегаловки, где, по её мнению, лучшее жареное мясо в округе. Но на самом деле Пак часто гуляла в этом районе, потому что он дальше всех от родительского дома. Да и им не приспичит искать её здесь.

Джинхо, как и Сонхва, подруга Ханыль ещё с университета. Когда они только познакомились, Им также понятия не имела, как такую взбалмошную девчонку, с очень лёгким характером и таким большим добрым сердцем занесло на юридический факультет. Ей бы где-нибудь сидеть на журналистике или веб-дизайне. Но потом Им даже не верилось, что ей досталась такая мать-тиран, которая каждые выходные устраивает ужин со знакомыми, где знакомит свою дочь с парнями. Лишь бы та поскорее вышла замуж.

Пак долго пыталась достучаться до матери, что замужество за первого попавшегося — не самый правильный выход. И эти семейные ссоры так уже достали девушку, что после окончания университета она стала чаще зависать во всевозможных клубах и напиваться, чтобы на утро вообще ничего не помнить.

Джинхо очень и очень красивая — шёлковые густые волосы, выразительные тёмные глаза с естественным двойным веком, высокая, стройная фигура и длинные ноги, лёгкая походка. Ханыль уверена, что в неё влюбились бы все парни Сеула, не будь Пак из семьи верховного судьи. К ней не подойдёшь просто так на улице и не предложишь сбежать куда-нибудь вместе.

Сонхва вовремя научила её видеть в ухаживаниях парней скрытый смысл, а если такового не было — то дать ему шанс. Вот только все эти шансы пресекались под корень матерью.

Ещё Джинхо любила выпивать с подругами, сидеть с ними допоздна в каком-нибудь ресторане или баре, чтобы потом переночевать у них.

По крайней мере это место, куда пришли Ханыль с Джинхо на этот раз, всегда лучше прошлого подарка, когда она потащила подруг в ночной клуб, а потом они оттуда ушли — пьяные, злые и без денег. Или, когда она решила устроить вечеринку для девчонок снова же на день рождения Им, превратила двухэтажный домик в парк развлечений. Залезть можно было только через окно, потому что пластиковые разноцветные шары заблокировали входную дверь.

— Господи, двадцать восемь лет не что попало, поэтому сегодня мы должны пить больше, чем обычно! — Ханыль упрямилась и хныкала, когда речь заходила про распитие алкоголя в общественном месте, потому что пьяной она не совладала с собой.

Тело и разум прощаются друг с другом и действуют в разлад, а потом утром с похмелья напоминают о себе через головную боль.

— Ты так говоришь на каждое моё день рождения. Джинхо, может, лучше у меня? — Им до последнего пыталась остановить подругу, но уйти назад уже нельзя было. Они сидели за столиком напротив друг друга, и Пак уже сделала заказ, так что всё — придётся пить.

Ханыль никогда не была против алкоголя, но ведь правда… Потом проблем не сосчитаешь, если она выходит пьяная за пределы своего дома. Тем более забегаловка в том же районе, где и работает девушка. Не дай ведь Бог встретить кого-нибудь из коллег.

Только отогнав от себя эти мысли, пожилая женщина принесла на подносе две тарелки сырого мяса и несколько бутылок пива. Стекло звенит друг о друга, и в этом шуме утопают незатейливые разговоры людей рядом с ними и непонятные крики, которые становились всё ближе и ближе.

Девушка, наконец, окликается на своё имя.

— Им Ханыль!

Ханыль пугливо поворачивает голову и видит парня с офиса — Он Сону. Иногда (в голове она чётко видит «всегда») он может быть ещё больше надоедливым, когда пьяный. Вытворяет такую чушь, что даже пить в его компании совсем не хочется.

Помнится, когда ходили выпить всем офисом после успешного окончания проекта, Сону напился и пытался повести всех в караоке за свой счёт, но перед этим решил, так сказать, выступить перед людьми и показать свой талант в пении. Каким-то образом он залез на стол, раскидав тарелки в разные стороны, и начал кричать. Тогда коллеги успели спустить его, и только он сел на стул, то сразу же уснул.

Все тут же разбежались, а Им, как самой младшей, пришлось заплатить и убедиться, что парень доберётся в безопасности домой. Одна головная боль.

— Ох, помощник Он, добрый вечер! — она встала и поклонилась в знак приветствия, тогда парень дружелюбно похлопал её по плечу и усадил обратно на стул.

— К чёрту формальности, мы же не на работе. Вы же не против, если мы присоединимся? — поинтересовался Он и девушки взглянули на подошедшего парня.

Друг Сону слегка усмехнулся и сел рядом с Джинхо, и Им заметила, как блеснули глаза подруги недобрым огоньком. Она то и дело поглядывала на него и громко вздыхала, жалостливо смотря на Им.

Следовательно, Сону не оставалось другого места, кроме как рядом с Ханыль, поэтому он довольный плюхнулся на стул.

— Конечно, не против.

Ей ни в коем случае нельзя отказывать в компании старшему, поэтому она молча сглотнула возмущение и отодвинулась от коллеги. Было уже поздно, поэтому и народу приходило всё больше и больше, становилось душно и шумно, а пиво давно заменили кое-чем покрепче.

Им взглянула на запотевшее окно и потянулась ладонью к ручке, крепко обхватив её руками. Как только оно было открыто, девушке вскружил голову свежий глоток воздуха больше, чем алкоголь. Джинхо уже вовсю повисла на незнакомом парне, на что он отвечал ей вежливой улыбкой и уклончивыми ответами.

Виновница празднования опустошила очередную рюмку, продолжая бесстыже вливать в себя алкоголь, пока Пак распиналась в своём новом рассказе о своей бесстыжей двоюродной сестре.

Ханыль точно знала, что пожалеет об этом завтра, но уже не могла остановиться. Подруга Им очень вовремя очнулась от своего сладкого сна и подняла бутылку с пивом в воздух.

— С днём рождения! С днём рождения! — Пак начала громко петь и встала со стула, протягивая имениннице пиво. Опираясь о шаткий стол одной рукой, Джинхо настойчиво продолжала тыкать полной бутылкой в лицо Им.

Сону сначала потупил взгляд на вставшую девушку, а потом начал подпевать и хлопать в ладони, словно они здесь одни. Им, будучи ещё немного в состоянии держать себя в руках, стыдливо отводила глаза и прятала лицо волосами, когда ловила взглядом чужие возмущённые лица.

Она схватила бутылку из рук подруги и отпила из горлышка, со стуком поставив её обратно на стол. Джинхо радостно хлопнула глазами и села обратно, заводя разговор про подругу — Сонхву, которая слишком засиделась на Бали.

Рассказывать ей в принципе нечего, но с каждой последующей стопкой Ханыль не могла уследить за речью подруги и уже ощущала, как у самой развязывается язык. Сначала на её лице заиграла довольная улыбка и нелепые вопросы вроде: «Почему Соын не здесь? Где все остальные? Сону, а девушка твоя где?».

Он усмехнулся, покачав головой и успешно проигнорировав вставший вопрос. Им с трудом достала телефон из своей сумки и разблокировала экран.

В контактах девушка отыскала расплывающееся перед глазами имя и нажала на вызов, поднося трубку к уху. И от него тоже она не получила сегодня поздравления с днём рождения. Она ведь имеет право возмущаться, верно? Вызываемый абонент сначала был недоступен, а после три раза сбрасывал входящие звонки. И девушку это не на шутку разозлило. Она яростно стукнула по столу ладонью, но потом прижала к своей груди и стала хныкать.

— Почему он никогда не берёт трубку, Джинхо? — будучи пьяной, Им канючила словно маленький ребёнок, и по утру эти воспоминания так раздражали.

— Будто если я вмешаюсь, что-нибудь изменится, — нервно бросила подруга и потянулась за листом салата.

Ханыль снисходительно промолчала на маленькую грубость подруги и, наконец, решилась взглянуть на молчаливого гостя, который по своему виду не внушал особо доверия.

Первое впечатление создалось сквозь дымку тумана прошлого, потому что Им пыталась забыться в настоящем и не акцентировать внимание на мелочах. Такие как синий бомбер поверх белой безразмерной футболки, болтающийся ключ от машины в руках, проколотое ухо и висевшей на нём крест — вполне обычный наряд любого парня. Куда ни глянь, везде они — модные куртки, кроссовки зимой и серёжки.

Это всё так сильно вернуло её на несколько лет назад, где ошибки она совершала одну за другой. И сейчас расплачивается за них периодическими кошмарами и встревоженным состоянием.

Но от осознания этой мысли не становится лучше, поэтому Ханыль встряхивает головой, пытаясь отогнать плохие воспоминания со времён старшей школы.

Парень, сидящий рядом с Джинхо, был одинакового роста с Сону, но его широкие плечи, крепкие руки, большие ладони и в принципе даже его походка выдавали в нём парня, который часто проводит свободное время в спортивном зале. У него тёмные волосы, на кончиках тёмно-каштанового оттенка — видимо, у него они были высветлены, но недавно он подстригся, избавляясь от последних сантиметров светлых волос.

У него глаза узкие и миндалевидные, с одинарным веком. И его взгляд пронзительный, с каплей доброты в ней. Ханыль осмелилась предположить, что у него в жизни что-то случилось, раз его взгляд иногда становится тяжёлым. Но в присутствии знакомого человека, Им уверена, Даниэль ведёт себя раскрепощенно, поэтому она думает, что он такой всегда.

Открытый и готовый помочь всем вокруг, просто этот внимательный и встревоженный взгляд сбивает с толку.

Что, если он совсем другой, нежели сейчас представила его Им?

Вдруг у него такое же доброе сердце, как у Джинхо, но определённые обстоятельства заставляют его быть иногда настороже.

Парень не был красивым, как, например, Сону или Минхён, но было в нём что-то привлекательное и… Мужественное, наверное. Какая-то другая красота — нестандартная. Он харизматичный, достаточно в себе уверенный, умеет преподнести себя перед незнакомыми людьми, но предпочитает отмалчиваться.

Походка у него расслабленная, немного вразвалочку. Ладони большие, на пальцах мозоли, но аккуратный маникюр — подстриженные под корень ногти, без заусенцев и сухой кожи, чистая пластина ногтей, как и под ними. Длинные тонкие пальцы, на указательном правой руки широкое кольцо с непонятной гравировкой. Ханыль с трудом различила греческий алфавит.

Но Ханыль успела заметить, что улыбка у него, действительно, красивая. Наверное, это одна из самых привлекательных его черт во внешности.

Даже те самые незаметные родинки на лице не придают такого особенного шарма. Только улыбка — яркая, искренняя, широкая. Смотря на неё, у самой губы автоматически растягиваются в ответной улыбке.

Один давний друг из прошлого часто говорил Ханыль, что улыбка может быть единственной чертой человека, по которой можно узнать — врёт ли он. Её можно подделать, но это сразу бросается в глаза.

Он также говорил, что люди с красивыми улыбками самые счастливые, потому что они имеют такой талант — вселять доверие и счастье в чужие сердца.

Похоже, он не ошибся. Потому что его улыбка и вправду поднимает настроение Им.

— Чего молчишь, Даниэль? — Сону щёлкнул пальцами перед лицом друга.

— Это «семья» на греческом. Я заметил, что Вы смотрели на мое кольцо.

Джинхо восхищённо вздохнула и продолжала любоваться парнем, а Им только кивнула чисто для себя, ведь так стало намного комфортнее. Хотя бы имя его знать — уже хоть какой-то сдвиг с первоначальной фазы.

Она одними губами повторила за коллегой, и отчего-то улыбнулась. То ли от того, что его имя было иностранным и потому необычным, то ли от того, что ей очень понравилось его произносить.

— Не знаю, что и сказать, поэтому молчу. А ещё жду тебя, чтобы подвезти до дома, — парень подмигнул другу и пригубил бутылку с пивом, видимо, только для вида, потому что Он не сводил с него взгляда.

Когда Сону повернулся к Им, то Даниэль с довольной улыбкой взял в руки стакан с соком.

Телефон зазвонил, рингтон раздался еле слышно, но Им быстро схватила его и поднесла к уху. Радостно кивнув пару раз, девушка соскочила со стула и поспешила удалиться к кассе, чтобы расплатиться за ужин и увести подругу с собой. Но не тут-то было, ведь ни Им, ни Пак уже не в состоянии адекватно размышлять и трезво оценить ситуацию, автобусы давно уже не ходят, а такси не видать.

Интересно, куда они все пропадают, когда нужны в такой момент? Не забирать же Джинхо к парню в квартиру — он не пустит и выгонит обеих, а к родителям Пак строго-настрого запрещено. Перед отцом Им тоже лучше не появляться. Неужели, придётся запереться в своём доме вместе с ней и сорвать долгожданную встречу с Минхёном?

— Я поеду с ним и только с ним! — Пак бессовестно вцепилась в кофту Даниэля и облокотилась на него. От неожиданности даже парень поперхнулся и еле удержался на ногах.

— Пожалуйста, Джинхо, не говори ерунду! Пошли! Минхён подвезёт нас до дома, переночуешь у меня.

Ханыль схватила подругу за воротник пиджака и с силой потянула на себя, но она совсем не ожидала сопротивления c её стороны, поэтому по инерции Им споткнулась и навалилась всем весом тела на них. У неё перед глазами всё кружится, она не может сфокусировать свой взгляд даже на руках, но ответственность за подругу остро встаёт на первое место.

Сону стоит неподалёку и разговаривает по телефону, видимо, с девушкой, потому что временами проскальзывает «малышка».

Им собрала все свои силы, встала с земли и слегка пошатнулась, но устояла на ногах, пока Джинхо встала на четвереньки и стала ползать из стороны в сторону, повторяя одно и тоже: «Я не хочу домой, хочу замуж за нормального». «Такими темпами все адекватные женихи сбегут от тебя» — строго отвечала подруга и дожидалась Хвана, выглядывая знакомую машину на дороге.

Когда Пак обхватила руками ногу девушки и расплакалась, то Ханыль ощутила себя так, словно её желудок сейчас вывернется наизнанку. Она плотно сжала губы и огляделась — нигде даже куста нет или мусорного ведра, только голые тротуары и припаркованные машины вдоль дороги.

— Может, вам помочь? Подвезти нужно? — Им сначала не поняла, кто с ней разговаривает, а потом развернулась и увидела того самого друга своего коллеги. У него на руках чёрные кожаные перчатки, он держит шлем и изредка поглядывает вниз на Пак.

У Им в горле пересохло, потому что в голове проносится образ чёрного мотоцикла и восседающего на нём бывшего парня, который с неким презрением смотрит на неё.

Девушка уклончиво качает головой и наклоняется, чтобы поднять подругу с земли. Тело бросило в дрожь, и как бы она не пыталась контролировать себя, алкоголь даёт о себе знать. И губы Им дрожат, потому что истерика медленно подступает к горлу.

Где же там носит Минхёна-то?

Крепкие руки парня обвили талию беспомощно валяющейся на земле Пак и приподняли в воздух. Когда Джинхо уже стояла на ногах, то он всё равно аккуратно придерживал её, потому что девушка шаталась из стороны в сторону.

Синий Maserati подъехал к молодым людям и резко остановился. Оттуда выскочил молодой парень, раздражённый и уставший, и подошёл к Ханыль. Его спина была напряжена, а ладони крепко держали Им за запястье, отчего она изредка хныкала.

Хван всем своим видом выказывал недовольство от сложившейся ситуации. Возможно, ему даже стыдно за свою девушку и её подругу. Но Минхён сохранял тактичность по отношению к новым, хоть и неприятным знакомым.

Даниэль слегка нахмурился, когда он отдёрнул Им к себе и спрятал за собой, и после пяти минут бессмысленного ожидания приказал идти к машине. Но потом успокоился, потому что он не глупый, и догадаться хватит всего пару секунд, что это и есть тот долгожданный парень именинницы.

Хван Минхён сквозь зубы поблагодарил за помощь и поджал губы. Усадив Джинхо на заднее сидение и пристегнув её ремнём безопасности, парень быстро сел на водительское место и завёл мотор.

Хван был зол, ужасно зол.

Но по-прежнему покорял девушку своей красотой, поэтому Им сначала любовалась тем, как он вёл машину в полной тишине, изредка играя желваками. Минхён был немного выше Даниэля и Сону, у него было крепкое телосложение. Им всегда нравилась его идеальная мужская фигура, длинные ноги, выраженные веточки вен на руках и, несомненно, его шея.

И Ханыль нравился его кадык. Всё в парне было идеальным, начиная от внешности и заканчивая квартирой, в которой также царил абсолютный порядок.

Минхён статный, гордый молодой человек, которому недавно исполнилось тридцать три года. Хван был востребованным специалистом в своих кругах — адвокат, на чьём счету лишь три проигрыша в начале карьеры.

Сейчас его волосы были слегка растрёпаны, сам он запыхавшийся и явно замотавшийся на работе. И только бы это было правдой.

Они познакомились в университете. Им только поступила, как по чистой случайности познакомилась с парнем в университетском кафе. Парень заканчивал четвёртый курс после того, как взял академический год. А после решил поступать на магистратуру в это же учебное заведение.

Ханыль скудно молчала, потому что ей было нечего ему сказать. Минхён не любил, когда девушка звонила ему пьяная, потому что приходилось снова терпеть все её пьяные выходки. Подруг Им тоже приходилось выносить пьяных и довозить до дома.

И это хорошо будет, если они не заблюют салон. Даже если Им и станет оправдываться, то пареньпропустит всё мимо ушей и будет ещё сильнее сжимать руль в ладонях.

Когда она посмотрела в боковое зеркало, то увидела, как тот самый парень, Даниэль, надел шлем и подошёл к синему массивному мотоциклу.

Девушка не ошиблась. Всё-таки мотоцикл. Всё-таки похожие серёжки-крестики.

Им попала в прострацию, где не слышен гул мотора, ворчание Минхёна и болезненные стоны Джинхо.

Им вернулась в свои семнадцать, когда ехала по этим улицам поздно ночью на мотоцикле, проезжая недавно возведённые высотные здания; её парень (не совсем) огибал машины и подрезал их, нёсся с сумасшедшей скоростью; свежий ветер забирался под одежду, развевал волосы, торчащие из-под шлема, и уносил разум девушки за пределы доступного. Мчась на чёрном мотоцикле, Ханыль чувствовала прилив сил, который бушевал внутри.

Всё так незаметно и быстро поменялось — сама Ханыль, её окружение вокруг и, что самое главное, сам город. Сеул словно переродился за эти одиннадцать лет, которые она провела, как теперь ей кажется, в вечных бегах от проблем и в тщетных попытках ухватиться за стабильность.

Что ни день, то сюрприз. Каждое утро Им надеется, что всё пройдёт спокойно, но судьба словно и не хочет слышать сигнала «стоп», поэтому подкидывает ей подарки, раз за разом глубже задевая чувства девушки.

У неё сейчас кончики пальцев колит, потому что кожа до сих пор помнит, с какой силой она сжимала его куртку, и ширинка от неё больно колола ладони; как она прижималась к нему всем телом и разделяла тепло его тела на двоих; как у неё тогда горели глаза; как адреналин бил по голове и сводил с ума.

У Им в двадцать восемь до сих пор сердце летает от воспоминаний той поездки и разбивается также удачно.

— Что это за парень был? — Ханыль резко очнулась и посмотрела на Минхёна. Она зажмурила глаза и пыталась сосредоточиться на сегодняшнем вечере.

— Даниэль, друг моего коллеги, — словно читая анализ или какую-нибудь характеристику, сухо пробубнила в ответ на провокационный вопрос Хвана.

— Друг? — он припарковал машину у ворот дома девушки, но никто из них не спешил прощаться. Они оба прекрасно знали, что стоит обсудить это, чтобы данный вопрос не превратился в крупный конфликт.

— Не нужно быть очень умным, чтобы понять это, — алкоголь щекочет нервные окончания девушки, и она вот-вот взорвётся.

— Так вот как ты проводишь время, когда я занят на работе, — саркастично усмехнулся Хван и опрокинул голову на спинку сидения.

Он медленно опустил веки и сомкнул руки в замок на своих коленях. Хотелось бы Им сейчас узнать, что случится, если она скажет определённые вещи, если озвучит вслух все свои подозрения, если обвинит в измене. Но девушка решает не раздувать из мухи слона, поэтому говорит тихо и спокойно. У неё и доказательств, как таковых, нет. Вдруг, все её подозрения беспочвенны и не несут в себе никакого смысла.

Ханыль вообще не понимает, когда Минхён вообще стал волноваться об этом. Он ведь никогда не доставал её расспросами о том, где она, с кем и когда будет уже дома.

— Я вроде молчу, когда ты отменяешь наши заранее запланированные встречи из-за работы или личных проблем. Ничего тебе не говорю и не упрекаю, поэтому не нужно сейчас в меня тыкать пальцем и обвинять в чём-то, словно мне пятнадцать лет, — под конец вспылила Им.

Случись этот разговор на трезвую голову, то девушка бы просто извинилась и быстро придумала оправдание, но сейчас она выносит всю копившуюся обиду наружу, чтобы хоть немного пристыдить Минхёна. Но его лицо не трогает ни единая эмоция, он остаётся непоколебимым и в этой ситуации, когда их отношения могут оказаться на грани.

Джинхо открывает дверь и вываливается на улицу, пробормотав, что она совсем не в духе выслушивать любовные разборки. Ханыль протягивает ей ключ и подруга скрывается за воротами, оставляя их вновь наедине с возникшей проблемой. Им очень надеется, что подруга не упадёт перед порогом.

Напряжение стальное, хоть ножом размахивай в воздухе. Мотор гудит, фары проезжающих мимо машин слепят глаза, но Им слишком пьяная и уставшая, чтобы продолжать ссориться. Поэтому она готова уже сдаться.

Всё равно эта тема когда-нибудь снова поднимется, но лучше это всё произойдёт в трезвом уме. Хван чувствует состояние девушки и понимает всё без слов. Минхён пересиливает себя и понимает, что этот разговор ни к чему сейчас не приведёт. Ханыль права — он не имеет права ей указывать и упрекать в таких вещах, как посиделки с друзьями.

Он мягко целует её в щёку и желает спокойной ночи, и Им выходит из машины. Пару лет назад это так заставляло сердце трепетать, что колени дрожали. Она хотела смеяться и танцевать от счастья, но сейчас только смиренно принимает ласку и уходит. Девушка даже не знает, что ответить ему. Но абсолютно точно знает, что искренне благодарна Минхёну за то понимание, которое он проявляет.

Он до сих пор заботится о ней. Нужно ведь ещё «спасибо» ему сказать, что Хван приехал и забрал их оттуда, доставив до дома Им в целости и безопасности.

Всё со временем меняется, и Им понимает, что начинается двадцать девятый год жизни. В течение года может произойти что угодно, и она уже морально готовится к самому худшему.

По крайней мере к тому, что завтра придётся идти на работу, а там и похмелье, и начальство, и Сону, как ни в чём не бывало. А с утра пораньше начнёт эту эстафету Джинхо с криками о том, что ей не стыдно за произошедшее. И что она с удовольствием встретится с тем парнем на синем мотоцикле снова.

А Ханыль с удовольствием забудет всё это. И понадеется, что сеульский ночной ветер перестанет гудеть в ушах, а воспоминания одиннадцатилетней давности испарятся.

========== 2 ==========

Прокурор Ли пришёл раньше обычного, поэтому был недоволен, когда Он торопливо забежал в кабинет и сел на своё место с опозданием в десять минут. Хоть он и был здесь новеньким, да и прокурором работает не так уж и долго, но уже успел самостоятельно надеть на себя невидимую корону и расхаживать по отделу с важным видом. С таким же настроем он поручал своим помощникам в лице Сону и Ханыль всё больше работы, а сам разбирался с более серьёзными преступлениями.

То есть, если прояснить картину, Он с Им день за днём разбирают мелкие дебоширства, хулиганства подростков и пьяные драки в клубах; кражи домохозяек и самоубийства.

Ничего серьёзного — всё заканчивается только выписками штрафа и предупреждениями, направлениями к психологу, а потом записываются в ежедневные отчёты и относятся генеральному прокурору в кабинет на проверку.

Только Ханыль всё никак не могла понять раньше, какого чёрта подобную работу выполняют они, а не работники ближайшего участка полиции. На эти вопросы Ли не отвечал и только хмурил брови.

Прокурор Ли — Ханыль не смогла запомнить его имени — в одиночку разбирал более интересные дела. Последнее громкое дело, которое поступило к ним в отдел относительно недавно, связано с наркобизнесом. Им не была довольна таким раскладом дел, потому что с подобным у неё уже было кое-что связано в прошлом, но отлынивать от работы ни в коем случае нельзя.

Прокурор не может закрыть это дело уже две недели, спихивая всё на то, что оно слишком запутанное и нужно больше времени, чтобы допросить трёх подозреваемых снова. Ещё через пару дней — Ханыль уверена — его вызовут в кабинет к директору, там он получит выговор и будет вынужден попросить помощи. А пока этого не случилось Им с удовольствием разбирается с подростками и пытается договориться с полицейским участком.

Сегодня прилетает, наконец, Чхве со своего отпуска, и это значит, что Ханыль придётся выполнять роль очень хорошей и слушающей подруги. Раз это Сонхва, то без происшествий обойтись нельзя было, поэтому и про различные выходки и ссоры с парнем разговор обеспечен.

Когда наступило время обеда, то прокурор тут же скрылся из кабинета. Сону вяло потянулся руками вверх и зевнул, а Ханыль пыталась дозвониться до Минхёна. Они до сих пор так нормально и не поговорили с того раза. Только минутные разговоры по телефону во время перерывов на работе и недолгие посиделки у Хвана в квартире за чашкой чая. Они оба избегали эту тему, потому что настроения на серьёзные разговоры не было от слова совсем.

После очередной проведённой вместе ночи Им не на шутку задумалась о том, чтобы прийти к нему на работу и просто сделать то, что советовала Сонхва, но всё не заходило дальше того, что Ханыль сбрасывала звонки и уходила на встречу с подругами.

Возможно, Чхве в каком-то плане и права — их отношения стали вялыми и скучными, совсем как у сорокалетней женатой пары, которым друг от друга ничего кроме денег и не нужно. Правильно, отношения без выгоды абсолютно бесполезны.

Им с Хваном какое-то время любили друг друга (как кажется девушке), а потом всё как-то быстро остыло. И связывали их только непонятные обязательства и… Ханыль не знает, что ещё. Наверное, им обоим просто удобны такие отношения, а на то, чтобы обзавестись новыми любовниками — нет времени. Плюс ко всему они оба привыкли друг к другу. А узнавать кого-то с нуля было слишком обременительно.

Наверное, это называется — привыкнуть к человеку.

Когда плевать на остальных людей и желания особо знакомиться с кем-то приравнивается к нулю, но внутри всё равно что-то непонятно гложет. После того разговора Минхён явно был холоден с девушкой, стараясь сводить их общение к минимуму. Неужели, настолько обиделся? Ханыль знает, что он бы не стал так поступать — он слишком взрослый для такой ерунды.

Да и он всегда считал, что ревность — отсутствие доверия. Им задумалась о том, что он слишком идеальный, когда проснулась рядом с ним и застала его мягко улыбающегося ей, пока он наблюдал за её сном. Минхён не был романтиком никогда, даже в самом начале их отношений, но было в нём что-то абсолютно неповторимое, что Ханыль бы не разглядела ни в одном парне. Что-то волшебное, невидимое и такое манящее — как когда-то было у Джинёна.

Им пробивало током от каждой мысли о старом знакомом. Она редко смотрела телевизор именно по этой причине — золотая молодежь мелькала в телеэкранах и новостных передачах слишком часто. Но Хван хоть и был похож на Бэ своим терпением и спокойствием, даже завидным пофигизмом, Минхён был особенным. Несмотря на их теперь уже разные интересы и разногласия, забыв об их ссорах и вечных недовольств друг к другу, Ханыль уверена в том, что парень однажды найдёт человека, ради которого захочет завоевать весь мир.

Ханыль догадывается, что это вовсе не она.

Девушка вышла из здания прокураторы и направлялась к ближайшему перекрёстку, чтобы подождать Минхёна, но подбежавший коллега перехватил девушку и перегородил ей путь.

— Сегодня ты тоже занята? — Ханыль хотела указать Сону на то, что он снова разговаривает неформально, но решила промолчать.

Он посмотрел на девушку и с мольбой в глазах упрашивал её пойти вместе с ним.

Минхёна не было в течение получаса, и на улице лило как из ведра. Настроение тут же стало паршивым. Ханыль сначала отнекивалась, пытаясь избежать его настойчивого взгляда, но потом, когда взглянула на небо и поняла, что дождь не собирается прекращаться, да и Хван, видимо, приезжать тоже не спешит, вынужденно согласилась.

Она могла бы пообедать и одна, но сейчас почему-то хотелось скрыться в толпе и забыться, но не оставаться наедине с собой. Мысли сожрут её. Собираясь позвонить парню, Им решила, что сделает это потом, только не под проливным дождём.

Они недолго шли в направлении кафе под одним зонтиком, как и в день рождения Ханыль, и она немного насторожилась. Сону, по-видимому, ходит в одно и то же место каждый день. Ему не надоедает? Как только они подошли к другому (что не могло не радовать) небольшому заведению, то Им случайно обратила внимание на синий мотоцикл, от которого отражались лучи солнца.

Она покривила губы и зашла внутрь за своим коллегой, решая не брать во внимание то, что кафе оказалось слишком экстравагантным для двух офисных работников. Это больше похоже на маленькую кофейню, где тусуются школьники и студенты, прогуливая здесь уроки или, наоборот, готовясь к важным экзаменам.

— Я заплачу, так что не стесняйся и выбирай, чего душа пожелает, — Сону мягко улыбнулся и уткнулся в телефон.

Ханыль опустила глаза и внимательно изучала меню, но из головы не выходила мысль, что это всё случилось не просто так. Возможно, это снова её навязчивые мысли из-за мотоцикла, но кто знает, кого она может здесь встретить. Будь это хоть её бывшие однокурсницы, её подруги или бывший ненавистный парень, который любит флиртовать с девушками помладше. А это место идеально для такого, ведь студенток здесь очень много.

Как бы Им не забивала себе голову бесполезной ерундой, отметить то, что здесь очень уютно, она не могла. В помещении играла спокойная музыка, был приглушён свет и непринуждённо расхаживали официанты, которые отличаются от посетителей только именной маленькой табличкой на свободной от формы одежде.

Столы круглые и относительно маленькие для крупной компании друзей, что странно — Ханыль ведь уверена, что сюда приходят подростки все вместе, человек так из пяти точно. В свои студенческие годы Им редко выходила гулять или обедать в кафе, предпочитая этим заведениям столовую в университете. Тогда и не было такого обилия различных заведений.

Зато сейчас есть практически всё, что пожелаешь. Даже кафе с тематикой из популярного фильма «Гарри Поттер». Можешь надеть мантию, выбрать любимый факультет, взять в аренду деревянную палочку и воображать, что в этом кафе, оборудованным в точности как в фильме, ты — истинный волшебник.

Даже декорация в виде той говорящей шляпы присутствует. Ханыль была там вместе с Джинхо и её младшим братом, который перешёл в старшую школу.

Немного непривычно видеть то, что у работников свободная одежда и никакого дресс-кода, но засчитать это как минус нельзя. Это создаёт приятную атмосферу, и Ханыль понемногу погрузилась в университетские годы.

Заводить разговор с Сону сначала было немного тяжело, но потом становилось легче. И когда Он начал аккуратно рассказывать про возникшую крайне забавную проблему с девушкой, то к их столику подошёл Минхён.

Ханыль удивлённо раскрыла глаза и встала со стула, но Хван надавил ей на плечо своей ладонью, чтобы она села обратно, а сам устроился рядом. Он Сону поклонился и вопросительно взглянул на коллегу, но Им только покачала головой, пытаясь губами сказать, что объяснит всё потом. Девушка не понимала, почему вдруг должна оправдываться перед ним, но всё уже случилось.

— Скорее всего, Вы коллега Ханыль, верно? Хон… Сону, — Ханыль взяла стакан с ананасовым соком в руки и нервно отпила из него. Минхён сразу узнал его, вообразив тот автопортрет по рассказам девушки.

— Вообще-то… Он, а не Хон. А Вы? — Минхён недовольно вздохнул, когда Сону растеряно повёл бровью и теребил кончик галстука. Хван позвал официанта и заказал себе чашку капучино, наслаждаясь воцарившейся неловкостью.

— Парень Ханыль. Она про меня ничего не рассказывала? — Минхён поправил воротничок пиджака, а потом и вовсе снял его.

Коллега девушки прокашлялся и натянул свою фирменную улыбку, чтобы попытаться сдружиться. Но Ханыль сейчас думала совсем не о том, чтобы они оба стали хорошими знакомыми, а о том, что она хочет сбежать отсюда.

Завалить себя работой и не спать по ночам, чтобы голова болела от обильного количества поступившей информации. И чтобы проблемой был старший офицер полиции, который не даёт разрешение на выдачу показаний, а не вот это вот всё.

— Так всё-таки слухи о том, что у помощника Им есть парень — правда, — Он усмехнулся и продолжил разговор, на что Минхён кивал и иногда отвечал парню.

В чём-то Им и Хван были похожи — хотя бы в том, что Сону их начал раздражать с самого начала знакомства.

Ханыль сейчас было стыдно, и совесть, словно знала, что так всё и случится, только посмеивалась над девушкой. Её щеки горели румянцем, кончики пальцев поледенели, а дышать сейчас будто и вовсе запрещено, потому что ей кажется, что даже в этом она провинилась перед парнем.

Дисплей её телефона резко загорелся, и она моментально схватила его и встала изо стола. Она выскочила из помещения и нажала на «принять вызов». Шум капель, что барабанили по козырьку, мешал расслышать слова, но Им поняла ещё по имени, что это была Джинхо.

Пак начала извечную тираду о том, что её родители как-то прознали про тот поход в забегаловку и про то, как она напилась. Они заперли её в комнате и запретили теперь выходить, и Джинхо разозлилась, потому что она уже взрослая и имеет право жить так, как ей хочется.

А потом Пак неожиданно сказала о том, что мать нашла ей кандидата в мужья, но он был, по словам подруги, таким самодовольным и грубым, что Джинхо расплакалась во время встречи с его семьёй. Кажется, его зовут — Пак Чанёль. Им узнала его имя, потому что этот парень был популярной моделью в Корее, а ещё знакомым её друга — Ким Чонина.

Ханыль не помнит, как они познакомились с Чонином, но вроде это было тогда, когда они с отцом только переехали в центр Сеула. У Кима много знакомых и друзей в развлекательной сфере, поэтому со многими из них знакома и сама девушка. Чонин сам был страховым агентом, как и Сехун с Чанёлем — отпрыск богатых родителей. Пак — достойная кандидатура для Джинхо, вот только говорят, что характер его оставляет желать лучшего.

Ким — отличный друг, да и парень, видимо, тоже, раз Соын в последний день встречи с подругой перед поездкой за границу была в таком восторге от него. Ханыль не может отрицать того, что он хороший и, возможно, один на миллион. Соын так с ним повезло, что у Им даже желания ей завидовать нет.

Промозглый сентябрьский ветер окутал Ханыль в свои лапы и забрался под тонкую рубашку, заставляя её вздрогнуть и кожу покрыться крупными мурашками. Её губы посинели, и она еле шевелила ими, но успокоить подругу нужно было. Как только Пак бросила трубку со словами: «Я перезвоню, кто-то идёт», из кафе сначала вышел Сону. Он по-дружески похлопал коллегу по плечу и раскрыл зонт.

— Увидимся на работе, — Он подмигнул девушке и ушёл вперёд.

Рука девушки дёрнулась вслед за парнем, но она не успела ухватиться за пиджак Она, поэтому прижала ладонь к своей груди. От каблуков ноги и так болели, а тут их и от холода немного ломит. Вообще странно, что такой холод наступает уже в начале сентября. Скорее всего, из-за повышенной влажности.

За Сону несколько минут спустя вышел Минхён, накинув на хрупкие плечи девушки её серое пальто. Ханыль виновато опустила голову и разозлилась на саму себя за то, что попала в такую ситуацию. Ей уже двадцать восемь лет, а контролировать себя так и не научилась. Она сейчас словно маленький провинившийся ребёнок, которого отчитывают разумные взрослые люди.

— Не хочешь ничего сказать мне? Или так и будешь молчать? — Им и вправду словно воды в рот набрала.

Она отрицательно покачала головой и отвернулась. Хван тяжело вздохнул и раскрыл зонт, дожидаясь пока Ханыль встанет поближе к нему. Минхён не был плохим, но и хорошим в понимании Ханыль тоже. Он просто делал вещи, которые и положено делать парням (по мнению девушки), когда вы состоите в отношениях.

Иногда такие простые вещи и мелочи приятно согревали в дни подобные этому — когда вязкий мороз заползал под кожу и подолгу сидел там, когда настроение становилось паршивым, когда ветер агрессивно стучал в окна. Временами Хван вообще казался незаинтересованным в этих отношениях.

Он часто не приходил на запланированные встречи, не отвечал на звонки и сообщения, ворчал по поводу несобранности и неаккуратности Им, временами указывал на её недостатки и несовершенства (совершенно не с корыстным замыслом). Словно как только он закончил университет, то резко повзрослел. А Ханыль, по его мнению, так и оставалась ребёнком в теле взрослой девушки.

Они молча сели в салон, и машина тронулась с места.

— Почему ты не позвонила и не предупредила меня? — Минхён задавал простые вопросы, на которые ей просто необходимо ответить, чтобы парень не злился или чтобы просто всё объяснить. Но Ханыль не могла подобрать достойных слов.

Может, для него и обычного «извини» будет достаточно? Что сможет сейчас убедить Минхёна в том, что он понял всё неправильно, если вообще подумал о том, что Ханыль не захотела провести с ним время? Парень ведь не решится бросить её сейчас?

Девушка не боится расставания с ним — она сама давно думала о том, что стоит отвлечься друг от друга. Отдохнуть, наверное — перерыв в отношениях, вот. Минхён, несомненно, хороший, но не для Им. Девушка понимает это, но в глубинках души ей так не хочется остаться одной.

Ханыль, признаться честно, безумно боится одиночества, потому что она, получается, никогда не была одна. Возле неё всегда кто-то был, её всегда оберегали и направляли на правильный путь, не позволяя упасть в грязь лицом или испортить своё будущее. У девушки всегда были такие люди рядом — отец, старый знакомый Джинён (вспоминать о котором не так уж и хочется), теперь Минхён. Девушка росла в душе с ощущением того, что всегда может на кого-то положиться. У неё, так сказать, всегда было «плечо» для поддержки.

Надёжная мужская опора, крепкая спина, за которой она так любила всегда прятаться. И если сейчас они с Минхёном расстанутся, то что у неё останется? Отец давно уже забыл о том, чтобы заботиться о своей единственной дочери. У него теперь другая любимая женщина, другие дети, другие заботы и проблемы, а вот давно повзрослевшая лишь на цифрах в паспорте Ханыль ему уже особо-то и не нужна.

Родители любят своих детей — абсолютно каждого, но, если им двадцать восемь, а они продолжают просить у них помощи и нуждаться в том, чтобы поплакаться, не очень это и выгодно. Хм, сомнительно. Отец не соглашается с такой ролью няньки, отмахиваясь тем, что у него полно других людей, которые в нём нуждаются.

Так что Ханыль была предоставлена самой себе после окончания университета, а там рядом с ней был Минхён — адекватный, взрослый и дающий это чувство безопасности и стабильности. Поэтому девушка не умеет быть одна.

— Не хочешь узнать, как я нашёл тебя? — Им в голове отвечает уверено «да», а в реальности глупо молчит.

Хван неожиданно стукнул по рулю ладонью и свернул на обочину. Шины неприятно заскрипели под ними, потому что Минхён слишком резко затормозил. Ханыль прикрыла глаза и хотела расплакаться. У неё в голове не укладывалось собственное поведение. Она отлично понимала, что ведёт себя просто ужасно, и у Минхёна есть полное право психовать и даже накричать на неё. Но Им неосознанно поняла, что она устала.

И хочет просто домой.

Минхён стал другим, особенно в последние месяцы. И если раньше Ханыль не замечала его заносчивости и чрезмерной нудности, то сейчас терпеть это не может. Всё у него должно быть идеально, прям по полочкам ровно разложено — как в квартире, так и в голове.

Но… Разве не этого искала Ханыль? Порядка! А сейчас её поведение и мысли больше похожи на капризы.

— Ханыль! — Минхён повернулся к девушке и ждал ответа, но им служила только тишина и шум дождя за пределами машины. — Сколько тебе лет, что ты так себя ведёшь? Мы с тобой давно не дети, так что случилось? — Ханыль набрала в лёгкие воздух и повернула голову.

Глаза Хвана выражали непонимание и ярость, но Ханыль так хотела увидеть в них что-нибудь неизмеримо тёплое и нужное. Что-нибудь, что послужит для неё сигналом или ответом на единственный вопрос, который резко возник в голове: «Ты любишь меня?».

Хван любит, но не так, как хотелось бы девушке. Он любит, или говорит так, потому что это ей необходимо. Но сам в душе не понимает этого чувства. Зачем тратить время на эти чувства, когда в отношениях есть какая-то выгода и баланс. Минхён другой. Невообразимо красив, умён и рассудителен, с высокооплачиваемой работой и карьерным ростом, воспринимающий хорошо детей и готовый воспитывать их в полной семье, дать им лучшее образование, но у него это всё без чувств — сухо как-то. Или, может, он не нашёл человека, ради которого душа внутри него переменилась бы?

— Тебя долго не было, а написать тебе совсем из головы вылетело, — такие глупые отговорки. Минхён медленно закрывает глаза и глубоко дышит, чтобы привести свои мысли в порядок и попытаться успокоиться.

Ханыль хочет извиниться, но её взгляд падает на телефон Хвана, который зазвенел.

И высветилось имя звонящего: «Мама». Им отводит глаза на улицу и открывает окно, потому что в машине дышать нечем. Мама Минхёна никогда не любила Ханыль. Девушка даже не знала, что она сделала не так, что родительница парня так её ненавидит и выступает против их отношений уже почти семь лет. Знакомы они уже девять, но те два года Хван просто скрывал всё от родителей, потому что боялся, мол они подумают, что парень решит бросить учёбу.

Хван берёт трубку и говорит тихо, раздражённо и непонятно — еле разберёшь слова, но Им, когда прислушивается, всё понимает.

— Да, мам, я с Ханыль. Что ты хотела?

На телефон Ханыль приходит несколько сообщений от Чхве. Два из них значатся как «изображения», а от последнего у Им душа выворачивается наизнанку: «Я говорила, что ты не умеешь удерживать парней».

У Ханыль были подозрения об измене и раньше, но они все пресекались под корень Минхёном, а сейчас даже верить в это не хочется. Это случилось слишком резко и в не подходящий момент.

У девушки голова кругом, макияж медленно расплывается из-за попадающих на лицо капель и стекающих вниз слёз.

Всё мешается в голове — её сегодняшняя вина перед парнем, звонок от матери, которая явно недовольна тем, что он с ней, странные сообщения от Сонхвы, незапланированное замужество подруги за Чанёля, проблемы на работе и этот раздражающий Сону со своим другом, которого он постоянно расхваливает.

— Мам, я не хочу об этом разговаривать. Мы закончили этот разговор, — голос у Минхёна уставший. Он бросает трубку и отбрасывает телефон на панель. Он запустил руку в волосы и растрепал их, отчего чёлка стала лезть в глаза. Ханыль давно не видела его таким — неопрятным и с тёмными кругами под глазами, но он всё ещё был очень красивым. Девушка всегда ценила то, как Хван следит за собой и своим внешним видом. — Ты переедешь ко мне? Мама меня достала темой, что я в том возрасте, когда уже нужно жениться.

— Ты любишь меня? — вслух озвучивает Им тревожную мысль.

У неё сил нет смотреть на Хвана, потому что она совсем не хочет расплакаться перед ним, как глупая девочка-подросток. Ведь ей давно не семнадцать, раны на сердце давно зажили, и мозги уже должны были встать на место. Но сейчас Ханыль чувствует, что сделает короткий вдох и разрыдается, как пятилетняя.

Вот, настоящая сущность Минхёна. Съехаться не потому, что они влюблены и уже должны готовиться к свадьбе, а потому, что его мать достала этим. И он хочет побыстрее избавиться от лишних разговоров с родителями.

— О какой любви может быть речь? Разве нам обоим не нужна была стабильность в жизни? — Минхён рассуждает здраво и правильно, как и подобает его возрасту, хоть и старше он девушку на пять лет. В принципе, пару месяцев назад они уже говорили на эту тему и всё решили. Но от этого на сердце легче не стало. Ханыль всё также неприятно и больно.

— Нам нужен перерыв в отношениях, Минхён, — Ханыль вздыхает и открывает дверь. — Нет. Давай расстанемся, — девушка расстёгивает ремень и выходит из машины, хлопнув дверью. Она тут же промокает и дрожит от холода, но направляется вперёд по дороге. До прокураторы не так уж и далеко, так что к концу перерыва она успеет дойти до офиса. Минхён выходит следом за Ханыль и догоняет её.

Она окончательно дала себе ответ на изживший себя вопрос: «А люблю ли Я его?». Ей от него нужно ровно столько же, сколько и ему от неё.

Но ей больно. Сейчас ей до отвратительного больно в душе. Она не знала, что расставание может сопровождаться такой немыслимой тоской и разочарованием даже в самой себе.

Ханыль однажды прочитала в одной книге, что не бывает красивых расставаний. И сейчас она полностью оправдала эти слова — разлука не может быть красивой.

Она давящая на сердце, болезненная, колючая, тошнотворная — в ней нет никакой романтики или присущего романам героизма со стороны обоих героев. Расставания с горьким привкусом на языке; оно словно дым от первой сигареты першит в горле; ты хватаешься за него в отчаянной попытке не задохнуться и перестать кашлять.

Находиться в разлуке после того, как привык к кому-то, неизмеримое страдание, которое нельзя ни заглушить, ни избавиться. Всё, что остаётся — ждать, пока сердце успокоится и отпустит этого человека. Но даже после этого на душе такой едва-едва видный, тонкий слой тоскливой горечи и недосказанных слов от обиды, щемящей сердце, который будет преследовать тебя всю жизнь.

Минхён не любит, и Ханыль, кажется, тоже. Но эта разлука будет тяжелым испытанием для неё. Девушка знает, что справится с этим. Когда-нибудь.

— Ты сейчас решила поиграть в бунтарку? Бросаешь парня… Может, ещё с работы уволишься и поедешь путешествовать? Любовь искать? — Хван был зол, от его рассудительности не осталось и капли. Его глаза горели бешено, а руки тряслись — это видно по тому, как он нестабильно держит зонт над ними. — Ты сама хотела стабильности в своей жизни, так что теперь? Хочешь вернуться в свои девятнадцать, когда твоя жизнь была переменчивой, когда ты не знала, что с тобой случится завтра, когда ты боялась открывать глаза по утрам? В те годы, когда ты хотела покончить с собой? — Минхён встал ещё ближе и наклонился к лицу девушки.

По её щекам катятся горькие слёзы, потому что парень прав, и она знает это, но совершенно не хочет останавливаться. Она чувствует, что теперь быть рядом с Хваном больше не то, чего хочет душа. Сначала ей будет очень грустно, но однажды они встретятся с ним и пообщаются, как старые добрые друзья. Наверное?

— Чего ты хочешь? — Минхён говорит внятно, но его голос мешается с гулом с дорог и журчанием. Мысли Ханыль утопают, и она смотрит на парня.

— Если бы я только знала, чего я хочу, — Им падает в тёмную пропасть и не видит ни единого лучика света. Она теряет связь с реальностью, и нить, связывающая её с Минхёном, окончательно рвётся.

Хван разочаровано качает головой, суёт зонт девушке в руки и уезжает. Ханыль роняет зонт на мокрую холодную землю и стоит так ещё пару минут. Правильно ли она поступает? Ханыль знает, что нет. Но она хочет этого, и, если ей станет немного легче на пару дней после разрыва, Им предпочтёт эту временную свободу. Даже если потом придётся смириться с удушающим одиночеством и болью, что рвёт на части.

Она практически всю жизнь делала то, что ей говорили. Она считала правильным лишь то, что было приемлемым для других. Им не помнит, когда в последний раза давала кому-то отпор и делала всё так, как хотела она сама. И сейчас, приняв желанное решение, девушка не чувствует сожаления. Ей на душе спокойно хоть на какое-то время.

Жизнь — одна.

Ханыль приходит в офис промокшая до нитки, ловит на себе недоумевающий взгляд Сону и игнорирует его. Она вытаскивает из-под стола пакет и уходит в уборную, чтобы переодеться и привести себя в порядок.

Сонхва была права — нужно на работе всегда иметь запасную одежду, обувь и фен, ведь кто знает, что случится вечером или же в обед, как у Им. В туалете Ханыль достаёт телефон и благодарит себя за то, что недавно купила новый водонепроницаемый телефон. Так бы и без него сейчас сидела. Переодевшись в сухую и тёплую одежду, Им стягивает с себя ненавистные туфли и обувается в кроссовки. Она с облегчением вздыхает и пока сушит волосы, держа фен в одной руке, тут же проверяет те сообщения от Чхве.

На первой фотографии запечатлён О, который работает в кампании с Хваном. Правда там его до сих пор считают просто общественным адвокатом, недавно получившим работу в крупной кампании, поэтому он всё ещё не до конца обосновался там. И коллеги не особо жалуют его.

Собственно говоря, это и есть тот самый парень Чхве, с которым она летала в отпуск. Минхён порекомендовал его начальству, объясняя это тем, что он напоминает его самого несколько лет назад. Он обещает, что оправдает все надежды.

Он фотографировал самого себя на фоне сада, который ютился на крыше здания. Знак «V», который он сделал с помощью пальцев; солнечный естественный свет, из-за которого Сехун щурится и ярко улыбается. Всё вроде обычно, если не присматриваться на задний план.

Помимо свежей зелени и густых кустов в тени прячутся силуэты двух людей. Там Минхён общается с какой-то девушкой и улыбается ей. Следующая фотография уже сфокусирована на них двоих, а лицо Сехуна видно только наполовину. У Ханыль будто что-то обрывается внутри, и она блокирует экран, направляя себе в лицо струю горячего воздуха, чтобы прийти в себя. Может, всё не так, как вообразила себе Им? Может…

А вдруг Минхён не… Нет. Всё кончено, не нужно больше в этом копаться. Проблемы Хвана больше не её — у неё и своих-то немало.

Как только Ханыль немного успокаивается, то убирает фен в отдельный пакет и из чистого любопытства вновь достаёт телефон, просматривая те фотографии снова. Им неожиданно для себя усмехается и гневно набирает сообщение подруге о ложной тревоге.

Им Ханыль: «Это его сестра, идиоты».

Сонхва звонит тогда, когда Им стягивает волосы в хвост и небрежно бросает мокрую одежду в целлофан, завязывая ручки пакета в узел.

— Откуда мы могли знать о его сестре? — возмущение у Сонхвы выливалось через край. Она даже не пыталась скрыть того, что крайне оскорблена подобным от подруги. Но разве здесь есть вина Им?

— Встретимся сегодня вечером в одном месте? Оно вроде в твоём вкусе, недалеко от меня, — голос Ханыль охрипший и недовольный, поэтому Сонхва сухо соглашается и бросает трубку. Через пару минут ей станет звонить Джинхо, и, возможно, Соын, но у Им больше нет возможности поговорить по телефону, потому что она на работе. И работы стало больше в её отсутствие.

Прокурор Ли промолчал на то, что помощник Им вернулась в странном наряде и проигнорировала его просьбу сварить ему кофе. И снова — порча имущества, рисование граффити на стенах, мелкое воровство.

На работе Ханыль совсем забылась и потеряла счёт времени, так что не заметила, как прокурор Ли ушёл, а Сону уснул за своим столом. И, наконец, закончился рабочий день, так что Им пора идти на запланированную встречу. На улице не стало теплее, но дождь прекратился, что несметно радовало девушку. Она быстро дошла до кафе и зашла внутрь, сразу же увидев Чхве с О. Они сидели возле окна за большим столом, на котором уже стояла пара бутылок пива и закуски.

Их отношения, если честно, Ханыль считает нездоровыми.

О — прекрасный парень, у него модельная мужественная внешность, красивая фигура, длинные ноги и абсолютно идеальные руки с тонкими пальцами и лунообразной формой ногтей. Им нравится в Сехуне всё — от внешности до его характера.

Он безусловно умный парень, но не всегда умеет пользоваться своими знаниями, из-за чего его карьера так и не поднялась с ошеломительным успехом. Ханыль также не понимает, как и со всеми другими, как его занесло на юридический. Он временами мягкий и наивный, даже слишком добрый и, как некоторые говорят, очень уютный.

Ему бы быть актёром с его замечательной памятью и красивым лицом, а также прирождённым талантом — выкручиваться из ситуаций и импровизировать. Не каждый сможет так быстро сориентироваться на месте и проанализировать ситуацию, находя молниеносно решение.

Сехун в этом определённо мастер.

Но Сонхва для него слишком жёсткая натура, с тяжёлым характером и какими-то странными диктаторскими наклонностями. Ханыль любит свою подругу и именно поэтому желает ей только лучшего, потому что такой по-хорошему мягкий и податливый мужчина — не для неё.

Ей нужен решительный и строгий, чтобы усмирить тот яркий вспыльчивый и заносчивый нрав девушки. Поэтому вполне понятно, кто в их отношениях доминирует.

Сехуну бы подошло и что-нибудь творческое, даже душевное, чтобы он мог уединиться с самим собой и своими мыслями. Чтобы он творил и наслаждался процессом работы, а адвокатская контора не совсем его стихия. Может, его заставили влиятельные родители? Сонхва тоже может быть мягкой и иногда уступать другим, но это настолько редко случается, что люди в это почти не верят.

Парень находил что-то интересное и увлекательное в телефоне, пока Чхве не пихнула его локтем в ребро. Он отвлёкся и заметил подругу, начав увлечённо махать ей рукой.

Ханыль почувствовала себя очень опустошённой, когда плюхнулась на мягкий диванчик и сжала в руках уже открытую бутылку с пивом. Некоторые гости покосились на Им и цокнули языком, но девушке сейчас было ровным счётом наплевать.

Сонхва обеспокоено наблюдала за подругой и что-то невнятно бормотала, Сехун вообще сидел ниже травы и тише воды. Ханыль это немного взбесило, потому что создалось ощущение, что они её жалеют.

— Я же не умираю, чего вы такие кислые? — воскликнула Им, чей язык понемногу развязывался из-за алкоголя, ударившего ей в голову.

— Хм, я просто переживаю, что ты запрешься в своём доме или утонешь в работе, чтобы забыться.

Ханыль усмехнулась и взглянула на Чхве из-под ресниц. Сонхва никогда полностью не поймёт настоящих чувств Им, ведь ей не приходилось бросать парней в машине под проливным дождём, потому что жутко устала от всего. Ханыль задает себе мысленно вопрос: «От чего устала?». Она громко вздыхает и прикрывает веки, не в силах противостоять тяжёлому взгляду Чхве.

Почему она думает, что во всём права? Почему она думает, что может постоянно делать вид, что знает Ханыль от корки до корки? Им даже саму себя не может понять. В голове Чхве она определённо совершенно другая, в голове О — другая. У всех в мыслях она разная, а в своей — пустота. И она не знает, за какой образ ей хвататься, чтобы выжить. Как научиться быть собой и забыть об этой головной боли?

Сонхва начинает о чём-то разговаривать, в перерывах перебивая Сехуна, когда он пытается вставить что-то своё. Но Ханыль не слушает. Её мысли забиты только тем, что ей холодно, больно и хочется быстрее вернуться домой. Она сильно жалеет о том, что решила встретиться с друзьями сразу в этот же вечер, толком не побыв одной. Ханыль должна научиться мириться со своим одиночеством, потому что когда-нибудь она всё равно с ним столкнется. И уж лучше она переживёт это сейчас, чем будет потом грызть ногти от безысходности.

Всё относительно хорошо, верно? Ханыль сдерживает слёзы внутри, когда прощается с друзьями и обнимает их по очереди. Сехун садится обратно в машину, а Сонхва задерживается ещё на пару минут, предлагая переночевать вместе с подругой. Чхве уверена, что сейчас Им ляжет на диван и будет подолгу смотреть в одну точку, жалея своё существование. Это абсолютно в стиле Ханыль.

Но Им отказывается и ободряюще улыбается подруге, тем самым заверяя, что она в порядке. Она справится с этим, главное — вера в это.

Атмосфера дома изменилась. Ханыль ещё не успела открыть дверь и зайти внутрь, как уже сквозь неё ощущает этот холод от ветра, гуляющего по коридорам; она впервые боится зайти в пустующую комнату, в которой нет из вещей греющего сердца ничего, кроме пыльных рамок с фотографиями.

Пыльных… Минхён бы ругался за грязь. Ханыль тихо закрывает за собой дверь и опирается о нее спиной, еле удерживаясь на подкосившихся ногах. В её душе всё ноет по Минхёну — она знает, что сделала правильный выбор, но нельзя ведь за пару часов выбросить девять лет жизни рядом с ним. Буквально вся её жизнь была в его руках, а теперь она предоставлена самой себе.

Правильный выбор — они не уживутся вместе, даже если вдруг и в браке или под одной крышей. Правильный. Верный. Единственный. Не может быть другого выхода. Тогда почему так больно сердцу?

Ханыль медленно доходит до дивана и плюхается на него, сжимая колени в ладонях. Перед глазами тут же всё расплывается, стоит ей расслабиться и ощутить внезапное давление. Её телефон звенит в сумке уже третий раз, но она не обращает на него внимания и только сильнее содрогается в рыданиях, прижимая колени к груди.

Её жизнь снова делится на фазы «до» и «после». Неужели, ей придётся ждать ещё одиннадцать лет, чтобы агония в её душе утихомирилась. Ханыль стирает слёзы ладонями и замечает черные разводы от карандаша. Глаза начинают немного пощипывать, но девушка плюёт на это и ещё сильнее растирает глаза, будучи не в силах остановить свои слёзы. Они словно годами копились внутри и ждали именно этого момента — Ханыль не хочет останавливать свою маленькую истерию.

Её душа внезапно раскрывается, и девушке видны все старые шрамы, все новые раны, вся та густая тёмная кровь, сочащаяся из сердца, словно в последние минуты перед смертью. Ханыль словно захлёбывается в океане своей жизни, в который так внезапно сама же и бросилась.

— Я справлюсь. Я в порядке.

Ханыль очень хочет верить этим словам.

***

На работе Ханыль взяла больничный на неделю, и её еле какотпустили, пока помощник Он не встал на защиту, так скажем. Сону заверил прокурора Ли, что выполнит всю работу девушки в её отсутствие. Он не знал, что с ней случилось, но Им раньше никогда не отпрашивалась, не брала отпуск или не уходила на больничный, поэтому сейчас её внезапное решение озадачило коллегу. Парень подумал, что будет лучше позволить ей насладиться всем тем отдыхом, который по праву ей принадлежит.

Прокурор Ли нехотя согласился, но потом заявил, что будет лучше, если Ханыль также отгуляет и свою отпускную неделю, от которой отказалась в начале лета. Им была бы на седьмом небе от счастья, вот только ей не хотелось даже вставать с кровати, что уж говорить о том, чтобы наслаждаться отпуском.

Первую неделю Ханыль, как и говорила Сонхва, провела в полной изоляции от общества. По телевизору целыми днями транслировали какие-то развлекательные шоу, гостей которых Им едва ли могла узнать на лицо. Во всём доме творился абсолютнейший беспорядок (по её мнению), но Им откровенно наплевала на это ещё в среду, когда вдруг проснулась на диване, заваленном одеждой. На кухне её застали только пустые бутылки от воды и использованные чайные пакетики, грязно-коричневый след которых остался на светлой поверхности стола.

Она не могла засунуть в себя даже кусок хлеба; срок годности понемногу истекал — продукты портились один за одним. В субботу Ханыль открыла дверцу холодильника и уж было хотела удивиться, но была настолько истощена, что ни на что кроме уборки у неё не хватило сил. Она выбросила все просроченные продукты, стеклянные бутылки от молока также, забывая об отдельном контейнере на улице.

Ханыль валялась круглые сутки то на кровати в спальне, то передвигалась на гостиную, чтобы снова заварить себе чай, а после там подолгу анализировать меняющиеся картинки в телевизоре. Третьим любимым (но не менее одиноким) местом в доме оставалась кухня. Иногда подолгу сидя за столом и буравя пустым взглядом кружку с остывшим чаем, Им не замечала, как проходили часы, а то и дни. Она думала, что однажды посмотрит в это окно, находящееся прям напротив стола, и улыбнется своему отражению в нём.

Сейчас она боится смотреть себе в глаза, потому что не перенесёт того, что может там увидеть. Хотя всё с точностью наоборот. Вдруг она не увидит во взгляде ничего, за что можно было бы цепляться. В понедельник рано, около шести утра, когда солнце всходило, а небесное полотно уже было светло-голубым, Ханыль решилась посмотреть на саму себя. Взглянуть, как она выглядит со стороны.

Хреново.

Ханыль осунулась всего за восемь дней, питаясь исключительно чаем и водой, иногда съедая половину маленького куска начавшего плесневеть хлеба, чтобы совсем не согнуться над унитазом в очередном приступе рвоты. Да и рвать уже даже нечем становиться, только рефлексы, насилующие её живот хотя бы два раза в день ложными позывами — Им не ест практически ничего, заглушая голод водой, а боль — обезболивающими. Которые дают определенный эффект от принятия их на голодный желудок.

Им встаёт со стула и выключает чайник, который вот-вот должен засвистеть. В этом году погода очень странная, а отопления не дадут ещё до начала ноября, так что девушка сильнее кутается в старый минхёновский свитер и наливает кипяток в чистую кружку. Ждёт пару минут, пока остынет, но ей не хватает терпения и она, добавив холодной, выпивает всё залпом, глотая снотворное.

Сегодня ей хочется проспать весь день, чтобы проснуться только завтра днём и встретить у порога своего дома друзей, которые отложили свои важные дела на потом и отпросились с работы. Ханыль не хотела никого видеть до конца своего отгула, но Сонхва была такой настырной в этом плане, что у Им не оставалось другого выхода, кроме как согласиться.

Выключив везде все розетки и свет, Ханыль зашторила окна спальной комнаты и вновь легла на тёплую кровать, с головой погружаясь под бамбуковое одеяло. Там тепло и безопасно — думает Им, и не желает выбираться из своего воображаемого убежища всю жизнь. Она создаёт себе невидимую защиту, словно это ей поможет, но она знает, что нет. Сейчас ничего ей не поможет. Только время научит её справляться с этой болью, которую, как сейчас кажется, ничем не заглушишь.

Ханыль проснулась ближе к вечеру следующего дня, и её самочувствие оставляло желать лучшего. Ей казалось, что весь мир какой-то ватный и не настоящий. Девушка ссылается на то, что ей просто необходимо поспать ещё пару часов или пересилить себя и дождаться друзей. Принимать таблетки было плохим решением — Ханыль осознает это только сейчас. Она догадывается, что друзья придут не с пустыми руками или совершенно без запасного плана, как бы вытащить Им на улицу.

Она еле как нашла в себе силы, чтобы прибрать гостиную комнату, во время уборки постоянно вспоминая Минхёна, который, когда навещал девушку, был недоволен беспорядком и начинал бегать по комнатам, раскладывая всё по полочкам. На кухне уборки было значительно меньше. Только грязный стол и кружки в раковине.

Пока Ханыль ходила и думала о том, что делать дальше (и речь не о следующем дне, а обо всей жизни в целом), ей в голову в хаотичном порядке приходили сумасшедшие мысли, вслух озвучивать которые она не решалась даже для себя, что уж говорить о друзьях. Время летело очень быстро, поэтому Им, взглянув в последний раз на своё отражение в кухонном окне, не торопясь направилась открывать дверь прибывшим Сехуну с Сонхвой.

Они зашли с шумом и радостными возгласами, набрасываясь на Им с объятиями. Ханыль думала, что оглохнет из-за громкого смеха Чхве, когда та пыталась отшутиться насчёт внешнего вида подруги. О только снисходительно промолчал, потому что никогда не считал, что подобные шуточные оскорбления — это нормально. Для него это было безумием, поэтому они часто и ссорились с Чхве.

