Запах Вереска [СИ] [Kapkan] (fb2) читать онлайн

Kapkan ЗАПАХ ВЕРЕСКА

Клиент на миллион

О, кажется так давно

мир, который мы узнали

начал тускнеть вместе с ночью

И мы сожгли наши крылья и потеряли путь в полете

И мы сожгли наши крылья и потеряли путь в полете

Не говори, что все кончено

все желания и мечты

Не говори, что это ничего не значит

Я чувствую это в твоем дыхании

Так что, я выбрала промежуточный путь

И ветер уносил мое сердце в море

Наблюдая, я видела как наше будущее мчится по скалам

Я видела как наше будущее мчится по скалам

…мчится по скалам

Katie Knight-Adams — «Riding on the rocks»

POV Алана.

Солнечные Гавайи, жаркий песок, лазурные волны, ласкающие ноги своей пеной. Плетеный гамак, растянутый в тени пальм, и холодный коктейль с маленькими зонтиками. Блаженство в чистом виде. Не нужно ничего делать. Только холить и лелеять себя любимого. Сказка… Если бы не мировой подъеб в виде драгоценного папули и его треклятого «важного дела»!!! Так что, вместо отпуска сейчас я «наслаждался» полетом в Шотландию. Почему? Все довольно прозаично. Дочь известного нефтяного магната Роберта Вейна, Эрика Вейн, еще и будущая миссис Валгири, пожелала сделать «маленький сюрпризик» своему жениху (обаяшке Эдварду). Сам обаяшка пока что ни о чем не знал. Так что дорогой отец с довольным видом отобрал кровно заработанные билеты на мои Гавайи с коктейлями и гамаком под пальмой, сунул в зубы новый заказ и объявил, что они с мамой давно хотели тряхнуть стариной. А насладиться отпуском я могу и на родине благородного Роберта Бернса. Старпер хренов!

Но если бы у меня был выбор поменять что-то в своей жизни, я бы отказался. Зачем? Ведь у меня есть все, о чем можно только мечтать. Любимая работа, дом, семья и полная независимость. Сразу после школы я поступил на факультет архитектуры и, закончив его с отличием, пошел работать к отцу. Не прошло и трех лет, как я стал главным дизайнером строительной фирмы «Амариллис», которой владела наша семья. И если многим покажется, что это место я получил за красивые глазки (смею заметить, а они у меня очень даже красивые) или из-за связей, то спешу огорчить. Плевал Роберт Салливан на все связи с высокой башни. Что ни говори, а мужик он у меня мировой. Ну и что, что богатый, успешный, властный и жесткий. Так и фирма наша не зря же была так известна. И не только в Нью-Йорке, но и за его пределами.

Итак, о чем это я? Ах да, о том, что этот старый козел обломал мне всю малину. За семь лет впервые захотел по-человечески отдохнуть. Но тут появилась ОНА и растоптала мою мечту своими острыми шпильками от Армани. Стоило ей появиться на пороге моего кабинета, и я понял, что меня ждут ОЧЕНЬ большие проблемы. Чего стоили одни невинно глядящие изумрудные глаза с ангельского лица.

Эрику я знал давно, да и про ее обаяшку Эдварда тоже. Ведь, как ни крути, а дети богатых бизнесменов волей-неволей вращаются в одних и тех же кругах. Золотые дети Золотых Королей, как окрестила десятерых самых богатых и влиятельных людей Америки пресса. Отец Эрики был одним из Королей. Но, несмотря на это, она была очень хорошей, хоть немного и избалованной. Восемьдесят процентов ее интеллекта занимал ее жених, о котором она мне прожужжала все уши. Остальные двадцать являли собой гремучую смесь, от которой страдали окружающие люди. Вкупе с эффектной внешностью Эрика превращалась в ядерную бомбу с часовым механизмом. С копной длинных рыжих волос, молочной кожей, тонкими чертами и пухлыми чувственными губами.

И вот это чудо заявилось ко мне в кабинет и обрадовало новостью о своей скорой свадьбе. И так как это должно было стать событием весьма эпичным, она решила устроить все в одном из замков, принадлежащих семье жениха. Только была маленькая проблема. Замок был старым и заброшенным уже больше восемьсот лет. На вопрос, почему именно эта рухлядь, она просто показала фото на сенсорном. Надо сказать, что рухлядь впечатлила. Но, как ни пытался ее убедить, что лучше выбрать что-то другое, не получилось. Она уперлась и объявила, что это будет ее свадебным подарком будущему мужу. А вот мне очень интересна реакция самого счастливца. Ведь замок-то его, и, судя по лихорадочному блеску глаз рыжей катастрофы, он еще ничего не знает…

Международный аэропорт Глазго был полон, как и всегда. Как и тысячи других аэропортов, он был местом встреч и расставаний. Люди встречали своих близких, провожали в дальний путь. Звуки терминалов, улыбчивые работники и эта приятная атмосфера кипящей жизни. И на фоне этого — настоящий ливень! Такое впечатление, что сегодня кто-то там, на небесах, был явно не в духе. Усмехнувшись, поднял воротник кожаной куртки и, бросив черную спортивную сумку на плечо, направился к выходу. Дождь и впрямь был настолько сильным, что я моментально промок, стоило оказаться на улице. Ну что за страна?! Начало мая, а такая холодрыга стоит, что зуб на зуб не попадает. И сейчас предстояло найти такси и — в отель. Благо Джи-Джи обо всем позаботился. Нет, мне с ним очень повезло. Парень он толковый, общительный и с неиссякаемой энергией. Правда, один изъян — пить категорически противопоказано. Причем для здоровья и сохранности окружающих. Вспомнив о друге и по совместительству личном помощнике, я как-то проморгал рыжий торнадо, который с громким воплем смел меня обратно в здание аэропорта.

— АЛАН, СЛАДЕНЬКИЙ!!! ТЫ ПРИЕХАЛ!!!

Да ты Кэп, крошка! Бляяяя, я слишком стар для таких взлетов и посадок на мою бедную попу. Теперь буду ходить в раскоряку как старый хрыч! Ну, папа, ну, милый, я тебе это еще припомню! Если, правда, не задохнусь во внушительном бюсте дражайшей подруги.

Она счастливо улыбнулась и с ходу начала причитать о том, что просто извелась, ожидая меня. Поэтому не утерпела и сама поехала меня встречать. Проходящие мимо люди смотрели на нас, как на двух неуравновешенных придурков. Их можно понять. Сумасшедшая деваха, напоминающая бешеного попугая, окунутого в цистерну с блестками всех цветов радуги, и бедный я, воющий ей в грудь. Отнюдь не от радости.

— … так вот, я уже выбрала занавески, обои, мебель и даже краску, — не слезая с нагретого места, а именно с моего живота, продолжала «бешеная птичка».

— Отстань от меня, женщина, — пропищал я, с трудом отдирая ее от себя.

— Уууу, ты такой бяка, сладенький, — надула губки Эрика, но все-таки отпустила меня.

— Ты бы меня еще и сахарком обозвала, — проскрипел я и, наконец, встал на ноги.

Больше не обращая на нее внимания, я направился к дверям. Золотое правило: хочешь избежать выноса мозга, прикинься шлангом. Все равно могло быть и хуже. То, что я очень ошибся, стало понятно, когда я увидел тот позор, на котором мы должны были ехать. Вы когда-нибудь видели машины авторского дизайна моей подруги? Очень надеюсь, что вас никогда не постигнет такая участь. И пока я отходил от шока, Эрика, не обращая внимания на ливень, вовсю сюсюкалась со своим РОЗОВЫМ Феррари. Нет, вы не ослышались, и зрение у меня, слава богу, не такое критическое. Хотя, этот выкидыш поросячьего визга, с зеленым бампером, мог не заметить лишь слепой.

— Что это? — челюсть поднялась со второй попытки.

— Нравится? — с маньячным блеском в глазах выдало это чудо, — это моя ласточка, Фифи.

После этого резко захотелось развернуться и, прикинувшись совершенно левым человеком, уйти искать приличное такси. Но меня опередили и, повиснув на локте, потащили к машине. Чудно, теперь меня ожидали несколько часов болтовни, выдаваемой со скоростью пулемета, и долгая-долгая дорога до города под названием Хрен-знает-какой-шир…

* * *

Эдварду Валгири хотелось убиться об стенку. Но к несчастью у него этого не вышло бы. Да и не стоили эти проблемы того, чтобы портить стены. Однако с каждым словом воинственного и чуть ли не пускающего дым из ушей мужчины желание убить одного наглого ублюдка росло просто в геометрической прогрессии. Ну и что, что этот засранец, который не может держать свое либидо в штанах, был его старшим братом?! Эдвард отлично понимал разъяренного отца, который требовал сатисфакции за поруганную честь дочери. Но и брат не был конченым подлецом. Уолтер никогда ничего никому не обещал, и все знали его потаскунский характер. Он не пропускал ни одной молодой юбки. Ладно, девушки, но потом очередь дошла и до симпатичных парней. И все последствия его буйных гулянок сыпались на бедную голову Эдварда. Одно радовало, что ни одна из его подружек так и не смогла залететь от него. Хотя многие пытались провернуть такие трюки. Но девицам всегда обламывалось. И вот теперь очередной оскорбленный отец брюзжал слюной и пытался доказать, что развратный маньяк (Уолтер обиделся бы за такое определение) растлил его маленькую (девушке было двадцать) наивную, невинную (спорный вопрос, особенно если учесть ее поистине акробатические позы в постели) девочку.

В очередной раз, пообещав серьезно поговорить с братом и принять меры, брюнету, наконец, удалось вытолкать настырного мужика за дверь. Устало прислонившись к двери, он с силой потер виски, радуясь, что еще один безумный день закончился!

Оскорбленные отцы, счета и отчеты из двух компаний, встреча с мэром. Все это изрядно вымотало молодого мужчину. Особенно тяжело было из-за того, что Уолтер забил на дела, и его даже пинками невозможно было погнать на работу. Да и отец с матерью уехали не вовремя. Накануне открытия новой клиники. Так что младшему Валгири пришлось несладко. Еще и учесть невесту, которая скоро должна была приехать. Но ее молодой мужчина ждал с нетерпением. Энергичная, яркая, любящая, преданная и светлая, как солнце. Эрика была всем для него. И совсем скоро этот шумный ураганчик должен был появиться здесь. Улыбнувшись своим мыслям, он отпустил слуг и, уютно устроившись перед камином в малой гостиной, приготовился наслаждаться стаканом старого крепкого скотча.

На улице вовсю бушевал шторм. Ветер завывал в узких улочках города и гнул деревья. Молнии серебристыми нитями разрезали темное небо и раскатами гремели в горах. Лес, с одной стороны окружающий притихший городок, тревожно шумел. Капли дождя барабанили по крышам домов и ложились на вспотевшие от тепла стекла окон, в некоторых из которых уже не горел свет. Так же, как и в старом особняке Валгири. Огромное трехэтажное здание, стоящее в глубине сада, было окутано холодным туманом. В его высоких окнах давно уже было темно. Слуги спали и видели уже седьмой сон, а из хозяев был только самый младший.

Тени причудливыми узорами играли на стенах с темными обоями. Все лампы были выключены, и единственным источником света стал огонь в очаге. Он дрожал и отбрасывал блики на молодого брюнета, сидящего в глубоком кресле и откинувшегося на мягкую спинку. Его глаза цвета топленого шоколада бездумно глядели на веселые языки, лизавшие крупные поленья. Всегда напряженное тело сейчас было расслабленным. Взлохмаченные, чуть длинные каштановые волосы. Расстегнутая до середины груди белая рубашка с закатанными до локтей рукавами открывала великолепный вид на крепкие мышцы рук. Черные брюки свободного покроя. Расслабленное лицо с чуть резкими чертами было красивым. Но красотой мужчины. Упрямый подбородок и прямой нос с еле заметной горбинкой довершали картину. Что можно было сказать? Эдвард был типичным представителем мужчин своего рода. Животный магнетизм в сочетании спокойного характера и рассудительности заставлял многих женщин трепетать рядом с ним. Но только одной из них удалось завладеть его сердцем…

Эдвард так и не почувствовал, как провалился в глубокий сон. Хрустальный стакан выскользнул из его ослабевших рук и бесшумно приземлился на ворсистый ковер. Шум дождя убаюкивал и приносил покой после напряженного дня. Именно это и расслабило его настолько, что он просто не услышал шум подъезжающей машины. В себя он пришел, когда сквозь сон услышал, как кто-то барабанит по входной двери.

«Ну и кого принесло на этот раз?! Неужели очередной взбешенный папаша?!» — подумал мужчина и, раздраженно простонав, поднялся с места.

В несколько быстрых шагов перешагнув прохожую, он резко распахнул дверь.

— Что?! — взбешенно рявкнул он.

Бросившаяся на его шею мокрая и нежно воркующая Эрика была ему ответом. От неожиданности брюнет на мгновение опешил. Инстинктивно обняв ее, он удивленно выдохнул:

— Милая? Ты же сказала, что будешь завтра.

— А ты против? — надула губы девушка, — я же по тебе соскучилась!

— Маленькая моя, — после этих слов, произнесенных низким бархатным голосом, девушка растеклась сплошной влюбленной лужицей.

Но даже это не смогло надолго заткнуть ее. Так что, меньше, чем через десять минут вся прислуга была на ногах и носилась по дому, выполняя ее приказы. А тем временем сам хозяин дома стоял посередине холла и с улыбкой от уха до уха следил за ней. Видя поистине идиотское выражение влюбленного Ромео, Алан окончательно уверился в том, что адекватности от жениха ждать бесполезно. И пока он мокрый, как уличный кот, пытался стряхнуть с себя холодные капли воды, рыжеволосая девушка, наконец, закончила террор особняка и слуг. Она нежно улыбнулась своему «обаяшке» и чмокнула в губы.

— Милый, это Алан. Алан, это милый, — прощебетала она, — остальное завтра, а сейчас пора спать. Я так устала, мальчики. Сладенький, не беспокойся, твоя комната уже готова.

И прежде, чем парни смогли бы перекинуться хоть парой слов, рыжая бестия кокетливо улыбнулась Эдварду и, взяв под руку возмущенного и явно простывшего дизайнера, потащила по лестнице из черного лакированного дуба. Смотря им в след, Эдвард просто нутром почувствовал надвигающиеся неприятности. И почему-то ему казалось, что все они будут связаны со слишком уж предвкушающей улыбкой любимой.

Этой ночью она больше ничего ему не сказала. Только то, что утром его ждет маленький сюрприз. Никакие ухищрения не заставили ее заговорить. Так что, Эдди пришлось набраться терпения и до самого утра гадать, кто такой этот Алан и как он связан с этим самым «сюрпризом»? А в том, что он как-то связан с этим, брюнет ни минуты не сомневался.

* * *

«Хм, кажется, приехать сюда было не такой уж и плохой идеей», — лениво подумал Алан и с наслаждением сделал глоток ароматного утреннего кофе.

Что может сравниться с ранним завтраком, накрытым в роскошной оранжерее, из которой открывается великолепный вид на зеленые холмы, окутанные легким туманом? Прохладный воздух проник через настежь распахнутые стеклянные двери и теперь гулял среди сочной зелени самых разных растений и экзотических цветов. Пение птиц и полное отсутствие бешеного шума вечно спешащего мегаполиса великолепно расслабляли. Впервые за столько времени не нужно было никуда спешить, напрягаться, и можно было наслаждаться покоем. Вежливые слуги и весьма приятный хозяин имения. Настроение, испорченное еще прошлым вечером, поднялось до отметки «превосходно», и даже трескотня Эрики не раздражала. А та, не умолкая ни на минуту, рассказывала о небольшом городе, который был в километре от поместья. И, к удивлению Алана, вместо Хрен-знает-какого-шира назывался он «Волчий Двор». Весьма странное название, однако, Эдвард рассказал, что когда-то очень давно леса в этих землях сплошь кишели волками. Отсюда и появилось это название. Вообще, жених подруги понравился дизайнеру. Он был весьма общительным и интересным собеседником. Эдвард принадлежал к тому типу людей, которые очень быстро располагали к себе. Так что завтрак проходил в теплой дружеской обстановке. Ровно до тех пор, пока Эрика не вытерла губы салфеткой и, прочистив горло, произнесла:

— Итак, милый, ты же знаешь, как я тебя люблю, — при этих словах Эдвард напрягся, — так что, думаю, нам уже можно начать заниматься моим сюрпризом!

После этих слов она грохнула на стол внушительную стопку журналов и каталогов мебели, красок, тканей, обоев и еще кучи материалов. После этого на бедных парней как из рога изобилия посыпались проекты и идеи по обустройству комнат. После очередной скоростной речи Алан перестал вслушиваться, пытаясь сохранить свои нервные клетки. А у Эдварда глаза в кучку начали собираться.

— П-по-подожди, родная, — еле вставил ничего не понимающий брюнет, — какой ремонт? Поместье в прекрасном состоянии.

— Ну, понимаешь, котенок, — комкая в руках салфетку, пробормотала девушка, — это не для поместья. Ну, у тебя есть замок… Такой маленький и миленький замочек…

— Эри? — ласково протянул брюнет, — для какого замка?

— Ну, те совершенно неаккуратные развалины на болотах, — на одном дыхании выпалила девушка и напряженно замерла.

— Нет, — резко ответил враз помрачневший мужчина.

— Но почему? — удивленно и обиженно воскликнула девушка, — это ваш родовой замок, и, если не отремонтировать его сейчас, то через год он вообще исчезнет!

— Я сказал нет!

После этих слов глаза рыжей девушки потемнели. Увидев это, Алан понял, что нагрянул апокалипсис. И он оказался прав. Парочка мгновенно разругалась и не на шутку. Эдвард совершенно не был в экстазе от того, что задумала его девушка. Он ни за какие коврижки не хотел даже слышать о том, чтобы сделать ремонт в родовом замке. Никакие уговоры, просьбы и даже ультиматум в виде дрожащих губ и больших влажных глаз, из-за которых кот из Шрека повесился бы на собственном хвосте от зависти, не смогли переубедить «мистера черствое сердце». Он был готов устроить свадьбу где угодно, но только не в этом замке. Хоть на Северном Полюсе, хоть в аквариуме с акулами и в голубых плавках в горошек с салатовыми ластами.

Такое категорическое нежелание даже слышать о старом замке начало удивлять Алана. Он вообще не понимал причину такого вопиющего пренебрежения к собственному имуществу. Это семейство было настолько богато, что могло позволить себе купить весь мир, а потом продать самому же себе. И вытворить это только из-за скуки. Тут не было ничего удивительного. С их миллиардами и связями, к которым можно было добавить поистине дьявольские амбиции. Им принадлежали: самый известный в мире фармацевтический холдинг, сеть клиник, отели, рестораны, самые дорогие ювелирные магазины. Не было такой отрасли, в которой не преуспела бы эта семья. Казалось, что Валгири могли превратить в деньги все, до чего дотрагивались. Но венцом их состояния были семь замков, которыми они владели. Все они находились в разных странах, но, несмотря ни на что, все семь находились в великолепном состоянии и были жилыми. А восьмой был в Шотландии. О нем никто никогда не говорил. Словно его никогда и не существовало. Но почему же родовой замок столь богатой и известной семьи находился в таком плачевном состоянии?

Из раздумий Алана вытащил очередной обиженный вопль подруги. Та наступала на бедного Эдварда по всем фронтам, но решительное выражение лица Эдварда не дрогнуло. Однако его выдавали глаза. Они виновато смотрели на девушку. Стало понятно, что он хочет ей уступить, но не может. Это окончательно взбесило девушку, и она, метая молнии, выскочила из оранжереи.

— Ну, и почему ты так уперся? — допив уже порядком остывший кофе, спросил блондин.

— Да не могу я трогать эту чертову развалину, — мрачно произнес Эдвард, — Блодхарт не мой.

— А разве он не принадлежит вашей семье? — удивленно спросил дизайнер и откинулся на плетеную спинку кресла.

— Это замок моего дяди, — пояснил брюнет, — и с ним связаны не самые радушные воспоминания. Я понимаю, что она хочет как лучше. Знаю, что Эри хотела сделать мне приятно. Но только не так.

— В любом случае, теперь она будет дуться, — насмешливо произнес дизайнер, — так что, готовься просить прощение. Иначе она тебе устроит.

— И не говори, — вздохнул брюнет и виновато произнес, — ты прости, что так получилось. Мы выплатим неустойку.

— Забей, — отмахнулся блондин, — я в отпуске и, пожалуй, задержусь-ка у вас на дня три, если вы, ребята, не против.

— Я буду тебе только благодарен, — горячо заверил его шотландец.

И никто из парней так и не заметил притаившуюся у дверей рыжеволосую девушку. А вот она слышала все и совершенно не собиралась сдаваться. Упрямо вздернув подбородок, она направилась в кабинет своего парня. Несмотря на ветреный характер, она была слишком упряма. И сейчас было глупо отступать. И дело даже не в принципе, а в самом замке. Она видела его развалины, когда они с Эдди на лошадях прогуливались в этих местах.

Блодхарт рассыпался на глазах. Год за годом никто не хотел даже слышать о нем. В городе все сторонились его, а сами Валгири обходили седьмой дорогой. Словно старый замок был проклят. Болото поглотило его большую часть. Восточное крыло полностью разрушилось много веков назад. Да и крыша была покрыта только в некоторых местах. Но даже так замок был прекрасен, и в нем было что-то такое, что заставляло трепетать. Каждый раз, глядя на покрытые зеленым мхом стены, ее сердце сжималось от непонятной грусти. И в последний раз она твердо решила, что сделает все возможное, чтобы замок не исчез. И, значит, пришло время для тяжелой артиллерии.

Запереться в кабинете от чужих глаз и ушей. Набрать хорошо выученный номер телефона и, пообщавшись с милой операторшей, услышать, как долгие гудки вдруг прекратятся, и вместо них заговорит низкий, бархатный мужской голос. А после этого театрально шмыгнуть носом и выдать обиженным на весь свет голосом:

— Папочка Маркус…

Чтобы после услышать встревоженное:

— Крошка?…

Если бы кто-нибудь в эту минуту видел хитро блестящие зеленые глаза и кривую улыбку, с уверенностью сказал бы, что этой рыжей лисе удастся свернуть любые горы…

Серебряный клинок

Это ничего для меня не значит,

Потому что ты ничто для меня.

И для меня абсолютно не важен тот факт,

Что ты всё разрушил.

А ведь ты мог стать мой номер один,

Если бы только нашел время.

Ты мог бы править целым миром,

Если бы воспользовался этим шансом…

Ты мог стать мой номер один,

Ты мог бы править целым миром,

И мы оба могли бы так хорошо проводить время!

Но ты всё испортил…

Muse — «Uno»

714 год. Драгмирия^[1]. Северные границы.

Добро пожаловать в Ад. Потому что по-другому это место невозможно назвать. Эти земли видели столько крови, что в целом мире не хватит воды, чтобы смыть ее. Здесь больше не слышен детских смех. Здесь нет ни любви, ни милосердия. Только слепая ненависть и жажда власти. В борьбе, первенство в которой никто не собирается уступать. Противостояние высших вампиров и вервольфов началось так давно, что никто уже и не помнил причину такой ненависти. Эти две расы на протяжении многих веков уничтожали друг друга. А между ними больше всего всегда теряли люди. И, если честно, то только из-за своей продажной и трусливой натуры. Они переходили со стороны на сторону каждый раз, когда была такая возможность. Немногие оставались верны тем, за кем следовали с самого начала. Многие же были уверены, что победившая сторона щедро вознаградит их, когда все закончится. Глупцы… Война длилась не один век и явно никогда не закончится…

Пограничный город Тарахин уже третьи сутки находился в осаде. Один из самых важных для Вампирского Двора город сейчас был в шаге от уничтожения. Посланный за помощью гонец так и не вернулся, а благородные хладные не спешили помочь людям, оказавшимся в смертельной ловушке. Сколько бы они ни дрались, оборотней не становилось меньше. Наоборот, они зверели еще больше. А к закату третьего дня оборона не выдержала, и в горящий город хлынули сошедшие с ума от запаха крови звери.

Женщины, дети, старики… Они не щадили никого. Та горстка храбрецов, которые все еще могли держать в руках оружие, остервенело дрались на второй линии защитных стен. Повсюду были слышны крики и стоны, полные ужаса и боли. Лязг стали перемешался с ними и, даже зажмурив глаза, казалось, что Ад, царивший вокруг, не закончится никогда. Запах крови и гари пропитал весь воздух, заставляя задыхаться. По мощеным улицам текли алые реки…

Не этого ли он желал? Да, абсолютно точно, этого. И, наконец, получив свое, он наблюдал, как стремительно гибнет мир вокруг. Он не был ему нужен. Он желал построить свой собственный. Некоронованный король свободных волков… Ведь Высший Совет именно за это выбрал его, и кланы пошли за ним. Впервые, после стольких лет гонений и истребления, волчьему племени наконец удалось объединиться. После того, как он пришел к власти. Понадобились годы, чтобы восстановить былые силы и перестать прятаться в густых лесах Драгмирии. С тех пор прошло немало времени, и теперь картина мира кардинально изменилась. Вампиры проигрывали по всем фронтам, теперь им только и осталось что отступать к своим болотам, откуда они и выползли. Еще несколько лет, и они будут полностью истреблены. Идеальный план, не правда ли? О да, если бы не Валентин, призвавший тех, с кем не мог договориться никто из ныне живущих. И они пришли на его зов. Вот и сейчас они были уже близко. Даже в этом оглушительном грохоте боя он слышал их. Топот копыт по грязной и разбитой мостовой. Дикое ржание разгоряченных коней и стук сердец. Он набатом отдавался в его ушах…

Вторая линия защиты не выдерживала. Люди снова и снова кипятили смолу, но даже это не могло надолго задержать врага. Они уже отчаялись настолько, что не сразу поверили своим глазам, когда прямо в тылу оборотней появились черные всадники. Размахивая мечами и копьями, они бешеным галопом неслись в сторону моста, разделяющего внешнюю часть города и внутреннюю. Рубя головы и растаптывая любого, кто вставал на их пути.

Среди оборотней поднялась настоящая неразбериха, когда всадники отрезали им путь. Они спешились и, сбросив с себя длинные балахоны, удобнее перехватили свое оружие. Это подействовало на волков, словно красная тряпка на быка, и, оскалившись, они снова бросились в бой. А те, кто стоял на стенах, с замершими сердцами и полными ужаса глазами следили за той бойней, которая развернулась внизу. Они знали своих спасителей, но не могли поверить, что сами Мечники пришли к ним на помощь…

Весть о том, что на Тарахин напали оборотни, настигла их уже у северных границ Драгмирии. До столицы хладных, Млэк-Алаина, было слишком далеко, а они были намного ближе. Это решило все. Ивон повернул своих воинов и, плюнув на предписание явиться в столицу, погнал коня к осажденному городу. Чем ближе они были к своей цели, тем отчетливей мечник чувствовал запах крови и дыма. Не имея возможности передвигаться днем, им приходилось до изнеможения гнать коней ночью. Пока, наконец, ночью третьего дня за очередным холмом не вырос горящий город.

Ивон даже не сомневался в том, что в Тарахине не было ни одного хладного. Ну, как же, все же, разрази их гром, были в столице и ждали легендарных воинов ордена Мечников. А пока эти расфуфыренные вельможи наслаждались там, здесь гибли те, кто был залогом их покоя. Увиденное оправдало все ожидания. Целая гора трупов, кучка раненных, все еще защищавших руины, и целая свора бешеного зверья. Пришлось идти напролом, и по реакции оборотней стало понятно, что их здесь ждали меньше всего. Пользуясь этим, Мечники живой стеной встали на разбитом и окровавленном мосту.

То, что началось дальше, ничем иным, как кровавой бойней, невозможно назвать. Оборотни шли на них, не переставая. Вокруг витал тошнотворный запах крови. Крики и волчий вой перемешались в настоящий грохот. Хруст ломающихся костей, отвратительный звук разрывающего плоть металла и куча трупов с отрубленными конечностями и распоротыми телами. Они были похожи на демонов, вылезших из самых адских глубин. Хладнокровно убивавших любого, кто смел хоть на шаг приблизиться к ним. Любое разумное существо бы отступило, но оборотни лезли с еще большим упрямством. Они пытались загнать их дальше, но те не отступали.

Однако так не могло продолжаться вечно. Впереди был рассвет, и обе стороны отлично знали, что, когда первые лучи озарят небо, Мечникам придется укрыться. В отличие от них, оборотням не нужно было задумываться об этом. Они нарочно тянули время. Их атаки стали более вялыми и больше напоминали игру в кошки-мышки. Это совершенно не входило в планы Мечников. Ивон лихорадочно искал выход. До рассвета осталось меньше трех часов. После этого ни он, ни его войны не смогут драться. Солнце просто выжжет всех их.

«Выжжет?» — эта мысль заставила его зависнуть, и он чуть не пропустил очередной удар.

Мечник бросил взгляд на разрушенный кое-где мост и резко обернулся к стенам за своей спиной. Стоило увидеть огромные котлы со смолой, как появился четкий план. Сумасшедший, но другого варианта не было. Одного рявка хватило, чтобы мечники кинулись исполнять приказ своего командира. Отталкивая со своего пути окаменевших от шока людей, они начали переворачивать котлы. А тем временем их командир с еще большим остервенением бросился в бой. Вампир не обращал внимания на глубокую рану на плече от когтей и орудовал своими клинками как безумец. Его черные одежды из кожи были кое-где порваны и заляпаны кровью. Капюшон и железная маска, прикрывающая всю нижнюю часть лица, слетели с него. И на плечи рассыпались длинные серебристо-белые спутанные волосы, часть которых была заплетена в боевую косу. Черты бледного лица заострились, ртутные глаза то и дело меняли цвет на рубиновый. Но он все еще сдерживал себя. Краем глаза мечник заметил стекающие по стенам жирные потоки, но не отступил. Было еще слишком рано.

Одно неуловимое движение, и очередной волк захрипел от боли в груди. Однако последний удар Ивон не успел нанести. Он вовремя успел увернуться, и огромные когти полоснули воздух в нескольких миллиметрах от его шеи.

За свою долгую жизнь Ивон повидал очень много оборотней. Но этот превосходил всех их. Огромная зверюга с иссиня-черным мехом. Мощными лапами, зубастой пастью, большими темными когтями и нереально желтыми глазами. Темная туника с вырезами с обеих сторон до пояса была испачкана кровью так же, как и боевые пластины, которые кое-где прикрывали мощное тело. Он стоял, прикрыв собой раненного волка, и рычал. Шерсть на его загривке встала дыбом, а уши прижались к голове. Все его тело напряженно застыло, готовое в любую секунду броситься на белокурого вампира.

Ивон сжал клинки сильней. Он напряженно глядел на оборотня и понимал, что перед ним не просто вожак какого-то клана. Судя по тому, как остальные оборотни отступили и как-то слишком поспешно умолкли, этот оборотень стоял намного выше остальных.

Белокурый мечник толком даже не успел понять, как через секунду уже яростно отражал такие же яростные атаки. В жизни еще Ивон не чувствовал такой всепоглощающей ненависти и неконтролируемого гнева. Он настолько потерял себя, что начал перекидываться. Черты его лица еще больше заострились, глаза полыхнули красным, а удлинившиеся клыки начали выпирать сквозь губы. Вампир уже шипел на своего врага. Ответная реакция была весьма внушительной. Чего только стоила тяжелая оплеуха, заставившая пролететь добрый метр и чуть не свалиться в глубокий ров. Черный волк крепко стоял на задних лапах и с ловкостью уходил от удара. Ни один демон Бездны не мог сравниться с ним. Он не щадил и наступал на противника. В его глазах отчетливо читалось желание разорвать белокурого воина на кусочки.

И, надо было сказать, что эти двое были достойны друг друга. Норовя сбить с ног. Кружась в сумасшедшем танце, где каждое движение несет в себе смерть. К звону заговоренного металла присоединились и кулаки. Вокруг них образовался мертвый круг. Воздух буквально пропитался пылью и звериным рыком, перемешанным с ядовитым шипением. Никто не смел подойти к ним. Потому что сейчас эти двое не видели и не слышали никого вокруг.

— КОМАНДИР! — резкий окрик одного из мечников заставил Ивона прийти в себя.

Улучив момент, он со всей силой врезал ногой по челюсти черного волка и, отскочив, вонзил свои клинки в глубокую трещину между камнями мостовой. С силой надавив, он поднял голову и нагло оскалился во взбешенные желтые глаза.

В ту же минуту послышался глухой треск и мост начал рушиться. Ивону удалось добежать до врат до того, как камни ушли из-под его ног. Одновременно со стен полетели горящие стрелы. Стоило им упасть в ров, как мгновенно вспыхнул пожар. Огонь окружил внутреннюю часть города и тут же побежал по стенам вверх. Пылающая стена отрезала обороняющихся и с каждой минутой становилась только сильней. Оборотни с бешенством метались вокруг огненного рва. Они не смогли подступить к стенам и теперь зверели от этого. И среди них был недовольный противник Ивона. Причем, недовольный, это еще мягко сказано! Он со злостью ударил по каменной кладке и рассыпал ее в пыль.

Вампир вытер тыльной стороной кровь, текущую по виску, и, устало опершись на свои клинки, нахально ухмыльнулся. Но эта ухмылка медленно сползла с его лица, когда он встретился с взглядом глаз цвета расплавленного золота. Две пылающие бездны, на дне которых плескался океан страстей. Они смотрели в упор и словно проникали в самую душу, бесцеремонно переворачивая внутри все верх дном. Ивон смотрел, не в силах отвести взгляд. В ярких отблесках пламени они сами напоминали безудержную стихию. Норовившую смести со своего пути всех и вся. Сжигая и превращая в прах весь мир. Но в то же время, храня в себе мерцание тепла и защиты от всех невзгод. Лишь один взгляд… Один единственный, заставивший сжаться окаменевшее за столько лет сердце сурового воина. Весь мир просто исчез. Он сузился и застыл, забытый на несколько минут. Оказавшихся так невыносимо долгими…

Черный волк стоял не шелохнувшись. Он целую вечность пытался оторваться от того, что видел перед собой. А видел он именно ВЕЧНОСТЬ… Тягучую, как патока, и быструю, как буйная река. Холодную, как осколки льда, и все еще теплую, как первый пепел весенних костров. Такую близкую, что протяни руку, и вот уже коснешься, но настолько далекую, что не хватит целой жизни, чтобы коснуться хоть ее тени. И все это он видел в серебристо-голубых глазах, блестящих в языках пламени. Ничто никогда не могло стоить столь же дорого, как один взгляд этих невозможных глаз. И с каждой минутой их выражение менялось от холодного бешенства до несвойственного им непонимания. И, когда альфа увидел в них смятение, то понял, что нашел свою собственную Бездну…

* * *

Рассвет накрыл дымящиеся руины Тарахина, когда последний оборотень скрылся в густых лесах за высокими холмами. Они просто ушли, когда горизонт начал светлеть. Люди с ужасом ждали того момента, когда Мечникам придется скрыться в недрах замка, не в силах драться днем. Однако они совершенно не ждали, что волки растворяться во тьме так же быстро, как и при своем появлении. Прождав еще несколько часов, они вышли из своего последнего укрытия и, перекинув через разрушенный мост толстые бревна, отправились искать уцелевших и хоронить своих погибших. В то время как Мечники укрылись в недрах укрепления. Волки больше не появились. Ни в ту, ни в следующую ночь. Зато, наконец, явилась «спасительная армия». К этому времени Мечники уже стояли на постах вокруг города…

Ивон стоял на высокой каменной стене и задумчиво глядел на темнеющую полоску леса. Густой, пропитанный звуками ночных птиц и озаренный холодным блеском полной луны. Он тревожно шумел вдалеке и напоминал притаившегося зверя. Напряжение покинуло город, и все чаще он слышал голоса людей. С приездом принца и его армии стало спокойней. Стоило вспомнить о нем, как между бровей опять появилась складка.

— О чем думаешь? — неожиданно раздался тихий и хорошо знакомый голос.

— О твоем хозяине, — не отрывая глаз от горизонта, ответил белокурый вампир.

— Он не только мой хозяин, — голос первого советника стал недовольным.

— У меня нет хозяев, — резко обернувшись и взглянув в голубые глаза Анриса Анарсвилья, отрезал мечник, — и ты отлично знаешь это. Что за представление устроил Валентин?

Ивон чуть ли не шипел, в то время, как его глаза оставались холодными. Вышедший из тени уже немолодой вампир сузил глаза и хмыкнул. Чего он мог ожидать от собственного сына? Тонкие губы изогнулись в ухмылке. Белокурый вампир смотрел на него и понимал, что он не был дома так давно, что уже успел забыть этот раздражающий всезнающий взгляд. С отцом и, по совместительству, самым доверенным лицом Вампирского Двора у него всегда были прохладные отношения. Старый вампир еще раз хмыкнул и прислонился к арке полуразрушенной смотровой башни.

— Сам понимаешь, — произнес он, — для нас сейчас не лучшие времена. Люди ослабли, они не так сильны, и их жизнь слишком хрупка. Пока жив Кайрен, нам не будет покоя.

— Кто он? — тонкая серебряная бровь вздернулась.

— Черный волк, с которым ты дрался. Этот альфа костью встал в глотке принца. Вам удалось показать себя. Валентин очень доволен. Надеюсь, ты понимаешь, что не должен подвести меня, сын.

— Это зависит от тебя и твоего хозяина, — оскалился Ивон, — еще одна такая проверка, и орден разорвет договор. Мы принесем голову этого пса, но пусть твой принц не играет с нами.

* * *

Когда оказываешься рядом с диким, можно сказать, даже озверевшим, волком, чтобы выжить, лучше сидеть в сторонке и молчать в тряпочку. Чем собственно Маркус сейчас занимался. Все еще не зажившая рана на груди давала о себе знать. Так что, о вылазках на клыкастых можно было забыть на долгое время. Зачарованное серебро было единственным, после которого раны не заживали мучительно долго и весьма болезненно. Его чудом вытащили с того света. А когда он пришел в себя, то перед ним открылся весьма красочный вид. Взбешенный брат и сжавшиеся у стены альфы, которые поджали хвосты от страха перед более сильным самцом. А Кайрен разошелся на славу. Вся мебель кроме кровати, на которой лежал Маркус, была буквально разорвана. Окна перебиты, а Кайрен все еще в дикой ярости. Он метался по комнате, как загнанный зверь, и только хорошо знающие его могли понять, что не поражение у Тарахина послужило этому причиной. Здесь было что-то другое.

Внезапно створки разбитых окон с грохотом распахнулись, и в разгромленную комнату ворвался холодный ветер. Он закружил в комнате и, погасив огонь в камине, принес с собой непонятно откуда взявшийся запах вересковых цветов. Черный волк весь оцепенел. Он, не мигая, глядел на густую тьму ночи и словно прислушивался.

Кайрен…

Длинные уши тревожно дернулись, стоило только услышать собственное имя, произнесенное едва слышным шепотом. Шерсть на загривке встала дыбом, а золото глаз еще больше потемнело. Теперь у него не было другого выхода.

— Я собственноручно вырву его сердце, — хриплым голосом произнес он и обернулся к брату.

Стоило Маркусу взглянуть в глаза Кая, и он понял, что настоящая война только впереди…

Пыль времён

В час, когда я бываю разбит,

Недозволенно слаб, быть может,

И когда несчастье глядит,

Ухмыляясь кривою рожей,

И угрозы шипит мне вслед

Со злорадством беззубых бабок —

Мне все беды не в счет,

Ведь на гребне скалы меня ждет

Невзятый мой замок.

Говорят, в замке спрятан Грааль —

Я его не нашел, врать не буду.

Этот замок искал Персеваль,

Прикоснуться надеясь к чуду;

Исцеляют в его стенах

Тех, кто в жизни на грех был падок;

С душ слетает зола —

Недоступен для грязи и зла

Невзятый мой замок…

Канцлер Ги — «Невзятый замок»

Наши дни.

Можно ли зуд пятой точки назвать предчувствием надвигающегося Апокалипсиса? Если дело касается вашей просто ЭКШН и ХОРРОР невесты, то — да! О, но если бы Эдвард знал об этом, то удавился бы еще в детстве. Но, к несчастью, он об этом не знал. Ровно до тех пор, пока в очередной раз не взял трубку разрывающегося от звонков телефона.

Папа был очень зол. Эдди узнал о себе очень много нового. От такого напора брюнет даже опешил. К концу гневной проповеди дражайший родитель объявил, что совершенно не против того, чтобы устроить свадьбу в Блодхарте. А дядя хоть и был удивлен выбором будущей невестки, но тоже согласен. У Эдварда были смутные мысли по поводу честности невесты, но стоило вспомнить о щемящей любви всей семьи к Эрике, как все становилось на свои места. Особенно баловали отец и мать. Так что эта рыжая дьяволица веревки вила из них. Эдди понятия не имел, ЧТО она сказала отцу и дяде, что те согласились на ремонт в замке. На лице Эрики был написан такой триумф, словно она получила в подарок новую коллекцию Армани! В очередной раз пожалев себя и бедного Алана, чей отпуск вторично познакомился с подвесной зоной кота, бизнесмен отправился распорядиться насчет транспорта…

Волчий Двор неожиданно понравился Алану. Здесь чудесным образом сплелись консерватизм жителей этого сурового края и современное бунтарство молодежи. Двухэтажные дома с ухоженными садами, пекарня, из которой так и тянуло восхитительным запахом свежей выпечки. Книжный магазин, узкие улочки, дорога, вымощенная булыжником, небольшие лавки, старая мастерская портного с деревянной вывеской, качающейся на железных крючках. Запах цветов и трав из аптеки. Небольшое кафе со столиками и плетеными креслами на улице. А над всем этим полуденный звон колоколов старой церкви на главной площади. Смех детей, оживленные разговоры, споры за товар, громкая музыка, на которую ругалась добротная тетенька с цветастым фартуком поверх голубого платья. А рядом со всем этим два бара и ночной клуб «Серп», на двери которого сейчас болталась вывеска «Закрыто».

Небольшой городок удивлял своей бурлящей жизнью, которая отнюдь не давила. Это был маленький мир со своими радостями и заботами. Алан свернул на очередной улочке и вышел на широкую площадь, в центре которой стоял старинный фонтан с волками. Дизайнер с интересом оглядел композицию и для себя отметил, что жители просто обожали волков. Не было ни одного дома, ни одной лавки или вывески, на которой не было изображено это животное. Даже на нескольких витражах в церкви можно было увидеть их. В принципе это объяснялось гербом Валгири. На котором были изображены скалящиеся волки.

Алан уже больше часа гулял по городку и наслаждался покоем. Не Гавайи, но намного лучше. Даже пристальные взгляды перестали раздражать. А их было очень много, начиная с враждебных и кончаязаинтересованно-кокетливыми. А собственно, почему бы и нет? Он же, в конце концов, в отпуске!

Отпуск ОПЯТЬ накрылся медным тазом, когда он вернулся в особняк. Здесь его встретили виноватый взгляд Эдварда и неприлично довольная Эрика с наглой мордой кота, стащившего сливки из-под носа хозяйки.

— Мой отпуск, — простонал дизайнер…

К восторгу Эрики вместо того, чтобы ехать на машине, до замка пришлось добираться на лошадях. Алан ухмыльнулся, увидев удивленный взгляд бизнесмена, когда дизайнер ловко запрыгнул в седло (отдельное спасибо за уроки верховой езды дражайшему родителю).

Если блондин и думал, что до замка недалеко, то на деле он катастрофически ошибся. Дороги к замку не существовало много лет. Осталась одна лишь дикая тропа, ведущая через густой лес. Стоило только оказаться под сенью деревьев, как стало понятно, что этому лесу не одна сотня лет. Толстые стволы тянулись высоко в небо и, переплетаясь густыми ветками, почти закрывали его. Золотистый свет, проникающий сквозь шумящую листву, делал это место сказочным. Щебет птиц перемешался со звуками животных и наполнил все вокруг жизнью. А тропа все тянулась вперед, петляя мимо деревьев, то исчезая, то снова появляясь. Покой леса не тревожило ничего, кроме оживленной болтовни Эрики и поразительно единодушных обреченных вздохов Алана и Эдварда. Это издевательство над парнями продолжалось ровно до тех пор, пока лес перед ними не расступился, открывая вид на огромное болото, посередине которого виднелись руины старого замка. К нему невозможно было бы подобраться, если бы не Эдвард, отлично ориентирующийся на местности. Оставив коней и следуя за ним, они по той же самой тропе двинулись дальше. Осторожно и медленно, пока, наконец, не оказались на твердой поверхности.

Замок поражал своей громадностью. Высокие серые стены, кое-где почерневшие и покрытые диким плющом. Обрушившиеся башни. Каменные дорожки, заросшие мхом. Запах болотной тины и сырость. Кое-где все еще были несколько уцелевших частей, но все указывало на то, что это ненадолго. Эрика была права, замок рассыпался на глазах. Болото поднялось настолько, что поглотило часть. Разбитые скульптуры, тонкие и изящные узоры, вырезанные на каменных арках. Пустые стрельчатые окна. Треснувшие и разрушенные колонны некогда величественных залов. Только кое-где все еще чудом сохранились осколки пестрых витражей, на один из которых и смотрел сейчас Алан.

Полуразрушенный коридор из украшенных каменными узорами арок. С потерявшейся под густым слоем грязи и земли каменным полом. И одним единственным наполовину уцелевшим витражом на самом конце коридора, в высоком окне третьего яруса. Это был ангел с длинными пепельными волосами и огромными белоснежными крыльями. В черных одеяниях и двуручным мечом в руках.

Молодой дизайнер совсем позабыл о влюбленной парочке, которая слишком уж давно отсутствовала. И не в силах даже моргнуть глядел на эту красоту. Теперь он понимал сумасшедшее рвение подруги. Этот замок был сам похож на старую легенду. В нем было что-то такое, что заставляло замереть сердце. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил подругу. Тихо подойдя, она встала рядом с ним и тоже подняла глаза на ангела.

— Ну? Что теперь скажешь? — тихо спросила девушка.

— Надо будет смотаться в Лондон, — задумчиво произнес дизайнер и, ухмыльнувшись, добавил: — Как думаешь, Джи-Джи понравится здешний климат?

— Злюууууууука, — протянула подруга.

Когда их нашел Эдвард, то у него нервно задергался глаз. У обоих на лицах играла одинаковая ухмылка…

* * *

«Жизнь определенно прекрасна», — не отрывая взгляд от упругой задницы, обтянутой черными джинсами, мечтательно подумал Уолтер.

Он приехал только утром, и стоило только открыть дверцу черного Ягуара, как в поле его зрения появилась эта магнетическая попка. Обладатель столь обезоруживающей части тела, заинтриговавшей Уолтера Валгири, был настолько увлечен очередными счетами, что даже не заметил плотоядного взгляда черных как ночь глаз. А тот нагло разглядывал парня. Худой, но назвать суповым набором язык не повернется. С короткими русыми волосами и темно-синими глазами. Его брови были сведены, и он недовольно покусывал кончик ручки. Чуть острые черты лица отлично гармонировали с упрямым подбородком. Одет он был весьма просто, но это «ПРОСТО» приковывало к себе все внимание мужчины. Кроме уже полюбившихся джинс, на нем была простая клетчатая рубашка с закатанными рукавами. На правой руке был виден широкий кожаный браслет, а на ногах были черные спортивные туфли.

Русое чудо по имени Джи-Джи сейчас стояло, изучая бумаги, пока рядом разгружали стройматериалы. Джулиан прилетел несколько недель назад. Но неугомонный босс объявил, что тот еще успеет налюбоваться здешними красотами и, буквально взяв за шкирку, потащил в Лондонский филиал их фирмы, где принялся командовать как царь и бог. По возвращении с целой гурьбой рабочих и материалов погнал бедных их сушить ему болота. Причем сам полез руководить процессом. И пока творческий шеф воевал с тиной и грязью, освобождая замок, его скромный оруженосец корячился с многочисленными бумагами, кроя маму-бюрократию благим матом. Так что смертника, полезшего знакомиться, встретил взгляд в три тысячи вольт.

Уолтер давно знал о планах Эрики и был на все сто процентов уверен, что из этого ничего не выйдет. Блодхарт был самой больной темой их семьи, и все знали, что у замка только одна участь — гнить на дне болота. Поэтому он был приятно удивлен, нет, даже ошарашен, когда узнал о том, что взрывной и нелюдимый дядя дал добро на ремонт. Так что, бросив все дела, он приехал к брату. А здесь, во дворе особняка, его встретила такая прелесть. Ну как тут можно устоять?

— Скучаем? — голос его был похож на мягкий бархат.

Не ожидавший этого Джулиан вздрогнул и резко повернул голову на голос. Одного взгляда хватило, чтобы идентифицировать незнакомца. Наглый, лживый, зарвавшийся сыночек богатых родителей, манипулятор, похотливый кобель с комплексом Бога. И внешность под стать. Высокий, с подтянутым и накаченным телом, чуть длинными черными, как смоль волосами, наглыми темными глазами, глядящими поверх солнцезащитных очков. С правильными чертами лица и чувственными губами, кривящимися в нахальной улыбочке. В явно адски дорогих модных черных джинсах и серой кофте.

Он стоял, расслабленно облокотившись на капот своей такой же жутко дорогой машины, и не отрывал от него глаз. Точнее от его нижней части. Это вконец взбесило и без того злого парня.

— Окуляры подбери, я выше, — от его голоса повеяло арктическими заморозками.

Но ответить Уолтер так и не успел. Потому что в пыльный двор въехали три грузовика. А из третьего выскочил весь пыльный и грязный платиновый блондин с серыми, как пепел глазами и довольной улыбкой от уха до уха.

— Ребятки, папочка вернулся домой! — заорал он.

В то время как за его спиной начали разгружать пыльные сундуки со старинными вензелями и железными замками…

Флешбэк.

Работа, работа и еще раз работа. Алан уже месяц крутился как белка в колесе. Хорошо, что Джи-Джи прилетел, хоть и дал по мордасам за то, что всю бумажную волокиту скинули на него. Самому же молодому дизайнеру на это времени не хватало. Самой главной проблемой было осушение болота. Для этого пришлось поднимать старые карты местности. Оказалось, что когда-то по этим землям текла горная река. Она впадала в озеро и из нее вытекала дальше. Но после землетрясения случился завал. Вода, хлынувшая в озеро, так и не нашла выхода. Она вышла из своих берегов и медленно затопила все вокруг. До тех пор пока огромная часть земель не превратилась в то, что было сейчас.

Техника целый месяц разбирала этот завал. Расчищая дорогу для воды. Это был адский труд, во время которого к рабочим присоединились даже жители городка. Когда до них дошла весть о том, что хозяева восстанавливают старый замок, многие из них предложили свою помощь. Они потратили целый месяц и это, наконец, окупило себя. Многовековая грязь начала отступать, выпуская на свет огромную гранитную скалу, на которой стоял замок. Вместе с этим появилась и остальная часть каменных сооружений. Когда же с этим было покончено, рабочие принялись непосредственно за Блодхарт.

Pov Алана

Нет… В этом мире так охуительно может везти только мне. Мы с дырой задумчиво переглянулись, и я понял, что либо слишком сильно треснулся головой, либо передо мной и вправду был огромный каменный коридор, в конце которого была двухметровая дверь из мореного дуба, обхваченная стальными пластинами.

— Мистер Салливан, вы только никуда не уходите, — взволнованно вещал один из рабочих, — мы сейчас вас вытащим.

— И куда я, по-твоему, отсюда денусь, умник? — прокряхтела моя бренная тушка и поднялась на ноги.

Не знаю, кто выдолбил в этой, хрен знает какой, толщине гранита такие коридоры, но мой ему респект. Метра два в высоту и ширину уж точно. И пока эти спасатели недоделанные спасали меня, мое гиперактивное любопытство встало в позу гончего пса. Ну, очень понравилась мне эта дверь, а почему бы и не посмотреть поближе. Я же одним глазком. Одним глазком не получилось, дверь заржавела и совершенно не поддавалась, а старая ручка в форме кольца рассыпалась в руках. Так что, пришлось ждать спасителей и вскрывать эту консервную банку в течение двух часов. Могу лишь сказать, что оно того стоило.

Это был огромный зал, битком набитый разнообразными сундуками, старой мебелью, картинами и еще туевой кучей вещей. Хоть эта часть замка многие годы лежала под болотом, стены были сухими, и даже без намека на затхлость. Видимо, это место служило хранилищем во времена войн. Здесь было все. Книги, разнообразные ткани, старинная одежда, драгоценности, даже посуда!

А интересно, Эдди вообще в курсе этого сокровища? Интуиция подсказывает, что нет.

Конец флешбэка.

* * *

Эдвард и Эрика удивленно смотрели на целую батарею сундуков и ларцов, которые постепенно заполняли большую гостиную. Они даже не сразу обратили внимание на таких же удивленных Джулиана и Уолтера, которые шли следом за грязным и помятым Аланом.

— Ты кого-то ограбил? — удивленно спросил Джи-Джи.

— Разве я на такое способен? — похлопав ресницами, произнес дизайнер и рухнул в кресло.

В ту же минуту в воздух поднялось облако пыли.

— Это что? — рассматривая узоры на крышке одного из сундуков, спросил Эдди.

— Да хранилище я ваше нашел, — закатив глаза, простонал блондин, — мы коридор расчищали, когда там пол обвалился. Ну, и я, собственно, с ним за компанию.

Он даже не успел закончить свой рассказ, когда его вжали мордой в розовую кофточку и начали тискать как маленького.

— О, Боже, — всхлипнула Эрика, — пупсик, ты цел? Где болит? Не молчи, сладкий! Может врача? ЭДДИ!!!

— Милая, ты его задушишь, — всерьез обеспокоившись о дизайнере, барахтающемся в «трепетных» объятиях его невесты, произнес Эдвард…

Уже к вечеру все сундуки были опустошены, и теперь молодежь увлеченно изучала их содержимое. В то время как сам герой дня задумчиво рассматривал картины, которые им удалось вытащить из старого хранилища. Каждая из них была очень тщательно и бережно зачехлена. Это и помогло им так прекрасно сохраниться. Пейзажи, портреты рыцарей, женщин, семей… Их было много. Но только один портрет заставил оцепенеть и глядеть, не в силах моргнуть. Алан смотрел на него и понимал, что это лицо просто до зубного скрежета ему знакомо.

На старом холсте был изображен неизвестный воин. С ног до головы в черных одеяниях. У его ног лежали парные клинки. На его правом плече седел черный сокол. Гордый взгляд дьявольских серо-голубых глаз завораживал. Часть длинных серебристо-белых волос была переплетена в боевую косу. Тонкие черты лица делали его лицо нечеловечески красивым. Холодный и неприступный, но весь облик его просто кричал о величии.

— А у вас были очень красивые предки, — рассеянно произнес дизайнер и мазнул взглядом по Эдварду и Уолтеру, — хотя вы ни на каплю не похожи.

— Ты о ком? — оторвавшись от недовольно шипящего Джулиана, спросил Уолтер.

— Ой, и вправду! — воскликнула подошедшая Эрика.

Стоило Уолтеру увидеть, на ЧЕЙ портрет смотрит Алан, как его лицо побледнело. Точно с таким же выражением лица на него смотрел и брат. Не заметив их реакцию, блондин задумчиво произнес:

— Где же я тебя видел?

Ответ на этот вопрос знали оба брата. Он был прямо перед их носом. С такими же серебристо-белыми волосами и пепельными глазами. В которых время от времени вспыхивали голубые искорки…

За тобой, хоть в Бездну…

Я жёлтая пыль, я пустыни мираж,

Полынь и ковыль я сплетаю в витраж,

Но в вихрях пустыни, в песчаных зыбях

Всегда и отныне я вижу тебя.

Ты ликом прекрасен, ты светел и горд,

Тебя ликованьем встречает народ,

В гармонии линий ты жрец и король,

Я — ветер пустыни, я — жажда и боль.

И я ненавижу, так как люблю,

Все то, что мешает быть рядом с тобой,

Ни с кем на двоих я тебя не делю

Ни в юдоли этой, ни в жизни иной.

Случится ль тебе проходить по мосту —

Полынью сквозь камни его прорасту,

Пройдешь ли в долине по кромке воды —

Ковылью твои я укрою следы.

Где звонких небес расстилается синь,

От века не вянут ковыль и полынь,

И там я предам смерти, полной огня,

Всех тех, кто с тобой разлучает меня.

Канцлер Ги — «Полынь и ковыль»

715 год. Драгмирия.

Флешбэк.

— Я безмерно благодарен твоему сыну, Анрис, — чуть ли не рычал Валентин, — НО ЭТО УЖЕ ПЕРЕХОДИТ ВСЕ ГРАНИЦЫ! Две сожженные деревни, бойня в Грохсе, нападение на торговый караван из Морна! Твой сын не подчиняется приказам. Он забрал триста наших лучших воинов и увел их на границы. Дворяне требуют защиту, а он игнорирует их безопасность и продолжает шляться Бездна знает где!

В данную минуту Анрис Анарсвиль с неестественно прямой спиной стоял перед своим принцем. Сам же правитель метался по комнате как зверь. Полы его дорогих одеяний развевались от быстрых шагов. Обычно зеленые глаза сейчас налились багряным и метали молнии. Тонкие черты заострились, длинные черные волосы растрепались. Валентин был зол, и советник отлично понимал его.

Если прежде вампиры и оборотни вели беспорядочные бои, между которыми были ощутимые временные перерывы, то теперь вся Драгмирия захлебывалась в крови. Без битв не проходило ни одного дня. Города горели, люди все больше покидали разоренные и опустошенные деревни, а негласные линии границ вздрогнули и начали смещаться то в сторону хладных, то оборотней. Этот ощутимый сдвиг очень радовал — ведь сейчас хладным везло больше. Но это внушало и страх. Потому что каждая победа давалась очень тяжело.

Как ни прискорбно, но каждое слово принца было правдой. Ивон был в столице лишь однажды, да и то после победы и Тарахина. После чего он опять ушел к границам. Если прежде отец был уверен, что сможет контролировать сына, то теперь эта надежда таяла на глазах. За столько лет Ивон стал еще более строптивым и своенравным. Для него просто не существовало никаких авторитетов. Единственным существом, к которому он питал слабость, была его сестра. Но и та слыла крутым нравом и излишней импульсивностью для вампиров…

— Так больше не может продолжаться, — холодный голос вывел советника из раздумий, — он должен вернуться в Млэк-Алаин!

— Да, милорд, — учтиво произнес советник и, поклонившись, вышел из комнаты.

Первый советник шел по освещенному факелами коридору и думал о том, что эта война начала выходить из-под контроля. После появления сына и его воинов она приняла совершенно иной характер. Это не нравилось старому вампиру, и, чтобы положить конец этому у него остался один выход. Но для этого сначала нужно было заставить Ивона вернуться в столицу.

Конец флешбэка.

Очередная большая победа, и очередной грандиозный бал, устроенный в честь такого события самим принцем. Млэк-Алаин блестел во всей своей красоте и порочности. Гнилое сердце Вампирского Двора. Где каждое слово, каждая улыбка, каждый жест — это хорошо отыгранный спектакль. Ложь, которой укрыт острый кинжал из зачарованного серебра. И стоит тебе только обернуться спиной, как этот нож вонзится прямо в сердце. Это царство хищников, которые растерзают, если дашь слабину. Ведь сколько бы ни прошло времени, дворяне никогда не изменятся. И сейчас эта свора нашла себе новую жертву.

Ну, как можно пройти мимо целого героя, спасителя, защитника слабых и угнетенных. И мало кто обращает внимание на скрежет клыков и оскал этого самого «спасителя». Который из последних сил удерживался, чтобы не разорвать очередного графа, полезшего с ухаживаниями, или не перерезать горло, Бездна знает какой на очереди, маркизы (отнюдь не первой свежести), которая, совершенно обнаглев, начала распускать руки. В результате чего лицо Ивона весь вечер было перекошенным.

А за этим издевательством над бедным мечником с умилительной улыбкой следила первая сердцеедка всей империи хладных и по совместительству — младшая дочь первого советника. О, эта стерва довела до ручки не только всех мужчин вокруг, но и их жен и невест тоже. Чего стоили только хрупкие белые плечи и тонкая шея. Но сегодня она затмила всех. Темно-каштановая копна длинных волос свободными волнами легла на узкую спину. На изящных запястьях и обнаженных плечах блестели золотые браслеты с изумрудными инкрустациями. Длинное белое платье из воздушной ткани великолепно подчеркивало все изгибы прекрасной и хрупкой с виду фигуры. Девушка держала в руках золотой кубок с молодой кровью и не отрывала глаз от целой толпы дворян, которые окружили явно бесившегося Ивона.

Он совершенно не вписывался в окружающий его мир. Он был другим, гораздо более холодным и отстраненным. Более суровым и давно потерявшим юношескую горячность. В то время как пестрая толпа разоделась подобно надутым павлинам и сверкала целой тонной всевозможных драгоценностей, мечник совершенно не изменил своему скромному черному одеянию воина. Только обычно заплетенные в косу волосы были распущены, а на лбу блестел золотой обруч с замысловатыми узорами. Как всегда, прекрасен и как всегда недосягаем для всех. И как папочка такого решил женить или выдать замуж? Единственной целью всего этого балагана было крепко-накрепко связать непокорного воина с Вампирским Двором. И всех этих, заинтересованных и порой даже похотливых взглядов желающих заполучить такого мужа, было очень много. Даже сам принц не отказался бы от такого лакомого кусочка.

Диану вырвал из размышлений очередной резкий уход брата от наглых дам, чуть ли не вешающихся на нем и томно вздыхающих. Смилостивившись, девушка закатила глаза и отправилась спасать брата. Подарив ослепительную улыбку всем, она взяла его под локоть и под шумок утащила подальше.

— Еще несколько минут, и я бы порвал их, — мрачно произнес Ивон, — терпеть не могу столицу.

— Привыкай, братец, — насмешливо произнесла сестра, — считай это боевым крещением

— И кого, по-твоему, наш родитель решил подложить под меня? — поморщившись, произнес мечник.

— А если тебя подложит? — гаденько выдала Диана.

— Пусть только попробует, — оскал брата с трудом прошел бы за улыбку.

— Да успокойся ты. Они с Валентином уже выбрали тебе невесту, — пропела Диана и кивком головы указала на отца, слащаво улыбающегося какому-то старому барону, — семейство Дарион. Влиятельные, богатые, Высшие в третьем поколении, и у них есть дочь.

— Прям племенная кобыла, — хмыкнул белокурый мечник и сделал глоток из своего кубка…

Год… Он воевал в этих землях один, но такой бесконечный, год. И с каждым разом победы доставались все тяжелей. После Тарахина оборотни сорвались с цепи. Не проходило и дня без боев, и в каждом из них он нос к носу сталкивался с единственным оборотнем, которого возжелал убить с первой минуты, как увидел.

О сумасшедшей ненависти между командиром Мечников и вожаком вольных волков судачили на каждом углу. После того, как они повстречались, война из общей превратилась в личную. Словно они соревновались в том, кто из них ударит больней и унизит сильней. Выжженные дотла леса на многие мили, где жили оборотни. Ответом на это стал вырезанный от мала до велика город Слигерин. В отместку Ивон приказал вычислить всех шпионов и обезглавить. Их головы в виде подарка он отослал Кайрену. Альфа был в таком бешенстве, что напал на прародителей трех самых древних во всей Драгмирии кланов Высших. Причем не просто убил, разорвал в клочья. А на прощание оставил чашу на один глоток крови этих самых прародителей. Именно для Ивона, чтобы тот оценил устроенное исключительно для него «представление». Мечник оценил… Резню, устроенную им, еще очень долго вспоминали с ужасом. Оказалось, что не только оборотни могут быть извращенными в убийстве.

И все это время страну лихорадило от войн. Ровно до тех пор, пока не явился гонец от принца, который требовал его срочного приезда для «очень важного» дела. Оставив своих мечников у границ, Ивон нехотя вернулся в Млэк-Алаин. Где и попал в лапы двух старых интриганов. Так что, теперь ему приходилось улыбаться до онемения мышц лица и до хруста сжимать кулаки, чтобы сдержаться. Вместо того чтобы быть рядом со своими соратниками и охотиться на одного желтоглазого ублюдка!

— Эй, — сощурившись, тихо позвала Диана, — ты опять думаешь об этом Кайрене? Честное слово, Иви, если бы я тебя не знала, подумала бы, что он тебе нравится!

Белокурый вампир подавился воздухом и, возмущенно посмотрев на сестру, зашипел:

— Не говори глупостей!

— Ой, не знаю братец, — покачала головой девушка, — ты что-то темнишь в последнее время.

И что скажешь на это? То, что чувствуешь своего врага, как самого себя? Что стоит ему только появиться поблизости, и ты слышишь, как гулко бьется его сердце. Или о том, что его запах травит легкие и туманит разум. А шаги не спутаешь ни с чьими на всем белом свете. Что, не желая, на миг замираешь каждый раз, когда встречаешься с золотом пронзительных глаз. А может о том, что знаешь, просто чуешь нутром, что-то же самое чувствует он. Что знаешь, какие мысли разрывают его разум, когда в самом пекле боя он пытается разорвать твое горло. Знаешь и отлично понимаешь причину. Потому что это самое страшное проклятие, которое придумали Боги… Это ли скажешь? Вряд ли…

* * *

— Объясни мне, Бездна тебя раздери, что происходит?! — чуть ли не орал Маркус.

Стоило только шпионам сообщить, что семейство Дарион покинуло Млэк-Алаин, как Кайрен сорвался с места. Альфа приказал собрать оборотней и готовиться к новой вылазке. Он отдавал последние распоряжения, когда брат вернулся с разведки. И пока он облачался в боевые пластины, недоумевающий брат начал выпытывать подробности новой атаки. А черный волк, ну, очень не хотел ему рассказывать, потому что он знал реакцию Маркуса. Но тот наступал с упрямством барана.

Маркусу же все это решительно не нравилось. А последний безумный год лишь уверил в том, что со старшим что-то происходит. От прежнего спокойного и хладнокровного вожака не осталось и следа. Альфа стал более раздражительным, нетерпеливым, жестоким и просто диким. И все это началось с той проклятой битвы у Тарахина. После того, как Кайрен увидел светловолосого мечника, он просто слетел с катушек. Он стал одержим идеей убить этого вампира. На все вопросы Кай отмалчивался или вообще уходил от темы. Маркус знал, что командир мечников уехал в столицу хладных неделю назад и все еще не вернулся. А теперь это непонятное нападение на какого-то третьесортного барона.

— Этот Дарион совершенно ничего не стоит, — сузил черные глаза Маркус, — зачем он тебе?

— Не он, а его девчонка, — пропел черный волк.

— Кай! — предостерегающе рыкнул брат.

— Она ЕГО невеста, — оскалился Кай.

— Опять?! — заорал Маркус, — опять этот клыкастый?! Кай, это уже переходит все границы! Я понимаю твою злость, но не понимаю твоего поведения. Ты никогда себя так не вел! Почему он?!

— Неужели ты так и не понял, брат? — сжав когтистые лапы в кулаки, тихо произнес альфа и, обернувшись, посмотрел в темные глаза брата.

Этого взгляда хватило, чтобы Маркус мгновенно выдохнул и, пораженно глядя на старшего, опустился на смятую постель.

— Нет, — выдохнул они, — когда ты понял?

— Когда впервые увидел его глаза, — отвернувшись к окну, спокойно ответил Кайрен, — и он тоже знает.

— Ты должен уехать, — отрезал Маркус.

— И бросить всех наших?

— Кай, ты должен держаться подальше от него! Если ты останешься, то это ничем хорошим не закончится!

— Я не могу уехать, — зло рыкнул альфа и, повернувшись, направился к двери.

— И что ты собираешься делать? — прозвучало совсем тихо.

— Уничтожить и забыть…

По сравнению с ЭТИМ бал в Млэк-Алаине был просто подарком! Ивон уверился в этом уже на пятнадцатой минуте дороги. И, если бы не сочувствующие, но плохо замаскированные смешки сестры, он бы уже завыл в голос или вернулся бы назад в столицу, чтобы раскромсать советника и горе-принца. Вот уродцы, сволочи двуличные. Ну, спасибо, что подсунули эту безмозглую дуру, которая только и умеет, что трещать без умолку. А ее папаша смотрит с такой гордостью и покровительством, словно это он любимая родня принца. Родня, не родня, но именно дочь этого барона пытались сосватать ему. И даже эта «очень срочная» поездка в один из пограничных городов была великолепным, по их мнению, предлогом. Только они не учли того, что Диана плюнет на мнение отца и полезет за Ивоном, чтобы не дать блондинистой сучке тянуть грабли к брату. За что мечник был ей безгранично благодарен.

Зарана был городом, стоящим на самом тревожном участке границы с землями оборотней. Здесь все время происходили бои, и это место командир Мечников хотел посетить очень давно. Лишний хвост в виде семейства Даринов и их слуг только мешал ему. Вопреки приказу принца, Ивон прибыл в Млэк-Алаин без своих воинов. Он оставил их на самых горячих точках. Так что, в сопровождении дворянской семьи были лишь сам мечник и двенадцать опытных воинов. Это не считая Диану, которая уступала только брату. И, как ожидалось, путь был намного скучнее, чем ожидалось. Только до того времени, пока на их след не напали оборотни. Но об этом они еще не знали…

* * *

Ветер дует с юга. Он пронизывает лес, летя сломя голову и неся в себе чуждые этому месту запахи. Здесь пахнет костром, горящим на опушке, где начинается обрыв с голубой лентой реки на самом дне. Страхом, сковавшим чью-то слабую душу. И слышен каждый шорох, каждое тихое слово, которое так неосторожно срывается с губ. Он подобен для НИХ грому. Они слышат и видят все. Как бьются чуть тревожно сердца. Как испуганно всхрапывают кони. От них не скрыться за семью замками. Не уйти и не защититься, когда звериная сущность берет свое. Огромные черные волки несутся вперед, гонимые запахом еще не пролитой крови. Их глаза горят в ночной тьме. Из груди вырываются тихие рычания. Их кровь кипит и еще больше подгоняет. Они сливаются с мрачными тенями леса и превращаются в безумный кошмар любого разумного, который ожил много веков назад.

Кайрен уверенно ведет свою огромную стаю. И с ним рядом Маркус. Он недоволен, зол и не принимает решение старшего альфы. Он не может одобрить то, что произойдет скоро. Но, несмотря на это, он рядом. Даже если Кай решит вырезать собственных соратников и вконец узурпировать власть, Маркус никогда не покинет его. Он будет предан брату до самой смерти, и оба они это знают.

Очередной прыжок, и волки уже совсем близко к стоянке хладных. Они уже видят воинов, стоящих на страже. Те еще не почуяли их, и это дает большое преимущество. Но стоит желтоглазому волку сделать шаг, как ветер приносит хорошо знакомый запах. Он бьет под дых и заставляет альфу прикрыть глаза. Он вдыхает полной грудью, и это становится последней каплей. Один короткий взгляд на насторожившегося брата, и в следующую минуту альфа срывается в совершенно другую сторону. Ничего не понимающие волки хотят последовать за вожаком, но их путь закрывает мрачный Маркус, и стая не смеет перечить ему…

Чем больше он углубляется в лес, тем сильнее становится этот сводящий с ума запах. Кайрен не может его забыть. Он преследует его день и ночь уже целый год. И, чем больше проходит времени, тем труднее сдержать жажду крови этого существа. Но только не этой ночью. Сегодня он сможет освободиться от этой назойливой проблемы раз и навсегда.

Черный волк ступает осторожно. У него только один шанс, чтобы не вспугнуть свою жертву. Огромный зверь почти не дышит. Запах усиливается и перемешивается с прохладой воды. За кустами дикой смородины бьет старый источник. Он каскадами льется по острым камням и превращается в быструю реку. Полная луна освещает ее берег и блестит на лезвиях парных клинков. Черная одежда ворохом лежит рядом, а с ней и все остальное оружие того, кто сейчас блаженно нежится в холодной воде.

Серебристо-белые волосы намокли от влаги и лежат на спине. Мужчина стоит, упершись на камни, опустив голову под холодные струи. Прозрачные капли скользят по молочно-белой коже и спускаются ниже, туда, где все скрывает вода. Он стоит, прикрыв глаза, и потому не видит алчный блеск золотых глаз. Которые, не моргая, смотрят на него, боясь пропустить хоть одно движение. Каждый изгиб гибкого и натренированного тела. Они жадно скользят по рукам, под кожей которых перекатываются тугие узлы мышц. Глядят на то, как вода тонкими ручейками стекает по груди и очерчивает кубики мышц на впалом животе.

Оборотень зачарованно прослеживает их путь и понимает, что просто физически не может отвести взгляд. В ушах шумит, а глаза застилает алый туман. Сердце бьется настолько громко, что скоро его услышит каждый в этом проклятом лесу.

«Из него получился бы божественно красивый белый волк», — эта мысль появляется настолько неожиданно, что на несколько минут выбивает его из колеи. Ровно столько, чтобы пропустить момент, когда разум явно машет на прощание ручкой.

— Какое великолепное зрелище, — тянет до зубного скрежета знакомый голос.

Мечник даже не успевает дернуться, когда к напряженной спине прижимается теплое, крепкое тело. Черный мех щекочет кожу, а ухо опаляет тихий шепот:

— Не соскучился по мне? — Кайрен совершенно нагло разглядывал обнаженное тело противника.

— Ну, что ты, блохастый, — язвительно прошипел Ивон, — аж помирал без тебя. Чего приперся?!

— За твоей головой, — еще тише прошептал оборотень, и когти на его руке удлинились…

В голове шумит от недавнего удара об острые камни. Бок изодран до кости и вывернутых жил. Все тело болело после того, как им пересчитали все выступы и жесткие поверхности. Перед глазами плыло, но мечник упорно продолжал двигать вперед. В окровавленной рубахе и грязных штанах, порванных ниже бедра. И, если не считать весьма паршивое состояние и бой, идущий в лагере, вампир чувствовал полное моральное удовлетворение. Когда вспоминал хрипящего, с перерезанным горлом черного альфу, захлебывающегося собственной кровью у реки. Но о лирике пришлось забыть, вывалившись в горящий лагерь. Перед глазами открылся вид на орущую матом сестру, вооруженную до зубов, причем в испачканной и порванной ночной рубашке, с взъерошенными волосами, горящими глазами и удлинившими клыками. Девушка орудовала мечом и со всей страстью дубасила любого, кто смел подойти к перевернутым повозкам, за которыми скрывались испуганный барон и его дочь. Вокруг пытались отбиться солдаты.

— КАКОГО ХРЕНА ВЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ?! — заорал Ивон и, прорвавшись через кольцо дерущихся, отрезал голову очередному оборотню, клацнувшему у шеи Дианы.

— Где. Ты. БЫЛ?! — на последнем слове еще один оборотень завыл. — Выглядишь великолепно, дорогой.

— Упрямого ухажера отшивал, — выплюнув кровь, проскрежетал Ивон, — надо улетать.

— Девчонка и папочка смогут, — кивнула девушка, — мы с тобой тоже, но не солдаты. Обращенные*.

— Твою мать, — рыкнул белокурый вампир.

— Что будем делать? — напряженно разглядывая противника, прошептала девушка и с тревогой скосилась на такого же взъерошенного брата.

Оборотней было много, намного больше, чем требовалось для поимки небольшой путешествующей группы. Но не будем забывать, КТО их собрал.

«Неужели я такой страшный?» — криво ухмыльнулся вампир.

— Бери, кого сможешь, и улетайте в город. До рассвета доберетесь. Остальные пойдут за вами, — удобней перехватив клинки, произнес он.

— А ты?

— Прикрою вас и догоню.

— Иви, — прошептала напряженная девушка, и губы ее дрогнули.

Одного колючего и стального взгляда хватило, чтобы Диана мгновенно взяла себя в руки и расправила огромные кожистые крылья. Схватив стоящих рядом двух солдат за шкирку, она взмыла в воздух. Под аккомпанемент крика:

— МАМА!!!

— ДА ХОТЬ ПАПА!!! — рык девушки заставил Ивона улыбнуться.

Вампир бросил быстрый взгляд на солдат, и те, поняв, ЧТО сейчас здесь будет, мгновенно растворились во тьме леса. И вовремя, потому что после этого глаза мечника налились кровью.

— Приступим, — подобно змее прошептал вампир.

Ивон держал их так долго, как мог. Он уже сбился со счета тех трупов, которые падали у его ног. Он просто ушел в ту музыку, которую создавал скулеж раненых и рев вновь нападающих. Звон скрещивающихся мечей и хруст ломающихся костей. Настоящая услада для той тьмы, которая тревожно шевелилась внутри и как умирающая от жажды, жадно ловила каждую каплю крови, которую он проливал. И это чертовски нравилось ей. Настолько, что она начала выползать на свет. Надо было видеть морды оборотней, когда за спиной у испачканного с ног до головы в крови вампира выросли два огромных белоснежных крыла. Ивон воспользовался их заминкой и ударил с новой силой. Загнанный к самому обрыву, он бился до тех пор, пока не почувствовал, что сестра с остальными воинами ушли далеко. После этого он взмахнул крыльями. Ивон уже оторвался от земли, когда в его ногу до крови вцепилась чья-то когтистая лапа и со всей силой рванула вниз. Еще один удар, и послышался хруст ломающихся костей. Вампир взревел так громко, что даже волки содрогнулись.

— Далеко собрался? — просипел Кайрен, зажимая одной рукой не полностью зажившее горло.

— Сука! — прохрипел Ивон и попытался вывернуться из стальной хватки.

Но этим только вызвал новый приступ острой боли в сломанном крыле. Потемневшими глазами он обвел довольно скалящихся волков вокруг. Одно зверьё, одурманенное запахом крови. И ублюдок, который сделает все, чтобы превратить его жизнь в ад, прежде чем забьет, как животное.

— Тебя ждет сладкая жизнь, тварь, — разбередив острыми когтями раненное крыло, зашипел оборотень, — с наслаждением устрою «увлекательное путешествие» для тебя.

Неожиданно вампир резко развернулся в кольце его лап и, вцепившись в горло, оскалился.

— За тобой хоть в Бездну…

— КАЙ!!!

Это было последнее, что услышал альфа, сорвавшись вниз в обнимку с цинично улыбающимся вампиром…

Отцы и дети

Я знаю,

Что должен быть там,

Знаю, когда и где,

Я буду там.

Ты знаешь,

Что должно быть сказано,

Это высказано вслух,

Но никогда не было произнесено.

Предчувствие

Приходит ко мне.

Знак

В твоих глазах —

Знакомый свет —

Он говорит, что я в порядке…

Ты сказал, что тебе не придётся говорить,

Я могу тебя слышать,

Я могу почувствовать всё, что ты когда-либо раньше чувствовал.

Я сказал, что прошло много времени,

С тех пор, как на меня кто-то так смотрел,

Будто ты знал меня

И всё то, что я не мог сказать…

The XX — «Together»

Наши дни.

Еще одно великолепное утро в Раю. Ну, по-другому невозможно его назвать. Ветер гонит по небу белые клочки облаков и колышет изумрудные луга. Роса еще не высохла и блестит под косыми лучами солнца. Вокруг слышится щебет птиц, а вдали слышится журчание реки. Тени лениво ползут по вспаханным землям и гуляют среди пышных садов, умудрившихся раскинуться за несколько месяцев. Замок, стоящий на гранитной скале, все еще дремлет. Но скоро он опять будет бурлить жизнью до самого заката, пока неугомонный дизайнер будет гонять рабочих. Блодхарт больше не напоминает свою мрачную тень. Он цветет день за днем. Вокруг царит атмосфера неги и лени. Словно время застыло, позволяя насладиться таким прекрасным утром. Покой, гармония и…

— УОЛТЕР!!! — гневный рев, услышанный даже в Волчьем Дворе.

Звон разбивающегося стекла, трехэтажный мат и дикий визг…

Флешбэк.

Алан еще никогда не творил с таким вдохновением. Работа над этим замком полностью поглотила его. Так что строительство шло полным ходом. После того, как река вернулась в свое прежнее русло, со дна болота появились и развалины старого моста. Перекинутый на другой берег, он открывал старую дорогу, ведущую к замку. Теперь не нужно было делать дополнительный крюк через весь лес, чтобы добраться до него. Дорога стала в два раза короче. Алан не обделил вниманием и две дозорные башни, которые тоже планировалось перестроить. Блондин просто разрывался между работой в замке и приведением в порядок запущенных земель. Благо в этом ему активно помогали. Ну, или мешали… Это уж как посмотреть.

В таком темпе за каких-то несколько месяцев были подняты стены всего замка. Блодхарт собирали буквально по кирпичику. Долгая и кропотливая робота, в ходе которой замок принял тот свой облик, который имел много веков назад. Такой масштабной реставрацией обязаны были тем старым чертежам и документам, найденным в одном из найденных в подвалах Блодхарта сундуков. Каждый узор, каждый витраж, каждая арка и колонна были повторены со скрупулезной точностью.

Предложение Эрики добавить немного модерна Алан отрезал на корню. Мотивировав тем, что это только испортит готический ансамбль. И он был чертовски прав. Состоящий из целого комплекса зданий, замок напоминал один из городов, сошедших со страниц фантастических романов. И это чувство усиливал огромный роскошный сад, разбитый у самого подножья гранитной скалы. Даже не сад, а целый парк. И большой фонтан с ангелами в готическом стиле. Кусты самых разных цветов, которые вообще по всем законам не должны были цвести в таком месяце, раскинулись под старыми стенами. Дорожки, посыпанные гравием. Некогда разрушенные, а сейчас крепкие и высокие башни. Крыши, блестящие под солнцем. Витражи, играющие богатыми цветами разнообразных изображений в высоких стрельчатых окнах. Добротные дубовые двери, которые восстанавливали буквально по крупицам. Мраморные лестницы, лампы и люстры в средневековом стиле. Найденные дизайнером сокровища великолепно вписались в окружающую обстановку. Драгоценные статуэтки, посуда из золота и серебра, инкрустированная драгоценными камнями, зеркала, картины, скульптуры. И двадцать больших сундуков с книгами на самых разных языках, для которых Алан спроектировал просто неописуемую библиотеку. Увидев ее, молодежь замка минут двадцать еще находилась в шоке.

Что же касается самой молодежи, то она буквально прописалась в замке. Джулиан убежал от подколок и совершенно бестактных подкатов Уолтера. Старший из братьев Валгири начал серьезную осаду неприступного помощника и поперся за ним. Эрика объявила, что не бросит «крошку Али» (Алан еще долго пытался понять, каким это местом он КРОШКА) и тоже обосновалась в Блодхарте. Ну, а так как она не могла и минуты дышать без своего «обаяшки Эдди», то и бедному Эдварду тоже пришлось последовать за всем этим дурдомом. И последним сногсшибательным аккордом стала целая батарея слуг, переселившаяся к ним. На вопрос: «На кой хрен им столько народу во все еще полуразрушенном замке?» Эрика дала просто неподражаемый ответ. «Они же будут скучать без нас!». Дизайнер не знал, как насчет слуг, он же был готов закатать в бетон, если не все человечество, то половину уж точно.

Но если признаться честно, то братья Валгири начали нравиться ему. Даже Уолтер со своим кобелистым характером. А в последнее время блондин заметил, что шутки шутками, но каждый раз, смотря на Джи-Джи, взгляд Уолтера менялся. Появлялся восторг и уважение. Глаза мужчины начинали блестеть, наглость просто переходила все границы. Словно он пытался понравиться неприступному американцу, только совсем не знал, как это сделать. Ведь на Джи-Джи не действовали все те методы, которые обычно бросали к ногам богача любого, кого бы он ни пожелал. Так что, если не считать эту парочку, которая и дня не могла провезти без грызни, то вся четверка очень сблизилась.

Время шло, месяц сменял месяц, и не успели они оглянуться, как в Шотландию пришло лето. Жаркое, душное вечерами и прохладное, спускающееся туманами с высоких гор, под самое утро. С шумными ярмарками и праздниками в городке. Запахом спелой клубники и хмелем самого вкусного эля во всей Британии. Танцами у костров и песнями местных бардов.

Джулиан продолжал бегать от Уолтера. Эдвард и Эрика не оставили ни одного угла в замке, где бы не успели потискаться. Алан все больше ловил себя на мысли, что напоминает отца-одиночку с четырьмя малолетками на руках, которых ни на минуту нельзя оставить без присмотра. Благо помогал управляющий поместья — Джереми, которого Эрика тоже притащила. Это был единственный поступок, после которого блондин был готов расцеловать девушку.

«Идиллия, мать ее!» — как любил повторять дизайнер.

Но, к несчастью, мир бдел круглосуточно. Так что, на носу замаячила новая проблема. Однако, как и всегда, все проморгали большой такой АРМАГЕДЕЦ с полным леталом. А все потому, что Алан улетел на две недели в Италию, чтобы забрать статуи, заказанные еще месяц назад. И заскучавшая по нему молодежь пошла заливать горе по клубам.

О великом походе семейства Валгири вспоминали еще ОЧЕНЬ долго. Со всей страстью и многогранностью шотландского, ирландского, английского и только бог знает еще какого наречия. Причем преимущественно на матерном.

Самая тяжелая ночь на памяти Волчьего Двора. Варвары начали с пьянки в клубе, которая плавно перетекла в зажигательные танцы, круто свернула на стриптиз на барной стойке, затрясла на ухабах пикапа всех особей женского пола, которые только попались на пути(исключительно спортивный интерес) и газанула на мировом мордобое, где на баррикадах из разгромленной мебели гордо развевались чьи-то стринги с фиолетовыми блестками. На этом милосердная память Эдварда отключилась. И потому он больше не помнил того, что случилось после клуба. А утром нагрянул вышеупомянутый Армагедец…

Конец Флешбэка.

Это была долгая неделя. Нет, просто ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ неделя. После которой впору было сдавать себя добрым дядечкам в белых халатах. Однако, работа — сволочь и ревнивее любой бабы. Поэтому Алану пришлось, скрипя зубами, терпеть. И это с учетом того, что он еще не подозревал о «подарочке», который ему приготовила судьба. А все началось с того, что из Венеции позвонил Бартоломео Санти (для кого самый известный скульптор и художник в Италии, а для кое-кого «пройдоха Барти») и сообщил, что заказ уже готов. Еще месяц назад Алан заказал у своего старого друга двенадцать статуй для колонной галереи, которую все еще не закончили. И вот теперь нужно было ехать и забирать их. И так как Джи-Джи был в это время в Эдинбурге, за ними отправился сам дизайнер. Вот тут-то и началось веселье.

Сперва проблемы на таможне, потом с перевозкой, и все это время Алану не удалось сомкнуть глаз. А после долгожданного приезда рабочие обрадовали новостью о том, что мост кое-где обвалился. Бросив дальнейшую транспортировку массивных ящиков со статуями на слуг, он быстро переоделся в рабочий комбинезон и пулей помчался на стройку. Это «кое-где» оказалось весьма масштабным понятием. Половина моста живописными руинами лежала поперек реки и опять закрыла путь воде. Чтобы не допустить потопа, работали не жалея ни технику, ни силы. В итоге, к утру завал разгребли, но встал вопрос о полной реконструкции моста. Алан не хотел терять этот путь. Ведь благодаря ему больше не нужно было делать огромный крюк, чтобы добраться до Волчьего Двора.

Занятый всеми этими заботами, дизайнер совершенно забыл о странной тревоге, охватившей его с той минуты, как еще у Блодхарта никто не кинулся его встречать и тискать. А зря, потому что ответ на это он получил на следующее утро, когда уставший и грязный вернулся назад в замок. И черт его дернул пройти через город. Тут-то его и схватили жертвы террористического беспредела. Выслушав с десяток жалоб, пообещав надрать зад оборзевшим богачам и выслушав долгую, нудную проповедь святого отца, у которого в бек-вокале надрывалась родная полиция, Алан отправился отрывать головы своим деткам.

Он был настолько зол, что, ворвавшись в пыльный двор, совершенно не обратил внимания на черный мотоцикл и машину, стоящие здесь. Намного больше была важна картина матерящегося и стонущего рабочего, которого под руководством взволнованного Джереми пытались поднять с розовых кустов. На вопрос: «Какого хуя?», дали весьма длинный ответ с большой порцией все того же мата.

Из всего Алан понял, что когда парень висел на тросах у восточного крыла и как раз заканчивал с облицовкой каменных узоров, из одного из окон на него вылетело нечто орущее и в одних трусах. Напугало до инфаркта и стало причиной падения. Благо посадку смягчил многострадальный розовый куст, но при этом парень сломал ногу.

Когда управляющий увидел зверское выражения лица глубокоуважаемого мистера Салливана, то понял, что пора мигрировать подальше от эпицентра будущего Апокалипсиса…

Тем временем гневные вопли сотрясали замок чуть ли не до самих подземелий. Слуги предпочли попрятаться от злого хозяина подальше и поглубже. А сам хозяин в эту минуту рвал и метал, требуя на расправу тех, кто посмел тронуть замок. Будущие жертвы этой самой расправы, а точнее, двое полуодетых (если боксеры и ярко салатовый кружевной лифчик можно назвать одеждой) братьев Валгири боязливо свесились с перил, внемля крутым оборотам речи своего озверевшего дядюшки. Который стоял по середине большой, уже полностью отремонтированной столовой и готовился убить их, если не голыми руками, то точно бешеным взглядом. В сторонке тихо стояли родители и осуждающе глядели на них. Но стоило только приглядеться получше, и в их глазах можно было увидеть интерес и удивление пополам с восхищением.

Честно говоря, Эдвард думал, что хуже уже быть не может. Но, как оказалось, он слишком поторопился с выводами, потому что в эту минуту двери зала распахнулись от мощного пинка, и в воцарившейся тишине разъяренное шипение показалось настоящим громом.

— ГДЕ. ЭТИ. СУКИНЫ. ДЕТИ?! — и в столовую вошла самая колоритная Немезида в мире.

В расстегнутом до пояса рабочем комбинезоне, рукава которого были закатаны, и под которым виднелась некогда белая майка. С красной банданой на голове, сжимая в одной руке серую папку, а другой держа за шнурки грязные ботинки. С чумазой мордой, с ног до головы испачкавшись в грязи и сверкая покрасневшими от недосыпа глазами.

— Капец, — хлопнув себя по лбу, вздохнул Уолтер.

Не ожидавший увидеть здесь гостей, Алан даже на мгновение завис. Крепкий мужчина, одетый в дорогой костюм. Выглядевший лет на тридцать с хвостиком. Темно-карими глазами, с интересом глядящими из-под стекол стильных очков. С короткими черными волосами и удивленным выражением лица. Рядом с ним стояла жгучая брюнетка и, блестя темными глазами, глядела то на двух застывших парней, то на него. Было в ее взгляде нечто, что все время притягивало к себе. Несмотря на явный возраст, она была не по-человечески красива. В дорогом коротком платье темно-лилового цвета и черном фигаро, с маленькой сумочкой в руках. И, наконец, третий и, пожалуй, самый выдающийся субъект, один взгляд на лицо которого грозил минимум месяцем кошмаров по ночам. Смотря на ЭТО, можно было уверенно сказать, какой была мама Фредди Крюгера.

Вся правая часть лица мужчины была обезображена глубокими и уродливыми шрамами. Настолько, что любого, глядящего на это перекошенное от гнева лицо, невольно передергивало от страха. К убийственной фактуре прилагались черные волосы с проседью, доходившие до шеи, и накаченное тело, упакованное в армейские брюки темного песочного цвета, черные ботинки, того же цвета футболку, обтягивающую крепкий торс, поверх которой была накинута черная кожаная куртка. И, в довершение, отдельной строчкой нужно подчеркнуть потемневшие золотые глаза. В которых отчетливо читалось желание закопать кого-нибудь.

— А это еще кто?! — скрестив руки на груди, процедила мама Фредди Крюгера.

— Это наш дизайнер, — пискнула из-за спины жениха Эрика, — дядя Ри, не трогай его, он не виноват.

— Молчать! — рявкнул дядя и, снова переведя взгляд на застывшего Алана, кивнул в сторону висящего над лестницей портрета, — что здесь делает этот портрет?!

— Висит, — хлопнув ресницами, брякнул дизайнер.

— Вижу, что не танцует! — рявкнул мужчина, — какого хера он ЗДЕСЬ висит?!

— А где ему висеть? — спросил блондин, — в уборной или на кухне? Нет, можно и на кухне, но, боюсь, что его пафосная рожа отобьет повару все желание готовить. И, собственно, какого черта здесь происходит?

— Я бы тоже очень хотел это узнать, — прошипел тот, — что-то не помню, чтобы давал согласие трогать замок!

— Как это не давал? — слишком высокий голос Эдварда сразу приковал к себе внимание, — я же говорил с отцом. Он сказал, что ты согласен!

— Извини, сын, но мы имели в виду явно не все ЭТО, — обведя рукой зал, произнес молчавший до сих пор отец двух блудных сыновей.

— Погоди-ка, — помотал головой брюнет, — ты сам позвонил мне и устроил выволочку за то, что я отказал Эрике восстанавливать замок.

В воцарившейся тишине послышалось тихое ойканье. Эрика нервно улыбнулась на обращенные на нее взгляды и бочком попятилась назад.

— Дорогая, ты ничего не хочешь нам сказать? — слишком тихо и нежно произнес Алан.

От этого его тона съежились все трое. До дизайнера начало медленно доходить, во что его впутала подруга. Которая сейчас строила самое невинное лицо из своего арсенала. Оскар рыдал навзрыд! А вся ситуация в целом начала напоминать театр абсурда. И главным аккордом в этом стал пьяный голос, заоравший дурным голосом из глубин коридора.

— Прекрати третиррррр… Ик… ровать их! Слышишь, ты, бесчувственный… Ик… злой козел! — это проснулся четвертый герой вчерашних баталий.

— Кстати об этом, — оскалился Алан и обернулся к разом и как-то очень уж странно заскулившим Уолтеру и Эдварду, — только что один из моих ребят чуть не сломал себе шею и не получил инфаркт, когда на него налетел голый парень в трусах с сосисками, вылетевший из окна этого этажа! Ничего не хочешь мне сказать, Уоли?

Уолтер состроил морду кирпичом и взглянул с гордостью аристократа, на котором по меньшей мере была королевская мантия, а не белые боксеры с принтом сосисок.

— Не трогай его сосиску! Она самая красивая в мире!

Уоли мгновенно потерял весь лоск и смущенно покраснел. Впервые в жизни! Алан же просто взорвался.

— ДА ХОТЬ КОЛБАСА ДОКТОРСКАЯ! Ты вообще заткнись, алконавт блядский! Опять нажрался в хлам и устроил мне цирк на выезде! — и пока выше упомянутый «алконавт» молчал, Алан перевел взгляд на Эдварда, — ладно эти придурки с киселем вместо мозгов. Но ты, Эдвард?!

— Ну, чего ты, Алан? — виновато произнес Эдвард, — ничего же не случилось… Такого…

Грязные ботинки грохнулись на пол, и через минуту шуршания бумаг снова раздался голос дизайнера.

— Погром в клубе «Серп»: десять жертв с многочисленными переломами разной степени тяжести. В том числе побитый управляющий с отпечатком ботинка предположительно сорок седьмого размера на лице. Кража двух сценических костюмов. Порча имущества клуба: три выбитых окна, покореженная мебель. Акт вандализма, ограбление кондитерской «Брегби». Мне и дальше читать или хватит? — язвительно произнес дизайнер и упер руки в бока, — и это я еще молчу о миссис Перкинс, которая мне затрахала мозг своей кошкой, у которой из-за вас вчера начались преждевременные роды! А штраф, который впаял шериф?! Бля, на мне и так этот замок, а теперь еще и ваши задницы спасать от обезьянника?! На две недели оставил вас без присмотра, и вы успели довести Волчий Двор до ручки! ДА Я, МАТЬ ВАШУ, ИЗ-ЗА ВАС СКОРО ВООБЩЕ СТАНУ ТАКИМ СВЯТЫМ, ЧТО МАТЬ ТЕРЕЗА ЗАЕБЕТСЯ В ЭКСТАЗЕ!

Гневную отповедь не посмел прервать никто. Пока озверевший дядюшка удивленно молчал и рассматривал раскрасневшегося и помятого парня, Маркус и его жена пытались понять, это как получилось, что какой-то мальчишка смог за несколько месяцев так выдрессировать их сыновей, что те сейчас смущенно краснели и не смели поднять головы. Словно дети малые, а не взрослые мужчины. И когда взбешенный американец, наконец, перевел дух, братья одновременно произнесли.

— Прости, Алан.

— Прости, Алан, — сузив глаза, передразнил их блондин, — в общем так. Уоли, иди приведи в адекват Джулиана. Плевать, как ты это сделаешь, и, наконец, прекрати сверкать голым задом в доме! Эдди, снимай лифчик! Салатовые кружева — не твое.

Красный как помидор Эдвард только сейчас понял, что на нем красуется бюстгальтер невесты.

— А с тобой, — сверкнув злым взглядом так, что Эрика сглотнула и еще сильнее укуталась в простыню, — поговорим, когда у меня крыша на место встанет!

И больше не обращая ни на кого внимание, Алан, бурча себе под нос самые крепкие ругательства, поднялся по лестнице и скрылся в одном из коридоров. А за ним, блестя глазами, пристально следила миссис Валгири. Она окинула взглядом своих все еще пребывающих в шоке мужчин и с участием произнесла:

— Чаю?

Чай пришлось отложить до вечера. А до этого начался настоящий разбор полетов. Который Алан благополучно пропустил, отсыпаясь в своей продуваемой сквозняками комнате. В то время, как семья приперла к стенке Эрику. На вопрос, как ей все это удалось сотворить, девушка ответила, гордо задрав носик.

— Я же не сказала, где конкретно хочу устроить праздник. В замке или ОКОЛО замка. И потом, мне не импонирует свадьба среди грязных руин. Вот мы и решили немножко прибраться.

Но по очень злому взгляду дяди девушка поняла, что это «немножко» перешло все границы. В результате чего — строгий выговор и резкий отказ продолжать ремонт в замке. Эрика еще долго пыталась переубедить упрямого родственника, но тот был непреклонен. После этого неугомонный дядюшка и отец с матерью устроили грандиозный разнос по поводу жалоб, выдвинутых жителями города. Так что, когда вечером Алан спустился на ужин, который слуги накрыли в той же столовой, то наткнулся на мрачные лица «террористов» (как ласково окрестил их народ).

— Кого хороним? — приподняв светлую бровь, произнес блондин, чем привлек к себе внимание всех.

Он явно не ожидал той реакции, которая последовала за этим. Побледневшее лицо матери семейства. Напряженный взгляд Маркуса, метнувшийся на брата, и сам дядюшка. Сжавший кулаки так, что побелели костяшки, и смотрящий на него еще больше потемневшим взглядом. Который то и дело поднимался поверх головы дизайнера и опять опускался на него. Удивленный Алан кинул короткий взгляд за спину и не увидел ничего нового. Та же самая стена и тот же самый портрет белокурого воина.

— Еще не решили, — очень тихо и как-то неестественно спокойно ответил темноволосый мужчина.

«Да, какой милый и дружелюбный дядька», — мрачно подумал блондин.

И, пожав плечами, мол: «А это уже ваши проблемы», направился к столу. Поймав пристальный взгляд женщины, он обворожительно улыбнулся ей.

— Мэм, прошу прощение за ту некрасивую сцену, которую вам пришлось утром лицезреть, — галантно поцеловав ее руку, он продолжил, — боюсь, нас не представили — Алан Салливан.

— Очень приятно, — голос женщины был мягким и приятным, — Диана Валгири. Мать этих двух негодников. А это мой муж — Маркус и его брат Кайрен Валгири.

Алан пожал руку Маркусу и холодно кивнул Кайрену, который сидел во главе стола. Что ни говори, а дядька с криминальной рожей совершенно не понравился дизайнеру. И, судя по всему, ему отвечали полной взаимностью. Если в начале ужина за столом царило непонятное напряжение, то уже к его середине оно постепенно начало исчезать. Удивленный такой молодой внешностью супругов Валгири, Алан мало напоминал утреннего заморыша с неадекватной нервной системой. Сейчас он с удовольствием рассказывал о своей работе, делился впечатлениями того времени, которое провел в этих землях, и вообще был само очарование. Он очень быстро нашел интересного собеседника в лице Маркуса и углубился в дремучие дебри политики, абсолютно не замечая темного блеска золотых глаз.

Пока за столом шла оживленная дискуссия, в которой уже участвовали все, даже опохмелившийся час назад Джулиан, глава семьи сидел, откинувшись в своем кресле, и сквозь полуприкрытые веки рассматривал сидящего на другом конце длинного стола дизайнера. И с каждой минутой мысли его становились еще более мрачными.

За окнами давно уже стемнело, но никто не спешил зажигать массивную люстру из темного металла, больше напоминающую переплетения ветвей. Вместо этого мягкий свет от таких же канделябров на стенах делал атмосферу более приятной. И в их свете светлые волосы казались еще более серебренными. Они мягкой волной спускались до шеи. Высокий, с крепким телом и сильными руками. И потертые джинсы с серой кофтой, только подчеркивали все это. В ртутных глазах с голубыми прожилками плескалась серьезность и неприкрытый интерес. Красивые, чуть пухлые губы то сжимались в тонкую полоску, то кривились в ухмылке. Упрямый подбородок, чувственная родинка под правым уголком губ и черты лица, чья призрачная тень знакома до рези в глазах. Настолько, что просто невозможно больше смотреть.

Алан с трудом сдерживал себя, чтобы не поднять глаза и не показать язык «маме Фредди Крюгера», которая зачем-то уже битый час сканировала его. Но так как он никогда не славился нервами из титанового корпуса, то предсказуемо не выдержал и бросил небрежный взгляд на другой конец стола. Однако он успел лишь увидеть поморщившиеся в брезгливости лицо, и мужчина отвел глаза. Это здорово разозлило, но обдумать как следует все ему не дала Диана.

— А у вас очень хороший вкус, — рассматривая весь зал, произнесла женщина, — я не видела все, что вы сделали, но мне уже нравится.

— Профессия. Вы еще не видели восточную галерею. Недавно были готовы новые статуи. Когда их установят на своих местах, то… — Алан не успел даже договорить, как его перебил успевший уже стать раздражающим голос с легкой хрипотцой.

— Кстати об этом, — подавшись вперед, холодно произнес Кайрен, — спасибо за вашу работу, но мы больше не нуждаемся в ваших услугах.

— Простите? — прищурившись, произнес Алан.

— Замку не нужен ремонт, — отрезал мужчина, — мы выплатим вам стоимость заказа, и можете быть свободны. Утром я поговорю с руководством строительной фирмы.

С каждым его словом плечи Эрики опускались еще больше, а глаза Алана становились еще холодней. Он был зол. Сперва его лишили отпуска и отправили разгребать хренову кучу дерьма, которая накопилась за столько лет. И, когда он, наконец, вошел в раж и мечтал превратить эту колымагу в шедевр, появился какой-то старый хрыч и пытается палки ему в колеса засунуть! Здесь прольется чья-то кровь!

— К несчастью, это невозможно, — совершенно будничным тоном ответил он и сцепил пальцы в замок, — если вы расторгнете контракт, то вам придется платить неустойку. У вас где-то завалялось восемь миллионов?

— Деньги не проблема, — отмахнулся Кай.

— И потом, — Алан криво улыбнулся, — не вы меня наняли и не вам меня увольнять. Я прав, куколка?

— Да, сахарный, — томно произнесла Эрика и растеклась в дебильной улыбке, — и вообще, это мой подарок Эдди. А ты позволил, дядя Ри!

Девушка мгновенно преобразилась, когда нашла поддержку в лице Алана. Она с полным надежд взглядом глядела на Кайрена и с замиранием ждала его ответа.

— Это ничего не меняет! — рыкнул мужчина и вышел из-за стола.

Двери с глухим ударом закрылись за ним. Отрезав тем самым все дальнейшие уговоры. Это стало жирным крестом на планах Эрики. Поникшая девушка шмыгнула носом и опустилась обратно на свое место. Не выдержав потерянного взгляда, Эдвард обнял ее и, погладив по спине, принялся шептать на ушко нежные слова.

— Прошу простить меня, но я не понимаю вашего брата, — подал голос Джулиан, — если дело в нашей работе, то мы можем изменить то, что ему не нравится. Зачем же бросать все на полпути? Ведь большая часть работы уже выполнена.

— Дело не в вас и вашей работе, — сняв очки и потерев переносицу, устало произнес Маркус, — мой брат не любит этот замок. Была бы его воля, он бы давно уже разобрал здесь все по кирпичику. И ты, Эрика, отлично знала это.

— И сколько это будет продолжаться, отец? — необычно мрачно и серьезно произнес Уолтер и взглянул в глаза отца.

Маркус опустил взгляд, и возле его губ появилась горькая складка.

— Вечность, — сжав руку мужа, тихо произнесла Диана…

* * *

Сколько лет он не был здесь?.. Десять? Двадцать? Или долгую вечность? Но не изменилось лишь одно… Память… Она преследовала его везде, где бы он ни был. Он целую жизнь бежал от нее. Далеко, куда глаза глядят. Но и сейчас она опять восстала из пепла лет и предстала перед ним во всем своем уродстве.

Уйти далеко, никогда не останавливаться, никогда не оборачиваться назад, не помнить… Чтобы каждый год возвращаться обратно на то пепелище, которое ждало здесь. На несколько дней, чтобы выпустить свое безумие и опять вдохнуть сводящий с ума запах вересковых цветов. Чтобы самому стать тенью прошлого… Лишь на короткий миг… Всего лишь несколько дней. Коротких, как одно мгновение, но сладких, как желанный яд. А после окунуться во мрак забвения и опять бежать не останавливаясь…

Так должно было быть и в этом году. Но глупая наивная девчонка, захотевшая добра, перепутала все карты. Непонимающая того, как глубоко вогнала в и без того истерзанное сердце ржавый штырь. И этот проклятый мальчишка, который, будто насмехаясь, вернул прошлое в этот чертов замок! И сам он дурак, раз травит себя, бродя среди оживших коридоров и залов.

Кайрен знает здесь каждый уголок, каждый потайной ход и каждую трещинку. Он бродит по замку до тех пор, пока не оказывается у колонной галереи. Здесь он медлит, и ноги не слушаются. Они врастают в землю и отказываются двигаться. И все, что остается, так это прикрыть глаза и, глубоко вздохнув, перебороть себя. Он великолепно знает, что его ждет за этим поворотом. Но оказывается совершенно не готов к тому, что видит.

Перед ним большая двустворчатая дверь из кованого железа. Она открывается легко, гостеприимно предлагая зайти. А за ней под лунным светом блестит сказка. Здесь нет никаких стен, и ветер гуляет между пустых проемов арок. Вдоль колонн стоят узкие мраморные скамейки. Узорчатые колонны обвиты зеленым плющом, и вокруг царит глубокий, нежный запах цветов. Почти на всех ярусах проемы украшены пестрыми стеклами витражей, через которые сейчас льется серебристый свет. Вокруг не слышно ни звука, только шелест листьев, который успокаивает. Это место настолько прекрасно, что невозможно оторвать взгляд. Но это заставляет еще больше закрыться в себе.

Из глубины поднимается бессильная и глухая ярость, которая ищет выход, чтобы, наконец, выплеснуться и уничтожить все вокруг. И она находит свою жертву, когда в коридоре раздаются чьи-то уверенные шаги. А через несколько минут за спиной раздается холодный и ровный голос.

— Честно говоря, я не знаю, почему вы так против того, чтобы отремонтировать замок, но, по-моему, глупо бросать работу на половине.

— Мне от вашего мнения ни жарко, ни холодно, — грубо отрезает Кайрен и оборачивается к собеседнику, — вы получите свои деньги. После этого можете катиться на все четыре стороны.

Алан уже не просто зол, он в натуральном бешенстве. Наглый, мерзкий, упрямый баран с комплексом Бога. Даже не удостаивает его своим взглядом. Скажите, пожалуйста, какая цаца, брезгует на простых смертных обратить свой небесный взор! Уууууу, так хотелось его переехать катком. Желательно энное количество раз. Глядишь, рожа бы разгладилась, а то, как у Пежо, поцеловавшегося в засос с Хаммером.

— Шотландским лэрдом называется, ага, — оскалившись и скрестив руки на груди, ядовито выдал дизайнер, — еще и джентльмен, слово свое не держит. Как последний…

— Да как ты смеешь?! — прошипел в лицо блондину мгновенно оказавшийся рядом взбешенный Кайрен.

— А вот и смею! — не отрывая глаз от золотых омутов, ответил дизайнер, — не я же даю слово, а потом давлю на тормоз. Значит, твое слово не стоит и ломаного гроша! Эрика обманула — это да. Но она не заставляла давать разрешение на то, чтобы делать то, что хочет!

И взгляд такой наглый, что хочется взять за волосы и хорошенько так протереть этой наглой мордой все грязные поверхности в замке. И даже тот факт, что перед ним явно превышающий его по силе человек нисколько не пугает! А что Алан? Он вообще еще с детства безбашенный. Настолько, что даже самые прожженные экстремалы перед ним меркнут. Так что, ему не мешала существенная разница ни в росте, ни в комплекции. Нет, он никогда не был задохликом или коротышкой. Однако, высокий и с в меру накаченным телом, он уступал Кайрену. Блондин был на голову ниже и уже в плечах.

«Ну, давай, поори мне тут о правах, шкаф с антресолями!»— гневно сверкая глазами, думал дизайнер.

— Нарываешься, сопляк, — зашипел мужчина, и на его лице заиграли желваки.

— На кого? — фыркнул блондин, — на тебя, жертва пластики?

Взбешенный рык вырвался из груди до того, как Кайрену удалось его заглушить. Алан мгновенно напрягся, ожидая нападения, и криво ухмыльнулся. Они бы точно начали драться, если бы не вовремя вмешавшийся Маркус.

— Кай! — этим раздраженным криком мужчина заработал два одинаково недовольных взгляда, — нам надо поговорить. Срочно!

По-хорошему, стоило послать брата к черту и заняться мальчишкой, но родня не ждет. И потом братец еще долго будет ему выносить мозг, если не решить все сейчас. Поэтому, кинув на блондина уничтожающий взгляд, Кай направился за братом.

— Козел, — презрительно выплюнул Алан и вскоре тоже покинул галерею.

* * *

— Я сказал: «НЕТ!» — Кайрен рявкнул так, что стекла задребезжали в окнах.

— Я понимаю тебя, — миролюбиво произнес Маркус, — но, пожалуйста, подумай. Ты ведь дал слово, а отказаться от него нельзя.

— Она обманула, — отрезал Кай.

— Это уже ничего не меняет.

Сейчас Маркус, Диана и Кай заперлись в библиотеке и битый час обсуждали произошедшее. Мужчина сам понимал, что его очень хитро поставили в такое положение, из которого он не мог выбраться. Это бесило, но еще больше бесило то, что сопливый америкашка оказался прав. Если он не сдержит данное обещание, то получится, что его слово и вправду ничего не стоит. Но и уступить он не мог. Тупиковая ситуация.

— Ри, — подала голос Диана, сидящая в мягком кресле, — тебя прошу Я. Пожалуйста… Неужели ты не чувствуешь? Блодхарт меняется… Он просыпается. Я спрашивала у мальчиков. Они тут ни при чем, и у них явно не хватило бы сил пробудить замок. Они восстановили его за каких-то четыре месяца. ИЗ ПОЛНОЙ РАЗРУХИ! Даже имея твое разрешение, им бы это не удалось!

Кайрен молчал. Он стоял спиной к ним и напряженно вглядывался во тьму за окном. Он давно понял, что с замком что-то происходит. И, как ни странно, все это началось после появления этого наглого мальчишки. Впервые за столько лет на сердце было тревожно. Все его нутро кричало о том, что нужно избавиться от мальчишки. И как можно быстрее.

— Ты думаешь, что тому причиной Алан? — удивленно спросил Маркус.

— Я не знаю, — еще тише произнесла женщина, — но его кровь другая. Она пахнет не так, как у других людей.

— Ди? — настороженно выпрямился брюнет.

— Я могу и ошибаться, — покачала головой Диана и бросила быстрый взгляд на разом окаменевшую спину старшего Валгири, — но мне очень хочется узнать о нем побольше. Пожалуйста, Ри…

В затянувшемся молчании хорошо слышался завывающий за окном ветер. Он качал верхушки деревьев и колыхал шторы. Проникнув сквозь распахнутые окна, он коснулся лица Кайрена, и тот прикрыл глаза. Наслаждаясь короткой лаской, которую дарило это мимолетное прикосновение.

— Будь по-твоему, Диана, — так же тихо ответил Кайрен, — будь по-твоему…

Под единым небом

Нас родила непонятная звезда

В нас оставил след, холодный свет

Ночь и Луна потаенная война

Запрещенная мечта

Наша красота подлая судьба

Нас еще погубит навсегда

Это не беда не твоя вина

Ты веди нас за собой позорная звезда

Да мы рабы непонятной красоты

Одинокие войны

Наши мечты это розы и шипы

Это пленники Луны…

Агата Кристи — «Позорная звезда»

715 год. Драгмирия. Северные границы.

Сознание медленно плывет в зыбком мареве. Оно то возвращается вспышками боли по всему телу, то угасает, словно кто-то закрывает мир тьмой. Каждый мускул, каждый нерв и даже волосы словно горят от невыносимой боли. В нос бьет тошнотворный запах крови и сырой земли. Кайрену настолько плохо, что он не то, что говорить, дышать не может. Сознание улавливает все лишь обрывками. Рядом кто-то стонет и шипит… Запах горелой плоти, и косые лучи солнца, светящие прямо в глаза… Тревожные голоса и людской дух… Чьи-то руки бережно поднимающие и несущие куда-то. Все это сопровождается дикой тошнотой и головокружением. Приходит конец всему этому лишь, когда сознание милостиво покидает его.

