Где цветут эдельвейсы [liebemagneto] (fb2) читать постранично

========== Пролог ==========

«28 февраля 1933 года,

вторник

Уезжая, я видел, как небо затянуло густым дымом пожара. Отец сказал, что в утренней газете опубликовали чрезвычайный закон “О защите народа и государства”. Я спросил, что это значит, а он только улыбнулся и покачал головой.

Я понял — всё серьёзно».

Эрик ничего не смыслил в политике, но знал одно — не нужно задавать лишних вопросов. Покидая Германию, он оставлял позади и дом, и родственников, и недолгие, но счастливые годы жизни. Свой тринадцатый день рождения Эрик Леншерр, говоривший тогда на английском с совершенно неподобающим акцентом, справлял в Уитби, в Северном Йоркшире.

К двадцати годам его акцент окончательно сгладился, но до сих пор, видя в кошмарах огни Рейхстага, Эрик бормотал что-то на родном языке — он не забудется никогда.

========== Глава первая ==========

Отец Эрика оказался куда прозорливее своих друзей. Он обеспечил семье будущее, уехав из Германии в критический момент — буквально за пару месяцев до бойкота еврейских магазинов и предприятий и сожжения книг. Международные новости доносили крохи информации — большинство жителей маленького городка ничего не знали о правлении Гитлера, недавно занявшего должность рейхсканцлера. Кто-то же вообще о нём не слышал, считая, что рыбалка гораздо важнее политики.

Эрик и после не спрашивал, почему они бежали. Не задавал вопросов, когда отец объяснял ему, отчего не стоит никому рассказывать лишнего даже здесь, на краю земли, у Северного моря. И даже если бы Эрик очень хотел с кем-нибудь поделиться сокровенными мыслями, он вряд ли бы смог — друзей у Леншерра так и не появилось.

Он любил уходить к побережью и всматриваться в бесконечность кобальтовой глади или же считать беспокойные волны, гонимые ветром, — во всём этом он находил особый смысл. Он собирал новости по крупицам, складывая из них мозаику, и чем больше Эрик видел и понимал, тем сильнее хотел что-либо предпринять. Принести пользу. Помочь и, возможно, отомстить — за дом, из которого им пришлось уйти, за семью, которая наверняка погибнет, за мать, которая до сих пор вздрагивала от каждого шороха.

В 1938 году, когда в Англию хлынул поток еврейских беженцев, в основном детей, Леншерр принял решение и объявил за ужином: он уезжает в Йорк, чтобы вступить в британскую армию.

Через два дня Эрик покинул Уитби, куда никогда больше не вернётся прежним.

***

Испокон веков военный чин означал особое уважение и престиж в обществе. После событий Великой войны многие юноши с гордостью и чувством долга уходили по проложенной отцами-ветеранами тропинке к карьере в армии. Британия выпускала из-под своего крыла лучших лётчиков и моряков, но ни небо, ни море не привлекали Чарльза Ксавье. Воспитанный отцовскими рассказами о том, что война в первую очередь наносит удар по экономике и обычным гражданам, глядя на голод и бедность со стороны, Чарльз рос, с каждым годом всё больше убеждаясь — война никогда не принесёт мира.

Но вслед за процессом перевооружения, запущенном ещё в 1935 году, пришла и мобилизация населения — всё это говорило само за себя, красноречиво выкрикивая: «Война! Мы встретим её во всеоружии» с листовок и из газет. Не питая иллюзий насчёт правительства Чемберлена и его политики усмирения, Чарльз стал добровольцем британской армии в марте 1938 года — сразу после Аншлюса Австрии. Мальчишке тогда было всего семнадцать лет.

Он не хотел убивать, как и не хотел ввязываться в сам конфликт, казавшийся неизбежным. Поэтому в перерывах между тренировками и уроками стрельбы, обязательными для всех, Чарльз занимался приёмом новобранцев, желающих служить стране. Они шли сюда, воодушевлённые рассказами ветеранов или же речами Черчилля, и все были столь же различны, сколь их происхождение — фамилии звучали так, будто в городок близ Йорка прибывали рекруты со всего света.

И лишь одна заставила Чарльза оторвать взгляд от листа, куда он ровным почерком, подобно прилежному ученику, записывал все данные о каждом прибывшем. После бумаги уйдут в штаб, где их подсчитают и подошьют, а в случае войны — без колебаний бросят в горнило смерти.

— Леншерр. Эрик.

Он был высок и худощав, и на его остро очерченном лице лежала тень, свойственная глубоко погружённым в себя людям, задумчивым и одиноким. Чарльзу стало жаль его. Плотно сжимая губы, Эрик смотрел куда-то мимо, будто опасался заглядывать незнакомцам в глаза — вдруг те поймут то, чего им знать вовсе не нужно.

— Леншерр?

— Да, сэр.

Чарльз тихо вздохнул и вновь уткнулся в бумаги, выводя новое имя. Откуда он тут взялся? Конечно, Чарльз слышал о еврейских беженцах, точно как и о том, что простые немцы, не разделяющие взглядов фюрера, предпочитали