О занёс пакеты с едой и, естественно, алкоголем на кухню, сразу начиная осматривать комнату. У него было предчувствие, что Ханыль слишком спокойна и даже рассеяна. Он ожидал совершенно другого, но получает в ответ аккуратно-прибранный дом, чистую посуду, опрятный вид девушки и её лёгкую улыбку на губах, в который еле различима фальшь. Им не хочет улыбаться — Сехун знает.

Они втроём сидели за столом, медленно растягивая по одной бутылке пива на каждого, чтобы их посиделки не превратились во что-то безумное. Сонхва надеялась держать всё под контролем, пока Ханыль, алкоголь которой уже слегка стукнул в мозг, тяжело вздыхала и то и дело хотела уже было что-то сказать. Но отдёргивала себя.

Ханыль хотела сказать, что ей ужасно плохо. Её мутит от привкуса алкоголя в горле, ей хочется закрыться в туалете и провести эту ночь над унитазом, избавляясь от всего содержимого желудка. Но она молчит — терпит все разговоры и пульсирующую боль в голове ради друзей. Они не должны заподозрить Ханыль ни в чём. Им всегда хорошо переносила алкоголь или отделывалась лёгким головокружением. И если сейчас у неё такая реакция на обыкновенное пиво — Сонхва так просто это не оставит.

Спустя час к ним присоединилась Джинхо и уже на пороге, не удосужившись зайти внутрь дома, радостно хлопнула в ладони, сказав о том, что её домашний арест закончился и у неё есть одна очень хорошая новость.

— У одного моего знакомого есть друг, который хорошо общается с девушкой… — Сонхва раздражённо топнула ногой и Джинхо понятливо кивнула головой. — Ближе к делу, хорошо. Мы с вами приглашены на вечеринку, так что все быстро собрались! Давайте, приоделись покрасивее, накрасились и направились прямо туда!

Сехун начал смеяться и подкалывать Чхве, чтобы та перестала хмуриться и бурчать. Сонхва надеялась на то, что Ханыль откажется и вставит Пак мозги обратно, но Им уверена кивнула и направилась в свою спальню, проходя мимо друзей. Им сама не знала, что вытворяет и зачем соглашается. Ей с друзьями бы быстрее лечь спать и пережить тяжелое похмелье, но у девушки вдруг проскакивает мысль о том, что ей необходимо быть там. Посреди хаоса вечеринок, пьяных людей и задыхаться от нехватки воздуха в душном помещении.

— Мы едем развлекаться!

========== 3 ==========

Музыка грохотала, бит отскакивал от стен и долбил будто тяжёлым молотком по вискам, алкоголь разлетался по телу так непривычно быстро, что после третьей стопки виски Ханыль с трудом понимала, что с ней происходило. Её тело двигалось в такт ритму, глаза не фокусировались; она видела только размытые силуэты людей, толпившихся вокруг, мелькающие неоновые огни и ощущение полёта — абсолютной эйфории.

Перед глазами переливаются яркие цвета, вплетаются в волосы и теряются в голове. Это всё не было похоже ни на сон, ни на реальность, но Им на подсознательном уровне знала, что завтра ей будет хуже обычного. Её мысли улетучиваются, и она просто подаётся вперёд к центру комнаты, где гуще толпа. Где она потеряется не только в своих же пьяных бреднях, но и в людях — там, уйдёт туда с головой, куда так стремится опьяненное сердце.

Сонхва держится рядом с Сехуном и прячет лицо, утыкаясь парню в шею. Но потом смело хватает его за руку и встаёт немного спереди, потому что вокруг полно девушек, что заглядываются на парня. Ещё немного и Чхве будет готова рвать и метать, потому что она давно перестала любить такие похождения. Хотя и познакомилась она на подобной вечеринке с Сехуном — Ханыль этому поспособствовала.

Тогда О учился вместе с ними, у них было несколько общих уроков на последнем курсе, а Минхён, уже работающий в одной маленькой фирме, часто встречал девушку и её подруг, предлагая в пятницу вечером развеяться и отдохнуть. И однажды он привёл с собой Сехуна, представив его как сына одного бизнесмена, который хорошо дружил с семьей Хвана.

Пак пропала ещё в самом начале, но потом подруги нашли её под кухонным столом в обнимку с бутылкой виски. Сонхва дала честное слово уследить за ней, но она никак не ожидала, что после этих слов Им схватит подмышку точно такую же, снимет пальто и бросит его куда-нибудь. Около часа Чхве наблюдала и за Джинхо, и за Ханыль, но уследить сразу за тремя людьми, включая О, абсолютно невозможно, поэтому, повесив ответственность за Пак на своего парня, она побежала искать Им.

Ханыль подруга нашла в эпицентре происходящего — она затерялась среди толпы и отплясывала, что есть духу. Им, по-видимому, совсем не различала людей, поэтому свободно позволяла прикасаться к себе и подходить слишком близко. Когда к Им подошёл ещё один парень, Сонхва сорвалась с места и крепко схватила подругу за запястья. Сначала Ханыль сопротивлялась, сопровождая это повторяющимся «Не лезь в мою жизнь!», но потом послушно следовала за Чхве, потому что подруга была определенно сильнее её.

С горем пополам отыскав уборную, Чхве выгнала целующихся людей оттуда и запихала внутрь сначала Им, а потом и за шкирку притащила Пак, наклоняя их обеих над унитазом. Ханыль на несколько секунд приходила в себя и ей становилось мерзко. Её желудок выворачивался наизнанку, голова не соображала и кружилась адски, но она чувствовала безмерную благодарность Сонхве хотя бы за то, что она нянчится сейчас с ними обеими. Чхве вливала в подруг воду и завязала их волосы на затылке своими резинками.

— Не могу поверить, что вы обе испортили весь наш отдых на этой вечеринке! Ладно, с Джинхо возиться уже привычно, но ты! Как ты могла нажраться до такой степени, что даже идти не можешь? — Сонхва разозлилась настолько, что у неё от этого желудок сводило.

Сехун старался делать вид, что ему комфортно находиться здесь, в женском туалете, но всё совсем не так. Он хочет сбежать отсюда побыстрее в квартиру, разместиться на мягком удобном диване и смотреть старые американские фильмы. Но это будет не О, если не убедится, что все, за кого он взял ответственность, не доберутся домой целыми.

Выблевав всё, что только можно было, Ханыль поднялась на ноги и тут же склонила голову над раковиной. Сехун стоял в дверном проёме и никого не впускал, а Сонхва всё ещё возилась с неадекватной Джинхо. Девушку немного пробивает мелкая дрожь, и она думает, что вода приведет её в чувства.

И вправду, угораздило же Им напиться до такой степени, что подруга тащила её как мешок картошки до туалета. Она не спеша умылась холодной водой и подняла голову, вглядываясь в размытое отражение. Тональный крем совсем не остался на лице, помада стёрлась, а стрелок будто и вовсе не было. Доказательством присутствия раньше на лице макияжа служили только тёмные круги под глазами от туши.

Сехун неуверенно протягивает девушке подводку и улыбается, и Ханыль отвечает ему такой же лёгкой улыбкой.

Алкоголь всё ещё в крови и это заметно по тому, как небрежно Им нарисовала стрелки, поэтому ей на помощь снова приходит Сехун. Оправдывается он тем, что уже много раз помогал Чхве с макияжем и что у него рука набита на такие простые вещи. Когда О заканчивает со стрелками, он приподнимает уголки губ и поворачивает голову Им к зеркалу. Взглянув на себя, Ханыль чувствует облегчение и то, как бурлит под кожей её кровь.

Внезапно у неё перед глазами закружилось всё, и она вспомнила себя в семнадцать, когда впервые побывала в месте, как это — от которого алкоголем несёт за милю, прокуренное до последнего гвоздика, развратное и грязное, полное людей, в чьих мыслях ни одной приличной. Где почти каждый уголок дома напоминает о прошлом.

Когда картинка перед глазами стала чётче, она увидела рядом у раковины безжизненное лицо Джинхо. Она была болезненно белой, словно мрамор. Через несколько минут её щёки стали покрываться естественным румянцем. И у Им отлегло от сердца. Сехун стал помогать Сонхве удержать Пак на ногах, и, воспользовавшись моментом, Ханыль ускользнула из туалета.

Ей в нос ударил резкий запах табака, и девушку стало немного подташнивать, но потом всё пришло в норму и она, опираясь одной рукой о стену, подошла к окну на кухне. На улице темно, словно их мир накрыли грязным использованным пакетиком из-под сока, где та дырка для трубочки сейчас так схожа с луной.

Сама луна вскоре скрылась за облаками, которые медленно заволакивали столицу, превращая и без того чёрное небо в жалкие крупные обрывки. Ханыль тяжело вздыхает, понимая, что сейчас ей бы лучше было лежать в кровати и пережидать очередную душевную бурю в своей комнате, но нет — теперь её жизнь снова поддаётся сильнейшему шторму.

Под ногами звенели пустые бутылки, девушка наступала на пластиковые стаканчики и скользила по полу из-за разлитой жидкости, но смогла с позором не упасть и в целости дойти до входной двери. Её шатало из стороны в сторону, а песни сменялись одна за другой и ползали по полу противным битом, что высасывал из людей всё живое.

Ханыль терялась в реальности и опиралась о кирпичную холодную стену, царапая ладони о неровный материал.

Когда Им была готова упасть на колени, потому что ноги не держали больше вообще, то услышала знакомый голос, который пробил её до дрожи. Сознание тут же отрезвилось, и из девушки словно разом выбили весь алкоголь. Ханыль сглотнула слюну и еле как собралась с мыслями. Она устояла на ногах и держалась руками за стену, затем медленно повернула голову и увидела его.

Парень стоял, опираясь спиной о кирпич и доставая из кармана дорогую пачку сигарет. Так и не бросил…

Его пальцы плавно вытащили одну и поднесли к губам. Ханыль наблюдала за его движениями с замиранием сердца. Ей стало вдруг страшно. Он скользнул большим пальцем по колесику, задевая кнопку возгорания. И когда появился огонь, то он не спеша поднёс его к сигарете, вдыхая в лёгкие ядовитый дым. Юта ещё около минуты наблюдал за огнём, а после выбросил зажигалку в сторону.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, — Накамото натянул на лицо дьявольскую ухмылку и прошёлся кончиком языка по своей нижней губе. — Выглядишь всё также отвратительно, как и одиннадцать лет назад, — он саркастично усмехнулся и зажал сигарету меж зубов, делая глубокую затяжку.

Ханыль сжимает ладони в кулаки, что есть силы, и злобно сверлит парня взглядом. Нельзя отрицать, что это завораживает — вид того, как он зажимает в пухлых бледных губах сигарету, медленно вдыхает ядовитый дым и, опуская веки, с наслаждением и лёгкой ухмылкой на губах выпускает его наружу; и эти клубы рассеиваются в ночном влажном воздухе.

Девушке это сносило крышу, когда ей было семнадцать, а сейчас она признаёт то, что от этого и вправду нельзя оторваться. Нужно уметь так курить — эстетично, с долькой печали и упоения этим дымом, спокойно и задумчиво. Красиво. Убийственно, как это умеет только Юта.

— Не разговаривай со мной, — промычала Им, так как ощущала упадок сил, несмотря на всю скопившуюся ненависть.

— А я слышал, что ты неплохо живёшь. Что, совесть позволила отпустить всё и забыть?

Накамото издевался — он наслаждался тем, какой злой и беспомощной делал её. Она не могла ни возразить, ни ударить, ни убежать. Перед ним Ханыль была всегда такой слабой. В его руках она словно побитый мягкий пластилин, из которого он может лепить всё, что душе угодно.

Он кромсает его на кусочки, бросает на стол и в стены, собирает увиденные остатки и лепит скучный, уродливый шарик. И, небрежно бросая его на пол, давит ботинком.

Девушка чувствует себя загнанной в ловушку и до чёртиков напуганной дворовой собакой. Юта настолько отвратительный, что у Ханыль желчь поднимается к горлу.

— Хочешь, чтобы я напомнил тебе обо всём? — усмешка. Ханыль давится воздухом и смотрит на парня.

Юта бросает окурок на бетон и тушит его носком от кроссовок. Он грубо хватает Им за плечи и тянет вверх, жёстко припечатав к стене. Девушка затылком стукнулась о поверхность и болезненно застонала, пытаясь руками дотянуться до головы, но Накамото перехватывает её ладони и заводит за спину.

— Сначала меня очень взбесило, когда я узнал, что ты поступила в престижный университет, что ты встречаешься с кем-то, что ты живёшь хорошо. Но потом стало абсолютно наплевать, потому что ты не мешалась больше рядом со мной. Если ты и забыла всё, что сделала, то как посмела так нагло смотреть мне в глаза и общаться так, будто я — никто, а? Будто я ничего не знаю и не помню, — Юта наклоняется ближе к её лицу и сильнее сжимает пальцы на её запястьях.

Ханыль слаба настолько, что даже кричать не может, а только беспомощно скулить и пытаться не смотреть на японца. Он всё ещё выглядит пугающим, и от него у Им мурашки по коже. Всё внутри неё сжимается и душу леденит.

Даже спустя одиннадцать лет он так и не подавил свою любовь к этим глупым аксессуарам (и насилию, наверное, тоже), поэтому девушка невзначай замечает много проколов на ушах и серебряные серьги, блестящие даже от тусклого света луны.

— Если ты хочешь проблем, то я устрою их тебе. Ты пожалеешь ещё, если я узнаю о том, что ты написала на меня заявление в полицию. Ясно? Я не буду молчать и бездействовать, если ты вновь решишь всё мне испортить. Во второй раз я тебя не отпущу так просто. И превращу твою жалкую жизнь в настоящий Ад.

Юта психологически давит всё сильнее и сильнее, поэтому Ханыль не выдерживает и плачет, брыкается и пинает ногами воздух, но ничего не получается. Накамото откидывает её в сторону, и она не находит руками прочную основу, поэтому падает на маленькую лестницу и скатывается по ней вниз. Ступенек было всего три, но даже алкоголь не смог отвлечь девушку от этой боли. Ничего не смогло смягчить падение, и Ханыль скручивается в комочек и жалеет саму себя.

Ей становится мерзко от собственного поведения. Она никогда не научиться держать себя в руках рядом с Ютой, так и позволяя ему дёргать за старые нити в душе.

Она жмурит глаза и видит плывущие пятна в темноте, приглушённо слышит гул мотора, чувствует дуновение ветра и то, как он мягко шепчет ей на ухо и укрывает собой.

Ханыль ощущает всю боль в два раза сильнее, когда чувствует, как чужие руки касаются её плеч и приподнимают тело. Она принимает сидячее положение и не хочет раскрывать глаза, потому что ей страшно вновь встретиться взглядом с Ютой. Он уничтожит её, разобьёт вдребезги, как и несколько лет назад. Накамото снова всё испортит.

Юта бросает брезгливый взгляд на сжавшуюся Ханыль и думает уже вернуться обратно, как замечает подбежавшего к ней парня. Они ненадолго встречаются глазами, и японец фыркает, громко хлопая дверью.

— С Вами всё хорошо? Ханыль? — голос совсем другой. Им приоткрывает веки, но всё размыто и словно покрыто плотной оболочкой тумана. — Я отвезу Вас в больницу. Ханыль, только не теряйте сознание, слушайте мой голос, хорошо? — его голос бархатный, низкий и такой приятный, что Им утвердительно кивает головой и роняет голову ему на плечо. — Меня зовут Кан Даниэль. Я помогу Вам. Вы можете доверять мне.

Ханыль приходит в себя и не понимает, где она.

— Нет, мне нельзя… — Им видит перед собой крепкие плечи парня. Он быстро разворачивается и садится перед ней на корточки, сбрасывая звонок. Он внимательно смотрит ей в глаза, и Ханыль становится плохо. — Нельзя в больницу, нельзя, — Им хнычет и бормочет себе под нос. Она замечает, как парень нахмурился и отвёл глаза в сторону. Что-то в нём выглядит таким знакомым, но от очередных мыслей у Им кружится голова ещё сильнее.

— Хорошо, мы не поедем в больницу, Ханыль. Вы можете мне сказать, куда Вас отвезти? Где Вы живёте? — Им долго молчит, а потом отрицательно кивает головой и выдаёт слабое: «Я не помню». — Где Ваш телефон? Я позвоню Вашему парню, — девушка снова повторяется и цепляется пальцами за его кофту. От него исходит будто естественное солнечное тепло и приятный запах морского бриза. Ханыль хочется зарыться пальцами ему в волосы и обнять, потому что сейчас её до костей пробирает холод. Найти в этом тепло то нужное, что спасёт её от падения на дно.

— У меня нет парня, — тихо шепчет девушка, но Кан ясно всё слышит.

Он немного молчит и ждёт, пока она скажет что-нибудь ещё, но слышит только сопение. Ханыль уснула, и Даниэль не знает, что ему делать. Не важно зачем, но Кану стало очень интересно, почему её нельзя везти в больницу. Но потом он очнулся и вспомнил, что это вечеринка загородом, а значит в крови девушки сейчас могут найти, что угодно.

Обнаружив покраснения на руках девушки и став свидетелем рукоприкладства, он понимает, что тогда дело дойдёт и до полиции. Хотя бы это должно остановить парня. Кан тупит взгляд и думает, что делать. Внезапно раздаётся звонок, и Даниэль понимает, что это звенит телефон Им. Он аккуратно достаёт аппарат девушки из заднего кармана брюк и принимает вызов.

Не успевает Кан произнести и слова, как абонент бросает трубку, как к ним подбегает вспотевший и перепуганный Сехун. Даниэль сидит в шоке и наблюдает за знакомым, пока тот бежит к ним, спотыкаясь и чуть ли не падая. О садится рядом с ними и встречается взглядами с Каном. Их реакция одинаковая — они оба удивлены и молчат, но потом приходят в себя и приветствуют друг друга; они обмениваются парой фраз, а потом слегка улыбаются и выдыхают с облегчением.

Ханыль застонала и сильнее прижалась телом к Даниэлю, когда О попытался поднять её.

— Что с ней случилось? — О разглядел синяки на запястьях, когда рукава рубашки задрались до локтей. Потом он поймал взглядом кровавые раны и ссадины, маленькие дырки на брюках и грязь от падения. Сехун попытался прикоснуться к краснеющей ссадине на её щеке, но Даниэль остановил его.

— Неприятное происшествие. Думаю, если она вспомнит и захочет вам рассказать, то она сделает это. Куда мне её отвезти, Се? — пока О решал этот вопрос, к ним успела подойти Сонхва и уже почти трезвая Джинхо.

Пак, увидев Даниэля, тут же отлипла от Чхве и понеслась вперёд, но не удержала саму себя и упала. Сонхва начала покрывать Пак трёхэтажным отборным матом и сказала Сехуну поднять её, пока она сама решит возникший вопрос. Чхве отдёрнула Им к себе и посмотрела на её лицо.

— Я не хочу замуж за Чанёля!

— Отвези её к нам, Даниэль, — Сонхва туманно вспомнила знакомого парня и горестно вздохнула, когда Ханыль поддалась назад. Благо, что Кан успел подхватить её, и Им не стукнулась очередной раз затылком. — Тебе ведь не тяжело? — сначала Кан удивился, почему она командует им. Неужели, она не знает адрес Им? Но парень только согласно кивнул. — Просто нам нужно разобраться с вот этой вот головной болью, хорошо?

Даниэль легко поднял Ханыль на руки и понёс к мотоциклу, иногда поглядывая на Сехуна и двух девушек. Джинхо валялась на земле и была вполне этим довольна, а Им время от времени приходила в себя. И всё время отключалась на мысли о том, что где-то она этого парня уже видела. Но где, вспомнить не может. Ханыль пришла в сознание и крепко держалась за руки Даниэля, чувствуя в них поддержку.

Он аккуратно посадил её на мотоцикл и надел свой шлем, поддерживая её за плечи. Им начала немного соображать, и поэтому перекинула одну ногу и ждала, пока спереди сядет парень. Голова была такой тяжёлой, а с этим шлемом казалось, что её вообще невозможно поднять. Поэтому, когда Даниэль сел спереди, она уронила голову ему на лопатки. Кан взял её руки в свои и обвил вокруг своей талии, надеясь, что она будет держаться.

— Я убила её, — её невнятный говор был устремлён между лопаток Кана, и она только вздохнула, крепче сцепляя руки.

Им Ханыль необходимо забыть всё; она ведь закончила университет в Сеуле, недавно устроилась на работу в прокуратуру, хорошо зарабатывает, есть друзья и никаких сожалений в этом возрасте. Но если кто-нибудь попросит Ханыль вернуться в свои семнадцать, то она не уверена, сможет ли сдержаться и не разрыдаться прям на месте.

В шестнадцать она не подозревала, что всё обернётся против неё. В семнадцать она планировала закончить школу без проблем, а потом столкнулась с неприятностями. По своей вине, конечно же.

В семнадцать Ханыль думала, что встретила свою любовь и ей не нужен университет. В семнадцать Им впервые попала в полицейский участок. В семнадцать Ханыль потеряла себя и хотела умереть.

В восемнадцать пришло осознание, что во всём виновата не она одна. В восемнадцать сердце Им наполнилось чёрной ненавистью к парню, который чуть не разрушил её жизнь; который дал глупой и несамостоятельной девочке, ослеплённой любовью и жаждой к приключениям, яд. Этим ядом она травила всех, кто был рядом; им она наполняла свою душу и продала её дьяволу. Им она чуть не убила саму себя.

Но сейчас девушке двадцать восемь, и она должна быть счастливой. Она ощущает счастье, когда её голос пропадает; когда встречный ветер уносит её слова за собой; когда Кан прибавляет скорость и едет по трассе; когда он останавливается на красный сигнал светофора и мягко держит её за руки. Вот, как начинается её двадцать девятый год жизни — рядом с Даниэлем.

***

«Юта выглядит, как и всегда, прекрасно. Ханыль тянется к нему, чтобы аккуратно пригладить волосы и коснуться губами его мягкой щеки, но он дёргается назад и брезгливо щурится.

— У меня нет настроения, — только отвечает парень и плюхается с недовольным лицом на диван.

Ей не остаётся ничего, кроме как просто вздохнуть и принять это. Если она вдруг что-нибудь скажет ему, то он разозлится ещё больше. Девушка садится рядом, но старается держать расстояние между ними. Что ж, ей не впервой так. Ханыль давно заметила, что японец рядом с ней ведёт себя, как с чужим человеком. Но разве не он сказал ей, что любит? Разве не он сказал верить ему, чтобы ни случилось?

Им отмахивается от этих мыслей и вздыхает, набравшись смелости взглянуть на своего парня. Своего. Юта оборачивается к ней, чувствуя пристальный взгляд девушки, и блокирует экран своего телефона. Накамото усмехнулся, легко различая во взгляде девушки неподдельную верность своим чувствам к нему. Это было то, чего он хотел от неё. Такую — преданную, любящую и наивную.

— Сейчас придут Уджин с Джэхваном. Ещё я хочу познакомить тебя с нашим другом. Он недавно вернулся с Америки, на этот раз навсегда, младший сын «Bae Group», — Ханыль кивнула.

Ей никогда не было интересно, кто там друзья Юты и чем занимаются их семьи. Было вполне понятно, что японец не станет общаться с кем попало, поэтому в основном это наследники крупных компаний. Исключением были компании третьего сорта, как, например, у Джэхвана. Ханыль всегда задавалась вопросом, почему Юта выбрал её, а не какую-нибудь наследницу.

Семья Им не была бедной: отец — крупный бизнесмен, мать — бывшая писательница, которая бросила своё любимое дело из-за депрессии. Брак её родителей был по расчёту, поэтому Им боялась того же.

Что её выдадут замуж за какого-нибудь придурка, и потом каждый день — новый стресс, как у матери. Она видела все её страдания, и уж совершенно точно не хотела того же. Может, отец не станет разрушать её жизнь? Ханыль всеми силами отказывалась верить в то, что однажды она больше не будет контролировать свою жизнь.

Как только в дверь постучали, Юта встал с дивана и направился в прихожую, оставляя девушку наедине со своими мыслями.

Ханыль хочет быть рядом с Накамото. Так сильно, что у неё кончики пальцев горят от желания прикоснуться к нему. Взять его за руку. И сидеть вот так всё время, чтобы все видели, что они вместе. Но парню эта идея, видимо, не особо нравится.

Юта возвращается в компании троих друзей. Ханыль здоровается с каждым из них, обнимаясь с Джэхваном и Уджином. Как только девушка подняла глаза на нового знакомого, то застыла, разглядывая парня с особым интересом. Было в нём что-то такое притягательное, чего нет ни у одного друга Накамото.

Джэхван выглядел, как простой деревенский мальчишка. Он был слишком доверчив, и в этом заключалась единственная его глупость. Ким был открытым и отзывчивым, и Ханыль ценила в нём это. Сейчас найти человека, похожего на него, так тяжело.

Уджин казался закрытым, но это лишь маска, за которой он скрывает всю свою мальчишескую, ещё не наигравшуюся в детстве сущность. Ханыль знала, что им по девятнадцать лет, но это ведь ничего не меняет. Иногда разницы в два года между ними не чувствовалось вообще.

— Давно не виделись, Джинён! — воскликнул радостно Юта и похлопал друга по плечу.

— Да. С прошлого года. — Бэ отвечал коротко и даже холодно своему другу, которого, видимо, Юта знает дольше всех остальных.

Джэхван и Уджин сели на диван напротив, а Ханыль приземлилась обратно, явно обиженная на то, что новый знакомый даже не удосужился представиться ей самостоятельно. Если он и не любит обниматься, то можно было элементарно пожать руку.

— Даже Америка не в силах тебя изменить, надо же. А при нашей встрече в Японии ты был более разговорчив, — Юта пригласил Джинёна сесть на диван рядом с собой, заставляя Ханыль отодвинуться дальше или и вовсе пересесть на кресло.

— Рядом был старший брат. Он придирается ко мне, когда я молчу.

Бэ внимательно посмотрел на девушку и, отдёрнув свою руку от Юты, сел на кресло. Ханыль удивилась, но виду подавать не стала. Не сказать, что Накамото разозлился, но японец недовольно поджал губы. Значит — ему это не понравилось. Но он предпочел промолчать и сесть обратно рядом с девушкой, которая уже вся сжалась и предприняла попытку пододвинуться ближе к японцу.

Джинён временами изучал взглядом девушку рядом с Ютой. Пока все остальные обсуждали предстоящую вечеринку в честь возвращения Джинёна, сам виновник торжества молчал. Впрочем, как и всегда. Друзья уже привыкли к такому Бэ. И если даже школа в Америке не смогла его изменить, то уже ничего и не получится. Наверное, именно это качество и понравилось Накамото при их первой встрече в Америке четыре года назад.

Они оба тогда отдыхали там летом вместе с семьями. Председатели компаний часто обсуждали мероприятия и какие-то планы, в которых Бэ даже и не хотел принимать участия. Для передачи бизнеса есть старшие братья, так что парня особо и не напрягали этим. Так как оба парня были ровесниками, их сразу же оставили вдвоём. Видимо, у них просто не оставалось другого выбора, кроме как начать общаться.

Джинёна очень раздражал японец ещё с самого начала. Бэ отличался от ровесников тем, что не желал знакомиться со всеми подряд и проводить всё своё время в барах или клубах. На вечеринки он ходил исключительно из-за Юты, который обещал всегда что-то интересное, но в итоге просто исчезал. Джинён не был глупцом — японец дружит с ним не просто так. Но какую цель он преследует пока не понятно.

Бэ помогал Юте с его проблемами, и даже вместе с ним занимался продажей наркотиков, когда возвращался с Америки на каникулы. Теперь он вернулся навсегда, и японец не оставит это без внимания.

— Это Ханыль, кстати. Девушка Юты, — очнулся Джэхван и указал ладонью на сжавшуюся девушку, которая всеми силами пыталась не показывать того, что ей хочется быть ближе к Юте. Она часто смотрела на его руки и тянулась пальцами к ним, но быстро приходила в себя и сжимала в ладонях свои колени. — А где Исыль? Она сегодня не придёт?

— Она написала мне, что придёт вечером, — Юта усмехнулся и взял в руки телефон, видимо, набирая номер подруги Ханыль.

Им на секунду скривилась в лице, когда услышала о том, что Хан позвонила её парню, чтобы предупредить о встрече.

— Давно встречаетесь? — поинтересовался Бэ неожиданно для всех.

Ханыль подняла на него взгляд и немного поёжилась от того холода, который исходил от него. Он слегка наклонил голову и пристально изучал все эмоции, проскакивающие на лице девушки. Девушка отвернулась от него и тихо пробормотала: «три месяца».

— Не похоже на Юту.

Джинён был крайне удивлён тем, что Накамото встречается с кем-то дольше двух недель. Все его девушки были разными, но когда он их бросал — было поздно исправлять их зависимость от наркотиков. Японец подсаживал их медленно и очень аккуратно. Незаметно. Так, что они даже сами не понимали, что превращаются в мёртвые души, смысл жизни которых сводится к яду.

Бэ никогда не успевал спасти их. Сначала ему было всё равно, но после случая с самоубийством одной из них он понял, что Юта — монстр, который не собирается останавливаться. Джинён в принципе тоже не горел желанием завязывать с продажей наркотиков.

Ханыль была ещё одной его игрушкой. И судя по тому, что с ним общается ещё и её подруга — они обе попали в его ловушку. Но Им не выглядит, как зависимая. Просто сильно истощённой, уставшей и с таким разочарованием во взгляде.

Джинён пока не знает, кого он хочет уберечь от этого или хотя бы вразумить на то, что это ненормально. Но после этой встречи с Им, когда она смотрела на него таким испуганным, но заворожённым взглядом, у Бэ в голове крутилась только одна мысль — он должен ей помочь.

Бэ громко вздыхает и встаёт с кресла, направляясь прямиком на кухню, чтобы выпить воды. Его догоняет Юта и обнимает за плечи, тут же тыча ему в лицо своим телефоном. Там была фотография молодой девушки в одной футболке.

— Думаю, тебе понравится Исыль. Узнав про тебя, можешь даже не переживать — она без проблем переспит с тобой, если ты дашь ей парочку припрятанных таблеток.

Ханыль облегченно вздохнула, когда Бэ ушёл из гостиной. Рядом с ним было не комфортно. Скорее всего это потому, что они не знакомы так близко. И он хмурился на протяжении всего их разговора. В его взгляде не читаемая пустота, которая довольно-таки быстро сменяется странным интересом. Он разглядывал Ханыль с головы до пят, пытался поймать её взгляд. Анализировал. Её, поведение, жесты, манеру речи — всю.

Им не могла избавиться от ощущения, что Джинён однажды сыграет определённую роль в её жизни. Только какую?

Он ей поможет? Или сломает её?

Девушка боялась думать о том, что творилось в его голове. Ей бы разобраться в своей и попытаться удержать Юту рядом с собой настолько долго, насколько её сможет».

========== 4 ==========

Единственная хорошая вещь в похмелье для Им так это то, что её волнует только головная боль и мерзкое бренное существование. Становится так плохо, когда Им открывает глаза, что смерть ей кажется хорошим решением данной проблемы. Ханыль не может ни встать, ни сесть, ни пошевелиться, потому что даже вздох сопровождается болезненным треском в голове.

Им думает, что хуже быть уже некуда, но её живот урчит — она ощущает голод; но знает, если она сделает глоток воды, её желудок откажет, и она задохнётся в рвоте и крови.

Рядом с ней раздаётся громкий стон и Им медленно поворачивает голову. В её тело словно залили свинец, руки еле поднимаются, а глаза остаются полуоткрытыми; всю её силу выпили до дна и сейчас ей не хватает их на то, чтобы просто повернуться всем телом.

От груди до кончиков пальцев — всё колит, ноет, ломит и горит. Ханыль думает — в Аду легче будет, и стонущая от боли Джинхо тоже тому подтверждение. Они обе будут гореть в котле за то, что не умеют пить и творят всякую ерунду. Прибавить к этому ещё истощённое и изможденное голодовкой целую неделю тело и приём снотворного, и Ханыль понимает, какая она идиотка только сейчас.

Мысли отзываются звонким эхом и приводят разум Им немного в порядок. Она закрывает снова глаза и пытается отогнать боль на второй план. Девушка просит последние остатки мозга вспомнить вчерашнюю ночь, но разум упрямо сопротивляется.

Ханыль так плохо, что она даже не соображает, что вчера встретила Накамото; так плохо, что не замечает синяков и ссадин на своём теле; так плохо, что она не может уснуть. Но, несмотря на то, что у неё огромная дыра в памяти о вчерашней ночи, в душе словно красный сигнал пищит предупреждение о том, что скоро что-то начнётся. И это «скоро» не будет чем-то хорошим.

«Вы можете доверять мне… Я помогу Вам. Меня зовут…» — тихий шёпот плавно окутывает девушку в свой омут, отчего Ханыль просыпается и её взгляд долго фокусируется на маленьких сверкающих звёздах на потолке. Когда до неё доходит, что они не настоящие, то Им приподнимается на локтях и ищет глазами Чхве или О, но никого в комнате нет. Даже Джинхо, которая, казалось бы, совсем недавно спала рядом, пропала. О том, что она и вправду была здесь, свидетельствуют только мятые простыни и скомканное одеялом у ног Им.

— Сонхва, — Ханыль говорит тихо, стараясь вложить всю силу в свой голос, и произносит имя подруги снова чуть громче. — Сонхва! — Чхве появляется спустя пару минут с графином минеральной воды в руке.

— Я думала, что ты умерла, — Чхве попыталась отшутиться, но потом на полном серьёзе взглянула на подругу и погладила её по волосам. — Ты так долго спала, я очень испугалась, — Ханыль выпучила глаза и поперхнулась водой. — Врач сказал, что ты скоро проснёшься, у тебя простое отравление. Сказал ещё, чтобы ты, когда проснёшься, приняла контрастный душ. Потом я сварю тебе что-нибудь, ты поешь и вернёшься домой, а там и отдохнёшь пару дней, — Чхве заботливо гладила подругу по волосам и говорила в полголоса, ведь догадывалась, что у подруги голова всё ещё раскалывается. — Помнишь хоть что-нибудь?

Им сразу вспоминает мужской голос, но скидывает всё на то, что ей это просто приснилось. Помотав головой в разные стороны, Ханыль стыдливо опускает голову и пьёт воду дальше, буквально насильно вливая её в себя, а потом бежит в туалет, зажимая рот ладонью. Разум девушки всё ещё затуманен, а кровь полна алкоголя, все плывёт перед глазами, и она еле собирает эти обрывки в целостную картину, чтобы не стукнуться об что-нибудь; так что именно по этим причинам Им не замечает яркие следы побоев, думая, что это обычные чёрные пятна — иллюзия и выдумка опьяненного разума.

Вечером того же дня, когда Ханыль приводит себя в порядок и чувствует немного лучше, приходит Сехун с полными пакетами продуктов и встречает Им широкой улыбкой.

— Как ты? — он выходит из комнаты в домашней одежде и поправляет волосы, а потом подходит к Чхве, по отработанной схеме целует её в щёку и помогает раскладывать покупки, попутно успевая между делом вести беседу с гостьей.

— Вроде живая, — Сонхва ничего не рассказывала про прошедшую ночь и избегает вопросов об этом, а вот Сехуна можно легко расколоть. — Где Джинхо? — но Им не хочет слышать, иначе ей станет ещё хуже. Окна в комнате открыты нараспашку, поэтому воздух поступает в огромных количествах в комнату, и Ханыль наслаждается этим комфортом в квартире.

— Она у себя дома отдыхает. По новостям сболтнули, что дочь известного судьи была настолько пьяной, что даже идти не могла, — О сел напротив Ханыль и устало потёр шею рукой. — Ужас, на работе так тухло. Говорят, затишье перед бурей, — Сонхва поставила перед девушкой готовый горячий суп, а перед Сехуном варенную курицу, рис и ещё пару закусок. — Кстати, какой-то странный тип сегодня искал Минхёна. Надо будет спросить у него, что за фигня творится.

— Тогда мне тоже стоит вернуться на работу. Иначе прокурор Ли убьёт меня, — Сехун посмеялся; Чхве продолжала настороженно молчать и поглядывать на руки Им, а Ханыль же ничего не понимала. — Сонхва, что-то случилось? — заметив пристальный взгляд на свои руки, Им отодвинулась от стола и прикоснулась к манжетам свитера.

— Нет, подожди! — Чхве соскочила со стула, но не успела остановить подругу.

Ханыль потянула края рукавов вверх, задирая их до локтей и в ужасе пошатнулась на стуле, чуть ли не опрокидываясь спиной назад. Мало того, что на коже красуются желтеющие гематомы, так ещё и множество набухших царапин, чья краснота всё ещё не сошла. На глаза Им навернулись слёзы, и эта боль с той ночи резко вернулась и дала о себе знать в ту же минуту. У неё нетвоспоминаний о том, что случилось, но она отчётливо видит синяки, а это не есть хорошо.

Что же случилось в ту ночь?

Сехун притих и вжал голову в свои плечи, ожидая рассказа своей девушки. Чхве сначала медленно выдохнула, а потом встала изо стола и начала с невозмутимым видом убирать посуду. Она складывала её с грохотом в раковину, потому что Им начала громко дышать и просить всё рассказать. Сонхва повернулась к подруге лицом, опираясь всем телом о тумбу, и скрестила руки на груди.

— Все мы скрываем что-то даже от самых близких людей, потому что это наше, хоть и не такое ценное, сокровище. Иногда это становится слишком тяжело, Ханыль, — Сонхва села рядом с подругой и взяла её за руку. — Ты не сможешь справиться со всем этим одна, потому что в один момент это поглотит тебя. И ты сломаешься. Если это было в прошлом, то это не меняет того факта, что оно всегда будет напоминать о совершённых ошибках. Поэтому, Ханыль, расскажи мне, — Чхве глянула на своего парня и он послушно ушёл, — кто такой Накамото Юта?

***

Накамото вернулся домой и сразу же спустился вниз, где его уже ждали Джэхван, Уджин и Джинён. За несколько лет в этой комнате всё кардинально изменилось. Вместо пуфиков стоял прямоугольный залакированный дубовый стол, за которым и сидели парни. Стулья на деревянном каркасе с мягким сиденьем и спинкой чёрного цвета, такой же тёмный массивный шкаф с дверями-купе, который расположился напротив входа.

Вместо проектора висел телевизор, которым никто в принципе больше и не пользуется. И холодильник, который стоял в самом дальнем углу комнату, издавал странный шум. Накамото давно хотел вызвать мастера, чтобы они исправили эту проблему.

Когда он сел, то Уджин был единственным, кто отвлёкся от своих дел и поздоровался с Ютой. Джинён облокотился на спинку и сидел с закрытыми глазами, скрестив руки на груди. В комнате было душно, несмотря на осенний сезон, а кондиционер не включишь из-за простывшего Джэхвана, который только и делает, что жалуется, мол ему в спину дует, а завтра у него важная встреча.

— Не видел вас на вечеринке. Почему не пришли? — Ким закатил глаза и указал на своё горло, намекая на то, что он болеет.

— Мне было так лень, если честно, — отозвался Уджин и встал изо стола, чтобы поискать какую-нибудь еду в холодильнике. — Ещё завал на работе, и брат заставил меня разбираться с новой невестой, которую мне выбрали. У самого свадьба на носу, а он тыкает всё мне. Так ещё и думает, что имеет на это право! Сам же свалил из дома.

— Чанёль как всегда. Женится — успокоится и отстанет от тебя. А ты, Джинён? — Бэ медленно поднял веки и взглянул на японца. Он пожал плечами и поднял голову, разглядывая белоснежный потолок.

— Я был занят. Тот Чунмён доставляет проблемы — вновь устраивает скандал, что дело в прокуратуре ещё не закрыто, — Юта хмыкнул и кивнул, чтобы Бэ продолжал. — А ещё он грозит рассказать всё своему начальству, если ты не выплатишь ему определённую сумму за слитую информацию о ловушке полиции в ту ночь, неделю назад. Ты ведь знаешь, агент До тот ещё придурок, — Джинён усмехнулся и выжидающе взглянул на парня. Он ждёт его ответа на это, но Накамото смотрит вперёд себя и молчит в течение получаса.

— Даже если он сильно захочет, всё равно ничего не сможет сделать. Иногда он забывает, кто на самом деле владеет ситуацией, — японец ехидно ухмыляется и поднимает глаза к потолку, разглядывая дорогую люстру. — Видел Ханыль на вечеринке.

Джинён дёргается и кончики его пальцев начинают гореть изнутри. Но он всё равно сохраняет невозмутимый вид и даже не интересуется подробностями, потому что вполне ожидает, что они и не разговаривали. Но Юта гадко улыбается и смотрит на свои руки: он потирает ладони и сжимает их в кулаки, потом разжимает и снова продолжает смотреть.

— И как она? Сильно изменилась? Чанёль однажды сказал, что она стала намного лучше со времён университета! — Уджин гордо задрал подбородок и усмехнулся, мельком взглянув на невозмутимого Бэ. Заметив, что реакции на его слова никакой не последовало, Пак отворачивается снова к Киму.

— Её кожа такая же мягкая и нежная, — Джэхван с Уджином усмехаются, а потом отворачиваются от Юты и снова говорят уже о своём. Но у Бэ всё внутри сворачивается, органы сжимаются, сердце замирает в ожидании. Он всегда знал, что Накамото какой-то извращенец с замашками садиста, но выслушивать такое про давнюю знакомую было противно. Видимо, только Бэ. — Уверен, что теперь у неё синяки и раны, которые долго не сойдут.

Бэ проглатывает ярость, пылающую синим пламенем, и молчит. У него сейчас нет абсолютно никакого выбора. Да и желания тоже, чтобы начать спорить с японцем. Он знает, чем всё может закончиться. Особенно тогда, когда их отцы стали вести этот бизнес снова.

— Что будем делать с Сонуном? — еле выдавливает из себя Бэ.

— Вряд ли его найдут, так что не беспокойтесь сильно, — Юта брезгливо кривит лицо, потому что открыто ненавидит Ха после двух попыток сбежать, не выплатив долги. Японец встаёт и говорит, что придёт через час, так как ему нужно уладить некоторые вещи.

— Как поступить с Чунмёном? — вновь присоединяется к беседе Уджин.

Накамото останавливается и поворачивает голову так, что все трое парней видят его животный оскал. Он посмотрел на Джинёна, и Бэ увидел дикий огонёк в его глазах. Он не удивлён, но его кожа покрывается мурашками от такого пронзительного взгляда.

— Избавиться от него. Ты ведь, как и всегда, справишься с этой проблемой, Джинён, верно?

Не дожидаясь ответа Бэ, японец отворачивается и уходит. Если Уджин и Джэхван не придают этому особого внимания и возвращаются к своим повседневным разговорам, то Джинён загружается мыслями и закрывает глаза, потому что становится тяжело переваривать всё это со временем. Он так долго знаком с Ютой, так долго работает вместе с ним, но до сих пор не может избавить себя от мысли, что он — психопат, которому нужна помощь специалистов. С каждым годом он становится всё безумнее и хуже, чем раньше.

Джинён встаёт со стула и уходит из его дома. Ему становится невыносимо находиться здесь — словно в логове дьявола. Бэ не отрицает, что сам не лучше, но… Нет, Бэ тоже омерзителен и ужасен.

Но если у Юты в душе — загнившая пустота, то у Джинёна ютится тоска и старая обида за то, что она ушла, всё-таки оставляя его одного. Она забыла о нём и позволила себе отпустить его. Прямо так, как он ей и сказал. Но Бэ не мог унять бьющееся в горечи сердце, которое так сильно хочет вернуть её себе навсегда.

Джинён часто звонил своему старому знакомому, который лично избавлялся от всех возникающих проблем, которые создавали живые люди. Бэ только убеждался в его профессионализме, когда включал телевизор, а там снова репортаж про самоубийство чиновника, который, как оказалось, был одним из проводников наркотиков через таможенные пункты.

Но сейчас, вспоминая всё, что случилось одиннадцать лет назад, в нём проснулось желание увидеть Ханыль. И чтобы она, наконец, увидела его лично. Следить за её жизнью сквозь фотографии и отчеты в сообщениях от секретаря его резко перестало устраивать. Джинён горел желанием увидеть её, услышать голос и узнать от неё самой о той жизни, которую он хотел ей сам подарить. Хотелось узнать не о том, что происходит в её жизни. А что с ней самой — какая боль живёт в её душе и стала ли та обида меньше?

Бэ вернулся домой, нехотя поздоровался с родителями и зашёл в свой кабинет, обдумывая всё, что долго сидело в его голове.

Как ему правильно поступить? Как избавиться от этого грызущего чувства, которое съедает его каждую ночь перед сном? Как смыть с себя всю грязь, что наслоилась на него за столько лет жизни?

Джинён открывает нижнюю полку стола справа от него, долго копается в ненужных бумагах и на самом дне находит конверт. Его края уже стерлись, оставляя на своих местах лишь мелкие дыры, сама бумага потускнела и испортилась. Но хранящееся внутри навсегда останется чем-то таким, что нельзя будет уничтожить никому. Даже самому Бэ.

Как бы он не пытался, ему перехватывает дыхание, когда он берёт конверт в руки и проводит по нему невесомо пальцами. Прошло столько лет, а он всё ещё живёт теми воспоминаниями об их последней встрече. Можно ли было отпускать её так легко, позволяя оставить себя на растерзание Юте? Накамото тогда был в бешенстве, узнав о том, что произошло на самом деле. Он был ужасно зол даже тогда, когда узнал о самоубийстве Ренчжуна.

Они никогда не были близки. Его скорее взбесила мысль, что Ренчжун погиб из-за Ханыль. Но разве это правда? Во всём виноват Джинён. Он его довёл до этого состояния. Он предал однажды всех в пользу Им. И Ренчжун не выдержал. Он с самого начала был самым слабым из них.

Джинён открывает конверт и вываливает содержимое на стол. В этот момент ему звонит Дэхви — очевидно, с очередным истеричным порывом о том, что старший забыл об их важной встрече по поводу передачи оружия с маленького городка Инчхона в Пусан, куда и должен был направиться Юта с Чонгуком. Маленькая, так сказать, командировка.

Бэ сбрасывает вызов, потому что у него нет настроения разговаривать по поводу работы. У них много времени и вечером и завтра утром, чтобы обсудить оставшиеся мелкие детали. Джинён уверен, что Ли сможет справиться и без него, а если нет — позовёт на помощь Гуаньлиня, который с удовольствием возьмёт на себя эту ответственную ношу. Парень горит желанием оставить всё и уехать обратно в тот спокойный район Сеула, где всё и начиналось.

Казалось бы, такое безобидное дело — баловаться наркотиками с ровесниками, а вылилось всё в крупнейший бизнес. И это всё только растёт, семейство Накамото укрепляет за собой позиции, и отец Джинёна уже давно числится как партнёр.

У Джинёна нет выбора — только этот бизнес и эта работа, если он не хочет быть изгнанным из семьи без гроша.

Фотографии разлетаются в стороны, а Бэ наблюдает за этим, ощущая то, как тягостно разливается это тепло в душе. Он рассматривает каждую из них минуты две, не в силах оторваться от них. В них столько магии — той, которую он выдумал сам и о которой понятия не имеет сама девушка.

Бэ вздыхает и, взглянув на последнюю фотографию, слёзы на которой блестят ярче всех звёзд, твёрдо решает изменить всё.

Предать всех в пользу Им, как и одиннадцать лет назад. Даже если это будет стоить его жизни — он увидит её.

========== 5 ==========

У Чанёля, как и у всех, была своя мечта детства — любить и быть любимым. Всегда. И она хранилась в его сердце, будто вознесённая на пьедестал. Не было ничего, что Пак хотел бы также сильно, как это эфемерное, почти неуловимое чувство быть кому-то нужным. Ни одни дорогие игрушки, ни приставки, ни внимание со стороны чужих ему людей — ничего не могло заменить это.

Наверное потому, что в его доме, среди вроде бы близких людей, ему любви никогда не хватало. Был только отцовский долг из-за журналистов и камер репортёров, малая часть любви матери, напыщенная наигранность нянь и прислуги — всё фальшивое, пропитанное ложью до последнего гвоздика. И Пака тошнило.

Как только Пак узнал от родителей, что они намереваются отправить его в Канаду в престижный частный университет, где учиться, да и жить тоже, не так уж и дёшево, Чанёль начинает понемногу осознавать свою собственную беспомощность. Отец приказал старшему сыну поступать на факультет бизнес-администрирования, а после возвращаться обратно в Сеул, чтобы передать ему семейное дело, которое Пак-старший с таким трудом поднял до такого высокого уровня. Но Чанёль отказался ещё в старшей школе и специально завалил выпускные экзамены.

Тот период был для него в принципе очень тяжелым. Вся его боль не окупалась деньгами и положением отца.

Тогда весна была холодной, и Пак часто болел. Он всегда думал, что своим слабым иммунитетом он полностью в мать, потому что в детстве, как ему помнится, после рождения Уджина она совсем ослабла. Каждый месяц она ложилась в больницу дня на три или четыре, а после возвращалась истощённая домой и болела в два раза дольше. Это становилось уже привычным, и Пак только умудрялся заскочить к больной матери домой и поцеловать её в потный горячий лоб перед школой.

Вместо гулянок с друзьями и походами в кино с его личной няней Чанёль бежал домой сломя голову, чтобы помочь матери с воспитанием маленького сына, ещё недавно родившегося, с которым не справлялась ни одна няня. Все их поиски заканчивались неудачами — Уджин родился весьма капризным и неугомонным, и отец Чанёля — Сонхо, всё никак не мог понять, почему же даже самые дорогие игрушки не могли утихомирить истеричный плач сына.

Наверное, Уджин чувствовал, будучи ребёнком, всё куда тоньше, чем уже повзрослевшие. Когда младшему исполнилось три года, Чанёль разозлился на отца ещё больше — мать была беременна. Старший тогда закончил первый класс младшей школы, и единственное, что он мог сделать — жалостливо расплакаться в теплых крепких объятиях матери, которая совсем исхудала, согнулась в сильной болезни и во время беременности не вылезала из кровати.

Врачи, которые приходили и которых успел замечать Чанёль, пичкали её различными витаминами и лекарствами, уверяя её в том, что с ребёнком ничего не случится.

Чанёль смирился. Он надеялся, что этот ребёнок родится и его мать оставят в покое, но после новости о выкидыше, когда мать проснулась ночью в окровавленной одежде, ничего не могло вернуть всё на место. Пак плакал очень много, потому что после этого не мог видеть родительницу в огромном, но, как оказалось, таком пустом доме. Без неё внутри в этих стенах стало ещё холоднее и страшнее, потому что отец вышел из-под контроля окончательно.

Всю свою злость он срывал на детях, а чаще всего — на Уджине, обвиняя его в том, что после его рождения женщина ослабла и стала подвергаться тяжелым заболеваниям. Чанёль уже перешёл в первый класс старшей школы, когда узнал о том, что после третьего выкидыша — наступила смерть не только не родившегося ребёнка, но и самой женщины, истощённой до такой степени, что в последние дни она уже не могла встать с кровати.

После операции, когда выкидыша извлекли из тела, мать Чанёля забилась в себе и целыми днями смотрела в вымытое до блеска окно, до тошнотворной чистоты — такой, какой никогда больше не будет её чернеющее сердце. Ночами она не спала, уделяя на сон всего час или два, да и тот был таким неспокойным и прерывистым, что женщина просто лежала с открытыми глазами и смотрела стеклянным взглядом в белоснежный потолок.

Её навещали каждый день — муж, которого она ненавидела, но терпела из-за любимых детей; Уджин, который мало что понимал, но чувствовал неладное, и потому каждую встречу лежал рядом и ластился к родному телу; и няня Уджина, которая смотрела на женщину глазами полных жалости и отчаяния. Но единственный, кого так хотела увидеть ослабевшая женщина и обвить болезненно худые и бледные руки вокруг его талии — Чанёль.

Пак был другого мнения. На смену нескончаемой любви и болезненной тоски по единственно родному человеку, пришло ужасающее спокойствие и даже безразличие. Он не знал, откуда это в нём. Чанёль любил склонять все свои доводы к тому, что просто привык к отсутствию матери и её вечным болезням. Однажды ночью, когда он сидел на её кровати в одиночной комнате, ведь отец отказывался спать рядом с ней, Пак подумал о том, что её смерть не так уж и далеко. И если она умрёт сейчас, то будет даже легче.

Чанёль переживёт это в старшей школе, а когда выпустится, то уже остынет всем сердцем к мёртвой. Он верил, что так будет правильнее и легче ему самому. Так будет легче даже его маме — чем раньше она умрёт, тем раньше оборвутся все её страдания. Пак верил, верил, верил и думал, что уже принял эту ситуацию полностью. Но реальность оказалась куда чудовищнее, чем он себе представлял.

Больше смерти родного человека, которая подкосила повзрослевшего парня, его разрушило то, с какой скоростью отец нашёл ей замену — он привёл в дом свою любовницу, подождав то время, пока все журналисты утихомирятся. Чанёль скандалил с отцом, отказывался называть новую чужую женщину в их доме своей матерью.

Все фотографии матери в доме были уничтожены, только одна — их общая семейная, осталась висеть в просторной гостиной, чтобы репортёры могли заснять её и после назвать «тяжелой скорбью по ушедшей любимой жене председателя». Чанёль забыл, что такое дом на самом деле. И в выпускном классе бросил всё к чёрту — будь, как будет; умру, так умру; так будет лучше.

Чанёль хотел любви — чистой и искренней, хотел возносить свою возлюбленную до небес, идеализировать всю его будущую семейную жизнь, но после очередного расставания, когда девушка оскорбляла его и давилась слезами, он понял, что не умеет. Не может любить так, как в фильмах — красиво, громко, искренне и честно. Пак даже не умеет быть таким же честным и романтичным — это всё давно сгнило в его душе. Он только хотел, а отдавать в итоге разучился также быстро, как загоралась в нём мысль о самоубийстве.

Но убийство самого себя — слишком хорошая новость для отца. Особенно тогда, когда после окончания школы Пак сбежал из дома, который больше не мог таковым считать. Парень знал, что если убьёт себя, то отец будет только рад — минус одна головная боль и проблема, минус человек, который так чертовски сильно похож на свою мать. И лицом, и характером.

Когда Чанёль полностью принял свою, так сказать, патологию в том, что любить он не умеет (скорее всего, не хочет), ему на пути встречается Чонин, который после предлагает Паку начать работать, а не ныть о ничтожности бытия и не тухнуть в университете на занятиях, раз он так не хочет учиться. И тогда всё закрутилось с такой скоростью, что Пак не успевал даже вздохнуть нормально. Он забывал, что такое выходные и праздники; не успевал ничего из того, что он хотел бы сделать. У Чанёля в голове осталось только одно — работа.

В возрасте двадцати четырёх лет Чанёль оставался никем — бесконечная смена грязной и тяжелой работы; маленькая и тухлая квартира, в которой часто выключали свет и горячую воду; нелюбимая девушка, которая была рядом с Паком и уговаривала его вернуться к влиятельному и очень богатому отцу; и Чонин, у которого жизнь складывалась куда лучше, чем у него.

Чистое ли это везение или Ким кому-то уже продал душу, но удача словно была второй составляющей его души. И учеба давалась отлично, и с родителями прекрасные отношения, и любовь такая, как в мелодрамах — Соын была красивой и, что самое главное, любила не в пол-силы.

Она отдавалась чувствам к Киму полностью и совершенно не ожидая такой же отдачи с его стороны.

Чанёль смотрел и завидовал. Завистью чёрной, как смола, и тяжелой, которая тянула его ко дну быстрее, чем всё остальное. А потом, исчерпав все свои эмоции, Пак, оставаясь пустышкой на протяжении целого года — оказался на крупном кастинге в модельное агентство.

И тогда Пак не мог поверить, что та его несчастная жизнь оказалась позади. И ему повезло также крупно, как и Киму. Удача, наконец, на его стороне.

Когда Чанёль довольно-таки быстро добился успеха и стал одной из самых востребованных моделей, к нему в квартиру постучал отец — сам лично, без секретаря и без детей.

— Вернись домой. У меня есть к тебе отличное предложение, раз ты не хочешь, чтобы я передавал тебе семейный бизнес. Женишься на этой девчонке, — отец протянул Паку смятую фотографию и недовольно фыркнул, — и тогда я отдам по праву принадлежащие тебе половину акций компании. Просто, без судебных разбирательств. За обручальное кольцо на пальце этой бестолковой дуры.

Чанёль бы отказался, ведь деньги больше не были его приоритетом — их было так много, что парень не знал, куда их деть. Но, взглянув на натянутую улыбку девушку на семейной фотографии он подумал о том, что было бы неплохо хотя бы попробовать. И когда он бросит эту богатую девчонку — его отец увидит, что он не нуждается больше в его поощрении, как раньше. Теперь он может сам себя обеспечить и плюнуть в душу отца, на все его указки и просьбы, на всю его чертову «любовь» и якобы заботу о старшем сыне.

Пак с нетерпением ждал встречи с семьёй, как оказалось, дочери верховного судьи и некогда популярного адвоката, которая отказалась от дальнейшей карьеры в пользу семьи — Пак Джинхо. Парень знал, что в ней не может быть ничего интересного — только то, что в ней воспитали родители. Покорность, уважение и спокойствие. Смирение со своей судьбой, фальшивые улыбки и ложь о том, что у неё всё хорошо.

Парень подготовился к этой встрече, выехав к ресторану за час до встречи.

Чанёль опешил — Джинхо кричала в ресторане, пока никого из его семьи не было, а он удачно спрятался за колонной. Зачем правда, вообще непонятно. Пак, несомненно, была красивой, но парень сомневался, была ли это её настоящая красота или просто деньги родителей, которые оплатили тяжелый труд пластического хирурга. Что бы не было истиной причиной её красоты — Паку всё равно нравится.

Он никогда не отказывал себе в чём-то роскошном и прекрасном, как симпатичные девушки на пару ночей (он ведь не совсем моральный урод, чтобы на одну ночь), до безумия дорогие машины, крохотные блюда за огромные суммы, картины, висящие на стене его просторной квартиры.

Чанёль ни в чём и никогда себе не отказывал. И сейчас в нём загорелось желание хоть какую-то выгоду выручить с этой нежеланной помолвки.

Мать Джинхо не постеснялась ударить дочь на виду у всех и насильно усадить её обратно на стул. Народу-то в принципе было не так уж и много, в помещении тихо играла фоновая классическая музыка, официанты незаметно огибали столы и исчезали за дверьми. А Чанёль не мог оторвать взгляда от их семьи. Никто не стал ворчать или что-то говорить. Из-за постоянных косвенных упоминаний Джинхо в новостях о пьяном дебоширстве многие могли только поддержать подобные методы воспитания.

Ведь богатые дети не понимают иначе. Они доводят всё до предела, достигая точки кипения, а потом, окончательно опозорив семью, опускаются на дно.

— Я позволяю тебе гулять с твоими безмозглыми подружками и позорить нашу семью, когда ты снова напиваешься. Побудь сегодня хорошей и послушной девочкой, и тогда твой домашний арест будет закончен. Если не он, то я выдам тебя за кого-нибудь другого, а другие претенденты, спешу тебя заверить, не такие симпатичные и молодые, как Чанёль. Он — твой единственный нормальный вариант.

На этих словах Пак аккуратно отошёл от колонны и подошёл поближе к огромному столу, на котором уже стояли салаты и закуски. Мать Джинхо тут же улыбнулась и встала изо стола, с силой потянув за собой резко замолкшую дочь.

— Чанёль, а где твой отец? — прямо задал вопрос отец Джинхо, осматривая ресторан и после снова обратив глаза к парню.

— Он скоро подойдёт. Извините за его опоздание, просто… маме тяжело из-за беременности. Они в больнице, — Пака тошнило. Отвращение к самому себе после одного единственного слова окатило его новой волной. И стало так не по-человечески плохо.

Прошло столько лет, но Пак не может забыть того телефонного звонка матери. Он сбрасывал три раза, а на четвёртый решился взять, но не слушал. Лишь так, прислушивался к её тихим словам, пока играл в видео-игру у друга дома. Она хотела увидеться, но Чанёль лишь отмахнулся тем, что у него уроки. И вечером того же дня мать Пака умерла.

И все забыли о ней так быстро — словно её никогда не было. Словно она была никем. И из когда-то живого дышащего человека превратилась в оглушающую пустоту, и только Чанёль, как кажется сейчас, помнил её всю. Её боль, которую она тщательно пыталась скрыть. Её тот прежний смех, который скрашивает детские воспоминания. И её слова о том, что никогда нельзя сдаваться; что будет тяжело, что будет гадко, что мир давно перестал им быть — но нужно бороться.

Никто ничего Чанёлю просто так на блюдечке готовое не принесёт.

Когда все были в сборе, разговоры между членами семьи не умолкали. Спрашивали о состоянии жены и её ребёнке, о бизнесе и прочих неинтересных делах, а про Чанёля с Джинхо будто и вовсе забыли.

— Свадьба в ноябре. Двадцатого числа, как Вам? — Чанёль выпучил глаза и взглянул на своего отца, словно пытаясь поймать его взгляд и узнать, в чём дело.

Так скоро?

Повернувшись в сторону Джинхо, которая сидела напротив, Пак даже сам немного испугался тому, какой спокойной она сейчас была. У неё во взгляде абсолютно ничего — такая поглощающая тёмная пустота, в которой запросто можно утонуть и задохнуться.

— Отлично! Чем раньше, тем лучше!

— Я не хочу замуж.

Все разом замолкли, а Чанёль не мог поверить, что это были слова девушки напротив. Она нервно сглотнула и тяжело вздохнула, подняв заплаканные глаза на парня. Её взгляд пронзительный и такой, словно девушка только что разрушила все оковы у него на душе и разорвала там всё, что можно было.

Подвергла его убийственное спокойствие в сердце сильнейшему шторму, и навела там хаос.

— Я не выйду за тебя. Ни за что.

Словам Джинхо верилось сейчас больше, чем когда-либо будет — Чанёль уверен. Она говорит об этом и сама хочет верить в них всем сердцем, и они звучат поэтому так честно. Если бы только она имела право выбора, то Пак бы просто начал молча аплодировать ей — той достоверности в её игре.

— Извините, Вы же знаете этих девушек — то хочу, то не хочу, — первой спохватилась мать Пак, дёргая свою дочь за локоть и одним только взглядом угрожая ей, прося вернуть все слова обратно.

— Моя первая жена была такой же — своенравной и свободолюбивой. Но, как говорится, стерпится — слюбится. И с ней будет также, мой сын неплохой парень. Они смогут поладить! — председатель тихо посмеялся, закрывая глаза на подобный оскорбительный выпад девушки.

Всё равно она попросит прощения, ведь этот брак выгоднее им, чем семейству Пака. Он согласился лишь потому, что это позволит ему взять под контроль Чанёля и ту половину акций, что он ему обещал. Он сможет иметь на них право, шанс завладеть ими — хоть и был он маленький и почти невозможный в исполнении, но почему бы не попытаться. Да и уход старшего сына из семьи плохо сказалось на заголовках в новостях.

Сам же Чанёль молчал так, словно воды в рот набрал. Он просто прожигал в девушке взглядом дыру. Хотелось её встряхнуть и сказать, что её жизнь больше не принадлежит ей. Она не такая, как раньше или в детстве. Джинхо ничего не сможет контролировать, и ей бы давно с этим смириться. Но она продолжает ворчать и пререкаться с отцом, видимо, совсем забыв о присутствии других людей.

Интересно, смог бы так Чанёль, несмотря на чёткое осознание неизбежного, защищать себя и, что самое главное, свою свободу, личность, мировоззрение до самого конца. Смог бы он также, как Джинхо, смотреть в ненавистные глаза и говорить так смело?

Чанёль подсознательно знает, что нет. На её месте он бы вообще ни слова не проронил, особенно учитывая теперь уже её репутацию и положение семьи. Отчего отец так держится за неё? Почему не уйдёт из-за оскорбительного поведения невесты?

Так много вопросов, что у парня голова болит.

Такое отчаяние в её взгляде — Чанёля прошибает током. Он не умеет любить, но Джинхо была так чертовски похожа на женщину, которую он ненавидел и любил сильнее всего на свете. Отец прав — душа матери словно вот она, перед ним, открытая и живая; дышит внутри этой взбалмошной девчонки, которая уже плачет и убегает из ресторана.

Чанёль любить не умеет, и вряд ли когда-нибудь научится. Но если Джинхо возненавидит его ещё сильнее, то Паку будет легче справиться с самим собой.