В следующий раз он приходит в себя в незнакомой комнате. И, судя по ощущениям, это дом людей. Крепкие стены из толстых бревен. Огонь весело трещит в большом очаге. Рядом стоит стул и стол. Воздух насквозь пропитан терпким ароматом целебных трав, а на тумбочке рядом с постелью стоит целая батарея из склянок с мазями, лежит куча окровавленных тряпок. Не нужно быть гением, чтобы понять, чья именно это кровь. Это объясняет перевязанную руку, горло и туго обмотанную грудь. О последнем можно больше не думать. Крепкое тело восстанавливается быстро. Все еще трудно дышать, но и это скоро пройдет. Однако он реагирует мгновенно, когда слышит тихие шаги за дверью.

Дверь тихонько открывается и впускает в комнату высокого мужчину с завязанными в хвост темными волосами.

— О, как погляжу, вам уже лучше, почтенный? — голос его глубокий и мягкий.

Он улыбается и садится на стул рядом с постелью. Одет он в кремовые штаны. Кожаная жилетка поверх зеленой рубахи расстегнута. Серо-зеленые глаза спокойны, и в них искренняя забота. Несмотря на тонкие черты лица, время уже тронуло его лицо сетью морщин и сединой в волосах. Мужчину зовут Балин, и он староста деревни, около которой его вынесла река. А стоит только услышать название деревни, как вожак вольных волков окончательно расслабился.

Лунар — дар Небесных. Это колыбель истории оборотней и вампиров. Ведь, по преданию, отсюда и вышли эти создания. Именно здесь Небесные создали их. Чистая и невинная земля, где никогда не проливалась кровь, и где никогда не было распрей. Парадокс в том, что в Лунаре жили только люди. И они одинаково хорошо относились как к волчьему племени, так и к хладным. Поэтому они так и не приняли в этой войне ничью сторону. Однако это совершенно не повлияло на любовь и уважение к этим людям…

После того, как знахарь чуть ли не в рот ему заглянул пока осматривал, Кайрена наконец отпустили. С чистой совестью плюнув на постельный режим, вожак отправился знакомиться с местным населением.

В воздухе стоял аромат цветов и фруктов. Он разбавлялся дымом костров и запахом свежескошенной травы. Всюду был слышен возбужденный гул голосов и смех. Небольшая деревня, лежащая на берегу реки, была освещена миллионом огней и бурлила жизнью. Мужчины катили бочонки с вином, женщины накрывали пышные столы на улице. Вокруг них бегали непоседливые дети, так и норовя стащить сладости из корзин, пока никто не мог их заметить. Дома, украшенные гирляндами цветов и лент, улыбки и шутки. Лунар готовился к праздникам.

Кай медленно шел мимо этих беззаботных людей и понимал, что где-то в сердце он даже завидует им. Ведь здесь жили другой жизнью. Не зная ни о страхе, ни о ненависти. Не ведая о том ужасе войны, в котором увяз мир. Он бы многое отдал, чтобы видеть этот смех и веселье в глазах своего клана. Но сейчас это было всего лишь мечтой.

Еще больше омрачали мысли об одном конкретном вампире, о котором староста не обмолвился ни словом. Когда же он напрямую спросил его об этом, то Балин как-то подозрительно притих. Последовавшая за этим просьба еще больше уверила его в собственных догадках. Это заставило Кайрена подобраться, словно хищнику, почуявшему свою добычу. Он был железно уверен в том, что Мечник где-то поблизости. Но где конкретно? Он даже его запаха не чувствовал!

Одна простая просьба. Одна лишь клятва, которая связала по рукам и ногам. Однако он не мог не дать ее. В чем подвох? А все просто — не убивать. Даже если встретишь самого заклятого врага. Пока он на этой земле, ни одна капля его крови не должна быть пролита.

Был зверский соблазн отказаться, но оскорбить тех, кто спас его, оборотень не мог. Он подозревал, что в дальнейшем будет очень жалеть, но все же поклялся…

Для Ивона пробуждение было более болезненным. Кроме многочисленных глубоких ран и переломов, самыми тяжелыми были отвратительный ожог на плече и сломанное крыло. Да, если бы его вовремя не закрыли умные люди, мечник давно уже превратился бы в жаркое на утреннем солнцепеке. От него не отходили ни на шаг. Поили отвратительными на вкус отварами и вправляли кости, чтобы те, не дай бог, неправильно не срослись. И, когда он, наконец, пришел в себя, то молоденькая женщина, жена старосты, привела к нему двух девушек. На его недоумевающий взгляд женщина улыбнулась и произнесла:

— Мы знаем, кто ты, господин. И Дом рад тебе…

Этого было достаточно, чтобы все понять. Видимо, Боги решили еще немного поиграть с ним. Ухмыльнувшись своим мыслям, вампир облизал пересохшие губы и на дне его глаз замаячили алые искры. Голод давал о себе знать. А с такими ранами, крови нужно было много. Он пил ее жадно, смакуя каждый глоток и чувствуя, как жжет все нутро от живительной влаги. Но этого было недостаточно, чтобы затуманить его разум. С трудом оторвавшись от руки одной, он припал губами к запястью второй девушки и, коротко лизнув мягкую и нежную кожу, прокусил бьющуюся вену. Шести глотков оказалось достаточно. Напоследок зализав укус и поцеловав руку смущенно покрасневшей и ошалело смотрящей на него девушки, вампир откинулся на подушки.

— Спасибо, — прошептал он и провалился в сон.

В следующий раз белокурый мечник пришел в себя уже после заката. За окном горели огни, и слышался смех людей. А около кровати сидела в кресле уже знакомая женщина с рыжими волосами и вышивала. Она то и дело отвлекалась от работы и легонько поглаживала округлый живот. Тихо напевая колыбельную и улыбаясь.

Малора была красивой женщиной. С мягкими чертами лица и задорными огоньками в голубых глазах. Ее голос напоминал звон хрустальных колокольчиков, а в улыбке была безграничная теплота. Такая же светлая, как и те, кто жили здесь.

Подвох он почувствовал лишь тогда, когда она, нервно теребя край своего белого фартука, попросила его дать клятву на крови.

«Он здесь», — пронеслось в мыслях, а вслух прозвучали слова клятвы.

Ивон никогда в жизни не хотел так ошибиться, как в тот момент, когда под руку с Малорой шел к огромному костру, вокруг которого полукругом стояли накрытые столы. Люди громко пели и смеялись, они приветствовали новых гостей и совершенно не замечали того, как эти самые «гости» сейчас прожигали друг друга взглядами.

Ивон глядел на мужчину перед собой и с каждой минутой не верил собственным глазам. Он бы не узнал его, если бы не блеск золотых глаз. И неудивительно. Ведь Мечник до этой минуты еще никогда не видел черного альфу в человеческом облике.

Высокий и широкоплечий. Грубая простая одежда еще больше подчеркивала крепкое и натренированное тело. Черная грива волос доходила до шеи. Его губы были сжаты в тонкую полоску. На острых скулах от еле сдерживаемого гнева желваки задвигались. Он был красив. Настолько, что невозможно было оторвать взгляд. Как опасный зверь и как человек. Прямой нос, чуть грубые черты лица и крепкий подбородок. Его взгляд пронизывал насквозь и с каждой минутой еще больше темнел.

— Да, а ты тварь живучая. А я-то думал, уже подох где-нибудь в грязи.

— Видимо, мало я тебе накостылял, — зарычал взбешенный оборотень и рывком поднялся на ноги, — ничего, это поправимо.

— И кто будет поправлять? — моментально встав в боевую стойку, усмехнулся Ивон, — ты, шавка блохастая?

Если бы не вовремя вмешавшийся Балин, они бы набросились друг на друга, плюнув на все. Но стоило напомнить о клятве, как оба, злобно сверля друг друга, отступили…

Всего лишь два дня. Надо потерпеть два дня и не сорваться, и все это время белокурое чудовище будет маячить перед глазами. А все почему? Да, потому что он кретин безмозглый и, соглашаясь остаться погостить, совсем не думал о последствиях. И совсем не обязательно признаваться, что где-то глубоко в душе он желал этого.

Вино горчит на языке. Оно теплом разливается по венам и туманит разум. Праздник набирает обороты, и люди уже навеселе. Музыка звучит все громче, и танцы становятся все жарче. Веселье дурманит всех вокруг и не оставляет равнодушным никого. Он тоже одурманен. Как же иначе объяснить то, что он делает? Зачем он смотрит? Зачем ловит каждое движение? Это игра на острие ножа.

На протяжении всего вечера напряжение не покидает Ивона. Он незаметно наблюдает за своим врагом. Это нездоровая привычка. Мечник знает, но он слишком привык держать альфу в поле своего зрения. Но сегодня ему мешают. Деревенским девушкам он слишком сильно приглянулся. Они мило краснеют и бросают на него кокетливые взгляды. Вампир улыбается им и думает, что своим возрастом годится им в прадеды. Однако это не мешает самой смелой из них подойти и пригласить его на танец. А что? Сегодня он может позволить себе расслабиться. Так что, через несколько минут он уже кружится у костра со своей молоденькой партнершей. Совершенно не видя взгляд своего врага. Тот смотрит неотрывно, и все отчетливей слышен скрежет его зубов.

Огонь сотнями искр играет в серебристо-белых волосах. На чувственных губах широкая улыбка. Лихорадочный блеск глаз с лихвой выдает веселье вампира. И даже в этих простых темно-синих штанах и расстегнутой до груди рубахе он прекрасен. Лицо, покрытое румянцем, сейчас совершенно не напоминает ту холодную маску, которую привык видеть Кайрен. Он смотрит и понимает, что еще на один шаг приблизился к Бездне…

* * *

Праздник урожая длится четыре дня, но Ивон не может остаться на столько. О чем он и говорит Балину на следующее утро. Тот понимающе кивает и выходит из наглухо зашторенной темной комнаты, чтобы заняться очередными насущными делами. Больше всего сейчас Ивон хочет оказаться рядом с сестрой. Он чувствует, что с ней все хорошо, но он скучает. Диана его ищет, вампир готов поспорить на что угодно, что очень скоро она будет здесь.

Ивон ненавидит день. Он тянется долго и всегда во тьме. Такова судьба всех хладных. Жить вдали от солнца, никогда не видя рассветы и закаты. Но так хочется хоть одним глазком увидеть мир под дневным светом. Ведь для этого хватит и узенькой щели между плотных тканей, которые закрывают окно его спальни. Интерес подогревают детский визг и смех. Не удержавшись, вампир лишь на миллиметр отодвигает ткань и в следующую минуту замирает.

Это Кайрен играет с целой оравой детей у реки. Он мокрый с ног до головы, волосы взъерошены, но в желтых глазах пляшут демоны. Он смеется и, в шутку рыча, пытается поймать негодников, посмевших «топить его». Его смех обволакивает, а лицо просто преображается. Сейчас альфа просто наслаждается.

На него смотрят. Кай отчетливо чувствует на себе этот взгляд. Альфа знает, чей он. Ведь с ним он встречался слишком часто. Оборотень резко поднимает голову и в упор смотрит на глухо зашторенные окна высокого дома. Ему даже на мгновение кажется, что еще минута, и удастся даже разглядеть напряженную фигуру мечника…

Они не разговаривают и вообще делают вид, что не видят друг друга. Так проще и надежней. Потому что каждое слово острее штыков. А им и нужен повод, чтобы перегрызть друг другу глотки. Вскоре им, наконец, удастся это сделать. Сегодня их последний вечер в Лунаре, и значит, что завтра война между ними начнется по новой.

Этой ночью люди не покидают их ни на шаг. Ведь когда еще удастся увидеться снова? Сладкая медовуха течет рекой. Столы ломятся от изобилия, и костры становятся все ярче. Люди празднуют на славу. Они настолько веселы, что не сразу реагируют на истошный женский крик. А через минуту перед толпой появляется взъерошенный и бледный до синевы Балин.

— Там… Малора… Кажется, рожает…

* * *

Маркус на взводе. Они ищут брата целый день, но не могут найти и следа. Одно радует, что в пропасти не находят его тело. Так что до истерики еще далеко. Ни в соседних деревнях, ни в самой Заране нет никаких новостей. Шпионы передают, что вампиры тоже ищут их, а точнее — своего командира. Это еще повезло, что весть о том, что произошло, еще не дошла до Валентина. Между тем оборотень не находит себе места. Кровь говорит, что старший жив. Раз сто помянув взрывного братца, Маркус решает довериться инстинктам. Те еще никогда его не подводили. Не подвели и сейчас. К закату второго дня стая выходит к небольшой деревне, лежащей на нижних берегах реки. Только оборотень не учел одного — не только его может привести сюда кровная связь. Однако он это понимает, когда встречает на берегу самую красивую женщину в мире. Но стоит им взглянуть друг другу в глаза, как у обоих вырывается глухое рычание из груди.

— Какого черта приперся, щенок?! — шипит Диана, и глаза ее наливаются красным.

— Тебя забыл спросить, клыкастая блядь, — скалится Маркус и готовится к атаке…

В самой же деревне трезвая половина стоит на ушах. Малоре плохо, и женщины уже не справляются. Есть вероятность того, что либо она, либо ребенок не выживут. Услышавший это Балин сейчас немногим отличается от трупа. И пока нервного папашу откачивают в стороне, дело, а точнее, роды берут в свои руки вампир и оборотень.

Женщину с узкой постели переносят на большой дубовый стол. Она кричит и стонет от боли. Длинные волосы мокрые от пота, губы искусаны в кровь, а в глазах — страх. Ивон подворачивает рукава до самих локтей и, омочив водой кусок ткани, бережно вытирает пот с ее лба.

— Тихо, девочка, — его голос спокойный и теплый, — все будет хорошо. Просто твоему ребенку нужна помощь, чтобы появиться на свет. Если ему не помочь, он этого не сможет. Только не бойся.

Женщина всхлипывает и судорожно кивает. Но новый приступ острой боли заставляет ее распахнуть мокрые глаза и судорожно дышать, пытаясь не заорать в голос. К этому времени в небольшую комнату входит раздраженный Кайрен. Ему с трудом удалось выгнать всех этих бесполезных куриц, которые только и лезут со своими глупыми советами и ересью о том, что это якобы кара Богов.

— Ты делал такое раньше? — напряженно спрашивает он и не отрывает глаз от резких движений белокурого вампира, который, собрав длинные волосы в хвост, рвет чистые куски ткани.

Услышав его вопрос, Ивон нервно смеется.

— О да, в горах. Среди нескольких десятков мужчин каждый день только этому и учат, — язвительно произнес вампир.

— Ты можешь убить ее, — зло зашипел Кай.

— У тебя есть другие варианты? Поделись, я охотно их выслушаю, — оскалился мечник, — повитуха нажралась до хрена и сейчас лижется с кузнецом. Знахарь вообще в другом мире на пару с трактирщиком. Я еще молчу о тех идиотках, которые принялись хоронить ее раньше времени!

Новый вопль заставил их прекратить уже намечающуюся ссору.

— Демоны побери, — зашипел вздрогнувший вампир, — помоги мне!

Оборотню не пришлось повторять дважды. Он обошел стол и, встав над головой женщины, положил свою ладонь на ее лоб. Несколько слов, произнесенных едва различимым шепотом, и боль уже не выворачивала жилы. И вот уже к голосу альфы присоединяется еще один. Мягкий, похожий на прикосновение ветра. Но в то же время напряженный и твердый. Язык, на котором он говорит, совершенно не знаком Кайрену, но каждое слово музыкой льется в сознание тех, кто его слышит. Они держат ее своими силами и пытаются помочь ребенку. Схватки продолжают мучить женщину, нотеперь они не грозят убить ее или ее ребенка.

Это закон мироздания. Каждый должен биться за право жить. Так и сейчас борется это маленькое существо. Они не могут помочь ему по другому, только — дать силы. И вампир, и оборотень сейчас напряжены до предела. Им не привыкать держать в своих руках чужую жизнь. Они делали это миллион раз, но никогда еще не боялись навредить. Напряжение так и витает в воздухе. Вся мебель в комнате скрипит и начинает ходить ходуном. Ставни бьются о рамы окон, внутрь пробирается холодный ветер, от которого волоски на всем теле становятся дыбом. И когда напряжение достигает своего апогея, а от крика Малоры закладывает уши, снаружи раздается оглушительный волчий вой и крики людей. Ничего не понимающие Ивон и Кайрен смотрят друг на друга.

— Какого демона?! — озвучивает за обоих Ивон.

— Кто бы это ни был, я его порву, — рявкает Кайрен и дергается в сторону, но, опомнившись, бросает тревожный взгляд на женщину.

— И без тебя справлюсь, — поняв его опасения, напряженно произносит вампир.

Кайрен бросает на него быстрый взгляд. Хладный бледен, и от напряжения лицо покрыто потом. Глаза лихорадочно блестят и смотрят в упор.

— Не загнешься? — ехидно спрашивает оборотень.

— И не мечтай, — скалится в ответ Ивон.

Когда же раздраженный до предела Кайрен вылетает из дома старосты, то его глазам предстает просто сногсшибательная картина. Посередине огромного двора его брат дерется с какой-то хладной. Причем они не просто дерутся, а натурально рвут друг другу мясо. От них ничуть не отстают остальные оборотни и вампиры. И посреди этого хаоса совсем потерявшие страх люди пытаются вмешаться и помешать кровопролитию. Просто великолепно, ничего не скажешь!

Злой рев альфы разносится по всей деревне, и он, за несколько секунд оказавшись между дерущимися, раскидывает их в сторону мощными ударами сильных когтистых лап. Сейчас перед ними стоит не темноволосый мужчина, а огромный, злой черный волк. На котором из одежды относительно целой остались порванные штаны.

— КАКОГО ЛЕШЕГО ВЫ, МАТЬ ВАШУ, ЗДЕСЬ ТВОРИТЕ?! — очередной рев заставил не только волков испуганно поджать хвосты и заскулить, но и вампиров зашипеть и чуть ли не на деревья взлететь с перепугу.

— Кай, — потирая морду после крепкого поцелуя с лапищей брата, проскулил Маркус, — Бездна, мы уже с лап сбились, разыскивая тебя.

Но ответить Кай не успел, потому что на него чуть ли не с кулаками набросилась озверевшая Диана.

— Ах ты, грязный сукин сын! — заорала она и, опять схватившись за свои мечи, двинулась теперь уже на него, — где мой брат?!

— Роды принимает, — отрезал оборотень, — и убери железки. Мы в Лунаре, дура!

Первая часть его слов настолько сбила ее с толку, что удивленная девушка замерла, не занеся меч. Какие еще к черту роды? У кого? Ответом ей стал пронзительный вскрик женщины, который очень скоро прекратился. Уши Кайрена дернулись, и он резко повернулся в сторону уже хорошо знакомого дома. А через несколько минут дверь открылась, и на деревянное крыльцо вышел Ивон. Он держал в руках небольшой сверток и устало улыбался. Но эта улыбка очень быстро сползла с его лица, когда он услышал гневное рычание. Вампир еле успел увернуться от кинувшегося на него волка и, перемахнув через деревянные перила, встать в боевую стойку. Крепче прижав к груди свою ношу, он мгновенно раскрыл огромные крылья и, прикрыв ими себя, зло зашипел. Однако никто больше не успел напасть. Потому что очередной волк получил оглушительный удар по морде и, полетев прямо в праздничный стол, взвыл от боли.

Остальные стояли в полном шоке и глядели на вожака вольных волков, который сейчас закрывал своей спиной командира Мечников и зло скалился, смотря на них. Сейчас он готов был порвать любого, кто посмел бы подойти к ним даже на шаг.

— Кай? — непонимающе произнес Маркус.

— Иви, какого демона? — прошептала ошеломленная Диана.

— Я дал клятву на крови, что на этой земле не пролью ни капли его крови, — скрипя зубами, недовольно произнес Кайрен, — то же касается и его. Так что, будьте хорошими детками и постарайтесь не поубивать друг друга, по крайней мере, пока мы здесь.

И, оставив переваривать эту новость двум горе-спасателям, альфа, наконец, обернулся к до сих пор тихо стоящему за его спиной вампиру. А тот долгим нечитаемым взглядом смотрел на него, но, наткнувшись на внимательные желтые глаза, быстро перевел взгляд.

— Что с женщиной? — подойдя ближе, спросил Кай.

— С ней все хорошо, спит сейчас, — тихо произнес вампир и, опустив одно крыло, усмехнулся, — тут взрослые чуть не бойню начали, а ему хоть бы хны.

Малыш на его руках и вправду тихо посапывал, зажав свои маленькие кулачки и выпятив пухлую нижнюю губу. Оборотень криво оскалился и осторожно погладил пальцем по маленькой головке с темным пушком волос. Ребенок завозился, но не проснулся. Между тем оборотень даже и не заметил того, как, стоя рядом с вампиром, начал вдыхать его запах. От мечника пахло медом, вересковыми цветами и совсем немного чистым потом. Этот запах кружил голову. Он заполнял легкие и словно впитывался в него самого. Такой вкусный и сладкий. А перед глазами стояли белоснежные крылья. У хладных не бывают такие крылья. У них они черные, кожистые и больше напоминают уродливое нечто. Но эти были другие. Кайрен до сих пор чувствовал мягкость перьев и тепло, исходящее от них. И тот отвратительный хруст, когда он хладнокровно ломал их. Такие нежные и хрупкие, словно тростинка. Чуть сильней нажать, и эти невозможные глаза наполнятся тьмой. У Кая аж лапы зачесались от невыносимой жажды снова потрогать их. Зарыться в них и гладить до тех пор, пока с покрасневших губ не сорвется постыдный стон. О, желание было велико, и, видимо, белокурый вампир почувствовал это, потому что сразу помрачнел и, пробурчав что-то, направился к нервно дрожащему Балину. Тот прижал ребенка к груди и с искренней благодарностью глядел то на Мечника, то на альфу…

Так продолжаться больше не может. Скоро каждая собака начнет понимать, что между ними что-то не так, что-то происходит. Стоит только вспомнить пристальный и недоверчивый взгляд сестры. С каждой минутой Ивон все больше убеждается в том, что его затягивает, как в болото. Он не хочет этого и всеми силами противится. Но этого так мало, чтобы держать себя и свои инстинкты под контролем. Что их ждет впереди? А есть ли что-то впереди? Совсем скоро они покинут гостеприимный Лунар, и в ту же минуту опять станут смертельными врагами.

Мысли упорно уводят мечника за собой, и он только в последнюю минуту чувствует того, кто стоит прямо за его спиной. Оборотень стоит безмолвно и не отрывает глаз от него. Ивон ощущает его взгляд всей кожей. Сейчас они одни на крыльце дома. Вся деревня погрузилась в глубокий сон и даже не вспоминает о двух непримиримых врагах. Диана и ее воины ушли еще три часа назад. И, по-хорошему, Ивон тоже должен был быть среди них, но он здесь. Как обычно одетый в свои черные одежды и капюшоном скрывающий сплетенные в боевую косу волосы. Его клинки крест-накрест висят за спиной.

— Ты ведь понимаешь, что ничего не изменилось, — не отрывая взгляд от звездного неба, тихо произнес он.

— Было бы странно, если бы ты заговорил по другому, — сухо ответил оборотень.

— Уезжай, — голос стал жестче.

— Я не брошу все только из-за тебя, — зло бросил черный волк, — уходи сам.

— Тогда я просто убью тебя, — холодно произнес Ивон и, спустившись по скрипящим ступенькам, направился прочь.

Постепенно его силуэт растаял в темноте. Но Кай продолжал стоять, вцепившись в перила и совсем не замечая, как когти оставляют глубокие борозды на темном дереве. Сейчас он в последний раз провожал взглядом свою истинную пару. Постыдную страсть и вечное проклятие…

Выкрутасы дня

Так бесконечна морская гладь,

Как одиночество моё.

Здесь от себя мне не убежать

И не забыться сладким сном.

У этой жизни нет новых берегов,

И ветер рвёт остатки парусов.

Я прикоснулся к мечтам твоим,

И был недобрым этот миг.

Песком сквозь пальцы мои скользил

Тот мир, что был открыт двоим.

Мы шли навстречу, всё ускоряя шаг,

Прошли насквозь, друг друга не узнав.

Я здесь, где стынет свет и покой!

Я снова здесь, я слышу имя твоё.

Из вечности лет летит забытый голос,

Чтобы упасть с ночных небес холодным огнём.

Ария — «Я здесь»

Наши дни.

«Жизнь — самая прожженная стебщица в мире», — это мысль вертелась в голове Алана Салливана последние четыре дня.

Но обо всем по порядку. И стоит начать, пожалуй, с того, что следующим же утром, во время завтрака, сияющая Диана объявила, что они поговорили со взрослыми, так сказать, и дорогой дядюшка дал добро на дальнейший ремонт. И пока она восхищалась проделанной за такой короткий срок работой, блондин исподтишка наблюдал за реакцией этого самого дяди. Вдоволь насладившись маньячным оскалом, Алан железобетонно уверился в том, что лучше уж мужику ходить с вечной мордой «а-ля кирпич», чем так «жизнерадостно» улыбаться. Аппетит пропадал моментально. И пока молодежь пыталась понять, это каким таким краем дядю в кои-то веки получилось переубедить, дизайнер искал подвох. Он его нашел тут же. Когда Кайрен объявил, что они тоже останутся в замке. Мол, зачем мотаться в поместье, если они все равно решили понаблюдать за талантливым дизайнером.

Талантливый дизайнер их порыв не оценил и еле удержался от того, чтобы приложиться головой об стол и застонать от досады. Мало ему было детсада в виде четырех оболтусов проблемных, так еще и эти привязались. А то, что от них будет еще больше проблем, чем от их деток, Алан знал точно. И ведь не ошибся. Чего стоили Диана и Эрика, когда они объединялись. Обитатели замка готовы были выть волком. И Диану не останавливало даже то, что она-то старше невесты своего сына. С Маркусом повезло больше. Он сочувственно похлопывал по плечу и спешно смывался в кабинет на «важные дела». Но все рекорды побил зловредный дядюшка.

Алан просто терпеть не мог Кайрена. Заносчивый, наглый, беспринципный, эгоистичный, ворчливый и откровенно стервозный мужчина превзошел даже его. С его-то тараканами! Стоило дизайнеру появиться в комнате, как тот морщился и отводил взгляд, словно увидел что-то мерзкое. Такое презрение здорово выбешивало. За ужином Кай мог спокойно нахамить и язвить так, что хотелось пойти и повеситься на первом же попавшем дереве. Но его противником был Алан. Так что, вешаться хотелось тем, кто становился свидетелем их «милых вечерних бесед». Блондин откровенно плевал на риск расторжения контракта и по полной отрывался на Кайрене. Не раз больно проезжаясь по мнению самого старшего Валгири. Для него никогда не существовало никаких авторитетов, и сейчас он не собирался их заводить. Его до зубного скрежета бесил этот мужчина. И если сначала это была холодная война, сопровождаемая презрительными взглядами и ледяными словами, то вскоре страсти накалились до такой точки, что достаточно было лишь одной маленькой искры, чтобы произошел взрыв. И искра появилась тогда, когда ее не ждали вообще…

Работы шли полным ходом. Смотровые башни уже перестроили и вплотную занялись мостом. А тем временем Алан решил остаться в замке и проследить за работой в гостевом крыле. Поэтому мистер Салливан сейчас лежал на самом верху строительных лесов и увлеченно восстанавливал замысловатые узоры на расписном потолке. Где-то рядом суетились еще пять рабочих и громко обсуждали последний футбольный матч.

Вокруг стоял острый запах красок и еще не просохшей замазки. По всему полу из темного дуба была расстелена прозрачная клеенка. Стены будущего бального зала все еще являли собой не самое приятное зрелище, но вскоре это должно было измениться. Прислоненные к одной из стен под серым брезентом ждали своего череда витражные высокие створки, чтобы занять свое место в стрельчатых оконных проемах. Скульптуры со стертой позолотой, завернутые в такие же клеенки, пыль, целая батарея рулонов с обоями и прочие прелести ремонта. А на заднем фоне, под аккорды бессмертной AC/DC, в углу сидел Джулиан и, тихо вздыхая, просматривал очередную кипу счетов и договоров. Только ни одно слово не лезло ему в голову. Перед глазами все время вертелась наглая физиономия Уолтера Валгири. Даже мысленно кинутый в него тапок не смог прогнать по-хулигански улыбающееся видение. И Джи-Джи настолько углубился в свои раздумья, что совершенно не заметил прищуренный взгляд своего шефа и, по совместительству, близкого друга. О, а Алан подмечал все. Начиная от чумного взгляда еще несколько дней назад и заканчивая сегодняшней хандрой. Его помощник что-то в последнее время слишком активно перешел в режим «Стелс». Причем, так происходило каждый раз, когда по близости появлялся Уоли.

Честно говоря, блондин был уверен, что эти двое уже давно разобрались между собой. Когда проснулись в одной постели. Но, как оказывается, радовался он рано. Мало того, что Уоли неожиданно повел себя как истинный джентльмен и не посягнул на честь пьяной красавицы, храпящей у него под боком, так еще и перешел к более активным ухаживаниям. С подозрительностью Джулиана эти салочки становились настоящим кроссом по непересеченной местности. Нет, друг давно уже не был невинным агнцем Божьим. Однако последний роман, закончившийся четыре года назад громким скандалом, заставил парня смотреть на мир без розовых очков.

Очередной тяжелый вздох друга заставил страдальчески закатить глаза и все-таки слезть со своего насеста. Джулиан настолько ушел в свои мысли, что не сразу заметил нависшего над ним шефа. Тот недовольно цокнул языком и, не отрывая хмурого взгляда от отрешенного лица, произнес:

— Земля вызывает, сын мой. Подними очи свои ясные на меня, недостойного этого, — причем ехидства в голосе была целая тонна, — ты долго еще будешь бегать от Уолтера?

— Я не бегаю, — буркнул Джулиан и опять уткнулся в бумаги, — тебе что, делать нечего? Иди вон крась свой потолок.

— Как грубо, — хмыкнул дизайнер и уселся рядом с ним прямо на грязный пол, — я серьезно. Может, поговоришь с ним. Парень он не плохой.

— Ага, только трахает все, что движется, — не выдержал русоволосый.

— Тогда почему тебя не цапнул, когда ты пьяненький и очень даже готовенький был у него под боком? — насмешливо произнес блондин.

— Потому что я не двигался? — с притворным удивлением ответил друг и невинно хлопнул глазами.

Алан выдержал минуту и потом, хрюкнув, засмеялся. За все это время Джулиан впервые искренне улыбнулся. Салливан всегда на него так влиял.

— Ал, ты что, решил примерить на себя роль свахи? Или заинтересовала голубая сторона жизни? — по-кошачьи улыбнулся Джи-Джи.

— Упаси Боже! — открестился Алан, — мне мой натуральный окрас нравится больше.

Так, подшучивая друг над другом и вспоминая события четырехдневной давности, они отправились принимать очередную партию стройматериалов. Грузовик въехал в пыльный двор и остановился перед боковым входом замка. Стоило только появиться рабочим, как закипела работа. Это вконец заняло все мысли Джулиана и заставило выкинуть из головы прочно засевшие там сомнения. Особенно, когда симпатичный водитель подмигнул ему и расплылся во вполне понятной обольстительной улыбке.

Сам дизайнер в это время помогал разгружать ящики с краской. Насвистывая незамысловатую песенку очень даже похабного содержания. И где только успел услышать? При всем этом он совершенно не забывал ехидничать и подкалывать своего друга. Но постепенно разговор начал менять свое направление, пока не перешел на старших Валгири. Маркус был вне конкуренции. Здесь оба были единодушны — мужик что надо. А вот его брат вызвал нервный тик у блондина, когда о нем заговорили.

— Да, что у вас с ним?! — не выдержав после очередной гневной тирады друга, удивленно спросил Джулиан.

— Да, все просто, — оскалился Алан, и глаза его сверкнули льдом, — он ебет мой мозг, а я его нервы. Вот так весело живем.

— Ал, ты неисправим, — закатил глаза русоволосый парень, — он, между прочим, наш клиент. Забыл, с каким трудом его получилось убедить не останавливать работы?

Возмущенный блондин чуть не грохнул ящиком, который был в эту минуту у него в руках. Он раздраженно повел плечом и заговорил, чеканя каждое словно:

— Это не меняет того, что он эгоистичный, беспринципный, придурковатый…

Дальнейшие его слова совершенно не предвещали ничего хорошего для них обоих, потому что за спиной у бушующего дизайнера сейчас стоял и сверкал желтыми глазами очень злой Кайрен Валгири. А у побледневшего Джулиана резко зачесался копчик. Катастрофа была близка, как никогда прежде…

Флешбэк.

НИ-ЧЕ-ГО!!! Уже в который раз. Кайрен швырнул на стол очередную папку с досье и устало потер переносицу. Только напрасно потраченное время. Никаких зацепок, никаких сомнительных фактов. Биография Алана Салливана была чиста, как девственница в первую брачную ночь. Если, правда, не считать маленькие грешки. Но ведь все мы люди. И американец не был исключением. Сын Роберта и Арнелии Салливан. Получил высшее образование в Американском государственном университете архитектуры. Не был женат. Занимал должность главного дизайнера в фирме Амариллис. Единственный наследник многомиллионного состояния и отъявленный сердцеед, у чьих ног лежала любая женщина, которую он бы пожелал. И, вместе с этим, с полной человеческой родословной, в которой никогда не было даже намека хоть на какие-то «отклонения». Ни одно из сомнений Дианы не подтвердилось.

Что же касается самого Кайрена, то тот не упускал случая нахамить глупому мальчишке. Мужчину раздражало в нем все. Начиная от кончиков серебристых волос и заканчивая острым языком и отвратительным характером. И поэтому насмешки и издевки каждый раз становились более жестокими и циничными. Благо в чем-в чем, а в цинизме ему не было равных. Жизнь сделала из него прожженную сволочь. Так что, грех было не сломать зарвавшегося мальчишку. Кай ненавидел. Люто, страшно и беспросветно. За то, что наглый мальчишка посмел появиться в его доме. За то, что так нагло сунул нос туда, куда не следовало. За его высокомерие и ничтожность. Но в самую первую очередь за то, что он заставлял вспоминать. Только за одно это его стоило разорвать на кусочки.

Замок очень изменился. Он сиял своим прежним величием. Но вместе с этим появилось в этих стенах что-то новое. Бродя по восстановленному крылу, он полностью в этом убедился. Что совершенно не радовало его. Согласившись на эту авантюру, он отлично знал, к чему все это приведет. Будь его воля, и Блодхарт так и лежал бы сейчас в руинах, медленно прогнивая в грязном болоте.

Маркус смотрел на брата и с каждой минутой нервничал еще больше. Этот взгляд он знал слишком хорошо. Он не предвещал ничего хорошего. А если учесть последние события, то объектом этой глухой злобы был молодой американец, появившийся в их замке. Мужчина еще никогда в жизни не мечтал о скором отъезде брата так, как сейчас. Все его нутро просто кричало о близких проблемах.

— Ты же не собираешься навредить им? — вопрос вышел каким-то нервным.

— Боишься? — хмыкнул Кайрен и оскалился, показывая чуть длинные клыки, — не волнуйся, его дружку повезло, что он нравится Уоли. Его не трону.

— А Алан? — напряжение возросло еще больше.

— Он заставляет меня вспоминать, — отрешенно смотря на слабо колыхающиеся шторы, ответил старший.

— Кай, — предостерегающе произнес Маркус, — он ничего не знает.

— Если будет вести себя хорошо, ничего с ним не случится, — отрезал оборотень и, поднявшись со своего кресла, направился к резным дверям.

Устало закатив глаза, Маркус последовал за ним. За последние годы брат стал просто невыносим. Однако успокаивало то, что он не собирался трогать парней. На этом разговор о них был закончен. Но еще остались и другие дела, которые нужно было решить. Как глава рода, ими должен был заняться Кайрен. Формально всеми делами занимался Маркус со своими сыновьями. В то время, как старший хоть и был в курсе всего, что происходило, но вмешивался довольно редко. Все время живя за границей, он бывал дома только раз в год и то всего на три дня. В этот раз причиной раннего приезда стала Эрика со своим недоделанным сюрпризом. Однако, несмотря ни на что, Кайрен не собирался задерживаться здесь дольше, чем нужно было. Так что, сейчас Маркус спешил разобраться с накопившимися делами.

Мужчины были настолько увлечены беседой, что обратили внимание на хорошо знакомые голоса, когда были уже на первом этаже. Они так бы и прошли мимо, если бы Кай вдруг не встал как вкопанный, когда услышал свое имя и последовавшее за этим низкое рычание. С их-то «особенным» слухом и обонянием не составляло труда понять, что это двое ранее обсуждаемых ими парней. А после того словесного поноса, последовавшего далее, Маркус успел только прикрыть рукой глаза. Кай недобро прищурился и хищной походкой направился к дверям. Брату осталось только последовать за ним…

Конец Флешбэка.

— Алан… — сглотнув и чуть не выронив из рук бланки, попытался заговорить Джулиан.

Но шеф не слышал и даже не собирался оборачиваться. А Кайрен Валгири приближался. Краем сознания бледный помощник еще успел отметить то, что под грубой подошвой его ботинок не шуршит даже гравий. Мужчина двигался медленно и бесшумно. И все это время он не отрывал нечеловеческих глаз от дизайнера. Он двигался словно хищник, готовый в любую минуту напасть на жертву, посмей она сейчас пошевелиться. Джи-Джи даже дернулся, когда на мгновение увидел странную тень, мелькнувшую по лицу мужчины. Словно на мгновение черты его лица раздвоились и заострились как у зверя.

— … маленькая, мелкая сволочь, — вдохновенно закончил блондин, — не могу поверить, что эта голубая мечта хирурга — брат Маркуса.

Художественно выпученные глаза Джи-Джи он заметил только сейчас. Недоуменно остановившись с очередным ящиком в руках, он удивленно спросил:

— Джи, ты чего? Только не говори мне, что опять Уолтера увидел! Я с вами скоро вообще поседею!

Однако, вопреки ожиданию, ответ раздался не со стороны синеглазого парня.

— Не волнуйся, такой белой поганке это уже не грозит, — таким голосом отправляют прямиком в камеру пыток, не моргнув и глазом.

Особенно, если он шепчет прямо на ухо зловещим шепотом. Естественно, что Алан чуть не уронил весьма тяжелую ношу себе на ноги. От внимательного взгляда не укрылось то, как вздрогнул блондин. А Алан стоял, затаив дыхание, и силился понять, почему его так парализовало. До мозга уже дошло, что «голубая мечта хирурга» слышала, наверное, все, что он только что говорил о нем. Как и положено, за это блондин не испытывал ни капли сожаления или стыда. Но вот собственное поведение изрядно удивило. А когда щекам стало подозрительно жарко, Алан всерьез запаниковал. Стыд подписал отказную от него и умотал в дальние края очень давно. После этого даже носа не показывал. Только, видимо, так было до сегодняшнего дня. Вот поворачиваться было плохой идеей… Очень плохой. В этом он уверился, когда увидел перекошенное от гнева и от того еще более уродливое лицо Кайрена. Но хуже стало, когда их взгляды встретились.

Словно снежная лавина. Ее не остановить, не встать на пути и невозможно убежать. Она уничтожает все на своем пути и погребает под своей тяжестью. Разом выбивая весь воздух из легких. Оставляя после себя лишь промозглый холод и пустоту. Только разница в том, что эта лавина золотого цвета. Она холодна и таит в себе таких монстров, что кровь стынет в жилах. И Алан твердо знает, что никогда и ни у кого не увидит в жизни таких глаз. Обжигающих сильнее раскаленного метала и в то же время холодных настолько, что не хватит ни одного огня, чтобы согреть их хозяина. В них одно лишь безумие и лютая ненависть, которая направлена на все живое в этом мире. Но если суметь устоять и не отвести взгляд, то можно увидеть на самом их дне боль и тысячи ран. Куда более глубоких и кровоточащих до сих пор.

«Так не бывает! Не может быть!», — лихорадочно бьется в мыслях, а дышать с каждой минутой становится трудней.

Серебро — это яд. Каждый оборотень ненавидит этот металл больше жизни. А здесь, в этих глазах его яд усиливается многократно. Он заставляет чуть ли не зарычать, подобно собственному зверю. И не заскулить от понимания того, что он видит перед собой. Бездонный омут, в глубине которого он неосознанно ищет то, чего, по сути, там нет. Это злит еще больше. Жгучее разочарование отравляет его и проникает в самую кровь. Еще одна минута и медленно увеличивающиеся клыки невозможно будет скрыть.

Спасает только то, что Алан моргает и наваждение уходит. Он делает шаг назад, и взгляд его меняется. Из растерянного становится холодным и пристальным. Румянец, еще пару минут назад покрывающий измазанное краской лицо, исчезает бесследно. Теперь это прежний наглый мальчишка.

Как ни странно, но звенящую тишину, вот уже как минут пятнадцать зависшую в воздухе, разрушила громко галдящая молодежь во главе с Дианой. И, когда улыбающаяся во все тридцать два зуба Эрика с полным обожания криком кинулась на шею подошедшего к ним Маркуса и начала щебетать о том, куда их всех вез Эдвард. Сам же любовь-всей-ее-жизни-и-еще-какой-сладкий-пупсик, моментально оценив напряженные взгляды и почти что обморочное выражение лица Джулиана, напряженно замер за спиной Алана. Через секунду Уолтер уже прикрывал спину Джи-Джи. Причем оба брата упрямо глядели в глаза своего дяди.

Кай зло зыркнул на них и оскалился. Оба парня вздрогнули, но упрямо продолжали стоять на своих местах. А Уолтер еще и опустил голову и неожиданно положил руки на плечи не ожидавшего этого Джулиана. Тот чуть не вскрикнул и попытался развернуться. Но его плечи сжали и заставили стоять смирно. Осталось только зло пыхтеть. Однако, это действие произвело удивительное изменение. Старший Валгири на мгновение пристально посмотрел сперва на него, потом на Уолтера и перестал скалиться. Он хмыкнул и пробормотал что-то очень похожее на «Защитнички, бля».

«Как волк», — неожиданно подумал Алан, — «Даже скалится по-волчьи»

А вслух произнес:

— Какие-то проблемы?

У Маркуса даже челюсть упала от того высокомерия и невозмутимости, с которым звучал голос блондина. А Кай вздернул бровь и опять посмотрел на дизайнера, да с таким презрением, что любой другой бы на коленях уже перед ним ползал, лишь бы задобрить его. А этому хоть бы хны!

— Да так, хочу понять, насколько у тебя атрофировано чувство самосохранения, щенок. Значит, маленькая сволочь?!

— Ой, прости, — притворно вздохнул Алан и скривился, — обознался. Не маленькая, а крупная и рогатая.

— Ты труп, — прорычал злой Кай.

— Фу! Хватит рычать, песик, а то подумаю, что у тебя бешенство. А у нас тут поблизости нет ветеринара?

Прыснувшая от смеха Диана в следующую минуту кинулась удерживать родственничка от убийства. Но убийство одного очень нехорошего блондина было отложено в связи с непредвиденными обстоятельствами. «Обстоятельство» въехало во двор на красном ягуаре, громко сигналя, врубив орущую и воющую музыку на полную катушку. Когда же машина остановилась прямо перед ними, подняв в воздух облако пыли и чуть не задев одного из рабочих, из нее вышло темноволосое НЕЧТО и проворковало томным голоском.

— Ри-Ри, котик, я таааак соскучился!

Местная богема впечатлилась. Алан все-таки уронил ящик и прямо на ногу Кайрена. Тот взвыл от боли и зло зыркнул на, мягко говоря, охеревшего дизайнера. Чей мозг сейчас был полностью согласен со всеми пунктами крепкого мата миссис Валгири. Прозвучавшие за этим голоса были почти одновременными.

— Какого черта ты здесь делаешь, Питер?!

— РИ-РИ, КОТИК?!

Алан был в полном, неописуемом и контрольном шоке. Чего-чего, а вот такого он не ожидал. Кайрен Валгири был геем?! Если бы речь шла о другом человеке, он бы поверил. Но чтобы этот грубый и неотесанный мужлан был геем?! Нет, к секс-меньшинствам он относился спокойно, и ярким примером был Джулиан. Но вот старший Валгири? Он никогда бы в жизни не поверил в это, если бы не этот манерный мальчик с выщипанными бровями и губками бантиком. Который, чуть ли не сбив его с ног, пролетел мимо и повис на шее у хмурого мужчины. Когда же до зависшего мозга дошла вся прелесть этой картины, на губах блондина расползлась хищная улыбка. Поймав злой взгляд Кая, он скрестил руки на груди и сладко протянул:

— Как интересно.

«Котик» был не рад. Он отцепил от себя тонкие, но очень цепкие пальчики и холодно произнес:

— Я задал тебе вопрос. Что ты здесь делаешь?

— Соскучился по тебе, — сладко произнес Питер, — у меня три дня назад закончились съемки в Лондоне. Ну, вот и решил приехать к тебе. Я же знаю, что в эти дни ты приезжаешь сюда. А почему не сказал, что отстраиваешь замок?

Но Кай мало обращал внимание на этот приторно сладкий, как сироп, голос. Это место принадлежало только ему одному, и чужаков на своей территории он терпеть не собирался. Мало ему было всяких левых рабочих, которые с самого утра начинали сводить с ума своим присутствием, так еще и этот Салливан, которого ему уже который раз мешали придушить! Кстати о нем. Тот стоял в стороне и с интересом рассматривал их.

Судя по выражению его лица, увиденное не нравилось.

Что можно сказать? Гермафродит с синдромом мальчика-зайчика и явно застрявший где-то в детстве. Низкого роста, худой, с все еще хранящим детскую угловатость телом. Темно-каштановыми волосами с явно дорогущей модной стрижкой и кривой челкой, падающей на один глаз. Длинными ресницами и глазами болотного цвета. На первый взгляд его можно было смело перепутать с девушкой. Его одежда была вообще отдельной темой. В желтых кедах, жутко дорогих джинсах и серой маечке с блестками и принтом геометрических фигур. Для своих девятнадцати лет он выглядел несколько моложе.

Еще один раз оглядев мальчишку с ног до головы, Алан скривился. Предпочтения предпочтениями, но таких манерных Лолит он терпеть не мог. Неужели у желтоглазого хрыча и вправду был такой отвратительный вкус? Последовавшее заявление этого малолетнего придурка заставило его вообще покрыться красными пятнами от гнева.

— У тебя на удивление нерасторопная прислуга, — поморщившись, выдало это недоразумение природы и кинуло на него презрительный взгляд, — чего встал? Заноси в дом мои чемоданы. И не смей царапать машину! Она дороже даже твоей шкуры.

Если бы это был один из слуг, Питер бы сейчас слезно просил у него прощение за сказанные слова. Но так как это был Алан, Кай криво улыбнулся и, довольно приобняв своего любовника, повел его в замок. Вновь и вновь прокручивая перед глазами перекошенное лицо блондина и удивленные взгляды родных.

* * *

Ужин в этот вечер проходил в давящем напряжении. Эрика то и дело пыталась хоть как-то разрядить обстановку, но сегодня ей это никак не удавалось. На первый взгляд все выглядело вполне мирно и спокойно. Молчаливый ужин, время от времени прерываемый светскими беседами из области «Ах, какое небо голубое!». Но просвещенного человека не обманули бы излишнее спокойствие и холодность Алана. Арктическое равнодушие Кайрена и стремление Питера Кринвина занять пост души этой кампании. Остальные ждали взрыва.

И никто не знал о том, что до этого самого ужина Питер получил знатную взбучку за свое своевольное появление здесь. Кайрен был слишком властным, и порой это переходило в деспотичность. За неповиновение его приказам можно было слишком дорого заплатить. Вспомнив это, подающая большие надежды канадская модель, уже успевшая испытать на себе это, поджала губы. Плечо все еще болело после того, как его больно вывернули. На коже остались синяки, которые должны были скоро стать лиловыми. Из-за чего пришлось надевать рубашку с длинным рукавом.

Глава семьи же все это время ни жестом, ни словом не выдал своих мыслей. Которые сейчас были, ох какими, недобрыми. Вопреки своему раздражению, любовника он не выгнал. Чего все семейство ждало чуть ли не с самого утра. Все знали, что, несмотря на целый полк любовниц и любовников, никто не задерживался в его постели дольше, чем на пару дней. И уж точно ни одного из них он никогда не привозил в свой дом. Ну, а Блодхарт был вообще запретной темой. Теперь очередная, по сути, подстилка появилась здесь. Это было из области фантастики. Если же по честному, то никому молодая модель не нравилась. Диана демонстративно молчала и глядела так, что лучше было обходить ее по широкой дуге. Маркус осуждающе глядел на брата, но молчал. Ведь он, как никто другой, отлично понимал поведение брата, хоть и не одобрял. Парни сидели насупившись, Джулиан осторожно бросал взгляды на шефа. Тот в свою очередь бросал еле ощутимые взгляды то на Питера, то на Кайрена и лениво размышлял о том, что жизнь все-таки удивительная штука. Причем, молодой дизайнер совершенно не скрывал своего отношения ко всему фарсу, который сейчас разыгрывался.

Пренебрежение и жалость… Вот что застыло на его лице. Словно божество, смотрящее на грязный сброд, пытающийся выдать себя за достойных мира сего. Но ведь сброд так и останется сбродом, а божество — божеством…

Ночь была такой же жаркой, как и полдень. От духоты не спасали ни настежь распахнутые окна, ни легкий ветерок, еле шевелящий воздух. Конец сентября вообще выдался в этом году слишком жарким для Шотландии. В воздухе стоял сладкий запах пышно зацветшего вереска. Он щекотал ноздри и проникал в погруженную в полумрак небольшую, но очень уютную гостиную. Ни одного звука, ни шороха, ни души. Старинные часы давно уже пробили полночь, но обитатели замка все еще бодрствовали. Однако сейчас они были двумя этажами ниже и, наверное, обсуждали богатый на события день. Алан этого не знал. Он сбежал от них еще час назад. Незаметно и тихо выскользнув из парадной гостиной. По дороге прихватив бокал красного вина и свои сигареты. Которыми сейчас наслаждался на балконе, привалившись к перилам из резаного камня.

Мысли медленно текли, особенно ни за что не цепляясь. Сигаретный дым приятно щекотал нёбо и растворялся в терпком вкусе вина. Все тело гудело от тяжелой работы, которой Алан нагружал себя все эти месяцы. Но это было даже приятно. Хотелось так наслаждаться покоем бесконечно. Стоя так высоко и наблюдая за яркими огнями Волчьего Двора. Где сейчас началась самая сладкая и желанная часть времени. А может, взять одну из машин из гаража и поехать туда? Но, прислушавшись к себе, блондин понял, что совершенно не хочет сейчас искать себе приключений на одно место. Лучше уже эта блаженная тишина, где не нужно держать лицо и можно успокоить головную боль. Однако это не останавливает того, кто так бесцеремонно лишает его одиночества.

Дверь тихонечко открывается, и осторожные шаги заглушаются ворсистым ковром. Джулиан оглядывает комнату и фыркает. Он не спешит включить свет и смотрит на расслабленную спину Алана. Когда он заговаривает, даже его голос становиться тихим, словно он боится разрушить покой друга.

— Ну, и чего сбежал? — тихо спрашивает он.

— Устал от этого Питера. Ну, и приставучим он оказался, — пробурчал Алан.

О, темноволосый парнишка был в шоке, когда вечером увидел дизайнера. Умытый, с уложенными волосами и подходящей одеждой, он мало напоминал того грязного рабочего, измазанного краской и пылью, одетого в жуткий комбинезон и с банданой на голове. Пока канадец пытался привлечь его внимание, Алан развлекался тем, что доводил мальчишку своими весьма невинными, но одновременно колкими словами. Ууууу, утренний инцидент здорово разозлил Салливана.

— Мальчик хотел произвести на тебя впечатление, — насмешливо сказал Джулиан и, скрестив руки на груди, прислонился плечом к дверному косяку.

— Впечатление пусть производит в постели своего любовничка, — скривился блондин и снова затянулся, — а то у его папика, видимо, от «недовпечатления» крыша едет.

— Ты сегодня так на них смотрел, что любой бы вызверился, — возмутился русоволосый.

— А мне, может быть, жаль его, — с вызовом произнес Алан и обернулся.

Джулиан непонимающе моргнул.

— А может, этот Питер и вправду его любит?

На это блондин только громко засмеялся и чуть не выронил сигарету. Джулиан сузил глаза, а друг, наконец, вдоволь нахохотавшись, перевел дух. Его губы растянулись в насмешливой улыбке, а глаза заблестели.

— Любит? — хмыкнул Алан, — о да! Его банковский счет и дорогие подарки. Неужели ты не видел то, как он морщится, видя Голливудский оскал своего «котика», когда никто типа не смотрит. Ты же отлично знаком с этой породой. Им лишь бы побольше бабла, и они с радостью раздвинут ноги не только перед уродом, но даже перед трупом. Да и что-то я не видел Валгири, страстно лобзающего его стопы. Любовь… Ха!

Несмотря на жестокие слова, дизайнер был прав. Он так и продолжал стоять, оперевшись спиной о каменную балюстраду. Окутанный дымом и вертящий в руках бокал на тонкой ножке.

— Ты — циник, Ал, — покачал головой Джи-Джи.

— Нет, друг мой. Я — реалист, — ответил Алан и, допив свое вино, снова отвернулся.

Никто из них так и не заметил пару желтых глаз, сверкающих за полуприкрытой дверью…

Только одна ночь

Сладкие нежные слова для молчанья,

Не для разговоров.

Юное сердце — для любви,

Не для разочарования.

Темные волосы — для игр с ветром,

Не для укрытия от чудес холодного мира.

Целуй — пока твои губы еще алые,

Пока он еще молчит.

Успокойся — грудь еще нетронута.

Держись за руку, пока она еще без оружия,

Утони в глазах, пока они еще слепы,

Люби, пока ночь еще скрывает рассвет.

Первый день любви никогда не вернется к тебе

А час страсти никогда не пройдет зря

Скрипка — рука поэта

Бережно сыграет мелодию твоего любящего сердца.

Nightwish — «While Your Lips Are Still Red»

715год. Драгмирия. Железный Лес.

Погода портится стремительно. Мелкий дождь резко превращается в ливень. Ветер такой сильный, что ломает ветки деревьев и чуть ли не срывает крыши домов. Он воет, как дикий зверь, и пытается сбить с ног. От жуткого грохота грома закладывает уши. Холодный блеск молнии слепит глаза, то и дело, разрывая темное небо. Все тропы смывает вода. Ее много, река вышла из своих берегов и сейчас беснуется вовсю. Промозглый холод проникает под одежду и ползет по позвоночнику. Ткань липнет к коже и неимоверно раздражает. Но это куда лучше, чем хоть одна ночь в Млэк-Алаине.

Ивон не выдержал бы больше. Либо его судили бы за отцеубийство, либо за измену (освежеванный труп принца). И то, и другое совершенно не входило в ближайшие планы. Но и отец, и король уж слишком на это напрашивались. Стоило им узнать о нападении, как они сразу же послали воинов в Зарану. Совершенно не обращая внимания на то, что вообще-то все уже закончилось и их помощь совершенно не нужна. Вскоре Валентину стало известно и о событиях, произошедших в Лунаре. После этого Ивон был вызван в столицу. Где после долгого и подробного отчета ему объявили, что, так как сейчас идет война, он, как представитель Вампирского Двора, имел право перешагнуть суеверия старой деревеньки. На что разъяренный мечник ответил стальным тоном:

— Честь — не шлюха, чтобы разбазаривать ее!

Валентин был в ярости, но смолчал. Эта была оглушительная пощечина. Еще больше выводило из себя то, что черный альфа был почти в его руках, но он до сих пор не мог перерезать ему глотку. Его сторону полностью поддерживал и первый советник. Но кроме этого у того были очень далеко идущие планы насчет сына, чья упертость грозила разрушить все. Анрис уже успел поговорить с главой семейства Дарионов. Помолвка дочери барона и сына первого советника была практически решенным делом. Пока матери двух молодых вампиров вовсю готовились к свадьбе, отцы уже составляли брачный договор. Если бы не вовремя подсуетившаяся сестра, Ивон бы узнал все прямо в день брачной церемонии.

Такого бешенства стены родового замка Анарсвилей не видели никогда. Восточную стену просто снесло от всплеска мощной волны магии. А левое крыло рухнуло уже впоследствии глобального поединка между отцом и сыном. Потому что иначе никто из них не желал уступать.

Этот разговор Ивон вспоминал еще долго…

Флешбэк.

— Ты не имеешь право отказываться! — зашипел Анрис, и когти его удлинились, — у тебя долг перед родом!

— Я ничего не должен ни тебе, ни этой девке, ни тому выродку, который сидит на троне, — в голосе мечника звенел металл, — я принадлежу ордену!

— Ты МОЙ сын, единственный продолжатель и хранящий Искру, — глаза отца пылали красным, а клыки удлинились.

— Вот именно! — взревел Ивон и с силой грохнул кулаком по деревянной поверхности стола, — Искра выбрала меня, а не тебя. И только мне решать, в ком она будет гореть! Так что, можешь засунуть эту драную кошку куда подальше! Тебе хватило ума сделать двух наследников, так сделай еще одного и забудь обо мне!

— Ты, мелкий своенравный сопляк! Ты еще будешь подчиняться мне!

— Только попробуй!

После этого двое разъяренных вампиров снесли всю оружейную и еще четыре этажа. Ивон уехал той же ночью. Взбешенный до предела и мечтающий разорвать весь мир на куски…

Конец Флешбэка.

Мечник вздрогнул и, стряхнув с себя пелену воспоминаний, направил коня вглубь леса. До заставы было еще очень далеко, а до ближайшего тракта еще дальше. И, видимо, сегодня его ждало не очень приятное путешествие через неприветливый Железный Лес. Дождь шел уже третьи сутки, совершенно не желая прекращаться. Грязь неприятно чавкала под копытами уставшего коня. Вампир погладил по мокрой гриве и поднял взгляд на темное небо. Воздухом было бы быстрей, а конь нашел бы дорогу, но слишком большой риск поджариться от молнии. Не смертельно, но приятного мало.

Очередная бледная вспышка и холодное нутро леса освещается как при дневном свете. Всего лишь на минуту, но этого хватит, чтобы увидеть силуэт хижины. Мечник пришпоривает коня и, прыжком преодолев свалившийся, небо знает когда, засохший дуб, устремляется вперед.

При ближайшем осмотре оказывается, что это временная стоянка охотника, причем человека. И, главное, что людской дух ослаб настолько, что вампир легко перешагивает порог дома. Расседлав коня и отведя его в покосившийся хлев, где несмотря ни на что сухо, он возвращается в дом. Вокруг пыль и пахнетсыростью. Грязные стекла в небольших окошках, бедная мебель, состоящая из двух стульев, стола и потрепанного сундука у подножья узкой койки. Комната одна, но стоящий у стены очаг с лихвой покрывает все недостатки. Мысленно поблагодарив того, кто предусмотрительно оставил целую вязанку дров у очага, Ивон принялся разводить огонь.

Через несколько минут огонь весело трещал и наполнял комнату теплом. Одежда подсыхала на стульях, а Ивон лежал перед огнем, замотавшись по самую макушку в черную шкуру, и смотрел на алые языки. За окном бушевал шторм и тяжелыми каплями бился в окна, но мечника это не волновало. Разум опять подкинул картинки недавних событий, и вампир заскрежетал зубами.

Отец жаждал власти и не гнушался ничем для достижения своих целей. Даже древней тайной семьи. Искра… Великая сила, которой Небесные наградили много веков назад их семью. Сила, способная изменить судьбы и писать истории целых поколений. Величайший дар и благословение, вверенное за доблесть и честь. Обладающие ею переставали быть похожими на других. Их силы менялись, ум становился ясней и быстрей. Они исцеляли тех, кто уже был на пути в Мир Мертвых. Искра делала их почти что неуязвимыми, но, вместе с этим, она была словно живая. Она сама выбирала себе «сосуд». Играя с ним так, как хотела. Очередным ее вместилищем стал Ивон. Однако, несмотря ни на что, мечник не любил свой дар и очень редко использовал его. Что бы ни говорили предки, он чувствовал ту злобу, которая исходила от его дара. Словно совершенно чужая суть, которая тревожно ворочалась в его сознании и очень часто пыталась взять верх над ним. Долгие годы изнурительных тренировок позволили обуздать ее и держать на коротком поводке. Сейчас этот контроль пошатывался, и мало было этого, отец решил, что пришло время передать ее. Не абы кому, а новым наследникам, которыми должны были стать дети Ивона. Валентин отлично знал историю семьи своего советника, потому активно помогал. Ведь мечник отказался использовать в этой войне свой дар. Те не смирились и решили пойти иным путем. Только они не учли того, что белокурый вампир плюнет на все и не покорится.

Зло ухмыльнувшись своим мыслям, Ивон закрыл глаза и вскоре, незаметно для себя, провалился в неспокойный сон…

«Надо было дождаться утра», — мрачно подумал Кайрен и перешел на рысь.

Мужчина потеплее укутался в плащ и, прищурившись, взглянул в глубину леса. Где-то здесь должна была быть старая стоянка охотника. И угораздило же его переться в такую непогоду в Джерсаш на встречу со шпионом! Маркус совершенно не разделил ледяное спокойствие старшего, когда тот объявил, что собирается лезть в самую охраняемую крепость империи хладных. Младший был в шаге от того, чтобы связать старшего и запереть на семь замков. Все знали, что в Джерсаше жили люди вперемешку с вампирами. Соваться туда чистокровному оборотню было опасно. Но встреча со шпионом была, безусловно, важна. Отказавшись посылать младшего, Кай отправился сам. Как он и рассчитывал, человеческое обличье не подвело. А сбить слабый запах волка было делом нескольких минут. Так что, альфа до самого заката свободно разгуливал по городу, оставшись совершенно не замеченным обитателями крепости. Дождь же стал приятным и весьма полезным дополнением. Даже если бы кто-то и догадался выслеживать непримечательного бродягу в лохмотьях, то попал бы впросак. Дождь смыл и без того еле различимы следы и запахи. Да и далеко он уже был. Так что можно было спокойно перекинуться. Но эта мысль быстро исчезла из головы, когда Кай почувствовал запах дыма. Втянув полной грудью воздух, оборотень начал напряженно вслушиваться.

Вокруг был слышен только мерный стук капель. Они барабанили по зеленым листьям и, ручейками стекая по веткам, тянулись прямо к земле. Ветер выл среди деревьев и заставлял съеживаться. Ни звука животных, ни скрипа невозможно было разобрать в том хаосе, который перемешался в завывании ветра. Из всего этого смог пробиться только где-то рядом весело потрескивающий огонь и чье-то расслабленное дыхание. Волк напрягся еще больше и почти наяву почувствовал, как бьется молодое сердце. И было в этом что-то настолько знакомое, что оборотень на мгновение даже замер.

Кай помотал головой и, сбросив с себя наваждение, пошел на острый запах. С легкостью перепрыгивая кочки и обломки свалившихся деревьев, он, наконец, вышел к маленькой хижине. В окнах блестел свет огня, и дверь была плотно прикрыта. Оборотень взбежал на крыльцо и, стряхнув с себя капельки воды, потянул за ручку. Стоило двери открыться, как в нос ударил до зубного скрежета знакомый запах. Кай оскалился и, зло зарычав, обвел быстрым взглядом комнату. И то, что он увидел, заставило его глаза потемнеть.

— Ты?! — хрипло произнес он.

— Только тебя не хватало, — таким же хриплым голосом произнес Ивон, и в следующую минуту в его руке блеснуло лезвие серебряного кинжала…

* * *

Этот проклятый шторм длился уже целую вечность. Он заставлял ежиться и замирать в предчувствии беды. Очередная бледная вспышка осветила бледное лицо и сжатые губы молодой хладной. Девушка стояла у распахнутого окна и совершенно не обращала внимания на ледяные капли, бьющие в комнату. Ветер трепал ее волосы и лизал напряженные плечи.

«Он ушел три дня назад, и до сих пор нет никаких вестей», — мысли метались в голове.

Диана была в откровенной панике. Брат никогда не пропадал, не оставляя ей хоть одной весточки. А после грандиозного скандала с отцом Ивон ушел рассвирепевшим. Даже тогда она знала, что он будет в Заране. Диана успела вовремя и, плюнув на разгорающийся шторм, полетела за ним. Но в городе брата не было, а капитан охраны города подтвердил, что мечник не переступал порог крепости. После этого прошло два дня, а Ивона не было. Он не откликался на зов и вообще исчез. Диана выдержала только день и решила отправиться на поиски. Однако шторм усилился. А ее подстегивали воспоминания о двух братьях-волках.

Она еще не забыла выражение глаз брата, когда тот смотрел на черного альфу. Так могли смотреть только на несбыточную мечту. Самую сладкую и желанную, но в то же время далекую и греховную. И, с каждой минутой отдаляясь от Лунара, Ивон мрачнел все больше. Диана и прежде догадывалась, в чем дело, но не хотела верить до последнего. Пока судьба не свела ее с одним наглым, языкастым и невежественным животным. Но эту слабость она могла побороть. Надо было только не думать о серо-буром волке с глазами цвета топленого шоколада…

А в это время, выше упомянутый серо-бурый волк сходил с ума от беспокойства на другом конце границы. Мрачно стоя на крыльце их с братом крепкого дома, вслушиваясь в шум дождя и окидывая взглядом большую деревню, затерявшуюся среди густой рощи. В самом сердце древнего леса, окруженного лентой реки и камнями с другой стороны. Здесь не было ни высоких стен, ни укреплений. Лес уже сам давал своим детям защиту и охранял их.

Даже в самые темные времена здесь мог найти приют любой волк. Даже дома стояли так близко друг к другу, что кое-где уже слились крышами. И все они стояли у подножья дома главы клана. Даже в мирное время оборотни неосознанно искали поддержки у своего альфы, а он щедро делился ею с ними. Не отказывая ни в чем и помогая. Крепкой спиной заслоняя свой клан.

За это Кайрена безмерно любили. За его честное слово, за гордость, за справедливость и за милосердие. Но даже такому сильному альфе порой нужна была помощь. Ни тогда, когда на нем остался годовалый брат и разрушенная деревня с почти перебитым кланом. Ни тогда, когда он в одиночку выслеживал тех, кто предал и убил их родителей. И ни тогда, когда объединял враждующие кланы и шел против старых законов Старейшин.

Это помощь была нужна сейчас. Когда он встретил белокурого вампира. Это было тем, что начало выбивать вожака из колеи. Ведь к собственной паре тянуло неимоверно. Хотелось видеть, прикасаться и вечно слушать биение бесценного сердца. Вторая часть души, без которой зверь внутри выл от тоски и задыхался от бессилия. Самый сладкий и самый ядовитый дар, который превратился в проклятие небес. Теперь Маркус знал, каково это. Стоило только подумать об этом, как перед глазами всплыла тонкая девичья фигура. С мягким шелком волос и бездной темных глаз.

Оборотень зло хмыкнул и поднял глаза на темное небо. Проклятие, видимо, не миновало и его…

* * *

На улице вовсю грохочет гром, а ветер усилился настолько, что под очередным порывом крыша начинает опасно скрипеть. Но сейчас никто не обращает на это внимание. Потому что под этой самой крышей сейчас двое здоровых мужчин рушат все на своем пути и пытаются достать смертельным ударом друг друга.

В комнате все перевернуто вверх дном. Мебель щепками лежит на полу. Всюду осколки битой посуды, и холод проникает через разбитое окошко. Гневный рык перемешивается со злобным шипением. Они вцепились друг в друга и норовят сильней задеть. Очередной взмах ножа, и кровавая полоса проходит по плечу оборотня. Его одежда уже кое-где порвана. В глазах горит бешенство и наружу лезет вторая сущность. Вампир не дает ни минуты покоя. Он наступает на него, и в его стальных глазах горит ненависть. Она наполняет все естество и огненными струями течет по венам.

Они борются уже два часа, и никто из них не желает отступать. Очередной взмах ножа, и оборотень, злобно зарычав, отступает назад. Его волосы взлохмачены, мокрая одежда в пыли и грязи. Она порвана на груди и плече, где серебряный нож оставил тонкую рану. Глядя на него, Ивон понимает, что выглядит ничем ни лучше. Но он не может отступить. Только не сегодня! Поэтому он резко уходит от удара острых когтей и, сделав резкий разворот, со всей силы бьет ногой по груди оборотня. Тот отлетает к стене и, встряхнув головой, готовится к новому прыжку.

Это танец… Дикий, опасный, чей исход известен им обоим. Они больше не могут тянуть. С каждым новым днем их связь травит кровь. Она выжигает их изнутри и пытается найти выход. И если не покончить с этим сейчас, то дальше будет только хуже.

Очередной удар и очередная рана, но на этот раз кровь у вампира. Она течет из рассеченной брови и попадает в глаз. Ивон на мгновение отвлекается — и это его ошибка. Кай реагирует мгновенно. От мощной затрещины у вампира чуть искры из глаз не сыпятся, и кинжал падает на пол. Он отлетает к стене, и в следующую минуту горло сдавливает тяжелая рука. Она все сильней сжимается вокруг его шеи и перекрывает воздух. Вампир хрипит, а перед глазами перекошенное и окровавленное лицо Кая.

Но умирать мечник не собирается. Он бьет кулаком по ребрам альфы и с наслаждением слышит хруст костей, а в следующую минуту вцепляется в горло оборотня клыками. Острые как бритва, они вонзаются в загорелую кожу, и через секунду Ивон с ужасом понимает, ЧТО наделал. Сознание мутится мгновенно, когда на языке он чувствует вкус крови.

Кай чуть ли не воет, когда взбесившийся мечник вцепляется в его шею. Он с силой сжимает челюсти, будто хочет вырвать горло альфы. Оборотень пытается оторвать от себя вампира. Его тело горит, словно в него влили раскаленное серебро. Сердце бьется как загнанное, а мысли тускнеют. Через целую вечность боль утихает. Она меняется и, смешиваясь со злобой и ненавистью, превращается в убойную смесь. Она течет по жилам и наполняет тело истомой. В нос бьет крепкий запах вереска и мокрой травы. Он проникает в самую душу и сводит с ума волка. Кай больше не в силах остановить себя. Он подхватывает вцепившегося в него всеми конечностями вампира и сильней прижимает к себе. Зарывая когти в пепельный шелк волос и глухо постанывая.

Ивона трясет. Его ноги подгибаются, но сильные руки удерживают и еще тесней прижимают к крепкому телу. И он чувствует каждую напряженную мышцу, каждый изгиб и ту мощь, которая исходит от альфы. Это лишает рассудка и заставляет закатить глаза. Ничья кровь в мире не может сравниться с этой. Сладкая как нектар, дурманящая не хуже крепкого вина и возбуждающая похлеще любой самой умелой блудницы этого мира. А стоит только почувствовать чужой стон, как крышу сносит основательно. Мечник с трудом отрывается от своего лакомства и совершенно диким взглядом смотрит на такие же безумные глаза.

Никто из них больше не контролирует себя. Животная страсть берет верх, и теперь это два изголодавшихся по друг другу существа. Они бросаются друг на друга, но уже совершенно по другой причине. Они не целуются… Это злые укусы, от которых остаются кровавые раны на губах. Кай совершенно теряет голову. Он зло тянет за серебряные волосы и, совершенно не обращая внимания на шипение, грубо сминает мягкие и давно желанные губы. Облизывая очередные ранки, оставленные им же, и толкаясь языком глубже. Вылизывая, буквально трахая такой теплый и сладкий рот. Блондин в руках утробно стонет и выгибается дугой.

Руки так бесцеремонно блуждают по спине и спускаются на ягодицы. С силой сминая и подхватывая, прислоняют к многострадальной стене. Блондин мгновенно поднимает ноги и сцепляет за спиной у альфы. Он теряет голову. Его удлинившиеся когти рвут мокрую рубашку и пытаются добраться до теплой кожи. Он злится, потому что ему не дают двинуться с места, а все сильней вжимают в шершавую поверхность. Словно пытаются выбить из него дух. Но все протесты вылетают из головы, когда он чувствует прижатую к его паху возбужденную плоть. А дальше только глухие стоны и новые укусы. Они движутся так медленно, так томно, что даже больно. Потираясь друг о друга и имитируя то, что должно скоро произойти.

Пульс бьет в висках, и кажется, что еще минута этой невыносимой пытки вконец убьет их обоих. Вожделение кипящей лавой охватывает все тело и выжигает саму душу. Она превращается в невыносимое тепло, от которого щемит сердце. Ивону нужно это тепло. Он задохнется, если крепкие руки отпустят его. Они гуляют по его телу. Грубо сминают бедра и царапают грудь. Он готов заорать, когда они так сладко проходят по соскам и спускаются к напряженному паху. Нетерпеливо вырывая шнуровку и ныряя под грубую ткань штанов. Сдерживать крики больше нет сил. Особенно когда оборотень наклоняется и, поочередно прихватывая зубами розовые бугорки, начинает посасывать их. При этом продолжая ритмично водить рукой по стоящему члену.

Но этого мало. Им нужно больше… Стать единым целым, утолить, наконец, ту жажду, которая мучает с той минуты, когда Кай увидел блеск звезд в удивительных глазах. Когда Ивон впервые услышал одно лишь имя и почувствовал теплое дыхание на затылке…

Так и не размыкая объятий, они съезжают на грязный пол, где начинают бороться за право вести в этом сумасшедшем танце. Но это больше похоже на животные ласки и жажду утолить возбуждение, чем на настоящую борьбу. Перекатываясь, потираясь друг о друга и вырывая самые сладкие и желанные стоны из груди. Царапая кожу и помечая свою собственность как два ревнивых зверя.

Вся спина Ивона в кровавых царапинах и синяках, но он совершенно не чувствует боли. Сейчас он безумен. Его глаза горят багровым огнем, удлинившиеся клыки ни в какую не хотят вернуться в прежнее состояние, черты лица заострились настолько, что скоро прекрасное лицо примет свою боевую ипостась. Еще никогда в жизни он не терял головы настолько.

Терпения еле хватает на то, чтобы порвать к чертовой матери всю мешающею одежу и, наконец, прижаться голой грудью к такой же обнаженной коже. Он намеренно пытается взять верх и подчинить непокорного альфу. Чтобы овладеть, заклеймить и навсегда привязать самой прочной цепью к себе. Но у Кая другие планы. Он не уступит… Не сейчас… Эта ночь принадлежит ему, как и это восхитительное существо. Единственное равное ему во всем…

Одним рывком перевернувшись, он оказывается сидящим на полу и тянет на себя своего вампира. Усаживая на себя и сжимая до боли крепкие бедра, вцепляется клыками в незащищенную шею блондина. Тот глухо стонет и с двойным усилием принимается стаскивать одежду с альфы.

Цепочка багровых укусов. Царапая белую кожу на спине и дурея от одного только запаха. Кай урчит как довольный кот и вылизывает шею Ивона. Вкусный, такой мягкий и возбуждающий. И каждый крик льется в уши волка. Его когти рвут ткань штанов и, отбросив в сторону, привлекают к себе уже полностью обнаженное тело мечника. Тот уже совершенно не соображает, а только стонет, когда чувствует горячую, как огонь, кожу темноволосого мужчины. Они трутся друг о друга как дикие звери, только подстегивая возбуждение.

И здесь уже совсем невмоготу. Стоит только взглянуть на румянец, ровно покрывающий совершенное тело. Серебряные волосы, разметавшиеся по плечам, и дикий блеск алых глаз. Кай глухо рычит и, схватив вампира за плечи, дергает на себя. Его руки блуждают по крепкому телу, очерчивая каждый позвонок, каждый шрам, и, достигнув копчика, совершенно нагло ныряют в ложбину. Когти царапают ягодицы и прижимают ближе. Пока пальцы другой руки, смоченные в крови, гладят сжавшиеся колечко мышц. Они грубо вторгаются внутрь и причиняют невыносимую боль.

Ивон шипит и снова вонзает клыки в горло оборотня. Тот рычит и еще крепче прижимает его к себе. Настолько, что между ними не остается ни малейшего пространства. А пальцы продолжают свое дело и растягивают вход. Они входят глубже, не останавливаясь даже тогда, когда блондин начинает уже поскуливать и, отпустив шею брюнета, утыкается носом в его ключицы.

Больше ждать Кай не может. Он резко вынимает пальцы, не обращая внимания на сопротивление, выкручивает руки вампира и резко насаживает на крупную головку. Алые глаза распахиваются от еле сдерживаемой адской боли, и мышцы просто деревенеют. Оборотень не прекращает мелких толчков, пока полностью не оказывается внутри жаркого и узкого нутра. Хладный в его руках бьется и хрипит, пытаясь вытолкать из себя рвущую плоть. Но альфа не отпустит. Он хватает за горло мечника и, притянув его к себе, целует в искривленные от муки губы. Вылизывает соленую влагу, текущую по горящим щекам, и, словно прося прощения, нежно касается губами зажмуренных век. Кай держится из последних сил, сцепив зубы, чтобы не сорваться и не начать прямо сейчас вдалбливаться в желанное тело. Его держит осознание того, что это не дешевая девка из подворотни, а его ПАРА. Вечная, единственная и до боли любимая.

Сердце бьется как загнанное, а в ушах стоит звон сотен колоколов. Тянущая боль внизу постепенно утихает и становится терпимее. Стальной захват, сковывающий руки, исчезает и превращается в почти ласковые поглаживания. Ивон прикусывает губу и прислоняется лбом ко лбу своего альфы. Объяснений не надо. Они понимают друг друга с пол вздоха. Так было прежде и будет всегда…

Первый слабый толчок, и Ивон, шипя, вцепляется в крепкие загорелые плечи, оставляя кровавые полосы на них. Но это только раззадоривает Кая. Он целует жарко, страстно, отдавая всего себя, клеймя и забирая душу Ивона в обмен на свою собственную. Толчки усиливаются, и теперь уже оборотень вовсю натягивает на себя вампира. А стоит только поменять угол, как блондин вскрикивает и выгибается так сильно, что скоро сломает себе позвоночник. Он вцепляется в темноволосого мужчину и, скрестив ноги за его спиной, начинает сам насаживаться. Только бы еще раз ощутить эту волну дикого экстаза.

Для них нет никого. Мир просто сгорает в их жадных глазах, которыми они ловят каждое движение своих тел. Крики перемешиваются с рычанием, и им плевать, что такими темпами они сорвут голоса. Плевать на все… На войну, на друзей, на собственные семьи и на завтрашний день. Главное сейчас это страсть, которая кипит в них и на всех порах гонит к развязке.

Огонь жарко горит в очаге и золотит блестящую от пота кожу. На алых губах привкус крови и дрожь рваного дыхания. Пальцы переплетены так же крепко, как и нити их судеб. Они окутывают их и выжигаются на душе. Это крепче любого обета и клятвы. Никто не сможет их порвать, ни боги, ни смертные. В глазах одна бескрайняя страсть. Она окутывает с головой и не дает дышать.

Ивон дрожит всем телом и уже практически воет на одной ноте. Оборотень остервенело покрывает его грудь поцелуями-укусами, крепко прижимает к себе и толкается еще глубже и сильней. Балдея от собственного запаха на своей паре и наслаждаясь самым чувственным и самим прекрасным зрелищем на свете. Он не отрывает болезненно блестящих глаз от мечника и расцарапывает его лопатки. Блондин раненной птицей бьется в его руках и с совершенно бессмысленным взглядом откидывает голову. Рухни на них сейчас потолок, они бы и глазом не моргнули.

Удержаться невозможно. Тело, истерзанное грубыми ласками и напряженное до предела, вздрагивает в его руках и после пронзительного крика обмякает. Это становится последней каплей для Кая. Он вцепляется зубами в плечо любовника и с глухим рыком кончает. Перед его глазами стремительно мелькают цветные круги, грудь ходит ходуном. Но опустить свои руки он не может. Ивон все еще сидит на нем и, зажмурив глаза, сыто вылизывает шею. Его когтистые пальцы зарываются в спутанные черные волосы и гладят кожу головы. Альфа сыто улыбается и, намотав на кулак серебряные волосы, отрывает от себя мечника. Лишь для того, чтобы снова начать вылизывать дрожащий кадык и влажным следом подняться к губам. Чтобы обвести их контур и по скуле прочертить дорожку к порозовевшему уху с заостренным кончиком. И пока вампир снова дрожит от новой волны возбуждения, вторая рука оборотня скользит вниз по груди. Царапая когтями впалый живот и намеренно задевая белые влажные разводы, выплеснувшиеся между ними, уверенно обхватывает вновь возбужденную плоть. Гладя по чувствительному краю и снимая первую каплю смазки, чтобы размазать по алой головке.

А в следующею минуту слышится дикий рык, и Кай оказывается лежащим на спине. Стоит взглянуть в пылающие алым сузившиеся глаза, как воспаленный мозг выдает, что это будет еще очень долгая ночь…

По следу времени

За слова песни большое спасибо моей дорогой бете. Без которой автор как без рук

Только имя твое я в кармане ношу,

никому не расскажу, не поведаю быль.

Пусть разум вечно твердит, что не достоин тебя,

Что слишком мало любя, жизнь тебе подарить…

И весь мир прахом разлетится, если ты ответишь — нет!

И вмиг навеки обратится лютой тьмою белый свет!

И сердце пламенем пылает, освещая пустоту,

В которой, по тебе скучая, я в беспамятстве бреду…

Только имя твое леденцом за щекой

Одинокий путь мой скрасит долгой зимой.

И вот я снова один, теперь уже навсегда,

Сам себе господин и покорный слуга.

Колизей — «Имя Твое»

Наши дни.

Pov Алана.

Нет, я, конечно, человек очень хороший. С таким терпением, которому позавидовал бы сам Иисус Христос. Однако… МАТЬ ВАШУ, Я ЖЕ НЕ ТИТАНОВЫЙ! Такими темпами я переселюсь на стройку у моста, лишь бы не видеть эту моделишку доморощенную. И дело здесь совсем не в том, что этот недомерок не упускал случая разложить себя перед старшим Валгири на любой горизонтальной поверхности в замке. Причем, каждый раз этим двоим удавалось «просто мистическим образом» вытворять всякие непотребности, когда я был рядом.

Ну, что тут можно сказать, если у ребенка бзик на доггерстве, то экскьюз, но это не ко мне. Вуайеризмом никогда не страдал. У самого довольно активная в этом плане жизнь. Чего только стоят женщины Волчьего Двора. Аж глаза разбегаются! Прекрасны настолько, что невозможно устоять. И чего этот придурок нашел в этом костлявом андрогине? Ни кожи, ни рожи. Да и семья мальчика-зайчика не жалует. Ох, как я их понимаю. Приставучий, наглый, одним словом — дешевая подстилка, которая возомнила себя гением. Плевал я на него с высокой колокольни, если бы ЭТО не начало в наглую совать нос в мои дела! А его папик ходит, как ни в чем не бывало, и скалится, зараза, когда видит то, что вытворяет его протеже гребаный.

* * *

Однако, если бы Алан узнал настоящие причины такого поведения Питера, то сильно бы удивился. Причина была одна. Двухметровая, сильно напоминающая шкаф с антресолями, вечно угрюмая и презрительно щурившая золотые глаза. А ведь все складывалось так хорошо. Ведь он уже заполучил одного из самых богатых мужчин на планете к себе в постель. Еще немного и этот глупец начал бы есть у него с руки, но все планы полетели в задницу, когда неожиданно новоявленный любовник кинул его, ничего не объяснив, и улетел в Шотландию. Терять такой лакомый кусочек Питер не собирался.

С детства усвоив, что деньги могут все, он прилагал все усилия, чтобы выбраться из той мерзкой нищеты, в которой рос. С матерью-алкоголичкой и отцом-размазней, который не делал ничего, кроме как часами запирался в своей мастерской и творил, по его словам, будущие шедевры. Неоцененный художник, плевавший на собственного сына. О, Питер хорошо помнил эти годы. Он не забыл работу официанта в ночном клубе, когда вкалывал как проклятый, чтобы прокормиться. И даже то, как там же встретил своего первого любовника. Богатый бизнесмен настолько потерял голову, что готов был выполнить любой его каприз. Питер дураком не был и не стал упускать такую возможность. После были другие, и из каждого он щедро тянул и дорогие подарки, и модные шмотки. Один из очередных ухажеров быстро раскрутил его, как молодую и перспективную модель. С такой-то его внешностью устоять перед ним было трудно. А потом появился Кайрен Валгири… Меньше, чем через час после знакомства в клубе, они уже кувыркались в люксе отеля Хилтон. В ту же ночь парень твердо решил, что этот мужчина должен стать бриллиантом его коллекции. Продолжительная череда нулей после единицы на банковском счету полностью окупали столь близкое и частое лицезрение уродливого лица и тела перед собой.

Питера порой даже передергивало от пристального взгляда холодных желтых глаз и ледяного оскала, от которого шевелились волосы на голове. Но все равно терять этот куш он не хотел. Поэтому и бросил все, чтобы приехать в гости к любовнику. Но здесь его ждал сюрприз. Который постепенно превратился в сущий кошмар.

Платинового блондина в грязном комбинезоне он заметил сразу. Весь измазанный и пыльный, он продолжал притягивать взгляд. Своими серо-голубыми глазами и той мужской силой, которая исходила от крепкого тела. А один взгляд на широкие плечи и скрещенные мускулистые руки заставлял скулить от предвкушения легкой, но жаркой интрижки на стороне. Вечером, на ужине, интерес к молодому дизайнеру только возрос, стоило тому только появиться в гостиной, посвежевшему и одетому в черное с ног до головы. Это был самый настоящий ходячий грех. Питер поедал его глазами ровно до тех пор, пока не увидел взгляд Кайрена. Долгий, пристальный и обволакивающий. Скрытый за полуприкрытыми веками. Весь вечер он смотрел на дизайнера, а тот и не замечал. Когда же наталкивался на глаза старшего Валгири, то морщился, словно съевший кислятину.

На все это можно было бы не обращать внимания, если бы на следующий день все не повторилось. Кай не сводил глаз с Алана. Где бы тот ни был и что бы ни делал, мужчина не отводил свой пронзительный взгляд. Что неимоверно бесило Питера. Особенно после того, как первой же ночью Кайрен вышвырнул его из своих комнат в гостевые. Что бы он ни делал, Валгири вел себя холодно. Ни разу не коснулся и не пришел ночью. Риск потерять выгодную кормушку возрастал просто с геометрической прогрессией. Так что, пришлось идти на крайние меры, чтобы показать, кто здесь главный…

Джулиан же прикидывал, на сколько хватит шефа, и, судя по всему, об этом думал не только он. Молодежь активно делала ставки. И пока Алан не разочаровывал своего помощника. Но был близок к провалу так, как никогда. Вежливые отказы от помощи перешли в раздраженные уговоры, а те — в категорические пресечения любой самодеятельности, которую пытался навязать канадец. В итоге, все это превратилось в холодную войну вперемешку с ненавистью и презрением. Однако ни разу за все это время канадец не смел переходить черту дозволенного, отлично зная, что в противном случае его просто выкинут, как не нужную более тряпку.

А тем временем еще одно крыло было закончено. Скоро должен был быть готов и мост. Дальше нужно было привести в порядок старую винодельню. Но к этому времени подобрались долгожданные осенние праздники. Поистине грандиозная ярмарка, которая должна была длиться три дня…

«Три дня, и все станет таким как прежде», — мрачно размышлял Кай и медленно шел по старым улочкам своего города.

Он знал здесь каждый угол, каждый дом. Каждого, кто жил здесь, и все о его жизни. И не было ни одного, кто бы ни поклонился ему, положив сжатый кулак на сердце. Тем самым признавая своего хозяина и защитника. Кай полной грудью вдохнул прохладный воздух и свернул на главную площадь.

Сегодня Волчий Двор был другим. Он расцвел миллионами цветов и нарядился в пестрые ленты. Возбужденный гул голосов и смех приятно ласкали слух. Ветер весело гулял вдоль улиц и приносил с собой пряный аромат свежей выпечки, перемешанный с разнообразными травяными запахами. Мужчины ставили столы и тащили длинные табуреты. Женщины возились с едой и гоняли непоседливых детей, пытающихся стащить сладости. Кто-то помогал ставить шатры, в которых очень скоро должны были появиться и гадальщики, и мастера со своими товарами ручной работы, и пекари. Ярмарка в этом году обещала быть с размахом. Целых три дня праздника и соревнований. Танцев у диких костров и песнями под сладостью самой крепкой медовухи во всей Шотландии. А в конце — Великая Охота, когда мать-луна позовет за собой и подарит наслаждение первой крови.

Но все это старший Валгири пропустит в очередной раз. Луна больше не зовет его за собой. Она не ласкает свое дитя и не горячит его кровь. Для этого есть Маркус. Он поведет всех остальных, а его старший брат покинет этот край на заре четвертого дня. Когда солнце первыми лучами коснется шпилей замка, он будет далеко от Шотландии. Куда он поедет на этот раз? Кто знает…

Занятый своими мыслями, Кай не сразу обратил внимание на звук мотора и гул голосов, который кого-то весело приветствовал. А когда вышел из церкви, то увидел детей, повисших на плечах у смеющегося Алана. Тот даже не успел отойти от машины, как маленькие проказники бросились к нему, а самые наглые полезли в его старенький джип. Тарахтел этот монстр так, словно в любую минуту готов был отойти в мир иной, но дизайнер упрямо продолжал ездить на нем.

Наконец, сумев выйти из плотного кольца мальчишек, блондин начал выгружать деревянные ящики из кузова. Параллельно ведя оживленный разговор с мужчинами, вызвавшимися помочь ему. Только завидев его, из своей пекарни вышла миссис Макмиллан и понесла на пробу свой знаменитый яблочный пирог. К слову, который не смел трогать ни один смертный, пока первый кусок не попробует ее любимый блондинчик. Женщина уже преклонных лет, с лицом заботливой мамочки, смотрела на чересчур похудевшего, по ее мнению, дизайнера и причитала. А этот наглец, увидев приготовленную для него сладость, засверкал глазами и чуть слюной не закапал.

Алан был на седьмом небе от блаженства. Выпечка была, как всегда, на высшем уровне. Так что, каждый новый кусочек сопровождался стонами и блаженной улыбкой. Ну не мог он по-другому! Что-что, а сладкое всегда было его непобедимой слабостью. Вот блондин и увлекся, совершенно не замечая понятливые ухмылочки мужчин, томные вздохи и румяные щеки девушек, да и некоторых парней тоже. Что говорить о старшем Валгири, которого он вообще не заметил. А тот смотрел удивленно и непонимающе. Когда этот паршивец успел стать настолько близким для всех вокруг?

Увиденное не оставляло никаких сомнений. В Волчьем Дворе Алана встречали как своего. На него смотрели как на часть семьи и подпускали ближе, чем любого другого. К нему тянулись и даже восхищались. За все это время дизайнер успел познакомиться почти со всеми из Волчьего Двора, и его перестали принимать в штыки. Главную роль в этом сыграло то влияние, которое он имел на отпрысков Валгири. Их доверие и дружба многое изменили.

Между тем, подготовка к празднику шла полным ходом. Работы были на время приостановлены, и рабочие сейчас были в городе. Причем, участвовали все. Начиная с простых жителей и кончая хозяевами. А энтузиазма у последних было много. Чего стоили Эрика и Диана, которые возились с цветочными гирляндами и украшали церковь. Удивительно, но святой отец выжил и даже не получил инфаркт. Зато шериф Джозеф еще долго отходил от розового нашествия на свой участок.

* * *

Солнце медленно плыло к горизонту и красило небо во все оттенки алого. Пернатые облака плыли медленно, словно с большой ленью. В воздухе стоял оглушительный аромат цветов и дикого меда. Ветер качал верхушки деревьев и шумел в желтеющих листьях. И на Волчий Двор опускалось время веселья. Музыка лилась по многочисленным улицам и перемешивалась со смехом праздника. В своем пестром шатре гадалка обещала несметные богатства и неземную любовь. Молодые крепкие парни состязались в разнообразных турнирах и завоевывали призы для своих девушек. Кукольник собрал вокруг себя малышню и показывал очередную сказку о благородном рыцаре, спасшем прекрасную принцессу, сразившись с полчищами врагов. Кто-то гулял между рядов палаток торговцев и не сводил глаз от великолепных работ. Кто-то кормил с рук свою пару запеченными сахарными яблоками. А кто-то спешил на главную площадь, где музыка звучала громче всего.

Ночь наступала незаметно. Ступая по небу тихо и укрывая землю своей темной вуалью, чтобы зажечь на небе самые яркие звезды. Луна вынырнула из-за облаков и освятила серебром крыши домов. А в самом городе зажглись первые костры. Освещая огромную площадь и многочисленные пары, танцующие перед старой церковью. Город праздновал и веселился на славу. Оставив далеко позади свои повседневные заботы и распри. Этой ночью все плохое сгорало и превращалось в пепел среди алых языков пламени, тенями дрожащими на стенах.

А за всем этим издали следил Маркус. С какой-то грустной улыбкой, застывшей на губах. Его глаза быстро нашли обоих сыновей. Эдвард от уха до уха улыбался своей невесте и, бережно обняв тонкий девичий стан, кружился вместе с ней в танце. Уолтер не отходил ни на шаг от любопытного Джулиана и показывал очередную диковинку заезжего торговца. А русоволосый восхищенно рассматривал ее и делал усиленные попытки, чтобы не поднимать глаз на него. Ему нравился Уолтер, но почему-то он усилено скрывал это.

Вдалеке от других стоял Алан и с шерифом ставил фейерверки. Блондин был увлечен работой, но то и дело краем глаза смотрел на своего друга. Увидев в очередной раз покрасневшее и недовольное лицо Джулиана, он закатил глаза. Сомневаться не приходилось — Уолтеру опять удалось смутить его. Чем тот был явно очень доволен.

Наконец, убедившись, что на ярмарке все идет нормально, Маркус развернулся и, никем не замеченный, отправился обратно в замок. Волчий Двор праздновал, и их веселью ничто не могло помешать. Потому что это был праздник жизни. Бесценная возможность жить свободно и счастье, которое было подарено им много лет назад. Но за которое пришлось заплатить очень дорого. Цену эту он никогда не забывал. Он видел ее отпечаток в глазах своей возлюбленной жены и в истерзанной душе брата…

Стоило перешагнуть порог замка, как голоса развеселенной толпы остались далеко позади. А впереди была неплотно прикрытая дверь в малую гостиную. Где спиной к входу сидела на мягкой изящной кушетке Диана и немигающим взглядом смотрела в окно. Туда, где лежали густые леса, покрытые легким туманом и пронизанные холодом.

У мужчины защемило сердце. Он бесшумно скользнул к ней и, сев за спиной, крепко обнял, привлекая к себе. Зарываясь носом в длинные мягкие волосы и поглаживая хрупкие плечи. Но оторвать глаз от дороги, ведущей к лесу, Диана не смогла. Словно ждала, что скоро произойдет чудо, и все случившиеся окажется дурным сном. Что не будет горьких слез и нестерпимой боли. Что не будет разбитых жизней и окаменевших душ. Но каждый раз ее надежды рассыпались в прах. Поэтому оставалось только зажмуриться и, сжав до скрежета зубы, пытаться жить дальше. Пока рядом был ее Маркус и дети, она могла жить. Только с ними сердце не ныло и билось для любимых. Для того, кто сейчас так нежно обнимал ее и делился молчаливой поддержкой. Но тому, кто нуждался в ней больше всего на свете, ни она, ни Маркус не могли помочь. Да и никто другой тоже, потому что разбитое сердце можно склеить снова, но душу не вернуть никогда…

Ветер тихо колышет листву и бродит между белых колонн. Он шевелит траву и приносит яркий запах дикого вереска. Такого теплого и сладкого, что кружит голову. Лунный свет льется в витражные окна и пустые арки, он лениво ползет по мраморным плитам и серебром окутывает всю галерею со статуями ангелов. Здесь тихо и безмолвно, ведь шум, царивший снаружи, не может проникнуть сюда.

Огромный черный волк идет тихо. На мягких лапах он ступает осторожно, словно боится спугнуть покой этого места. Он минует всю галерею и тихо опускается в самом конце, перед огромной аркой, покрытой зеленым плющом и ведущей к скалистому обрыву. Прикрыв блестящие золотые глаза, он сворачивается клубком на полу. Ветер становится сильнее. Он врывается резким порывом и, срывая лепестки цветов, кружит их вокруг затихшего зверя.

Словно ласковые пальцы перебирают мех с проседью. Они касаются сжатых век и гладят большую морду. Так мучительно и сладко, даря долгожданный покой и только сильнее разрывая сердце. И он знает… Чувствует, что больше не один. Только не этой ночью. Когтистые лапы тянутся вперед, в поисках того, кто должен сейчас лежать здесь же, совсем рядом. Но стоит открыть глаза, как из груди вырывается самый отчаянный и тоскливый вой на земле.

— Я здесь… Ты слышишь? Здесь… Иви…

Хриплый шепот разрывает тишину и застывает в воздухе. Чтобы через секунду отдаться еле слышным:

— Люблю…

Таким родным голосом, что внутри все сжимается от той невыносимой боли, которую ничто не исцелит. Ему не нужен весь этот мир. Не нужны его дары. Только тот, кто касается еле ощутимо и шепчет тихо. Одно лишь имя, одно лишь признание. Возможно ли передать степень той разрухи, которая царит внутри? Нельзя… Как гнилая рана, которая не заживет, сколько не лечи. Он до сих пор помнит, какой нежной может быть шелк бледной кожи. Медовый вкус поцелуев, что могли подарить только эти губы. Кривящиеся в надменном холоде для других и такие чувственные для него. Целый огромный мир, который уместился лишь в глазах цвета грозовых облаков. И нежный шелест ветров, которым звучал только ЕГО голос. Теперь ничего этого больше нет. Мир — тлен, а люди всего лишь бледные тени. Тысячи, миллионы, среди которых он тщетно пытался найти своего Небесного. День за днем влача свое существование и пытаясь забыть.

Говорят, что время лечит. Оно смывает мутные разводы, в которые медленно превращаются воспоминания, и рисует на их месте новые узоры. Яркие, порой сложные, а порой легкие, как пернатые облака. Но это ложь. Красивая сказка, которой кормят глупцов, пытаясь утешить их. С годами становится только хуже. Сколько прошло этого самого «исцеляющего» времени? Триста, пятьсот или восемьсот лет? Годы не имеют ровным счетом никакого значения, потому что он сходит с ума так же, как и тогда.

У него есть только жалких три дня. Для того, чтобы прикоснуться хотя бы к тени. Чтобы на короткий миг, закрыв глаза, увидеть нежный изгиб губ, чтобы сосчитать мириады звезд в глазах и с упоением вдыхать запах диких цветов. Только три дня, чтобы в дуновении ветра различить еле уловимый вздох и услышать свое имя. Жить всего лишь семьдесят два часа… На краю самых ярких грез. А после этого снова разбиться о жестокую реальность. Где больше не осталось ничего. Только старый замок и его проклятый хозяин с окаменевшим сердцем…

Ярмарка, устроенная в Волчьем Дворе, была поистине грандиозной. Ее открытие вообще превзошло все ожидания Алана. Да, такой красоты он давно уже не видел. Как ни крути, а Нью-Йорк совершенно не предусмотрен для деревенских гулянок. Особенно таких масштабных. Например, когда какой-то остряк запустил фейерверки раньше времени и не туда, куда надо. Слава Богу, все обошлось, и никто не пострадал, но цветочный ларек рвануло знатно. Благо, пожар потушили сразу. А, в целом, вечер, можно сказать, удался. Если не считать хмурое и недовольное лицо мальчика-зайчика всем известного педофила-извращенца. Ну вот, стоило вспомнить этот выкидыш анатомии, как он сразу же появился. А где, кстати, его величество «я у мамы гей-мясник»? Чего-то не видать его уже вторые сутки.

Сам Алан даже удивился тому, что его заинтересовало исчезновение старшего Валгири. Ну, пропал. И что? Главное, что под ногами больше не путается и глаза не мозолит. Однако любопытство пересилило все. Поэтому сейчас он сидел за обеденным столом и задумчиво смотрел на пустующее место в его главе. И, если приглядеться, то можно заметить то напряжение, которое царит вокруг. В резких движениях обычно расслабленного Эдварда. В нервной и натянутой улыбке Эрики. Уолтер вон вообще водит вилкой по тарелке и за весь завтрак так и не проглотил ни кусочка. Но, возможно, это вызвано Джулианом? Помощник дизайнера сегодня был удивительно задумчив и тих. А стоило только взглянуть на Маркуса и Диану, как становилось понятно, что-то случилось точно.

— А где Ри-Ри? — капризно надув пухлые губы, спросил Питер и сел на свое место.

При его виде Диана скривилась, как при зубной боли, и отвела глаза. Маркус промокнул губы салфеткой и спокойным мягким голосом произнес:

— Кай уехал по срочным делам и, в любом случае, больше не вернется в замок.

— Почему? — вопрос вырвался до того, как Алан смог сдержаться.

— Остался только один день, — не отрывая от него чуть удивленный взгляд, ответил Маркус, — Кайрен проводит в Шотландии всего лишь несколько дней.

— Что значит, он уехал?! — не веря, воскликнул Питер.

— А то и значит, молодой человек, — с холодной усмешкой ответила Диана, — думаю, и вам уже пора.

Этого канадская фотомодель не ждала. Брюнет сперва побелел, потом посинел и, в конце концов, побагровел так, что любо было смотреть. Чем Алан нагло и занимался. Мальчишка за все это время успел ему много крови попортить. Например, своим хамским поведением и высокомерием. Что же касается Кайрена, то здесь блондин был в восторге. Никто больше не собирался мешать ему доделывать свою работу. Так что, бывшее плохим настроение возвысилось до небес. И пока Питти-крошка захлебывался своей желчью, Алан по-хулигански улыбнулся и, подхватив со стола яблоко, пожелал всем приятного аппетита. Он вышел из зала и, насвистываявеселую мелодию, направился к выходу из замка. Впереди был последний день ярмарки, и завтра рабочие должны были снова приступить к работе. А пока его ждал великолепный черный кофе в уютном ресторанчике мистера Олгбери и занимательная беседа с отцом Солмерсом. День обещал быть фееричным, и Алан от всего сердца надеялся, что так оно и будет. Но, увы, мечтам не было суждено сбыться…

С утра в Волчьем Дворе царил настоящий ажиотаж. Он длился до самого вечера. Однако этой ночью все было уже по-другому. На улицах все так же горели костры, и играла музыка. Но на устах жителей городка замерзла печальная улыбка. Одинаковая, словно нарисованная одной рукой. Не было больше ни веселого смеха, ни громкого шума веселья. Только звенящая тишина, которая накрыла Волчий Двор. И люди, в руках которых горели бумажные фонари. Они глядели на их мягкий свет, и глаза их становились более тусклыми. Словно неожиданная скорбь объединила всех их.

А с двенадцатым ударом огненное море колыхнулось, и сотни фонарей поднялись в воздух. Подхваченные ветром, они поднимались выше. Сотни маленьких огоньков, как вечная память и дорога на небеса. Светлая тропа, с которой не сойдет душа и не затеряется во мраке ночном.

Алан смотрел на парящие в небе фонари и не мог оторвать глаз. Диана рассказывала ему о третьей ночи праздника. Когда Волчий Двор озарял темное небо так ярко, чтобы только одна единственная душа нашла путь к небесам. В память о далеком предке, который когда-то спас их и позволил жить свободно и счастливо. Заплатив за это слишком высокую цену. Его не забывали никогда, и каждый год устраивали эти трехдневные праздники. В дни, когда дикий вереск цвел особенно ярче.

И, черт возьми, это было прекрасно! Блондин моргнул и, наконец, оторвав взгляд от, несомненно, прекрасного зрелища, оглядел людей вокруг. Внутри шевелилось тревожное чувство. Словно что-то должно было случиться. Судя по ощущениям, не очень приятное. Доверять своей интуиции дизайнер давно уже привык.

На первый взгляд все в порядке. Эрика была с Эдвардом. Маркус усадил к себе на колени жену, и они не отрывали грустных глаз от неба. Уолтер стоял рядом с Джулианом и вместе с ним глядел на фонари. Причем крепко держась за руки.

«Интересно, а они заметили?» — ехидно подумал Алан и, резко обернувшись, наткнулся на лицо испуганной женщины.

Она тревожно оглядывала толпу и звала кого-то.

«Вот тебе и праздничек», — мрачно подумал Алан…

* * *

Луна плывет за рваными облаками и время от времени освещает мрачный лес. Уродливые тени пляшут под ее светом. Они запутываются в густых ветках деревьев и крадутся между оголившихся кустов. Холодной росой ложась на пожухлую траву и растворяясь в белом тумане. Ветер больше не гладит лицо, он колючим холодом пробирается под кожу и лижет кости. Лес не дремлет. Он полон жизни, но, к несчастью, сегодня здесь пахнет кровью. Тревожно ухнувшая сова взлетает со своей ветки, испуганная резким треском веток. Никто не хочет попасть в лапы к тем, кто сейчас бежит по звериным тропам. Их глаза светятся во тьме, и клыки скалятся, чувствуя чужой запах. Они мчатся вглубь леса по все еще свежему следу. Предвкушая, чувствуя то, как близка цель.

Маркус ведет стаю уверенно. Тело вожака напряжено и в любой момент готово броситься в бой. А в том, что он обязательно будет, оборотень не сомневается. Стоит повести носом, как тонкий нюх улавливает всех их. Они впереди, и среди них есть вампир. Именно он и заманил сюда девочку, которую сейчас ищут люди. А его цель здесь. Те, кто осмелился переступить закон и начать охоту на людей. Причем в их землях. Серо-бурый волк зол. Он скалится и обнажает крупные клыки.

Еще тогда, в городе, когда Алан привел к нему испуганную женщину, потерявшую дочь, он все понял. Ни один чужак не смеет войти в их город, но это не значит, что оттуда не могут выйти по собственной воле. И стоит только поманить глупое существо за собой сладким голосом, как устоять уже будет невозможно. А как это сделать, когда разум охвачен пеленой, а в ушах звенит сладкий голос? Вот и дитя не устояло. Но это всего лишь ловушка. Маркус чует ее всем своим нутром, он мотает головой и, зарычав, ведет стаю обратно…

Ребенка искали всем городком. Маркус с сыновьями и еще несколькими крепкими мужчинами отправился в северную часть леса. Непожелавшие остаться в стороне Алан и Джулиан отправились с шерифом. За короткое время лес уже был полон людей. Зовя девочку, под бледным лучом фонариков они искали следы. Каждые десять минут останавливаясь, чтобы прокричать имя, и вслушиваясь в тревожные ночные голоса. Но отклика не было.

— МЕРИОН!!! — закричал Алан и осветил пространство перед собой.

Кроме тревожного шелеста и людских голосов услышать ничего не удалось. Он уверенно шел вперед, совершенно не замечая того, что постепенно отдаляется от остальных. Голоса становились все глуше, а заросли впереди все гуще. Вдалеке тревожно каркнул ворон, и стая летучих мышей буквально вылетела на него. Блондин закрыл лицо рукой и еле успел пригнуться. Последним аккордом стал протяжный волчий вой вдалеке.

«Нет, ну просто великолепный вечер», — потерев оцарапанное лицо, зло подумал дизайнер.

Когда же он оглянулся, то за спиной больше не увидел света фонарей. От радужной мысли окончательно потеряться отвлек чей-то слабый писк и шорох листьев. Алан спрыгнул с невысокого выступа и увидел маленькое тельце у корней засохшего дерева. Стоило только сделать шаг, как девочка сжалась и попыталась забиться под корни.

— Мерион? — тихо спросил Алан и медленно поднял руки, показывая, что не причинит вреда, — милая, ты только не бойся. Мы тебя уже часа четыре ищем, а ты здесь спряталась. Давай пойдем домой. Мама ведь волнуется.

Говоря эти слова, он как можно осторожнее шел к ней. Девочка сидела, сжавшись в комочек, и огромными от ужаса глазами смотрела на него. Шелковое нарядное платьице было грязным и порванным. На руках были царапины, а коленка разбита.

— Они здесь, — не отрывая глаз от удивленного лица Алана, прошептала девочка, — они убьют нас…

— Тихо, — осторожно погладив ее спутанные светлые волосы, прошептал парень и привлек к себе дрожащее тельце, — тебя никто не обидит. Мы тебя сейчас отведем домой, и…

Продолжение этого «и» так и застряло в горле, когда неожиданно за спиной совсем близко хрустнули ветки, и послышалось звериное рычание. Девочка задрожала еще больше и всеми силами вцепилась в рубашку напряженного блондина. Стоило только обернуться, как фонарь просто выпал из рук.

В нескольких шагах от них стояли пять огромных волков. Таких американец еще никогда не видел в жизни. Здоровенные зверюги по два метра, если не больше. Огромная пасть кривится в оскале, и глаза блестят. Шерсть на их загривках стоит дыбом, а тела напряжены, явно готовясь напасть. С такими в одиночку и с ребенком на руках не справиться, а если заорать, то последним, что мелькнет перед глазами, будут острые зубы. Значит, выход только один.

Алан крепче прижал к себе девочку и потянулся одной рукой назад. Только полный идиот пошел бы ночью в лес без оружия, лишь на одном энтузиазме. А дураком он никогда не был. Поэтому рукоять старого охотничьего ножа ладно легла в руку. Полоснув им первого же кинувшегося на них волка по морде, Салливан сорвался с места.

Перепрыгнув очередную яму, он кинулся назад, отчаянно пытаясь выйти из леса. Волки бежали по пятам. Они нагоняли, с каждой минутой сокращая расстояние. Но останавливаться он не собирался. Ветки хлестали по лицу, легкие просто разрывало от нехватки воздуха. Кровь стучала в висках, бок начало колоть. Новый вой раздался чуть ли не под самим ухом, но обернуться было себе дороже.

— Быстрее, быстрее! — закричала девочка, когда огромный волк, раскрыв пасть, прыгнул на них и повалил на землю.

Еле успев увернуться от острых клыков, Алан смачно врезал кулаком по морде зверя и, услышав скулеж боли, вскочил на ноги.

— Лезь на дерево! — закричал он и, полоснув очередного волка, кинулся к девочке.

С трудом вскарабкавшись на высокую ветку, девочка протянула руки, пытаясь помочь ему. Но стоило блондину отвлечься, как в ногу вцепились острые когти и потянули вниз. Приложившись о толстые корни и чуть не заорав от острой боли, дизайнер еле успел уйти от острых зубов. Через несколько секунд он опять был на ногах. Спиной прижимаясь к толстому стволу дуба, сжав в руке нож и напряженный до предела.

— Детка, — не отрывая глаз от круживших вокруг него волков, позвал Алан, — я, конечно, крут, но не настолько, так что ори, как резаная.

Мерион просить дважды не пришлось. Даже блондин чуть не оглох от того визга, который подняла девочка. Волки даже уши прижали к голове. Но бросать свою добычу они не собирались. А «добыча» совершенно не горела желанием стать главным блюдом на вечер. Так что, через несколько минут на небольшой полянке уже шел ожесточенный бой.

«Какого, вашу мать, хера?!», — взвыл мысленно Алан и в очередной раз ударил в бок вцепившегося ему в предплечье зверя.

Казалось, что с каждым ударом этих зверей становилось только больше. Грязный, взлохмаченный и раненый парень сам уже скалился, как дикий, и тяжело дышал. Кровоточащая нога болела адски, а рука начала дрожать. Отбиваться становилось трудней. В ушах стоял невыносимый шум, и потому он не сразу услышал голоса, которые начали приближаться. Но, на удивление, это совсем не напугало волков. Теперь они пытались утащить его с собой. Схватка настолько раскалилась, что огромного черного волка, выскочившего на поляну, заметила только Мерион.

Теряющий силы блондин уже приготовился заорать от новой боли, но лишь удивленно распахнул глаза. Появившийся черный волк закрыл его собой и, зло оскалившись, бросился вперед. На его фоне эта бешеная свора просто меркла. Раза в два крупней, с огромными когтями и длинными клыками. Очередной вой и скулеж разнеслись по всей округе. Звери катались по земле, зло рыча и вгрызаясь друг в друга. Мощный удар лапы и один из волков, отлетев в сторону, ударился об острые камни. Еще один хрипел с разорванной глоткой и пытался подняться на лапы. Черный волк настолько ушел в схватку, что пропустил еще одного волка, который вгрызся в бок, вырвав из горла злой рык. Второй тут же вцепился в горло, пытаясь сжать пасть, но завыл, когда острый нож вошел под лапу и начал рвать брюхо.

— Я тебя на коврик пущу, — зашипел Алан и, с трудом отомкнув крепкие челюсти с горла черного волка, потащил за собой.

— АЛАН! — крик прорвался к нему словно из-под толщи воды.

Однако он так и не отвлекся на появившихся людей, с которыми были Эдвард и Уолтер. Сейчас он задыхался от усталости и не отрывал мутный взгляд от черного волка, который пытался встать на лапы, но у него это не получалось. То, что он сделал потом, можно было списать на шок после пережитого. На четвереньках подобравшись к волку, он стянул с себя порванную рубашку и осторожно прижал к кровоточащему боку зверя.

— Хороший мальчик, — тихо зашептал Алан и дрожащей рукой погладил замершего и как-то притихшего волка по голове, — ты только держись…

Не прошло и минуты, как на поляне уже собралась куча народа. И пока Мерион сняли с дерева и передали матери, блондин наотрез отказывался отпускать волка, лежащего рядом с ним.

— Ал, с ним все будет в порядке, — уговаривал Уолтер, — его стая позаботится о нем. А тебе нужна помощь.

— Хуй тебе, — рявкнул злой Алан, — мы берем его с собой, и точка!

— Но, Алан… — открыл было рот Эдвард, но так и замер, в шоке смотря на хитро блестящие золотые глаза.

