Пришелец из Нарбонны [Юлиан Стрыйковский] (fb2) читать постранично, страница - 3

Диас де Тудела живет на окраине баррио. Ваша милость приехали на конфирмацию^[4] его сына Хаиме?

— Верно. Как туда попасть?

— Найти дом раввина дона Бальтазара очень просто. Он рядом с синагогой. Поезжайте прямо до площади Давида Кимхи^[5]. Там увидите синагогу, а рядом — дом раввина.

— А это далеко?

— Тут все близко, только улочки петляют. Этой стеной они нас словно в кулаке держат. Вот уж несчастье. Правда, не самое страшное. Бывают похуже. Они у нас впереди.

— Что же может быть хуже?

— Изгнание. Я родом из Кордовы. Оттуда мое ремесло. Нас выгнали из Андалузии, потому что мы помогали новокрещеным. Почти целый век, со времен резни в Севилье, они пребывали в иудаизме. Мы сблизились с ними. Приносили им на Пасху пресные лепешки, окружали братской заботой, учили молитвам и благословению. Этого наши преследователи не могли открыть.

— Истинная правда.

— Многие после изгнания из Кордовы и иных городов Андалузии ушли за границу. Мой старший сын тоже. Не хотел здесь оставаться. Проклятой назвал эту землю.

— И где он теперь?

— Не знаю. Даже не знаю, жив ли. Исчез, как Иосиф, проданный братьями^[6].

— И как Иосиф, с Божьей помощью найдется.

— Дай-то Бог. Ведь наш Бог добрый. Или нет?

— Когда как.

— Пока что он — не «Бог милосердный». Отвернул свое милосердное лицо и показывает гневное. Хоть бы дал понять, почему. Нет никого, с кем бы переслал свои обвинения. Нет пророков в Израиле.

— Пророком в Израиле может быть каждый, — сказал Эли.

Перебирая ногами, будто танцуя, лошадь дергала головой и вырывала поводья, которыми была привязана к кольцу на столбе.

— Моей лошади не терпится. Видно, я сказал глупость. Она у меня все понимает.

— Божья тварь.

— Пора. Благослови, Господи. Мир тебе.

— И тебе. Мир всем. Прямехонько до площади Давида Кимхи, — напомнил ремесленник из Кордовы.

— Мы еще увидимся, — сказал Эли. — Когда нужно будет — и пророк, и вождь отыщутся в Израиле.

— Аминь.

Лошадь поддала мордой руку Эли.

— Божья тварь, — повторил ремесленник из Кордовы. — Все от Бога. Только они — нет, — он кивнул в сторону терракотовых стен.

— Истину говоришь. После всего того, что нам сделали…

— И еще сделают. Со вчерашнего дня за теми стенами — инквизитор, его зовут Сан-Мартин. Приехал из Толедо. Его назначила сама королева Изабелла.

— Я слышал, как били колокола. Наверное, в его честь.

— Здесь каждый день процессии. Готовятся к аутодафе^[7]. Дай Бог, чтоб я ошибался. И чтобы имя Сан-Мартина было стерто из памяти людей.

— Аминь, — Эли вскочил в седло. — Мир тебе. Бог наш всемогущ.

— Прямо до площади Давида Кимхи и сразу же…

Эли повернул Лайл.

— Последний вопрос. У раввина дона Бальтазара есть внучка, Изабелла. Какая она?

Ремесленник из Кордовы заулыбался.

— Хороша, как солнце. Желаю счастья вашей милости.

Эли поднял руку и помахал на прощание.

II

Дорога огибала белокаменную стену, постепенно сужаясь, так что лошадь и всадник почти соприкасались со стенами домов. Потом она снова стала шире — здесь стояли два каменных дома с зарешеченными окнами, выходящими на улицу. Дома располагались один за другим, без промежутка, как одно длинное строение. Балконы были узкими и служили только для украшения.

Эли выехал из узкой улочки и увидел площадь, заполненную людьми. Это было сердце баррио — площадь Давида Кимхи, с лавочками, магазинчиками и мастерскими. Женщины в черных платках стояли возле лотков с оливами, маслинами, финиками, горохом и фасолью. Товар лежал в плоских ивовых корзинах. Муку и оливковое масло купцы держали в глиняных горшках, покрытых желтой глазурью.

Торговцев и покупателей отвлекло неожиданное появление незнакомого всадника, окруженного ватагой ребят.

Оживленная торговля замерла, но ненадолго, и вскоре продавец винограда вновь кричал:

Торговцы на глаз оценивали виноградные кисти, дыни, апельсины. Зеленый инжир взвешивали в больших инжирных листьях. Мука продавалась на гарнцы. Ее высыпали в посуду покупателя, а лишнее сбрасывали пальцем. Это вызывало недовольство у покупателей.

Эли купил горсть фиников. Несколько штук дал Лайл, а остальные протянул стоящему рядом мальчику.

— Спасибо, — сказал мальчик.

— Почему не берешь? — спросил Эли.

— От чужих на лошадях мы ничего не берем.

Эли присмотрелся к нему. Это был подросток. Может, уже после конфирмации. Его черные буйные волосы