Так будет легче. Будет легче, если его давняя мечта, давно разбившаяся и превратившаяся в мираж, не приобретёт живой образ по подобию Джинхо. Зачем ей оживать, если этого никогда не случится?

Зачем зря тешить себя надеждами о несбывшемся?

Зачем любить, если ненавидеть всегда легче. И Чанёль остался сидеть на месте, раздражённо ковыряя палочками остывшее блюдо. Успокаивать истеричек ему никогда не хотелось, поэтому он решает, что её родители справятся намного лучше него.

***

Пак не сдерживает усмешки, когда видит Джинхо на следующий день с синяками на руках, которые она тут же спрятала за длинными рукавами кардигана. Прислуга не предупредила девушку, находящуюся под домашним арестом после вчерашней выходки, что к ней заявился её уже жених. Наверное, решили ей таким образом устроить сюрприз.

Разговаривать со своей невестой Чанёлю не хотелось от слова «совсем», поэтому они просто молча сидели в разных углах её комнаты, иногда обмениваясь неоднозначными взглядами. Им обоим было непонятно, о чём думает другой — их объединяла только растущая ненависть.

У Джинхо к парню, который самым наглым образом осматривал её стол и различные рисунки, не доведенные до конца. У Чанёля к матери и всей этой ситуации — Пак была похожа настолько сильно на мертвую родительницу, что даже то, как девушка нервно поправляла волосы, оглушительно отдавалось эхом в голове. Даже её жесты чем-то отдалённо напоминали парню мать. И эти смешанные чувства застревали в горле, отчего Пак мог только тяжело вздыхать.

Если Чанёль будет вести себя, как отец, то Джинхо возненавидит его. Как однажды это сделала его мать. Точно так же.

Почему-то сейчас, когда они сидят вроде бы в одной комнате, не было ощущения единства. Но, несмотря на их холодность отношений и абсолютное безразличие друг к другу, Чанёлю с каждой минутой всё больше казалось то, что теперь выпутаться из этой аферы отца нельзя. Будто бы он наперёд знал, что Пак захочет отказаться, ведь акции так и так по праву принадлежат ему — шантажировать было бесполезно.

Но Чанёль, наверное, чисто по-человечески, не мог.

***

Через две недели, когда их семьи снова встретились уже дома у жениха, Пак хотел пойти и повеситься в когда-то своей комнате — теперь на её месте была детская. Отец специально, Чанёлю на зло — превратил его просторную комнату во владения маленькой дочери. Вот, чего хотел отец от настоящей матери Пака — дочь.

Чтобы можно было выгодно выдать её замуж, заключая нерушимый союз между двумя бизнес-семьями. Чанёлю помнится, что он часто говорил про семейство Бэ, которое было известно тем, что под их руководством были заводы по производству машин. Но теперь он наверняка подыскивает иные альтернативы, ведь девочке всего десять.

Он сидел в гостиной и из-за опоздания отец оставил ему место напротив фотографии — той, которая служила единственным напоминаем об их иллюзии идеальной семьи. И которую отец бессовестно использовал для жалости со стороны других. Чанёль смотрел куда угодно, но не туда. Потому что ему казалось, что мать сейчас вылезет из этой картины стоит ему взглянуть в её глаза. И ударит, а что ещё хуже — обнимет и простит.

Джинхо сидела рядом с ним, угрюмо мешая ложкой суп с водорослями. И чтобы не встречаться с матерью и вспоминать её запах, тепло тела и звонкий голос, Чанёль смотрел на девушку. Синяки сходили, но на их месте появлялись новые. Когда взрослые решили обсудить кое-что более важное и серьёзное, они отправили детей на верхний этаж, чтобы сделать хотя бы вид того, что им вместе комфортно.

Чанёль привёл Джинхо на широкую лоджию, по углам которой располагались декоративные кусты, а в левом — маленький круглый стол с плетенными стульями. Уютно — уголок его матери и его самого, когда мальчику не спалось по ночам, а женщина рассказывала забавные истории из её же детства. Их было много, и каждая словно из комедийного семейного фильма — неповторимая, тёплая и родная.

Чанёль живёт воспоминаниями о том, как всё было невинно и прекрасно. И хорошо.

Пак села на плетенный стул и отвернулась от Чанёля, разглядывая их задний ухоженный двор, как прислуга подстригает обросшие кусты, придавая им форму, как поливают клумбы цветов. Чанёль сел напротив и закрыл глаза от усталости — в этом доме словно было что-то такое невидимое, что выкачивало разом из него все силы.

— Теперь я понимаю, что всё серьёзно. Мне позволяли делать всё, что я хочу, чтобы потом в один момент всё так же мне и разрушить, — тихо начала Джинхо.

Чанёль уверен, что она говорит это лишь потому, что больше некому. У неё есть подруги, и Пак их знает очень хорошо, но, видимо, ей не хочется раскрывать им все карты. В их глазах она хочет остаться всё той же веселой дурнушкой, которая всегда напивается до беспамятства и не волнуется о завтрашнем дне. Ей больно, плохо и одиноко. Но ей не у кого просить помощи, а сейчас она немного пьяна и расслаблена, убаюкана ночным прохладным ветром и тусклым сиянием луны.

— Я ненавижу тебя, и вряд ли когда-нибудь смогу полюбить. Меня всю жизнь готовили к тому, что когда-нибудь моя жизнь будет чьей-то, а не моей. И я ненавижу это — принадлежать кому-то. Но если умру, сделаю легче только своим родителям — не могу поверить, что они расстроятся. У них ведь есть ещё дочь и сын. Куда им я — безработная, опозоренная, безответственная. Я только лишний груз, от которого они решили избавиться, выдав за тебя замуж.

Чанёль слушал, потому что у него не было другого выхода. Парень вообще не уверен, что она говорит это именно ему. Возможно, просто озвучивает мысли вслух. Но даже так Пак стал свидетелем того, как её душа ноет.

— Просто я надеюсь, что ты не станешь меня… — Джинхо вздохнула и зажмурила с силой глаза, — насиловать. Ни физически, ни морально. Это единственное, чего я боюсь. Я устала от побоев внутри здания, который даже домом назвать нельзя, — Чанёль недовольно фыркнул, как только увидел, что девушка аккуратно вытерла слёзы на щеках.

— Ты же знаешь, что мне абсолютно плевать на тебя и на твои желания. Я не стану на тебя и вовсе внимания обращать, как только мы съедемся, — Чанёль встал со стула и подошёл к каменным перилам, опираясь о них локтями и доставая пачку сигарет. — Просто не мешайся под ногами, и всё.

В сигаретах он терялся, мысли мешались в разуме и вылетали также удачно вместе с дымом. Отчего после каждого выдоха в голове гудела пустота, и Чанёль наслаждался этой шаткой иллюзией того, что всё в порядке. Он со всем справится, и не испортит себе жизнь. У него всё под контролем, осталось только подождать время и разорвать помолвку, отказаться от всех его акций и бросить всё на произвол судьбы.

У него есть всё, так что какое-то обычное желание владеть чем-то красивым на пару дней не должно было помешать. Джинхо права — жизнь никогда не должна быть чьей-то. Она должна быть только твоей, ты обязан — именно обязан! — распоряжаться ей так, как тебе захочется.

— Просто давай и вправду не усложнять друг другу жизни. Мы оба ненавидим друг друга и не к чему делать вид, что у нас всё может быть отлично, — Джинхо не хотела сдаваться и уж точно оставлять последнее слово за парнем, поэтому всё никак не могла умолкнуть. Её раздражало в нём всё — от его идеальной красоты до скверного характера, который был таковым лишь из-за прямолинейности. — Я не стану счастливой в нежеланном браке, воспитывая детей, которых я никогда не хотела, и вечно выслушивая твоё нытьё, или и вовсе быть твоей прислугой.

— Знаешь ли, не тебе сейчас диктовать мне условия, — выслушивав все претензии, Чанёль раздражённо потушил сигарету и выбросил окурок вниз, даже не заботясь о том, кто это уберёт после. Он в этом доме больше не живёт. Это никогда не было его домом, и он был бы рад всё сжечь здесь к чертям. — Ты в очень не выгодном положении. И если не я, то какой-нибудь старик, который уж точно не станет терпеть твои истерики и извечное «хочу». Я это выношу только из-за чистой выгоды для себя в будущем, — скривив губы в доброжелательной улыбке, Пак вышел из балкона, а после, пройдя мимо недоумевающих родителей, вылетел пулей на улицу.

Хоть он и простоял на свежем воздухе недавно, но дышать вне этого дома стало намного легче. Он вдохнул полной грудью и с счастливой ухмылкой направился к своей машине. Но как только он захлопнул переднюю дверь и завёл машину, рядом на пассажирское приземлилась Джинхо.

— Давай прокатимся. Меня тошнит от твоего дома, — Пак пристегнула ремень и достала телефон, тут же уткнувшись в него и быстро набирая кому-то сообщение.

— Выйди из машины, пока я тебя не выбросил из неё сам, — парень медленно выдохнул и повернулся к невозмутимой девушке. Словно это не она несколько минут назад плакала и просила Пака быть к ней мягче.

— Не выпендривайся и отвези меня по этому адресу. Я хочу увидеться с Ханыль.

========== 6 ==========

« — Давай, Ханыль, не трусь.

Японец переплёл свои пальцы с Ханыль между собой и посмотрел на неё. Закат мягко ложился персиковым оттенком на его коже и сверкал. Им не могла отвести от него своего взгляда, потому что сейчас он казался ей самым настоящим ангелом, спустившемся с Небес.

Она думает, что он такой идеальный. И каждый день благодарит Бога за то, что сейчас он с ней, а не с кем-то ещё. Он не с Исыль — этой поганой предательницей, которую раньше Им считала подругой.

— Всё будет хорошо?

Юта рассмеялся и быстро кивнул ей в ответ. Он встал позади девушки и прижал к себе, обвивая свои руки вокруг её талии. Она спиной чувствовала, как бьётся его сердце в грудной клетке. Им так нравилось это ощущение, что ноги подкашивались.

— Верь мне.

Ханыль закрыла глаза и почувствовала, как чужие шершавые кончики пальцев коснулись её обветренных губ. Она медленно раскрыла их и в предвкушении провела кончиком языка нижнюю губу. Юта положил маленькую пилюлю на язык и поцеловал в затылок, перебирая волосы девушки.

У Им перед глазами резко появился Джинён, который в порыве злости смысл все таблетки в унитаз и заставил пить что-то отвратительное девушку. Это было настолько ужасно, что ей казалось — органы окажутся вместе со всем содержимым желудка в сточной канаве.

Но на любовь Юты хочется надеяться всем сердцем, поэтому она слепо верит. Верит и верит ему без конца. И ждёт чего-то от него в ответ кроме этих наркотиков, но он продолжает не замечать её пылких чувств к нему. Ханыль пытается понимать его — он очень занят, а ещё его отец вечно звонит ему и просит прийти помочь. Её Юта очень занят, поэтому они и не проводят так много времени вместе; поэтому он часто молчит и не замечает её.

Когда они сидят у него дома на подвальном этаже, где расположены мягкие пуфики, проектор и комнатные растения, то приходит Джено. Он приглушает немного свет и садится рядом с Ханыль.

— Исыль не придёт? — Им специально игнорирует вопрос, уткнувшись в телефон, чтобы вновь не выслушивать пустые разговоры Ли. Он усмехается и берёт в руки ноутбук, чтобы поставить другой фильм.

Голова Ханыль адски болит, но она всё равно старается сесть ближе к Юте. Он отдёргивает руку и поднимается наверх, крикнув напоследок: «Папа позвал». Им словно теряется в реальности и проваливается в бездну. Внезапная боль сковывает её, она не может вздохнуть полной грудью.

Вместе с нескончаемой ноющей мукой в голове Ханыль ощущает пробирающийся холод.

Она снова ждёт Юту. Им знает — он придёт, он ведь должен. Парень обещал, что поможет ей и побудет сегодня рядом. Но сейчас место справа от неё пустует, и ей становится так одиноко и плохо.

Ли занят поиском хорошего фильма, а девушке на это всё равно. Какая разница, что смотреть. Ханыль хочет быть рядом с Накамото, а он, как на зло, снова ушёл к отцу, чтобы помочь ему с работой. Когда агония сходит на ноль, то Им открывает глаза и видит чужую кофту на себе. Бежевая шерстяная — не Юты, она принадлежит Бэ. И запах его — горький едкий запах табака, который он вроде как ненавидит, но отказаться от сигарет было выше его сил, с кислым привкусом лимона. Дурманяще прекрасно.

Она оглядывается вокруг и замечает ещё нескольких парней, которые подошли. Рядом с Джено сидят Сонун с Джэхваном, которые точно также уткнулись в ноутбук и внимательно ищут фильм. У столика с напитками стоит Ренчжун, который присоединился к их кампании совсем недавно. Он переехал из Китая. Юта представил его, как сына одного из друзей отца.

А у входа стоит Джинён и разговаривает с кем-то по телефону, не смотря в сторону друзей.

Он хмурится и поджимает губы. Эти признаки явно выказывают его недовольство, может, он даже взбешён чем-то. Ханыль решает, что может узнать об этом попозже, когда они останутся наедине. Но и это тоже может не сработать. Вряд ли Бэ что-нибудь расскажет. Он вообще очень часто молчит в шумной компании.

Если придёт ещё и Донхёк, то тишины не видать совсем. И тогда Бэ вообще закроется.

Бэ подходит к пуфикам и садится рядом с Ханыль, как и всегда.

— Что случилось? — девушка решает спросить сейчас. Может, сжалится и расскажет всё. Джинён не смотрит на неё и продолжает молчать.

— Выбрал! — наконец, радостно кричит Ли. — Как насчёт «28 недель спустя»?

— Фу, зомби, — подаёт голос Уджин и кривит лицо.

— А что, боишься? — с издёвкой произносит Сонун и смеётся.

— Ещё чего! Включай.

Ханыль только согласно кивает, хоть и не особо любит все эти фильмы, связанные с апокалипсисом. Она тут же берёт в руки телефон и начинает смотреть новости на фэйсбуке. Хотя ладно, кого Ханыль пытается обмануть. Им очень сильно боится таких фильмов.

— Я против. Будем смотреть другой фильм, — Джинён отбираету парней ноутбук и выключает фильм».

***

Сонхва смотрит на Ханыль долго и пристально, прежде чем полностью утвердиться в том, что она не врёт. Тишина плавится в комнате, прилипает плотным слоем к коже, и всё тело пропитывается ею. Им жмёт свои руки, потому что не знает, как ей себя сейчас вести. Скрывать это до конца своих дней было бы и вправду слишком тяжело — когда-нибудь она бы не выдержала и сдалась. И даже она сама не знает, на что была бы способна.

Это становилось с каждым днём всё обременительнее. Оно тяготило девушку на протяжении долгих лет, не давало сдвинуться с места и оставаться в своей невидимой клетке. Вспоминать об этом было похоже на бесконечный запутанный лабиринт — стены высотой метров три, каменные, от них веет холодом; небо застилают тучи темнее предыдущих; ветер свистит над головой.

Чхве зовёт Сехуна и встаёт со стула. Она ходит от одного угла к другому, от безысходности смотрит на дверь, потом скрещивает руки на груди и снова меряет комнату маленькими шагами. Ханыль продолжает молчать, и как хорошо, что заходит О и с шумом плюхается на стул.

— Помнишь, как попала сюда? — задаёт вопрос парень и подпирает подбородок ладонью. Ханыль жмурится и сводит брови к переносице, но в голове не мелькает ни одна картинка кроме её ног и мягкого как пуховое одеяло, сладкого как мёд голоса, который шепчет ей и словно окутывает в свой омут. Кому Ханыль может доверять?

— Нет… Ничего не помню, — отвечает Им спустя пару минут молчания. Сехун понятливо кивает, словно уже ожидал подобного ответа. Собственно, непонятно почему спрашивал-то тогда. О скрещивает свои руки и кладёт их на стол, а потом с важным видом прокашливается и намекает взглядом своей девушке присесть рядом.

— Сегодня ты должна отдохнуть дома, а завтра выйдешь на работу, — спокойно и со всей серьёзностью ответил О. Чхве соскочила со стула и уже хотела начать возмущаться, но остановилась, когда Сехун пронзил её строгим взглядом. — Ничего плохого не случилось. Я просто не мог тебя удержать на руках. Ты всё время падала и пыталась убежать, а я не рассчитывал силу, когда держал тебя. Соответственно, отсюда и синяки на твоём теле. Тебе не должно быть стыдно за случившееся. Время всё равно вспять не повернёшь, так что отдыхай со спокойной душой и возвращайся к работе, так быстрее забудешь о неприятностях.

Ханыль пребывала в лёгком шоке от такого строгого тона парня и в тоже время такой поддержки с его стороны. Его слова плотно засели в голове, отчего Им задумалась и после кивнула.

Когда Им уже обулась и накинула на плечи пальто, то к ней выбежала Чхве. Подруга крепко заключает её в свои объятия и тихонечко всхлипывает. Ханыль утешительно стучит по спине Сонхве и старается улыбнуться как можно искреннее. Это необходимо увидеть Чхве, чтобы она поняла, что с Им всё в порядке.

И ведь Сехун прав — время всё равно вспять не повернёшь. Так что остаётся только отдыхать со спокойной душой и попытаться сделать шаг вперёд. Пусть он будет неуклюжим, неуверенным и Ханыль в итоге споткнётся — это всё часть пути, который приведёт её к конечной остановке. К её великому счастью.

Ханыль делает шаг за порог квартиры, потом шаг за пределы жилого дома. С каждым пройденным ей становится легче идти, словно ветер сам её несёт. Им хочет забыть невзгоды; но всё ограничивается тем, что её испорченное настроение испаряется, и улыбка сама зацветает на лице. Встречные люди подозрительно косятся на неё и стараются обходить стороной, потому что считают, что невозможно идти такой счастливой по улице, если только человек не псих.

Девушка заходит домой и проводит пальцем по тумбе у входа. Растирая грязь между пальцами, она качает головой и немного осуждает саму себя за то, что забыла про уборку. Сехун настаивал на хорошем отдыхе, но у Ханыль даже кожа начинает раздражаться от количества грязи и пыли в доме, поэтому она переодевается и направляется в ванную.

На следующий день Ханыль встаёт рано утром и принимает контрастный душ. Он освежает и бодрит в такую рань, и Им словно перерождается новым человеком. Она в каждом глотке чёрного чая чувствует прилив сил. С каждым разом, когда ветка стучится о окно, девушка ощущает жизнь внутри себя. Телевизор включается по щелчку на пульте и гостиную комнату заполняет шум.

Девушка лениво переключает каналы, пока не останавливается на новостном. Телеведущая отрывается от своих бумаг и начинает монотонно оглашать срочные новости, что произошли за последние несколько часов. Сначала всё было вполне обычно, но потом девушка зацепилась за отдельные фразы, которые выбили её из колеи.

«Сегодня в пять часов утра в один из полицейских участков района Каннам поступил телефонный звонок одного из постояльцев отеля «***». Мужчина заявил, что десятью минутами ранее у порога его номера оставили коробку и ушли. В ней лежал канцелярский нож, испачканный в крови. Срочная экспертиза указала, что кровь не принадлежит человеку — она свиная. В данный момент тщательное расследование продолжается. Будем держать вас в курсе дела».

Ханыль огорчённо вздохнула, выключила телевизор и с поникшим видом вышла из дома. Прямые лучи солнца слепили глаза и напрашивались в здания, но девушка по прибытию в офис сразу же плотно задёрнула шторы. Прокурор опаздывал и предупредил об этом своих работников, Он даже не поприветствовал коллегу и выбежал из кабинета пулей.

Ханыль осталась одна, но, в принципе, это её не напрягало. Наоборот, ей казалось, что так намного лучше. Хотелось бы ей, чтобы вот так вот спокойно и тихо было всегда.

Но длилось это недолго, потому что в офис врывается недовольный прокурор из соседнего кабинета. Просканировав комнату уничтожающим взглядом, он останавливается на девушке и злобно ухмыляется. Тэиль был вообще очень странным человеком, наверное, «неприятным» подойдёт больше, но он слишком ответственно относится к работе, поэтому это немного сглаживает мнение Им о нём.

— Знаете, где прокурор Ли? — Ханыль отрицательно качает головой и снова утыкается в ноутбук. Прокурор Мун цокает языком и кладёт руки на бёдра. Им понимает, что парень ждёт вопроса: «А зачем он Вам?», поэтому отвлекается от своей работы и смотрит на коллегу.

— Он сейчас на важной встрече. Вы хотели что-то ему передать? — Тэиль слегка приподнимает уголки губ и трёт ладони между собой.

— У нас тут дело появилось. Меня попросили передать его в ваш офис, — Ханыль хмурится, но продолжает молчать. — Вы ведь слышали новости сегодня утром? — девушка кивает и напрягается. — Полчаса назад мужчину, звонившего в полицейский участок, нашли мёртвым. Предполагается, что убийство.

***

«Федеральный агент скончался в возрасте сорока пяти лет.

Ким Чунмён был найден мёртвым спустя три часа после того, как получил посылку. Как сообщает издание «***», по результатам токсикологической экспертизы была выявлена точная причина смерти. Агент скончался от передозировки наркотика — опиоидным анальгетиком гидроморфоном, а не от потери крови в связи с ножевыми ранениями. На журнальном столике была найдена предсмертная записка.

Недавно прокуратура заявила о возможной ошибке в деле. Произошедшее с господином Кимом не является самоубийством. Генеральный прокурор огласил, что это — убийство. Данное дело продолжает оставаться незакрытым. На сегодняшний день генеральная прокуратура продолжает расследование, что и вызывает недовольство среди народа».

Ханыль последнее время очень хотела быть заваленной работой, чтобы даже про приём пищи забывать, но она не могла и мысли допустить о том, что подобное дело будет настолько тяжело пережить. День за днём в течение недели к ним непрерывно заходили разные люди. Помощник Он проводил допросы свидетелей и работников участка, Им бегала из кабинета в кабинет, а потом по полицейским участкам и на место преступления вместе с прокурором.

У главного входа прокуратуры собирался народ, недовольный тем, как ведётся расследование. Телефон в офисе разрывался от звонков репортёров и журналистов. Доходило иногда до того, что они каждого работника преследовали до дверей дома. Ведь как можно не найти убийцу федерального агента? И чаще всего: «А что с простым народом?».

Сону выключил телевизор, по которому они смотрели репортаж, и устремил свой взгляд в окно. Погода была нагнетающая и мерзкая, отчего на душе кошки скребли когтями. Ханыль уселась за свой стол и посмотрела на дисплей телефона.

От Джинхо нет новостей несколько дней, в принципе Им не видела её после того похода на вечеринку.

Сонхва пишет каждый день и узнаёт о самочувствии подруги, сообщает о том, что у Сехуна тоже непонятная ситуация на работе. Чхве вскользь упоминает про сомнительного клиента у Минхёна, а потом быстро приглашает на обед. Но у Им совершенно нет времени на это, она иногда до дома доехать не может, что уж тут говорить про обед за пределами здания прокуратуры.

Он подошёл к столу Им и наклонился к ней ближе. Его расплывающаяся улыбка не говорила девушке ни о чём хорошем, поэтому она решила, что если проигнорирует и промолчит, то он уйдёт. Но это только подзадорило Она и он рассмеялся.

— Нам нужно немного отвлечься. Работа работой, но обед никто не отменял. Один мой друг предлагает пообедать вместе, согласитесь, помощник Им? — Он бесцеремонно отодвинул стопку бумаг и уселся на край стола.

— Мы даже выйти спокойно не можем без нападок репортёров. Так что я лучше откажусь, сварю себе лапши и всё, — Сону понятливо кивнул, но потом снова начал за своё.

— Не бойтесь, друг знает про сложившуюся ситуацию. Поэтому он привёз нам человеческой еды и сейчас придёт сюда. Решил предупредить Вас заранее, чтобы Вы сильно не удивлялись его приходу, — Ханыль усмехнулась и взяла в руки телефон. Звонил прокурор Ли и сказал, что побудет немного дольше в полицейском участке, так что на обед его можно не ждать и не нужно заваривать лапшу. — Вы, кстати, уже виделись.

Не успела Ханыль отреагировать на такое заявление, как в офис зашёл парень. У него в руках пакеты, и комнату тут же заполнил приятный аромат, от которого аж руки трясёт и живот громко урчит. Он поздоровался с Им и загадочно улыбнулся, тут же проходя мимо к своему другу. У девушки разболелась голова и стало неестественно жарко в кабинете, поэтому она поспешила открыть форточку. Как только воздух пробился внутрь, то тут же разбавил тишину и избавил помещение от стоявшей духоты.

Парни не прекращали разговаривать между собой и посмеиваться, пока раскладывали еду и накрывали на стол. Им стояла у окна и смотрела вперёд себя, чтобы хоть немного отвлечься от своего состояния. Внезапно в голове встал тот тихий шёпот, который последнее время успокаивал во время бессонницы и будил по утрам вместо будильника.

Им уже даже подумывала сходить к психологу, но как подумает о том, что скажут о ней люди, то тут же избавлялась от таких мыслей. За пару минут горизонт поглотил плотный туман и Ханыль отвела от окна свой взгляд.

Сону собирался позвать коллегу, как Им уже успела сесть за стол. Они втроём пожелали друг другу приятного аппетита и принялись за еду. В офисе была непринуждённая обстановка: Сону с другом болтали в полголоса и подшучивали, аромат еды впивался в кожу, ветер развевал напряжение, а шум за окном утихомирился.

Теперь в голове у Ханыль только тот голос крутился, и она не могла понять почему. Ей становилось то легко от того, что она слышит его, то совсем плохо, потому что друг Сону не прекращал смотреть на девушку.

— Как там работа, Ниэль? — спросил Сону. Кан сначала молчал и сканировал девушку взглядом, а потом, заметив её смятение, посмотрел на друга.

— Ничего интересного. Только вчера пришлось разнимать пьяных студентов и успокаивать администратора, что они ничего не сломали в ресторане и всё в порядке. Боялся, что ему придётся отвечать за это перед мамой.

Даниэль пытался превратить это всё в шутку, но Ханыль было совсем не до смеха. Так выходит, Даниэль работает в каком-то ресторане? И почему Кан может так спокойно заходить в здание прокуратуры без пропуска? Его ведь даже за доставщика трудно принять, не то что за прокурора или помощника. Будь Им охранником у входа, то ни за что не пустила бы его внутрь. Особенно учитывая тот факт, что творится сейчас на улице. И что у Даниэля в руках шлем.

— Ханыль, а ты чего молчишь? — пора бы привыкнуть к тому, что во время обеда Сону всегда использует неформальную форму речи, учитывая то, что Им ещё и младше своего коллеги на один год.

Им поставила стакан с водой на стол и задумалась. Она и вправду молчит с того момента, как Кан зашёл внутрь.

— В последнее время ты слишком поникшая. Что-то случилось? Обычно я такой бываю, когда с девушкой ссорюсь. Она продолжает намекать на свадьбу, а я совсем не готов к такому! — Сону быстро переметнулся от Им к своей проблеме, и Кан шутливо закатил глаза и отвернулся.

Даниэль подпёр подбородок ладонью и снова уставился на девушку. Им смутилась и почувствовала, как начинает гореть всё её лицо.

— Мы расстались, — тихо ответила Им и вздохнула.

Прошло всего-навсего две недели, всем может быть понятно, что Ханыль вряд ли отделалась от тяжелого чувства внутри, щемящем сердце. Но ничего с этим не поделаешь. Она медленно смиряется с этой мыслью — что они больше не вместе. Что теперь они вообще непонятно кто — ни знакомые, ни друзья, ни возлюбленные. Кто они теперь?

Ханыль слегка улыбается Сону и понимает, что скучает по Минхёну немного, когда остаётся одна и мысли съедают всё. Но, а так, она пережила. Переживёт. Самое главное — он жив и здоров, пройдёт время — и у них всё будет, как раньше. Как у лучших друзей. Хван ведь понимающий, всё хорошо.

Он заметно сбился с мыслей и не знал: посочувствовать ли или просто промолчать. Становилось неловко, и Даниэль решил немного разрядить обстановку.

— Сону, покажешь мне, где у вас здесь уборная? — Он опешил и быстро соскочил, хватая друга за плечо и выбегая из кабинета.

Ханыль была благодарна Даниэлю за то, что он увёл Она из офиса. Видимо, он понял, что сейчас лучше немного помолчать и побыть врознь, иначе они так и будут туго молчать и избегать встречных взглядов. Как странно внутри становится, когда Им понимает, что Даниэль понял всё без слов и без многозначительных взглядов с её стороны. И как тепло, когда у Ханыль сходит краснота с лица и остаётся естественный розоватый оттенок на щеках.

Её глаза на пару секунд засияли, когда она вспоминает долгие взгляды Кана на себе. Она словно снова чувствует их, несмотря на его отсутствие в кабинете. Осенний ветер пробивается с новой силой в офис и тормошит взбудораженную девушку. Как оказалось, даже в двадцать восемь лет можно ощутить это щекочущее ощущение в душе после разрушающей бури.

Девушка встряхнула головой и аккуратно нанесла блеск на губы, чтобы они не казались такими сухими и безжизненными. Что бы то ни было, а выглядеть привлекательно никто не запрещал. Тем более, отношения больше не сковывают её. Сейчас она свободна и вольна делать всё, что захочется. Правда совесть где-то там в закоулке ворчит и шепчет о том, что неправильно — нужно страдать ещё больше и дольше, нужно уволиться с работы и погрузиться в эту депрессию до конца своей жизни.

Но Ханыль внезапно ловит себя на мысли, что нельзя. Нельзя больше грустить. На это скоро даже времени не будет.

Спустя несколько минут Даниэль вернулся в кабинет, кратко сообщив, что Сону задержался в одном из кабинетов прямо по коридору. Ханыль кивнула и стала убирать за собой со стола. Кан начал помогать девушке и между делом старался хоть как-то незначительно коснуться её. Плечом или рукой — было неважно, потому что это всё было прикосновением.

Кану очень понравилось, как ведёт себя сейчас девушка. Она так старается казаться невозмутимой и неприкосновенной, хочет произвести впечатление независимой и сильной девушки, но её еле сдерживаемая счастливая ухмылка и пунцовый цвет на щеках выдают с поличным.

Её пальцы подрагивают и с силой сжимают пластиковую грязную посуду. Она так медленно берёт в ладонь свою кружку и пытается отыскать упаковку с растворимым кофе, отчего Даниэль хочет рассмеяться и дальше наблюдать за тем, с какой отточенностью в движениях она заваривает себе напиток.

Очнувшись от транса, Ханыль смотрит на парня и предлагает чашку кофе. Даниэль, что ранее опирался о стол Сону и наблюдал за ней, соглашается и подходит ближе к девушке.

— Обычно, помощник Он не пьёт из этой кружки. Думаю, Ваш друг не будет против, — Им достаёт с верхней полки белую кружку и без сомнений высыпает туда содержимое маленького пакетика.

Даниэль стоит рядом и всеми фибрами души слышит, как громко бьётся сердце девушки и как она прерывисто дышит. Сейчас она такая неспокойная и — Даниэль думает, что добавить, пока в голову словно током не бьёт слово — красивая. Да, Кан подытоживает, что именно сейчас она выглядит безумно красивой.

У неё на коже лица даже и со слоем тонального крема видны покраснения и старые рубцы. Но Кан подмечает, что это всё теперь кажется ему ерундой. Она кажется безупречной с её огромным старанием держать себя в руках, с её дрожащими руками, с её бьющимся быстро-быстро сердцем, с её аккуратной одеждой и собранными волосами, с её ярким блеском на губах и стеснительной улыбкой, с её озорством в глазах, с её умением заваривать растворимый кофе (в принципе для этого и мозгов много не надо, но почему-то Даниэлю это начинает нравиться), с её тихими вздохами.

Сейчас она совершенно другая. И кажется Кан знает, что сейчас ему так нравится в ней. Сейчас Ханыль кажется ему абсолютно, полностью поглощённой счастьем. И ей это так идёт — быть счастливой и радостной.

Даниэлю невзначай думается, что он хотел бы видеть её такой всегда.

Сону заходит в кабинет обеспокоенным и загруженным, и это заметно разрушает воцарившуюся идиллию между Ханыль и Даниэлем. Кан забирает с рук девушки кружку с готовым кофе и отходит в сторону, потому что Он хотел сказать что-то срочное, видимо, связанное с работой.

Он подходит ближе и что-то шепчет на ухо Им, а потом делает два шага назад и отворачивается от девушки. Помощник старается избегать вопросительного взгляда Даниэля и нарастающей злости в девушке. Сам помощник не был рад лишь тому, что теперь работы будет в два раза больше. Почему это дело так резко передали отделу Ли вообще непонятно — прокурор Мун всегда оставался в приоритете у начальства, так как доверие в первый месяц работы к Тэёну было никаким.

А после ему стали поручать такие громкие дела один за одним.

Ханыль сначала медлит с ответной реакцией, но потом отдёргивает саму себя от жутких мыслей и срывается с места. Она молча выбегает из кабинета, успев схватить со своего стола только рабочий пропуск и телефон. Им огибает повороты, задевая каждый острый угол, спотыкается и проклинает свои туфли на каблуках, но продолжает бежать.

Она проносится мимо кабинетов, мимо рабочих и прокурора Ли, который только хотел набрать её номер и отправить в участок для первоначального ознакомления с делом. Ханыль с силой толкает входную дверь и вырывается наружу. Её тут же у ворот встречают вспышки камер и репортёры, которые снуют между собой и тычут микрофонами в лица проходящих работников. Она обрывками слышит отдельные слова, но даже они складываются в цельную картину и бьют с каждым разом всё сильнее в грудь девушки.

«… наследник компании»

«Прокомментируйте положение Джи-…»

«Что будет с компанией в будущем?»

«… личное признание!»

Им отталкивает их всех от себя и с трудом пробирается сквозь толпу, чтобы поймать такси и как можно быстрее добраться до центрального полицейского участка. Дорогу туда она знала наизусть. Старшего офицера, чьё имя прозвучало, как начавшем расследование — знает. У них было много проблем вместе по работе, но Им вечно спускала это всё ему с рук, потому что он был хорошим работником.

Её сердце прыгает и бьётся больно о рёбра, сердце словно трещит и с новыми силами проводит через себя заряд электрического тока, который ранит Ханыль снова и снова. Ей хочется сбежать домой и укрыться там от всех бед, но душа требует объяснений. Им хочет сама лично убедиться в том, что всё это — правда. Ведь если выйдет так, что помощник Он не соврал, то девушка встанет перед крайне трудным выбором.

Пока она ехала до места назначения, то успела проиграть в голове все возможные сценарии и окончания этого дела. Во всех вариантах ещё в самом начале для собственного блага Ханыль обязана уволиться и сидеть тихо в своём доме, пока всё не уляжется.

Одним из худших решений проблемы, если не побег в её хрупкий безопасный купол — дом, можно считать — помощь ему. Одним из лучших — смерть.

В первом случае Им возненавидит саму себя, будет до конца жить в постоянном страхе и недоумевать, почему она так сделала. Зачем же она в очередной раз сбежала от всего? Ханыль боится копаться в этой проблеме и пытаться найти ей более безопасное и рациональное решение — она всё потеряет. Её жизнь вспыхнет чёрным адским пламенем, который превратит в пепел всё, что дорого и любимо.

Это разгорающееся пламя будет подобно тем ощущениям, как когда-то одиннадцать лет назад. Когда Ханыль чуть не лишилась всего самого ценного — свободы и жизни.

Всё сорвётся вниз, и Ханыль уверена в том, что она не сможет перенести то, что ляжет ей на плечи громоздким грузом. Она вновь прогнётся под этим миром и сломается, словно тонкая веточка. Им вновь позволит этой боли и чувству вина себя уничтожить. Вот только вряд ли после второго раза девушка сможет это пережить.

Даже если и будет жить, то это будет похоже на прогулку по длинному темному тоннелю. И в конце него не будет никакого спасительного света — только чернота и неизвестность, скрывающая за собой обрыв.

Во втором случае драгоценным будет его молчание. Если он промолчит, если он умрёт, если он исчезнет раз и навсегда, то всё решится само собой. Дело потечёт по течению реки — его будет долго мусолить день изо дня, а после найдут самый упрощённый вариант и закроют дело; жизнь вернётся в нормальное русло, и всё будет как и прежде — до всей этой суматохи с убийством Ким Чунмёна и загадочным исчезновением До Кёнсу; Ханыль вновь обретёт тот покой, в котором жила. Который был её обманной иллюзией в этом мире.

И Им не постесняется спрятаться там снова. Укрыться, сбежать, переждать — только не попасть в самое сердце урагана, где её разорвёт на мелкие части.

Теперь та размеренная тихая жизнь кажется таким невозможным, что девушка горестно вздыхает и зарывается пальцами в волосы, которые растрепались из хвоста пока она бежала. Столько лет единственным отголоском прошлого были воспоминания, от которых она не в состоянии избавиться. А сейчас все кошмары, не дающие ей нормально выспаться по ночам, обретают плотные живые фигуры, образы, пейзажи — всё превращается в реальность.

И всё взаправду. У Ханыль колит неприятно сердце в ожидании беды.

Перед ней открываются двери участка, и она немедля заходит внутрь. Слегка успокоившись в приёмной, девушка делает глубокий вдох и медленно выдыхает, пытаясь освободить голову от лишнего. Она здесь — назад пути нет.

Но при виде знакомого офицера за стеклянной дверью какое-то смутное ощущение закралось внутрь; страх наслаивался всё больше и стал давить на мозг. Ханыль боялась, что не сможет сопротивляться своей панике. Но потом — разве это стоит того, чтобы истерить? Им уже знает наперёд, что впереди только хуже, и ей лучше собраться с силами. Приберечь слёзы на потом.

У девушки кружится голова и предательски дрожат руки, но она старается держаться уверено и непринуждённо, словно совершенно не знает человека, из-за которого, собственно, она сейчас здесь.

Её приветствуют почти что у входа главный следователь по делу Ким Чунмёна и некогда наставник Им — Со Ёнхо; офицер полиции, взявший расследование улик под свою ответственность — Ким Донён; и младший помощник офицера — Чон Джехён, который, видимо, только недавно выпучился из полицейской академии, и его примкнули к Киму. Они втроём встали в шеренгу напротив девушки и представились, после чего девушка также вежливо поклонилась и вытянула вперёд руку в ожидании. Офицер Ким тут же вручил девушке тонкую папку с полученными данными за время задержания.

— Давно задержанный сидит здесь, офицер Ким? Как Вам удалось поймать его? — следователь Со решил разузнать побольше деталей, чтобы быть в курсе дела, так как стал чувствовать себя неуверенно в компании этих людей.

Донён недовольно покосился на Ёнхо и покачал головой. У них у обоих никогда не было хороших отношений — слишком много разногласий по поводу ведения дела. Ведь один — следователь, а другой обычный полицейский, мечтающий о повышении. Ещё будучи стажёром под руководством Со, Им часто была свидетелем их мелких перепалок между собой.

— Мы ничего не делали — он сам пришёл. Минут, может, двадцать назад, — ответил за Донёна младший офицер, заметив раздражение от вопроса на лице у начальника.

Следователь спорить не стал и удовлетворённо кивнул, отходя на пару шагов назад, чтобы не мешаться. Минуты через две ему позвонили, и он вышел из кабинета. Как раз к этому времени Ханыль закончила изучать бумаги и раздражённо захлопнула папку. Вместо страха в ней резко зародилось желание стукнуть этой самой папкой в её руках по лицу кому-нибудь. И не важно, кто это будет — хоть этот Джехён, явно ни в чём не провинившийся.

— Задержанный был последним, с кем говорил Ким по телефону за четыре часа до установленного времени смерти, значит — ещё до коробки. Однако, что самое удивительное, он сам пришёл к нам и сдался, признавшись в убийстве. Доказательства вещественные; также объявился новый и единственный свидетель произошедшего — адвокат убитого Чон Хосок; имеются показания экспертов и тому подобное. Всё против обвиняемого. Я подозреваю, что в этом причастен также и адвокат, но оснований для выдачи ордера на арест нет. Его показания могут стать решающими в вынесении приговора. Сейчас сюда едут отец обвиняемого и свора адвокатов. Прокурору Ли бы поторопиться — председатель обычно надолго не задерживается. Его адвокаты… Если честно, настоящие монстры.

Ханыль потёрла пальцами переносицу и нахмурилась, а потом решила, что стоит сообщить о случившемся прокурору Ли. Всё, что ранее озвучил Донён, девушка прочитала в кратком досье. Необходимо, чтобы Тэён приехал сейчас же, но дорога займёт больше времени, чем хотелось бы, поэтому Им задумала повольничать в отсутствие начальства.

Им на подсознательном уровне хочет убедиться, что ей ничего не угрожает в ближайшее время. Дальше она придумает способ выбраться и решение своей проблемы. Он не способен причинить ей боль — она уверена в этом.

— Прокурор Ли приедет не скоро, поэтому отведите меня в комнату для допроса к задержанному.

Офицер Чон застыл и не знал, что делать. Девушке показалось, что он даже перестал дышать, так как без разрешения прокурора заводить разговор с обвиняемым запрещено. По крайней мере по словам Кима. Старший офицер слишком бесится, когда люди с прокуратуры начинают вольничать и сбивать с порядка всю проделанную работу. Джехён послушно ждал приказа своего старшего коллеги, но Ким молчал и сверлил взглядом девушку.

— Вы уверены, что хотите самостоятельно допросить? У Вас есть на это разрешение? — офицер Ким всегда относился к своей работе очень щепетильно, мало кому верил и делал всю работу всегда за себя, считал, что остальные просто не в силах сделать то, что делает он день изо дня. Именно эта черта и нравилась, и отталкивала девушку в парне.

— Я могу задать только один вопрос? — Ким задумался и минуту погодя согласился, приглашая девушку зайти первой.

***

Ким Тэхён — вот, кто настоящий дьявол.

Так думается всем, с кем он когда-либо работал. Даже Юта не сможет стоять рядом с таким, как он. Японец труслив и умеет разве что языком трепать, да бегать по указке отца (в его отсутствие пытаясь строить из себя начальника), а вот Тэхён — человек слова.

Если он и сказал, что выручит своего старого лучшего друга Джинёна в любой момент, то он его не подведёт, какими бы последствия не оказались; да и как бы плохо всё не обернулось против Кима.

У парня за спиной уход из семьи любимой матери, который он переживал очень и очень тяжело; гадкое детство, избиение отчимом и после объявление о том, что его сестра смертельно больна и вряд ли продержится чуть больше года.

Тэ познакомились с Бэ в Америке, тогда они ещё вместе учились в школе. Деньги, которые постоянно присылали Джинёну на счёт в качестве развлечения и «простого похода в кино», он отдавал Киму, который нуждался в них больше — оплачивал лечение больной сестры, которая часто страдала от побоев их отчима и фантомных болей.

Бэ узнал всё случайно, когда навестил друга и хотел отдать ему психологический тест, который обязательно нужно было заполнить для отчёта в школе.

Тэхён тогда не смог себя контролировать и избил отчима чуть ли не до смерти, но Бэ его вовремя остановил. Тогда Ким думал, что бросит школу и навсегда оборвёт все связи с Джинёном, то Бэ впервые был так разговорчив и непреклонен, поэтому первый не мог сопротивляться.

Он нуждался в его поддержке больше всего — ему так хотелось рассказать другу всё, что творилось в сломанной душе, мечущейся в поиске понимания.

— У тебя есть я, Тэхён. Я знаю — ты хороший, и я помогу тебе. Помогу Вам обоим сбежать, просто дай мне время.

Когда они выпустились из школы, то Бэ, как и обещал, купил Тэхёну с его сестрой билеты в Сеул и снял квартиру недалеко от центра, а также замял странное убийство их отчима благодаря связям отца в штатах. Они виделись часто, даже очень. Джинён выслушивал Тэхёна на их выходных, а сам взамен рассказывал о себе.

И в первую очередь, конечно же, — о Ханыль, как о том прекрасном мгновении, которое когда-либо случалось с ним в жизни.

Ким вдруг понял, что хотел бы такой же любви. Или хотя бы отдалённо ощутить то, что и Джинён, потому что он давно забыл о том, какого это на самом деле — быть любимым не только сестрой. Санми нуждалась в нём как в сильном старшем брате, который, защищая её в очередной раз от разгневанного отчима, зарезал его на месте и сбежал; как того человека, который оплачивал дорогое лечение и необходимые медикаменты; который был единственным живым родственником; который обещал быть рядом до тех пор, пока она не умрёт.

Тэхён знал всё, что творилось в жизни Джинёна точно также, как и сам Бэ о жизни Кима. Они были молчаливы чаще, когда пересекались по работе. Ким не поступил в университет, потому что однажды… Тэ, на самом деле, без понятия, как его занесло туда — и как он стал наёмный убийцей тоже.

Сначала Тэхён учился вместе с Джинёном у них дома, но это всё было бесполезно; а потом стал помогать с работой, когда спустя пять лет Бэ поручили малую частью бизнеса — ту, которую скрывали от остальных. Ким был знаком с Ютой заочно — точнее, знал его только он по рассказам друга, а японец лишь слышал в ответ «старый знакомый, который всё уладит».

Для Юты он оставался безымянным незнакомцем, и японец не особо заострял на этом внимание.

Душа Тэхёна была полна желания мести, вот только он не мог понять — к кому. Кому так хочется отомстить? Чего так жаждет бурлящее жерло вулкана в его сердце?

Он всеми силами пытался заглушить внутри себя бушующую агонию и желание крови на своих руках, потому что знал — это пустая трата времени, когда у тебя нет ни денег, ни власти. Позже Тэхён, пользуясь расположением Джинёна и его словами о том, что «Ким абсолютно беспощаден», вступил в тайную группировку в подворотне Сеула.

И решил полностью посвятить себя той жизни — деньги, развлечения, кровь, убийства, случайные связи. Не сопротивлялся и той мысли навсегда в этом потеряться, забывая старого себя.

Ким вскоре стал неразговорчивым и предпочитал отмалчиваться во всех спорных ситуациях; отличался стальным терпением, так что никому не удавалось застать его злым или довести до колеи — он долго работал над своим сложным характером.

После убийства отчима Тэхён думал, что навсегда забудет о боли. Но сестра не могла уснуть ночами всё чаще, будя брата в холодном поту и задыхаясь от болезненных приступов. Ким знал, что рано или поздно она умрёт, и все её страдания прекратятся. Однако парень не мог так долго ждать и просто наблюдать за тем, как родной человек сжимается на простынях и давится воздухом.

После убийства сестры в нём резко всё перегорело. Тэхён часто думал. О том, что делать дальше и как поступить. О том, на что вообще способно его сердце после того, что случилось?

Как оно — разорванное и грязное — когда-нибудь забьётся также, как и раньше? В детстве, когда у них всё было хорошо? Вернуться бы в те времена.

Отец вернулся бы с работы и поцеловал каждого члена семьи в лоб. Мама бы готовила на кухне его любимый десерт. Двухгодовалая сестра играла бы в гостиной и мельком смотрела на яркие картинке в телевизоре. А Тэхён бы сидел за столом, тихо наблюдая за тем, какой же идеальной была его семья. Каким идеальным был его дом. И какая у него была прекрасная жизнь — все давились своей завистью.

Наверное, счастья было слишком много. И что-то высшее, совершенно неизвестное миру решило всё оборвать. Чтобы Тэхён упал с небес на землю.

Джинён принял убийство Санми, как что-то само собой разумеющееся — она была больна, и так было бы легче всем. Ей в первую очередь. Бэ никогда не сомневался, что Ким поможет — жизнь отдаст за безопасность их обоих.

Подобная работа со временем определённо повлияла и на психическое здоровье Тэхёна — общению с живыми он предпочитал монолог с самим собой или же односторонний диалог с трупом. В тишине и закрытом пространстве ему легче думалось, он отдыхал и расслаблялся в свободное от «работы» время. Так что застать Кима где-то за пределами своей новой квартиры, кабинета главы или места выполнения задания было крайне тяжело.

Несмотря на всю внешнюю холодность и каждодневное отрицание существование своей души, парень помнит, что такое смеяться; помнит искренность и честность своего сердца; помнит, через что ему пришлось пройти, чтобы сейчас оказаться здесь; Ким умеет быть другом. Он выслушает все проблемы и поможет выпустить пар после запарки на работе. Выпьет с кем-нибудь за компанию, так как никогда не мог отказать себе в этом удовольствии, и посмеётся. Но будет честным лишь только с ним — с Джинёном.

Он помнит всё — и как трепетало его сердце в средней школе от первой любви, и как дрожали руки от страха перед экзаменом, и как шла кровь из-за колючек на стеблях роз. Помнит, как любить, но не знает, хочет ли он это по-настоящему, или ему просто становится одиноко из-за рассказов Бэ? Ощущения такие, словно он пережил это всё вместе с ним. И будто Ханыль была влюблена, да и Ким тоже. И это его история.

В нём до сих пор противостояние дувшего личностей: одна хочет отключить все чувства и полностью отдаться той боли внутри себя, дать кровожадному зверю сожрать свою душу, отравляя кровь настолько, что она превратится в яд; другая просит возмездия и мести за всех убитых — совесть иногда шалит, когда Ким выпьет.

Тэхён понял, кому он хочет отомстить.

Себе. Он хочет чертовски сильно отомстить самому себе за то, что не умеет себя контролировать; что однажды убил всех, кто мог бы быть ему дорог; что влюбился в свой идеальный образ в голове, который построил по подобию Ханыль. Нет, Тэхён любит не Им — лишь тот силуэт, который выстроился благодаря рассказам Джинёна.

И ему казалось, что вот — он нашёл её, когда в очередной раз пропадал в клубе.

Пьяная до чёртиков, бесконечно красивая, энергичная и такая потрясающая — Тэхён потерял дар речи, когда увидел её. Он думал, что никогда не заслужит её такую — Ангела во плоти.

Тэхён часто отправлял фотографии Ханыль, сделанные его помощником, но никогда не запоминал её. Не разглядывал и не всматривался, потому что это — собственность Бэ, а девушки Джинёна были для Кима табу. Даже та, которая на самом деле ему не принадлежит. Раньше он бы смог так сказать, но сейчас — увы. Не имеет на это права.

И Ким, кажется, только сейчас осознал всю эту горечь от невозможности быть с тем, кого так сильно хочешь. В полной мере понял внутреннее состояние своего лучшего друга. Хотел забыть все слова, всю отвратительную правду, ведь, как на зло, по новостям объявили то, что Джинхо — обручена.

Его Джинхо, его тот идеальный образ, его ангел, его силуэт, его иллюзия прекрасного в жизни — которой он жил в особенно холодные и пустые ночи.

Дьявол любил. Любил так сильно, что был изгнан и пал с Небес, преданный единственным, кому отдавался в полной мере.

Тэхён любил тоже. Любил так сильно, что готов был убить себя и потянуть за собою в Ад её. Ту единственную идеальную ложь, в которую он верил всем покалеченным сердцем.

И готов был обманывать себя до конца, потому что понимал, что тот прошлый мальчик цепляется за это чувство. Пытается устоять и побороться за своё законное место, отрезвляет в моменты полнейшей апатии и возвращает в мечтания на облака. Нельзя тонуть в человеке так сильно, как это делает Тэхён, но по-другому он больше не умеет. Либо всё, либо ничего — в любом случае в конце будет больно.

Пак никогда бы не взглянула на него. А если бы начала общаться, то определённо сбежала и оборвала бы всё с ним связанное. Но задолго до убийства Ким Чунмёна и всего переполоха у Бэ, когда они с Джинёном сидели в кафе, девушка случайно поймала взглядом Тэхёна. Поправила волосы, слегка улыбнулась и смущённо помахала рукой. Показалось ли?

Тэхён хотел верить, что нет. Но никто из них так и не решился подойти друг к другу. Ким только ещё больше погружался в это болото своей грязной любви и огромной ненависти к самому себе за проявлённую слабость — это чувство нельзя испытывать тем, кто априори не может ощущать. Киму запрещено любить — и не только правилами членства группировки, но и его личным указаниям.

Тэ не подарит ей той жизни, о которой она может мечтать, как любая девушка; не будет уделять ей внимания и разбрасываться громкими словами; не будет любить полностью и как этого будет требовать она. Киму в какой-то момент показалось, что ему просто нравится обманывать себя в своих чувствах, чтобы окончательно не сойти с ума.

Если однажды Джинхо исчезнет из его жизни, то Ким переживёт. Пройдёт долгое время — но он справится. А без Бэ в его жизни не будет больше определённо важного смысла.

И в день, когда Тэхён понял, что вскоре потеряет и его тоже, они сидели с Бэ в пустом кафе.

— Джинён, ты совсем из ума выжил? — Кима от разглядывания маленького куска торта отвлекло только неожиданное заявление Бэ.

— Я всё равно ничего больше не хочу. Не хочу жить так. — Голос Бэ предательски дрогнул. Он недовольно поджал губы и наспех отвернулся к улице через панорамное окно. — Я отправил тебе всё, что нужно.

Тэхён в ужасе смотрел на то, как Джинён доедал свой десерт и незатейливо спрашивал про жизнь коллеги Кима — Намджуна. Парень не мог вымолвить и слова, потому что всё ещё не мог поверить, что его друг говорит взаправду. Зачем ему вдруг понадобилось жертвовать собой? Ким знает, что другу тяжело справиться с новой ответственностью и своими обязанностями, но разве этот стресс стоит его жизни?

— Я не стану этого делать, а потом спокойно наблюдать за тем, как ты за это отдуваешься! — злобно прошипел Тэхён, пододвигаясь поближе к Бэ. Второй меланхолично перевёл взгляд на Кима и расслабленно пожал плечами.

— Его адвокат с нами. Я говорил с ним утром по телефону. Я беру всё на себя, а ты — обеспечиваешь ему безопасность, пока он не сбежит из страны. Потому что он — наш козырь. Юта, может, и не догадывается, а вот его отец, я уверен, знает о тайном адвокате Кима. То, что Юта приказал мне его убить — наша гарантия на спокойную жизнь, если мы сделаем всё правильно.

— Не наша, Джинён. А Ханыль. Это её гарантия. — Тэхёна впервые тошнит от упоминания имени Им.

Для Кима она всегда была волшебной и совершенно другой девушкой, а сейчас она вся в его голове разбилась на мелкие осколки. Парень готов вырвать всё, что уже напридумывал себе о ней, как о хорошем человека для Бэ. Потому что сейчас его друг рискует… Нет. Он жертвует всем ради какой-то девчонки, которая наверняка о нём уже даже не вспоминает.

Тэхён недоверчиво мотает головой в стороны и утыкается взглядом в бумаги, которые ему протянул Джинён.

— Это часть бумаг, которые передал Хосок — адвокат. Здесь по мелочи, но он не врёт. Я видел все другие ценные своими глазами, и они все у Чона. Если они потом окажутся у тебя, то ты сможешь помочь расследованию через чужие руки. Это не уничтожит то прочное положение семьи Накамото, но определённо поспособствует тому, что оно даст трещину. И постепенно этот разлом будет расти, пока совсем не расколет эту жалкую семью японцев.

Тэхён послушно молчал и внимательно вслушивался в рассказ друга, потому что план Бэ и вправду может сработать. Может, он не поставит всему конец, но положит хрупкое начало. И они в последствииуничтожат себя сами.

— Если этим буду заниматься я, то все подозрения в итоге упадут на меня, ведь я являюсь директором. Но если я приду в полицию, как убийца, который устранил проблему, мешающую развитию его бизнеса, этим бумагам поверят. И расследование сдвинется с мёртвой точки. Сейчас прокуратура задерживается, потому что дело у неправильных людей. Ли Тэён — человек Накамото, которому поручено замять любое дело, связанное с их семьёй. Генеральный прокурор — Ким Сокджин… Я его знаю. Он считается одним из самых влиятельных людей в Сеуле на данный момент, и если уж вся генеральная прокуратура на стороне Накамото, у нас нет ни единого шанса. Но и я не без козырей в рукаве. Сегодня вечером состоится встреча с Дэхви, во время которой мы обсудим переговоры с Чонгуком. Если он встанет на мою сторону, то это будет огромным плюсом. Осталось в полной мере рассказать ему про его выгоду в этом деле.

— Я не хочу тебя терять, Джинён, — промолвил Тэхён, собираясь с силами.

Вся его жизнь пролетает перед глазами, и в каждом дымчатом кадре парень замечает лицо Бэ. Казалось бы, только Ким знает Джинёна таким, каким он может быть на самом деле. Он никогда и не думал, что потеряет единственного друга вот таким жалким способом. Тэхён не думал, что однажды Бэ окажется в тюрьме за убийство, которого не совершал. И ради чего? Ради Ханыль? Ради какого-то призрачного шанса увидеть её?

Тэхён со всей силы стукнул по деревянному столу, отчего посуда неприятно зазвенела. Его кружка с соком опрокинулась вниз и с громким стуком разбилась о кафель.

— Это безумие, — хрипит Ким и опускает голову вниз, не в силах взглянуть на парня напротив.

Тэхён хочет взреветь от ужаса и опрокинуть этот стол, схватить друга за шкирку и хорошенько ему врезать. Но всё, что он может сейчас — это трусливо молчать и согласно кивнуть, когда Джинён встаёт и уходит, оставляя Кима наедине с той мыслью, что всё когда-нибудь заканчивается.

И хорошее, и плохое — всему приходит конец. Объединяет их и то, что в конце пути ты останешься пустышкой. Тебя не будет волновать ни одна эмоция, присущая человеческой натурой.

Ты станешь никем даже для самого себя.

Тэхён забыл, что такое плакать или даже чувствовать себя настолько паршиво. Когда уйдёт Джинён, что останется у него? Только работа, в которую он ввязался ради него — ради Бэ. И каждодневные воспоминания о том, что Джинхо никогда не станет его.

Ким забивается в угол кухни и сжимает полупустую бутылку дорогого виски. Думает, думает и думает. А потом ему звонит Джинён и он готов поклясться, что хотел умереть в этот момент очень и очень сильно.

***

Ханыль зашла и тут же посмотрела на задержанного парня. Если бы она морально не подготовила себя к худшему, то, думается ей, потеряла бы сознание. Конечно, ознакомительная биография построила прочную основу, но Им всё равно хотела быстрее опереться о что-нибудь, потому что колени подкашиваются.

За столом, скрестив руки между собой и звеня металлом на запястьях, сидел парень. Увидев его когда-то в первый раз, Ханыль не могла поверить, какой он на самом деле. Он казался ей самым невинным и чистым ребёнком на земле, закрытым и холодным, а теперь он весь был обрамлен пороком и грязью.

Никакой другой человек не отличается от него, ведь никто не святой, но одна его улыбка — работа дьявола. Его пронзительный взгляд, который впивается в каждого и словно разрывает оковы и все замки. Его острый ум и отличную логику Им помнит и ненавидит. Его голос вонзается гвоздями в виски Ханыль, и она клянётся, что хотела бы провалиться под землю лишь бы не видеть его снова.

Он так плотно связан с Ютой, что её тошнит. Он так глубоко сидит в голове, что Им проклинает всё своё и его существование. Он так хорошо знает её прошлое, что у девушки руки чешутся выдрать с его головы все волосы и расцарапать глаза. Но с другой стороны она не может не подметить того, что скучала по нему.

Ведь Бэ Джинён и вправду самый настоящий безумец.

Когда Ханыль заходит внутрь, то собирает все свои силы в кулак и глубоко вздыхает. Она набирает полные лёгкие воздуха и смотрит на парня. Он улыбается — как и всегда, когда видел Ханыль; он пробегается взглядом от головы до колен девушки и скалится — всегда смотрел так словно хищник на жертву. Джинён знал, какая Им, лучше, чем Юта. Лучше, чем она сама.

Поэтому он расслабляется, откидывается на спинку стула и расправляет плечи. Его руки продолжают покоиться на металлическом столе, пальцы отбивают ритм — Ханыль узнаёт мелодию, но молчит. Бэ не сводит с девушки глаз и замечает каждую мелочь в ней и каждое изменение во внешности, повадках и движениях за прошедшее время. Им гордо приподнимает подбородок и садится напротив.

Джинёну не верится, что всё происходящее — реальность. Вот она — стоит перед ним живая и здоровая, но испуганная словно маленький котёнок. Бэ не может допустить и мысли, чтобы дать себе слабину, ведь это идёт против его принципов. Если однажды расклеится он, то кто тогда будет уважать его или даже бояться? У Джинёна нет выбора кроме как просто быть сильнее и держать все эмоции под замком.

— Ты стала ещё прекраснее, чем раньше, — одними губами произносит Джинён. Ему становится плевать на всех остальных присутствующих в кабине допросов. Он знает, что никто не обратит на это внимания.

— Здравствуйте, Бэ Джинён. Я — помощник прокурора из генеральной прокураторы Им Ханыль. У меня есть к Вам один вопрос, поэтому, пожалуйста, будьте честны с ответом, — Бэ приподнимает бровь и девушка понимает, что он не станет говорить правды. — Если ответ будет удовлетворять меня, то это хорошо повлияет на Ваше дело и задержание. Будьте так добры и окажите помощь правоохранительным органам.

Джинён ухмыляется и моргает глазами. Ханыль принимает это как подчинение к её просьбе и опускает глаза на досье Бэ. Если Им быть честной, то он так и не изменился. Она уверена на все сто процентов, что он всё такой же непримиримый и необузданный законом парень. Но, несмотря на всё это, Им очень надеется, что Бэ забыл про её должок ему.

— Имеете ли Вы причастность к недавнему делу о перевозе за границу наркотиков? — Ханыль знает привычки Джинёна, но сейчас не может прочитать ни единой эмоции. Бэ молчит, смотрит на неё и улыбается. Она знает, что нет никакой гарантии на то, что он скажет правду, но надежда всё равно не угасает. Впервые она, смотря ему в глаза, не знает наверняка, о чём он думает.

— Нет. — Джинён отвечает коротко и строго, его тембр голоса дрогнул и тон изменился. Ханыль вздыхает и прикусывает нижнюю губу от нахлынувшего отчаяния. Наверняка этот вопрос ему задавали уже много раз. Никакого толку от этого допроса не будет. — Но я знаю того, кто имеет к этому отношение. Довольно-таки значительное.

Бэ резко изменился и снова стал тем, кого Ханыль знает. И сейчас она с уверенностью может сказать о том, что парень не врёт. В комнате повисла тишина. Девушка напряглась и смотрит на Бэ. Они словно играют сейчас друг с другом или общаются с помощью телепатии, потому что Им тут же понимает о ком идёт речь и пугается. Но не отводит взгляда.

— Я скажу Вам, Им Ханыль, если Вы поможете мне.

Ханыль кивает и встаёт с места.

— Скоро Вас отведут в прокуратуру, где будет проведён дополнительный допрос. Там Вы сможете всё рассказать прокурору.

— В том-то и дело, — Ханыль останавливается у двери и оборачивается. Джинён на несколько секунд смотрит на потолок, а потом снова на девушку. — Я доверяю только Вам. И защитить от проблем хочу тоже, — Им не выдерживает, нажимает на ручку двери и тянет её на себя, выходя из помещения, — только тебя, — шёпотом добавляет Бэ куда-то ей в спину.

Джинён выбивает из Ханыль весь кислород своими словами и заставляет волноваться ещё больше. Её ведь не от чего и не от кого защищать. Ханыль бы хотелось защитить саму себя от самой себя. Но выходит так, что теперь есть люди, которых стоит сторониться. И Бэ преподносит всё так, что у Им нет другого выхода, кроме как уговорить прокурора Ли взять это дело под свою опеку.

Им не хочет вспоминать при каких обстоятельствах они разошлись и по каким причинам прекратили общение. Возможно, во всём был виноват, как и всегда, Юта. Возможно, просто Ханыль хотела отгородить себя от всех, кого она встречала в период с шестнадцати до двадцати. Возможно, Джинён был просто слишком испорченным. Но Им склоняется больше к тому, что она сбежала от него, потому что было стыдно признаться в содеянном, хоть он всё и знал, Возможно, Ханыль просто боялась Джинёна.

Возможно, это всё потому, что Им ненавидит быть кому-то должна, а тут Бэ вмешался и, в не совсем буквальном смысле, спас девушку от падения вниз на грязное дно жизни. Ханыль обязана ему и это раздражает.

Возможно, возможно, возможно. Ханыль знает настоящую причину, почему их пути разошлись — так захотел Бэ и так нужно было Им.

Так что все предыдущие вариации сводятся на нет, и остаётся одно единственное «возможно».

Возможно, Бэ хотел защитить Им.