В то время, как дизайнера пытались уговорить, черный альфа устроил грандиозный спектакль для одного зрителя. Роль умирающего лебедя сперва убедила даже примчавшегося Маркуса. Умирал наш черный лебедь реалистично. Из-под полуприкрытых век смотря на встревоженное и чумазое лицо Алана. А между тем, мысленно удивляясь такому поведению. Почему? Реакция мальчишки его с одной стороны забавляла, с другой — вводила в ступор.

Так как Алан напрочь отказался отпускать своего спасителя, пришлось их обоих тащить к врачу. Вот тут задержать дизайнера не удалось никаким образом. От госпитализации он отказался, объявив, что лучше ляжет в гроб, чем хоть день проведет в больнице. Когда же дело дошло до черного волка, то бедный врач даже завис, с удивлением смотря на кислую мину Маркуса. Обмотав ребра зверя, врач отпустил их на все четыре стороны. Почесывая затылок и долгим взглядом провожая двух парней, несущих на руках совершенно здорового зверя…

Ажиотаж, вызванный возвращением героя дня и его неожиданного мохнатого ангела-хранителя, не утихал еще несколько часов. Особенно после возмущенных воплей Питера, когда тот увидел волка.

— Что здесь делает этот блохастый монстр?! Выкиньте его сейчас же — у меня аллергия на собак!

Пока Маркус давился смехом после этого заявления, Диана сотрясалась на плече у своих сыновей, которые делали усиленно вид, что это не они и вообще у них временная глухота. Джулиан, совершенно не разделяющий их веселья, тревожно смотрел на своего друга, пока Эрика заботливо взбивала подушки за его спиной. Только у двоих на лицах было написано поразительно схожее выражение недовольства и брезгливости. Причем, одной была морда самого волка, которого так оскорбили.

— Это — волк, а не собака, — презрительно произнес Алан, — зоолог хренов.

— Это не имеет значения, — вздернул нос Питер и поморщился, — не думаю, что Ри-Ри будет рад, узнав, что его персидский ковер испортила какая-то дворняга.

— Тебе вообще вредно думать, — насмешливо ответил блондин, и голос его стал приторно слащавым, — а твой Ри-Ри, котик, может вешаться на своем ковре, если у него такая тонкая душевная организация. Так что, мотай отсюда, цыпа.

Цыпа возмущенно попыталась убить его взглядом, но Алан похабно ухмыльнулся и вальяжно откинулся на подушки. А уже через минуту его больше не интересовал никто. Потому что, бросив взгляд на лежащего рядом волка, отвести глаз он уже не смог. Желтые глаза смотрели внимательно и не отпускали. Совершенно не похожие на звериные. Словно волк смотрел не просто на него, а заглядывал в самую душу, переворачивая ее верх дном. Не в силах удержаться, он потянулся вперед. Совсем осторожно и медленно, боясь спугнуть настороженно замершего и словно затаившегося зверя. Такого прекрасного и удивительного.

Рука лишь на мгновение замерла над ощетинившимся волком, но потом уверенно легла на его голову. Поглаживая нежно и перебирая густой черных мех, поблескивающий сединой. И на губы сама просится улыбка, а голос звучит с совершенно не присущей ему нежностью.

— Спасибо тебе, мягколапый. Быть мне чьим-нибудь ужином, если бы не ты.

Если с поглаживаниями альфа мог еще смириться, то после того, как его взяли за уши и поцеловали в нос, челюсть чуть позорно не отвисла. Это компенсировали явно неестественно округлившиеся глаза. Смех и похрюкивания отрубило мгновенно. Сам же виновник всеобщего шока, ничего не замечая вокруг, откинувшись на подушки, прикрыл глаза…

* * *

Часы пробили полчетвертого, и в замке больше не было слышно тревожных голосов. За окном давно уже бушевал шторм и хлестал окна дождем. Скрип старых деревьев и вой ветра под самыми крышами. Запах грозы и бледные молнии, рассекающие ночное небо. Осень уже вовсю заявила свои права и принесла первые холода. Только она снаружи, в то время, как здесь горит камин. Огонь жадно лижет сухие поленья и бросает тени на стены. Свет не горит, да и не нужен он ему.

Черный альфа сидит в глубоком кресле и задумчиво смотрит на алые языки. Мысли его сейчас далеки. Они вертятся вокруг того, кто сейчас спит в одной из комнат замка. Удивительный, не похожий на других, и этим тревожащий давно уже забытые эмоции. Имя которых давно забыто.

— Из тебя получился бы великолепный актер, — насмешливый голос брата совершенно не стал неожиданностью.

— Во мне погиб великий гений, — хмыкнул оборотень, но голос его остался мрачным, — ну, и кем же были наши гости?

А вот этого разговора Маркус предпочел бы избежать. Сев в соседнее кресло и сцепив руки в замок, он отвел взгляд. С одной стороны было глупо лгать брату, ведь тот моментально почувствовал бы это. А с другой стороны, он отлично знал, какой будет реакция. Глубоко вздохнув и обреченно прикрыв глаза, он тихо произнес:

— Валентин вернулся в Англию.

Кресло полетело в окно. Раздался жуткий грохот и звон осыпавшегося на пол стекла. Последовавший за этим шепот заставил похолодеть.

— Когда?

— Два дня назад, — не смея поднимать глаз на разъяренного брата, ответил младший, — постарался кто-то из Совета. Ты ведь знаешь, что они не первый век грезят нашей кровью. Сам знаешь, на что они могут пойти, чтобы ее заполучить. Пока эти шавки отвлекали вас в лесу, вампир с еще тремя попытался проникнуть в замок.

— И?! — Кайрен закипал с каждым словом.

— Не волнуйся, они уже кормят червей, — устало откинувшись на спинку кресла, ответил Маркус, — кстати, об этом. Что ты решил на счет Алана?

Кай даже замер. Перестав мерить комнату шагами. Бросив невидящий взгляд на разбитое окно, он ответил:

— Мальчишка спас мне жизнь.

— О да, — ехидно произнес Маркус, — уши не болят?

— Прекрати паясничать, — угрюмо буркнул альфа.

— А знаешь, — задумчиво произнес Маркус, — думаю, он поступил бы так же, если бы даже узнал, кто перед ним на самом деле.

— Как же, — оскалился в улыбке черный волк, — в любом случае, завтра половина того, что было сегодня, покажется ему сном. И потом, у меня резко появилось несколько вопросов к этому герою недобитому.

— Как понимаю, ты остаешься, — напряженно произнес Маркус и впервые за вечер взглянул в глаза брата.

— У Валентина есть один неоплаченный должок, — ответил Кай и поднял взгляд на портрет, висящий над лестницей.

А Маркусу же осталось лишь молиться всем богам, потому что он хорошо знал этот горящий безумием взгляд…

Дождавшись ухода брата, Кай сорвал с груди раздражающие бинты и направился к дверям. Нечего было некоторым обитателям видеть разгуливающего на двух лапах огромного волка. Зато нужно обойти границы и удостовериться в том, что больше ни одного чужака нет. Но стоило ему взяться когтями за ручку двери, как до ушей дошел глухой стон, полный боли. Оборотень замер и, принюхавшись, почувствовал запах крови. Очередной стон, и альфа уже уверенно поднимается по лестнице. Стоит оказаться в коридоре, как запах усиливается, и теперь в нем чувствуется еще один. Сладковатый, пока еле ощутимый. Он ведет альфу и шевелит в груди смутно знакомую тревогу.

Повернув за угол, альфа вышел к спальне Алана. Лишь слово, произнесенное шепотом, и замок тихо щелкнул, впуская его внутрь. Одного взгляда хватило, чтобы понять, насколько тому сейчас было плохо. Вся комната пропиталась запахом крови и болезни. Мокрое полотенце лежало у подножья огромной постели, на которой сейчас в бреду извивался молодой мужчина. Еле укрытый тонкой простыней и не чувствующий того холода, который проникал через распахнутое настежь окно. Он совершенно не остужал пылающую кожу, покрытую капельками пота. Швы на ране разошлись и опять начали кровоточить. Кожа по краям распухла и начала синеть. В таком же состоянии была и рука, на которой красовался отвратительного вида порез от когтей. А температура с каждой минутой только поднималась.

Обматерив про себя глупого мальчишку всеми словами, оборотень осторожно коснулся кровоточащей икры и зашептал старинные слова. Похожие на шелест листьев, они полились легко и, золотистым светом сорвавшись с острых когтей, легли на рану. Гася боль и исцеляя ее. Только оставляя иллюзию. А тем временем большая лапа двинулась дальше. Касаясь еле-еле, поднимаясь вдоль линии крепких бедер и коснувшись живота, оставляя еле уловимый след на ребрах, рисуя узоры на впалом животе и накрывая горящее предплечье. С каждым прикосновением, каждым тихим словом бледность отступала с красивого лица. Оставляя на своем месте румянец на щеках и срывая облегченный вздох с искусанных алых губ. Смягчая заострившиеся черты лица и разглаживая складку между бровей.

Кай смотрел, не в силах оторвать взгляд. Жадно впитывая чужой покой и совершенно не понимая своего смятения. Ведь это всего лишь очередная бледная тень. Одна из сотен других, но стоит взглянуть в серо-голубые глаза с поволокой, как слова теряются еще не родясь, а в горле растет ком, грозящий перекрыть весь воздух.

Только сейчас Кай понимает, что и вправду смотрит в мутные глаза и почти что полулежит рядом. Но двинуться с места он не спешит. Затаив дыхание, он ждет грандиозного вопля, который по идее должен вскоре разбудить весь замок, да и Волчий Двор тоже. Но он оказывается не готов, когда Алан улыбается ему шальной улыбкой и сонно тянет:

— Вооооолчиииииик…

Он переворачивается на бок и буквально затаскивает оборотня в свою постель. Уткнувшись куда-то под морду и запустив пальцы в мягкий мех, укладывает другую руку на крепкую грудь. Прямо туда, где бьется сердце. Через несколько секунд он опять тихо посапывает.

Вот теперь ни одного цензурного слова не найдется, которым можно описать данную ситуацию. Кай уверен в этом на все сто процентов. Так же, как и в том, что он и вправду сходит с ума. Ведь как иначе можно назвать то, что он не уходит? А, откинувшись на мягкие подушки, вдыхает запах полевых цветов, запутавшийся в мокрых серебристых волосах, и впервые за столько веков засыпает глубоким сном. Слушая стук капель по стеклу и мерное биение чужого сердца…

Ты грех мой

Я теряю тебя в этой мутной толпе,

Я теряю тебя по крупицам, по клеткам

С каждым мигом, пронёсшимся на высоте,

Теплота уступает паутинам и сеткам

Я теряю тебя, мне тебя не найти,

Я теряю тебя постепенно, построчно

По-простому, как Золушка без десяти,

И по-сложному, как фортепьяно настройщик…

Сурганова и Оркестр — «Я теряю тебя»

715 год. Драгмирия.

Pov Ивона.

Вдох… Выдох…

С первыми закатными лучами оживает Сигерин. Люди уже несколько дней укрепляют его и готовятся к изнурительной осаде. Все, кто может держать оружие, кто умеет драться, собрались во внутреннем дворе небольшого замка, где нашли приют несколько сотен семей. Женщины, дети, старики давно уже отосланы в глубокие пещеры под замком. На стенах слышны крики занимающих свои места лучников. Огонь дикими языками лижет почерневшие огромные котлы, в которых варится смола и ждет своего времени. Отовсюду слышны тихие разговоры воинов, бряцание доспехов и ровный свист точившихся мечей. Это последние часы покоя в Сигерине. Потому что очень скоро здесь будет не меньше полутора тысяч оборотней. Зная тебя, я могу сказать с уверенностью, что это только начало. Их будет намного больше. А помощи нам ждать не от кого. Валентин далеко на востоке, где успешно участвует в очередном спектакле, поставленном тобой и великолепно отыгранном твоим братом. Первый советник же сейчас пытается пережить покушение на свою жизнь, так же устроенное тобой. Вампирский двор в настоящей панике, никогда еще волкам не удавалось так близко подобраться к ним. Но там тебя нет. Ведь твоя последняя и самая главная цель здесь — я и мои воины. Отрезанные от других, не имеющие за спиной поддержки и, по идее, совершенно не знающие о том, что должно случиться этой ночью.

Я восхищен настолько, что готов аплодировать стоя! Только ты забыл, что играешь отнюдь не с глупым мальчишкой. Вычислить твоего шпиона было легко, а подыграть ему и подкинуть ложные сведения — еще легче. Но сделать все так тонко, так незаметно, чтобы ты не понял. А теперь ты идешь на город, не зная того, что здесь тебя давно ждут. В то время, как Диана на всех порах летит к Магистру. Еще один шаг, просчитанный тобой…

Вдох… Выдох…

Замок в огне. Вокруг такой грохот, что, кажется, еще одна минута, и я просто оглохну в нем. В воздухе стоит сладкий запах крови. Он наполняет легкие, заставляет сходить с ума. Перед глазами все застилает алая пелена и вытаскивает из самых недр души ту тьму, что грызет меня столько лет. Напрочь убивая всякие чувства и оставляя одну лишь жажду убивать. Стоны умирающих перемешиваются со звериным рычанием и переходят в дикий скулеж, когда со смолой льется расплавленное серебро. Теперь я абсолютно уверен, что только ради того, чтобы увидеть твое изумленное лицо, стоило угробить столько зачарованного металла и пять дней для того, чтобы собрать достаточное количество. Да, определенно, мне нравится то, что твои псы скулят от боли…

* * *

Сигерин охвачен боем. Под его сводами разразился настоящий Ад, наполненный огнем и болью. Она играет безумием в глазах сражающихся. Здесь милосердие — пустой звон, а жизнь противника не стоит ничего. Стрелы градом падают на озверевших оборотней. Но это не останавливает их. Они продолжают наступать и пытаются влезть на высокие стены. Но последняя их попытка кончается с расплавленным серебром, которое щедро льют на их головы. В воздухе мгновенно расползается запах горелой плоти. От него тошнит и просто выворачивает внутренности.

Кай бесится. Он в самых первых рядах и, как безумец, рвется в бой. Выискивая глазами кого-то в толпе, которая стоит на стенах. Альфа отвлекается настолько, что только краем глаз замечает то, что самым молоденьким и хитрым волкам из его собственной стаи удается взобраться на стену и сбросить оттуда горячие котлы во внутренний двор замка. И, судя по диким воплям и настоящему вою, они своей цели достигли. Сразу за смельчаками тянутся и остальные, пытаясь пробить себе путь в замок.

Но это больше не интересует Кайрена, потому что уже через секунду он встречается с холодным блеском острых осколков льда. Одна минута, две, и альфа, уже рыча, как дикий, направляется к командиру мечников. Сметая со своего пути любого, кому не посчастливилось встать на его пути. В черном альфе кипит ничем не прикрытая ненависть. На него, на себя… За ошибку, которую больше не исправить, за холод одиночества, за вечный позор и грех, который не искупить ничем.

Кай уже близко настолько, что еще несколько шагов, и белокурого вампира больше ничто не спасет. Однако окружившие его с обеих сторон двое мечников ловко отвлекают. Ровно настолько, чтобы почувствовать острую боль между лопатками. Она расползается все дальше и обжигает мышцы. Кай со злобой оборачивается, и в следующую минуту в грудь вонзаются еще две стрелы. Одна — под ребра, а другая — аккурат под сердцем. Последнее, что он видит перед падением с разгромленной стены, это бесстрастное лицо командира мечников, который опускает арбалет…

Волки уходят за час до рассвета. Они отступают спешно и с большой неохотой. Ведь на этот раз им приходится уйти ни с чем и вдобавок со смертельно раненым вожаком. Так что, им еще долго зализывать раны. К тому времени в город входят четверо хладных, укутанных в длинные черные плащи. Одним из этих безликих оказывается Диана. Она с нарастающей паникой рассматривает людей вокруг и ищет среди них брата. Вокруг много раненных и убитых. Трупы оборотней же давно исчезли с поля боя. Люди тушат остатки пожара и пытаются помочь пострадавшим.

Ивон находится в одном из залов в глубине замка. Окруженный своими воинами и рассматривающий карту Драгмирии. Одежда заляпана кровью и сажей. Волосы растрепаны, а губы сжаты в тонкую линию. Его лицо холодно и сейчас выглядит более жестоким. Воины чувствуют явно скверное настроение своего командира и потому не смеют даже пикнуть об усталости. Потому что хорошо знают, что могут огрести по полной. В таком состоянии только один вампир не боится его.

Магистр Свилион смотрит на своего самого великолепного ученика и недовольно хмурит тонкие черные брови. Глаза алого цвета не пропускают ни одной детали. Они легко отмечают глухую ярость, которая не свойственна вечно холодному мечнику, и надлом, которого не было прежде.

Вдох… Выдох…

Сосредоточиться на поставленной задаче. Забыть обо всем и думать только о тех, кто сейчас молча ждет приказаний. О тех, кому принес клятву верности. Сейчас имеет значение только битва, а значит, надо играть дальше. Особенно сейчас, когда рядом тот, кто может с легкостью прочесть душу и все мысли, которые мечутся в голове, как дикие. Остается только молчать и забыть о глупой ошибке, совершенной так неосторожно. Это легко, если старательно не обращать внимания на мрачный взгляд Дианы и на хаос, царивший внутри. Да… Это легко… Если не закрывать глаза и не вспоминать золотой блеск глаз. Не думать… Не знать, как они могут темнеть от страсти. Как могут заставить задрожать от предвкушения. Не знать, какими сильными могут быть руки. Одним лишь касанием дарящие жар и самое постыдное наслаждение. Просто забыть глухой стук сердца и звериный рык, от которого так сладко ноет внутри и плавится тело. Не помнить, как один лишь вкус крови срывает крышу, и как блестят капельки пота на поджаром теле.

Да… Забыть легко… Три стрелы, попавшие прямо в цель, уже доказали, что он сможет забыть. И плевать, что это побег от самого себя. Что та ночь под чистую разрушила привычный мир. Что в груди жжет так, словно в собственное сердце вошла стрела из зачарованного серебра.

Вдох… Выдох…

Улыбнуться краешком губ и поклониться перед учителем. Сцепив зубы, играть так, чтобы никто вокруг не заметил, как каменеют плечи, когда на них ложатся руки магистра. Только потому, что это не ЕГО прикосновения. Не смотреть на сестру, чтобы вконец не сорваться и не разгромить все вокруг к демоновой матери. Просто в упор не видеть жалость, плескавшуюся на дне ее глаз. Надо только потерпеть…

* * *

«У этого никогда не было будущего», — мысль вертится в голове с того самого утра, когда, проснувшись, он не нашел белокурого мечника рядом с собой.

Но ярость от этого только сильнее. Потому что Кай не может без него. Так же, как и быть с ним. И пути назад больше нет. С той самой ночи, когда он вконец потерял голову и, плюнув на все законы и запреты, взял сероглазого хладного. Снова и снова ставя свои метки на белоснежной коже. С жадностью впитывая каждый стон, сорвавшийся с покрасневших губ. Каждый вздох, каждый всхлип. Дурея от одного лишь запаха. Грубо стискивая крепкие бедра, и еще больше распаляясь от теряющих всякий смысл глаз, от горячих ласк. Сходя с ума от каждого изгиба гибкого тела, извивающегося под ним, жадно льнущего и бесстыдно выкрикивающего его имя…

Глухо зарычав, альфа устало привалился спиной к толстому стволу дерева и прикрыл глаза. Если не двигаться, то раны не тревожат. День, как и изнурительный бой под стенами Сигерина, остался далеко позади. А впереди была долгая, душная ночь. Полная воспоминаний и бессильной злости. Потому что во всем произошедшем была его вина. С самой первой встречи у них не было будущего.

«Если только одна могила на двоих», — мрачно усмехнулся Кайрен.

Лес тихо шумел листвой и наполнял ночь своей жизнью. Сегодня он надежно укрывал от врагов своих детей. Словно понимая, что им нужна передышка перед тем, что ждало впереди. Стая молча окружила своего вожака, пытаясь поделиться с ним теплом и силой. Защищая его покой и готовясь отразить любую атаку. Кай чувствовал их надежды, страхи, все тревоги и слепую веру в него, которая заставляла мрачнеть еще больше. Потому что в его жизни не могло быть места слабостям. Он был их опорой. Тем, кто прокладывал путь по трупам врагов, проливая реки крови и превращая в пепелище все на своем пути. Альфа сам выбрал свой путь и отступать не собирался.

Раны, какими бы глубокими они ни были, заживут. Они превратятся в тонкие нити и постепенно забудутся. Останутся только равнодушный взгляд холодных серо-голубых глаз и тонкий свист стрелы. Они навсегда засядут глубоко внутри и никогда не дадут покоя.

* * *

Месяц спустя…

Ночь окутывает город Волчьего Совета и погружает его во тьму. Стража усилена в несколько раз и круглосуточно обходит узкие улочки. Белокаменный город не спит. Затерянный среди густых лесов. Окруженный зелеными холмами и горным хребтом. Вся власть здесь сосредоточена в руках двенадцати старейшин, которые решают судьбу всех кланов. Точнее, решали до недавнего времени. Пока они не начали терять свой вес в глазах волков, и причиной тому был желтоглазый Кайрен. Многие альфы предпочитали идти за ним, вверив ему судьбы своих стай. Это вызывало неприкрытое раздражение у многих. Чем, кстати, пытались воспользоваться вампиры. Собственно, для этого сейчас Ивон крался по темным улочкам города. Надежно скрыв свой запах за человеческим и ловко навевая морок на сторожевых.

Мечник спешил. Проникнуть в идеально защищенный город оказалось делом весьма трудным. Поэтому пришлось идти одному. Но дело того стоило, ведь в эти дни белокаменный город принимал всех альф нынешних кланов. И среди них должен был быть еще один, самый главный. Сам некоронованный король вольных волков. Все знали про то, что случилось при битве у Сигерина. Ходили слухи, что черный альфа все еще не до конца смог оправиться от тяжелых ран. Но, несмотря ни на что, тот явился на совет. Белокурый хладный чувствовал его. Он был здесь, и это здорово выбивало из колеи.

С большим риском добытые карты покоились во внутреннем кармане кожаного жилета. Укутанный в длинный бесформенный плащ, он резко свернул на очередном переулке и углубился в нищенский квартал. Затеряться среди разношерстного сброда было легко, если бы не хвост. Его вели с самого трактира, где он встретился со своим связным. Напряжение нарастало, нервы были уже на пределе. Запах, прежде резкий, рассеялся. Так что, теперь Ивон отчетливо слышал кровь своего преследователя.

«Кто угодно, только не он», — мысленно застонал Ивон и скрылся во тьме подворотен.

Но едва он успел прижаться спиной к влажной стене, как над головой раздался треск черепиц и еле уловимое дыхание. Которое набатом ударило в уши. Мечник вовремя успел отскочить, потому что в следующую минуту огромная черная тень спрыгнула прямо перед ним. Выпрямившись во весь рост и зарычав, черный оборотень двинулся на него.

— Ну, здравствуй, милый, — от полного яда голоса кожа покрылась мурашками.

— Да когда же ты сдохнешь, наконец?! — зашипел взбешенный вампир и оголил свои клинки…

Кай опять исчез. Стоило совету закончиться, как он улизнул из дома старейшин. Вроде стоял здесь, рядом, а в следующею минуту просто растворился в воздухе. Маркусу это, ох, как не нравилось. Он нутром чувствовал надвигающиеся неприятности.

Мало было им последнего покушения и засады, из которой просто чудом удалось выбраться. И это если умолчать об интригах, которые затеяли эти старые драные псы. Волчий город хоть и считался безопасным местом, сейчас таил в себе не одну опасность для них. Старший слишком многим успел основательно испоганить жизнь.

Маркус поежился от резкого порыва ветра и ускорил шаги. Стоило быстрей найти брата и валить из этого гадючника как можно быстрей. Серо-бурый волк уже был на мостовой, когда его остановил патруль. Но не успели волки и словом перекинуться, как неожиданно раздался женский визг. А сразу за этим грохот и волчий рев.

— Какого?.. — ошарашено произнес молодой капитан и чуть не уронил челюсть, когда из-за угла вылетел белокурый мужчина, а следом за ним — взбешенный до предела златоглазый оборотень.

— С дороги! — заорал мечник, пробежав сквозь разбегающихся от ужаса людей.

Бежать было от чего. Рассвирепевший Кайрен вошел в раж и, не обращая внимание ни на кого, несся за рассыпающим трехэтажный мат хладным. Маркус засмеялся бы, если бы это не было так печально. Он просто прикрыл лапой глаза, чтобы не видеть этот ужас и чуть не заскулил. А стоящие рядом волки, наконец, пришли в себя и бросились за ними.

— Брачные игры, бля, — вздохнул оборотень и, мысленно прибив обоих придурков, свалившихся на его бедную голову, кинулся за всей «процессией».

Бешеная гонка перешла на крыши домов. Причем, приправилась жестоким боем. Балансируя на коньке ветхой крыши, злобно рыча и шипя, они вцепились друг в друга. Нанося беспорядочные удары и сыпля самыми отборными ругательствами так, что у любого портового мужика уже случился бы сердечный приступ от смущения. Со стороны это напоминало весьма эмоциональное выяснение отношений, если бы не попытки порвать глотку противнику. Итогом этой драки стали треск многострадальной крыши и неожиданный полет вниз.

Раздавшийся визг и мужская ругань объяснили причину весьма мягкой посадки. Перед глазами поплыло. Ивон еле поднялся на локтях и помотал головой, пытаясь прийти в себя. Напряженно замерев и лихорадочно осмотревшись, он обнаружил горы подушек, лежащих на ярком ковре, легкие шторы на распахнутых окнах. В нос ударил резкий запах благовоний и дешевых духов. Краем глаза он успел заметить полуголых девиц и их клиентов, прежде чем тех просто сдуло ветром.

Каю повезло меньше. Он грохнулся прямо на пол, при этом хорошо так поцеловавшись с ним. Стоило только пошевелиться, как старые раны мгновенно напомнили о себе. Но как только он вспомнил о мечнике, злость опять вернулась. Глухо зарычав, оборотень поднялся с пола и вперился злым взглядом в мечника. А уже через секунду готов был завыть от досады.

Тело не слушало доводов разума. Оно предало своего хозяина и недвусмысленно реагировало на Ивона. И альфа стоял, боясь пошевелиться, отлично зная, что в любую минуту может потерять над собой контроль и наворотить дел. Золотые глаза уже потемнели от жажды, которая постепенно брала верх. Стоило только взглянуть на того, кто сейчас так беззащитно лежал на смятых простынях из розового шелка. С широко разведенными и согнутыми в коленях ногами. С лихорадочным блеском глаз и непривычным румянцем на бледных щеках. Вся одежда в пыли. Жилет из грубой кожи болтается на локтях. Черная рубашка порвана до самого живота и обнажает крепкую грудь, покрытую бисеринками пота. Взъерошенные волосы и полураскрытые губы. Разврат в чистом виде.

Видимо, реакция была весьма красочной, раз вампир встрепенулся и, не отрывая глаз, попытался отползти. Кай предупреждающе зарычал и уже через секунду оказался прямо перед вампиром. Тормоза резко отказали, и оборотень бросился на желанную добычу. Сама добыча явно была против и полоснула серебряным стилетом по оскалившейся морде. Драка возобновилась с новой силой. Грохот ломающейся мебели, звон разбитого стекла, треск рвущейся ткани, гневный мат и звериные рыки заполнили всю комнату. Городской бордель превратился в место настоящей войны. Да такой масштабной, что на весь этот грохот и ор примчались сторожевые. Которые и стали свидетелями того, как из высокого окна третьего этажа, разбив стекло, в обнимку полетели вампир и черный оборотень. Причем, вампир раскрыл огромные белые крылья и с самым большим наслаждением на лице швырнул волка через всю площадь.

Еле увернувшись от стрел, полетевших на него, мечник не успел прикрыться от полетевшего в него кинжала. Клинок вошел в бок по самую рукоять. Ивон пошатнулся и, зашипев от боли, зло сверкнул взглядом. Потрепанный и пыльный желтоглазый волк удовлетворенно оскалился. Но этот оскал медленно сполз с его лица, когда мечник взлетел выше и, зависнув прямо над ним, снисходительно усмехнувшись, совершенно спокойно вытащил лезвие из кровоточащей раны, которая начала затягиваться прямо на глазах.

— На меня не действует это серебро, идиот, — ядовитый смех, и звон металла, упавшего прямо перед ним.

Совершенно не обращая внимания на лучников и шум заполнивших площадь волков, вампир, резко взмахнув крыльями, взмыл в ночное небо…

После этого случая дни полетели с сумасшедшей скоростью и совершенно ненормальным образом. Той же ночью стало известно о пропаже карт. Совет был в бешенстве и назначил за голову белокурого мечника просто баснословное вознаграждение. Причем было желательно, чтобы голова эта прибыла отдельно от туловища. ХА!

Знали бы, каким злым после этого ходил Кайрен. Он банально потерял голову и теперь сутками пропадал на границах, пытаясь выследить Ивона. И каждый раз это кончалось кровавой бойней. Со стороны все это выглядело настолько безумно, что даже магистр Свилион и Валентин начал косо смотреть на странную одержимость. Настоящую же причину, кроме самих непримиримых врагов, знали только двое.

Маркус сходил с ума от беспокойства каждый раз, когда брат сталкивался с белокурым мечником. Наваждение не отпустило старшего, а после того, как тот вернулся тем утром с головы до ног пропахшим этим проклятым хладным и убитым взглядом, стало только хуже. С каждым днем Бездна поглощала его все сильней, и младший не мог ничем помочь ему. Только быть рядом, чтобы утешить и быть опорой. Он бы весьма удивился, узнай о том, что те же самые мысли терзали Диану.

Брат просто таял на глазах. День за днем становясь мрачнее и нелюдимее. Пропадая в боях и совершенно не щадя себя. С отцом он так и не помирился. Мать вся извелась, разрываясь между мужем и любимым сыном. Она какое-то время пыталась хоть как-то воздействовать на него, но стоило только заговорить о предполагаемой невесте, как мечник просто молча разворачивался и уходил. Даже от нее он начал отдаляться. И все после той проклятой ночи. О, она никогда не забудет, как он, в порванной одежде и взъерошенный, влетел в окно, буквально снеся его. Тогда она впервые испугалась не на шутку, когда увидела отражение Бездны в его глазах. Разрываемый между долгом и собственными страстями. Вот и на этот раз. Он опять покинул очередную крепость и ушел в густые леса…

Больно… Это нестерпимо больно… Видеть, быть рядом, чувствовать так остро и не иметь права даже прикоснуться. Потому что между ними проклятая война и многовековая вражда, которой нет конца и края. Есть только одна ночь. Когда они забыли, кем являются. Отдавая себя без остатка, не прячась за условностями и тая от сладких надежд, которым не суждено было сбыться, потому что наступило утро. Принесшее одиночество и чувство потери. А теперь каждый новый день — это танец на лезвии ножа. Встреча и расставание, где идет погоня за тенью. Жажда убить, чтобы, наконец, избавиться от больной зависимости, и отчаянная молитва, чтобы боги сохранили и уберегли от очередной встречи. Но пути пересекаются снова и снова, ставя перед мучительным выбором. В принципе, сделанным уже давно. В ту самую минуту, когда во время очередной схватки они опять оказались друг перед другом. Но в этот раз не хватило сил выпустить стрелу. Одну единственную, в самое сердце. Секунда, и конец всем мучениям.

Но Ивон просто не смог. Стоя и смотря в глаза цвета расплавленного золота, он всем нутром почувствовал,как его просто корежит и ломает. От одной лишь безграничной усталости, которая отражалась в его собственных глазах. Вокруг кипел бой. Разъяренный рев перемешивался с криками и звоном зачарованного металла. Он въедался в разум и мутил рассудок. Но мечник просто не мог оторвать взгляд от черного волка, молча стоящего в двух метрах от него. Его сладкая болезнь и желанный грех, без которого он задыхался. И от осознания этого руки бессильно опустились.

Кай бесконечно устал. Метаясь, как раненный зверь, и пытаясь забыть белокурого вампира. Но ни один волк и ни одна самая прекрасная волчица не могли сравниться с ним. Эти нежные руки с длинными пальцами. Губы мягче самого изысканного шелка, и глаза цвета далеких звезд. Все это сводило с ума. Дикая жажда хоть еще раз почувствовать, как в его объятиях изгибается от обжигающей страсти это совершенное создание. Пить стоны из горячих губ и до беспамятства вдыхать запах молочной кожи. Теперь, стоя перед мечником, Кайрен понимал, что окончательно проиграл. Еще только найдя, уже потерял.

— Моя луна, — тихий шепот на грани слышимости, теряющийся среди дикого грохота.

Но для одного воина эти слова подобны грому. Он слышит их, чувствует кожей, и тело непроизвольно дрожит. Ивон делает шаг назад и, широко распахнув глаза, с неверием смотрит на альфу. Оборотень смотрит на него, не отрывая глаз. Словно пытаясь запомнить каждую черточку, каждый жест. Позабыв обо всем, он пытается подойти к хладному, но в тот же момент в землю прямо перед его ногами вонзается ядовитая стрела.

— Нет… — больше похоже на нервную дрожь сухих губ, чем на тихий голос.

Не проходит и секунды, как мечник просто исчезает, затерявшись среди вгрызающихся друг в друга воинов…

* * *

О том, что в Млэк-Алаине зреют новые игры, мечник узнает слишком поздно. Когда становится известно, КТО предложил свою помощь Валентину, Ивону хочется взвыть. Удерживает только то, что сейчас не время. Магистр Свилион серьезный противник. Скользкий и хитрый характер не раз помогал ему добиться желаемого. Объединившись же с Валентином и Анрисом, он стал просто непредсказуем. Магистру надоела война и он жаждет поскорей закончить ее, чтобы, наконец, вернуть себе своих мечников. Особенно, свою Искру. Которая сейчас вгоняет в ступор своим поведением. Но сперва нужно разобраться с самой большой проблемой. Над этим они сейчас и работают. Засада идеальна, в плане нет ни одного изъяна. Осталось только дождаться жертву.

О том, что правитель вампиров и его советник принимают гостей в одном из своих замков, знают лишь некоторые. А о том, КЕМ является этот «гость», — еще меньше народу. Так что, понятное дело, Кайрен со своим кланом уже окружил замок. Шпион легко проводит их по тайным ходам и выводит в глубины замка. Где оборотни словно превращаются в тени. Продвигаясь незаметно и обходя стражу. Уверенно идя к своей цели и потому совершенно не замечая засады. Стоит только перешагнуть порог главного зала и будет уже поздно.

Желтоглазый оборотень медлит. Один взгляд на дубовые двери и абсолютная тишина заставляют шерсть на загривке встать дыбом. Мысль приходит молниеносно и, резко развернувшись, он дает знак к отступлению. Волки совершенно сбиты с толку и пытаются возразить, но одного взгляда хватает, чтобы те послушно заткнулись и последовали за ним. Маркус тоже молчит, в отличие от других ему с самого начала не хотелось идти. У обоих братьев уже не осталось ни одного сомнения, что это ловушка. Им удалось остаться незамеченными, значит, есть крохотный шанс исчезнуть из этого места, пока вампиры не учуяли их. Но даже эта надежда рушится, когда они натыкаются на целый отряд стражников.

Однако не успевают те даже и пикнуть, когда слышится звон металла, и из темного прохода появляется некто, одетый с ног до головы в черное, с прикрытым лицом. Его движения быстрые и точные. Взмах меча, и один из вампиров оседает на пол, хрипя и пытаясь зажать перерезанное горло. Удар рукоятью, и последовавший за этим хруст ломающейся шеи. Весь бой идет в оглушительной тишине. Хладные ничего не успевают понять, в то время, как удивленные волки смотрят на происходящее, уронив челюсти. Среди них ярко выделяются Маркус и Кайрен. Старший альфа отлично знает, кто перед ним. Он до мельчайших подробностей изучил эти точные удары. Но поверить собственным глазам очень трудно. Маркус же восхищен до глубины души и на той же глубине в шоке. По глазам брата понятно, кто сейчас спасает их шкуры.

Тем временем, последний хладный, не успев сбежать, уже лежит с кинжалом в сердце. А над ним, сжав рукояти мечей, стоит черный воин. Он тяжело дышит и пристально смотрит в глаза вожака. Волки, напряженно замерев, разглядывают его и пытаются уловить хоть какой-то запах, чтобы понять с кем имеют дело, но у них ничего не получается. Запаха попросту нет. Молчание длится недолго. В самом конце каменного коридора слышны шум и бряцанье доспехов. Вампиры учуяли их и скоро будут здесь. Кайрен лихорадочно ищет выход. Их всего двенадцать, а вампиров намного больше. К тому же, они уже слишком углубились в замке.

Из мыслей Кая вырывают глухой скрежет и шум отодвигающейся стены. Вампир одним плавным движением убирает окровавленные мечи в ножны, висящие за спиной и, бросив мимолетный взгляд на него, ступает в глухую тьму. Маркус не успевает раскрыть рта, как брат скрывается за ним.

— Кай! — шипит младший и в ответ получает упрямый взгляд, который вскоре тоже исчезает.

Серо-бурому волку только остается зло выругаться и вместе с остальными последовать за братом. В эту минуту он яро молится всем богам, чтобы старший не ошибся. Но все его опасения начинают рассеиваться по мере того, как стихают голоса за спиной. Черный узкий коридор петляет, тянется вперед. Он полностью погружен в тьму, если бы не острое зрение, они бы давно уже сломали себе шеи. Здесь пахнет сыростью, стены кое-где вообще мокрые. И неудивительно — совсем рядом болото. Въедливый запах тины и гниющих растений постепенно наполняет воздух и ужасно раздражает чувствительный нюх, но волки терпят. Сейчас их мысли заняты совершенно другим. А точнее, тем, кто ведет их неизвестно куда. Та слепая вера, с которой Кайрен повел их за незнакомцем, подняла целую кучу вопросов. Но ответить на них никто не спешил. Сам альфа молчал и кроме идущего впереди воина никого не замечал. Маркус же недовольно порыкивал и напряженно вслушивался в угасающие звуки замка. Постепенно коридор начал расширяться, и запахи стали тяжелее. Густая тьма впереди дрогнула, и повеяло теплым ветром. В конце концов, проход превратился в огромную пещеру, лежащую в глубине болота.

Пока стая настороженно принюхивалась и с недоверием косилась на своего «спасителя», тот, как ни в чем не бывало, стоял, прислонившись к шершавой стене пещеры и смотрел на стоящего в метре от него вожака. Взгляд серо-голубых глаз был спокоен, как никогда прежде, а тело расслабленно, но только не для знающего его. Кайрен чувствовал то напряжение, которое клубилось вокруг мечника. А скрещенные руки на груди — это попытка скрыть дрожащие пальцы. Сегодня Ивон окончательно предал и себя, и собственный народ, так хладнокровно убив собственных собратьев. И за что? Лишь чтобы спасти одну единственную жизнь. Пал ниже некуда ради оборотня. Безродного пса, животного, которое, по-хорошему, следовало давно уже прикончить. И самым отвратительным было осознание того, что будь у него шанс все переиграть, он поступил бы точно так же. Это было уже вышей точкой его персонального безумия.

— Почему? — вопрос настолько простой, но ответ на него дается слишком тяжело, особенно, когда внутри все кипит от страшной мешанины чувств.

— А ты как думаешь? — вопреки желанию голос хриплый и уставший.

Черного волка больше ничего не держит. Он отстранено заметил, что брат давно уже увел стаю и теперь на небольшой полянке они одни. Кайрен одним прыжком преодолевает разделяющее их расстояние и сгребает несопротивляющегося вампира в крепкие объятия. Ткань с треском рвется под его острыми когтями и обнажает бледное лицо, давно сводящее его с ума. Тонкие пальцы вцепляются в густой черный мех, и гибкое тело сильней вжимается в него. Они судорожно цепляются друг за друга, пытаясь стать еще ближе. Раствориться в наслаждении от простых прикосновений, о которых мечтали так давно. Когтистые лапы с упоением зарываются в серебряные волосы и ласково перебирают похожие на лунный свет пряди. Мощное тело прижимается так сильно, что на спине точно останутся синяки от каменной поверхности. Но это не имеет значения. Сейчас вообще весь мир может катиться к черту. Есть сбитое дыхание и жадные руки, ласково окольцевавшие звериную шею, которые медленно поднимаются к острым ушам. Одно прикосновение к которым заставляет их задрожать и прижаться к голове. Волк с наслаждением жмурится и, подцепив когтем тугой воротник, разрывает мешающую ткань. В следующую минуту мечник начинает дрожать и шипеть. Черный альфа с наслаждением вылизывает белоснежную шею, медленно спускаясь к ключицам и несильно царапая их клыками. Держаться больше нет сил. Ивону остается только откинуть голову и глухо стонать от нарастающего острого наслаждения. Серо-голубые глаза привычно темнеют и начинают закатываться. Сердце грохочет так сильно, что, кажется, его можно услышать за несколько миль, а легкие наполняет мускусный запах возбуждения. Они пьянеют от желанной близости и от ласк, насквозь пропитанных жаждой.

— Мой Иви… Моя луна… — шепот, как удар раскаленного металла по обнаженным нервам.

Он заставляет всхлипнуть и еще тесней прижаться к огромному волку. Окончательно потеряв голову. Ивон жадно трется о крепкое тело, с садистским удовольствием чувствуя тугую спираль, закручивающуюся глубоко внутри и заставляющую низ живота наливаться тяжестью. Добиваясь звериного рыка и глубоких борозд от черных когтей на заросшем мхом камне. Извращенная ласка, от которой слабеют ноги и темнеет перед глазами. Еще мгновение, и, до боли вцепившись в крепкие бедра, волк начинает двигаться навстречу. Позволяя себе раствориться в своей паре.

Но продолжаться так больше не может. Сейчас не место и не время. И… приходится остановиться, хотя так хочется плюнуть на все и прямо здесь устроить такой марафон, чтобы до самих границ были слышны крики всегда холодного и неприступного командира мечников. А расфокусированный взгляд и искусанные губы еще больше искушают. Но Кайрен заставляет себя оторваться от него и отступить. Еще минуту они смотрят друг на друга и тяжело дышат. Оба понимают, что это совсем не конец. Это лишь начало. Ивон тяжело сглатывает, стоит только увидеть горящий взгляд золотых глаз. Альфа довольно скалится и облизывается, не отрывая глаз от розовеющих щек хладного и его блестящего взора.

Однако раздавшийся вдалеке волчий вой заставляет встрепенуться и, наконец, сбросить остатки наваждения. Стая ждет, кроме того, их активно ищут, а он здесь занят совершенно непристойными мыслями, связанными с одним конкретным вампиром.

— Ты должен идти, — намертво вцепившись в камни у себя за спиной, хрипло произнес Ивон, неосмотрительно облизав сухие губы.

— Завтра, — рыкнул Кайрен и начал пятиться назад, — на нашем месте. Я буду ждать тебя…

Он исчезает бесшумно, оставляя за собой сладкий запах, все еще щекочущий вены. Ивон придет. На закате он будет там. Мечник все еще не знает, что ни следующей ночью, ни через день ему так и не удастся увидеть своего зверя. На следующий день его неудавшийся тесть предстанет перед Валентином и, сверкая от гордости, объявит, что его наемники везут в дар повелителю голову златоглазого вожака оборотней…

Секрет твой — Секрет мой

Я стою в стороне,

Я смотрю издалека.

Должен ли я предложить тебе помощь?

Должно ли меня волновать, кто ты?

Любовь причиняет боль всем нам,

И каждый несет свой крест.

Но чтобы понять друг друга,

Нам нужно разделить наши заботы.

Доверься мне. Доверься мне.

Я могу сохранить тайну

И выбросить ключ от неё.

Но иногда надо забыться,

И дать надежду нашим детям…

Hurts — «Confide in Me»

Наши дни.

Двадцать первый век. Время прогресса и огромного скачка в развитии. Технологии не стоят на месте, и мир меняется со страшной скоростью. Вместе с ним меняются и люди. Традиции уходят все дальше, а их место занимает алчная, агрессивная и жестокая потребность удовлетворения собственных желаний. Меняются эталоны подражания и даже вера. То, что когда-то было свято хранимой историей, сейчас превратилось в сказки и небылицы. Короли древности и могучие воины сняты со своих пьедесталов и обращены в героев третьесортных бульварных романчиков или стали посмешищем в дешевых фильмах. От фарфоровых героев Энн Райс до губастых придурков с синдромом «Ты мой персональный сорт героина». После чего половина человечества, а то и большая ее часть, сходит с ума и чуть ли не бьется в экстазе. Но Бездна задери, иногда так хочется свернуть шеи всем этим слабоумным ничтожествам! Первые несколько сотен лет это забавляло, но теперь начало откровенно бесить. И сделать ничего невозможно, потому что трехсторонний договор о вечном мире еще никто не отменял. Только это по-прежнему удерживало от методичного уничтожения половины населения планеты. Сама эта половина ни о чем не знала и продолжала нервировать другую половину. Люди даже не догадывались о том, что живут рука об руку со своим самым страшным ночным кошмаром.

Они были везде. Проникли во все отрасли жизни и прочно затерялись среди простых смертных. Чей-то улыбчивый сосед, строгий начальник, врач от бога с золотыми руками, служитель закона, конченый бизнесмен, экстравагантный дизайнер и Бог знает еще кто. Единственными, кто знал в прямом смысле о разношерстности своих граждан, была самая верхушка правительства. Причем, очень многих стран. Собственно, именно с этой верхушкой и был договор, который обновлялся каждые двадцать лет. Все было очень просто. Люди не трогали вампиров и оборотней, а те в свою очередь не охотились на них. Подчинялись только своим законам и своим главам. Но в то же время отчасти следовали человеческим законам. Благодаря этому все стороны были в выигрыше. Кроме этого, был еще и второй договор. Более древний, заключенный между хладными и оборотнями…

Темноволосый мужчина поправил темные очки и полной грудью вдохнул прохладный воздух, наполнивший салон черной Бугатти. Машина гладко неслась по ленте трассы, и мерный гул мотора только успокаивал. Великолепно знающий предпочтение хозяина ездить с ветерком, водитель молча наблюдал за дорогой. В то время, как сидящий на пассажирском сидении хозяин безразлично разглядывал проносившийся мимо пейзаж.

Одетый в дорогой костюм, играющий изящными тонкими пальцами с золотым львом набалдашника трости. Несмотря на жаркую погоду, левая рука мужчины была затянута в черную кожаную перчатку. Когда-то прекрасное бледное лицо с аристократическими чертами было исчерчено уродливыми красными рубцами от шрамов. Губы сжаты в тонкую линию, а на скулах играли желваки. Непроницаемые стекла хорошо скрывают алый огонь, бушующий на дне глаз.

Прошло больше тысячи лет с тех пор, как он был здесь в последний раз. Лондон давно остался далеко позади, а впереди лежала дорога в графство Суррей. За городом Гилфорд, где начинались Суррейские холмы. Там, в глубине роскошного английского сада, стоял давно уже пустующий особняк семнадцатого века. Огромное массивное здание, скрытое за коваными воротами. Один из нескольких домов молодого Двора хладных, самым старшим которого было около тысячи лет. И неважно, сколько денег лежит на счетах. И неважно, сколько предприятий принадлежит вампирам сейчас. Даже огромная власть, открывающая любые двери перед ними, не сравнится с той потерей, которую им пришлось перенести. Десятки древних семей, бесследно исчезнувшие с лица земли, покореженные судьбы, упадок вековых традиций и откровенное хамство молодых, в которых страсти не обузданы. Все чаще кровь благородных смешивалась с человеческой или, того хуже, с низшими. Последствие одной единственной ошибки, совершенной много лет назад, за которую они расплачивались наравне со своими извечными врагами.

Состояние волков за эти годы улучшилось, и дела их пошли в гору, но свое былое величие они тоже утратили. Кайрен из рода Валгири… Он отлично «позаботился» о них всех. Сперва вырезал весь цвет Вампирского Двора, а потом сжег сердце волчьего племени — Белокаменный город. И в довершение устроил настоящую бойню в Совете Старейшин. Чудовище, лишенное разума и сострадания, жаждущее только крови, и неважно, чьей именно. Зверь, которого Валентин ненавидел люто. До дрожи в обглоданной до костей и мяса руке, до черных кругов перед глазами.

После тех зверств удалось выжить только нескольким. В числе которых был его старый советник, чудом избежавший своей участи лишь потому, что покинул Вампирский Двор сразу после ТЕХ событий. И он сам, последний правитель из своей династии. Лучше бы он умер в ту ночь, но все решили за него. Изуродовав все тело и вырвав крылья, оставляя с вечно кровоточащими ранами. Однако волки не умеют ни прощать, ни забывать. И зная это, Валентин покинул Драгмирию сразу после того, как был заключен мирный договор между вампирами и волками.

Скитаясь по миру и пытаясь восстановить былые силы. Но стоило только расслабиться хоть ненадолго, как беда врывалась в его жизнь, снова и снова забирая всех тех, кого он смел желать. На следующий же день находили их изуродованные, выпотрошенные и даже рваные обескровленные куски тел. С каждым днем все больше вгоняя его в одиночество и бессильную злость. И опять бег по кругу, где он меняет очередную страну, а его охотник следует по пятам, жарко дыша в затылок. Но на этот раз игра обещала быть другой.

Златоглазый альфа слишком задержался в своем ненавистном замке, и это наводило на определенные мысли. Которые Валентин стремился проверить, к тому же, была еще потерянная много веков назад Искра. И последним, кто получил ее благословение, был глава рода Валгири. Особенный клан со смешанной кровью и с таким же смешанным народом, что вкупе с Искрой сделало их намного сильнее и непобедимее. Превратив в лакомый кусочек. Многие века велись войны, плелись роковые интриги. За одну лишь каплю крови дрались самые сильные кланы, но секреты Валгири так и остались с ними. Теперь же ставки возросли. Вампир отлично знал, чем сулила ему эта поездка. Он слишком долго думал об этом и дождался.

Машина завернула на очередную улицу и, наконец, объехав город, мягко направилась к холмам…

* * *

Утро, как известно, добрым не бывает. Сегодня это суждение было спорным для доброй половины семейства Валгири и их гостей. После ночных приключений проспала даже прислуга. Так что, сейчас у обитателей замка был поздний завтрак, накрытый на открытой веранде пятого этажа. Причем, стараниями сумасбродных Дианы и Эрики завтрак был пижамный. Поэтому Кай сидел во главе стола в одних пижамных штанах, в плотно запахнутом черном халате и со зверским выражением на помятом лице.

С трудом проснувшись на рассвете, альфа обнаружил практически лежащего на нем и тихонько посапывающего дизайнера. Кай долго смотрел на него и понимал, что желание опять закрыть глаза и заснуть начинает усиливаться. Но чуть ли не раздраженно рыкнув, оборотень выбрался из крепких объятий и бесшумно вернулся в свои комнаты. Впервые за столько лет он смог так крепко заснуть рядом с другим существом. Не трахаться, а просто заснуть без сновидений, убаюканным чужим сердцебиением и окутанным ароматом полевых цветов, в котором так остро и в тоже время нежно переливался запах дикого вереска. Стоило только вспомнить это, как по телу прошла нервная дрожь, а настроение упало еще на несколько градусов. Так как день еще только начался, то это, как правило, было началом, в чем мужчина совершенно не сомневался.

Завтрак, как и всегда, проходил оживленно. Эдвард, в полосатых пижамных штанах и серой футболке, сидел рядом со своей невестой, на которой красовались короткие шортики кремового цвета и легкая маечка с принтом супергероев из комиксов Марвела (подарок пупсика Эдди). И поддакивал каждому слову то своей девушки, то матери, одетой в шикарный черный пеньюар с легким халатиком. В то время, как Уолтер пытался не улыбнуться при виде сидящего рядом и закатывающего глаз Джулиана. Молодого помощника уже толком достало недовольное нытье о безруком, безмозглом и откровенно жопомозгом, по ошибке считающимся агентом, рядом сидящего Питера. Причем, сегодня канадец превзошел себя. Сидя в безумно коротких шортиках в облипку и прозрачной футболке, которая была ему велика на несколько размеров. Так что, широкий вырез открывал великолепный вид на соблазнительное плечо и тонкие ключицы. Даже Джулиану пришлось признать, что выглядел этот паршивец весьма аппетитно. И пока молодежь была занята собой, Маркус бросал настороженные взгляды на брата. Вчерашний разговор не выходил из головы и младший готовился к последствиям не очень-то радужных новостей.

Однако, в отличие от вчерашнего, сегодня старший выглядел задумчивым и молчаливо пил кофе, иногда бросая короткие взгляды в конец стола. Где стоял единственный пустующий стул. Неожиданно альфа замер, и глаза его сузились. Но не успел Маркус удивиться, как в коридоре за их спинами раздались возбужденные голоса. Один из них принадлежал явно обеспокоенному Джереми, другой — Алану. Все удивленно замерли и уже через минуту увидели вошедших к ним двух мужчин.

— Ну, как же вы так, мастер Салливан, — сокрушался старый слуга и, бережно держа под руку, вел светловолосого американца.

— Ой, кончай, Джер, — легкомысленным тоном произнес Алан, и губы его расплылись в хулиганской улыбке, — я не сахарный, не растаю.

Одетый в облепившую торс, как вторая кожа, белую майку, которая совершенно не давала простора для воображения, и в серые мягкие штаны, держащиеся на узких бедрах только на честном слове. Рука до самого локтя была забинтована. С растрепанными волосами, обрамляющими румяное лицо. Припухшими, словно от поцелуев губами, то и дело кривящимися в довольной улыбке сытого кота, с чуть расфокусированным взглядом серых глаз. Джи-Джи обеспокоенно смотрел на друга, но ему почему-то в голову пришла мысль, что у шефа на лице так и написано крупным печатным шрифтом: «С дороги смерды! СЕКС идет!» И, видимо, не один он так подумал.

— Сладенький, ты прав, — поднявшись ему навстречу, кокетливо произнесла Диана и поцеловала в щеку, — ты не сахарный, а сиропный.

— Клубниииичный, — мечтательно протянула Эрика, и глаза ее озорно заблестели, — а мы с утра хотели устроить завтрак у тебя в спальне. Думали, что тебе будет грустно одному, только Уолли не позволил.

Бросив благодарный взгляд на показавшего большой палец Уолтера, пьющего сок, Алан, наконец, сел на свое место и, откинувшись, блаженно вздохнул. Синхронно с ним выдохнули и кое-какие субъекты. Однако он их совершенно не видел, а пытался сосредоточиться, чтобы не заурчать.

— Ал, у тебя сейчас такое лицо, словно ты ночью горизонтальной гимнастикой занимался, а не спал, — закатив глаза, выдал Уолтер.

— Выспался, — потянувшись, хрипло протянул американец, и в глазах появились голубые искорки.

— Милый, нога не беспокоила? — с тревогой рассматривая лицо парня, спросила миссис Валгири, — ты вчера был очень бледный.

— Все хорошо, — тепло посмотрев на женщину, ответил Алан и усмехнулся, — сам в шоке. Такое впечатление, словно только порезался чуток, а не был исполосован.

При этих словах Маркус бросил долгий и очень подозрительный взгляд на чересчур молчаливого и даже не отсвечивающего брата. Лицо агнца Божьего подтвердило все его догадки.

Настроение было выше небес и тянуло на новые геройства. Вчерашний день хоть и был тяжелым, а ночь так вообще превратилась в третьесортный ужастик, сегодня уже все казалось всего лишь сном. Рана на руке не тревожила. Больше неудобств было из-за ноги, но отек спал, да и кожа приняла нормальный цвет, а рана вообще скоро затянется, не впервой. Так что, мост они сдадут в срок, пока же можно посидеть дома и, наконец, разобраться с чертовой картинной галерей.

Пребывая в таких радужных мыслях, Алан медленно открыл глаза, чтобы в следующею минуту встретиться с цепким и колючим взглядом золотых глаз. Улыбка сползла с лица, и ее место заняло привычное недовольство и раздражение. Поморщившись, блондин потянулся за ароматным кофе, заботливо приготовленным Джереми.

— О, так ты все еще здесь? — разочарованно произнес Алан.

Не хватало только грохота падающего строительного крана на заднем фоне. Увидев недобрый оскал брата, Маркус прикрыл глаза рукой. День только начался, а эти двое опять взялись за старое. И с такой легкостью, словно вчера не они друг друга спасали в лесу.

— Что, уже заскучал по мне, сладкий? — елейным голоском пропел Кай, и лицо его исказилось.

— Да, прям, рыдал в подушку и носочки тебе в дорогу вязал, — невинно хлопая ресницами, выдала белобрысая зараза.

И по новому кругу, бросаясь оскорблениями и шпильками. Явно ловя кайф и совершенно не обращая внимания на понимающие и хитрые взгляды окружающих. И, когда словесный хард батл перешел на новый уровень, амбразура приняла в качестве жертвы четвертый размер груди Эрики. Всего лишь один вопрос мгновенно перевел тему разговора.

— Аланусик, сладенький, а где ты научился так драться?

Давно интересующий вопрос заставил Кайрена заткнуться. Хоть в досье, собранном на этого наглого мальчишку, было много информации, однако ничего об этой части его жизни не было известно. Упрямый взгляд и поджатые губы отлично говорили о том, что сейчас дизайнеру не до автобиографических изысканий, но полные мольбы зеленые глаза и заинтересованные лица заставили сдаться. Лучше уж было рассказать сейчас, иначе потом его просто начали бы изводить расспросами.

— Когда мне было пятнадцать, отец нанял двух телохранителей для меня. Сами понимаете, сын миллиардера, единственный наследник, и куча врагов в бизнесе. А за спиной у меня тогда уже было семь похищений и двенадцать попыток убийства. Так вот… Они были бывшими спецами, вот я и попросил их научить.

— И все? — фыркнул Питер, — нанял бы себе целую армию и сидел бы, не пачкая руки. Да и при тааааких мальчиках.

— Извини, детка, что разбиваю сердце, но у меня другие предпочтения. И потом, мы народ простой и маникюрчика-педикюрчика себе позволить не можем. Кризис финансовый, понимаешь ли. А твой папик не заревнует, если твои передние фары будут мигать таааааким мальчикам? — приторным голосом закончил светловолосый американец.

Питер побелел от гнева, Кайрен посмотрел с презрением. Но Алану было до лампочки, в эту минуту он, нахмурив брови, вспоминал события вчерашней ночи. Которые откровенно говоря выглядели теперь какими-то… Обкуренными что ли. Огромные волки с человеческим осмысленным взглядом в глазах, раны от охотничьего ножа, которые он собственными руками наносил им и которых словно не было. Странный взгляд Маркуса, брошенный на него, защищающего волка, да и сам зверь. Черный красавец с исполосованной мордой и самыми прекрасными глубокими золотыми глазами в мире. Алан рассеянно погладил салфетку, лежащую на коленях, и, вздрогнув от возмущенного вопля Питера, поднял недовольный взгляд, чтобы в следующею минуту застыть в смятении, натолкнувшись на то же самое золото глаз. Но проблема была в том, что эти глаза сегодня рассматривали его с человеческого лица. Такие же цепкие, живые, как дикое пламя, и таившие в себе целую жизнь, длиною в вечность. Дизайнер с трудом подавил нервный смех и, встряхнув головой, отвел взгляд, пробормотав напоследок:

— Бред какой-то. Кажется, я вчера сильно ударился головой.

Это было сказано настолько тихо, что невозможно было услышать во всеобщем шуме, царившем за столом. Однако он так и не увидел, как облегченно выдохнули сразу несколько «человек». И пока Питер возмущенно рассказывал о том, как бессердечный блондин заставил его всю ночь мучиться аллергией из-за проклятой псины, сама псина не отрывала глаз от закатывающего глаза американца. Тот окончательно наплевал на канадца и, наконец, заговорил с Маркусом на ту тему, которая его беспокоила еще с вечера.

— Марк, надо будет поехать к ветеринару, показать мягколапого, — мгновенно посерьезнев, произнес Алан.

В конце стола кое-кто подавился, и послышались плохо скрываемые смешки. Блондин удивленно перевел взгляд.

— А это еще зачем? — наконец откашлявшись, грубо спросил Кайрен и бросил злой взгляд на кусающую губы Диану.

— Не думаю, что это тебя хоть как-то тронет, но этот волк спас мне жизнь, — надменно произнес Салливан, — он ранен, и ему нужна помощь.

— О, великий Гринпис в действии? — без капли насмешки серьезно спросил Кай и сцепил пальцы в замок.

Алан нахмурился и уже открыл было рот, чтобы выдать очередную шпильку, как его прервал виноватый голос Маркуса.

— Ал, ты понимаешь… его больше нет в замке.

Блондин замер на месте, а в следующую минуту глаза его опасно сузились и замерцали недобрым блеском. Черты лица мгновенно заострились, а между нахмуренных бровей залегла морщинка. Он даже привстал с места, позабыв о больной ноге и чуть ли не нависая над виновато выглядевшим мужчиной.

— Что значит, его нет в замке? — тихо, но со стальными нотками в голосе произнес он, — ты выгнал его в таком состоянии? У него был весь бок изгрызен, и он еле стоял на лапах!

— Не держи меня за зверя, мальчик, — мягко произнес Маркус, — он сам ушел. Рабочие сказали, что видели, как твой волк ушел со своей стаей на рассвете.

— Ну, не волнуйся, пупсик, — солнечно улыбнулась Эрика, — он со своей семьей, и они о нем позаботятся.

Но успокоиться так и не удалось. Настроение был окончательно испорчено, и Алан даже не понимал, почему его так огорчил уход черного волка. Пожалуй, это должно было рано или поздно случиться. Однако молодой дизайнер не мог найти себе места, думая о том, что больше не сможет увидеть своего красавчика. Он и сам не понимал, почему так привязался к дикому зверю, но тревога не уходила. Блондин так и продолжал сидеть, мрачно уставившись на раскинувшийся за каменной балюстрадой сад. Больше не вникая в веселые разговоры и не замечая полные смятения золотые глаза.

— Я же говорила тебе, Ри, — еле различимым шепотом произнесла Диана и мягко коснулась руки темноволосого альфы, — он иной, не похожий на других. Ал чувствует твоего зверя. Не знаю как, но этот мальчик чувствует тебя.

— Бред, — сухие губы еле шевельнулись, — он всего лишь человек.

— Вот это и удивляет, — кинув быстрый взгляд на другой конец стола, ответила женщина.

«А меня — бесит…», — до треска сжав чашку в руке, зло подумал Кайрен…

* * *

«Детка — я Бог!», — было написано на самодовольном лице Алана Салливана, когда он смотрел на великолепный мост.

Наконец, работа на нем была закончена, и осталось только подвести к ней дорогу через густой, непроходимый лес. Но это было мелочами жизни. Только одно омрачало его хорошее настроение. Словно ему чего-то не хватало, а точнее кого-то. Он все чаще оглядывался на лес, в надежде увидеть там знакомый темный силуэт. Но лес продолжал тихо шуметь под теплым ветром и оставался совершенно спокойным.

Время шло и казалось, что все уже вернулось на круги своя, но, как оказалось, все было не так. Питер раздражал вдвое больше, чем прежде. Эрика и Диана залегли на дно — явный признак надвигающегося апокалипсиса. Маркус ходил какой-то мрачный, да и всегда безалаберный Уолтер как-то помрачнел, Эдвард все чаще начал пропадать в городке. Сам Волчий Двор находился в каком-то нервном состоянии, и с каждым днем оно становилось острее. Что же касается «Ужаса, летящего на крыльях ночи»^[2], то бишь ненаглядного дядюшки, то здесь Алан решительно терялся. Блондин все чаще стал ловить на себе долгие и какие-то напряженные взгляды. Но каждый раз, когда он пытался встретиться с взглядом желтых глаз, его неимоверно настигал жуткий облом. Шотландец по-прежнему продолжал кривиться ему в лицо и яро избегать прямого зрительного контакта, что все так же раздражало до нервного тика.

Встряхнув головой, блондин бросил последний взгляд на свое творение и медленно побрел в сторону кромки леса, где стояли трейлеры рабочих и остальная техника. Здесь сейчас находилось самое большое сокровище, за которое Алан был готов продать и перепродать с потрохами весь мир — бочка с чистой водой. Мир продавать не пришлось, и потому дизайнер, с особым наслаждением встав босиком на мягкую траву, снял с себя пропитанную потом и неприлично грязную футболку и с наслаждением начал смывать с себя трудовые следы…

«Свободу невозможно отнять, если ты рожден с ней в сердце. Если ею пропитана каждая частица бессмертной души», — эти слова набатом звучали в ушах с раннего детства, когда впервые перекинувшись в пока еще несмышленого черного волчонка, он шел по следам лап своего отца.

Тогда он был по-настоящему счастлив. Несясь по зеленым лугам и выслеживая дичь под сенью старого леса, будучи уверенным, что дом защитит, что бы ни произошло. Наивная детская вера, разбившаяся о грубую реальность, когда пришли дети вечной ночи. Они разрушили весь привычный мир и отобрали все, что было дорого сердцу. Парадокс судьбы… Именно они и подарили ему новое спасение с глазами серых бурь, чтобы потом опять все отнять. Но на этот раз, с корнем вырвав душу.

Кайрен давно уже забыл, что такое доверие и вера. Он все больше замыкался в себе и все меньше давал волю своей человеческой стороне. Со зверем было привычней и спокойней, хоть альфа и понимал, что такими темпами еще через сотню-другую лет окончательно одичает. Если, правда, это не случится намного раньше. Но он сам не понял, как все стало меняться, причем черт знает в какую сторону. Спусковым механизмом стал заносчивый, наглый и безмозглый мальчишка с синдромом блондинки. Но, если честно, то с последним заявлением златоглазый мужчина слукавил. Казалось, что проведя столько веков в скитаниях, он уже вдоволь был искушен пороками жизни, и в принципе его ничем уже невозможно было удивить, но, поди же ты, удивили, и не раз.

Импульсивный и наглый гаденыш, высокомерно задирающий нос. Чересчур языкастый и такой… Такой… Арррррр!!! Слов не находилось, чтобы описать бледную поганку! А когда этот змееныш говорил с ним, так его взгляд становился таким презрительным, что скулы сводило от бешенства. И этот его вечный пренебрежительный тон, словно альфа для него всего лишь несмышленый мальчишка, забавляющий взрослого дядю своими выходками, которыми пытался привлечь внимание. О, в такие минуты Кай просто мечтал разорвать горло сопляка и порвать его на ленточки. Не проходило и дня, чтобы эта ошибка природы не маячила прямо перед носом, еще больше раздражая своим присутствием.

Уж никогда старший Валгири и подумать не мог, что его мнение об этом ничтожестве пошатнется, но это произошло. С той самой ночи, когда он увидел, как этот слабый и глупый мальчишка, подобно смелому волчонку дрался с дикими волками, защищая, по сути, совершенно чужую ему девочку, не догадываясь о том, что врагами его тогда были отнюдь не лесные звери. И черный альфа совсем не ждал, что этот хрупкий человек, несмотря на свои собственные раны, кинется спасать какое-то животное. Так бережно зажимая рану своей рубашкой, со страхом и тревогой шепча на ухо успокаивающие слова, гладя окровавленную и грязную шкуру дрожащими пальцами. А ведь тогда Кай просто притворился, чтобы увидеть, как поведет себя человек дальше. И он сделал то, от чего оборотень вконец растерялся — он чуть ли не рыча защищал его от Маркуса и остальных, требуя оказать помощь. После чего сидел рядом и осторожно, словно боясь спугнуть, тянул руки для ласки. В эту минуту в нем не было ни капли страха, только восхищение и мягкий блеск, проникший в самую суть, затронув окаменевшее сердце. Отчего в душе началась настоящая паника, усилившаяся следующим же утром, когда Алану сказали, что волк покинул замок. От былой улыбки и расслабленности не осталось и следа.

Блондин ждал его, каждый раз обводя взглядом кромку леса, словно пытаясь разглядеть там черного зверя, оборачиваясь на любой шорох и замирая на несколько минут, выпадая из реальности и забывая о работе. Вот и сейчас, кинув последний взгляд на густые кусты брусники и совершенно не заметив там свою пропажу, он развернулся и направился к трейлеру.

Алан, по-прежнему не замечая никого вокруг, умывался ледяной водой и чуть ли не мурлыкал от удовольствия. А волк так и продолжал лежать в своем укрытии и, напряженно замерев, следить, старясь отогнать видение обнаженного крепкого тела, лежащего на животе. Среди разворошенных простыней, с золотистыми лучами солнца, запутавшимися в растрепанных волосах, тихо сопящее в подушку и еле укрытое легкой тканью, совершенно не скрывающей соблазнительный вид на тугие узлы мышц спины, узких бедер и возбуждающей ложбинки между крепких ягодиц. И точно нельзя вспоминать о том, что это тело еще ночью перекатилось, теперь уже посапывая на груди, закинув по-хозяйски ногу на его бедра.

Зло заворчав, черный волк встал с места и медленно направился к человеку. Подкрадываясь бесшумно и параллельно стараясь понять, на кой хрен ему это сдалось. Но звериная часть не ответила. Ей была интересна реакция человека, хотелось как-то вывести из себя и доказать, что мальчишка такой же трусливый и никчемный, как и другие. О, вот и подходящая причина. На волчьей морде появилось крайне пакостливое выражение, и мягкие лапы ступили по зеленому ковру травы. Подобравшись еще ближе, зверь исхитрился и, цапнув чистую рубашку, висящую на ручке двери трейлера, которую явно собирался потом надеть дизайнер, потянул на себя.

Алан прикусил губу, пытаясь не засмеяться и не выдать себя раньше времени. Он заметил своего волка с той минуты, как почувствовал на себе чужой взгляд. За годы бесспорно «яркой» жизни блондин научился чувствовать окружающих.

Волк все-таки стащил рубашку и теперь пытался незаметно улизнуть. Ха! Волк не успел сделать и шагу, как послышался громкий плеск, и его внезапно окатило холодной водой. Это был позор века! Совершенно неподобающе статусу уважаемого вожака огромной стаи Кай громко тявкнул и, подпрыгнув на месте, резко обернулся к камикадзе. Тот, даже не обратив должного внимания на убийственный взгляд, громко хохотал и пытался вытереть выступившие слезы.

— Ну, не дуйся ты так, — сквозь смех, простонал Алан — Боже, видел бы ты себя сейчас со стороны.

Послышалось злое рычание, и рубашка выпала из скалящейся пасти. Вид огромного волка, оскорбленного в своих самых лучших чувствах, не вызвал ни капли страха в сияющих озорством глазах. Кай понял, что сейчас совершит убийство, и любой суд поддержит его, черт возьми!

— Да ладно тебе, малыш, — еще раз хрюкнув, выдало это… Это…

Слов цензурных не хватило, и, припав животом к земле, Кай приготовился к прыжку. Его явно правильно поняли и потому, нагло показав язык, шире расставили ноги и напряженно замерли. Рывок, и человек ушел из-под лап. Но это не остановило, и вскоре двинутый на всю голову дизайнер накинулся сам. От неожиданности черный волк замешкался, и вот уже его повалили на траву. То, что подразумевалось кровавой расправой над единственным свидетелем его позора, превратилось в игру под аккомпанемент рычаний и смеха. Барахтанье на сочной траве и попытку взять верх друг над другом. Зверь рычал и пару раз оцарапал человека, на что тот зашипел и в отместку укусил острое ухо.

Прибежавшие на шум рабочие с отвисшими челюстями смотрели на своего шефа, который стоял на коленях перед огромным волком и улыбался, глядя в его глаза.

— Ты — самое красивое существо в мире, которое я когда-либо видел, — произнес он и чмокнул холодный нос.

Совершенно не подозревая о том, что только что стал причиной вторичного шока и недоверия у одного вредного альфы, блондин подмигнул ему и, поднявшись, поплелся обратно к трейлеру. Достав свои ботинки из-под деревянной лавки и надев их, он набросил рубашку и, на ходу застегивая ее, вернулся к пристально следящему за ним волку. Погладив между ушей и вызвав этим очередной шок и дрожь, которая, впрочем, осталась незамеченной, дизайнер мягко произнес:

— Идем, мягколапый. Я тебе кое-что покажу, — и тот последовал за ним на полном автомате, чтобы уже через несколько минут замереть перед огромным мостом, к которому его подвели, — ну? Как тебе, малыш?

В ответ молчали. Звери вообще не умеют разговаривать, не умеют восхищаться и в то же время стискивать челюсти от нахлынувших воспоминаний. Нельзя забывать, что сейчас он — обыкновенное животное. Вот и сидел этот «обыкновенный» волк на мостовой в полном оцепенении, вглядываясь в такую знакомую и в тоже время незнакомую дорогу.

Полностью выложенный из черного камня мост, с ограждением из кованого железа с двух сторон. Больше похожее на скрученные и переплетенные меж собой ветки. Кое-где выбившиеся из общего плетения и устремившиеся вверх. Местами скрученные, острые и напоминающие засохшие деревья, на которых висели такие же сделанные на заказ фонари по эскизам Алана. Словно зачарованная дорога из старинных легенд, легшая над бурлящими потоками воды и ведущая в глубокую чащу леса.

— Красиво, да? — тихо спросил Алан и сел рядом, — ребятам понравится, только жаль, этот козел старый не оценит. Опять начнет нудить и задирать нос.

«Козел, значит. А минуту назад чуть ли не в любви признавался», — насмешливо фыркнул волк.

— Лерд^[3] херов, — зашипел сероглазый, — ты бы видел этого индюка надутого! Ах, посмотрите какой я крутой, какой богатый, какой брутальный, весь из себя шикарный. Прям музейный экспонат! А по мне, так простой зажравшийся, эгоистичный, безмозглый неврастеник. Еще и моль эта бледная — Питер. Ты бы только видел его. Нет, ты прикинь, весь из себя такой мачо, а тащится за всякими шлюхами. Я человек вообще широких взглядов, но даже я считаю, что этого жополиза вообще надо гнать до Канадской границы. Что пешком, что вплавь. Волка от собаки не может отличить. У него аллергия, видишь ли! Я когда тебя утром не увидел, подумал, что выпер таки моделишка тебя.

Запустив пальцы в мягкий черный мех, тихо закончил Алан и заглянул в золотистый блеск глаз. На губах его снова появилась улыбка, черты лица разгладились. Альфа дернулся и ушел от ласки. То, что сейчаспроисходило, совершенно не нравилось. Надо было поскорей закончить со всей этой глупой затеей. С такими мыслями волк поднялся на лапы и пошел по мосту. Оглянувшись лишь раз, он увидел все так же сидящего на земле Алана, у которого исчезла из глаз тревога и раздражение. Он смотрел и улыбался, словно обещая новою встречу. От этого пронзительного взгляда в груди разлилось давно забытое тепло. Оно наполнило вены и грозилось добраться до самого сердца.

Встряхнув головой и зло зарычав, волк потрусил в сторону леса…

* * *

Зал давно уже опустел и теперь утопал в мягком полумраке, озаряемый только несколькими светильниками. Высокие стрельчатые окна были распахнуты, пропуская легкий летний ветер, принесший с собой аромат цветов и спелых ягод. Знойный день закончился, и на горизонте зажглись первые звезды. Из глубин замка то и дело доносился веселый смех и голоса обитателей. Сейчас они собрались в одной из малых гостиных, слушая очередные байки Маркуса. Еще один из теплых вечеров в этой семье, где их приняли как своих родных.

Мысли заставили Алана улыбнуться. Отлепившись от дверного косяка, он вышел в длинный коридор. Друзья друзьями, а собственная семья была желанней. Блондин так скучал по ним, по ворчливому и любившему постебаться над собственным сыном отцу. По неугомонной и взрывоопасной матери с самой теплой улыбкой и солнечными глазами. Хотелось услышать их голоса и удостовериться, что с ними все хорошо.

Привычно набрав наизусть выученный номер, дизайнер повернул за угол и вышел к лестнице, когда услышал знакомые голоса. Так и не донеся трубку до уха, Алан замер. Он явно слышал голоса двух самых ненавистных людей на всей планете. Картина маслом — Кайрен Валгири, сидящий со стаканом виски в руках в одном из кресел, верхом на чьих коленях сейчас так по-блядски извивался темноволосый канадец. Мурлыча что-то пошлое, в то время, как тонкие пальчики принялись расстегивать белую рубашку своего любовника, выцеловывал и вылизывал открывающуюся кожу, покрытую такими же глубокими шрамами. Сам же мужчина так и не обратил никакого внимания на то, что делает мальчишка, сидящий на коленях. Его взгляд был устремлен мимо узких оголенных плеч, туда, где над лестницей висел старый портрет. Кай смотрел на него, и в мыслях всплывала мягкая улыбка, озорные искорки в серо-голубых глазах, которые совсем недавно с восхищением смотрели на его зверя. Не боясь, не презирая и не отталкивая.

Алану стало противно смотреть на это.

«Два сапога пара», — поморщившись подумал он и отвернулся.

Он отлично знал, что сейчас здесь произойдет, а вуайеристом он никогда не был. Однако не успел дизайнер сделать и двух шагов, как раздался возмущенный вопль Питера. Развернуться заставило любопытство и ничего больше.

— Какого черта?! — возмущенно зашипел покрасневший брюнет и принялся судорожно поправлять широкий ворот футболки.

— Я не в настроении, — этим голосом можно было смело рубить целые ледники, — тебе лучше уйти.

«Не понял», — одновременно подумал Алан и произнес вытаращивший глаза Питер.

А златоглазый мужчина спокойно встал с места и, не отрывая взгляд от белокурого воина, направился к лестнице. Было в его глазах что-то такое в эту минуту… Необъяснимое, еле уловимое и таинственное… То же самое, что и в нарисованных глазах воина. Взгляд двух мужчин, скрывающих одну тайну на двоих. Алан даже встряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. А вот ведущая модель не впечатлилась. Точнее впечатлилась и очень даже прониклась, потому и, зло сверкнув глазами болотного цвета, зашипела не хуже кобры:

— Опять этот кусок тряпки?!

Это было его фатальной ошибкой, которую он еще не осознал. Плечи Кайрена закаменели, а черты лица заострились.

— Каждый раз одно и то же! — Питера уже несло, — думаешь, я не вижу, как ты часами стоишь и пялишься на этот мусор. Не понимаю, что ты нашел в этой безвкусице?! Словно эта давно уже вымершая бледная моль лучше меня!

Алан даже не успел понять, как старший Валгири оказался прямо перед отшатнувшимся парнем и, схватив за горло, поднял над полом. Питер даже пискнуть не посмел, с ужасом смотря на побелевшее от бешенства лицо. Зло оскалившись и открыв вид на острые, чуть длинные клыки, мужчина зарычал. Пробежавшая по лицу мимолетная тень еще больше изуродовала его. Казалось, хоть одно маленькое движение, и не по-человечески сильная рука в одно мгновение сломает тонкую шею.

— Не смей открывать свой поганый рот! — голос огрубел, и в нем появилось звериное рычание, — ты даже не стоишь той земли, по которой он ходил.

Питер с ужасом смотрел в золотые глаза с сузившимися зрачками, и сердце его готово было выпрыгнуть из груди. В эту минуту он был, как никогда близок к смерти. Кайрен не умел шутить, и терпение его не было безграничным. Сегодня он дошел до этой самой границы. Мужчина с трудом заставил себя разжать руку. На другой уже выросли когти и превратили хрупкий стакан в хрустальную пыль. Кости начали ныть от желания перекинуться и разорвать глупого мальчишку. Он так бы скорей всего и сделал, если бы не домочадцы. Кай прикрыл глаза и, раздраженно отбросив от себя канадца, вышел из зала, напоследок так хлопнув дверью, что по деревянной поверхности пошли трещины.

— Больной псих…, — прохрипел брюнет и, с трудом встав на ноги, проковылял к лестнице, прожигая взглядом ненавистный портрет.

Больше всего в этом замке он ненавидел только двоих: американского дизайнера и это проклятое лицо на куске холста. Первого, потому что ему принадлежали тайные взгляды, полные целой бури эмоций, а второго за то, что на него смотрели, как на несбыточную мечту.

— Ненавижу, — выплюнул брюнет, с ненавистью смотря в неподвижные холодные глаза…

После его ухода Алан медленно спустился вниз и, точно так же застыв перед картиной, принялся пристально разглядывать его. Обычная картина, мужик как мужик. Правда, как-то ненормально красивый, и глаза до жути знакомые. Дизайнер и прежде замечал, как зависает перед ним старший Валгири, и выражение его лица, нелюдимое, холодное, неуловимо меняется. Ровно до тех пор, пока он стоит и смотрит, но под конец ожесточается еще больше.

— Кто же ты? — этот вопрос вертелся в голове с той первой минуты, когда, сорвав старый чехол, он увидел лицо воина.

Но никаких сведений, никакой информации найти не удалось. Что же касается фамильной летописи, то здесь вообще была глухотня полная. Летопись сгорела во время пожара, и после этого Валгири просто не вели ее. Джулиан ради этого даже на неделю зарылся в архивах Эдинбурга, но так и не смог ничего найти, словно мужчина с портрета никогда не существовал вовсе. Но в таком случае на него не смотрели бы ТАК. Ни Эдвард, ни Уолтер не помнили о нем ничего, лишь то, что это их какой-то там очередной дед. Маркус отмалчивался, а Диана вообще объявила, что это одна из темных историй их семьи, о которой не принято вообще говорить. Плюнув на все, Алан решил поговорить с единственным человеком, который знал о Валгири и об их замке почти все. Им оказался отец Солмерс. Однако планам его так и не суждено было сбыться, но об этом блондин пока еще ничего не знал…

Тот день был таким же обыкновенным, как и все предыдущие до этого. Несколько дней назад Джулиан уехал в Эдинбургский филиал, чтобы забрать документы, присланные старшим Салливаном, и чтобы разобраться в некоторых возникших там проблемах. Маркус и его брат (инфаркт миокарда с фатальным исходом) с самого утра ходили угрюмые и, судя по всему, успели поссориться, что было НОНСЕНСОМ! Питер валялся на лежаке рядом с бассейном и изображал из себя Антонио Бандераса. Куда делись женщины замка, было блаженной тайной. По крайней мере, Уолтер и Эдвард были с ними.

Сам же Алан, повозмущавшись на тему «Меня никто не любит, не ценит, и вообще я обиделся», помогал разгружать мешки со щебнем и цементом. Закончив с делами, дизайнер на весь день заперся в самом дальнем кабинете восточного крыла. Маленькое, весьма скромно обустроенное по меркам той роскоши, что была в замке, помещение очень нравилось ему. Тихое и спокойное место, окна которого открывались в огромный сад, и куда не долетал никакой шум. Даже если бы кто-то решил пальнуть из ядерной пушки, Алан бы не услышал.

И пока наш молодой талант с головой ушел в изучение счетов и планы по переносу дороги к Блодхарту через лес, в самом замке кипели нешуточные страсти. Он не видел, как во двор въехали два черных Хаммера, затормозив перед главными дверями и подняв облако пыли. Не видел целую гурьбу секьюрити, вылетевшую из машин и чуть ли не занявшую круговую оборону, словно с минуты на минуты из-под цветочных клумб вылезут боевики Аль Каиды. Не видел, когда, отвлекшись на звонок от Джи-Джи и прижав плечом мобильный к уху, на ходу изучая последние отчеты, шел по длинному коридору в сторону огромного холла. Он спускался по ступенькам, когда неожиданно услышал звериное рычание и человеческий голос, еле пробивающийся сквозь него. Удивленно оторвавшись от бумаг, блондин поднял взгляд и изумленно замер.

Дверь кабинета, находившаяся в самом конце холла, была распахнута. И там сейчас рычали друг на друга двое мужчин, а Маркус пытался докричаться до взбешенного до предела брата. Но не это так заморозило дизайнера, он, широко распахнув глаза, смотрел на то, как Кайрен Валгири с каждой минутой терял свой человеческий облик. Черты лица его заострились, и клыки мгновенно выросли. Кости и мышцы с противным хрустом выворачивались, превращая человеческое тело в звериное. Черная футболка порвалась на нем, и уже через несколько секунд перед скулящим Маркусом стоял огромный вервольф с длинными когтями, получеловеческим-полузвериным телом, покрытым черным блестящим мехом и с горящими бешенством желтыми глазами.

— Безмозглый сопляк! Явился в мой дом и решил, что раз ты из Совета, я пред тобой стелиться буду?!

— Вы обязаны Совету… — побелевший и сжавшийся оборотень не успел даже договорить, как озверевший волк сорвался с места и, одним ударом припечатав его к стене, рыкнул прямо в лицо.

— Может мне напомнить Совету, ЧТО они задолжали МНЕ?! Так я с превеликим удовольствием!

— Алан… — побледнев и широко распахнув глаза, выдохнул Маркус.

У альфы дернулись уши при этом имени. Не понимая, почему брат вспомнил мальчишку, Кайрен обернулся и наткнулся на широко распахнутые серые глаза и бледное лицо. Алан вздрогнул, когда зверь обернулся на него. Он сделал шаг, и перед глазами резко потемнело. Последним, что пронеслось в угасающем сознании, был черный волк и взволнованный голос Джулиана…

Сердце зверя^[4]

Буду ли я один этим утром,

Нужны ли будут мне мои друзья?

Что-то просто облегчит мою боль

И я никогда не увижу одиночества,

Стоящего за моей спиной…

Я просто пленник своих обещаний

Если б я только смог встать и вглядеться в зеркало, увидел бы я

Одного падшего героя, лицом похожим на меня?

И если я закричу, сможет ли кто-нибудь услышать меня?

Если я разобью тишину, ты увидишь, что слава сделала со мной

Поцелуем облегчи мою боль и оставь меня одного

Я никогда не узнаю, что любовь — это ложь

Ооо, так легко быть в раю сумасшедшим…

Видишь пленника в моих глазах?

Где же любовь, что укроет меня

Дай мне любовь, приди, освободи меня

Где же любовь, что укроет меня

Только любовь, любовь освободит меня

Освободит меня…

W.A.S.P. — «The Idol»

715 год. Драгмирия.

«Этого не может быть… НЕ МОЖЕТ!!!» — кажется, еще одна минута, и он собственноручно схватит этого толстозадого выродка и прямо на глазах у всех разорвет на куски. Будет рвать его тело когтями до тех пор, пока мраморный пол не окрасится его кишками.

Но ни один мускул не дрогнул на холодном лице Ивона Анарсвилья. Равнодушный и еще более нелюдимый, чем прежде, мечник бесстрастным взглядом разглядывал пожилого главу рода Дарион. Барон подобострастно улыбался правителю, который относился к каждому его слову с весьма большим неверием. Конечно же, он был первым вампиром во всей империи, который готов был сейчас чуть ли не на потолке танцевать от радости, однако, была вероятность того, что сведения могут оказаться ошибочными. Но барон был неумолим, и это еще быстрей приближало его к долгой и мучительной смерти, о которой тот не догадывался.

С каждым его сказанным словом взгляд серо-голубых глаз еще больше леденел. Он превратился из пепельного в ослепительно голубой, полный глухого бешенства. Его воины стояли за спиной, притихшие и думающие о том, что командир явно не в восторге от того, что его добычу перехватил кто-то другой.

— Не злись, ученик, — мягко коснувшись его локтя, прошептал магистр, — неважно, кто победил зверя, главное, что через день его голова украсит замковую стену, в назидание врагам.

Если бы только Свилион знал, каким чудом избежал быть обезглавленным тут же. Но мечник покорно терпел, до белых костяшек сжимая рукоять клинка. Обжигая льдом глаз и пытаясь успокоить панику, которая росла с каждой минутой…

Флешбэк.

В замке поднялся настоящий хаос, когда стало известно о том, что оборотням удалось ускользнуть. Причем так, что никто не почувствовал и не увидел их. Валентин рвал и метал, Анрис перетряхнул весь двор, а от магистра не удалось скрыться ни одному воину замка. К тому моменту были найдены растерзанные трупы солдат. А Ивон несся по всему замку, гневно выкрикивая приказы и собирая своих воинов, чтобы отправиться по следу. По злому взгляду и отрывистым движениям никто не смог распознать нервозность и беспокойство за одного очень известного альфу. Мечник играл превосходно настолько, что даже прожженный интриган Анрис и всю жизнь знающий его магистр ничего не заподозрили. Ведь именно он поднял тревогу в замке, правда, к тому времени волкам удалось беспрепятственно пересечь болото и затеряться в лесах. Он даже отправился за ними, чтобы к рассвету вернуться в замок в «крайне подавленном и злом настроении». Но покинуть замок в ту ночь ему так и не удалось, потому что Валентин созвал военный совет. А дальше… приехал барон Дорт Дориан с вестью о том, что его наемникам удалось загнать черного альфу и его стаю в ловушку. Волки были убиты, а их альфа — обезглавлен. Сейчас же его голову везли правителю…

Конец флешбэка.

— И насколько же верны ваши сведения? — еле разлепив сухие губы, ледяным тоном спросил Ивон.

— Полностью, — задрав подбородок, высокомерно ответил вампир.

— Вы так уверены в своих людях? — тонкая серебряная бровь взметнулась вверх, и в зале повеяло ощутимым холодом, — это ведь всего лишь ЛЮДИ. Продажные, слабые, жадные, недалекие существа.

Своими жесткими словами мечник безжалостно кромсал все надежды Валентина, но, несмотря на это, он был готов подписаться под каждым словом Ивона. Люди были хорошо известны своими пороками и слабостями, так что, доверять им полностью было опрометчиво. В этом Валентин убеждался не единожды. Мнение командира мечников поддержали очень многие, ведь все знали, что он, как никто другой, знает врага, а вот барон не разделял его мнение.

— Молодой господин, — снисходительно произнес Дориан, — мои ЛЮДИ никогда не ошибаются. И потом, это всего лишь недалекое животное.

— Которое довело Вампирский Двор до полного истощения, — яда в голосе мечника стало больше.

— Если бы я не знал о вашей лояльности к империи, — побагровев, произнес барон, — то подумал бы, что вы восхищаетесь этим чудовищем!

— Нельзя недооценивать врага, барон, — совершенно не повышая голоса, ответил Ивон, — это первый закон войны, но вам, увы, не понять.

— Господин мечник… — взорвался барон, но был резко заткнут Валентином.

— Довольно! — раздраженно рявкнул правитель и встал с кресла, — мы, безусловно, верим и безмерно благодарны вам, барон Дорт, за неоценимую помощь короне и молимся Небесным за ваш успех, но и сомнения уважаемого таль^[5] Анарсвилья нам понятны. Кайрен из рода Валгири достаточно долго мучил наш народ, и потому нам с таким трудом верится в его казнь.

Дальше Ивон не слушал. Мечник пытался успокоиться и лихорадочно искал повод, чтобы покинуть замок, не вызвав подозрений. Он просто отказывался верить в услышанное. Кай не мог так просто попасться в ловушку каких-то людей. Он, Бездна побери, не мог уйти после того, как сломил волю и так глубоко просочился в кровь. Он должен был ждать в их хижине… Он же обещал…

Резко вынырнув из своих раздумий, Ивон бесцеремонно прервал самодовольную речь барона и легким кивком головы обратился к удивленному Валентину.

— Милорд, прошу простить, но раз Кайрен убит, то мне и моим воинам следует покинуть город и отправиться на границы.

— Зачем? — сузив глаза, спросил Анрис.

— Их главный альфа убит, — безэмоционально ответил мечник, — но Волчий Совет все еще есть. Они не простят гибель своего вожака, боюсь, что скоро мы получим от них «ответ».

Валентин кинул взгляд на холодное лицо белокурого вампира и кивнул его словам. Мечник был, безусловно, прав, и нужно было готовиться. Сейчас самым жарким местом должна была стать граница.

— Ступай, — ответил правитель, — и да хранят тебя Небесные.

Ивон не ответил, он обернулся к напряжённому Свилиону. Тот уже стоял, окруженный своими учениками, и не сводил тревожный взгляд с бледного лица своей Искры. Ивон преклонил колено перед ним и, поднявшись, зашептал еле слышно:

— В замке предатель. Им бы никогда не удалось так просто раствориться, не оставив следов.

— С самого начала я думал об этом, ученик, — так же еле слышно ответил Магистр, — но кто?

— Не слишком ли зачастил к правителю наш барон? — сузив глаза, усмехнулся вампир, — простое совпадение?

— А его «дар» Валентину? — алые глаза предвкушающие засверкали.

— Отвод глаз?

— Я понял тебя, дитя, — покровительственно положив ладонь на опущенную в поклоне голову, уже громче произнес Свилион, — не забывай, что вас здесь ждут.

Усмехнувшись, Ивон выпрямился, и взгляд ожесточился. Больше не проронив ни слова и не обращая внимания на шепотки за спиной, он, печатая шаг, вышел из зала. Его воины последовали за ним, на ходу застегивая оружие и выходя на двор…

Диана все это время молилась всем известным ей Небесным, чтобы брат не сорвался. Она видела, как он каменеет, и ту бурю, которая поднялась в ясных глазах. Как в бессилии он сжимал рукоять меча и как белели сжатые кулаки. Ивон был на грани, и она отлично понимала его. Она видела ту страсть, что охватывала брата и черного альфу. Между ними не то, что искры летали, а целые молнии прошивали все пространство вокруг них. Диана чувствовала нутром — брат принял свою пару. И, честно говоря, ей было плевать, что этой парой оказался волк. Кто бы ее спас от своей собственной пары. Произошедшее сегодня подчистую выбило весь дух из брата. Хладная боялась именно этого, ведь все знали, что приняв пару, ты отдаешь ей всего себя, и когда умрет пара, угаснет и собственная душа. А такой судьбы для брата она не желала. Теперь, идя в сторону конюшен, Диана больше всего боялась увидеть пустоту в глазах Ивона. Мечник был там, и от него за версту тянуло напряжением. Он был в таком состоянии, что даже не заметил сестру, продолжая спешно седлать коня.

— В следующий раз тебе следует быть внимательней, — прислонившись к деревянной балке, произнесла девушка и принялась увлеченно разглядывать свои ногти, — работу твоих клинков невозможно не узнать.

Брат даже замер. Он резко обернулся и не смог скрыть своего удивления и мгновенного понимания, отразившегося на лице. Уздечка выскользнула из рук.

— Это ведь ты, — ошеломленно произнес он, — это ты обработала тех воинов.

— А ты кого ожидал?! — не выдержав, взорвалась сестра.

— Но почему?

— Дубина ты, братец, — закатив глаза, выдала Диана, — они бы узнали, и что дальше? Осудили бы и казнили, а я этого не хочу! Ты мой брат, Иви!

Последние слова она уже пробурчала в шею обнявшего ее брата. Ивон крепко сжал в объятиях сестру и погладил темные вихри волос. Девушка доверчиво прильнула к нему и прикрыла глаза. Что бы ни произошло, каким бы ни был его выбор, Диана готова была стоять рядом до конца. Потому что дороже у них, кроме друг друга, никого не было.

— Ты так любишь его? — тихо спросила хладная.

— Я не могу без него, — прошептал Ивон, — а сейчас не могу дотянуться. Это сводит с ума, Ди.

— А если Дорт говорил правду? — нервно сжав в руках рукав брата, спросила Диана.

— Я не верю в это, — помотал головой белокурый мечник и отстранился.

— Что ты собираешься делать?

— Он должен был ждать меня на нашем месте, — легко запрыгнув в седло, ответил мечник, — поеду туда, а если понадобится, из-под земли достану!

Пришпорив коня, Ивон галопом промчался через главные ворота, уводя с собой всех своих воинов. А Диана так и продолжала стоять и смотреть на брата, надеясь, что тот не наделает глупостей…

* * *

Быстрей… Быстрей…

Черный конь мчится на всех порах, галопом пересекая густой лес и резво перепрыгивая повалившийся когда-то старый дуб. В бока животного больно вбиваются железные шпоры, еще больше подгоняя. Он выжимает все из своего коня, не жалея ни себя, ни его. Ветер развевает плащ и путает волосы. Он, как сумасшедший, не разбирая дороги, мчится вперед, совершенно не замечая веток, хлестающих лицо. Не замечая холода и не боясь, рвется вперед, на скалистую трапу над пропастью.

Ивону кажется, что если он замедлится, то больше никогда не успеет. Впервые в жизни ему так страшно, и нет никого, кто бы смог успокоить его. Его воины остались далеко позади. Они и вправду ушли к границам, а он, объявив, что должен встретиться со шпионом, разделился с ними. Воины даже не заподозрили ничего, ведь командир и до этого так срывался, демон знает куда. Оставшись один, Ивон, наконец, сорвался. Холодная маска спала с лица, явив тревогу и натянутые до предела нервы. И он погнал, как дикий. За три часа пересек чуть ли не половину Драгмирии и оказался в Железном Лесу. Лихорадочно вслушиваясь во тьму леса и пытаясь услышать, почувствовать того, к кому так спешил, кто обещал ждать, но лес молчал.

Тропа петляла и уводила вглубь, чтобы уже через несколько минут вывести к заветной хижине. Не позаботившись даже о бедном животном, он спрыгнул с седла и, вбежав на старое крыльцо, резко распахнул дверь.

— Кай! — закричал белокурый вампир, но в ответ получил лишь запах затхлости и темное нутро дома.

Альфы здесь не было, и не приходил он даже. Все было таким же, как и в тот рассвет, когда он ушел. Разум не желает принимать того, что видит. Он не верит!.. Не хочет! И осознание бьет прямо под дых. Оно обрушивается безжалостно, испепеляя любую надежду. У Ивона резко потемнело в глазах, а грудь сдавило железным обручем. С каждой секундой сжимаясь все сильней и ломая ребра. Разрывая сердце и заставляя хрипеть от невыносимой боли. Колени подогнулись, разум помутнел. Шатаясь и еле дыша, хладный сполз на пол и вцепился онемевшими пальцами в собственные волосы. Потерял… Навсегда потерял… Ослепленный собственной гордостью и преданностью. Чему? Каким идеалам? Тем, что отняли у него самое дорогое, что было… Долг… Трижды ХА! В мире нет ни одной причины, достойной такой жертвы. Да и мира нет, если нет этих глаз, рук, губ, ласкающих так нежно и терзающих так сладко. Нет никого, кто бы заставил таять так же, как и он. Нет никого, кто бы заставлял быть…

Ивон настолько ушел в себя, что не слышит торопливых шагов и не видит того, кто удивленно стоит на пороге и смотрит на него. А увидев пустые глаза, бросается к нему, уже в следующею секунду сгребая в крепкие объятия и покрывая поцелуями холодное лицо.

— Иви, — голос тихий и такой теплый.

Он обволакивает и заставляет встрепенуться. Губы дрожат, а пятно перед глазами никак не желает проясниться. Оно размыто, и только сейчас до мечника доходит, КТО его так крепко прижимает к себе и укачивает, урча под ухом. Руки дрожат, а в груди поднимается облегчение вперемешку с гневом. Стоит только взглянуть в серо-голубые, пылающие праведным гневом глаза, как альфа замолкает, затаив дыхание. По взгляду его горячо любимой половинки понятно, что сейчас грянет гром.

— Ах ты, сукин сын! — взбешенно рычит вампир и, хорошенько так вмазав по скуле темноволосого мужчины, вскакивает на ноги, — где ты был?!

— Избавлялся от одного нежелательного альфы, — довольно сверкая глазами и потерев ушиб, усмехнулся Кай и встал на ноги, — извини, не учел, что и до тебя быстро долетит весть о моей печальной «кончине».

— Так это твоих рук дело? — изумленно выдохнул мечник.

— А ты ожидал, что эти дегенераты и вправду притащат мою голову? — выдал оборотень и только потом заметил недобрый блеск глаз, а тонкий слух уловил звон металла.

— Ты — труп, — холодно произнес Ивон.

В эту минуту Кайрен понял, что если сейчас же не унесет отсюда свои лапы, то быть ему ковриком для ног у одного вампира в комнате.

Позор, да и только! Взрослый альфа, предводитель стольких кланов, и удирает по лесу от собственной пары. А мечнику было на это решительно плевать, и он продолжал гнать смеющегося альфу по всему лесу, распугивая своими гневными матами и воплями всю живность в округе. Игриво настроенному альфе это было только в наслаждение, ведь это был еще очень большой вопрос, кто кого загонял. Кай целенаправленно мчался в самую глубь леса, уводя за собой распаленного вампира. Уйдя вперед, оборотень быстро перекинулся и, затаившись, начал ждать свою добычу, которая уже выскочила на поляну.

— Я собственными руками придушу тебя, скотина, — острым взглядом обведя всю поляну, зашипел Ивон, — не забыл, что я чувствую тебя?

— Да? И насколько? — зашептал хриплый голос за спиной, и крепкие руки привлекли к себе.

— Каждой частичкой, — развернувшись в объятиях, ответил в самые губы воин.

Мечи беззвучно скользнули на мягкую траву, и руки обняли в ответ. С упоением зарываясь в черную гриву волос и притягивая еще ближе, чтобы почувствовать вкус росы на чувственных губах и перекатывать его на языке. Сминая и кусая до крови, нежно посасывая по очереди то нижнюю, то верхнюю губу. Сплетаясь языками, поглаживая и задыхаясь, ловя сладкие стоны. В то время как податливое тело извивается в руках и прижимается сильней, прося большего. Руки скользят по сильным плечам и, опустившись на грудь, начинают распускать шнуровку туники. Все больше распаляя движением губ на шее и прикусывая дрожащий кадык, чтобы самому задрожать от стона, сорвавшегося с алых губ. Желания становится все больше, а одежды — все меньше.

Вот оно, самое прекрасное создание во всем мире. Оно лежит сейчас на траве с разметавшимся шелком волос, с распахнутой рубашкой, со спущенными с бедер штанами. С возбужденно истекающим членом, затуманенным взглядом потемневших глаз, с полуоткрытыми алыми губами и лихорадочным румянцем на щеках. От одного такого вида Кай готов позорно кончить. Сейчас он даже не знает, благодарить или проклинать свое великолепное ночное зрение. Но все это подождет, а сейчас…

Ивона ведет, он встает на лопатки, когда альфа неожиданно до конца заглатывает его член и резко двигает головой. Вампир мечется и чуть ли не кричит от наслаждения. А волк довольно урчит, чем вызывает еще один вскрик. Но закончить так рано он не хочет. С пошлым хлюпаньем отстранившись, Кай принимается вылизывать и легонько покусывать чувствительную плоть. Язык проходит по уздечке и спускается все дальше, щекоча линию мошонки, и возвращается назад, чтобы, сорвав густую белую каплю, нырнуть в уретру. Тело под ним выгибается и, запустив пальцы в волосы, тянет их, еще больше распаляя мужчину. Стоны срываются с губ и переходят во всхлипы.

Но уже через минуту губы, дарящие восхитительное наслаждение, отпускают так понравившуюся сладость и впиваются в открывшийся от возмущения рот. Жадно вылизывая и заставляя сойти с ума от жарких прикосновений, вмиг растопляющих весь лед, в который закован Ивон. Он жаден до ласк и не собирается упустить такую возможность. Его руки скользят по смуглым крепким плечам, царапая спину, опускаются на тугие ягодицы, сминая и притягивая ближе, заставляя зарычать и зубами вцепиться в тонкие ключицы, оставляя кровавые следы, доказывающие их связь. Кай сходит с ума от сладкого запаха своего командира. Он с наслаждением слизывает кровавый след и, не отрываясь, чертит влажную дорожку к набухшим соскам. Покусывая и посасывая по очереди, он пытается, наконец, снять с себя чертову тунику, так мешающую сейчас, и хорошо, что на нем в тот момент была только она. Оборотню не хватило бы терпения. А вот чтобы раздеть мечника, нужно еще постараться сосредоточиться, что с трудом получается, учитывая тот жадный взгляд, которым просто облизывают тело златоглазого мужчины.

— Хочу тебя… — наконец, избавившись от одежды, произносит Ивон и тянется к рычащему мужчине.

Откинув его на спину и оседлав крепкие бедра, белокурый вампир тянется за очередным поцелуем. Его губы скользят дальше, проходясь по подбородку, по нервно бьющейся жилке, где запах крови настолько силен, что мозги просто отключаются. Это голые инстинкты, первобытные, жаркие, пропитанные сладостными стонами, криками экстаза и сорванным дыханием. Горячими прикосновениями, под которыми горит кожа. Пальцы опускаются ниже, погладив низ живота, уверенно обхватывают оба истекающих члена, соединяя и лаская медленно, доводя до исступления. Бедра инстинктивно подаются вперед, усиливая наслаждение. Язык провокационно обводит контур дрожащих губ, спускается ниже, ловя по пути капельки пота и вырывая из горла новые стоны.

Кай не может больше удержаться. Он на полной грани и скоро вообще перекинется. Волк внутри беснуется, он рвется на свободу, желая, наконец, овладеть своей добычей. Ивон понимает все без слов, он и сам уже прикусывает губы до крови. Еще один такой толчок, и он кончит, но этого будет слишком мало. Да, он жаден. Он хочет большего… Ему нужен этот мужчина.

Не отрывая глаз от золотистых омутов и не переставая рвано тереться о горячие бедра, он подносит руку Кайрена к губам и, блудливо улыбнувшись, проводит языком по его пальцам. Жадно облизывая и щедро смачивая своей слюной, заглатывает два пальца, щекоча языком и вытащив, наконец, кусает кончики, чтобы, облизав в очередной раз, пустить гулять по своему телу. Кай не сводит глаз от своего любовника и, судорожно облизав вмиг пересохшие губы, увлеченно рисует влажный узор на крепкой груди, спускаясь вниз и неожиданно прихватив зубами чувствительную алую бусинку, сразу же входит двумя пальцами. Воин в его руках бьется, вскрикивая и широко распахнув невидящие глаза, откидывает голову.

Глаза Ивона темны. Кай тонет в них и пытается сдержать собственный стон, от той узости, что чувствует. Пальцы проникают глубже, вырывая дикое шипение из горла и громкий стон, когда находят шелковый бугорок внутри. Белокурого вампира выгибает немыслимой дугой, и руки его дрожат. Мышцы сводит от напряжения и от молнии, раз за разом пронизывающей все тело от головы до пят.

— Кай…

Хриплый голос вконец лишает здравого разума, и, убрав пальцы, Кай подхватывает недовольно замычавшего мечника, чтобы, перевернувшись, уже самому нависнуть над ним.

— Моя Луна… — хриплое дыхание, и стройные ноги уже обвивают крепкие бока, притягивая ближе.

Толчок, и глаза с расширенными до предела зрачками распахиваются, тело изгибается. Боль смешивается с диким наслаждением и молотом бьет по нервам. Она затмевает собой весь мир и оставляет только глухие стоны, переплетающиеся со звериным рычанием. Еще один… Еще… Еще… Глубже, сильнее… Даааа…

Вся поляна напрочь пропитывается сладким запахом секса и наслаждения. Переплетаясь телами и выпивая дыхание друг друга, они падают все ниже, чтобы взлететь еще выше. Пальцы сжимаются на боках с такой силой, что, скорее всего, останутся синяки, на губах медовый вкус страсти, а в глазах настоящий шторм. Он переливается всеми оттенками и доводит до предела. Движения из медленных и сильных превращаются в быстрые и голодные. Резкие толчки выбивают из груди новые вскрики и бессвязные слова. Их смысл невозможно понять, потому что сейчас у Ивона нет сил даже членораздельно мыслить. Он может только царапать блестящую в лунном свете крепкую спину, покрытую бисеринками пота, кричать от наслаждения, срывая голос, и бесконечно повторять одно лишь имя.

— Кай…

И слышать в ответ хриплое:

— Мой Иви…

Ветер свободно гуляет среди старых деревьев и приносит первый запах скорой зимы. Сегодня ночь тиха и нет тяжелых облаков скрывающих россыпь звезд. Лес шумит, он полон жизни, но это привычно для него. Шелест крыльев, глухое уханье совы, звук мягких лап лисы по диким тропам. На сотни лиг вокруг нет никого, кроме них. Сидящих на старом крыльце.

Оборотень сидит, прислонившись к деревянной балке, и, положив подбородок на белокурую макушку, смотрит на небо. Между его широко раздвинутых ног сидит его любовь, прикрыв глаза и откинувшись на теплую крепкую грудь. Ивон потеплее укутывает их обоих в свой плащ и старается не думать. Но у него ничего не получается, потому что впереди рассвет. Он опять отнимет у него черного альфу, и это злит, ведь теперь хладный не может без него. Они уже глубоко увязли во всем этом, и пути назад больше нет.

— Ты не уйдешь от своих, — тихо произнес Ивон, — а я не смогу оставить орден. И? Что же будет теперь?

— Будет жизнь, — сжав в ладонях тонкие пальцы, ответил Кай и крепче прижал к себе мечника.

Всего лишь слова утешения, и оба знают, что никакой жизни не будет. Но вслух сказать никто не может. Остается только надеяться, что отведенное им время будет чуть дольше…

* * *

Брата опять нет, и Маркус даже думать не хочет о том, где сейчас старший. Последние события вконец грозят испортить отношения Совета с их стаей. Старым волкам не нравится то, что делает Кайрен. Он давно уже не подчиняется их приказам, и власть его с каждым днем растет. Вожаки многих кланов идут за ним со слепой верой и готовы выполнить любой его приказ. И с такими темпами в конце войны он вообще может стать королем, а Совету это ни к чему. Последние события только укрепили эти сомнения. Совет неоднократно пытался подорвать авторитет Кайрена, чему был ярким примером Килон из рода Арунов, который так опрометчиво перешел дорогу брату. За что и поплатился собственной головой, которую сейчас и везли Валентину. А все-таки старший тот еще тип. Так тонко разыграть ловушку вампиров и, совершенно не замарав лапы, избавиться от мешающего альфы.

Со временем он станет великолепным королем, если только не одна слабость — пара. Кайрен любил этого вампира. Маркус чувствовал это всем своим существом, и самым печальным было то, что брату отвечали взаимностью, в чем младший ни капли не сомневался. Пойти против собственных принципов, предать свой дом и пролить кровь собратьев ради кровного врага. Насколько нужно потерять голову, чтобы в одно мгновение перечеркнуть всю жизнь ради одного единственного существа.

«А она такая же?» — шальная мысль заставляет вздрогнуть и отвести взгляд от окна.

Каким бы ни было будущее, со своего пути Маркус не свернет. Даже ради той, которую послали ему Небесные…

Страсти по-волчьи

Что случается с человеком, когда

Он открывает свое сердце страницам и

Замечает, что слова куда-то уплывают,

И лишь чувства остаются одиноко покоиться на страницах

В ожидании

Тех, кто захочет их прочесть,

Открыть глаза на самих себя,

Понять, смогут ли они присвоить его мысли,

Узнать, что, возможно, их жизнь не идеальна

И не стоит вложенных сил…

Ты видишь, что эта раненая душа кровоточит —

Так ты видишь свои собственные чувства

И проникаешь в моё сердце….

Теперь тот факт, что я разрешаю тебе смотреть сквозь меня,

Лишь съедает меня….

Забудь свою боль, наблюдай за моей гибелью…

3 Doors Down — «Pages»

Наши дни.

Первой мыслью после того, как мозг проснулся, было: «Расхерачить этот долбанный китайский будильник к чертовой матери и больше не пить». Затылок нещадно разрывало от боли, а громкие вопли какого-то мужика так некультурно ввинчивались в виски. Потяжелевшие веки поднял бы только домкрат, но вряд ли поблизости он наблюдается. Явный признак того, что вчера они с Маркусом все-таки напились. Только вот, кажется, это не будильник надрывается, а Маркус тренирует командный голос. Во дает мужик! Понять бы, откуда у него силы взялись еще и отчитывать кого-то. И кто, черт побери, ему руки отдавил?!

— Твою мать, Кай! Какого хрена ты полез на этого идиота на глазах у парня?! Ты вообще о последствиях подумал?!

— Не трогай мать. Она у нас, если мне не изменяет память, общая. Я в своем доме, и никто не просил этого мальчишку подглядывать, — совершенно невозмутимым голосом ответила до зубного скрежета «любимая» личность, — К тому же, ничего ведь не случилось.

— Да?! — вскипел Маркус, — а ты не думал, что будет, когда он очнется?! Что мы ему скажем?!

— Поскользнулся, упал, привиделось? — невинный ответ и короткий хриплый смешок, — подумать только, грохнулся в обморок.

— Я бы на тебя посмотрел, будь ты на его месте!

До этого блуждающий в потемках мозг, наконец-таки, нашел выключатель и врубил свет. Алан чуть не подавился воздухом, стоило только вспомнить Кайрена Валгири, превратившегося в огромную зверюгу у него на глазах. Резкое движение, и затылок прострелило новой болью. Глухой стон сдержать не получилось, а глаза начало жечь.

— Он пришел в себя, — раздался рядом взволнованный голос Дианы.

Голоса разом смолкли. Послышалась возня, и волос коснулись тонкие нежные пальчики. Судя по ощущениям, на него сейчас пялилось не меньше десятка людей или… Нелюдей. С трудом открыв глаза и чуть не зажмурившись от ярких кругов, плывущих вокруг, Алан попытался сфокусироваться. Народу оказалось меньше десятка, и теперь стало понятно, что, а конкретнее КТО, отдавил ему руки.

Блондин лежал на мягкой кушетке с холодным компрессом на лбу. Рядом сидела Диана и с материнской тревогой в глазах смотрела на него. С двух сторон кушетки на коленях стояли Эдвард с Уолтером и, стиснув в своих лапищах его ладони, глядели с выражением побитых собак. Над головой стояла такая же взволнованная Эрика. За спиной жены стоял Маркус, виновато и напряженно покусывая губы.

«Картина маслом. Только не хватает одного субъекта», — нервно подумал дизайнер и осторожно повернул голову в сторону раздавшегося хмыка.

В стороне, закинув ногу на ногу, сидел Кайрен Валгири и, с выражением: «Боже, я и вправду существую с этими идиотами в одной вселенной?», откинувшись на мягкую спинку, вертел в руке хрустальный стакан с янтарной жидкостью. Сразу зачесались руки вмазать по наглой роже — явный признак того, что он еще в своем уме. А значит…

— Скажи, что мне это привиделось, — таких просительных ноток от него не слышал еще никто, а большие, невинные серо-голубые глаза умилили бы даже Гитлера.

Поэтому обломать их обладателя было в двойне соблазнительно. Так что, Кайрен ухмыльнулся еще наглее и расплылся в самом доброжелательном оскале маньяка-потрошителя, демонстрируя мечту любого дантиста. Набор белоснежных клыков вырос прямо на глазах, а черты лица неуловимо заострились. Алан даже икнул от неожиданности и, зажмурившись, прошептал:

— Мог бы и солгать, козел.

— Он не козел, а волк, — рассеянно поправил Маркус, совершенно не обращая внимания на злое рычание, раздавшееся из кресла, — а ты — молчи конспиратор херов!

— Ал, золотко, ты как? — с заботой спросила Диана, погладив по бледной щеке.

Блондин нервно засмеялся. Ооо, он как огурчик! Такой же сморщившийся, зеленый от шока и кислый от подкатывающей нервной икоты. Извините, но не каждый день узнаешь такие пикантные подробности о своем клиенте, как капкан на медведя, ласково называемый зубами, отпадный маникюрчик в стиле «алмазный резак — это прошлый век» и с хвостом между ног, блядь! А так все хорошо… Все OK…

— Мне надо выпить, — нервно икнул Алан и, высвободившись, вскочил с места, совсем позабыв о ломящей затылок боли, которая напомнила о себе так ласково, что на глаза слезы навернулись.

Еле доковыляв до столика со стоящими на нем бутылками и графинами, блондин схватил пузатый графин с виски и щедро плеснул в стакан. Рухнув на прежнее место, он прижал стакан к затылку и буквально присосался к горлышку графина. Внутренности мгновенно обожгло, как кипятком, но даже это померкло перед мягким вкусом.

Присутствующие наблюдали за ним молча и с пониманием, только альфа сверкал глазами и ждал продолжения концерта.

— Ал, может, хватит? — робко спросила Эрика.

Не хватило даже тогда, когда графин опустел наполовину. Стоило только опять вспомнить увиденное, как опьянение в ту же секунду улетучивалось. Хотя, руки перестали дрожать, да и зубы больше не били чечетку. Поняв, что такими темпами только зря угробит ценный напиток, Алан все же отцепился от горлышка и, закашлявшись, оглядел всех вокруг. Глаз при этом не перестал дергаться.

«Не та доза», — грустно посмотрев на полупустой графин, подумал он.

— И все вы такие… такие… Мохнатые? — хрипло произнес он.

— Не все, — медленно, словно подбирая слова, ответил Маркус, — мы с Кайреном — оборотни-волки, Диана — вампир, а мальчики — полукровки. Из нас всех только Эрика человек.

— Ик, — выдал Алан, — самый настоящий вампир? Я имею в виду с клыками, когтями, красными глазами, светящимися в темноте, пьющий кровь, спящий в гробу и с острой непереносимостью солнца?

— Ну, глаза у меня не светятся, но примерно так, — надула губы Диана, — кровь я пью раз в месяц и то только у своей пары, и я не сплю в гробу! Что за варварские представления?! А аллергия на солнце — это пережитки прошлого, котенок.

— Прощай крыша, здравствуй шиза, — нервно рассмеялся Алан.

Нет, ну а что? Вполне пора организовать полноценный отпуск в таком милом и хорошем доме с вывеской «Клиника для душевно больных». Сегодня, кажется, ему это обеспечат, причем с такой скоростью, что позавидует даже Шумахер. Без паники, только без паники, всему есть рациональное объяснение. Да, какой к черту рационализм, когда перед глазами оживают самые страшные ночные кошмары?! Здесь не то, что мозг, но и нервы можно потерять!Руки опять задрожали.

— Алан, — тихий голос Эдварда заставил дизайнера вздрогнуть и, вынырнув из своих размышлений, опустить взгляд на стоящего на коленях парня.

Брюнет был бледным и нервно покусывал губы. Он все время отводил взгляд, боясь посмотреть в лицо блондина. Взрослый мужчина с твердым и спокойным характером, тихий и такой рассудительный, сейчас он больше напоминал потерянного ребенка. Сходства добавляли растрепанные темные волосы и потухшие глаза. Таким же потерянным и издергавшимся выглядел Уолтер. Молодой плейбой и такой весь из себя брутальный самец выглядел так же, как и брат. С опущенными плечами и таким же потухшим взглядом.

— Ты теперь нас ненавидишь, да? — еще тише спросил Эдвард, и Алану показалось, что тишина в комнате стала еще более давящей.

Честно говоря, его слова смутили Алана. Он с распахнутыми от удивления глазами смотрел на Эдварда и не мог поверить услышанному. Он это сейчас на полном серьезе сказал? Судя по побелевшим от напряжения кулакам, слова были серьезными. Однако Алан не понимал, о какой ненависти шла речь. За короткое время он успел так сильно сблизиться с ними, узнать каждого и прикипеть, как к родным. К немного сумасшедшей, но по-матерински нежной Диане, у которой сейчас были печальные глаза. К мудрому и спокойному Маркусу, у которого можно было всегда спрятаться от безбашенной Эрики и за стаканчиком виски поболтать о политике. К такому мажористому, наглому, но верному и надежному Уолтеру, вздыхающему по Джулиану. К торнадо по имени Эрика, сводящей с ума своими выходками и норовившей задушить его в своих «нежных» объятиях. То, кем они были, совершенно не меняло их суть (ну, может, Диану надо держать подальше от собственной шеи). Его по-прежнему дергало от роскошного открытия, но это ни капли не унимало природное любопытство и явный психоз собственных тараканов.

— Какие же вы порой дети, — мягко произнес Алан, и взгляд его смягчился, — ты и вправду так думал?

— Но мы же… — взволновано произнес Уолтер, — мы же нелюди, монстры…

— О Господи, Боже мой, — застонал блондин и закатил глаза, — за какие грехи ты мне послал этот детсад?! Уолли, меньше психоанализа! У меня чертовски трещит башка. И, кстати, какого хрена?!

Алан физически почувствовал тихие облегченные вздохи и одно презрительное фырканье. Скосив взгляд в сторону и встретившись с очень внимательно его разглядывающими золотистыми глазами, он поморщился. А потом стало уже не до того, потому что его вниманием завладели остальные. Причем, молодежь совершенно не давала очереди друг другу.

«Как дети малые», — улыбнувшись, подумал он и опять прилег на кушетку. Все-таки затылок продолжал ныть.

— И? — прищурив глаза, через какое-то время спросил Алан, — что будет теперь, когда я знаю о вас? Меня сварят и съедят?

Сказано это было в шутку, но вопрос очень интересовал. Услышав его, Диана закатила глаза, а Маркус улыбнулся, но не успел он заговорить, как его опередил брат.

— Тебя? — усмехнулся Кайрен, — из такой худой щепки даже на закуску мяса не выйдет.

— А тебе никто и не предлагает, — парировал Алан, — так что можешь пускать слюни на мое божественное тело только издали.

Раздавшиеся смешки утонули в злобном рычании, но дизайнер только отмахнулся, потому что в эту минуту зазвонил забытый им телефон. Чертыхнувшись и чуть не навернувшись с кушетки, он, наконец, сорвал его со столика и, мельком взглянув на высветившийся номер, приготовился к взбучке. Ведь Джулиану он так и не позвонил.

— ГДЕ. ЧЕРТ. ПОБЕРИ. ТЫ. БЫЛ?! — чеканя каждое слово, заорали в трубку так, что Алану даже пришлось отодвинуть телефон от уха, — меня чуть удар не хватил, когда ты исчез, а потом раздался грохот и… Что это за животное там было?! Салливан?!

— Да тут я, тут, — прокряхтел блондин и опять сел, — ничего не случилось, просто я поскользнулся на лестнице и упал.

Показав кулак издевательски ухмыляющемуся Кайрену и с наслаждением узрев его вытянувшеюся морду, Алан опять сконцентрировался на взволнованном Джи-Джи.

— Как это упал? Ты как сейчас?

— Нормально, только головой сильно приложился.

— Насколько?

— Черные волки с радужным флагом в зубах перед глазами скакали под Глорию Гейнор, — пакостливо улыбнулся Алан.

— Ал, ты — не исправим, — вздохнул Джулиан, и дизайнер как наяву увидел, что тот закатил глаза, но потом голос друга стал тише, — а как там… Ну, не то, чтобы меня это хоть как-то волновало…

Американец расплылся в самой своей обольстительной улыбке, которая, впрочем, не осталась незамеченной для очень многих. Серо-голубые глаза лукаво блеснули, в то время, как тон стал делано будничным.

— Шатается по замку, как неприкаянный дух, — и посмотрел на затаившего дыхание Уолтера.

— Меня это не волнует! — возмущенно выдал Джулиан и бросил трубку.

— Хам, — констатировал блондин.

Однако стоило поднять взгляд, как теперь его уже гневно сверлили желтые глаза. Оборотень сидел напряженный, как струна, и готовый в любую минуту сорваться с места. На его скулах даже желваки заходили от гнева. Когда он заговорил, то голос его был обманчиво спокоен и тих.

— Мне вот интересно, у тебя и вправду напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, или ты просто такой идиот?

— Второе — как раз твоя прерогатива, — самодовольно ухмыльнулся дизайнер и даже бровью не повел, услышав глухое рычание.

Но стоило только увидеть заострившиеся по-волчьи черты лица и когти, царапающие мягкую обивку, как в голове что-то щелкнуло. Алан с расширенными глазами смотрел в золотые глаза и с очередным иканьем пытался переварить запоздалое озарение.

— Это ведь был ты? — ошеломленно спросил он и побелел, когда, с минуту посмотрев с непониманием, взгляд Кайрена прояснился, и на губах появилась непередаваемая ухмылка.

— Значит, дошло, наконец, — слащаво протянул он, — долго же.

— Там, в лесу, — неверяще разглядывая мужчину, продолжил Алан, — и здесь… и у моста…

Вспомнив собственные слова, сказанные тогда, и тот поцелуй, Алан Салливан сделал то, за право запечатлеть которое подрались бы все ведущие журналисты крутых изданий мира. Триумфальное возвращение стыда и неловкости! Он побагровел до самых корней волос и опустил взгляд. Такого стыда и такой злости на самого себя и на этого скользкого гада он не чувствовал никогда. И пока остальные тактично молчали, Кай, не отрываясь, разглядывал притихшего блондина. И, признаться, увиденное до довольного порыкивания собственного волка нравилось ему. Лихорадочный румянец, покрывающий щеки, спустился по шее и затерялся в глубоком вырезе кофты. Дрожащие ресницы прикрытых от смущения глаз, тяжелое дыхание… Такого Алана волк с удовольствием утащил бы в глухую чащу, чтобы блондинчик не смог сбежать. Мысли заставили вздрогнуть и зло рявкнуть на недовольно рычащего внутри зверя и, крепче вцепившись в подлокотники, снова надеть на лицо презрительную гримасу.

— Ты! — наконец открыв глаза и зло сверкнув ими, прошипел Салливан, — мерзкий, скользкий, старый, извращенчиский коврик для сбора блох…

— Да? — издевательски протянул Кай, — а только недавно по-другому пел. Как ты сказал? Ты — самое красивое существо в мире, которое я когда-либо видел?

Алан даже задохнулся от возмущения. Зарычав не хуже любого оборотня, блондин сжал кулаки, с трудом борясь с желанием придушить гада на месте. Вместо этого, не отрывая глаз от своей потенциальной жертвы, он зашипел:

— Маркус-с-с-с, где бы достать серебряные патроны?

— Бесполезно, — вздохнула Диана, старательно пряча веселье, — его этим не возьмешь, да и нас тоже.

— Это почему же? — обиженно обернулся к ней дизайнер, — очередная брехня идиотов?

— Нет, сладкий, — улыбнулась она, — серебро и вправду действует на оборотней и вампиров, если оно зачаровано особым образом. Однако на нас не действует ни одно оружие в мире. Мой мальчик, ты так мало знаешь о нас.

И он слушал их жадно, не отрывая лихорадочно блестящих глаз и задавая самые разнообразные вопросы. Подхихикивая над глупой фантазией кинематографа и акул пера, которые многие годы так уверенно расписывали повадки и жизнь тех существ, которые на самом деле оказались достаточно реальными. Он слушал о людях, давно ушедших, о знаменитостях и исторических героях, которые когда-то появлялись в жизни Валгири и потом исчезали так же медленно. О веселых проделках, о смертельных боях, о культуре и истории оборотней. Одна страница которой была целиком посвящена Волчьему Двору, где уже многие столетия оборотни жили бок о бок с вампирами и людьми. Сросшись так, что теперь не могли просто друг без друга. Фактически, это был второй город, где все три вида существовали в мире. Первым был призрачный город Лунар, затерянный в глубине страны. Стороной не обошли даже вражду между хладными и волками, корни которой уходили настолько далеко во времени, что причину давно уже забыли. Но стоило присмотреться получше, особенно к кривому оскалу старшего Валгири, который отрешенно смотрел на стену, как стало понятно, что для него эта причина была столь же ярка, как и в прошлом, но почему-то блондину казалось, что у ЭТОЙ причины совершенно другие корни.

— А сейчас? — после долгого молчания голос американца слегка хрипел.

— Войны больше нет, — пожал плечами Маркус, и взор его затуманился, словно мужчина снова погрузился в прошлое, — сейчас между тремя расами заключен мирный договор, но это не мешает горячим головам устраивать склоки время от времени.

— А как насчет…

Кайрен слушал их со стороны, подперев щеку рукой и не сводя глаз с белокурого парня. Его реакция просто выбивала из колеи, а нездоровый блеск глаз сбивал столку. Ну, как? Объясните, КАК можно вести себя так спокойно после сегодняшних открытий?! Как можно принять и поверить, доверить жизнь и смотреть так, как никто и никогда? До сих пор перед глазами стоял тот момент, когда Эдвард с таким отчаянием ждал ответа от Алана, а тот… Его шокированный взгляд мгновенно смягчился, и уже через минуту он улыбался нежно и искренне. Он принял их такими, какими они были. Кай не чувствовал его страха и даже отвращения, наоборот — это была тихая забота. И безбашенность! Иначе как объяснить то, что он продолжал спорить с ним, словно ничего не произошло. Будто не он грохнулся в обморок, увидев вервольфа. Отношение Алана к нему не изменилось ни на йоту. Только было обжигающее смущение, но даже его Салливан пытался перебороть.

«Глупый безбашенный мальчишка» — подумал Кай…

* * *

Алан стоял на балконе своей комнаты и, облокотившись на перила, смотрел на небо. Сегодня безоблачное оно было озарено бледным мерцанием звезд. Луна с каждым днем все полнела и золотила лениво проплывающие мимо рваные клочки облаков. Она была прекрасна, но в то же время приносила с собой странное чувство смятения, словно скоро что-то должно было случиться. Теперь, смотря на нее, он, наконец, понял, почему Волчий Двор охватила такая нервозность.

Впереди была ночь Великой Охоты, о чем лишь недавно ему рассказал Маркус. Когда весь Волчий Двор, дождавшись первой алой луны, выходил на охоту. Где молодые волки доказывали жар своей крови своим парам, где совсем юные волчата обретали право считаться взрослее. Ночь, когда мирились враги и когда давались клятвы вечной верности.

Алан хотел бы увидеть это, но, увы, чужакам там не было место. В этом он, пожалуй, немножко завидовал Эрике. Ведь она была невестой Эдварда и эту ночь должна была разделить с ним. С другой стороны, все еще не верилось в то, что мозги все-таки остались при нем и все услышанное — не бред протекающей крыши. Люди-волки, вампиры, миллионы секретов и легенды, неожиданно ожившие в этом суровом краю. А что будет дальше? Леший с ведьмами будет отжигать на местной Лысой Горе? Пфф!

— Как говорил папа, если не можешь ничего сделать, иди спать, — вслух проговорил дизайнер и вернулся в комнату.

Вурдалаки вурдалаками, а завтрашние дела никто еще не отменял…

Он давно уже предвидел это. Еще когда они только-только вернулись в Шотландию и поселились в этих краях. Лишь потому, что это было ЕГО желанием. Волчий Двор рос с каждым годом и из маленькой бедной деревушки вырос в большой город, где теперь обитали все те и потомки тех, кто когда-то ушел вместе с ними. Вместе с ними процветал и их род. «Благословенные», как благоговейно говорили в глаза, и «Отверженные», как шептались за спинами. Самого черного альфу навсегда заклеймили именем чудовища и убийцы, а потомков его назвали грязнокровыми. Однако это не мешало и вампирам, и оборотням до сих пор охотиться за «грязной» кровью, пытаясь познать тайны рода и заполучить хоть каплю той самой крови, что познала всю сладость Искры. Самой их главной целью многие века был именно он — Кайрен, последний, кто получил ее благословение. Но подобраться к нему можно было только через его единственную слабость — семью брата. Но ни Волчий Совет, ни Вампирский Двор не оказались готовы к тому, ЧТО может породить смешение волчьей и вампирской крови, а стало оно двумя весьма могущественными и неуязвимыми чудовищами.

Стоило только вспомнить о двух своих племянниках, как златоглазый мужчина нахмурился. В последнее время эти двое сильно удивили его. То, что Уолтер с первых же дней влюбился в русоволосого помощника знаменитого дизайнера, не было больше тайной. Да, и у того в глазах читалось смятение каждый раз, когда он видел Уолтера. А о бешеном сердцебиении вообще можно не говорить. Так что, дело теперь было за этими двумя. Только почему-то они все бегали вокруг да около.

Удивляло другое — Алан Салливан. Один единственный человек, который смог за такой короткий промежуток времени проникнуть в сердце каждого. Чужак, которому удалось за считанные месяцы привязать к себе двух самых непослушных, решительных и сильных молодых альф. И Эдвард, и Уолтер чуть ли не боготворили его и, если бы он попросил, загрызли бы любого. Только вот сам мальчишка видимо не осознавал своей власти над ними, а смотрел, как на детей. Притом, что Салливан был младше их на сотни лет.

Вот и на этот раз малявки явились к нему, чуть ли не сшибая углы, и с горящими взглядами начали убеждать взять американца на предстоящую охоту. Парни явно недооценивали своего дядюшку и потому уже через секунду получили в ответ такой рык, что стекла в окнах зазвенели. Этажом ниже у перепуганного Джулиана с рук посыпались все бумаги, а под окнами самого кабинета раздался гневный вопль и трехэтажный мат Алана, на голову которого уронил банку краски испуганный рабочий.

Ни просьбы братьев, ни большие влажные глаза Эрики и даже возмущенный взгляд Дианы не смогли изменить его мнение. Несмотря ни на что Алан оставался чужаком. Что же касается Салливана, то отношения с ним стали какими-то подвешенными. Кай все больше ловил на себе задумчивый взгляд серо-голубых глаз, но всякий раз этот взгляд незаметно ускользал от него. И случалось это тогда, когда на горизонте появлялся Питер.

Вот кто толком уже надоел, и Кай подумывал избавиться от него. Порой даже путем отрывания конечностей, которые так и норовили залезть туда, куда их не просили. Что сказать, мальчишка был послушным и сладким любовником, даже чересчур. Очередной из тех, кто прошел через его постель. Однако возомнивший себя особенным, и всячески пытающийся овладеть его сердцем. Глупый, наивный мальчик, не знающий меры и слова «НЕТ». Разобраться с ним можно было после охоты, а сейчас у альфы не было на это времени.

Его волки уже прочесывали город в поисках Валентина. Куда бы тот ни пошел, что бы ни сделал и как бы ни спрятался, от Кая ему не уйти. Он найдет его везде, достанет из-под земли, если понадобится, но не успокоится, пока не сведет с ума. Медленно, смакуя каждую каплю, упиваясь бессмысленными криками и бессильной злобой. Он не будет торопиться и сполна получит то, что получал все эти годы — чистое наслаждение от чужого отчаяния…

Напряжение, тяжелым грузом легшее на город и на Блодхарт, стало настолько осязаемым, что его можно было даже прощупать. И с каждым днем оно все больше росло, потому что впереди была ночь Великой Охоты.

Она наступила почти незаметно и накрыла давно трепещущий от ожидания город плотной тьмой. Дикими ветрами пришла с северных гор и закружила в зеленых листьях деревьев. Приползла густым туманом сквозь вековой лес и, покрыв землю инеем, подобралась к узким улочкам Волчьего Двора. И засияла золотисто-алой луной, выплывшей из-за рваных облаков. Смешавшись с клочками пара, вырывающимися изо рта, и, проникнув в вены, забурлила огнем в крови. Заставляя шерсть на загривке встать дыбом, щекоча под самым сердцем и застилая разум сладким туманом.

Ночь зверя, когда человеку лучше сидеть в теплом доме за семью замками и молиться всем своим богам, чтобы зверь обошел стороной его порог. Спрятав окна за прочными решетками и повесив над дверью волчий цветок, как знак смирения и верности. Клятвы, данной еще предками и соблюдаемой до сих пор.

Это ночь зверя, а не людей… Бесформенных теней, крадущихся по крышам и скользящим по стенам. Клацаньем когтей, тихим шелестом крыльев, животным рычанием, эхом отдающихся в опустевшем городе, и сотнями пар блестящих во тьме глаз. Здесь половина Волчьего Двора. Молодые, совсем еще неопытные волчата, взрослые, для кого это будет не первой охотой, и те, кто уже не единожды успел вкусить всю прелесть Великой Охоты. Их движения резкие, быстрые, их глаза полны огня, кровь похожа на раскаленную лаву. Сейчас они не те люди, которых он привык видеть каждый день, а самые страшные чудовища, вышедшие из глубин веков.

Алан смотрит на них и неосознанно крепче вцепляется в черно-серый мех. В голове вертится только один единственный вопрос: «Как, мать вашу, я позволил себя уговорить?!» Ответ рядом с ним, точнее, он сейчас сидит на этом «ответе». Уолтер, как и его брат, не похожи на других вервольфов. У них волчьи тела, но звериные черты еще более острые. Длинные уши, а пасть может похвастаться двумя парами рядов острых клыков. На спинах мирно сложены огромные перепончатые крылья с костяными наростами. Хвосты вообще подходят больше рептилиям: длинные, покрытые черной чешуей и с острым кончиком, похожим на ножницы. Которые, порой, нетерпеливо щелкают и бьют из стороны в сторону.

В отличие от брата, Уолтер неспокоен. Эрика с Эдвардом. Она сидит на его спине в джинсах и рубашке самого Эдварда. Ее огненно-рыжие волосы собраны в небрежный хвост, а на ногах сапожки из тонкой кожи. Она безмятежно улыбается и гладит между ушей своего любимого зверя. Ее сердце бьется ровно и делится своим покоем с любимым.

А Уолтер один. Его пара совсем рядом, спит в одной из комнат замка. Возле его окна стоит Джереми и, задернув шторы, заботливо укрывает плечи молодого человека тонким шелком покрывала. Он уйдет уже через минуту, унося с собой стакан с недопитым соком, в который был заранее подмешан особый отвар. Так что, ни о чем не догадывающийся Джулиан будет спать до самого утра, не слыша далекого волчьего воя. Не зная, что его паре с каждой минутой все трудней сдержаться.

Зверь рвется с тонкого поводка и тянется к замку. Человеку нет места в затуманенном сознании. Он чувствует сладкий запах того, кто многие дни мучает его. Слышит биение сердца и полувздох-полустон, в котором без труда разбирает собственное имя. Соблазн настолько велик, что трудно не сорваться. Когти царапают черепицу и из груди вырывается хриплый рык. Но он даже не успевает и морду поднять, как получает подзатыльник, и за спиной раздается злой голос Алана:

— Даже не думай, маленький извращенец, — чуть ли не шипит он, — шаг влево, шаг вправо и надеру твой мохнатый зад!

— Но, Ал! — полувозмущенно-полуобиженно скулит Уолтер.

— Никаких «Ал»! — еще один подзатыльник, — шевели лапами, Ромео.

Ромео ничего не осталось, как, тоскливо вздохнув, кинуть последний взгляд на окна пускающей слюни на подушку Джульетты и, подгоняемый Отелло (Упс! Это уже из другой истории), направить лапы свои к тени отца Гамлета (то бишь горячо любимого дядюшки).

— Ты думаешь, это было хорошей идей? — мрачно произнес черный альфа и кивнул в сторону злого Алана, изображающего из себя наездника на спине Уолтера.

— Ты сам видишь, как они тянутся к нему и как слушаются, — усмехнулся серо-бурый волк, — он дрессирует их лучше меня и Дианы. И потом, затея удалась. Он смог удержать Уолтера.

— Он — чужак, — оскалился Кайрен.

— Который принял нас и не кинулся с воплями прочь, — напомнила мягко спустившаяся к ним Диана и сложила кожистые крылья.

Презрительно фыркнув, златоглазый волк отвернулся к лесу и бросил:

— Держи его перед глазами, нянькой для этого щенка никто не будет.

Женщина только закатила алые глаза и, обольстительно улыбнувшись мужу, скользнула в его объятия. Кайрен больше не смотрел на них. Он поднял взгляд на небо и полной грудью вдохнул прохладный воздух. За столько веков это было впервые, когда он снова вел стаю на охоту…

Роль няньки, хоть и подопечной детке, хрен знает, сколько лет, даже понравилась. Особенно, когда Уолтер не удержался и, раскрыв крылья, взмыл в воздух. Это были те еще ощущения, от которых грудь рвало от восторга и желания заорать во все легкие. И была ночная охота, когда он в живую видел, как загоняют оленей и других животных. Сейчас это и вправду была стая волков во главе со своим вожаком. Лес замер, стоило им только войти в него, и в следующую секунду просто взорвался сотнями звуков. Дикий, свободный и такой же таинственный, как и его дети. Одурманенные свободой и жаждой крови, они преследовали своих жертв и, вдоволь насладившись ее попытками защититься, нападали всей сворой, безжалостно кромсая и вонзая клыки в уже хрипящую плоть. Выпуская наружу все животное, таившееся в них, и громким победным воем наполняя нутро леса.

— Охуеть, — выдохнул Алан и сполз на мягкую траву.

Охота все еще продолжалась, но теперь уже стая разбилась на группы, и не все ее члены отправились дальше. Ушедших вели Диана и Маркус, а за остальными присматривал Кайрен. Сейчас они собрались на берегу небольшого озера и зажгли большой костер. Молодые волки соревновались меж собой, красуясь пред своими парами, вампиры с головой ушли в водные баталии и залили уже пол берега. В стороне Эрика нежилась в объятиях своего зубастого пупсика, а Уолтер в данную минуту был в самой гуще поединков.

— Ни минуты покоя, — раздраженно произнес блондин и уже хотел подняться, когда кто-то бесцеремонно потянул за край его куртки, — какого?…

— Сиди, человек, — раздался за спиной хорошо знакомый голос с хрипотцой.

Стоило обернуться и дизайнер наткнулся на золотые глаза черного вервольфа. На альфе не было ничего, кроме темно-синей туники, по бокам которой до самого кожаного пояса шли разрезы. Большое мускулистое тело, покрытое черным и блестящим кое-где сединой мехом, сейчас расслабленно лежало на боку, словно не он минуту назад гнал по лесу целого оленя. Мощная голова, подпертая одной лапой, была обращена в его сторону. Золотистые глаза смотрели цепко, чуть прищурившись и мастерски избегая прямого взгляда. Чертовски красивый волк, с этим не поспоришь, и даже в человеческом облике чувствовался его животный магнетизм, но он действовал на Алана только тогда, когда Кай был в своем зверином обличье. Тогда блондин просто зависал, сам не понимая, почему. Его не портили даже тонкие линии шрамов, видневшиеся и сейчас, пусть еле заметные.

— Он же бесится, — моргнув, произнес Алан и отвел взгляд, — надо остановить его.

— Ему нужно выпустить пар, — глядя на оскалившегося племянника, произнес Кайрен, — понянчишься потом.

На этом оба замолчали. Ведь одно слово — и опять вспыхнет очередная ссора, а этой ночью совершенно не хотелось этого. Алан все так же продолжал смотреть на детей ночи и еле заметно улыбаться, совершенно не замечая того, что за ним следят пара внимательных глаз. Но неожиданно блондин нахмурился и прикусил губу, словно вспомнив что-то.

— Тогда, в лесу, — неожиданно произнес он, и голос стал чуть тише, — на нас ведь напали оборотни?

— Чужаки, — уставившись на языки пламени, ответил волк, — они пришли за нашей кровью.

— В смысле — убить?

— В смысле — забрать ее, — издевательски произнес Кай.

— И они придут снова?

У Кая даже ухо дернулось от беспокойства, прозвучавшего в голосе Алана. Только внешне это никак не отразилось. Словно он интересовался только из-за любопытства, а не беспокоился.

— Я буду рядом, — тихо ответил волк.

Напряженные до этого плечи парня расслабились, и, сам не поняв как, блондин облокотился о теплый бок альфы. К удивлению последнего, это не вызвало очередного желания огрызнуться в ответ…

* * *

«Ненавижу!» — так трудно не кричать в голос.

Трудно день за днем держать маску и играть роль послушной игрушки. Строить из себя влюбленного идиота и получать в обмен всего лишь бесстрастный взгляд и вежливую просьбу отчаливать подальше, хоть к чертовой матери. Не ради этого он терпел рядом с собой этого отвратительного урода и не ради этого позволял ему трахать себя. У Питера были грандиозные планы, которые полетели к дьяволу!

Взбешенно пришпорив коня, темноволосый канадец направился к замку. Совершенно не обращая внимания на ветер, хлестающий лицо, он въехал в пыльный двор и, чуть не задев испуганно вскрикнувшую горничную, с шипением спрыгнул на землю. Бросив уздечку коня подошедшему конюху, он, матеря Кайрена на все лады, бросился в замок. Вбежав в холл и рявкнув на пару рабочих, чтобы те следовали за ним, он направился к лестнице. Если ему и придется покинуть это место с пустыми руками, то он не уйдет просто так. Еще никто не смел бросать его, и Кайрен еще пожалеет о своем поступке, а начнет он с самого главного виновника…

«Я буду рядом»…

Слова, то и дело, против воли всплывают в мыслях, а вместе с ними твердый голос с хрипотцой и с легким рычанием. После Охоты прошло уже несколько дней, но этот день все никак не выходил из головы. Подумать только, ему позволили быть там и собственными глазами все видеть. А еще немыслимое событие! Его не загрызли, когда он заснул, пригревшись под боком у огромного злого волка. Правда, на утро мягкая и теплая подстилка превратилась в голого (одна единственная на голое тело туника не в счет! С такими-то разрезами и вырезом на груди) мужика с весьма отвратительным характером и всемирным презрением ко всей Вселенной.

Уууууу! Алан до сих пор злился, как только вспоминал то утро. Такое теплое, можно сказать даже жаркое. В крепких объятиях, в странном уюте и… На твердой, голой груди, исчерченной шрамами и с татухой кельтских узоров чуть выше правого соска. Пока все еще затуманенный мозг искал кнопку загрузки, над головой раздалось хмыканье, и наглый, до неприличия ехидный, голос произнес:

— Хорошо спалось?

Стоило только поднять взгляд, и он встретился с издевательским блеском золотистых глаз. Сон смело ураганом Катриной, и уже через секунду Алан отскочил от Кая, как от прокаженного. Причем не рассчитав, грохнулся с того самого валуна с мягкой травой, на которой они вчера так уютно устроились. И пока красный, как вареный рак, и взъерошенный, он пытался подняться на ноги, за спиной раздавалось очередное фырканье. А этот нудист хренов даже не удосужился прикрыться хоть. Как и вчера, лежа на боку и подперев голову рукой. Прищурив глаза и нагло скалясь, совершенно не обращая внимания на застрявшие в волосах листья и тонкие веточки.

— Какого черта?! — возмущенно рыкнул хмурый дизайнер, стряхивая с себя пыль.

— Я не вызывался быть твоей подушкой, — хмыкнул темноволосый альфа и потянулся, разминая мышцы.

— Прикрылся бы хоть, — проворчал блондин, — а то сверкаешь тут чем попало, бриллиант, бля.

— Я тебя смущаю или восхищаю, а? — еще более хриплым голосом спросил мужчина.

Алану пришлось признать, что для своих энных лет, дядечка сохранился весьма хорошо. Только вот, поймав себя на том, что он вообще-то почти голого мужика разглядывает, еще больше разозлился и, поморщившись, отвернулся. Старательно игнорируя издевательский взгляд прожигающий спину…

Вот, опять двадцать пять! Злобно сопя, блондин с огромным остервенением принялся потрошить ни в чем не повинный куст цветов. С того дня эта наглая сволочь не пропускала ни дня, тонкими намеками и откровенным издевательством проходя по его бедным нервам. Как правило, нервы не выдерживали, и все это превращалось в настоящий балаган.

Однако, куст был невиновен, и потому надо было прекращать измываться над ним и пугать бедных слуг. Которые настороженно косились на него. Так что, окинув грустным взглядом садовые ножницы, он засунул их за пояс и, не спеша, отправился к замку. Как ни крути, а день сегодня был очень хороший. Эрика и Диана укатили вместе с Джулианом в очередной салон подвенечных платьев, Эдвард и Уолтер пропали вместе с Маркусом и Кайреном. Любовничек главного альфыча ускакал еще утром, и от него до сих пор не было новостей.

«А интересно, этот мажор в курсе, что мало того, что он — геронтофил^[6], так еще и зоофил?» — ехидно подумал Салливан и, прошмыгнув на кухню с заднего двора, медленно поплелся к старой каменной лестнице, которой когда-то пользовались слуги, чтобы пройти на этажи, не попадая на глаза своим господам. Ею и сейчас пользовались, но редко.

Вот оно: блаженство в чистом виде, именуемое горячим душем. Только вот насладиться им молодому человеку не дали. Грохот, раздавшийся внизу, и крики заставили подскочить на месте и, чуть не поскользнувшись, кинуться за одеждой. От злости начал дергаться глаз, и резко захотелось чей-то крови. Чудом не навернувшись на лестнице и в два прыжка преодолев последние ступени, он оказался прямо перед источником криков. От увиденного внутри поднялось настоящее бешенство.

Портрет белокурого воина, висящий над лестницей, сейчас лежал на полу с посыпавшейся штукатуркой. Нижний край холста был грубо порван, а старинная рама, не выдержав, треснула. Рядом стояли двое испуганных и бледных слуг, а над картиной стоял красный и орущий на Джереми Питер. Пожилой слуга гневно возражал и, крикнув, что хозяин этого не простит, попытался оттащить канадца. И, когда тот, грубо толкнув управляющего, замахнулся кнутом, тонкая нить терпения Алана со звоном лопнула.

Питер не успел толком понять, что произошло, как его резко дернули за руку. В следующую минуту он уже смотрел в почти голубые от бешенства глаза дизайнера. Тот просто выдернул из его рук кнут и с ним же в руках залепил звонкую пощечину. Да такую сильную, что щека моментально вспыхнула болью, а из разбитой губы потекла кровь. Канадец пошатнулся и, если бы не вторая рука, которая крепко держала его за горло, он бы упал.

— Я с тебя шкуру спущу, сука! — взревел взбешенный до предела блондин.

Он замахнулся уже для очередного удара, когда в зале раздался гневный рык Кайрена:

— Что здесь происходит?!

— Он ударил меня! — аки невинность завыл Питер, — Ри-Ри, это животное посмело поднять на меня руку! Я тебя засужу!

В своих воплях он совершенно упустил тот момент, когда глаза альфы начали темнеть. Он неотрывно смотрел на испорченный портрет, и черты его лица на глазах принялись меняться. Маркус с ужасом смотрел на брата и понимал, что сейчас тот просто устроит тут кровавое побоище. Положение, как ни странно, спас еще более злой Алан. И явно только что из душа. Босиком, в одних только наспех застегнутых джинсах, с потемневшими от воды волосами и влажными каплями на мускулистом торсе.

Схватив за локоть шипящую модель, он бросил того чуть ли не прямо под ноги Кая, сверля альфу таким взглядом, который буквально окатил их обоих ледяной водой. Они уже видели его когда-то очень давно. Такой же прозрачно-голубой от неконтролируемой злости, полный льда и одной лишь жажды крови. Только с одной разницей — в тех глазах не было этого испепеляющего огня.

— Если еще хоть раз, — тихим и дробящим тишину голосом прошипел Алан, — эта тварь поднимет руку хоть на кого-нибудь, я порву его на ремни, и его задница уж точно больше никогда не сможет никого обслужить!

Хлыст, так удобно легший в руку, с треском был разломан и кинут в задыхающегося от злости Питера. Больше не обращая на них внимания, он повернулся к слугам и рявкнул:

— Быстро взяли картину в руки и как пуп земли понесли в мастерскую! — когда же слуги кинулись выполнять приказ, тон его стал мягче, — ну, ты и герой, Джер! Вставай, давай, Терминатор мой горемычный. Пойдем, посмотрим, что у тебя с рукой.

— И не такой я уж и горемычный, мастер Салливан, — пробубнил Джереми, но, послушно опираясь на руку усмехнувшегося Алана, последовал за ним.

А вот Питеру так не повезло. Он уже возмущенно открыл рот, когда его, как нашкодившего котенка, вздернули вверх и одной лишь рукой прижали к стене.

— Ты доигрался, — зарычал ему прямо в лицо Кай, и от его оскала у темноволосого парня похолодела кровь.

Вряд ли в эту минуту Кай смог бы заметить хоть что-нибудь, кроме мальчишки, которому в данную минуту методично ломал руку и с наслаждением слушал настоящий вой, перемешанный с воплями и всхлипами. Поэтому он и не увидел стоящего на верху Алана, который не отрываясь смотрел на него и на Маркуса. Который, как последний камикадзе, попытался вмешаться, за что и огреб по морде и отлетел к стене.

— Я говорил тебе не подходить и даже не дышать в сторону этой картины? — удивительно ласковым и нежным голосом спросил мужчина, и выросшие когти до крови впились в кожу, — глупый мальчик, надо было уходить, пока была такая возможность.

Питер закричал еще громче и, захрипев, потерял сознание. Кулем свалившись на пол и мелко дернувшись. В то время, как Кай с каменным лицом продолжал стоять над ним и размазывать на пальцах теплую алую кровь. Сейчас он был именно тем чудовищем, лишь имя которого заставляло нервно креститься и молиться на всех известных языках.

Дальше смотреть Алан не стал. Он уже увидел пришедшего в себя Маркуса, который, несмотря на свой недавний полет, подошел к брату и положил руку на плечо. Младший Валгири был именно тем, кто все еще мог удержать брата. У него же сейчас были совершенно другие заботы и назревший только что самоанализ на тему: «Хотя бы пять причин, почему я только что не наложил в штаны от режима „Джек-потрошитель“ Кайрена Валгири»…

Алан так и не узнал, что стало с Питером, только увидев более-менее спокойное лицо Маркуса, он понял, что канадец все-таки не стал бифштексом с кровью для одного субъекта. Что же касается Джереми, то тот отделался лишь растяжением мышц на руке, когда упал, но ахающая и попеременно матерящаяся Диана не успокоилась, пока не затащила его к врачу. Семья довольно радостно приняла новость о скоропостижном… Эээ, то есть, поспешном отъезде осточертевшей моделишки. Деталей никто не уточнял, но пустая стена над лестницей говорила о многом. Вот с ней-то и оказалось больше мороки. Нижняя часть наполовину была изодрана, и, если раму можно было восстановить за пару дней, то на восстановление холста пришлось потратить больше времени. Но, к счастью, с помощью давнего друга-реставратора, за которым Алан уехал в маленькую деревушку Сан-Жуль на юге Франции, полотно было восстановлено. Причем, за весь этот месяц Алану все уши прожужжали древностью холста и одним единственным вопросом, ответа на который у него не было. Кем был прекрасный воин? Дизайнеру самому до зуда в печенках хотелось это узнать. Особенно после того, как вернувшись однажды вечером с очередного, так называемого, собрания бизнесменов, Кайрен, как загипнотизированный, застыл в дверях, не отрываясь глядя на занявший свое прежнее место портрет.

В то время, как остальные собрались вокруг картины и обсуждали работу мастера, он был молчалив. И только потом, когда рядом, кроме Алана, не было больше никого, подошел ближе. Они таки продолжали молча стоять рядом друг с другом и смотреть.

— Выглядит неплохо, — наклонив голову к плечу, задумчиво произнес американец, — как думаешь?

— Вполне неплохо, — таким же обыденным тоном ответил Кай и неожиданно протянул ему бокал с вином.

— Определенно, — ухмыльнулся Алан и принял бокал, а вместе с ним и молчаливую благодарность…

В ту ночь Салливан так и не сомкнул глаз. Лежа в огромной постели и ворочаясь с одного бока на другой. Каждую минуту вспоминая те моменты, когда, придя чуть раньше Поля, он находил в мастерской старшего Валгири. Склонившегося над портретом и пристально вглядывающегося в не по-человечески красивые черты с каким-то болезненным блеском в глазах. Чаще всего альфа уходил, едва услышав в коридоре его шаги, но были дни, когда он вот так зависал, не обращая внимания ни на что, и тогда Алан, прикрыв дверь, уходил.

В таком же трансе утром нашла его Диана. Сидящего в кресле и неотрывно смотрящего на портрет. Она молча пододвинула к нему пуф и села рядом. В руках у нее дымилась чашка теплого какао, Диана была немного заспанная и в плотно запахнутом халате поверх ночной рубашки.

— Он всегда притягивал взгляд, — рассеянно произнесла она, — только он терпеть не мог этого.

— Расскажи мне о нем, пожалуйста, — так же тихо ответил Алан, — ТАК не смотрят на портрет незнакомца, хоть и какого-то там предка. Кто он?

Диана нервно провела рукой по волосам и, отведя глаза, сказала:

— Помнишь, я говорила о том, что нас нельзя убить и что за обладание хоть одной каплей нашей крови вампиры и оборотни готовы на все?

Дождавшись кивка, она продолжила, уже невидящим взглядом уставившись на белокурого воина.

— Он стал началом всего этого. Таль Ивон Анарсвиль, мой родной брат, самый великий мечник Драгмирии и… Пара Кайрена… Его Луна…

Алан вздрогнул и удивленно посмотрел на нее. Но Диана так и не шелохнулась, словно погрузившись с головой в далекое прошлое. Она сжала чашку в руках так сильно, что тонкие пальцы побелели от напряжения, но даже сильная рука, накрывшая ее руки, не изменила ничего.

— Много веков назад, когда шла ожесточенная война межу хладными и волками, у пограничного города Тарахин некоронованный король оборотней столкнулся с командиром отряда мечников…

Между закатом и рассветом…

Рассвет еще далек,

Но тает грим любви,

Усталость вижу и смятенье,

Взглянув в глаза твои…

При свете ты — никто,

И растворишься с новым днем,

Одна, но против всех течений,

Быть вне закона — твой закон.

Играть в твою игру,

И разрушать себя,

Я не хочу рубить на части,

Свой мир и собственное я…

Но словно яд во мне —

Твой танец тысячи ночей,

Ты топишь в них мечту о сказке,

Боясь остаться вдруг ничьей…

Одно мгновенье, короткий миг —

Острее боли твой прощальный крик.

Каждый рассвет

Ты исчезаешь в поднебесье,

Каждую ночь

Как наважденье мчишься ко мне.

Не удержать тебя,

Тебе не объяснить,

Что ненавидеть слишком просто,

Трудней любить такую жизнь…

Ария — «Наважденье»

715 год. Драгмирия.

«Это добром не кончится», — мрачно звенит в голове, и, словно в утверждение, слышится разъяренный вой ветра.

Но Маркус не обращает внимания и переходит на рысь. Огромный серо-бурый волк мчится по звериным тропам Железного Леса. Ночь в самом своем разгаре. Тонкий серп луны пробирается сквозь рваные облака и бледным светом озаряет почти голые деревья. Осень во всю разыгралась, и ветра уже не щадят никого. Ливни все чаще приходят в эти земли и приносят с собой первые холода. А вместе с ними они доносят первые запахи зимы. Какой будет она в этом году? Чем закончится для клана?

Младший знает лишь то, что опасность слишком близка. Она подкрадывается незаметно и готовится к смертельному прыжку. А то, что он именно таким и будет, волк не сомневается. Война идет так долго, что всем уже встала поперек горла, и теперь все только и мечтают закончить ее побыстрей. Но кто победит? Сейчас они заклятые враги, а что будет потом? Ведь уже сейчас что-то неуловимо меняется. Эти перемены скрыты в осторожных взглядах серебряных глаз белокурого воина. В рассеянной улыбке брата, когда тот думает, что его никто не видит. В собственном биении сердца, когда на поле боя глаза все время безошибочно находят горящие негодованием девичьи глаза. И в смущенно алеющих щеках, стоит только им встретиться. И в попытках скрыть то, что они оба чувствуют. Но ведь нельзя обманывать себя вечно. Только выхода из этой ловушки нет. Ни для него, ни для Кайрена.

Совету старейшин поперек горла встало поведение альфы. Они же ведь думали, что он станет их марионеткой. Будет есть с их рук и, как преданный пес, выполнять любые их приказы. А на деле оказалось, что все будет наоборот, что это им придется прогибаться под него. Последней выходкой, которая переполнила чашу их терпения, стало убийство Килона. Зарвавшегося идиота, возомнившего себя пупом земли лишь из-за того, что его сестру прочили в пары Каю. Причем эту волчицу очень уж активно подсовывали брату. Нет, было бы лицемерием говорить, что она не достойна. Сильная, умная, хитрая и преданная своему клану. Идеальная партия, которая со временем принесла бы Совету власть и силу Кайрена на золотом блюдечке с голубой каемочкой.

Этот план бы удался, если бы Кай не был Каем, а Совет был бы более расторопным, и Килон — более умным. Однако он был редкостным ублюдком и, к тому же, совершенно безмозглым. Вмешавшись в дела Кая и плетя интриги за его спиной. Поэтому сейчас его голова и украшала стены Млэк-Алаина, шуму это подняло много. Потому что вскоре рядом с ним красовалась голова барона Дариона. Последний, кстати, очутился там за измену короне. Но проторчать ему, а точнее, его черепушке пришлось недолго. Солнце на следующий день же испепелило его. Если бы только вампиры и оборотни знали, кого по неосторожности свели. Командир мечников и желтоглазый альфа умело убирали чужими руками своих врагов. При этом белобрысый вампирчик оказался крайне злопамятным.

Так что, Совет рвал и метал, требуя к себе Кая. А тот опять плюнул и после двухнедельного боя на границе умчался на свидание. Плюнув и на безопасность, и осторожность. А если бы за ними следили? Времена сейчас совершенно не располагали к свиданиям, но когда это останавливало этих двух безмозглых проходимцев? Вот и мчался Маркус в такую погоду по лесу, старательно пытаясь не потерять еле уловимый запах брата, который и так с трудом удалось уловить. Если бы не родная кровь, он бы сейчас круги нарезал по чаще, как несмышленый волчонок.

Серо-бурый волк лишьредко рычал своим мыслям и шел по звериным тропам. Он был уже практически у старой хижины, когда встал, как вкопанный, и навострил уши. Впереди кто-то был и этот кто-то так же, как и он, бесшумно пытался подобраться к дому.

Маркус за считанные минуты напрягся и, чувствуя, как еле заметно меняется обыкновенный волчий облик, поднялся на задние лапы. Выпрямившись, оборотень оскалился и, рывком выскочив из густых кустов, набросился на вскрикнувшего от неожиданности вампира. Покатившись по земле, он уже замахнулся когтистой лапой, когда увидел, на ком так удобно восседает.

— Ты? — опешив, прошептал он.

В ответ, по морде заехали сапогом…

Нет, и как Диана только позволила себя впутать во все это? Пролетая мимо верхушек деревьев и морщась от бьющего в лицо холодного ветра. Но даже это не могло ее остановить. Она спешила к брату с тревожными вестями, которые ей совершенно не нравились. А вообще, после того как вампиры дважды упустили черного альфу, Двор был в ярости. Начиная с правителя и кончая придворными. Спокойствия не принесла и казнь барона Дариона. После этого в Млэк-Алаине начались самые жесткие проверки. Стоило только кого-то заподозрить в измене, как следовал арест, который не всегда кончался принесенными извинениями и освобождением. Валентин был зол и железной рукой начал наводить порядок в Вампирском Дворе. Это тревожило, особенно после того, как к нему присоединились и отец с магистром. Даже при таком положении дел Ивон не перестал раз в месяц на несколько дней исчезать. Совершенно спокойно объявив, что в эти дни он встречался со шпионами хладных. Но как долго он собирался лгать, рискуя каждый раз и все равно встречаясь со своим волком?

Бросить его она не могла и поэтому вопреки протестам и скандалам, устроенными матерью, последовала за ним на войну. Чтобы быть ближе и прикрывать задницу этого влюбленного кретина! Да, исключительно из-за этого, и серо-бурый волк здесь совершенно не причем!

Идиот! И о чем он только думает?! Ясно же, что волочится за очередной драной сучкой, вместо того, чтобы за братцем своим похотливым проследить. Ууууу, два сапога пара. Что один братец, что другой, и, главное, так смотрит, словно дырку прожечь хочет. Скоро даже кожа воспламенится от этих пристальных взглядов. Не подходит, не говорит ни слова, всего лишь смотрит…

Недовольно проворчав очередное оскорбление, хладная опустилась на узкую тропу между старых деревьев и бесшумно скользнула вперед. Она была уже рядом с хижиной, когда услышала это. Кто-то бесшумно крался к дому, причем старательно маскируя собственный запах. Диана напряженно замерла и, стараясь быть бесшумной, вытащила клинки. Тенью скользнув мимо темных деревьев и совсем близко подобравшись к кустам. Но она совершенно не была готова к тому, что в следующую минуту из этих же самых кустов на нее прыгнул огромный вервольф и повалил на землю. Хладная зашипела и, оскалив клыки, приготовилась драться, когда замахнувшийся было оборотень замер, широко распахнув глаза, и прорычал:

— Ты?

Двинула она Маркусу из принципа.

— Ах ты, сука! — взвыл оборотень и, отскочив назад, приготовился к новой атаке.

— От ублюдка шлюхи слышу, — оскалилась Диана и встала в боевую позицию.

Ее слова стали последней каплей, и Маркус слетел с катушек. Он в один прыжок оказался перед ней и с такой силой ударил по лицу, что та просто отлетела к стволу дерева. Рухнув на влажную землю и злобно зарычав, хладная изогнулась и, выпустив огромные когти, кинулась на оборотня. Исполосовав ему морду и ударив в солнечное сплетение. Маркус сплюнул кровь и, вывихнув тонкое плечо, опрокинул ее.

Они грызлись, как бешеные псы, кусаясь, царапаясь и нанося беспорядочные удары. Переломав несколько деревьев и основательно пропахав землю мордами друг друга. Причем сопровождая все это громкими матами, да такими, что ушам впору было в трубочку свернуться. На задний план отошли и братья, и необходимость быть незамеченными. Они настолько потеряли контроль над собой, что просто не заметили, как оказались перед покосившимся крыльцом хижины.

— Мы вам не мешаем?

Ехидный голос заставил замереть на месте. Вышла весьма живописная композиция: пылающая праведным гневом вампирша сидела верхом на здоровенном оборотне и отчаянно пыталась порвать его пасть. А тот вцепился лапой в ее горло и с каждой минутой все сильней сжимал пальцы, до крови царапая тонкую кожу. Но им все-таки пришлось остановиться, наткнувшись на две пары раздраженных взглядов.

Дверь в дом была распахнута, и на крыльце стоял полуобнаженный Кайрен в сапогах и облегающих крепкие ноги штанах с развязанной шнуровкой, скрестив руки на груди и зло сузив золотые глаза. Рядом с ним с растрепанными и распущенными волосами стоял такой же недовольный Ивон. Завернутый в длинную накидку из черного меха (которая ну совсем не скрывала алых засосов на шее и плечах) и держа в руке меч.

— Мм… Добрый вечер? — невинно хлопая глазами, просипела Диана…

Нет, она знала, что брат со своим мохнатым не чаи гоняет, но видеть их вместе собственными глазами было несколько… Странно? Никаких ссор, ни драк. Кайрен полулежал на старой кушетке, заваленной мехами, спиной опираясь о стену, а между его широко раздвинутых ног, расслабленно откинувшись на крепкую грудь, полулежал Ивон. И оба с одинаковыми ехидными ухмылками смотрели на них. Как на нашкодивших детей! Причем ей и Маркусу досталось место на полу перед камином, и этот факт невозможно было смягчить даже шкурой под ними.

— И? — многозначительно изогнул бровь мечник, — что же такого могло случиться, что вы решили весь лес на уши поставить?

— Просто у кого-то кое-что в заднице играет, вот и кидаются на приличных, ни в чем не повинных вампиров, — съязвила Диана и поправила растрепавшиеся волосы.

Хоть раны и зажили, но следы от волчих когтей все еще ныли.

— Что? — зарычал Маркус и скрестил руки на груди, — если бы эти «приличные вампиры» ночью по лесу не крались, с ними ничего не случилось бы.

— Это ты меня сейчас учить будешь, что делать, вшивый пес?! — оскалилась девушка.

— Осла и то быстрей можно научить петь, чем тебя, моль бледная, — скривился оборотень.

— Я НЕ БЛЕДНАЯ, А БЕЛОКОЖАЯ!!!

— И истеричка, — потерев ухо, поморщился брюнет, — горластая, к тому же.

— Они тебе никого не напоминают? — не отрывая глаз от ссорящихся и совершенно не замечающих никого вокруг, прошептал Ивон.

— Да, — пророкотал Кай и, зарывшись носом в серебристо-белые волосы, нежно укусил загривок, — только никак не припомню кого. Поможешь вспомнить?

От этого низкого вибрирующего рычания в голосе у Ивона сбилось дыхание. Шершавый язык прошелся по шее, и вслед за ним горячие губы спустились на плечо. Меж тем руки, до этого расслабленно лежащие на животе поверх меха, пришли в движение. С силой пройдя по бокам и забравшись в складки накидки, начали бесцеремонно гладить грудь, медленно подбираясь к соскам. Белокурый вампир зашипел и, выгнувшись, зажмурил глаза.

— Ты что творишь, сволочь, — еле выдавил мечник, бросив быстрый взгляд на ругающихся Диану и Маркуса.

— Всякие непотребства, — укусив острый кончик уха и легонько оцарапав набухшие бугорки, прошептал Кай, — так что молчи и получай удовольствие.

И Ивон замолчал. Он просто не мог сопротивляться этим губам и рукам. Таким нежным и в то же время требовательным. Не просто ласкающим, а боготворящим его тело. Доводящими до исступления и полностью парализующими волю. Заставляющими превратиться в один комок похоти. Закрывающими от всего мира и дарящими покой. Стоило ему только оказаться в этих объятиях, как больше не было ничего. Ни тревог, ни забот, лишь необузданный поток жарких чувств, уносящих его далеко.

Так и сейчас… Он мог лишь чувствовать, как мутнеет в глазах от ласкового шепота, как тело тает от очередных ласк и как по коже сотнями змей ползет возбуждение. Оно уже впилось в вены и заставляло печь внутри. И мысли уже текли в сторону восхитительной твердости, что так упиралось в ягодицы. От одной мысли о том, что если бы не эти двое идиотов, припершихся сюда, его бы уже во всю катали по этим шкурам, заставляя орать во всю глотку и доводя до потери сознания, Ивон протяжно застонал. Совершенно не обращая внимания на внезапную тишину, пока не услышал легкий смешок над ухом.

— Я этого не видел и не слышал, — заскулил Маркус и мученически прикрыл глаза рукой.

Затуманенный взгляд и пылающие щеки командира мечников были последним, что хотел бы видеть вервольф. Рядом возмущенно пыхтящая Диана была такого же мнения. Видеть брата таким возбужденным и ошалелым было очень смущающе.

— Эй вы, кролики, прекратите сейчас же! — возмущенно произнесла она, пытаясь скрыть пылающие щеки, — не знаю, как этот коврик, но я тут вообще-то по делу!

Наконец пришедший в себя Ивон злобно зыркнул на похабно ухмыляющегося Кайрена и, скинув с себя его руки, недовольно поерзал на месте. Ухмылка мгновенно исчезла с лица альфы, и он злобно зашипел. Месть оказалась изощренной.

— Ив, Валентин приказал следить за твоими воинами, — уже с тревогой произнесла она, — магистр в бешенстве и ищет тебя. Он думает, ты в Брезигаре, и отправился туда.

— У нас тоже проблемы, — напряженно произнес Маркус, — Совет начал темнить. Из Исмоша пришли вести о новом бунте. Не к добру все это, брат.

— Вот и отдохнули, — раздраженно выдохнул Кайрен и крепче прижал к себе напряженного, как струна, Ивона…

* * *

Маркус и Диана ушли только через час. Напряженные и тревожные, причиной чему были их старшие братья. Хладная и оборотень долгое время шли молча, опустив головы и думая, каждый о своем, когда, наконец, дошли до опушки леса. Здесь они замерли, потому что дальше их пути должны были опять разойтись. И, несмотря на внешнюю неприязнь, оба почему-то не спешили уходить. Оправдывая это нежеланием оборачиваться к противнику спиной, но ведь свою суть не обманешь.

Диана стояла от него на расстоянии десяти шагов и рассеянно теребила шнурок кожаного наруча. Выглядя при этом неуверенно и покусывая нижнею пухлую губу. Поднять глаза на такого же мнущегося вервольфа она не смела. Зная, что ведет себя глупо, необдуманно и просто неразумно, находясь так близко к тому, из-за кого ее могли проклясть и выгнать из родного дома. Но сопротивляться инстинктам оказалось так трудно и… больно. О, теперь она отлично понимала брата, когда тот терял голову лишь глядя на своего желтоглазого волка. Смотря в беспросветную тьму глаз, окутывающую мягкими шелками, прожигающими словно раскаленные угли. Слыша голос, зачарованным серебром проникающий прямо в кровь и медленно травящий сердце. И запах… Как у осиновых цветов. Запах запрета и смерти…

Она красива с головы до пят. Она совершенна, и этим лишь больше злит Маркуса. Ее голос, как звон хрустальных колокольчиков. Кожа нежнее шелка и белее первого снега высоких гор. Губы алые, как кровь, что так любит она. И нижняя так соблазнительно прикушена острыми зубками. Как хочется запустить руку в гриву непослушных темных волос. Пальцами приласкать каждый локон и огладить тонкую шею. Он слышит, как бьется ее сердце, ее сбитое дыхание. Он видит блеск ее глаз и только сильней стискивает кулаки, чтобы устоять на месте и не потянуться к румяной щеке. Вместо этого он просто стоит и лишь украдкой смотрит на нее. Скоро она исчезнет… Расправит крылья, и поминай, как звали, а ему только и останется, что смотреть вслед. Так почему она все еще медлит?

Диана всего лишь вздрагивает, когда крепкие мужские пальцы накрывают ее собственные и легко завязывают шнурок на руке. Они касаются кожи лишь мимолетно и с такой осторожностью, словно боятся навредить. Она не знает, когда он успел так бесшумно оказаться рядом, не знает, почему его пальцы все еще держат руку и гладят тонкое запястье. Диана просто смотрит на эти пальцы, и ей хочется взвыть, потому что это нечестно. А он молчит и даже не язвит, хотя мог бы уже сказать с десяток злых слов.

— Не ходи завтра в Брезигар, — Маркус не поднимает головы, и со стороны кажется, что ее браслет чем-то очень заинтересовал его.

— Вы нападете на город? — так же равнодушно следя за его пальцами, спрашивает Диана.

— Твой брат знает.

— Значит, я буду там.

— Хочешь умереть? — раздражение с трудом получается подавить.

— Это мой долг, — зашипела девушка и, наконец, убрав руку, отошла назад, — так что тебе лучше держаться завтра подальше. Гарантировать цельность твоей задницы я не могу.

— Лучше о своих тылах думай, глупая девчонка, — оскалился оборотень и отошел к деревьям.

— Не волнуйся, псинка, — гордо вздернув подбородок, съязвила девушка, — о моих тылах найдется, кому позаботиться!

Получив в ответ уже злое волчье рычание, она расправила свои кожистые крылья и взмыла ввысь…

Шуршание ткани, бряцанье оружия, кожаные ремешки отточенными движениями застегиваются на одежде. Под которой начинает скрываться белоснежная кожа. Вот высокие ботфорты обхватывают крепкие ноги и застегиваются на все ремни. Между ними вскоре скрывается тонкий стилет. Посеребренные наручи с легкостью ложатся на предплечья. Рубашка, жилет на шнуровке, черная туника и, наконец, тяжелый пояс с множеством ножей и ремни на спине, держащие ножны парных клинков.

Кай следит за каждым скупым движением мечника. Он обожает и в тоже время ненавидит этот момент в их таких коротких встречах. Потому что его завораживает и будоражит то, как медленно скрывается от него это тело. Как перекатываются под кожей тугие узлы мышц. Как свет огня играет во все еще растрепанных серебристо-белых волосах. Как тонкие пальцы скользят по многочисленным кожаным узелкам и ремешкам. Ни грамма чувственности, только быстрый сбор умелого воина, который завораживает. Так что да, Кай любит смотреть, как одевается Ивон. И ненавидит, потому что после этого всегда следует долгая разлука. И когда им удастся опять свидеться, не знают даже Небесные.

Пальцы возятся с последней застежкой, когда их накрывают теплые руки, а к спине прижимается крепкая грудь. Еще секунда, и Ивон уже млеет в таких необходимых сейчас объятиях. Прикрыв глаза и откинув голову на плечо альфы. Чуть обветренные губы прижимаются к макушке и опускаются вниз, чтобы совсем скоро вовсю скользить по шее и легонько прихватывать кожу, вырывая из груди чуть ли не урчание.

— Знаешь, — тихо произнес Кайрен, — меня уже начинает бесить эта война. Она каждый раз отнимает у меня тебя.

Каждое сказанное им слово — правда. Только эта потеря обоюдна, и страх, что когда-нибудь она может стать безвозвратной, заставляет сжать зубы и, резко обернувшись, впиться долгим и глубоким поцелуем в сладкий рот. Стиснуть в объятиях до хруста, кусать и лизать губы, яростно обвивая языки, срываясь в стон, и вдыхать любимый запах снова и снова. Каждый их поцелуй, как последний. Сладко-горький, яростный, долгий, пошло влажный, чувственный и неповторимый.

— Я буду рядом, — с трудом оторвавшись от опухших губ, прошептал Ивон и, взяв в ладони лицо Кайрена, потерся щекой, — всегда…

Уже через час командир мечников, наконец, пересекал городские ворота Брезигара. Опустившись прямо у казарм и кинув мимолетный взгляд на узкие окна башни, где в ярком свете факелов отчетливо вырисовывалась фигура магистра. И недовольство, источаемое им, ощущалось даже здесь.

— Милорд в бешенстве, — тихо произнес незаметно появившийся за спиной один из его мечников, Ридэус.

— И причина этому — Валентин, — совершенно безразлично ответил Ивон, — уже знаю, новости не первой свежести.

— Он подозревает даже нас, — зашипел вампир и последовал за своим командиром, — не понимаю, как учитель терпит этого выскочку?

— Узнаю ответ — поделюсь, — насмешливо ответил белокурый хладный и направился к винтовой лестнице.

Но стоило ему только оказаться на каменных ступеньках, как все эмоции разом умерли, а лицо опять превратилось в ледяную маску. С каждым шагом она становилась толще и грубее, вконец скрывая все мысли и опасения. Он не собирался ни с кем делиться своей душой и мыслями. Они всецело принадлежали только ему, и царил там только златоглазый волк. Ради него он готов был пойти на многое. Предать, убить, лгать всем вокруг, даже не поведя бровью. О, он был способен на все, и первым делом на себе это почувствовал достопочтенный барон Дарион. И о содеянном Ивон ни капли не жалел. Никто не смел прикасаться к ЕГО паре, не имел права даже смотреть в ЕГО сторону, что уж говорить о том, чтобы дышать. Кайрен принадлежал только ему так же, как и он альфе. И за это мечник готов был перегрызть глотку любому. А барону следовало хорошенько подумать перед тем, как посылать какой-то вшивый сброд за его любовником. Что же касается судьбы его семьи, то это совершенно не интересовало Ивона. Достаточно было скрежета отцовских зубов, когда он понял, что вообще-то поддерживал государственного изменника и чуть ли не породнился с ним. Эти бесценные минуты белокурый вампир вспоминал с наслаждением. Однако остался рассвирепевший Валентин и не менее взбешенный магистр. Последний был весьма опасным противником, который теперь охотился за Кайреном, исходя из личных убеждений, что добавляло еще больше неприятностей.

Вступил в комнату на самом верху башни уже холодный и жесткий глава самого сильного и свирепого отряда мечников. Он опустился в почтительном поклоне и, уловив отрывистый кивок своего учителя, сел в кресло рядом с горящим очагом. Магистр так и продолжал стоять спиной к нему и разглядывать ночной город.

— Ты искал меня, учитель? — спросил он.

— Игры Двора уже толком наскучили мне, — мрачно произнес вампир, — глупый юнец, не знающий меру своему гневу. Целый замок, битком набитый всякой липучей, скользкой и льстивой мерзостью. И этот проклятый пес. Признаться, я думал, что разобраться с ним будет легко. Теперь понимаю, почему ты до сих пор не смог поймать его. Он должен исчезнуть в самое ближайшее время. Это приказ, Ивон.

Последние слова были сказаны с таким холодом, что у мечника не осталось никаких сомнений — магистр сам начал охотиться за черным оборотнем.

— Да, учитель, — уважительно поклонившись, белокурый вампир вышел прочь.

Совершенно не заметив сузившиеся алые глаза и полный подозрения взгляд…

Белокаменный город лихорадило уже несколько недель. После убийства еще одного любимца Совета, Килона, старые волки не находили покоя. Все знали, КТО стоит за убийством самого верного им волка, но никаких доказательств не было. Ведь черный альфа совершенно спокойно разобрался с надоевшим соперником чужими руками. Впрочем, как и всегда.

Однако было и то, что беспокоило еще больше. Желтоглазый волк изменился. Если прежде его целью была власть и сила, то теперь в нем что-то словно сломалось. Он все так же был бескомпромиссен, упрям и горяч кровью, но цель его теперь была другой. Она заставляла гнаться вперед и стать еще более изощренным. Позабыв о былых желаниях, теперь он будто стремился поскорей закончить войну. И Совет очень хотел бы узнать его тайны, но рядом с ним всегда был младший. Такой же упертый, но в то же время более мягкий, чем брат. Но верный настолько, что готов был отдать жизнь за брата и перегрызть глотку любому лишь по приказу своего вожака. Такая преданность была совершенно непонятна, ведь Маркус тоже был весьма сильным альфой. Как оказалось же в дальнейшем, он совершенно не стремился к власти. Его устраивало быть правой рукой и тенью старшего.

Так что, старым волкам сейчас приходилось решать весьма щекотливый вопрос: избавиться ли от не оправдавшего надежды щенка или позволить ему полностью лишить их силы? Последнее, судя по последним его поступкам, было уже не за горами…

В огромном овальном зале Совета, выдолбленном прямо в скалистой породе, сейчас царил гул оживленных голосов. Старые волки, собравшись у костра и восседая на своих каменных ложах, рвали глотки, доказывая свои точки зрения. Скалясь и даже переходя в рычание, подобно дворовым псам, а не высшим вервольфам. Но даже не в состоянии пойти друг другу на уступки, сегодня они были единодушны только в одном вопросе.

— Он попирает память наших предков! — возмущенно ревел мужчина с полуседыми волосами и серыми, почти выцветшими глазами, — Не чтит законы древних, идет против нашей воли, и мы должны все это молча терпеть?!

— Брат Сирон — прав! — встал с места другой, — Совет ничто для него, и наши голоса — пустой звон.

— Но он наша сила против хладных, — возразил третий.

— Хладные были и до него, — подал голос четвертый, — мы боролись и побеждали, он больше не нужен нам. Совет будет в вечной опасности, если будет и дальше зависим от этого бешеного пса. С каждым днем все больше альф следует по следам его лап.

— Валгири сильны, и мы не можем так просто потерять этот клан, — задумчиво ответил другой.

Молчание, воцарившейся после его слов, было долгим, и нарушил его голос, полный покоя и собственного превосходства.

— Тогда, пусть его место займет младший Валгири.

— Он не станет, — отмахнулся седовласый.

— У него просто не будет другого выбора…

Ровные ряды лучников недвижимо стоят на самом верху стены. Они раз за разом пускают стрелы вниз. Туда, где в самом пекле ревут и скрещивают клинки смертельные враги. Здесь перемешались люди, вампиры и оборотни. Последних много, но даже во всем этом кровавом сумбуре ей удается разглядеть серо-бурого волка. Он окружен десятком вампиров и дерется, как безумец. Дикий зверь, скалящий острые клыки и ломящий любое сопротивление. А ей только и остается драться дальше, командуя своими лучниками, и защищать город. Потому что, кроме нее, этого некому сделать, и это чертовски бесит.

Она ранена в плечо, и кровь тонкими ручейками течет по порванному рукаву. Раны от зубов оборотней не заживают так быстро. Ее мечи сегодня настолько пропитались кровью, что им хватит на пару веков вперед. Волосы растрепаны, одежда пропитана алым и грязью, а голос охрип от нескончаемых приказов, которые ей приходится выкрикивать, стараясь перекричать тот грохот, который царит вокруг. Голова болит с самого заката, и Диана не спала уже седьмые сутки. Даже для хладного это слишком, но ей нужно быть сильной.

Ивона, как и магистра, нет в городе. Они уехали к западным границам, сорвавшись сразу после заката. Валентин дрался на восточных берегах, пытаясь сдержать натиск взбесившихся волков. И даже мечники исчезли. Они покинули город сразу после магистра и своего командира. Не объяснив ничего и фактически бросив на произвол судьбы. С тех пор город был в осаде. Их спасло только то, что они с братом знали о нападении и заранее начали готовиться. Они знали, что битвы не избежать, но смягчить первый удар им удалось.

«Война войной, а на ней нет места любви», — прошептал тогда брат и отвел взгляд.

Все они четверо знали, к чему приведет эта неосторожная и греховная связь. Как ни крути, но они были по разные стороны. Ровно до тех пор, пока за его спиной со скрипом не закрывалась дверь в старую хижину и пока она не натыкалась на пронзительный темный взгляд в очередном трактире или на опушке того самого леса. Но на поле боя все опять менялось. Не было больше ни ласковых взглядов, ни теплых рук, а лишь холод зачарованного серебра и ядовитая сладость рябины.

Маркус видел ее. Она рассекла воздух и, выпустив стрелы в одного из оборотней, обнажила клинки. Вихрем проносясь над толпой и опустившись в самую гущу сражения. Превращаясь в самого демона в языках пламени и тенях ночи. Словно танцуя и одного за другим укладывая врагов у своих ног. Непокорная, сильная, упрямая, глупая и прекрасная. Он же просил ее не приходить, просил не вмешиваться, но нет же! Глупая дурочка со своим мечником, думающая перехитрить его брата. Кайрен знал и предугадал все шаги своего врага и прислал на этот раз намного больше воинов. Брезигар был важным торговым городом, и альфа не собирался упускать его из своих лап. Лишившись его, вампиры лишились бы своей практически самой богатой и стратегически важной территории. И сдаваться Маркус не собирался. Даже несмотря на то, что брата и половины его воинов сегодня не было с ними.

Как ни крути, а Маркус оказался прав, и неделю назад до них дошли слухи о восстании в Исмоше. Позволить этого они не могли, особенно сейчас, оказавшись перед порогом сокрушительной победы. Самой ужасной для вампиров. Так что альфа «отправился наводить порядок в доме». После этого от него не было вестей все эти дни…

Штурм продолжался. Он стал еще более свирепым и превратился в настоящее отрывание конечностей. Освещаясь время от времени всполохами огня горящих домов и башен. Вот очередной грохот, и земля буквально начинает дрожать под ногами, заставляя отскочить назад и с непониманием пытаться найти источник поднявшегося гула. Но когда становиться понятно, то уже слишком поздно. Это оборотни попытались взорвать стены замка, но этим добились лишь обрушения внешней восточной стены. Откуда Диана об этом знает? Все просто — эта стена сейчас падает на нее и ее воинов, прикрывающих отход своих раненных товарищей.

Расчет шел на секунды, и, даже не колеблясь, она бросила мечи и, вскинув вверх раскрытые ладони, успела лишь выкрикнуть спасительные слова. Осколки и огромные куски стены, словно с размаху, налетели на невидимую преграду и зависли в воздухе. Зато вся их тяжесть рухнула на хрупкие плечи. У Дианы чуть колени не подкосились от неожиданности, но уже в следующую минуту она стояла более уверенно. Бросив мимолетный взгляд на оторопевших воинов, хладная уже собралась бросить очередной приказ, как один из раненных с ужасом взглянул ей за спину и закричал так громко, как смог:

— СЗАДИ!

Девушка только и успела увидеть блеск посеребренного клинка, когда ее неожиданно закрыла собой огромная спина серо-бурого волка. Так близко, что она смогла услышать тот отвратительный звук режущего плоть клинка, удивленный скулеж и разгневанный рев, с которым отшвырнули несостоявшегося убийцу. В пылу боя произошедшее заметили немногие, но им и этого хватило.

— Маркус, — широко распахнув от неверия глаза, прошептала онемевшими губами Диана.

Оборотень пошатнулся и рухнул бы на землю, если бы не вовремя отшвырнувшая в сторону обломки стены девушка. Она поймала его в свои объятия и вместе с ним опустилась на землю. Она с нарастающим ужасом смотрела на торчащую из груди оборотня рукоять кинжала. Серо-бурый мех моментально окрасился в алый цвет, а в нос ударил резкий запах отравленной крови.

— Марк, — всхлипнув и стараясь вытащить клинок, прошептала Диана, — не смей закрывать глаза, проклятая шавка!

Клинок выскользнул с неохотой, и из раны брызнула кровь. Оборотень зарычал, и острые уши прижались к голове. Он мутным взглядом взглянул на нее, и когтистые пальцы коснулись ее оцарапанной и мокрой от слез щеки. Бесцветные капли, так не свойственные ей, сейчас скатывались по щекам, а она даже не чувствовала. Ладонью зажав глубокую рану и шепча слова исцеления.

— Я же… просил тебя… не… приходить, — прошептал оборотень и сильней сцепил зубы от новой острой боли, — идиотка…

— Псина безмозглая, — шмыгнула девушка, — какого хера полез под нож?! Тебя же твои теперь загрызут!

— Будто ты… не знаешь, почему… — с трудом выговорил волк, и в глазах его появилась такая тоска, что рука в черной перчатке сильней сжала когтистые пальцы.

Но ответить ей не дали. На них уже с обеих сторон шли вампиры и оборотни. В завязавшейся новой схватке их просто разлучили. Маркуса с трудом удалось увести из-под клинков вампиров, а Диану пришлось силой оттаскивать.

Она пыталась проследить за волками, унесшими своего командира, но в суматохе и кровавом месиве боя ей этого не удалось. Последним, что она услышала через дикий грохот и рычание, был еле слышный голос, слабеющий с каждой секундой так же, как и стук сердца его хозяина.

— Диана…

Я не знал, как сильно люблю…

Закрой глаза, коснись меня

Ты пахнешь соблазном и медом

Исчезнет грязь осколков дня

Ударит в гонг природа

Крадется ночь как черный зверь

Вибрирует в лунном свечении

Скребется в дверь, стучит в окно

Ей холодно одной

Холодно одной

Лаская ночь, коснись меня

Имя тебе — искушение

Дай мне!

Больше, чем просто любовь

Дай мне!

Больше, чем страсть,

Что проходит словно боль

Я сгорю в огне

Сгорю в тебе…

Ария — «Искушение»

715 год. Драгмирия.

Ночь сегодня пропитана запахом крови. Ею дышит ветер, ею пропитана земля. Она вбивается в ноздри и травит легкие. Туманит разум и застилает пеленой глаза. Тропы еле различимыми тенями ползут по густому лесу и теряются в белом тумане. Сегодня лес молчит. Он, притихнув, следит за тем, что происходит в самой его глубине. Сейчас ни одно животное, ни одна ночная птица не смеет попадать на глаза дикому зверью, бушующему и жаждущему убивать.

Но стоит раздаться очередному реву, как чаща словно вздрагивает от ужаса. Там, в глубине, тяжелый стон ломающихся деревьев теряется в зверином рычании и громких шипениях. Звон стали и крики перемешиваются, и льдом оковывают тело. И только тени бешено танцуют при всполохах огня, которым за секунду охватывается поляна, отрезая все пути к отступлению. Запах паленой рябины мгновенно заполняет воздух и душит, но сражение на поляне продолжается.

Идеальная ловушка. Настолько тончайшей работы, что не оценить ее было бы верхом глупости. Вот Кайрен и оценил, сполна. Он был совершенно уверен, кому принадлежала эта идея. Слишком сложная для Валентина, слишком легкая для Анарсвилья, но подходящая одному единственному вампиру — магистру ордена мечников. Браво, найти соратников там, где это нереально. А он, идиот, недооценил опасность, наросшую за спиной.

Тайная тропа в глубине волчих земель была самой безопасной дорогой, пролегающей через густые леса и горные перевалы. Длинная, но связанная почти со всеми важными городами и деревушками. Одна из ее ветвей пролегла через Лес Вздохов, прямо к Исмошу. Они должны были быть там уже через два дня, но вместо мятежного города их встретили мечники с пятьюдесятью солдатами.

Бой длился несколько часов. Вампиры нападали, как свора бешеных псов. Лес за несколько минут наполнился такими звуками, от которых заледенела бы кровь у всех демонов Бездны. Волки не ждали атаки, и это сыграло на руку мечникам. Они дрались, не щадя себя и совершенно не жалея врага. Разрывая на куски, щедро омывая землю алым.

Всего лишь десять оборотней против целой армии, которая «чудесным» образом смогла просочиться на их собственную территорию. Надо было вырезать весь Совет в первый же день, когда они выбрали его, но Маркус не позволил. И теперь он бессильно наблюдал за тем, как его братья и их дети, которых он помог вырастить, умирали один за другим. Мучительно, долго, харкая отравленной кровью, но даже так они умирали в бою, как истинные сыны его клана.

Лес снова вздрогнул, испуская очередной стон и треск разрывающихся деревьев с запахом обожженной земли. Дикие вопли не переставали разрывать воздух, и теперь к ним то и дело присоединялось рычание взбешенного зверя. Необузданного, дикого и отчаянного. В самом сердце леса сейчас шел бой. Последний оставшийся в живых черный зверь продолжал драться и рвать хладных, как тряпочных кукол. Весь измазанный в крови, с вздыбленной на загривке шерстью, порванной туникой и многочисленными ранами, Кай уже мало обращал внимание на яд, медленно проникающий в тело. А его сейчас было слишком много. Три стрелы, торчащие из-под лопатки, одна на бедре и еще одна под ребром. Рваный порез от мечей и искалеченная Черным Огнем^[7] правая часть морды. Но, несмотря на это, он будет стоять и дальше. До тех пор пока бьется сердце, пока по жилам течет огненная кровь и пока на заре не закроются его глаза…

* * *

Закат давно уже перетек в прохладную ночь. Ветер невесомо колышет порванные занавески. Он свободно проникает через распахнутое окно и гуляет в освещенной только огнем очага комнате. Это единственный мало-мальски целый дом во всей деревушке, которую бросили спешно сбежавшие от волков люди.

Маркус лежит на разворошенной постели и, не моргая, смотрит на почерневший от копоти потолок. Мыслей нет, только воспоминания о темноволосой хладной. Ее лицо стоит перед глазами, а голос ввинчивается в уши. Она осталась там, среди своих воинов, где ей самое место, а он здесь, на своем месте. Только надолго ли? Ведь слушок о том, что он закрыл собой вампира, скоро всю стаю обойдет. И то, что она держала его на руках и пыталась вылечить, — тоже. Глупо… Столько скрывать, чтобы вот так просто попасться. Удивительно, что его вообще не бросили там умирать, а увели и заботились с таким рвением. Только в глаза старый Сагул старался не смотреть, когда перевязывал рану. Да и плевать. Он все равно устал уже притворяться.

Бессильно закрыв глаза, Маркус пытается отрешиться от всего, но не получается. Диана… Она везде… Ее шепот в ветре, ее запах все еще щекочет нос, а в ушах — биение ее сердца. Это наваждение не отпускает его ни на минуту. Оно становится только сильней. Он настолько уходит в сладкий дурман, что совершенно не обращает внимания на тяжелый скрип двери. А зря, потому что на пороге стоит она.

Диана смотрит на него, прислонившись к дверному косяку. Бледный, с синяками, залегшими под глазами, сжатыми в тонкую линию губами и нахмуренными бровями. Его глаза закрыты и, кажется, что он спит, но это не так. Она чувствует, как быстро бьется его сердце, как трепещут его ноздри, когда он улавливает ее запах, но от этого еще больше хмурится. Он лежит под медвежьей шкурой, его грудь перевязана, и на ткани уже видны капли высохшей крови.

Она смотрит жадно, затаив дыхание, и колени ее дрожат. Потому что от осознания того, что этого идиота мохнатого в любую минуту может не стать, ее корежит. Этот страх буквально выворачивает все ее нутро наизнанку. Ей уже плевать, что скажут другие. Плевать на то, что скоро придется разбираться с последствиями, плевать на оборотней, которыми кишит это место, и на то, что они могут в любую секунду почувствовать ее. Ей бы сейчас уйти, но вместо этого ноги несут ее вперед, а руки, дрожа, тянутся к нему. Чтобы самыми кончиками пальцев прикоснуться к растрепанным и влажным от пота волосам. И стоит ей лишь оказаться так близко, как крепкие руки молниеносно смыкаются на тонких запястьях, и глаза резко распахиваются, чтобы через мгновение удивленно расшириться от неверия.

— Ты не…

Ему просто не дают сказать хоть слово, и дрожащие губы накрывают его собственные. Они все еще хранят вкус ее слез, но даже за все золото мира Маркус не захотел бы сейчас оторваться от них. Вопросов больше не остается, и на них банально нет времени. Она здесь… Пришла, несмотря на то, что это сущее самоубийство. Такая храбрая и настолько же безумная. Страстная, нежная и желанная до дрожи. Маркус просто не может заставить себя оторваться от нее. Впервые в жизни он так теряет голову. Он жадно сминает ее рот, и язык уже вовсю вылизывает ее собственный. Острые клычки ранят его губы, и капли крови стекают на подбородок, а она, потеряв голову, вылизывает их и урчит, как дикая кошка.

Она не успевает даже пискнуть, как ее просто затаскивают на постель и уже через секунду подминают под себя. Она лишь глухо стонет и, закинув ногу на его бедро, еще больше тянет к себе. Ближе, чтобы вжаться всем телом и почувствовать каждый изгиб, каждую линию. Пусть даже через весь этот ворох ненужной сейчас одежды. Главное — это прижаться так сильно, чтобы кожа к коже, насквозь пропитаться запахом друг друга и оставить метки, чтобы больше никто и никогда не посмел посмотреть, не смел даже прикоснуться.

Маркусу мало. Он отрывается от припухших алых губ и, глухо рыча, начинает вылизывать ее шею. Он рвет шнуровку на ее жилете и, разорвав воротник черной рубашки, спускается ниже. Его руки гладят каждый миллиметр ее тела и все больше обнажают. Лаская изящную линию плеч и покусывая тонкие ключицы. Одними лишь укусами вырывая из нее тихие вздохи и всхлипы.

— Диана…

Шепот сладкой патокой льется в уши и усиливает давно уже переливающееся за край возбуждение. Оно сжигает их изнутри и вырывается потоками жадных ласк и громких стонов. Она бьется в его руках и изгибается, царапая крепкие плечи. Мир расплывается перед глазами и взрывается под веками миллионами разноцветных брызг, стоит только почувствовать его член в себе. Боль пронизывает от макушки до пят. Она раскаленным железом ввинчивается в разум, заставляя скулить и отросшими когтями царапать блестящую от пота спину. Острые клыки вонзаются в шею и заставляют зашипеть и еще больше потерять голову. Потому что ее запах становится еще более сильным. Он похож на сладкий мед, и Маркус пытается до капли вобрать его в себя. Слизывать его с упругой груди и нежного живота. Каждый толчок вырывает судорожный вздох. Еще и еще, пока не превращается в глухие стоны.

— Марк, Марк, Марк… — нет, Диана больше не кричит.

У нее больше нет на это сил. Они растворились в его руках, под его губами и бешеными движениях, от которых кровать скрипит так, что скоро просто рухнет под ними.

— Люблю… — рычит оборотень и, сгребая ее в охапку, сажает на себя.

С силой проведя по тонкой спине и вырвав очередной стон, наматывая на кулак длинные волосы и еще глубже толкаясь в нее. Ловя губами каждый вздох, каждый нервный шепот и все больше растворяясь в ней. Нежные руки обвиваются вокруг шеи и прижимают так близко, что между их влажными телами не остается даже миллиметра. Ноги сильней сжимают его бока, а губы чувственно покусывают кончик уха, и нервный шепот прерывается лишь очередным стоном, что невозможно удержать. Она трется об него, ластится и, запустив пальцы в его волосы, движется так медленно. Улыбаясь, прикрыв глаза и откидывая голову. Диана пьет сладкий нектар, запретный для всего ее рода, и, Бездна побери, не может понять, какого хера она так долго отказывалась от этого. О, если бы она только знала, как это будет, то давно уже завалила бы этого проклятого волка. Еще тогда, когда впервые почувствовала запах зимнего леса и посмотрела в темные глаза. Такие блестящие и горящие безумием сейчас. Плавящие ее кожу и ломающие весь самоконтроль…

Ивон сходил с ума. Нет, внешне командир мечников продолжал оставаться невозмутимым и, как всегда, замораживать одним лишь взглядом, но тьма внутри металась и рвалась, как бешеная. Она когтями вцепилась в него и раздирала в клочья, воя и требуя выпустить ее. Ей было плевать на все доводы рассудка, был только дикий гнев и страх. Он засел в мыслях неясным силуэтом и не оставлял его ни на минуту.

И дело здесь было отнюдь не в семье или в сестре. Причиной был Кайрен. Только из-за него так бесновалось чудовище, сидящее в его теле. Кровожадное, дикое, жестокое и не имеющее ни капли сострадания, оно тянулось к черному альфе. Ластилось, как ручное, и готово было есть с его руки. Оно бы с благоговением приняло с рук мужчины даже смерть. Здесь, как ни странно, и Ивон, и его тьма были едины. Они оба любили златоглазого волка и готовы были ради него на все. А теперь чудовище металось, потеряв голову. Оно чувствовало боль альфы и бессильно билось в своих оковах, пытаясь взять над ним контроль и, разорвав мешающих ему сейчас глупых вампиров, помчаться на помощь. И Ивон терпел, сжав челюсти так сильно, что был слышен скрип его удлинившихся клыков. Магистр, даже если и обратил на это внимание, то никак не отреагировал.

Он давно уже не мог читать своего ученика, и это с каждым днем все больше тревожило его. Но все вопросы сейчас могли подождать, потому что он, наконец, получил свой желанный приз. Так что, скоро можно будет опять вернуться в родные горы и забыть о назойливых псах и раздражающих идиотах Вампирского Двора.

Одного взгляда на слишком довольный прищур хитрых глаз хватило, чтобы понять, конец этой странной поездки ему не понравится. Их было всего лишь четверо. Он, магистр и еще двое сопровождающих их солдат. Но его мечников не было. Магистр отправил их в совершенно другом направлении, ничего не объяснив, и приказал ему следовать за ним. Ивону все это совершенно не нравилось. Его воины ушли по приказу учителя, и, будучи не с ними, он не мог сдержать их.

К окончанию ночи следующего дня они уже было далеко от Брезигара. Обогнув Железный Лес и двинувшись дальше, они направились к смутно знакомым землям. Только увидев очертания высоких городских стен, стало ясно, ЧТО это за место. Это был Тарахин — город, где все это началось. Ивон очень хорошо помнил ту ночь, когда ему и его воинам впервые пришлось в одиночку отбивать город. И тот момент, когда он впервые встретился с блеском золотых глаз. Теперь же все это казалось таким далеким.

С трудом держа себя в руках и мягко опустившись перед распахнутыми воротами, он сложил крылья и послушно последовал за старым вампиром. Их здесь ждали… Люди почтительно кланялись и не смели поднимать на старшего хладного взгляд, но от него они не отрывали глаз. Смотря с узнаванием и обожанием, от которого хотелось дернуться. Заметив его хмурый взгляд, магистр тихо засмеялся и, насмешливо сверкая рубиновыми глазами, произнес:

— Слава не отстает от тебя ни на шаг, ученик.

Но шутить или огрызнуться Ивону вмиг расхотелось. Лицо за секунду стало каменным, а глаза полыхнули алым. Чудовище внутри настороженно замерло и подобралось, источая такую ненависть, что грудь сдавило тяжелым обручем и стало трудно дышать. Рука сама легла на меч.

— Зачем мы здесь? — не отрывая напряженного взгляда от небольшой узкой двери одного из сооружений внутренней стены, к которой их вел подобострастно раскланивающийся человек.

— Чтобы забрать «подарок», так любезно предоставленный нам нашими злейшими друзьями, — то презрение, с которым он буквально выплюнул последнее слово, заставило напрячься еще больше.

Но спросить, о ком шла речь, Ивон так и не успел, потому что за спиной услышал громкие голоса своих воинов и голос Ридэуса.

— Командир! — окликнул тот и, заметив учителя, быстро поклонился, со всей гордостью произнеся, — милорд, ваш приказ выполнен.

— Великолепно, — протянул магистр и, хмыкнув, последовал за человеком.

Стоило им пройти вперед, как Ивон отдернул своего воина.

— Какой приказ? Где вы были?! Отвечай! — чуть ли не шипел постепенно теряющий над собой контроль вампир.

— Тихо, командир, — насмешливо произнес Ридэус, и его глаза блеснули при свете факелов, — одного пса бешеногоотлавливали в Лесу Вздохов.

Белокурый вампир побелел. Он слышал голос молодого вампира и продолжал идти по узкому коридору, спускающемуся в сырые темницы города. Мечник уже знал, кто ждал его там, и от этого сердце сковывало льдом. Он чувствовал его и уже заранее сжимал ладони, совершенно не замечая, как отросшие когти до крови впиваются в кожу.

— Верткая сука! — зло зашипел рядом вампир, — трех наших положил, командир. Идриса, Трина и Лурса. Я еще молчу о тех солдатах, что были с нами. Ну, ничего, теперь-то никуда не денется.

Они прошли мимо многочисленных тяжелых дверей и, свернув за поворотом, вышли к огромной двери из зачарованного серебра с толстым висячим замком. Перед дверью стояло пятеро вампиров. Увидев их, они почтительно кивнули и отошли, давая дорогу. Зазвенела связка ключей, и после тяжелого скрежета замка дверь медленно отошла, открывая вид на небольшую сырую камеру. С низким потолком и грубыми шершавыми стенами, по которым стекали тонкие ручейки грязной воды. Спертый запах перемешивался с отвратительной вонью разложений и сладковатым запахом отравленной крови. И среди всего этого смрада и грязи к противоположной стене было пригвождено мужское тело.

Огонь, вспыхнувший во всех факелах, моментально озарил толстые цепи из зачарованного серебра, на которых висел истекающий кровью мужчина. Его голова безвольно висела на груди, закрывая лицо спутанными грязными волосами. Разорванная туника, торчащие из ран обломки стрел, рваные порезы. Он еле дышал, а сердце билось через раз.

— Так, так, так, — насмешливо произнес старый вампир и, поморщившись, взглянул на пленника, — не такой ты и непобедимый, м?

Ответом ему стал хриплый каркающий смех. Оборотень поднял голову и, сплюнув кровь прямо под ноги посиневшего от гнева вампира, насмешливо произнес:

— Так, так, так… Это и есть сиятельный магистр ордена тех сучонков, которых я сегодня давил? Я разочарован…

То презрение, с которым было произнесено все это, взбесило магистра до черных кругов перед глазами. Он наклонился вперед и, взглянув в невидящие глаза оборотня, зашипел сладким голосом.

— Ну что ж, я это переживу, а вот ты — нет. Ведь Валентину без разницы, в каком виде тебя получить, пес. Ты умираешь… Медленно и мучительно. Готов поспорить, что ты еле сдерживаешься, чтобы не выть, как сопливый щенок. И знаешь, кого надо благодарить за это? Твоих дорогих хозяев, которым ты просто надоел. Сегодня твой черед, а завтра…

Его многозначительное молчание сказало все. Это вконец довело Кайрена. Он дернулся в своих цепях и, рыча, подался вперед.

— Ты только подойди ближе, — голос приобрел звериное рычание, а на разбитых губах появился безумный оскал, — освободи и подойди ближе. Я вырву твое сердце и заставлю тебя сожрать его.

— Мечтай, щенок, и наслаждайся своей последней ночью, — усмехнулся старый вампир и, растянув тонкие губы в злой ухмылке, вышел прочь.

Никто из них так и не заметил стоящего в тени белокурого мечника. А он смотрел, и с каждой секундой взгляд его становился ожесточённее. Кайрен не видел его. Он слепо щурился и пытался найти его, но не мог. Он чувствовал присутствие вампира. Его оцепенение и то ледяное бешенство, которое разливалось внутри. Правая часть лица была в ужасных глубоких ранах. Кожа почти слезла, а левый глаз, получивший удар от клинка, почти не видел. Раны совершенно не заживали, и Ивон, будто на собственной коже чувствовал, как выворачивает от боли его волка.

Тьма внутри зарычала низко, опасно и возжелала крови…

Сознание мутнело с каждой секундой. То выплывая из вязкой тьмы, то опять проваливаясь в нее. Тело горело, словно его сутками держали в огне. Мышцы выворачивало от дикой боли, суставы лопались, словно сухие ветки старого дерева. В нем тек яд серебра и рябины. Они травили медленно и мучительно, заставляя до боли сжимать зубы и царапать ногтями камень. Глаза жгло, будто в них воткнули по раскаленному пруту и пытались пропихнуть их дальше. Цепи не давали исцелиться и мучили его волка, бессильно бьющегося о стены своей клетки. Тошнотворный запах гнили и крови забился в нос, и от этого тошнило еще больше.

Но, несмотря на это, Кайрен продолжал неподвижно висеть на своих цепях. Потому что каждое лишнее движение взрывалось новой болью. Она проникла в каждую клеточку тела и сводила с ума. Как и обещал старый вампир, черный альфа медленно умирал. Даже если за ним придут и каким-то чудом вытащат, ничего не изменится. Яд прочно въелся в тело и теперь медленно подбирался к сердцу. Сжимая его сильней и буквально раздирая на куски. Да, обидно было подыхать в такой убогой норе и в таких обстоятельствах, но выбирать было не из чего. Единственные три вещи, которые все еще держали его на этой стороне грани, были брат со стаей, жажда мести к Совету и, самое главное, перед чем меркли предыдущие причины, — Ивон. Черный альфа знал, что будет с ним после того, как перестанет биться сердце, и от собственного бессилия хотелось выть и рвать всех вокруг в клочья.

А меж тем, запах так полюбившихся цветов становился все сильней. Воспоминание, подкинутое больным разумом? Нет… Шаги этого существа он мог распознать из тысячи других, и они были уже совсем близко.

— Ивон… — имя сорвалось с кровоточащих губ еле слышным шепотом, но его услышали…

Больше нет никаких законов, никаких рамок и угрызений совести, и с этим он полностью согласен с сидящей внутри тьмой. Ей плевать на все узы, на условности и на долг. Для них обоих сейчас имеет значение только мужчина, умирающий в сырой камере, и чтобы добраться до него, они готовы сравнять с землей весь этот жалкий городишко и вырезать всех его обитателей. Одного за другим, медленно, мучительно, заживо сдирая с них кожу, чтобы и они чувствовали ту невыносимую боль, которую чувствовал его альфа.

Белокурый воин, одетый с ног до головы в черное, скользит между теней замка. Он незаметно просачивается в казармы и без единой эмоции на лице режет горло так неосмотрительно вставшему на его пути солдату. Жертва сползает по стенке, хрипя и с шокированными глазами хватаясь рукой за горло. Через минуту он уже испускает дух, а его палач неслышно идет дальше.

Сердце Ивона бьется спокойно, дыхание ровное, его еле можно услышать. Только горящие неестественным голубым глаза выдают бешенство, которое жрет его изнутри. Впереди слышны голоса и веселый хохот обсуждающих оборотня, подыхающего в темницах прямо под ними. И какой-то остряк предлагает содрать с него шкуру. Мол, выйдет такой шикарный трофей. Только этот хохот застревает в глотке зарвавшегося сопляка, когда факелы резко гаснут, и дверь с громким лязгом захлопывается. Надо отдать воинам должное — они реагируют мгновенно, но все равно слишком поздно, потому что во тьме уже блестят совершенно дикие глаза.

Их крики никто не услышит, никто не придет, и спасения не будет. Стражники проходят мимо, они спешат в столовую и пока не знают, что после своего возвращения в казармы найдут только зверски вырезанные тела своих товарищей и кровь, окрасившую стены и блестящую на полу. Хотя, до того как будут найдены трупы, у замка будет куча других забот. А до этого Ивон еще должен добраться до своей цели. И вот здесь уже начинается десерт. Стража у двери темницы и дверь из зачарованного серебра.

Его замечают мгновенно и, поняв намерения, обнажают клинки. Вампиры не знают, кто перед ними: человек или хладный. Его запах скрыт под сотнями других и сбивает с толку своей какофонией. А вот Ивону уже надоело возиться с этим отребьем. Он движется быстро, каждый выпад скуп и тем резок. Звон металла и поднятый крик заставляют действовать быстрей. Мечи скрещиваются с отвратительным лязгом, коридор сразу же наполняют сладковатый запах и звуки рвущейся плоти. Кто-то пытается вырваться и поднять тревогу, но его впечатывают в стену с такой силой, что слышен хруст ломающихся костей и дикий вой.

Коридор узок, и это только на руку Ивону, потому что никому из них не удастся использовать магию, при этом, не причинив вред себе. Самому ему сейчас эта магия, что пятое колесо телеге. Вместо этого он щедро окрашивает стены вокруг в алый. У него всего лишь несколько минут на то, чтобы разодрать глотку последнему противнику и высвободить Кайрена. Он спешит, и руки впервые за всю эту ночь дрожат. И совсем не из-за того, что он сделал, а потому что он чувствует, что оборотню осталось слишком мало времени. Он с нетерпением врывается в камеру и на одеревеневших ногах бредет к Кайрену.

— Кай… — шепчет онемевшими губами и, выронив меч, дрожащей рукой тянется к лицу, изуродованному глубокими и успевшими уже загноиться ранами.

Но волк не слышит его. Он горит в лихорадке и уже уходит. Жизненная нить с каждой минутой утоньшается и скоро лопнет, оставив после себя только истерзанное тело. Мечник просто физически чувствует его боль. Он делит ее пополам, и теперь словно это его самого так выворачивает. Настолько невыносимо, что хочется заскулить. Вместо этого, пальцы сильней стискивают рукоять второго меча и, подняв лезвие, глухим ударом опускают на кандалы…

Повозка минует городские ворота с такой легкостью, что даже не верится. Однако чему тут удивляться? Ведь полгорода сейчас пытается потушить горящие казармы и оружейную. В ночной тьме Тарахин опять блестит в языках пламени, но на этот раз у Ивона нет для него жалости.

Пара гнедых коней несется сквозь густой, пропитанный холодом и мглой лес. Хлыст с безжалостным свистом рассекает воздух и опускается на их темные спины, заставляя перейти на сумасшедшую рысь. Сердце Ивона сейчас бьется, наверное, так же загнанно, как и у этих животных, но он не обращает на это внимание, а чуть ли не каждую минуту оборачивается, бросая взгляд на того, кто лежит на дне повозки. На мягком сене и укрытый темным плащом, в попытке согреть леденеющее тело. Но все это бесполезно, потому что Ивон чувствует, как замедляется стук чужого сердца. Оно еле слышно… Так слабо, что руки снова начинают дрожать. И, чтобы не сойти с ума, он еще быстрее гонит коней. Они скачут всю ночь, не останавливаясь и не стараясь сберечь сил. Погони пока еще нет, Ивон их не чувствует, но это только пока. Когда же в замке хватятся его, то он уже будет очень далеко.

Глупая улыбка не сходила с ее лица всю дорогу. Совершенно наплевав на бдительность, она парила во все еще темном небе и с упоением вдыхала прохладный воздух. Стоило только прикрыть глаза, как в мыслях опять всплывал Маркус. Его руки, губы, почти звериное рычание и поджарое тело, способное свести с ума любую женщину. О, она была готова вылизать его с ног до головы. Его запах кружил голову больше, чем хмель девственной, все еще не отравленной пороками крови. Он был сладок и желанен.

Ветер трепал распущенные темные волосы и диким эхом разносил ее звонкий смех. Диана была счастлива, и предстоящие перемены ни капли не страшили ее. Потому что она была абсолютно уверена в том, что все будет хорошо. И первым шагом к этому «хорошо» была предстоящая встреча.

Брезигар все еще кое-где продолжал дымить. Его разрушенные башни уродливыми каменными зубами скалились под бледным светом луны. Стены, покрытые трещинами, но в основном уцелевшие, ворота наглухо закрыты, и стража беспокойно всматривается в ночь. Но врагов этой ночью не будет, сейчас с ними разбирается Маркус. Ее же они легко впускают, лишь услышав ее кровь.

Девушка почувствовала их сразу же, как опустилась перед дверью отведенного ей дома. Все двадцать ее лучников сейчас собрались за этой дверью. Она слышит бешеный стук их сердец и то напряжение, которое витает в воздухе. Оно тяжелым камнем лежит на их плечах. Они еще вчера поняли, что происходит. Видели и волка, кинувшегося наперерез предназначенному ей ядовитому клинку, и то, как она пыталась спасти его. Она предала их всех. Переступила все законы и готовилась последовать за существом, которого ненавидел весь их род. Хм, видимо, у них в крови находить свои пары среди тех, чье одно лишь имя уже проклятие. В этой страсти она не далеко ушла от брата.

Глубоко вздохнув и незаметно мазнув пальцами по рукояти меча, она уверенно шагнула в дом. Тяжелая дверь со скрежетом захлопнулась за спиной, оставив ее один на один с шокировано глядящими на нее мужчинами. Стоило только сосредоточиться, и чары спали, позволив запаху сильного оборотня заполнить всю комнату. Он окутывал ее с ног до головы, въелся в кожу и саму душу.

— Госпожа? — пораженно выдохнул молодой капитан, с неверием уставившись на совершенно равнодушно и спокойно разглядывающую их хладную.

Но Диана продолжала упрямо молчать и смотреть на них с холодом. Их мнение ни капли ее не интересовало, она уже сделала выбор.

— Пара — есть вечность, — после долгого молчания, наконец, произнесла она, — это высший дар Небесных. Их благословение и надежда. Отрекшийся от нее теряет себя. Поднявший клинок на нее будет проклят миром этим и миром иным. Она выше власти, выше морали, выше предрассудков. Единственная, вечная, любимая… Это закон и слово Небесное, ибо сие есть истина. Знакомые слова?

Молчание, воцарившееся после этого, было гробовым. Все знали, откуда был этот отрывок. Самые первые и древние законы, писаные рукой Небесных. Истина, которой руководились многие века до того, как три расы начали войну. Со временем о ней забыли. Новый мир жил новыми правилами и не нуждался в старых, только вот от этого старые законы ничуть не ослабли. Скольким из них пришлось собственными руками погубить своих единственных? Скольким эта проклятая война сломала жизнь и стала проклятием? Она не принесла ничего, кроме боли и крови, отняв у них право на выбор, сделав несчастными и одинокими на долгие века. Потому что, отказавшись от своих пар, они просто теряли право встретить их души снова.

Диана смотрела в глаза своих воинов и ясно видела, что сумела докричаться до них. Ведь часть них знала, что это такое, а другую в ближайшем будущем уже ждало. Она напряженно ждала их решения и незаметно выдохнула, когда все они опустились перед ней на одно колено и, вытащив мечи, опустили их к ее ногам.

— До последнего вздоха, — опустив головы, твердо произнесли вампиры, и глаза их налились кроваво красным.

— Впредь и навсегда, — произнесла хладная, совершенно не скрывая гордости за них…

— Я не могу потерять тебя, Кай!

Но надрывного крика никто, кроме него, больше не слышит. Ивон судорожно прижимает к груди окровавленное и холодное, как лед тело, пытаясь хоть немного облегчить боль своей пары и излечить его раны. Но они отказываются исчезать, наоборот, еще больше кровоточат. Кайрен такой холодный и это неправильно. Ведь он оборотень, он волк и никогда не мерзнет. Его кожа всегда пылает, она похожа на весенний костер, который всегда греет и топит лед, сковывающий Ивона. Его руки всегда ненасытны, они хватают почти что грубо и сгребают в жаркие объятия, а глаза смотрят с наглой смешинкой. Это всегда будоражит и заставляет замереть в предвкушении. Его голос мягкий, дразнящий, с легкой хрипотцой теплой волной возбуждения горит внизу живота. Он всегда рядом, въелся в кожу, бьется в самом сердце, он воздух, которым Ивон дышит. И сейчас этот воздух отнимают у него.

В этой глуши леса, отрезанный от всего мира, далеко от своей стаи и, не ожидая помощи. Он тихо гаснет на руках у близкого к безумию белокурого мечника. Он больше не слышит, как зовет его вампир, он почти не дышит, и сердце с каждой минутой бьется все реже.

Рассвет давно уже погасил звезды и крадется с востока. Он приносит с собой серые тучи и холодный ветер. В нем слышаться раскаты грома и беспокойный шелест сухих листьев. Туман змеиными кольцами обвивает лес и хрупкой стеной отгораживает вход в пещеру, где прячутся двое мужчин. Телега с лошадьми стоит забытой у самого входа, и сейчас до нее никому нет дела. Вампир не замечает ничего вокруг. Ни грохот, от которого, кажется, уже дрожит земля, ни дождь, что потоками льется с неба. Ни даже костер, который возрос настолько, что его языки лижут низкий потолок их убежища. Вампир сидит у самого огня и, укутав в свой плащ альфу, пытается согреть его. Он судорожно гладит спутавшиеся и грязные волосы, нежно касается губами воспаленных ран и все сильней сжимает челюсти. Жизнь медленно уходит из его рук, и Ивон знает, что ему не спасти ее. Если только…

От одной лишь мысли внутри все замирает. Чудовище внутри скулит и царапает от боли. Оно готово на все, лишь бы его мужчина жил. Оно заплатит любую цену, ведь оно выбрало ЕГО так же, как и Ивон. Они любят его так сильно, что не хватит слов, чтобы описать, не хватит эмоций, чтобы передать, как это ярко, как сильно и безумно. Но цена за эту любовь будет высока, и все равно они готовы заплатить ее, чтобы удержать рядом. Глубокий вздох, и безумная скачка мыслей прекращается. Вместо нее холодный расчет и железная уверенность. Выбор сделан уже давно, и только надо сделать последний шаг.

Осторожно опустив свою ношу на пол и, выпутав из плаща бессознательное тело, он начинает медленно раздеваться. Не отрывая глаз от посиневших губ и изуродованного лица альфы. Времени осталось совсем ничего, но теперь Ивон не боится. Пальцы больше не дрожат. Они уверенно расстегивают застежку за застежкой. Тянут за завязки кожаных шнурков и медленно обнажают молочно белые плечи. Черная куртка ложится на пол, за ней и рубашка, оставляя его по пояс обнаженным.

— Ты — мой выбор… — наклонившись к лицу, шепчет прямо в губы Ивон и самыми кончиками пальцев нежно касается обожженной брови.

Он садится, оседлав крепкие бедра оборотня и руками оперевшись на покрытую рваными порезами грудь, выгибает спину. Через секунду огонь уже золотит огромные белые крылья. Ивон, резко выпустив когти, со всей силой вонзает их в грудь Кайрена. Но тот никак не реагирует и лежит неподвижно ровно до тех пор, пока с дрожащих губ вампира не срываются первые слова.

Это древняя молитва. В ней нет ни капли света, только глухая тьма. Она принадлежит чудовищу, живущему в нем, которое сейчас скулит от невыносимой боли так же, как и ее хозяин. Ивона разрывает, но он продолжает шептать на грани слышимости, наклонившись так близко к извивающемуся под ним телу. Пещера гудит от наполнившего ее мерного гула. Огонь взметывается до самого потолка и выпускает дикий вой, когда внутрь врывается ледяной порыв ветра, принося с собой капли воды. Шум нарастает с каждой минутой и молотом бьет в висках. Его руки заляпаны кровью, и вены чернеют. Они тонкими нитями обвивают руки и ползут все дальше, превращаясь в уродливые узоры. И вопреки им Ивона окутывает ровный мягкий свет. Он искрится на кончиках трепещущих крыльев и бледным сиянием запутывается в серебристо-белых волосах. Свет глаз темнеет и наливается алым, черты лица теряют свою красоту. Они грубеют и острыми линиями безобразят обычно прекрасное лицо. Контроль медленно тает, давая волю чудовищу… В последний раз…

Кайрен изгибается и рычит, не в силах оттолкнуть сидящего на нем вампира. Его тело горит и выворачивает наизнанку. Это настолько невыносимо, что хочется взвыть и заскулить. Его вырывают из глухой тьмы и бросают в раскаленную боль. Она везде, вонзается в каждую мышцу, стирает в порошок кости и сдирает кожу. Он пытается вырваться, но не может. Грудь сдавливают острые когти, они раздирают до самых костей, добираются до сердца и безжалостно кромсают его. Воздуха в легких нет, и, чтобы вздохнуть, он судорожно распахивает рот, но только крик срывается с истерзанных губ. Однако, это не конец. Боль становиться только сильней, когда в его вены впивается ЭТО. Оно подобно расплавленному серебру проникает в кровь и плавит внутренности. Дикое, полное ненависти и черни, по-хозяйски сворачивается под самым сердцем, вливается в его волка. Зверь в нем скулит и тянется, несмотря на те страдания, которые причиняют ему. Он знает, чувствует, что эта тьма нужна ему. Она щедро травит его и вместе с этим приносит долгожданное облегчение.

Кай все еще бродит во тьме. Он не слышит ни одного звука, не чувствует запахов. Его мысли пусты, чувства холодны и кажутся не нужными. Единственное, что пробивается к нему сквозь мрак, это хорошо знакомое биение сердца и любимый запах вересковых цветов…

Комментарий к Я не знал, как сильно люблю…

Серый — это цвет…

Помни, я все еще буду здесь

Пока я в твоей памяти

Помни, когда ты перестанешь мечтать

Границы времени можно переступить

Только помни меня

Я та звезда, что продолжает гореть так ярко

Последний свет, которой растворится в восходящем солнце

Я с тобой

Когда ты рассказываешь мою историю

Ведь я все то, что сделал

Помни, я буду все еще здесь

Пока я в твоей памяти

Помни меня

Я тот голос в холодном шепчущем ветру

И если ты прислушаешься,

Ты услышишь как я зову через все небо

Пока я могу достать и прикоснуться к тебе

Я никогда не умру

Помни, я никогда тебя не оставлю

Если ты только будешь

Помнить меня

Помни меня…

Josh Groban & Tanja Tzarovska — «Remember»

715 год. Драгмирия.

Быстрей… Быстрей… Бежать, лететь, все равно как, но не стоять на месте ни минуты. Потому что каждая секунда на счету. Диана не знает, что произошло, не знает, минула ли опасность. Есть только ноющая в самих висках тревога. Она холодом разливается по венам и клочками пара оседает на губах…

Они сорвались из города так быстро, как смогли. Забрав с собой только самое необходимое и отправившись в самое безопасное место во всем мире. Лишь потому, что дорогу туда знали только двое: Диана и Ивон. Но они не успели пройти и половины пути, как Диану скрутило похлеще, чем от осины. Она сорвалась над скалистым ущельем и рухнула бы вниз, если бы не двое вовремя подоспевших ее воинов. Они поймали ее буквально в метре от острых камней. После этого ее еще долго рвало желчью, а легкие жгло, как после глотка рябинового сока. Голова раскалывалась от боли, а под веками каленым железом выжигалось чужое отчаянье. До зубного скрежета знакомое и потому ощущаемое так сильно.

Ивона разрывало. Диана чувствовала, как невыносим тот груз, который лег на его плечи. Как тоскливо вылось ему от потери самого себя и как хотелось свернуться клубочком, чтобы никто не смог достать до его ран. Но вместе с тем, была и холодная, злая удовлетворенность сделанным. Облегчение и тревога перемешались в дикий сумбур и еще больше сводили с ума. Словно его разделило на части, вырвав огромный кусок, оставив на половину пустым и одиноким. И где бы сейчас он ни был, белокурый вампир терял контроль над собой.

Поэтому темноволосая хладная помчалась на его зов, стоило только почувствовать себя чуть лучше. Она летела так быстро, как могла, не обращая внимания на то, как ноют от напряжения крылья и как ветер бьет по лицу. Ее воины следовали за ней, методично уничтожая свои следы и держась на стороже. Они не понимали, почему их госпожа, как сумасшедшая, летела на пределе своих сил. Но стоило взглянуть на ее горящие ужасом и тревогой глаза, как становилось ясно, что недавний ее припадок как-то связан с командиром мечников. Все знали, что эти двое слишком, можно даже сказать, НЕНОРМАЛЬНО, связаны друг с другом.