Джинёна мучает совесть. Он удивляется этому очень сильно, потому что ему казалось, что он давным-давно забыл про неё. Увидев страх в глазах Им, он словно сам вновь пережил всё заново. Все эмоции на лице девушки в тот момент, когда она поняла, о ком говорил Бэ, были такими родными и давно знакомыми ему. Она словно вернулась туда — в тот год, когда всё способствовало тому, чтобы сломать её.

После ухода Ханыль его одиночество стало чувствоваться в миллионы раз сильнее. Словно раньше он жил в каком-то закрытом тёмном вакууме и его всё устраивало, а с приходом Им, когда он даже не заметил, как привязался к ней, этот пузырь, ограждающий его от всего мира, резко лопнул. Она должна была быть рядом с ним, чтобы Бэ смог удержать контроль внутри себя.

Но Ханыль ушла. И не было больше ничего, что Бэ хотел бы защитить или что могло защитить его самого от всей жестокости в мире. В первую очередь, от него самого.

Им была для Юты не больше, чем просто развлечение. Он быстро переключился с неё на Исыль, понимая, что подругу будет легче обмануть и привязать к себе плотными нитями, а потом, порвав их, уйти со спокойной душой. Ханыль отпускать не хотелось, потому что Джинён выбрал вместо Хан её. Вместо красивой и стройной Исыль он выбрал Ханыль, чтобы вытащить девушку из чёрной бездны, в которую с таким желанием её бросил Юта.

Юта бы сделал это снова. И снова, и снова, и снова. Если бы она не сбежала и не бросила их. Накамото радовала мысль, что она забыла не только о японце, но и о его якобы лучшем друге Джинёне. Они оба остались ни с чем.

========== 7 ==========

Иногда игнорировать звонки бывших бывает так тяжело, что хочется разбить телефон о стену. Выключить аппарат тоже не получится, потому что — не дай Бог — она пропустит звонки по работе. И Минхён это, видимо, прекрасно знает, поэтому не упускает возможности дозвониться до Им. Хван никогда не был таким дотошным, но сегодня он выходит за все грани разумного. Ханыль понятия не имеет, что с ним стряслось.

Поэтому, когда выдаётся свободная от работы минутка, она выходит из кабинета и принимает вызов. Хван начинает разговор со своего недовольства, но потом замолкает и ждёт хоть какой-то реплики от девушки. Но ей нечего ему сказать.

— Ты в порядке? — неожиданно спрашивает парень. Ханыль удивляется и совсем не вовремя к ней подходят её коллеги — помощники прокурора Муна, который на днях заходил к ним в кабинет.

— Я перезвоню.

Ханыль сбрасывает вызов и убирает телефон за спину, чтобы поприветствовать подошедших коллег. Они пригласили девушку на обед, заявив, что хотят немного переговорить с ней, но Им старалась отказать им как можно вежливее. Отговорка в стиле: «Я уже договорилась с другими, извините». Девушки покривили губы и пошли дальше по коридору, специально как можно громче обсуждая совершенное недружелюбие в коллективе. Им вздохнула и снова взглянула на экран смартфона.

Хван Минхён: «Пообедаем вместе, я заеду за тобой. Мне нужно поговорить. И ты так и не ответила на вопрос».

Им отчего-то становится спокойнее на душе. И она улыбается, набирая ответное сообщение. Врать парню совсем не хотелось, поэтому она отвечает настолько честно, насколько только возможно. Верно — бессмысленно лгать и обижаться на Минхёна, когда они оба виноваты в этом разрыве. Рано или поздно это бы случилось.

Им Ханыль: «Я не в порядке».

Вчерашняя встреча с Джинёном расстроила и взволновала девушку, она не могла уснуть почти всю ночь. От этого так неспокойно. Хотя нет, «расстроила» слишком слабое слово для того, что она вчера испытала. Им тревожно на сердце, и она хочет избавиться от этого чувства, но не может. С каждым днём, с каждой новой уликой, с каждым новым подозреваемым сердце Ханыль уходит в пятки и замирает. Но если раньше всё быстро проходило, то сейчас Им не может контролировать себя время от времени.

Она убегает в уборную и умывается холодной водой, понемногу приходит в себя и потом возвращается в кабинет. И там её словно душат. В этом офисе ужасно холодно. И Им даже немного настораживается — батареи работают отлично, Сону даже снял пиджак и расслабил хватку галстука, чтобы расстегнуть первые две пуговицы. В помещении ужасно жарко, а девушку бьёт озноб.

Сону сегодня непривычно молчалив, но это только радует девушку. Она как можно быстрее выходит из прокуратуры, пробирается сквозь толпу с помощью полицейских и садится в знакомую машину Минхёна. В салоне веет лёгким ароматом туалетной воды Хвана, тихо гудит мотор и сидения, обтянутые бежевой кожей, словно стали ещё удобнее и мягче. Минхён отъезжает от обочины на дорогу, и они едут в направлении известном только парню. Они оба молчат всю дорогу до ресторана, сохраняют его и когда садятся за столик.

После того, как им принесли заказ, они молча принялись и за него, даже не смотря друг на друга.

Между ними атмосфера не то неловкая, не то напряжённая, не то расслабленная. Ханыль мало, что понимает вообще, полностью погружаясь в свои мысли. Но её резко прерывает Хван.

— Я должен был, наверное, сказать тебе об этом раньше, но не знал, стоит ли, — Минхён положил столовые принадлежности на стол и взглянул на девушку. — Ко мне приходил один парень и просил помочь ему, когда это будет нужно. Сначала я не обратил на него никакого внимания, но его имя… — Ханыль застыла, не прожевав еду до конца, — Показалось очень знакомым. Ты ведь знаешь его, верно? Я вспомнил, как ты упоминала о нём однажды, когда рассказывала про случай одиннадцатилетней давности, — Им отложила принадлежности и с трудом проглотила еду. Она украдкой взглянула на парня и попросила продолжить. — Бэ Джинён, он приходил ко мне. Я слышал, что вчера ты ходила к нему и вы разговаривали, поэтому-то и начал немного волноваться. И спросил тоже из-за этого: ты в порядке?

Ханыль хочет уйти и приняться снова за работу, потому что она сама способна напомнить себе о Бэ, и на работе с этим все справляются на «ура!», а тут ещё и Минхён эту шарманку завёл. Однако девушка вовремя очнулась и немного подумала о том, что Хван вообще должен был забить на неё и жить своей жизнью. Пока парень допивает свой кофе и аккуратно вытирает губы салфеткой, Им не может остановить свои мысли. Она поняла, что очень благодарна ему.

Он не ведёт себя как обиженный и оскорблённый расставанием мальчик. Конечно, парень вообще не должен зацикливаться на этом, но люди разные бывают. Хван всегда был выше и умнее этого, да и из-за чего тут держать обиды — они оба уже взрослые и всё понимают.

Даже если Хвану и сложно полностью принять плохо обдуманные выходки девушки, сложно признать свою вину, он знает, как сейчас ей может быть тяжело. И он обещал ей помочь, если вдруг это дело вновь всплывёт. Он не может просто так отказаться от своих слов после расставания. Парень надеется, что они смогут остаться друзьями.

Им как сейчас помнит их разговор три года назад поздней ночью, когда девушка не выдержала и расплакалась. «Я смогу защитить тебя, если всё выплывет наружу. Только расскажи мне правду». Минхён не был полностью хорошим парнем для Ханыль, в нём её раздражало абсолютно всё (особенно его чистоплотность), но если дело касалось работы или их дружеских отношений, то Хван будет одним из первых в списке тех, кому она может доверять. И кто точно защитит её. Поэтому Минхён знал всё — абсолютно каждую деталь в случившемся.

— Сначала я думала, что справлюсь, — неуверенно начала девушка. — Но потом, когда увидела Джинёна, то почувствовала опустошение внутри. Словно всё самое худшее уже случилось, все мои опасения оправдали себя — и сейчас я осталась совсем одна. Без работы, без дома и без друзей. Мне стало, действительно, страшно, — Ханыль закрыла глаза и глубоко дышала, но потом почувствовала, как Хван положил свою руку на её и гладил большим пальцем по тыльной стороне ладони. Он успокаивал как мог и как умел, хотя отлично знал, что сейчас от этого толку совсем нет. — Если правда раскроется, то я всё потеряю.

— Я займусь этим, если у тебя всё пойдёт плохо. Прошу, не переживай. Кстати сегодня у Джинёна допрос в генеральной прокуратуре, так что, если тебе будет не трудно, то приди. Понаблюдай за ним и сделай для себя выводы, — Ханыль кивнула.

— Если он захочет заключить с нами сделку, то как ты поступишь? — Минхён выпил сок до конца и аккуратно поставил стакан на стол. — И почему Джинён решил нанять тебя, а не тех, кого подослал ему отец?

— Смотря на то, как это повлияет на него, — Им отвернулась к окну и взглянула на небо. Оно было как никогда чистым и ярким. Это поднимало настроение и дарило надежду на то, что всё закончится хорошо. — Господин Бэ вряд ли так легко согласился с решением сына. Его адвокаты занимаются самостоятельно. А может и не они вовсе. Знаешь ведь, у этих богатых наследников всегда скелеты валятся со шкафов, а прикрывать их как-то нужно же уметь. Поэтому его отец найдёт любой способ, чтобы его оправдать. У нас с ним не было разговоров, почему он остановил свой выбор на мне. Просто пришёл ко мне и попросил помощи.

У Ханыль пока есть люди рядом, которые поддерживают её. Есть дом, есть работа, есть мечты и цели, есть деньги. Есть поддержка Минхёна, но это всё такое туманное и непостоянное. Им кажется, что ещё немного, и она утратит свою силу. Всё исчезнет прямо у неё на глазах, и она даже не успеет ухватиться за что-нибудь. Кроме самой себя Ханыль некого защищать, и от этого её душит чувство ненужности.

Как только молодые люди вышли из ресторана, Ханыль сделала всего пару шагов и резко остановилась. Перед ней сейчас стоял никто иной как Даниэль. На нём был форменный фартучек, жилетка и маленький бейдж, на котором белым цветом выгравировано его имя. Кан Даниэль. Минхён встал рядом с девушкой, и Кан поздоровался с ним первый. Хван сжал губы от недовольства и взглянул на Ханыль.

— Я подожду тебя в машине. Поспеши, перерыв скоро закончится, — Хван поклонился и удалился, оставляя девушку наедине с парнем. Она не знала, с чего начать разговор, ведь они так плохо знакомы, поэтому Кан вновь, словно прочитав мысли девушки, заговорил первый.

— Рад Вас здесь видеть, Ханыль, — девушка кивнула в знак благодарности и улыбнулась.

— Взаимно, Даниэль, — Ханыль впала в замешательство и неловко коснулась рукой волос.

— Надеюсь, Вам здесь понравилось. Надо же, приди я немного раньше, застал бы Вас. Может, удалось бы поговорить подольше, но Вы, видимо, торопитесь.

— Очень понравилось, спасибо. Что ж, ещё увидимся, Даниэль, — Ханыль быстро поклонилась и поспешила уйти.

Даниэль поклонился в ответ и обернулся, чтобы понаблюдать за ним ещё немного. Им повернулась и не ожидала, что встретится с парнем взглядами. Её щеки заметно покраснели, и она резко отвернулась. Кан только усмехнулся и, последний раз взглянув на удаляющуюся фигуру девушки, зашёл внутрь ресторана, так как нужно успеть подготовиться к своей смене.

Настроение Ханыль поднялось, и она не могла свести улыбку с лица. Как только она вспоминает Даниэля, то на душе непривычно тепло и как-то странно. Её одновременно и пугает такое проявление чувств к парню, и подзадоривает, потому что так она чувствует себя счастливым беззаботным подростком. Словно она снова попала в университет, познакомилась с Минхёном, завела друзей.

Когда Кан рядом, то жизнь девушки налаживается, и в голове полный порядок.

Вернувшись на работу, Ханыль тут же позвал за собой прокурор Ли. Имя его она, наконец, узнала — Ли Тэён. Парень держал в руках досье Бэ Джинёна и толстую папку с делом о наркобизнесе. Помощник Он махнул рукой и кивнул, значит — со всей оставшейся работой он разберётся сам. Поэтому Ханыль взяла быстро ноутбук, телефон и побежала в комнату для допросов. После разговора с Минхёном и встречей с Даниэлем стало легче, да и Джинён почему-то не пугает больше так, как вчера.

Как только Им зашла внутрь и увидела сквозь стекло Бэ, то тут же забрала свои слова назад. Страшно. Но Джинён сидел и смотрел прям в стекло, будто видит там кого-то. Может, он просто хотел там что-нибудь увидеть. Ханыль хотелось бы знать, что парень задумал, но пока она с ним не заговорит, ничего не может. Рядом с ним сел Минхён и снял пиджак — его привычка, он всегда так делает на перекрёстных допросах, когда он и Им встречались по работе в этой комнате.

Сначала зашёл прокурор Ли, а за ним ступила за порог и Ханыль. Генеральный прокурор и ещё несколько, включая и прокурора Муна, остались снаружи наблюдать за процессом через плотное стекло. Адвокат Хван встал и поприветствовал их, они поклонились ему в ответ, но Бэ сидел неподвижно и даже не удостоил взгляда ни одного, ни второго.

Он на несколько секунд взглянул в сторону Ханыль и снова вернулся к разглядыванию своего отражения. Тэён недовольно фыркнул и сел напротив подозреваемого, Им устроилась на стуле чуть позади у двери и включила ноутбук. Её пальцы задрожали, когда она открыла папку с названием «Дело №73» и создала файл «17.10.2018. Допрос главного подозреваемого №1 — Бэ Джинён».

Минхён прокашлялся, попытавшись привлечь внимание девушки, но она открыто проигнорировала это, потому что поднимать голову в их сторону совсем не хотелось.

— Итак, Бэ Джинён. Я пропущу парочку вопросов, если Вы не будете против, и перейду сразу к делу.

«Главный подозреваемый в убийстве Ким Чунмёна признал свою вину!

Бэ Джинён на данный момент находится под присмотром генеральной прокуратуры. Несмотря на все найденные улики против мистера Бэ и его собственного признания в убийстве, прокуратура продолжает удерживать его в задержании и откладывать слушания суда.

Ведущий дело прокурор Ли считает, что господина Кима принудили принять наркотические средства или ввели их насильственным способом. Адвокат умершего объявлен в розыск из-за подозрений в соучастии в убийстве, так как именно он сказал охране удалиться.

На сегодняшний день ясно одно — господин Ким замешан в наркобизнесе. Неожиданное заявление прокурора Ли после тщательного исследования дела, что он является одним из соучастников в преступлении, связанного с транспортировкой наркотиков, поразило многих. И суждения людей разделились на два лагеря.

Расследование продолжается, мы будем держать вас в курсе дела».

— Я ничего Вам не скажу, прокурор.

Тэён громко стукнул по столу и стянул с себя пиджак. Он схватил стул за спинку и отодвинул назад. Ли трёт пальцами переносицу и поджимает губы. У него уже нервы сдают, потому что Джинён продолжает повторять одну и ту же фразу, когда вопросы доходят до темы «Кто замешан в этом ещё? Кто сообщники?».

Прокурор выходит из кабинки и хлопает дверью, и Ханыль знает, что он просто стоит снаружи с остальными прокурорами и ждёт. Адвокат Хван листает бумаги и внимательно изучает их, а Джинён откидывается на спинку стула и тянет руки вверх, сладко зевая и улыбаясь.

Бэ складывает руки на своих коленях и переводит взгляд на девушку. Ханыль смотрит на него в ответ и ей становится тяжело отвести глаза, потому что ей так хочется поговорить с ним, но нельзя. Если бы только Им могла сказать ему, что всё хорошо, что она в порядке, что она справится, но если она откроет рот, то начнутся проблемы хуже этого.

Да и Джинён вряд ли ей поверит — он знает, что она не справится, поэтому молчит и смотрит. Им сохраняет документ и закрывает крышку ноутбука, и снова — они встречаются взглядами, и Ханыль не выдерживает. Она решается поговорить с ним, как только выпадет такая возможность.

— Адвокат Хван, Вы прокомментируете ситуацию? — Хван поднимает голову и кивает.

Однако всё, что он сказал, девушка пропускает мимо ушей. Когда Хван закончил, то взял пиджак в руки и вышел наружу, приказав Бэ молчать. Через пару минут внутрь врывается разъярённый прокурор Ли и на повышенных тонах заявляет, что выведет Джинёна на чистую воду, но его выгоняют и оставляют их двоих наедине.

Ханыль молча кивает и, собрав свои вещи, встаёт со стула. «Я приду вечером» — произносит девушка одними губами и скрывается за дверью, оставляя парня думать о её приходе.

Девушка долго размышляла о том, правильно ли она поступает, но потом резко обрывает себя мыслью, что всё к лучшему. Ей необходимо поговорить с ним. Ей просто нужно знать, неужели, он и вправду пойдёт ко дну один, не захватив с собой никого из их прежней кампании.

Когда она заходит в прокуратуру и просит офицера встречи с Бэ, то её провожают подозрительным взглядом, но ничего не говорят, ведь она предоставила нужные документы.

— У тебя будут проблемы из-за этого, — Джинён разочарованно вздыхает и наклоняется к столу, положив руки на него. — Что-то важное?

Ханыль заметно расслабляется, когда проверяет комнату и видит, что никого нет. Она плотно закрывает дверь и садится напротив Бэ. Джинён, несомненно, чертовски красив и обворожителен, но у Им ничего не дрожит в груди, как было раньше. Да, он помог. Да, он спас. Да, он был лучше Юты по многим показателям, но есть одно, что никак не вылетит у девушки из головы — он преступник.

Их отношения были слишком сложными для подростков, тем более и сам Бэ старше девушку на два года. Отчего-то она смущалась разницы с Джинном больше, чем той же с Ютой. Но, если честно, иногда эта разница забывалась. Её словно не было вообще, потому что Джинён был намного умнее своих лет, сообразительнее и лучше многих.

Они то бегали друг к другу, то убегали друг от друга, то просто стояли на месте и не двигались. Вот какими были их отношения.

Джинён мог прийти к ней и заставить сбежать ранним утром. На её вопросы он никогда не отвечал прямо, а всё повторял: «Юта тебе никогда не показывал это место». Он приводил Ханыль сонную и уставшую к берегу моря, где солнце всходило.

Им поднимала руку к воздуху и ловила пальцами первые лучи солнца, игралась с волнами и выходила на сушу мокрая до последней нитки, но радостная. Джинён показал ей красоту реальности, когда ничего не дурманит разум.

Он никогда не считал всю эту грязную мишуру романтичной или прелестной. Всё это — сигареты, алкоголь, наркотики… Это просто серая масса, которая губит людей. И он смог вытащить оттуда Ханыль, пока она совсем не погрязла в этом. Удача была на его стороне, раз у девушки иногда просыпалась совесть, и она отказывалась от их приёма.

Им не знает, правда ли Юта любил её. Девушка знает только то, что она его любила, слепо и безрассудно. Это было такой глупостью с её стороны, потому что, скорее всего, Накамото не совсем уж и интересовался ею. Это просто было интересно — встречаться с такой, как Ханыль.

Испортить Им было тоже, видимо, интересно. Теперь девушка понимает, что любила только она, а её в ответ только унижали и ни во что не ставили.

Но Ханыль не знала, что происходило между ней и Бэ. Это было так нужно ей — его присутствие рядом, его спонтанные прогулки рано утром под шум волн и крик чаек, его ухмылка, его долгое молчание, его тёплые руки. Это всё казалось таким правильным, что Ханыль не понимала, что она делает.

И что он делает с ней тоже. От Джинёна не было никаких мурашек по коже, Им не ощущала волнения, сердце не трепетало, душа не ныла, когда его не было рядом. Её мысли были заняты только японцем. Но потом всё изменилось, и также резко оборвалось.

И сейчас, сидя напротив в маленькой кабинке и смотря ему в глаза, Ханыль хочется расплакаться и поблагодарить его. Бэ, видимо, чувствует эту нестабильность и смеётся. Он хочет разбавить обстановку непринуждённостью и лёгкостью, но избежать этого разговора уже не получится.

— Расскажи всё, что ты знаешь о поставке наркотиков, — Бэ качает головой и смотрит в сторону.

Ханыль как сейчас помнит мягкие рассветы, прохладный утренний ветер и пустые бутылки от пива, которые звенели в пакете. Ещё она помнит блестящую белоснежную кожу Джинёна и терпкий аромат парфюма на его толстовке. Им помнит их подвыпившими подростками, сидящими за огромным валуном подальше от глаз других людей, которые тоже приходят и любуются восходящим солнцем.

Неизвестно, как Бэ нашёл это место, но оно было таким идеальным и в нём было так уютно, что хотелось остаться здесь на всю жизнь. В то утро Им думала, что, если умрёт, хочет оказаться здесь — на берегу моря, за этим камнем, с пакетом пива и курицы, сушить одежду на песке и сидеть только в нижнем белье, наблюдать за солнцем, следить за тем, как волны мягко играют.

Не то романтические, не то дружеские, не то враждебные, но они всегда были рядом. Поэтому расставаться со всем этим было крайне тяжело. Из одного края города к другому — Им не была к этому готова. Но не жалеет, что упросила отца переехать.

— Ханыль, — наконец, отозвался Джинён. И назвал её по имени — так комфортнее.

Его голос дрожит. Он так безумно скучал по ней, но не мог осмелиться вновь появиться в её жизни. Бэ даже в самых смелых мечтах не мог представить то, что они когда-нибудь снова заговорят. Но вот судьба снова свела их вместе. Джинён знает, что времени совсем нет, поэтому не может налюбоваться ею. Им так изменилась. Он хочет видеть её каждый день, но понимает, что совсем скоро не увидит её больше никогда.

— Мы оба знаем, что ты не справишься, — Бэ не смотрит на девушку, но она наоборот — взглядом дыру в нём прожигает. — Ты убежала один раз, во второй не получится.

— Я не стану убегать. Джинён, сейчас ведь главное не это. Моя жизнь не должна мешать расследованию…

Джинён резко поворачивает голову и Ханыль замолкает, не успев договорить.

— Нет, как раз-таки главное сейчас — это ты. Ты, твоя жизнь, твоё будущее. Если я скажу хоть что-нибудь, то они все не станут бездействовать. Если я промолчу и скрою этот секрет — он не будут молчать, — Джинён кричит и соскакивает со стула, наклоняется через весь стол ближе к девушке и опирается руками о стол. — Тогда никто не сможет тебя защитить — ни я, ни адвокат Хван, ни друзья, ни твой новый дружок Даниэль, — Им встаёт со стула и непонимающе смотрит на парня.

— Даниэль тут вообще не причём, не впутывай его. С чего ты вообще взял, что мы близки? Откуда ты вообще всё это знаешь? — их лица приблизились, между ними остаются считанные сантиметры. Джинён трудно дышит и отворачивается, потом снова плюхается на стул и вздыхает.

— Не указывай мне, что делать и что говорить.

— Тебя одного посадят! — Ханыль кричит от щемящего чувства несправедливости; внутри неё всё кипит и рушится.

— Есть за что! Я заслужил это, потому что есть много вещей, которые я нарушил. И я хочу, чтобы Юта сгнил в тюрьме вместе со мной, но между всем этим стоишь ты и мешаешь! — Бэ со злости пнул ногой по столу и тот сдвинулся с места. Ханыль вовремя отскочила в сторону, но угол успел задеть её, и поэтому девушка держится ладонью за бедро и молчит.

Молчит. Молчит. Молчит. Они только и делают, что молчат.

— Если не расскажешь ты, то я сама сделаю всё так, что это выплывет наружу. Я совсем не против, чтобы всех вас посадили, но… Это будет слишком несправедливо, ведь не ты один причастен к этому убийству. И к другому делу тоже. Недавно мы посадили Джено и закрыли дело, но ты ведь знаешь всю правду. Раскрой её.

— Давай. Вперёд, давай, расскажи всем обо всём. Юта будет только рад посмотреть на то, как твоя жизнь снова катится к чертям собачьим. Они все будут очень рады взглянуть на то, как ты вернулась туда, откуда я с таким трудом тебя вытащил! Если вы все будете делать свою работу правильно, то поймаете виновных и без того, чтобы раскрывать все карты. Я оставил достаточно подсказок и улик. Ты — глупая эгоистка, которая не хочет понимать, как всё может обернуться! Хочешь поиграть в героя? Стать великим человеком, который спасёт всех? Хочешь, чтобы тебя признали и любили?

Джинён срывался и кричал, со злости пнул стул, на котором ранее сидел, и тот отлетел к двери. Ханыль держалась свободной рукой о стену и смотрела на свои ноги, потому что она боится, что упадёт и разрыдается. Она хочет закрыть уши и не слушать парня, но всё это правда. Он просто говорит ей правду, от которой она снова пытается убежать. В кабинку оперативно забегают полицейские и заводят руки Джинёна за спину, толкая его так, что он грудью падает на стол.

— Чего ты хочешь? — Бэ не может успокоиться и продолжает кричать. Ханыль не в силах взглянуть на него, поэтому закрывает лицо волосами и отворачивается. — Прекрати врать самой себе. И доверься людям, которые правда хотят помочь тебе, — Джинёна выводят из кабинки, но он останавливается прямо у порога и смотрит на девушку. — Молчи.

Когда Джинён скрывается вместе с полицейскими, Ханыль на какой-то момент чувствует, как всё внутри неё резко погасло. Она пожинает сгоревшие плоды от костра, которому дала так свободно разгореться и уничтожить всё внутри себя.

На следующий день в кабинет внутрь забегает прокурор Ли с генеральным. Ханыль догадалась, что они узнают, когда увидела знакомое лицо помощницы с четвёртого этажа с их работы.

— Помощник Им, что это вчера было?! — первым начал отчитывать девушку генеральный прокурор.

Дальше его слова Им не разбирала и не понимала. Она хватает ноутбук с телефоном и молчит, опустив голову, продолжая выслушивать начальство.

Это было плохой затеей — говорить с Джинёном наедине. Ханыль запирается в кабинке туалета и плачет. Она не знает, кому позвонить и с кем поговорить. Мысли путаются в голове, мозги болят, а слёзы не прекращаются. Становится невыносимо тяжело, Им не может остановить дрожь в теле.

Время теряется и Ханыль забывается в своём состоянии, пока не слышит, как трезвонит её телефон. Она принимает вызов и подносит аппарат к уху. Спокойный голос Сонхвы забирается в голову, и Им становится легче. Они договариваются увидеться сегодня вечером у Чхве дома.

Ханыль отметила для себя, что Сонхва тоже была чем-то обеспокоена, но, услышав слезливый голос подруги, тут же отбросила свои проблемы на потом. И предложила обсудить всё вечером.

Когда всё пошло не так?

Ханыль сидит за столом и не может успокоиться, потому что прокурор Ли продолжает сверлить своего работника яростным взглядом. Глаза у него красивые, выразительные, но девушке становится тяжело каждый раз, когда они встречаются взглядами.

Тэён недоволен, его терзает любопытство, и он хочет задать главный вопрос, но молчит, потому что всем приказали не лезть не в своё дело. Только генеральный прокурор может быть в курсе случившегося между помощником Им и подозреваемым Бэ, и ещё, может… Тэёна как током пробивает, и он вскакивает со своего места.

У него в голове имя словно молоток по мозгам бьёт. Адвокат подозреваемого — Хван Минхён, вот кто может ещё всё знать. Минхён наверняка знает связь, что происходило вчера. Если у него получится надавить на него, то он наверняка прокалится и во всём сознается.

Станет ли всё ещё хуже?

Ханыль закрывает дверь и садится на диван, не поднимая глаза. Начальник Ким тягостно вздыхает и скрещивает руки на груди. Иногда подобное молчание вытягивает намного лучше, чем бесполезные крики и долгие нотации, бесконечные вопросы и вздохи. Поэтому начальник молчит и смотрит напротив себя на картину.

Им сдаётся, потому что невыносимо уже терпеть это. И рассказывает о том, что когда-то встречалась уже с Бэ Джинёном, но это было так давно, что и подробностей она не помнит.

— Прошло уже одиннадцать лет. Я была на дне рождении подруги, мы сидели в каком-то ресторане. И тут приходит её парень, — Ханыль нагло соврала и прикусывает нижнюю губу, — и его друг — Бэ Джинён. Мы виделись только один раз и то особо не разговаривали. Больше мы не связывались с ним. После того, как я переехала в другой район и перестала общаться с золотой молодёжью, мы не связывались. Прошу прощения за сегодняшнюю вольность с моей стороны, — прокурор Ким кивает и переводит взгляд на девушку.

— О чём разговаривали? — Ханыль поджимает губы и сглатывает.

— Я спросила… Я спросила: имеет ли он отношение к делу №59 — наркотический бизнес, перевоз запрещённых препаратов за границу страны.

— И?

— К сожалению, ничего. Подозреваемый Бэ был весьма уклончив и не уточнял, говорил с сомнениями. Так и не ответил на вопрос прямо.

Прокурор Ким сначала молчал и думал, но потом встал со своего кресла и подошёл к окну.

— Вы отстранены от дела №73, касающегося подозреваемого Бэ Джинёна. Думаю, прокурор Ли не будет против. И помощник Он справится с той работой по этому делу, которую Вы выполняли. Позднее я сообщу об окончательном решении по поводу Вашей выходки, а пока Вы свободны, помощник Им, — Ханыль ничего не сказала в ответ и, поклонившись начальнику, вышла из кабинета мрачная и подавленная.

Ханыль могла предугадать такой исход событий. В принципе, ничем другим бы подобное не закончилось, но она до последнего надеялась, что это будет окончательным наказанием — отстранение. Но после слов начальника разгоравшийся костёр внутри девушки становился больше и ярче.

Джинён окажется прав? Неужели, не найдётся никого, кто помог бы сейчас Ханыль хотя бы не в этой ситуации, а просто. Просто помог бы жить.

Прокурора Ли не оказалось на месте, а помощник Он встал со своего стула, когда дверь открыла Им. Он спросил, всё ли нормально, а потом поставил чайник, чтобы вода закипела. Ханыль обессиленно села на стул и закрыла глаза. Через несколько минут Сону поставил на стол девушки чашку с кофе и сел на своё место.

— Спасибо, Сону, — девушка посмотрела на парня и улыбнулась. Она еле выдавила из себя слова благодарности. Ей казалось, что ещё одно слово — и всё полетит к чертям.

— Обращайся, Ханыль, — парень улыбнулся в ответ и вернулся к работе.

***

Джинёна вся эта наигранность на допросе только раздражала.

Тэён знает своё задание — сделать так, чтобы все для начала поверили в отчаяние прокурора, а потом просто проиграть это дело. И делать для этого всё возможное. Каждый день Ли, выходя из своей квартиры, надевал маску справедливого и честного прокурора, который добился такого повышения в подобном возрасте исключительно из-за таланта и выпуска из престижного университета.

Но у Тэёна просто не было выбора. Всё решили за него уже очень давно, когда тот заканчивал старшую школу и тешил себя надеждами поступить на медицинский факультет, чтобы стать педиатром. Связать свою жизнь с детьми и лечить их, успокаивать и быть им лучшим другом. Чтобы дети не боялись приходить к нему и доверяли, позволяли «какому-то дяде» лечить себя и выписывать различные антибиотики. Для Ли всегда было мечтой хоть как-то привязать себя к детям и помогать им.

Но отец залез в долги, а деньги, которые мать находила для того, чтобы их закрыть, он вкладывал в непонятные, странные инвестиционные компании, которые после исчезали. Постепенно люди Накамото его прижали — и отец не придумал решения лучше, чем просто предложить им своего сына. И Тэёна отправили на юридический, где экзамены он почти не сдавал, а только ходил на лекции и старался хоть что-то запомнить.

Получив диплом с идеальными оценками, Ли для начала устроили в мелкую государственную структуру, чтобы без всяких подозрений перевести в одно из отделений центральной прокуратуры, откуда он сам сможет помогать генеральному в прикрытии дел.

Жизнь Тэёна в принципе не была сказкой, и своё единственное утешение он нашёл в маленьком сыне. Ли женился в двадцать один год в феврале, когда узнал, что его девушка беременна. Он не хотел расстраивать свою мать, особенно тогда, когда у неё было разочарование одно за одним. Тэён женился на девушке, что была старше него на три года и той ещё стервой.

Ли просто успокаивал себя мыслью, что его, наконец, любят. Мать не была тем человеком, которая вся и полностью посвящала свою жизнь единственному сыну. После развода с отцом, когда Тэён уже заканчивал обучение в университете, всё и вовсе стало плохо. Она ушла от них сама и устроилась на работу, а парень остался с отцом, потому что выбор был, но не такой уж и богатый.

Втягивать мать в эти преступные дела, в которые ввязался отец и после и втянул Тэёна, сам Ли не особо хотел. Он желал как можно больше уберечь свою мать от всего этого и позволил ей уйти, после чего они даже толком не встречались. Виделись разве что только на праздниках и выходных летом, когда у женщины возникало желание увидеть внука.

Ли берёг Минсока, как мог и как был только на это способен. А единственным безопасным его решением оставалась работа на семью Накамото. Он закрывал дела одно за другим, уничтожал посторонние улики, осведомлял об этом адвокатов японской семьи. И жил в хоть каком-то, но относительно спокойствии.

Тэён верил, что у него просто нет выбора. Его жизнь — не фильм, а он не главный герой. Он обычная безвольная кукла в чужих грязных руках, которой могут только помыкать и управлять. Ли и сам вскоре стал себя ощущать не как живой человек, у которого может быть своя душа и свои мысли. А как вещь — обычную, замызганную и порванную. Его без сожалений совести выбросят, стоит ему только сделать лишний шаг в сторону.

А начнут с Минсока. Поэтому Ли закрывал глаза на то, что он делает и как поступает с людьми. Да, нечестно. Да, несправедливо. И да — таков мир.

Тэёну нужно только сыграть свою роль и закрыть дело.

Генеральный прокурор вызвал его к себе в кабинет после того случая с Ханыль спустя два дня. Тэён, зайдя внутрь, сразу же согнулся в поклоне на девяноста градусов, когда увидел сидящего на мягком диване самого господина Накамото. Акира кивнул и махнул рукой на кресло напротив себя.

Прокурор Ким вежливо улыбался и старался молчать, случайно не сказав чего лишнего. У Сокджина в последнее время много своих проблем, а перечить Накамото, когда у того влияния намного больше, совсем не хотелось.

— Как ты поживаешь, Тэён?

Ли дёргается от вопроса после долгой тишины. Он поднимает голову и нервно облизывает губы — привычка с университета.

— Спасибо, хорошо.

Тэён старается ответить как можно радостнее и натягивает на лицо улыбку. Он пытается изо всех сил не выдать своего страха, но наверняка напрасно. Председатель тяжело вздыхает и улыбается исключительно кончиками губ, доставая из кармана пиджака сигареты.

— Надеюсь, ты помнишь, чем должно закончиться дело Бэ. Этот ублюдок ещё пожалеет о том, что сделал и что задумал. Он должен умереть. Мне плевать, что ты для этого сделаешь, но я хочу услышать по новостям о том, что Джинён мёртв. Чтобы все его ненавидели. Чтобы каждый мой работник знал, чем закончится его жизнь, если он решит совершить публично такую же глупость.

Тэён быстро кивает и глухо стонет, когда председатель наклоняется ближе и пристально смотрит на него. Ли слаб. И он признаёт это. Он не в силах защитить своего сына от этого человека напротив, поэтому внимательно слушает всё, что говорит Акира.

Ли соглашается и тут же выбегает из кабинета, когда Накамото ему позволяет уйти и отвлекается на застывшего в ужасе Сокджина. Разум парня будто отключился на какое-то время, и он приходит в себя только в тесной туалетной кабинке плачущим и трясущимся от страха.

Парень стыдливо закрывает лицо бледными ладонями и хочет забыться в своём хрупком сознании, когда он был простым школьником. С такими же простыми до невозможности мечтами и целями. Когда проблемой были плохие оценки и отказ девушки, в которую был влюблён. Когда Тэёна задевали только грубые издёвки учителя и нехватка тысячи вон на бутылку энергетика.

Ли успокаивается спустя несколько минут и смотрит на своё зарёванное красное лицо с опухшими глазами. Парень поправляет пиджак и неотрывно наблюдает за собой в зеркале. Когда он стал таким?

Таким жалким и слабым.

Тэён всеми силами пытался убить в себе ту человечность, присущую только ему. В детстве он лазал по деревьям, убегал в другие дворы и подбирал бездомных кошек, приводя их домой. Он их мыл, кормил, а потом вместе с матерью относил в приюты, так как у отца аллергия на шерсть. Ли не знал никого, кто был бы таким же добродушным и любящим эту землю, несмотря на призму розовых очков.

Ли любил мир и таким, какой он был, когда очки разбились. Его любовь тут же нашла источник своей силы в другом — в Минсоке. В единственном сыне, который доверчиво тянул к нему руки и засыпал в его объятиях. В маленьком комочке слепого счастья, который чувствовал тепло только от отца. Жена Тэёна давно забыла о нём, прохлаждаясь вечерами в барах и тратя грязно-заработанные деньги мужа в дорогих барах. Ей нравилось обхаживать своих любовников и развлекаться с ними чуть ли не каждый день, пропадая в другой жизни.

Она напрочь забыла о семье, а о сыне даже и думать не хотела. Вышла замуж просто потому что знала, что такой, как Тэён её ни за что не бросит. Бесхребетный, несчастный зануда. Она знала, что такого, как он, не подкупишь ничем другим, как простыми пустыми обещаниями и словами о любви. А после и ребёнком. Жалко было только себя — уродливый шрам ниже живота, обвисшая грудь, видимые морщинки у глаз и над губами.

Ребёнка вынашивать ей было тяжело, а после и ухаживать за ним, пока у Тэёна не было денег, и подавно. Но с Ли у неё не болела голова о том, что одно её похождение в бар к любовнику закончится разводом. С ним у неё всегда будет крыша над головой, пропитание и золотое кольцо на пальце. Она не останется одна на улице в старости и умрёт, как надеется, в своей тёплой постели.

Умирать в подворотне от голода и холода, от венерических заболеваний, заработанных на вынужденной работе после развода (образования-то толком и нет), в доме для стариков — отвратительно. И она нашла свой не тонущий корабль в наивном Тэёне.

А Ли боится не того, что жена врала. Тэён больше всего в жизни боится того, что однажды превратится в бесчеловечного, бессердечного ублюдка, которому кроме огромной суммы в кармане ничего больше и не нужно. Минсок станет для него светом, когда он потеряется в бесконечно чёрном тоннеле.

Его сын станет мотивацией для жизни. И Тэён себя не потеряет — он будет биться за своё место под солнцем только ради него.

***

Сехун тушит сигарету в пепельницу и бросает её туда же, поворачиваясь боком к кровати. Сонхва ушла рано утром к Джинхо, чтобы проведать её и узнать, как обстоят дела с приближающейся свадьбой. Никто из семей медлить не стал, поэтому подготовка проходила слишком быстро. О был знаком с Чанёлем заочно, как и со всеми друзьями Ханыль. Большинство о нём он узнал, конечно же, из различных интервью, на которые случайно натыкался по телевизору или в интернете.

Родители вчера вечером улетели на какие-то острова, чтобы отпраздновать тридцать лет совместной жизни. На работе сегодня многим дали отгул, так как на этаже проводится ремонт, и пока их вещи перевозятся на другой — работников отпустили. О не хватало одного такого выходного, чтобы привести свои мысли в порядок.

Чхве в последнее время стала нервной. Она закатывала Сехуну скандалы по сущим пустякам и часто не давала своему парню нормально выспаться. То у неё голова болит — принеси таблетки, то парень не обнимал её во время сна — разлюбил, то ей надоела его работа — не уделяешь мне внимания. «Ты был другим в начале наших отношений» — да, Сехун был. Потому что было время и желание завоевать сердце этой буйной девчонки.

Но их отношения давно переступили порог «стабильные и серьёзные», поэтому Сехун не видел и дальше смысла доказывать свою любовь к ней. Чего не хватает Чхве? Денег достаточно, хоть пусть он сам и зарабатывает пока мало, но есть те, которые приходят ему просто потому, что он член семьи О. Есть квартира в хорошем районе, машина модели KIA последней выпуска. Подарки на каждый праздник.

Есть внимание и время, которое Сехун тратит не на себя, а на девушку. Но и этого ей мало. Всегда всего мало. Чем она вообще недовольна?

О никогда не возмущался по поводу того, что Сонхва целыми днями сидит дома и бездельничает; что без конца тратит его деньги, пусть даже и те, которые он заработал не сам; что не убирается дома и готовит только тогда, когда приходят гости; что Чхве вместо поддержки обвиняет его в том, мол парень превращается в неудачника.

«Посмотри на Чонина! И работает, и гуляет с Соын, и цветы ей дарит! Когда ты перестал быть таким романтичным?».

Сехун даже и не думает напоминать девушке про ту поездку на Бали. Однажды уже попытался и получил в ответ, что эта поездка должна была состояться ещё на пятилетие их отношений.

О чертовски устал. Он любит Сонхву и прекрасно знал, на что идёт, когда предложил ей встречаться. Парень знал, что её характер не из лёгких. Но разве Сехун может бросить всё только ради девушки? Отказаться от работы, которой всегда хотел заниматься. От своей мечты самостоятельно заработать деньги и купить большой дом возле моря.

Разве Сехун многого просит, когда говорит, что хочет в будущем большую и крепкую семью. О никогда не давал девушке повода для ревности. Всегда звонил и отчитывался. Всегда приходил после работы, лишний раз не приглашая друзей выпить в пятничный вечер.

О всегда жертвовал всем ради того, чтобы Сонхва оставалась довольна. И в ответ он получает такое неблагодарное отношение. Чхве, как кажется теперь парню, не делает ничего ради того, чтобы их отношения оставались яркими и чувственными. Она только и делает, что жалуется. А мнения парня даже и не думает спрашивать.

Парень выходит из душа и сразу же натягивает на себя тёплый свитер поверх промокшей футболки. У него совершенно нет сил на то, чтобы приготовить себе что-нибудь и включить телевизор. Он даже не хочет сушить волосы, поэтому просто заваливается на диван и лежит так, почти не двигаясь. Такая приятная тишина, сопровождаемая городским гулом за окном. Сехуну нравилась жизнь, а в особенности его.

Но постепенно рядом с Сонхвой, когда он возвращался домой в хорошем настроении, вся радость испарялась. И парню приходилось вновь выслушивать бесконечное ворчание девушки и её возмущения.

Нытьё. Нытьё. Нытьё.

Претензии.

Возмущения.

Крики.

Ничего, кроме них.

Сехун давным-давно забыл, что такое покой. Он приходил в квартиру и не отдыхал. У него даже язык не поворачивался назвать эти стены домом, в который так хочется вернуться на протяжении всего дня. Здесь хранилась вся его история. Студенческая жизнь, а после совместная с Чхве. И в начале ведь всё и вправду было лучше. Сонхва принимала то, что О долго пропадал на работе; никогда не подозревала в изменах. У них всё было отлично.

Когда всё успело так измениться, Сехун даже не понял. Просто с каждым прожитым днём и выслушанным количеством грязи, которую на него выливала Чхве, О боится проснуться и ощутить пустоту внутри себя. Зияющую дыру, которую больше ничем нельзя будет заполнить. Вдруг встать и осознать, что внутри тебя больше ничего нет.

Что тебя больше ничего не волнует. И Сехуну даже не становится интересно, какого это — не чувствовать толком ничего. Когда ты живёшь и не знаешь зачем. О не хочет становиться пустышкой с красивой оболочкой, которым потом будут пользоваться без разбора. У Сехуна мечты простые, такие же, как у простых людей. Так почему Сонхва — его любимая и единственная девушка — не может его поддержать.

Почему она не может просто улыбнуться ему и обнять, утешительно похлопав по спине. Сказать, что он со всем справится и ему осталось совсем немного, чтобы подняться вверх по карьерной лестнице.

Может, Сехун и слаб в этом плане. Он постоянно ищет любви и человеческой доброты, стараясь не зацикливаться на плохом, что происходит. А что в этом плохого? Что такого ужасного в том, чтобы приходить домой и чувствовать любовь, слушать то, как прошёл день девушки, рассказывать о своём. Что такого страшного в том, чтобы просто искренне любить и хотеть в ответ того же.

О включил телевизор и первое, что попалось ему на глаза, шоу «Hello counseler». Там в очередной раз обсуждали проблемы, а ведущие только и делали, что удивлялись тому, что подобное вообще существует. Хотелось бы Сехуну однажды прийти и сказать, что девушка его, говоря честно и прямо, не понимает. О не хочет думать о том, что она его разлюбила. Или не любила и вовсе.

Когда Сонхва приходит домой ближе к вечеру, то даже не здоровается с Сехуном и проходит сразу в их спальню.

— Сонхва, нам нужно поговорить.

О решает рассказать о том, что волнует его в последнее время. Но Чхве неприязненно косится на парня и недовольно фыркает.

— Не о чем. Продолжишь так бездельничать — вылетишь с работы. Ты ведь ей так дорожишь, вот чего тогда сидел сегодня дома. Валил бы на все четыре стороны.

Их разговоры никогда не начинались нормально, а заканчивались и вовсе всегда одинаково — Сонхва кричит и психует, закрываясь в спальне, а Сехун остаётся в гостиной. Разбитый и побитый её оскорблениями. С разваливающейся душой и рухнувшими надеждами.

О любит Сонхву, но больше не знает, хочет ли он оставаться рядом с ней ещё несколько лет. Хочет ли видеть на её пальце обручальное кольцо и готовиться к свадьбе. Хочет ли, чтобы она воспитывала его детей. Теперь Чхве была другой, и видение Сехуна менялось вместе с ней.

Сейчас Сехун, наконец, поставив окончательно точку в своей проблеме, видит то, как их отношения развалились ещё много лет назад. Отдельные частицы души погибали в парне, пока он терпел все выходки и принимал весь негатив в свою сторону.

Сехун слишком слаб, чтобы разорвать отношения с Чхве сейчас.

И слишком горделив, чтобы терпеть такое с её стороны.

О уходит рано утром на работу и с головой погружается в неё, отключает заранее телефон и впервые за несколько месяцев работы получает похвалу от начальства за усердие и трудолюбие. Спустя неделю, уже ближе к концу месяца, Сехуну выдают премию и он тратит её на то, чтобы купить младшей сестре породистую кошку вместе с необходимыми принадлежностями.

Ссоры в квартире происходят всё чаще и чаще, а считать количество комплиментов от коллег и начальства О уже устал.

Сехун знает, что когда-нибудь ему хватит духу, чтобы всё прямо сказать Сонхве и расстаться, переставая травить друг другу жизнь. Он всегда был честен с родителями, друзьями, знакомыми и самим собой. А предстать перед девушкой таким ужасно боится. Возможно, тогда — в тот день у Ханыль дома, он увидел во взгляде боль родную и присущую подобным расставаниям после долгих отношений.

О знает, что такое ждёт и его. Подобный разговор, подобные отпускные дни, подобная фальшивая улыбка и ложь о том, что он в порядке.

Сехун любит Сонхву, а она его, как видимо, больше нет.

***

Джисон, начальник Сехуна и Минхёна, был сегодня очень рад какой-то личной новости, связанной с его двадцатипятилетней дочерью, поэтому вновь дал всем выходной в пятницу. Юн был так увлечён рассказом на этом собрании, что проговорился о рождении долгожданного внука.

Минхён предложил Сехуну вместе выпить и пригласил в какое-то кафе. О не стал отказываться. Он даже в какой-то мере виноват перед ним, что принял его старшую сестру за тайную девушку и отправил эти фотографии Чхве. Не стоило так делать и вообще лезть не в своё дело. Но по словам Ханыль они бы всё равно расстались когда-нибудь. Просто это случилось раньше, чем она планировала.

— Вы общаетесь с Ханыль?

Тихо спросил О, когда Хван наливал в рюмку соджу и следил за жарившимся на гриле мясом. Только с Сехуном он и мог пойти в подобное заведение без лишнего осуждения и презрения со стороны других. Только Сехун и понимал Минхёна, пусть даже и не во всём.

— Виделись пару дней назад по работе, — сухо ответил Хван и вздохнул. Он знал, что будут вопросы про Им и уже морально к этому подготовился. Но, заметив смятение Сехуна, поспешил слегка улыбнуться. — Не волнуйся, мы с ней остались в вполне хороших отношениях. Переболеем когда-нибудь.

Минхён пожал плечами и тут же влил в себя алкоголь, со стуком поставив рюмку обратно. Схватив вновь бутылку и наполняя алкоголем заново, Хван задавал дежурные вопросы по работе своего коллеги и даже давал некоторые советы. Как поступить в этом случае, что стоить говорить подобным людям, а что стоить утаить. И, самое главное, кто поможет скрыть улики, которые помешают удачному завершению делу.

Хван делился этими секретами только с О, потому что хотел по-человечески ему помочь. Он и вправду напоминал ему его самого в самом начале. Сехун только заканчивал университет, а Минхён уже работал и понемногу вливался в эту сферу, в которой, как оказалось, ничего праведного и справедливого нет и в помине. Только в фильмах и ненавистных парнем дорамах были адвокаты, прокуроры, судьи, которые всегда добивались своего.

Для которых горькая правда, пусть даже и жертвой своей карьеры или даже жизнью, была важнее всего на свете. Минхён таким не был. Однажды он выпытывал правду из одного дела пять лет назад, когда молодого парня обвиняли в изнасиловании девушки и последующем убийстве. Он был невиновен, и это мог понять даже простой человек без юридического образования. Вот только тогда Хван и понял, что люди из высших кругов сделают всё, чтобы дело было быстро замято, а вместо их родных и друзей отсидели другие люди.

Просто так.

Минхён выработал в себе стержень и выдержку на подобных людей и случаи, схожие с тем. Это был болезненный опыт, и иногда Хвана мучают кошмары. Этот парень, звали его — Марк Ли (Хван никогда не забудет), приходил к нему в сны и превращал их в кошмары. И обвинял он вовсе не людей, которые совершили преступление, а его — Минхёна. За проявленную слабость. За ложь. За уничтоженные улики невиновности. За то, что Хван отступил и прогнулся под чужой властью.

Сейчас Хван любит думать о том, что его жизнь ему дорога. И нет ничего плохого в том, что он просто спасал себя и свою семью. У него был другой выбор, и парень это осознаёт. Вот только не хочет принимать факт того, что он мог добиться правды, пусть даже и ценой нескольких жизней.

Сехун слушает его внимательно и подливает алкоголь им обоим. На счету только вторая бутылка соджу, так что парни даже и не чувствуют того, что пьяны. Они просто разговаривают обо всём, за что можно ухватиться. Но когда между ними наступает тишина, то О вздыхает и отключает телефон, когда видит пропущенные от девушки.

— Что делать, если ты не можешь выбрать между «Да» и «Нет»?

Минхён хмурится и задумчиво поджимает губы, проглотив очередной кусок мяса.

— Всё, конечно же, зависит от ситуации, поэтому я не могу тебе советовать всегда говорить «Да». Делай так, как будет лучше тебе. В первую очередь ты всегда должен думать о себе и своём благополучии, а уже потом о том, что будет лучше для других. Если это касается работы, то… — Марку было девятнадцать, когда его посадили пожизненно в колонию строгого режима, — всегда «Да». Если ты знаешь, что сможешь уладить это дело — «Да». Делай всё, что будет от тебя зависеть…

Марк мелькает в подсознании и смотрит на Минхёна заплаканными красными глазами, сжимая его руку в своих холодных ладонях.

— Прошу Вас, помогите мне… Адвокат Хван, Вы же знаете правду. Умоляю…

Молодого парня оттаскивают от дрожащего всем телом адвоката полицейские и удерживают несколько минут, пока присяжные продолжают озвучивать приговор, ведь мальчишка их прервал своими криками.

В его глазах такая невозможная боль, что Минхёну страшно смотреть. Он не может поднять свои глаза и взглянуть на мальчишку, что истошно кричит и падает на колени без сил, когда слышит громкий стук судьи.

— Адвокат Хван! Адвокат Хван, прошу Вас, помогите! Скажите им правду!

Хван встаёт на трясущихся ногах со стула и закрывает папку, на которой чёрным маркером было выписано «Дело №389. Ли Марк». Минхёна начинает тошнить. Он медленно прикрывает веки и сжимает толстую папку в своих руках, сдерживая слёзы. Адвокату казалось, что он слышит все мысли Марка, и от этого становилось ещё паршивее.

— Ты ведь обещал мне, Минхён! Ты обещал, что я буду жить на свободе! Что я буду счастлив! Минхён!

Марка вывели из зала суда. Вскоре и все остальные разошлись, явно находящиеся под огромным впечатлением. В зале наступила гробовая тишина, но в голове продолжали крутиться крики мальчишки, которого Минхён хотел спрятать от всего мира и дать ему шанс узнать мир, как нечто прекрасное и самое лучшее.

Но он трусливо смотрит в пол и не решается сдвинуться с места. Минхён сдерживает слёзы, которые просятся наружу. Собрав все свои вещи и уже намереваясь покинуть это ненавистное помещение, к нему подходит прокурор Мун.

— Молодец, Минхён. Ты отлично справился!

Хван кивает и быстро выходит из здания. Только оказавшись в стенах своей квартиры, Минхён выпускает слёзы наружу и опрокидывает журнальный столик. Стеклянная поверхность рассыпалась на осколки и деревянные ножки закатились за диван, стоящий у стены. Хван сносит книги и свои пособия с полок. Его изнутри пробивает дрожь и это ощущение собственного отвращения к себе.

Он сидел на диване посреди хаоса и получил сообщение на телефон, которые оповестило о том, что ему на счёт поступило пять миллионов вон с заметкой: «От господина Бэ. Юн Джисон позвонит тебе на неделе».

— Прости меня, Минхён.

И тогда ему было совершенно непонятно, к кому тогда обращался парень. К Марку, чья жизнь сегодня окончательно сломалась. Или к себе из прошлого, которого он навсегда запер далеко в подсознании с его глупыми мечтами и страстью к работе.

— Прости, Минхён. Прости…

— Просто я боюсь, что Сонхва меня разлюбила… У нас сейчас большие проблемы в отношениях. Прости, что говорю тебе об этом, но больше, если честно, некому.

Минхён отвлекается и немного подпрыгивает на месте. Переживания О вырвали его из ловушки прошлого и вернули в реальность, в которой он уже совсем другой. Он сегодняшний обещал себе ни о чём не сожалеть. Что сделано, то сделано.

Сехун рассказывал о своей проблеме, а Хвану, если честно, хотелось умереть в данный момент. Ему было так чертовски плохо. О напоминал Минхёну больше не его, а того самого наивного мальчишку, который до всего случившегося любил жизнь так, как никто, кого Хван когда-либо знал. Он любил её слепо и сильно, отдавая все крупинки своей души.

— Раз разговоры бесполезны, то вы так никогда ни к чему и не придёте. Вам обоим будет лучше расстаться.

О устало вздыхает и трёт лицо рукой.

Минхён хочет умереть. Умереть, чтобы больше не вспоминать о Марке. Умереть, чтобы больше не мучаться. Умереть, потому что так ему будет легче, чем постоянно доводить себя мыслями о мальчишке, чью жизнь он погубил своей трусостью. И если Ли ещё жив, то Минхён готов отдать свою жизнь на то, чтобы он тоже забыл о боли.

Минхён хочет умереть также сильно, как Марк хочет свободы даже спустя пять лет заключения в тюрьме.

Сехун провожает Минхёна до дома и благодарит за советы, а сам говорит таксисту новый адрес, где его уже наверняка ждёт Сонхва. Хван прав — пора поставить в этом точку, а не постоянно пририсовывать ей своеобразный хвостик. Нужно закончить это. И либо сегодня, либо он снова будет откладывать это «на завтра».

Когда он стоял у лифта, то ем позвонила Ханыль. Он мигом взял трубку, но услышал совсем не свою подругу, а пьяные крики Сонхвы, которая, видимо, совсем и не подозревала, что Сехун всё слышит.

— Не все могут жить так, как это делаешь ты. Может, мне нравится такая жизнь! Как ты смеешь меня осуждать?

— Тогда почему ты осуждаешь меня? Что я делаю не так, что ты так взъелась?

Сехун сбрасывает звонок и быстро забегает в лифт, нажимая на нужный этаж. Девушки ссорились не так часто, но если такое и случалось, то они очень долго друг с другом не разговаривали. Примирить их было очень тяжело, но возможно.

Но по взгляду Ханыль, которая встретила его на кухне, О мог поклясться, что это была последняя их встреча. Сехун почему-то подумал, что Им больше не захочет видеть никого из них. Что же такого между ними произошло, что девушка смотрит на подругу таким ненавистным и в то же время неверующим взглядом.

И так, словно они друг другу чужие люди.

Ханыль уходит, хлопая дверью, а Сехун не бежит за ней, потому что Сонхва зовёт его обратно. Если он побежит за Им, то только всё испортит и сделает хуже. В таких случаях лучше промолчать и дать всем остыть.

Парень заходит в комнату и укрывает девушку одеялом, не давая ей встать с кровати.

— Эта… Эта чёртова убийца пусть больше никогда не появляется в моём доме!

Сехун болезненно прикрывает глаза и наклоняется к девушке. Он молчит на то, что она назвала квартиру, принадлежащую О, своей. Вместо слов и криков он просто прижимается губами к её и сидит в таком положении некоторое время. Сонхва отвечает на поцелуй и крепко обнимает парня за шею.

О целует девушку и чувствует горячую влагу на своих щеках. Так стыдно признаваться в том, что он плачет из-за Чхве, но нельзя этого отрицать. Сехун пообещал себе закончить всё сегодня, и превращает этот поцелуй в свой последний подарок ей. Воспринимает это как своеобразное прощание со своей любимой девушкой, со своим прошлым, что с ней связано. С тем Сехуном, который любил Сонхву с полной отдачей. Который сейчас чувствует вместо любви фантомную боль где-то в области груди.

Сехун укладывает Сонхву спать, а сам стоит у раскрытого окна и курит. Звёзды этой ночью не видно. Только туманное небо и тусклую луну над мегаполисом. О качает головой и сдавленно шепчет самому себе под нос, что делает всё правильно. Даже звёзды этой ночью не в силах успокоить трещащее по швам сердце. И парень воспринимает это как знак того, что всё идёт в правильном направлении.

Так, как и должно быть.

***

До дня свадебной церемонии осталось три недели и четыре дня ровно.

Джинхо вынуждена ходить с матерью по магазинам и выбирать два платья. Одно нужно будет для официальной церемонии, а второе — для того, чтобы девушке было удобно и легко на протяжении всего вечера. Так распорядился Чанёль, и никто из семьи не стал ему перечить. Парень вернулся в семью, однако возвращаться в дом было выше его сил.

Отец в начале недели вызвал сына в свой кабинет, и Чанёль, сразу поняв, о чём пойдёт речь, вызвал своего адвоката. Пак не ошибся — отец хотел, что сын подписал какие-то странные бумаги. Из всего прочитанного парень не понимал ничего, только отдельные слова, которые не складывались в цельную картину.

— Речь идёт об акциях Чанёля. У Вас нет прав, господин Пак, распоряжаться тем, что принадлежит Вашему сыну ещё с рождения.

Чанёль был спокоен. Однозначно. В этом деле, в их разговоре сейчас, нет ничего страшного. Пак не боится потерять эти акции, лишиться денег, принадлежащих ему с детства, семьи, от которой был готов лично отказаться ещё раз. Сейчас его голова забита только тем, как подобрать удобное время для развода с Джинхо.

Сейчас она уехала выбирать платье для церемонии, а потом поедет в салон, чтобы договариваться о различных процедурах, до которых Паку нет никакого дела. Он не смог отказаться от свадьбы, потому что Уджин, тайно обрадовавшийся возвращению старшего брата, предоставил ему список возможных кандидатов в мужья после Чанёля. И самому парню стало тошно, что уж говорить о чувствах молодой девушки.

Поэтому он смирился. Как и раньше, решил поступить чисто по-человечески.

— Я знаю. Если он подпишет эти бумаги, то я не стану настаивать на том, чтобы у него отобрали акции на основании отсутствия его в семейном регистре.

Чанёль опешил от сказанного собственного отца и перевёл на него недоуменный взгляд. Паку не верилось в услышанное, потому что он знает, что родитель не имел права его оттуда удалять. Даже если бы Чанёль и умер, он остался бы там навсегда, как старший сын.

— Ты был несовершеннолетний. Я, как твой единственный живой родитель и опекун, отказался от тебя. Ты сбежал из дома, не поступил в университет, всячески оскорблял мою вторую жену — ты думал, я тебя оставлю после всего этого? Пока тебе не исполнилось двадцати одного года, я был вправе решать всё за тебя. И я сделал выбор.

Пак отворачивается и поджимает губы. Он в ярости, но показывать это было выше его гордости. Парень тяжело дышит, стараясь отключиться от мира и не слышать больше ничего.

Ни матери, ни отца, ни опекуна — никого.

— Официально, ты теперь сирота. И акции твои заморожены. Так что брак с тупоголовой Джинхо — моё тебе условие. Ты возвращаешься в семью, а я вписываю тебя обратно в регистр. Все акции твои, и ты будешь работать на компанию. На наш семейный бизнес, как я и просил тебя несколько лет назад. Я всего лишь хочу вернуть тебя домой, Чанёль… Мне с этого никакой существенной выгоды. Только ты.

— А если я не хочу работать, не хочу возвращаться в семью, и мне не нужны твои акции? Забирай их! У меня достаточно денег и без тебя, — Чанёль вскакивает со стула и подходит к двери. Он нажал на ручку и потянул её на себя, но не успел выйти — отец его окликнул.

— Когда у тебя ничего не останется, только семья будет на твоей стороне. Я подожду, пока ты придёшь ко мне сам.

========== 8 ==========

Тэхён стоит рядом с адвокатом убитого и трусливо смотрит на чёрный кафель. Он впервые за десять лет не мог представить того, что когда-нибудь струсит перед своим заданием. Такое было только в начале, когда парень стал убивать не под действием адреналина и пылающей ярости, а ради денег. И потому что он сам выбрал этот путь, а чужая смерть не была для него чем-то ценным.

Чунмён был мерзким, а назвать его человеком даже не поворачивался язык. Но Тэхён не мог выбросить из своей головы, что именно из-за этого человека и лишиться всего Джинён. Что из-за такого гнилого существа прервётся вся его жизнь на свободе. Теперь он будет навечно заперт в четырёх стенах тюремной камеры.

Ким и свою-то жизнь не особо ценил. В ней кроме грязных денег, выдуманных иллюзий и Джинёна ничего не было. А сейчас, когда рядом с ним стоит дрожащий Хосок и сжимает в руке свой портфель с ценными бумагами, за которые Бэ отдал свою свободу, он понимает, что теряет одно за другим.

С отсутствием в жизни Бэ парень осознает медленно, но верно, что иллюзиями жить уже больше нельзя, иначе точно с ума сойдёшь. Свихнёшься окончательно и после никому не будешь нужен. В лучшем случае тебя запихнут из жалости в психиатрическую больницу, а в худшем — бросят на улице и оставят так умирать. Без денег, без еды и воды, без шанса на спасение.

Тэхён больше не видел смысла в своей жизни, когда план Джинёна осуществится. Как только он выполнит все его указания, то что тогда у него останется? К чему он будет идти, к чему стремиться?

Когда Ким понимает, что он не живёт, а просто существует, то хочет распластаться на полу своей квартиры и напиться до потери сознания, чтобы потом не очнуться утром. У него и раньше были мысли о том, что было бы куда лучше просто исчезнуть и не возвращаться в этот проклятый Сеул. Но Тэхён быстро приходит в себя и, поразмыслив уже на холодный разум, понимает, что в Корее у него больше шансов хотя бы на простое выживание.

Да, он теряет близкого друга, но он ведь всё ещё может его навещать в тюрьме по возможности. Он может найти выход своей любви в чём-то или в ком-то другом, а не в одной Джинхо, которая скоро выходит замуж. Да, он всё ещё может работать и скрашивать своё бесполезное существование яркими огнями в клубах, в которых любил проводить время последний год.

Тэхён всё ещё может делать вид, что он счастлив и жив, пока люди, которых он любит, в относительной безопасности. Нужно убить в себе эту черту — идти на поводу у своих чувств к друзьям, чтобы потом самому не было больно. Если они этого хотят и им так будет лучше, Ким больше не станет беспокоиться.