Диана не знала эту дорогу, она никогда не была здесь, но ее упорно продолжал вести зов брата, который с каждой минутой становился сильней. Дождь так и продолжал лить весь день и ночь. Громко стуча по листьям и блестящими каплями оседая на траве. Хлюпая грязью и растворяясь в густом тумане, окутавшем старый лес. Редко сверкая в диких, холодных зарядах молний и становясь бесшумным при грохоте грома. Он змейками тек по одежде и крыльям, свисал с мокрых волос и падал на глаза, но он не смог скрыть темную пещеру, замаячившую впереди, и повозку с конями.

Но стоит только опуститься на протоптанную землю и сделать шаг к пещере, как вход в нее вспыхивает диким огнем. Он поднимается до заросшего мхом каменного карниза и почти сжигает его. Пестрые языки лижут воздух и становятся только сильней. От них исходит такая ненависть, что вампиры даже отшатываются. Магия, исходящая от них, взбешена до предела, и, кажется, что спалит к демоновой матери любого, кто посмеет сделать хоть одно движение. Такая же необузданная, как тот воин, преграждающий им путь.

Он вышел из темной глубины пещеры, с легкостью перешагнув сквозь огненную стену и крепко сжимая в руках острые клинки с засохшими пятнами крови на лезвиях. В черной рубахе навыпуск, темных штанах, облегающих крепкие ноги, и высоких сапогах, в голени одного из которых виднелась рукоять кинжала. Спутанные серебристо-белые волосы трепал ветер, и на них уже осели первые капли. Глаза, серо-голубые, сейчас пылали ярко алым, но то и дело меняли свой цвет на прежний. Черты лица исказились и застряли где-то между боевой ипостасью и обычной. Словно хладный не мог понять, кем сейчас быть. Он смотрел на них со злобой и чуть ли не рычал.

— Иви, — резко сглотнув, прошептала Диана и попыталась подойти.

Но после первой же попытки, ей пришлось попятиться, потому что брат не узнавал ее. Он смотрел с такой ненавистью, словно готов был вырезать всех их. И от того, как он не подпускал их, Диану озарило. Он защищал и теперь воспринимал любого чужака как угрозу.

«Словно волк», — пронеслось в мыслях, и она была уже совершенно уверена, кого увидит за спиной брата.

— Что они здесь делают?! — не отрывая глаз от замерших вампиров, процедил сквозь зубы Ивон.

— Они ушли за мной, брат, — на этот раз более спокойно и уверенно произнесла хладная, — мы поможем тебе, ты только скажи, что нам делать.

— Кайрен… — голос надломился, а рука, держащая меч, дрогнула…

* * *

Тенистый Лес пылал в огне. Он безудержным факелом озарял тьму ночи, и даже дождь не мог погасить его. Стон вековых дубов, ставших защитой и пристанищем для множества поколений волков, теперь терялся в грохоте и криках тех, кто пытался спасти свои семьи. Но род Валгири медленно гас, и вместе с ним теряла свои силы вся стая.

Весть о том, что альфа убит, настигла клан за два часа до того, как начался весь этот хаос. Маркус успел слишком поздно и теперь, обезумев от горя, рвал наступающих вампиров. Их было очень много. Они вышли из тени леса незаметно и неожиданно. Никто не услышал их, даже не смог почувствовать, и вели их мечники. Они не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни стариков. С пустыми глазами и холодными лицами они шли по трупам и все больше теснили волков к огненной стене. Отлично зная, что тем не удастся пройти сквозь горящую рябину.

Их просто предали… Все… Помощи больше не от кого было ждать. Но никто из них не собирался добровольно сдаваться, и потому они продолжали драться. Пробираясь сквозь рушащиеся дома и куски горящих деревьев. Крики, стоны, плач и звон клинков наполнили воздух и разрывали на части тот покой, что когда-то здесь был. Огонь не смилостивился ни перед чем. Он с голодом дикого зверя пожирал все, что становилось на его пути, он плясал золотом и чернел пеплом на коже и шерсти. Он забивался едким дымом и ароматом крови в легкие и сжигал изнутри. Обрисовывал миллионы теней и озарял безумные оскалы.

Маркус дрался, как в последний раз, по сути, чем и был этот бой. Уходя от линии атак, рыча и клыками, когтями раздирая глотки, посмевшим покуситься на его стаю, забравших последнего родного и близкого. Эти твари опять вернулись за ними, опять разрушили его дом и отняли семью. Пусть и состоящую только из одного, но от того не менее любимую. И теперь он сходил с ума от боли и вины, что не уберег, не был рядом, когда было нужно, не прикрыл спину. Он потерял безвозвратно…

Серо-бурый волк больше не замечал собственных ран. Он бросал отрывистые приказы и прикрывал отход своих волков. Рядом с ним по-прежнему стояли его воины и дрались за него. Они отводили весь огонь на себя, стараясь не подпустить мечников ближе, потому что знали, что в таком случае не выживет никто. А вампиры продолжали идти на них под руководством впавшего в азарт Валентина. Получив поддержку Свилиона и свободный вход в земли оборотней, он первым делом напал именно на ту деревеньку, которую давно уже мечтал спалить дотла.

О, это желание только усилилось после того, как Тарахин был снова разрушен, а проклятый альфа исчез. Валентин был в бешенстве, и опять полетели головы. Как человеческие, так и хладных. Одного взгляда на трупы стражи хватило, чтобы понять, что это дело рук кого-то из их рядов. Очередной предатель, которому удалось с такой легкостью перерезать горло больше тридцати сильным вампирам и взорвать две смотровые башни. Он бы с превеликим удовольствием содрал кожу с того выродка, который только посмел опять спутать карты. И чертов Свилион, который до нервной ломоты в клыках достал своими интригами, плетя их в Вампирском Дворе, словно мало было Анарсвиля.

Сам же магистр стоял рядом с правителем и с безразличным взглядом следил за той «игрой», которую устроил Ридэус. Слишком сильно любил этот вампир запах крови, наслаждался убийствами. Всю жизнь желавший славы, а на деле оказавшийся в тени Ивона, сейчас он играл со своими жертвами. Зачем спешить, ведь сегодня никому не спастись и не уйти. Глупая театральность, которую Свилион никогда не любил. Другое дело Ивон. Его Ивон… Холодный, жестокий, не знающий сомнений, лишенный чувств и не знающий поражений. Он всегда упрямо шел к своей цели и всегда получал то, что желал. Но в последнее время его самый любимый ученик слишком сильно изменился. В его глазах все так же продолжал жить холод, но теперь все его естество бунтовало. И это совершенно не нравилось ему.

— Вы довольны, милорд? — с еле скрываемой насмешкой спросил старый вампир и прикрыл блестящие алым глаза.

— Только после того, как получу голову черного пса, — процедил сквозь зубы Валентин, — и насколько я помню, это вы позволили ему уйти.

— Мои воины найдут его, — мрачно ответил магистр, — все равно, с такими ранами ему не выжить.

— Очень надеюсь, — хмыкнул Валентин, и губы его скривились в злой ухмылке, — для вашего же блага.

Но ответить раздраженный магистр не успел, потому что неожиданно среди вампиров поднялся хаос.

— Что за… — пораженному Валентину только и оставалось, что стоять и, не веря глазам, смотреть на отряд воинов, перекрывших путь мечникам.

Они живой стеной встали между такими же ошарашенными оборотнями и остальными. Развернув свои стрелы и, не колеблясь, выпустили их по взмаху знакомого до рези в глазах клинка. Сам же его хозяин уже в следующую минуту одним махом отрубил голову замахнувшегося на Маркуса вампира.

— Ивон? — удивленно выдохнул Маркус и чуть не пропустил очередной удар.

— А ты кого ожидал увидеть?! Всю Небесную рать?! — рявкнул белокурый мечник и, прижавшись спиной к спине оборотня, поднял клинки.

— Кай… Он… — все-таки голос подвел и перешел в хрип.

— Он жив, — отрезал Ивон, — Диана везет его в безопасное место, я пришел за тобой.

— Я не брошу наш клан!

— А кто сказал, что МЫ бросим НАШ клан?

На мгновение замерев, серо-бурый оборотень бросил быстрый взгляд на своих волков и увидел, наверное, самое удивительное зрелище в своей жизни. Оборотни и вампиры дрались бок о бок. Прикрывая друг друга и отрезая атаки напавших. Нет, они не перестали быть врагами, но сейчас они объединились против общего врага. Потому что эта горстка хладных была единственной, что пришла им на помощь…

— Что ты делаешь?! — заорал Ридэус и, с трудом уйдя из-под меча своего уже без сомнений бывшего командира, отскочил назад.

Так же шокировано и ничего не понимая стояли в стороне и все остальные мечники. Растеряно переводя взгляд с Ивона на всегда такое спокойное, а сейчас со скоростью превышающей даже вампирскую, меняющего выражение лице магистра. Они просто не знали, что сделать, ведь перед ними стоял их наставник, собрат, друг, в конце концов, и яростно защищал какого-то безродного пса.

— Отойди, Рид, — пылая алыми глазами и скаля клыки, ледяным тоном произнес Ивон, — забери всех и уходи.

— Ты с ума сошел, командир?! — рявкнул взбешенный воин.

— Рид, не заставляй меня, — в упор посмотрев в глаза вампира, процедил белокурый хладный.

После этих слов мечник окаменел. Он, сузив глаза, смотрел на Ивона и понимал, что тот не шутит. Если понадобится, он будет драться и будет на стороне волков. И Ридэус понял. Он со злобой сжал меч в руках и прошипел сквозь зубы:

— Раз ты посмел предать нас из-за какой-то мифической Истинной Пары, то и судить тебя будут как грязного предателя. Оскверненный…

Слово ударило сильнее серебряного хлыста. Белокурый воин дернулся и удобней перехватил оружие. В горле застрял ком от взгляда на собственных соратников, с которыми когда-то проливал кровь. Сейчас все они смотрели на него с презрением и ненавистью. Оскверненный, грязный, грешный… Тот, кто добровольно отрекся от них из-за оборотня, направил оружие против них. Он с самого начала знал, что так и будет. Их не примут, не поймут, но от того внутри все только сильней сжималось. В эту самую минуту он терял их, терял свою семью. И возникает вопрос, а стоил ли всех этих потерь черный альфа?… Да, стоил. Он стоил того, чтобы жить для него и умереть за него.

— Может быть, — оскалился Ивон и бесстыдно провел языком по острым, длинным клыкам, — но в отличие от тебя, я знаю, какова на вкус кровь моей пары.

Это подействовало мгновенно и ударило под дых. Ридэус перерезал горло молодой волчицы в ту же минуту, как понял, что происходит. Красивой, голубоглазой, нежной. Прошло шесть лет, но он до сих пор помнил ту тоску и безграничную боль в бездонных озерах. Эти глаза и по сей день преследовали его во снах. Они глубокой раной легли на сердце, которая все еще кровоточила. И Ивон знал об этом. Он был там и еще долгую ночь провел, сидя у постели воющего от потери солдата. Не позабыл об этом и сам Ридэус, потому что в следующую минуту Ивон дрался уже с пятью своими бывшими солдатами…

* * *

Есть ли у тьмы глаза? У этой они, несомненно, были, и сейчас она не сводила свои неестественно ярко-голубые от его волка. Зверь свернулся клубком и чуть ли не скулил от боли. Каждый нерв, каждый мускул, каждая его частичка пылала, словно окунутая в чистейшее зачарованное серебро. А тьма смотрела на это с такой жадностью, наслаждаясь его беспомощностью. Волк был заперт и не мог ни защититься, ни вырваться из своей клетки. Чудовище, что было теперь заперто вместе с ним, острыми когтями разрывало тело и вонзало клыки в незащищенную шею. Оно впивалось в него и делало это с особой жестокостью. Тьма не знала ни милосердия, ни пощады. Объятое ненавистью и грязью, оно с наслаждением пачкало его, проникая в сердце клубком ядовитых змей. Но вместе с тем, не трогая душу. Погладив лишь кончиками когтей и отпустив. Разбив на осколки всего его и начав собирать старые узоры на новый лад, вплетая в них себя. Кай чувствовал ее и сколько бы не сопротивлялся, результат всегда был противоположным и слишком болезненным.

Он спал так долго, но что значит время в кромешной тьме под скулеж внутреннего зверя? Черный альфа искал выход из этой беспросветной ночи так долго, что, наконец, найдя его, попытался вырваться, и, что логично, за блаженной тьмой наступил глухой стон, вырвавшийся из изодранной груди. Стоило только сделать глубокий вдох, как легкие хлестнуло огнем. Захрипев, Кай попытался открыть глаза и… Не смог. Рука дернулась к тугой повязке на глазах, но пальцы мгновенно поймала чья-то узкая, но крепкая ладонь. Кай настороженно зарычал, однако, почувствовав хорошо знакомый запах, расслабился.

— Диана… — прохрипел он и опустился обратно на подушки.

— Не так резво, волчара, — сильнее сжав его руку, прошептала хладная, — раны почти уже затянулись. Но некоторое время ты будешь слаб. За глаза не волнуйся. Они восстановятся через пару-тройку дней. Слава Небесным, что ты вообще выжил, засранец ты живучий!

— Где… где я? — в глотке было сухо, как в обожженной солнцем пустыне, и это еще не говоря о том, что желудок скрутило в очередном приступе тошноты.

— В Блодхарте, — рядом раздался плеск воды, и уже через минуту на лоб легла мокрая ткань.

Но это показалось только каплей, которая мгновенно превратилась в пар на раскаленной коже. Кайрен горел от кончиков волос до самых ногтей. Жар проник под самое мясо, пробрался по мышцам до самых костей. Нет, одной лишь жалкой тряпки было мало. Тело онемело и безвольной куклой обмякло на мягких простынях под теплым одеялом, которое так хотелось сбросить с себя.

— Лежи смирно, — рыкнула девушка на пытающегося подняться оборотня, — Иви сказал, что тебе будет плохо еще некоторое время, но потом это пройдет.

— Где он? — тяжело дыша, произнес Кай и еще больше напрягся, когда не услышал ответа.

Зато вместо него было слышно, как она нервно ломает пальцы. Даже с поврежденным слухом и слетевшим к чертям нюхом, из-за которого хотелось обернуться волком и, позорно заскулив, прикрыть лапами нос. Но вместо этого оборотень глухо зарычал и попытался повернуться на бок.

— Мне нужно идти, — сквозь зубы произнес Кай и ухватился за ее руку, — моя стая… Маркус.

— Не волнуйся, — еще более нервно произнесла Диана и, прикрыв глаза, приготовилась к взрыву, — Ивон вместе с нашими воинами отправился за ними.

Кай замер. Он весь закаменел и подобрался, словно перед прыжком. Лицо его исказилось, а губы сжались в тонкую полоску.

— Что?!..

Утро холодное и все еще пропитано запахом дождя, но Маркус может поклясться чем угодно, что никто из них не чувствует этого. Рассвет золотит росу на траве и верхушки зеленых холмов, все еще окутанных рваным туманом. Вокруг тихо, и это так несвойственно для напряженного недавно до предела волчьего уха. По крайней мере, эту ночь он не забудет никогда. Ночь, когда он потерял их связь с братом и когда в их дом снова пришли вампиры. Тенистый Лес сгорел дотла, и они разделили бы его судьбу, если бы не Ивон.

Маркус крепче сжал поводья и бросил взгляд на тех, кто, замотавшись с головой в черные плащи, сидел или лежал в крытой телеге, которую он сейчас вел. И среди этих фигур был хорошо знакомый вампир. Оборотень слышал тяжелый стук его сердца и все еще ощущал запах терпкой крови, которую с трудом удалось остановить. Устало потерев глаза, оборотень опять перевел взгляд на дорогу.

Сразу за ним ехали еще телеги, в одной из которых была остальная часть воинов белокурого вампира, а в другой ехали раненые, старики и дети. Все остальные, кто был все еще на ногах, следовали за ними, не отставая ни на шаг и все время напряженно вслушиваясь в окружающую их небольшую рощу. Дорогой эту старую тропу можно было назвать с натяжкой. Она давно уже их увела с главного тракта и, затерявшись между холмов, вывела их сюда. Маркус не знал, куда она вела, они не сходили с нее уже третьи сутки, остановившись только два раза, чтобы дать лошадям отдохнуть и напоить их. Они все больше уходили вглубь Драгмирии, и все больше в стае нарастала тревога. Волки не верили вампирам, присоединившимся к ним, опасаясь быть снова преданными. В другой бы обстановке серо-бурый волк был бы на их стороне, но он, в отличие от них, верил и знал Ивона. По чьему навету он и не сходил с тропы, совершенно не понимая, почему Валентин и его выродки больше не преследуют их.

— Мы идем этой дорогой уже третьи сутки, — раздался мрачный голос седого волка, идущего совсем рядом, — и за это время этот беловолосый ничего не объяснил нам. А ты идешь за ним, как слепой.

— Он помог нам, если ты забыл, — отрезал Маркус.

— Может, ты и веришь им, но мы — нет, — пророкотал идущий с другой стороны молодой серый волк, — и вообще, почему ты так подчиняешься какому-то клыкастому змеенышу?!

Маркус не успел и рта раскрыть, как позади послышалось хмыканье и замотанная в черное фигура опустилась совсем рядом, прислонившись спиной к стене телеги, но так, чтобы свет не коснулся его.

— Может, потому что ваши глотки спасла пара его альфы? — ехидно произнесла фигура, и в тени вспыхнули два красных огонька.

Как не крути, а контролировать себя Ивону все еще не удавалось. Хоть крылья больше не лезли, куда попало, но тело все равно балансировало на грани своей боевой ипостаси. Но это только временно, пока он не научится жить без Искры. Зябко поведя плечом, вампир еще глубже надвинул капюшон на лицо.

А вот волки после его слов замерли, чуть ли не потеряв челюсти от услышанного. Причем замерла почти вся стая.

— Чего?! — подавившись воздухом, пискнула одна из волчиц.

— Того! — раздраженно рявкнул Маркус, — наш альфа нашел свою Истинную Пару, и Пара приняла его! Кстати, я тоже, и она ТОЖЕ вампир. Нет, я ее не убил. Да, мы знаем, что это неприемлемо и идет вразрез со всей нашей сутью. Так что, насильно никого держать не будем. Еще вопросы есть?!

Вопросов было много, но вымолвить их никто не спешил, стараясь переварить недавно услышанное. А вот Ивон присвистнул и с явной ухмылкой, которую серо-бурый оборотень не видел, но чувствовал нутром, как-то слишком спокойно выдал:

— Итак, в последний раз, когда я видел Ди, от нее за версту несло тобой. Ничего не хочешь мне сказать, Марк?

По напряженной спине Марка стало понятно, что есть кое-что.

— Будто ты не знаешь, почему, — проворчал он.

— Знаю, если ты обидишь ее, то я вырву твое сердце, — совершенно равнодушно кивнул Ивон.

Оборотни переглянулись и с неверием уставились на странный блеск в темных глазах темноволосого мужчины, который уже через минуту исчез. Маркус мрачно прикусил губу и произнес:

— А теперь ты, наконец, расскажешь, что, демон побери, произошло, и как ты узнал о том, что с нами?

— Вас продали, — после недолгого молчания ответил белокурый вампир.

— Что?

Уже через несколько минут вся стая и хранившие молчание вампиры, навострив уши, слушали его, некоторые шли, окружив их телегу с двух сторон.

— Кайрен перешел дорогу магистру мечников, — продолжил Ивон, — а в отличие от Валентина и моего отца, он не гнушается ничем. И так как ваш Совет слишком боялся избранного ими же вожака, Свилион сыграл на этом. Они заключили сделку. Жизнь Кая в обмен на южные границы и на уход всех мечников. После нашего ухода Валентину не осталось бы иного выхода, как уступить. Свилиону плевать на войну, его больше интересует сила и могущество. Мы устраняем вашего сильнейшего за всю историю альфу, дав передышку правителю, а ваши выблядки избавляются от потенциальной опасности, ставят во главе клана тебя. Убитого горем брата, но готового на все, чтобы защитить свой клан, и вертят, как глупым щенком, в свою угоду. И в дополнение к весьма могущественной и сильной стае получают еще и богатыеземли. Ну, а с вампирами разобраться потом будет легче легкого. Все, что нужно только сделать, так это поднять бунт в одном из своих городов и попросить о помощи, заманив альфу со своим небольшим отрядом. После чего открыть лазейку для вампиров. И всё — все рады и получили, что хотели. Вот только Свилион сыграл сразу на всех. Забрал Кая, отдал всех вас Валентину и в придачу большой кусок границ.

— Только он не учел тебя, — прорычал взбешенный Маркус.

— О, ты бы видел его глаза, когда я собственноручно вырезал половину его солдат, — хрипло засмеялся вампир и прижал руку к все еще не зажившему боку.

Еще одна слабость после потери Искры. Зачарованное серебро жгло хуже огня. Раны после него заживали с трудом, что говорить об осине, которая разодрала плечо. Определенно, после того, как его увидит сестра, трепки не миновать. Стоило вспомнить о ней, как пришлось до боли сцепить зубы. Он так и не дождался момента, когда его любимый зверь откроет глаза. Кай все еще бредил, когда он отправил его вместе с сестрой. Это было три дня назад, и все это время Ивону приходилось держаться, чтобы не сорваться к ним. Вместо этого он вел его стаю, потому что знал, что Кайрен никогда не простит себя, если с ними что-то случиться.

Сидящий рядом Маркус молчал и пытался сдержать гнев. Эти старые твари продумали все. Как он сейчас понимал брата, так рьяно желавшего избавиться от них. И это с учетом того, что он приносил им победу за победой, а надо было головы поотрывать всему совету. Судя по взбешенным рыкам и той оглушительной злости, что сладким облаком засела среди стаи, они тоже не были в восторге от услышанного. А усомниться в словах бывшего врага никто из них даже не подумал. Они слышали его сердцебиение, слышали ту правду, что холодной водой обрушивалась на головы. Он не лгал.

Бросив все, пожертвовав своим именем, честью, семьей, он отрекся от своего прошлого ради их вожака. Он последовал за ними и дрался, защищая, проливая кровь своих бывших правителей. О, Маркус все еще не мог забыть поистине живописное выражение на лице Валентина, когда тот, перебив всю его охрану, добрался до него самого. Если бы не вмешавшийся Свилион, то Вампирский Двор в ту ночь лишился бы последнего своего правителя. Жаль, что не получилось. Хорошо хоть им удалось уйти. Даже несмотря на тех пятерых, кто навсегда остался лежать под пеплом дома.

— Куда мы теперь? — явно пытаясь перебороть неловкость, тихо спросил один из молодых волчат и, почувствовав на себе алый взгляд вампира, спрятался за плечом брата.

— В Блодхарт, — так же тихо ответил вампир, отлично зная, что его услышат все, — это сейчас единственное место, о котором не знает никто.

Ивон оказался прав. На протяжении всего пути им так и не попалось ни одного поселения, ни постоялого двора. Вокруг были только скалистые горы, изгибы холмов и пожелтевшие луга. Ровно до тех пор, пока тропа, резко вильнув за ущелье, не вывела их к высокой стене старого леса. Поразительно тихого, словно не живого, где единственным звуком был шелест листьев на ветру. Золотистые блики закатного солнца пробирались сквозь поредевшие кроны и тонкими нитями падали на жухлую листву, шуршащую под колесами телег. Волки неосознанно становились в кольцо вокруг обозов и еще больше напрягались. После жизни и гомона родного леса это место казалось им настоящим кладбищем, даже несмотря на тот странный покой, который царил в воздухе. Но и он был нарушен шумом воды, становящимся все отчетливее. Лес постепенно расступился, и тропа вывела их к услышанному ранее водопаду, срывающемуся с крутых скал и переходящему в бурлящую реку, через которую лежал мост из черного камня. А вдали стоял огромный замок, наполовину вросший в гранитовую скалу. В его высоких окнах горели огни и на башнях виднелись силуэты воинов, которые их, несомненно, заметили. Здесь смешались сразу запахи людей и вампиров. Их было много, но, несмотря на это, Ивон легко тронул плечо замершего Маркуса, побуждая ехать дальше. И если мужчина молча тронулся с места, то остальные волки с опаской косились на тех, кто стоял на другом конце моста. Однако у тех сейчас была иная, более нервная проблема…

Кайрена не смогли удержать ни слуги, ни крики пожилого лекаря, ни взбешенная отповедь вылетевшей за ним Дианы. Под рукой продолжал дрожать испуганный до икоты молодой слуга, но одного рявка хватило, чтобы человек, чуть ли не потеряв сознание, все же вывел его из этого проклятого лабиринта коридоров в шумный двор. Который почему-то подозрительно стих, когда увидел эту живописную картину.

— Мать твою, идиот безмозглый! Ты куда собрался?! Я с тобой разговариваю, альфа недобитый! — вопли Дианы стали еще громче, и через минуту она уже стояла на каменных ступенях главного входа.

Но оборотень даже не обратил на нее внимания и, зашипев на слугу, толкнул того вперед.

— Кай, у тебя раны еще не зажили!

— Плевать! — рявкнул Кайрен и повернул голову в ту сторону, где по ощущениям стояла Диана, — я не брошу свою стаю и твоего брата. Чем этот идиот думал, когда шел к ним?!

— Явно не башкой, как и ты! — прорычала девушка и уперла руки в бока, — Иви — большой мальчик, как и Марк. Они справятся, а ты ранен. Черт, ты слеп! Как ты найдешь их?!

— Найду, не бойся, — язвительно произнес Кайрен, и клыки его удлинились, — учую даже за милю.

— Хрена с два! — потеряв терпение, рявкнула вампирша, — меня Иви на куски порвет, если с тобой что-то случиться. Так что, извини, парень.

Короткий свист, и Кая уже окружило не меньше десяти вампиров. Слуга тактично испарился с линии клыков и когтей, а позади послышался голос Дианы:

— Только не смейте калечить. Связать и вернуть в постель!

А вот эта наглость стала последней каплей. Кайрен выпустил когти и, встав в боевую позицию, глухо зарычал. Первый же напавший получил по морде и отлетел куда-то в сторону. Воздух загустел от запаха крови. Второй умник, решивший подкрасться незаметно, был скручен и выл от боли. Кай не видел их, но это не мешало ему слышать и чувствовать тех, кто был рядом. Он уходил из-под их рук и пытался зацепить хоть когтем. Но очень скоро вампиры отступили, плюясь ядом и гневными криками. Они не смели больше подойти к слетевшему с катушек оборотню. Они знали, кто он и на что способен даже в таком состоянии. Особенно к такому раненному и слабому волку соваться было себе дороже. Потому что тот дрался вдвойне агрессивней.

У Кайрена начали дрожать колени, а повязки на груди и спине пропитались холодным потом. Голова гудела от боли, а во рту пересохло. Тело ныло, раны опять давали знать о себе. Он был слаб, но не мог себе позволить послушать Диану. Он не мог бросить свою стаю, брата и этого беловолосого идиота, бездумно сунувшегося в его логово. Он знал, что Валентин не будет ждать. Он придет за ними, когда они этого не будут ждать. Оставшиеся без своего альфы, потерявшие союзников и преданные Советом.

— Убери своих воинов, — с рычанием в голосе произнес он, — убери их с моей дороги, Диана. Иначе я пройду по их трупам.

От той стали, что была в его голосе, вздрогнула даже хладная. Окружавшие же альфу в эту минуту отошли еще дальше, но не разомкнули кольца. Кайрен уже приготовился перекинуться, когда до него долетел самый желанный в эту минуту запах.

— Стая, — втянув полной грудью воздух, прошептал он.

Он весь закаменел и подобрался, как дикий зверь. Стая тянулась к нему. Они чувствовали его и чуть ли не скулили, как потерявшиеся щенки, которые, наконец, нашли своего альфу. Их облегчение, радость, надежда, смятение накрыли его теплой волной и позволили, наконец, расслабиться. Кай пошатнулся, но его вовремя обняли крепкие и хорошо знакомы руки. Они осторожно обвились вокруг талии и прижали к себе. Холодный нос с наслаждением потерся о теплую кожу, заставив покрыться мурашками, и уткнулся в шею. Губы рассеянно скользили по коже, опаляя дыханием. Но на это Кайрен только зарычал и моментально сжал когтями тонкую шею.

— Какого Демона, ты творишь?! — чуть ли не в лицо ошарашенному Ивону рявкнул Кай, — совсем из ума выжил, м?!

— И тебе здравствуй, дорогой, — моргнув, брякнул белокурый вампир.

— Не заговаривай мне зубы, — зашипел оборотень, — ты вообще думал, когда лез за мной, а потом помчался к моему братцу?!

— Думал, — хрипло ответил вампир и провел пальцами по повязке на глазах любовника, — о том, что будет со мной, если тебя убьют. Что я скажу сестре, если не будет Маркуса. Много думал… Теперь пустишь? Тебе вообще лежать сейчас надо.

Кайрен раздраженно проворчал что-то себе под нос и, резко дернув вампира к себе, впился в холодные губы. Сминая и покусывая их до крови, все сильней прижимая к себе, пытаясь с головой уйти в пьянящий аромат и зарываясь когтями в спутанные и все еще пахнувшие гарью волосы. Получая в ответ тепло рук, обвивающих шею, гладящих щеки и запутывающихся в волосах. И совершенно не обращая внимания на ворчание старого лекаря, возмущенно переводящего взгляд с целующихся Ивона с Кайреном на таких же цепляющихся друг за друга Маркуса и Диану.

— Люблю тебя, — прошептал в улыбающиеся губы Кайрен, — моя Луна…

Блодхарт стал убежищем для них. Место, где вампиры и оборотни вместе с людьми пытались ужиться под одной крышей. Что стало весьма проблематично. Но другого выхода не было. Вампиры не могли уйти, боясь потерять свои пары. От которых не отказались, у некоторых были даже дети, которых им больше не нужно было прятать. Волкам по сути больше некуда было идти. Да, и не бросили бы они своего альфу. Что было трудней, так это принять его пару. Отдельной темой был Маркус, ни на минуту не расстающийся со своей вампиршей, сверкавшей глазами так, что серо-бурый волк терял голову.

Но расслабиться никто не спешил. После того, что случилось в Тенистом Лесу, поднялся настоящий хаос. Совет не терял зря времени и плел новые интриги, клеймя исчезнувшую стаю Валгири предателями. Мнимая гибель их вожака только подстегнула сплетни и пересуды, вылившиеся в новую волну негодования. Это был вопрос времени, когда всеобщая чаша терпения лопнет, и кланы опять начнут грызть друг друга за власть.

А вот Вампирский Двор лихорадило. Не прошло и дня, как все уже знали о предательстве Ивона и его сестры, бежавшей со своими лучниками. Анрис был в бешенстве. Он вернулся, как только узнал, и попал под горячую руку Валентина. Тот поставил всю Драгмирию на уши, пытаясь найти беглецов. В чем ему помогал еще не отошедший от поступка своего самого любимого ученика Свилион. Он разослал своих мечников по его следу, но те так и не смогли его отыскать…

«Шпионы творят чудеса», — хмыкнул Ивон и прикрыл глаза.

Первое утро за все это время, когда он впервые чувствовал покой. Лежа на узкой кушетке, прижимаясь к крепкому обнаженному телу и с трудом восстанавливая дыхание после того, что было несколько минут назад. Теплые, чуть шершавые руки скользнули по влажной от пота коже, короткими ногтями оцарапали ребра, заставив застонать, и сжали узкие бедра. Шершавый язык прошелся по нервно бьющейся венке, и зубы вонзились в незащищенное горло, царапая до крови, оставляя очередной свой след. Клеймя и срывая глубокий грудной смех с зацелованных губ.

Скоро уже полдень, но они уже вторые сутки не вылезают из этой комнаты. Она насквозь пропиталась запахом секса и пота. Он горчит на языке, пылает в венах и затмевает разум, вытаскивая наружу жажду. Дрожит на кончиках пальцев и натягивается с узлами мышц, сияет каплями слез на слипшихся ресницах, потому что так хорошо, что даже больно. Это рваный вдох на двоих, когда остается бессвязный шепот и беззвучный крик, замирающий на алых устах. И покой, скрытый в крепко переплетенных пальцах.

— Все будет хорошо, — не отрывая взгляд от полоски света, пробившегося к ним сквозь узкую щель в задернутых шторах и легшего на пол, хрипло произнес Ивон.

— Знаю, — проурчал Кайрен и зарылся носом в волосы своей пары, — мы просто уедем отсюда. Плюнем на все и исчезнем.

— Угу. А потом вернемся, когда-нибудь.

— Когда закончится война, — губы с наслаждением сомкнулись на ключице, — и построим город здесь. Далеко ото всех.

— Будем портить наших племянников, действовать на нервы друг друга, пока не станем старыми и дряхлыми, — стараясь скрыть улыбку, кивнул Ивон.

— Думаешь, из нас выйдут нормальные дядюшки? — скептически спросил Кайрен, но, ухмыльнувшись, провел пальцами по ложбинке между белых ягодиц.

— Самые потрясающие, — прошептал вампир и коснулся шрамов на любимом лице…

Мысль о том, что им всем нужно, как можно скорее, исчезнуть из Драгмирии, не первый раз вертелась у обоих в голове. И последние события только подталкивали. А по-хорошему, им нужно было уехать еще тогда, когда ничего этого не случилось. Но прошлое не изменишь, в отличие от будущего, чем и занялся черный альфа. Времени и так осталось очень мало, и надо было спешить, особенно после того, как Диана забеременела. Маркус ходил с самой глупой улыбкой на своей волчьей морде и совершенно не обращал внимания на закатывающего глаза Ивона и на подколки брата. Так что, вскоре счастливый папаша был опущен на землю бренную и отправлен вместе с двумя людьми к единственному человеку, который сейчас мог им помочь.

Кайрен отлично понимал, что это единственный их выход. По сути, оставшись одним против всех и не имея достаточно сил, чтобы драться, им оставалось только уйти и зализывать раны. О, он не забыл предательства своих собратьев, но в таком состоянии он не мог пойти против них. Это значило бы потерять всех, кто был дорог ему.

Рыжий Крейг оказался тем еще типом, и Ивон, уже отлично зная Кая, смутно представлял, где могли пересечься эти двое. Глубокоуважаемый торговец, а на деле неописуемый жулик и торгаш, прибыл с Маркусом в тот же день, когда шпион привез очередную неутешительную новость. Валентин вместе с войском покинул Млэк-Алаин, и от него уже несколько дней не было никаких новостей. Это заставило напрячься и искать подвох.

Ивон всем своим нутром чувствовал ловушку, но не мог понять, где притаилась опасность. Дорогу к Блодхарту знали в их семье только те, кто хранил в себе Искру. Замок переходил от одного его сосуда к другому на протяжении многих десятилетий. Старый замок был домом этого чудовища, и оно всегда стремилось в эти стены, открывая путь своим носителям. Только им. И кроме него самого о замке недавно узнала Диана. Он сам ей сказал, и в этом плане они были в безопасности. Их следы не нашел никто: ни Валентин, ни мечники. Но все равно белокурого воина не оставляло ощущение того, что он что-то пропустил. И вскоре оно подтвердилось…

Никто не любит оставаться в долгу, потому что платить надо всегда, и неизвестно, какова будет цена. Простая истина, которая не была чужда торгашу с крысиными глазами и рыжими волосами, прилизанными настолько, что казалось, каждый волосок чуть ли не пропитан жиром. Крейг давно был в долгу (это уже плохо) перед альфой стаи Валгири (а это уже вечный коготь у горла, который может в любую секунду порвать). Когда же на пороге его «скромной» лавки появился младший брат черного волка, у торговца не осталось сомнений, что по его душу, наконец, пришли.

Они должны были уплыть на кораблях. Только четверо знали, что они поплывут не там, где их, возможно, будут ждать. Под Блодхартом был целый лабиринт катакомб, который выходил в глубокие пещеры, где текла широкая подземная река. Она пересекала почти половину этих земель и выходила к небольшой портовой деревеньке. И именно здесь их уже несколько дней ждали корабли, которые должны были увести всех в новые земли. Все было готово через несколько дней, и осталось дождаться только заката, когда Валентин и его вампиры прошли сквозь лесные границы и напали на замок.

Схватка, начавшаяся на мосту, быстро перешла на другой берег, прямо под стены Блодхарта. Занявшие боевые позиции лучники под командованием Дианы пускали стрелы одну за другой, прикрывая спины дерущихся на первой линии оборотней. Среди которых со смешанным отрядом дрался Ивон, а рядом с ним был его черный волк, сверкающий бледным блеском не до конца исцелившихся глаз. Однако это не мешало ему рвать глотку любому, кто оказывался на пути белокурого вампира. Бой шел отчаянный, пропитанный жаждой жизни и щедрый на смерть. Обитатели замка дрались, как в последний раз, не подпуская вампиров ни на метр. Стерев границы между собственными чувствами и став единым, потому что никто не придет им на помощь, кроме них самих.

Скрежет металла, вой огня и вопли музыкой хаоса звучат в воздухе. Запах крови и горелой плоти ввинчиваются в разум и толкают вперед, закрывая взор туманом злости. Вампиров много, они идут, не переставая, и за очередной их волной появляются мечники. Но они — не то, что заставляет вздрогнуть. Куда страшнее чудовища, идущие за ними. Пожиратели…

Их вой проносится над полем битвы и просто разрывает стекла во всех окнах. Он оглушает и заставляет зажать уши, пытаясь уйти от невыносимого грохота. Огромные черные твари со сверкающими алыми глазами и вертикальными зрачками. Безобразные, покрытые рваными шрамами, с короткими шеями и безволосыми, чуть плоскими головами. Огромной пастью с тремя парами острых клыков. Длинные черные когти блестят кровью, уродливые тела напряжены и, не чувствуя ни стрел, ни клинков, идут на них. Неземные монстры с одной лишь жаждой убивать. Пожирающие своих врагов и оставляющие после себя лишь алые реки и ошметки тел. Чудовища из самых отвратительных кошмаров и самый прекрасный венец творения ордена мечников.

Они рвут на куски любого, кто попадается им на пути. Не имеет значения свой или чужой. Когти рвут хрупкую плоть, и челюсти с мерзким хрустом впиваются в тела. Крики стоят такие, что кровь стынет в жилах. И они идут на замок. Если прорвутся, никто не выживет, потому что убить этих монстров невозможно.

Остается только отступить и увести всех, пока не поздно. Ивону и Кайрену с трудом удается уйти от прыжка одного из пожирателей, и они, защищая своих воинов, отступают к воротам, когда слышат над головой крик Дианы. Она бледна, как полотно, и задыхается, с ужасом смотря на то, как один из пожирателей вгрызается в плечо воющего от боли Маркуса.

— МАРК!!! — черный альфа в несколько прыжков оказывается в самой гуще драки и пробивает себе путь к теряющему сознание брату и нависшему над ним чудовищу.

Альфа с бешеным ревом кидается на крепкую спину и вонзает клыки в горло твари. Не обращая внимание на удары когтей, он разрывает плоть, озверело нанося беспорядочные удары и, наконец, валит тварь на землю. Но это ненадолго, потому, не теряя ни минуты, он берет брата на лапы и отходит назад. Его спину надежно держит Диана, а путь буквально вымещает трупами Ивон. Он успевает вовремя, и двери замка захлопываются за его спиной.

Все не должно быть так. Маркус на его руках превращается обратно в человека. Рана на плече ужасна, из-под рваных кусков плоти и белых жил видны кости. Кровь не останавливается и вскоре пропитывает тунику Кайрена. Брат бледен, губы его посинели, а пальцы холодны. Лекарь принимает его прямо в бывшей столовой, в которой сейчас размещены все раненые. Диана уже здесь, она держит его здоровую руку и молится всем богам, чтобы он очнулся. Руки Кайрена в крови, и он больше не чувствует, как дрожит от напряжения тело. Сейчас он оглушен, и в нем поднимается неконтролируемая злость. Их не оставят в покое никогда. Просто перебьют до рассвета, и никто им не помешает. Как их сумели найти — это уже другой вопрос. Сейчас самое главное уйти. Потому что замок больше не выдержит…

Никто больше не стоит на стенах. Никто не дерется и не отвечает на очередной град стрел, словно замок пуст. Но это не так. Вампиры чувствуют, как бешено бьются сердца тех, кто внутри, но почему-то этот звук становится тише. Валентин не понимает, почему, и это бесит его. Свилион о чем-то догадывается, это видно по блеску его глаз, и Анрис готов поклясться, что ничем хорошим эта ночь не кончится. Впервые в своей жизни он жалеет о том, что сотворил, но исправить хоть что-нибудь уже не может. Не может и тогда, когда Пожиратели врываются в опустевший замок и рыщут в поиске добычи. Они обшаривают весь замок и собираются в восточном крыле. Воя и царапая каменный пол прямо там, где узор в виде клубка змей. Они бьют по нему и пытаются добраться до того, что спрятано под ним. Валентин не желает тратить время впустую. И никто из тех, кто внизу, не знает, что должно сейчас произойти.

Они скрылись в катакомбах вовремя, прямо перед тем, как внутренние двери не выдержали и разлетелись в щепки. Но, в отличие от замка, в каменном мешке было тихо. Освещая себе путь факелами, они пытались двигаться быстрей. Пожиратели скоро учуют их, и это только вопрос времени. Коридор петляет за коридором. Вокруг спертый воздух, и вместе с надсадным кашлем раненых слышен детский плач. Женщины, как могут, успокаивают детей, а мужчины напряженно вслушиваются, пытаясь отследить малейшую опасность. Но этого все равно недостаточно, чтобы услышать, как шепчут мечники, и как трещит клубок молний над ними.

Клубок растет, и треск его с каждой минутой еще сильней. Молнии распутываются подобно диким нитям и достигают высокого потолка. Они сворачиваются и начинают сиять до тех пор, пока наэлектризованный воздух не взрывается. Яркий голубой свет за несколько секунд наполняет все вокруг и ударной волной сметает всю мебель. За ним следует оглушительный грохот взрыва, и стены разлетаются на куски. Шум стоит такой, что в пору уже оглохнуть. Замок ходуном ходит и рушится на глазах. От крепких высоких стен не остается ничего. Стекла давно лежат осколками среди каменной крошки. Блодхарт стонет, и его колотит от новых взрывов и криков. И среди этого гама никто не слышит голоса тех, кто все еще находится под замком. Те с ужасом цепляются друг за друга и пытаются спастись. Потолок не выдерживает после второго взрыва. Он с грохотом рушится на них, и только чудом удается избежать потерь, а вот раненых — нет. И среди них Кайрен, только успевший оттащить к себе Ивона и закрыть собой.

Огромный кусок гранита пришелся по голове и распорол висок. В ушах все еще звенит, а по морде течет вязкая темная кровь. Он с трудом может расслышать голос белокурого воина, вцепившегося в него и что-то кричавшего каменной груде. Зашипев от назойливой боли и тряхнув многострадальной головой, он фокусирует взгляд и с замирающим сердцем понимает, в какую ловушку они попали. Путь намертво перегородило завалом, оба они ранены, и в воздухе уже смердит Пожирателями. А с другой стороны слышно, как кричит Диана, как скулят и рычат его волки. Они пытаются разобрать камни и просят держаться. Голос Дианы дрожит, и она напряжена до предела. Кайрену кажется, что если он принюхается, то все еще почувствует запах крови Маркуса, идущий от нее.

— Уходи! — приняв за обоих решение, кричит Ивон и сильней сжимает его лапу, — они уже здесь!

— Мы не бросим вас! — девушка чуть ли не плачет, — Иви, я не уйду без вас!

— Ты не слышала брата, малявка?! — рычит Кайрен и, поднявшись, скалится, смотря в ее глаза сквозь узкую щель между камнями.

— Пошел в задницу, ублюдок мохнатый! — орет она и, размазывая по лицу слезы, бьет по камням, — мы вас вытащим, еще минуту.

— Все будет хорошо, сестричка, — мягкий и спокойный голос Ивона даже не дрожит, когда за спиной он слышит рычание.

И его полуулыбка — это последнее, что она видит. В следующею минуту раздается очередной взрыв, и остальная часть коридора рушится, намертво отгородив их друг от друга. Потолок опасно скрипит и с него сыплется земля. Диана смотрит на глухую груду камней и чувствует, что задыхается. Она жадно ловит ртом воздух, и все плывет перед глазами. В себя ее приводят глухая пощечина и белое, словно полотно, лицо ее молодого капитана.

— Извиняюсь, — шепчет он, и голос его срывается, — командир, мы без тебя не выберемся!

Потолок трещит по швам, и все вокруг смотрят на нее, ожидая, что она их спасет. Рядом нет никого, кто бы ей помог, кто бы поддержал. Маркус все еще бледен, и его все сильней скручивает от нехватки воздуха. Если она их сейчас не уведет, то эти катакомбы навечно станут их могилой, и больше никто не сможет помочь Ивону и Кайрену. Так что, она принимает самое трудное в своей жизни решение, она бросает их…

* * *

Блодхарт блестит алым в сотнях языках пламени. Половина его стен лежит в руинах, северная башня горит словно факел, и над высокими крышами раздается грохот молний и дикое рычание. Вампиров не сдерживает ничего, они уже наводнили весь двор и продолжают идти к последним, оставшимся здесь, волку и вампиру. Две легенды Драгмирии, примеры подражания и слепого боготворения, сейчас они отчаянно пытаются выжить и прорваться сквозь постепенно смыкающееся вокруг них кольцо. С ног до головы измазанные в крови и с диким безумием в глазах. Это два диких зверя, скалящихся и рычащих. Разрывающих всех, кто смеет встать на их пути.

Их опять разделили, загнав в ловушку и пытаясь добить, но ни черный альфа, ни его вампир, не собираются сдаваться. Они дерутся отчаянно, пытаясь дотянуться друг до друга. Отчаянно пытаясь защитить и спасти. Но стоило только вылезти из разрушенных катакомб, как они напоролись на солдат, и теперь который час шел ожесточенный бой. Он набирал обороты и совершенно не собирался заканчиваться, потому что никто из них не собирался проиграть.

Кайрен больше не обращал внимания ни на вампиров, ни на собственные раны, сейчас его внимание было приковано к Пожирателям. Он укрыл спиной все еще дерущегося Ивона и не собирался подпускать этих тварей к нему, чего бы ему это не стоило. Альфа спокойно позволил себе стать их главной добычей и с еще более диким азартом кинулся в бой. Барахтаясь в пыли и бесконечно разрывая и ломая черных тварей. Рыча и с наслаждением слыша очередной вой боли. Для него не имеют значения рваные укусы, оставленные на плече и бедре, которые не переставая кровоточат, ни усталость, с каждой минутой ближе пробирающаяся к напряженному до предела телу. Но все исчезает в один миг, когда за спиной слышится полный боли вой и необычно ярко ощущающийся хруст костей. Он оборачивается так резко, что успевает увидеть падающего на каменный пол белокурого хладного и его поломанные крылья, из которых торчат два острых крюка с длинными цепями, которыми его тащат по каменному полу.

Кайрен ревет и пытается добраться до него, но его скручивает очередной укус, и Пожиратели накидываются теперь всем скопом. Они рвут в клочья его тело, но он все равно не может отвести глаз от Ивона, корчившегося от боли и пытающегося вырваться из все больше опутывающих его цепей. Он видит его ровно до тех пор, пока за очередную попытку вырваться его не хватают огромной лапой за голову и с силой бьют по каменным ступенькам. После этого мир перед глазами темнеет и теряет все звуки…

Тело все еще нещадно болело от ран и с каждой минутой слабело от невозможности восстановиться. Поломанные и окровавленные крылья обвисли, причиняя новые страдания, стоило только сделать неосторожное движение. Кандалы на руках толстыми цепями опутывают ноги и соединяются с отвратительным тугим ошейником, до крови стершим шею. Они не из зачарованного серебра, а намного хуже. Их яд уже в крови и тонкими щупальцами ползет по венам. Все трудней держать сознание и не скулить от судорог, то и дело охватывающих мышцы. Проклятый металл убивает его медленно и, словно живой, вгрызается в плоть. Покрытый замысловатой вязью рун, которые блестят каждый раз, когда его кровь касается их. Тонкие на вид для силы вампира, но на самом деле эти путы ему не разорвать никогда, и не имеет значения, что созданы они для хранителя Искры, которой, по сути, в нем больше нет. Он все равно носит на себе ее отпечаток, этого уже достаточно.

Ивон заперт в подвалах собственного замка. Насмешка судьбы — убежище, долгие века охраняющее подобных ему, стало его тюрьмой. Вампир устало опускается на холодный пол и закрывает глаза. Он ногтями скребет каменный пол не в силах унять злость и тревогу. Он не может перекинуться, не может услышать Кайрена и не чувствует сестру. Вокруг только холодная тишина, режущая его ножом. Впасть в панику не давала уверенность в том, что если бы Кай не был сейчас жив, то он бы сошел с ума. Он верит в сестру, которая выводит их маленькую стаю из вампиров, оборотней и людей. Он верит.

Глухие шаги, раздающиеся за дверью, вполне ожидаемы. Он бы удивился, если бы вслед скрипнувшим замкам к нему не зашел бледный, как мел, отец. Осунувшийся, необычно нервный и с потухшим взглядом. Видимо, эта ночь будет для него сплошным сюрпризом. Иначе, как назвать то, что он видит, как дает трещины идеальная маска вечного холода и невозмутимости. А стоит Анрису бросить взгляд на сына, как советник дергается так, словно ему с размаху влепили пощечину.

— Зачем ты пришел? — голос хрипит, и Ивон недовольно морщится.

— Ты понимаешь, ЧТО натворил? — Анрису за секунду удается взять себя в руки, — ты и твоя неразумная сестра.

— Ты спустился сюда только для того, чтобы рассказать мне о том, что я и так знаю? — разбитые губы кривятся в усмешке.

А вот теперь отец зол. Он шипит, словно змея, которой наступили на хвост, и черты его лица искажаются.

— Измена правителю, убийство собственных солдат, неповиновение ордену, выгораживание врага, поджег Тарахина! Мне продолжить и дальше?! Чем ты думал, за что ты погубил свою и нашу жизнь?! И я еще молчу о Диане, которая, я уверен, во всем тебе помогала!

— Если ты ждешь, что я впечатлюсь и буду вымаливать прощение, то ты глубоко ошибаешься, — гневно сверкая алыми глазами, процедил Ивон и дернулся в своих оковах, — говори, зачем пришел, и уходи!

— Ты мой сын, Бездна побери! — рявкнул, вконец взбешенный, вампир, — я хочу спасти тебя, глупец!

Он не врал, Ивон чувствовал. Но он так же знал, как бы отец не вертелся, он ничего не сможет сделать. Его преступления тяжки, и вампиры никогда не простят его за содеянное. Все это и так известно отцу. Значит, есть другой способ, который ему явно не понравится.

— Как? — глотая очередной стон от боли, еле слышно прошептал Ивон и прикрыл глаза.

— Ты отдашь Валентину Искру, и в обмен на это он дарует тебе жизнь.

— Не получится, — невесело хмыкнул белокурый воин, — я не могу отдать то, что больше не принадлежит мне.

— Что? — Анрис судорожно сжал кулаки, — только не говори, что…

Дальше говорить он не стал. Все и так было уже понятно. Сопоставить факты и сделать выводы он мог мгновенно.

— Вот почему выжил Валгири, — нервно расхаживая перед дверью, произнес отец, — ты отдал дар нашей семьи этому выродку, которого должен был убить в тот самый день, когда встретил?! Ничего, все еще можно исправить! Ты сделаешь это сейчас и отдашь Искру Валентину. Из ордена тебя изгонят, Вампирский Двор не примет, а мне придется отречься от тебя, но, по крайней мере, ты будешь жить. А Диану…

— А Диану ты не будешь искать, — ледяным тоном перебил его Ивон, — ты забудешь о ней и обо всех остальных. И можешь передать своему хозяину, что он может идти в задницу к глубокоуважаемому магистру. Они друг друга стоят! Кай будет жить! Хочешь ты этого или нет.

— Ты умрешь! Они сожгут тебя на рассвете! Только ты можешь убить этого волка и забрать Искру назад! Почему упрямишься?!

— А ты бы убил маму?! — не выдержал Ивон, — ты бы смог так хладнокровно перерезать ей горло?!

Вопрос, на который и отец, и сын знали ответ. Анрис предпочел бы вырезать собственное сердце, чем сделать больно той, которую принял, как свою пару. Советник долго смотрел в полные решимости глаза сына и понимал, что его не переубедить. Ивон уже принял свою пару и теперь защищал до последнего. О причине, почему ушла Диана, он тоже догадывался. Просто она тоже предпочла того, с кем ее связали Небесные. Устало прислонившись спиной к стене, мужчина потер ладонью глаза.

— Он сойдет с ума, — глухо произнес он.

— Он выдержит, — не глядя на отца, уверенно ответил Ивон, — он сильный.

— А мы?

Белокурый мечник вздрогнул от неожиданности, когда на его голову опустилась теплая ладонь и постаралась вытянуть из него хотя бы часть боли. Но магия отца рассеялась в ту же секунду, стоило ей потянуться к его собственной. Только руны вспыхнули алым и обожгли кожу сильней. Но, несмотря на это, Ивон сцепил зубы и, накрыв рукой пальцы отца, сжал сильней. Запоминая тепло и молча извиняясь.

— Поцелуй ее за меня, — тихо попросил Ивон и отпустил его.

Пальцы нежно прошлись по волосам и, еще раз погладив, исчезли, забрав с собой все тепло.

— Прощай, — еле сглотнув ком в горле, ответил Анрис.

Дверь за спиной скрипнула, и отец ушел, оставив позади так и не поднявшего голову сына. В коридоре его уже ждал конвой…

Кайрена выбросило из тьмы настолько быстро, что к горлу резко подступила тошнота. Голова до сих пор раскалывалась, глаза слезились, и тело будто набили тоннами камней. Старые раны снова открылись, зудя со страшной силой, а новые не переставая кровоточили. Стоило только дернуть рукой, как послышался звон цепей, и кожу обожгло. Оборотень зашипел и с непониманием уставился на собственные человеческие руки, закованные в серебристые цепи, на которых то и дело вспыхивали многочисленные руны. Но это было не все. Он был заперт в клетке из зачарованного серебра, насквозь пропитанной вампирской магией. От нее за версту несло смертью. Кайрен попытался перекинуться, но не смог. Руны вспыхнули с новой силой и заставили сцепить зубы, чтобы не заорать.

Рядом не было никого. Он не слышал их и не мог почувствовать. Словно весь мир за несколько мгновений лишился всех запахов и звуков. Это бесило и заставляло запертого внутри зверя метаться в бешенстве. Вопросы звенящим роем вертелись в голове, и от этого она еще больше болела. Тело устало, и, не в силах сопротивляться, Кайрен опустился на металлический пол. Где Ивон? Успела ли Диана?

Он настолько ушел в себя, что не заметил стоящего в тени небольшой комнаты сверкнувшего глазами Валентина. А тот смотрел на него и не мог поверить, что этот ослабевший, израненный, взъерошенный мужчина в изодранной тунике и закованный в цепи, приколотые к полу клетки, и есть тот самый черный альфа, которого он так долго пытался уничтожить.

— Так вот ты какой, Черный Кайрен из рода Валгири, — выскользнул из тени вампир.

Кай мгновенно распахнул глаза и, оскалившись, впился взглядом во врага. Валентин презрительно скривился и обошел клетку.

— Если честно, то я ожидал чего-то более… Более.

— Извини, что не оправдал ожиданий. Не успел привести себя в порядок, занят был, — с таким же презрением оглядел его с ног до головы оборотень и поморщился, — чего ради приперся?

— Хотел понять, что такого в тебе нашел самый лучший мечник в Драгмирии, что предал своих собратьев.

Лицо Кайрена осталось холодным и безразличным, но вот сердце дрогнуло, и проклятый вампир почувствовал это. Его глаза налились красным, а черты лица заострились. Валентин был в бешенстве. Он за секунду оказался прямо перед клеткой и, долбанув по ней кулаком, зашипел, не отрывая глаз от бесстрастного лица оборотня:

— Ты даже не представляешь себе, как я тебя ненавижу! Что, не нравится, когда тебя обводят вокруг пальца, м?! А как теперь?! И как глупо вы попались, всего лишь и надо было каплю крови, и мой дорогой советник вместе со своей магией вас нашел. Мило, не правда ли. Твоя шлюха хоть и обезопасила вас со всех сторон, только забыла о таком маленьком нюансе, как родовой зов.

— И Анрис так легко сдал сына? — сквозь зубы спросил Кайрен, и выросшие когти впились в ладони.

— У него и не было другого выхода, — хмыкнул вампир.

— У тебя уже есть я, — напряженно произнес оборотень, — отпусти его. Это только наша война.

— Как трогательно, — хмыкнул темноволосый хладный и отошел назад, — настолько любишь его, что готов на все? А интересно, что же случится с тобой, когда его не станет?

Кайрен рванул с места с такой силой, что если бы не удерживающие его цепи, то Валентин уже лишился бы головы.

— Убью! — взревел альфа, совершенно не обращая внимания на текущую по рукам кровь.

— Ты ведь хочешь увидеть его? — нарезая круги вокруг клетки, словно играя с добычей, ласково спросил принц, — разбитого, сломленного, потерявшего все и только по твоей вине. Из-за тебя он будет умирать медленно, крича от боли, сгорая заживо. Ты когда-нибудь видел, что делает с нами солнце? Ну, кончено же видел. Сам же так мучил, знаешь, как пахнет горелая плоть. Знаешь, как превращается в прах. О, обещаю, это зрелище ты не забудешь никогда…

До рассвета остался только час. Он уже неясной тенью маячил за горами и подбирался все ближе. А пока Блодхарт все еще продолжал дымить. Ветер свистел среди развалин некогда величественного замка и наполнял воздух напряжением. Оно охватило всех вампиров и засело в самом нутре. Собравшиеся для суда, они окружили пленника и произносили все новые и новые обвинения. Но он не слышал их. Голоса долетали до ослабевшего сознания лишь неясными обрывками. Он даже не видел их лиц. Все они смешались в безликие тени, среди которых был Валентин с горящими глазами и холодным лицом. Глядящий с разочарованием и презрением Свилион, за спиной которого стоял Ридэус, в чьих глазах горела неприкрытая ненависть. И отец… Единственный, кто вцепился когтями в ладони и изо всех пытался держать лицо, но посиневшие губы и пустые глаза выдавали его с головой.

Так жал… Жаль, что между ними никогда не было гладко, что отчужденность и холод отдалили их. Жаль, что нельзя попросить прощения за глупые юношеские ошибки. Жаль, что не увидеть больше лицо матери. Ее сердце разобьется, когда она узнает. Жаль, что он так и не узнает, какого цвета будут глаза у его племянника. Безумно жаль…

Но даже так сейчас ему совершенно не хочется видеть всех этих хладных. Ему нужен его волк. В последний раз.

Огромная колонная галерея почти разрушена. Половины стены, как и потолка, нет. Вокруг валяются куски камней, витражные окна перебиты. Несколько факелов трещат все тише, и скоро они погаснут. Но ему их свет скоро будет и не нужен. Холод бьет по незащищенным плечам и проникает под легкую рубашку, превратившуюся в грязные лохмотья. Ивон валяется на полу, дыша с трудом и чувствуя, как хрустят тонкие кости крыльев, раздробленные крюками, которые до сих пор сидят глубоко. Тяжелые цепи приколоты к полу намертво, не сдвинуться с места. Он уже почти теряет сознание, когда слышит насмешливый голос где-то совсем рядом.

— Я же обещал тебе.

Последовавшее за этим рычание знакомо до боли. С трудом подняв голову, белокурый вампир натыкается на Кайрена. Оборотень мечется в своей клетке и пытается разорвать путы. Но с каждым новым усилием его собственные силы уходят. Руки дрожат и болят от напряжения. Тело почти онемело, но он продолжает биться. Взгляд лихорадочно блуждает по белому, словно воск, лицу и цепляется за мутные серо-голубые глаза.

— Иви, — голос хрипит, а тело дергается вперед.

Это тяжелее любой муки. Тяжелее осознания и принятия скорой смерти. Цепи держат крепко и не дают дотянуться до проклятой клетки. Глупый, глупый волк. Он продолжает дергаться, совершенно не понимая, что тем самым убивает себя. Магия высасывает все его силы.

— Не надо, — совсем тихо шепчет вампир и пытается хоть немного придвинуться вперед, но оковы держат его на месте, — магия не отпустит тебя.

— Мы выберемся, — тяжело дыша, отвечает Кай и опускается на колени, — и ты мне еще плешь проешь, вспоминая, как мы ноги уносили.

Ивон закрывает глаза и улыбается. Да, он любит этот голос. С ним спокойно, больше ничего не страшно. Ведь, в конце концов, они знали, чем все может закончиться. Стоит вновь открыть глаза, как совсем рядом лежит и протягивает руку выбившийся из сил оборотень. Кажется, еще минута, и можно дотянуться, они уже чувствуют родное тепло. Но этого не достаточно.

Он здесь рядом, смотрит с тоской и пониманием, что внутри все переворачивается от боли. Зверь внутри жалобно воет и сходит с ума. Он тянется к паре и вынуждает снова встать на ноги. Плевать он хотел на всех этих выродков, на треклятые законы и на какую-то там магию. Альфа не собирается сидеть и ждать, пока его пару отнимут у него.

— Я не отдам тебя! — зло рявкает оборотень и в очередной раз дергает цепи.

— Люблю…

Одно единственное слово заставляет замереть и поднять взгляд, чтобы увидеть самую нежную улыбку на губах и целый ураган эмоций в теплых, родных глазах. Ивон стоит на коленях и смотрит на него, не отрываясь. Запоминая каждую деталь, вплавливая в себя каждый жест, каждый вздох. Он не жалеет ни капли ни об одной минуте. Если бы у него был шанс прокрутить все сначала, он бы ничего не изменил. Это того стоило.

— Знаю, — с силой вцепившись в прутья клетки, произнес Кайрен, и сердце его бьется с бешеной скоростью.

Потому что он понимает, что не успеет. Они оба знают. Рассвет уже белит горизонт и неумолимо приближается. Факелы давно погасли и окутали все вокруг в сумрак. Здесь только они. Уже совсем скоро, Ивон уже чувствует, как горит кожа. Он шипит от боли и пытается отползти назад. Он пытается скрыться от светящих все ярче лучей и слышит за спиной, как скрежещет клетка. Он не хочет видеть солнце. Вместо этого вампир резко оборачивается и в упор смотрит на своего волка. Грудь ходит ходуном от быстрого дыхания, сердце бьется в горле и, кажется, вырвется наружу. Ему впервые страшно, и единственное, что дает силы, это взгляд золотых глаз.

— Иви…

Оборотень хрипит. Он воет, когда слышит, как сквозь зубы кричит Ивон и изгибается от боли. Белоснежная кожа покрывается глубокими ожогами и чернеет на глазах. Серо-голубые глаза почти черны, черты лица грубеют, и тело, пытаясь защитить себя, пытается обратиться, но от этого еще больней.

— ИВИ!.. Пожалуйста… ИВИ!!!

Цепи рвутся, словно тонкая нить. Кайрен сходит с ума и думает, что его сердце разорвется, слыша тот громкий крик, который эхом отдается внутри. Еще секунда, и он успеет. Он должен успеть! Солнце выныривает из холмов и резкими лучами проникает в зал. Оно огнем проходит по нежным перьям и, мгновенно испепелив их, окутывает белокурого вампира. Кайрен умирает. Он сгорает вместе с ним. Теряя контроль над собой и выпуская наружу ревущего безумного зверя. Человек в нем мертв. Его сердце останавливается в ту же секунду, когда обрывается последний удар чужого сердца, когда с холодным звоном металл падает на пол. Грохотом сминаемой клетки и выжигающим легкие запахом пепла. Зверь задыхается, он корчится от боли и пытается прижать к себе тлеющее тело. Но стоит лишь коснуться, и сухая плоть рассыпается…

Анрис не двигается с места даже тогда, когда слышит этот душераздирающий волчий вой, оглушающий всех вокруг. Это безутешная скорбь, которой провожают свою любовь. Он не двигается сместа, даже когда люди врываются к Валентину и сообщают о том, что черный оборотень исчез. Советник не слышит голос своего правителя. В его ушах до сих пор звенит крик сына и… дочери. Она тоже знает, и ей так же больно, как и ему. Старый вампир так и продолжает сидеть в полуразрушенной комнате, в абсолютной темноте, прижимая к груди два окровавленных клинка. Единственное, что ему теперь осталось…

* * *

Кайрен не помнит, почему любит серый цвет. Может быть, потому, что это цвет грозовых облаков? А может быть потому, что им блестит острый клинок из зачарованного серебра, которым он с наслаждением вырезает замысловатые узоры на кричащем Валентине? Или это из-за луны, холодной и отрекшейся от него? Кайрен не знает.

Но ему определенно нравится в Вампирском Дворе. Особенно его столица. Настолько тихая и мирная, что радует глаз. И этот пестрый алый, на который волк натыкается на каждом шагу, пока идет по мощеным камнем улицам. Вокруг не слышно ни души, только умопомрачительный запах, витающий в воздухе. Волк жмурится и с наслаждением облизывает окровавленную пасть. Теперь он знает, каковы на вкус Высшие вампиры. Альфа неспешно выходит из покореженных главных ворот и направляется прочь, оставив за собой город с призраками и прибитого кинжалами к дверям собственного замка Валентина. С вырванными крыльями, обезображенного до неузнаваемости, с обглоданной левой рукой и скулящего от боли. Млэк-Алаин усыпан медленно гниющими телами…

Черный оборотень ходит по земле проклятьем. Для него нет ни дня, ни ночи. После него остаются только горы трупов и алые реки. На нем клеймо смерти, и в глазах отражается сама Бездна. О нем знает каждый, и нет дома, где бы ни молились, чтобы волк прошел мимо. Потому что он не щадит никого, и выследить его не может никто. Словно призрак, приходящий из ниоткуда и уходящий в никуда.

Земля уже покрыта белым покрывалом снега, и вовсю воют северные ветра. Метель пробирает до костей и гонит в теплый дом. В этом году зима еще более сурова, и оборотни пытаются укрыться в стенах Белокаменного города. Они уже знают о случившемся в Млэк-Алаине. И, кажется, что война, наконец, окончена. Им так щедро подарили победу! Но вот Совет оказывается совершенно не готов на очередном собрании обнаружить вальяжно раскинувшегося на одном из тронов черного альфу. Старые волки отлично знают, зачем он пришел, но все равно пытаются показать, как рады его возвращению. Меж тем уже вызвав своих воинов. Но стоит тем только оказаться в огромном зале, как все двери за их спинами мгновенно захлопываются, и слышится скрежет замков. Магия наполняет комнату и клубится вокруг альфы. И когда он поднимает на них глаза, то в них нет ни одной эмоции…

Кайрен не помнит, почему любит серый цвет. Может это из-за цепей, которыми он обматывает выпотрошенные тела и вешает их на стене зала Совета? А может, это из-за проклятия, серебром горчащего на языке, которое берет город в ловушку? Или дым, которым окутаны горящие крыши домов? Он не знает.

Черный волк сидит на высоком заснеженном холме и не отрывает глаз от полыхающего города. Острые уши недовольно дергаются от криков и воя, царившего внизу. Там горит все, начиная с обитателей города и кончая каменными стенами. От младенца до немощного старца. Неплохой вышел костер, жаль только, что это не продлится вечность.

Опять идет снег. Он сверкающими льдинками опускается на черный мех с проседью и тает, коснувшись плеч. Скоро опять метель. Златоглазый альфа поднимает морду и, не отрываясь, смотрит на темно-серое небо без малейшего просвета. И все-таки он ненавидит серый.

Потому что серый — это цвет… Пепла…

Спрячем наши лица…

Все начинается с боли, сопровождаемой ненавистью,

Которая разжигается бесконечными вопросами, на которые никто не ответит.

Позор покрывает твое сердце и разрывает тебя на части,

Прямо как латентный рак.

Нет, я не верю, что люди рождаются убийцами,

Я не верю, что мир нельзя спасти.

Как мы сюда попали и когда все это началось?

Невинный ребенок с шипом в сердце…

В каком же мире мы живем?

Здесь любовь разделена ненавистью.

Теряя контроль над своими чувствами,

Мы, должно быть, всю жизнь проводим в мечтах.

В таком холодном мире…

Ты в своем уме? Где же стыд?

Время проходит, и ты не можешь включить перемотку.

Кого винить и где все это началось?

Есть ли лекарство от твоей болезни, неужели у тебя нет сердца?

Нет, я не верю, что люди рождаются убийцами,

Я не верю, что мир нельзя спасти.

Как мы сюда попали и когда все это началось?

Невинный ребенок с шипом в сердце…

12 Stones — «World So Cold»

Наши дни.

День только-только начинается, но в Блодхарте уже кипит жизнь. Снаружи слышны голоса рабочих. Джулиан, как всегда, рычит на распустившего лапы ангелоликого Уолтера. Маркус еще утром увез своих «девочек» разорять столичные бутики. Если Эрика не скупит половину шмотья всего Эдинбурга, Алан перекрасит волосы в оранжевый, наденет розовую балетную пачку и будет горланить песни Джастина Бибера под окнами Кайрена Валгири. Однако в подруге он не сомневается. Эдварда тоже дома нет. Он опять уехал по делам семьи, а о лапушке-дядюшке вообще ничего неизвестно. Он еще вчера сорвался среди ночи и укатил, Бог знает куда.

Старинные часы на каминной полке бьют час дня. Через два-три часа Джер постучится в дверь кабинета и позовет на обед. Только как-то непривычно садиться за стол не всей шумной толпой. Высокие окна распахнуты, и легкие шторы колышутся при каждом порыве ветра. Он приносит тихий шелест деревьев и пряный аромат травы. Лучи солнца играют на потертых корешках книг и блестят маленькими искорками пыли.

Они яркими бликами ложатся на чертежи, разбросанные по всей поверхности стола. Перед ним многочисленные счета, эскизы, планы, списки, отчеты. Экран ноутбука выключен. Работа почти уже закончена. Остались только руины в глубине леса и дорога. Именно их чертежами он должен сейчас заниматься. Но работа совершенно не идет в голову. Вместо этого в мыслях все время крутится последний разговор с Дианой. И впервые в жизни Алан не уверен, что поступает правильно. Теперь он понимает…

Флешбэк.

— После этого Ри сошел с ума. Он выследил их всех, одного за другим… Искра, запертая в нем, вырвалась наружу и пропитала всю его кровь. Она убила в нем человека и превратила в зверя. Он исчез на долгих тридцать лет, — онемевшими губами прошептала Диана, — я же в тот день потеряла нашего ребенка и чуть сама не умерла, если бы не наш отец. Он нашел меня вовремя и вытащил. Ему не нужно было ничего говорить мне, я и так все уже знала. Он сделал все, чтобы Валентин не напал на наш след и, вернув нас к Маркусу, помог исчезнуть. Мы уехали настолько далеко, чтобы больше никогда не встречать на своем пути ни одного знакомого лица: ни врага, ни друга. Год ушел на то, чтобы Маркус пришел в себя, а стая оправилась от тех событий, но мы не забыли… Мы искали его так долго, не теряли надежды, что он когда-нибудь вернется. До нас часто долетали слухи о черном альфе, зверствующем в Драгмирии, но напасть на его след не удавалось ни нам, ни им. Марк разрывался между мной, братом и стаей. Он чувствовал Кайрена, но с каждым днем связь слабела, и надежда тоже. А потом родился Уолтер, и Ри вернулся… Мы не знаем, как он нашел нас, как добрался. Просто однажды утром мы нашли его сидящим на крыльце дома со спящим малышом на руках. Со дня смерти Иви это было впервые, когда он перекинулся обратно. Если бы ты только видел его, Ал… Он был такой изможденный, исхудавший и с таким пустым взглядом. Он даже не заметил нас. Просто сидел и, не отрывая глаз от горизонта, укачивал Уоли. Думали, что сами с ума сойдем. Кай остался с нами, но Марк еще долго дергался, когда брат отсутствовал больше часа. Кай не ушел, он был рядом, когда родился Эдди, поднял стаю настолько, что мы опять стали сильней. Только в самом Ри что-то сломалось… Навсегда…

Он пораженно молчал. Весь окаменел не в силах издать хоть один звук, а внутри была целая мешанина чувств. Все то время, пока Диана говорила, Алан с неверием смотрел то на нее, то переводил взгляд на портрет Ивона. Он всем своим естеством чувствовал то отчаяние и горе, которое все еще лежало на этих хрупких опущенных плечах. Она говорила, не отрывая глаз от картины, но перед собой не видела ничего. Женщина рассеянно погладила побелевшими от напряжения пальцами бок кружки и целиком погрузилась в прошлое. Заново переживая те события и все еще слыша предсмертный крик брата.

Каждая странность, каждый долгий взгляд, все эти недомолвки, слова, с первого взгляда не имевшие значения, глухая ярость в золотых глазах. Та сжимающая внутренности тоска, с которой черный волк смотрит на застывшие черты лица безмолвного холста. Вся ненависть к старому замку и к его стенам, где, познав самое большое счастье, его хозяин потерял свое сердце и душу.

— Он поэтому не смотрит мне в глаза, да? — мрачно хмыкнув, тихо спросил Алан.

Диана дернулась, услышав его голос, словно вообще забыла о том, что рядом кто-то есть. Она перевела на него печальный взгляд и ласково коснулась руки.

— Ему просто больно, — после недолгого молчания ответила женщина, — и это не только с тобой так. Он не может даже пяти минут находиться в одной комнате с людьми с таким цветом глаз и волос… Когда мы впервые увидели тебя, то долго еще не могли успокоиться, настолько ты был похож на нашего Иви. Но, вместе с тем, ты другой. Ты не он, и Кай знает это, потому ему с тобой легче. Уж поверь мне, я его не первый год знаю. Ты первый, кто за столько веков смог расшевелить его. Ты даже заставил его задержаться в замке, хотя все знают, что в Блодхарте его невозможно удержать, если он этого не захочет!

Вот теперь Алан всерьез удивился и даже… смутился?! И с чего только Диана взяла такие глупости? Ведь с ее терминаторомордым родственничком у него были отнюдь не те отношения, от которых можно смело лечь в клинику с диагнозом «прогрессирующий сахароз».

— В ту ночь в лесу, когда ты впервые увидел его в волчьем обличии…, — темные глаза подозрительно заблестели.

Алан хорошо помнил эту ночь, когда несся по лесу с ребенком на руках. Он все еще чувствовал запах крови. И тот блеск золотых глаз черного волка. Они все еще завораживали его, но только когда смотрели с волчьей морды.

— Он сказал, что услышал твое сердце, — между тем продолжила Диана, — а ведь вместо этого Ри должен был быть уже далеко, но он пошел за тобой.

— Вот еще, — пробормотал Алан и поморщился, — этот хрыч просто учуял чужаков. Сдалась ему моя эксклюзивная тушка.

На это женщина коротко засмеялась, но блондин даже не обиделся. Потому что за всю ночь это было впервые, когда она улыбнулась и боль ушла из озорных глаз. Такой она нравилась ему больше: яркой, улыбчивой, без теней прошлого. За это молодой дизайнер готов был стерпеть даже психованного дядюшку семейства.

Конец Флешбэка.

Да, говорили они в тот день очень долго. Пока не появился Кайрен. Тогда они просто замолчали. Окинув их подозрительным взглядом и в конце припечатав Алана смертельно презрительным, он ушел к себе в комнату. В этот раз американец смолчал и смотрел вслед пока крепкая, обтянутая черной футболкой спина не скрылась с глаз, но даже тогда он продолжал чувствовать запах дыма и крови, которым альфа все время пах. И Алан мог со стопроцентной уверенностью сказать, где он был и за кем охотился в очередной раз.

Осуждал ли он его? Нет… На его месте он бы поступил точно так же, если не в разы хуже. Но пришлось признать, что Валгири в своей мести оказался намного изощренней. Сохранить жизнь, позволить подняться из той бездны отчаянья, в которую сам же загнал, дать иллюзию покоя и новой жизни, чтобы в конце появиться на пороге и уничтожить все. Забрать любимых, растоптать с таким трудом построенное, превратить в прах все надежды и мечты. Так по кругу, из года в год, из века в век. Подпитывая собственную ненависть. Удовлетворяя жажду мести и тихо сходя с ума. Разрушая не только кровного врага, но и самого себя.

Воистину, если сгорать, то напоследок поджечь весь мир. Кайрен Валгири следовал этой истине целую вечность. И не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, где пропадает этот тип последние несколько недель. Валентин был здесь и активно скрывался, только вот его малышня, оставшись все эти годы без его присмотра, возомнила себя круче Чака Нориса и перла без тормозов.

Алан до сих пор не понимал, почему Валгири решили вернуться. Плюнули бы на этот чертов туманный остров и остались там, где были. Но они вернулись, и когда об их «необычности» узнали, то начали охоту. Сперва пытаясь сблизиться, предлагая чуть ли не весь мир на золотом блюдечке. Однако, получив в ответ комбинацию из трех пальцев, начали искать альтернативные пути убеждения. В принципе, такую жажду этих клыкастых и мохнатых было легко понять. Идеальная кровь, которая могла сделать любого обладавшего ею неуязвимым. Этим Валгири были обязаны Искре, отданной Ивоном Кайрену. Она не исчезла, а просто растворилась в альфе, намертво слившись с его зверем. И через него она начала действовать на всех, кто принадлежал клану Валгири. Неважно, текла ли в жилах их кровь, достаточно было альфе дать свое благословение и принять. О чем, увы и ах, знали только члены клана. А они были просто фанатично верны своим хозяевам. И Искра продолжала жить в них, делая намного сильней и выносливей. Подняв регенерацию в несколько раз, сделав невосприимчивыми к зачарованному серебру, к одному яду и к солнцу. Время перестало играть роль в их жизни, стало тянуться так медленно, что сделало почти вечными, превратив года лишь в мгновения. Кто бы отказался от всего этого? И это еще только малая часть того, чем обладал сам вожак клана. Всей его мощи не знал никто…

Блондин устало потер глаза, с хрустом потянулся и встал с места. И как же его угораздило вляпаться во все это? И главное, с какой это радости? Он вышел из кабинета и медленно пошел по запутанным коридорам замка. Теперь Блодхарт и его обитатели виделись ему с другой стороны. Особенно ядовитый и нелюдимый хозяин.

Алан никогда никого не любил, не считая своих родителей и друзей, но ведь это другое. А вот любить так, чтобы до потери пульса… На самой грани, не жалея себя и теряя голову, сгорая заживо и добровольно ломаясь… Он никому не дарил себя до остатка, не помнил и перебоев сердца из-за чьего-то взгляда. Для любви он был слишком циничен и реалистичен. Ну, не верил он всем этим обольстительным улыбкам и влюбленным взглядам, с детства усвоив, что у любви до гроба сочный знак доллара. Предпочитая ТАКОЙ любви связи-однодневки. Не обещая ничего и только приятно коротая ночи с очередной миловидной красоткой.

Портрет белокурого воина привычно встретил у лестницы и заставил остановиться перед ним. Но на этот раз заставив печально усмехнуться. Кто сказал, что в мире нет повести печальней, чем повесть о Ромео и Джульетте? Она была, и он сейчас смотрел на нее. Любовь, пришедшая так внезапно, ушла, оставив после себя выжженную пустыню вместо души. Он видел эту пустыню в золотистых глазах черного волка. До сих пор помнил тот взгляд, которым Кай смотрел на испорченный портрет. Для него Ивон так и остался кровоточащей раной…

Алан так бы и продолжал стоять, рассеяно скользя взглядом по холодному лицу вампира, если бы не голоса из малой гостиной. Причем, что бы там ни происходило, явно было не к добру. Голос Эдварда, которого по идее в замке не должно было быть до вечера, только убедил в этом.

А уже через несколько минут удивленный Салливан застал там весьма тревожную картину. Джереми с белым, как у трупа, лицом сидел в кресле и трясущимися руками пытался выпить заботливо переданный Джулианом стакан воды. Рядом, чуть ли не выпуская дым из ушей, взбешенно протаптывал ковер Уолтер, в то время, как что-то бормочущий себе под нос Эдвард напряженно рылся в ящиках стола.

— И? Какой пиздец постучался к нам на этот раз? — с нарастающим беспокойством спросил Алан и успокаивающе сжал плечо Джера.

Эдвард молчал недолго. Он с тревогой посмотрел на блондина и мрачно ответил:

— Сын Джереми пропал.

— Что значит, пропал? — нахмурился Алан и тихо обратился к старому слуге, — Джер, ты не волнуйся так. Ну, мало ли, может, загулял? Дело-то молодое, сам знаешь, как бывает. Ну, может, с друзьями тусуется и просто шифруется от нас, чтобы уши не надрали?

— Нет, — помотав головой и сжав побелевшими пальцами стакан, хрипло ответил мужчина, — он не такой, Мастер Алан. Он хороший и очень ответственный мальчик. Он бы никогда не пропал бы так, не предупредив меня. Гор не отвечает на звонки со вчерашнего вечера. Он никогда не пропускает мои звонки… никогда…

Одного мрачного взгляда на отводящего глаза Эдварда и злого Уолтера хватило, чтобы понять, что те очень даже знают, куда делся парень. Стоило же слугам заботливо увести Джереми, как дизайнер больше не выдержал и припер к стенке брюнета.

— Не пытайтесь отмазаться, — жестко произнес блондин и скрестил руки на груди, — вы знаете, что с парнем и молчите. Скажите добровольно, или я на вас натравлю Эрику.

— Алан, — замявшись, начал Эдвард, — это не совсем…

— Эддииии, — угрожающе протянул Алан.

— Твою же мать, — проворчал Уолтер, — ты хуже нашего дяди. Не удивительно, что вы в восторге друг от друга.

— Оставим лирику, ближе к делу, — отрезал американец.

Ну, не понимал Эдвард, как получалось у этого, по сути простого человека так просто вить веревки из них. Обыкновенный хрупкий человек, чей ледяной взгляд заставлял их замирать и, не в силах вытерпеть его, выдавать все, как на духу. Ласковый и добрый, серебряный, полный тепла и понимания, а в следующую минуту с холодными морозными искорками, вспыхивающими на самом дне невозможных глаз, колючий, жестокий, властный. Этот человек был жутким коктейлем страстей и внутренней силы, заставляющей восхищаться, уважать и в то же время выпрямлять спину, потому что рядом с таким невозможно быть слабым. Он был из тех редких людей, кому их семья безоговорочно доверяла, и за которого готова была перегрызть глотку любому. Так что, обманывать его было глупо и себе дороже. Потому что ведь и вправду психанет, хуже дяди Ри.

— Если кратко, то Гор занимался некоторыми делами нашей семьи, — осторожно начал Эдвард, — настолько серьезными, что мы с братом на все сто уверены, что он влип, но знаем, где он сейчас конкретно.

— И вы решили поехать за ним, — закончил за него Алан.

— Да, — кивнул Уолтер и в подтверждение своих слов, обойдя диван, на котором сидел напряженный Джулиан, направился к дверям.

— Куда?! — рявкнул русоволосый парень и, словно клещ, вцепился в руку брюнета.

Даже не обратив на удивленного Уолтера никакого внимания, он подскочил с места и зло обернулся к Эдварду.

— Вы с ума сошли? — вкрадчиво произнес он, — это явно пахнет криминалом, лучше дождаться вашего отца и обратится в полицию.

— Будет уже поздно, — погладив напряженные пальцы парня, мягко ответил Уолтер, — и потом, малыш, что с нами случится?

— Хочешь подробный список? — проигнорировав ласковое обращение, прошипел Джи-Джи, — Ал, ну ты хотя бы скажи!

— Джи прав. Отпускать вас одних опасно, — серьезно кивнул блондин, но глаза его озорно заблестели, — поэтому я еду с вами.

— ЧТО?! — заорали вместе три голоса…

* * *

Черный джип бесшумно скользил по ночной трассе в сторону Лондона. Позади были девятьсот пятьдесят километров дороги, а впереди уже виднелись призрачные огни города. В салоне было тихо и витало недосказанное. Эдвард молчаливо следил за дорогой и пытался удержаться, чтобы не вдавить педаль газа до упора. Они и так уже ехали на предельной скорости. Рядом сидел брат и рассеянно провожал взглядом проплывающий мимо пейзаж. А на заднем сидении Алан с кем-то переписывался с планшета, то хмурясь, то как-то ехидно ухмыляясь. Что бы они ни говорили, как ни уговаривали, дизайнер отмахнулся от их слов и, забрав ключи от машины, велел шевелить жопами. В итоге пришлось брать арсенал дражайшей мамочки и молиться, чтобы их не спалили до того, как они закончат со всем и вернутся обратно. Брать с собой пришлось только двадцать парней. Дядя, как на зло, опять ушел на «охоту» и увел десяток оборотней и вампиров с собой. Если бы они взяли с собой еще больше, Блодхарт и Волчий Двор остались бы без защиты, а так рисковать они не хотели.

На этот раз дело было намного серьезней. Гор давно уже не выходил на связь, и это весьма тревожило Эдварда. Намного хуже стало утром, когда он почувствовал, как рвется связь с бетой. Он чувствовал доводящую до безумия боль волка. Слышал, с каким надрывом тот выл, слепо пытаясь дотянуться хоть до кого-нибудь из их стаи. Собственный зверь сам сорвался с цепи и требовал найти мучившегося брата, помочь и защитить. Его беспомощность будила глухой рык в груди, заставляя заостриться зубам и удлиниться клыкам. Но даже так Эдвард все еще чувствовал Гора. Тот был все еще жив, но что-то подсказывало, что это ненадолго.

— Итак? — наконец положив в сторону планшет, деловито спросил Алан, — У Джера есть сын, и я об этом узнаю только сейчас. И почему до этого я его ни разу не видел?

— Гор не родной сын Джереми, — наконец оживился Уолтер, — двадцать лет назад Гора подобрал отец. Альфа его родной стаи сошел с ума и перегрыз всех своих волков. Выжил только Гор. Ему было десять лет, когда все это случилось, и тогда ему пришлось убить своего вожака. Мы приняли его в свой клан и попытались выходить, но он, как дикий волчонок, рычал и не давался в руки ни кому, кроме Джера. Он и его жена взяли мальчика к себе и вырастили, как родного. Через семь лет Вивиан умерла, и у Джера остался только Гор. Он души не чает в отце и выполняет любое его желание, стоит только Джеру озвучить его. Вот почему никто не верит, что Гор мог так просто уйти. Последние лет тринадцать он работает начальником безопасности отца. Кроме этого, он наша правая рука. Последний год он постоянно в разъездах и в последний раз был в Волчьем Дворе до твоего приезда. Перед своим исчезновением он как раз работал над одним очень важным делом.

— И каким же? — сузив глаза, спросил Алан и откинулся назад.

— Солсейрс Фармасьютикал, — не отрывая взгляд от дороги, напряженно ответил Эдвард, — официально это комплекс клиник и фармацевтических фирм, со своими собственными экспериментальными лабораториями. На деле же есть все основания полагать, что это не все. Солсейрс финансирует одна из вампирских семей.

— Около года назад, — продолжил за брата Уолтер и бережно стер каплю пота, скатившуюся по виску младшего, — начали пропадать и оборотни, и вампиры. Часть кланов подняла настоящий шум в волчьем совете на эту тему. Альфы искали своих бет, но все было безуспешно. Связь с ними рвалась, словно исчезнувшие были мертвы. То же самое было и у вампиров. Они не могли отследить своих потерянных. Совет хоть и пытался, но явно неохотно. Все это продолжалось до тех пор, пока один из знакомых отца, вконец отчаявшись, не явился к нам. У него пропала пара, и отец пообещал помочь. Дело поручили Гору, и он начал копать.

— И, судя по всему, до чего-то он все-таки докопался, — рассеянно ответил Алан, — если связь рвется, как мы его найдем?

— Она рвется только для волка, — криво улыбнулся Эдвард и сильней сжал руль, пытаясь следить за дорогой и не терять тонкую алую нить чужой жизни, — но не для полукровки.

— Мы полукровки, Алан, — напомнил Уолтер, — у меня сильна волчья суть, у Эдди же — вампирская, и она намного круче, чем у других. Он чувствует, как бьется сердце Гора, и идет на зов его крови.

— С каких пор вы, парни, занялись благотворительностью? — насмешливо спросил Алан, — я-то думал, что вы со своими соседями не в очень романтичных отношениях, чтобы заниматься поиском пропавших невинных чад.

— С тех пор, как дела семьи здесь стал вести отец. Его уважают и ищут связи с ним, — усмехнулся Эдвард, — а вот дядю Ри боятся, как огня. И не имеет значения, что со многими кланами у нас вполне дружеские отношения.

— Понятно, злой большой волк продолжает измываться над бедными, немощными щеночками, — притворно шмыгнув, проныл Алан, — Гринписа на вашего родственничка нету!

Как ни удивительно, но слова и шутливый тон несуразного блондина рассеяли то напряжение, которое царило в машине, и если учесть, что через включенную рацию их разговор слышали все остальные, нервный мандраж улегся. С того конца даже слышались улюлюканье и бесполезные попытки подавить рвущийся наружу смех. Слушая их, Уолтер только качал головой и про себя думал, что будь здесь Кайрен, то без лишних слов выкинул бы наглого блондина из машины на полном ходу. Либо Алан его довел бы до ручки еще до их импровизированной спасательной операции, на которую, если честно, он не хотел брать Салливана. Слишком хрупка была человеческая жизнь.

Это понимал и Алан. Находясь среди нелюдей, хоть и готовых прикрыть его собственной спиной и не дать пострадать, он все равно понимал, это мало что изменит. Когда дело дойдет до него, то те, к кому они сейчас ехали в гости с целым арсеналом не очень законного оружия, все равно учуют человеческий запах. Даже, если все выгорит, его легко смогут вычислить. Вот узреть однажды утром у себя на пороге чью-то клыкастую харю совершенно не хотелось. Он хоть и вполне уравновешенный человек, но не стоит лишний раз расшатывать бедные нервы. Так что, по прибытии в город он собирался попросить Эдварда ненадолго остановиться перед одним очень занятным маленьким магазинчиком под названием «Dr. Harris and Co». После чего обязательно не забыть сделать один звонок давнему знакомому, чья помощь, как чуяла печенка и весьма любимая попа, им, ох, как понадобится после сегодняшнего…

* * *

Ночной клуб «Амброзия» на нижнем Уайл-стрите был, как всегда, шумным, буйным, диким и пьяным вдрызг. Сводящие с ума громкие биты музыки ввинчивались в виски с садизмом, присущему только роду людскому. Запах дорогого коньяка безвозвратно затерялся под вонью дешевого пойла, по ошибке носящего название «коктейль». Резкое мигание света, заставляющее прикрыть глаза и попытаться отстраниться от окружающего хаоса ночной жизни. Потные тела, изгибающиеся под алкогольными парами и еле уловимым запашком дешевого кокса. Зрачки расширены до предела, пульс стучит почти на двести, но в таком обдолбаном состоянии многим насрать, даже если сейчас здесь потолок рухнет или бравые служители закона вдруг решат нагрянуть с обыском. О, поверьте, ничего не изменится. Да и почему, ведь вон, за столиком, в окружении двух грудастых девиц пьяно кривит в улыбке свою поросячью морду сам инспектор Рэджелс. На другом конце зала молодой наследник рода Илларион Тар Аше, цедит молодую кровь из хрустального бокала. Он окружен своей свитой и цепким взглядом скользит по безликой толпе, выискивая очередную жертву на ночь. Но стоит ему только встретиться с рубиновым взглядом повелителя, как лед сковывает его. Но, браво, мальчишка и не подает виду. Он почтительно опускает голову и, дождавшись ответного легкого кивка, отводит взгляд.

Да, Амброзия — это самый гнилой бар во всем Сити. Так почему сегодня ночью он здесь? Почему не сидит дома и строит очередные планы по охоте на проклятого альфу? Почему не оплакивает потерю молодого, еще только расцветавшего рода Россан вместе со своим двором? Его тянет сюда, и он никак не может понять, почему. Пока до него не долетает запах спелых вишен. Сладких, алых, как горячая кровь, мягких, словно кожа младенца, и терпких, как первый грех. Запах окутывает его с ног до головы и путает мысли. Он будоражит и заставляет вдыхать полной грудью, стараясь не потерять среди всей этой грязи. Настолько желанный, что сводит зубы, и клыки против воли лезут наружу. Он слышит, как кровь течет по теплым венам, бьется под тонкой кожей и гулким стуком сердца отдается в ушах.

Валентин больше не видит никого вокруг. Он не слышит ропот недовольной девицы, пытающейся удержать его рядом с собой. Его глаза опасно пылают алым, а черты заостряются, стоит только остальным вампирам пошевелиться. Они не понимают, что происходит. Почему их господин так странно смотрит, почему его сердце рвется на куски и в то же время пылает прежним огнем, что когда-то жил в груди. Они настороженно замирают, не в силах сдвинуться с места. Остается только безмолвно следить за мягкими кошачьими шагами, которыми это дитя ночи крадется к своей добыче. И кем бы ни было это существо, оно уже принадлежит ему.

Но через несколько минут Валентину приходится ускориться, потому что пьянящий аромат молодой крови насквозь пропитывается бессильной злобой. Она переходит в сковывающий душу страх и взрывается таким отчаяньем, что в груди зарождается взбешенный рык. Он следует по запаху, как по тонкой ниточке, сосредоточившись, боясь потерять и больше не отыскать. Она уходит через толпу танцующих и, свернув у барной стойки, идет к черному ходу. Здесь он может уже услышать резкое дыхание и отчаянные всхлипы. Выдержки после этого не хватает…

Все мужчины — козлы! К этой истине Питер приходит в очередной раз, когда приходит в себя в центральной больнице Лондона. Множественные гематомы, ссадины, сломанная в трех местах рука. Ему пришлось еще два месяца проваляться в больнице. В итоге, контракт проворонил, менеджер в истерике, любовника нет, и тело потеряло свой великолепный вид еще, черт знает на сколько месяцев. О, Питер ненавидел Кайрена Валгири. С каким же удовольствием он бы выцарапал глаза этому тупому животному, посмевшему поднять на него руку. Будь это кто-нибудь другой, то канадец лег бы в гроб, но утопил обидчика в грязи. Однако, это был Валгири, и, следовательно, стоило хорошенько все обдумать перед тем, как начать мстить этой твари. Потому что все знали, что с этим мужчиной шутки плохи. Всегда получающий желаемое, он мог с легкостью превратить в прах все достижения и сломать жизнь.

Стоило только вспомнить об этом чудовище, и боль опять пронзила все тело, превратившись в ужас, когда перед глазами живо пронеслись сцены из не такого уж далекого прошлого. Питер до сих пор помнил отвратительный треск собственных костей и совершенно безумную ухмылку на уродливом лице. Как же его угораздило связаться с этой мерзостью? Да, кто в здравом уме мог полюбить настолько уродливое животное? Как вообще можно было дотрагиваться до него и позволять прикасаться к себе? А он терпел столько времени и всего лишь для того, чтобы потом его выбросили, как половую тряпку. Заменили кем? Бездушным куском холста и мужчиной, который без отвращения во взгляде не может взглянуть. Питер бесился, потому что все пошло совершенно не так, как должно было. Теперь хотелось только запереться в гостиничном номере и хорошенько подумать обо всем. Он не собирался больше оставаться в этой долбанной дыре. Дом ждал в Нью-Йорке. Однако, не все планы идут так, как нам того хочется.

Питер совершенно не собирался в ближайшее время шляться по клубам. Приключений с него и так хватило, да и рука все еще сильно болела. Хоть гипс и сняли, но мышцы еще ныли, особенно перед грозой. И он совершенно не собирался выходить из номера до дня вылета, пока не появился Жорж. Давний знакомый и весьма ветреный тип, сорящий деньгами так, словно весь Уолл-стрит не ел и не спал, и только покаянно работал на благо любимого дитя. А вот этой показушности Питер терпеть не мог. Но весьма артистичный француз с тонкой душевной организацией уже после одной весьма удачной пьянки записал его почему-то в свои личные жилетки для слез. Очередная неземная любовь, и божественный мужчина уже через неделю становился редкостным козлом, не достойным такого прекрасного его.

Вот и в этот раз, прилетев после очередного тяжелого разрыва, Жорж сперва утопил его в своих слезах и соплях, потом чуть ли не сломал ему поврежденную руку во второй раз. И, наконец, устроив настоящий бардак в уже собранном багаже, потащил упирающегося всеми здоровыми конечностями канадца в какой-то жутко отпадный ночной клуб. На деле всего лишь очередное шаблонное заведение. Полупьяные тела, изгибающиеся под музыку, и коктейли, льющиеся разноцветными реками.

С трудом пробившись к бару, Питер сел на высокий стул и, подозвав к себе пританцовывающего бармена, заказал коктейль. Он уже мало обращал внимание на ноющего рядом Жоржа. Тот горевал о своей «единственной-нежной-прекрасной-вечной» любви ровно до тех пор, пока не заметил очередную симпатичную мордашку на танцполе. Повздыхав и томно похлопав ресницами, он уже через пять минут отжигал в кольце крепких рук. Изгибаясь и чуть ли не потираясь всем телом о рельефное накаченное тело.

Питер оценивающим взглядом обвел зал и, поморщившись, отвернулся к бармену. Француза можно было больше не ждать. Самого же сегодня не тянуло на подвиги. В нем все еще клокотала глухая ярость. Он уже собирался встать, когда на соседний стул сел высокий блондин с медовыми глазами и, обворожительно улыбнувшись, заказал для него очередной коктейль. А после… Знакомство, перелившиеся в осторожный флирт, когда оба знают, что это всего лишь прелюдия перед тем, что последует дальше. И, наконец, сладкий дурман, разлившийся по венам и затуманивший разум. Подкосивший ноги и заставивший почувствовать себя настолько счастливым, что захотелось засмеяться в голос. А перед расплывающимся зрением маячит белозубая улыбка с чуть длинными клыками, и медовые глаза блестят алыми огоньками. От них мороз по коже и немота в пальцах. Питер слишком поздно понимает, что с ним что-то не так. Его уже поднимают на ноги и куда-то тащат. Он пытается вырваться, но мышцы деревенеют, и воля ломается. Мысли медленно исчезают из головы, и канадец с трудом, но сопротивляется. Словно со стороны он видит, как, совершенно не слушая своего хозяина, тело покорно следует за идущим впереди мужчиной. Тот мурлычет какую-то песенку и уходит вглубь запутанных коридоров клуба. Мужчина не оборачивается, он и так знает, что добыча сама, как по ниточке связанная, пойдет за ним, куда он ни прикажет.

Они петляют недолго. За очередной железной дверью пустующая подворотня. Люди проходят мимо, совершенно не замечая тех, кто сейчас там. Темные тени сгущаются и затмевают даже свет от последнего фонаря. По крайней мере, Питеру кажется, что в мире не осталось ничего, кроме этих горящих голодом глаз. Они оказываются слишком близко и пригвождают его на месте. Через секунду послушное тело швыряют о грязную и мокрую стену, и у шеи чувствуется чужое дыхание. Холодные до боли руки рвут одежду, с силой проводят по покрытой мурашками коже и до крови царапают ребра. Глаза в ужасе распахиваются, и Питер пытается закричать. Он не хочет этого. Ему до омерзения противно и страшно. Это животный ужас, сворачивающий внутренности. Никто не придет, никто не поможет и не услышит безмолвных криков, которые застревают в горле и душат его. Единственное, что остается — это глотать злые слезы и убеждать себя, что насильник уйдет, получив свое, и оставит его зализывать раны. Его кожу рвут и, с наслаждением постанывая, запускают пальцы в раны. Острые клыки вонзаются в шею и срывают с губ болезненный всхлип.

— Сладкий, сладкий мальчик.

Змеиный шепот бьет по натянутым до предела нервам и заставляет зажмуриться, чтобы не видеть склонившееся над ним чудовище с окровавленным ртом. Шатен уже на грани обморока, когда слышит рычание. Оно все приближается и становится громче. Стоит ему только раздаться, как его неудавшегося насильника отшвыривает в сторону, и тот, зло оскалив клыки, шипит. Он пятится назад и не отрывает глаз от противника. Питер лишь краем сознания понимает, что тело снова слушается его и падает на колени. Он отползает в угол и с ужасом смотрит на мужчину с горящими рубиновыми глазами. Стоит ему выйти под свет, как с трудом удается сдержать крик. Его лицо изуродовано острыми линиями и шрамами. Это не человек. Нелюдь, чудовище с длинными клыками и острыми когтями. Он через секунду оказывается прямо перед заскулившим блондином и, вцепившись ему в горло когтями, поднимает и швыряет в конец улочки. За этим следует то, что, Питер уверен, он не забудет никогда в жизни. Он слышит противный хруст костей и звук рвущейся плоти. Визги, хрипы заставляют зажать уши и закрыть глаза. Но даже это не стирает из памяти сцену того, как разрывает на куски блондина.

Ему надо сбежать отсюда, вызвать на помощь. Но ноги не слушаются. Он все еще сидит и вжимается в стену, когда на его дрожащие и обнаженные плечи опускается что-то теплое. Удивленно распахнув глаза, перед собой он видит мужчину с алыми глазами. Он укутывает его в свое длинное черное пальто и без слов поднимает на руки. Теплые губы касаются лба, и глубокий голос шепчет успокаивающие:

— Все будет хорошо…

Черный Бугатти тихо скользит по ночным улицам Лондона, не останавливаясь нигде. Водитель смотрит прямо и, повинуясь приказу своего господина, сворачивает с оживленной дороги. И всего лишь для того, чтобы не разбудить спящего в объятиях мужчины молодого паренька, завернутого в слишком большое для него пальто. На красивом изможденном лице алеют свежие царапины, и от него все еще пахнет кровью, но раны уже затягиваются. Они бесследно исчезнут под магией господина. А тот продолжает рассеянно гладить грязные темные волосы и с каким-то отчаянием прижимать к себе свою хрупкую ношу.

В эту минуту Валентину хочется завыть так, как никогда прежде. Ему настолько больно, что он согласен даже вырвать собственное сердце, чтобы только не чувствовать. Почему сейчас? Почему тогда, когда его мир уже подходит к той самой границе, когда снова должен рассыпаться в прах? Он бы пережил, видят Небесные, он бы смог. Но только не после этой ночи.

— Я не отдам тебя ему, — сквозь зубы шипит мужчина и крепче прижимает к себе свою Пару, — только не тебя.

И, словно в подтверждение, тонкие пальцы сильней сжимают его рубашку…

* * *

Одна из крупнейших клиник Солсейрс Фармасьютикал находится здесь, в Лондонском Сити. Это шестиэтажное большое здание на пересечении Роуз-стрит и Олсбри-авеню. Окруженное ровным газоном и аккуратно подстриженными кустиками. С приветливым медперсоналом и высококвалифицированными врачами. С виду весьма респектабельное заведение, специализирующееся на богатых пациентах. А еще с первоклассной охраной, нашпигованной датчиками движения, камерами слежения, не стоящими разве что только в туалетах. Целый корпус клиники был вообще чуть ли не засекречен круче, чем порошок, которым стирают трусы главы Пентагона. Двери с кодовыми замками, сверх которых сканеры сетчатки глаза и отпечатков пальцев. Что уж говорить о лабораториях, находящихся прямо под клиникой.

Руководство Солсейрс Фармасьютикал не зря тратило миллионы, щедро отправляя их в карман властей. Те преспокойно брали деньги и закрывали глаза на то, что творилось за высокими бетонными стенами с колючей проволокой. А здесь делались самые великие открытия детей ночи. Все новые и новые препараты, заменяющие кровь, делающие сильнее, поднимающие болевой порог, новое оружие, выведенные новые, доселе не существующие мутации. Вампирский двор был щедр, и не всегда его методы были легальны. Только за последние пять лет исчезло больше трехсот оборотней, вампиров и людей в исследовательских центрах Солсейрса. И очень скоро этим заинтересовались спецслужбы, но тайное расследование ни к чему не привело, кроме домыслов и недоулик, которые с большим трудом смогли собрать. Так что, официальных обвинений не последовало.

Всю эту информацию, а также подробные чертежи клиники и ее системы безопасности Уолтер и Эдвард получили в течение двух часов после въезда в город. Причем, их принес Алан, попивавший сейчас кофе и довольно насвистывавший очередную пошлую песенку. И при этом «благоухал» какой-то дрянью настолько сильно, что оборотни и вампиры, взвыв, забаррикадировались в машинах и отказались выходить, пока тот не перестанет измываться над их бедным нюхом. На все просьбы блондин только скалился очень уж знакомой улыбкой, от которой по спине проходил мороз. В комплекте со всем этим были поддельные удостоверения сотрудников SOE^[8], их нашивки и эмблемы.

Народ был под впечатлением и минут двадцать разглядывал жмурившегося от удовольствия Алана. На короткий и весьма глубокомысленный вопрос: «Бля?!», он ответил: «Всегда, пожалуйста». Больше ничего не добившись и глубоко задумавшись о не перестающем их удивлять дизайнере, Валгири начали готовиться. А уже через час в ухоженный двор клиники въехал черный джип с фургоном.

Вызванный же начальник безопасности застал вышедших из машин людей в черных военных одеждах с эмблемами Британских спецслужб. Чему была клиника обязана приезду данных лиц, мужчина не знал. Стоя рядом со своими ребятами, он уже открыл рот, когда перед ним нарисовался платиновый блондин крепкого телосложения и с цепкими холодными глазами.

— Отставить, сынок! — рявкнул он и сунул под нос ошарашенному мужчине какие-то бумаги, — мне твои слова, что сквозняк в жопе!

Что происходило дальше, словами описать Эдварду было трудно. Алан за несколько минут смог заговорить зубы мужчине так, что даже объяви дизайнер о вторжении инопланетян, ему бы поверили. И пока его слушали, развесив уши, Уолтер незаметно корректировал их память. Так что, очень скоро об их приезде помнил только начальник безопасности. Но и того с легкостью получилось устранить, стоило только занять место Алана. Секунда и мужчина пустым взглядом смотрел вперед.

— Ты не видел никого и ничего, — шепот лился в его уши и приятным туманом оседал в разуме, — Ты сейчас возьмешь своих ребят, развернешься и потопаешь в комнату охраны. Останешься там и будешь следить, чтобы никто не посмел выйти или войти. Все записи с камер ты сотрешь и больше не вспомнишь о нас. Понял, человек?

— Да, милорд, — бесцветным голосом ответил мужчина.

Алан некоторое время смотрел на спины охраны, а потом пафосным голосом выдал:

— Это не те дроиды, которых вы ищите. Уоли, а ты опасная конфетка!

— Я? — невинность в натуральном виде.

— Ладно, — скрывая улыбку за строгим тоном, произнес Эдвард, — хватит жеманиться, девочки! Нам нужен восточный блок. В пекло не лезть, обходиться без человеческих жертв по мере возможностей. А теперь за дело!

— Раскомандовался, — хмыкнул за его спиной Салливан и нацепил на лицо противогазную маску, прикрывшую всю нижнюю часть лица.

— Комплекс примадонны, — притворно печально вздохнул Уолтер и проигнорировал злой рыкбрата.

Далее уже было не до того…

Гор давно уже не вел счет часам. Он не помнил, как здесь оказался, не знал, как выбраться. Запертый по ощущениям где-то под землей, с десятками таких же, как и он сам. Но, в отличие от него, эти пленники давно уже потеряли всякую надежду на спасение. Они перестали сопротивляться, отлично зная, что каждый раз за неподчинение последует разряд тока и жестокое избиение. Не жалели ни женщин, ни детей. Вот и несколько минут назад явившийся к ним профессор Дверл, придирчиво осмотрев оставшийся в его распоряжении «материал», удрученно цокнул языком и приказал вытащить молодую беременную волчицу. Та скалилась, билась и кусалась, но ее скрутили и утащили, волоча за волосы. Они даже не обратили внимания на него, извивающегося в своих цепях и рычащего, как зверя. А он смотрел и не мог ничем помочь. Просто подвешенный за руки и за ноги в воздухе. Крепкие цепи уходили в пол и не позволяли двинуться с места. Проклятый ошейник натер кровавые раны на шее, которые никак не заживали. Пылающие на нем древние письмена всякий раз вспыхивали алым, причиняя адскую боль, если он пытался перекинуться. Только бы не сойти с ума, как остальные, не имея возможности выпустить на волю свое второе «Я». Гору осталось только ждать и надеяться, что найдут его все-таки раньше, чем психованный профессор осуществит свою мечту, в ярких красках описанную ему. А судя по ощущениям, ждать придется недолго. Спутанные длинные волосы упали на лицо и легко скрыли ядовитый оскал оборотня…

Если бы Алана попросили охарактеризовать нынешнюю их ситуацию, то он бы назвал ее пизданутым пиздецом локального масштаба. Когда на тебя нападает целая свора шипящих и рычащих типов с мордами а-ля «я прямиком с вечеринки Хэллоуина» — это одно. А когда из-за поворота налетает оживший папа Чужого, то ни один памперс не сможет вместить в себя всю «отвагу», решившую покинуть тело весьма нетрадиционным методом. И пока Уолтер, воодушевленный визгом сигнализации и ором паникующих людей, запертых в своих палатах лапочкой начальником безопасности, крушил восточный блок вместе с разбушевавшимися там вампирами, они с Эдвардом и еще десятью их ребятами проникли в подземные лаборатории. Только они не учли, что слетевшая с катушек система могла выпустить некоторых своих «деток». Данная же детка сейчас со своим братиком или сестричкой пялилась на них, как на породистый бифштекс, и, рыча, неслась к желанной кормушке.

Кто-то икнул, а кто-то совсем некультурно помянул чью-то мать. Эдвард только успел шокировано выдохнуть:

— Пожиратели, — кто это такие, Алан не успел уточнить.

Валгири оттолкнул его в сторону и в один прыжок оказался на пути взбешенных тварей. Моментально перекинувшись, он взревел, как безумный, и ринулся на них, а следом за ним и остальные. Алан всю обойму, полную аконитовых пуль опустошил в них, но тех не то, что не проняло, даже не тронуло. Так что, осталось только медленно пятиться и благоразумно не вмешиваться, чтобы не помешать. А посмотреть было на что!

Стены широкого коридора просто снесло в мелкие крошки, когда взбешенный Эдвард отшвырнул от себя одного из монстров и взялся за второго. Которого загоняли в угол члены его стаи. С потолка сыпалась штукатурка, железные двери, скрученные, разрезанные когтями, лежали на покрытом трещинами и дырами полу. Мигающий бледный свет бил по глазам. Вырванные с электропроводкой лампы очень близко познакомились с мордой второго монстра. Крики и вой били по ушам, запах крови витал в воздухе и уже выдал их местоположение. Очень скоро здесь должны были появиться еще двадцать вампиров. Он уже чувствовал их запах, так же сильно, как и биение сердца Гора. Тот был уже совсем рядом. Эдвард только злей оскалился и, отыскав взглядом Алана, закричал:

— Беги дальше по коридору! Лестница вниз и дверь слева!

Они не могли терять ни одной минуты. Морок, наложенный Эдвардом на всю клинику, должен был вскоре развеяться, и тогда народу на этой вечеринке ощутимо прибавилось бы. Причем, добавились бы весьма недоброжелательно настроенные клыкастые. Валгири просто не осталось ничего, как отправить вперед единственного человека в их разношерстной команде. Но даже думать не хотелось о том, что если он не успеет избавиться от всей этой мрази, то их дизайнер пострадает.

Уже когда Алан бежал в указанном направлении, в мыслях пронеслось, что если они выберутся из этого Ада, он похоронит свое гребанное благородство в самой глубокой дыре, которую только найдет, а после обязательно посетит доброго дядю психиатра. Что-то нервишки в последнее время шалят. Преодолев лестницу со скоростью спринтера, он прижался к стене, восстанавливая сбившееся дыхание, и нырнул в узкий длинный коридор.

— Ебаный трижды в рот суслик, — простонал Алан.

Навстречу неслись семеро охранников со сверкающими электрическими дубинками, поднятыми явно не в знак приветствия. Радовало только то, что на этот раз это были люди… Каждый по метра два с половиной, с габаритами, состязавшимися за звание самый-секси-антресоль, и с мордами, призванными повергнуть в шок любого. Только после Кайрена Валгири Алана больше никто не мог впечатлить.

Избежав первого поцелуя с тысячами вольт, блондин даже успел восхититься своими потенциальными убийцами. Мало того, что те всей этой гурьбой уместились в этом узком месте, так они еще и драться умудрялись. Длилось все это ровно до тех пор, пока Алан не нырнул между двумя мужчинами и не стырил с их поясов самые обычные железные дубинки. После этого дело пошло веселей, а коридор наполнился стонами боли, крепким матом и потрескиванием шокеров.

Блондин уходил от каждого удара. Изгибаясь и ставя блок за блоком, каждый раз, метко попадая в цель. Он чувствовал, как под каждым ударом ломаются кости, рвутся мышцы и тянутся жилы. С наслаждением разбив очередному нападающему челюсть и вывихнув другому плечо, он еле избежал удара в грудь. Шокер прошел в нескольких миллиметрах от жилета, и даже под ним американец почувствовал ток. Он извернулся и, ударив по внутренней стороне колен чернокожего верзилы, с разворота впечатал ногу в испачканное кровью лицо противника. Последнему не повезло больше всех. Тот получил по ребрам и жаркий поцелуй со стеной.

Через шестнадцать минут в коридоре остался стоять только тяжело дышащий и напряженно вслушивающийся в окружающие его звуки Алан. Кроме биения своего собственного сердца и стонов корчащихся на полу мужчин, он не слышал ничего. Словно не в нескольких метрах от него дрался Эдвард. Будто Уолтер и не взрывал ничего. Абсолютная тишина, от которой закладывало уши. Бросив короткий взгляд на разбросанные по полу шокеры, он невесело хмыкнул. Одно только это оружие отвечало на все вопросы. С такими-то толстыми звуконепроницаемыми стенами не удивительно, что никто не слышал устроенный ими концерт. У него не было сомнений, что НИЧЕЙ крик никогда и не был услышан наверху.