Если Джинён решил повторить события одиннадцатилетней давности, то Тэхён ему мешать не станет. Он поможет ему всем, чем сможет.

Чонгук выходит к своим гостям и, устало вздохнув, плюхнулся на диван. Парень поочередно разглядывал парней, которые сидят напротив. Неизвестный ему Хосок, ранее представленный личным секретарём перед встречей, боязливо жался в угол огромного дивана и лишь изредка поднимал взгляд на того, кто сидит рядом с ним, словно ища в нём защиты от пугающего хозяина дома.

Тэхён, как только в помещение зашёл Чон, держался уверенно. Ким научился брать себя в руки и не позволять другим увидеть другую его сторону. Вот и сейчас так получилось с Чонгуком. Парень не допустит того, чтобы этот самовлюблённый гад лез к нему в душу. О Чон был именно таким — прогнившим от кончиков пальцев до самой глубокой струны души. Ким был наслышан о нём от главы — Намджуна, когда они более менее сблизились. И ни одного хорошего не слышал, кроме «охренеть, как красив».

— Чем могу помочь, господин Ким? — Чонгук знал, что обращаться нужно только к нему.

Да и если просто взглянуть на эту несчастную парочку, то можно сразу понять, что из адвоката не вытянешь и слова. Он весь дрожит, словно осиновый лист и кусает губы до крови от страха. Жалкое зрелище.

Чон не спеша оглядывает Тэхёна любопытным взглядом и ухмыляется, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Догадаться о причине их прихода было легко, особенно учитывая последние новости о задержании третьего сына «Bae Group». Чонгук был хорошо знаком с Бэ и часто пересекался с ним на переговорах вместе с Ютой. И привлекал Джинён намного больше, чем тот же излишне разговорчивый и раздражающий своей наглостью японец.

Накамото часто вёл себя так, словно все ему чем-то были обязаны. А сам в итоге не ударял палец о палец ради дела, что несказанно и раздражало Чона, но пока между ними был союз и хоть какая-то выгода для парня — он молчал. Терпеливо ждал момента, когда ему удастся раздавить этого парня и подмять его под себя.

Чонгуку до дрожи в руках нравилось овладевать людьми, контролировать всю их жизнь, дёргать за ниточки и управлять всеми действиями. Уничтожать их изнутри и докапываться до самого болезненного воспоминания, чтобы давить на эту рану и пользоваться человеком так, как захочется. Нравилось чувствовать власть над существами низшими и слабыми, а таковыми он считал всех подряд, даже не разбираясь.

Уважения с его стороны заслужить было тяжело, а вот потерять — в одну секунду. Сам Чон не любил долго церемониться. Одно лишнее движение, одно оскорбительное слово — и тот тут же получает пулю меж глаз.

Чон видел людей насквозь, поэтому и мелкая дрожь Кима не ускользнула от него. Кабинет был полностью пропитан страхом и неуверенностью, и Чонгук только млел от этого. От того, какими делает людьми.

— Джинён попросил передать Вам кое-какие бумаги. Сказал, что Вам они понравятся. И он надеется, что Вы примете правильное и выгодное для себя предложение. В нашу пользу.

Голос Тэхёна был твёрдым и уверенным — он окончательно собрал свои силы. Чонгук удивлённо вскинул брови и усмехнулся, тут же протягивая нетерпеливо свою руку, чтобы изучить содержимое. Ким щёлкнул пальцами, отчего Хосок подскочил на диване и выронил портфель, чем разрезал наступившую напряжённую тишину. Ким тяжело вздохнул и, грубо толкнув подорвавшегося поднимать портфель Хосока обратно к спинке дивана, подхватил предмет в свои руки.

Он долго копошился среди множества непонятных ему файлов, быстро пробегаясь глазами по каждому и пытаясь отыскать один тот нужный, в котором хранилась их сделка с Чонгуком. Которая, при успешном заключении с хозяином дома, обеспечит им беспроигрышный вариант против Юты. Который определит ход игры, задаст её настроение, а после исчезнет до определённого момента.

До момента, когда Чонгук разобьёт Юту и перевернёт в этой игре всё. И Тэхён хочет ему доверять, потому что верит Бэ, но не может себе этого позволить. Потому что он давно разучился пускать чужих людей в свою жизнь, когда каждый из них разбивал парня на крупицы. Никто, кроме Джинёна, не мог заслужить его веры.

Не мог Ким открыться кому-то вновь, когда даже Бэ так сухо бросил его.

Найдя нужный файл, Тэхён облегченно выдыхает и отдаёт их Чонгуку, который явно уже устал ждать, пока эти двое разберутся с беспорядком в портфеле. Как только бумаги оказываются в крепких больших ладонях парня, то файл летит на сияющий чистотой пол, а бумаги неприятно скрипят друг о друга.

— Мне дать ответ уже сегодня? — усмешка и усталый вздох от Чона, на которые Тэхён только победно улыбается и задаёт встречный вопрос.

— Вам будет достаточно одного часа для изучения?

Чонгук согласно кивает и надевает очки, отобрав у помощника заготовленный ранее карандаш. Хватит и получаса, чтобы воспроизвести всё напечатанное в своей голове и насладиться выдуманным кадром истекающего собственной кровью японца от пули, которую в него пустил сам Чон.

***

Сонхва поставила на стол новую бутылку припрятанного виски, небрежно смахнув со стола пустые с пивом. Ханыль закрыла лицо руками и пыталась отдышаться, но Чхве всё не унималась. Она только для вида пригласила Им поговорить о её проблемах, а сама думала о том, что это будет отличным поводом напиться до отключи.

— Этот придурок Сехун пусть валит ко всем чертям! Сегодня был такой важный день, а он сказал, что задержится на работе! Ты ведь прекрасно знаешь, чем обычно заканчивается всё. Он точно сейчас с девушкой какой-нибудь развлекается. Да чтоб у него всё…

— Сонхва! Ты ведь не знаешь точно, изменяет он тебе или нет, — Ханыль вовремя остановила подругу. Чхве недовольно покосилась на девушку, помолчала минуты две, а потом снова продолжила жаловаться на своего парня, как ни в чём не бывало.

Ещё спустя час Им еле успевала доставать салфетки и подавать их подруге. Сонхва пьяно вытирала слёзы и выбрасывала использованные платки на пол, явно не заботясь о том, что потом это нужно будет убирать. Ведь великодушный Сехуе ей во всём поможет — и прибраться дома, и приготовить еду, и сходить за покупками, и выбрать наряд про прогулки.

— Ты мне когда-то сказала, что я буду сама виновата, если Минхён начнёт гулять, — проговорила Ханыль, совсем не подумав. Она просто сказала то, что крутилось ещё с того момента, как Чхве завела эту неприятную тему.

Ханыль не нравилось обсуждать лучшего друга, пусть хоть и косвенно с её стороны. Им слушала и ничего не отрицала, а значит — молча соглашается со всем сказанным. Им боязливо подняла взгляд на подругу, и её внутри всю передёрнуло. Сонхва резко замерла после реплики и сверкнула глазами. Чхве посмотрела на подругу из-под чёлки и нахмурилась. Им тут же поспешила извиниться, но подруга перебила её и, самодовольно улыбнувшись, ответила:

— Думаешь, я такая же неудачница, как и ты? Думаешь, я не умею обращаться со своими парнями должным образом?

Ханыль словно бросили в бассейн с ледяной водой, а до этого хорошенько так стукнули чем-то тяжёлым по голове, и кровь из раны распиливаете на водной глади своеобразными узорами. Им застыла и выжидающе смотрела на подругу, но Сонхва, удовлетворённая реакцией подруги, открыла бутылку с алкоголем и торопливо отпила прямо из горлышка так, что в уголках рта стекала жидкость.

Сонхва знает, что Им всегда предпочитает молчать, когда подруги ссорятся между собой, поэтому совсем не боится её ответной реакции. Ханыль всегда была той, которая закрывала на всё глаза и прощала любые обидные слова, потому что однажды её вспыльчивый характер сыграл с ней злую шутку. Преподал урок, который она никогда в своей жизни не сможет забыть.

Но Ханыль неожиданно соскакивает с места, от чего стул опрокидывается назад. Чхве медленно пьёт из бутылки и незатейливо смотрит на Им, думая, что та просто соберёт вещи и быстро убежит, как и всегда.

— С чего это неудачница — я? А что делаешь ты целыми днями? — Сонхва начинает быстро закипать из-за количества алкоголя в крови и ставит бутылку на стол. — Разве ты просто не завидуешь тому, что я строю себе карьеру, а ты сидишь постоянно дома? Хотя ещё в университете мы с тобой мечтали о хорошей работе. Я зарабатываю себе на жизнь сама, а ты висишь на шее у Сехуна. Что хорошего в твоей жизни?

Чхве сжимает руки в кулаки и долго смотрит на Ханыль. Будучи в стельку пьяной, Сонхва знает, что Им права, но она до сих пор не может признать эту реальность. Она всё ещё не может принять то, что все её мечты канули на дно, потому что она провалила финальные экзамены и не получила диплом. И в итоге девушка осталась у разбитого корыта. А ведь сейчас, если тщательно подумать, Им права, что Сонхва просто пользуется положением О.

— А я должна была вернуться домой и жить у родителей? Или ты предлагаешь мне остаться на улице и бродяжничать, устроиться в какой-нибудь магазин и целыми днями консультировать жалких уродов?

Сонхва кривит лицо и шмыгает носом, потому что на глаза накатывают непрошеные слёзы. Ханыль опирается спиной о стену, потому что у неё начинает кружиться голова из-за злости и, конечно же, алкоголя, который действовал на Им всё ещё очень странно. Им нужно срочно лечь на кровать, выпить воды и заснуть, но ей приходится стоять и выслушивать подругу.

Если честно, Ханыль уже возненавидела себя за то, что затеяла всё это. Она думает, что стоило поступить, как и раньше — промолчать и уйти. Так ведь меньше проблем, а сейчас она с головой погружается в воспоминания.

Им набирает знакомый телефон и звонит. Когда входящий абонент принимает вызов, она ждёт, пока Сонхва снова начнёт говорить, чтобы Сехун понял, что Чхве выходит из-под контроля. Ханыль не знала никакого другого выхода, как её остановить. Ей не нужно было затевать эту ссору и после такпозорно звонить её парню, чтобы избежать дальнейшего выяснения отношений. Но у Им плохое, очень плохое предчувствие.

Гордость не позволяет развернуться и уйти, оставляя всё вот так. Ханыль не может контролировать свою злость, ведь подруга задела её чувства. Она прекрасно знает, как ей неприятно было от всех слухов о Минхёне, но продолжала заверять, что Хван начал гулять, и во всём виновата только одна Ханыль. Что не уделяла ему внимания, что не звонила, что не дарила подарки. Что она делает всё неправильно — не так, как надо в отношениях.

Но теперь Им поставила под сомнение все её рассказы и советы, потому что невозможно заставить кого-то слепо полюбить себя, просто следуя глупым инструкциям. Люди — разные. И от того жизнь сложнее, потому что к каждому нужен особый подход. Определённые слова и действия, которые чаще всего могут оказаться неверными. Вот и у них с Минхёном не вышло сживаться вместе и дальше, пусть и после такого долгого времени в отношениях.

Рано или поздно все уйдут. Зачем пытаться что-то удержать возле себя, да ещё и обвинять во всём другую сторону?

— Не все могут жить так, как это делаешь ты. Может, мне нравится такая жизнь! Как ты смеешь меня осуждать? — Сонхва вновь начинает плакать. Правда Ханыль не знает: это чтобы заставить чувствовать Им вину, или потому что ей и вправду больно?

— Тогда почему ты осуждаешь меня? Что я делаю не так, что ты так взъелась? — Им блокирует телефон и убирает в карман. Сонхва отворачивается от подруги и шмыгает носом, а потом бормочет себе что-то под нос.

— По крайней мере… — Чхве выбрасывает полупустую бутылку в мусорное ведро и опирается всем телом о столешницу, — на моей совести нет убийства человека.

Им застыла на месте в шоке. Всё её тело словно резко заледенело. Она отказывалась верить в то, что Сонхва только что сказала. Чхве обвинила подругу во всех грехах, указала на все её ошибки и неосторожности, совершённые из-за подростковой глупости.

Это даже не испугало девушку. Слова подруги полностью уничтожили всё внутри Им. Крепкий стержень истощился ещё с появлением Юты, а сейчас Чхве собственнолично раскрошила его. Ханыль не чувствует под ногами опору и позорно падает на пол.

Она никогда и не подозревала, что Сонхва использует доверие Им против неё самой. Им обессилена и не может разобраться в том, что ощущает на данный момент. Страх за свою жизнь, тревогу, обиду или ненависть к Чхве? От негодования Ханыль продолжает сидеть на полу и избегать взгляда подруги. На глаза наворачиваются слёзы, но девушка быстро вытирает их рукавом блузки, потому что не хочет сейчас показывать ей свою слабость.

Сонхва знала, чего хотела. И этот отчаянный взгляд Ханыль, обращенный на неё, был самым лучшим подарком. Доказательством её сокрушительной победы над Им.

Ханыль слышит, как открывается входная дверь, и вздыхает с облегчением, потому что это значит, что сейчас Сехун успокоит Сонхву. После чего она сможет спокойно уйти из этой проклятой квартиры. Внезапно ей начало казаться, будто стены сдвигаются и сдавливают девушку внутри своей ловушки. Что воздух здесь весь пропитан этим мерзким осознанием предательства от человека, который был ей ближе всех. От которого эти слова звучали хуже любого проклятья.

Ведь как по-другому это называть, если подруга, которой Им доверила свои самые сокровенные секреты, которой показала свои гниющие раны, которую считала роднее всех остальных, резко обернула всё в свою пользу, чтобы принизить на своём фоне Ханыль? Самый гнусный поступок из всех, что Им только ожидала от друзей.

Очнувшись от оцепенения, Им аккуратно встала на ноги, придерживаясь за стул.

— Я как раз вызвал лифт, когда ты позвонила мне. Извини, пожалуйста, Ханыль, я припозднился, — Сехун решает промолчать о встрече с Минхёном и подхватывает пьяную, шатающуюся Чхве, прижимая к себе.

Девушка рефлекторно обняла его, напрочь забывая о всех грубых словах в его сторону, и уткнулась лицом в его шею.

Им смотрит на парня сквозь пелену предательских слёз и боится заговорить. Как много он слышал? Что теперь и он подумает о ней? Как далеко это всё может зайти?

В какой-то момент всё должно разрушиться, чтобы начать строить свой замок заново с чистой совестью. Но как смириться с мыслью, что никому вокруг нельзя доверять? Как пережить то, что Сонхва так подло плюнула ей в душу.

Все её кошмары, которые она тщетно считала лишь пустыми фантазиями, резко обретают форму. Они становятся живыми и настигают девушку быстрее, чем та ожидала.

— Пусть она уйдёт. Скажи ей уйти, Сехун! — О берёт её на руки и относит в спальную комнату, тихо закрывает дверь на ключ и возвращается на кухню, но не видит Ханыль.

Он знает, что Чхве ведёт себя ужасно, когда она пьяная, поэтому даже представлять не хочет, что ещё успела его девушка наговорить Им.

— Ханыль, извини. Может, останешься у нас? Куда ты пойдёшь в таком состоянии ночью? Давай я хоть провожу тебя или такси вызову? — Сехун находит девушку у выхода.

Она медленно одевалась и пыталась разобраться с обувью. О предпринял попытку помочь, но Им отпихнула его. Ханыль не знала, слышал ли он всё, что сказала Сонхва, но это, в принципе, не должно её больше волновать. Она мечтает о том, чтобы больше никогда не видеть их обоих. Девушка знает, что Сехун ни в чём перед ней не виноват, но её так тошнит от всего и всех, что теперь уже связано с Сонхвой.

Ханыль хочет вырвать себе сердце и стереть эти жалкие счастливые воспоминания с Чхве, которые теперь все залиты ядовитой смесью. Фальшь. Вся их дружба — все их искренние чувства — были ложью от начала и до конца.

— Спасибо, но мне ничего не нужно. Я хочу домой, — Ханыль проигнорировала следующие слова Сехуна и вышла из квартиры. До неё доносились крики Сонхвы из спальни до того, пока она не закрыла дверь.

Им пошатнулась, и её ноги подкосились; из-за высокого каблука Ханыль не смогла удержаться и упала. Она успела только выдвинуть вперёд руки и не свалиться всем телом. Им стыдно, но она слишком пьяна, чтобы продолжать думать об этом.

Девушка пытается встать, но снова падает, поэтому после третьего падения она принимает сидячее положение и опирается спиной о стену. Её веки тяжелеют с каждой секундой, и она закрывает глаза. Но даже так она ощущает горячую влагу на лице, которая обжигает кожу.

Слёзы катятся из-под закрытых век вниз по шее, силы понемногу покидают её тело. Проснувшись утром, она снова будет винить себя и ненавидеть, а ещё напоминать себе о том, что ей больше не двадцать лет, чтобы так напиваться.

Ханыль думает, что сходит с ума, потому что снова слышит этот голос. Он кажется далёким, еле слышным, но всё ещё приятным и до боли знакомым. От него у девушки мурашки по позвоночнику бегают и руки сами тянутся куда-то вперёд, словно там она найдёт опору.

Пальцы цепляются за чьё-то плечо и Ханыль открывает глаза. Чужие тёплые руки берут её запястья и укладывают на крепкие широкие плечи, а потом он берёт девушку за талию и поднимает с пола. Им болезненно стонет, потому что её ноги тянет усталость. Девушка крепче хватается за парня и утыкается ему лицом в шею.

— Так удивительно то, что мы всегда встречаемся, когда Вы пьяна, Ханыль.

Даниэль придерживает девушку за талию и открывает дверь по соседству с Сехуном. Ханыль не удивляется, потому что она еле понимает, что происходит. Кан укладывает девушку на свою постель, забирает у неё сумку и кладёт рядом с тумбой, потом наклоняется над ней и тянет руки к её пальто. Однако останавливается, когда Им поворачивает голову в его сторону.

Её помада немного размазалась на лице, и Даниэля это развеселило. Он взглянул на свою рубашку и увидел красные разводы.

— Ханыль? — осторожно спрашивает Даниэль, когда наклоняется ближе.

— М? — ответно тянет девушка, отчего парень испугался и выпучил глаза на неё. Он думал, что она уже уснула.

— Вам принести что-нибудь? — Ханыль мотает головой в разные стороны.

Даниэль уходит из комнаты, но возвращается с ватными дисками, средством для снятия макияжа и влажной салфеткой. Он аккуратно садится рядом с девушкой на кровать и смачивает диск средством. Несколько капель попадает на простынь и на джинсы, но Кан только отмахивается.

Парень со всей осторожностью, легко и мягко вводит диском по лицу девушки и стирает макияж. Использованные диски он бросает в пакетик рядом с собой. Когда Даниэль убедился, что весь макияж смыт, то достал влажную салфетку и снова протёр её лицо. Потом достал вторую и протёр шею девушки, ладони.

Она время от времени бормотала и пыталась повернуться на левый бок, но у неё не выходило из-за пальто.

Кан пытался снять его, но всё обернулось для него неудачей, поэтому он решил сдаться. Он убрал мусор, прибрался немного в комнате, поставил стакан воды на тумбу, и только потом со спокойной душой выключил свет и ушёл в гостиную.

Ханыль давным-давно видела разноцветные сны, а Даниэль никак не мог уснуть. Он почти всю ночь не смыкал глаз и думал о том, совпадение ли всё это? Или же парень просто сам себе всё накручивает? Играет ли это судьба или пытается дать им обоим понять, что вот ваш человек.

Даниэль выдыхает и утыкается лицом в подушку. Он смотрит на часы и встаёт с кровати. Четыре часа утра. Когда парень подходит к двери кухни, чтобы выпить воды, то слышит грохот из спальни, а потом и ругательства. Кан быстро догадывается, что может происходить в комнате, и бежит туда.

Резко раскрыв дверь, перед ним раскрывается следующая картина: пальто девушки валяется на полу, как и одеяло, сама Им сидит напротив стены и пытается рукой дотянуться до окна, пустой стакан разбит, а его осколки разбросаны вокруг тумбы. Он включает свет, и девушка жмурится и вскрикивает, а потом тянет свои руки к голове.

Она пугливо поднимает голову и непонятливо смотрит на парня.

— Что… Что ты здесь делаешь? — хрипит девушка и пытается встать с пола.

— Как Вы себя чувствуете? — Даниэль проносит мимо ушей её вопрос и подходит к ней ближе.

Девушка не сопротивляется и не убегает от парня, а это уже хорошо. Парень принимает это для себя как комплимент.

— Ты не ответишь на вопрос? — девушка даже не следит за своей речью и не замечает, как обращается к парню.

— Мы можем поговорить с Вами утром, когда Вы проснётесь, — Даниэль берёт девушку за руки и придерживает, чтобы она не упала.

— Открой, пожалуйста, окно. Мне жарко, — хоть окно и находилось в приличном расстоянии от кровати, но Даниэль всё равно противился этой идее, потому что так девушка может легко простудиться. Но Им стояла на своём и упрямилась, поэтому парню пришлось приоткрыть его.

Девушка слегка улыбнулась и повернулась, направившись к кровати. Даниэль шёл позади неё, чтобы на всякий случай поймать Им, но всё обошлось без происшествий. Ханыль снова легла на кровать и закрыла глаза, вот только Кан почему-то продолжал стоять и отводить глаза. Юбка девушки задралась, и парень схватил одеяло с пола и бросил сверху. Потом парень убрал осколки, забрал пальто с собой и повесил возле входной двери, поставил очередной стакан с водой и ушёл.

Уснуть парню удалось только через час.

Даниэль был старше Ханыль всего на один год, но несмотря на это, ему казалось, что она намного младше сейчас. За ней словно нужно постоянно следить, чтобы она ненароком ничего не сломала или не натворила. Или просто не навредила себе.

В эту ночь Кан поневоле стал свидетелем того, как жизнь Им вновь ломается. Он совсем этого не понимает, но будто на подсознательном уровне старается быть рядом именно в такие моменты. Словно его тянет к ней, когда у той переломные моменты.

***

Даниэль закрывал глаза на все свои проблемы ещё со средней школы. Если он сдатся, то что тогда останется у него? В нём нуждается такое огромное количество людей, что он просто не может позволить себе отступить и дать слабину. Кан искренне хочет помочь каждому, кто его об этом просит. Он промолчит о своих переживаниях. Вытрет наспех слёзы и улыбнется так, что человек поверит в его счастье. Если кто-то будет жаловаться ему на свою жизнь, Даниэль выслушает и поддержит человека, просто потому что ему хуже. Он нуждается в заботе и любви больше, чем сам Даниэль.

У всех проблемы хуже, чем у него. Другим всегда хуже, чем ему. Даниэль справится.

Он нужен другим, а о себе парень забудет. Вспомнит только глубокой ночью, когда взглянет на себя в зеркало и осознает, что он — жалкое ничтожество. Даниэль молчит и терпит, потому что боится встретится со своими проблемами и решить их, ведь совершенно не имеет понятия как. Как набраться мужества и отказать людям в помощи, в которой они так нуждаются. Как перестать думать о других, а начать заботиться только о себе и своей семье.

Как взглянуть в глаза своему страху и перестать волноваться о чужих людях. В первую очередь — как позаботиться о себе.

Даниэль молчит. Терпит. Копит слёзы внутри. Глубоко вдыхает и медленно выдыхает. И на всё у него всегда один и тот же ответ:

— У меня всё отлично! Конечно, я тебе помогу!

Даниэль сбивается со счёта, пока очередной знакомый рассыпается в благодарностях, а парень валится от усталости из-за отработанной смены. Он должен был помочь, ведь ему простят отсутствие на следующий день на работе. Ему можно, потому что начальник — его мать. Но у Кана совесть гложет, поэтому он, поставив будильник, накрывает голову подушкой и искренне надеется, что выспится за четыре часа до начала рабочей смены.

Кан не считает себя страдальцем. Просто в какой-то момент он решил, что сильнее остальных. Ему нужно вставать на ноги самостоятельно, защищать и оберегать свою мать, оправдывать надежды отца — быть опорой и надеждой для остальных. Парень совершенно неосознанно принял на себя такую ношу, а сейчас молча переживает всё за всех. Разве это правильно — разрушать себя, чтобы спасти других?

Парень видит Ханыль не так уж и часто, да и разговоры у них довольно-таки сухие. Они сохраняют между друг другом дистанцию, формальное общение и только неловкие пожатия рук. Но Даниэль ощущает всё намного больше и сильнее — во взгляде Ханыль плещутся застоявшиеся воды, а она сама просто тихо угасает. И если сначала им двигало его внутреннее «Я», которое спешит прийти на помощь, то сейчас ему не хочется говорить ей пустые слова, обещать о том, что всё будет хорошо.

Хочется просто быть рядом и в тяжёлые моменты по-человечески понять, обнять и приласкать. Чтобы девушка чувствовала себя нужной, а Даниэль — не таким одиноким.

Наверное, Кан подсознательно ищет помощь, а попросить как-то стыдно становится. Он боится открыть девушке свою душу и показать все свои слабости. Боится рассказать ей о том, что ему ужасно больно, потому что никому нет дела до чужих слабостей и проблем. Если ты не справишься с ними сам, то так и утонешь. Погрузишься на дно и никто не сможет тебя найти — там, в темноте твоих страхов.

Даниэль боится однажды проснуться и осознать, что вся его помощь была зря. Но открывает утром глаза и тут же улыбается, потому что так нужно. Он хочет верить в чудо, а с реальностью столкнуться он успеет и потом. Ведь разбитым душам уже ничего не страшно.

***

С наступлением полудня в квартире всё ещё царила тишина. Первой проснулась Ханыль. Она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, что было немного странно. Девушка в последнее время вялая и уставшая; просыпается каждое утро с ужасной головной болью и размазанным макияжем по подушке.

Им подошла к окну и открыла его настежь, чтобы проветрить комнату. Когда Ханыль хотела заправить постель, то увидела на тумбе стакан и маленькую таблетку. Им бы выпила её, но девушку не беспокоит ни головная боль, ни, как кажется, похмелье, так что она быстро заправила кровать и направилась в ванную.

Девушка посмотрела на себя в зеркало и несказанно удивилась, потому что лицо чистое и свежее, волосы распущены, а резинки почему-то нигде нет. Взглянув на стиральную машину, она увидела чистую пижаму и маленькую записку.

«Вы можете остаться сегодня здесь, если будете чувствовать себя плохо. Я буду на работе, поэтому можете не бояться. Ваше пальто висит у входа в шкафу, сумка стоит возле тумбы, если Вы не увидели. До встречи, Ханыль».

Им хотела уйти поскорее домой, поэтому положила записку на место и не тронула чистую одежду.

— Так неудобно получилось…

Ханыль всё ещё не вышла из комнаты, когда до неё дошло, что нельзя оставлять всё вот так вот. Походив вокруг кровати, она сняла постельное бельё и отнесла в ванную комнату. Когда вещи начали стираться, то Им решила немного прибраться в комнате и привести себя в божеский вид. Раз хозяина дома увидеть не получится, то нужно хотя бы аккуратно расставить всё на места, создавая иллюзию того, что девушки здесь не было. Заботиться о том, кто именно ей помог — не особо хотелось.

Напротив кровати располагалась большая тумба белого цвета. На ней стояли фотографии, вазы для цветов и лежали ключи. Им взяла их в руки и разглядывала, всё думая от машины ли они. Потом она взяла в руки одну из пяти рамок. Фотография потрёпанная, чёрно-белая, с белыми мелкими полосами, а правый край обрывистый, словно кусок оторвали.

На фотографии девушка держала на руках маленького мальчика и сидела на скамейке возле клумбы с розами. Мальчик смотрел в сторону, но улыбался и крепко держал своими ладонями мамины руки. Возле ног девушки лежали два котёнка животом вверх и смотрели на ребёнка. Ребёнок показался знакомым, и девушка словно только что проснулась, оглядываясь вокруг — где она?

— Боже, — девушка поставила рамку на место и села на кровать. В её голове обрывки плавают, а сердце стало биться так быстро и громко, что все мысли заглушались.

Раздался стук в дверь. Девушка испуганно соскочила с кровати и схватила свою сумку, прижав её к груди. Дверь медленно открылась, и Им была готова вот-вот закричать, но она словно потеряла голос, когда увидела парня. Даниэль был жутко сонный, его волосы на макушке торчали в разные стороны, а чёлка лезла в глаза, отчего парень часто моргал. Он поправил голубые штаны и чёрную футболку, а потом посмотрел на девушку.

— Вы уже проснулись, Ханыль. Извините, Вы, наверное, очень удивлены, — парень потёр кулаком глаза и неловко посмеялся. — Я решил не идти сегодня на работу, а написать другую записку не получилось.

— Кан… Даниэль, я хотела бы извиниться за вчерашнее, — начала Ханыль, но парень перебил её.

— Ничего страшного. Вы можете пока подождать меня в гостиной или на кухне. Я сейчас приду, — Даниэль вышел из комнаты и куда-то ушёл, а Ханыль осталась стоять на месте ещё некоторое время, пребывая в лёгком шоке.

Пока Им сидела на кухне за столом и пила воду, то никак не могла унять своё сердце. Оно билось так, словно каждый удар был последним, стук эхом отзывался по телу и девушку пробивала дрожь на несколько секунд. По её позвоночнику бегали мурашки и пальцы сжимали стеклянный стакан. Кан зашёл на кухню переодетый в чёрные брюки и белую кофту, чьи рукава были закатаны до локтя. От того домашнего образа не осталось и следа.

Им бросилась в глаза её резинка для волос, которая теперь была на мужском запястье. Ханыль мигом встала со стула и зажалась, потому что извинения, которые она готовила ранее в голове, тут же улетучились стоило ей увидеть Кана.

— Даниэль, мне правда жаль. Я хотела извиниться, перед тем как уйти, — парень подошёл к чайнику и поставил его кипятиться, потом подошёл к холодильнику и достал оттуда яйца и пачку молока.

— Вы ровесница Сехуна и Сонхвы?

Им скривила губы от упоминания Сонхвы. Несмотря на то, сколько она выпила вчера, отчего-то мозг запомнил именно этот конфликт. Кан начал готовить завтрак и успевать при всём этом вести беседу с девушкой. Это было для Им чем-то необычным, даже открытием, потому что за все годы своей жизни ей не удалось застать парня за добровольной готовкой. А если парень и готовил для Ханыль, то им был только отец, да и тот был так сосредоточен на том, чтобы не допустить ошибок, что не обращал ни на кого внимания. Еда всё равно получалось пресной на вкус.

Но Даниэль выглядел чересчур уютным; его движения были естественными, заученными долгими годами. Это удивляло, потому что девушка и вправду ещё не заставала никого за тем, чтобы парень наслаждался самим процессом. Да, Сехун готовил, но это было просто из желания помочь девушке, а не из простого удовольствия.

— Да. А что? — Кан закрыл сковороду крышкой и повернулся к девушке лицом.

— Вы можете обращаться ко мне неформально, как я и просил Вас пару дней назад, — Ханыль неосознанно кивает и молчит. — Я старше Вас, но… — Даниэль остановился и задумчиво прикусил щёку. Он кончиками пальцев стучал по столу и отводил взгляд от девушки, пока она пристально следила за ним, — можно ли сделать вид, что мы ровесники?

Ханыль застыла и изумлённо посмотрела на парня. Он улыбнулся и терпеливо ждал ответа. Еда на сковороде шкварчит, поэтому Кан повернулся к плите и выключил её. Пока он раскладывал еду по тарелкам, то Им успела тысячу раз подумать о том, проснулась ли она на самом деле.

Или же это просто глупое продолжение её долгого сладкого сна? Им смотрела на парня и по непонятной причине улыбалась. Со спины он создавал впечатление такого типа парня, которому можно доверять. Точнее — нужно.

Он внушал такое ощущение, словно защитит от любой беды, от проливного дождя, от разочарования. Ощущение, словно Даниэль убережёт Ханыль и спасёт её; словно он был способен забрать всю её боль и избавить девушку от страданий; словно он был надёжной крышей над головой; словно рядом с ним девушка всегда в безопасности.

Вот какие ощущения Кан вызывал у Ханыль. Её сердце оттаивало в его руках, которыми он так нежно забирался в её душу. Такое впечатление сложилось как паззл в её голове, скинув самое первое, где она испугалась Даниэля и даже чуть не возненавидела.

Парень поставил тарелку с омлетом перед девушкой, разложил столовые предметы и, не спросив об этом ранее, поставил чашку с ароматным кофе. Когда Ханыль вопросительно взглянула на него, то он только пожал плечами и улыбнулся.

Кан не давил на Им, не задавал этот вопрос снова, не прожигал её недовольным взглядом — он смиренно молчал и ждал. Они сидели в тишине, которую нарушал только звон вилок о тарелки. Даниэль вытащил свой телефон и уткнулся в него, набивая себе рот едой.

Им ухмыльнулась и, немного расслабившись, тоже принялась за еду. Кан выглядел спокойным и Ханыль успокоилась сама по себе. Это было необычайно приятно — находиться рядом с ним в тишине.

Им кое-кто сказал давным-давно, что главное найти человека, с которым комфортно молчать. А всё остальное придёт со временем, когда люди будут узнавать друг друга лучше. Девушка помнит человека, с которым было приятно вести разговор и шутить, но её тревожила неловкость, когда они оба молчали. Джинён же, наоборот, так любил молчать рядом с Ханыль.

Девушка потянулась через весь стол и забрала у Даниэля его телефон, заблокировав экран и положив на середину стола между ними.

— Не смотри в телефон, когда ты ешь. Плохая привычка.

Ханыль удивилась тому, какой смелой стала на эти пару секунд, поэтому сразу же опустила голову и уткнулась взглядом в тарелку. Даниэль промолчал и посмотрел на девушку, пока она не подняла голову. Они встретились взглядами. У Им перехватило дыхание и её щёки порозовели. Кан, конечно же, заметил это.

— Тебе нравится еда? — неожиданно спросил Даниэль.

— Да, очень вкусно.

Ханыль проигнорировала обращение Кана, но внутри никак не могла успокоиться. Что случилось? Что бы то ни было, Им это, несомненно, понравилось. Она даже не может правильно описать то, что сейчас чувствует. И как правильно назвать действие Даниэля? Многие девушки в её окружении, которых она знает больше как просто знакомых, оскорбились бы подобным. Они бы подумали: «Надо же, совсем с ума сошёл».

Сама Ханыль думала, что подобное ей тоже не понравится, но сейчас ощущала совсем другое. Ей понравилось это. Понравилось то, что Даниэль проявил себя, как настоящий парень. Уверенно и честно. Она давно не общалась с парнями, сразу переходя на «ты». Единственным за одиннадцать лет оставался Минхён, но и Сехун, правда он не считается — он же друг.

— Но, Даниэль, я ведь ещё не ответила ничего, — Даниэль убрал пустые грязные тарелки в раковину и снова сел напротив девушки. Он наклонил голову вбок и загадочно ухмыльнулся. Его глаза засверкали как бенгальские огни, и он в ту же секунду ярко улыбнулся.

— Тогда ответь сейчас.

Кофе остывает, но Ханыль больше не торопится. Она специально растягивает момент. То ли думает так долго, то ли хочет просто ощущать его взгляд на себе. Как никак, но девушке всегда приятно, когда красивые парни смотрят с таким неподдельным интересом на неё. Она облизывает губы, казалось бы, в сотый раз за всё то время, пока они завтракали, и решительно смотрит на парня.

— Я не против.

— Вот и отлично!

Было ли всё это минутным помутнением в голове Ханыль, или все чувства на тот момент — правда? Девушка терялась в своих рассуждениях по этому поводу. Ею преодолевала эйфория, которая подарила Им крылья. На них она взлетает вверх и купается в воздушных облаках. Когда она встречается взглядами с Даниэлем, то забывает о падении. У неё в душе распускаются душистые цветы.

Она так любит это острое ощущение внутри, что не хочет отводить глаза, но гордость и здравый рассудок шепчут ей, что сейчас слишком рано; что сейчас нельзя попадаться в эти чары парня; что сейчас абсолютно никак нельзя падать в этот омут любви — он опасен и выбраться из него подобно путешествию сквозь семь кругов ада.

Ханыль боится ошибиться вновь. Ведь прошлое настигает — страх вместе с ним как дополнительный бонус. Девушка не хочет терять всё то, чего с таким трудом получила. Она не хочет начинать всё сначала, потому что уверена — у неё не хватит на это сил. Она не хочет вновь оказаться одной на улице с опустевшим сердцем и кровоточащими ранами; не хочет вновь связывать себя с тем, что раньше плотными нитями привязывали её к прошлому; не хочет любить неправильных людей и тратить время впустую.

Им не хочет больше плакать и страдать, потому что иногда эта боль не делает тебя лучше. Она не преподносит тебе никаких уроков. Она просто есть, и это чертовски тяжело переносить. Это больно. Но это всё — ошибки, прошлое, мысли, боль — теперь кажется обыденной вещью. В её жизни снова всё повторяется: объявляется Юта, потом Джинён, потом проблемы с близкими людьми, а впереди — неизвестность. Всепоглощающая темнота и кошмар, который девушка мечтала бы видеть только во снах.

Может, Джинён и вправду прав? Нет никого, кто мог бы защитить.

Ханыль встряхивает головой и смотрит вперёд — Даниэля нет, его место пустует, зато в соседней комнате шумит телевизор, что оповещает о том, что парень просто ушёл в другую комнату.

Когда Им хочет попрощаться с парнем, то ей не хватает смелости зайти в комнату и взглянуть ему в глаза. А ещё ей совсем не хочется покидать стены его квартиры — в их пределах ей чувствуется так безопасно. Словно она в чьих-то крепких объятиях. Внутри этой квартиры она словно вдали от всех бед и горестей, которые поджидают за порогом двери. И становится немного страшно, но у Ханыль нет другого выбора. Даниэль — чужой человек, а это — чужая квартира.

На словах всё такое чужое, но сердце Им горестно тянет «родное».

— Даниэль, я, пожалуй, пойду. Я уже итак задержалась здесь, извини.

Ханыль быстрыми шагами подходит к входной двери, накидывает на свои плечи пальто и сжимает в руках ручки сумки. Даниэль окликает девушку, как ни странно, по имени, и она оборачивается.

— Я хочу сказать, что ты всегда можешь попросить у меня помощи. Я помогу всем, чем смогу, — Им улыбается и опускает голову, разглядывая свою обувь. — Обещаю, — Кан делает шаг вперёд и Ханыль поднимает голову.

В его глазах столько тепла, что девушка теряется. Его взгляд глубокий, но в нём кроется необъятная нежность, которая проникает вглубь души Ханыль, не оставляя без внимания даже самые тёмные и далёкие углы.

Её сердце утопает в этих ощущениях, и она не может оторвать своего взгляда от него. Даниэль, действительно, удивительный. Ханыль убеждается в этом спустя всего несколько встреч, пару из которых она даже не помнит его лица. Но она как наяву слышит его ласковый голос, который тихо тревожит сердце и заставляет биться в груди неистово быстро.

— Я верю тебе, — они деловито пожимают руки и стоят так ещё несколько секунд.

Время тянется непонятно медленно словно резина. Его ладони, как и всегда, тёплые и мягкие. Его взгляд по-прежнему вселяет ощущение того, что Ханыль — единственная для него.

========== 9 ==========

Бэ слышит осипший голос Тэхёна сквозь трубку телефона и сразу же, получив долгожданный ответ, благодарит друга. Единственное «Спасибо тебе, Тэ» и Джинён быстро бросает трубку, переводя дыхание. За ним уже собралась очередь из недовольных заключённых, поэтому он спешит уйти оттуда. Его сразу встречают двое полицейских, одевают, как обычно наручники на тонкие исхудавшие запястья, и ведут к машине, которая привезёт их прямо к залу суда.

Вокруг столпились репортёры, в чьих глазах горят искры и прыгают бесы. Операторы захватывают желанные кадры, и их камеры направлены на дорогу, по которой сейчас медленно направляется полицейская машина. Бэ старается сдерживать своё волнение, но ледяные ладони выдают его. Он знает, что уже бесполезно что-либо делать, поэтому просто сжимает торчащие сквозь штаны коленки и наблюдает за видом, раскрывающимся из окна. Магазинчики, рестораны, цветочные лавки, где он замечают яркую палитру роз в первом ряду.

Ему на какой-то момент хочется выскочить из машины и собрать из цветов букет, прижимая их к груди, вытирая капли крови на ладонях о грязную кофту. Вдохнуть их яркий аромат и ощутить болезненный укол куда-то в сердце, потому что это его любимые цветы. Он их дарил матери на каждый день рождения. Клал на рыхлую землю на кладбище, когда Тэхён хоронил любимую сестру. Бросал в море с мелкого обрыва на каждое день рождения Ханыль.

Розы были его любимыми цветами, которые он связал с самыми дорогими и любимыми людьми на этой земле. Он любил обманывать себя, что любит свою жизнь такой, какая она ему досталась и какая есть, когда любовался цветами в домашнем саду на заднем дворе. Он любил срезать их и ставить в вазу у себя в кабинете.

Ему нравилось любить розы и улыбаться им каждое утро, чтобы хотя бы на пару минут забывать о той гнили, которая поразила его душу.

На последнем заседании он услышал то, что и предполагал. Тэён добился своего, а если точнее — Накамото получил то, что хотел. Но Джинёну было важно не это.

На диктофоне, что предоставил один из адвокатов Бэ, было всё ясно слышно, поэтому различить голоса не стало проблемой.

Джинён, который сидит сейчас и подавляет в себе желание истерично рассмеяться. Убитый Ким Чунмён. И ещё один, о владельце которого догадались все, но решили умолчать. Эту улику любезно предоставил Хосок неделю назад, когда отправил через анонима на почту адвоката. Это записал ещё при жизни Чунмён на одних из важных переговоров и незамедлительно передал своему адвокату.

Бэ не знает, чем всё закончится, потому что эта игра больше ему не принадлежит. Он её начал, но завершить это удастся только одному человеку, который сейчас даже не подозревает о том, что произойдёт с Джинёном на следующий день.

Тэхён наивно полагает, что будет временами навещать Бэ и видеть его. Рассказывать о том, как его дела и как продвигается работа. Слушать о том, как Джинёну скучно и плохо в карцере, куда его упекли на неделю из-за драки.

Ким верит, что Джинён будет рядом с ним. И Бэ стыдно за то, что он так скупо попрощался со своим лучшим другом, который всегда был человеком честным и преданным ему.

— Подсудимый Бэ… приговаривается к высшей мере наказания.

Когда он переодевается по возвращению в камеру в другую одежду и не смыкает глаз почти всю ночь, то вспоминает детство. Он был самым младшим в семье, отчего внимания к его персоне всегда было больше. Его любили сильно и много, а мать отказывалась отдавать своего любимого сына в руки какой-то няни. Его мама воспитывала Джинёна сама, учила с ним уроки, пока он был в Корее. Горевала и часто плакала, когда его отправили в Америку.

— Смертная казнь.

И хоть она знала, что Джинёну не достанется и воны из семейного наследства, была готова остаться только рядом с ним. Женщина знала, что в какой бы ситуации её сын не оказался — он обязательно найдёт выход и выберется оттуда. Уверит родительницу, что всё в порядке, обнимет и успокоит.

Джинён считал себя самым счастливым ребёнком на земле. И тогда он — ослепленный радостью и любовью — не подозревал, что его жизнь прервётся таким позорным способом. Что его смерть будет вся обрамлена грязью и ненавистью.

Что всю свою недолгую жизнь он будет ощущать тупую боль и неизбежное одиночество.

Отдав конверт с письмом пришедшему наблюдать за процессом Он Сону, Джинён заходит в комнату и садится на специализированное холодное кресло. Его тело пробивает дрожь, и только сейчас он позволяет себе слабость.

Джинён закрывает глаза и плачет, тяжело вздыхая. Его жизнь была ни плохой, ни хорошей. Она была наполнена вниманием, любовью, печалью. Она была счастливой и трагичной, с присущим таким историям грустным, быстрым концом.

Она была. И это, пожалуй, уже хорошо. За это можно благодарить что-то высшее на небе. Бэ не хочет открывать глаза. Он хочет встретить свою долгожданную смерть в иллюзиях — в придуманной сцене: где он сидит рядом с Ханыль, наблюдает за тем, как Тэхён играет на гитаре. И где он чувствует себя хорошо.

Джинёну не страшно умирать. Ему страшно, что он так и не сказал кому-то всего до конца. Что в чём-то не признался. Что где-то недоговорил. Что где-то струсил и промолчал. Но, чувствуя иглу, легко проткнувшую тонкую кожу, Бэ понимает, что уходить нужно без сожалений. Он сделал всё, что мог.

Открыв глаза, он видит огромное стекло, в котором отражается сам. И как-то грустно, криво улыбается, глотая горькие слёзы.

***

День для девушки начался как нельзя лучше. Ближе к вечеру Ханыль позвонила одна из её подруг, про которую сама девушка давно не слышала. Соын как в воду упала после своего дня рождения, который был на несколько месяцев раньше Им.

Квон улетела вместе с матерью в путешествие, исполняя давнюю мечту родительницы — повидать мир за пределами Кореи. Подруга всегда была очень близка со своей семьёй, и Ханыль иногда было завидно, потому что сама выросла в семье строгих родителей.

Её всегда ограничивали в действиях, следили почти за каждым её движением, контролировали каждую минуту её времени до того момента, пока не развелись. Точнее, вся её жизнь была в чьих-то руках до шестнадцати лет, а после родители уже и забыли о своих прописанных долгими веками обязательствами.

В семье Ханыль всегда царила напряжённая атмосфера. Прибавить ещё к этому тяжёлый характер отца, который сам был воспитан в семье военных. И упрямую мать, которой всегда нужно было вставить своё слово, она никогда не сидела спокойно на месте, не молчала — её рот всегда был открыт. И она всегда была чем-то недовольна.

Но в целом всё Им устраивало, потому что, несмотря на всё перечисленное выше, в доме было тихо. Никаких громких скандалов, криков, ругани и драк. Всё ограничивалось словесными перепалками и заканчивалось тем, что каждый расходился по комнатам. Отец до позднего часа сидел в своём кабинете или уходил гулять с друзьями и коллегами, мать гуляла по торговым центрам или проводила время за вышиванием картин, а Ханыль была занята учёбой.

В один момент всё рухнуло. Что-то сломалось внутри их домашнего очага, и никто из родителей больше не выдержал. Чтобы не было проблем, они разошлись тихо и спокойно, но жизнь после казалась Им намного хуже. Иногда Ханыль очень понимает Джинхо, которая всегда сбегает от родителей, потому что она сама всегда пыталась убежать. Её жизнь перестали держать в руках, и Ханыль потеряла над ней контроль.

Пока она находила решение в восемнадцать лет, как наладить свою жизнь, её мать вовсю попрекала дочь. А потом вместо жалости и любви к дочери стала обвинять её в том, что они с отцом разошлись. Всему виной — дочь. Им пережила и это.

Однако возвращаться домой она до сих пор не хочет, потому что там, в этих стенах, она не чувствовала должного уюта. Для неё этот дом был хуже всякого другого любого пристанища. Что с матерью, что с отцом. Но когда отец купил другой дом и переехал туда вместе с другой семьёй, оставляя их общий на Ханыль — дышать стало легче.

И вот, наконец, её подруга вернулась с путешествия и зовёт Им поужинать вместе. Ханыль приезжает на полчаса раньше запланированного времени и садится за свободный столик. Внезапно, пока она дожидалась Соын, ей на телефон пришло два сообщения от помощника Она и самой виновницы встречи. Квон сожалеет о том, что встретиться не получится из-за того, что её младший брат попал в больницу с вывихом лодыжки.

Девушка так ушла в себя и свои возникающие проблемы, что и позабыла о своём коллеге — Он Сону, который всего пару недель назад был самой главной головной проблемой. После Джинхо, конечно же.

Он Сону: «Привет, Ханыль. Есть разговор, поэтому давай встретимся сегодня в кафе, где мы однажды обедали. Это срочно».

Им Ханыль: «Добрый вечер, помощник Он. Хорошо, я свободна в данное время. Встретимся там через час».

Сону так и не ответил, так что Им отложила телефон в сторону. Ханыль приехала в другое кафе снова раньше всех, поэтому за ней и остался выбор столика. Она села у окна, как и в прошлый раз, когда они обедали здесь с коллегой. Он пришёл спустя десять минут, нервно заламывая пальцы, пока сидел напротив.

Парень выглядел обеспокоенным чем-то, поэтому настроение девушки сразу упало.

— Хотел увидеться с тобой. Мне нужно кое-что тебе показать и задать пару личных вопросов, — парень достал конверт из рюкзака и протянул его девушке. — Сегодня я был на работе из-за Бэ Джинёна. И прокурор Ли сказал мне, чтобы я… Боже, Ханыль, мне сказали начать копать под тебя, потому что твоё поведение было слишком подозрительным. Но этим занимался только я на протяжении недели. Слава Богу, в базе данных тебя нет, ничего подозрительного я тоже не нашёл, но зато отыскал кое-что у Джинёна.

Им затаила дыхание и не могла поверить в услышанное. Всё начинается. Девушка открывает конверт и достаёт фотографии. С испугом в глазах она отбрасывает их от себя на стол и прикрывает рот ладонью, не веря в увиденное. Слёзы мгновенно подбираются к глазам.

— Ты была знакома с Джинёном раньше. И эти фотографии тому подтверждение, — Ханыль ёрзает на стуле и выпивает залпом холодную воду, потому что в горле стало першить. — Мне нужно знать, насколько вы оба были близки, — Им сначала отнекивается, но рассудок, наконец, даёт о себе знать.

Она анализирует всё в голове и просчитывает, приходя к одному выводу. Нужно рассказать правду о том, что они были друзьями. Только это, и ничего больше.

— Я не знала, что он хранит их до этих пор, но как их не нашли раньше? Ведь полиция прочесала каждый сантиметр в его кабинете.

Фотографии сохранили в себе самые безрассудные поступки: Джинён и Ханыль строят рожицы на одной: у парня недовольная, как и всегда, а у девушки — улыбка во все тридцать два; на другой Им фотографирует саму себя, а Бэ стоит позади и смотрит на девушку; на следующей Джинён обнимает девушку за плечи и улыбается, пока Им смотрит куда-то в сторону.

От последних фотографий перехватывает дыхание, потому что Ханыль уже и позабыла об этом. Бэ сам приказал не вспоминать об этом.

Ханыль вспомнила белый фотоаппарат Джинёна, который стоял на выступе. На фотографии сначала она крепко обнимает его, а он стоит с закрытыми глазами и улыбается. На следующей фотоаппарат поймал момент их поцелуя. Им смутилась и испугалась, потому что вспоминает те ощущения и того Джинёна, который спас и помог ей.

— Где Вы их нашли? — она сдавленно шепчет; девушка держит фотографии у себя в руках, потому что совершенно не хочет возвращать их обратно Сону.

— Его друг, кажется, Дэхви, навещал Джинёна в полицейском участке пару дней назад назад, но им запретили видеться. Я как раз был там в это время, поэтому конфисковал конверт и самолично проверил всё без участия полиции. А сегодня Бэ попросил передать тебе кое-что, когда дело будет закрыто, — Сону пожал плечами и время от времени косился на наручные часы.

Когда Им достала написанное Джинёном письмо, то его телефон зазвонил, и он взял трубку.

Его почерк такой же корявый и еле разборчивый, поэтому Ханыль приходится вглядываться внимательнее.

«Ханыль…

Скоро всё закончится, поэтому прекрати вести себя, как жалкая и слабая девчонка. Будь сильнее и выше этого. Я знаю, что ты справишься с этим. Я сделал всё, что мог, для тебя. Думаю, теперьнужно перестать постоянно защищать тебя, когда вижу, потому что ты больше не тот потерянный ребёнок.

Ты сама прекрасно знаешь, как иногда меня тошнило от того, что я говорил тебе всякие мотивирующие вещи и пытался приободрить, когда ты была сама в состоянии это сделать.

Но на этот раз я нуждаюсь в осознании, что всё сказал тебе и что между нами больше нет недосказанности.

Слова обладают огромной силой, когда вкладываешь в строки все эмоции, которые владеют тобой. Поэтому вот мои слова тебе — последнее прощание, которое окончательно поставит точку в наших с тобой отношениях как друзей, как когда-то влюблённых, как врагов. Последнее, что я очень хотел почти всё время после твоего ухода — увидеть тебя счастливую. И признаться, наконец, в том, что я люблю тебя.

На самом деле я никогда не хотел отпускать тебя и бросать, но так было нужно тебе, поэтому я не вмешивался в твою жизнь, но всегда знал обо всём, что происходило.

Поэтому живи счастливо и беззаботно. У тебя нет нужды вспоминать прошлое — прекрати это делать. Начни, наконец, независимую от своих прошлых ошибок жизнь, которой будешь наслаждаться до конца своих дней.

Ты чертовски красивая, Ханыль.

Прощай».

Ханыль горько вздохнула, сложила письмо пополам и положила в конверт, чтобы держать себя в руках. Джинён снова прав — Им слишком расклеилась за последние недели.

Так не может больше продолжаться, поэтому девушка решила для себя, что больше не позволит себе дать слабину. Но… Она вдруг задумалась о значении самого написания письма. Зачем это было Джинёну? Это потому, что Им больше не приходит и не занимается этим делом вместе с прокурором?

— Помощник Он, а как идут дела с делом Бэ Джинёна? — Сону избегал взгляда девушки, но в итоге смирился и посмотрел на неё.

— Так как ты была отстранена, нам было запрещено разглашать эту информацию тебе. Но сейчас, думаю, ты вправе знать, чем всё закончилось, — Ханыль непонимающе нахмурила брови, услышав от коллеги то, что дело закрыто.

— Закончилось? — Сону кивнул.

— Его отец всеми силами пытался вытащить своего сына оттуда. Но Джинён сам был против. Я решил, что это будет очень некрасиво с моей стороны, если ты узнаешь обо всём из новостей, поэтому решил сообщить тебе обо всём лично, тем более ты была близка с подозреваемым. Было проведено последнее заседание суда. На нём Бэ Джинён раскрыл имена людей, которые состоят в той же преступной группировке, что и он сам. Он также упомянул преступника — Ли Джено, которого признали виновным в деле №59, помнишь? — Ханыль кивнула и у неё в голове пронеслось то, как она ходила на допросы, и в итоге Ли признал свою вину. Джено приговорили к семи годам лишения свободы. — Прокурор Ли удостоверился в правоте слов Бэ, когда навестил его в тюрьме. Джено подтвердил личность Джинёна.

— С каким обвинением Бэ предстал перед судом? — Сону ослабил хватку галстука на шее и расстегнул первую пуговицу на рубашке.

— Принятие участия в перевозке наркотических средств, хранение их дома, торговля, убийство, как оказалось, двух федеральных агентов — До Кенсу и Ким Чунмёна.

— Что? — Ханыль немного вскрикнула и встала изо стола.

— Джинён под конец заседания отказался от услуг своего адвоката, поэтому прокурор Ли незамедлительно представил обвинение против него. Всё шло к тому, что Тэён добивался для Джинёна высшей меры наказания, но после Бэ раскрыл имена. Сегодня тоже занимались обличьем личностей всех трёх человек, про которых он сказал. Ким Джэхван задержан, сейчас находится в полицейском участке. Но народ устроил митинг, целью которого было справедливое наказание Бэ. Им было наплевать, какими людьми были убитые.

Ханыль заложило уши, ей стало тяжко дышать. Её словно накрыло плотным куполом, сквозь который не проходит ни воздух, ни шум извне. Девушке остаётся только наблюдать за всем со стороны. Силы покидали её, поэтому она осела на стул.

— Сегодня ему позволили «последнее желание» — это письмо, — Им уже догадалась к чему Сону ведёт, а ещё это странное прощание — всё сложилось в целостную картину, существование которой Ханыль не принимает. — Изначальный приговор был осуществлён сегодня утром. Прокурор Ли сообщил мне об окончательном закрытии дела. Мне очень жаль сообщать тебе это.

— Не говори так, — Им чувствует слёзы, что застряли у неё в горле.

Она старается сдерживаться, но ей срочно нужно уйти. Им смотрит на Сону с надеждой, но всё тут же разбивается, когда она слышит его последние слова:

— Джинён мёртв, Ханыль.

***

В те дни, когда, любим тобой,

Я мог доволен быть судьбой,

Прощальный поцелуй однажды

Я сорвал с нежных уст твоих;

Дай Бог, чтоб ты нашла опять,

Что не боялась потерять.

М. Лермонтов

Ханыль стоит на побережье и трясётся от страха. Здесь было всё — любовь, дружба, улыбки, слёзы и крики. Эти волны когда-то успокаивали своим шумом девушку. Это море было свидетелем того, как девушка понемногу приходила в себя. Или, наоборот, как Бэ вытаскивал её из этой грязи.

Она определённо уже скучает по грустным бликам на водной глади, по шумным призывам волн окунуться в прохладный омут моря, по глухим звукам, что доносились изо скал, по мрачной тишине в вечерний час, по тем загадочным шорохам и шёпоту, по глубоким мыслям, которые рождались только на берегу, по песку, по тому, как вода мягко гладила щиколотки девушки.

Кто-то подходит сзади, и она знает, что это он — Джинён. Она боится смотреть на него, потому что осознаёт свою вину и признаёт своё собственное поражение в этой игре. Юта одержал победу, но только, как же повезло, Ханыль перестала быть игроком и главной его жертвой. У Накамото не получилось подставить Им, и она уверена, что сейчас он в ярости. И выместил всю свою злость на её отчаянном спасителе.

Бэ выглядит помятым и нездоровым, у него на лице ссадины, синяки, крупные царапины; губа опухшая, разбитая; следы пальцев на шее и рассёкшаяся бровь. Им сжимает губы в тонкую полосу и закрывает глаза, боясь прикоснуться к нему. Не только лицо — всё его тело было изувечено. На руках крупные гематомы; когда Ханыль поднимает его футболку, то видит перевязанные рёбра и пластырь на левом боку.

Но Джинён почему-то улыбается и обнимает Им, игнорируя боль во всём теле.

Зачем? Господи, зачем он сделал это?

— Не стоит тебе идти на её похороны.

Ханыль молчит и мысленно соглашается, прижимаясь щекой к его плечу. Кожа Джинёна холодная как лёд, но его руки, что сейчас лежат на талии девушки, горячие. Она чувствует это через тонкую ткань рубашки. А ещё чувствует слабость в его теле, дрожь, что колется на кончиках пальцев, и тяжёлое дыхание.

— Переведись в другую школу, а лучше вообще уезжай из этого района. И забудь, пожалуйста — в этом нет твоей вины. Забудь обо всём, что было. Ты не виновата в её смерти, не виновата в том, что случилось со мной.

Ханыль плачет и Джинён знает, почему. Она дрожит, и он чувствует горячую влагу на своём плече. Когда Им крепче сжимает руки за его спиной, он кусает себя за нижнюю губу, чтобы не простонать от боли.

— Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы защитить тебя. Теперь ты должна только уйти отсюда и не вспоминать больше об этом. Забудь Исыль, Юту, меня — всех. Начни жить.

Они оба стоят у этого камня, где всегда проводили свободное время и спасались от внешнего мира. У Им из головы вылетело, что камера Джинёна была прикреплена к камню, потому что это было совсем не важно.

Он всегда ставил её на маленький выступ на камне и снимал море. Джинён молчит, Ханыль всхлипывает. Она знает, что отец заберёт её с собой в центр Сеула, подальше отсюда. Переведёт в другую школу и попытается сделать всё, что она скажет, пока мать будет уговаривать её остаться здесь.

Она очень хочет сбежать из этого места и никогда не возвращаться. Но что-то держит здесь. И, кажется, Ханыль догадывается — Бэ Джинён, вина за совершённое и это море.

Джинён аккуратно взял лицо Ханыль в свои руки и наклонился ближе к ней. Он мягко накрыл её губы своими, вовлекая в нежный, их первый и последний поцелуй. Джинён хотел попрощаться и сейчас прижимает к себе дрожащее тело Им, успокаивающе гладит одной рукой по её щеке, а другой держит за руку. Ханыль переплетает их пальцы и поддаётся парню.

Её слёзы непрерывным потоком катятся вниз, поцелуй приобретает солёный привкус. Парень жмурится от того, что рана на губе щипает, но не спешит отстраняться. Он сминает её губы, тянется ближе к девушке и не может отпустить её руки.

Солнце поднимается из-за горизонта и озаряет берег слабым светом. Лучи играют на лицах Ханыль и Джинёна. Когда Бэ отстраняется от девушки, то Им не открывает глаза и стоит так ещё пару минут. Слова застревают в горле, но она знает, что их не стоит озвучивать вслух. Да, Джинён — потрясающее мгновение в её жизни, но, если честно, она бы пожелала его больше никогда не видеть.

— Ты чертовски красивая.

Ханыль хочет попрощаться, но у неё не хватает на это смелости, поэтому Джинён делает это за неё.

— Прощай.

Если бы Им только могла изменить ход событий, изменить знакомства в свои шестнадцать и семнадцать, если бы у неё был выбор, если бы Ханыль дали ещё один шанс прожить эти годы заново, то она бы выбрала никогда не знать их всех. Ни Юту, ни Исыль, ни даже Джинёна, потому что все они — обрывки прошлого, часть её тёмной души, её страшный секрет.

Их судьбы переплетены между собой, они все не очень-то и хорошие люди, они все связаны с наркотиками и хулиганством. Поэтому, если бы Ханыль только могла хоть что-то изменить, выбрала бы спокойную жизнь без них.

***

Сехун сидел на краю кровати, когда Сонхва пила воду и после встала с кровати, переодеваясь в другую одежду. Парень сидел тихо и просто наблюдал за Чхве, словно впитывая в себе последние моменты их отношений. Будто вот сейчас они расстанутся — и Сонхва исчезнет на его глазах, превращаясь в обычного знакомого из университета.

Когда Чхве выходит из душа, обмотанная в полотенце и бегающая по комнате в поиске нормальной одежды, то даже не обращает внимания на то, каким поникшим сидел её парень. Сехун успел переодеться и даже уложить волосы, потому что Сонхва часто ругала парня. Говорила, что он даже не следит за своим внешним видом, чтобы пойти с ней на свидание. «Неужели, тебе наплевать на меня?» — и О часто не мог сопоставить их общее свидание с его внешним видом, который, видите ли, влиял на его отношение к девушке.

Они сидели в ресторане: Сехун молча перебирал салат вилкой, подавляя в себе тошноту, а Сонхва сидела в телефоне, иногда не сдерживая усмешки.

— Давай расстанемся.

После Сехун видел всё словно призму, а слышал сквозь плотный целлофановый пакет, который на него надели, чтобы он задохнулся. Сонхва поверила в его слова с первого раза и просто смотрела, не в силах понять самого парня. Сегодня с её стороны не было никаких истерик или слёз. Просто лицо, не выражающее абсолютно ничего, и взгляд в пустоту — словно сквозь Сехуна.

Сонхва всё также молча встала со стула и ушла. О даже на какой-то момент подумал, что она его неправильно услышала, или решила проветриться, а потом вернуться и устроить парню взбучку. Но ничего такого не последовало даже спустя час, который парень провёл в одиночестве за столом. Девушка ни доела, ни допила до конца своё вино, ни сказала хоть одно слово. Она просто покинула парня без лишней ругани, что было совершенно не в её стиле.

Возможно, Сонхва просто в какой-то мере ждала этого и морально готовилась к расставанию. Что-то подсказывало ей о том, что и их отношениям придёт конец. Но не думала, что так скоро.

Поэтому девушка просто собирается с силами, кивает и молча уходит. Ничего. Она больше ничего не чувствует — даже боли, как таковой нет. Ни грусти по прошлому, ни тоски по парню, ни радости от долгожданной свободы — только звенящая пустота в голове. В душе ощущения, будто она провалилась в овраг, у которого нет дна, а только темень.

Чхве приходит в когда-то их общую квартиру и окидывает её нечитаемым взглядом. Всё то, к чему она так привыкла, к чему привязалась, что уже стало частью её самой — резко потеряло всякий смысл. Будто эти два слова оборвали все нити и оставили Сонхву в пустой комнате. Один на один с собой.

С мыслями, которые только сейчас просятся в голову и вытесняют из неё растерянность. Стоя у порога с уже собранными вещами, Сонхва мельком оглядывается.

Чужое. Больше не её. Ничего.