Окровавленные дубинки звякнули о грязную плитку пола, и Алан поднял пару шокеров. Предварительно проверив их и налюбовавшись на бледные искры, он произнес:

— А че? Вполне креативненько.

Совершенно не обращая внимания на вой, раздавшийся снизу после того, как он берцами прошел по валяющемуся на его пути охраннику, блондин подошел к железной двери. Мигающая красным сенсорная панель потребовала отпечаток руки.

— Нет, ты что, блядь, серьезно?! — рявкнул уже порядком злой парень, — где я тебе руку сейчас найду?!

Панель осталась невозмутима и непреклонно замигала еще ярче. Оглянувшись и окинув взглядом картину «отдыхающих», Алан хищно заблестел глазами разом как-то странно задрожавшему бритоголовому, державшемуся за раздробленное колено и ласково поманил пальцем.

— Кис-кис-кис, котик, — мужчина вздрогнул и еще больше расширил глаза.

— Нет, — прохрипел он.

— Даааа, — пропел Алан и хищной походкой направился к своей добыче, — будет больно, обещаю.

В эту минуту, когда он тащил к двери цепляющегося за все мужчину и слушал его мат, перемешанный криками, он чувствовал себя настоящим маньяком. Даже совестно как-то стало. Поэтому, когда дверь перед ним распахнулась, он с чистым сердцем огрел мужчину по голове тяжелой рукояткой дубинки. Однако, оказавшись в плохо освещенном помещении, язык онемел.

С двух сторон вдоль стен были металлические клетки, а за ними… Алан почувствовал, как пол уходит из-под ног. Грязные, в изодранных лохмотьях, с совершенно дикими глазами и покрытые многочисленными ранами, ослабевшие и еле двигающиеся женщины, мужчины и даже дети. И у всех на шеях металлические ошейники, на которых светятся какие-то непонятные каракули. Стоило только сосредоточиться на них, как первоначальный шок прошел, оставив после себя клокочущую ярость. Настолько сильную, что почувствовавшие ее, отшатнулись в своих клетках, скуля и рыча.

— Гор Блэк! — старясь не смотреть на блестящие за решетками глаза, громко произнес Алан и прошел вперед, — Среди вас есть Гор Блэк.

Голос был искажен из-за маски, но слышен весьма ясно. Услышавший его оборотень вскинул голову и, уловив отвратительную вонь, от которой захотелось чихать, поморщился.

— Допустим, есть, а кто спрашивает? — закашлявшись, ответил мужчина и поднял голову.

— Твоя крестная фея, — произнесло нечто в заляпанной кровью одежде и выбившимися прядями серебристых волос из короткого хвостика, — малыш, не хочешь подсказать, как можно открыть Это? А то, пока Уоли и Эдди спустят свои задницы сюда, я успею состариться.

Малыш только художественно выпучил глаза. Его еще никто никогда не называл ТАК. А чудо тем временем было уже на пороге того, чтобы плюнуть и взорвать решетки. Потому что при всем желании он не мог открыть дверь, у которой вместо замка была гладкая поверхность с движущимися по кругу горящими письменами.

— Бля! Опять эти ваши сверхъестественные штучки! — наконец, не выдержал Алан, — я вам не Дэвид Копперфильд!

— Ты не сможешь его открыть, — уже напряженно ответил Гор и снова дернул цепи, — это может сделать только Дверл.

— Это что еще за крендель? — оставив в покое печать, подался вперед дизайнер.

— Он вампир, и эта клиника принадлежит ему. На наших дверях и ошейниках печать.

— Понятно, — сухо произнес Алан, — где искать уебка?

— Дальше по коридору, — брякнул удивленный мужчина и неверяще проводил взглядом человека, — Серьезно? Он Высший вампир, идиот! Лучше подожди Валгири!

Но ответом ему стал только треск шокера и мигнувший на мгновение свет, после чего послышался звук открываемой двери. Когда же дверь закрылась, из всех клеток послышался шепот. Сперва тихий, но с каждой минутой становящийся все громче. Кем бы ни было это существо, оно было совершенно лишено чувства самосохранения…

Профессор Амикус Дверл был как никогда близок к новому открытию, которое должно было изменить весь нынешний уклад мира. Вернуть былую славу Вампирского Двора и показать миру, кто его истинные хозяева. Столько лет исследований, потраченных сил и столько поражений, чтобы сегодня, наконец, найти давно утерянный секрет величия. Искра… Желанная и недосягаемая, она растворилась много веков назад. Намертво въевшись в род Валгири. Подарив этим безродным псам все свои тайны и возвысив их над всем миром. Но так и оставшись чужой для всех остальных. И теперь ОН нашел способ воссоздать ту последнюю кровь вампира, который носил ее в себе. Осталось совсем чуть-чуть.

Мягко улыбнувшись своим мыслям, мужчина наклонился к лежащей на крепком металлическом столе волчице. Оковы держали крепко, охватив шею, тонкие запястья и худые лодыжки. Волчица продолжала дергаться, пытаясь высвободиться, и рычала. Однако по щекам ее уже текли слезы. Она понимала, что ей больше не выбраться и что помощь не придет. Когтистая рука легла на выпирающий холмик живота и почти ласково погладила.

— Не плачь, дитя, — ласковый голос заставил всхлипнуть и зажмуриться, — ты послужишь великой цели и…

Это самое «И» он уже не успел договорить, потому что резко обернулся, пытаясь уйти от удара. Но даже с такой скоростью он не успел и в следующую минуту орал от мощного удара тока, ударившего аккурат в сердце. После чего последовал резкий удар в лицо. Амикуса просто оглушило и отшвырнуло к плазменным экранам, на которых шла запись всего того, что происходило в лаборатории.

— Не реви, цыпа, — лихорадочно соображая, как отстегнуть девушку, произнес Алан, — сейчас все будет в наилучшем виде.

Но стоило найти нужную кнопку и открыть оковы, как глаза волчицы в ужасе расширились и она закричала:

— Сзади!

Алан не успел обернуться. Его просто подняло в воздух и впечатало в стену. Да с такой силой, что перед глазами все поплыло. Шокер выпал из рук. Стоило только двинуться, как голову пронзила резкая боль. В плечи вцепились когтистые пальцы и подняли его вверх. Еще раз с силой приложившись затылком, Салливан попытался сфокусироваться. Перед ним стоял взбешенный до предела вампир и уже тянул свою пасть к его шее.

— Как ты смеешь, ничтожество?!

Удар между ног и еще колено в нос дали понять, что очень даже смеет. Отшатнувшийся вампир зло зашипел и уже раскрыл рот, когда на его шее сомкнулся хорошо знакомый ошейник. Смазанные кровью руны мгновенно вспыхнули, возвращая взбешенному Амикусу человеческий вид. После чего его бесцеремонно скрутили и, опрокинув на собственный операционный стол, защелкнули замки.

— Тварь! — зарычала девушка и, довольно оскалившись, взяла в руки скальпель, — я тебя на шнурки пущу!

— Воу, воу, притормози, девочка, — вырвав из дрожащих рук блестящий металл и чуть не получив в глаз за это, блондин усадил ее на единственный уцелевший стул.

— Вы покойники! — между тем выкручивал руки и орал Дверл, — вас найдут! Тебе еще не поздоровится, сопляк!

Но Алан не слушал его. Он был настолько зол сейчас, что больше не контролировал себя. Он подошел к столику с хирургическими инструментами, поблескивающими своими чистыми металлическими боками. Рука скользнула по ним и, остановившись на кусачках, сжала сильней.

— Всегда хотел попробовать себя в роли дантиста, — произнес он, — думаю, из меня выйдет великолепный стоматолог.

Скальпель из зачарованного серебра легко рассек щеку до самых мышц и заставил заорать так громко, что стало слышно даже за дверью. В ту же минуту кусачки вцепились в клык и дернули с особой жестокостью. Новый визг заполнил комнату и заставил Гора за стеной матюгнуться. Ведь волк не знал, кто в данную минуту кричал там.

— Интересная реакция, — с неподдельным интересом произнес Алан и начал разглядывать творение рук своих.

— Раны, причиненные зачарованным серебром, затягиваются слишком долго, — прошептала девушка, не отрывающая глаз от истекающего кровью и кричавшего вампира.

Рот вампира был в крови, как и его лицо. Алан прислонил лезвие к другой щеке Амикуса и холодно произнес:

— Либо ты сейчас говоришь, как снять эту гребанную хрень с клеток, либо я тебе организую такую кардинальную смену имиджа, что ты уписаешься от полноты чувств, когда в следующий раз глянешь в зеркало. Ну?!

— Ты пожалеешь, что родился на свет! Я тебя из-под земли достану, выблядок!

— Ответ неправильный, — поморщился блондин и вырвал второй клык.

Новый вопль превратился в настоящий скулеж, сопровождаемый соплями и слезами. Взгляд на вампира вызвал неприятные позывы в желудке. Но Алан с упрямством осла щелкнул кусачками и потянулся уже к передним зубам горе-вампира, когда тот взвыл нечеловеческим голосом и прохрипел:

— Ладно, ладно!..

Алан мог поклясться, что более идиотского выражения на лицах Эдварда и Уолтера он никогда еще не видел. Те ворвались через секунду после того, как он выволок связанного и хрипящего вампира, захлебывающегося собственной кровью. И пока он кряхтел и пыхтел, эти придурки стояли и во все глаза смотрели на него и его пленника. Салливан обвел их цепким взглядом и не обнаружил никаких серьезных ран, кроме порезов и ушибов, которые должны были вскоре исчезнуть. Кивнув своим мыслям, он сунул под нос отшатнувшегося вампира шокер и нетерпеливо толкнул того к клетке Гора.

— Ну? Чего стоим, кого ждем? — грубо произнес американец, — шевели гребенками, упырище!

К всеобщему удивлению, растрепанный и избитый вампир безропотно начал выполнять приказ. Посмел бы он не подчиниться под металл этого взгляда и удушающую убийственную ауру! Клетки открывались одна за другой, выпуская наружу изможденных пленников, которым приходилось помогать и которых нужно было поддерживать. Когда же с ними было покончено, Амикуса зашвырнули в одну из клеток. Под настойчивыми просьбами Гора Эдвард забрал все записи и жесткие диски из лаборатории.

Когда же они оказались наверху, то картина, открывшаяся перед Аланом, заставила того задохнуться от злости. От аккуратного английского газона остались только воспоминания. Весь восточный блок был взорван и при всполохах пламени напоминал декорации из фильмов про апокалипсис. Глубокие воронки, битые стекла, выжженный асфальт и горящие машины скорой помощи. И над всем этим резкий запах паленой резины и бензина. Целой осталась лишь жилая часть клиники, которая сейчас билась в истерике, уверенная в том, что это, по меньшей мере, террористический акт.

Салливан сорвал с лица порядком уже осточертевшую маску и зло заорал:

— МЛЯ! УОЛИ, КАКОГО ХЕРА ТЫ УСТРОИЛ ЗДЕСЬ?! ГОВОРИЛ ЖЕ, ЧТО БУДЕТ ТИХО И НЕЗАМЕТНО! ТВОЕ ТВОРЧЕСТВО СО СПУТНИКОВ, НАВЕРНОЕ, УЖЕ РАЗ СТО УСПЕЛИ СФОТКАТЬ!

— Я немного увлекся, — смущенно произнес Уолтер и поправил лохмотья, в которые превратилась его черная футболка и куртка.

— Мне нужно выпить, — покачал головой Алан, — а вам — достать еще одну машину! Нас слишком много.

Уже далеко за чертой Лондона, где их не могла достать всеобщая истерика, которой должны были взорваться утренние новости, Алан позволил себе откинуть голову и подремать на заднем сидении. Машину, как и прежде, вел уставший Эдвард, рядом опять сидел брат и задумчиво смотрел вдаль. Из головы не шла вся та информация, которую ему удалось стащить из личного кабинета Амикуса. Это было страшно, мерзко и отвратительно, но, судя по всему, вампирам было все равно, как поступать, лишь бы добиться своего, и, как оказалось, им удалось достигнуть многого. Доказательством этому стали Пожиратели. О них он только слышал из рассказов отца. Эти твари были из того периода жизни, о котором старались лишний раз не говорить, но он до сих пор помнил те глубокие и рваные шрамы, которые украшали плечо и лопатку отца. Они так и не исчезли с годами, и отец до сих пор не любил показывать их. Но сегодняшние монстры слишком сильно отличались от своих предшественников, которых создал Орден Мечников. Эти были слабее и злее. Их тела были слишком неуклюжими, а реакция медленнее. Словно неразумные детеныши, оскалившиеся на слишком большую для себя добычу. Пробная версия того, что Вампирский двор стремился создать, и об этом должен был узнать в первую очередь дядя. Как и о том, что Дверл пытался воссоздать кровь Ивона. Последняя новость обещала стать взрывом. И это на фоне всего того народа, который они сейчас везли в свой замок. Разговор обещал быть долгим…

Дом встретил горящим во всех окнах светом, целой батареей вылетевших встречать их слуг и домочадцев. Прямо перед главным входом уже стоял врач со своей бригадой. Уолтер успел только выйти из машины, когда, растолкав толпу, к нему подбежал запыхавшийся и испуганно разглядывающий его Джулиан. Растрепанный, с горящими щеками и лихорадочным блеском в глазах, внимательно рассматривающий их.

— Живой? — с дрожью в голосе, спросил он.

— Живой, — смущенно улыбнулся оборотень и с трудом сдержался, чтобы не сгрести в объятия мальчишку.

Вместо этого он осторожно сжал в руке хрупкую ладонь и, поднеся к лицу, потерся щекой. Прикрыв от наслаждения глаза и тихо урча. Джулиан только прикусил нижнюю губу и подошел ближе. Он, не отрываясь, смотрел в темные глаза и видел в них бархат ночи. Он окутывал так мягко и нежно, что совершенно не хотелось сопротивляться. Такой теплый и нужный. Неважно какой, просто нужен, потому что без него тьма становится невыносимо холодной.

— От тебя пахнет гарью, — голос опускается до тихого шепота.

— А от тебя — домом, — так же тихо отвечает Уолтер, и губы нежно касаются, наконец, согревшихся пальцев.

А в глазах, что смотрят сейчас так открыто, отражаются все его мечты и надежды. Он похож на майское солнце, на пернатые облака, гонимые ветрами с северных гор. Он пахнет весенними дождями и ранними утрами, когда росой блестит сочная первая трава. Он — весь мир и отголосок той клятвы, что обещает вечный покой и любовь. Потому что он и есть его любовь.

Они так и стоят, не видя вокруг никого. Не замечая запрыгнувшую на своего Эдди-пупсик-тебе-нужен-врач Эрику, которая говорит с той же скоростью, с которой покрывает поцелуями лицо измазанного в саже и грязи Эдварда. Они не видят прислонившегося к дверце машины Алана, который уже готов пинками гнать от себя врача, который, получив от него убийственный взгляд, качает головой и уходит к остальным нуждающимся в нем людям. После этого только Диана, оглядев своих сыновей, усмехается и аккуратно накладывает мешочек со льдом к затылку благодарно простонавшего блондина. Она гладит его волосы и незаметно вытягивает всю боль. Он прикрывает глаза совсем ненадолго, но когда открывает, то уже с хитрой усмешкой смотрит на них. Словно знает то, что им все еще неведомо.

Чуть дальше от него Джереми дрожащими руками цепляется за крепко обнимающего его сына и пытается успокоиться. Гор мягко улыбается и, зарывшись носом в волосы отца, шепчет ему извинения и клянется больше никогда не огорчать. Металлический ошейник все еще причиняет боль, он сковывает его зверя и делает слабым, но теперь Гор знает, что ненадолго. Опасности нет, он снова дома, рядом с отцом и верной стаей, которая готова всегда прийти за ним, где бы он ни был. Они придут так же, как сегодня. Отец ласково треплет его волосы и рукавом джемпера осторожно вытирает новые капельки крови, проступающие на распухшей коже.

— Все будет хорошо, — уверенно говорит отец, и Гор верит.

Под старыми сводами этого замка, когда-то разрушенного и сожженного, но сегодня озаренного теплом и уютом, принесенным одним единственным человеком, который сейчас мечтает лишь о том, чтобы принять горячий душ и завалиться спать. Однако когда мысль вполне себе формируется, среди толпы, собравшейся перед замком, поднимается громкий шепот. Он становится все громче и отчетливей, превращаясь в имя, от которого многие начинают дрожать и скулить.

Кайрен…

Черный альфа входит во двор вместе со своими ребятами и удивленно рассматривает собравшихся. Двор полон чужаков, а от членов его собственной стаи за версту несет кровью и пеплом. Запах злит и заставляет оскалиться. Когда же он видит слишком хорошо знакомый ошейник на Горе, то злость превращается в иссушающую ненависть.

— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — рычит альфа, и пришлых оборотней чуть ли не ветром сдувает с его пути.

— А вот и звездец нагрянул, — закатив глаза, бурчит Алан…

Ты не знаешь меня…

Почувствуешь в воздухе нездешние отзвуки,

И увидишь сквозь морок лжи,

Судьбы миражи.

Где руки сплетаются, где губы прощаются,

И в синий рассветный лед нас небо зовет.

Роса рассветная, светлее светлого,

А в ней живет поверье диких трав,

У века каждого на зверя страшного,

Найдется свой, однажды, Волкодав

Найдется свой однажды Волкодав

Дороги забытые, дороги разбитые,

Ложатся под стук копыт,

И сердце спешит.

И ветры попутные не связаны путами,

И утро не станет ждать,

Нельзя опоздать.

Роса рассветная, светлее светлого,

А в ней живет поверье диких трав,

У века каждого на зверя страшного,

Найдется свой, однажды, Волкодав

Найдется свой однажды Волкодав…

Мельница — «Волкодав»

— Дамы и господа, — устало вздохнул глава семейства (а точнее заместитель главы) — Маркус — и опустился на деревянную лавку, — так продолжаться больше не может!

Семья была всеми своими конечностями только «за». Накал страстей в Блодхарте неумолимо приближался к очередной отметке «БЛЯ, СЕЙЧАС ОПЯТЬ РВАНЕТ!!!». Так что, все обитатели в это весьма милое утро собрались на кухне замка, чтобы решить, что делать и как жить дальше. И это ни в коем случае не было массовым бегством! Они совершенно не прятались и поминутно не бросали настороженные взгляды в сторону забаррикадированных дверей.

— А вдруг, пока мы тут, они опять подерутся? — встревоженно спросила Эрика и крепче прижалась к своему парню.

— Да, лучше бы подрались, чем все это! — зло рыкнул Уолтер и до треска сжал в руках кружку с ароматным кофе.

— Типун тебе на язык, — сверкнув глазами, проворчал Джулиан, и его передернуло, — мне и последнего их раза хватило.

— И что будем делать? — растерянно спросил Эдвард.

Семья тяжело вздохнула, а слуги молча поддержали. Ответа на этот вопрос не было. Шла третья неделя Холодной Войны…

Флешбэк.

— … Беспринципные, глупые, недальновидные, безмозглые идиоты! Какого… — взбешенные «бла, бла, бла» Кайрена Валгири были слышны если не во всем замке, так уж точно в большей его части.

В данную минуту вышеупомянутый индивидуум щедро полоскал мозги своих племянников, а те, опустив головы, молча соглашались со всеми словами. А резон возражать? Это то же самое, что переть против скоростного экспресса. Алана хватило всего лишь на семь минут. После, он просто поморщился и вернулся в огромную гостиную, где находились их «гости». Испуганно вздрагивающие после каждого рыка и насторожено косящиеся на натянутые улыбки Маркуса и Дианы. Эрика с Джулианом бегали вокруг пострадавших, пытаясь помочь каждому и четко исполняя каждый отрывистый приказ доктора Эбота.

В комнате царила неразбериха, а в воздухе витало нервное возбуждение вперемешку с резким запахом лекарств и каких-то настоев. Даже будучи человеком, Салливан чувствовал состояние окружающего его разношерстного народа. Но сил на что-то больше не было. Он просто опустился на мягкий ковер рядом с креслом и привалился к нему плечом. Прикрыв глаза и вслушиваясь в голоса вокруг, он глубоко ушел в мысли.

Весь их план удался по всем пунктам, если, правда, не считать то, что их все-таки спалили. Но это все цветочки, ягодки были впереди, и о них Алан, ох, как не хотел думать. И дело было совсем не в чересчур слабонервном дядюшке со стальными челюстями. Проблемой было то, что сделал он. Глупо было надеяться, что о его звонке не узнают. Уже часов эдак через пять (Алан очень надеялся, что благородный агент ФБР Роджерс сможет героически отстоять его задницу перед начальством. «Начальство» же может легко настучать папе, и тогда даже планетарная катастрофа покажется дохлым писком по сравнению с Робертом Салливаном) нагрянут по его душу. Интересно, он успеет рвануть в Антарктиду и прикинуться местным пингвином? Продуктивные мысли насчет побега прервал тихий шорох одежды и мягкий скрип кресла.

— Ты самый безбашенный человек, которого я когда-либо встречала, — раздался над головой женский глубокий голос.

— Мне об этом никогда не дают забыть, — губы расплылись в улыбке, и, распахнув глаза, блондин посмотрел в смеющиеся голубые глаза спасенной им волчицы.

— Ты спас нас, — успокаивающе погладила живот женщина и, поморщившись, дернула ошейник, который все еще был на покрасневшей шее.

— Там был не только я, цыпа, — ответил дизайнер, но через секунду нахмурился, — почему эта фигня все еще на тебе?

— На этот вопрос тебе могу ответить я, — мягко прервав беременную девушку, произнесла Диана и накинула теплый плед на все еще подрагивающие плечи, — никто из нас не может в этом помочь им.

— Что это за хрень вообще такая? — не выдержал американец.

— Это — Капкан, — опустившись на мягкий пуф, ответила хладная, — он подавляет в нас нашу суть. Делает слабее и не позволяет перекинуться. Оно высасывает из нас силы, и потому замедляется регенерация. И именно из-за него блокируется связь с вожаками, что у оборотней, что у вампиров.

Алан даже вскочил с места, обеспокоенно глядя на укутанную в плед волчицу.

— Тем более, — возмущенно произнес он, — она же с ребенком! Эта штука может навредить им!

— Ал, мы не можем его снять, — виновато ответила Диана, — Капкан вяжется на крови. Если бы на нем была слабая кровь, то мы бы без проблем взломали его. Но он смазан слишком древней кровью, причем правящей. Если мы попытаемся снять его, то запертый внутри зверь может не выдержать и сойти с ума от боли. И так со всеми ими.

Молчавшая до этого девушка закусила губу и отвела глаза, но Алан успел увидеть, как увлажнились ее глаза. И это было несправедливо, черт побери! Он не для того спасал ее, чтобы сейчас позволить опять пострадать. Лихорадочно работающий мозг искал выход из сложившейся ситуации. И стоило только взгляду наткнуться на Гора, сидящего с забинтованной СВОБОДНОЙ шеей, как в дремучих извилинах вспыхнула лампочка.

— Кто снял с Гора ошейник? — не отрывая глаз от оборотня, спросил он.

— Кайрен, самый старший из нас и могущественный, — обреченно вздохнула Диана, — и перед тем, как ты полезешь под его клыки, хочу сказать, что Маркус уже все волосы себе повыдрал, споря за это. Ри отказался помогать.

— Почему? — искренне удивился Алан, — а где все эти волчьи лозунги типа «один за всех и все за одного»?

— Мы не его стая, — тихо произнесла молчавшая до этого волчица, — Черный Альфа никогда никому не помогает, не жалеет и не прощает.

— Ему не надоело амплуа плохого парня? — с поднимающимся раздражением процедил американец, — серьезно, опять возомнил себя одиноким бандитом со стальными яйцами из старых вестернов? Так я ему сейчас его этот вестерн кое-куда так глубоко засуну, что будет у меня национальный гимн пацифистов петь фальцетом. Вожак доморощенный!

— Алан, не надо, — еле успев ухватить его за руку, обреченно заныла Диана.

— Надо, дорогуша, — сверкнул сталью глаз блондин и, мягко убрав ее руку, решительно направился к кабинету, — пиздец как надо.

В ту ночь Диана сказала, что Кайрен вызверился на весь мир. Видит Бог, Алан понимал его и так, как, наверное, никто вокруг. Он понимал его склочный характер, его ледяное безразличие, даже жестокость и безумие, которое порой так живо плескалось на дне золотых глаз. Он понимал, почему старший Валгири перестал верить остальным оборотням и почему остался равнодушен к тому, что сотворили с ними. Но сегодня лимит его сочувствия был исчерпан. Все имеет свои границы и красиво в своих рамках. Месть на то и месть, чтобы никогда не забывать о ней, но если забыться, то она попусту превращается в жестокое преступление. И сейчас Кайрен Валгири собрался совершить одно такое против кучки измученных и беззащитных. Кого он здесь собрался карать своей (кто бы сомневался) справедливой дланью? Женщин, детей или юнцов, скулящих словно щенки, почуявшие огромного и опасного зверя?

Алан не был святым и маразмом в стиле «Пусть во всем мире будет мир» никогда не страдал. Он не сопливый мальчик-одуванчик и не розовая черлидерша, чуть ли не писающая от восторга, видя котят-зайчат-щенят и прочую умилительную туфту. Сила денег — это да, деньги вообще хорошая мотивация, как и власть, ну и прилагающиеся к ней хорошие связи. Проза жизни, что поделаешь? Только вместе с порой слишком паскудными чертами характера жила и жалость. Рядом с ней тихо трепыхалась маленькая искра совести, возросшая сегодня до слишком больших размеров, и, наконец, человечность. Чего было в нем, наверное, непозволительно много. Именно из-за нее он сейчас и собирался сунуться в пасть волка.

На периферии мелькнула мысль, что это вообще не его дело. Оно не касалось его с самого начала. Он мог бы забить на все и равнодушно остаться в стороне и тогда, когда Эдвард сказал, что исчез какой-то Гор. Мог бы позволить сумасшедшему вампиру вспороть живот незнакомой и абсолютно чужой девицы. К тому же, еще и оборотня. Мог бы оставить их всех там и уйти, выбросив из головы тонкие, слабые пальцы исхудавших пленников, вцепившихся в прутья решеток, стоило ему лишь заставить вампира вскрыть замок одной из клеток. Так же, как и сейчас, мог развернуться и вместо того, чтобы идти к Кайрену отправиться к себе в комнату. Его бы никто не остановил и даже не осудил. Но он с упрямостью осла продолжал переть вперед и вляпываться из одной истории в другую. Потому что у Джера сердце не выдержало бы, если бы сын так и не вернулся. Волчица успела стать цыпой, назваться Эвой и мягко улыбаться, поглаживая живот, словно пытаясь успокоить еще не рожденное дитя. И он бы никогда не смог забыть те взгляды, которыми его сейчас провожали до двери кабинета. Они смотрели на него, словно он был их персональной последней инстанцией, после которой либо рандеву с Богом, либо еще с десяток рассветов впереди. От этого хотелось зябко повести плечом, потому что он не был всемогущим. Он был всего лишь человеком…

На бесшумно отъехавшую в сторону одну из дверных створок никто не обратил внимание. Парни так и продолжали стоять с опущенными головами, но упрямо сжатые губы и блеск глаз давали понять, что они все еще не собирались отступать. Видя это, Кайрен все больше распалялся, и в его голосе уже появились рычащие нотки, от которых даже Салливан на мгновение съежился. Он был конкретно так взбешен. И хорошо знающие характер дяди Уолтер с Эдвардом отлично понимали настоящую причину этого тайфуна.

Со стороны могло показаться, что Кайрен просто помешался на полном подчинении, но это было не так. Да, он терпеть не мог, когда кто-то ему начинал перечить или не подчинялся его приказам (не будем тыкать пальчиком в того, кого это касалось), но вместе с тем он поощрял лидерские замашки своих любимых племянников. Он желал, чтобы они со временем набрались опыта и в будущем смогли встать во главе стаи. Он не вмешивался в их личную жизнь, не давил на них и часто смотрел сквозь пальцы на самостоятельно принятые решения. Главным образом потому, что они всегда отчитывались перед ним и Маркусом. Будучи детьми младшего брата, они просто боготворили Кайрена и старались быть для него самыми лучшими во всем и всегда. Преданно служа стае и защищая каждого его члена. Братья никогда не принимали опрометчивых решений, и каждый их шаг был взвешен, продуман до мельчайших деталей. Так было всегда до последних событий, когда глупые мальчишки исчезли, никому ничего не сказав и забрав с собой половину семейного арсенала. Они обманули и его, и родителей, подложив морок на кровную связь, тем самым скрыв опасность, которой подвергли себя. Мало того, так они еще и этого глупого юнца потащили с собой. Плюнув на то, что это всего лишь хрупкий человек и ему можно с легкостью переломать шею. И это еще что. Вишенкой ко всему этому был устроенный разгром в Лондоне, за который у него будет отдельный разговор. Альфа решит эту проблему в два счета. Его клану и так плевать на мирный трехсторонний договор, который ему еще припомнят. Для Валгири война никогда не кончалась. Все бы ничего, если бы к этой сладкой вишенке не добавились сливки в виде того сброда, который они притащили с собой. Головная боль, связанная с этим отребьем, уже маячила впереди. Так что альфа был сейчас очень далек от любых милосердных поступков, если это не было связано со сворачиванием шей. Одна такая шея как раз появилась в зоне досягаемости.

Алан был вообще очень воспитанным мальчиком. Потому молча облокотился о спинку кресла, подперев ладонью подбородок, и, меланхолично рассматривая узоры на дорогом персидском ковре, морщился после каждого рявка. Он даже успел восхититься виртуозному владению английского и запомнить особенно понравившиеся эпитеты, когда Кайрен с искаженным от бешенства лицом опять раскрыл рот. Вот тогда-то он и оторвался от своего мягкого укрытия и бесцеремонно отодвинул вздрогнувшего от неожиданности Уолтера с дороги. Они только сейчас заметили, что в кабинете были не одни. Ничуть не смутившись под тяжелым и предупреждающим взглядом златоглазого оборотня, Алан невозмутимо произнес:

— Следующий выпуск воспитательных работ мальчики послушают после краткой рекламы. Ты нам нужен в другом месте.

Голос ровный и спокойный, а вот напряженное тело выдает волнение, и в пепельных глазах застыло нервное ожидание. Золотые глаза прищурились и внимательно оглядели его с ног до головы. Помятый, с бледным лицом и царапинами на коже. В темной форме, заляпанной кровью и порванной кое-где. Грязные волосы взлохмачены, и вонь такая, что хочется прямо сейчас окунуть в воду, чтобы хоть немного сбить запах гари и бензина, который перемешивается с какой-то дрянью. Судя по всему, она уже успела выветриться, но не до конца, и он чувствует этот отвратительный запах. Раздражение поднимается с новой силой, и зубы аж сводит. Он смотрит в упрямое лицо и без слов понимает, что у него сейчас попросят. Можно сказать, что потребуют. Однако блондинчика ждет жесткий облом.

— Да? — насмешливо скалится оборотень и скрещивает руки на груди, — почему я должен куда-то идти?

— Потому что ты нужен, — упрямо отвечает Алан и, по-прежнему пытается остаться спокойным, но запах раздражения, исходящий от него, только усиливается.

— Тебя заклинило? — темная бровь удивленно поднимается.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — сквозь зубы произносит он, — никто не может снять эти долбанные ошейники, кроме тебя.

Темноволосый альфа хмыкает, и уголок губ нервно дергается. Преувеличенно сосредоточенно рассматривая разбросанные на столе бумаги, он совершенно равнодушно произносит:

— И почему же я должен это сделать?

— Они умрут, если ты им не поможешь, — вот теперь Алану уже не удается удержать чувств.

— Вполне ожидаемо, — морщится альфа и опускается в кресло, стоящее за спиной, — меня абсолютно не интересует эта шваль, которую вы умудрились притащить в дом. Их спасли? Спасли, а что будет дальше, нас не касается. В течение часа они должны убраться из Блодхарта и вообще с этих земель. Сдохнут они или нет, это уже проблема их хозяев. Меньше народу — больше кислороду. Рыдать по ним не буду, не такой чувствительный. И вместо того, чтобы тратить сейчас мое время, лучше бы помылся что ли. От тебя воняет, как от выгребной ямы.

Сказать, что блондин был в шоке, это значит не сказать ничего. Он натурально уронил челюсть и растерянно переводил взгляд с совершенно безразличного лица старшего Валгири на отводящих глаза Уолтера и Эдварда. Те зло сжимали кулаки и бессильно молчали. Они не могли пойти против своего альфы, только не в вопросах, касающихся всей стаи. Их воля принадлежала ему, так же, как и их верность. Обоим совершенно не нравилось то, что происходило сейчас, но пойти против воли вожака значило бы бросить вызов. Алан смотрел на них и не узнавал тех, с кем жил столько месяцев. Тех, кто так рьяно защищал свою стаю и сейчас готов был дать умереть совершенно невинным существам. Охреневший внутренний голос, наконец, взял себя в руки и, рявкнув, привел в себя.

— Так легко дашь умереть себе подобным? — хрипло произнес блондин, все еще не веря происходящему абсурду, — ты охренел?

— Ты, кажется, кое-чего не понял, мальчик, — оскалился Кайрен и мгновенно подался вперед, — это не гребаная сказка, и я не крестная фея, которая помогает бедным и обездоленным. Они — мусор, который я давил в прошлом и буду давить в будущем. Мне глубоко насрать на твои нежные и сопливые попискивания по поводу творимой «несправедливости». Надеюсь, до тебя, наконец, дойдет, что я не очередной благородный герой твоего романа. Теперь взял жопу в руки и пошел вон!

А вот это было последней каплей терпения, только Кайрен этого не понял. Взмахом ладони послав лежащие на столе бумаги в свободный полет, Алан грохнул рукой по деревянной крышке. Оперевшись на руки, он уперся взглядом в глаза оборотня. Серебро глаз просто сгорело в льдистых всполохах голубого. Черты лица заострились, а губы сжались в тонкую полоску. Каждый мускул расслабленного минуту назад тела сейчас был напряжен до предела. Сейчас Салливан больше напоминал очень злого хищника, готового в любую секунду прыгнуть на свою жертву и разодрать ей горло. Смотря на него, парни, сами того не ожидая, начали медленно терять контроль и перекидываться.

— Ты, зарвавшийся кусок дерьма, — почти шипя, ровно, даже не повышая голос, произнес блондин, — даже если бы ты остался последней живой тварью на этой земле, все равно бы никогда не стал героем моего романа! Посмотрите на благородного мстителя с разбитым сердечком и обиженной моськой. Что, кишка тонка, воевать с равными себе, и теперь отыгрываешься на слабых?! Кому ты мстишь? Брюхатой девке, которую чуть не зарезала какая-то сука?! Тем малявкам, которые шарахаются от каждого тонкого писка?! Чем ты отличаешься от выблядков, сломавших тебя?!

Кайрен закаменел. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но внутри уже клокотала черная ненависть. А Салливан продолжал говорить. Тихо, ни разу не подняв даже на полтона голос, но каждое его слово ядом разъедало сердце. Американец разошелся настолько, что даже не замечал, как покрываются инеем стекла окон за спиной альфы. Как мигает свет и как тяжело скрипит мебель. Он не слышал скулеж Уолтера и Эдварда, схватившихся за головы и чуть ли не сползающих на пол.

— Такая же бездушная и бессердечная тварь, как и они, — еще больше зверея, продолжил Алан, — я совершенно не могу понять, КАК мог Ивон полюбить тебя. Можешь винить всех вокруг, орать и биться в истерике. Только это не изменит того, что во всем произошедшем виновен только ты! Если бы не ты, даже твой Ивон был бы сейчас жив!

Он еле успел договорить последние слова, когда его просто смело к книжным шкафам. Влетевшие в кабинет Маркус и Диана были просто сбиты с ног огромной силой, просто взорвавшейся вокруг. Она смела и покорежила всю мебель. Взорвала все светильники и снесла витражные окна вместе с приличным куском стены. Ледяной ветер вскружил бумаги и завыл словно дикий. Захлопнувшиеся двери напрочь перегородили путь тем, кто барабанил по ним и пытался войти.

Алан просто задыхался от боли, взорвавшейся в голове и перекрывшей воздух. Он не понимал, что с ним происходит, только, распахнув рот, пытался глотнуть так необходимого сейчас кислорода, но его словно выкачали за считанные минуты. Тело изломленной куклой висело в воздухе, вжатое в деревянныеполки, с которых попадали книги. Его словно толстыми цепями примотали к ним, не позволяя даже пальцем пошевелить. Уши заложило от дикого звона, заставляющего сжать зубы, чтобы не закричать. Рядом на полу извивались и скулили Уолтер и Эдвард. Диана всхлипывала, звала кого-то, но он не слышал ее. Маркус пытался заслонить Алана собой, но его грубо отшвырнули на покореженный диван и рыкнули так, что оборотень просто примерз к месту, продолжая кричать и пытаясь, наконец, достучаться до потерявшего контроль брата. Но Кайрен даже не обращал на них внимание. Он за секунду оказался прямо перед Аланом и вцепился когтистой рукой в его горло.

Американец даже не успел ничего понять, когда когти вспороли нежную кожу на шее. Вцепившись до крови, сжимая все сильней и вырывая больной стон. Лучше бы он не фокусировал взгляд. Потому что его мгновенно обожгли полные ненависти желтые глаза, в которых сейчас появились алые искры, превратившиеся в рваные линии. Они обжигали и заставляли сжаться, и Алан был уверен, что именно так выглядит Ад. Безумный костер, который превращал в прах все, к чему прикасался. Безжизненный и полный ненависти настолько, что ее хватило бы на весь мир с лихвой.

Без того уродливое лицо исказилось до мерзости. Пойдя алыми пятнами и ярко выделяя белые борозды шрамов. Рот искривился в оскале, являя острые клыки, и весь оборотень словно застрял где-то между животным и человеком, став больше похожим на чудовище, от которого смело наложил бы в штаны любой. Когда же он заговорил, то его слова с трудом получилось разобрать за животным рычанием:

— Никчемный жалкий человек! Всего лишь досадная ошибка, которую легко можно исправить, — коготь с особым наслаждением вошел в рану, заставляя кусать губы до крови, чтобы не закричать, — ты никто и ничто. Пустышка с куриными мозгами. Лезешь своим длинным носом в мир, которого не знаешь, и диктуешь условия. Мелочь, не представляющая из себя ничего без влияния и денег папочки. Не член стаи, и никогда им не станешь. Игрушка, забывшая, что ее мнение никого не интересует. Всего лишь ничтожество, к которому по какой-то причине мои племянники питают привязанность, только ты, видимо, еще не понял, где твое место в пищевой цепи. Я его тебе с удовольствием покажу. Хочешь? Подумай о своем папочке. Как думаешь, ему понравиться получать своего мальчика по кусочкам, м?!

— Мразь! — со злостью глядя на чудовище, выплюнул Алан.

— Комплимент в мои уши, — оскалился оборотень, — игры окончились. Собирай свое барахло и выметайся из моего дома. У тебя есть время только до рассвета. А после я с удовольствием покажу тебе, какая я тварь.

Последние слова он буквально прошипел в лицо дизайнеру и уже через секунду исчез. Оставшись без опоры, Алан мешком свалился на пол, прижимая рукой кровоточащие раны на шее и пытаясь дышать. Сердце бешено билось где-то в горле, руки дрожали, а лицо горело от унижения и злости.

— Господи, милая, — раздался где-то рядом голос Маркуса.

Алан, стараясь не сильно тревожить раскалывающуюся от боли голову, поднял взгляд и увидел бросившегося к лежащей на полу жене оборотня. За опрокинутым и вдавленным в камин столом раздались стон Эдварда и сдавленные ругательства Уолтера. Братья отшвырнули от себя мебель и, стараясь не сбиться с курса, поползли к Алану.

— Вот это шваркнуло, — наконец придя в себя, промямлила Диана из объятий мужа и попыталась собрать в кучку разбегающиеся глаза, — где Ри?

— Исчез, — мрачно произнес Маркус и перевел взгляд на Алана, которому сейчас Эдвард залечивал глубокие раны на горле, — это было крайне неразумно выбешивать его, Ал.

— ДА ПОШЕЛ ОН! — рявкнул злой блондин, — ВСЕ ПОШЛО!

Вскочив с места и опять чуть не осев, шипя самые грязные ругательства, которые от него еще не слышал никто, направился к двери. Распахнув ее, он рявкнул на стоявших там людей и скрылся за спинами влетевших Эрики, Джера и Джулиана. Остальные стояли в дверях и изумленно разглядывали разгром в комнате.

— Боже, что здесь произошло?! — воскликнула бледная и перепуганная Эрика. Просто неуловимым движением оказавшись рядом с любимым и обнимая его.

— Мы слышали крики, а потом замок тряхнуло, — поддерживая опирающегося на него Уолтера, тревожно спросил Джулиан, — у вас что, рвануло что-то? У Ала было такое зверское лицо, словно он кого-то хотел убить.

— У нас дядя рванул, — тряхнув головой, ответил Уолтер, — а Ал — Бог! Теперь я верю в это!

— Аминь, сын мой, — насмешливо ответила Диана.

— Они что, подрались? — получив кивок сразу от всех Валгири, Джулиан изумленно прошептал, — со стеной… тоже они?

— Одно слово, — ответил Эдвард, держась за затылок, — А-ФИ-ГЕТЬ!!!

— Ненормальные! — рявкнул Маркус, — вы вообще понимаете, ЧТО здесь могло произойти?!

— Марк, — не обращая внимания ни на кого, лихорадочно прошептала Диана и до боли вцепилась в руку мужа, — он первый… Понимаешь, ПЕРВЫЙ… Столько лет… а он парой слов смог!

Ее могли понять только те, кто знал о маленькой тайне этого странного семейства. И каждый из них сейчас замерев и затаив дыхание, смотрел на разгромленный кабинет. Сейчас он имел для них самую величайшую ценность. Потому что был живым доказательством того, что за столько веков в старом замке, наконец, появился тот, кто смог разбить в дребезги холодное равнодушие хозяина Блодхарта…

— Нахер этот замок, нахер заказ и нахер этого уебка! — впервые в жизни Алан так распсиховался.

Плюнув на все и даже предполагаемое недовольство отца, он собирал вещи. Просто комкая одежду и со злостью швыряя ее в черную спортивную сумку. За ними последовала пара книг, ноутбук, документы и деньги. Алан настолько был зол, что совершенно забыл о раскалывающейся от боли голове.

Подумать только, а он еще жалел это чмо! Неблагодарный сукин сын! Кому он здесь старался помочь, зачем ему вообще нужно было соваться во всю эту херь?! В благородство решил поиграть, помочь захотел! Да кому нужно все это?! Тупорылому быдлу, которое дальше собственных капризов ничего не видит?! Да пошел он со своими угрозами! Теперь было все равно, что будет с замком. Да хоть сожги его этот урод, это больше его не касается!

Истерично вжикнула молния, сумка через секунду оказалась на плече, а в руках тот самый контракт, который они с Эрикой подписали. Больше его здесь ничего не держало. Билет можно будет купить прямо в аэропорту. Контракт он отдаст рыжей, пусть сама решает, что делать. Джулиану он позвонит по дороге. С ним ничего не случится, Уолтер даже дядюшку своего загрызет за него. Об этом можно не беспокоиться. Что же будет с теми, кого они спасли, то это уже не его забота.

Алан уже развернулся, чтобы уйти, когда взгляд нечаянно упал на бумаги, лежащие на полу рядом с кроватью. Отвести взгляд не удалось. Он поднял их и мрачно уставился на рваные штрихи, сделанные карандашом. Его самый любимый шедевр… Огромная галерея с ангелами и коваными дверями. Он помнил, как трудно было восстановить эту часть замка. Помнил, как ветер играл в пустых проемах и теплыми ночами приносил запах цветов. Помнил, как чуть не подрался на таможне за этих ангелов. Таких прекрасных и далеких. Замерших в секундах своих жизней и стоящих на страже покоя замка. И чем дольше Алан смотрел на собственный эскиз, тем больше вспоминал. Столько месяцев кропотливых работ, каторжный труд, когда он попусту забывал даже о еде. Вдохновение не отпускало его ни на минуту, заставляя творить и поднимать замок из разрухи. Он помнил бессонные ночи, когда приходилось работать у Черного Моста. Рядом с остальными рабочими в грязи и пыли, потому что только он знал, что конкретно ему нужно.

Блодхарт был его самым любимым детищем, и осталось так мало, чтобы замок наконец засверкал, как и подобает. Если бы не ушлепок, поставивший палки ему в колеса и не разозливший сегодня до состояния «Хочу убить, не могу больше!». Плевать, что это не возможно, он бы нашел, как на куски порвать козла. Теперь ему приходилось бросать все. Ну, нет! Еще никто не смел отказывать его желаниям!

Сумка полетела на кровать, а за ней и эскизы. Блондин с грохотом распахнул стеклянные двери и шагнул на балкон. Упрямо вглядываясь в ночь, он вобрал в легкие побольше воздуха и заорал так, что голос зазвенел:

— Я НЕ УЙДУ! СЛЫШИШЬ?! ТЫ, ВЫКИДЫШ ФРАНКЕНШТЕЙНА! МОЖЕШЬ ЗАСУНУТЬ ВСЕ СВОИ ПРЕТЕНЗИИ СЕБЕ В ЖОПУ! ЧМО УЗКОЛОБОЕ!!!

Услышали его ВСЕ. В радиусе двухсот-трехсот километров уж точно. Ответом на эти слова стали только бешеный блеск золотых глаз в глубине леса и глухое рычание, после которого половина леса покрылась инеем…

Ранним утром следующего дня замок ходил ходуном сильнее, чем до этого. Слуги испуганно сжались в углах и предпочли прикинуться частью интерьера. Хорошо хоть, что мать с Эрикой и Джулианом были в клинике и ухаживали за бывшими пленниками вместе с врачами. Если бы женская часть семейства ушла, скрепя сердце, надеясь на благоразумие своих мужчин, и не взяла бы с собой Джулиана, то ему было бы весьма проблематично объяснить огромную черную зверюгу. Гоняющую его горячо любимого друга, который не менее горячо сыпал матами и полуголым пытался уйти от клыков и когтей. В этот день Уолтер с младшим и отцом впервые пошли против воли своего альфы. От этого дядя взъярился еще больше и вцепился в них. Его с Эдвардом отшвырнуло парой таких мощных оплеух, от которых даже в ушах зазвенело. Отец еще какое-то время держался, но и тот начал сдавать под давящей силой своего альфы. И это уж точно ничем бы хорошим не кончилось, если бы не Алан, вмешавшийся вовремя. А точнее вовремя сломавший стул (изумительной работы, с ручной резьбой на сандаловом дереве!) о голову не ожидавшего такоготКайрена. Черный альфа даже чуть прихерел от такой наглости и, вытаращив глаза, смотрел на смертника, который прикрыл своим телом серо-бурого оборотня и разразился новой порцией оскорблений.

В итоге, левое крыло замка опять было закрыто на ремонт, Маркус минут пятнадцать корчился под руками альфы, пока тот, наконец, взяв себя в руки, сращивал переломанные кости брата. А они с Эдвардом исцеляли кровавые борозды от когтей на левом боку шипящего и злого Салливана. Мать потом очень долго и с расстановкой орала на всех них. Что весьма несправедливо! И сразу же после этого началась двухсторонняя блокада.

Как последствие, дядя ходил злой, Алан ходил злой, папа хватался за голову, мама пообещала взяться за оружие и надрать всем задницы. Слуги так вообще старались лишний раз не находиться слишком близко к Кайрену, а влетело за все это Волчьему Совету. Потому что дядя решил пойти к ним в гости. Что там происходило, история (в лице Гора) умалчивала до самого конца. Только по новостям потом передали, что в одном из бизнес-кварталов Лондона был совершен теракт и были пострадавшие. Власти обвиняли ИРА*, а дядя многосмысленно молчал, пил кофе и читал утреннюю газету. Но хрупкий мир длился не долго: ровно до тех пор, пока на горизонте не замаячили чужаки. Альфы, узнав о случившемся (с легкой руки отца и все того же Гора), приперлись за своей пропажей.

Стоит ли говорить о том, что больницу тоже закрыли на ремонт? А Волчий Двор, занявший круговую оборону и готовый к вторжению «оккупантов» (а за это уже надо сказать спасибо Эрике, обрисовавший ситуацию шерифу ТАК, что тот поднял на ноги, когти, крылья и все доступные конечности всех, кто мог драться), слушал очередные трехэтажные маты в сопровождении взрывающихся стекол и грозного рыка, местами переходящего в такие же оскорбления. В этой весьма натянутой обстановке священник и хозяин ночного клуба «Серп» делали ставки на то, кто не выдержит первым и прибьет: темпераментный блондинистый американец или желтоглазый жгучий шотландец. Причем незаконный тотализатор проходил под зорким глазом главврача недееспособной сейчас больницы городка. Так что о неприятеле, занявшем стратегические границы, но ни в коем случае не пересекшем (с ума они сошли что ли соваться к самому безбашенному клану во всей Британии?!) благополучно забыли. Сами же «оккупанты» шипели друг другу в морды и уже лезли бить облицовочный фасад давнишним врагам своим. Как ни крути, а кровная вражда, длящаяся не один век, — это тебе ни хухры-мухры.

Как ни странно, но это безобразие прекратил сам Кайрен. Гневно шипя, плюясь ядом и стряхивая с когтей кое-что подозрительно напоминающее кое-чьи серебристо-белые волосы (этот выдранный клок Алан припомнил ему выдранной шерстью). За ним на гнувшихся ногах плелись бледные и испуганные вусмерть оборотни и вампиры. Причем, цепляясь друг за друга и поддерживая. У всех у них были перебинтованы шеи, и тела, прежде изможденные, медленно регенерировали. Пока что очень слабо, но все же.

Пожалуй, Уолтер никогда не забудет, как, плевав на весь свой статус вместе с гордостью, темноволосый альфа рухнул на колени перед своей беременной волчицей и бережно прижался губами к округлому животу. Он продолжал шептать ее имя и прижимать к себе сильней. На что девушка мягко улыбалась и гладила дрожащими пальцами его волосы.

«Истинные», — промелькнуло в мыслях, и он перевел взгляд на стоящего рядом дядю.

Лицо его застыло, подобно маске. Полное безразличие и брезгливость, если, правда, не обращать внимания на запах крови, капельками текущей из сжатых кулаков. Когти продолжали вонзаться в кожу, нещадно рвя ее и заставляя держать лицо. И глаза… Полыхающие целым ураганом эмоций, которые грозились затопить все вокруг и уничтожить весь многовековой лес. Кайрен не отводил взгляда от этих двоих, и Уолтер мог поклясться, что в эту минуту он думал о тех словах, которые швырнул ему в лицо Алан. Услышь он мысли альфы, то нисколько бы не удивился своей правоте.

Кайрен вспоминал и готов был вырвать себе сердце, только бы оно больше никогда не билось, не напоминало о том, что каждое слово мерзкого мальчишки безошибочно достигло своей цели. Сердце ныло, и не было ему утешения…

Конец Флешбэка.

Воспоминания неясным гулом ушли все дальше, уступая место действительности. Где был очередной теплый день недоосени. Эдвард сидел на каменном бортике, опоясывающем яркие цветочные клумбы. На его коленях устроилась Эрика и восторженно щебетала что-то об очередных планах на уик-энд. Здесь был мягкий голос и сводящий с ума Уолтера аромат любимой пары, которая пока еще ничего не знала об этом. И копающийся под капотом доживающего свои последние дни джипа Алан. В своих любимых потертых джинсах и обтягивающей крепкий торс, еще только утром белой майке, которая сейчас была заляпана машинным маслом. Чей запах пропитал воздух вокруг, перемешиваясь с их собственными. На удивление успокаивающими и дарящими уютное тепло, от которого хотелось свернуться калачиком и, положив голову на колени любимого, замурлыкать не хуже кота. Впрочем, кто мешал ему сделать это? На периферии ненавязчиво играла очередная безумно хитовая песня, лившаяся из включенного радио. Алан, не отрываясь от дела, подпевал ей. Наглейшим образом меняя слова и превращая в пошленькие стишки, от которых Джулиан то и дело мило краснел, шипел на ухмыляющегося шефа, но продолжал гладить мягкие пряди волос улыбающегося Уолтера.

Никто из них так и не заметил златоглазого мужчину, стоящего у высокого окна. А вот он не отрывал от них взгляда. Такие спокойные, милые, и не скажешь, что несколько дней назад с пеной у рта защищали зарвавшегося человеческого щенка. Сама же белобрысая крыса сейчас увлеченно копалась под капотом машины по локоть в грязи и явно не задумывалась о том, что вплотную подошла к своей смерти. О, он бы убил. С самым запредельным наслаждением вонзая клыки в это белое горло. Разрывая мышцы, чувствуя, как течет в глотку теплая алая кровь, и слушая треск ломающихся костей. Альфа был готов растягивать этот момент до бесконечности. Он бы разукрасил это тело рваными алыми линиями, содрал бы кожу миллиметр за миллиметром, вырывая ноготь за ногтем. Потроша внутренности и срезая каждый кусочек мяса собственными когтями.

Самая желанная мечта за последние годы. Она тягучей тьмой сидела в задворках сознания и голодным зверем порыкивала от нетерпения. Чудовище внутри предвкушающе облизывалось и насмешливо скалилось мыслям своего хозяина. Но Кайрену не было до него дела. Перед глазами была алая пелена ярости, от которой зудели клыки и мышцы наливались нечеловеческой силой.

— Ты обещал, — не отрывая взгляда от окаменевшей спины брата, напряженно произнес Маркус и сильней сжал подлокотники кресла.

— Неужели жизнь какого-то червя настолько важна для тебя, что ты просишь меня? — не оборачиваясь, раздраженно спросил Кайрен, — что в нем такого, что вы цепляетесь за него, как за собственного щенка?!

— Ри, он не такой, как другие, — мягко произнесла Диана, — он…

Ее слова прервал злой смех альфы. Он резко обернулся и, сузив глаза, уставился на нее таким взглядом, что вампирша дернулась, словно от пощечины, и поджала губы. На этот раз Алан перешагнул все дозволенные границы. Последняя их с альфой ссора вконец переполнила чашу терпения, и теперь блондин был, как никогда, близок к тому, чтобы превратиться в освежеванный труп. Если бы только не Маркус, вступившийся за него. Младший просил впервые и не за себя, а за чужака, который мало того, что ослушался приказа, так еще и почти прилюдно оскорбил вожака клана. Теперь слово было за Кайреном. Откажи он брату, и у Алана будет только два пути. Либо исчезнуть из Блодхарта, как можно быстрей, либо…

— Хочешь, чтобы он жил? — гневно оскалился Кайрен, — тогда пусть исчезнет так далеко, как сможет. Потому что потом я начну его искать. Если найду, то даже ты, моя дорогая девочка, не сможешь защитить своего «особенного» мальчика!

— Кай, ты обязан ему жизнью! — возмущенно произнес Маркус.

— Поэтому он все еще жив! Все! Это мое последнее слово!

Начинающуюся ссору между братьями остановил грохот разъехавшихся дверей и появившийся на пороге Гор. Со странным блеском в глазах и держа в руках черную папку. Он горящим взглядом уставился в лицо удивленно вздернувшему бровь альфе и с каким-то странным благоговением произнес:

— Милорд, вы это должны видеть!

Кайрен не произнес ни слова, но послушно сел за массивный дубовый стол. Если Гор, оборотень, вышколенный до идеального поведения и никогда не врывающийся к своему альфе без стука, посмел так влететь в кабинет, то дело и вправду было серьезным. Через несколько минут перед ним лежали выкраденные документы из кабинета Валентина. Это были отчеты по последним исследованиям Амикуса Дверла. А поверх них лежали несколько дисков с видеозаписями с камер из той самой клиники Солсейрс Фармасьютикал, где вдоволь порезвились его мальчики, и еще две флешки.

— Почему только сейчас?! — раздраженно рыкнул Кайрен.

— До этого вы были несколько заняты, — с невозмутимым лицом ответил оборотень и, нервно дернув уголком губ, добавил, — и мы, наконец, знаем, кто разрулил все это с ФБР.

— Кто? — встав за спиной брата, спросил Маркус.

— Алан Салливан…

Комментарий к Ты не знаешь меня… ИРА — Ирландская республиканская армия

Опасные связи

Режущий как алмазы,

Отстранённый как остров в океане,

Или как ребёнок в поле

Которому некуда пойти.

Воспоминания, тяжёлые как камни,

Воспоминания, тяжёлые как камни.

Каин был в гневе,

И он впал в кроваво-красную ярость,

И вот теперь один брат умер,

А другой брат родился.

Призрак виден в зеркале,

Я боюсь сильнее, чем всегда.

Мои ноги привели меня прямо в моей могиле.

О, Господи, ты ушёл?

О, Господи, ты ушёл от меня?

От меня?

Аллилу-аллилу-аллилуйя!

Пусть пойдёт дождь, пусть он прольётся на тебя.

Воспоминания, тяжёлые как камни,

Воспоминания, тяжёлые как камни.

Я опустошён,

В моей кончине ты — моё начало…

Paper Route — «Glass Heart Hymn»

Флешбэк.

Катаклизма все-таки нагрянула и как всегда тогда, когда ее совершенно не ждали. А почему не ждали? Потому что были целиком заняты войной с одним клыкастым дауном, у которого башню поддувало суровыми ветрами Шотландских гор! И даже то, что недомерок (наглая клевета!) все-таки в конце согласился помочь, ничего не меняло. Война между ними перешла из разряда локальной в тотальную, особенно после того, как его величеству говнюку в надцатом поколении сообщили, что часть пришлых просто не может вернуться в свои кланы. Многих из них главы кланов сами продали Амикусу, и теперь, когда они вернулись назад, их ждала только смерть. Бесполезно говорить о том, что эта новость была встречена новой серией разрушений и ссор, которая плавно, но верно вела к очередной драке.

Как итог, Алану опять чуть не прогрызли горло и велели валить нахуй. Дальше шел сплошь непечатный и ни разу не повторяющийся мат. В свою же очередь, дизайнер пообещал отрезать одному плешивому щенку яйца и засунуть в глотку, если рухнет хоть одна стена. Вот так весело жили, пока все это не перешло в глухой игнор. Недовольные и полные презрения взгляды при каждой встрече, молчаливые и напряженные трапезы, во время которых все дергались и ждали новой драки. Вследствие чего — мерзкое настроение с отметкой «НИЖЕ УРОВНЯ АДА». От него начали шарахаться не хуже, чем от активированной ядерной боеголовки.

Самое странное, что сам Алан своей реакции не понимал. Ну, появился на его пути очередной дегенерат психованный, ну, ведет себя, как капризная малолетняя сучка. Но это же не повод переводить на него собственные нервные клетки. А они, между прочим, не бесконечные! Но мать его через ногу да в левую почку! Как же бесил его конкретно этот оборотень. До черных кругов перед глазами, до кипящей в венах крови и до желания засунуть в его глотку бензопилу! Глядишь, наконец, откинет лапы.

Так что, да, Алан совершенно не ждал, что в одно прекрасное утро из серии «Боже, покарай этого урода анально! Танкером, чтобы уж наверняка!» телефон разразится похоронной мелодией и на экране высветиться хорошо знакомый номер. Бесполезно было гипнотизировать его взглядом, заткнуться он от этого не спешил. Пришлось делать морду кирпичом и отвечать на звонок. Уже через три минуты весьма продуктивного разговора, он со спринтерской скоростью слетел со строительных лесов. Краски и кисти остались в мишуре рабочего хаоса, который уже продолжался без него. Сам же Алан, пугая прислугу, несся по коридорам замка в свою комнату, причем, совершенно не замечая смотрящего ему вслед задумчивого Гора…

Путь из Блодхарта до Эдинбурга занял не больше двух часов. Особенно если учесть, что гнал Салливан на той скорости, на которую любой адекватный человек не перешел бы даже под самым крепким градусом. Американцу же было на это плевать, потому что там, в городе, в маленьком и неприметном кафе на улице Грен-Уолл, ждал человек, которого он не видел очень давно.

Кафе «Ирис» было трудно заметить не знающему о нем человеку. Достаточно удобное, не дорогое, весьма хорошее заведение находилось в глубине узкой улочки и занимало первые два этажа одного из жилых зданий. С залитыми солнцем большими окнами, зеленым плющом, спускающимся с балкона третьего этажа и укрывшим часть косой крыши. Днем, опутанное ленивой негой, а вечером, оживающее под ритмы шотландской музыки, и бодрствующее почти до самого рассвета.

Колокольчик над дверью мелодично звякнул, оповещая о приходе очередного своего посетителя. Высокий пепельный блондин замер на пороге, прищурив серые с голубыми прожилками глаза и вглядываясь в дымчатый полумрак зала. Многочисленные столики сейчас пустовали, только кое-где сидели редкие посетители. Молодая шумная компания, одинокий интеллигент, с головой ушедший в чтение какой-то книги, двое девушек, стреляющих глазами в хорошенького посетителя, и, наконец, высокий мужчина сорока лет, сидящий за одним из дальних столиков у окна.

Одетый в, безусловно, очень дорогой костюм тройку, с короткими иссиня-черными волосами, но уже с седыми висками. Крепким телом, широкими плечами и кошачьими темно-карими глазами с золотистыми прожилками. В данную минуту весьма нагло оценивающими маячившего рядом молоденького официанта. Официант был не против и прицельно стрелял глазками, будучи совершенно не в курсе, что все его взгляды разбиваются о бронированный цинизм данного гражданина. Гражданин только кривил уголок губ в легкой улыбке, водил подушечкой пальца по краю чашки с недопитым кофе и глядел с легким прищуром. Весь его облик напоминал огромную хищную кошку. От взгляда до исключительно по-мужски совершенных черт лица. Крепкий подбородок, темные брови вразлет и прямой нос. Обманчиво расслабленный, а на самом деле уже успевший просканировать весь зал взглядом и по привычке отметить запасные выходы. Что не говори, а прав был тот, кто сказал, что бывших спецов не бывает. Ярким примером этого был Кристофер Готфрид.

Алан только покачал головой и направился к мужчине. Бесцеремонно рухнув на кожаный диванчик перед мужчиной и, свистнув скривившегося официанта, уперся взглядом в потеплевшие карие глаза своего блудливого крестного.

— Итак? — невинно хлопнув ресницами, улыбнулся блондин, — ты ведь знаешь, как же я тебя люблю!

Официантик грохнул чашкой, праведным гневом сверля наглого мерзавца, посмевшего так бессовестно клеить понравившегося ему мужчину. А тот только шире улыбнулся и, подперев рукой подбородок, глубоким приятным голосом выдал:

— Вооруженное нападение, порча имущества в размере двух миллионов фунтов стерлингов, покушение на убийство, взлом частной собственности и, наконец, грандиозный взрыв, превративший одну из самых престижных клиник страны в решето. Тянет годков на сорок, а может и больше. Это я еще молчу о том, что кое-кто наглейшим образом умудрился сунуть свой очень миленький носик в секретные дела ФБР и Британских спецслужб. Ангелочек мой ясноглазый, ты мне ничего не хочешь сказать до того, как я с потрохами сдам тебя отцу?

— Я тоже очень рад видеть тебя, Кристи, — закатив глаза, вздохнул Алан.

Какую же правду подать? Вряд ли крестный впечатлится, узнав, что его дорогой крестник конкретно так попал с семьей своего заказчика. Водит дружбу с мохнатой и клыкастой братией из старинных приданий и ночных страшилок. Успешно отстраивает замок сошедшему с ума зверю, который совершенно себя не контролирует, и не забыть упомянуть острые клыки и когти, от которых приходилось спасаться на протяжении нескольких недель. Пожалуй, после таких излияний ему вызовут самых лучших мозгоправов и подарят эксклюзивную рубашку от психбольницы.

И значит, нужно было лгать. Впрочем, не впервой, а совесть свою он давно закопал за оградой. Только вот, Крист не был тем простачком, которого можно было провести парой слов. Он не поверит набору звуков, собравшихся под ярким пурпурным, как трусы Супермена, грифом «правда». Чтобы провести матерого лжеца, нужно было быть еще более наглым лжецом. В этом Салливану не было равных. Улыбка медленно потухла, и Алан мрачно уставился на свою чашку.

— Ты знаешь, что я бы никогда не воспользовался твоими связями, если бы в этом не нуждался так остро, — осторожно подбирая слова, произнес он.

— Знаю, — кошачьи глаза хищно прищурились, — и хочу понять, почему ты вмешался в расследование бюро.

— Баш на баш, — серые глаза цепко посмотрели в упор, — я расскажу тебе все, что знаю, а ты кое-что объяснишь мне.

Темноволосый мужчина только хмыкнул и откинулся на мягкую спинку. Сколько бы ни прошло времени, а его маленький серебряный ангелок так и остался крайне любопытным. Не имея собственной семьи, он всем сердцем любил семью друга и души не чаял в его сыне, но сейчас этот сын темнил и явно знал намного больше, чем хотел преподнести ему.

— Отпираться не буду, в клинике были, погром устроили и на газоне расписались, — ответил Алан, — Стиви звонил и данные тоже свистнул.

— Роль Валгири?

— Не так давно друг Маркуса Валгири обратился к нему с просьбой найти его похищенную жену. Сам знаешь, какие у этих шотландских лердов связи и возможности. Так вот, их ребята начали копать и докопались до этой Солсейрс Фармасьютикал. Но в процессе начальник безопасности, который и вел это расследование, и еще несколько их сотрудников за один день исчезли. Узнать, что с ними стало, не составляло труда.

— Значит, это была спасательная операция?

— Бинго! — кивнул Алан и живо захрустел миндальными печеньями, — теперь твоя очередь. С каких это пор ФБР вмешивается в дела Скотланд-Ярда?

— Бюро уже давно взяло под наблюдение руководство Солсейрса, — произнес мужчина и вытащил из кармана пачку сигарет.

Чиркнув дорогой посеребренной зажигалкой и с наслаждением затянувшись, Готфрид продолжил:

— Ты ведь успел узнать о семействе Дверлов, держащих эту корпорацию в своих руках. Их подозревают в отмывании денег, около ста миллиардов долларов. И это только верхушка айсберга. Там пособничество, похищения, незаконный оборот оружия, наркоторговля и еще по «мелочи». Их пасли пять лет, удалось, наконец, раздобыть улики, но ваша так называемая операция пустила все это коту в задницу.

— Как нелооооовкооо, — прикрыв пальцами рот, невинно похлопал ресницами Алан, — ну, не расстраивайся, и такое бывает. Никто не виноват, что в вашем бюро работают растяпы.

Блондин потянулся и успокоительно похлопал по плечу крестного, совершенно не обращая внимания на убийственный взгляд.

— Всыпать бы тебе по заднице ремнем, — сквозь зубы улыбнулся Крист.

— Ну, не при людях же, дорогой, — сладко улыбнувшись, засюсюкал дизайнер, — всегда знал, что ты у меня затейник!

Крестный уверился, что одного ремня будет недостаточно, молодой официантик вздернул носик и, чуть ли не стреляя молниями, наконец, закончил «полировать соседний стол» и удалился к барной стойке. А Алан только презрительно усмехнулся ему вслед и довольно улыбнулся своим мыслям. Вытащив из внутреннего кармана две флешки и небольшой ключ, положил перед посерьезневшим мужчиной.

— Что здесь? — с любопытством спросил он.

— На флешках — списки, оффшорные счета, договора, финансовая отчетность. Заметь, что вся. Кроме наркотиков и оружия, они занимались еще и продажей человеческих органов. Есть даже немного о торговле людьми, в частности детьми. Ключ от камеры хранения на вокзале Уэверли. Там лежат снимки и пара очень увлекательных видео. Короче, компромата хватит на ооочень длинный список обвинений. Как думаешь, твое руководство примет наше искреннее раскаяние и извинения?

С каждым словом Алана улыбка на губах Кристофера становилась довольнее, а в глазах плясали черти. И вместе с этим росло зудящее желание понять, почему крестник это делал.

— Это подкуп? — пропел Готфрид.

— Фи, как грубо и пошло! — поморщившись, произнес дизайнер и посмотрел в карие глаза напротив, — всего лишь извинение за причиненный ущерб. Все равно твои коллеги еще лет пятнадцать бы обхаживали этих мудаков. Ну, что скажешь?

— Тебе бы к нам, а не мазней своей заниматься, — покачал головой мужчина.

— Извини, Кристи, но папан меня убьет, а маман закопает мой бедный трупик под своими розами. И потом, я слишком сильно люблю свою работу.

— Почему ты им помогаешь? — резко спросил Кристофер, — это не похоже на тебя. Кем-кем, а альтруистом ты никогда не был, ангелочек.

Алан только усмехнулся и, посмотрев на залитую солнцем улочку за окном, каким-то странным, тихим голосом произнес:

— По доброте душевной?

— Ты? — усмехнулся Кристофер. — Просто так?

— Вредина, — обижено пробурчал дизайнер, но уже через минуту снова улыбнулся, — сам в шоке. Знаешь, они на меня плохо влияют. Несправедливо!

Конец Флешбэка.

Несправедливо, это мягко сказано! А по-хорошему, давно уже стоило набить морду одному индивиду и свалить в родные Штаты. Махнув на прощание батистовым платочком. Но Алан оставался. Признаться, он слишком сильно привязался к своим новым знакомым. Настолько, что это уже тревожило его.

Насвистывая очередной мотивчик, Салливан вытер грязные руки пахнущей машинным маслом тряпкой и смахнул пот со лба. Оставив на коже грязный след. Эдди и Уоли давно уже взяли своих вторых половинок и ушли в дом, зовя его с собой, а он продолжал возиться со своей любимой деткой. Мысленно все время возвращаясь к встрече с Кристофером.

В тот день они еще долго бродили по городу и разговаривали обо всем. Они не виделись целый год, и за это время много чего накопилось. С этим мужчиной Алан мог позволить себе быть чуточку ребенком, с детства считая примером подражания. И то, что ему пришлось солгать безмерно дорогому человеку, очень тяготило. Но что он мог сделать? Втянуть в мир, который был слишком опасен и навечно недосягаем для простых людей? Ему с лихвой хватило той вылазки в эту чертову клинику. Кошмары о монстрах, напавших на Эдварда, снились до сих пор. Стоило только вспомнить их, как кожа покрывалась мурашками. И он должен был рассказать о том, что вырывал клыки самому настоящему вампиру и настолько потерял голову, что мог совершенно спокойно порезать на куски врага? С самого начала он знал, что когда весть о произошедшем дойдет до Готфрида (а в этом он ни капли не сомневался), тот приедет разбираться. И не поверит ни лживым словам, которые вмиг раскусит, ни оправданиям. С ним надо всегда говорить только на его собственном языке, приводя в качестве аргумента «Титановые, стопроцентные улики без возможности опровержения». Ну что ж, устроить их получилось не так легко, как казалось на первый взгляд, но все же.

Стоило вспомнить об этом, как губы исказились в наглой и совершенно дьявольской усмешке, которую, к счастью, не видел никто. И, слава Богу. Уж слишком дикой она была. С глухим стуком опустив капот и, по привычке пнув переднее колесо, он довольно потянулся, разминая затекшие мышцы.

— Да, хрюшка знатная, — задумчиво оглядев себя любимого, полностью измазанного в грязи, хмыкнул он.

Помыться бы, а вместо этого он направился на задний двор. Если повезет, то Джер как раз будет там и непременно угостит холодным фруктовым муссом. От одних мыслей об этом даже слюни потекли, и, больше не теряя ни минуты, он направился к вожделенной цели. Совершенно не догадываясь о том, что в данную минуту, в кабинете хозяина замка, его персона стала предметом жаркого обсуждения…

— Алан Салливан…

Молчание, воцарившееся после этого имени, можно было смело резать ножом. Пока изумленные Маркус и Кайрен смотрели на совершенно серьезное и невозмутимое лицо Гора, Диана недоверчиво сощурилась и медленно произнесла:

— Гор, милый, ты имеешь в виду нашего Алана? Ты уверен?

— Да, госпожа, — почтительно склонив голову, произнес оборотень, — сомнений нет, это он. Мои парни выследили его в городе, когда он два дня назад передавал всю информацию агенту ФБР. Личность агента установить не удалось.

— Но как?! — осев на стул, спросил Маркус.

— Ты хочешь сказать, что какой-то дешевый архитекторишка из Нью-Йорка, смог обвести вокруг пальца спецслужбы двух стран? — с еле скрываемым раздражением подал голос Кайрен.

Простой архитекторишка? С этим Гор был сильно не согласен. После того, как этот самый «простой» человек на его собственных глазах выкидывал такие фортеля, он никогда не поверит в его ничтожность. И было бы нечестно смолчать даже перед страхом попасть в немилость разгневанного альфы. Так что, Гор только выпрямил спину и, не отводя взгляд от мерцающих совершенно недобрым огоньком желтых глаз, отчеканил:

— Милорд, думаю, вам стоит посмотреть записи.

После минуты напряженного молчания альфа все-таки потянулся к дискам, веером лежащим перед ним. Включив ноутбук и вставив первый же попавший, он уже через секунду пропал для внешнего мира. И вместе с ним Маркус с подошедшей со спины Дианой. А посмотреть там было на что. Начиная с перестрелки в коридорах подземных лабораторий до зверски разрывающего на куски охрану Уолтера в соседнем крыле. На Пожирателях Маркус захлебнулся воздухом и мертвой хваткой вцепился в плечо шипящей жены. У которой от бешенства глаза налились алым и вылезли клыки. Диск сменялся за диском, с каждой секундой съемки зля и заставляя вцепиться когтями в спинку многострадального кресла альфы, который и сам уже исцарапал всю обивку на подлокотниках. Все это время Гор молча стоял в стороне, не мешая своим хозяевам и краем глаз следя за выражением их лиц. И он все же дождался того момента, когда впервые за всю свою жизнь в стае Валгири увидел ничем не скрытое изумление на лице своего альфы.

— Это Алан, — пораженно выдохнула Диана, — нет, это точно Алан?

Видео утверждало, что спец в форме британского военного, выбивающий кишки из здоровенных мужиков, и есть их языкастый дизайнер. И это было чертовски красиво. Настолько, что отвести глаз они не могли. Железные дубинки мелькали так быстро, что увернуться от них было невозможно. Идеальная растяжка, меткие и быстрые удары по самым слабым местам, просто охуительный удар ногой, пославший противника в долгую несознанку. Скупые и жесткие движения завораживали. Выпад, дубинка оказывается на шее одного из нападающих, сильно дергается в сторону и, зацепившись рукояткой, уводит за спину, заставляя вывернуться так, чтобы не задохнуться. И пока жертва пытается выбраться из смертельного захвата, тело не остается в стороне. Весь Алан в эту минуту — движение. Он уходит от мелькнувшей всего в нескольких миллиметрах от груди электрической дубинки и, подставив под удар задыхающегося охранника, со всей силы наотмашь бьет своей по зубам третьего. Он уходит из-под их ударов так легко, что кажется, будто тело его сейчас податливо, как ртуть. Почти все лицо скрыто маской, кроме холодных стальных глаз, режущих не хуже тесака. Весь его бой длится от силы семь минут, а дальше он заменяет металлические дубинки электрическими и, не обращая внимания на явно болезненные крики, проходит по лежащему охраннику. Даже при отсутствии звука Кайрен совершенно уверен, что блондин матерится на перегородившую ему путь железку. А то, как он, сверкая глазами, медленной кошачьей походкой подкрадывается к отползающему от него мужику, заставляет Диану чуть ли не рассмеяться. О да, в эту минуту Салливан похож на большую дикую кошку, только прикоснись — и вырвет горло. Он тащит орущего мужика к двери и, наконец, открыв ее с помощью нужного отпечатка, просто отрубает избитого охранника. Стоит ему увидеть клетки с пленниками, как что-то неуловимо меняется. Спина выпрямляется, и отчетливо видно, как руки сжимаются в кулаки. Но он опускает голову, отведя лицо от камер, и медленно идет мимо решеток и через несколько минут останавливается перед одной из них. Он возится с дверью и неожиданно замирает, внимательно слушая что-то. Нетрудно понять, кого он там нашел. Кайрен поднимает взгляд на Гора, вопросительно выгибая бровь.

— Дверл. Он спрашивал о том, кто нас запер и как нас выпустить, — отвечает на молчаливый вопрос оборотень.

А на записи Алан, не церемонясь, ломает сканер на двери и, засунув в проводку шокер, открывает дверь. Запись обрывается сразу же, как он скрывается за ней. Диана с таким нетерпением вставляет последний диск, что будь у бедной техники язык, сейчас бы обматерила своих хозяев. Но хозяев это не волнует, они во все глаза смотрят на одну единственную запись со звуком. Им просто катастрофически везет, что это заметки Дверла. Он описывает свои исследования с присущей ученому скрупулезностью, комментируя опыты пошагово. Однако никто из присутствующих особо не вникает сейчас в его слова. Их волнует только то, что за спиной вампира тихо и незаметно открывается дверь. На пороге стоит напряженный до предела Алан. В его руках искрятся шокеры, и Кайрену на мгновение кажется, что глаза блондина из пепельных стали насыщенно голубыми. Они похожи на вечный лед. Мертвые и лишенные малейшего человеческого чувства. Осознав это, альфа дергается. Он смотрит на буквально окаменевшие черты лица и осознает, что они, как никогда прежде, похожи на совершенно другие. Бесконечно далекие и потерянные навсегда. Златоглазому мужчине с трудом удается удержаться и не отвести взгляд от монитора.

Тем временем, блондин молниеносно срывается с места и бьет шокером прямо в сердце поздно среагировавшего вампира. Смотря на драку, последовавшую за этим, Диана совершенно забывает, что это уже давно прошедшие события. Она реагирует так же бурно, как и ее муж, вцепившийся отросшими когтями в трещащую спинку. Но оба они облегченно вздыхают, когда беременная волчица смыкает на шее хладного Капкан. Последовавшее за этим действие иначе, как избиением младенцев, назвать нельзя. Алан методично уродует лицо Дверла и вырывает его клыки, чем вызывает смех Дианы. Ведь теперь она знает, что это за «трофей», обвязанный черным шнурком, болтается на шее ее любимого блондинчика.

Вдоволь наизмывавшись над шипящим и харкающим собственной кровью Амикусом, Алан пинками гонит того открывать камеры. У которых его уже ждут опоздавшие Эдвард и его оборотни. И здесь уже конец. Молчание, последовавшее за этим, длится недолго. Его обрывает голос Гора, который звучит с еле уловимым в нем восхищением:

— Был бы девчонкой, женился бы.

— Не смог бы, — хмыкает вампирша, — такого дикого никто не удержит. А знаешь, Ри, я хоть и мало смыслю в методике современных преподавателей самообороны, но это явное ее превышение!

— Ди права, — задумчиво потерев подбородок, отозвался Маркус, — я еще не видел телохранителей, владеющих такой подготовкой.

— Прибавьте к этому и ювелирную фальсификацию улик, взлом базы данных МИ-6, явные связи с Интерполом и знакомых в ЦРУ и ФБР. Мы не знаем, как ему удалось провернуть все это, но он отправил федералам такое дело, что Дверлам и всему Вампирскому Двору люди предъявят такой иск, что Владыке еще очень долго придется расхлебывать все это. Все дело провернуто настолько тонко, что моим ребятам просто повезло. Если бы я не услышал разговор Салливана с неизвестным мужчиной. Всего лишь адрес кафе в Эдинбурге. Но после этого он с такой скоростью ломанулся на встречу, что не заметил слежку. Однако если бы не запах, мы бы его вряд ли выследили.

— Итак, — не отрывая подозрительно спокойный взгляд от своих выросших когтей, вымораживающим голосом начал Кайрен, — что мы имеем? Человека с профессиональной боевой подготовкой, который ко всему прочему имеет связи со спецслужбами, сливает информацию им же и вдобавок виртуозно водит за нос. О, как же я забыл?! Еще, как оказалось, мы не знаем о нем абсолютно ничего, и вот ЭТО живет под одной с нами крышей!

— И чинит наш замок, — брякнула Диана, но вовремязахлопнула рот, наткнувшись на горящий взгляд готового воспламениться родственничка.

Гор же вздрогнул и поспешно отвел глаза, чтобы не злить альфу еще больше.

— Милорд, мы искали. Наши люди сделали все возможное, искали везде, но ничего нового найти не удалось. Алан Салливан был примерным учеником, блестящим студентом и считается гением в своей работе. И все. Его биография чиста настолько, что не за что зацепиться. В базах на него нет абсолютно ничего, даже штрафа за парковку! Мы даже проверили всю подноготную его семьи, вплоть до детского сада, в который ходил его отец. Ничего нет.

— Так не бывает, — раздраженно произнес Кайрен и, вскочив с места, начал мерить комнату шагами.

— Тогда остается одно, — пожав плечами, произнесла хладная, — спросить его самого.

— Для справки. У него даже пульс не сбивается, когда он лжет, — пробубнил Гор, но его услышали.

— Как ты там сказала? — зло усмехнулся Кайрен, — особенный?

* * *

Когда он начал сходить с ума? Когда начался отсчет для этого? Ложь… Он знает ответ. В тот день, когда он впервые взглянул в золотистые глаза Кайрена Валгири. С этой минуты он с каждым днем все больше приближался к своему персональному концу света. Который настал две недели назад, как раз в то самое утро, когда, открыв глаза, Питер обнаружил себя в постели своей Лос-Анджалесской квартиры. Тогда, дрожа от неконтролируемого ужаса, он бродил по пустой квартире, заглядывая в каждую комнату, пытаясь убедить себя, что произошедшее ночью не было ничем иным, как обыкновенным глупым кошмаром. И, с опаской глядя в зеркало, он все больше верил в это. Ни кровавых царапин, ни синяков, ни боли.

Жизнь постепенно возвращалась на свои круги. Он с головой ушел в работу, опять мотаясь по свету, участвуя в съемках и модных показах. Шотландия осталась далеко позади так же, как и бывший уже любовник, о котором Кринвин благополучно забыл. Ведь в мире все еще было столько богатых простаков, которые так и просились обвести их вокруг ухоженного пальчика.

Однако все его новые романы так и заканчивались, не успев даже начаться. Самое смешное то, что он сам обрывал свои связи. Каждый раз по одной и той же причине — отвращение. Нет, ему по-прежнему нравились мужчины, и он откровенно наслаждался, любуясь крепкими поджарыми телами. Но он не мог заставить себя зайти дальше флирта. Его начинало выворачивать от одной лишь мысли, что чужие мерзкие грязные руки дотронутся до кожи. К горлу подкатывала тошнота, и кровь просто замерзала в венах. И здесь просыпались глубоко запрятанные кошмары, о которых он просто запрещал себе думать. Потому что каждый раз среди них четким ярким пятном выделялись нечеловеческие алые глаза. Питер не мог их забыть. Они преследовали его днем и ночью, все чаще являясь во снах. В которых неизменно был ОН. Без лица, только блестящие во тьме глаза и руки, настолько нежные и горячие, что каждое их прикосновение раскаленным следом осязалось на теле. ОН приходил каждой ночью, окутывал своим теплом и, касаясь нежными губами виска, неизменно шептал:

— Все будет хорошо…

Питер верил. Он цеплялся за этот голос и пытался обнять в ответ, всем сердцем понимая, что отсчет для них уже начался. И дело было здесь совсем не во снах, уходящих перед самым рассветом, которые он встречал сидя босиком на холодном полу балкона. Он явно сходил с ума, но со своим безумием он не желал ни с кем делиться. Молодой канадец все еще держался, научившись жить на автопилоте. Не думая и продолжая убеждать себя, что все его сны — это всего лишь плод воображения. Ему даже удалось обрести относительный покой и не шарахаться от слишком громких звуков, не зажигать весь свет в доме с наступлением тьмы и не пить успокоительное тоннами. Да, все было хорошо, ровно до тех пор, пока не позвонил Жорж. Сперва обозвав его эгоистичным мудаком, вдоволь наорав и, наконец, поинтересовавшись, куда, черт побери, он свалил в ту ночь, оставив своего бедного брошенного друга одного в клубе. А дальше Питер уже не слышал. Он просто сбежал из офиса и, добравшись домой, заперся на все замки. Отключив все телефоны и продолжая стучать зубами.

Сказавшись больным и послав своего настойчивого агента, он безвылазно осел дома. Пытаясь успокоиться и переварить ту ночь. Она не была придуманной, так же, как и те твари. Они были настоящими, тянувшими к нему свои лапы, раздирающими его плоть и наслаждающимися кровью. Их глаза горели безумным огнем, и в них не было ни капли милосердия, ни человечности. Питер просто перестал спать. Сперва лежа на постели и уставившись в одну точку. Потом медленно отходя от первого шока и, наконец, углубившись в просторы интернета. Но среди сотни тематических сайтов и откровенно чокнутых идиотов, вообразивших себя потомками самого Дракулы, найти хоть что-то стоящее о тварях, которых он видел, оказалось трудно. Он часами выискивал информацию, все больше злясь на собственную истерику и упрямо решив найти способ защититься, если за ним опять придут. А в том, что человека, ставшего свидетелем свары двух вампиров (на этой мысли нервы опять сдали, и он истерично рассмеялся), так легко не отпустят, он ни капли не сомневался. Ему не к кому было пойти, не у кого было попросить о помощи. Не в полицию же бежать?! Его там засмеют и если не в дурку отправят, так посчитают каким-то наркоманом под дозой. Оставалось надеяться на самого себя. Но что делать? Носить на шее тонну серебряных крестов и связки чеснока? Или осиновый кол в кармане куртки? Ага, еще и прыскать на каждого встречного святой водой. Но ни один из просмотренных сайтов и статей о вампирах, даже при желании, не смог бы объяснить то, что случилось в очередное бессонное утро.

Выключив под утро компьютер и потерев красные от недосыпа глаза, брюнет привычно поставил турку с кофе на плиту и, прислонившись к кухонной тумбочке, зажег сигарету. Стекла совсем запотели, так и хотелось нарисовать на них кривые рожи. За окном был осенний город, укутанный в легкую предрассветную дымку. Затянутое серыми тучами небо обещало совсем скоро разразиться дождем. Ветер гулял среди высоких небоскребов и пытался сорвать с людей их шапки и шарфы. Но, несмотря на холод, там, внизу, жизнь как всегда срывалась на дикий бег. Останавливаясь лишь на какие-то доли секунды, и снова по кругу. Кто-то спешил на работу, кто-то возвращался с удавшегося свидания или с шумной пьяной компанией драпал на всех порах от служителей правопорядка. Все это было там, и Питер был отрезан от этого мира целыми тридцатью этажами. Он только смотрел со стороны. Впрочем, как и всегда. Совершенно одинокий, растерянный, как никогда прежде, совершенно потеряв все свои ориентиры в жизни и отчаянно понимая, что нуждается в ком-то, о существовании которого и не знал вовсе до последних дней.

От мрачных мыслей отвлек шипящий кофе. Питер выключил огонь и, наполнив большую кружку до краев ароматным напитком, тихо скользнул в теплую гостиную. Только стоило ему перешагнуть порог, как кружка выпала из рук. Колени подогнулись, и он просто сполз на мягкий ворсистый ковер.

Двери на балкон были распахнуты, и белые прозрачные занавески, подхваченные ветром, вздымались под самый потолок. Изредка опускаясь и в эти минуты цепляясь за пышные головки бордовых роз, покрытых инеем. Огромный букет, стоящий в его любимой прозрачной вазе и блестящий льдинками на округлых боках.

Питер не знал, что в то время как он на коленях сидел перед своим подарком и пытался унять бешеное сердцебиение, смотрел на холодные искорки на краях багровых лепестков, за ним сквозь ледяное зеркало наблюдал темноволосый мужчина с алыми глазами.

А Валентин смотрел, не отрываясь и понимал, что злость с каждой минутой по капле уходила из него. Среди полностью разгромленной комнаты со скрученной мебелью уцелело одно лишь это зеркало. В массивной ледяной раме с острыми ледяными шипами по краям, висящее на стене. Зачарованное каплями крови его пары. Чью первую сладость вкусил извечный враг.

Стоило только снова подумать о черном альфе, как клыки еще больше удлинились, а из груди вырвался новый бешеный рев. Звук настолько леденящий, что вампиры, попрятавшиеся от гнева Владыки, еще глубже окопались в катакомбах под особняком. Вампир уже смирился, ведь сам отлично знал, что, встретив пару, от нее уже не уйти. Ложь это все, будто, убив ее, можно навек избавиться от оков. Крепнувшая с каждым днем связь заставила простить и забыть все. Она гнула его гордость и заставляла смотреть на то, что он несмотря ни на что желал всем своим сердцем. Желал и не мог получить.

Время… Этот бесценный и призрачный песок, утекающий сквозь пальцы, меняющий все. От упрямых юнцов до лиц миров. У бессмертных ее навалом, можно успеть подумать о многом. Пойти на поводу у конченого садиста, наконец, сломаться и гнить в собственной ничтожности. Или, вконец озверев, самому уничтожить все те осколки разрушенного мира, которые с таким трудом удалось сберечь. Но можно успеть смирить гордыню и, вцепившись изо всех сил в посланный дар, драться до конца. В конце концов, важен ли этот самый «конец», когда сможешь миг до него быть счастливым. Пусть издали, не смея коснуться и ревностно храня от чужих взглядов чувственного мальчишку с гибким нежным телом и глазами, похожими на бездонные топи, в которых легко утонуть бесследно. Плевать на прошлое. Он давно уже прекратил проклинать Богов за то, что волчье отродье смело касаться ЕГО пары.

Встретив в ту ночь этого мальчика и еле успев спасти его от оголодавшей мрази, он принес его в одну из своих квартир. Излечив и омыв его тело, мужчина ночь напролет отгонял от него кошмары. Единственное, что не давало покоя, так это еле уловимый запах, каленой иглой проходившей по нервам. О том, что его пара давно уже не невинна, Валентин и так знал, но этот проклятый запах. Вампир не выдержал и, когтем оцарапав нежное запястье, языком сорвал проступившую каплю крови.

Лучше бы он этого не делал. Как ему удалось после этого сдержаться и собственными когтями не разорвать в клочья спящего парня, он не знал. Предал, как последняя шлюха подставлялся вшивому псу! Но рука не поднялась, даже с той черной злостью, что клокотала внутри. И Валентин просто отказался. Он вернул мальчишку в его дом, методично травя себе душу наблюдением за ним. Ледяное зеркало каждый раз показывало его, стоило лишь позвать по имени. Сначала раз, потом два, пока, наконец, слежка за ничего не подозревающим Питером не превратилась в наркотик.

Он видел, как медленно ломается отвергнутая им пара. Как из светлого и яркого мальчика остается дерганый вечно сутулившийся параноик. Как ярко блестящие глаза тускнеют и наливаются кровью полопавшихся от бессонных ночей сосудов. Как изо дня в день он пытается убедить себя, что это было всего лишь яркой иллюзией, а вместо того, чтобы поверить самому себе, лишь глубже уходил в страх. Он медленно гас, и вместе с ним все больше терял над собой контроль сам Валентин.

Он стал раздражительнее, срывая свой гнев на всех вокруг. Особенно удачно под горячую руку попал глава клана Дверлов, со своим сошедшим с ума на опытах братцем — Амикусом. Наглое нападение на клинику, уничтожение многовековых трудов и тех ценных результатов, которые сгорели в огне. И, если не обращать внимания на перебежчиков, оставшихся у клана Валгири. А еще и остальные главы кланов, которые требовали кары для посмевшего покуситься на их кровь. На фоне всего этого еще и нарисовались люди со своим треклятым договором, который, видите ли, был нарушен. Тому свидетельством были «неопровержимые доказательства», заметьте, взявшиеся буквально из воздуха! Но ведь тупым и недалеким людям не объяснишь, что нелегально проданное оружие в особо крупных размерах, которое продали вообще-то не месяц, а год назад и к тому же не какой-то террористической группировке «Массалат Фар-дальше-хрен-только-знает», а в Китай, вполне успешной и гладко работающей Триаде. Только там не упоминалось, что вернувшийся Владыка с неописуемым наслаждением вырвал горло бунтарю, посмевшему в обход его втянуть Вампирский Двор в криминал. А вообще смутное сейчас было время. После своего возвращения и укрепления власти Валентин долго разгребал все то дерьмо, которое сварганили его обнаглевшие без тяжелой руки детки. Так что совсем не вовремя вся эта каша заварилась.

Взывать к власти Волчьего Совета было верхом глупости. Валентин и так не сомневался, что те уже попытались поговорить с Кайреном, но только обломали зубки. Черный оборотень чхать хотел на всех и вел себя как Царь и Бог. В итоге, накопившегося бешенства хватило на всех. И на собственных тупых придворных, и на собственную службу безопасности, которая проворонила аж двойной взлом базы данных, и на ЦРУшников и ФБРасов с их «тонкими» намеками о расторжении договора в случае агрессии к мирным гражданам (вампир от души желал бы увидеть отдельных таких граждан, похеривших ему дело), и в целости на весь мир. Напоследок обматерив всех и разгромив все левое крыло особняка, он отправился громить собственные покои. А после он взглянул в зеркало и пропал.

Питер босиком стоял на кухне своей дорогой квартиры и варил кофе. С растрепанными волосами, в мягких серых спортивных штанах и растянутой старой черной футболке с принтом какого-то мультяшного кролика, жующего морковку. С тлеющей сигаретой в тонких пальцах. Пустым отчаянным взглядом, устремленным в никуда. Валентин был уверен, что никто и никогда не видел избалованного и испорченного мальчишку таким. Он просто не мог отпустить до конца, не мог из-за глупой случайности потерять того, кого хоть и не знал пока так хорошо, но уже допустил ближе, чем других…

Если бы испуганные вампиры осмелились выйти и понаблюдать за своим правителем, то пришли бы к неутешительному выводу, что мужчина попусту сошел с ума. Выпрыгнув из окна своей спальни и мягко опустившись на землю, он так быстро кинулся в сад, что только и воздух чуть колыхнулся. А там, совсем позабыв о собственной магии, голыми руками принялся рвать алые розы. Совершенно не обращая внимания на острые шипы, ранящие здоровую руку, и пропитавшиеся его кровью стебли. Заметил он это только тогда, когда ледяное зеркало сомкнулось за ним, и он ступил на залитый дождем балкон. Бесшумно открыв стеклянную дверь и шагнув в тепло гостиной, он полной грудью вдохнул чарующий аромат клубничных леденцов. Тщательно запоминая его и отчаянно желая попробовать на вкус кожу, пропитавшуюся сладким запахом. И вместе с ней тот, ни с чем несравнимый вкус крови, так ярко бегущей по тонким венам. Но вместо этого, он просто поставил цветы в первую попавшуюся вазу и, опустив ее на пол, шагнул в появившийся проход. Оставив после себя только мороз, осевший на нежных лепестках.

А теперь он смотрел, прислонившись лбом к холодной поверхности, и лихорадочно думал. Питер был его парой, и время, отмеренное им, уже начало свой отсчет. Оно не было бесконечным и не собиралось щадить их. До зубного скрежета напоминает кое-что, не правда ли? О да, только с разницей, что Питер — человек и от того более слабый. Кайрен не пощадит, когда узнает о паре. Он найдет даже на краю света, даже если на защиту пары станет весь Вампирский Двор. Они уже, несомненно, знают о том, что он нашел пару. Только пока никто из них не знает, кто это и где его искать. Пока он будет вдали, шпионам черного альфы не удастся выследить их. Конкретно этим зверьем он займется сам. У всех есть слабые места. Маленькие грязные тайны или те, кто, несомненно, дорог, но своей уязвимостью заражают других. Ведь неспроста желтоглазый волк засел в своем замке. Предпочитая не видеть и даже не слышать о гниющих развалинах Блодхарта, тот мало того, что позволил восстановить замок, так еще и больше трех месяцев жил там. Вылезая из своей норы только для того, чтобы напасть на очередной клан хладных.

И еще был белокурый человек с серыми глазами, о котором шепелявя и истеря рассказывал (до того, как ему хорошенько так подправил кости взбешенный Валентин) Амикус. Совершенно с диким запахом, садистскими замашками, судя по изуродованному лицу все того же Амикуса. И не оставивший после себя ни одного следа, ни отпечатка, ни капли крови. Почему он так заинтересовал темноволосого вампира? Потому что один взгляд сквозь воспоминания профессора Дверла на холодные серо-голубые глаза убийцы с прикрытым наполовину лицом заставил надолго отходить от шока. Валентин слишком хорошо помнил того, кто смотрел на него этими же глазами много веков назад. Но Ивон исчез, обернувшись прахом и забрав с собой не только душу Кайрена Валгири, но отняв у него самого верного союзника — Анриса — и великий город Млэк-Алаин. Белокурый мечник был мертв и совершенно не мог вернуться. А хозяин этих глаз был, несомненно, намного живее и, судя по всему, обладающим острым умом человеком. Надежно спрятавшим себя от чужаков и сумевшим довести до нервной истерики самого опытного и старого вампира.

Оттолкнувшись от зеркала и проведя рукой по холодной раме, он вернул поверхности ее мутный серебристый цвет и, поправив всклокоченные волосы, вышел из комнаты. С ним играли, тонко и весьма изощренно. Нанося удар репутации и впутав в такие проблемы, что только вой. Ну что ж, играть можно и в две стороны. Теперь устранение Кайрена Валгири и всего его выводка стало первоначальной задачей. Но до того как убить, он выжмет из них всю кровь, подарив Амикусу на опыты.

Бесшумно ступая по пустым коридорам, он спустился вниз. Отточенным движением руки призвав слугу и передавая ему новые распоряжения. Вернувшиеся недавно шпионы были в его кабинете, а в морге одной из клиник Солсейрса своей очереди ждали те трупы, которые удалось собрать из разгромленной подземной лаборатории…

* * *

Как окончательно испортить отношения с человеком? Поссориться с ним. Но как это сделать, когда вы УЖЕ в ссоре и не разговариваете друг с другом больше месяца? Правильно, ссориться молча. Скажете, что это невозможно? Ха! Данный тяжелый случай можно бы было смело вписать в книгу рекордов Гиннеса, как самое длинное противостояние двух упрямцев века. Причем все еще было вопросом, кто переупрямит кого. Пока шотландец и американец шли нос к носу. Обстановка накалялась, ставки взлетели до небес, общественность затаила дыхание.

Они давно уже перестали разговаривать. Перестали замечать друг друга. Проходя мимо так, словно это всего лишь ветер колыхнул воздух рядом. Так было легче существовать в отдельно взятом пространстве, окончательно не поубивав друг друга. Алан все так же продолжал заниматься замком, по второму кругу восстанавливая разрушенные залы. Кайрен же, как всегда, был занят своими делами. Днем, полностью углубившись в дела клана, занимаясь бизнесом и часто уезжая по делам то в Лондон, то еще куда. А ночами он исчезал из замка, никому ничего не говоря и возвращаясь только на рассвете. Так продолжалось ровно до осенней ярмарки, которую Волчий Двор традиционно устраивал во время праздников урожая…

Волчьи ночи

Где мой дом из песка недостроенный

Он, наверное, не выдержал ветра

Отчего так бессильны порою мы

Перед целью своей в сантиметре?

Где мой мир безупречный и правильный

Он рассыпался облаком пыли

Мои ангелы небо оставили

А вернуться на землю забыли.

И никого вокруг, это только мой стук в старые ворота

И никого здесь нет, это только твой след, мне неважно кто ты.

Помоги мне! Сердце моё горит

На костре не потухшей раны, на углях от пустых обид

Помоги мне! Слёзы мои утри

Склей обломки моей вселенной, каплю веры оставь внутри…

Город 312 — «Помоги мне»

Волчий Двор в эту ночь опять мягко сиял под светом праздничных гирлянд и разноцветных фейерверков, то и дело вспыхивающих в ночном небе. Наряженный в разноцветные ленты и венки с цветами, в которые вплели уже желтеющие листья. В этом году осень совсем припозднилась в этот край, оставляя его по-летнему теплым и сладким. С привкусом спелой черники и брусничного сока, кровавым следом блестящего на губах, горячего вина с пряностями и кружащего голову верескового меда.

Город праздновал, раскинув праздничные шатры и зазывая людей голосами мастеров, хвалящих свои товары. Гул их голосов ярко перемешивался со смехом и чарующей музыкой, раздающейся с главной площади. Где на небольшой сцене, украшенной цветочными гирляндами, наряду с навороченной диджейской установкой (народ очень долго с подозрением косился на довольно похихикивающую Эрику, в результате чего все-таки докосился), стояли менестрели и в данную минуту играли для танцующих молодых пар.

Алан с упоением вдохнул запах печеных яблок, царящий вокруг, и, лениво улыбнувшись, медленно зашагал между рядов деревянных лавок. Приветливо кивая знакомым и успевая перекинуться со всеми хоть парой слов. Краем глаз замечая в толпе заговорщицки подмигивающих друг другу Эрику и Диану. Даже Джулиан был здесь и с головой ушел в разговор с главврачом местной клиники (да, не хорошо как-то вышло, но кто же виноват, что этот варвар с головой не дружит?). При взгляде на них мысли потекли в совершенно другую сторону. А именно к мужской части семейства Валгири, которых не наблюдалось с той самой минуты, как в город вошли чужаки. И, несмотря на весьма дружелюбные улыбки, стая встречала их настороженно. Гостям тоже было как-то дико, особенно когда те увидели среди волков вампиров с полукровками. О том, что стая желтоглазого альфы, мягко говоря, не совсем обычная, знали все. Но это было впервые, когда ее членов встречали в такое мирное время всей оравой и на собственной территории. Так что легкое напряжение присутствовало.

Встретив своих «гостей», старшие Валгири в сопровождении младших увели за собой всех главных альф прибывших кланов. Не трудно было догадаться для какого разговора. Те выражали благодарность за помощь своим волкам и предлагали союз. Достаточно молодые кланы, которые не подчинялись Волчьему Совету и жили сами по себе. Решение здесь было уже только за Кайреном. Только Алан был уверен, что он раньше станет матерью Денниса Родмана, чем Валгири примет их в свои распростертые объятия. Однако пофилософствовать на эту тему дальше Алану не дал веселый женский окрик:

— Ангел! — теплые ладошки легли на плечи, и знакомый смех зазвучал за спиной.

— Эва, — резко развернувшись и наткнувшись на веселые светлые глаза, блондин засмеялся и под вполне прихеревшие взгляды клана поднял волчицу на руки и закружил на месте.

Поставив на землю все еще улыбающуюся женщину, он поцеловал ее в щеку и, оглядев со всех сторон, удовлетворенно присвистнул. После последней их встречи она, несомненно, похорошела. Беременность безумно шла ей, делая кругленькое милое личико светлее, а глаза добрее. И не скажешь, что совсем недавно эта милая будущая мамочка, так ласково улыбающаяся сейчас ему и поглаживающая заметно подросший живот, готова была на лоскутки порвать психованного профессора-вампира.

— Куколка, ты шикарна на все миллион долларов! — довольно изрек дизайнер, — какому дьяволу мне продать душу, чтобы хоть наполовину стать таким?

— Выйди замуж за альфу и забеременей, — ехидно ответила волчица, — это держит в тонусе.

После ее слов Алан только подавился воздухом и с наигранным ужасом произнес:

— Эк ты загнула, крошка!

И если до этого Дериан стоял и удивленно смотрел на свою пару, стоящую с наглым человеком и позволяющую так бесцеремонно хватать на руки, то когда блондин положил руку на живот жены, нервы сдали. Стая позади глухо зарычала и напряженно замерла, не отрывая глаз от самоубийцы, посмевшего прикоснуться к главной волчице и посягнуть на их будущего вожака. Сам же альфа клана медленно крался вперед, не отводя настороженного взгляда.

— Милая? — с трудом гася рык в груди, напряженно позвал мужчина.

— О, дорогой, я совсем забыла, — солнечно улыбнувшись мужу и успокаивающе посмотрев в глаза, произнесла Эва, — это Ал, он спас нас тогда и заступился перед Валгири.

— Приятно познакомиться, — с обворожительной улыбкой отозвалось белокурое чудо и, прямо встретив испытующий взгляд альфы, протянуло руку.

— Тоже, — удивляясь собственному поступку, пожал крепкую ладонь Дериан.

Алан смотрел на мужа своей милой знакомой, совершенно не забывая краем глаз следить за стоящими около своего альфы оборотнями. Нагло рассматривающими его откровенно оценивающими взглядами. Плевать, за этот вечер это было уже, наверное, в тысячный раз. Салливан и так знал, что невъебенно шикарен в своих ладно сидящих джинсах с потертыми коленями, белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, расстегнутой до середины груди. В легких кожаных полусапожках на ногах, кожаных браслетах на запястьях, с трофейными клыками, болтающимися на шее, и распущенными, художественно растрепанными волосами.

Эрика как увидела, так объявила, что такого секси прямо на обложку журнала. Джулиан подмигнул, братцы кролики ревниво объявили, что будут сторожить весь вечер (смотались, гады!), Маркус с Дианой предложили заняться его сватовством, а вот дядюшка, сволочь этакая, только презрительно скривился и опять спрятался за своими многочисленными отчетами и договорами. В ответ на это Алан с ленцой усмехнулся и, показав фак, отправился травить шутки с прислугой и сплетничать о безнравственном, эгоистичном и ублюдочном альфе. Пожалуй, за все это время после последней их ссоры, это было впервые, когда они хоть как-то заметили друг друга. Да и хрен с ним! Вечер только начался, а впереди еще грандиозная ночь.

В том, что ночь удалась, стало ясно уже через два часа, когда, не дожидаясь своих альф, стаи затеяли грандиозную попойку. Побратавшись с жителями Волчьего Двора, клялись в уважении к местным вампирам и сейчас вовсю отжигали горячие танцы на площадке прямо перед старой церковью. Веселье стремительно набирало обороты, костры становились все жарче, а улыбки — опьяненней. Примерно в таком состоянии и застали празднующих вернувшиеся с переговоров главы кланов, в числе которых были хозяева крайне загульной стаи…

Стоя за массивным креслом брата в огромном конференц-зале (на деле же в старом зале совета, который с помощью Алана превратился в мини-приемную целого короля), Маркус ни минуты не сомневался, что брат просто пошлет стоящих перед ними альф. Несмотря на всю их горячность и молодость, перед Кайреном они были всего лишь жалкими щенками. Ни один из них не мог наравне смотреть в глаза желтоглазого альфы. Причем сила Кайрена сейчас подавляла как никогда прежде. Он чувствовал ее отголосок, пусть и слабо, но все же. Так же, как и его сыновья, занявшие свои места на ступенях у ног своего дяди. Они с холодом и полным величия взглядом смотрели на тех, кто сегодня пришел к ним, несомненно, просить. Копия взгляда Кайрена в двух экземплярах.

Однако, вопреки всем опасениям, брат принял их предложения весьма благосклонно, особенно касающиеся бизнеса. Одного взгляда на дьяволов, танцующих в его глазах, хватило Маркусу, чтобы понять, что старший выжмет максимальную прибыль. А вот от союза он отказался в весьма жесткой форме. Чему совершенно не стоило удивляться. Их стая и так была сильной и весьма могущественной. Помощи со стороны они перестали ждать уже очень давно. Сам же Кайрен так и не забыл вкус предательства. Он усвоил урок, навсегда запомнив и сожжённый дотла дом, и убитых собратьев, и смерть того единственного, кого когда-то любил. На одни и те же грабли альфа больше не собирался наступать.

Так что, в общем, переговоры прошли весьма успешно, если не считать пары особо впечатлительных, которые еще долго отходили от встречи с более сильным самцом. Маркус сурово шикнул на ехидно скалившихся сыновей и, заслужив их невинные взгляды, поравнявшись с Кайреном, еле слышно прошептал:

— Ты уверен насчет союза?

— Абсолютно, — кивнул Кай и так же тихо добавил, — бизнес бизнесом, а брать ответственность за эту шпану или довериться им у меня нет ни малейшего желания. И потом…

Это его «и потом» так и осталось без продолжения, потому что они уже вышли из замка, вдалеке слыша настоящий ор, за которым последовала серия взрывов.

— Опять фейерверки не туда пустили, — прикрыв глаза рукой, тяжело простонал Маркус.

— О, я бы сказал, что очень даже туда, — заслушавшись дивного мата на чистом английском, восхищенно отозвался Уолтер и, шутливо толкнув брата плечом, кивнул в сторону города.

Эдвард виновато посмотрел на усмехнувшегося дядю и исчез вслед за старшим братом. Оставляя в полном шоке дражайшую делегацию…

Алан заливисто засмеялся и закружился в очередном танце вместе с Эрикой. Что там взорвалось, в итоге осталось совершенно незамеченным. В гуле веселой музыки, когда все пьянели не от вина, а от улыбок, проблемы казались настолько далекими. Кто с кем ссорился? Обиды никто не держал. Было лишь желание раствориться среди языков пламени, таких же алых, как и длинные волосы, развивающиеся на ветру каждый раз, когда зеленоглазая волчья невеста кружилась рядом с ним. Яркая улыбка на губах, и серо-голубые глаза смотрят с таким огнем, словно их обладатель сам соткан из жара. Воздух пропитан магией, невидимой человеческому глазу, но осязаемой намного глубже. Бушующей в крови, дрожащей на струнах бузуки^[9], мерцающих в жарких взглядах и тонущих на дне винных кружек. Этот мир совсем рядом с людским, но крайне далек от его рамок и понятий. Застрявший где-то между древних поверий и реальностью нынешнего мира. Под старые песни, обжигающие душу и заставляющие тело двигаться помимо твоей воли. Слыша в них зов диких ветров и речные пения, хрустальный звон росы на сочной траве и пряный шепот в тумане, окутывающем вековой лес.

Площадь еще более радостно зашумела, приветствуя своих господ и принимая в свои уже изрядно повеселевшие объятия, обещая поделиться секретом своего веселья. Завидев своего мужа, Эва послала воздушный поцелуй белокурому дизайнеру и упорхнула к сразу же расслабившемуся Дериану. Диана, пританцовывая и подпевая хриплому голосу поющего на сцене отца Солмерса, с хищной улыбкой на губах кралась к застывшему с выпученными глазами Маркусу. И, пока Уолтер уже вовсю тискал раскрасневшегося Джулиана, Эдвард безуспешно искал свою нежно любимую рыжую фиалочку-лапусичку. Рыжая фиалочка же (флористы всего мира убились бы об стену) в данную минуту усиленно уговаривала одного из музыкантов уступить ей инструмент (не о том подумали, господа извращенцы). После жалостливых зеленых глазок, а так же обещаний выкрутить ему стратегически важные органы музыкальный инструмент был отобран. Сразу за этим как-то потерявший из виду рыжую подругу Алан обнаружил ее прямо перед собой.

— Я знаю, что ты умеешь играть на ней! — безапелляционно обвинила Эрика и, сложив в молитвенном жесте руки, заныла, — один куплетик. Ну, Ал, пупсик, сладик, нежно любимый зайчик!

— Я не…

— Ну, сыграй, Ал, — даже не дав договорить возмущенно запыхтевшему американцу, заканючила из объятий мужа темноволосая волчица.

После нее канючащих и сюсюкающих дам стало больше. Причем почему-то всем им казалось, что Алан проникнется их просьбами больше, если его свалить с так хорошо облюбованного ранее насеста. Себя Салливан любил больше и потому, не найдя среди толпы своих защитничков в лице двух влюбленных по уши мудаков, с тяжелым вздохом взял в руки бузуки.

— Сыграть, значит, — настраивая струны, с полуулыбкой пробормотал он, — есть тут кое-что…

Пальцы уверенно прошлись по тонким струнам, вырывая первые аккорды. Усиливаясь с каждой минутой, превращаясь в старинную мелодию и на очередном подъеме сливаясь с красивым мягким мужским голосом. Слова срывались один за другим, заставляя удивленно смотреть на прикрывшего глаза блондина.^[10]

— Алан знает немецкий? — удивленно произнес обнявший свою невесту Эдвард.

— Ага, — довольно ответила Эрика, — помимо него он знает еще семь языков, играет на скрипке и два года занимался стрип-танцами!

Ответом ей стал удивленный вздох Эдди. А тем временем песня приняла новые обороты, теперь уже зазвучав вместе с волынкой и тин-вистл^[11]. Вызывая желание отдаться ей и не остаться в стороне. И словно давая свое разрешение, белокурый американец хулигански улыбнулся двум братьям, с горящими глазами смотрящим на своих любимых. Те даже и пискнуть не успели, как их, подняв на руки, вынесли прямо в центр огромной площадки. Бережно опустив и вовлекая в бесконечный танец. Утопая друг в друге и дополняя движения партнера. Улыбаясь влюбленными глазами и совершенно не замечая мира вокруг. И сразу же за ними медленно потянулись все остальные. Шумными хлопками и свистом сопровождая голос Алана, флиртующего с волчицами чужих стай. А те, совершенно позабыв соблюдать негласный закон держать неприступность среди чужаков, мило краснели и, хихикая, кокетливо стреляли в него глазками. Среди волков же возмущение подняли немногие, потому что остальные тоже очень даже откровенно облизывали взглядами необычного человека с колдовским взглядом серо-голубых глаз. Насмешливых и следящих за толпой с какой-то внутренний удовлетворенностью, наглой искрой знания того, что неведомо другим. Но из всех присутствующих был только один, кто заметил этот блеск.

Он смотрел, прищурив свои золотые глаза, и чувствовал, как по капле оттаивает кровь в застывшем сердце. Как начинает оно биться быстрей и устремлять по венам живую горячую кровь. Как зверь внутри довольно порыкивает и недовольно бьется мордой о грудную клетку, тяня за собой и умоляя дать себе волю. Но самому Кайрену этот зов чужд. Он непонятен и вызывает только глухое раздражение, ведь там не тот, о ком тоскует сердце. Это всего лишь морок, навеянный ночью. Он рассеется, оставив после себя только горечь разочарования.