У неё не было сил на крики и выяснение отношений. Всё ведь и так понятно, зачем зря тревожить своё сердце. Чхве крепче сжимает ручку чемодана и, поджав губы, выходит из квартиры, хлопнув дверью, так как ключи оставила внутри на тумбочке.

Оказавшись в такси, которое уже направлялось к родительскому дому на другом конце города, Чхве расплакалась и закрыла лицо ладонями, сотрясаясь в истерике всем телом. Водитель вздохнул и промолчал, прибавляя громкость на радио музыке восьмидесятых, а Сонхва не могла себя успокоить всю дорогу до дома.

В тёплых объятиях матери к ней резко пришло осознание, что вся жизнь здесь и закончится. В доме с родителями. Никому не нужной. Как вчера она злобно и ляпнула. В голове пронеслась мысль, что за все её слова, брошенные в пылу ярости, она уже расплатилась. У неё больше ничего нет.

Сехун сидел на диване и отчего-то внутри не было никакой обиды. Никакого плохого осадка на сердце, но если душа его и была спокойна, разум отчаянно сопротивлялся и подкидывал воспоминания с самого начала отношений.

О жил принципом: «Что ни делается, делается к лучшему». И сейчас, проговорив эту фразу вслух, вновь начал верить в это так усердно и искренне. Каждый его шаг эхом отходил от стен, и эта тишина была словно сладкий мёд для парня. Свобода. Та, которую он так хотел. На которую он решился.

И если это будет его единственным правильным выбором под конец года, то он о нём никогда не пожалеет. Сехун улыбается себе в отражении кухонного окна и переводит взгляд на дневной Сеул. Красивый, неземной, живой. И у О от этого ощущения, словно теперь весь мир принадлежит ему одному.

========== 10 ==========

На бесконечном, на вольном просторе

Блеск и движение, грохот и гром…

Тусклым сияньем облитое море,

Как хорошо, ты в безлюдье ночном!

В этом волнении, в этом сиянье,

Весь, как во сне, я потерян стою —

О, как охотно бы в их обаянье

Всю потопил бы я душу свою…

Ф. Тютчев

Похорон не было, так что Ханыль не смогла попрощаться с парнем, как положено. Но она знала, что это необходимо. Это нужно не только, чтобы проводить его в последний путь, но и для неё самой, чтобы признать то, что его и вправду больше нет. Им не знала, что это будет так больно. Ей было бы намного легче, если бы она так и не встречала парня вновь. Она бы просто знала, что он где-то живёт, а может и умер давно. Но когда он был далеко от девушки и не касался её прежней жизни, это было бы легче пережить.

А что сейчас?

Им стоит на песчаном береге моря, слушая шум прибоя и терзая себя воспоминаниями об этом месте. Она так давно здесь не была, что ей кажется — прошла целая вечность. Её мнение не изменилось. Ханыль всё также хочет найти своё море, когда умрёт, чтобы сидеть вот так вот на горячем песке, который ускользает сквозь пальцы словно вода.

Когда она умрёт, то хочет любоваться волнами, сиянием воды и восходящим солнцем. Это прекрасно — наблюдать за морем на безлюдном береге.

У неё в руках чёрный словно смола пепел — единственное, что осталось от фотографий и того письма. Её руки все в золе, тёмные и грязные, но ей всё равно. Ей наплевать на то, что свои выходные она тратит не на себя, а на него — на мгновение, которое спасало её, но не смогло уберечь себя.

Утренний субботний ветер проснулся и начал гулять по округе. Девушка вытянула руки вперёд и наблюдала за тем, как порывы ветра поднимают в воздух с её рук осязаемые воспоминания. Пепел поднимается ввысь, а потом оседает еле заметным слоем на воде. Ветер продолжает беспокоить Им, сдувая с её рук грязь. Он мягко окутывает её в своё одеяния и заставляет забыться в ощущении полёта.

— Мы ещё обязательно встретимся. В лучшем месте.

Ханыль почему-то хочется думать, что Бэ превратился в этот ветер, который сейчас убаюкивает девушку; или он стал единым целым с этим морем, путешествуя в его недрах и исследую дно; или он живёт в том огромном камне, который укрывал их обоих от всего на свете; или парень перевоплотился в сказочный нежный рассвет, которым сейчас любуется Им; или он поднимется с луной на ночной небосвод; или осветит ей путь сказочными созвездиями над головой.

От таких мыслей ей становится спокойно на душе, потому что она знает — Джинёну хорошо здесь, в этом месте. Но Ханыль во что бы то ни стало мечтает забыть о нём и оставить эти воспоминания позади, потому что он — болезненное кошмарное прошлое. Бэ сам сказал забыть и жить дальше, и что ей совсем не нужно хранить эти моменты в своей памяти. Парень, как и всегда, умён и сообразителен. Так заботлив, что Им хочет расплакаться, но Джинён ненавидел, когда она позволяла себе это.

Поэтому Ханыль смотрит вперёд себя, улыбается и ощущает, как душа постепенно отпускает его, а вместе с ним и весь тяжёлый груз, который она несла за собой из прошлого. Если не сразу, то обязательно отпустит. Так будет правильно. Он прав — скоро всё закончится.

— Прощай, Джинён.

***

Прошло три дня с того момента, когда Ханыль вернулась обратно в центр Сеула, и вечером получила сообщение от Соын с предложением встретиться в четверг. После смерти Джинёна и после своеобразного прощания с ним в субботу, Им вновь вернулась к работе. Прокурор Ли вёл себя, как и всегда. Словно не он лишил кого-то жизни. А справедливый ли был приговор или нет — его совсем не волновало.

Им хотелось заглянуть к нему в душу и всё там разворошить, чтобы хотя бы мельком увидеть — есть ли хоть что-то человечное. Но Тэён как был, так и останется для них всех страшной тайной, разгадать которую безумно хочется, но себе же дороже.

Помощник Он часто спрашивал, как девушка себя чувствует, на что получал один и тот же ответ: «Нормально». Ни плохо, ни хорошо — сойдёт. В понедельник задержали ещё одного, про которых говорил Бэ на самом первом заседании. А вот насчёт Юты, чей голос и был установлен, все молчат и ждут чего-то. Или чьего-то знака.

Ким Джэхван готовился к первому слушанию в среду, Пак Уджина заключили под стражу сегодня утром. А третий — Ха Сонун, как передавали по новостям, числится без вести пропавшим после автомобильной аварии месяц назад. В интернете вовсю гуляют статьи о долгожданной казни Джинёна. Люди, по мнению Им, сходят с ума и пишут всякую ерунду в комментариях, от которой становится тошно, и голова идёт кругом от вспыхивающей злости.

Ханыль знает, почему Бэ лично не назвал имени Юты. Но её одолевает ярость, потому что она не может понять, почему именно казнь, почему именно Джинён. После той вечеринки о Накамото, слава Богу, ничего и не слышно. Это несметно радует девушку, но иногда она приходит к мысли, что всё это только затишье перед бурей.

Ханыль даже вспомнила, как Минхён однажды сказал, что подобная тишина вообще вредна для работы.

Новые дела открываются в отделении всё быстрее и чаще, и все последние напрямую связаны с наркотиками. И Им точно знает, что если расследовать более тщательнее и внимательнее, то все следы приведут их к Юте и другим поставщикам, инвесторам, торговцам.

Накамото ведь не единственный в Корее.

Но это всё очень умело обходят стороной и будто оставляют на потом. А то и вовсе забросят их в архив и больше никогда не вспомнят.

Тэён ушёл с работы пораньше, объясняя это тем, что сначала заберёт результаты экспертиз, а потом поедет домой, потому что у его маленького сына сегодня день рождения. Когда Ханыль спустя два часа тоже начала собираться домой, но путь ей преградил Он.

— Поужинаем? Даниэль сказал, что хочет увидеть тебя.

— Почему тогда он сам не позвонил мне?

— С чего ты взяла, что он хочет видеть только тебя одну? Увидимся все вместе, — Ханыль согласилась и дождалась пока парень соберёт свои вещи.

Они вышли из прокуратуры и направились не в кафе, где работает Даниэль, а совсем в другое, которое находилось немного ближе к их месту работы. Пока Кан только ехал к назначенному месту, Сону выпытывал подробности личной жизни Им.

— Ты нравишься Даниэлю, а он тебе? — Ханыль поперхнулась и откашлялась, прежде чем дать уклончивый ответ на такой провокационный вопрос.

— Не думаешь ли ты, что это личное? — Сону посмеялся, закрыв меню.

— Мне просто интересно. Если у вас всё сложится, то я пойду работать в брачное агентство! — Он продолжал травить шутки на тему сводничества людей и отношений, но спустя несколько минут замолчал и вздохнул. — Вы и вправду немного похожи в одном.

— В том, что мы оба красивые? — Ханыль отшутилась, а Сону, оценив остроумное предположение коллеги, продолжил говорить.

— Не красивее меня. Вы оба забываете о том, что вам нужна помощь, — Им медленно закрывает глаза и глотает воздух, потому что в помещении становилось с каждой секундой всё жарче и жарче.

Ханыль только набралась духу что-нибудь ответить Сону и открыла глаза, но к ним подошёл долгожданный гость — Даниэль. Он сел напротив Им, поздоровался с Сону, а потом неотрывно наблюдал за девушкой.

— Привет, милая.

Сону прыснул смехом и закрыл рот ладонью, за что получил подзатыльник от Даниэля. Ханыль улыбнулась, потому что ситуация до невозможного забавная и неловкая. Люди ожидали свой заказ, и пока Сону с Ханыль обсуждали следующие действия по поводу дела Пак Уджина и Ким Джэхвана, Кан откинулся на спинку стула и любовался Им.

За все двадцать девять лет (уже почти тридцать) Даниэль встречался со многими девушками, но что-то его всё-таки не устраивало. То ли они были слишком требовательными, то ли слишком глупыми, то ли разница в их возрасте была большой. И Кан не мог увидеть в таких девушках достойную кандидатуру, потому что они казались такими детьми. Парень был уверен, что они станут намного лучше, когда подрастут, или когда наберутся знаний. А ещё, что они совершенно ему не пара.

За недолгую жизнь он влюблялся по-настоящему лишь однажды — она стала для него ангелом, в котором он так нуждался. Даниэль был рядом с ней, а она никогда не была против. И однажды, спустя всего три месяца, парень стал звать её солнцем. Что уж там говорить, если Кану только исполнилось девятнадцать, а она появилась в его жизни, как настоящее новогоднее чудо.

У солнца были глаза цвета шоколада — несвежего, тусклого и застоявшегося в холодильнике. Взгляд у солнца, напротив, был притягательным и лёгким — отчего влюбить в себя Кана оказалось намного легче, чем ей думалось сначала. Даниэль закончил школу с горем пополам, получая в итоге аттестат с ужасными оценками, так как из-за неожиданной пропажи отца ему приходилось забывать об уроках и бегать на подработки. О поступлении в университет Кан мог только мечтать, так что тайно накопленные деньги он потратил на курсы бариста.

Так он, в принципе, и выходил сухим из воды до этих пор. Даниэль смог закончить университет только два года назад, получив диплом бухгалтера, а сам продолжил совершенствоваться в той сфере, которая однажды спасла их семью от нищеты и сделала из него человека, в чьей голове тысяча и одна история о жизни разных людей. Когда парню исполнилось двадцать четыре года, то мать сообщила ему об открытии маленького кофейного островка в торгово-развлекательном центре.

Постепенно бизнес расширялся, и теперь Даниэль работает в одной из кафе матери старшим барменом.

Но забыть своё солнце ему удалось с трудом. Она сопровождала Даниэля везде, куда бы он ни решил пойти; поддерживала в любом решении; солнце была рядом, когда Кан не видел света в тоннеле своей жизни. Несмотря на внезапное исчезновение отца, парень старался держать всё под контролем, потому что понимал — его матери сейчас хуже, чем ему. Он всего лишь подросток, который до конца не осознаёт все взрослые проблемы, а его мать — хрупкая и слабая на первый взгляд.

Даниэль боялся, что она не справится с такой утратой и даже предательством, поэтому закрыл все горящие чувства к отцу под замком. Как и любой сын, Кан любил отца слепо и не давая себе в этом отчёта. Его любовь была правильной, как и подобает ценить родных. Но в клетке, которую парень соорудил в своём сердце, они угасали быстрее, чем когда-либо или к кому-либо. Это даже пугало — то, с какой скоростью Даниэль забыл своего папу.

Но солнце была рядом: когда его оскорбляли и унижали, она защищала. Когда Даниэль закрывался в комнате и ставил себе синяки на руках от внезапно нахлынувшей тоски, она успокаивала его сквозь трубку телефона.

Она была рядом, пока не нашла кого-то лучше.

У Даниэля своеобразное выражение своих чувств: он либо не испытывает ничего, либо любит в несколько раз сильнее, чем вообще думал, что может. «Либо всё, либо ничего» — вот, как жил Кан до солнца и во время неё.

Наверное, Кан даже не замечал то, как солнце остывала к нему и постепенно уже не была постоянно около парня. Но вместо того, чтобы уйти, чтобы перестать обманывать его, она продолжала держать Даниэля около себя.

Чтобы потом, когда Кан поймает её на измене, выплюнуть ему в лицо гадости и хлопнуть дверью.

И два года отношений, которые Даниэль превозносил к небесам, и его солнце, которую он поставил на пьедестал — раскололись на осколки, словно хрупкая фарфоровая ваза. И сам он — разрушенный, дрейфующий по высоким волнам, разбившийся о скалы маленький плот.

Однако спустя столько времени, именно сейчас его так и тянет как магнитом к этой девушке. Увидев Ханыль в первый раз, он подумал, что она очень красивая. Безумно. Но аура у неё загадочная; девушка казалось такой неприступной снежной королевой.

Во вторую их встречу Даниэль был готов провалиться сквозь землю, потому что понимал, что не может сейчас ничего для неё сделать.

Она предстала перед ним такой беззащитной и слабой, и совершенно не стеснялась своих слёз. Может, потому что была слишком пьяна и напугана случившимся.

В её глазах была непроглядная боль, которая затягивалась в сердце у парня.

Такой резкий возникший перед глазами контраст.

Когда у них был зрительный контакт, то парню было так тяжело совладать с собой. Он держал её дрожащие ладони в своих и неосознанно понимал, что она — совершенство. Она не была похожа ни на одну другую девушку, которую ему приходилось когда-либо видеть. Она однозначно отличалась от его солнца, вот только он не мог понять, чем именно. Может, это просто такое заблуждение, но Даниэль был абсолютно погружён в этот омут и терял рассудок каждый раз, когда вспоминал её.

В третий раз их встреча казалась уже не случайностью, а забавной игрой судьбы. Они словно играли в кошки-мышки, кто первый кого найдёт. Даниэль не мог отрицать того, что Ханыль абсолютно красивая. А её руки такие мягкие и нежные. Длинными тонкими пальчиками она словно путала нити в его душе и плотно связывала их между собой, чтобы парень задыхался. Задыхался от этой нужды — быть рядом и греть эти ледяные руки в своих.

Ханыль ощущала по отношению к Даниэлю если не тоже самое, то очень приближённое. Словно Кан забрался в самые укромные места её внутреннего мира, исследовал, а потом аккуратно выгравировал свой образ у неё на сердце. Чувства не изменились — Им ощущает себя в безопасности рядом с ним. А это самое нужное для неё. Сейчас, когда весь мир рушится под ногами и исчезает, она ощущает его руки, крепко державшие на земле.

После смерти Джинёна Ханыль вдруг поняла, что он был её невидимым защитником всё это время, который всегда находился в сторонке от неё. И сейчас, когда она знает, что Бэ нет, в душе кроме тоски не изменилось ничего — ей всё также страшно и одиноко; она содрогается и умирает в этом холоде, тонет в темноте. И она не знает, что бы с ней было, не окажись Кан подле неё, и каждый раз так вовремя.

Появляется Даниэль, и её жизнь озаряется ярким светом, где темнота отступает на второй план.

Когда они вышли из кафе, то Сону сразу же побежал домой, где его ждала девушка. Даниэль и Ханыль остались наедине друг с другом. Неловкость испарилась, и сейчас Им спокойно идёт по тротуару, а рядом с ней тихо шагает парень. Он всё ближе подбирается, и в конце концов смело берёт её за руку.

— Ты, наверное, сильно устала.

Они останавливаются на пороге её дома, но Кан крепко держит девушку за руку и не спешит отпускать её. Он поворачивается к ней лицом и подходит ближе, сокращая между ними расстояние. Настолько близко, что он чувствует, как сильно бьётся сердце девушки в грудной клетке.

— Немного.

Даниэль переплетает пальцы их рук, а другой обнимает девушку за талию и тянет к себе. Он легко целует её и тут же отстраняется, боясь ответной реакции Им. Она, немного погодя, широко улыбается и обнимает двумя руками парня за шею. Кан наклоняется к ней ещё ближе, поцелуй становится более уверенным. Его руки сжимают талию девушки, а ей абсолютно сносит крышу, когда Даниэль углубляет поцелуй.

Тучи заслонили небосвод, и единственным источником света является тусклый желтоватый свет от уличного фонаря. Парень подталкивает девушку к кирпичной стене, и она опирается о неё, даже через тонкое пальто ощущая неровную поверхность. Кан отстраняется и смотрит на девушку, прислоняясь своим лбом к её.

Им тяжело дышит и не открывает глаза; только крепче обнимает парня и теряется во времени. Секунды, минуты, часы — всё стирается, и в голове у Ханыль только бесконечность, которую она делит сейчас с парнем.

— Я пойду, — Даниэль еле шепчет, задевая губами мочку её уха. Девушка дёргается из-за горячего дыхания парня, и мурашки бегают по её коже.

— Останься со мной.

Парня не приходится долго уговаривать, потому что сразу же после первой просьбы он соглашается. И, подхватив девушку на руки, они заходят в дом.

Касания парня наполнены нежностью; он еле проводит кончиками пальцев по оголённой коже девушки, словно боится причинить ей боль. Ханыль поддаётся вперёд и просит парня не останавливаться. Ей так хочется провалиться в эту бездну, так хочется остановить время и побыть вместе с парнем. Когда Даниэль нависает сверху, то матрас прогибается под весом их тел.

— Пожалуйста, никуда не уходи, — умоляет девушка и тянет парня к себе. Даниэль отвечает девушке поцелуем, и она понимает всё без слов.

Он её не бросит.

***

Утро наступает для Ханыль лишь в десять утра, когда она просыпается от звонка телефона. Звонил Сону, оказывается, уже в третий раз, чтобы предупредить о том, что в понедельник важное совещание. И вообще непонятно, зачем он так сильно беспокоится о ней. Девушка поворачивается и тянет одеяло на себя, потому что стало немного прохладно.

Она видит голую спину Кана и усмехается, когда замечает торчащие волосы на голове. Им тянется к ним рукой и приглаживает к голове, но они остаются непослушными. Когда Ханыль задумала встать с кровати, то Даниэль повернулся и коснулся её спины кончиками пальцев.

— Может, ещё немного полежим? Не уходи, — тихо протянул последний слог Кан и, обвив свои руки вокруг её талии, уложил обратно на кровать, заботливо укрывая одеялом.

— Нужно вставать, Даниэль. Я хотела заглянуть сегодня к Джинхо, — парень вновь закрыл глаза, но на просьбы девушки её отпустить только сильнее прижимал к себе.

— Я хочу, чтобы сегодня ты отдохнула и побыла рядом со мной. Такое, как ты, может, не заметила, случается не часто, — Кан лёгкими касаниями губ покрывал поцелуями лицо девушки, а потом спустился ниже к её ключице.

Девушка начала смеяться и отталкивать парня от себя, потому что ей действительно нужно узнать, как живёт её подруга. Особенно хотелось бы разузнать про её жениха — правда ли будет свадьба или мать Джинхо снова расторгнет помолвку без серьёзный на это оснований. Но Даниэль был так упрям, что и сил не оставалось сопротивляться ему.

После его слов у Им в голове резко исчезли все планы и оставалось место только для очаровательного Кана, чьи поцелуи просто сводили с ума, и тусклом свете солнца, что всё равно приятно грел обнажённую кожу. Удивительно то, как всего несколько встреч привязали к парню так сильно, что уходить от него совершенно не хотелось.

Её новая слабость, о которой могут очень легко догадаться. Но она не может сейчас об этом думать. Только о том, как ей нравиться находиться в его объятиях.

Несмотря на полдень, туман сгущался сильнее с каждой минутой над городом, а после медленно опускался вниз, из-за чего крыш высотных домов уже не разглядеть. Кан грустно взглянул наверх, надеясь увидеть хоть маленький кусочек нежно-голубого неба, но видел только серую дымку. Он отвернулся и снова сел на стул, и напротив уже сидела Ханыль.

Настроение Даниэля заметно поднялось, как только Им улыбнулась ему и предложила съесть кексы. Кан долго смотрел на них и вспоминал о матери. И ведь он сказал, что поможет на выходных в ресторане.

— Давно ты живёшь одна? У тебя такой большой дом, — подметил Кан, оглядывая просторную кухню.

Им заметно помрачнела, однако продолжала улыбаться. Она сложила фантик от конфеты звёздочкой и продолжала сканировать её взглядом, сжимая пальцами блестящую обёртку.

— Это дом отца, но он переехал в Улсан. Его вторая жена захотела вернуться в родной город, и он послушался. Я его не видела уже больше четырёх лет, как закончила университет. Слава Богу, дом он переоформил на меня, но… — девушка выглянула в окно, а после перевела взгляд ниже, где была их общая семейная фотография, — иногда он слишком большой для меня одной, — Им смотрела в сторону, но Даниэлю показалось, что сейчас она словно в другом мире находится.

Девушка всегда была обижена на родителей и старшего брата за то, что они совсем не ценили отношения внутри их семьи. В большинстве случаев она винила в этом себя, но вовремя приходила в себя и понимала, что этого не избежать. Рано или поздно это всё равно бы случилось. Думается Ханыль, что вот так вот — порознь — всем легче.

Родителям не приходятся жить вместе, насильно заставляя себя ради детей. Брату не приходится постоянно притворятся, что ему есть дело до младшей сестры. А самой Им не нужно вечно оправдываться или чувствовать себя виноватой во всех семейных перепалках.

— Я своего отца не видел уже около десяти лет. Даже не знаю, жив ли он, — Кан пожал плечами, и Им вернулась в реальность.

— Так, получается, у тебя теперь только мама? — Даниэль кивнул и уже ожидал предсказуемой реакции, как и всегда, — жалость.

Но Ханыль только усмехнулась и как-то по-доброму взглянула на него. Она подпёрла подбородок ладонью, внезапно начиная находить всё новые факты из его жизни. С их помощью она легко складывала паззл в своей голове, и первое впечатление о нём и вовсе стёрлось.

Он не такой, как Юта. Глупо было предполагать, что стиль в одежде может говорить об их схожих характерах с японцем.

— Надо же, мы в этом похожи. Может, судьба? — с издёвкой произнесла Им.

Кан заметил, как на её глаза наворачиваются слёзы, но она настойчиво игнорирует своё душевное состояние и пытается взбодрить их обоих.

— Я прекрасно знаю, что люди не могут быть вечно вместе, да и было видно, что родители не особо любили друг друга, но меня всегда мучил вопрос… Случится ли подобное со мной? Смогу ли я справиться с этим? Придётся ли мне смирится с одиночеством?

— Депрессивно… Довольно-таки печально, знаешь ли.

— Я не хочу такой же жизни, как и у мамы, — Ханыль не выдержала внутреннего давления и слёзы вырвались наружу.

Она начала усмехаться над собой и своей слабостью, отворачивалась и вытирала их руками, но её маленькая истерика продолжалась. Им успокаивалась и через пару секунд снова начинала плакать. По ощущениям ей казалось, что она вернулась в подростковые годы, когда чувствовала весь этот холод между родителями. И как это пожирало её изнутри.

Ей, как ребёнку, хотелось верить в вечность. Но она оказалась так непостоянна, и была ли она вообще? Если ли вообще такое понятие, как «навсегда», или всё это лишь уловки сценаристов и писателей? Девушка знала, как познакомились её родители, но никто из них об этом никогда не говорил ей — она услышала от домработницы. Их лица выражали нежелание и даже отвращение.

А когда Ханыль спрашивала об их первой любви, то у отца на лице читалось нескрываемое счастье, а у мамы расцветала настоящая улыбка, которая была наполнена всей нежностью, что и словами не передать. Смотря на другие семьи, она открыто завидовала их счастью.

Они гуляли по паркам, ходили в кино, обедали в ресторанах — они были вместе и были этим довольны. Неужели, думала Ханыль, она не могла родиться у других людей, чтобы её семейный очаг не потерпел крах.

Анализируя всё это на протяжении многих лет, Ханыль поняла только недавно, что она, в принципе, очень скучает по родителям. Её семья не была идеальной, в итоге она вообще развалилась, но Им неимоверно счастлива, что именно она их дочь. Самое главное — они дали хорошее воспитание, достойное образование. Они не бросили её одну — это ведь главное, да?

Какими бы они ни были, они всё ещё родители.

И пока Ханыль пыталась самостоятельно успокоить себя и взять в руки, Кан лишь наблюдал. Он знал, что у него теперь есть только один самый родной человек — мама. Её нужно безмерно любить, защищать и уважать. Она может быть не права в спорах, но он знал, что должен обязательно согласиться и не перечить ей.

Долгое время он горел мечтой о том, чтобы найти отца и взглянуть ему в глаза, спросить, почему он ушёл и виноват ли в этом сам Даниэль. Но он так и не решился. Кан смирился с тем, что его семья неполная, но ему вполне хватает матери, которая посвятила ему всю жизнь.

— Это твоя жизнь, а не их. Не позволяй своим страхам руководить мыслями и сердцем, — Кан взял девушку за руку и мягко сжимал её в своих ладонях.

Сам парень удивился тому, что вообще говорит такие вещи вслух. Он заметно смутился, но то, как Ханыль изменилась в лице, сказало ему, что всё он сделал правильно. Ей нужно говорить такие вещи и приободрять, чтобы Им забывала о существующих проблемах.

Её щёки покрылись пунцовым цветом и она смущённо отвела глаза. Наконец, отметила про себя девушка, она может спросить у парня про его мать и про работу, потому что ей было очень любопытно узнать об этом.

— А кем работает твоя мама? — окончательно перестав плакать, Ханыль решилась заговорить.

— У мамы своя сеть кафе и кондитерских по городу. Я иногда помогаю ей, зачем-то отправляю свою зарплату. Хоть я и работаю старшим барменом, но уже давно горю мечтой о том, чтобы печь и помогать семейному бизнесу самостоятельно. Правда… Она говорит, что это слишком бесполезно — тратить время и силы на выпечку, когда я могу быть владельцем, — Ханыль вспомнила поход в это заведение, где встретила Кана, вместе с Минхёном.

— Было бы, на самом деле, неплохо, но ты не думал открыть отдельно кафе? — Даниэль отрицательно покачал головой.

— Я думал об этом, но так и не решился.

— Надеюсь, в будущем у тебя всё получится.

Ханыль кивнула и встала, чтобы ещё раз заварить чай и приготовить что-нибудь. Даниэль, к удивлению, вызвался помочь и даже предложил что-нибудь испечь, чтобы показать свои навыки девушке.

День был пасмурный, вечером начался сильный дождь и поднялся ветер, но в объятиях Даниэля, с горячим чаем и забавным фильмом всё превращалось в самый прекрасный выходной.

Было всё, о чём можно было бы только мечтать — цветущая любовь в душе и неимоверный уют в доме, в котором Ханыль чаще всего чувствовала колющее одиночество и тоску. Кан перебирал волосы девушки в своих руках и даже попытался заплести косу, но бросил эту затею после второй проваленной попытки.

Этот дом наполнился яркими цветами, которые привнесли вместе с собой горящий огонь, что согревал её холодную душу, надежду, которая проникла в её сердце. И долгожданное, огромное абсолютное счастье, длящееся в своём размеренном спокойствии до конца года и даже чуть больше.

***

Дата свадьбы неумолимо приближалась, а Чанёль до сих не мог поверить в то, что его отец говорил исключительно правду. Позднее это подтвердилось присланными на его личную почту доказательствами от адвоката. Странные ощущение: Пак сам отказался от своей семьи, поэтому ожидать подобного от отца было бы нормально. Но почему-то что-то гложет изнутри, и парень не знает, куда от этого деваться.

Авария, в которую попал Чанёль в тот день, не была серьёзной, но ему пришлось напрочь забыть про съёмки и подготовку к свадьбе на две недели, так как он застрял в больнице с лёгким сотрясением. В любой другой момент Пак бы незамедлительно направился к себе, но сейчас дом, когда-топринадлежавший ему одному, теперь был ещё и Джинхо. Туда перевозили её вещи, а спальня, которую он для неё выделил, уже полностью была готова для её переезда.

После того разговора с отцом захотелось даже вернуться домой. А вот разводиться после женитьбы хотелось всё меньше и меньше. Не из-за какой-то внезапно появившейся любви между ними — ни в коем случае. Чанёль если сказал — нет, значит так и будет всю жизнь. Он любить больше не хочет. Просто в нём играло что-то человечное, наверное. Он шёл на поводу у своих детских принципов, которые в нём воспитала мать.

— Если в твоих силах человеку помочь, то делай для него всё возможное. Не жди ничего в ответ, поступай на безвозмездной основе. И однажды ты обретёшь счастье в кругу честных и искренних людей.

Отдавать Джинхо в руки жестокой матери или женихов, что были ровесниками её отца, — совсем маразм. И Чанёль терпел их общие встречи, «свидания» для журналистов и репортёров — всё, что входило в его обязанности, как жениха, а после — мужа. Пак видел, что Джинхо тоже не рада подобной перспективе в лице Чанёля, но понимала, что это её неизбежное падение. И лучше упасть в реку, чем разбиться о камни и навеки остаться искалеченным.

Чанёль вздыхает и отвечает Чонину, что свадьба будет вечером. Начало церемонии в пять часов, а потом они должны изобразить счастливую пару и поехать с друзьями на вечеринку в клуб, где уже заранее всё забронировано менеджером модели. Пак садится на своей кровати и смотри вперёд — по традиции всех знаменитостей там висит его фотография. Она из самой первой фотосессии, и там парень выглядит слегка неловким, незрелым и не привыкшим к камерам. Но настоящий. Такой, как Пак на самом деле.

Простая разбитая душа, которая не может найти свой дом. Душа, которая разучилась чувствовать и привязываться, но которая так отчаянно ищет понимания.

Пак горько вздыхает и откидывается на мягкие подушки, тут же начав себя за это осуждать, потому что сотрясение даёт о себе знать. Он вроде как по словам врачей полностью здоров, но всё равно что-то да где-то начинает болеть. В одном месте перестаёт, и в другом сразу же начинает. Иногда становится тяжело дышать, иногда больно ходить, иногда плохо видно — Чанёль устал звонить врачам и приходить к ним на приёмы, выслушивая: «Вы полностью здоровы».

Потолок белоснежный, сливающийся со стенами и засасывающий Чанёля — Пак постепенно теряет границы комнаты и засыпает.

Джинхо приезжает в свой новый дом вечером и замечает машину её жениха — значит, дома. Ей до ужаса неловко было находиться рядом с ним на простых свиданиях, а тут жить бок о бок, да ещё и притворяться женатой парой. У девушки от этого кружилась голова, но отказаться от свадьбы она не могла. И, если честно, совсем не хотела. Чанёль ей нравился с каждым днём всё больше не как парень, а просто как человек.

Он держался от Пак на расстоянии и редко позволял ей узнать что-то личное о себе, но иногда вместе пообсуждать еду в ресторане, посмеяться над разругавшейся парой рядом, съесть на двоих большую порцию мороженного — притворяться для жадных журналистов становилось легче. Однако, когда Джинхо думала, что они стали ближе и смогут подружиться, Чанёль отталкивал её ещё дальше, чем было до этого.

Пак была благодарна Чанёлю за то, что, несмотря на все её капризы и оскорбительные слова, он не отменял помолвки. И довёл всё до совместного проживания в его доме.

Двадцатое ноября приближалось, и Джинхо была в растерянных чувствах: радоваться или плакать. Ведь она теперь больше никогда не узнаёт, какого это — быть замужем за любимого человека и с нетерпением ждать его с работы. Вместе гулять на выходных, а вечером быть не в состоянии оторваться от любимых губ. Потому что этот человек был бы родным и нужным, а Чанёль был чужим, как ни посмотри.

***

На свадьбе присутствовали все, кого когда-либо видела Джинхо раз в жизни. Её одинокое пребывание на ужине после церемонии скрашивали только Квон с Им, да и те тоже бегали от одного стола к другому, чтобы помочь дальним родственникам и случайно забредшим сюда душам, которых Чанёль пригласил с работы, но не удосужился познакомить или хотя бы самостоятельно всё рассказать.

Соын с Чонином на более весёлую часть празднества не поехали, оправдываясь тем, что очень устали. Вместе с этим они удивили неожиданной новостью — Соын беременна. А Чонин, когда дело коснулось семьи и детей, оказался тем ещё паникёром, сразу же запрещая невесте напрягаться или нервничать.

Ханыль пришла вместе с Даниэлем, и они по возможности сопровождали расстроенную Джинхо всюду. Пак умудрялась подругу даже в туалет завести, чтобы не стоять у зеркала одной. Позорно это — вытирать слёзы и думать, что это худшая свадьба в истории всего её рода. Празднование закончилось также быстро, как и началось. Чанёль оказался единственным, кто не пил, исключая ещё и Даниэля, поэтому смело сел за руль.

Пак не умела пить, и это был всем известный факт. Вот только парень не знал, что, будучи не в состоянии самостоятельно дойти до машины, девушка на пороге своей спальни крепко обнимет Чанёля за шею и поцелует, утягивая внутрь комнаты. Джинхо никогда и ни в чём не была уверена, потому что большинство её решений оборачивались для неё полными неудачами. Но сегодня был такой важный для каждой девушки день — свадьба.

Девушка, как и все, мечтала об этом дне. Как она будет ходить с подругами по магазинам и выбирать платье. Как она расплачется, увидев себя в зеркале в том самом наряде. Как она с радостью крикнет «Согласна» и нетерпеливо поцелует своего мужа. Как она будет счастлива в этом браке.

Поэтому и напилась. Снова. Чтобы притупить ту душевную боль, возникшую из-за детского разочарования. В тусклом свете луны, когда Чанёль был сосредоточен на дороге, Джинхо неотрывно наблюдала за ним. Ей было некого представлять на его месте, потому что такой любви, как в фильмах, о которой она мечтала, не было. И сколько бы она ни закрывала глаз, сколько бы ни пыталась представить какого-нибудь актёра, перед глазами всегда стоял Чанёль. И Джинхо просто смирилась.

Теперь он её муж. А своего мужа целовать можно, и никто её за это больше не осудит.

========== 11 ==========

Намджун был одним из тех, кто мог справится с любой преградой на его пути. Поэтому решить возникшую проблему одного из его работников — Тэхёна — не составило труда.

После краткого рассказа о происходящем, Ким уже намеревался оставить главу и покинуть его кабинет. Тэхён рассказал ему всё просто потому, что между ними не должно быть секретов. Да и всё время он убивает на эту сделку с Чонгуком.

Когда Чон подписал договор, то всё сдвинулось, наконец, с мёртвой точки. Чонгук заверял, что всё идёт точно по плану, и как только объявится Юта — всему конец. Но Накамото терпеливо ждал и прятался в своей конуре.

После наступления нового года Ким Джэхвана посадили на три года в тюрьме строгого режима, так как ничего, кроме продажи, не удалось отыскать. А его рассказ про Юту, который только и пестрил всеми возможными подробностями лишь бы угодить судье и смягчить себе приговор, сыграл свою роль — ему сократили срок с семи лет до трёх.

Пак Уджина разговорить не удалось, и Чимин, прокурор с десятилетним стажем, был только рад заключить наследника компании надолго за решётку.

Наверное, Пак оставался одним таким — справедливым и не прогнувшимся под богатыми стариками крупных компаний, которые делают всё для своей выгоды. Чимин оставался всегда уверенным, потому что знал — если тронут его, то никому из них не жить. Намджун умел держать слово. Поэтому многие и сторонились его в генеральной прокуратуре, а в кабинет даже боялись заходить. Чиним был молчаливым и чаще всего хмурым, и от него словно всегда исходил холод. Он одним только взглядом вселял в чужие души страх.

Намджун встал с кресла и подошёл к шкафу со стеклянными дверцами, чтобы быстрым взглядом окинуть весь ассортимент алкоголя и всё же остановиться на привычном любимом виски «Yamazaki» двенадцатилетней выдержки.

Тэхён хотел уйти — какие бы хорошие отношения между ним и Намджуном не были, он оставался главой, а он просто подчинённым. Киму в какой-то степени пришлось всё поведать главе, потому что иначе, пропадая он вечно невесть где, а не выполняя работу, его бы давно избили и привезли связанным к нему. Уж лучше добровольно признаться во всём.

— Я знаю Чонгука очень хорошо. Можешь в нём не сомневаться.

Намджун сел обратно и поставил стакан с алкоголем на журнальный столик. Ким устало вздохнул и откинулся на спинку дивана, уже морально не выдерживая тяжёлого взгляда главы.

— Знаю. Но от этого легче не становится. Джинён в тюрьме, поэтому теперь он совершенно бессилен. Я сейчас не могу даже передохнуть на несколько минут. Мой телефон просто трещит от звонков, и я его выключил. Сейчас всё своё время провожу в Пусане у господина Чона, поэтому времени на себя и вовсе нет. Что уж там говорить про визит к Бэ, я ведь просто…

— Джинён мёртв.

Намджун прервал Тэхёна на половине фразы и одним глотком опустошил граненый стакан, со стуком возвращая его на деревянную поверхность. Киллер помедлил с реакцией и, когда его мозг полностью принял сказанные слова, смог выдавить из себя только тихое:

— Этого не может быть.

Глава усмехнулся и деловито закинул одну ногу на другую. Намджуну всегда было искренне жаль этого парня — он до сих пор видел в нём того девятнадцатилетнего мальчишку, который был испуган самим собой. Он был напуган тем, каким мог быть в порыве ярости. И тогда ещё совершенно не умел себя контролировать.

Но он был преданным и всегда добросовестно выполнял свою работу. Никогда не пререкался и всегда слушался. Тэхён был жёстким пластилином и весь во власти Намджуна, когда того привёл Бэ, и сейчас глава абсолютно доволен тем, что он слепил своими руками. Ким был лучше многих работников, поэтому потерять его главе совсем не хотелось.

В эту самую минуту киллер впервые за столько лет, научившийся прятать себя и свои чувства, посмотрел на Намджуна, как в день похорон его сестры. Тогда Тэхён полностью не осознавал, что совершил, а когда услышал про похороны (в сотый раз) — испугался.

Разрушился у Намджуна на глазах.

И сейчас его взгляд такой же — наполненные слезами глаза и неверие. Тэхён с детства боялся забвения, а сейчас хочет только этого.

Умереть, провалиться в пучину мрака и навсегда там остаться без шанса на перерождение. Ким не верит, что его жизнь может быть лучше. Наоборот, он уверен, что все его перевоплощения были несчастны и одиноки так же, как и он сейчас.

Два слова — а мир внутри так предательски задрожал. Ещё минута — и разбился.

— Сейчас Чонгук — единственный человек, который сможет тебе помочь в этом непростом деле. Я смогу лишь всё подчистить или подтолкнуть процесс, может, даже попросить об услуге Чимина, ты ведь знаешь. Но если Джинён попросил позаботиться обо всём тебя, то, Тэхён, тебе нельзя сейчас раскисать. Вспомни, кто ты: что тебя привело сюда; какие чувства ты в себе похоронил, чтобы стать тем, какой ты есть сейчас; через что тебе пришлось пройти. Я знаю — ты не умеешь сдаваться и всегда доводишь до желаемого результата. Поступи сейчас так, как и всегда. Не обесценивай жертву Джинёна, на которую он добровольно согласился. И уж точно не смей стирать весь смысл его жизни. Это то, чего он хотел.

Тэхён внимательно слушает, но отворачивается и сверлит взглядом диван напротив. Всё кажется каким-то ненастоящим. Фальшивым, наигранным и мерзким — Кима тошнит, но он терпит. Намджун всегда прав. Нельзя сдаваться. Не тогда, когда всё близко к кульминации.

Но он не может с собою совладать. Рядом с главой невозможно врать даже самому себе. Тэхёна разрывает изнутри, и он тихо проливает слёзы, пока Намджун тяжело вздыхает и продолжает говорить.

— Он доверил тебе то, что должен был закончить сам. Тэхён… У нас у всех есть страхи и слабости, которые мы всеми силами пытаемся спрятать от чужих глаз. Потому что это тут же превратит нас в жертв, в лёгкую добычу для врагов. И я много раз говорил тебе — никто не должен знать тебя так хорошо, как ты сам. Только ты. Ты должен знать всего себя и понимать, в чём твоя задача в этом мире. Видимых и живых слабостей у тебя больше нет, и в этом теперь твоё преимущество.

Киллер встаёт с дивана и подходит к окну, отторгая всевозможные мысли о том, что стоит покончить со своей жизнью раз и навсегда. Нельзя. Тэхён не слабак — он справится.

— Твоё сердце болит, но оно сделает тебя сильнее. Твоя боль станет двигателем в этой игре. Если ты прогнёшься под её гнётом, то проиграешь. Ты разочаруешь не только себя. Смерть Джинёна и все его старания будут напрасны. Ты обязан стать ещё сильнее, чем сейчас. Слышишь? Сильнее. Бесчувственнее. Бесчеловечнее.

Намджун знал, что эти слова однажды дойдут до парня. Главное — когда. Сам глава принял их, когда его отец погиб, и ему пришлось взвалить на себя такую ответственность. И только тогда он впитал в себя слова отца, словно губка. И сейчас перед ним Тэхён, такой же побитый и не видящий в жизни смысла с гибелью родного человека.

Эти слова сделают его правильным. Направят его в то русло, в котором он себя проявит с лучшей стороны.

— В твоих руках столько жизней. Ты должен понимать их цену. И защищать своё достоинство — ты ведь дал слово Джинёну. Так будь мужчиной — сдержи его и доведи дело до конца.

Тэхён смотрит в окно беспомощным взглядом, как у загнанной дворняжки. Силы покинули Кима. Он просто стоял, почти не двигаясь и будто не дыша. Вид за окном был сказочным — ночные огни мегаполиса, тонущие под еле видимой дымкой тумана, миллионы машин на трассах, застрявшие даже в такой поздний час в мелкой пробке, рекламные щиты, горящие вдалеке от окна.

Жизнь здесь никогда не останавливалась. Каждый день кто-то умирал, кто-то терял себя, кто-то уезжал — хотя бы у одного из десяти случалась своя маленькая катастрофа, которая всегда значила только одно. Конец.

Но Сеул продолжать жить и дышать, словно настоящий организм. Он не останавливался и никогда не поддавался штормам. Удивительно то, как люди, живущие здесь, боролись за право быть человеком. За место под солнцем, за свои права, за личность и индивидуальность.

За жизнь.

Они цеплялись за любую возможность, даже если таковой и не было. Они сражались с жизнью, отталкивали несчастливые подарки судьбы. И проживали каждый день, словно последний. С улыбками и светящимися глазами. Блестящими от горьких слёз и искрящимися от счастья.

Тэхён вбирает побольше воздуха в лёгкие и медленно выдыхает, не в силах оторваться от вида, открывающегося перед ним.

— Я закончу. Только помогите мне, когда придёт время. Я приду к Вам с одной просьбой, и больше никогда не потревожу. Всё будет, как раньше, — Тэхён оборачивается и смотрит на спокойного Намджуна. Слегка улыбается и, поклонившись на прощание, удаляется из кабинета, оставляя главу в одиночестве думать над тем, чем же всё закончится.

И что именно у него попросит Тэхён.

Чонгук встречает Кима ранним утром и предлагает ему позавтракать вместе с ним. Чон ведёт себя, как и всегда — спокойно, раскованно, даже немного навеселе. Когда Тэхён спрашивает, почему он отказался от сделки с Ютой и решил пойти против неё, хозяин дома тактично избегает ответа и переводит тему на само дело.

— Мне удалось подговорить одного мальчика из его жалкой компашки дилеров. Он знает, где лежат расходники Юты и договора. Джихун любезно согласился мне помочь, если потом я вытащу его из тюрьмы. Так что, Тэхён, твои действия?

Ким вздыхает и отодвигает от себя тарелку с ризотто. От вида этой рисовой каши не просыпается аппетит, поэтому парень глушит свой голод горьким кофе. Чонгук, как видимо, никуда не спешит, поэтому, спокойно доев свою порцию и сложив руки на столе в замок, нетерпеливо сверлит партнёра взглядом.

— Узнал, что ты работаешь на Намджуна. Как он там? Хорошо живёт?

Тэхёну хочется грубо ответить вопросом на вопрос: «А тебе какое дело?», но сглатывает недовольство и кивает, сухо бросая: «Хорошо».

— Могу подсказать, если не додумаешься сам.

Чонгук тихо смеётся и откидывается на спинку стула, деловито поправляя волосы. Тэхён раздражённо дёргает плечом и выпрямляется, также пристально смотря ему в глаза. Молчание длится около двух минут, но у Кима уже сдают нервы из-за гадкой ухмылки на губах напротив. Чон знает, что сейчас всё в его руках, но он сделает огромный шаг назад, если сейчас Ким откажется. Оба знают, что невыгодно показывать свой характер, поэтому напряжение растёт. А желание врезать по лицу в геометрической прогрессии.

— Пак Чимин. — Чонгук одними губами — безмолвно — проговаривает имя прокурора, и Тэхён облегченно выдыхает. — Я заключил с Хосоком, проще говоря, соглашение. Он подчищает всю историю Джихуна и меняет его биографию. А чем всё закончится — увидишь на суде. Меня там не будет — у меня встреча с одним человеком. Также во время побега Пака, в это время будет назначена встреча с Ютой, поэтому он не будет знать о происходящем. Узнает только из новостей или от своих подпевал. Тебе осталось поговорить с Чимином и устроить переговоры этого прокурора с Хосоком. Я не сомневаюсь в тебе, Тэхён. Давай поможем друг другу, хорошо?

— Хорошо. Сегодня я встречусь с ним и дам новый номер Хосока. Дальше, думаю, они сами поймут, что и как.

Чонгук кивает, а Тэхён, поблагодарив за завтрак, удаляется их кухни. Мотаться из Сеула в Пусан иногда нет сил, но слова Намджуна были как звонкая пощёчина. Да, нужно прийти в себя. Никто не сделает это за Тэхёна. Никто не будет помнить Джинёна так, как это будет делать Ким.

И он больше не позволит себе слабину. Не сейчас.

***

— Эй, Джихун! Ты совсем спятил?

Гуаньлинь хватает старшего за запястье и тянет на себя, но Пак отдёргивает руку и резко поворачивается к младшему лицом. Лай знает, что нужно просто оттянуть время, пока не придут Дэхви с Юнги. Они всё уладят — младшему нельзя принимать опрометчивые решения и вообще выходить из дома.

— Я же сказал тебе уже всё, что хотел! Чего ты привязался? — Паку страшно.

Он судорожно смотрит на настенные часы и считает секунды про себя. Ещё немного, и он может не успеть убежать. Ещё пара минут, и Джихун может вновь увидеть разгневанного Юнги и его приспешника Ли. Если Пак не успеет сбежать из этого места, то вряд ли вообще когда-нибудь сможет. Главное — вовремя удрать ноги, а всё остальное потом.

— Ты не сможешь так легко отделаться от Накамото. Забыл? Если уж и вступил к нам, то выйдешь только мёртвым. Как Сонун.

Гуаньлинь снова берёт старшего за руку и заглядывает ему в глаза. У самого во взгляде надежда, что Пак одумается и попросит прощения, ведь только так он сможет остаться в живых или не пойманным полицией. Лай замечает у Джихуна в кармане рукоятку ножа. Он резко отпрыгивает от Пака и опирается о бильярдный стол, с ужасом в глазах наблюдая за старшим.

— Что ты задумал? — младший не двигается, стараясь подобрать правильные слова.

Он не хочет терять своего друга, поэтому тянет Пака к себе и крепко обнимает. Не верится, что Джихун решил их бросить. И вот причин он не знает — что сподвигло старшего на такую смелость? Что заставило его предать их всех?

Джихун с силой отталкивает его от себя и подбирает с пола необходимые бумаги с разоблачением большинства договоров Накамото, которые он украл из кабинета Мина. Гуаньлинь не может ничего поделать, потому что Пак сильнее его — он определённо проиграет, если между ними завяжется драка. Единственное, что он может — это тянуть время до прихода Юнги. Младший уверен, что он уже мчится сюда, чтобы как можно быстрее добраться до ещё одного предателя.

Сонун тогда не успел. Мало того, что он задолжал компании отца Юты приличную сумму денег, так ещё и откопал коррупционные сделки, только благодаря которым их семью уже могли депортировать из страны или заточить в корейской тюрьме на долгий срок. Ха думал, что сможет справиться со всем один.

Но Юта смог добраться до него, и сейчас его тело гниёт где-то под землёй.

Джихун всё ещё не может принять того, что случилось с Бэ. Даже его влиятельный отец не смог добиться смягчения приговора. Пак думал, что никто не сможет справиться с этой японской семьёй, но верить Чонгуку казалось самым правильным решением. Поэтому парень, взглянув на Гуаньлиня, шепчет простое:

— Мне нужно идти, — и отворачивается от младшего.

Гуаньлинь отпускает Пака и недовольно складывает руки на груди. Джихун скрывается за дверью, и, немного погодя, Лай достаёт телефон из кармана, набирая знакомый номер Ли.

— Да, он только что вышел, Дэхви. У него в правом кармане нож, так то предупреди парней. Его нельзя упускать — у него важные бумаги. Я задержал его на несколько минут, это же помогло? — Дэхви отвечает, что Лай замечательно справился.

Сбросив звонок, Лай подходит к окну и глубоко вздыхает. Как самый младший в группе, у него нет разрешения пользоваться оружием.

Он уже успел хорошо привязаться ко всем. Ему было горько только от одной мысли, что он больше не увидит Пака никогда. Он открывает окно нараспашку и набирает полные лёгкие свежим вечерним воздухом. Его с головой накрывает отчаяние и тревога, потому что он боится за своего друга, но для таких случаев созданы правила.

От тех, кто их нарушает, они должны избавляться. Как и случилось с Ха Сонуном, которого убили, с Ли Джено, которого подставили, с Ренчжуном, хотя Гуаньлиню не удалось застать китайца лично.

В комнату заходят парни, и Лай приветствует их. Юнги уходит в угол комнаты, разговаривая с кем-то по телефону и совершенно не волнуясь о Паке (уверен, что его парни справятся с ним), а Дэхви подходит к Гуаньлиню и становится рядом — их плечи касаются друг друга.

Лай видит обеспокоенное выражение лица Ли в отражении в окне, но молчит. Он знает, что случилось с ним, но всё равно хочется спросить и узнать, от чего же хён так расстроен. Тайванец прекрасно знает, что Дэхви тяжело полностью принять смерть Джинёна. Иногда ему кажется, что это невозможно для Ли, потому что Бэ был его единственным настоящим другом. Точнее, таковым он считал Джинёна, а второй воспринимал его только как подчинённого.

Ли знал, что, если Бэ поймают после убийства Кима, то всё обернётся для него самым худшим образом. Но и подумать не мог, что его убьют.

— Кажется, — Дэхви подал голос спустя пять минут молчания, — это конец.

Он говорит еле слышно, чтобы слова мог разобрать только стоящий рядом Гуаньлинь. Лай неосознанно кивает и устремляет свой взгляд в окно, как и Ли. Они оба смотрят вперёд себя, наблюдая за тем, как луна начинает становиться ярче, звёзды словно блёстки рассыпаются на тёмном полотне — в Сеуле начинается ночная жизнь.

И кореец, и тайванец яро чувствуют схожее ощущение в душе. Им нужно уходить, пока не стало совсем поздно.

— Чёрт! — Юнги яростно отбрасывает телефон в сторону и смотрит на парней. — Что за ублюдок помог Джихуну?!

***

— Даниэль! — истошно кричит Джихун и бежит, что есть силы, к нему. — Даниэль, помоги!

Он встаёт с мотоцикла и быстро снимает шлем, отбрасывая его в сторону. Кан успевает вовремя подбежать к другу, чтобы помочь встать с земли, но неожиданно для него к ним уже бегут двое парней.

— Даниэль, пожалуйста… Помоги.

Джихун почти не в состоянии самостоятельно убежать, поэтому Даниэль заглушает своё внутреннее беспокойство, посылает к чёрту это чувство самосохранения и становится перед Джихуном, заслоняя его тело собой. Кан не трус, но и не какой-нибудь задира, который постоянно ищет проблем или который хочет подраться просто так.

Даниэль всегда придерживался того, что разговор может решить куда больше проблем, чем пустое махание кулаками. Но и стоит отметить, что с подобными парнями он старался не связываться, а в такие ситуации Кан никогда не попадал за все свои уже тридцать лет жизни. Были мальчишеские детские потасовки, но это вообще не стоит в сравнении с тем, что происходит на данный момент.

Сейчас Кан всем телом ощущает, как его трясёт, потому что впереди него неизвестность и темень, а позади скулит от боли побитый и еле живой Пак. Жизнь словно издевается над парнем, ставя его перед таким выбором, что невозможно не выйти сухим из воды. У парня не было времени на раздумья и принятия более правильного решения для его личной безопасности, потому что помочь другу всегда было важнее. Поэтому Даниэль смиренно принимает этот удар судьбы.

Его костяшки сбиты, смазанные его и чужой кровью, на правой щеке появляется синяк, волосы лезут в глаза, его левое запястье противно ноет от боли, но он сжимает челюсть и быстро подбегает к Паку; подхватывает его за руку, помогая идти к мотоциклу. Джихун мямлит себе под нос и цепляется пальцами за футболку Кана.

Забыв про шлем, они оба усаживается на мотоцикл, и Даниэль заводит мотор. Рассекая воздух, Кан набирает скорость и едет по свободной трассе вперёд, желая быстрее найти ближайшую больницу.

— Даниэль, прости меня, пожалуйста.

Джихун шепчет так, что слышит только он. Слова улетают в неизвестность вместе со встречным ветром; Кан сосредоточен на дороге, а у младшего пропадают силы быстрее, чем тот ожидал. Его раны на лице кровоточат и щипают из-за сильных порывов ветра, поэтому он утыкается головой Даниэлю в спину между лопаток и тяжело дышит. Рука болит до головокружения, а парня потихоньку укачивает во время поездки.

Открывать глаза становится всё тяжелее, а говорить Пак уже вообще не может. Он в состоянии только хрипло стонать и губами произносит: «Прости».

Что именно имел ввиду Джихун Кан узнаёт только потом.

— Прости, хён. Прости, что впутал тебя в это. Прости.

***

Как только Им села за столик, то в эту же секунду в кафе зашла подруга, радостно махая рукой в воздухе. Она быстро подбежала и обняла Ханыль. Соын выглядела отлично — отдохнувшая, с еле видным животом, улыбка во все тридцать два зуба и красочные пакеты в руках, да и сумка новая, как Им успела заметить. Самое главное — Квон выглядела счастливой, её глаза сияют ярче бриллиантов, а потом в глаза Ханыль бросилось сверкающее кольцо на пальце левой руки.

— Мы обручились! — Квон воскликнула и хлопнула в ладони, чем привлекла внимание других гостей.

Извинившись перед остальными посетителями, Соын вновь начала свой увлекательный рассказ о том, как её парень сделал ей, наконец, предложение. И который сама Ханыль слышала раз десять — не меньше. Они отдыхали с мамой в Париже, и пока гуляли по главной площади, то зашли в ресторан, а там неожиданно появился её парень и встал на одно колено. Сказка на самом деле, настоящее чудо. И Ханыль была искренне рада за Квон. А ещё удивлена, потому что запомнила Чонина совсем другим. Она бы ни за что не поверила, если бы кто-нибудь сказал, что Ким на самом деле такой романтик. Но Соын не станет обманывать подругу.

Её больше интересовала другая история. Неужели Квон решила отказаться от свадьбы и праздника, и провела всё в маленьком семейном кругу.

— Мы решили официально расписаться пораньше, потому что моя мама настояла. Боится, что люди плохо будут говорить обо мне и ребёнке. А мне вообще плевать! Пусть говорят, что им на ум придёт. Сама церемония будет в конце года прямо перед Рождеством!

Наверное, те пять лет, что Ханыль знала о Чонине, просто проведённое впустую время. Минхён никогда не говорил, какой его друг характером и манерами. Единственное, что она слышала от своего бывшего парня о будущем муже Квон, так это то, что он страховой агент и его родители так богаты, что ему вообще не нужно работать.

— А ты здесь как? Даниэль собирается делать тебе предложение? Почему никто мне ничего об этом не говорит? Как на работе дела? Тот Сону всё ещё достаёт тебя, да?

Квон тут же забросала подругу вопросами и Ханыль нервно усмехнулась.

— Хорошо, отвечу по очереди. Я… Думаю, что в порядке. А вот насчёт Даниэля я без понятия. Мы никуда не торопимся. Да, помощник Он продолжает иногда докучать мне. Так как ты была за границей, да и пообщаться нам не удалось нормально на свадьбе, то, наверное, не в курсе всего происходящего на моей работе. Но это не такие хорошие новости, так что не будем о ней, — Соын повернула голову и нахмурила брови.

— Жаль, что вы с Минхёном расстались.

Конечно же, Квон была удивлена. Ведь как так — Хван и Им были отличной парой. Оба блистали в университете на своих курсах и факультетах, поражали своим умом и неприступностью, пользовались огромной популярностью у противоположного пола. И когда все узнали об их отношениях, как старшего и младшего, то сразу же распустили слухи, что скоро они начнут встречаться.

В принципе, так и случилось. Они оправдали эти слухи. Минхён был хорошим в университете. Хоть Ханыль и заметила его только тогда, когда он помог ей с её одним проектом в университете.

— Так уж вышло. Не сошлись во взглядах на будущее, но мы остались с ним хорошими друзьями, так что не о чем переживать, — Соын недовольно покачала головой и взяла подругу за руку.

— И что ты теперь собираешься делать? — Ханыль задумалась, поджала губы, но потом спокойно ответила.

— Работать, работать и работать, — Им пожала плечами.

— Так скучно, не думаешь? — Квон жалостливо взглянула на подругу.

— А что мне ещё делать? — Ханыль была в замешательстве, ведь по сути ничего другого и нет.

— Жить, наверное. Путешествовать, любить, наслаждаться. Работа не вечная, когда-нибудь ты уйдёшь или тебя уволят, и что в итоге у тебя останется в памяти? Никаких воспоминаний, никакой радости и никаких весёлых, нелепых историй. Так люди и остаются одни, и умирают одни, и вся жизнь, которая наполнена только одиночеством и скудной работой, будет прожита зря.

Им была повергнута в шок. Такие простые слова, но насколько глубок их смысл. Сколько всего вложено в эти предложения, которые раньше Ханыль пропускала мимо ушей. Её отговоркой было «Ещё успею пожить», а сейчас выходит так, что время уходит. Оно несётся с невыносимой скоростью вперёд, заставляя Им забывать обо всех радостях настоящей жизни. Всё постепенно превращается в привычку — работать, вставать по утрам, встречаться с парнями.

— По твоим словам это так легко. У меня нет времени на это.

— Ты выглядишь усталой и замученной. Я очень переживаю за тебя. Вряд ли ты бы стала так убиваться из-за Минхёна, ваши отношения уже года два назад были похожи на брак по расчёту. Хотя вы так прекрасно смотрелись вместе, — Соын усмехнулась и продолжила говорить, наливая в бокалы вино. — Что-то случилось на работе, верно? — Ханыль кивнула и пригубила алкоголь.

— Ты бы только знала, какой беспорядок сейчас творится на работе, и как тяжело мне от этого становится жить.

— Так всё-таки ты не в порядке. Как я и предполагала. Зачем врёшь тогда?

— Моя жизнь набирает крутые обороты, которые заносят меня на чёрную полосу. И я делаю всё возможное, чтобы всё совсем не скатилось к чертям.

— Мой тебе совет, Ханыль, как лучшей подруги — попроси помощи, чтобы справиться со всеми невзгодами. Перестань пытаться решать эти проблемы в одиночку, и тогда обязательно найдётся тот, кто сможет помочь тебе, — Соын улыбается нежно и мягко.

Ханыль хочется обнять её и расплакаться. Но в голове Им возникает другой образ — Кан Даниэль упорно лезет в мозг.

— Это может показаться невообразимым, верно? Бросить всё на произвол судьбы не совсем правильно. Не всё. Только то, что пугает тебя и вгоняет в депрессию. Это не может больше так продолжаться, Ханыль. Ты запуганная, уставшая и — я даже не знаю, какие ещё слова подобрать. Не терпи эти удары судьбы, сражайся за свою жизнь, но всегда держи у себя в голове, что ты просто человек. И ты как физически, так и морально не сможешь справиться со всем. У тебя есть человек, рядом с которым ты чувствуешь себя сильнее и увереннее? — Им кивает и вытирает подступившие к глазам слёзы тыльной стороной ладони. — Тогда попроси его помочь тебе. Пусть это будут мелочи — готовка, уборка, подвезти до работы и обратно до дома, вынос мусора, прогулка по парку, совместный обед, разговоры обо всём на свете. Но это будут вещи, которые помогут тебе начать ощущать жизнь внутри себя. Это очень важно, Ханыль. Это может быть, кто угодно. Я, Джинхо, Минхён, твои родители, даже Сехун, — Ханыль улыбается и отрицательно мотает головой. — Есть кто-то ещё? — Квон взглядом выпрашивает быстрее дать ей ответ.

— Кан Даниэль.

Им замечает замешательство в глазах подруги, а потом и растущую тревогу. Подруга переводит взгляд то на Ханыль, то на телевизор позади Им. И Квон надеется, что просто ослышалась или на экране опечатка. Но Ханыль оборачивается, и буквально всё внутри неё разрушается на маленькие осколки.

Её сердце разрывается медленно и тягостно оседает, лёгкие сжимаются — при каждом входе и дышать абсолютно невозможно. Душа пылает ярким пламенем и едкий дым колется, обжигает стенки горла.

Им кажется, что она сейчас задохнется. Она молится на то, что это всё страшный сон, но каждое слово репортёра словно кривые и тупые гвозди вонзаются в её кровоточащее, разбитое сердце. Бокал выпадает из рук девушки и разбивается о белый ламинат, вино разливается и капли задевают ноги Им.

Она вся трясётся и шепчет под нос, что всё это не может быть реальностью. Им пропускает мимо ушей тревожные возгласы подруги и соскакивает со стула. Её телефон звонит, но девушка боится смотреть на вызывающего абонента, потому что подсознательно знает, что это либо Сону, либо прокурор Ли. Ни тот, ни другой не сможет приободрить её сейчас.

Они будут только как гром посреди ясного неба, как страшная буря, сметающая всё на своём пути, как разряды молнии, что бьют в одно и тоже место дважды. Их новости окончательно разрушат крепкую стену внутри Ханыль.

«Полицией были задержаны двое молодых парней — Кан Даниэль и Пак Джихун. Как известно, господин Пак двумя днями ранее был объявлен в розыск, как торговец запрещённых на территории Южной Кореи препаратов.

На данный момент проводится медицинская и токсикологическая экспертизы. Пак Джихун и задержанный вместе с ним — Кан Даниэль находятся в главном полицейском участке города Сеул. Будет проведено тщательное расследование».

Ханыль плачет так сильно, что в голове всё пульсирует, а потом её тело слабеет, и она теряет сознание. Всё не должно было так случиться. Это абсолютно точно не может быть правдой. Вся реальность проваливается в глубокий овраг, где девушка увязает в своей боли. Она поглощает её легко и быстро, словно не в первый раз уже.

Этот ужас накрывает с головой, раскрывает руки и заключает в свою ловушку девушку, когтями разрывая её на части; впивается в неё мёртвой хваткой.

Ханыль мечтает никогда больше не просыпаться.

***

— Тогда договорились, господин Чон. Я подожду, пока все улики будут уничтожены.

Чимин сбрасывает звонок и устало садится на диван, ослабляя узел галстука. Парень не любил подобные сделки, но если он однажды перестанет работать на Намджуна, то это плохо для него обернётся. Да и сам Пак считал себя ему обязанным — если бы не Ким, вряд ли прокурор сейчас сидел бы спокойно. Он был бы либо мёртв, либо плясал под дудку одного из старых хрычей, как, например, Тэён или Тэиль.