Морок или нет, но отвести взгляд он не успевает, почти сразу же попав в капкан блестящих глаз. В них горит жар костров. Это бездонная пропасть раскаленного серебра, в которой бесследно тают осколки льда. Словно блеск ядовитого клинка, миллиметр за миллиметром входящего под кожу. Они не знают слова «нет», не умеют смиренно опускаться. Им неведом страх и малодушие. Они полны лукавства, той темной искры, что легким оттенком безумия таится где-то в дальнем уголке. Всем своим взглядом они кричат: «Да, детка! Я рожден, чтобы править, и тебе со мной не по пути!». Они смотрят всего лишь одну минуту, но этого хватает, чтобы совсем неуловимо что-то изменилось. Что-то дрогнуло, и становится ясно, что как прежде ничего больше не будет.

Костер вздымается еще выше, и его языки на мгновение скрывают их друг от друга. Звучит громкий смех, и уже в следующую секунду Алан снова поет. Еще громче, еще ярче, пока голос не исчезает в очередном оглушительном аккорде. Музыка звучит еще мгновение и смолкает, чтобы тут же взорваться шквалом аплодисментов и свистом довольной толпы. Алан опускает бузуки и, поднявшись на сцену, шутливо кланяется. Он больше не смотрит в сторону златоглазого альфы…

Вечер идет своим чередом. Шум не утихает ни на минуту, и чтобы ответить на звонок, Алану приходится уйти с оживленной площади в сторону тихих переулков. Отойдя достаточно далеко, он с улыбкой, наверное, приклеенной к его лицу до самого утра, нажимает на вызов.

— Алло, пап?

После этого он на добрых полчаса выпадает из реальности, медленно бродя по темным и пустым улочкам. Отец о недавних приключениях сына не знает, но весьма дотошно расспрашивает обо всем, что приходит в голову. По его скачущим с темы на тему вопросам и возгласам матери на заднем фоне о том, что она скучает по своему мальчику, легко понять, что оба родителя очень ждут его. Как ни крути, а с ними ему повезло. Оба любящие и понимающие, хотя порой руки так и тянутся придушить наглого папашу, но не любить их просто невозможно. В конце концов, это его предки сварганили такого славного и охрененно великолепного его.

Только закончив разговор, блондин замечает, что ушел настолько далеко, что не только не слышит шума с площади, но и улица впереди менее освещена, чем несколько предыдущих. Ну, в принципе, не впервой, все равно он в Волчьем Городе, где его каждая собака… пардон, волк знает. Пожав плечами и засунув телефон в карман брюк, он просто разворачивается, чтобы уйти, когда слышит голоса. Причем, явно не очень дружелюбно настроенные. Они далеки от него и, видимо, заняты чем-то оооочень плохим, раз не замечают его появление. Так как любопытство его бич, а маленький шизик внутри вовсю уже машет транспарантами, взывая к новым приключениям, в раунде «шизик/здравый смысл» побеждает первый. Поэтому, больше не теряя ни минуты, Алан бесшумной тенью скользнул в сторону голосов. Дыша через раз и молясь, чтобы кто бы там ни был не почувствовал его запах.

Судьба, видимо, была благосклонна, и тылы свои повернула к нему только тогда, когда он оказался достаточно близко, чтобы увидеть связанную какой-то грязно-бурой веревкой Эву. Причем, с ног до головы, и ей натянули эту дрянь на рот так, что вокруг губ виднелись капли крови. Волчица гневно рычала и пыталась высвободиться, но почему-то у нее не получалось разорвать на первый взгляд вполне тонкий материал. А по мутному взгляду и тяжелому дыханию стало понятно, что ей долго не продержаться. Ее окружили четверо здоровенных мужиков и теперь спорили, как поступить дальше. Выбор пал между зарезать здесь же или все-таки утащить ближе к замку и опять же выпотрошить. Алан затаился за старыми ящиками со всякой рухлядью, не видя лиц говоривших, но отчетливо слыша весь разговор. Запах мазута и старого железа, ударивший в нос так, что весь хмель выветрило разом, был как никогда вовремя.

— Думаешь, эта нитка удержит ее? — насмешливо спросил один.

— Рябина и не таких усмиряла, — хмыкнул другой, — она по любому уже труп.

— Почему именно сейчас? — раздался другой хриплый мужской голос.

— Дериан хочет заключить союз с Валгири, и, в отличие от других, у него это может получиться, — ответил другой, более глубокий, — а если его шлюха родит ему наследника, то тогда он окончательно укрепится, как альфа. Я этого никогда не допущу! Стая принадлежала нам еще задолго до рождения этого выскочки!

— Двух зайцев одним ударом, да, Ливер? — ехидно спросил третий, — безутешный мальчик никогда не простит смерть пары. Союз сорвется, а вожак очень скоро так скоропостижно загнется. Какая досада, без наследника!

— Почему же, у него будет наследник. Но тот, кого выберу я!

Дальнейшими своими планами начинающему революционеру поделиться, к несчастью, не дали, перевернув на него и его бравых единомышленников пудовые коробки битком набитые железом. Подняв такой грохот, что его услышали даже на площади, где Дериан со своими волками пытался найти свою жену и, не ощущая ее, уже начал звереть. Если же вернуться назад к источнику грохота, то там Алан на самой быстрой скорости кинулся освобождать беременную волчицу, лежащую на мощеных камнях. Попутно заехав по морде рычащего на него мужика какой-то железкой. Судя по глухому звуку и скулежу, это все-таки был кусок трубы.

— Вечно мне твою задницу спасать, куколка! — закричал взъяренный блондин и, еле уйдя от молниеносного броска очередного оборотня, залепил ногой по клацнувшим челюстям третьего.

— Ал! — закричала испуганная Эва, когда увидела несущегося на американца, на ходу перекидывающегося оборотня.

Он только успел схватить на руки Эву и, прижав к груди, кинуться в достаточно узкий лаз между двумя высокими домами. Весьма вовремя, потому что длинные черные когти проехали в миллиметре от плеча, только слегка задев. Но останавливаться на этом оборотни не собирались. Они уже ломали себе проход к ним. Потом Алан, конечно же, будет божиться, что у него на почве стресса было минутное помутнение рассудка. Но уже через секунду он, напару с прижавшейся к нему Эвой, орал в голос. Если же волчица взревела, зовя свою пару, то Салливан не нашел ничего лучше, чем заорать голосом, сорвавшимся на визг:

— ВАЛГИРИ!!!

На зов рванула вся стая Дериана во главе со своим альфой и Валгири, причем, при всем составе. И пока на площади поднялся настоящий хаос кинувшихся с праздника прочь гостей, за спиной осталась человеческая часть в полном недоумении. Конкретно на месте происшествия двум обороняющимся пришлось выползти из своего укрытия и скрыться в небольшом тупике. В таком состоянии Эва не могла не то, что стену перемахнуть, даже драться. Алан только успел подумать, что ему с такими темпами геройства скоро все-таки придется натянуть стринги Супермена. Он толкнул испуганную женщину за спину и, крепко встав на месте, приготовился драться. Перед глазами наравне с когтями и клыками кинувшихся вперед оборотней мелькнула вся жизнь почему-то с белым гробом посередине их уютной гостиной.

Но не успел огромный грязно-серый зверь и когтем дотянутся до Алана, как его, схватив за шкирку, как нашкодившего котенка, подняли и, проревев в морду, отшвырнули с такой силой, что стена, о которую он врезался, не выдержав, рухнула. В следующую минуту Салливан уже смотрел в огромную спину, покрытую черным мехом с проседью. Наверное, он никогда не был так счастлив увидеть Кайрена Валгири (пусть и с тыла), как в ту секунду. Как ни крути, а безоружный человек перед четырьмя здоровенными оборотнями долго не протянет.

Одного Кайрен порвал основательно, заставляя скулить, словно побитого пса. Еще одного, вцепившись в горло, душил взбешенный (судя по ошметкам одежды) муж Эвы. А вот третий успел-таки полоснуть Кайрена по плечу до того, как его скрутили и, ломая кости, заставили перекинуться обратно. Эва, больше ни на кого не обращая внимания, кинулась в объятия своего волка, нежно поглаживая его морду и урча, словно кошка.

— Боже мой, — застонал Алан и, расслабившись, привалился спиной к стене, — хотя бы один мой вечер может пройти без спецэффектов?!

— А нечего было лезть в драку! — рыча, выдал стоящий рядом Кайрен и скрестил лапы на мощной груди.

— Так, ты вообще какого хрена тут делаешь? — удивленно спросил Алан.

— Твой визг был слышен, наверное, даже на границе, — недовольно ответил зверь.

— Я не визжал! — покраснев, возмущенно рявкнул Алан.

— Еще как визжал! Я думал, оглохну, — с каким-то странным удовольствием покивал Кай и, неожиданно для себя, зашипел от острой боли, огнем ошпарившей предплечье.

— Какого? — ошарашенно уставившись на пульсирующую рану, произнес альфа.

Боль ударила с новой силой от кончиков пальцев до самого локтя. Всего лишь обыкновенная царапина на глазах начала расти пока не изрезала шерсть в лоскутки,обнажая начинающее смердеть мясо. Словно кислота, разъедающая мышцы и причиняющая невыносимую боль. Альфа сцепил зубы и, рыча, пытался понять, что происходит. Первая рана за столько веков, которая, несмотря на быструю регенерацию, открывалась снова и снова.

— Кай! — подлетев к отшатнувшемуся от нового приступа брату, испуганно крикнул Маркус.

— Не подходи! — попятившись, зашипел златоглазый альфа и, оскалившись на ухмыляющегося мужчину, лежащего под когтями его племянников, рявкнул, — что это за дрянь?!

— Привет из прошлого, нравится? — его смех превратился в сиплый хрип под лапой взбешенного Уолтера, — ты сдохнешь, Валгири. Никто из твоих псов не сможет даже дотронуться до тебя!

— Твою мать! — услышав голоса приближающихся людей, выдохнул Алан, — мы сейчас очень некультурно спалимся.

— Этих — в замок, — сквозь зубы процедил Кайрен и задышал глубже, — ты со своей благоверной и щенками за ними. Без вариантов! И приведите Эбота!

В замок залетели всей гурьбой, причем Эбот влетел за ними в гостиную с таким лицом, словно собирался не спасать своего альфу, а убивать. Но стоило ему только подойти к злющему, словно дьявол, черному зверю, как покрывшееся язвами предплечье начало кровоточить сильнее. У самого же Кайрена было ощущение, словно в руку закачали раскаленное зачарованное серебро. Но ведь оно уже очень давно не действовало на него. Ни один яд, ни одно оружие даже следа не оставляло на теле.

Пока альфа бушевал в малой гостиной, Диана занималась Эвой и женщинами чужой стаи. Мужская половина усиленно выбивала сведенья из плененных волков. Алан же устало лег прямо поперек ступенек и, сложив руки вместе, прикрыл глаза. Только прикидываться трупаком ему дали несколько минут. Потом где-то грохнула дверь, послышались приближающиеся голоса Маркуса и напряженного Дериана, после чего появились и они. Бледная Диана подлетела к мужу и взволнованно спросила:

— Вы узнали? Что он сделал с Кайреном?

— Это тот яд, который получил Амикус, — нервно проведя рукой по лицу, произнес Маркус, — противоядия нет.

— Что? — еле выдохнула испуганная вампирша, — Кай бессмертен. Он не может умереть! Искра не дает ему это сделать столько лет!

— Он не умрет, — покачал головой Маркус, — но мы не можем остановить его действие. Он снова и снова разъедает плоть Кая.

— Надо достать эту суку и привести сюда, — гневно зашипела женщина, — Амикус смог сделать яд, сделает и противоядие!

— Мои волки помогут вам, — уверенно кивнул Дериан, — это меньшее, что я могу сделать в благодарность за мою жену и сына.

Что там говорили дальше, Алан не слушал. Мозг уже работал в совершенно другом направлении. Анализируя все ответы и ища решение. И, наконец, найдя, сразу же подкинул еще один вопрос. А оно ему надо? Оказалось, что надо, потому что неотесанный чурбан, уже, наверно, переломавший всю мебель в гостиной и рычащий, как бешеный, спас сегодня его жизнь. Как говорил папа: «Сына, в долгах ходят бедняки, дармоеды, неблагодарные козлы и финансовое министерство». Никем из выше перечисленных он не был и потому, приподнявшись на локтях, свистнул шокировано замершему от такого наглого поведения Дериану.

— Стоять, хвостатый спецназ! — произнес он, — Последние лет восемьдесят Амикус беспрерывно работал над получением крови Ивона. Отставив в сторону все исследования, которые до этого вел параллельно с проектом «Искра». Ядами он не занимался вообще. Отсюда приходим к логическому выводу, что, если это творение нашего психованного гения, значит, ранен наш экспрессивный Кинг-Конг этой самой кровью.

— Почему тогда она травит его? — не унималась Диана.

— Кай сказал, что в формулах есть просчет, — задумчиво произнес Маркус.

— Цитирую: «Привет из прошлого, нравится? Ты сдохнешь, Валгири, никто из твоих псов не сможет даже дотронуться до тебя», — прищурив глаза, медленно произнес Алан, — вместо нужной крови он мог создать яд, реагирующий именно на вашу эту самую Искру.

— Но это полный бред! — не выдержал вышедший к ним Эдвард, — умный яд с памятью, реагирующий на всех, на ком есть след Искры? Ал, это тянет на фантастику!

— А оборотни, между прочим, — с наигранным суровым видом закивал блондин, — тянут на пять лет строгого режима в городской психбольнице, с подарочным бонусом в виде смирительной рубашки от «произведено в Китае» и ящиков с лошадиной дозой барбитуратов.

В ответ на это двери небольшой гостиной распахнулись, и вылетевший оттуда бледный, как полотно, Эбот только успел захлопнуть за собой дверь, когда деревянная поверхность дрогнула после удара. Алан обреченно закатил глаза. Гостиную тоже придется ремонтировать по новой.

— Милорд, — поправив покосившиеся очки и помотав головой, произнес врач, — яд невозможно вытащить. Либо придется отрезать хозяину руку, либо нужно во что бы то ни стало достать антидот. Я не могу понять, что это такое. Это даже не яд, а какой-то паразит, пожирающий мягкие ткани.

— Эй, док! — возмущенно рявкнул Уолтер, — здесь вообще-то дама!

— Помолчи, Уоли, — отмахнулась бледная Диана, — я не дама, а мать. Как он?

— Магический фон у него и так был нестабилен последние лет триста, но сейчас он ее с трудом сдерживает. В остальном же он вполне спокоен, если близко очень не подходить.

Очередной грохот разбивающихся стекол полностью «убедил» в словах врача. Алан нервно хмыкнул и поднялся на ноги. Все, его миссия была выполнена. Он дал им пищу для размышления, а что будет дальше — не его дело. Только кое-кто явно был иного мнения. Он уже сделал шаг, когда за спиной раздался голос Дианы.

— Алан, я прошу тебя.

— О чем? — замерший Салливан с недоумением обернулся.

— Помоги ему, пожалуйста, — и в голосе, как и глазах, столько надежды, что зубы сводит.

— Я не всесилен, Ди, — мягко произносит блондин.

— Ты не принадлежишь нашему клану, — хватается за мысль Маркус, — на тебе нет следа Искры. Эбот скажет, что делать. Алан, ты сейчас единственный, кто может помочь.

— Эрика тоже пока не вошла в ваш клан.

— Ри уже дал ей благословение, — мотает головой хладная, — Ал, он тот еще козел, но…

— Тебе этот козел дорог, — заканчивает за нее он, — милая, он не просто козел, а самовлюбленный, наглый, невежественный сукин сын! С комплексом Бога и отчаянно нуждающийся в хорошей порке розгами, чтобы самомнение не скакало!

Помочь он не хочет. Если прежде он жалел этого мужчину, то теперь каждый взгляд на него заставлял злиться и желать содрать шкуру с него. Конкретно этому субъекту он ничего не был должен. Ведь жалкий никчемный человечишка его клану и даром не нужен. У него всегда всё намази, и все готовы на цыпочках вокруг бегать, так почему он должен помогать?! Потому что где-то глубоко Алан понимал, что в ту ночь тоже порол горячку. Собственные слова до сих пор отдавали горьким привкусом. Услышанные же делали еще хуже. Всё это толком уже бесило. Все ссоры, бесконечные напряженные дни и глухое раздражение, которое виртуозно удавалось скрывать за осточертевшими до предела улыбками. Весь этот месяц у него столько сил отнял, что сейчас хотелось просто плюнуть на все и уйти к себе. Будь, что будет с идиотом безмозглым. А зачем тогда позвал? Ведь тогда он почему-то подумал именно об этом самом раздражающем уроде с наждачной фактурой. Алан раздраженно потер глаза и поднял взгляд, сразу же наткнувшись на лицо белокурого мечника. Позабыв на мгновение о стоящих за спиной оборотнях, он по привычке возмущенно обратился к безмолвной картине.

— Ну, ты-то что смотришь? — зашипел он, — твой бойфренд вот где у меня сидит! Что ни день, так либо похищение с мини-войнушкой, либо покушение с революцией! Какого хрена я тогда вообще не послал своего папашу и не рванул на Гавайи! Там меня и гамак ждал, и горячие девочки в крошечных бикини! А вместо этого замок, с которого труха сыплется — только чихни — и неврастеник, вконец ошизевший на почве доисторической мести! Я хренею с вас, дорогая редакция!

И, уже развернувшись, прибил взглядом нервно дернувшегося главврача. Остальные, затаив дыхание, следили за тем, как он спустился и, бормоча оскорбления, направился к закрытой двери в маленькую гостиную. Отодвинув с дороги Эбота, Алан мрачно произнес:

— Лучше бы вы отрезали ему руку. Я ему отрежу кое-что другое.

После того, как дверь мягко закрылась за ним, семейство Валгири вместе с вышедшими слугами и главврачом прилипли к двери, пытаясь услышать хоть слово, чем вызвали полное недоумение Дериана и подошедшей к мужу Эвы. Однако на них никто не обращал внимание. Внутри же воцарилась подозрительная тишина…

Как и предполагал Алан, в гостиной смело можно было организовать тотальный ремонт со штукатуркой и заделыванием дыр в стенах. А откуда они здесь появились, осталось тайной. Пол был полностью усеян битым стеклом и ошметками мебели. Чудом уцелело только два кресла и опрокинутый у стены столик. В одном кресле сейчас сидел и глухо порыкивал огромный черный волк, другое валялось там, где по ощущениям стоял когда-то небольшой буфет.

— Что ты здесь делаешь? — с рычащими нотками в голосе грубо спросил альфа и, наконец, открыл неестественно блестящие глаза.

— Да вот, выступаю в роли местного ветеринара, — двигаясь медленными кошачьими шагами, совершенно серьезно ответил Алан, напряженно рассматривая искалеченную руку.

Зрелище было и впрямь не для слабонервных. Черный мех слипся от сочащейся сквозь раны гнили и крови. Тело пыталось регенерировать и вытолкнуть из себя чужеродную смесь, но от этого становилось только хуже. Альфа нервно дергал ухом каждый раз, когда открывалась новая рана, но ни одна мышца на волчьей морде не вздрагивала. Салливан только мог гадать, какую адскую боль сейчас терпел Кайрен. И, несмотря на это, он продолжал язвить.

— Разве в обязанности «местного ветеринара» входит спасение самовлюбленного, наглого, невежественного сукина сына?

— Ты все слышал? — с совершенно безразличным лицом спросил Алан и встал прямо перед напряженно выпрямившимся альфой.

— Так что, ты там мне собрался отрезать? — не чувствуя прежней боли, сощурился Кай.

— Твои отмороженные и крайне волосатые яйца, — пожал плечами Алан и, убедившись в своих догадках насчет яда, притащил второе кресло, — только вот заштопаю твою драную шкуру. Хватит насиловать дверь, Джера лучше позовите.

Тот появился быстро и, выслушав указания Алана, удалился выполнять. Уже через несколько минут на уцелевшем столике стоял таз с горячей водой, какие-то мази, чистые бинты и коллекция скальпелей сэра Эбота. На выразительный взгляд Алана тот только пожал плечами и остался «понаблюдать за процессом и давать указания». По неизвестным причинам остались и все остальные, гурьбой ввалившись в комнату. Чем вызвали новый приступ и заставили Кайрена снова зашипеть, после того, как холодные пальцы грубо прошлись по истерзанной коже. Непроизвольно клацнуть зубами от новой боли, запульсировавшей по всей руке.

— Я может быть и бессмертен, но это не значит, что не чувствую боли! — взбешенно рявкнул Кайрен.

— Если бы не вертелся, больно не было бы! — вконец потеряв терпение, рявкнул в ответ Алан.

— Если бы кое-кто с завидной скоростью не влипал во всякое дерьмо, этого бы не случилось! — от голоса альфы стекла в коридоре дрогнули.

— Если бы кое-кто удосужился лучше следить за всякими уродами на своей земле, я бы не попал в это дерьмо! — не остался в долгу Салливан.

— Если бы ты не полез спасать, кого попало и тащить в дом, их бы здесь не было!

— Скажите, пожалуйста! Если бы кое-кто удосужился отправиться со своими племянниками, меня бы там не было!

— Они взрослые парни и могли разобраться сами! Тебя никто туда не звал!

— По-твоему, я мог отпустить этих двух оболтусов одних?! Ты мне еще тут права покачай! Оставил одного с детьми и свалил на «важное дело»!

— Ты вообще-то замком занимаешься, а не нянькой работаешь и не мамашей-наседкой!

— Тебя это вообще должно волновать в последнюю очередь! Ты этот замок терпеть не можешь!

— Но это не повод тащить сюда левых идиотов, вляпавшихся из-за собственного дебилизма!

— А если бы на месте этих левых идиотов были твои идиоты?!

— Они были на их месте, и никто не пришел! Почему тогда должен теперь приходить я?!

— Потому что это было хер знает, сколько лет назад!

Удивленно следящий за их постепенно набирающим обороты спором, Дериан обернулся к странно улыбающейся Диане.

— Они ссорятся, как старые супруги!

— И это восхитительно, — вздохнула Диана.

Чего она там нашла восхитительного, для оборотня осталось загадкой…

Друг на друга они орали еще очень долго. При этом Алан все так же методично кромсал кожу альфы и, когда оборотень отвлекся, пальцами скользнул в открытую рану, заставив того дернуться и зарычать, оскалившись от бешенства. Все это длилось всего несколько минут, пока кончики пальцев не обожгло так, что зашипел уже Алан. Удивленно охнув, блондин нащупал твердый кончик чего-то твердого и явно слишком живо извивающегося. Причем раскаленного. Резко уцепившись за краешек ногтями, он потянул находку на себя, вызвав у Кайрена новый поток проклятий и взрыв только что принесенного Джером фарфорового кувшина с водой. Лицо Алана из удивленного превращалось в изумленное. По мере того, как из раны выходил извивающийся серебристый червь, испачканный кровью и норовящий своими уродливыми клещами зацепиться за кожу. Раскаляющийся прямо в руках и покрывшийся отвратительной слизью паразит неожиданно поднял такой визг, что вздрогнувший Алан только и успел отшвырнуть его прямо в таз с водой. Но стоило только этой гадости оказаться в воде, как визг перешел в настоящий ультразвук, от которого выбило уцелевшие стекла в окнах и взорвало керамику. Алан только и успел почувствовать резкий рывок, после которого уткнулся лицом в пахнущую дымом и кровью шерсть. Крепкие лапы прижали его к теплой и твердой груди, надежно укрыв от разлетевшихся осколков. А над головой раздался раздраженный рык и рявк на влетевших в комнату слуг, которые замерли живописной картиной от увиденного.

Лужа непонятной серо-белой слизи, шипящей и капающей с прожженного наполовину столика. Оглушенный Джереми с Эботом, выбирающиеся из-за обломков кресла, за которое только и успели нырнуть. В довершение — такой же пришибленный Салливан, возлежащий в объятиях их весьма злого альфы. И это не говоря о том, что недавние враги так вцепились друг в друга, что казалось, их невозможно будет разделить.

— Любишь же ты в себе всякий мусор копить, Валгири, — наконец собрав разбегающиеся глаза в кучку, прохрипел Алан.

— На себя посмотри, метр с кепкой, — оскалился волк и с мстительным удовольствием начал любоваться покрасневшим лицом задыхающегося от возмущения блондина.

— Чтоб тебя ежами в зад имели, — от всего сердца пожелал Салливан, чем заслужил чей-то нервный кашель.

Дальнейший мордобой на стадии метания скальпелей, в ходе чего выяснилось, что Валгири умеет одинаково хорошо пользоваться обеими руками, а у Алана молниеносная реакция и все-таки великолепная гибкость, смог остановить только доктор Эбот. Бросившись на защиту последнего уцелевшего имущества из своей бедной клиники. И он же забрал с собой неизвестный яд, обещав сообщить все, когда придут анализы. Маркус вместе с Дерианом, тем временем, отправился разбираться с неудавшимися деятелями оппозиции. Мальчики, как-то странно пожав руку Алану и пожелав удачи зависшему от удивления дяде, смылись к своим давно уже потерявшим свое место от беспокойства половинкам. На шухере остались только напряженные слуги.

Именно они сейчас убирали разгромленную хозяином комнату, пока сам он и белокурый дизайнер сидели в еще одной такой уютной комнатке, но уже за поворотом длинного коридора. Здесь свет был приглушённей и совершенно не мешал, не слепя уставшие глаза. Кайрен так и не перекинулся обратно, сидя на диване в волчьем обличии и, прищурившись, рассматривал сидящего рядом Алана, опустившего голову и почему-то обрабатывающего рану. Которая должная была вот-вот затянуться, не оставив и следа. Причем, оба это отлично знали, но продолжали молчать. Алан откровенно чувствовал себя, как последний идиот. Кайрен с интересом следил за ним, улавливая все нарастающее в блондине раздражение. Говорить было не о чем, а погоду обсуждать как-то не комильфо.

— Хорошо сидим, — буркнул Алан.

— Угу, блестяще, — произнес Кайрен, — так и почему же ты спас такого всего плохого меня от ампутации?

— Она бы ведь выросла, — недоверчиво произнес Алан и поднял прищуренный взгляд.

— Выросла, — кивнул альфа, — с моей регенерацией через пять месяцев.

— Я убью Диану, — потер переносицу Салливан.

— Пожалел бедную раненную зверюшку, — елейным голосом пропел оборотень.

В лице огромного волка звучало это забавно, только вот желтые глаза стали непроницаемыми. Блондин окинул зверя взглядом и, откинув на столик испачканную в крови тряпку, язвительно произнес:

— Пожалел? Тебя? Для тебя у меня нет ни жалости, ни еще какой-то там благородной херни. Только хороший такой пинок под зад, — он потянулся закрыть баночку с мазью и продолжил уже тихим голосом, словно заставляя самого себя, — и… Есть сочувствие. Обыкновенное человеческое сочувствие. Только это не отменяет того факта, что ты тот еще мудак.

Раздавшийся хмык заставил посмотреть на мерцающие золотистые глаза. Оборотень наклонился вперед и, небрежно забрав из рук замершего Алана бинты, положил их в сторону. Когда он снова заговорил, то голос стал глухим и отчужденным.

— Которого ты не изменишь. Это не твой мир, Салливан. Ты в нем только проездом. Вернись в свой мир и забудь о нас. Мои ребята проследят за тем, чтобы никто никогда не смог вычислить твой след. Блодхарт — это прихоть Дианы, и не более. Выполни ее и уезжай.

— И как, если ты все время рушишь все, что я строю? — изогнув бровь, так же отрешенно ответил Алан.

— Ты закончишь его через три месяца, за то время, что меня здесь не будет.

Оборотень встал и, осторожно миновав низкий столик, направился к выходу, спиной чувствуя чужой взгляд. Около дверей он неожиданно остановился и, не оборачиваясь, добавил:

— Он бы выжил, если бы я тогда ушел. Так что, ты был прав.

Черный волк уже скрылся за проемом, но Алан все так же продолжал смотреть ему вслед. Отчетливо понимая, что ни черта они не были правы… Никогда…

* * *

Скандал еще долго был на языках. Особенно, когда среди других стай прошла весть о том, что родной дядя Дериана решил узурпировать власть в стае и для этого не пожалел даже пока еще не рожденного волчонка альфы. Старый волк все рассчитал. Заручившись поддержкой двух самых сильных семей клана. У него даже получилось обратить на себя внимание Волчьего Совета, который всегда был неравнодушен к достаточно сильной стае. Только Дериан не был глупцом. Не доверяя дяде, он давно уже начал следить за ним. Первой серьезной ошибкой было похищение Эвы и ее продажа Амикусу, с которым они давно вели свои дела. Все получилось как нельзя хорошо. Дериан искал жену, но оборванная связь не давала надежд. И, если бы не Валгири, он бы так и не нашел ее. А дальше и повторное покушение. Когда вовремя вмешался Алан. Уже через день после случившегося его имя было на устах всех тех, кто прознал о случившемся. Только, как ни пытались оборотни, о необычном человеке узнать хоть что-то не смогли. Валгири ревностно защищали его. Особенно желтоглазый альфа, который заставил умолкнуть любого сплетника, говорящего об американце.

Что же касается их самих, то здесь не изменилось ровным счетом ничего. Все такие же молчаливые трапезы. Ускользающие взгляды, которые никак не получалось поймать, и болезненный холод. Если семья и весь Волчий Двор до этого надеялись, что после осенней ярмарки лед между шотландцем и американцем тронется, то их ждал самый обломный облом во всей истории. Стало намного хуже. Не было больше ни напряжения, ни возмущенных разговоров с прислугой об их возмутительном альфе, ни раздраженных рыков и убийственных взглядов в сторону блондина. Семья терпела ровно четыре дня. После этого нервы сдали первым у Уолтера. Во время очередного такого спокойного и милого завтрака.

Кайрен с головой ушел в изучение отчетов, присланных Гором и Эботом. Эботу удалось выявить формулу яда, и результаты были, мягко говоря, неожиданными. Амикусу и в правду удалось получить «умный» яд, хранящий в себе отпечаток Искры. Адская смесь не могла убить ее носителей, но могла причинить серьезный вред тем, у кого в крови не было ее частиц. Она полностью блокировала регенерацию и, как кислота, начинала разъедать мягкие ткани. При этом вызывая невыносимую боль, травя кровь и стремясь распространиться по всему организму. Противоядия Амикус так и не смог получить, чем и занялся Эбот.

Дальше шел отчет от Гора. Тот уже вернулся и предоставил все сведенья, которые смог получить. Основательно покопавшись в подноготной Салливанов, он так и не нашел ничего стоящего. По всему выходило, что более идеальных очаровашек, чем эта семейка, не было во всей истории человечества. В чем Кайрен слишком сильно сомневался.

Сам же предмет его мыслей сидел в это время на другом конце стола и с холодным отсутствующим выражением лица просматривал документы, присланные отцом. Медленно цедя любимый кофе, и совершенно не замечая мрачных взглядов остальных членов семьи. Удивительное молчание остальных даже не тронуло его. За все время их войны с желтоглазым мужчиной это стало нормой. Как и сказал Валгири, у него было впереди три месяца до Рождественских праздников. Их он собирался, в отличие от Джулиана, провести в Нью-Йорке. Отец с матерью ждали его и жутко соскучились. Да, он должен был успеть. И потому стоило, выкинув из головы все лишние мысли, заняться делами. Например, поехать в их эдинбургский филиал и провести воспитательные работы с главным бухгалтером, возомнившим себя самым главным умником в мире. В конце концов, Валгири со своими тараканами был совсем не его заботой…

Виновники сегодняшней мрачной атмосферы совершенно не обращали внимание на укоряющие взгляды, спокойно завтракали, друг на друга не смотрели и, кажется, были в вполне мирном расположении духа. Чего давненько не было в Блодхарте. Так что, задергавшийся глаз Уолтера они не заметили и, закончив завтрак, поднялись со своих мест. Они успели одновременно дойти до дверей, когда молодой Валгири, не выдержав, грохнул кулаком по столу. Заставив подпрыгнуть Эрику и дернувшегося Джулиана. Звук заставил обоих мужчин удивленно обернуться.

— Уолтер? — вопросительно изогнув бровь, спросил Кайрен.

— Вы что, сговорились что ли?! — зашипел он.

— Ты о чем? — удивленно произнес Алан.

— Нет, блин, они издеваются! — смяв салфетку, раздраженно вмешался Эдвард.

Мужчинам осталось только с одинаково вытянутыми от удивления лицами смотреть на недовольные лица остальных.

— Надеюсь, у вас есть более четкое объяснение, потому что у меня на ваши мямли нет времени, мальчики, — скрестив руки на груди, произнес Кайрен и прищурился.

— Кайрен, я все понимаю, но ваш этот молчаливый бойкот скоро даже меня в гроб загонит, — к огромному удивлению альфы, раздраженно произнес Маркус.

— Мальчики, может, хватит уже? — примирительно смотря на них, спросила Диана, — проблемы можно, в конце концов, сесть и обсудить!

— У нас нет проблем, — холодно произнес Алан, и лицо его опять стало равнодушным, — даже не понимаю, с чего вы это взяли.

— Лучше займитесь собственными делами, — с таким же равнодушием ответил Кайрен и вышел вслед за блондином.

Оставив за спиной тихо офигевающую семью, он успел заметить спускающегося по лестнице Алана. Тот уехал уже через час, а после него и Кайрен покинул замок. Совершенно не зная о том, что его племянники на следующее же утро выкинут такой фортель, после которого не поможет не то, что фейспалм, но и крепкий фейсвол тоже…

Отсчет начат (часть 1)

За песню большое спасибо нашей Celestiya:3

Над рекой скончался день,

Наползает чья-то тень,

На пока что безмятежную заводь.

Потревожив лай собак,

Сквозь туман идет рыбак,

В край, где ты учился вольно плавать.

Едва слышный ровный вздох,

Скрип резиновых сапог,

Смотрит из-за камыша, наблюдает,

Из под шляпы тусклый взгляд

Отражает рыбий яд,

Его цель-твоя душа.

Шансы тают.

Тысячи лет вверх по течению реки

В недрах темноты тащат неводы

Ловчие Душ

Инквизитор — «Ловчие Душ»

«Это было определенно прекрасной идеей», — сильней прижав к себе Джулиана и зарывшись носом ему в шею, с наслаждением подумал Уолтер.

Русоволосый американец улыбнулся в ответ и уткнулся в крепкое плечо. За все время пребывания в Шотландии, он был впервые расслаблен и счастлив. Прежнее недоверие и постоянно грызущие сомнения сейчас казались сущим идиотизмом. Сколько он еще мог бегать от Уолтера? Тот с самой их первой встречи приклеился, словно банный лист. Все время вился где-то рядом, пускал скабрезные шуточки, постоянно искал повод прикоснуться. Взять за руку, нечаянно дотронуться до плеча, пока все это не перешло в попытки зажать его во всех мало-мальски доступных углах замка. После двух ощутимых затрещин и одной разбитой вазы о голову надоедливого мажора похабный взгляд сменился таким обжигающим восхищением, будто Джулиан не человеком был, а ангелом, сошедшим с небес. Только вот суровый помощник дизайнера не поменял своего мнения. Совершенно не желая менять хоть что-то в своей жизни. Ну и что, что у него чуть ли не колени подкашивались от каждого прикосновения, а от жадных, хищных взглядов кожа покрывалась сладкими мурашками? Только он отлично осознавал, что безродный, небогатый, никому не известный помощник дизайнера совершенно не вписывается в рамки «идеального бойфренда для сексуального темноглазого шотландца». Не его полета птица, а связи на одну ночь его не прельщали. В этом, как любил говорить Алан, молодой помощник был жутким пуританином. Оставалось только скрипеть зубами, совершенно не думать и отводить взгляд каждый раз, когда Уолтер оказывался рядом. Только тот, как назло, был все время рядом. И в то злосчастное утро, вспоминая о котором, он краснел хуже помидора.

Джулиан совершенно не умел пить. Вообще он был человеком спокойным (если бы не некоторые личности), только стоило напиться, как его безудержно тянуло на подвиги, которые всегда заканчивались такой дракой, после которой, как правило, Алан хватался за голову и орал благим матом. И это он-то!

Так было и в то утро, когда он после богатой на события ночки (как оказалось потом и раннего утра), проснулся в постели Уолтера. Тот имелся рядом и с каким-то трепетом разглядывал его совершенно обнаженную, косо-криво двигавшуюся тушку с похмелья. Между ними не было ничего, кроме жуткой неловкости американца и странного взгляда мужчины. Тот только взъерошил его волосы и, поцеловав кончик носа, полетел в смежную со своей спальней ванную. Почему он так поступил? Затаился и пытался показать, какой благородный?

А потом были те три ночи безудержного веселья, когда весь Волчий Двор праздновал. За все это время Уолтер не отходил от него, развлекал веселыми байками и показывал удивительные вещицы, сделанные городскими мастерами. На манер того малахитового дракончика, который сейчас был далеко в Блодхарте и почти прозрачными крылышками блестел под светом ночника. Еще один подарок, который сделал Уоли. Это сейчас он Уоли, а всего несколько дней назад он был пустоголовым идиотом, который вопреки здравому смыслу полез в пекло вместе с Эдвардом и Аланом.

Только думая об этом Джулиан нервно передергивал плечом. Он весь день сходил с ума и чуть ли не на потолок лез от беспокойства, пока эти идиоты не вернулись. Он до сих пор помнил запах гари и крови, которым пропах Уолтер. В ту ночь, смотря в его темные блестящие глаза, он понял, что окончательно влюбился. И, как показала дальнейшая практика, ни о чем жалеть он не собирался.

Что же касается Уолтера, то тот тихо млел и готов был завыть от восторга. Волк внутри счастливо повизгивал и готов был вилять хвостом как щенок. Человеческая же часть восторг не очень разделяла и подкидывала мысль, что все это будет длиться недолго. От этого становилось тоскливо. Да, он нашел свою пару, и ему ответили взаимностью и такой, что до сих пор сладко было вспоминать. Но он так и не смог открыть тайну своей семьи тому, кого выбрал. Впервые в жизни Уолтеру было страшно. Ведь он отлично знал, что Джулиан уйдет, когда все откроется. Ведь, как можно любить то чудовище, которым он был. Хоть Алан и зверел каждый раз, смотря на них, и требовал рассказать Джи-Джи все, он просто не смог. Как скупец, собирая все те минуты, которые он все еще мог провести с любимым человеком.

— Что с тобой? — беспокойный голос Джулиана прервал невеселые мысли.

— Ничего, — улыбнулся Уолтер и, коротко чмокнув парня в губы, нагло провел руками по его бедрам, — думал, как бы утащить тебя отсюда.

— Дурак, — покраснев, проворчал русоволосый, но рук мужчины так и не отвел.

Тот громко засмеялся и, прижав к себе Джи-Джи, повел в гущу танцующих…

Ночной клуб «Грех» был, наверное, самым известным в Эдинбурге. Привычный для местных и, как правило, шокирующий приезжих (особенно рьяно верующих) тем, что располагался в старой церкви, и своим падшим ангелом, красующимся вместо привычных витражей в центральном окне. Днем тихий бар, а вечером уже во всю отрывающийся вместе с молодежью. Именно сюда и предложил махнуть Уолтер. Просто после последних напряженных дней всем нужен был отдых и время, чтобы разработать план по примирению дяди Ри и всеми однозначно любимого Ала. Потому что эти двое уже всех достали своей вежливой отчужденностью. Джулиан никогда бы не согласился на эту авантюру за спиной друга, если бы этот друг в последнее время не стал излишне задумчив. Порой, вообще выпадая из реальности и пялясь в одну точку.

Так что, воспользовавшись тем, что старшие представители семейства были заняты, а Алан вообще рванул по делам, молодежь сейчас вовсю отрывалась под сумасшедшие биты музыки. И, конечно же, попутно занималась разработкой плана… Ага, очень. Особенно после пятого коктейля и пары десятков отнюдь не целомудренных поцелуев.

Совершенно дикая пьяная атмосфера всеобщего веселья. Блестящие от пота тела, извивающиеся в безумных танцах под нервным лазерным светом. Блаженные улыбки и шальные глаза. Девушки и парни, чьи движения становятся после каждой стопки все раскованней. И в самой гуще этой не очень адекватной толпы огнем блестят волосы зеленоглазой Эрики. Эдвард смотрит на ее нежные губы, на которых играет сейчас самая похотливая улыбка, которую он когда-либо видел у нее. В ее глазах черти отжигают по полной. Ее тонкое тело изгибается и приковывает к себе все больше взглядов. Она прекрасна и порочна до невозможности. В коротких джинсовых шортиках и обтягивающей маечке из черного шелка. На руках звенят тонкие золотые браслеты, и он даже через весь этот шум и гам может с легкостью различить этот звук. Запахов так много. Они бьют по обонянию, и Эдвард с трудом удерживается, чтобы не оскалиться от раздражения. Он ненавидит скопления людей, ненавидит их запахи и этот долбящий в висок шум и уж точно до алой пелены в глазах бесится от всех этих похотливый глаз, следящих за ней. Единственное, что спасает этих смертников от его когтей, так это сама Эрика. Потому что она в упор никого не видит, кроме него. Она смотрит в его глаза и улыбается только ему. Она танцует лишь для него, и на окружающих ей чихать с высокой колокольни. Такая яркая и сумасбродная, но рядом с ней он не чувствует вечность. Он почти не помнит этого времени, потому что это была лишь вереница похожих друг на друга дней, наскучивших слишком рано. Ровно до тех пор, пока на очередном званом ужине отец не познакомил его со своим новым деловым партнером, который пришел вместе с женой и дочерью. Семья Эрики была из тех немногочисленных людей, которые знали о природе Валгири. Она покорила его с той минуты, как с наивной ангельской улыбкой объявила, что этот волк ее, и она патлы повыдергает тому, кто посмеет посмотреть на него. Капитуляция Эдварда была мгновенной.

Эрика соблазнительно вильнула бедром и, бесстыдно прижавшись к нему всем телом, запустила наманикюренные пальчики в его темные волосы. Несильно дернув и обдав запахом чистого пота и спелых ягод, прошептала, покусывая мочку уха.

— Пупсик, о чем ты это думаешь, м? Сегодня никаких дел и никаких проблем, а то обижусь.

— Еще раз на тебя посмотрят, вырву им глотки, — довольно прорычал Эдвард и запустил руку в длинную рыжую гриву.

В ответ на это он получил ее чистый и теплый смех. Он не знал, что обещание вырвать глотки будет исполнено в очень даже ближайшее время. Просто с некоторой корректировкой. Не тупым качкам с сальным взглядом, а кое-кому более серьезному.

Уолтер почувствовал неладное, когда, взяв у бара коктейли, отправился к их с Джи-Джи диванчику. Американца не было от силы несколько минут, но зверь внутри завыл дурным голосом. Подобравшийся Уолтер впихнул кому-то бокалы и, расталкивая толпу, вылетел в небольшой коридорчик. Крик и маты своей пары он услышал задолго до того, как, озверев, кинулся к черному входу, к которому усиленно тащили Джулиана. Двое бугаев и глазом моргнуть не успели, как их впечатало в стены, и раздался почти звериный рык. Джулиан и пискнуть не успел, как его прикрыла крепкая спина Уолтера, и тот только сквозь рык произнес:

— Быстро найди Эдди и Эрику.

— Я не брошу тебя здесь! — вцепившись в плечо своего парня и напряженно следя за еще тремя мужчинами, ворвавшимися в узкий коридор.

Те странно блестели глазами и по-звериному скалились.

— Я сказал тебе идти! — рявкнул Уолтер и оттолкнул Джулиана, — быстро!

От одного его темного взгляда и заострившихся черт лица слова замерли в глотке, и, даже не успев удивиться, Джулиан уже рванул за Эдди. Младший Валгири обнаружился в центре визжащей толпы вместе с еще пятерыми, затеяв грандиозную драку. Кто в результате начал первым пальбу, он не понял, но уже через секунду молодой американец оказался рядом с бледной Эрикой за барной стойкой. Тонкая зеркальная перегородка разлетелась вдребезги, и над их головами пролетели двое других. Усидеть после этого на месте оба они не смогли. В результате, пока их мужчины показывали мастер класс по превращению двухметровых амбалов в сочный лангет, сами они начали отбиваться бутылками, попадающимися под руку. Драка перешла на новый уровень, когда раздались крики с улицы и звук полицейских сирен.

— Валим девочки, валим, — вытащив их из-за стойки, произнес взъерошенный Уолтер и, сплюнув кровь, энергично двинул к запасному выходу.

Их преследователи не отставали ни на минуту. В коридоре завязалась новая драка. Эдвард только и успел прикрыть их собой, когда на Уолтера кинулся перекидывающийся на ходу оборотень. Его клыки клацнули совсем рядом с шеей старшего. Тот резко ушел от удара и, одной рукой переломав шею неудавшемуся убийце, отшвырнул ногой третьего. Еще одним он открыл дверь и вытолкнул Эрику и Джулиана как раз вовремя, уведя из-под автоматной очереди.

— Кто это, черт побери?! — частично перекинувшись, оскалился злой Эдвард и свернул шею еще одному.

На этот раз это был уже не оборотень, а человек. Брат был не меньше взбешен и кромсал урода, посмевшего стрелять в них. Через несколько минут весь коридор красовался дырами в стенах и следами пуль. Крики и скулеж становились только громче. Хруст костей и вывернутых суставов. Братья настолько были заняты дракой, что чуть не вмазали своей магией, когда с улицы раздалось сперва рычание, потом визг тормозов и вскрик Джулиана. Апогеем стал мат Алана. После этого парни пулей выскочили на улицу…

Сделал гадость — сердцу в радость. Простая истина, которая безотказно работала всегда. Именно поэтому сейчас весь офис, затаив дыхание, шифровался под мебель и прятался от разошедшегося главного дизайнера «Амариллис» и, по совместительству, сына главного. Салливан вот уже второй час заперся с главным бухгалтером и (без смазки) морально имел его. Мужчина краснел, бледнел и поминутно вытирал испарину со лба. Вскоре оказалось, что ему мало одного бухгалтера, и после того? как мужчина буквально дохлым выполз из конференц-зала, на ковер был вызван начальник кадрового отдела. И это было только началом. К концу дня в Эдинбургском филиале Амариллиса не осталось ни одного работника, не разнообразившего свою сексуальную жизнь (причем все явно были снизу).

Сам же Алан в очередной раз убедился в том, что часть человечества все-таки стоит закатать в асфальт. Весь день он был занят разгребанием документации и длинным разговором с отцом. Закончить он смог только под вечер. Покинув офис одним из последних, Алан решил провести ночь в одном из отелей и только утром отправиться в Блодхарт.

Серебристый Ауди скользил по ночным улицам и блестел под светом фонарей. Блики неоновых вывесок, многочисленные голоса людей, смех, громкая музыка или шум потасовок. Живя в Блодхарте, он уже успел отвыкнуть от шума больших городов. Даже тихий Волчий Двор успел стать настолько родным, что он уже скучал. Непозволительная привязанность… Слишком сильно он прикипел к ним. Совершенно позабыв, что, по сути, является чужаком, которому рано или поздно придется уйти. От этого настроение портилось еще больше.

Раздраженно потерев глаза и повернув на перекрестке, он оказался рядом с ночным клубом «Грех». Остановившись под светофором, он уже раздумывал над тем, чтобы вместо гостиницы зайти в клуб. Стакан крепкого шотландского виски, бешеная музыка и жгучая брюнетка очень соблазнительно пронеслись перед внутренним взором на той же скорости, что и неожиданно раздавшиеся из клуба выстрелы, после которых на улицу хлынул орущий народ.

— Какого… — округлив глаза, прошептал Алан, когда заметил парня и девушку, вылетевших из подворотни клуба.

Парочка подозрительно напоминала резво бегущую на двенадцатисантиметровых каблуках Эрику и бледного Джулиана, который еле успевал за ней. Мужик же, от которого они, судя по всему, и удирали, сверкнул под светом фонаря длинными когтями и шел на нечеловеческой скорости.

— Твою мать! — зашипел Алан и, моментально нажав на газ, рванул наперерез.

Чуть не впечатавшись в черный Хаммер, блондин успел вовремя и, не сбрасывая скорость, сбил оборотня. Резко тормознув перед шокированной парочкой и услышав автоматную очередь, после которой вылетели взъерошенные Эдди и Уоли. Все четверо уставились на него так, словно он только что голышом станцевал канкан на Бродвее.

— Что встали, как памятник Элтону Джону?! — рявкнул Салливан и открыл пассажирскую дверь, — быстро сели!

Дважды просить не пришлось. Скорость, с которой все четверо влетели в машину, могла сравниться со световой. Эдвард как раз захлопнул дверь, когда откуда-то спереди раздался стон, перешедший в рык, и, держась за капот, на свет божий (а именно, на свет фар) выполз недавно сбитый индивид. Чем довел бледного Джулиана до нервного тика. Алана же помятая и окровавленная морда не тронула ни капли, и он вторично переехал оборотня. На этот раз, вызвав истеричный вопль своего помощника.

— Ты человека сбил!

— Спокойно, — на полной скорости рванув прямо из-под носа вылетевших следом мужиков, произнес Алан, — поверь, Джули, этих так просто не кокнешь.

— Ты как вообще здесь оказался? — с заднего сидения спросил Уолтер.

— Да вот думал, что давно не искал приключений на задницу, — съязвил блондин, не сбавляя скорость и следя за дорогой, — это ты лучше скажи мне, во что вы вляпались на этот раз?!

— Этих мы не знаем, — напряжено ответил Эдвард, не отрывая глаз от увязавшихся за ними четырьмя черными армейскими джипами, — мы были в клубе, когда на нас напали.

— Есть соображения?

— Да, кто угодно, — прижав к себе нервно дрожавшего Джулиана, ответил Уолтер, — родня Амикуса, крысы Валентина.

— Судя по маникюрчику и пластике, даже ваши соседи, — продолжил за него Алан.

— Не только, — напряженно произнес Эдвард, — там были и другие.

— Великолепно, — огрызнулся блондин и резко свернул на более оживленную улицу.

— Оаааа! Мальчики, не хочу истерить, но нас догоняют! — вскрикнула Эрика и вцепилась коготками в сиденье Эдварда.

Алан только мельком взглянул в зеркало заднего вида и, увидев приличный хвост, криво оскалился. Этот оскал и увидел Джулиан. Слишком хорошо зная своего босса, он уже понял, что последует сейчас.

— О, нет! — нервно произнес он и вцепился в сиденье.

— Держитесь, крошки! — рявкнул босс и, переключив передачу, вдавил педаль газа до упора.

Стрелка спидометра истерично забилась на отметке двести сорок, и, бешено лавируя между другими машинами, Алан вырвался вперед. Проскочив на перекрестке под красный свет и напоровшись на полицейский патруль. Вкупе с пулями, свистящими над головой, визгом сирен и матом всегда такого спокойного Эдварда.

Только за последние двадцать минут блондин успел стать причиной трех аварий и снести с дороги небольшой ларек. Вел машину Алан, как бешеный, на такой скорости, что, будучи нелюдьми, Эдвард и Уолтер вцепились, кто во что успел, и, широко распахнув глаза, с ужасом следили за дорогой. Эрика была в восторге и пищала на самых крутых поворотах, а Джулиан безуспешно пытался имитировать белый и холодный сугроб («снежок» слишком громко матерился). Сам же Салливан не отводил напряженного взгляда от дороги и, вцепившись в руль побелевшими пальцами, выкидывал такие фокусы, что любой камикадзе обосрался бы уже. Его пытались подрезать, взяли в плотный пресс с двух сторон и стали давить, заставляя идти к обочине. Не тут-то было! Резко затормозив и заставив своих преследователей проехаться по инерции еще несколько метров, он сдал назад. Полицейским пришлось пустить машины в рассыпную. Кое-кому не повезло поцеловаться с другой машиной или навсегда запечатлеть свой лик на фонарном столбе. Резко свернув с оживленной улицы, он бросился удирать по узким дворам. Но уже у самого выезда дорогу перегородил один из джипов, и высунувшийся из окна мужчина пустил автоматную очередь. Эрика вскрикнула и зажмурилась. Уолтер закрыл вцепившегося в него Джулиана, а Эдвард, глухо зарычав, метнул когтистой рукой вперед. Алан еле успел развернуть машину. Зацепило дверные окна и, разбив стекло с его стороны, порезало осколком скулу. Сам же джип понепонятной причине напоминал искореженный кусок металлолома, впечатанный в подъезд жилого дома. Мимолетный взгляд на алеющие искорки в глазах сидящего рядом и тяжело дышащего Эдварда прояснил все.

— Все целы? — встрепенувшись, спросил Эдди и обернулся к остальным.

— Кажется, да, — помотал головой оглушенный Уоли и мгновенно напрягся, — и сейчас это исправят.

Резко обернувшись, Алан и Эдвард увидели второй джип, едущий прямо на них. Причем, за ним шла карающая кавалерия всевидящего ока закона. Гремя фанфарами и оглушая всех вокруг требованиями прижаться к обочине и, подняв руки, выйти из машин. Алан тискаться с обочиной не собирался даже машиной и потому рванул с места. Поехав задом и матерясь на ублюдков, полезших из джипа. Те перебрались на капот и, выпустив когти, готовились к прыжку.

— Маааамааа!!! — заорал Джулиан от шока.

— Однозначно — папа! — рявкнул Алан и так же задом вылетел опять на главную улицу.

На этот раз незадачливых каскадеров в полете снял Уолтер. Отшвырнув своей магией сразу двух прямо под колеса явно охуевших от внезапного «счастья» водителей. В итоге, джип влетел в новенький Пежо и задницей почувствовал всю любовь немецкого автопрома в лице черного Порше. Апогеем в заторе стала вылетевшая навстречу всем трем красавцам полицейская Тойота. Салливан только усмехнулся в зеркало и, ловко лавируя между останавливающимися машинами, пролетел под очередной красный свет. Еще одним штрафом больше или меньше, какая разница? Все равно тачка из гаража Валгири, и ему за все платить. Гаденькая мысль только подстегнула на новые свершения, а зазудевшая в поисках приключений задница уверила, что они уже совсем рядом. Те стройным паровозиком полицейских огней тянулись за ними. В затылок же дышал ближайший сосед по рулю. Судя по красным глазам, острым клыкам и бледной поганистой роже, это был вампир. Вскоре рыло это перекосило, потому что двинутый на всю блондинистую голову смертный решил, что ему мало адреналина и, сломав ограждение, влетел на бешеной скорости на встречную полосу. По воплям, доносящимся из машины, пассажиры не разделяли его восторга.

Сам же Салливан профессионально уходил от столкновений и пол-Эдинбурга сегодня довел до сердечного приступа. Что уже говорить о тех, кто сидел с ним в одной машине. Эрика, не будучи беременной, явно смогла бы сейчас родить троих, жених ее, кстати, тоже. Уолтер же, судя по звукам, уже помогал тужиться Джулиану.

Водители бросали машины в сторону, боясь столкнуться с чокнутым идиотом, сигналящим им и умудряющимся параллельно сумасшедшей езде возмущенно орать. На очередной вопль о жопорукости психа Алан, не стесняясь гонящихся за ними, высунул голову из окна дверцы и, показав кому-то средний палец, заорал:

— Протри фары, уебок! Не видишь, я тут еду?! — и, уже сев обратно, возмущенно добавил, — Что за народ?! Кто им права вообще выдает?!

— Алан, ты на встречке, — промямлил Эдвард.

— Это не я против движения! Это движение против меня едет!

Миновав очередной бизнес-квартал и сметая параллельно почти все нормальное движение, пугая прохожих и чуть не сбив какого-то придурка в костюме бургера, Салливан, разбив огромную витрину, на полной скорости въехал в торговый центр. Народу было очень много, а судя по крикам и отшатывающейся толпе, их здесь совершенно не ждали. Даже неловко как-то получилось.

— Выпусти меня! — неожиданно заорал Эдвард, не отрывая глаз от оставшихся двух джипов.

От его напора и рыка Алан настолько удивился, что на мгновение перевел взгляд на злое лицо мужчины. Этого хватило, чтобы пропахать боком витрину женского бутика. Визг Эрики заставил всех мужчин испуганно кинуться проверять ее повреждения. Повреждений не было, девушка только с визгом кинулась на шею опешившего Эдди, уговаривая его зайти сюда, когда у них будет чуточку больше времени. В этом бутике она только что заметила новую коллекцию от Армани. Сидевший за рулем Алан задохнулся от желания побиться головой о приборную панель и засмеяться. Наконец, зафункционировав, Эдвард опять вцепился в крайне занятого сейчас дизайнера.

— Выпусти меня, Ал!

— Нахрен?! — рыкнул взбешенный американец и, резко повернув руль, выровнял машину после очередного удара, пришедшего в бок от джипа.

— Они не отстанут, — резко произнес Эдди, — мы с Уоли возьмем их на себя, а вы уедете.

— Из ума выжил?! — в один голос рявкнули Эрика и Джулиан.

— Эдди прав! — вступился за брата Уолтер, — мы их так уделаем, что мать родная не узнает!

— А тебя отец родной?! — вцепился в его плечо Джулиан, — они вооружены, и ты видел, что это какие-то больные на голову придурки с экипировкой Росомахи!

— Джулиан… — открывший было рот Уоли с шумом захлопнул его, когда раздался почти звериный рык взбешенного Алана.

— Заткнулись все и прижопились к сидениям, как обкакавшийся молодняк из садика «Ромашка»! — рявкнул он и полоснул по Эдварду убийственным взглядом почти голубых глаз, — ты совсем съехал мозгами?! Решил устроить с братцем «в мире животных» прямо перед испуганным до усрачки народом?! Это если забыть тех патологоанатомов, которых сегодня ждет увлекательное путешествие в мир эволюции под лабораторный спирт!

— Мы не можем так вечно кружить! — процедил сквозь зубы Эдди, но перестал вырываться из машины.

Охуительный вечер, между тем, продолжался злобной ссорой Уоли с Джи-Джи на заднем сидении, криком народа и вереницей машин, едущих на полной скорости и разрушающих все на своем пути. Пока колоритная процессия по широким винтовым коридорам не добралась на самый последний этаж и не въехала в огромное кафе под стеклянным куполом и такой же стеклянной стеной, к которой загнали серебристый Ауди. Учинив офигенных размером погром, Алану пришлось резко затормозить и усиленно искать выход. Позади была кучка вампиров, оборотней и полисменов, уже вышедших из машин и занявших место (причем все целились во всех), а впереди — огромное окно, за которым в неоновом свете сияла уходящая под тридцатью градусами к земле крыша художественной галереи Патрика Холдена.

Алан лихорадочно думал именно в направлении этого самого окна, когда все-таки последний вопль злого помощника не заставил дернуться и резко перевести взгляд от медленно идущих в их направлении вампиров. Те скалились и, взмахнув руками, отправили незадачливых бобби^[12] в мир ласкового Морфея. После этого оборотням больше ничего не мешало.

— Эй, Хуан Карлос, будешь выяснять отношения со своей Марией Кончиттой в асьенде! — рявкнул Алан на возмущенного Уолтера и перевел взгляд на окна.

Та совершенно маньячная улыбка, которая расползлась на его губах, и безумная тьма, неожиданно тронувшая глаза, заставили съежиться даже Эдварда. Он с шоком прислушивался к скулежу своего ИСПУГАННОГО зверя и не мог поверить самому себе. Он впервые кого-то так испугался. И кого? Ни отца, ни дядю, ни другого альфу, а смертного человека. Было в Алане что-то такое, что заставляло трепетать и склонять голову. Он видел уже это ЧТО-ТО. Точно такая же темная тень, которая проскальзывала в глазах дяди. От нее становилось не по себе и хотелось, поджав хвост, подставить незащищенную шею. Признавая без боя, отлично зная, что в любом случае эту шею переломают с той же легкостью, что и соломинку. Эдвард моргнул и перевел взгляд на то, что вызвало такой интерес блондина. Увиденное подкинуло очень неприятные мысли.

— Ал, ты что удумал? — нервно спросил Джулиан, тоже заметивший «улыбку» друга.

Кинутый на окно испуганный взгляд, и русоволосый американец побледнел.

— Нет! — его голос сорвался на фальцет, — Нет-нет-нет-нет!

— Даааа, — пропел блондин и с силой нажал на газ.

Визг шин резанул по ушам, и машина сорвалась с места. Под изумленные взгляды и злые рыки серебристый Ауди вылетел из окна четвертого этажа и, под царящие внутри натуральные визги пролетев метров десять, тяжело приземлился на кривую крышу. Машину повело в сторону, но, не понижая скорость, Алан, наконец, выровнял бедный многострадальный транспорт. Бронированное стекло под ними выдержало (папина фирма всегда строила здания на все сто с лишним «Уууууеееее»), но, несмотря на это, начало покрываться тонкими трещинами.

В галерее же в этот вечер была выставка, где народ не только заценил работы шокированного художника, но и приобщился к криминальной хронике, творящейся по соседству, и полюбовался на умопомрачительную езду над своими головами. Паника и крики были традиционным дополнением. Однако крыша выдержала, а неизвестный экстремал резво скакнул своей тачкой на землю и, потеряв по дороге задний бампер с передним, кстати, тоже, рванул в сторону старых кварталов, где вскоре скрылся бесследно…

Кайрен не солгал Алану, когда сказал, что тот закончит замок через три месяца. Просто мешать дизайнеру он больше не собирался. Слишком опасен стал мальчишка для него. Слишком наглый, совершенно бесцеремонный, слишком непонятный и совершенно не боящийся его! Последнее возмущало и злило больше. Кайрен не понимал его, а непонятное всегда бесило и… ужасно волновало. А Кай не любил этого. Прожив столько веков среди людей, он мог уверенно сказать, что никогда еще не встречал таких, как Салливан. С его приходом черный альфа совсем позабыл, что такое покой и нервное равновесие. Зато понял, что значит нервный тик, мигрени, периодические припадки агрессии (не будем тыкать его носом в его и не такое уж адекватное поведение). С ним привычная жизнь потеряла свою размеренность. А еще в груди что-то вечно жарко скреблось, каждый раз видя ярое возмущение на хорошеньком лице. В эти минуты Кайрен ловил себя на мысли, что Алан ему подозрительно напоминает надувшегося хомячка. Мало было этого, так еще и зверь внутри бесновался и рвался с цепи. Он все сильней пытался дорваться до контроля над телом и разумом. Словно учуяв желанную добычу, стремился к ней. Пока еще не совсем понимая, что сделает, когда настигнет, но уж точно результат охоты ему очень понравится. Причем, мнение жертвы тут точно никого не интересовало. Но больше всего бесило это проклятое любопытство, которое он никак не мог унять. Словно глупый щенок, впервые увидевший огромный мир, полный всего непонятного, который отчаянно хотелось познать. И он никогда бы не признался, что после ссоры с проклятой белобрысиной раздражение только усилилось. Словно он упустил что-то очень важное. Сперва казалось, что все дело в необычном для простого дизайнера поведении. Ну, согласитесь, что не каждый день вам попадается идеальный пай-мальчик, работающий под крылышком своего богатого папочки, который к тому же дерется, как спец из отряда «Альфа», стреляет, словно с люльки спал с красавицей Береттай-92FS. Еще добавим к этому весьма сомнительные связи с почти всеми спецслужбами мира и получим жгучую смесь неизвестного происхождения, которая либо рванет, как атомная бомба, либо разъест все к чертовой матери, как цистерна с кислотой. Избавиться от мальчишки не дала семья, так что, осталось просто игнорировать его. Ха! Проще сказать, чем сделать.

Отвлекало только то, что совсем скоро ему вообще будет уже не до американца. Совсем скоро, осталось не так много. Ставшее традицией уничтожение Вампирского Двора. Валентин и сам знает, что его время на исходе и что очень скоро за ним придут. Не убьют, нет. А всего лишь сожгут и утопят его мир в крови. Но, судя по последним событиям в гнезде хладных, что-то изменилось. Что-то такое, что заставило и Волчий Совет навострить уши. Именно причину всей этой сумятицы еще предстояло выяснить. Что будет сделано уже к завтрашнему утру. А когда Валентин в очередной раз погрузится в тихое сумасшествие, Кайрен исчезнет. А то слишком долго он сидит в Блодхарте. Интересно, с чего бы это?…

Огромный черный волк встряхнулся и, встав на задние лапы, медленно выпрямился. Утренний, чуть холодный ветер всколыхнул край багровой туники и принес запах мокрой росы. Альфа вошел в город на рассвете и, медленно бредя среди узких, все еще сонных улочек, направился к замку. Замок только-только просыпался, но златоглазый зверь знал, что успеет до того, как встанут остальные. С легкостью вскарабкавшись по стене, он запрыгнул на балкон своей комнаты. На мгновение замерев, он смотрел на розовые облака, плывущие на горизонте.

Определенно, было правильным решением оставить все и, закончив дела, уехать отсюда. Семья в достатке, и для ее защиты он ни на что не поскупился. Власть и мощь Валгири растет и крепнет. Вон, у них мало того что пополнение в стае, так еще появились и «союзники».

«Мелюзга мелюзгой», — мысленно поправив себя, фыркнул альфа и скрылся за стеклянными дверями.

На ходу сбросив тунику и посеребренные наручи, перекинулся он обратно уже в ванной. С наслаждением встав под горячие струи воды и прислонившись рукой к запотевшей плитке, откинул голову. Мышцы до сих пор приятно гудели после охоты. Вода медленно смывала следы крови и грязи. Жаль только, не смывала мысли.

Скоро будет очередное полнолуние и очередная охота стаи, но ее поведет Маркус. У него же будут совершенно другие дела. Через три месяца закончится ремонт Блодхарта… Через три месяца свадьба Эдди и Эри… Через три месяца он наведается в гости в один старинный особнячок… Через три месяца Волчий Совет опять будет брызгать слюной и в припадке биться от бешенства, когда он опять исчезнет из-под их носа, а потом очень долго будет мотать их нервы на свой кулак… Три месяца…

Утро было великолепным во всех смыслах этого слова. Правда, если не считать тех несколько минут, когда Диане и Маркусу показалось, что с детьми что-то случилось. Кайрен тоже, наверное, что-то почувствовал, но, судя по тому, что и тот спокойно продолжал заниматься своими делами, супруги решили, что все-таки показалось. Ведь уже после, когда они мысленно дотянулись до них, то все было хорошо, и те уже возвращались. Правда, какие-то взволнованные.

Слуги подали ранний завтрак в маленькую гостиную и вежливо удалились, оставив супругов одних. Старший хозяин тоже вернулся и вскоре заглянул в комнату. Развалившись в кресле и пододвинув к себе кружку с кофе, он довольно прикрыл глаза. Вечно наглого блондинчика рядом не наблюдалось. Правда, и племянников с их крошками тоже не было.

— Они что, все еще не вернулись? — нахмурившись, произнес Кайрен.

— О, Ри, — отмахнулась Диана и с наслаждением прижалась к всклоченному и ошалело улыбающемуся мужу, — мальчики давно уже выросли, и они у нас очень умные.

Альфа изогнул бровь и выразительно посмотрел на эту парочку. Совершенно не стесняясь его, эти двое шушукались, как подростки, и миловались прямо на его глазах! А обнаглевшая Диана, сидя на коленях мужа, кормила его с рук и отросшими клыками царапала его шею. Альфе только и осталось, что закатить глаза, и, кинув в этих двоих хлебной крошкой, проворчать:

— Шли бы в другую комнату, кролики! Мне бесплатной порнухи в исполнении моего младшего брата как-то не очень хочется смотреть.

— А ты не смотри, — промурчала Диана.

— Лучше бы вы о своих двух оболтусах подумали. Не стоило им сейчас соваться в город, — задумчиво ответил Кай и, рассеянно взяв пульт, включил телевизор.

— Ой, ну что может случиться? — наконец, отпустив покусанную шею кайфующего Маркуса, проворчала хладная. — После событий на осенней ярмарке совет не так пукнуть боится, чтобы тебя опять не разочаровать. Под тебя стелются самые молодые и сильные стаи, и от твоих поступков психует Вампирский Двор. Уверена, что Валентин уже пакует вещи и заказывает билет в Антарктиду. Гор тоже не сидит на месте. Он со своими мальчиками пасет Амикуса. Все великолепно.

Только весь воодушевленный монолог Дианы прошел мимо сознания уважаемого альфы, мимоходом поставив галочку. Потому что в эту минуту он случайно переключился на канал утренних новостей, где бомбой дня значились ночные гонки в столице. Очень знакомая Ауди с очень знакомыми номерами и определенно знакомой рожей водителя, которая только на доли секунды попала в объектив камеры. Но даже этих нескольких смазанных секунд хватило, чтобы узнать зверское выражение лица Алана Салливана и совершенный ужас во взгляде Эдди.

— Говоришь, большие и умные мальчики? — не отрывая глаз от едущей по встречке серебристой машины, мрачно произнес Кайрен, и выросшие когти с противным скрипом впились в подлокотники кресла, — ну-ну.

— Твою мать, — выдохнул Маркус и, встав с места, чуть не сбросил с колен уронившую челюсть жену.

— Убью паразитов, — взбешенно прошипел альфа…

Если бы «паразиты» знали о том, что с ними сделают, то точно бы не вернулись домой в ближайшие лет двести. Но они не знали, да и не отреагировали бы. Потому что после того, как вылетели из столицы, не останавливались нигде. Осталось только поражаться, что их никто не остановил, когда Алан, не снижая скорости, всю ночь гнал по трассе к Волчьему Двору.

Срезав и даже не сунувшись в только проснувшийся городок, они пронеслись по черному мосту. Машина въехала во двор замка, когда туда уже выскочили услышавшие тарахтение мотора слуги и старшие. Перед ними открылась явно самая шокирующая картина в мире.

Помятая во всех доступных местах машина с отсутствующим бампером, следами от пуль на капоте и на вмятых дверях. Лобовое стекло, покрытое трещинами, одна передняя фара нервно мигает и скоро испустит дух, другая рыдает над ней. Что творится сзади, даже не хочется смотреть.

Первым из этой консервной банки, бывшей в прошлой жизни машиной, буквально выполз Уолтер. Дверь после его легкого толчка просто отвалилась. Сам мужчина сполз с сидения и, растянувшись на гравии, принялся объясняться в любви матушке-земле и божился лет сто ходить пешком. За ним шатаясь, вышел Эдди и, как подкошенный рухнув на землю, дикими глазами уставился на вытянувшиеся лица родителей и дяди. Он бессмысленно открывал и закрывал рот, пытаясь заговорить, но как-то не получалось. Джулиан продолжал сидеть в салоне и, как испуганный кот, вцепился ногтями в водительское сидение. Лицо бледное, глаз нервно дергается, волосы стоят дыбом так, словно их наэлектризовало током в двести двадцать вольт. Эрика и Алан вышли последними. Причем, рыжая перелезла через Джулиана и, визжа, кинулась расцеловывать очумело улыбающегося Алана. Тот мужественно стерпел все тисканья, восторженные возгласы и, ни на кого не обращая внимания, закурил. Откинувшись спиной на капот, он глубоко затянулся и хриплым голосом, который заставил покраснеть не одну служанку (чего греха таить, молоденьких парней тоже) даже не произнес, а жарко простонал:

— Определенно, это лучше секса.

После его слов кто-то впечатлительный особенно громко всхлипнул. И Кайрен отлично понимал этого бедолагу. Потому что на этого порочного сукина сына не отреагировал бы только клинический дебил. От Алана сейчас ярко пахло восторгом, наслаждением, чистым потом, и сдобрялось все это щедрой дозой нервного возбуждения. Адреналин все еще бушевал в крови мальчишки, заставляя его сердце биться бешеным ритмом и расширив зрачки настолько, что их серебро потонуло в дикой бездне. Растрепанный, тяжело дышащий, в великолепно сидящих на нем серых классических брюках от Армани и белой рубашке от Хьюго Босса. Безумно дорогой и с заляпанным кровью воротником. Галстук он сорвал с себя, еще выходя из офиса.

— Клево, мальчики! Может, повторим? Ал, пусик ты мой сладкий, это было таааак здорово!

Алан лениво приподнялся на все еще немного дрожащих от напряжения локтях и лениво протянул:

— А что? Я только за, крошка. Только ты, я, Ламборджини мистера «Трахаю мозги: быстро, качественно, а главное, бесплатно», шестьдесят восьмая трасса, уходящая в закат и обязательно Urge Overkill, хрипло поющий нам Girl You’ll Be a Woman Soon.

— Да! — заорала девушка и кинулась снова обнимать его.

Только была перехвачена все еще задыхающимся Эдди. В то время, как голос прорезался у Джулиана. Только весь его грозный вид пролетал мимо, благодаря иканью и срыванию на фальцет.

— Я тебе покажу повта… Ик… ить! Ламбор… Ик джи… ни захотел угробить! Да чтобы… Ик… я… Ик… хоть раз… Ик… снова сел с тоб… Ик… ой! — вцепившийся всеми конечностями в Уоли, выдал русоволосый.

— Какие мы нежные! — фыркнул Алан и закатил глаза, — сами мне весь вечер испортили, так я еще и виноватым оказался.

— Мы вам не мешаем? — ласково улыбнувшись, от чего Джулиана опять затрясло, а остальных перекосило, процедил Кайрен.

Алан перевел на него взгляд и, закатив глаза, откинулся назад.

— Только не снова, — пробормотал он…

Отсчет начат (часть 2)

Страх и паника вокруг…

Я так хочу освободиться от

Пустоты и отчаянья!

Я чувствую,

Что всё потеряло смысл,

Когда я отказался отпускать тебя….

Я не могу понять, что со мной происходит,

Я ничего не могу понять,

С тех пор, как встретил тебя…

Одиночество закончится…

Когда это одиночество закончится?

И жизнь промчится у меня перед глазами,

Все уже почти разрушено.

Я так хочу прикоснуться к тому, чего не касался раньше…

Никто не хочет брать вину на себя,

Но как мы не поймем,

что мы все одинаково чувствуем боль…

Я не могу понять, что со мной происходит,

Я ничего не могу понять,

С тех пор, как встретил тебя…

Одиночество закончится…

Когда это одиночество закончится?

Muse — «Map Of The Problematique»

— Значит, в следующий раз ты решил угнать и разбить мой черный Ламборджини?! — даже с такого расстояния Алану показалось, что он услышал скрип зубов.

— Кто? Я? — с завистью думая о том, что ненавистному альфе о вставной челюсти никогда не придется думать, произнес Алан.

А главное, настолько искренним тоном и с таким невинным взглядом. Опять сидя и даже выкинув сигарету, с широко распахнутыми наивными серыми глазами ангела небесного. Почему-то не прокатило только с Валгири. Тот только скрестил руки на груди и, сузив свои желтые глазищи, вздернул бровь. А потом так же, не отрывая глаз от него, возмущенно рявкнул:

— Вы опять за старое?! Последнего раза было мало, так начали искать на свою жопу новые приключения?!

— А каким боком я тут нарисовался?! — Алан завелся с полуоборота, — я вообще мимо проезжал! Между прочим, устал как собака и голоден, как не жравший лет двести волк! Это твоих племяшей надо спросить, какого хуя они в клубе пальбу начали!

— Ал, это не мы, — робко произнес Эдди, хорошо понимая, что лучше не отсвечивать перед двумя потенциально взрывоопасными мужчинами, — это нас. В смысле, в нас.

— Мы и об этом поговорим, — зашипел Кайрен и, резко развернувшись в сторону замка, рыкнул, — быстро привели себя в порядок и спустились в кабинет!

Спорить никто не посмел…

Если слуги ждали, что после кабинета будет очередная «ядерная война», то их ждал самый приятный облом за всю историю обломов. И все потому, что на этот раз Уоли и Эдди смирно и тихонько сидели рядышком и, опустив головы, получали двойной нагоняй от Алана и Кайрена. Глядя на двух стоящих рядом друг с другом и идентично скрестивших руки на груди мужчин, они поклялись больше никогда не попадаться им обоим сразу. Разнос был грандиозен. Причем, за все время, пока их ругали и морально прессовали, они ни разу не поссорились. А когда узнали, что Уолтер, не желая тревожить Джи-Джи, подправил ему память, то здесь уже пришлось рвать когти из комнаты. Взбешенный Алан готов был прибить его.

А после Гор с мрачным видом принес им пули, вытащенные из крыла машины. Но дальше Алан уже не слушал. Уставший до черных точек перед глазами, он отправился к себе. После хорошего душа не хотелось ничего делать. Только завалиться спать на долгие-долгие месяцы. Месяц ему спать никто бы не дал, но вот следующие сутки не стоило его трогать. Однако, пришедшая за ним Эрика, тря кулачком глаза, по-детски шмыгнула носом и, взяв его за руку, повела за собой. Первые несколько минут он шел на автомате и в полном недоумении. Но, когда спустившись в малую гостиную, он увидел Джулиана со своим благоверным и Эдди, то стало понятно.

— Прости нас, Алан, — чуть ли ни хором произнесли все четверо и уставились на него глазами побитых собак.

Блондину осталось только устало закатить глаза. Детсад на выезде, включая двух оборотней. Взрослые мужики, каждому уже давно за триста, а все еще ветер в голове. Салливан и думать не хотел о том, что случилось бы, если бы он тогда не проезжал мимо этого чертового клуба. И, судя по бешеному выражению лица Кайрена Валгири, на них напала не просто какая-то шпана. Да, и сам Алан успел мимоходом оценить подготовку тех типов. Но в этот раз он не собирался вмешиваться. Хватит с него «командоса» разыгрывать. К тому же, и на Уоли он больше не сердился. По сути, он бы так же поступил с Джулианом. Мертвяк и то был живее его помощника, когда бедный увидел полуобращенного оборотня. Не так друг должен был узнать о природе своего парня. Джулиан мог и сорваться, а этого Алан никак не хотел.

— Ну, и что мне делать с вами, идиотами такими? — покачал головой Алан и опустился на импровизированное ложе из подушек…

— Что ты собираешься делать? — напряженно смотря на резкие движения брата, спросил Маркус.

— Найти тех выродков, которые посмели поднять охоту на моих племянников, — ответил альфа и, захлопнув дверцу шкафа, направился к двери.

— На этот раз это не просто выскочки из совета или зарвавшиеся аристократишки вампиров, — выйдя из кабинета вслед за ним, продолжил Маркус, — Эдди сказал, что это была смешанная группа, значит, люди тоже вмешались. И это наряду с этим новым ядом.

— Умно, мальчики, умно, — задумчиво прошелестело рядом, и из угла вышла такая же мрачная Диана, — взрывные пули из зачарованного серебра, нашпигованные ядом. Если бы хоть одна из них задела мальчиков или Эрику, они бы умерли. Если бы не Алан.

Кайрен заскрипел зубами, и воздух вокруг него затрещал. Несносный мальчишка опять оказался в нужном месте и, главное, вовремя, но мог и не успеть. Им тоже стоило заняться, но позже. А сейчас он намеревался нанести визит одному очень талантливому вампиру.

— Мы идем с тобой, — не терпящим отказов тоном произнес Маркус, — эти суки нам чуть щенков не угробили.

— Нет, — мрачно произнес Кайрен и, остановившись, обернулся к брату, — они хоть и ушли целыми, но в городе подняли приличный шум. Люди слишком дотошны и истеричны. Лучше займись их руководством, потому что скоро к нам нагрянет полиция. С ними нам проблемы сейчас не нужны. Диана же займется Вампирским Двором и советом. Узнай все, что сможешь, обо всех последних делах этих шавок продажных. И пусть с исследованиями поторопятся. Мне нужен результат, детки.

— Надо еще понять, что происходит с нами самими, — посмотрев в глаза брата, продолжил Маркус, — они были в опасности, Кай. Неважно, могли справиться или нет, но тревогу за них мы чувствовали только несколько секунд и то, слишком смутную, чтобы хоть что-то понять. Это неспроста, брат.

— Думаешь, что кто-то нашел способ ослабить нас? — моментально уловив все, напряженно спросил Кай.

— Если да, то это ничем хорошим не кончится, — кивнул младший.

— Ничего не случится, мальчики, — не оборачиваясь, уверенно отозвалась Диана.

— И с чего ты это взяла? — удивленно обернувшись в ее сторону, спросил муж.

Темноволосая хладная хмыкнула и даже не сдвинулась с места, продолжая стоять на пороге небольшой гостиной и, привалившись к косяку, смотреть вглубь комнаты. На слова мужа она шире распахнула дверь и, кивком позвав обоих удивленных мужчин, уже тише ответила:

— Потому что я знаю из-за чего, а точнее, из-за кого мы их не почувствовали.

Маркус и Кайрен так и встали от увиденного.

За высокими, наглухо зашторенными окнами, медленно усиливался дождь. Его капли успокаивающе стучали по стеклам, навевая сон. Погруженная в тень комната освещалась только горящим камином, золотящим огромное ложе из мягких подушек, расстеленных на белом медвежьем меху. Одеяла сбились вокруг, окончательно опоясав импровизированную кровать, как маленькое гнездо, где в своих пижамах спали все пятеро. Вокруг раскинувшегося на спине и мерно дышащего Алана. Под его левым боком, подтянув колени к груди и положив голову на плечо, посапывал растрепанный Джулиан. А справа между своим парнем и блондином тихо лежала Эрика. Изредка морща свой аккуратный носик во сне. Даже лежа так далеко от Алана, Эдди все равно умудрился уснуть с ладонью дизайнера в своих волосах. Над их головами же устроился Уолтер. Уткнувшись носом в макушку все того же американца и крепко держа за руку свое русоволосое чудо.

Они так глубоко уснули, что не обращали внимания ни на голоса слуг, ни на то, что уже не одни в комнате, ни на удивленные взгляды. Настоящее сонное царство, смотря на которое, самому хотелось так же подойти и, перекинувшись, лечь в ногах. Окутав своим запахом и теплом, чувствуя биение их сердец и слыша мирное дыхание.

Встряхнувшись и сбросив с себя странное наваждение, Кайрен шагнул вперед. Но стоило ему подойти ближе, как все еще явно спящие Эдвард и Уолтер начали глухо рычать. Кайрен от удивления замер на месте. А те еще злее оскалились, впервые реагируя на своего альфу, как на потенциальную угрозу.

— Спать! — неожиданно четко и спокойно произнес Алан.

Молодые оборотни мгновенно замолчали и, заурчав, прижались ближе. Если бы Кайрен не был абсолютно уверен в том, что все они продолжают крепко спать, то подумал бы, что это розыгрыш. Он удивленно посмотрел на стоящую рядом Диану. Та только улыбнулась и, положив руку на плечо такого же онемевшего мужа, тихо прошептала:

— Они верят ему и знают, что рядом с ним всегда будет безопасно.

— Он всего лишь человек, Ди, — не отрывая глаз от расслабленного лица блондина, прошептал в ответ Кайрен.

— Это не имеет значения. Он завоевал их сердца и заслужил веру. Мальчики выбрали его, и ты не можешь игнорировать тот факт, что даже вся наша стая считает его своим.

— Мы определенно должны поговорить об этом, когда я вернусь, — мрачно произнес Кайрен и, развернувшись, быстро вышел из комнаты.

Диана хмыкнула ему в след и когда шаги альфы совсем стихли, произнесла:

— Мне вот интересно. Он психует из-за того, что его племянники на него рычат из-за какого-то человека, или то, что они и вся стая могут посчитать этого человека равным своему альфе?

Маркус только грустно улыбнулся и, обняв жену со спины, поцеловал в шею.

— Волки любят лишь раз, Диана. Ты это знаешь. Лишь раз…

* * *

Валентин спешил, как никогда. Далеко оставив свою ничего ни понимающею пару и пообещав вернуться к нему, он спешил в Ирландию. В родовой замок Дверлов. Старый идиот, вопреки приказу не высовываться и не мешать, решил, видите ли, отомстить Валгири. Никчемный дурак, так неосмотрительно накосячивший со своим желанием проучить того, кого седьмой дорогой обходили что оборотни, что вампиры. Последний скандал, случившийся в землях черного альфы, и неудавшееся покушение лишь укрепили мысль, что Валгири надо убрать. Желающих, как оказалось, было очень много. Только не стоило Амикусу покушаться на щенков и их пар. Валентин слишком хорошо знал норов Кайрена, так же, как и то, что тот никогда не спустит это с рук. Поэтому он сейчас так спешил. Этой ночью он вел за собой пятьдесят своих самых сильных лордов. Верных и непобедимых, но уверенности это не добавляло.

Дождь сплошной стеной встал на пути и холодом пробрался под одежду. Он туманом сполз с серых скал и окутал старый замок, окруженный виноградными полями. Ливень напрочь сбил все запахи, кроме сладковатого аромата гниющей листвы. Валентин ненавидел этот запах. Он напоминал ему другой, более крепкий, острый, ядом оседающий в горле. Запах гниющих тел…

Вампиры были в землях Дверлов уже через каких-то двадцать минут. Не теряя время на человеческое передвижение и тенями пробравшись мимо них. Элита Высших, которых, как ни парадоксально, вел бескрылый калека, до сих пор железной рукой держащий свою власть. Они миновали человеческий городок, идя прямо к замку. Внимательно вслушиваясь в шелест дождя и с нарастающей тревогой подмечая гробовое молчание. Ни стука сердец, ни шороха, только звенящая тишина, от которой уши закладывало.

— Будьте внимательны, — еле шевельнув губами, прошептал Валентин и, выпустив когти здоровой руки, напряженно шагнул в распахнутые настежь двери главного крыла.

Стоило им оказаться внутри, как в нос ударил острый запах крови и разлагающейся плоти.

— Великие Небесные, — прошептал молодой лорд и с ужасом замер перед одной из распахнутых дверей.

Огромный бальный зал был покрыт кровью и трупами с разорванными внутренностями. Женщины, дети, старики, даже люди. Трупов было так много, что от их запаха становилось дурно. Разодранные и изуродованные настолько сильно, что их невозможно было узнать. Лежа друг на друге, прибитые к стенам, с содранной с тел кожей. Здесь был весь клан и живущие под его защитой люди.

— Что за чудовище могло такое сотворить?! — зарычал доведенный до предела второй.

— Кайрен Валгири, — скрипя зубами, зло ответил Валентин и с силой саданул кулаком по витой колонне, рядом с которой стоял.

Камень не выдержал и, покрывшись трещинами, осыпался пылью. А Владыка продолжал звереть. В очередной раз он не успел. Слишком поздно услышав зов своего слуги. Валгири опять обвел его вокруг пальца и сделал очередной «подарок». С каждым днем этих сюрпризов становилось только больше. Обезглавленные и выпотрошенные тела его вампиров, посылка в виде внутренностей его самого близкого друга. Все это было только началом. Но в этот раз размер этого «подарка» превзошел остальные. Валентин знал, что это последний дар. Срок его нового мира уже пришел.

— Милорд, выживших нет, — обойдя все вокруг, дрожащим голосом отозвался еще один, — мы опоздали.

— Какого дьявола?! — взбешенно рявкнул четвертый, — эти твари уничтожают нас, как мух, и мы должны сидеть, ожидая, пока этот ублюдок придет за всеми нами?!

Его поддержали все остальные. Они громко возмущались и требовали суда, совершенно не замечая, как с каждой минутой бледнеет их Владыка. Он чувствовал запах этого пса. Совсем близко, словно тот дышал ему в лицо. Валгири был здесь, и он был не один. Резко выпрямившись, темноволосый Вампир сверкнул алыми глазами и рявкнул на своих лордов:

— Быстро уходим! Это ловушка!

Но было уже поздно. Высокие дубовые двери захлопнулись, и по комнате пронесся хриплый, чуть рычащий смешок. Очередной раскат прогремел прямо над ними и, ослепив на мгновение бледно-голубой молнией, осветил огромных черных зверей, крадущихся вдоль стен. Словно загоняя дичь и с рычанием сжимая кольцо.

— Куда же ты собрался, ведь только пришел, — произнес все тот же голос, и Валентин обмер, — жаль, что к вечеринке не поспел.

Валгири стоял перед высоким окном с разорванными шторами и, скрестив когтистые лапы на груди, скалился окровавленной пастью. С наслаждением облизываясь и заставляя задыхаться от бешеной силы, идущей от него. Его волки были такими же безумными, как и их вожак. Дикое зверье, забывшее свою человеческую часть.

— Неужели жалкая пиявка решила показать свои зубки и совсем позабыла, что ее место в грязи, — продолжая наступать, произнес Кайрен, и когти его сверкнули.

— Не большая пиявка, чем ты! — оскалился Валентин и, перекинувшись в боевую ипостась, напал первым.

Вампиров и оборотней, рычащих друг на друга, просто смело той силой, которая взорвалась вокруг. Совершенно позабыв о том, что являются врагами, они пытались прийти в себя и спешили покинуть место поединка двух самых древних и сильных существ. Те словно сорвались с цепи. Круша все вокруг и пытаясь убить друг друга. Все новые и новые удары сыпались градом. Острые когти рвали плоть, и клыки блестели кровью. Превращая в пыль каменные стены одной своей магией, что уж говорить о немереной физической силе. Один удар кулака, и противник летит через весь разгромленный зал и, ударившись головой, оседает на пол. Вампир не теряет драгоценных секунд и, вмиг оказавшись рядом с поднимающимся оборотнем, наносит новый удар. Только оборотень насмешливо скалится и, уйдя от смертельных когтей, клыками вцепляется в глотку хрипящего вампира. Но тот продолжает бороться, располосовав морду альфы. Он рвется и, почти лишившись горла с безобразными и глубокими ранами, наконец, оказывается на свободе, чтобы, снова оскалившись, броситься вперед.

Это становится спусковым механизмом, и замок буквально начинает разрывать на куски от летящей во все стороны смертельной магии. Вампиры дерутся, не щадя себя. Но сейчас это не желание показать зарвавшимся блохастым их место, а жажда выжить. Потому что, являясь одними из сильнейших в магии, они впервые чувствуют себя бессильными перед этими чудовищами. Это не простые волки. Они в десять раз сильнее и выносливее. Они нападают резко и слажено. Двоих они уже разорвали на куски и теперь скалятся еще злее. А Владыка только и успевает, что прикрывать их, что снова отражать удары. Его раны не затягиваются, словно черный альфа весь источает яд для него. Зверь утробно рычит и, одним броском повалив Валентина, когтями вцепляется в искалеченную руку. Оборотень с наслаждением слушает тот глухой вой, который вампир пытается подавить, но одно единственное заклятие заставляет его изгибаться от боли. Кайрен сыто облизывается и, вплотную приблизив морду к изуродованному, мертвенно бледному лицу, шепчет еле слышно. Только каждое его слово — это новый удар.

— Кто бы это ни был, я приду за ним, — змеиный шепот заставляет задохнуться и, всего лишь на мгновение позабывшись, дрогнуть сердцем.

Желтоглазому альфе хватает и одного нервного стука сердца. Он вцепляется когтями в изодранное горло вампира, и взгляд становится безумнее.

— Я вырву его сердце у тебя на глазах, и да, обещаю, это зрелище ты не забудешь никогда.

— Убью! — прохрипел взбешенный Валентин и замахнулся для нового удара, когда его неожиданно швырнули через весь зал в зияющую пустоту, куда вскоре кинуло и остальных вампиров.

Тьма свернулась и исчезла, напоследок мигнув бледно-синей искрой. Кинувшимся за своей добычей волкам осталось только досадливо рыкнуть и, все еще не отойдя от горячего боя, повернуться к своему взъерошенному, зализывающему рану на предплечье вожаку. Но одного рыка хватило, чтобы те взвизгнули и, поджав хвосты, склонили свои морды перед ним.

— Но почему вы их отпустили, милорд? — недоуменно спросил один из них и заискивающе посмотрел на своего альфу.

— Потому что получил то, что хотел, — хмыкнул Кайрен и направился к вновь открывшимся дверям, — сожгите здесь все и город тоже. Амикуса отдать Гарту. Мне нужны ответы! Пусть добивается их, как хочет, но чтобы Амикус не сдох в процессе!

— Да, милорд, — тихо произнесли волки и почтительно опустили головы…

* * *

— Что за дрянная погода? — недовольно произнес Алан и, потянувшись, сладко зевнул.

За окном дождь из состояния «просто дождь» перешел в «ураган Катрина нервно курит в сторонке». Ветер завывал между арок и бился в крепко закрытые оконные створки. Кое-где все еще немного поддувало (и это абсолютно не его вина! Если бы кое-кто истеричный в очередной раз не срывал злость катаклизмами, крышу с восточной башни не сорвало бы!), но в скором времени все должны были доделать. Поежившись после очередного сквозняка, блондин пообещал утром же загнать рабочих на строительные леса. Нефиг штаны протирать в «Серпе», когда чувствительное и вообще нервное в последнее время начальство тылы свои морозит. Довольно кивнув своим мыслям, дизайнер завернул в очередной коридор и, толкнув совсем незаметную дверку за старинным гобеленом, спустился по хорошо знакомой крутой лестнице в всегда самое теплое место в замке — кухню.

Риска встретить в этом часу кого-нибудь не было. Во всем замке он был один такой полуночник. Успел выспаться за весь день. И как только ему удалось уснуть среди этих пинающихся, храпящих и пускающих во сне слюни, идиотов осталось загадкой. Но за весь день никто так и не разбудил их и не разогнал по спальням. Алан был уверен, что весь его детский сад продолжает смотреть десятый сон на меху все той же комнаты. Сам же он проснулся внезапно, словно что-то выкинуло из сна. Возможно, острая нехватка кофеина. Много-много кофеина и, желательно, чего-нибудь вкусненького.

Внизу и вправду было очень тепло. Да, здравствуют корейцы, первыми придумавшие полы с подогревом! Да, они тогда целый месяц угробили на полное теплообеспечение этого нехилых размеров «домика». Но зато теперь он мог бы спокойно босиком пройтись по светлой плитке. Босиком ходить Алан не собирался, он собирался пить кофе собственного секретного рецепта и совершить набег на яблочный пирог, спрятанный на самой высокой полке верхнего шкафа (наивный Брэндон думал, что сможет спасти свой очередной кулинарный шедевр от белобрысого деспота).

Блондин не стал включать весь свет, а оставил лишь тусклые светильники, да и огонь от весело потрескивающей печи, чей очаг сейчас был наполовину открыт. Осталось всего лишь насыпать в турку кофе и специи. Чем он сейчас и занимался, насвистывая одну из песен Эдди Веддера. Так что, тихий шорох за спиной он не услышал. Открыв дверку шкафа и горящим взглядом уставившись на желанный пирог. Пирог, проигнорировав его, продолжал гордо молчать и светить румяным боком. Только отступать Салливан не собирался. Облизнувшись как большой кот, он поднялся на цыпочки и потянулся к выпечке. Все еще не доставая и чертыхаясь, он чуть позорно не вскрикнул, когда спину опалило теплом и знакомая мускулистая рука с легкостью цапнула пирог. При этом вплотную прижав его к краю столешницы.

— Есть после шести вредно для здоровья, — насмешливым хриплым голосом произнесли за спиной, — потолстеешь, облысеешь и получишь язву желудка. В таком цветущем возрасте покинешь нас. Какие цветочки тебе на могилку принести?

— Валгири! — пытаясь унять бешеное сердцебиение, возмущенно произнес Алан, — не смей больше так подкрадываться!

Резко развернувшись, он, сам не понимая почему, захлопнул рот. Опять оказавшись среди зыбучих песков на дне этих глаз, насмешливо блестящих в неровном свете. Он все так же продолжал стоять, не пытаясь сдвинутся с места. В то время, как желтоглазый мужчина всего лишь опирался о столешницу, положив руки по обе стороны. Капельки воды все еще поблескивали во влажных после душа волосах. Босой, одетый только в штаны армейского покроя. Он стоял настолько близко, что Алан кожейчувствовал тепло его тела и мог разглядеть каждый шрам на обнаженном мускулистом торсе. Альфа больше не говорил. Совсем по-звериному наклонив голову на бок, он рассматривал его каким-то странным взглядом, от которого по коже мурашки забегали. И с каждой минутой этот взгляд все больше смущал Алана. Но в этом он бы никогда не признался.

— Мне можно, я растущий и чувствительный организм, — моргнув и скрестив руки на груди, произнес блондин, — из нас двоих облысеешь ты, если не вернешь мне мою пышечку, и вообще, я люблю чайные розы. Принесешь другие, и, клянусь, я из гроба вылезу, чтобы прибить тебя. И вообще, свои грязные ручонки держи при себе, извращенческий дедуля!

Переведя дух после сокрушительной тирады, он с наслаждением подметил вытянувшиеся лицо оборотня, который начал закипать, как добротный чайник. Кайрен хмыкнул и, подарив очередной свой презрительный взгляд, отошел. Поморщившись и расслабленно опустившись на стул, показывая, что ближайшие несколько часов он никуда не спешит.

— Итак? — обернувшись к шипящему кофе и целиком углубившись в специи, пробормотал блондин, — ты не спишь во втором часу ночи, судя по патлам, только что из душа, а значит, ты только что пришел. И так как на нас до этого слегка покушались, с уверенностью можно сказать, что ты ходил в гости. Ну, и кто же хотел сделать из мальчиков прикроватный коврик?

— А с чего мне тебе что-то рассказывать? — вздернул бровь Кай и, приманив из кухонного ящика нож, принялся аккуратно резать пирог.

— Потому что я тоже рисковал своей задницей, и моя голова, в случае чего, могла сейчас красоваться на чьей-нибудь трофейной стене, — ответил дизайнер, попутно раздумывая поделиться своим напитком с наглым волком или послать его куда подальше.

— И мне бы очень хотелось понять, зачем ты это делаешь, — произнесли у него за спиной и потянули носом воздух, — ммм… и что это у нас такое?

— Эй! — возмущенно начал Салливан, но у него уже отобрали кружку и чуть носом туда не полезли, — это мое! Сделай себе сам.

— Это вкуснее, — нагло заявил альфа и, сделав большой глоток, показательно облизнулся.

— Бееее, — скривился Алан, — можешь оставить себе. Больше я к этому не притронусь.

Альфа хмыкнул, и удивленному американцу на мгновение даже показалось, что перед тем как сделать глоток, мужчина даже чуть улыбнулся. Это настолько удивило его, что он чуть не пропустил слова Кайрена.

— Я знаю о взломе данных Вампирского Двора, — серьезно произнес оборотень и поднял глаза, — у тебя боевая подготовка выше, чем у «простых телохранителей», крупные связи там, где обыкновенному дизайнеру не то, что доступ не дадут, даже код от чулана не скажут. В твои поддельные улики ФБР вцепилось намертво и до сих пор слепо верит в их достоверность. А в довершение, ты гонишь машину так, как этого не делают даже профессиональные гонщики. Твоя биография чище, чем девственница в первую брачную ночь. Итак, ты ничего не хочешь рассказать?

На последних словах Алан мило улыбнулся и, цапнув очередной кусок пирога, безмятежно произнес:

— Зря гонял Гора, мог бы сразу меня спросить.

— И ты бы ответил? — скептический взгляд.

— Я и сейчас могу ответить, — пожав плечами, ответил Алан и начал рассеянно накручивать на палец локон своих волос, — тут нет никакой тайны. Просто у моей семьи бзик на всестороннем образовании. Отец всегда говорит: «Учись всему. Даже вышивке крестиком и управлению межконтинентальной баллистической ракетой. Никогда не знаешь, когда нагрянет полный звездец за ручку с полной жопой». Так что, я даже вязать умею. Если о стрельбе, то ты еще не видел, как стреляет мой дорогой родитель. Снимает пятицентник с четырехсот шагов простым Вальтером-Р99. Можете голову не ломать, парни. Никакого всемирного заговора нет.

— Хотел бы я познакомиться с твоим отцом, — задумчиво произнес Кайрен и сузил глаза, — интереснейший человек.

— Угу, — закивал головой Алан и отхлебнул из своей кружки, — и у него великолепная коллекция ружей. Думаю, ему понравится разнообразить свою дичь и попробовать новый вид пуль.

Краем глаз проследив за мрачнеющим лицом альфы, Алан дождался, когда тот сделает глоток, и томным, поистине блядским голосом произнес:

— Дорогой, мы не спешим со знакомством с родителями? Я как-то не готов еще!

Кайрен от неожиданности подавился и закашлялся. Из-за чего убийственный взгляд не получился. А вот блондин с участием похлопал его по спине и гаденько ухмыльнулся.

— А регулярно трахать мозг ты готов, куколка, — оскалился альфа.

Последнее наглое обращение заставило нахмуриться и зло сверкнуть глазами. Только эффект был нулевым. Альфа все так же продолжал скалиться и окидывать его оценивающим взглядом. Желание придушить гада стало просто нереальным, но блондин стоически сдержался, чтобы через минуту услышать на этот раз более серьезный тон, полный непонимания и интереса.

— Почему? Почему ты помог тогда и сейчас? Ведь мог просто пройти мимо. Что это? Комплекс героя, без которого не можешь жить?

Алан допил свой кофе и, странно улыбнувшись, встал с места.

— Валгири, не приписывай мне черт, которых у меня и в помине нет, — ополоснув кружку, ответил он, — я это делал в первую очередь для себя. Эту чертову клинику пасли до нас. А после того, что там случилось, я знал, кому отдадут дело. Знал, что ко мне придут за ответами. Не имеет значения, кто. Этот человек — часть нашей семьи, и впутывать его в ТВОЙ мир я не собирался. Нам, людям, и так хватает дерьма в нашем мире. Ваше, будьте добры, разгребайте сами. И да, можешь не трогать Гора. Я знаю, что он искал для тебя все и обо мне, и о моей семье. Не утруждайся, там ты ничего не найдешь. Я просто защищал то, что дорого мне. А вас краем зацепило.

— Да, — насмешливо закивал оборотень, — даже тогда, когда ты притащил в замок тех оборванцев.

— Что поделаешь? — развел руками Алан и притворно скорбно вздохнул, — совесть — сука живучая. Иногда вякает из-под надгробия.

— Если бы ты узнал тогда что-то важное из данных вампиров, — напряженно следя за каждым жестом блондина, медленно произнес альфа, — ты бы рассказал мне?

— Нет, — без запинки ответил тот.

— Почему? — Кайрен даже заинтересовался.

— Потому что я человек и не из твоей стаи, — язвительно ответил Алан.

— А если бы был?

— Все равно смолчал бы, — хмыкнул Салливан.

Удивленно вздернутая бровь еще больше раззадорила, и американец, почувствовав азарт, нагло ответил:

— Тебе бы я никогда не подчинился.

Взгляды встретились, словно скрестились два острых клинка. Золотой, сухой и в то же время обжигающий, как раскаленные пески Сахары. Такие же мертвые, как всегда, но со странной бурей на самом дне. Уже успевшей взбаламутить этот мирный желтый цвет. И стальной, как грозовые облака над лазурными водами Лох-Шил в начале осени. Задорные, с сумасшедшинкой, танцующей среди серебра голубоватыми молниями. Кого он обманывает? В этих глазах нет ничего, чтобы напомнило о том, другом. Это взгляд обуреваемого страстями смертного, а не ледяной покой бессмертного. Кайрен смотрит в самую глубину этой грозы, и ему кажется, что он чувствует на губах соленый вкус шторма. Внутри которого глухим стуком бьется теплое сердце. Протяни ладонь, и жар обожжет пальцы. Неконтролируемое, непонятное и язвительное существо, каждое слово которого то ли правда, то ли ложь. И не отличить их, потому что сердце бьется ровно.

— Иди спать, — отведя глаза первым, хрипло произнес Алан и уже через секунду разрушил весь морок насмешливым тоном, — и прикройся что-ли, а то своим вторым размером груди и глаз кому-нибудь выколоть недолго.

— И чем тебе не нравится моя грудь? — поддержав насмешливый тон, с наигранным удивлением произнес Кайрен и опустил взгляд на свои глубокие шрамы, — Вполне себе мужественная. Кое-кто даже находил ее сексуальной.

— Этот «кое-кто» явно был в дупель пьяный, — прыснул Салливан и бочком пододвинулся к двери, — извини, мужик, но твои голые равнины явно проигрывают перед парой упругих Эверестов пятого размера.

И совсем Алан не виноват в том, что Валгири сделал глоток не вовремя и чуть не подавился снова. Так что, сверкать глазюками не стоило. Но мало того, что на него сверкнули, так еще с рыком поднялись с места. Только Алан был мальчиком умным и потому успел слинять до того, как его бы превратили в сочный безмолвный бифштекс. Он, смеясь, пронесся по коридору и, залетев в комнату, поспешно заперся на замок, отлично понимая, что если его решат достать, то хлипкая деревяшка точно не спасет. Но благодаря острому слуху домочадцев, его бы спасли до того, как Кайрен спустил с него шкуру. Переходить на ультразвук удавалось ему превосходно. Блондин рухнул на постель и, зарывшись в мешанину из смятых простыней с подушками, бездумным взглядом уставился на грозу за крепко запертой стеклянной дверью, ведущей на балкон.

Молнии продолжали разрезать небо, словно острые ножницы. Каждый их «щелк» отдавался раскатами грома. Тяжелые капли воды барабанили по крышам и стекали по запотевшим стеклам. Осень уже наступала в полную силу тяжелыми свинцовыми облаками, нависающими над землей, и густым туманом, окутывающим древний лес. Ночи становились холодней и длинней. А дни сменялись со слишком большой скоростью. Слишком…

Очередная молния ударила совсем близко и на несколько мгновений озарила утопающую в темноте комнату. Алан все так же лежал на боку и, укрывшись теплым одеялом, бессмысленно смотрел вперед. Не нужно было быть гением, чтобы понять, где был до этого Валгири. Блондин и так знал, что на следующее утро, когда Джер во время завтрака подаст ему свежую газету, он на первой же странице увидит крупный снимок каких-нибудь обугленных развалин. Ниже же прочтет душещипательную статью о несчастном случае или теракте, унесшим несколько десятков жизней. А сам «несчастный случай или теракт» будет сидеть во главе стола и, безэмоционально слушая новости, пить свой кофе, в уме уже планируя очередной свой шаг. Он не обратит никакого внимания на всеобщее молчание и на сжатые кулаки подавленного Уолтера. Потому что для мальчишек это будет своеобразным уроком о том, что надо думать о последствиях своих поступков. При свете дня Валгири опять станет заносчивым ублюдком, плевавшим на мнение других и с легкостью рушащим чужие жизни, словно для него самого жизнь не стоит и ломаного цента. Напрочь стирая из памяти того Валгири, которого он видел этой ночью.

Язвительный, хитрый, умный и интересный собеседник. С низким, чуть хриплым голосом, с по-хищному бесшумными шагами и плавными движениями. Яркими глазами, напоминающими расплавленное золото, и такими же безжизненными, как этот бесценный металл. И шикарное тело, о котором можно было бы только мечтать. Крепкое, натренированное, тугие узлы мышц на руках, крепкая шея, впалый живот с таким прессом, с которого только и делай слепки. А еще загорелая кожа, исчерченная старыми шрамами и уродливыми рубцами по всей правой части торса. Когда-то очень давно это был несомненно самый красивый мужчина во всей Шотландии, но от того оборотня остался только этот искалеченный озлобленный зверь. Имеющий чуть ли не все в этом мире и в то же время потерявший все.

«Он все-таки умеет улыбаться», — вспомнив мимолетно изогнувшиеся красивые губы отстраненно подумал Алан.

В следующею минуту он зло цыкнул и, по самый нос укрывшись одеялом, мрачно прошипел:

— Мне для полного счастья на губы какого-то мужика заглядываться еще не хватало!

Только вот перед тем, как он заснул, в гаснувших мыслях успели промелькнуть и золотые глаза, полные свойственного их хозяину ехидства, и проклятые губы, кривящиеся в усмешке…

После ухода мальчишки Кайрен еще какое-то время продолжал сидеть за столом и невидяще смотреть на догорающий очаг. Слыша далекий вой грозы и мыслями бродя слишком далеко от дома. Все время возвращаясь к грядущим после сегодняшней ночи событиям. Отсчет времени уже дан, и осталось только правильно распределить сцены и роли, отведенные участникам. Амикус расколется и выдаст все тайны своего господина, а сам Кайрен займется одной из самых сладких из них.

Глупый, наивный хладный, решивший, что сможет что-то утаить от него. Валентин сам же выдал себя и свою пару. А в том, что она (или он) уже появилась, он не сомневался. Слишком рьяно дрался вампир для сломленного существа. Слишком суетился, ища слабости у него. Только Владыка позабыл, что их у него больше не осталось. Семья никогда не была слабой. Наоборот, она стала его силой, и за них он мог больше не волноваться. Малявки, от которых отказался Волчий Совет, тоже не тянули на звание слабого места. С годами он стал неуязвимым и намного мощнее. Чего Совет никак не мог ему простить. И пока отдельные личности пытались убить его, остальные пытались подложить под него своих «благочестивых» деток. Словно, разок переспав с одной такой шлюхой, он стал бы шелковым пуделем с отменной дрессировкой.

От этих мыслей Кайрен усмехнулся и, вылив остывший кофе в раковину, вышел из кухни. Миновав большую столовую и поднявшись на свой этаж, он на мгновение замер перед запертой дверью знакомой спальни. А уже через минуту двинулся дальше, в конец того же коридора, где были его собственные комнаты. Спальня встретила привычной тьмой и холодом постели. Причудливые тени на потолке, озаряющиеся молнией, вернули мысли к ехидной заразе, тихо посапывающей всего в нескольких метрах от него. Мальчишка и не знал, что даже сейчас сумел ворваться в мысли альфы. А тот думал и, склеивая в голове разные части пазла, пытался понять одного человека. Кайрен устало потер переносицу и, перевернувшись на живот, повернул голову в сторону стрельчатых окон.

— Хитрый змееныш, — скривился альфа и прикрыл глаза, пытаясь отогнать любые мысли о блондинистом американце.

Тот, вместо того чтобы уйти, еще прочнее засел в голове. Снова и снова вспоминая сцену на кухне, которую он застал, спустившись за травяным отваром. Голова гудела от боли, как и случалось во время грозы. Единственное, что спасало, был сбор трав от Эбота. Только вместо того, чтобы зайти, он замер на пороге.

Алан насвистывал какую-то мелодию и возился у плиты. Высокий, сильный, с перекатывающимися под чертовой узкой майкой мышцами. Чертовски красивый и безмерно раздражающий своими еле держащимися на бедрах мягкими пижамными штанами. А стоило тому подняться на цыпочки, чтобы дотянутся до полки, как майка задралась. Обнажив узкую полоску светлой кожи и блядские ямочки на пояснице.

Кайрен даже не понял, как оказался прямо за крепкой спиной. Очнулся он лишь тогда, когда почувствовал запах молодого тела и тепло. Заговорил он тогда из-за иррационального желания еще больше смутить парня. И, несмотря на колкие слова, ему это удалось. Альфа все еще чувствовал, как щекочет нервы от бури эмоций, которая обрушилась на него. Неловкость, злость, интерес, неверие и толика испуга. Салливан так резко обернулся к нему, что пряди растрепанных серебристых волос хлестнули по щеке. Было во взгляде этого человека что-то такое, что цепляло. Может, отсутствие страха? Или безграничная внутренняя сила, ведущая его по краю безумств? А возможно, и блеск сотни голубоватых молний, беснующихся на дне серебристых глаз.

В воспаленном от бессонницы сознании промелькнули знакомый разворот плеч и брошенный через одно такое плечо блестящий взгляд, идущий в комплекте с насмешливой улыбкой, замершей на чувственных губах. Словно созданных для влажных и пошлых поцелуев.

— Скройся, — неизвестно кому зло рыкнул раздосадованный Кайрен и прикрыл глаза. Обреченно ожидая, когда закончится очередная бессонная ночь

Боишься?

Еще до того, как мир стал таким, каким ты его знаешь,

Я встретил любимого, я ему принадлежал.

Мы путешествовали по солнечной реке.

Но он был одиночкой, всё было решено.

Единственным местом наших встреч стала ночь.

Когда светит солнце, он спит. Мы можем прятаться в тени.

Мы проводили время на склонах гор,

Но всё заканчивается, когда наступает утро.

И ты волк,

А я луна.

В бесконечном небе мы как одно целое.

Мы живы

В моих мечтах, волк и я.

Как много дней и ночей пройдет,

До того как ты увидишь каплю света, исходящего из моего сияния.

Ни один рассвет не сможет рассеять чары, опутавшие нас,

Пока земля не умрет вместе с солнцем.

И ты волк,

А я луна.

В бесконечном небе мы как одно целое.

Мы живы

В моих мечтах, волк и я…

Oh Land — «Wolf & I»

Утро было именно таким, каким Алан и ждал. Пасмурная погода за окном и не менее пасмурное настроение, царившее за столом во время завтрака. Единственные, кто вел себя так, словно ничего не произошло, были он и Валгири. Тот, как всегда, изучал за столом какие-то документы и тихо переговаривался с Маркусом. Диана лениво общипывала виноград и краем глаза следила за мрачными лицами сыновей, которых пытались подбодрить ни о чем не догадывающиеся Джулиан и Эрика. Алан мрачно усмехнулся этой картине и, цапнув из вазы румяное яблоко, встал из-за стола. Дела не собирались делаться сами.

Все это было утром, до того, как он ушел из Блодхарта на стройку лесных коттеджей. Старые каменные постройки реставрировали и достроили дома уже на имеющемся фундаменте. Все шло по плану. Стены и крыши построили еще в начале осени, а сейчас уже занимались внутренним строительством. Салливан планировал закончить третий коттедж до начала зимы. Только вот судьба, как всегда, шваркнула его своими безразмерными тыловыми полушариями.

Как так получилось, никто до конца не смог понять, но одна из стен коттеджа рухнула. Плохо обработанный фундамент осел, и в итоге пострадало четверо рабочих. Не смертельно, но нескольких тяжелых переломов не удалось избежать. Пострадавших срочно доставили в больницу Волчьего Двора. Алан сам поехал с ними, чтобы быть в курсе дел. Только вот принял их не Эбот. Блондину, честно говоря, было все равно в эту минуту, потому что только успели медики забрать пострадавших, как Алану позвонили и сообщили о втором обвале. Чертыхаясь и матерясь на довыебывавшегося прораба, пообещав оторвать тому не только руки, но и ноги, он помчался обратно. Но на этот раз пострадал только один человек — прораб, которого Алан гонял по всей площадке железной арматурой. На шестом круге у мужика сдохла дыхалка, и он все-таки получил пару раз от взбешенно орущего и матерящегося дизайнера. Испуганным рабочим только и осталось, что смотреть на растрепанного и злого американца.