Тэиль делал это всё ради своей выгоды — безопасность, деньги, развлечения. Тэён, как думает Чиним, из животного страха перед смертью. У Ли жизнь вообще не задалась. Пак видел людей словно насквозь, хотя и идти с ними на контакт ему совсем не хотелось.

Он считал людей, подобно Тэёну — жалкими отбросами, ошибками природы, тем самым побочным эффектом, как говорилось в одном фильме. Чимин думал, что если и заниматься гадкими делами и кому-либо подчиняться, то никогда не терять чувства собственного достоинства и, наверное, гордости. У Пака гордости было много и ещё больше, когда в глазах собеседника видел страх.

Пак не был лучше них, но по крайней мере не унижался так, как это делал Тэён. «Жалкий, смазливый идиот» — Чимин устало вздыхал и иногда даже корил себя за такие мысли. Ведь и вправду — чего можно бояться больше, чем смерти.

«Намджуна». Вот и правда.

Когда Пак откидывает голову на спинку дивана и устало прикрывает глаза, чтобы морально подготовиться к следующему дню, то слышит, как поворачивается в замочной скважине ключ три раза и открывается входная дверь.

— Милый, я дома!

Чимин забывает о работе. Если быть честным, то обо всём. Лицо парня сразу же озаряет улыбка и он соскакивает с дивана, выходя из гостиной в коридор. Соён подбегает к Паку и тут же обнимает, из-за чего парень сразу ощущает морозный январский воздух, оставшийся на её волосах.

Пак иногда думает, что становится похожим на того же Тэёна, когда видит Соён улыбающуюся только ему. Парень всем сердцем верит, что она любит только его, и ей абсолютно всё равно на всех остальных.

Если вокруг Чимина и были души только потерянные и заблудившиеся, то он чувствовал себя цельным. Словно ему повезло с самого рождения — оказаться в нужный момент, в нужное время, рядом с нужными людьми. Чтобы встретить очередной день с лёгкой улыбкой на губах и со стремлением побеждать. Таким Пак был только дома и рядом с Хан. На работе он забывался среди бумаг и никогда не позволял себе даже тень улыбки, потому что так вся его неприступная маска украсится трещинами и в итоге сломается.

А это Чимину не нужно.

Он знает, что обязан всегда оставаться непоколебимым и сильным, чтобы быть в состоянии защитить единственное, что дорого его душе. Что делает его сердце горячим, живым и бьющимся в собственном ритме. Чимин аккуратно целует Хан в висок и, взяв за руку, повёл её в гостиную.

Устроившись удобно на диване, Чимин притянул Соён к себе и обнял, прижимая её спину к своей груди. Они оба любили вот так полулежать-полусидеть на диване, рассказывать о своём дне, явно озвучивая слишком много мелочей, переплетая свои пальцы между собой и наблюдая за тем, как сменяются картинки в фильме по телевизору.

Чимин знал, что Соён в любой момент станет его слабым местом, но отказаться от неё не мог. Если бы он выбрал другую профессию, то не начинал каждое дело со страхом, что его станут шантажировать. Хан была одной из причин, почему Пак согласился на сделку с Намджуном три года назад.

Родителей Чимина убили, когда парень отказался проигрывать дело и позволять виновному выйти на свободу. Пак не знал, что делать и как поступить. Идти на попятную уже поздно — у него нет ни дома, который сожгли; ни близких, которые мёртвыми стеклянными взглядами смотрели в потолок; ни сил, чтобы бороться против семьи Накамото. Тогда Чимин и думал, что всё закончится на этом деле. Его убьют, не потерпев ещё один отказ от дела, и выбросят в сточную канаву. Пак не был против. Пусть убивают, пусть отбирают всё, что у него есть.

Чонгук помог, написав ему на маленьком стикере номер, который впоследствии стал его спасательным кругом в бездонном океане. Но никто бы никогда не согласился помогать на безвозмездной основе — Намджун быстро придумал Чимину применение и собственную выгоду.

А теперь вместо родителей — Соён. Семья японского магната когда-то бы снова вернулась в жизнь Чимина, и он был совсем не против этого, потому что теперь у него в руках был пистолет, которым он уничтожит любого, кто встанет на пути.

Пока Чимину есть, за что сражаться, он будет биться до конца. Он очернит свою душу, сердце потонет в грязи, руки будут все в чужой крови — но он будет счастлив и свободен. Хан не уйдёт от него, Намджун не отвернётся, дом не сгорит дотла.

Пак знал, на что соглашался, когда говорил с Хосоком. Как только он покинул стены любимой квартиры, получив на прощание от Соён скромный поцелуй в щёку, занавес поднялся. И миру предстал Чимин другой — недоступный, недосягаемый, неприступный.

Опасный, холодный, грубый.

Дьявол.

Прошло две недели, как Чон позвонил ему и сообщил о том, что всё готово. Джихун чист, бумаги надёжно переданы ему в руки, а контакт, подписанный как «Мин Юнги», вновь спокойно ждал своего времени.

«Мне ничего не стоило их всех убить. Это было бы даже легче, чем вся эта шумиха. Но если Джинён решил играть по-крупному, то так тому и быть. Люди Накамото обменяли верность на жизнь — это их выбор. Нам осталось только дождаться, пока Юта выйдет в свет».

Вчера ночью Джихуна поймали, а вместе с ним, что совсем не по плану, и Даниэля. Чимин не волновался на этот счёт. Его задача — поспособствовать тому, чтобы проиграть дело и адвокат смог его оправдать. Насчёт Кана, как сказал сам Чонгук, они разберутся потом. Правда никто особо этого не хотел — его не было в планах, а значит и рисковать ради него тоже не станет ни одна сторона.

Чимин закрывает дверь и остаётся в офисе один. Его старый помощник — Ким Чондэ — взял отгул на два дня, поэтому у Пака работы больше в два раза. После обеда Пак берёт необходимые бумаги и выходит из кабинета, спускаясь вниз, чтобы заглянуть к Тэёну. Мысленно позлорадствовать, поприветствовать Сону — его будущегопомощника, а ещё увидеть, наконец, ту самую Ханыль, о которой упоминал Чонгук однажды.

Её биография была давно подчищена, а та история одиннадцатилетней давности стёрта отовсюду, кроме памяти нескольких — Чимина, Тэхёна, Юты и её самой. Остались только воспоминания, а вот страх девушки уже больше ничем не будет подпитываться. У Юты всё равно нет никаких оснований для обвинений и доказательств её вины. Да и не настолько он умный. Злить Накамото может быть даже весело — это как дать коту валерьянки: будет глупо носиться по квартире, драть обои, кусаться. Забавно для Чимина и совершенно не опасно.

Когда Ли вежливо приветствует старшего коллегу, то Чимин оглядывает их кабинет скучающим взглядом и переключается на Сону.

— Есть разговор, Он. Разрешишь поговорить со своим будущим помощником, или будешь жадничать? — Тэён злобно выдыхает и сверкает глазами, но кивает и отворачивается к компьютеру.

Как только Сону спустя пару минут выходит закрывает за собой дверь, Чимин отталкивается от подоконника. Они уходят на обед, и уже за столом обсуждают всё необходимое.

— Юта выехал из своего дома. Сейчас он поселился в каком-то отеле вместе с Юнги. Он приказал кому-то убить Даниэля, потому что думает, что всё происходящее — дело рук Ханыль. К Джихуну он подобраться не сможет, а вот к Кану — легко. Это, как я помню, твой друг. Не знаю, как ты решишь ему помочь.

— Не волнуйся на этот счёт, Чимин. Что-нибудь придумаю, — Чимин спокойно кивает и, когда официант поставил перед ним еду, не спешил приступать к ней.

— Чонгук уверен, что Юта придёт когда-нибудь к Ханыль сам лично. Его нужно только к этому подтолкнуть. Договора, которые нашли при обыске у Джихуна, то, что нам нужно. Расходники, счета, билеты — весь необходимый пакет. Осталось только одно, с чем отец Юты очень медлит. Все думали, что он убьёт Уджина или Джэхвана, но этого не случилось. Поэтому поймать его на убийстве тоже не выйдет. Его люди залегли на дно. Но раз не сам председатель, то сын да допустит ошибку. Кан станет нашим козырем.

Сону непонятливо хмурится и с трудом проглатывает еду. Чимин, по взгляду напротив понимая, что Он ничего не понял, ухмыляется и вытирает губы салфеткой.

— Даниэль будет заключен в камеру на какое-то время. Вместе с Джэхваном — Чонгук это устроит. Если его и, может, Кима, захотят убить, то мы сразу же выйдем на след киллера. А следовательно — на Юту. Юнги говорит, что японец уже совсем в нетерпении. Он в ярости. Осталось только добить его арестом отца, и всё будет в шоколаде! Гуаньлинь и Дэхви задержаны в аэропорту Инчхон — попытка побега в Китай. И раз Мин переметнулся на нашу сторону, то не стоит медлить. У него вылет в Лондон в сентябре. Всю информацию озвучиваю тебе, чтобы ты был в курсе и как можно больше времени держался возле Ханыль. Чем дольше она жива, тем лучше. Если Юта доберётся до неё раньше и сможет обдурить охрану, то, боюсь, план придётся слегка изменить.

Чимин, закончив с рассказом, вновь возвращается к своему обеду, а Сону немного переваривает слова своего, так сказать, начальника. Он смотрит на Пака и качает отрицательно головой.

Внешность и вправду бывает так обманчива.

========== 12 ==========

Даниэль сидит на грязном холодном полу и сжимает ладони в кулаки. Джихун сидит рядом, уронив голову ему на плечо и еле как заснув из-за постоянной пульсирующей боли в руке. Кан же, наоборот, не может сомкнуть глаз, потому что надеется, что именно сейчас он находится во сне. Он щипает себя, хлопает по ногам и впивается ногтями в собственные ладони, но не просыпается. Это всё больно бьёт по самообладанию, и Кан обессилено закрывает глаза, откидывая голову к стене.

Следующим утром он слышит знакомый голос и открывает глаза. Джихун уже давно проснулся и осматривал свои раны. Пак на самом деле ни капли не волновался. Отчего-то Чонгуку верилось, а потому и страх куда-то испарился. Он надолго здесь не задержится, и уже очень скоро улетит в Пусан. Но для вида — для своего лучшего друга, которого он так жестоко подставил — нужно притвориться, что ему и вправду плохо. Джихуну было стыдно, и он это не отрицает. В глубине души ему страшно только за него — за Кана, который всегда был готов помочь младшему.

Даниэль ёжится от холода и трёт свои плечи, чтобы хоть капельку согреться, но всё бесполезно. Кан открывает глаза и смотрит вперёд себя. И видит Ханыль.

Она стоит всего в двух метрах от решётки, которая разделяет их. Им сутулится и стоит с опущенной головой, её волосы небрежно завязаны в хвост, она переминается с одной ноги на другую из-за неудобных каблуков, которые вынуждена носить из-за работы. Кан соскакивает с места и прилипает к решётке, обхватив руками грязные поручни.

Рядом с девушкой стоит невысокий парень с очень необычной внешностью, одетый в деловой костюм. Если память не изменяет парню, то это прокурор Ли Тэён из одного офиса с девушкой. Он разговаривает с начальником полиции и иногда кивает головой в их сторону, но Ханыль стоит неподвижно. Даниэль даже испугался того, что девушка не дышит. Она смотрит в пол пустым взглядом и не шевелится.

Ли окликает девушку и всучивает ей две тонкие папки, которые она берёт дрожащими руками и прижимает плотно к груди. Когда офицер Ким и прокурор Ли отходят в сторону к другому, то Им остаётся стоять на месте. Она не может собрать свои мысли, они мечутся из стороны в сторону. Её голова раскалывается — последствия бессонной ночи, нескольких чашек кофе и непрекращающегося плача.

Ханыль вбирает губами побольше воздуха и поворачивает голову. Они встречаются взглядами, и лицо Им искажается в муках. Она отворачивается обратно, потому что один только образ Даниэля доводит до сумасшествия. Им шатается из стороны в сторону, и это замечает Джехён, который подхватывает девушку за плечи и усаживает на свой стул.

У Кана нет сил на то, чтобы позвать её по имени и хотя бы спросить, как она себя чувствует. Девушка ему не ответит. Во взгляде Ханыль было столько тоски; она захлебнулась в страданиях. И Кан это чётко разглядел. Он беспомощно ударил по решётке, чем вызвал недоумение и возмущение со стороны других его «соседей». Джихун сидел тихо и вообще не подавал даже писку.

Кан хочет, чтобы Ханыль посмотрела на него. И он уверен, что она тоже хочет повернуть голову и взглянуть парню в глаза. Но девушка упрямится и закрывает глаза, сжимает папки в руках и что-то шепчет себе под нос.

Офицер Чон предлагает девушке воды, но она отказывается. Вскоре к ней подходит прокурор Ли, и они вместе идут к выходу из участка. Проходя мимо задержанных, которые сидят взаперти за ржавой решёткой, Даниэль набирается смелости и тянет руку вперёд, чтобы коснуться девушки. Но она вовремя среагировала и брезгливо отпрянула от ограждения, убегая вперёд.

Даниэль теряет дар речи и не понимает вообще, почему это произошло именно с ним. Он беспомощно опускается на колени и зарывается пальцами в волосы. Джихун накидывает на друга синюю ветровку, которую Кан вчера отдал ему, чтобы тот не замёрз.

— Даниэль, прости.

Пак оправдывался, как только мог, но Кан даже не вслушивался. Он не мог ни накричать, ни ударить, ни в чём-либо обвинить. Даниэль сам по себе не такой человек, чтобы терзать себя ненавистью к другим и мучать оскорблениями, скидывая всю вину на них. Да, он признаёт, что вина всецело принадлежит Джихуну, но как он мог бросить его сейчас в самый тяжёлый момент? Как старший и как его друг, Кан не мог и мысли допустить, чтобы отвернуться от него.

Всё уже случилось. Не нужны никому больше ни извинения, ни оправдания.

— Всё нормально, Джихун. Лучше беспокойся о себе. Твоё здоровье ухудшилось. Не думай сейчас о других, — говоря эти слова вслух, Даниэль не мог самостоятельно принять их на свой счёт.

Сколько раз ему говорили, что подобное самопожертвование, подобные выходки героизма не сыграют хорошую роль в его жизни.

— Кан Даниэль, Пак Джихун, — когда офицер Ким назвал их имена, то они встали и ожидали дальнейших слов. Решётку открыли и, заведя их руки за спины, надели на запястья парней металлические наручники. — У вас будет проведён допрос в генеральной прокуратуре. Следуйте за мной.

«Генеральная прокуратура выдвинула обвинение против Пак Джихуна».

— Так ты знал тех парней?

Даниэль и Джихун сидят в одной камере после первого допроса. Вокруг только и слышны были разговоры о них, многие задавались вопросом: «Связаны ли Джинён, Джено, Джэхван, Уджин и они оба?».

Конечно же, Пак слышал эти имена намного раньше остальных, потому что они были в той же группировке, что и он сам. Они были старше него и по возрасту, и по должности, и по рангу тоже, поэтому видел он их не так часто.

Когда Джихун узнал о поимке Бэ, то не думал, что внутри их группы начнётся хаос. Один из начальников Пака решил уехать в другую страну, но ему не позволили сделать это из-за огромной суммы денег, которую он им задолжал. Поэтому он решил сбежать, но, как известно Паку, ничего не получилось. Подстроили автомобильную аварию поздно ночью на малолюдном проспекте, в итоге — Сонун пропал без вести. Это настолько тайная информация, что даже Джихун не знает — правда ли это из-за простого долга?

А после смерти Джинёна, когда по новостям объявили некоторых из них в розыск, Пак тоже захотел сбежать. Но его желание быстро пропало, когда он встретился лично с Ютой. В их группе сначала предупреждение, а потом — смерть. Становилось страшно, что их всех поймают. У Джихуна никогда не было хорошей и достойно жизни, и он совсем не хотел закончить её в тюрьме.

Пак был уверен, что Джэхван не станет молчать. Он не захочет идти ко дну один. И Джихун не захотел этого тоже — гнить в камере с остальными. Пак думает, что ему несказанно повезло, когда ему позвонил неизвестный номер и пригласил на встречу. Всё, что ему нужно было по указаниям Чонгука, с которым он и встретился — взять бумаги у Юнги, который добродушно их оставил прямо на столе и вовремя убежать, но его поймали и избили. Он сумел выбраться и спрятаться только благодаря Даниэлю. Если бы не это, то Пак даже и не знает, чем бы это закончилось.

Наверняка у Чона был в запасе другой план, но он до последнего возлагал надежды на простого мальчишку.

— Да.

— Так ты такой же, как и те, которых поймали недавно? — Джихун кивает и стыдливо отводит глаза. — Какая же плохая у тебя была жизнь, раз ты решил заняться такими вещами. Тебе ведь всего двадцать два года. И давно ты присоединился к ним?

Голос Даниэля осипший и уставший, он прикрывает веки и медленно выдыхает. В голове рисуется образ Ханыль — она ярко улыбается и смеётся, когда Кан наводит камеру на неё. Ему хочется вернуться в те новогодние выходные, чтобы снова проснуться у себя в квартире на мягкой кровати, а рядом обнаружить всё ещё спящую девушку.

Парень бы снова поправил её волосы на подушке, укрыл заботливо одеялом, скрывая оголённые плечи, аккуратно коснулся губами её виска и встал с кровати, чтобы принять душ и приготовить им обоим еду. Он бы снова и снова рассказывал ей забавные вещи за завтраком, слушал её заливистый громкий смех.

Снова бы убеждал себя в том, что влюблён. Так сильно влюблён, что готов остаться в этом дне рядом с ней навсегда. Так сильно, что от невозможности быть рядом с ней сейчас больно сжимается всё внутри. Даниэль хочет вернуться к Ханыль и иметь возможность быть её защитой, надёжной спиной, за которой она спрячется. Кан хочет дарить девушке всю свою любовь и держать её холодные ладони в своих.

— Всего-то год прошёл. Я даже школу не закончил, как остался на улице. Сирота, — голос мальчишки надломился, и он шумно выдохнул. Рядом с Каном, как оказалось, невозможно было что-то упрятать. — Что с нами будет? — задал вопрос Пак, но в ответ последовала тишина. Кан впервые за столько времени смог уснуть. — Я не хотел, чтобы ты пострадал, — Джихун не видел в своей жизни ничего хорошего, и сейчас неожиданно стал во всём винить себя.

Ему становится страшно от всего, что он делал. Он своими руками губил подростков, совсем как он сам, и даже не задумывался об этом раньше.

«Прокурор Пак Чимин заявил о дополнительном слушании».

Джихун сидит напротив судьи и клянётся в том, что Даниэль ни в чём не виноват; что Кан никогда не знал о том, чем занимается его друг; что парень оказался здесь только по его вине — Джихуна.

Чимин скрывает свою ядовитую ухмылку, когда видит среди сидящих в зале Ли и чувствует на себе его растерянный взгляд. Когда оба прокурора встречаются взглядами, то Пак улыбается уголком губ и кивает своему коллеге, на что Ли не отвечает и торопливо отводит глаза. Тэён не знает, что чувствовать — Чимин никогда не проигрывал дела, добиваясь изначального приговора, который озвучивал. А сейчас даже не старается, что ему совсем не свойственно. Ли догадывается, что это просто сговор.

Против него. Против Накамото. Против всего, что окружало Тэёна.

Джихун сидел на присяге и смотрел на прокурора, который задавал вопросы.

— Джинён назвал не все имена, — Пак подал голос, и прокурор заинтересованно наклонил голову и попросил подозреваемого продолжать. — Есть ещё, — голос парня дрожит. Он не знает, чего боятся больше — закона или Юты. — Накамото Акира и его сын — Юта.

Присяжные вытянули лица и стали переглядываться. Зрители стали шептаться за спиной у Пака. Он слышал возмущение, кто-то не верил, а кто-то одобрительно кричал. Джихун знает, что Бэ запустил механизм уничтожения, когда раскрыл имена и взял на себя всю вину. Только причастность наследника одного из самых влиятельных бизнесменов будет освещена в СМИ и привлечёт внимание правительства.

— Вы имеете ввиду того самого японского магната, который проживает в Южной Корее на протяжении последних двадцати лет? — прокурор проявил немалый интерес к заявлению Джихуна, словно забывая об их заранее оговорённому сценарию игры.

Парень был отчего-то настороже, когда судья вздохнул и уткнулся в бумаги, бегая испуганными глазами по строчкам. Пак уверенно кивает и смотрит на адвоката. Мужчина удовлетворительно моргнул и начал что-то писать в своём блокноте.

По окончанию заседания Ли покидает зал и стоит у окна, нервно заламывая пальцы и оглядываясь на дверь позади. Как только он замечает копну чёрных волос Чимина, то подбегает к нему и хватает за широкий рукав мантии. Тэёну давно плевать на гордость — когда Пак отдёргивает руку и показательно отряхивает мантию, то Ли падает перед ним на колени.

Чимин никогда бы не подумал, что после всего случившегося с Тэёном он сможет упасть ниже, но оказалось — может. Пак не скрывает своей довольной улыбки и, оглядевшись вокруг, понимает, что Ли даже дождался, когда все разойдутся, чтобы не увидели его позора.

Тэён удивляется тому, как Паку удалось выйти победителем даже в собственном поражении. Он сумел остаться в выигрыше, когда его репутацию затмил первый проигрыш в таком громком деле. Чем же он вернёт себе ту полосу, когда каждое дело он закрывал с победной улыбкой и уходил самым первым из зала суда?

— Не позорься и встань. Тебе ещё есть, куда падать, — Пак наклоняется и тянет за локоть Тэёна наверх, но он остаётся стоять на коленях и хватается ледяными пальцами за руку Чимина, вцепляясь в неё, как в последнюю надежду на спасение. — Попробуй сохранить самообладание и подобное унижение для кого-нибудь другого.

Чимин вырывается их крепкой хватки Тэёна и отходит от него ближе к стене. Пак знает, что, окажись он на его месте, боролся бы до конца. И раз Ли ставит в приоритет жизнь сына, а не свою, и жертвует всем ради него, то разве можно так быстро сдаваться и склоняться над каждым, в ком сможет найти поддержку. Тэён поднимает голову и смотрит на Чимина глазами полными слёз — Пака передёргивает от этого вида и он сжимает губы в тонкую полоску, щуря глаза.

— Я уже остался один. Моего сына — моего драгоценного Минсока… — Ли сглатывает истерику, терзающую его горло. — Убьют, как только будет объявлено, что Джихун свободен.

Пак замер, опуская руки, которые ранее скрестил на груди. Тэён шумно выдохнул и резко поник, позволяя горьким слезам вырваться наружу. Лицо парня побледнело, а плечи дрожали из-за тихого рыдания. Чимин не мог выдавить из себя ни одного слова из-за ужаса, накрывшего его.

В чём заключается человеческая натура: когда люди слышат о произошедшей трагедии, то сразу представляют на месте пострадавших — себя. Они ставят себя и своих близких на их место и пропускают все эмоции, весь ужас, всю боль через свои сердца, чтобы начать сполна сочувствовать чужим утратам. Только так люди и понимают остальных — по средству анализа. Как будут чувствовать себя они — значит, это и ощущают другие. И им становится жаль.

Чимину сейчас больно. Он испытывает эмоции, не поддающиеся описанию. И ему кажется, что ни один человек в этом здании не испытывает такой же внутренней пытки, как рыдающий перед ним Тэён. Сердце в груди Пака колотится о рёбра, что отдаётся болезненным шумом в голове.

Потерять человека родного и душевно, и физически — непередаваемые муки. Непереносимое горе, которое Тэён — Чимин уверен — не переживёт. Он ломается у него на глазах, а у парня ни одной идеи, как ему помочь. Да и разве он сможет?

Он не вернёт мальчика к жизни. Не излечит душевные раны Тэёна. Чимин останется в жизни Ли лишь изжитым прошлым, которое, кроме гадкого огорчения, ничего не будет за собою нести.

Чимин понимает, что все его слова будут в этой ситуации бессмысленными. Пак становится рядом с Тэёном на колени и крепко обнимает его, позволяя парню коснуться лбом его плеча и намочить слезами его мантию. Пак чувствует кожей все колючие воспоминания Тэёна о сыне, ощущает эту дрожь в его теле. Ли обнимает Чимина в ответ и глубоко дышит. Ему хочется успокоиться, а вот Паку не хочется возвращаться домой.

Пак уверен, что если увидит Соён, расплачется также, как сейчас Тэён. Чимин не знает, что и вправду ощущает сейчас Ли, но сам Пак чувствует опустошение. Кошмарный избыток каких-либо эмоций, безразличие — что страшнее всего.

И если сейчас Чимину неописуемо плохо, то что на самом деле сейчас поселилось в душе у разбитого Тэёна, так доверчиво жмущегося к прокурору, который виновен в смерти его сына больше, чем кто-либо другой.

«Пак Джихун признан невиновным в предъявленных обвинениях. Его выпустят на свободу тринадцатого февраля, когда и состоится первое слушание Кан Даниэля.

Также стоит добавить, что при первом обыске у Пак Джихуна изъяли оригиналы документов, принадлежащие «NK ent.». На данный момент неизвестно ответственного прокурора, который ведёт это дело. Оно остаётся открытым по сегодняшний день, но генеральный прокурор Ким Сокджин сделал заявление, что началось тщательное исследование информации на ценных, по его словам, бумагах».

***

Ханыль заходит в кабинет к Минхёну и садится на стул напротив парня. Хван внимательно следит за девушкой и понимает, что пришла она сюда не просто так. Им никогда не любила во время обыденных разговоров находиться в офиса — обстановка напрягающая и рабочая, а из-за этого расслабиться было невозможно. Если уж девушка сюда и пришла, то только для получения консультации у профессионального адвоката.

— У меня есть к тебе просьба, Минхён, — он кивает и наклоняется к столу, положив руки на деревянную поверхность.

— Это касается Кан Даниэля и Пак Джихуна? — Им хмыкает и трёт нервно ладони о чёрную юбку.

— Только Даниэля. Полиция утверждает, что Джихун просто оправдывает своего сообщника, но биография Кана абсолютно чиста от уголовных дел. У него даже мелких хулиганств нет!

— Иногда люди, которые кажутся нам ангелами, оказываются жестокими демонами. Какая мне выгода защищать его? — Минхён хмурится и крутит в руке ручку.

Ханыль знала, что таким будет его ответ. Хван никогда не задумывался о том, какие дела брать, но после отказа Бэ Джинёна от него — он впервые усомнился в себе. И теперь принял решение, что будет брать дела только с огромной вероятностью выигрыша. Его начальство было абсолютно не против такого заявления.

Девушка протянула парню копии дела о Даниэле, которые ей достал Сону. Хван облизнул губы и с отчаянным вздохом взял папку. Изучая данные на протяжении двадцати минут, Минхён, наконец, оторвал голову от бумаг и посмотрел на Им. Парень кивнул и закрыл папку. Им всё это время сидела и неотрывно наблюдала за каждым движением Хвана. В её представлении время тянулось ужасно долго.

— Хорошо, я буду защищать его в суде.

— И какой процент выигрыша, Минхён? — он поджал губы и задумчиво глянул в окно.

— Если ничего больше не случится, то девяносто процентов. Десять оставлю, чтобы потом использовать их как оправдание за провал, — Минхён тихо усмехается, стараясь разрядить обстановку, чтобы девушка расслабилась.

Он бы назвал и все стоп процентов, но что-то его останавливало. Ему не нравилась эта шумиха вокруг семьи Накамото уже очень давно, а сейчас он с этим напрямую связывается. У Минхёна плохое предчувствие — будто скоро случится что-то непоправимое. Но знать о его душевных переживания Ханыль не стоит. Они друзья, но парню не хочется забивать девичью голову своим мусором.

Им облегчённо вздохнула и закрыла лицо руками. От души отлегло хотя бы на некоторое время. В неё вселилась надежда на то, что всё закончится хорошо. И Даниэль выберется из этой ситуации целым и невредимым.

***

«Прокурор Пак Чимин стал главным ответственным за ведение дела о Кан Даниэле, что вызвало недоумение среди его коллег. Прокурор Мун Тэиль совсем недавно высказался о том, что доверять ещё одно дело прокурору, который совсем недавно проиграл одно, нельзя.

Пак Джихун был выпущен из-под стражи тринадцатого февраля текущего года.

На последнем заседании, которое прошло девятого февраля, господин Пак назвал человека, которому принадлежат бумаги. Напомним, что расследование выявило странные денежные обороты компании, которые ранее были скрыты их бухгалтерией. Обнаружить их удалось только благодаря Пак Джихуну.

Также на заседании прозвучали имена знаменитого японского магната и его старшего сына, которые эмигрировали из Японии в Южную Корею двадцать лет назад. Господин Накамото всё это время открыто поддерживал исключительно экономические связи с Японией и США. С сегодняшнего дня прокуратура начинает тщательное расследование касательно семьи Накамото.

Ответственным за дело Накамото Акиры назначен прокурор Мун Тэиль».

***

Даниэль начинает открыто ненавидеть самого себя, потому что подозревал, что однажды всё обернётся чем-то плохим для него. Если он так и будет продолжать помогать беспрекословно людям, то всё закончится вот так — парень будет сидеть в тюремной камере и ожидать суда. Самый ужасный расклад событий, который он только мог предвидеть.

В маленькой комнате сыро, холодно и ужасно воняет гнилью. Напротив него сидит парень, который с интересом разглядывает Кана.

— За что посадили? — интересуется он, и Кан закрывает глаза.

У него это всё в голове не укладывается. Он до сих пор мечтает о том, чтобы всё это оказалось страшным сном. Но, открывая глаза, Даниэль видит те же серые грязные стены и парня с простуженным голосом.

— Наркотики, — без особого энтузиазма отвечает Даниэль.

— Надо же, я тоже, — Ким усмехается и размышляет над чем-то. — Ким Джэхван, — парень подтягивается ближе к парню, трёт ладонь о штаны и протягивает её парню. Кан задержал дыхание, потому что несло от парня знатно. Он предполагает, что Ким сидит здесь уже не первую неделю.

— Кан Даниэль, — он легонько касается его пальцев и отворачивается. На несколько секунд он погружается в свои мысли и пытается что-то вспомнить. Знакомое имя… — Говоришь, Джэхван зовут? Пак Джихуна знаешь? — лицо Кима вытягивается в удивлённой гримасе и он медленно кивает, после чего садится поудобнее перед парнем и ждёт дальнейших вопросов.

— Мы, так скажем, коллеги, — Даниэль кривит лицо и хочет уже закончить разговор, но ему становится всё любопытнее и любопытнее, как именно Пак связан со всеми теми людьми, про которых он услышал. — А ты его откуда знаешь? Джихун, вроде бы, закрытый парень. Даже со мной не так хорошо общался. Выполнял свою работу он, правда, отлично — придраться было не к чему. А потом я и не знаю, потому что торчу здесь. Так… Что там с Джихуном?

— Его скоро выпустят. Он, кстати, вечно говорил о том, что не может сосредоточиться на работе из-за смерти Джинёна.

Ким сначала нахмурился и отодвинулся от Даниэля подальше, а потом расслабился и, видимо, раздумывал над тем, с чего начать. Джэхван не был особо преданным, да и погружённым полностью в работу тоже. Он, скорее всего, просто продолжал поддерживать связь со старыми друзьями и был немного в курсе дела.

За слитую информацию об умышленном убийстве Ха Сонуна ему смягчили приговор. Ким вдохнул поглубже и скрепил свои руки в замок.

— Рассказывать, на самом деле, очень долго и много, но это довольно-таки интересная история. Особенно с Бэ. Джихун стал работать с нами относительно недавно — год назад, поэтому не в курсе всего, что происходило до этого. Я, Уджин, ты наверняка слышал о нём тоже, Джинён, Джено, о которых ты, скорее всего, знаешь из новостей, Ренчжун, Донхёк, Сонун, Юта и ещё две девушки… — Джэхван явно думал над тем, говорить ли их имена, потому что о них не было слышно уже давно, а значит — он должен забыть о них, но сказать очень хочется. — Одну звали Хан Исыль — она мертва уже как одиннадцать лет, а вторую — Им Ханыль.

Ким увлёкся рассказом про каждого упомянутого, начиная с себя любимого, а Даниэль словно провалился в бездну. На лбу проступил холодный пот, а воздух в этой камере вдруг стал липким и неприятным, который остаётся на коже и проникает сквозь лёгкие в душу парня. У него внутри ураган эмоций, который сейчас бушует и заставляет тело покрываться мурашками.

— Мы все были хорошими друзьями. Ха Сонун и Ренчжун, как и Джинён мертвы. Хан Исыль и Им Ханыль присоединились к нам, когда вторая познакомилась с Накамото. У них там, кажется, мутки были какие-то. Я так и не понял до конца, что там между ними. Странная она, эта Ханыль. Бегала за японцем, да и в отношениях с ним официально состояла, но чаще околачивалась с Джинёном. Некоторые говорили, мол они гуляют вместе часто. В общем, по слухам, которые распустила Исыль, Ханыль изменяла Юте с Бэ. Но потом, где-то спустя год нашего знакомства с этими девчонками, они обе куда-то исчезли. Потом выясняется, что Исыль мертва, а Ханыль сбежала и больше не появлялась. И Ренчжун вскоре повесился. Правду знают только трое — Юта, Джинён и Ханыль. Нам так ничего толком и не рассказали, но после побега Им я заметил, что отношения между японцем и Бэ очень сильно испортились. Тогда семья Накамото только-только начинала свой бизнес с наркотиками, а сейчас отец Юты является крупным наркобароном. Правда последний наш план оборвался из-за Джинёна — он убил не только того Чунмёна, но и подстроил смерть его начальника. Они оба сливали нам информацию про ловушки полиции и федералов, и у них были контакты людей, которые помогали Накамото. После их смерти… Всё шло к огромному провалу. И вот поэтому здесь я, Уджин в соседней камере и несколько мёртвых. Почти все из нашей старой и доброй компании обречены. Либо в тюрьме, либо на небесах. Даже поверить сложно…

Джэхван тяжело вздохнул и даже грустно улыбнулся, позволяя этим воспоминаниям пробраться в его тело словно едкий дым и заполнить все лёгкие, отчего дышать оставалось только ими — горькими, больными, пропитанными их смехом и дружбой. Ким жалеет себя, что так и не попрощался ни с кем нормально, и вёл себя, как полнейший идиот. Ему хочется больше всего на свете вернуть то время, когда им было легко и беззаботно.

Слушать старые зарубежные песни, гулять поздними ночами и зависать после у кого-нибудь с алкоголем. Вот, что было тогда для них смыслом жизни.

— Мы тогда были простыми подростками, которые пили, ходили по клубам с нелегально-сделанными удостоверениями, курили травку и принимали наркоту, веселились и не думали о будущем, а потом… Я даже не понял, когда всё стало так серьёзно.

Если бы Даниэль только мог, то он бы тут же сорвался с места и поехал к Ханыль, чтобы выяснить правда ли всё это, потому что Кан отказывается верить каждому слову Кима. Ему хочется вырвать это из своей памяти и выбросить в мусорный бак, никогда не вспоминать об этом и продолжать жить обычной жизнью. Ну, или хотя бы отмотать время и не спрашивать такие вопросы, дабы просто удовлетворить юношеское любопытство.

Джэхван поднял голову и рассматривал потолок, видимо, полностью утонув в своих воспоминаниях.

— Заключённый 4719, — Даниэль встал с пола и подошёл к железной двери. Охранник открыл дверь и Кана вывели из камеры. — К Вам пришёл адвокат.

— Но… Встреча с адвокатом Вон была назначена на завтра, — Кан покачал отрицательно головой, но его продолжали вести в комнату встреч.

Как только он зашёл внутрь, то увидел через стекло парня в строгом костюме и с бумагами в руках. Он взглянул на Кана и закатил глаза. Даниэль тут же узнаёт в нём бывшего парня Ханыль.

— Здравствуйте, Кан Даниэль. С этого момента я буду представлять Ваши права и защищать на суде, меня зовут Хван Минхён. Теперь я Ваш адвокат, приятно познакомиться.

На предварительном слушании сторона обвинения оказалась в невыгодном положении, как Чимин и планировал, потому что у него не было доказательств вины Даниэля.

Как только началось первое официальное слушание, то Минхён был крайне расслаблен. Он непринуждённо просматривал данные ещё раз, чтобы не упустить ничего из виду, а рядом с ним сидел, наоборот, взволнованный Даниэль. Он словно на иголках сидел — ёрзал на стуле, оглядывал зал и пришедших слушателей, вытирал ладони о штаны от пота.

Когда он поймал взглядом Ханыль, разговаривавшую с Сону, то резко отвернулся и закрыл глаза, потому что он всё ещё не мог полностью поверить словам Джэхвана. Где-то в глубоком подсознании он понимает, что это всё может оказаться гадкой ложью. Но это правда. И ведь не совсем плохо то, что раньше она вела такой образ жизни. Сейчас она живёт обычной жизнью, но…

Кан хочет узнать, что же случилось на самом деле в тот день, когда Исыль умерла, а Ханыль сбежала. Хочется услышать это лично от Им, потому что только она и может знать всю правду.

— Адвокат Хван, можно вопрос? — тихо спрашивает Даниэль. Минхён кивает и не отрывает взгляда от бумаг. — Ханыль доверяла Вам? — адвокат поднял глаза на парня и недоумевал в чём скрыт смысл его нескромного вопроса. Но, немного погодя, ответил.

— Она мне всё ещё доверяет.

Начался суд, и почему-то Даниэль уверен, что, если Им доверяла ему, Хван знает каждую деталь в её прошлом. Может, Ханыль однажды будет так же доверять и Кану?

— Суд приговорил признать Кан Даниэля невиновным в совершении преступлений, предусмотренных пунктом…

Ханыль кажется, будто её сердце забилось вновь, и она переродилась с новыми силами. Она складывает руки вместе и широко улыбается. Когда судья удаляется из зала заседания и с Даниэля снимают наручники, то к ней подходит Минхён и хлопает пару раз по плечу.

— Ещё увидимся, Ханыль, — он слабо улыбнулся и ушёл. А чувство приближения беды всё никак не унималось.

Кан медленно подходит к ним с Сону и неловко молчит. Им обнимает его и крепче сжимает руки на его талии. Даниэль колеблется пару секунду, но так и не решается обнять девушку в ответ. Девушка отстраняется и недоуменно смотрит на парня.

— Что-то случилось? — спрашивает аккуратно девушка, но Кан заверяет, что всё в порядке.

Даниэля увели за собой, чтобы выдать ему обратно его вещи и выдать определённые документы. Тогда Он и Им вернулись в свой кабинет, чтобы продолжить работать. Внутрь заходит помрачневший прокурор Ли и садится за свой стол.

— Прокурору Муну поручили дело о Накамото, — завистливо и как-то совсем обречённо тянет Тэён. — А, да… Похороны будут в субботу.

Радость, судя по всему, длилась недолго. Ханыль забыла про существование семьи японца, поэтому напоминание о нём, как гром посреди ясного неба. Но, видимо, фортуна повернулась к ней лицом, и именно поэтому не их офис занимается подобным делом. Теперь про Накамото она узнаёт только из новостей или по слухам во время обедов.

Теперь-то Юта никак не сможет испортить ей жизнь, потому что он обречён на все сто процентов. Японец не сможет ничего ей сделать, потому что он больше не на свободе. Ханыль верит в Тэиля в тысячу раз сильнее, чем до этого. И надеется, что он сделает всё правильно, и Им больше никогда не увидит японца.

***

Не думаем в гневе, кому предназначен

Удар от меча, занесённого нами.

С потерей пустого — безудержно плачем,

А счастье встречаем пустыми глазами.

И. Тетерчева

Исыль поднимает голову и взгляд фокусируется на женской протянутой руке. Она хватается ладонями за неё и встаёт на ноги. Дороги пусты в этот поздний час, поэтому девушки совсем не боятся быть пойманными. Недалеко от них стоит криво припаркованная к обочине дороги машина, откуда и выскочила Хан. Им успела затормозить прежде, чем она бы выпала из салона на скорости.

— Так это ты всё время крала их у меня? — Ханыль придерживает подругу за плечи и толкает в сторону массивного дерева, чтобы она могла спиной облокотиться о крепкий ствол. Исыль усмехается и брезгливо стряхивает руки Им с себя.

— А что мне оставалось делать? Юта даёт не так много, как хотелось бы! — Ханыль стоит всего в шаге от неё.

Мимо них беспокойно гуляет ветер, словно предупреждает о чём-то, а небо затягивают громоздкие тучи и создают ощущение, что они сию минуту упадут и сотрут всё с лица земли.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь с собой? Ты подвергаешь опасности не только себя, но и…

— Тебе же было плевать на всё! — завопила Исыль и вцепилась пальцами в свитер Ханыль.

В её глазах пылает ярость, и Им становится не на шутку страшно, потому что Хан совсем не даёт себе отчёт в том, что делает. Под воздействием наркотиков Исыль теряет голову с каждым разом всё сильнее, и они будто вымывают из неё все хорошие воспоминания.

— Не говори ерунды! Мне не плевать на наших друзей! — Ханыль грубо отталкивает подругу в сторону от себя и поправляет свитер.

Когда Исыль встаёт, то Им идёт к машине и собирается уехать отсюда, чтобы больше не вмешиваться в эти проблемы, потому что знает, что ещё немного — и она сорвётся. Им никогда не отличалась спокойствием, и каждую подобную ссору она возгоралась как бенгальские огни и сносила всё на своём пути. Как только ей срывает крышу от злости, то она и не различает уже людей, будто это или семья, или друзья, или любимые люди.

— Ах, точно… — Исыль шатается из стороны в сторону и мерзко хихикает. Ханыль останавливается и сжимает руки в кулаки в ожидании продолжения. — После того, как бросила Юту, стала строить из себя хорошую девочку? — Им резко разворачивается и приближается к подруге, больно пнув Исыль по ноге, отчего вторая корчится и сгибается в коленях. — Может, мне тоже стоит переспать с Джинёном, чтобы он помог мне? — Хан открыто издевалась и наблюдала за реакцией Ханыль, глядя на неё исподлобья.

— Ты переходишь все границы, Исыль! Я больше не собираюсь это обсуждать, — Им собирает по каплям своё спокойствие и набирается сил, чтобы уйти. Сев в машину и заведя мотор, Ханыль только собиралась отъезжать, как Исыль села на пассажирское сиденье рядом с ней. — Выйди из машины, — на выдохе произнесла Ханыль, которую трясло от злости на бывшую подругу.

— Мы уже опоздали на вечеринку, давай хотя бы появимся там.

Ханыль не могла предположить, что всё обернётся таким образом. Она едет по пустой дороге и смотрит вперёд себя. Начался дождь, который вскоре перерос в настоящий ливень, поэтому было тяжело разглядеть что-то впереди себя, и Ханыль сбросила скорость.

— Почему мы так медленно едем?

— Исыль, стой! — закричала Им, но было поздно.

Хан отстегнула ремень безопасности и с силой надавила ладонями на ногу подруги, отчего Ханыль сильнее нажала на педаль газа. Им стала толкать девушку, но это было не так легко, как ей хотелось бы.

— Я поведу! — Исыль стала пищать и схватила руль двумя руками, резко заворачивая вправо.

— Нет, Исыль, хватит! — Ханыль не успела среагировать, когда машина врезалась на скорости в дерево.

Им раскрыла глаза и сразу же ощутила острую боль в области левой руки. Когда она пыталась пошевелить ей, то её пробивало на крик. Она кряхтела и хотела выбраться. Отстегнув ремень и открыв дверь со своей стороны, девушка посмотрела в сторону подруги и от ужаса поддалась назад, выпав наружу.

— Исыль… Исыль… — перед глазами Ханыль всё плыло и двоилось; из-за боли, что растекалась по всему телу и будто удваивалась в голове, она даже встать на ноги не могла. Звонок телефона трещал в голове, и рабочей рукой она достала его из кармана. Экран был сильно разбит, но она смогла принять вызов.

— Вы где? Вас долго нет, вы решили не приходить? — от его голоса у Ханыль внутри всё перевернулось. Она разрыдалась и еле шевелила губами.

— Джинён, что мне делать? Я убила её!

Когда Бэ заставил всё рассказать, то тут же сказал Ханыль о том, чтобы она сейчас же куда-нибудь ушла.

— Ханыль, я разберусь с этим. Верь мне. Уходи оттуда, я скоро найду тебя.

Им мотала головой в разные стороны и билась в истерике; заверяла, что не бросит Исыль и никуда не уйдёт, но крик Бэ заставил её умолкнуть. Ханыль оглянулась вокруг и поняла, что они находятся как раз недалеко от места проведения вечеринки. После она взглянула на дорожные знаки, на фонарные столбы и убедилась, что нигде нет камер.

Она поднялась с земли и побежала в обратную сторону. Дорога смазывалась перед глазами из-за пелены слёз, но она больше не могла остановиться. В её голове проскакивала мысль: а что, если она вернётся? Можно ли спасти Исыль? Но несмотря на то, что сердце велело ей развернуться и бежать обратно к подруге, Ханыль отдалялась всё дальше от места аварии, направляясь в единственное безопасное место, где она сможет переждать любую бурю.

Где тишина успокоит её сердце.

— Куда делись Юта с Джинёном? — задал вопрос Ренчжун, пытаясь перекричать музыку в доме.

— Юта вроде проехаться на машине хотел, но не в состоянии, вот Бэ и пошёл с ним, — от алкоголя в организме язык у Джено заплетался. Ли свалился на мягкий диван и закрыл глаза.

— Давно они ушли? — Ренчжун потрепал друга за плечо, на что Джено показал ладонью число пять и повернулся на другой бок. Дождь за окном прекратился, поэтому он решил не брать с собой зонт. Китаец вздыхает и выходит из дома, замечая недалеко от дома группу людей.

В них он узнаёт Джинёна, который тащит за собой, видимо, отключившегося из-за алкоголя и наркотиков Юту. Ренчжун невзначай вспомнил, что после разговора по телефону, Джинён что-то подсыпал японцу в рюмку, а потом принёс ему. Китаец насторожился и пошёл за ними, стараясь оставаться незамеченным.

Завернув налево на первом повороте, Джинён выглянул из-за угла и увидел разбитую машину Исыль. Но как только Бэ вытащил оттуда Хан и усадил её на водительское место, то Хуан тут же выбежал из своего укрытия в попытке остановить парня.

Кореец раздражённо выдохнул и оттолкнул от себя китайца. Когда Джинён поднял с земли Юту и усадил его на пассажирское сиденье, то взглянул на часы. Накамото должен проснуться через несколько часов, может, он будет уже в больнице. На всякий случай Бэ проверил его сердцебиение, приложив руку к шее. Обнаружив слабые удары, он удовлетворительно кивнул. Уж, как повезёт теперь — может, и умрёт очень кстати.

Китаец схватил Джинёна за капюшон сзади и потянул на себя. Бэ не удержался на ногах и свалился на землю.

— Что ты делаешь? — Ренчжун начал истерично кричать. Даже если это машина и принадлежала Исыль, за рулём была Ханыль, в чём Хуан абсолютно точно уверен.

Джинён быстро соскочил на ноги и стал вытирать платком руль, прикладывая ладони Хан к нему. Хуан пытался остановить парня и пихал его в разные стороны, прося опомниться. Бэ схватил китайца за запястье, уводя за собой в сторону дома, где проводилась вечеринка.

— Если ты не хочешь проблем, то будешь молчать. Ясно? Я с тобой ещё позже поговорю, — они остановились у порога дома. Китаец вжал голову в плечи и испуганно кивнул. Парни зашли вдвоём и обнаружили, что большинство из ребят уже спят.

— Джено, как ты? — воскликнул Бэ, увидев Ли на кухне. Парень махнул им рукой и продолжал глядеть в открытый холодильник.

— Где были? — Ли взял в руки бутылку воды и закрыл дверцу. Ренчжун убежал наверх и заперся, скорее всего, в одной из свободных комнат.

— Исыль забрала Юту, поэтому мы вернулись. Слушай, мне нужно домой, поэтому я пойду.

На следующий день Ренчжуна обнаружили повешенным в комнате.

Джинён сел на мотоцикл и позвонил Ханыль прежде, чем уехать. Она не брала трубку, а потом стала упрямо сбрасывать все входящие звонки от него. На какой-то момент он задумался, чтостоит оставить девушку одну, но тут же откинул эту мысль из своей головы и завёл мотор. Проезжая мимо места аварии, увидел, что уже подъехала полиция и скорая помощь.

Парень подъехал к побережью и остановился прямо перед песочной границей. Джинён оказался прав — Ханыль здесь. Она смирно сидит и смотрит вперёд себя. Луна в эту ночь светит необычайно ярко, затмевая собою миллиарды бриллиантов на тёмном полотне. Благодаря ней парень замечает, стоя в метре от Им, как сияют её слёзы на лице. Её взгляд, где в глазах медленно переливаются оттенки грязного золота, попадает Джинёну аккурат в сердце — прямо туда, где уже очень давно болит.

Он устало вздыхает и садится рядом с ней. Бэ берёт её мягкие ладони в свои, не замечая сопротивления со стороны девушки, и сжимает в своих руках, чтобы согреть и хоть немного успокоить девушку. Её кожа — ледяная, а одежда насквозь промокла. Бэ сам не особо отличается, ведь успел попасть под последние капли дождя с неба, но руки всё ещё такие же — горячие, нежные.

Джинён снимает свою кофту и тянет края свитера девушки наверх, чтобы снять его. Ханыль угрюмо молчит и просто соглашается на всё, что делает Бэ. Он надевает на неё свой джемпер и отводит взгляд к морю.

— Почему ты делаешь это? — голос девушки сиплый, и он дрожит. Она всем телом прижимается к парню и прикрывает веки.

Бэ чувствует как сердце девушки стало отбивать нормальный ритм и дрожь в теле спала на нет. Она успокоилась и сейчас смогла дать себе уснуть. Джинён смотрит на успокоившееся после шторма море, а потом переводит взгляд на спящую Ханыль.

— Потому что я уничтожу любого, кто посмеет обидеть тебя.

У него в голове крутится мысль о том, что стоит сказать ей обо всех чувствах, что тревожат его душу, но Бэ принимает решение молчать, потому что знает, что Им это не нужно будет. Она должна уехать отсюда и начать хорошую жизнь, чтобы преодолеть все переживания в душе. Оставаться здесь не безопасно для девушки, и Джинён это знает. Поэтому он думает, что отпустить Ханыль будет правильнее. Только…

Как теперь справится со всем ему одному?

========== 13 ==========

У Минхёна была прекрасная жизнь, и он наслаждался ею до самой последней минуты. Он верил в загробный мир, и что смерть — это только начало другого путешествия, длинною в вечность. Поэтому никогда не боялся умереть. Какие бы мысли его не терзали, сколько бы он грехов не совершил — Хван верил, что попадёт в мир лучше, чем Земля.

Марк согласился встретиться с адвокатом, поэтому сейчас спокойно сидел напротив, безразличным взглядом смотря сквозь плотное стекло на того, кто сломал ему жизнь. Минхён скрепляет руки в замок и кладёт себе на колени, наконец, поднимая взгляд полный раскаяния.

— Я рад, что ты согласился увидеться со мной, — не успел Хван закончить свою мысль, как его перебивает Ли громким истеричным смехом.

— Я надеялся, что ты давным-давно сдох.

Минхён замолкает и смотрит на Марка. Парень не сможет понять его чувства, даже поверить не сможет в то, что того мальчика больше нет. Перед ним сидит очередная разбитая душа, закалённая годами в тюремной камере — во взгляде стальной холод и абсолютное безразличие ко всему. Эту маску скрашивает только лёгкая ухмылка, которая пугает Хвана. Это не Марк. Это не тот девятнадцатилетний парень, который любил жизнь.

— Ты хотел встретиться. Зачем? Спросить, как у меня дела? Хреново. Как жизнь? Никак. Что тебе жаль? Только мне плевать на твои чувства и на то, что ты хочешь мне сказать. Я просто хочу, чтобы ты точно также исчез из моей жизни, только не на пять лет, а навсегда. Я ненавижу тебя. И очень надеюсь, что ты выйдешь отсюда и сдохнешь.

Марк, довольный тем, что выговорился за столько лет, расслабленно откинулся на спинку стула и хрустнул пальцами рук. Хван стискивает колени в ладонях и впивается ногтями, чувствую колющую слабую боль сквозь брюки. Адвокат, не найдя даже и тени сочувствия в сказанном на лице Марка, молча встаёт и задвигает стул обратно.

— Я был рад тебя видеть, — Марк фыркает и сводит брови к переносице, недовольным взглядом окидывая человека, которому когда-то так слепо доверял; и любил, словно старшего брата.

Минхён уходит и садится в свою машину. В его сердце глухо стучит боль, а сам он сдерживает горячие слёзы внутри, понимая, что Марк такой не один. Хван ломал чужие жизни, разбивал их об острые огромные камни, позволял другим пройтись по ним. Он унижал их. Уничтожал. Позволял их сердцам обращаться в кровавое месиво.

Но даже здесь он не хочет позволять совести проснуться, чтобы не свернуть на встречную полосу, потому что ему есть, ради чего жить. Хотя бы ради родителей и людей, которых он всё-таки не подвёл. Которым и вправду помог, и чьи жизни великодушно вырвал из жестоких несправедливых лап. Сколько разбитых душ — столько и исцелённых.

Жизнь за жизнь.

Пуля легко пробивает стекло и пронзает кожу.

Чёрный джип KIA заносит на повороте, выезжает на встречную полосу и врезается на скорости в старое здание, которое планировали реконструировать в следующем месяце. На автомобиле сверху осталась одна из огромных тканевых вывесок, которая ограждала здание от всего остального и скрывала каменные завалы на земле.

Минхён не помнит больше ничего из своей жизни, и забывает даже своё имя, когда в последний раз приоткрывает веки и оглядывает торчащие осколки лобового стекла. Проходит всего несколько секунд прежде, чем наступает смерть от рефлекторной остановки сердца из-за массивной потери крови. Последний выдох.

Тело мертво. Мозг проживает последние минуты.

Минхён всегда думал, что умрёт в глубокой старости где-нибудь заграницей, в домике на побережье океана, вдали от городской суеты и гула. Что он заснёт и на следующее утро просто не проснётся, а его душа будет вечным странником по другим мирам. Он верил, что если и умрёт здесь, то переродится другим человеком, возможно даже в иной вселенной, о которой он и понятия не имел в прежней жизни. Думал, что умрёт зимой после нового года. А умирает в начале весны — когда всё вокруг оживает и цветы распускаются с новым дыханием.

Хван думал, что успеет со всеми попрощаться перед своей смертью и всё им сказать.

Успеет сказать родителям, что любит их; Ханыль, что она была его лучшим мгновением жизни и скрашивала те года; Марку, что да — ему очень сильно жаль; Сехуну, что он заботился о нём, как о младшем брате; людям, чьи жизни он сломал — о своих сожалениях и искренние извинения; людям, чьи души были ему благодарны — о радости и облегчении, что смог их спасти.

Себе — «Минхён, ты прожил хорошую и достойную жизнь. Я горжусь тобой». Но Хван не успевает ничего из этого. В те жалкие секунды, когда он видел боковым зрением скопление людей, разбитое стекло и красное полотно, скрывающее его машину под собой — он ощущал, как жизнь вытекает из него также быстро, как эта кровь. Он хотел крикнуть или элементарно расплакаться, но мог только думать.

Хван в последние моменты своей жизни думал о том, что его жизнь была невероятной. И люди, которых он встретил, внесли свой особенный вклад в неё. Были падения, взлёты и разочарование. Но в его сердце всегда жила надежда — на то, что однажды ему станет легче.

Минхён вспоминал, как хотел умереть. И мир дал ему то, чего он желал.

Хван ни о чём не сожалеет. Может, только о том, что не успел увидеть океан и не бросил туда маленький плоский камень, на который загадал желание.

***

— Нам удалось выследить убийцу и передать его полиции. Чимин его разговорил, а после и удачно закрыл дело. Юту, наконец, объявили в розыск, так что нам остаётся только ждать.

— Но ты позволил ему умереть! — Тэхён надрывно кричит, скидывая со стола чашку с чаем, которую перед ним любезно поставила одна из служанок.

Чонгук никак на это эмоционально не реагирует. Только вскидывает удивлённо бровями, а после сразу же надевает маску, как и всегда — улыбается уголками губ, щурит глаза и скрещивает руки на груди, пока сидит на стуле.

— Это несправедливая игра. Чтобы выиграть, нужно кем-то жертвовать, — Чон пожал плечами и махнул одному из охранников, чтобы он вышел и вывел всех остальных из кабинета. — Мы думали, что это будет Даниэль, но я на всякий случай сказал следить и за Минхёном. И угадал!

Чонгук, видимо, был очень собой горд, что интуиция его не подвела. Тэхён опускается на диван и смотрит на свои руки. Он позволил пролиться невинной крови просто так. Ким держит себя в руках только потому, что за ним беспрерывно наблюдает Чон, надеясь стать свидетелем выражения настоящих чувств киллера. Но вновь не удаётся — Тэхён остыл так же быстро, как и вспыхнул. Закрылся ещё на два замка от Чонгука.

Тэхён знал, что смерть станет сопровождать эту игру всё то время, пока с Накамото не будет покончено. Но он ни за что бы не подумал, что будет больно терять каждого человека, который ни в чём не виноват, и которого он не успел уберечь.

— Даниэль больше вне опасности. Акиру посадили до вынесения окончательного приговора — и так как Тэиля отстранили из-за доказательств его сотрудничества с японцем, то за дело тут же возьмётся Бэкхён, а он ничем не хуже того же Чимина. Юта в бегах и он вряд ли станет принимать опрометчивые решения — мы в выигрыше. Если нет человека, который держал всё это в своих руках — нет и продвижения в делах. Они все сейчас, работники Накамото, словно рыбы в аквариуме какой-то уличной забегаловки. Им всем конец — и отдаляет его только время и жизнь Юты.

Ким слышит, как звенит его телефон. Взглянув на дисплей, он устало прикрывает глаза и принимает вызов от Чимина. Пак сообщает о том, что Юту поймали сегодня утром, но дело было передано сразу Тэёну.

— Не волнуйся на этот счёт. Сокджину, как и Тэёну, тоже осталось недолго.

Чонгук недовольно фыркает и встаёт с дивана, открывая дверь, всем видом выказывая то, что общество Тэхёна ему сегодня больше не нужно. Когда киллер успокоится и взглянет на это холодным умом, то тогда может и приходить.

Ким возвращается в Сеул спустя несколько месяцев отсутствия. Никаких видимых изменений — только парню кажется, что небо над ним помрачнело и опустилось ближе к земле. Настроение у парня подавленное и, наверное, совсем уж паршивое. Он не думает долго и сразу направляется к нужному колумбарию, адрес которого ему прислал Намджун. Купив по дороге цветы в маленьком ларьке, Тэхён отворяет стеклянную дверь и проходит внутрь, выискивая среди миллионов — одно нужное имя.

Он находит быстро благодаря тому, что был не один. Тэхён в долю секунды узнает Ханыль, которая по чистой случайности оказалась здесь в то же время, что и он сам. У него нет времени ждать, пока девушка уйдёт, чтобы оставаться незаметным и скрытным. Ким подходит и крепит маленькую связку цветов к нужной ячейке.

Им оборачивается на пришедшего и наспех вытирает слёзы рукавом свитера. Тэхён смотрит на неё и кивает в знак приветствия, совсем не удивляясь виду девушки.

Найдёт ли Тэхён когда-нибудь душу не такую разбитую горем?

— Мы были друзьями в школе.

Ким улыбается своим мыслям о Джинёне. Постепенно вспоминать его было не так больно, как раньше. И это, несомненно, радовало парня, потому что, не смирись он со смертью друга, давным-давно прострелил бы себе голову. И кто-нибудь бы точно также стоял напротив его маленькой ячейки и думал, когда придёт его час. Да и придёт ли кто-то на его похороны? Тэхён очень сомневается, что по нему будут скорбеть больше двух недель.

— Непредсказуемая эта штука — жизнь. Верно?

Тэхён вновь нарушает нависшую над ними тишину и слегка усмехается. Ханыль не находит в этом ничего забавного — она хмуро кивает парню и опускает глаза в пол. Парень замечает то, как на её глаза вновь наворачиваются слёзы, а бледное лицо покрывается красными пятнами. Отвернувшись от девушки, до Кима доносятся её тихие всхлипы и шмыгание.

— Смерть — это не конец пути, а только его начало. Люди проливают слёзы по ушедшим, потому что они больше не будут рядом. А депрессия — эгоизм.

— Зачем Вы всё это мне говорите? От этого не становится легче! — голос Ханыль севший и еле слышимый. Она вновь всхлипывает и горестно стонет из-за укола в сердце. В её истории слово «боль» так часто упоминается, что ей кажется — этим всем она и живёт. Она и есть боль. Вся та колючая и тягостная, то такая родная, поджидающая её на каждом шагу.

— Вам будет легче пережить чью-либо смерть, если Вы не будете считать её концом. Жизнь на этом не обрывается. Наши души бессмертны, — Тэхён не верил, что говорил это всерьёз.

Ложь. Ким в это не верил. Для него смерть была конечной остановкой, после которой следовала беспроглядная темнота. Пустошь, из которой нет выхода. Он был уверен, что все души стираются, стоит только мозгу умереть, а сердцу остановиться.

— Что самое главное — если Вам плохо от их потери, то живите за них. Достойно, насыщенно и счастливо.

Тэхён уходит, в последний раз взглянув на молодого парня, что на фотографии ярко улыбался. Ханыль оборачивается и смотрит незнакомцу вслед, словно хочет его остановить.

Жизнь — это только мгновение между рождением и смертью. И каждый воспринимает её по-разному, а проживает и вовсе. Ханыль не знает, во что верить. Ей хочется быть уверенной и знать, что их души уже где-то в бесконечных объятиях вселенной, гуляют среди звёзд и ищут себе лучшее место. Даниэль приезжает спустя несколько минут, как Тэхён оставил девушку одну в глубоких раздумьях.

Кан обнимает Им и кладёт подбородок ей на плечо. Ханыль касается своими ладонями его рук, обвитых вокруг девичьей талии, и благодарно улыбается его отражению в стекле.

Если Ханыль помнит — значит, он жив. Здесь — внутри груди, где-то возле сердца, прямо рядом с сундучком воспоминаний о Джинёне.

***

— Джинхо в больнице из-за какой-то проблемы с ребёнком. Говорят, ей нужно отлежаться в больнице, чтобы не возникло позже осложнений во время родов.

Сехун, понятливо кивнув, обнимает Ханыль в последний раз и уходит, чтобы быстрее сдать багаж. После смерти Минхёна О решил, что находиться в этом здании без него абсолютно невозможно. А в любой другой конторе ему уже больше не прижиться. Поэтому парень принимает бизнес отца и первым же делом улетает в Китай, чтобы наладить с одной компанией деловые отношения.

Господин Лу, с которым они ранее договорились о встрече, уже ждал его в Пекине.

Когда О оказывается в самолёте, то не спешит давать указание о том, что пора взлетать. Он медлит ещё несколько минут, чтобы насладиться весенним Сеулом. Через две недели его день рождения, который придётся отметить в Китае, а после и возвращение домой. Сехуну даже кажется, что эти две недели будут самыми долгими в его жизни, потому что он не хочет расставаться с этой жизнью в столице.

Но перспектива остаться в Китае навсегда и работать там, развивая и расширяя тем самым семейный бизнес — нравится больше, чем постоянно натыкаться на места, больно режущие воспоминаниями по сердцу.

***

Мысли о Минхёне после его смерти беспокоили больше не так часто. Всё-таки прошло уже больше месяца. За окном уже с неделю наступил май, и Ханыль смогла успокоить бурю в своём сердце.

Она старалась вспоминать его совсем изредка, потому что стереть полностью из памяти не выйдет. Но теперь, проснувшись утром после объявления о том, что Юту приговорили к пожизненному заключению, Хван почему-то заявился в сон к девушке. Она помнит лишь мелочи, да и они на утро были так расплывчаты и непонятны, что девушка решает забыть про него. Им никогда не верила в подобные вещи, как например, скрытый смысл во снах, но Соын, с которой она увиделась в обед, думала совершенно иначе.

Рассказав те обрывки сна, которые она запомнила, Ханыль наблюдала за тем, как подруга с головой погрузилась в поиски на телефоне информации, чтобы как можно точнее растолковать видение.

— Говоришь, умершего видела? Слушай! — Соын облизнула губы и выпрямилась. — Сон является предупреждением. Вы должны стойко выстоять какое-то испытание, — Ханыль закатила глаза и горестно вздохнула, потому что с одной стороны в эту ерунду не хочется верить, а с другой — что-то подталкивает её на мысли о том, что стоит прислушаться к совету сонника.

— Ерунда всё это! Как мёртвые могут предупреждать о том, что случится в будущем? — она всеми силами отрицает вмешательство магии, но душой чувствует присутствие Хвана.

У неё в голове его голос, который медленно говорит ей о предстоящей опасности жизни; его руки тянутся к ней, а потом он разворачивается и, взглянув ей в глаза напоследок, уходит. Ханыль чувствует себя ужасно после слов подруги, но продолжает утешать себя мыслью, что это бред.

— Может, это из-за вашей ссоры с Чхве? — Им вздрагивает от упоминания подруги, может даже, бывшей.

После того случая они ни виделись, ни звонили друг другу, ни разговаривали. В принципе, Ханыль не горела этим желанием — возобновить отношения с ней, потому что вспоминает те чувства, которые испытала после их ссоры. И ей становится мерзко от одного только воспоминания о ней. Все хорошие вещи, которые она сделала для Им, вся их общая память резко превращается в вонючее болото, в котором ни единой живой души.

От него хочется убежать подальше и никогда больше не возвращаться. Как бы больно ни было избавляться от всего и игнорировать эти драгоценные воспоминания, нужно идти дальше. Им больше не может хвататься за них, как за спасательный круг, когда не чувствует в них больше поддержки.

— Надеюсь, что он пытался предупредить меня о том, что она попытается со мной связаться, а мне лучше избежать этого, — Квон недовольно покачала головой, но промолчала.

Для неё было шоком, когда она узнала про то, что они вдвоём не общаются больше. Непонятно было немного поведение Сонхвы — она то плакала и раскаивалась в своих словах, то отправляла Им на все четыре стороны. А потом и вовсе оборвала связи со всеми и уехала обратно к родителям. Соын всё ещё не может понять её.

— А как там Даниэль? Ему уже лучше после случившегося? — Ханыль засветилась как новогодняя ёлка на Рождество. Она радостно кивнула и явно обрадовалась сменой темы.

— Да! Он сейчас в отпуске и отходит от полученного шока. Правда… Он иногда не берёт трубку. Мы с ним виделись несколько раз после смерти Минхёна, но не говорили о произошедшем с ним, а потом он снова спрятался в своей квартире. Только сообщение недавно прислал, что нам нужно будет поговорить позже. Я немного волнуюсь, — Соын понятливо кивнула и хмыкнула, когда заметила искорки в глазах подруги. Она и вправду счастлива вспоминать об этом парне.

— Не забудь, что свадьба запланирована на конец этого месяца, пока я ещё не родила! — Квон хотела хоть как-нибудь помирить всех между собой, но не знает, с чего ей начать. — Джинхо звонила вчера. Говорит, что её муж не приезжает к ней в больницу и вовсе уехал заграницу на съёмки.

— Думаешь, это серьёзно? У них всё быстро наладится, как только она родит. Она сказала, что это мальчик, — подытожила Им, вспоминая, что так и не связалась с подругой после отъезда Сехуна, а стоило бы!

Она совсем забылась в своей жизни и своих проблемах, что забыла про любимую пьяницу. С очень ранимой душой и мягким характером Пак могла вытворить какую-нибудь ерунду. Ей срочно нужна помощь или поддержка близких, но так как родители не способны дать собственной дочери той любви и ласки, в которой она нуждается, а муж совсем забывает о своих обязанностях, на выручку должны прийти подруги. Тем более, когда Джинхо чуть не потеряла ребёнка.

— Давай сходим к ней вечером, — тут же предложила Квон, на что Ханыль согласилась. И они обе разошлись — Соын на встречу с родителями жениха, а Им на работу.

Настораживает только прокурор Ли, который продолжает переживать по поводу Накамото и слишком часто говорить о том, что он ни с чем не справится.

***

Им стучит в дверь квартиры Кана уже на протяжении пяти минут, но никто не открывает. Девушка хотела уже было уйти, но замок щёлкнул и дверь отворилась. Даниэль выглядывает украдкой и, удивлённо взглянув на неё, приглашает зайти внутрь. Ничего не изменилось с последнего визита Им, только сама атмосфера немного напрягает. Кан ходит по квартире и собирает разбросанные по полу грязные вещи и жестяные банки от пива, а Ханыль следует за ним в каждую комнату. Пока в итоге они не оказываются в гостиной на диване.

— Я не знал, что ты придёшь сегодня, — честно сказал Даниэль, потирая затылок.

— Ты не отвечал на звонки последнюю неделю, поэтому я начала волноваться. Сону сказал, что тоже не выходил с тобой на контакт после похорон Минхёна и… — Ханыль замечает страх в глазах Даниэля, поэтому останавливается, не договорив до конца. — Если у тебя что-то случилось, то ты можешь сказать об этом мне. Помнишь? — она напоминает парню об их обещании помогать друг другу, но Даниэль даже не смотрит на девушку.

Он сканирует взглядом свои руки и вспоминает маленькую камеру. Просидел он там не так уж и долго, а времени с его освобождения прошло, казалось бы, достаточно, но до сих пор страшно оказаться там вновь. После того как ему стало известно о смерти Хвана, Даниэль просыпается по ночам, потому что кошмары не перестают беспокоить его, а в носу до сих пор этот ужасный запах плесени и гнили.

Парень простирал все свои вещи, проводил в душе по несколько часов, пытаясь смыть с себя эту грязь, которая невидимым полотном легла на него. Он хочет избавиться от этих ощущений внутри, но они крепко заперты в душе, и парень не может перестать думать о них. У него в голове не укладываются мысли о Ханыль, которая, как оказалось, всё это время знала тех людей и раньше даже вела не самый лучший образ жизни.

Даниэль лучше всех знает, что все люди делают ошибки, и никто не идеален, но другая его сторона разума упорно давит на парня. Из-за Минхёна он вспоминает всё вновь и вновь, а та боль в глазах девушки была только каким-то подписывающим фактором.

«Ханыль недостойная, прекрати с ней общаться!» — так начинается каждая ночь, когда голова Кана касается мягкой подушки. Он избавляется от них при помощи всех тех дней, что они проводили вместе. Парень замечал раньше в девушке какую-то отстранённость и боязнь новых знакомств, да и её потерянный взгляд при первом знакомстве он тоже прекрасно помнит. Как она, будучи пьяной, пыталась привести подругу в чувства и успокоить, но смотрела на него так, словно он был самой ужасной её трагедией.

Кан не знал, что же так её испугало в нём, а узнавать и спрашивать об этом было совсем не этично, поэтому он молчал и терпел. А потом заметил, как она открывалась ему и светилась будто звёзды тольк для него.

— Ханыль, — девушка выпрямилась и посмотрела на парня. Она пребывала в шоке, когда увидела, что руки Кана подрагивают. — Ты доверяешь мне? — она смутилась от вопроса, но уверено кивнула. Им пододвинулась к нему ближе и взяла за руку. Даниэль взглянул на неё и готов был провалиться под землю за то, что спросил про это. Вдруг она подумает, что он глупый мальчишка, который боится всего.

— Я знаю, что тебе страшно после того, что случилось, — Ханыль проглотила собственные обиды и страх, потому что сейчас убедить Даниэля в том, что он в безопасности, намного важнее.

Им понимает, что парни не могут быть вечно сильными и всегда служить для девушек опорой. Они тоже люди и вполне могут позволить себе слабость. Раньше она бы ни в жизни не подумала о том, что расклеиться для парня — нормально, потому что она была окружена такими стереотипами от и до. Дома у неё был строгий отец, плюс к этому он был воспитан военным, поэтому увидеть его в расстроенных чувствах удавалось крайне редко.

Джинён вообще ненавидел показывать свои слабые стороны и не меньше не любил, когда плакала Ханыль. Понятно, почему он вообще говорил ей быть сильнее. Большинство одноклассников Им, как ей помнится, ни раз дразнили тех, кто был слабее их. И Ханыль верила в то, что парни, проявляющие слабость перед девушками, настоящие трусы.

Но, как теперь получается, Им понимает, что для этого нужна неимоверная смелость — раскрыть все свои страхи и сомнения той, которой веришь, и для которой хочешь казаться надёжным. Даниэль не плакал, но она чувствовала дрожь в его руках и слышала, как его голос ломается. Он пытается избежать её взгляда, но когда девушка смотрит ему в глаза, то в её сердце что-то обрывается.

Сейчас ей хочется крепко обнять его; хочется, чтобы он ощутил её поддержку и любовь. Чтобы Даниэль знал, что она будет рядом, когда ему будет тяжело.

— Я доверяю тебе. И надеюсь, что это взаимно.

Парень закрывает глаза и притягивает девушку к себе, заключая её в свои объятия. У него на сердце стало легко, словно камни, которые лежали там, разрушились и испарились. Кан ощущает прилив сил и улыбается.

— Спасибо, — шепчет Кан, и Им сначала теряется, а потом только счастливо улыбается и обнимает парня крепче. В его словах всегда столько нежности и искренности, что девушка тает и ощущает себя так, словно её сердце парит в воздухе.

Ему верится всей душой, всеми чувствами. Ханыль верит ему, как никому другому до этого.

***

Ханыль замучена, она ощущает опустошение внутри, когда включает телевизор в офисе и слышит последние новости. Её мир резко уходит из-под ног и она ищет опоры, чтобы не упасть. Молодая телеведущая стоит возле главного входа в прокуратуру и пытается протиснуться сквозь толпу других репортёров, чтобы задать бесполезные вопросы.

Им замечает краем глаза помощника Она, который зашёл в кабинет после встречи с ребятами из нижнего этажа. Его улыбка сходит с лица, когда он видит побледневшую Им, которая мёртвой хваткой вцепилась в деревянный стол Тэёна, а во взгляде — пустота.

Она отказывается верить в эту реальность, потому что и вправду думала, что это и есть конец всем её страхам и страданиям; что теперь она заживёт спокойной жизнью, но судьба продолжает ненавистно подкидывать испытание за испытанием, которые, по мнению девушки, ей не под силу преодолеть. На дворе двадцать третье мая, три часа дня — момент, когда сердце Ханыль остановилось.

Её разум упорно суёт ей Минхёна, который стоит напротив и вновь предупреждает об опасности.

— Быть того не может.

Её лицо искажается в гримасе ненависти, когда на экран выводят крупный план прокурора Ли, который выходит из здания, чтобы дать маленькое интервью пришедшим журналистам, которые были словно стервятники, что нашли новую жертву.

— Мы будем работать ещё усерднее, чтобы в будущем не допустить ошибки. Как известно, Накамото Акира приговорён к высшей мере наказания, которое осуществится двадцать пятого мая в полдень. Однако его сын — Накамото Юта… Признан невиновным в представленных обвинениях прокураторы.

Ханыль выходит из кабинета и бежит в туалет, чтобы как можно быстрее закрыться в кабинке и вновь вывернуть всё содержимое желудка от отвращения к самой себе. Остановившись возле входа, Им вбирает лёгкие в воздух и поворачивается к окну. В коридоре относительно пусто, так что никто не станет тревожить девушку ближайшие пять минут. Она открывает окно нараспашку и ёжится от прохладного ветра, который всё равно пробирает её до костей.

Девушка дышит полной грудью, и она разрывается изнутри от отчаяния и страха перед всем, за что только можно бояться. Им боится за свою жизнь в первую очередь, за свою работу, хоть она уже и потеряла достоинство в глазах начальника, за своё будущее, потому что Юта непредсказуем. Он может лишить девушку всего, если только захочет — парень уже отобрал у неё Минхёна, и она знала об этом. Чувствовала это на каком-то подсознательном уровне.

Многое сейчас уже не в его силах и не в его возможностях, но Накамото тем и славен, что абсолютно безумен.

Жизнь Им так насыщена сумасшествием и глупостью, что её зубы сводит от злости. Ей очень хочется вернуться назад и всё изменить, но сейчас она стоит и мёрзнет, ветер выбивает из её головы все плохие мысли; и она временно наслаждается этой тишиной внутри.

Джинён всегда был прав. Хочется верить в то, что он и не ошибся в своих словах. Ханыль молится всем Богам, чтобы это всё поскорее закончилось.

К ней подошёл начальник Ким, который всё это время лишь наблюдал со стороны за ней.

— Надеюсь, что мои догадки ложные, и Вы стоите здесь не потому, что расстроены из-за Накамото, — у Ханыль плохое предчувствие. Она закрывает окно и приветствует начальника поклоном. — Судя по всему, я прав. Я давно хотел поговорить с Вами, помощник Им.

Девушка кивает и прикрывает веки в ожидании. Что-то ей подсказывает, что на работе она не задержится надолго. Хоть Им и отрицала своё возможное увольнение до последнего, у самой в комнате на столе лежало увольнительное письмо.

— Со следующей недели, помощник Им, Вы больше здесь не работаете. Зайдите в отдел кадров и напишите заявление, там Вам всё объяснят. Это наше с прокурором Ли совместное решение.

Начальник Ким сложил руки в замок за спиной и ушёл, оставляя Ханыль наедине с полученной информацией. Им готовила себя к этому много недель, но всё равно стоит в ступоре и не знает, куда себя сейчас деть. Решив побыстрее покончить с этим, девушка спустилась на первый этаж в отдел кадров и зашла в кабинет одного из работников.

— По договору мы обязаны найти Вам работу и выплатить компенсацию перед тем, как уволить, — Ханыль утвердительно кивает и заполняет новое увольнительное письмо.

Может, не стоило его писать раньше времени, а то в последнее время Им начала верить во всякие суеверия. Отдав письмо, женщина принялась его читать сразу на месте. Она поправила очки с толстой оправой и взглянула на Ханыль.

— Вы написали сегодняшнюю дату. Решили уйти с этого момента? — Им кивает и встаёт со стула. Женщина провожает её словами о том, что они позвонят ей, когда найдут достойную вакансию.

Зайдя в офис, Ханыль посмотрела на прокурора Ли и осведомила его о том, что с этого дня она больше не его работник. Тэён ухмыльнулся и перед тем, как выйти из кабинета, крикнул ей, чтобы она быстрее собирала вещи и уходила. Она только фыркнула на его заявление и стала аккуратно складывать вещи в коробку. Им сама не горит желанием оставаться здесь минутой дольше.

Помощник Он протягивает девушку её кружку и опирается о край её стола.

— Был рад работать вместе с тобой, Ханыль, — теперь Им ничего и сказать ему не может на его неформальное обращение к ней, поэтому только снисходительно улыбается и продолжает заниматься своими делами. Сону хмыкнул и усмехнулся над привычным поведением девушки, снова сел за свой стол и начал работать. — Это из-за Накамото? Видно, начальник времени не терял. У него доступ шире ко многой информации, — Он посмеялся над своей маленькой должностью, разыскивая нужную ему папку. — Но кое-что я всё равно могу.

Сону подмигнул девушке, и она ушла, попрощавшись с парнем и пообещав, что они ещё увидятся. Коробка была тяжёлой и Им на какой-то момент растерялась, поэтому не заметила красного сигнала светофора. Только услышав сигнал клаксона автомобиля, Ханыль очнулась и попятилась назад. В итоге она уронила коробку и рамка с фотографией с треском разбилась о землю.

Побросав беспорядочно вещи внутрь, не желая задерживаться на этом перекрёстке, она взяла в руки фотографию, смахнув с неё мелкие осколки. Им вздохнула и положила фотографию семьи сверху остальных вещей. Её посетила мысль о том, что стоит навестить мать хотя бы на пару часов. Было бы неплохо узнать, как она поживает там одна. И рассказать про свою жизнь, надеясь на то, что она вновь не заведёт тему того, что Ханыль виновата в их разводе.

Выйдя из такси, она поставила коробку на землю возле ворот и открыла сумку. Достав ключи и вставив их в замочную скважину, Ханыль набрала быстро Сону и ожидала ответа. Договорившись встретиться у неё дома через пятнадцать минут, так как девушка умудрилась забыть личное портфолио, она открыла врата и зашла внутрь, подпирая у главного входа коробку коленкой. Закралось странное ощущение чужого присутствия. Да и ощущением это было назвать сложно, потому что замок на входной двери был взломан.

Им поставила коробку на землю и тихо зашла внутрь, на ходу снимая каблуки. Она взяла телефон в руки и разблокировала его, чтобы набрать номер полиции, но выронила его, когда почувствовала удар сзади по голове. Упав на пол, Ханыль еле как раскрыла веки и приняла сидячее положение.

— Нам с тобой нужно поговорить, Ханыль, — напротив неё присел на корточки Накамото и протянул свою руку, предлагая помощь.

— Юта…

========== 14 ==========

Ханыль сидит на диване, вжавшись в него всем телом и почти не дыша. Девушка смотрит на настенные часы и считает секунды до прихода Сону. Прошло всего две минуты с их разговора, Им осталось только протянуть время, чтобы парень пришёл.

Перед ней встаёт Накамото и присаживается на корточки, положив свои ладони на колени девушки. Она вздрагивает и кривит лицо, потому что его прикосновения ей отвратительны. Её кожа начинает щипать от воспоминаний крупных синяков на руках после вечеринки. Японец, словно догадался о чём думает Им, неожиданно взял её за руку и крепко обвил свои пальцы вокруг девичьего запястья.

— Отпусти. Пожалуйста, Юта, — он с силой сжимает руку девушки, и она жмурится от боли. На коже проступает краснота, но Накамото не обращает на это должного внимания. Он пристально следит за каждой проскакивающей эмоцией на её лице и удовлетворённо ухмыляется, когда у Ханыль проступают слёзы на глазах.

— Кто ж знал, что Джинён был так сильно в тебя влюблён, Ханыль, — девушка морщится от того, что ей ужасно неприятно слышать своё имя из его уст. Он звучит мерзко, специально тянет гласные буквы и наклоняет голову вбок, словно наслаждаясь такой реакцией от Им.

— Мне больно. — Ханыль не хочет сдаваться и вновь проигрывать парню, так что натягивает на лицо безразличную маску и поджимает губы, чтобы сдержать рвущийся наружу крик внутри. В горле першит и с каждым вдохом становится тяжелее контролировать свои слёзы. Юта это знает.

Она бросает свой взгляд на часы и обречённо вздыхает, потому что время тянется невозможно медленно — прошло всего-навсего ещё две минуты. Если честно, Им и поверить не может в то, что сейчас происходит. Девушка вообще без понятия, что случилось с её жизнью за эти несколько месяцев. Всё ведь было хорошо и во всём была стабильность, а потом всё в какой-то момент рухнуло — когда это случилось?

Взаимосвязаны ли эти убийства, появление Джинёна в её жизни вновь и всё это? Что делать со всеми разрушенными связями и с тем, что неизменно кануло в лету? Вопросы крутятся у Им в голове и жгут кончик языка, потому что вот он — Юта, который может ответить. Планировал ли он снова появиться в жизни Им и играть с её чувствами?

— Я был очень удивлён, когда узнал, что ты общаешься с Даниэлем, — Ханыль пытается соскочить с дивана, но Юта возвышается над ней и толкает обратно. Когда его рука тянется к её щеке, то она звонко шлепает по ней. Парень нахмурил брови и сжал губы в тонкую полоску.

— Что ты задумал? — прямо спросила девушка. Накамото обводил круги вокруг дивана, вальяжно расхаживая по гостиной комнате и не смотря на Им.

— По твоей вине я всё потерял. Разве не честно будет также отобрать всё у тебя? — возмущение льется через край, потому что Ханыль осознала, что нет её вины в том, что случилось с Накамото.

— Я не имею к этому никакого отношения! — вспылила Им, встав с дивана. — Если и хочешь найти виновного, то пойди и взгляни в зеркало! Это всё твоя безрассудность и самоуверенность! — Юта подорвался к девушке, сцепив пальцы у неё на шее. Она вцепилась в его руки и судорожно хватала губами воздух. Парень ослабил хватку и бросил девушку в сторону.

— Может, ты будешь утверждать то, что я виноват и в смерти Исыль? — Ханыль потеряла счёт времени, а когда она поднимала голову, чтобы взглянуть на часы, то тут же падала вновь на пол и закрывала глаза.

— Ты был с ней в ту ночь. Я никого не убивала, — Накамото хочет убить девушку прямо здесь и сейчас, но сдерживает всю злость внутри. Он медленно подходит к девушке и приказывает ей встать. — В этом нет моей вины, — Им повторяет слова Джинёна и самостоятельно встаёт на ноги.

Она плохо держит равновесие, и отходит назад к стене, чтобы найти в ней опору. Юта стоит на месте и пустым взглядом смотрит на Ханыль, но не проходит и минуты, как он сжимает ладони в кулаки и вплотную подходит к Им. Он смотрит прямо на девушку, а потом скользит взглядом вниз, и Им ёжится от его пронзительных глаз. Казалось, будто он смотрит сквозь всю эту одежду.

Накамото цепляется руками за её рубашку, и в следующую же секунду девушка слышит, как рвётся материя. Ханыль собирает все свои силы и толкает Юту, пытаясь прикрыть грудь, стряхнув с плеч порванную блузку. Через пару мгновений парень вновь подходит к ней, но Им проносит в своей голове все годы, проведённые в детективной конторе и в полицейской академии, и выставляет руки вперёд.

— Ты убил Исыль, — громко произносит Ханыль, когда перехватывает руки парня и заводит их за спину, подталкивая вперёд. Накамото сильнее её, но ей нужно продержаться ещё немного.

Телефон лежит на кухне, так что девушка срывается и бежит в комнату.

Выстрел — одиночный, оглушающий, неожиданный. Ханыль закрывает дверь и, придерживая её за ручку, поворачивает щеколду, опуская взгляд вниз.

Голова кружится от вида крови, хлещущей из раны в животе. Резкая боль пронзает всё тело, отчего Ханыль падает на пол, успевая только схватить свой телефон и набрать номер полиции, им доехать до её дома — пять минут. Ханыль с огромным трудом даёт отпор парню и продолжает сидеть у двери, зажимая руками рану, пока не слышит грохот с другой стороны.

На минуту повисла тишина, и у Им почему-то плохое предчувствие. Может, Юта решил обмануть девушку?

— Ханыль, ты в порядке?

Им громко вздыхает и хочет расплакаться, потому что совсем забыла про Сону, который должен был подойти. Он открывает дверь и заходит внутрь, застав ужасающую его картину.

Секундами ранее Он надел на запястья Юты наручники и усадил на диван, присматривая за которым осталась полиция, приехавшая вместе с парнем. Завидев кровь и серьёзное ранение, Сону испугался, наверное, больше, чем сама девушка, и моментально снял с себя пиджак, прикладывая ткань, чтобы остановить кровотечение.

Спустя несколько минут молчания все присутствующие услышали вой сирены машины скорой помощи, и девушка прикрыла глаза, предчувствуя окончание этой длинной кошмарной истории.

***

— Я отвезу тебя в больницу: тебе нужно снова пройти обследование, чтобы зафиксировать все последствия от ранений, — помощник Он, теперь для Ханыль просто Сону, внимательно вёл машину.

Когда он остановился на очередном красном сигнале светофора, то набирал, видимо, кому-то сообщение. Ханыль выглянула в окно и опустила его, чтобы июньский ветер выбил окончательно из неё весь страх и пережитое волнение. Она в безопасности, но её продолжает пробивать мандраж. Девушка облизывает губы и закрывает глаза, отдаваясь этому прекрасному чувству, когда встречный ветер обдувает лицо и уносит разум словно в другую реальность.

Им ощущает, как кожу обжигают горячие слёзы, что словно огонь. Ей хочется кричать, но она молча прячет эмоции от Сону и желает быстрее приехать в больницу.

Девушку осматривали в течение получаса, пропуская её к врачам вне очереди, из-за чего установленное время других посетителей сбивалось. После она сидела в отделении с остальными ожидающими результатов, а когда легла на койку, то приходилось вечно поправлять сорочку, которую ей выдали на временное пользование.

— Хорошо, спасибо! — Ханыль вскакивает с узкой кровати и оглядывается вокруг. Она могла поклясться, что слышала голос Кана.

Даниэль внезапно подбегает к ней и крепко обнимает, что-то шепча себе под нос. Ханыль не выдерживает и её плечи подрагивают от рыданий. Она закрывает глаза и стирает горячую влагу со своих щёк, но не может сдержаться, потому что истерика накрывает её с головой. Девушка обнимает парня в ответ и чувствует, как он прижимает её ближе к себе, поглаживая по спине и талии, чтобы хоть немного успокоить её, но у самого руки предательски дрожат.

Кан ждал, пока девушка очнётся после того, как впала в кому из-за обильной потери крови и болевого шока. А когда решил навестить Сехуна по приезду в Сеул по его приглашению, то выясняется, что Ханыль очнулась. Даниэль вернулся сразу же, буквально через пару часов. А сейчас прибежал прямо от счастливой Соын, которая родила утром, и от Джинхо, которой осталось подождать ещё пару недель.

— Я люблю тебя, — Ханыль отстраняется, и Даниэль еле отодвигается от неё.

Он смотрит пристально на неё, подносит свои ладони к её лицу и вытирает девичьи слёзы. Потом Кан опускает свой взгляд ниже и усмехается, из-за чего получает лёгкую оплеуху от девушки. Им понемногу перестаёт плакать и вздрагивать от каждого шума, потому что Даниэль сидит рядом с ней — и это чувство самое прекрасное на свете. Кан аккуратно берёт её за руки и осматривает, замечая новыесиняки.

У него в голове возникают воспоминания, когда они оба уже попали в подобную ситуацию. Парень подносит её ладони к своим губам и легонько целует, отчего у Им проносится табун мурашек по позвоночнику. Каждое его новое касание губ к её холодной коже отзываются приятной дрожью.

Ханыль дёргает рукой, когда он задевает ещё свежие швы на животе. Даниэль глухо извиняется и натягивает улыбку, хотя Им видит, что ему очень тяжело сдерживать себя и видеть её такой. Он мягко целует её и невесомо водит ладонями по рукам и плечам девушки, словно выпрашивая прощение за то, что не смог уберечь её от этого.

Девушка вновь пострадала и единственное, что остаётся Кану — вымаливать прощение перед ней неизвестно за что и беспомощно глядеть на исчезающие синяки на её коже. Им безмерно ему благодарна хотя бы за то, что он сейчас здесь.

Это её жизнь. Так почему Ханыль позволяла любым другим людям распоряжаться в ней и манипулировать, говорить ей вещи, которые её совсем не касались и стыдить её за то, что она любит и кого? Им украдкой оглядывается назад в прошлое и хочет окунуться в эти ощущения вновь, чтобы сделать всё по-другому — так, как этого хочет она.

Нельзя было продолжать общаться с Ютой — заставила Исыль. Ханыль понимает, что нужно было иметь свою собственную голову на плечах и нести ответственность за все вытекающие последствия. Она этого не делала, а только оправдывалась и принимала чужие обвинения как единственную правду.

Ханыль глубоко дышит, наклоняет голову и опирается о Даниэля. Он переплетает их пальцы и смотрит на то, как это всё смотрится правильно и гармонично. Им улыбается и ощущает, как её сердце залатало все раны и дыры, и теперь оно бьётся с новой силой, и в душе зарождаются новые мечты, новые цели, новая любовь. Они ведут её вперёд, чтобы девушка жила и строила своё счастье с неугасающей надеждой.

Наконец, её прошлое кажется таким далёким. Оно словно заперло двери и больше не зовёт девушку. Будто всё, что с ним было связано, теперь исчезло навсегда и позволяет ей двигаться дальше. Как только Ханыль оправилась после трёхнедельной комы, то Сону любезно поведал ей о судьбе Юты. Накамото убили в тюрьме — выстрел в голову. Кто это сделал и как — неизвестно, а Сону предпочитает умолчать о том, что это тот самый Чонгук.

Ханыль чувствует резкую необходимость в том, чтобы уехать из Сеула на пару дней подальше — в горную местность, к морю или в лес. Не важно. Ей хочется привести мысли в порядок и отдохнуть не только физически, но и душевно. Чтобы вернуться домой полной сил и вдохновения.

Иногда наша жизнь проходит по принципу розжига костра. Человек так старается, чтобы огонь, наконец, появился. И как только он видит результаты своей усердной работы, думает, что это — всё. Что он может расслабиться и спокойно вздохнуть. Но всё с точностью наоборот. С этого момента нужно стараться ещё больше, чтобы сохранить его, подкидывать дополнительных дров, оберегать от дождя и ветра. Жизнь никогда не даст этому огню покоя, и в руках человека — определить его судьбу. Потухнет от также быстро, как зажегся. Или будет гореть так долго и сильно, что согреет человеческую душу.

Им благодарна судьбе за всех, кого она повстречала после двадцати лет, потому что они её невероятное благословение. Они все преподали ей урок — кто-то помог, кто-то ушёл, но все они — часть неизменного прошлого. Это всё нужно принять, но стараться не зацикливаться на этом, потому что будущее может оказаться намного интереснее. Она прижимается к Кану всем телом и ластится об него, словно кошка. Даниэль поглаживает осторожно по её растрёпанным волосам и заглядывает ей в лицо, касаясь пальцем кончика её носа.

Всё закончилось.

И у неё всё хорошо.

***

Как только Ханыль видит знакомые очертания пляжа и вдалеке огромный валун, то тут же останавливает Даниэля и просит вернуться к дороге. У неё на глаза наворачиваются слезы, стоит только ей прислушаться к волнам. Она либо сошла с ума, либо ветер и вправду шепчет, что Джинён здесь — рядом с этим морем; его упокоившаяся душа терпеливо ждёт кого-то на берегу, сминая босыми ступнями горячий влажный песок.

— Давай поедем дальше. Я не хочу тревожить кое-кого, — Кан вопросительно смотрит на девушку, но вновь садится на мотоцикл и заводит мотор.

Её слова утопают в рёве транспорта, и она только рада этому. Воспоминания о Джинёне принадлежат ей, благодаря им он жив в её сердце. Их история должна быть только Ханыль.

— Он заслужил покоя и счастья. Надеюсь, ты нашёл то, чего так долго искал и хотел, — ветер, словно отвечая за Бэ, приятно ласкает оголённую кожу рук.

Им улыбается — так, когда видела Джинёна с пакетами полными курицей и пивом, а в зубах он зажимал бумажник — искренне и счастливо. Бэ был её защитником даже после смерти. И если раньше Ханыль яростно отказывалась верить в жизнь после ухода, то сейчас верит, что Джинён, так или иначе, жив и присматривает за ней.

Он был. Боже, как же это было больно признавать, но сейчас его и вправду нет. И вот, что действительно важно — память о Джинёне дарит ему шанс быть счастливым. Есть человек, который его помнит и ценит каждый миг, проведённый рядом с ним. Бэ, думается девушке, был бы неимоверно счастлив, зная, что этот самый человек — Ханыль.

Она любит. Не так, как ему бы хотелось, но не меньше, чем остальных близких людей в её жизни.

Любит. Скучает.

И, оставляя позади себя её самое любимое море, вытирает горькие слезы и смеётся — заливисто, громко, чтобы все знали о её счастье. Она живет. И живет, наконец, наслаждаясь каждым днём.

«Ты, как и всегда, прав. Спасибо, Джинён.

Я клянусь жить хорошо и помнить только хорошее. Я живу хорошо. Боже, будь же счастлив и ты там, где ты сейчас. На нашем с тобой море».

***

Ханыль не хочет заходить в этот дом, но Даниэль долго смотрит на неё и кивает головой в сторону двери.

«Давай же, Им, не трусь» — девушка поднимает руку в воздух и следом раздаётся звонок, оповещающий хозяев о прибывших гостях. Её начинает заметно пробивать мандраж, и Кан, заметив это, заботливо берёт её за руку и целует в щёку.

— Не беспокойся. Я рядом и не дам тебя в обиду, кто бы это ни был, — Ханыль благодарна улыбается ему и кладёт голову ему на плечо, прикрывая на несколько секунд глаза.

В её сердце цветут душистые цветы, которые заполняют всё изнутри — в душе вечная весна.

— Это я — Ханыль. Откроешь? — девушка не узнаёт голоса с другой стороны, пытаясь всё спихнуть на плохо работающий аппарат.

Дверь отворяется, и они вдвоём проходят внутрь. Даниэль отпускает Ханыль, чтобы забрать у неё пакеты со сладостями, но она отдёрнула руку и оглянулась вокруг себя. Им знала, что за одиннадцать лет отсутствия в этом доме всё кардинально изменится. Но не могла допустить и мысли, что женщина всё запустит до такой степени.

Некогда величественный, ухоженный сад зарос сорниками и листвой, деревья вскрыли землю своими корнями, некоторые из них упали и прогнивали, стоял неприятный запах плесени и пропавшей еды. Ханыль поняла, в чём дело, только когда увидела запущенный огород, в детстве с которого она часто воровала сладкие поспевшие ягоды. Её голова закружилась, а слёзы тут же подобрались к глазам, потому что было и обидно, и печально одновременно.

Где её красивый, аккуратный сад, в котором она любила проводить время?

Ножка деревянной скамейки сломалась и она склонилась к земле. Вокруг неё были обвиты стебли сорняков, пробивалась жёсткая трава сквозь деревянные прутья. Было плохой идеей надеть открытые босоножки, потому что даже на тропинке, обложенной качественным дорогим кафелем, была грязь и скользкая трава после утреннего мелкого дождя. На том же самом кафеле появились трещины, и сквозь них когда-то пробивались ростки, а сейчас, недавно беспорядочно торчащие летом, опустились.

Ханыль смотрела на всё это и не верила глазам — её сердце обливалось кровью при каждом вздохе и скрипе дерева из-за порывов ветра. Было неспокойно здесь, хотелось покинуть это место, как можно быстрее. На стенах висели толстые стебли лиан, из-за чего здание казалось заброшенным. Она боялась и представить, что творилось внутри дома.

Даниэль хотел уже было, что-нибудь сказать, но Ханыль дала понять одним взглядом, что слов не нужно. Это стояло в абсолютный противовес всему, что она ему рассказывала про свой дом. В то время они были на слуху у всего округа — богатые, дом их, словно у аристократов, гостеприимные и вежливые. В их саду мечтали побывать многие жители, но им так этого и не удавалось.

А сейчас это всё просто разрушилось у неё на глазах, как и у самого Даниэля. Она показывала Кану фотографии, и Ханыль, думается ему, имела полное право на разочарование.

— Жизнь не была лёгкой, верно? Раз ты вернулась, — парадная дверь отворилась, и Им взглянула на вышедшую к ним пожилую женщину в старом потрёпанном халате.

— Привет, мама.

Даниэль поклонился и поздоровался, на что женщина только махнула рукой и закатила глаза. Она пригласила гостей внутрь, на ходу подбирая грязные вещи и бросая их в стороны, чтобы очистить проход. Дойдя до кухни, женщина пинала пустые бутылки от соджу в стороны, отчего они бились о тумбы и технику. Ханыль с каждым таким стуком пугалась и слёзы просились наружу, но она глотала всё своё отвращение к этому месту и следовала за матерью.

От женщины неприятно пахло, и она наспех вышла из комнаты, а когда вернулась, то несла за собой шлейф старых её любимых духов Givenchy. Ханыль, вдохнувшая сладкий аромат, поглотила ностальгия по тому, как она часто в детстве прижималась к матери и обнимала её, вдыхая такой любимый запах симфонии цветов. Даниэль отряхнул обивку стула от грязи и пыли, пододвигая его к девушке, а сам остался стоять на ногах, потому что лишнего стула на кухне не обнаружил.

— Он в гостиной. Иди и возьми, — ответила женщина на стоящий вопрос к глазах Кана. Даниэль непонятливо повёл бровью, а потом поблагодарил и удалился из кухни. — Зачем пришла? — Ханыль опешила от этого вопроса. Неужели, мать может задавать такие вопросы своему ребёнку.

— Скучала, — ответила Им, и хотя признавать этого не хотелось, но это было сущей правдой.

За несколько лет все чувства остыли и поутихли, оставляя на своём месте пепел, олицетворяющий обиду и печаль. А сейчас в стенах когда-то родного дома она чувствует себя хоть и некомфортно, но вполне себе сносно. В подростковом возрасте атмосфера не отличалась теплотой и любовью, разве что только чистотой и приятным ароматом по всему дому. Ханыль устало вздохнула и отвела взгляд от грязных стен с жёлтыми разводами на мать.

— Как поживала всё это время? — Им старается быть хорошей дочерью, но осуждающий взгляд матери тут же впился в её память. Спустя минуту разглядывания друг друга мать поставила на стол кружки с чёрным чаем, который привезли Ханыль с Даниэлем.

— Только благодаря заложенным в банк деньгам твоего отца и старшему брату, — честно ответила женщина. Она села напротив дочери и на некоторое время её злость утихла. — Они не отдают мне полную сумму. Приходится забирать частями. А твой брат присылает по мелочи. Одна ты обо мне забыла, — честно ответила женщина. Она села напротив дочери и на некоторое время её злость утихла.

Женщина разглядывала повзрослевшую девушку, которая выглядела, честно говоря, намного лучше, чем того ожидала родительница. Её кожа оставалось не идеальной, но она умело скрывала это за слоем тонального крема, глаза были аккуратно подчёркнуты благодаря чёрному карандашу, красивая форма бровей, губы покрыты блеском и плотно сжаты из-за недовольства.

Мать любовалась, какой её дочь выросла красивой и статной. Она выглядела аккуратно и ухожено в босоножках, нежно-голубой рубашке в вертикальную тонкую полоску и бежевых узких джинсах.

— Ты выросла очень красивой, — прошептала мать, всё ещё не веря, что её дочь вернулась.

— Смею думать, что ты держишь на меня обиду из-за моего долгого отсутствия, — Ханыль растаяла.

Она боялась сказать что-нибудь, что могло бы нарушить эту атмосферу, которая только-только наладилась.

— Да, есть такое. Но сейчас ты здесь, нам же во вред озвучивать вслух все обиды друг на друга. Ты ведь не приезжала по определённым причинам, а не просто от отсутствия свободного времени.

Они молчат. Ханыль не знает, что ответить, а мать, что сказать ещё, поэтому они предпочитают молча пить чай и иногда наблюдать друг за другом. Им всё ещё неловко, и она мысленно уже отругала Даниэля за то, что он смылся.

— Долго вы встречаетесь? — первой нарушить тишину решилась мать. — Отец однажды упомянул имя парня — Хван Минхён. Он? — Ханыль прикрыла глаза на мгновение из-за упоминания Минхёна и отрицательно покачала головой.

— Кан Даниэль, встречаемся несколько месяцев, — а дальше последовали дежурные вопросы от матери и вполне себе развёрнутые ответы от дочери. У них завязался непринужденный разговор, они в какой-то момент отвлеклись от своей ненависти и наслаждались временем, отведённым только для них.

Даниэль зашёл внутрь и сел на стул, слушая рассказы девушек. Но не прошло и десяти минут, как рассказывать больше нечего и между ними повисло напряжение.

— Нам пора идти, — Ханыль быстро нашла решение проблемы и встала со стула.

Даниэль уже вышел на улицу, когда ему позвонил какой-то друг, а мать остановила Ханыль на пороге.

— Что ещё? — недовольно простонала Им, когда мать стояла и молчала.

— Мы так и будем встречаться раз в десять лет? Не думаю, что доживу следующий десяток, — Ханыль покривила губы.

Она знала, что мать не молодеет, время беспощадно летит вперёд, но никак не могла посочувствовать ей, потому что один разговор ничего не значит. Им всё ещё помнит целый год унижений и обвинений в их разводе с отцом.

— А ты хочешь видеться чаще? Я уже не виновата в вашем с папой разводе? Или ты просто боишься, что никто не заметит твоей смерти? — Ханыль нагрубила, и начала корить за это саму себя.

Мать в лице не поменялась, ведь думала так до сих пор.

— Я не поменяю своего мнения, но это не значит, что я не люблю тебя, Ханыль, — Им отворачивается и глотает слёзы.

Да, теперь мать хотя бы в курсе того, на кого она училась и с кем встречается, но её не было рядом тогда, когда Им в этом отчаянно нуждалась. Когда дочь звала её, звонила и просила приехать, чтобы утешить и помочь, потому что учёба давалась крайне тяжело в первый год, мать либо сбрасывала звонки, либо отчитывала её за слабость и вечное нытьё.

— Я люблю тебя, потому что биологически ты — моя мать. Думаю, я благодарна тебе за наши с тобой общие воспоминания из моего детства, но знаешь… — Ханыль вбирает воздух в лёгкие, чтобы продолжить и набраться смелости, — ты никогда не была мне мамой. Я увиделась с тобой, узнала, что ты живёшь нормально. Это всё, чего требовала моя душа за эти последние годы. Если ты так хочешь этого, то я найду время не через десять, а через пять лет. До встречи, — Им тряхнула рукой, когда родительница попыталась схватить её за запястье.

— До встречи.

На небе сгущались тучи, хотя синоптики дождь не обещали.

Чем дальше уезжала Ханыль от этого дома, тем легче ей становилось. Она плакала и не понимала, почему слёзы так отчаянно рвутся наружу. Пряча лицо между лопаток Кана, она прижималась к нему всем телом и содрогалась в рыданиях. Была непонятная невидимая тяжесть на плечах, словно она поступала неправильно, но она никак не могла найти другого выхода. Притворяться, что она счастлива общению с матерью, хотя это совсем не так? Она так не могла.

Проезжая вновь мимо моря, Ханыль повернула к нему голову и следила за тем, как оно начинает бушевать.

— Пожалуйста, помоги мне в последний раз. Помоги отпустить эти обиды.

Шептала Им, мысленно умоляя Джинёна и эти волны унести её тревоги.

Она задремала во время поездки обратно в Сеул, но когда проснулась, то ещё никогда не чувствовала себя такой бодрой и здоровой. Душа не болела, сердце цвело — всё хорошо.

***

Пока девушка спала, ей вновь снился странный сон, действия в котором она объяснить себе не в силах, но чувства, ощущаемые в нём, словно остались при ней даже с пробуждением — липкий страх, неугомонный ураган эмоций, который бушевал внутри, горячий ком, предательски застрявший в горле.

В этом сне она плакала и бежала изо всех сил от толпы, чтобы спасти свою жизнь. Её предали самые близкие друзья, вонзая нож в спину, пуская про неё не самые лицеприятные слухи, топили в пучине грязи и оскорблений — люди самые страшные монстры. А те, кого ты подпускаешь близко, хуже любого врага или дикого хищного зверя. И Ханыль проснулась в страхе, но понемногу приходила в себя, когда Даниэль целовал её ладони и смотрел в глаза, наклоняясь ближе, чтобы невесомо коснуться губами лба девушки.

Ханыль оглянулась и увидела, что сейчас они, видимо, за городом. Справа от неё расположился на холме небольшой двухэтажный домик — вполне обычный на первый взгляд, вокруг массивные деревья с царственной кроной, уже зацветающей листвой — золотистой, красной, желтоватой. Они все создавали гармонию друг с другом, и смотреть на это было одним наслаждением. Девушка взяла протянутую Даниэлем руку и сделала шаг вперёд, кутаясь в куртку, потому что здесь лучше всего ощущался холод и чувствовалось дыхание зимы.

Как ни странно, в Сеуле такого лютого мороза не чувствовалось, да и пронизывающего ветра тоже не наблюдалось. Траву покрыл сверху тонкий слой снега, но из-за полуденного солнца он таял на глазах — зелень блестела и сияла, словно россыпь звёзд. Даниэль улыбнулся, но слегка потянул её за руку, чтобы побыстрее оказаться в тёплом и уютном домике.

Как только они зашли внутрь, то щёки Им обдало горячим прогревшимся воздухом, и она ахнула от удовольствия. Как ни крути, а на холоде она бывать не любила, предпочитая подобным прогулкам по свежему воздуху посиделки дома с горячим чаем и сладостями.

— Мама сказала, что это дом отца, который он давным-давно, ещё до своего исчезновения, переписал на неё. Продать его не получалось, потому что тогда спроса не было, а несколько лет назад я уговорил её оставить его. Он мне безумно нравится — здесь тихо, спокойно, уединённо, — пропев последнее слово, Кан рассмеялся и, присев на маленький диван в бежевой махровой обивке, похлопал рядом с собой, чтобы Им присела тоже.

— Здесь мило, — Им устало вздохнула и облокотилась о парня, положив голову ему на плечо.

Даниэль переплёл пальцы их рук между собой и глядел на них, и на лице у него расплылась счастливая улыбка.

— На самом деле, не так уж мы и далеко от города. Да и посёлок здесь один хороший рядом совсем, — Даниэль слегка нахмурился и время от времени щурил глаза, когда вспоминал знакомые места. — В лесу очень красиво, особенно открывающаяся панорама с лоджии, — Ханыль сопроводила его слова удивлённым вздохом, на что Кан усмехнулся. — А ещё на втором этаже в одной из комнат есть проектор, поэтому можно там смотреть фильмы. Было бы круто, — Им кивнула, соглашаясь со всем, что после говорил Кан.

Он рассказывал об этом доме, вскользь упоминая отца, о проведённом Рождестве в прошлом году, в целом о своей жизни и о моментах, связанных с этим домом. Было интересно слушать, узнавать что-то новое, но Им даже не заметила, как вновь уснула под треск брёвен в камине, мягкий тихий голос парня и его тепло, что разливалось по всему телу, проникая даже в самые далёкие уголки сердца.

— Мне так повезло встретить тебя, Ханыль.

Судя по времени Им проспала больше шести часов. Даниэль догадывался об этом, потому что она явно слишком утомилась во время поездки, поэтому он подготовил ей таблетку от головной боли и уложил в постель, укрывая пуховым одеялом. Когда девушка проснулась, то на улице наступили сумерки и в комнате было мягкое бежевое свечение от свечи у кровати.

Пламя дёргалось и полыхало как-то неравномерно друг с другом, словно кто-то дует на них и пытается затушить. Ханыль подумала, что сквозняк, но ничего не могло это спровоцировать. Решив плюнуть на это, она встала и стала осматриваться.

Задержавшись у огромного окна, Им застыла около него на несколько минут, любуясь тем, как фонарные столбы, разместившиеся на лоджии, мягко освещали территорию и у их фонарей были заметны мелкие снежинки снега, которые медленно кружились в воздухе, словно танцуя друг с другом, и опадали на поверхность.

Ветра почти не было, но верхушки крон деревьев слегка тормошило, и они покачивались из стороны в сторону. Ханыль скрестила руки на груди и вздохнула, потому что ощутило умиротворение. Словно душа, наконец, нашла покой.

Кончики пальцев подрагивали от сильного желания выбежать на улицу и стоять вот так под мелким снегопадом и наблюдать за тем, как всё кружится и двигается. Стать одним целым с природой и почувствовать всю жизнь, таившуюся в этих лесах; разгадать секреты, что затерялись среди стволов деревьев; смеяться и улыбаться от того, как ветер вплетает в волосы аромат хвои и свежести.

Это щекотало сердце изнутри, поэтому Ханыль прикоснулась к окну и провела по нему рукой, пальцем очерчивая имена.

Мы.

Боже, какое это всё-таки ребячество, но от того, насколько это мило и очаровательно смотрелось, у неё сводит челюсти. Она хочет обнять эти слова, прижать к груди и запихнуть в пустующие дыры в душе. Но они выжжены у неё на сердце, и от этого становится ещё теплее и приятнее.

Ханыль не знает, за что она могла заслужить это счастье, которое испытывает сейчас. Она задаёт вопросы, но не получает на них ответов.

Близится Рождество, и Им только сейчас замечает в окне соседские дома. Семейная пара украшает дом и двор, а дети резво играются и бегают вокруг, даже не думая помогать. В другом доме свет не горит — может, хозяев пока нет дома. Ханыль чувствует себя моментом, словно она всего лишь секунда или обрывок воспоминаний, но потом вновь тянет руки вперёд и оставляет отпечаток ладони на запотевшем окне.

Всё красиво. Всё правильно. Всё это очень нравится Ханыль.

Она слышит, как Даниэль заходит в комнату и шепчет ей: «Проснулась, наконец». Он подходит к ней со спины и обнимает, сцепляя руки на её талии. Кан уткнулся подбородком ей в плечо и прикрыл веки, потому что ему это всё тоже до безумия нравится.

Нравится до помутнения в глазах быть рядом с Ханыль, потому что она кажется ему идеальной. И Даниэль, пожалуй, тоже задаётся вопросом, как ему могла достаться такая девушка, как Им.

— Я люблю тебя, — шепчет Ханыль и поворачивает голову к парню. Коснувшись губами его щеки, она чувствует, как слёзы подбираются к глазам.

— Пошли вниз, я приготовил поесть. Ты наконец попробуешь моё фирменное блюдо. И где-то через двадцать минут будут готовы кексы, так что давай не будем медлить. Я, если честно, так проголодался! — Кан улыбается Ханыль и надувает губы, чтобы она поцеловала его, и Им выполняет его просьбу.

Поцелуй выходит смазанным, но пропитанным необъятной нежностью, из-за чего у Ханыль дрожат руки.

— Уже не терпится попробовать! — Им будто по волшебству слышит чудный аромат сладкого десерта, и у неё тут же заурчал живот. Они оба усмехнулись, и Ханыль стало даже немного неловко.

Даниэль счастливо подпрыгивает и убегает вниз, что-то крича ей, но она не разбирает слов. Ханыль в последний раз оглядывается назад и выглядывает в окно, переводя взгляд со своего отражения вглубь леса.

Благодарность — вот, что сейчас у неё на уме.

В сердце поселилась любовь, и Им не может сдержать искренней улыбки. Может, вот они — ответы на вопросы о её будущем. Может, все тяжёлые трудности позади; и самое главное, что Ханыль хотелось бы выбросить из своей головы раз и навсегда — ощущение одиночества.

Теперь она не одна, ей будет с кем разделять горькую боль. Это несметно радует. Впереди у неё — у них — вся жизнь, и никто не знает, что будет дальше, но теперь Ханыль не боится, а с нетерпением ждёт и наслаждается каждым моментом. Наверное, так и должно быть.

Наверное, это правильно — ценить жизнь, не бояться завтрашнего дня и быть счастливой. Наверное, это и имели ввиду Джинён, Минхён и все остальные.

— Всё хорошо. Даже намного лучше — прекрасно. Спасибо.

========== 15 ==========

Три года спустя.

— Твоя мать была жалкой, и никогда не любила вас, потому что изначально не хотела никаких детей. Ради вас она убила все свои мечты!

Чанёль сильнее сжимает руль в руках и жмурится от света фонарных столбов. Парень думал, что больше чувствовать не умеет, а его сердце застыло в давно забытых муках. Но сейчас оно бьётся так часто и громко, словно сумасшедшее, что Пак хочет вырвать его. Ему нравилось ничего не ощущать. Нравилась эта пустота в грудной клетке, когда он вспоминал о матери.

Он отцу не верит. Только не ему и только не в эти слова. Его мать не могла им врать. Она не могла не любить Чанёля.

Пак ведь стёр её из своей жизни с тем фактом, что она умерла и так тосковала по старшему сыну. А сейчас это всё рассыпалось на его глазах.

Чанёль оправдывает слова отца только из горя — Пак старший словно постарел на десять лет, когда узнал о заключение в тюрьме младшего сына. Правда парень не знает: это было больше из страха за их семью, или из-за настоящего родительского инстинкта.

Пак, только увидев своего первого сына, не знал, куда себя деть. Он начал плакать то ли от счастья, то ли от незнания, что делать дальше. А вдруг он не сможет стать ему достойным отцом? А вдруг Джемин вырастет посреди ненависти и холодной атмосферой между родителями? Что делать ему тогда?

Парень держал маленький хрупкий комочек в своих больших руках и дивился тому, как его жизнь менялась у него на глазах. Она становилось такой дивной и чудесной, когда Джемин доверчиво тянул к нему руки и касался мягких ладоней носа. Мысли о детях были последними в голове Чанёля, когда другая машина решила проскочить на красный свет светофора.

Удар. Рваный вдох. Темнота, которая принимает Чанёля в свои руки, словно родного сына.

Очнувшись, Чанёль мог разглядеть только размытые тусклые силуэты. Но то, что полностью привело его в чувства и дало ощутить внутри себя вернувшуюся жизнь — тихий детский плач и заглушающая его фраза дрожащим голосом: «Папа, ты жив». Пак может полностью открыть глаза и проснуться только спустя два дня, когда жизненные показатели приходят в норму.

Мужчине помогают принять сидячее положение на кровати, переключив режим кровати, и подкладывают аккуратно подушки за его спину. Пак озадачивается намного больше, когда хочет пошевелить ногой, но ничего не чувствует, а под одеялом всё остаётся неподвижным.

Ещё через неделю его навещает Джинхо одна, оставляя детей по рекомендации врача дома у Соын, договорившись с ней утром. Чанёль встречает жену недоуменным взглядом, но она не особо удивлена тем, что услышала от мужа минутами позже. Вместо лишних слов она садится рядом с ним и обнимает, аккуратно гладя Пака по голове.

Жизнь Чанёля переворачивается в одно мгновение, и единственный человек, который разделял с ним это несчастье — Джинхо, успокаивая плачущего мужа в своих объятиях. Пак не знал, что ответить. Он очень сомневался в том, что теперь его жене хватит простого «спасибо» на всё, что она для него делает сейчас.

Но, несмотря на полное отсутствие какого-либо проявления благодарности со стороны парня, Джинхо оставалась на его стороне, созванивалась с детьми по видео-чату и показывала Чанёлю.

Забрать их и увести к подруге была идея психолога Чжан. Он сказал, что пока Чанёль будет привыкать к своему новому стилю жизни и, так скажем, новому телу, понадобится много времени и ещё больше усилий. Поэтому ввязывать детей хотя бы в первую неделю похода парня по всевозможным врачам будет не очень хорошим делом для определения их индивидуальностей и становления, как личностей.

Оставлять наедине с няней тоже плохо скажется — дети будут чувствовать себя брошенными и ненужными, ощущать ущемление от отсутствия родительской любви и внимания. Поэтому Исин — так он просил его называть, чтобы создать между ними приятную и дружескую атмосферу для успешной дальнейшей работы — порекомендовал передать временную опеку над детьми на людей, которым можно доверять. И которых они сами знают: голос, жесты, смогут распознать их запах — дети к этому очень восприимчивы.

Пока Джинхо была занята уходом за Чанёлем и походами вместе с ним к психологу и остальным врачам, Ким полностью взяла на себя ответственность за её детей на несколько дней. Джемин — их старший сын, чаще всего в обед сидел вместе с младшей сестрой, и они вместе смотрели мультфильмы, пока дочь Соын мирно спала в их спальне рядом с Чонином.

Девушка даже не понимала, как ей удавалось успевать следить за тремя маленькими будучи на седьмом месяце беременности.

— Слушай, Сехун, Ханыль приглашает всех, так что ты не можешь это пропустить! Ты ведь говорил, что у тебя будут выходные на следующей неделе!

О на другом конце трубки устало закатывает глаза и откладывает от себя документы. О и вправду не планировал задерживаться в Китае ещё на одну неделю, но пришлось отсрочить свой заслуженный отпуск в родном Сеуле.

Когда Джинхо освободилась и забрала детей у замотавшейся, но явно довольной Соын, то приехала к Ханыль, так как возвращаться домой — туда, где нет Пака — совсем не хотелось. Там словно совершенно пусто без него. Даниэль, поприветствовав Джинхо, позвал детей к себе и своему сыну в гостиную, чтобы девушки могли спокойно поговорить о своём.

И когда разговор медленно перетекал к случившейся трагедией с Паком, то Джинхо как-то грустно улыбнулась, грея ладони о кружку с горячим чаем.

— Я вряд ли когда-нибудь смогу полюбить Чанёля. Но я ему очень благодарна. За всю недолгую осознанную жизнь я любила по-настоящему только вас. И моих… То есть, наших детей. Меня обманывали и унижали, мною пользовались. Я была ничтожеством даже в глазах родителей, но Чанёль никому не дал меня в обиду с тех пор, как я стала его женой. Он помог, когда я в этом нуждалась. И сейчас мне абсолютно плевать, что он не может ходить или бегать вместе с нашим сыном по заднему двору. Чанёль жив. И теперь ему помочь обязана я. Думаю, это и есть та задача, ради которой мы оба родились и встретились. Я благодарна ему, Ханыль, и люблю наших детей. Это всё, что мне нужно.

Ханыль улыбнулась и достала из печи свежеиспеченные кексы, остудив их и поставив перед Джинхо на стол.

— Иногда для полного счастья многого и не нужно.

Им тоскливо улыбается и, пока Джинхо увлеченно разглядывала кексы, украдкой взглянула на фотографии, расставленные у окна.

Даниэль любил сидеть вместе со своей уже женой на кухне, обсуждать разные вещи: проще говоря, обо всём и ни о чём; ему нравилась та романтическая атмосфера, которая наступала между ними, когда свет на кухне слегка приглушён, у них в бокалах дорогое красное полусладкое — но пьянит их вовсе не алкоголь, а даже больше те кроткие и нежные поцелуи в губы, когда Кан обнимает девушку за талию и, ощутив сладкий привкус на губах, касается ими её щеки.

Было тяжело, когда Даниэль стал пропадать на работе в новом открытом баре, а Ханыль не имела возможности выйти вновь на работу, так как Ёнхо любезно пригласил её обратно к ним в контору, где ей всегда будут все рады. Ребёнок Им её не обременял, но она стала больше переживать о том, что они оба уделяют ему слишком мало внимания.

Даниэль успокаивал Ханыль и невзначай говорил, что это скорее всего её детская травма от отсутствия любви, в которой она так тогда нуждалась.

Им смотрит на сына и хочет уберечь от всего: от боли, от страданий, от слёз. Чтобы её судьба, в которой она так долго была несчастна, прервалась на ней. И их общий с Даниэлем ребёнок был самым счастливым. Ханыль сделает для этого всё, что будет в её силах.

Убережёт. Будет любить безмерно и бесконечно. Всегда.

***

Тэхён заходит в кабинет Намджуна и улыбается, когда видит там и смеющегося над чем-то Чонгуком. Они виделись в последний раз четыре месяца назад, когда глава приглашал близких знакомых на празднование дня рождения своего младшего брата.

Только общаясь с Чонгуком и своим начальником ближе, Ким смог в полной мере понять, кто же на самом деле держал весь Сеул (если не всю Корею) в своих руках. И это был уж точно не сгинувший Накамото Акира, чья компания полностью исчезла с земли Кореи два года назад.

— Джинён был, так скажем, мирным соглашением между нами и семьёй Накамото. Пока там был он — мы никого не трогали. А когда Бэ сам решил их уничтожить, то выбрал для этого просто идеальный вариант. Джинён всё ещё наш друг, — Чонгук усмехнулся и закинул ногу на ногу, положив руку на спинку дивана.

Намджун согласно кивнул на его слова и повернулся к слабо улыбающемуся Тэхёну.

— И давно ты перекрасился?

Ким тихо посмеялся и растрепал свои волосы ладонью, окрашенные в ядовито-красный. Киллер сделал такое смелое решение два месяца назад, когда жара, наконец, спала, сменяясь холодным октябрём. Тэхён умолчал об истинной причине такой спонтанной выходки — Джинён любил красные розы, а годовщина его смерти вновь неумолимо приближалась.

Ким не отрицает того, что грусть посещает его на целую неделю, за которую он успевает посетить и то море, о котором любил говорить Бэ, и на запылившуюся ячейку Минхёна взглянуть, и убитого Тэёна вспомнить.

И понаблюдать со стороны за Ханыль, которая сразу после работы прощается с Ёнхо и торопится домой к своей семье. Удивительно то, как меняются люди за какие-то три года.

Жизнь течёт своим чередом, все движутся вперёд, и Тэхён устаёт стоять на месте. Всё вокруг него меняется, а он продолжает упрямо отказываться от подарков судьбы, которая так щедра к нему после того, как отобрала у него лучшего друга. Когда они втроём прощаются друг с другом, то Ким провожает Чонгука до аэропорта, чтобы тот вновь вернулся в Пусан, а сам не спешит уходить.

Что-то его держит.

Глядя на расписание самолётов, ему становилось непонятно тоскливо. Будто он стоит здесь и ждёт кого-то, как все остальные. Словно сейчас оттуда из-за дверей выйдет восемнадцатилетний Джинён и помашет ему рукой, подойдёт и крепко обнимет. Но он стоит не там, где людей встречают. Их провожают, и Тэхён думает, что он сошёл с ума.

Среди множества растормошенных людей, слезливо прощающихся пар, шума ярких чемоданов — посреди этого всеобщего хаоса Тэхён замечает никуда не торопящиеся знакомые фигуры вдалеке, за паспортным контролем.

Сестра улыбается Киму и тихонько машет рукой, другой держа под локоть Джинёна. Ким замирает на мгновенье и оглядывается вокруг. Никто их не замечает. И уж тем более никто из снующих мимо него не обращает на Тэхёна никакого внимания. Ким словно становится на некоторое время собственной тенью, отделившейся от тела.

У них нет с собой чемоданов. Джинён выглядит, словно подросток, с доброй улыбкой и в той старой школьной форме из Америки; а сестра в любимом красном платье, в котором Тэхён и хоронил её. Прошло столько лет, а рана от её смерти даже не думает заживать.

Парню перехватывает дыхание, когда они слегка кланяются ему и, разворачиваясь, уходят, исчезая из его вида. Тэхён незаметно для себя — на чистом подсознательном желании — тянет руку вперёд, желая ухватиться за эти образы и уйти, возможно, вместе с ними туда, где их сердца сольются в единую мелодию и разрежут гробовую тишину в их душах.

Ему хочется быть рядом с ними до сих пор, несмотря на то, что он сам себе внушил. Тэхён живёт мыслями о том, что давно отпустил их. Что ему больше ни капельки не больно, но его ложь с каждой такой только увеличивается в геометрической прогрессии, копя в себе всю фальшь.

Ким шумно выдыхает и продолжает смотреть — они исчезли также быстро и неожиданно, как появились перед его глазами. Тэхён и не замечает, как на его глаза наворачиваются слёзы, а сам он с раскрытыми губами и глазами полными надежды смотрит на улетающие самолёты.

— Моя мама улетела в кругосветное путешествие. А кого провожали Вы?

Тэхён смотрит в сторону и видит протянутую салфетку. Он был кристально белым, и только в углу значились инициалы человека, вышитые красными нитями.

Девушка с такими же покрашенными красными волосами вытирает слёзы и переводит взгляд от самолётов, поднимающихся в небеса и разрезая крыльями облака, на замершего в изумлении Тэхёна.

— Сестру. И лучшего друга, — девушка кивает и поджимает губы, шумно вздыхая.

— Надолго они улетают? Вы выглядите ужасно подавленным.

Тэхён отводит взгляд и берёт салфетку из рук незнакомки, аккуратно смахивая не успевшие скатиться по щекам слёзы.

— Думаю, навсегда.

***

— Сону, у меня завтра выходной! Не забывай об этом, пожалуйста. Для всех остальных у меня командировка в Улсане, всё!

Чимин раздражённо бросает трубку и убирает телефон в карман пиджака. Его руки трогает мелкая дрожь, когда он задевает пальцами велюровую коробочку с обручальным кольцом внутри.

Соён приходит раньше запланированного времени, чему Пак совершенно не удивляется. Парень думает, что обрёл весь мир, когда встретил девушку. И он ничуть не стеснялся своих к ней чувств. Хотелось подарить ей весь мир, но в его руках уже была она — его настоящая жизнь, которую он ценит больше себя.

Чимин ставит на стол коробочку и открывает её, наблюдая за тем, как на лице Хан расцветает улыбка.

Пак ушёл из генеральной прокураторы до того, как Сокджина нашли убитым в его собственной спальне. С окончанием того громкого дела ему всё казалось излишне скучным и надоедливым, а излишняя проверка вокруг всех прокуроров просто-напросто начала раздражать. Поэтому Чимин не стал медлить — написал увольнительное заявление и ушёл. И его с радостью принял Намджун уже полностью в свою группировку.

Соён не была против, потому что заранее знала — так ему безопаснее, а его упрямство только завершит их даже не начавшийся спор.

Наверное, вот для этого и стоит жить. Терпеть все невзгоды и потери. Переживать боль и разочарование в других. Просто чтобы однажды найти человека нужного и своего, который будет знать тебя лучше, чем ты сам. Который обнимет и успокоит. Скажет, что любит — и это будет искренне, от всего сердца.