Покончив с экзекуцией, Алан собственноручно пинками отволок того в больницу. После чего подписал чек и уволил к чертовой матери. Бросив презрительный и злой взгляд на бледного и мямлящего объяснения мужчину, он вышел из палаты и отправился к своим ребятам. Тех, кому досталось не так сильно, собирались выписать уже сегодня, а вот двух тяжелых пришлось оставить на несколько дней. Собственно, о них он и отправился поговорить с Эботом.

Медсестричка кокетливо улыбнулась ему и смущенно показала кабинет местного «Бога». Которого на месте не оказалось. Что, впрочем, не удивило Алана. Эбот частенько оставлял открытым кабинет и исчезал черт знает куда. Пожав плечами, блондин повернулся, чтобы выйти из комнаты, когда услышал странный скрежет и какой-то приглушенный шум…

«Урок был усвоен», — подумал Кайрен и хмыкнул, наблюдая из-под ресниц за мрачным взглядом Уолтера.

Старший наследник Валгири молчаливо закинул сумку с одеждой в багажник своего Ягуара и подошел к стоящему рядом с машиной Джулиану. Тот стоял, скрестив на груди руки, и с тревогой смотрел на своего парня. Русоволосый помощник дизайнера никогда еще не видел Уоли таким. Он и так знал, что причиной тому стала статья о теракте в газете. И внутренне он понимал, что для Уолтера это был не просто теракт. Но даже если бы он спросил, мужчина бы не ответил. Вместо того он бы просто сгреб его в охапку и, уткнувшись лицом в шею, промолчал. Так было и утром после завтрака, когда он попытался поговорить с ним. И дело здесь было не только в сегодняшнем утре. Было что-то намного глубже, что заставляло Уолтера мрачнеть с каждым днем. Он все время порывался что-то сказать, но всякий раз передумывал. А когда тему поднимал Джулиан, то тот только переводил все в шутку и начинал похабничать. Однако за все это время он больше не улыбнулся ему своими темными глазами.

Вот и на этот раз. Уолтер сгреб его в свои объятия и, оторвав от земли, крепко поцеловал. Джулиан обнял его в ответ и раскрыл рот, позволяя наглому языку пробраться глубже. Вылизать и, пощекотав небо, посасывать с такой пошлостью, что на щеках появился румянец. И вместе с тем пытаться передать свою уверенность в ответ. Тяжело задышать и на прощание, лизнув опухшие губы, прижаться лбом ко лбу.

— Возвращайся поскорее, — хрипло произнес Джулиан, не отрывая глаз от темного, горячего взгляда.

— Не успеешь даже соскучиться, как вернусь, — заурчал Уоли и чмокнул в губы.

— Дурак ты, Валгири, — буркнул Джулиан, — я уже скучаю.

— Парни, я все понимаю, — вмешался недовольный голос закатившего глаза Эдварда, — но может, уже поедем, а? Быстрее уедем, быстрее вернемся.

— Кто бы говорил, — ехидно ответил недовольный Уолтер, — ты бы сперва Эри опустил.

На это Эдди было нечего ответить. Сам он все еще держал в объятиях свою невесту и честно пытался не растечься лужицей от ее горячих поцелуев и сюсюканий. А в стороне от них стояли родители и качали головами. Точнее отец качал, а мать умилялась и бормотала что-то о том, что у нее две такие классные будущие невестки. После этого Маркус прикрыл рукой глаза и пробормотал о том, что живет в одном доме с теми еще кадрами. Не было только Алана, но тот и не знал, что мальчики должны будут уехать в Штаты на несколько дней. Статус все-таки обязывал наследников заниматься делами семьи. Только вот Салливана с его пониманием и поразительным внутренним чутьем все равно не хватало сейчас Эдди и Уоли. Его муштра и очередной умный совет были бы кстати. Но блондин был далеко и весь в делах, а судя по ощущениям и благому мату, который они слышали даже отсюда, «дела» эти сейчас очень жалели о том, что вообще появились на свет.

Отпустив своих любимых, парни в последний раз подняли взгляд на стоящего у окна дядю и, склонив головы, сели в машину. Они уехали на несколько дней и совсем не по делам бизнеса. «Дело семьи» было намного важнее…

После них в Лондон уехали и Маркус с Дианой. Причем, это было решение самих весьма взбешенных родителей. Кайрен только хмыкнул и мечтательно подумал о том, что Волчий Совет будет рыдать после встречи с вампиршей. Сами виноваты. Никто не просил их требовать ответ за нападение на Дверлов и заострение отношений с человеческим правительством. Только не после того, как какой-то безродный крысеныш посмел покуситься на жизнь наследников Валгири. Все знали, чем это обернется, так что ничей скулеж сейчас не играл никакой роли.

Сам же Кайрен отправился к самому гениальному генетику во всем мире (надо заметить, что слова очень даже заслуженные), доктору Николасу Эботу, и к его новому «гостью». Тот, как и ожидалось, увлеченно пытал Амикуса, сопровождая каждое свое действие тихими и подробными объяснениями того, что ждет его дальше. Но даже воя от боли и почти теряя сознание, вампир продолжал молчать. Когда же он почувствовал присутствие альфы, то начал шипеть на него и пытаться вырваться. Однако бесполезно, потому что крепкие оковы из зачарованного серебра не давали ему даже двинуться с места. Прочно зафиксировав на хирургическом столе. Старый вампир корчился и плевался таким ядом, что даже Эбот присвистнул такому внушительному словарному запасу и той волне чистой ненависти, которую обрушил на Кайрена Амикус. А Кайрен продолжал молча стоять, прислонившись к косяку железной двери и затягиваясь сигаретой, жадно впитывать каждую каплю боли, что исходила от потерявшего за одну ночь весь свой клан вампира. Ослабевшего телом и сломленного духом.

— Очаровательное зрелище, — хмыкнул оборотень и, словно слизав с губ осевший на них запах древней крови, хищной походкой подошел к столу, — ну и какие же у нас успехи, Николас?

— Боюсь, мой лорд, что наш гость отказывается сотрудничать с нами, — с печальным взглядом вздохнул Эбот и вытер окровавленные руки о грязный передник.

— Ты пожалеешь! — процедил тяжело дышащий вампир и дернулся в своих оковах, — тварь! Пожалеешь! Милорд найдет способ убить тебя! Ты сдохнешь в муках, Валгири! Скуля, как щенок!

— Да неужели? — насмешливо ответил Кайрен и, когтями вцепившись в развороченную грудную клетку, пропорол внутренности, — именно поэтому твой хозяин последние несколько сотен лет прячется от меня, как испуганная крыса? Поэтому он прячет свою ненаглядную пару даже от собственного двора? А ведь ты знаешь, где его слабость. Не знаешь, кто конкретно, ведь Валентин не доверят никому. После Анриса он больше никого не допускает к своим так бережно лелеемым тайнам.

От новой боли Амикус взвыл еще громче. Он изогнулся, почти встав на лопатки, и, выворачивая суставы, забил ногами. Стоящий рядом с альфой Эбот вздрогнул и, поведя плечом, поспешил отойти от своего альфы. Буквально задыхаясь от его давящей силы и садистского удовольствия, плескающегося на дне лихорадочно блестящих глаз. Что ни говори, а в такие минуты Эбот был просто счастлив, что не является врагом своего альфы. Он ясно видел, как теряет терпение Кайрен, и уже чувствовал, как дрожат инструменты, лежащие на столике рядом с ним. Свет над ними задрожал, а по стенам пошли первые трещины.

— Ты скажешь мне все, что я хочу знать, Амикус, — ласково произнес Кайрен и, поднеся ребро собственной ладони к лицу, прокусил до крови, — ты ведь так долго мечтал получить хоть каплю моей крови. Я сегодня очень добрый и дам такому хорошему мальчику то, о чем он так грезил. Хочешь знать какова на вкус Искра, Амикус?!

Вампир настолько потерялся в своей боли, что был на грани нового обморока, и потому почувствовал вкус сладковатой крови только после нескольких минут. А она уже текла по его венам, впитывалась по всему телу и покалывала под самой кожей. Наливая мышцы такой силой, что, казалось, разорвет его изнутри. Старый вампир захрипел и, закатив глаза, громко засмеялся от наполняющей его мощи.

— Глупец! — закричал сквозь смех вампир, и глаза снова налились алым, — ты сам только что наделил меня той же силой, что и у тебя!

— Ты так в этом уверен? — раздался ехидный голос Кайрена.

Он дернул и, разорвав свои оковы, вскочил со стола, каждым нервом чувствуя, как исцеляются все его раны. Только торжествующий Амикус не сразу заметил побледневшего Эбота, со страхом смотрящего на своего вожака. Оскал альфы стал еще более жутким. Его когти со скрежетом прошли по железному столу, а клыки удлинились. Он не отрывал глаз от напряженно замершего Дверла.

— Тебя никогда не удивляло то, что, даже имея сыворотку, сделанную на нашей же крови, вы не смогли отделить из нее Искру? — с таким же ехидством продолжил оборотень, — хочешь знать ответ на вопрос, над которым ты ломал голову столько лет?

А между тем забившегося в угол Амикуса начало колотить, как в лихорадке. Тело скрутило от новой боли и заставило, заскрипев зубами, рухнуть на колени. Только от этого не стало легче. Кожу начало печь. Мышцы вывернуло наизнанку, и послышался глухой хруст костей, потонувший в новом животном вое. Вампир забился на полу и, скрутившись от нового приступа, заскреб ломающимися когтями по бетонному полу.

— Потому что она живая, — как ни в чем не бывало ровным голосом продолжил златоглазый мужчина, — она чувствует, слышит и реагирует, как живое существо. И, признаться, у нее характер самой стервозной сучки в мире.

Слова оборотня с трудом доходили до развороченного болью сознания Амикуса. Словно невидимое животное вцепилось в его плоть, вампира таскало по полу и швыряло по стенам. Ломая кости и сдирая с него кожу, превращая в воняющий гноем кусок мяса.

— Скажи, где Валентин прячет свою шлюху, и все это прекратится! — рявкнул потерявший терпение Кайрен, и в ту же минуту Амикус заорал еще громче.

Кожа его покрылась прогнившими язвами и на глазах начала сползать, оголяя белые кости. Старый вампир больше не выдержал, окончательно сорвав голос, и, дрожа всем телом, он потерял сознание. Кайрен медленно подошел к нему и, брезгливо пихнув носком ботинка изуродованную и безкожую голову бывшего профессора, снова закурил. Раздраженно цыкнув, он уже открыл рот, чтобы отдать очередной приказ Эботу, когда почувствовал знакомый запах. Неверяще замерев, он еще глубже потянул носом. Среди запаха крови и мочи он и вправду чувствовал этот треклятый запах полевых цветов, с нежной, еле уловимой ноткой вереска. И последовавший за этим запах шока и неверия. Досадливо заскрипев зубами, альфа резко обернулся и сразу же наткнулся на расширенные серебристые глаза и бледное, словно полотно лицо…

Честно говоря, Алан и вправду хотел уйти. Просто это его неугомонное любопытство опять заиграло. Дизайнер внимательно прислушался и через несколько минут опять услышал какие-то глухие звуки. Только откуда они шли? Алан задумался и, цепким взглядом окидывая кабинет главного врача, ходил по комнате. Именно поэтому, проходя мимо огромного стеллажа книг, он почувствовал странный сквозняк. Удивленно замерев, он подошел ближе и повел ладонью. Прохладный воздух лизнул кончики пальцев и окончательно уверил в том, что с этим стеллажом что-то не то.

— Нет, серьезно? — неверяще произнес Алан и, коснувшись одной из полок, с легкостью дернул на себя не до конца закрывшуюся тайную дверь.

Та легко открыла вид на арочный проход. Стоило Алану шагнуть вперед, как вдоль стен вспыхнули ровные ряды электрических ламп, освещая узкий длинный коридор, уходящий ступеньками вниз.

— Все страньше и страньше^[13] — пробормотал Алан и, встряхнувшись, зашагал вперед.

Ступая медленно и тихо, стараясь оставаться бесшумным, он, наконец, добрался до более ровного участка коридора и, подняв голову, удивленно осознал, что сквозь решетки в потолке слышит гул главной площади городка. Но от этого внезапного открытия его отвлек очередной вой, от которого мурашки по телу прошли. По-хорошему надо было валить отсюда и вообще забыть все увиденное. Только когда Алан отличался благоразумием? Правильно, никогда! Поэтому он продолжил свой путь, уже на восьмой минуте своих блужданий поняв, что попал в настоящий лабиринт. С трудом сдержавшись и не выдав себя матом, он таки преодолел весь путь и оказался перед тяжелой дубовой дверью. Очень похожей на ту, что охраняла вход в фамильное хранилище под Блодхартом. Только в отличие от той, эта была в свежем и хорошем состоянии.

Салливан осторожно дернул за толстое кольцо и, открыв ее, скользнул внутрь. За дверью оказалась небольшая пустая комнатка с обитой зачарованным серебром стеной, половину которой занимало огромное бронированное стекло. Картина за ним была настолько сюрреалистической и сумасшедшей, что Алана пробило на нервную дрожь.

Вся камера была обита тем же серебром и обставлена явно по мечте маньяка-извращенца. Пыточные инструменты, окровавленные и лежащие на железном столике. Внушительная коллекция скальпелей на другом столе, и все на том же месте шприцы с какими-то ампулами с буро-красной жидкостью. Рядом с хирургическим столом застыл доктор Эбот в фартуке, больше подходящему мяснику. Рядом с ним сверкал клыками и когтями Кайрен Валгири, неподалеку от них, на полу, корчился и заживо разлагался смутно знакомый вампир.

Алан с трудом успел зажать рот рукой и утихомирить взбунтовавшийся желудок. Новый крик боли резанул по напряженным нервам, а последовавший за этим рык альфы вообще заставил задрожать колени. На памяти Алана, это было впервые, когда что-то смогло настолько пронять его.

— Скажи, где Валентин прячет свою шлюху, и все это прекратится! — рявкнул потерявший терпение Кайрен, и в ту же минуту вампир заорал еще громче.

Блондин дернулся от неожиданности и понял, что ему явно пора уходить, пока никто его не заметил. Он уже сделал шаг назад, когда вампир неожиданно затих на полу. Еще один шаг, и Валгири, презрительно скривившись, затягивается новой сигаретой. Еще один шаг, когда оборотень неожиданно замирает и резко оборачивается, в упор глядя на него. Алана словно со всего размаху бьют под дых. Он отшатывается, тяжело дыша, и, нащупав железное кольцо за спиной, вылетает за дверь.

Он несется по запутанным коридорам, не останавливаясь ни на минуту. Буквально влетая в кабинет Эбота и даже не обращая внимания на распахнутую тайную дверь, выбегает в коридор. Виртуозно огибая встречающихся на пути удивленных людей. Когда он, наконец, оказывается на улице, то не может никак отдышаться. Он все еще чувствует спертый воздух подземелья и тонкий железный аромат крови. В ушах звенит чужой надрывный крик, а перед глазами изуродованное тело.

— Как же меня задолбали эти ебанутые оборотни, — сквозь зубы цедит он и, запрыгнув в свой джип, давит педаль газа до упора.

Меньше чем, через десять минут он уже въезжает в пыльный двор замка. И, впервые бросив машину прямо перед главными дверями, он под удивленными взглядами ничего не понимающих слуг, несется в замок. Предварительно рявкнув на отшатнувшегося от него молоденького оборотня-слугу, он запирается в малой гостиной и, щедро плеснув себе крепкого виски, залпом осушает стакан. После второго руки перестают дрожать. После третьего мышцы расслабляются. После четвертого, Алан думает, что эта златоглазая сука все-таки доведет его до алкоголизма. Это он собирается сказать Кайрену, когда он придет сворачивать голову одному излишне любопытному американцу.

Но проходит час, другой, третий, а альфы все нет. Он не приходит даже к ужину. Сам же Алан рад этому. Потому что за это время он успевает взять себя в руки и перестать глушить виски. Под вечер он уже спокоен и расслаблен после горячего душа. Мозг не затуманен алкоголем, и нервы снова намотаны на кулак. За весь день слуги ни разу не трогают его, за что он очень благодарен. Надо бы извиниться перед ни в чем не повинным мальчишкой, но это будет потом. А сейчас он сидит на обложенном подушками подоконнике. За все это время только Джер осмелился нарушить его покой. Он молча заходит в комнату и, понимающе улыбаясь Алану, протягивает теплый шоколад с молочной пенкой и двумя кусочками сладкого белого зефира. Алан благодарен ему и, грея замерзшие пальцы о горячую кружку, думает, что Валгири жутко повезло с таким верным и добрым человеком. Но когда за Джером мягко закрывается дверь, мысли Алана возвращаются к жестокому и холодному взгляду Кайрена Валгири.

В нем нет ни капли света. Он соткан из грехов и боли, которой нет конца. Он пахнет кровью и ненавистью. В его блестящих глазах плещется безумие. Оно с каждым днем становится все более ярким и Алан теперь понимает, почему так боится вся семья. Старший Валгири и так ни отличается терпением, но чем больше проходит времени, тем неуправляемее он становится. Увиденное сегодня тому яркое доказательство. И чем дальше сумасшествие Кайрена, тем больше запутывается Салливан.

Да, его шокировало сегодняшнее. Да, он находит этого зарвавшегося уродливого мужика тупым истеричным козлом. И это явно не меняет его решения остаться до конца и закончить, наконец, этот чертов замок. Его бесит другое. То, что он понимает каждый поступок этого оборотня. Он не чувствует перед ним страха, только безграничную грусть и сочувствие. А ведь было время, когда он был другим. Алан не знает каким, но не таким чудовищем, как сейчас. Еще Алана неимоверно бесит собственное поведение. Ему ведь всегда было плевать на чужих. Что ему какой-то левый тип, которого он никогда больше не увидит после исполнения своего контракта. Но вот, поди же ты, на этот раз все по-другому. Его злит упрямство оборотня. Его тупая одержимость местью, которая на самом деле не может ничего исправить и не может вернуть того, кто давным-давно уже превратился в пыль. И ведь не остановится. Он уже ищет какую-то пару Валентина. Не зная, кто это, он все готов отдать, чтобы найти этого человека, а может и вампира или оборотня. Кто знает, кем окажется эта «пара». Салливан прекрасно знает, что Валгири сделает, когда все-таки найдет. Альфе будет плевать на то, что его жертва может оказаться невинной и ничего не знающей. Какая разница, ведь он, наконец, осуществит свою розовую мечту и отплатит Валентину той же монетой.

— Придурок безмозглый, — раздраженно произносит блондин и, зарывшись пальцами в собственные волосы, мрачно смотрит в окно, — упертый имбецил с мозгом размером с грецкий орех… причем оба… идиоты…

За окном идет дождь. Он тонкими ручейками стекает по холодному стеклу и шумит под сводами замка. Молнии причудливыми бледно-голубыми нитями вспыхивают в ночном небе и закладывающим уши грохотом взрываются прямо над крышами высоких башен. Они мимолетно освещают мрачный сад и темную полоску леса на горизонте. Осень вовсю разгулялась в Шотландии и приносит каждую ночь такие ветра, что гнет вековые деревья. А сегодня они еще более злые. Холодные, они дуют с северных гор и бьются в окна. Но стекла выдерживают, они только дрожат под ударами, но продолжают крепко держаться в рамах.

Алан выдыхает пар на них и, сделав очередной глоток, рассеянно рисует пальцем кривую рожу с острыми ушами. Он устало хмыкает и, теплее укутавшись в шерстяной широкий шарф, больше похожий на большую шаль, прислоняется лбом к стеклу. Тепло кружки в руках все еще греет руки и расслабляет. В комнате темно и удивительно тепло. Сон уже маячит где-то рядом, когда дверь неожиданно распахивается и в комнату врывается уличный холод, перемешанный с запахом дождя.

Алан вздрагивает и, резко обернувшись, встречается с горящим взглядом желтых глаз. Он даже пикнуть не успевает, как мужчина за одну секунду оказывается прямо перед ним. Блондин дергается назад и несильно задевает стекло. А альфа уже нависает над ним, уперев руки по обе стороны от его головы.

Кайрен промок до нитки. С его взъерошенных волос каплями падает вода, как, впрочем, со всей одежды. Он дышит отрывисто, словно пробежал несколько километров. А сердце бьется так глухо и быстро, что Алану кажется на мгновение, что это его собственное. Его глаза лихорадочно бегают по напряженному и бледному лицу альфы, а в мыслях сейчас такая каша, что самому непонятно такое волнение.

— Боишься? — хрипло шепчет Кайрен, не отрывая глаз от взволнованного лица и полуоткрытых, блестящих, словно после поцелуев, губ.

— Нет, — так же хрипло и тихо отвечает Алан, — и ты знаешь это. Ты слышишь мое сердце.

— Слышу, — сердце блондина и вправду начинает биться спокойней, — но не верю. Оно всегда бьется так. Я всегда слышу его. Каждую ночь.

Руки опять начинают дрожать, и это совершенно не нравится Алану. Он крепче сжимает кружку и продолжает скользить взглядом по лицу мужчины. Оно сейчас настолько близко, что даже без освещения он может разглядеть каждую черточку, ту сеточку морщин, которая залегла у глаз, и каждый шрам некогда прекрасного лица. Они уродливыми узорами тянутся до самой шеи и теряются под воротом промокшей черной водолазки. Он настолько близко, что под запахом мокрой кожаной куртки Алан чувствует запах самого мужчины. Крепкий, теплый, соленый от чистого пота и какой-то звериный. Его дыхание щекочет губы и странно волнует.

— Все-таки оторву голову нашему прорабу, — блондин отводит взгляд и пытается скрыть нервную улыбку за кружкой, — кинул нас со звукоизоляцией. А ты, волчара, перестань искать везде подвох, теория всемирного заговора лучше застрелится, чем подойдет к вам ближе, чем на пятьсот километров.

— Да? — с задумчивым взглядом произнес Кайрен, — поэтому от тебя пахнет волнением и страхом?

— Прекрати меня нюхать, старый извращенец! — зло зашипел Алан и, покраснев до кончиков ушей, оттолкнул от себя нагло ухмыляющегося Кайрена.

Только вместо того, чтобы отойти, мужчина неожиданно дернул его на себя и крепче сжал запястье. Его глаза заблестели наглей и с наслаждением продолжили следить за пунцовым и злобно шипящим мальчишкой. Ему нравился этот смущенный и злой взгляд из-под густых ресниц. Недовольное шипение и бегущий взгляд. Теплый, наглый, все еще безуспешно пытающийся скрыть от него свои эмоции, с губами, одуряюще пахнувшими шоколадом.

— Наглая малявка, — раздраженный от собственных мыслей, рыкнул Кайрен, — какого черта ты делал там?!

— С Эботом хотел поговорить, — так же громко рявкнул злой Алан, — пошел к нему в кабинет, только вместо его самого, ой Божечки родимые, нашел чертов тайный проход! Вы что, живете в хреновом детективном романе девяностых?! Кто сейчас вообще делает тайный ход за книжным шкафом?! И не смей называть меня малявкой, псина ты мокрая!

— Пороть бы тебя, чтобы не лез, куда не просят! Этот ход там был еще до строительства больницы! Эбот сам его доработал! И кто здесь псина?! Ты, губастая безмозглая блондинка!

— Что?! — от этого вопля даже Кайрену заложило уши, — ты… Ты…

— Что я?! — рыкнул альфа.

— Я тебе устрою губастую блондинку, — прорычал взбешенный Алан и замахнулся кружкой на оскалившегося оборотня.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы неожиданно не раздался далекий волчий вой. Он заставил обоих мужчин замереть, а Кайрена еще и изумленно перевести взгляд на окно. Удивленный Алан опустил кружку и перевел взгляд с мокрых стекол на напряженного, словно струна, Кайрена. Тот внимательно вслушивался в тревожный вой, перешедший в рев. Лицо его стало злым, а из горла вырвалось рычание.

— Что такое? — тихо спросил блондин.

— В городе чужаки, — зарычал Кайрен.

— Вампиры или оборотни? — мгновенно напрягшись, вздернул бровь Салливан.

— Люди, — резко распахнув окно, произнес Кайрен и, отведя в сторону задрожавшего от холода дизайнера, добавил, — сиди дома и не высовывайся, пока я не вернусь.

— Что? Валгири! — только возмущенному Алану так и не дали закончить.

Кайрен перемахнул окно и, прямо в воздухе перекинувшись, опустился уже на крепкие лапы. Стряхнув с себя обрывки разорванной одежды, огромный черный зверь рысью бросился в городок. Алан следил за ним ровно до тех пор, пока черный альфа не скрылся в надвигающемся тумане. После чего раздраженно зашипел и, скинув с себя теплую ткань, вышел из гостиной.

— Сиди дома, пока я не вернусь, — передразнил он Кайрена и ускорил шаги, — Ха! Будто кто-тособирается слушать эту высокородную задницу.

Как оказалось, слуги тоже не остались равнодушными. Оборотни и вампиры уже взяли в кольцо замок и зорко следили за тем, чтобы никто не смог проникнуть внутрь. Только они не учли того, что одно белобрысое чудо оперативно проникнет в оружейную и (это надо обвести красным таким кружочком) за сорок пять секунд вскроет новейшую немецкую дверь из титана со сплавом зачарованного серебра, с тройным кодированием и выдачей доступа только с отпечатком пальца. За этой дверью была, наверное, самая любимая Аланом комната в замке.

Все стены здесь с пола до потолка были покрыты полками с самым разнообразным оружием. Начиная с холодного и заканчивая новейшим огнестрельным, которым пользовались армии всех стран. Что уж говорить о трепетно любимом шкафе со всевозможной взрывчаткой и коллекцией мин. Всякий раз лаская взглядом все маленькие радости, спрятанные здесь, Алан терзался вопросом о том, где же Валгири держали свои ракетные установки и танки. В гараже их не было, Салливан специально для этого проверил его сверху донизу.

Не вдаваясь в лирику, скажем лишь, что когда черный джип Кайрена Валгири спокойно проехал мимо прифигевшей охраны с посвистывающим Аланом за рулем и кучей оружия в багажнике, Джереми, следящий за ним из окна, только покачал головой и пошел варить очередной сонный отвар для Джулиана и слишком любопытной Эрики. Мысленно же молясь и за сына, который, судя по всему, уже был в самом эпицентре событий и за безрассудного белокурого мальчика. За хозяина же давно уже никто не молился, молились за его врагов…

Все произошло именно так, как планировал Кайрен. Мертвым Амикус ему не был нужен, а в том, что старый пройдоха тоже ничего не знает о паре своего хозяина, он ни капли не сомневался. Слишком мелкая сошка, абсолютно не достойная доверия. Однако из него получилась великолепная марионетка. И всего-то понадобилось несколько капель крови. Сейчас тело вампира выворачивало наизнанку и пыталось приспособиться к яду, которым стали эти несколько капель Искры. Риск того, что сердце последнего Дверла не выдержит, даже не рассматривался.

Что бы ни случилось, но Валентин никогда не бросил бы умирать своего самого сильного и умного профессора. Так что его ждали тут еще с самого утра. А людей уж точно не ждали. Он был уверен в том, что послал их отнюдь не Валентин. Чего-чего, а вот тупости в нем не было…

Глубокая ночь и тихие улицы обманули бы любого своей умиротворенностью, если бы не запертые двери старой церкви и тот грохот, который доносился оттуда. Рев оборотней перемешался с криками людей и звуками перестрелки. Не прошло и минуты, как витражные окна накрыло автоматной очередью и вдребезги разнесло лица святых. Раздался взрыв, и темные стены тряхнуло так сильно, что фасад кое-где обрушился. Мраморные ангелы, разбитые на куски, валялись среди горящих дубовых скамеек, алтарь плавился от жара огня, становившегося все сильней. Шум и грохот вошли в новый оборот. Люди, оказавшиеся очень даже подготовленными, тянули время, и Кайрен, полностью ушедший в бой, только краем сознания следил за лабиринтом коридоров, шедших под самой церковью. Группа людей, несколько минут назад исчезнувшая с поля их зрения, уже была там. Они целенаправленно шли в сторону подземной лаборатории Николаса. Сам Эбот был сейчас в своей больнице и, до боли вонзая когти в собственные ладони, напряженно следил за горящей церковью. С трудом сдерживаясь, чтобы не кинуться к своему альфе. Суматоха на улице, между тем, поднялась приличных размеров, и жители городка оказались не настолько терпеливы, как их главврач. Они уже лезли через горящие окна и пытались околдовать людей. Но по какой-то причине люди сопротивлялись. На них просто не действовала их магия. Она чувствовала их, но не могла овладеть их разумом. И, видимо, именно это заставило Кайрена не убивать их сразу.

Но все изменилось ровно за одну единственную секунду. Ровно столько понадобилось пуле, выпущенной из снайперской винтовки DSR-50, чтобы разнести плечо целившемуся в спину Гора мужчине. После которой было произведено еще три прицельных выстрела, заставивших упасть на грязный пол и выть от адской боли жертву. Сломав шею очередному напавшему, Гор резко обернулся на звук выстрела, пытаясь понять, откуда стреляли и кто.

Еще один выстрел, и второй точно с такими же простреленными плечами и коленями лежал у ног удивленного Кайрена. Оборотень нахмурился, узнав звук любимой винтовки. Спутать его ни с чем другим он не мог. Альфа потянул носом и, уловив до печенок знакомый запах, поднял голову и в упор уставился на спокойного, как удав, Алана, целящегося из-за колонны второго этажа арочной галереи. Блондин насмешливо фыркнул и тихо произнес:

— Спасибо скажешь в валютной форме.

Его ехидный голос слышали все, кого с трудом можно бы было отнести к людскому роду. А вот мужики в черных армейских одеждах без каких либо знаков с удивлением смотрели на какие-то странно довольные оскалы, расплывшиеся на мордах ночных чудовищ.

— Шкуру сниму, — ласково пообещал Кайрен и, зло сверкнув золотыми глазами, отшвырнул еще двоих прямо в огонь.

Новоявленный стрелок не оставил равнодушными и людей. Те усиленно искали его и, наконец, нашли, когда огонь полыхнул с новой силой и, поднявшись выше, горячо лизнул потолок. Ловко кинутая ему под ноги граната заставила чертыхнуться и, перемахнув перила, кинуться вниз. После этого его окружили сразу трое, и началась новая схватка.

Алан отбивался от каждого удара и пару раз легко достал противников. Но даже ему пришлось признать, что перед ним не просто кучка безбашенных наемников, готовых продать мать родную за большие бабки и добровольно сунуться под хвост дьявола (в данном случае одного очень злого черного оборотня). Эти люди четко знали, куда идут и чем все это им грозит. Это было видно по бесстрастным взглядам глаз за прорезями масок. А еще они стреляли теми самыми ядовитыми пулями. Алан даже и думать не хотел о том, скольких эти уроды уже успели ранить. Неожиданно поднимающаяся из глубин злость дала нехилые силы. Но именно она и стала причиной пропущенного удара, пришедшегося по виску. Короткая дубинка металлическим боком прошлась по коже, содрав ее и заставив пошатнуться и застонать от боли, взорвавшей разум.

Перед глазами двоится, а гул в ушах нарастает. Он пытается отмахнуться от него и потому не слышит громкий озверевший рев, от которого разлетаются на куски уцелевшие витражи и испуганно скулят отходящие к дверям волки и вампиры. Людей придавливает к полу и буквально рвет на куски. Они кричат и воют так страшно, что даже в таком дезориентированном состоянии Алан отшатывается от них. Их возит по полу и, с хрустом ломая кости, превращает кожу в пепел. Блондин, ничего ни понимая, поднимает плывущий взгляд на оборотней и видит ужас в их глазах. И адресован он явно не ему, а тому, кто совсем недобро рычит за спиной. Он медленно оборачивается и с трудом удерживается от того, чтобы тоже не отшатнуться в сторону.

Огромный черный оборотень скалит окровавленную пасть и не отводит глаз от затихших на полу мужчин. Те уже давно превратились в кровавый фарш, смердящий разложениями, но его когтистая лапа выворачивает в воздухе замысловатые узоры. И становится еще страшней. Он колдует, не переставая, снова и снова заставляя огонь за спиной полыхать с такой силой, что кажется, будто это сплошное алое марево готово вот-вот поглотить его. Оно отражается в его потемневших и покрывшихся алыми рваными линиями радужках глаз. А церковь уже ходуном ходит. Ее стены с безбожно испорченными фресками покрываются трещинами. Они спускаются с самого потолка и, переходя на пол, превращаются в глубокие вмятины, словно кто-то невидимый молотом рушит мрамор.

— Милорд… — шепчет падая к его ногам святой отец, — милорд, пожалуйста…

Но Кайрен бросает на него такой взгляд, что бедный раненный вампир только и может, что, скуля и всхлипывая, отползти назад. Гнев хозяина огромен, он льет через край и готов взорвать все вокруг. Гор смотрит на своего вожака и думает о том, что если господин не успокоится, то они рискуют не дожить до утра. Потому что в замке нет ни Маркуса, ни Дианы, способных успокоить его. А они ничего не смогут сделать. Мощь альфы ломает их и заставляет бессильно примерзнуть к полу, не смея даже двинуться. И когда он уже мысленно прощается с отцом, который его больше не дождется, с места сходит шатающийся Алан. Он, брезгливо морщась, обходит трупы и встает прямо перед альфой. Загораживая их собой и держась за разбитый висок, пытается сфокусировать плывущий взгляд на рычащем альфе. Салливан еле стоит на ногах, пытается не думать еще и о боли в оцарапанной до крови шее и, зажав рану рукой, соображает, что этот шрам тоже как-то придется объяснять отцу. Может быть, удар все-таки повредил мозги, а может, из-за усталости и абсолютного отсутствия инстинкта самосохранения, он смотрит прямо в глаза Кайрена и брякает:

— А я, кажется, винтовку вашу посеял.

Морда у оборотня после этого такая, словно его от бешенства удар сейчас хватит. Но у оборотней не бывает инфаркта. Они вообще ничем не могут заболеть. Алан знает- он где-то это читал, но сейчас не может вспомнить где. Волк несколько секунд явно мысленно его уже раз двести на куски рвет, а потом рявкает так, что Алан готов заплакать от боли или лучше треснуть по пасти этого козла клыкастого.

— Идиот! Какого черта ты приперся сюда?! Я же приказал тебе сидеть дома!

— Не ори на меня! — кричит в ответ потерявший терпение Алан, — у меня башка раскалывается! И с какой это радости, мать твою, я должен был сидеть дома и ждать тебя?! Ошибся адресом Одиссей, я не твоя Пенелопа!

— Упаси, Небесные, от такой «Пенелопы»!

— Ха! Словно я бы хотел, чтобы ты был «Одиссеем»!

— Ну, и великолепно!

— Ну, и прекрасно!

Народ за время этой перепалки успел выдохнуть, собрать себя в кучку и оперативно исчезнуть. Парни Гора без слов уволокли двух пленных, не дав тем отравить себя ядовитыми капсулами. Сам же Гор и святой отец продолжали стоять и с благоговением смотреть на бледного Алана, ругающегося с их альфой. Тот уже не замечал никого и рычал на плевавшегося ядом парня.

— Алан — не человек, — с трепетом произнес святой отец, — он — Бог!

— Знаете, сэр, — задумчиво разглядывая ссорящихся мужчин, ответил Гор, — мне тоже так порой кажется…

Амикуса вывезли, чем оправдали все сомнения Кайрена. Старый вампир еще кому-то понадобился, и оборотень собирался узнать кому. Внутри все замерло в предвкушении чего-то необычного и тревожного. Сыворотка, приготовленная Эботом, оказалась идеальной. Она за несколько минут выводила из крови яд Амикуса. Еще одно, о чем следовало хорошенько подумать. Если оставить в сторону то, чем этот яд был изначально, то Амикус готовил его для Валентина. Но каким-то способом он попал к людям. К странным людям, на которых не действовала ни магия оборотней, ни вампиров, словно вместо страстных душ в них была звенящая пустота. С которой двое пленных и встретили Гора. Допрос с пристрастием не дал ничего. Как и говорил ухмыляющийся Салливан, один из напавших мужчин просто умер от болевого шока. Гор напрочь выжег ему мозг, но так и не смог пробиться сквозь плотную защиту к воспоминаниям человека. Второй пока держался, но с такими темпами надолго его бы не хватило. А Дверл хоть и выжил после игр Кайрена, но был еще слишком слаб и измучен, чтобы выдержать визит альфы в его искалеченный болью мозг.

И пока Гор отчитывался про обстановку в Волчьем Дворе, старший Валгири тихо бесился от ненавистно долгого ожидания. Смотрящий на него Алан только закатывал глаза. Дизайнер отказался лечь в больницу на обследование, и даже гневные вопли Эбота о сотрясении мозга не смогли переубедить его. Так что, сейчас мальчишка почему-то сидел в его кабинете, свернувшись в кресле, и пытался не сильно морщиться от боли. В свежей одежде, с взлохмаченными волосами, синяками под глазами, говорящими явно о сотрясении, и повязками. Одна на шее и еще одна на лбу прикрывала рану на виске. От него пахло лекарствами Эбота, так и не выветрившимся запахом крови и почему-то горьким ароматом трав…

Большой черный волк, сидящий за письменным столом, сосредоточенно щелкающий мышкой и хмуро разглядывающий что-то на мониторе компьютера, больше напоминал наркотический глюк. Алан нервно хихикнул и, прикрыв глаза, продолжил, как ему казалось, незаметно следить за оборотнем. Валгири тихо бесился, а Алан все больше уверялся в том, что ему стоит полежать в постельке, а лучше поспать. Удар оказался слишком сильным. Тому свидетельством был бунт обкурившихся тараканов в собственных мозгах. Он как раз думал о том, чтобы встать и уйти, когда неожиданно альфа дернул ухом и так заблестел глазами, что даже компьютер проникся бы и засмущался такого пристального взгляда. Но машина стойко выдержала, а оборотень хриплым голосом неожиданно произнес:

— Я говорю тебе: ты — Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

— Я и не знал, что ты читал Евангелие от Матфея, — удивленно переглянувшись с таким же ничего не понимающим Гором, сказал Алан, — Валгири, ты что, решил податься в верующие?

Взгляд, которым его одарили, был из серии: «Умолкни, смерд безродный!». После чего он зло рыкнул и, откинувшись на скрипнувшую спинку стула, процедил уже Гору:

— Можешь больше не возиться с этим отребьем. Он скорее сдохнет, чем хоть слово скажет.

— Но почему? — удивленно произнес Гор.

На это альфа повернул монитор, и оба парня отчетливо увидели увеличенную фотографию одного из пленников. Самый обыкновенный мужчина, с темными растрепанными волосами, темными глазами, невзрачными чертами бледного лица. Словом, один из миллиона, который никак не выделялся бы, если бы не порванный ворот черной майки, который обнажил татуировку на ключице. Это были два перекрещенных черных ключа.

— На втором тоже было такое, — неожиданно рассеянно произнес Гор, неотрывно смотря на фотографию.

— А мне вот более интересно, что ваша семья успела сделать Ватиканским церквушникам? — пристально глядя в желтые немигающие глаза, задумчиво спросил Алан.

— Я бы тоже хотел знать, — мрачно ответил Кайрен.

Сейчас он и вправду очень хотел знать, что потеряли тайные телохранители Римского Папы в его замке и как они были связаны с Амикусом. Но Кай так же знал и о том, что Ватикан, будучи давнишним их посредником с людьми, за столько веков успел создать из тщательно отобранных людей свою собственную армию. Которая успела стать легендой благодаря своему профессионализму и неуязвимости. Эти убийцы подняли уровень своего дела до совершенного искусства. Он видел их в деле не один раз и знал, что те предпочтут сдохнуть, чем провалить задание. Однако церемониться с этим солдатом он не собирался.

Кайрен встал из-за стола и направился к двери, когда за спиной раздался спокойный голос Алана:

— Ты его убьешь. Он все равно ничего не расскажет.

— Да? — язвительно произнес оборотень и обернулся, — и что ты предлагаешь?

— Дай мне Эбота и всего лишь час, — со странным блеском в глазах произнес дизайнер, — ты же все равно ничего не теряешь. Какая тебе разница, часом больше или меньше, если с него все равно спустят шкуру?

— У тебя есть полчаса, — сам не понимая, почему соглашается, произнес альфа и вышел из комнаты под удивленный взгляд Гора.

За это время альфа успел принять душ и, переодевшись, отправиться на поиски парочки, поставившей на уши весь замок своими взрывами и той вонью, которая распространилась по всему Блодхарту. Скрипя зубами и матеря собственную глупость, из-за которой сейчас очень хотелось прибить двух идиотов, он ворвался в кухню. Увиденное там заставило удивленно округлить глаза.

Эбот что-то возбужденно строчил в своем блокноте, поминутно смотрел на Алана так, словно тот вернувшийся с того света Коперник, открывший ему тайну минимум бытия, а тот стоял рядом с плитой, на которой булькала странная зеленая субстанция. У Салливана лихорадочно горели глаза, волосы были всклокочены, и он то помешивал варево, то измельчал что-то в маленькой глиняной ступе. При этом бормоча под носом странную песенку про голубого капитана и одуванчика-солдатика. Во всей кухне стоял тошнотворный сладкий запах. По всему столу были разбросаны пачки самых разнообразных барбитуратов, целая батарея транквилизаторов, куча самых опасных галлюциногенных трав, подозрительно напоминающих яд пара баночек, кусок пластида и пакетик с белым порошком. У Кайрена нервно глаз задергался, когда он, осторожно подцепив пакетик, понюхал его.

— Это что, героин? — с трудом сдержавшись, чтобы не прибить двух горе-химиков, ласково спросил он.

— А? — ошалело посмотрел на него Николас.

— Бэ! — рявкнул Кайрен, — вы что, решили мне замок разнести?!

— Не все же тебе каждый раз его разрушать, — пропел Салливан, — и вообще, не мешай, иначе неправильно рассчитаю дозу!

— Что это? — осторожно взглянув на кипящую кастрюлю через плечо блондина, спросил оборотень.

— Сыворотка правды SPI-28, — не отрываясь от дела, ответил американец и, не глядя, кинул в ступу очередной пучок травы, — а в простом народе ее называют «Элона».

— Очередное полезное знание? — мрачно произнес Кай.

— Нееее, — довольно протянул Алан и, чихнув, вылил содержимое ступы в кастрюлю, — последствие бурной молодости. И вообще, ФБР наглейшим образом сперло идею у меня!

— Подай на них в суд, — брякнул Николас и снова уставился на блондина взглядом фанатика.

— Почему «Элона»? — заинтересованно спросил Валгири.

— На трехсотом километре трассы, как говорит мама: «Прощай, Америка, привет, страна крутых мучачо с круглыми сомбреро и большими авокадо», находится небольшой городок. Там есть один единственный бар, и он называется «Элона». В тот год мы закончили университет и всей компанией поехали обмывать это дело. Замахнулись так, что оказались в этом баре. Море выпивки, красивые девушки, острая еда. В общем, гуляли долго. После энной стопки текилы душа захотела прекрасного. И так как фейерверков никто с собой не взял, решили тут же сделать их собственными руками. Короче, фаершоу устроили эпический. А кто-то из парней в неадеквате хлебнул этого варева. Его разобрало так, что потом собрать обратно не могли дней пять. А потом один гад спер у меня идею и продал этим гавнюкам в черном из ФБР!

— Ты уверен, что ЭТО не убьет нашего слугу Господа? — с сомнением разглядывая творение Салливана, спросил Кайрен.

— Когда я это готовил в первый раз, то был в полном неадеквате, — задумчиво потер подбородок блондин, — на ком бы попробовать сейчас?

Поймав его долгий взгляд на себе, темноволосый мужчина хмыкнул и ехидно ответил:

— Только в твоих мечтах, Салливан.

— Больно надо, — обиженно буркнул Алан и, с трудом сдержавшись, чтобы не надуть губы, отвернулся к плите.

Через пятнадцать минут все было готово. Эбот осторожно наполнил три шприца и, положив в футляр, протянул альфе. Тот кивнул главврачу и, бросив тихое «Спасибо» удивленно замершему Алану, вышел из кухни…

Кайрен только успел выйти во двор замка, когда за ним вылетел запыхавшийся блондин.

— И куда это вы намылились, дражайший Лэрд?! Причем без меня! — с ходу возмущенно поинтересовался он и упер руки в бока.

Хотя, с то и дело расфокусирующимся зрением, острой головной болью, которой несло от Салливана, сделать грозный вид не очень-то удалось. Мужчина только вздернул бровь, сверля его мрачным взглядом. Только даже это не заставило Алана опустить глаза. Он все так же упрямо продолжал смотреть, словно бросал вызов.

— Салливан, я, конечно, признателен за помощь и все такое, — сухо произнес альфа, — но это больше тебя не касается.

— Еще как касается! — чуть не задохнулся от злости Алан. — Если ты не забыл, мой лучший друг является парой твоего племянника!

Еще одна ситуация, которая бесила и стала просто патологической мигренью альфы. Джулиана, как выбор своего старшего наследника, он и вся стая одобрили беспрекословно. Но вот вся ситуация с неведением человека об их природе злила. Сколько они еще могли усыплять мальчишку на каждое полнолуние?! Это чудо, что с творящимся вокруг этот божий одуванчик еще ни о чем не догадывался! А еще все это могло закончиться разбитым сердцем глупого Уолтера.

— Это еще вопрос, — вынырнув из собственных мыслей, отрезал Кайрен, — Джулиан до сих пор не принял его.

— А потому что твой племянник до сих пор тянет кота за яйца и не рассказывает о себе! — зашипел злой Алан.

Только он не учел, что этими словами разбередит не самые приятные воспоминания. Валгири потемнел взглядом и по-звериному оскалился. Он в два широких шага оказался настолько близко, что Алану с трудом удалось сдержаться и не отшатнуться.

— Ты думаешь, что если расскажет, то его сразу же примут с распростертыми объятиями?! — с рычанием произнес он.

— Ну, не сразу, но примут. Джи-Джи не так быстро отходит, — пробормотал Алан и опустил глаза.

Но следующие слова темноволосого мужчины заставили его поднять взгляд.

— Примет, значит? — яда в его голосе было слишком много, — а ты бы принял?!

Серые глаза удивленно расширились, а сердце пропустило удар. В этот короткий миг Кайрен и вцепился. Впервые за столько времени его слова заставили этого нахального мальчишку оцепенеть. Кай не понимал, почему этот миг стал для него важным. Почему именно этот вопрос из тех ста, на которые он хотел бы получить ответ. И все эти ответы, как и этот, упирались именно в данного человека.

— Поставь себя на его место. Ты бы принял и позволил уродливому, мерзкому чудовищу трахать себя? — зло произнес оборотень.

Как ни странно, но его слова почему-то взбесили Алана. Он рыкнул не хуже любого молодого волка и со сверкающими, словно острое лезвие, глазами прямо встретил взгляд потемневших золотистых глаз.

— Если бы я любил, то завалил бы это мерзкое, уродливое чудовище при первой возможности и вытрахал бы всю дурь из его тупой башки!

И, обогнув замершего от удивления мужчину, он направился к уже дожидающейся машине. Кайрен проводил его расширенными от неверия глазами и, словно оглушенный, пытался переварить абсолютно честные слова человека.

— Что это было? — все еще смотря в спину ушедшему Алану, хрипло проговорил оборотень.

— Думаю, разрешение на ухаживание, — раздался до неприличия довольный голос Эбота.

Перед резко обернувшимся к дверям Кайреном открылось, ну, просто очаровательное зрелище. Его «выдающийся» генетик стоял на пороге с мечтательным взглядом, а из окон и балконов рисковали повыпасть все слуги замка. В том числе и самый благоразумный Джереми.

— Я живу с идиотами, — прикрыв глаза рукой, вздохнул Кайрен.

— Милорд, я тоже еду! — встрепенулся признанный по всем статьям гений и кинулся за дизайнером…

К тому времени, как они приехали, парни уже успели изрядно обработать пленника. Но, как и ожидалось, тот орал, матерился, соплями и слюнями поделился щедро, но нужную информацию так и не выдал. На зашедших в камеру гостей он уже не был в силах обратить внимания. Зато один из них, что совершенно не отличался терпением, резко вздернул его на ноги и, не обращая внимания на крик, полный боли, швырнул на железный стул. Пленника крепко пригвоздило к нему, после чего ему сделали инъекцию. Через минуту мужчина странно дернулся, потом полностью расфокусировался, странно хихикнул, потом еще раз и, наконец, уставился на присутствующих взглядом ботаника, узревшего полностью голую Анджелину Джоли. Один из впечатленных оборотней пощелкал перед его носом и, не получив никакой реакции, с благоговением посмотрел на Эбота. Тот, совершенно не рефлексируя, некультурно тыкнул пальчиком в Алана. Который от возросшего в глазах оборотней восхищения в свой адрес довольно провел рукой по волосам.

— Ты уверен, что в таком состоянии он что-то скажет? — скептически разглядывая побитый баклажан с улыбкой глубокой нирваны, спросил Кай.

— Скажет, — кивнул Алан, — он тебе сейчас признается в том, что спал с сестрой Гитлера, нюхал сапоги Сталина и жрал цветочные клумбы Рузвельта.

На прыснувшего волка Кай бросил такой взгляд, что тот сразу же принялся изучать свои заляпанные кровью ботинки. Сам же Салливан опустился на ближайший чистый стул и принялся слушать рассказ солдата его преосвященства. Только вот слушать с каждой минутой становилось трудней. Боль в разбитом виске становилась все сильней, и колокол, засунутый в мозги, явно начал звучать громче. Перед глазами опять плыло, а во рту стало так сухо, словно в мертвой земле. Спина покрылась холодным липким потом, а похолодевшие пальцы уже дрожали. И если Алану казалось, что его состояние никто не видит, то он ошибался. Оборотни уже во всю буравили его тревожными взглядами, Эбот напряженно рылся в свой сумке в поисках лекарства, а Валгири то и дело бросал на него хмурые взгляды.

Стараясь не делать резких движений, Алан глубоко вздохнул и, как ему показалось, произнес вполне твердо:

— Знаешь Валгири, с тобой хоть и весело, но я, пожалуй, послушаю нашего карапузика в записи. Что-то я под…у-ус…тал…

Последние слова превратились в неразборчивый лепет, и неожиданно для всех, блондин, закатив глаза, начал заваливаться со стула. Если бы не вовремя поймавшие его Кайрен и Эбот, он бы уже лежал на окровавленном полу. Главврач, чертыхаясь, опустился перед ним.

— Что с ним? — почти посадив блондина на собственные колени, раздраженно спросил Кайрен и опустил взгляд на бледное лицо.

— Удар в висок оказался намного серьезнее, чем я думал, — рассматривая пропитавшуюся кровью повязку на голове, пробормотал Николас, — я предлагал мастеру Алану лечь отдохнуть, но он же упертый как баран! Вкупе со средним нервным истощением завалило его крепко.

— Какое, к черту, нервное истощение?! — рыкнул альфа, — у него нервы покрепче, чем у нас с тобой, будут!

— Но он человек, милорд, — покачал головой Эбот и, вобрав в шприц снотворное, ввел в вену, — человек среди оборотней и вампиров. Который вместо того, чтобы просто ремонтировать замок, вечно помогает стае. А еще всегда напряженно оберегает собственные мысли, чувства и даже ритм сердца. Он всего лишь смертный, сир, но рядом с ним мы просто позабыли об этом.

Алан глухо застонал и, не открывая глаз, уткнулся носом в шею замершего от удивления Кайрена. Оборотень подхватил дизайнера под коленями и, прижав к себе, поднялся с места. Эбот был прав, они просто забыли о слабости человеческого тела. Рядом с Аланом забывалось все, кроме него самого. Мир просто сужался до размеров одного раздражающего человека, который не раз уже помогал их стае. Хотя мог бы плюнуть и остаться в стороне. Сейчас же Салливан чуть ли не свернулся теплым клубком в его руках.

— Записать щенка на диск, — сухо бросил своим оборотням Кайрен, — отчеты жду через час. Труп убрать из города, желательно обставить, как несчастный случай.

После этого он невозмутимо вышел из камеры…

Увидеть отчеты ни через час, ни через два не получилось. А все из-за одной блондинистой проблемы, свалившейся на его голову. Валгири принес Алана в замок все так же на своих руках и, пройдя мимо удивленно шепчущихся слуг, отправился прямиком в его комнату. Но стоило только опустить его на кровать, как холодные пальцы на его рубашке сомкнулись сильней и просто не пустили. Если бы Кай не знал, что хмурящийся блондин спит, то подумал бы, что его разыгрывают. Но Алан спал глубоким беспокойным сном и не отпускал. Кай осторожно опустился на постель и, разорвав когтем бинты на голове блондина, поморщился от металлического запаха. Из рваной раны сочилась темная кровь. Она ползла тонкой змейкой по скуле к подбородку, пачкая волосы и белоснежную кожу.

«Как тогда», — рассеянно подумал мужчина и, лишь кончиками пальцев прикоснувшись к ране, зашептал на языке предков.

Забирая всю боль, облегчая сон и принося с собой тепло, горячим потоком разливающихся по всем мышцам. Черные нити вырывались из раны и, рисуя причудливый узор на руке Валгири, затерялись под кожей оборотня. Одна ниточка за другой, они уходили из молодого тела, оставляя после себя небольшой розовый шрам. Всего лишь напоминание, которое темноволосый волк стер тоже. Но Алан не отпустил. Так и не просыпаясь, он вздохнул свободнее и, переплетя свои пальцы с пальцами задержавшего дыхание Кайрена, прошептал так тихо, что его еле уловил даже волчий слух.

— Глупый волчара…

Альфа так и не ушел. Совершенно не понимая свое поведение, он прилег рядом и, укрыв перекатившегося к нему под бок дизайнера, прикрыл глаза.

Буквально на минуту, чтобы дать отдохнуть уставшему телу и разуму. Но, так и не заметив, что через эту самую «буквально одну минуту» провалился в долгий и теплый сон. Под мерный стук чужого сердца, шелест холодного ветра, колышущего легкие шторы на раскрытом окне, и шум снова начавшегося дождя…

Сын стаи

Способен ли ты полюбить монстра?

Мог бы ты понять красоту чудища?

Я бы убивал огнём!

Да, я заморозил бы весь ад — лишь бы охладиться.

Да, я бы убил, да, я бы покалечил,

Да, я попал бы в жидкий воздух и появился вновь.

Будь искренним, и я буду таким же.

Я бы солгал, да, я бы солгал!

Да, я был бы здесь восстав из мёртвых,

Чтобы получить острые ощущения.

Я скажу «ДА», я скажу «ДА»!

Способен ли ты полюбить монстра?

Мог бы ты понять красоту чудища?

Я сделал бы всё это для тебя,

А сделаешь ли ты всё это для меня?

Lordi — «Would You Love a Monsterman»

Питер честно не мог понять, как так получилось. Как он начал искать среди прохожих лицо человека, которого он никогда не видел? А человека ли? В тот день он еще очень долго сидел возле своих роз и пытался разобраться в каше, творящейся в голове. Снова и снова прокручивая в голове алые глаза и тихий голос. Еще две бессонные ночи в раздумьях, и истерзанное сознание милостиво позволило спрятаться в беспамятстве. А потом стало легче.

Флешбэк

Бобби позвонил через неделю и устроил грандиозный разнос из-за сорванных двух контрактов. Пообещав приехать и лично надрать задницу «симпатичной модельки», велел ехать в студию. Если Питер прежде послал бы своего шефа, то сейчас он готов был всеми конечностями вцепиться в работу. Потому что это было единственное, что заглушало мысли. Так что, он собрался за рекордные двадцать минут и, приведя себя в относительно божеский вид, выскочил из квартиры.

Город оглушил его своими многочисленными звуками и заставил вздрогнуть. Проведя взаперти больше месяца, он уже отвык от шума и стольких лиц. На мгновение захотелось малодушно отступить. Спрятаться за крепкими стенами и больше никогда не выходить. Но скрываться больше не было сил. Он устал бояться, устал прятаться и ждать неизвестно чего. В конце концов, за свою жизнь он и не через такое проходил. Силы жить дальше были всегда.

Канадец потянул длинные рукава кофты до самых пальцев и, накинув капюшон кожаной куртки, поспешил вниз по дороге. Надеясь, что поймает такси до того, как отвратительная погода окончательно взбесится. Такси нашлось быстрей, чем он думал, и уже через несколько минут Питер невидящим взглядом провожал унылые дождливые улицы. Он совершенно выпал из реальности и не заметил, как машина остановилась у главного входа модельного агентства.

Как он и думал, стоило только зайти, его сразу же, схватив за руки, потащили к стилисту. Только сегодня весь треп Амбре прошел мимо его сознания, и даже предупреждение о рвущем и мечущем Бобби. Видимо, он и в правду довел шефа, раз тот, плюнув на собственные привычки, остался следить за съемкой. Мрачно переглядываясь с обеспокоенным фотографом. Оба они слишком хорошо знали неугомонную и капризную натуру своего любимчика. Но сегодня с парнем явно что-то было не так. Он словно смотрел сквозь людей. Отрешенный, слишком спокойный и задумчивый. Камера легко передавала всю красоту его печальных остекленевших глаз. И, несмотря на то, что огня в этих фотографиях не было, там проявилась совершенно другая его сторона, о которой сам он давно уже позабыл.

— Малыш, ты сегодня хорошо поработал, — наконец произнес Бобби и сверкнул карими глазами, — надеюсь, больничного тебе хватило, потому что работы в ближайший месяц будет много. Я подцепил настолько шикарный контракт, что даже такая язвочка, как ты, будет довольна гонораром.

— Я в порядке, — кивнул Питер и сам удивился тому, как хрипло звучал голос.

А потом блондинистый помощник шефа принес большую белую коробку, перевязанную шелковой алой лентой. Кряхтя, поставил ее на стол возмущенного фотографа и с ухмылкой посмотрел на Питера.

— От безымянного поклонника, конфетка, — пропел блондин.

— Бени, — напряженно выпрямившись, процедил Питер, — сколько говорить, чтобы от анонимок ничего не принимали?!

— Спокойно, конфетка, — невозмутимо ответил парень, — мальчики на входе проверили, взрывчатки или еще чего там не было. — Ну, глянь ты хоть одним глазком. Я же от любопытства помру, если не узнаю, что таскал на своем бедном горбу.

— А почему бы и нет? — удивленно спросил Бобби, — оберточка очень даже дорогая. Пити, малыш, это кто у нас тебе дарит подарки с шелковыми лентами?

— Это таааак эротичнооооо, — манерно протянул Амбре и, прижав к груди кисточки для пудры, жеманно «потерял сознание» прямо в объятиях ахнувшего блондинистого помощника.

— Придурки, — закатив глаза, вздохнул Питер и перевел взгляд на свой подарок.

В отличие от остальных, ему было совершенно не смешно. В груди нарастало тяжелое беспокойство. Он одновременно и хотел узнать, от кого этот подарок, и, не открывая, выкинуть его в окно. Потому что разум упорно шептал, что он знает ответ. От коробки веяло знакомой прохладой. Тонкие дрожащие пальцы осторожно коснулись мягкой ленты и медленно потянули в сторону. Узелок легко развязался, и нетерпеливый Амбре стащил крышку, совершенно не ожидая, что стенки распадутся. Половина народу, которая стояла рядом, ахнула, другая завистливо простонала, а третья заинтересованно зашушукалась. А вот испуганного Питера смело от стола в сторону.

Посередине стола стояла высокая овальная ваза из белого золота с россыпью кроваво-алых рубинов, полная таких же алых роз, покрытых инеем…

Конец Флешбэка.

Да, в тот день он точно произвел впечатление полного придурка. Вцепившись в охрану и требуя рассказать о курьере, принесшем подарок. Но, даже наведавшись в названую фирму, он так и не смог ничего узнать. Зато одним таким подарком дело не закончилось. За ним последовали и другие, с каждым новым становясь все более дорогими. Только все они неизменно оформлялись полюбившимися цветами. Сперва это пугало. Настолько сильно, что он шарахался от каждого громкого звука и тени. Ночные походы в клубы позабылись совсем. Вместо этого появилось навязчивое чувство, будто за ним кто-то все время следит. Куда бы он ни пошел, где бы ни был, этот острый взгляд в спину не исчезал. Он кожей чувствовал его, казалось, что еще секунда, и он почувствует горячее дыхание совсем рядом. Но каждый раз, оборачиваясь, он не видел никого. От этого по спине проходил холодок.

Питер каждый день нервно ждал, когда за ним придут. Ведь ему ясно дали понять, что не забыли о нем. Только он совершенно не понимал, зачем все это. Зачем подарки, зачем слежка и даже вмешательство в его работу, когда им буквально с неба на голову свалился настолько выгодный контракт, что Бобби готов был визжать, как в задницу ужаленный. Причем требовали только его. Объявив, что будут сотрудничать, если он станет лицом их марки. Насколько бы Питер не был окрылен, он соображал трезво. Хоть у него и было ходовое личико, но не настолько же!

После заключения контракта на три года, он уехал в Милан. И с этого дня удача стала его постоянным спутником. Любой каприз, любое желание исполнялись в мгновение ока. Его защищали и всячески поощряли во всем. Если прежде он бы потерял голову и расслабился, то после последних событий канадец, вместо того, чтобы успокоиться и плыть по течению, еще больше нервничал. Внутренне закипая с каждой секундой и снова оказываясь слишком близко к новому нервному срыву. Так что, неудивительно, что взорвался он уже через месяц.

В бешенстве перевернув вверх дном всю свою миланскую квартиру и дрожа от напряжения, он просто поднял голову и рявкнул на весь пустой дом:

— Я знаю, что ты где-то здесь! Хватит играть со мной! Кто ты? Что тебе от меня нужно?!

Но ответом была тишина. Тяжелая, давящая тишина, из которой за ним опять следили. Не выдержав ее, он схватил куртку и выбежал из дома. Не обращая внимания на удивленный взгляд консьержа и его обеспокоенного окрика. Город встречал его прохладой ночи и сотнями огней. Шумом музыки и голосами людей. Развязным смехом, бьющим по нервам, и сигналами машин. Питер бежал, не останавливаясь, словно за ним гнался весь Ад. Чуть не врезавшись в какую-то женщину, он отшатнулся назад. Теряя равновесие и оказываясь прямо на проезжей части. Визг тормозов резанул по ушам. Питер зажмурился, ожидая удара, и вскрикнул, когда вместо оглушительной боли почувствовал, как кто-то резко дернул его в сторону и подхватил на руки.

— Что же ты творишь, глупый? — раздался над головой отрывистый мужской голос, и его сильней прижали к груди.

Ничего не понимающий Питер открыл глаза и чуть не подавился воздухом. Алые, блестящие в неровном свете фонарей глаза лихорадочно блуждали по его лицу. Темные, чуть длинные волосы растрепались, а на обезображенном от шрамов лице застыло странное выражение тревоги.

— Что же мне так везет на разукрашенных, а? — всхлипнул Питер и начал отбиваться, — пусти меня! Пусти!

— Тихо, тихо, — не отпуская из рук брюнета, успокаивающе произнес Валентин, — я не причиню тебе зла.

— Сказало двухметровое чудовище с красными прожекторами! — заорал Питер, — учтите, я буду кричать! ПОМОГИТЕ!

— Ори сколько влезет, — поморщился от очередного удара по ребрам вампир, — здесь тебя все равно никто не услышит.

После последних этих слов тело в его руках закаменело. От парня несло таким страхом и безысходностью, что у Валентина против желания клыки наружу полезли. Только угрозой на этот раз воспринимали его самого. Питер сжался и еще больше задрожал. Только сейчас он обратил внимание на то, что вокруг не слышно ни одного звука. Стоило оглядеться, как стало понятно, что они больше не в центре города.

— Отпустите меня, пожалуйста, — задушенным голосом прошептал Питер, широко распахнув глаза и дрожа всем телом, — я никому не расскажу… честно… не расскажу…

— Тише, — нежно коснувшись губами холодного виска, прошептал темноволосый вампир и, крепче прижав к груди притихшего парня, двинулся по узкой тропе между темных деревьев, — я не причиню тебе боли. Никто больше ни причинит.

Страх сковал руки и ноги, не позволяя даже пискнуть. От безысходности и собственной слабости хотелось плакать. Питер знал, что не сможет убежать. Где бы он ни спрятался, что бы он ни сделал, его найдут и придут за ним. Он совершенно не хотел думать о том, куда его несут, и что будут делать с его тушкой. Поэтому канадец просто зажмурился и, сжав кулаки, дышал через раз.

А между тем, вампир только усмехнулся и, моментально ускорившись, тенью мелькнул среди тревожно колыхнувшейся листвы и, оказавшись в окраинных кварталах, по крышам направился в хорошо знакомую квартиру. Все время краем глаза следя за испуганной парой и незаметно окутывая его своей магией. Так что, мальчишка даже не почувствовал, как его все так же внесли в собственную разгромленную комнату и бережно опустили на постель. Питер продолжал плавать где-то между явью и сном. Расслабленный и убаюканный тихим голосом вампира. Тревога оставила уставший разум и теперь маячила где-то в самых дальних закоулках и только неясной тенью. Благодаря этому ненормальному состоянию он, наконец, смог получше разглядеть мужчину. Тот не смотрел на него. Он продолжал тихо говорить о чем-то и стаскивать с него ботинки и куртку. Выглядело это настолько дико, что если бы он сейчас мог, то точно бы нервно рассмеялся. Но вместо этого он безразлично лежал и смотрел. А Валентин только укрыл его теплым одеялом и, коснувшись тыльной стороной ладони холодной щеки, тихо произнес:

— Ты совсем замерз, — глаза Питера удивленно распахнулись, а сердце вопреки пониманию пропустило удар, — не надо, больше не бойся и не мучай себя. Ты не сошел с ума, и та ночь была правдой. Тебя никто не тронет и не побеспокоит. Так что, живи и просто забудь. А теперь спи.

Только не выдержав взгляда блестящих влагой болотных глаз, он опустился на постель и, легонько коснувшись губами дрожащих губ, прошептал:

— Спи, моя душа…

Валентин ушел незаметно. Бесшумно скользнув на балкон, и лишь на мгновение задержавшись взглядом на уснувшем брюнете, растворился в ночной тьме…

В ту ночь Питер за все это время впервые спал крепко и без сновидений. И если утром он засомневался в ночной встрече, то очередной подарок, ожидающий его в студии, развеял сомнения. И если прежде его нервировало такое пристальное внимание к его персоне, то теперь оно вызывало огромный интерес. После того случая в парке, они больше не пересекались лично, но Питер все равно продолжал чувствовать на себе пристальный взгляд алых словно кровь глаз. Съемки клипов, модные показы, фотосессии — этот взгляд был везде. Он жарким пламенем проходил по телу и вызывал странное удовлетворение от того, что этот мужчина смотрит именно на него. А в этом он был уверен так же сильно, как и в том, что явно сходит с ума. Иначе как объяснить все нарастающее желание снова увидеть некогда прекрасное лицо, сохранившее свою красоту даже с такими шрамами, и услышать тихий ласковый шепот. Но тот так ни разу и не подошел к нему. Хотя по утрам Питер просыпался со стойким чувством того, что ночью он был в квартире не один.

Легкий запах незнакомых сигарет, смятая подушка рядом, от которой еле уловимо пахло дорогим мужским одеколоном. И понимание того, что, проспав всю ночь с открытым окном, у него не замерзли даже пальцы. С каждой новой такой ночью разум успокаивался, а сердце за столько лет впервые наполнялось умиротворением. Словно следящий за ним монстр превратился в ангела хранителя. Которого ему отчаянно не хватало. Наверное, именно это заставило его однажды ночью, лежа в постели,тихо прошептать:

— Пожалуйста, я хочу увидеть тебя, пожалуйста, мне…

Он даже не успел договорить, когда тяжелая рука тихо легла на живот, а спине вдруг стало тепло. Его бережно прижали к твердой груди и зашептали, касаясь губами кончика уха:

— Ты звал меня?

Зажмурившись и вцепившись в руку у себя на животе, Питер окончательно осознал, что после этого его решения жизнь бесповоротно изменится…

* * *

Огромное здание в викторианском стиле, располагающееся в Лондонском Сити, было очень трудно связать с советом оборотней. Но, тем не менее, именно здесь находился Волчий Совет, состоящий из двенадцати представителей самых старых кланов (горстка того, что осталось после чистки Кайрена). Но даже на вкус Дианы это было слишком много. И сегодня Маркус был согласен с ней по всем пунктам. Обменявшись мрачными взглядами, супруги расслабленно откинулись на спинки своих кресел.

Огромный зал, богато украшенный мраморными статуями, с позолотой на каменных узорах. Тяжелые кремовые шторы, распахнутые на высоких французских окнах. Дорогая мозаика на блестящем дубовом полу, роспись на потолке и ненавязчивые секьюрити с другой стороны дверей. Диана дернула уголком губ и наманикюренным коготком с наслаждением провела по идеальной поверхности роскошного стола из сандалового дерева. Царапина вышла глубокой и очень милой на вкус вампирши. Ситуация забавляла дальше некуда. Их явно опасались, но, вместе с тем, предъявляли претензии. Муж держался, чтобы не сорваться на насилие, которое сам же не одобрял. Сама же она уже прикидывала, как будет откручивать голову двум сучкам, сейчас с холодным высокомерием разглядывающим ее. Как говорил Алан: «Идиллия, мать ее». А разговор медленно скатывался как раз в сторону откручивания голов.

— Лорд Валгири, мы понимаем вас, — примирительно произнес один из оборотней, — но и вы поймите нас. Насилие порождает насилие. Ваши сыновья первыми вторглись на территорию вампиров. Они должны были понимать, что это навлечет за собой. Ситуация и так накалена до предела. Люди нервничают. Никому из нас не хочется войны.

— Мои сыновья действовали в интересах стаи и протянули руку помощи молодому вожаку, потерявшему жену и наследника, — отрезал Маркус, — чем должны были заняться вы сами.

— Лорд, — мрачно откликнулся другой, — их поступок и так расшатал мирный договор, который ваш клан всеми силами пытается разрушить.

— Это обвинение? — холодно и лениво поинтересовалась Диана.

После ее слов градус в комнате понизился, и оборотни напряглись.

— Ваш клан не подчиняется закону наших предков, — скривившись, зашипела рыжая волчица, — вы провоцируете новые конфликты. Вампирский Двор начал готовиться к войне. А все из-за черного альфы. Он неуправляем и агрессивен. Мы живем в двадцать первом веке, а он продолжает грезить прошлым. Он забыл, что мир изменился, и его война — не наша? Никто не хочет крови. А теперь еще и этот человек.

Глаза Маркуса опасно сузились, а Диана выпустила когти. Вот этого им только не хватало. Если с их кланом все было ясно, то своего человека они собирались держать до последнего.

— Какое совету дело до него? — сухо спросил Маркус.

— До нас дошло достаточно слухов о нем, — с милой улыбкой, не тронувшей кошачьего цвета глаз, произнес самый молодой член совета, Седрик Редмар.

Его интерес к Алану совершенно не понравился супругам. Скользкий и хитрый характер этого волка подозрительно быстро сделал его вожаком своей стаи и поднял в Совет. Этого молодого альфу опасались очень многие. Амбициозный, наглый и весьма умный. Он был первым, кто предложил Совету восстановить милые отношения с Валгири. Но Кайрен никогда не отличался цензурностью и верой в искренность чужаков. Он слишком хорошо знал, чего так отчаянно добивается этот мальчишка.

— Говорят, он красив, как ангел, — совершенно не обращая внимания на мрачное лицо Дианы, продолжил оборотень, — умен, как дьявол, и что у него очень хорошие связи. А еще, что он не принадлежит вашему клану, но знает тайну Валгири и очень часто вмешивается в дела стаи. О, вы только не волнуйтесь. Совет просто хотел бы познакомиться с таким выдающимся мальчиком.

Ответить Маркус не успел, потому что в эту минуту двери в зал буквально слетели с петель, гонимые полуобращенными и крайне избитыми телами секьюрити. Вскочившие со своих мест ошарашенные оборотни в шоке уставились на двух огромных монстров, вошедших следом и волочивших по полу трупы. Они кинули развороченные трупы двух оборотней на стол перед побледневшим Редмаром и встали с двух сторон все так же расслабленно сидящих на своих местах Маркуса и Дианы. Вампирша надула губы и капризно произнесла:

— Вы долго, мальчики.

— Прости, мама, — пророкотал зверь и, тряхнув огромными кожистыми крыльями, приложился клыкастой пастью к нежной руке женщины, — пробки в Нью-Йорке отвратительны.

— Мы что-то пропустили, пап? — зубастая пасть второго расплылась в леденящем кровь оскале, а когтистая лапа удобно легла на спинку кресла.

— Вы как раз вовремя, — похлопав по переливающемуся черной чешуей боку, ответил Маркус.

Совет побледнел еще на пару тонов и, выпучив глаза, уставился на наследников Валгири. Увиденное наглядно убедило в том, что кровь оборотня и вампира вместе создает чудовища, похуже любых ночных созданий. Двухметровая груда литых мышц, огромные кожистые крылья и зубастые пасти. Они совершенно не похожи на других оборотней. Звериные черты более остры, от них пахнет кровью и чужой болью. Глаза горят огнем разрушения и смерти. Сила вокруг них клубится тяжелой волной. Первобытная, могущественная, необъяснимая и подавляющая. Она не похожа ни на магию, которой обладают вампиры, да и на те скудные искорки того, что доступно самим волкам. Это кое-что другое. Намного древнее и сильнее.

Голубые глаза Седрика лихорадочно блуждают по чудовищам и темнеют еще больше от желания разгадать это невозможное по всем правилам уравнение под названием Валгири. Но он удостаивается лишь презрительной и холодной усмешки Маркуса. Тот встает со своего места и, поправив дорогой пиджак, будничным тоном произносит:

— Клан защищал то, что принадлежало ему. Вы правы, война не нужна никому. Но Валентин — это добыча нашего альфы. Как и сказала дражайшая леди Ингрем, законы предков священны для всех. Вампиры нарушили самые главный завет Небесных, и мой брат в своем праве. Что же касается людей, то их власти никогда не отличались мозгами. Думаю, Совет со своей властью и умением легко сможет разрулить вопрос с ними. Человека не советую трогать. Он сын стаи и признан равным ей. Надеюсь, вы понимаете, что впредь не стоит посылать по его следам ваших шпионов. Неоправданные потери и все такое.

Оскал обоих наследничков явно намекал на очень тесное знакомство с ними, если этот пункт не будет соблюден.

— Но на нем ведь нет метки клана, — медленно произнес другой, — он не имеет право подвергать тайну нашего существования опасности.

— А хочешь, я подвергну твое существование опасности? — промурлыкал Уолтер и дернул крыльями.

— Уоли, милый, нельзя же так, — шикнула Диана, — полная копия своего дяди. Думаю, господин не-знаю-как-его-там отлично понимает, что наш ангелочек принадлежит клану и что нам сильно не понравится, если на него не так посмотрят.

Один ее короткий взгляд, кинутый на трупы на столе, заставил заговорившего оборотня зло заскрипеть зубами. А Валгири только холодно взглянули в ответ и, как всегда, бесцеремонно покинули зал. Совершенно не удостоив членов Совета уважением и вниманием. Темноволосый лорд Редмар следил за ними до тех пор, пока все семейство не покинуло здание. После этого он перевел задумчивый взгляд на выпотрошенные тела. Совершенно не обращая внимания на возмущенные голоса своих коллег. Сейчас в его мыслях была возможная война Валгири с Вампирским Двором и загадочный смертный, который, не будучи членом клана, стал сыном стаи. На его памяти, это был первый раз за все эти века, когда Валгири открылись какому-то чужаку и вдобавок приняли в стаю.

— Сын стаи, значит. Как интересно, — тихо произнес он…

* * *

Домой семейство Валгири возвращалось задумчивым. В том, что Кайрен уже добился от Амикуса того, что хотел, никто из них не сомневался. Значит, схватки с Вампирским Двором не миновать. Маркус был почти уверен, что, вернувшись домой, вполне может и не застать уже брата. Тот никогда не впутывал стаю в свою войну, предпочитая исчезать, ничего не говоря и оставляя за собой целую груду трупов. Люди неизменно после этого искали серийного убийцу или целую террористическую группировку, но так и не могли найти ни одного следа. Так было и в тридцатых, и в шестидесятых, и еще ранее. Где бы ни появлялся Валентин, конец был одинаковым. Однако в этот раз на кон была поставлена жизнь пары Владыки. За это Вампирский Двор собирался драться до конца. И, видимо, на этот раз не миновать клану крови. За своим альфой они готовы были последовать в Бездну. Даже если этот альфа шел прямиком к безумию. Что откровенно пугало Маркуса. Мысль о том, что брат опять потеряет себя и оставит его одного, приносила почти физическую боль. Он не хотел этого, не хотел снова видеть пустой звериный взгляд брата. Только не снова. А теперь еще и Совет со своими играми и намеками об Алане. Эти пройдохи не просто так хотели видеть его. И это злило. Мальчик стал слишком важен для стаи, и отдавать его они не собирались. И то, что Кайрен не желал его принимать, ничего не меняло. Этот белобрысый демон был послан им очень вовремя. Смотря на своих недовольных сыновей, Маркус все больше в этом убеждался.

Эдвард и Уолтер были не просто недовольны. Они были в бешенстве. Когда дело касалось семьи, то оба были готовы рвать на куски всех, кто смел вставать на их пути. А с недавних пор в категорию семьи входил и Алан. Они были в Нью-Йорке по делам клана, но ровно до тех пор, пока не позвонил дядя и не велел убрать двух щенков Совета, начавших разнюхивать об их дизайнере. Те слишком активно интересовались Салливаном и попытались выйти на его семью. Если говорить по правде, то это было уже не в первый раз, когда они избавлялись от надоедливых типов, желающих познакомиться с родителями Алана. Парней просто бесила сама мысль о том, что Алана могут увести у них…

Земли Блодхарта показались уже к полудню. И двое молодых оборотней вздохнули спокойней. Впереди был дом и одуряющие объятия любимых. И совсем неважно, что их не было два дня. Было такое ощущение, что прошло намного больше времени. Однако стоило парням выскочить из машины и броситься в огромный холл, как они недоумевающе замерли и уставились на недовольно шикнувших на них двух горничных. На этом дело не закончилось. И вскоре все четверо удивленно смотрели на слуг, крадущихся по замку на цыпочках и разговаривающих еле слышным шепотом.

— Это мне не нравится, — разглядывая так же шепотом разговаривающих Джера и Гора, произнес Маркус.

— Джер, что происходит? — с нарастающей тревогой спросила Диана, — где все?

— Миледи, — зашептал старый слуга, — я вас умоляю, только тише. Сер Джулиан поехал на стройку коттеджей. Мисс Эрика сейчас в городе помогает отцу Солмерсу с церковью.

— А что с церковью? — подозрительно спросил Уолтер и втянул воздух.

— Небольшой пожар, — уклончиво ответил Гор.

— Что?! — вскрикнула Диана, за что получила гневное шипение от отца и сына.

— За профессором Дверлом пришли, — прояснил Гор и скосил опасливый взгляд в сторону мраморной лестницы.

Лестница мирно лежала на месте и никуда не собиралась. А вот семья начала откровенно закипать.

— Гор, что происходит? — вмешался злой Эдвард, — я чую кровь в замке. Почему дяди нет с тобой? Он ведь в замке!

— И Алана не слышно, — тревожно произнес Уолтер.

— Это его кровь, — побледнела Диана, — это его кровь мы чуем.

Дальше никто не слышал ни Джера, ни мат Гора. Все четверо перемахнули эти несколько этажей в одно дыхание и, проносясь по коридору, чуть не снесли дверь в спальню белокурого дизайнера. Они уже собирались там узреть хладный и выпотрошенный труп, но их ожидание совершенно не оправдались. Признаться, такого они вообще не ожидали видеть.

Прохладный ветер проник сквозь распахнутые стеклянные двери на балконе и играл с легкими прозрачными шторами. Светлая комната просто утонула в ленивой неге, и время словно застыло в ней. Запах валяющихся на полу у прикроватной тумбочки окровавленных бинтов перемешался с горьковатым ароматом полыни. Но он не мешал тем, кто крепко спал в залитой осенним солнцем постели. Среди разворошенных простыней, в помятой одежде, вцепившись друг в друга так, словно их кто-то пытался разлучить.

Теплое одеяло валялось где-то в ногах. Алану явно было холодно. Его плечи дрожали, и блондин во сне все больше прижимался к неожиданно заворчавшему что-то Кайрену. Тот, так и не просыпаясь, крепче обнял блондина и повернул их обоих на другой бок, закрыв собственным телом от сквозняка. Светлые брови нахмурились, и руки, оторвавшись от крепкой спины, сонно зашарили по постели. Наткнувшись на одеяло, они потянули его вверх и прикрыли спину тихо сопящего альфы.

Пискнувшему Уолтеру рот закрыли сразу три руки. Но вопреки ожиданиям Кайрен только недовольно оскалился и крепче прижал к груди спящего Алана. Тот втиснул колено между ног альфы, уткнулся холодным носом в шею и, положив ладонь на мерно бьющееся сердце, окончательно затих. Затихла и семья.

Тихонько прикрыв дверь и неслышно спустившись в малую гостиную. Где их уже ждал Джер. Он понимающе взглянул на растерянные лица своих хозяев и приготовился отвечать на вопросы, которые посыпались сразу же. После рассказа слуги они молчали долго.

— Вот это да, — наконец со смешком протянула Диана, — а сколько они так спят?

— Уже два дня, — ответил Джерими и, увидев тревогу хозяев, поспешил успокоить их, — доктор Эбот приходил к ним. Мастер Алан просто все еще под действием снотворного.

— Но ведь на дядю же это не действует, — недоверчиво прищурился Эдвард.

— О, Николас говорит, что с усталостью хозяина такой сон не удивителен, — улыбнулся Джер.

— О, Боже, — заныла Диана, — почему я не сфоткала их? Представляете, если бы они видели себя.

— Я представляю, что будет, когда они проснутся, — прикрыв глаза рукой, покачал головой Маркус…

У него белая кожа. Она мягкая, как шелк, и пахнет пряными травами. В его растрепанных волосах запутываются солнечные лучи. Припухшие после сна губы так и просятся, чтобы их медленно вылизали. Серо-голубые глаза затянуты томной поволокой. В них все еще нет проблеска сознания, только чистое наслаждение от тепла. У него крепкие и нежные руки. Они могут обнять так сильно и трепетно, что забывается вся боль, что всегда сидит внутри. Его волк ластится к этим рукам. Он довольно порыкивает и, свернувшись клубком, прикрывает глаза. Зверь в нем устал не меньше человека, и он, наконец, нашел того, рядом с кем не мучают кошмары. Словно они уходят после каждого прикосновения. Это краткий миг, когда время застывает для него. Один лишь миг, когда его накрывает таким теплом, словно он нашел свой дом. После долгих скитаний и бесконечных лет он все-таки нашел это. Но потом морок исчезает.

Они не говорят об этом. Ни после, ни за обедом, а ведут себя так, словно ничего не произошло. Будто это не Кайрен эти два дня спал в постели Алана и обнимал его, как долбанного Тедди-медвежонка. И это не он ушел первым, старательно делая вид, что совершенно не заметил проснувшегося до него и притворяющегося спящим блондина. И уж точно не альфа прикрыл его одеялом. Алан, ну, ни в коем случае, не лежал, уставившись совершенно отсутствующим взглядом в стену, после того, как за златоглазым мужчиной закрылась дверь. Всего этого совершенно точно не было. В это легко поверить, если не обращать внимания на выжидающие лица семейства и скромно отводящих глаз слуг. Но все они чувствуют, что что-то неуловимо меняется. Это витает в воздухе. Пока неясное, но явно что-то новое.

Веселые разговоры за столом не стихают ни на минуту. Последние новости сыплются из Эрики, как из рога изобилия. Эдвард, как всегда, не может наглядеться на свою невесту и мягко поглаживает ее колено под столом. Девушка бросает на него теплые взгляды и хулигански улыбается. Уолтер вообще потерян для общества. Если сейчас его спросить, о чем там говорит будущая жена его брата, то он не сможет ответить. Потому что один русоволосый красавчик сейчас кормит его клубникой. Маркус увлеченно обсуждает последнею встречу с Кайреном. А вот Диана всеми своими коготками вцепилась в Алана и отпускать не собирается. Судя по закатывающему глаза американцу и все же легкой улыбке на губах, тот и не против.

— Надо бы съездить и осмотреть церковь, — неожиданно произнес Кайрен и задумчиво уставился на свой бокал вина.

— Рабочие уже там, — кивнул Алан и, так же, не отрывая глаз от своего салата, продолжил, — все уже осмотрено, смета составлена, завтра начнем.

— Ты же уволил прораба, — прищурившись, произнес Кайрен.

— А ты откуда знаешь? — удивленно поднял взгляд Алан.

— Ты его крыл матом и гонял по стройплощадке так громко, что слышала, наверное, вся Шотландия, — ехидно ответил альфа, — визгу было.

— Я не визжал! — возмущенно ответил блондин.

— Еще как визжал, — нагло закивал мужчина.

— Кто бы говорил, — оскалился блондин, — может мне напомнить кое-чье феерическое завывание два дня назад?

— Я не выл, — высокомерно отрезал Кайрен, — я ревел.

— Ну да, — усмехнулся Салливан, — ревел он. После твоих голосовых упражнений нам последние витражи повыбило. Это же семнадцатый век, блядь! Где я сейчас достану такую работу?! Их же не восстановить!

— Не бухти, — отмахнулся Кайрен, — у меня в Лангедоке таких витражей целый подвал. Правда, где-то двенадцатого века.

— Откуда? — заблестел глазами Алан.

— Подарок от Дуччо^[14], — буднично кинул альфа.

После его слов Алан подавился и долго откашливался, пытаясь при этом что-то возмущенно произнести. Покрасневший, со слезами на глазах и горящим праведным возмущением на лице. Кайрен аж загляделся. Только когда дизайнер, наконец, откашлялся, из него так и повеяло таким коктейлем чувств, что половина присутствующих от неожиданности дернулась. А американец продолжал смотреть на самого старшего Валгири таким взглядом, словно тот его рождественский подарок, который ооочень хочется выпотрошить и заглянуть внутрь.

— Я хочу видеть это, — с горящим взглядом произнес Алан и так, что безобидные слова почему-то навели на совершенно пошлые мысли.

Под этим наглым взглядом волк внутри игриво повел ухом и ударился массивной головой о грудную клетку. Словно заставляя его действовать. В данную минуту Кайрен и его зверь были весьма заинтересованы и заинтригованы реакцией человека. А тот смотрел совсем, как волк, почуявший свою добычу. Глаза его лихорадочно блестели, а эмоции так и норовили выйти из-под жесткого контроля. Только вот альфа не был бы самим собой, если бы жестоко не обломал.

— А я хочу знать, как ты вскрыл мою немецкую дверь?! — оскалился он, и желтые глаза сузились.

После этого Алан сразу как-то притих и пробурчал себе под нос что-то совершенно нечленораздельное. Ему с его таким смиренным видом осталось только пальчиком заковырять в скатерти. Альфа многозначительно приподнял брови и, оперевшись локтями о стол, весьма заинтересованно принялся разглядывать блондина. Салливан смущался недолго, ровно до того момента, когда до него дошло, что он готов покраснеть, как школьник, пойманный директором в ту минуту, когда разложил любимую учительницу биологии на ее же столе. После этого он принял самый независимый вид и, откинувшись в кресле, ухмыльнулся самой своей распутной ухмылкой.

— Ничего не знаю. Тебя продули, она была китайской, — невозмутимо ответил Алан.

— И винтовку посеял, — разглядывая собственные ногти, добил Валгири, — твои слова.

— Я был контужен, мужик, — сделав морду кирпичом, ответил блондин.

— Салливан, — опасно протянул мужчина, — не заговаривай мне зубы.

— Кстати о зубах, — невинно похлопав ресницами дизайнер, — как насчет того нашего ликвидированного друга? И не надейся, что я забыл!

— Моя дверь! — напомнил Кайрен и встал из-за стола.

— О, Боже мой, — закатил глаза Алан и, тоже встав с места, хвостом последовал за ворчащим альфой.

После их ухода молчание, царившее за столом все это время, первым нарушил изрядно удивленный Уолтер.

— Мне кажется, или они нас даже не заметили? — хрипло спросил он.

— Я не понял, он что, вскрыл наш склад с оружием? — ошарашенно отозвался Эдвард.

— Не удивляюсь, — буднично произнес Джулиан и с наслаждением облизал ложку с кремом, — всем нам было шестнадцать и все мы удирали тайком из дома, а потом получали домашний арест.

— Алан был таким непоседливым? — с интересом спросила Диана.

— Будто сейчас он хоть на каплю изменился, — хихикнула Эрика.

А в это время в другом конце коридора раздавались возмущенные вопли Алана и язвительные комментарии Кайрена. Которые стали глуше, когда за ними закрылась дверь кабинета. Только даже там эти двое продолжали цеплять друг друга, не обращая внимание на тихонько стоящего в сторонке Гора. Признаться, это было впервые, когда он видел своего альфу таким и чувствовал азарт его зверя. Это неожиданно заражало и его волка. Заставляя того в нетерпении переминаться на лапах.

— Ну, честное слово, Валгири, — недовольно произнес Алан и бесцеремонно засел в кресле альфы за компьютером, да еще и довольно поерзал на месте, — куплю я тебе твою винтовку.

— А не охренел ты, Салливан?! — гаркнул Кайрен, и стекла в окнах зазвенели, — ты, вообще, что здесь делаешь?!

— Слежу за сохранностью шкуры любимого друга, — потерев ухо и поморщившись, раздраженно уставился в ответ блондин, — и нечего так орать. Если хоть одно стеклышко треснет, одним волком на свете станет меньше!

— Да неужели, — оскалился Кайрен и навис над американцем, — и что ты мне сделаешь, малявка белобрысая?

— Шкурку тебе уж точно подпорчу, извращенческий старикашка, — вздернув подбородок, нагло ответил Салливан.

— Кто тут старикашка?!

— А, значит то, что извращенческий, ты не отрицаешь?

— Ах ты…

— Господа! — не выдержав, вмешался Гор, за что получил два одинаково убийственных взгляда.

— Да! — рявкнули в один голос мужчины.

— Я прошу прощения, — как-то странно булькнув, произнес оборотень и протянул толстую папку с бумагами и дисками, — здесь весь отчет.

— Пленник? — полностью переключившись на дело, сухо спросил Кай и, забрав папку, вернулся к столу.

— Приказ выполнен, — склонил голову темноволосый мужчина.

— Ведь, кроме этого, есть еще что-то? — подняв глаза на своего начальника безопасности, спросил альфа, — говори.

Гор скосил глаза в сторону двери и, когда та открылась, впустив Маркуса, Гор, наконец, заговорил:

— Мы вели слежку за Амикусом Дверлом с той минуты, как он покинул наши территории. Его под усиленным конвоем доставили в Ватикан. Операцию подготовила и реализовала тайная охрана понтифика. Далее в резиденции Папы нашими шпионами замечена группа неизвестных лиц. Лаборатория Амикуса была полностью перенесена в Ватикан. Есть все основания предполагать, что церковь активно спонсирует некоторые исследования Дверла в проекте под названием «ДН-1245». Дальше нам не удалось продвинуться. Нашим шпионам пришлось отступить из-за новой группировки, занимающейся охраной профессора Дверла. Мы не можем понять, кто они. Ни в одной из баз данных нет информации о них. Они выглядят, как люди, и ведут себя соответственно, но у них напрочь отсутствует запах, они не оставляют следов. Это профессионалы с высоким уровнем. Мы…

Что там дальше говорил Гор, Кайрен уже не слышал. Он, не мигая уставился на один из снимков так, словно тот была ядовитой змей. В голове не осталось ни одной мысли, кроме одной — разорвать на куски. Папка упала на пол, а в руке осталась лишь картонка, с которой смотрело издевательски знакомое лицо. Оборотень даже не почувствовал, как воздух вокруг загустел и завибрировал от скопившейся огромной силы. Понявший в одно мгновение все Маркус только успел закричать имя брата и метнуться вперед. Но его в ту же секунду отшвырнуло вместе с Гором к стене.

— Валгири! — закричал Алан, с широко распахнутыми глазами следя за глубокими трещинами, ползущими по стенам и полу.

Окна за секунду покрылись изморозью, и поднялся такой ветер, что всю мебель просто смело. Замок затрясло настолько сильно, что вопли слуг и домочадцев дошли даже до Волчьего Двора. Люстра раскололась и с противным скрежетом рухнула на пол. Ее хрустальные осколки закружили в воздухе и разлетелись во все стороны. Они чудом лишь не задели влетевших в кабинет испуганных Уолтера и Эдварда. Парни только успели сделать шаг в комнату, как их подняло в воздух и, закрутив, прибило к потолку.

Огромная уничтожающая темная сила давила грудную клетку, она ядом разливалась в воздухе и заставляла задыхаться. Дикая, животная ненависть захлестнула с новой силой. Она алой пеленой застилала глаза и туманом окутала разум, вытаскивая на свет воспоминания, каленым железом въевшиеся под кожу. Туда, где так надрывно выл его зверь. Так же сильно и безумно, как в то проклятое утро. На мгновение Кайрен даже задохнулся от того крика, который снова пронзил разум. Такой же больной, безнадежный и режущий заживо, преследующий его ночами. Как и безразличные, холодные лица тех, кто стоял в стороне и наблюдал за тем, как превращаются в пепел тонкие, нежные, белые перья на истерзанных крыльях. Он никогда не забудет лица тех, кто был там. Он достанет каждого из них и заставит жрать собственные кишки. И начнет он с этой выблюдочной твари, которая должна была сдохнуть еще тысячу лет назад.

«Ладно, ОК! Теперь я впечатлился!» — широко распахнув глаза, нервно думал Алан и, отскочив от воспламенившегося стола вместе со стулом, попятился назад.

Но резко развернувшись, он наткнулся на рычащего, словно зверь, альфу. Тот не слышал голосов своих племянников и не обращал внимание на скулящих Маркуса и Гора. Он даже не видел их, уставившись в снимок, стиснутый в когтистых руках. Сейчас альфа балансировал где-то между человеческой и звериной сутью. Настолько взбешенный, что, казалось, еще минута, и загривок вздыбиться. Черты лица, изуродовавшись, заострились, как у животного, и огромные клыки уже вылезли наружу. Желтые глаза, блестящие, словно расплавленное золото, медленно наливались кроваво-алым. Затуманенные и полные такой ненависти, что Алану казалось, будто он всей своей кожей чувствует ее волны. Огромное полубезумное животное, которое в данную минуту могло сорваться из-за любого неосторожного звука или движения.

А замок вокруг продолжал ходить ходуном. Стонать и на глазах покрываться гнилью. Она мерзким запахом ударила в нос, заставив закашляться. Ползя по стенам и, как живой паразит, моментально покрывая все на своем пути. Заставляя отступать назад и лихорадочно искать выход из ловушки, в которую загнал припадочный оборотень. Алан изумленно выругался и, еле держась на ногах на шатающемся и кое-где обвалившемся полу, направился к эпицентру всей этой катастрофы. По дороге еле успев увернуться от объятий полетевшего в него кресла и чуть не приложившись виском к книжным полкам, он, наконец, оказался прямо перед взбешенным мужчиной. Он еле удержался от того, чтобы испуганно не шарахнуться в сторону, и, сам не ожидая от себя такой наглости (наглость, по-видимому, тоже от себя такого не ожидала), схватил искаженное и изуродованное лицо Кайрена в свои ладони. Силой заставив оторваться от снимка и рявкнув, перекричав оглушительный грохот царящий вокруг:

— Посмотри на меня!

В ответ альфа только злей оскалился, и Алана чуть не сбила с ног новая волна силы. Но блондин устоял и, сжав подбородок мужчины, с большим усилием поднял к себе. Смахнув с его рук снимок, он сузил глаза и властно процедил:

— Посмотри на меня!

Затуманенные желто-красные глаза вперились в серо-голубые, а через секунду на плечах появился такой когтистый захват крепких рук, что оставил на рукавах синей кофты дырки когтей и капельки крови. Блондин поморщился от боли и, рассеянно подумав о том, что ему гарантированы радужные татушки эксклюзивно от истеричного волка, тихо произнес:

— Кайрен, будь хорошим волчарой и давай успокойся. Дыши глубже, считай разноцветных пони или думай о белых кроликах. Знаешь, они такие пушистые, мягкие, нервные и ушастые. А хочешь, можно о котиках подумать. Тоже очень расслабляет. Маленькие, рыженькие, антистрессовые меховые комочки. Пищат, как сигнализация отцовского джипа, и ссут куда попало. Откровенно говоря, иногда доводят до разбирательств с организацией по правам животных. Хочешь, я тебе притащу целое ведро этой радости? Будешь покусан, облизан и замяукан до потери сознания. Только прекрати херачить замок. С такими темпами тебя ни один бюджет не выдержит.

Что там городил Алан, сам он даже не знал, но, как ни странно, это помогло. Постепенно хватка на его предплечьях ослабла, а в золотистых глазах напротив появилась осмысленность. Алый туман спал окончательно, а вместе с этим начал успокаиваться замок. Черноволосый мужчина прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Зверь внутри продолжал глухо порыкивать, но с каждой еле уловимой лаской теплых рук его голос становился тише. Словно тонкие пальцы незаметно гладили не шершавую кожу, а зарывались в теплый мех. Кайрен даже не заметил, как потянулся за мимолетной лаской. Напряженные и гудящие от желания обернуться мышцы расслабились, и он таки смог уловить тихо шепчущий откровенную ахинею голос.

Алан притих так же, как и все, кто был в эту минуту в комнате. Валгири открыл глаза и, вперившись напряженным, совершенно волчьим взглядом в бледное лицо Салливана, медленно отстранился от его рук. В то время, как сам так и не убрал собственные руки с чужих предплечий.

— Я терпеть не могу кошек, — хрипло произнес Кайрен, — кроликов я предпочитаю под винным соусом, желательно с кровью. А мой бюджет может позволить мне расхерачить Букингемский Дворец и построить на его месте французский бордель.

— Кай! — возмущенный голос слышавшей все это Дианы был проигнорирован.

— Если ты думаешь, что я возьмусь за это дело, то тебя ждет облом, — невозмутимо ответил Алан.

— Кто сказал, что я вообще возьму тебя, — оскалился альфа.

— Будто я предложу себя, — тем же тоном ответил Алан.

Кайрен только хмыкнул и повернул голову в сторону брата и Гора. Кивнув брату и получив в ответ смесь удивления с облегчением, он обратился к Гору:

— Отзови наших шпионов, — мрачно произнес альфа, — они только все испортят.

— Мы ничего не будем предпринимать? — удивленно спросил Гор и потер ноющий затылок.

— Еще как будем, — криво усмехнулся златоглазый мужчина, — но только по-другому будем действовать, иначе с этими тварями нельзя.

— Ты знаешь, кто были те люди? — раздался неожиданный голос с потолка.

После чего на пол свалились два тела, и последовало двойное ругательство. Кайрен даже бровью не повел. Парни встали на ноги и, отряхнувшись, выжидательно уставились на своего дядю. А тот перевел взгляд на брата и мрачно произнес:

— Мечники вернулись.

Маркус побледнел и прислонился спиной к стене.

— Мы объявляем войну? — сверкая алыми глазами, жестко спросила появившаяся на пороге Диана, и клыки ее удлинились.

— Нет, — пророкотал Кайрен, — мы объявляем охоту.

— Мы с вами, — переведя напряженный взгляд с родителей на дядю, вмешался Эдвард.

— Нет, — отрезал Кайрен, — вас все это не касается.

— Но дядя! — возмущенно воскликнул Уолтер.

— Ваше дело — стая и защита ваших пар, — рыкнул Кайрен и сверкнул золотом глаз, — а ты, Уолтер, лучше займись собственной парой. Сколько ты еще собираешься хвостом вертеть?!

Побледневший от гнева Уолтер отвел взгляд. Он понимал, что дядя прав и что с Джи-Джи надо что-то решать, но признаться в этом он не собирался. Бессильно заскрипев зубами, он опустил голову под осаждающее рычание дяди.

— Он любит тебя, Уоли, — тихо и успокаивающе произнес Алан и ухмыльнулся, когда молодой волк с надеждой посмотрел на него, — Джулзи может и попсихует в начале, но он примет тебя любым. Давненько я у него не видел такой дебильной лыбы, когда он смотрит на тебя.

— Алан… — робко позвал Уоли.

— Мотай уже, Ромео, — фыркнул дизайнер и кивнул обоим братьям на дверь.

После их ухода покинул кабинет Гор, а за ним и Маркус с Дианой, бросив напоследок нечитаемые взгляды на Кайрена и Алана.

— Видимо, мне не судьба закончить этот замок в этом году, — хмыкнул блондин и перевел взгляд с ушедших на молчаливого оборотня.

— Отчего же? — произнес Кайрен и только сейчас понял, что все еще держит дизайнера.

Убрав руки и отведя взгляд от внимательных серо-голубых глаз, альфа направился к двери.

— Я сказал, что ты закончишь к зиме, и никто больше тебе не помешает. Значит, так оно и будет, — добавил он.

— Да неужели, — возмущенно произнес Алан и наклонился, чтобы собрать разлетевшиеся на полу бумаги, — сожженная церковь, рухнувшие из-за идиота прораба два коттеджа, твой кабинет, и это я еще не видел остальные комнаты после твоего бурного проявления безудержных чувств.

— Больше ничего экстремального не предвидится, — хмыкнул альфа, — и ты все успеешь, если перестанешь совать свой длинный нос туда, куда не стоит. Джулиан и так будет в безопасности.

— Мой нос находится там, где ему удобно и интересно. И сую я его туда, куда хочу, — сухо произнес Алан и выпрямился.

Стоило ему это сделать, как он сразу же оказался на прицеле хищных желтых глаз. Увязнув, как в болоте из жидкого золота. Он напряженно замер, как никогда прежде, остро ощущая себя оцениваемой добычей, за которой пристально следит дикий зверь. Которым Кайрен, по сути, и являлся. Огромным зубастым зверем… С шершавой от многочисленных шрамов горячей кожей. Мутным со сна взглядом и трогательным следом от подушки на щеке. Алан все помнил. И теплое дыхание на своих губах, и мягкость полуседых волос под пальцами. Один взгляд на которые, и перед глазами мелькал гладкий блестящий волчий мех. Он даже сейчас чувствовал крепкие руки, обвившиеся вокруг талии и так по-собственнически прижимающих к твердой рельефной груди. Последняя мысль оказалась хуже моральной пощечины по его стопроцентной гетеросексуальности. Да такой сильной, что разом замолчали все тараканы в голове. Алан дернулся, как от удара, и быстро моргнул. Золотой взгляд дрогнул в ответ и снова исчез.

Валгири резко развернулся и с чересчур прямой спиной вышел из кабинета. Печатая шаг и дыша сквозь сжатые зубы. Если бы в эту минуту он обернулся, то увидел бы оседающего на пол Алана с совершенно ошеломленным и заалевшим лицом. Вместо этого он старался быстрей уйти оттуда и не вспоминать жаркую волну человеческих эмоций. Сжав кулаки и пытаясь успокоить ярость на собственного зверя, который бился в груди и с упрямством осла пытался вернуть его назад. Словно он видел то, чего человеческая его сторона упорно не хотела замечать. Но в данную минуту Кайрен был настолько зол, что просто заткнул и отшвырнул рычащее чудовище. Человек его не интересовал.

Ты совсем позабыл…

Уверен, с нами всё будет в порядке,

Просто открой другую дверь.

Я хочу такой дом, какой был у них.

Мы боремся до слёз,

Они наебали на наше состояние души,

Не делай передышки, ведь я измучен.

Добро пожаловать в шторм,

До самого рождения мы младенцы,

Но уже с первого вдоха становимся взрослыми.

Наша невиновность инсценирована,

Присяжным просто заплатили.

Я бы запер его, но он не стоит кражи.

Когда наркотики начинают петь эту песню,

У малышей пачкается лучшее платье,

Надеюсь, ты уделишь минутку,

Надеюсь, ты захочешь взять меня

В эту долгую поездку

В эту длинную ночь.

Мне сказали, с нами всё будет в порядке,

Вместе мы вырастем.

Так поцелуй меня до отхода последнего поезда.

Затем останься со мной,

Мы будем падать, пока не станем свободными…

No — «The Long Haul»

Кризис миновал, сверхдержавы свернули свои ядерные программы, Армагеддон передумал падать на головы смертных, и даже воды морские притихли, боясь как-то не так зашуметь под ветрами. Словом, мир застыл, ибо великий ум будущей миссис Валгири, обуреваемый страстями еще более страстных тараканов, корпел над очень важным, можно даже сказать глобальным, вопросом. Решение которого включало в себя смертельный риск и несколько запасных планов. Осталось только найти благородных смертников, которые добровольно (или не очень) согласились бы помочь в реализации данной задачи.

А сама жертва рыжего фюрера сидела себе в своем кабинете и полностью ушла в свои дела. Совершенно не подозревая, что в данную минуту несколькими этажами ниже, в теплой и пропахшей специями кухне, забаррикадировались и вели тайный военный совет самые отчаянные герои Шотландии (многие подозревали, что если дело выгорит, медаль за отвагу в данном щекотливом деле они получат посмертно). До момента «Х» осталось ровно двадцать четыре часа…

Отчеты за отчетами, карты, схемы зданий, списки персонала, города, страны, миллионы маршрутов, собственная слежка за выздоровевшим и приступившим к новым исследованиям Амикусом. Секретная работа ватиканских спецслужб, возвращение Мечников. Все это свалилось на голову и окончательно оккупировало мозг. Сутки напролет слежка за ЦРУ. Валентин, который залег на дно и опять воззвал к Мечникам. Только Владыка не знал, что орден ведет очень тесную дружбу с главой католической церкви. А вот Кайрена эта дружба очень интересовала, и, кажется, он уже знал, к чему все идет. Догадывался и Волчий Совет и, потому, плюнув на все, активно готовился. Попутно еще активнее подлизываясь к нему. Только плевал он на этих псов. Сейчас его занимала одна единственная личность — Ридэус Вонаби. Смотрящий сейчас на него с глянцевой поверхности снимка.

Высокий стройный мужчина с короткими волосами черного цвета и глазами, скрытыми за стильными прямоугольными темными очками. С высокими скулами и тонкими губами, сжатыми в полоску. Вполне привлекательный мужчина, который должен был вскоре обзавестись вскрытой глоткой. Он знал об этом вампире все. Начиная с его первых дней служения ордену и заканчивая моментом, когда тот, наконец, воплотил свою мечту и стал его главой несколько сотен лет назад. Жаль только, что до прежнего магистра Кайрен так и не успел дотянуть когти. Но Ридэуса и его выродков он отпускать не собирался. И значит, нужно было действовать максимально осторожно, чтобы после стольких лет поисков орден не успел уйти от него.

Губы искривила злая усмешка, и когти прошлись по крышке стола, оставив после себя грубые царапины и заставив утихшую внутри силу снова поднять голову. Зверь внутри безумно оскалился и затопил все внутри холодом. Он белой изморозью сорвался с кончиков пальцев и, моментально покрыв весь стол, сорвался к полу и стенам. Ледяным ветерком прошел по комнате и устремился к дребезжащим от силы стеклам. Только вместо них он налетел на то, чего по всем законам не должно было быть здесь.

Громкий, окрашенный теплом смех. Он раздался прямо под окнами и, словно невидимая стена, выросла на его пути. Альфа знал этот голос слишком хорошо. Каждую его интонацию. Он слышал его каждый день, но каждый раз этот голос заставлял его зверя вздрогнуть и, навострив уши, жадно вслушиваться в него.

Альфа даже не заметил того, как встал с места и начал бесшумно подкрадываться к высокому окну. Словно человек мог услышать его. Глупо и совершенно по-детски, но казалось, что одно неверное движение и добыча уйдет из-под его носа. Опять скроет за крепким замком все эмоции и спрячет свое сердце. Но блондин ничего не знал и продолжал, смеясь, рассказывать очередную шутку молоденьким служанкам. Помогая собственным рабочим разгружать из фургона ящики с красками.

Опять в своем измазанном в замазке и меле комбинезоне, с подвернутыми до локтей рукавами и красной банданой на голове. Со смешинками в блестящих глазах и кривой хулиганской улыбкой на губах. И совершенно не обращающий внимания на водителя фургона, сверкающего взглядом на его задницу! О, таких облизывающих дизайнера взглядом мужчин и женщин было много. Начиная с его собственного клана и заканчивая чужаками. Вчера был уже двадцать четвертый раз, когда он отказал волку из соседнего молодого клана в ухаживании за Аланом. В гребанный двадцать четвертый раз! Мальчишка даже не был из его клана, об этом знали, и все равно никто не посмел подойти к человеку, не получив его позволения (никто не хотел лишиться позвоночника). А он отказал в очередной раз… С трудом сдержав себя, чтобы не переломать все кости ничего не понимающего мальчишки. Алан ничего не знал, и ему вообще не стоило об этом даже задумываться. Потому что конкретно этот человек не имел права покидать Блодхарт. Когда Кайрен понял это, то перед глазами почему-то насмешливо блеснул край Бездны. Только бы понять, насколько глубока она будет на этот раз.

— Мелкий провокатор, — проворчал альфа и, резко махнув когтистой рукой, с наслаждением вслушался в совершенно не по-мужски громкий визг.

Пока остальные рабочие, раскрыв рты, смотрели на орущего и бегущего вокруг машины мужика с горящей спиной, Алан обвел осторожным взглядом все вокруг и неслышно произнес:

— Не получишь моего фирменного кофе.

Ему не нужно было видеть альфу, чтобы догадаться о наглом оскале и вздернутой брови…

А тем временем, в главном штабе замка активно шла разработка плана действий и доработки деталей. Одна такая деталь занозой засела в выдающихся умах человечества. А именно, кто будет отвлекать Кайрена Валгири, пока остальные будут вести подготовку к его дню рождения. Миссия была невыполнимее, чем у Тома Круза, и срочно требовался отчаянный герой. Но пока на должность бутона нации не находилось ни одного кандидата.

— Гор, милый, ну может быть, ты его на день-другой увезешь в Лондон по делам? — с надеждой в глазах попросила Диана поперхнувшегося соком оборотня.

— Мадам, я слишком молод, чтобы мне отрывали руки и ноги, — откашлявшись, нервно произнес мужчина, — Он догадается.

— А… — обернувшись к мужу, вампирша так и умолкла.

— Он сразу почует ложь, —отрезал тот и потянулся к вазочке с клубничным вареньем, и его даже не остановили гневно сверкающие глазищи повара.

— Но у нас ничего не получится, если он не уйдет из дома хоть на несколько часов! — заныла расстроенная Эрика, — ну, мальчики, ну, миленькие! Сделайте хоть что-нибудь!

— Эри, ну мы никогда не праздновали его день рождения, — поцеловав плечо невесты, произнес Эдвард и усадил ее к себе на колени, — он даже не помнит об этом дне. Зачем вообще что-то делать?

— Да, дяде не нравится все такое в этом духе, — обведя воздух рукой, кивнул Уоли.

— Он не праздновал, потому что его здесь вообще не было к этому времени! — возмущенно ответила девушка, — а сейчас он тут, и это праздник! Нельзя забывать праздники!

— Ладно, хорошо, — потер переносицу Маркус, — и что ты предлагаешь? Кто, по-твоему, сможет ему весь день зубы заговаривать и не проколоться при этом?

Молчавший до этого Джулиан обвел всех взглядом и, недолго думая, произнес единственное имя, которое на его взгляд могло решить любую проблему и договориться хоть с Богом, хоть с Дьяволом.

— Алан.

Многошерстная толпа замолчала и призадумалась. Кандидатура однозначно подходящая и незаменимая. Особенно, если учесть последние события. Вспоминая их, зависал не один мозг.

Флешбэк.

Зачем в тот день Кайрен искал своих племянников, не помнил уже никто. Просто, когда эти двое поганцев в очередной раз не отозвались на зов, альфа, зло рыча и обещая свернуть обоим шеи, отправился на их поиски. Замок откликнулся сразу же и направил в сторону кухни. Уже после очередного коридора он услышал зажигательную музыку и громкий смех. Недобро прищурившись, альфа ускорил шаги.

А в это время в выше упомянутом помещении молодежь вместе со слугами и фальшиво подпевающим поваром занимались готовкой черничных пирогов, что закономерно, превратилось в беспощадный батл. Яйца свистели над головой, дымовая завеса из муки закрыла обзор. Уоли и Эдди перевернули стол, вооружились уже готовыми пирогами и вместе с Эрикой отстреливались от слаженно действующих Джулиана с Аланом. Пока над полем брани разносился совершенно нецензурный мат повара, Гор тщательно запоминал особо понравившиеся обороты, прикрывал отца и, позабыв статус, запустил в парочку визжащих служанок по кремовой бомбочке. Садовник комментировал бой и вел счет, попутно уворачиваясь от снарядов, но последний из-за собственной экспрессии пропустил и чудом не свалился с кухонной тумбочки. Еще трое слуг делали активные ставки, и, судя по всему, выигрывала триада во главе с воинственным поваром. Пока не открылась дверь, явив на свет ошарашенное лицо главы семейства. Именно степень его офигивания и оказалась причиной того, что он вовремя не успел уйти от летящего в него пирога.

В звенящей тишине, воцарившейся после громкого чпока, с которым лицо главы семьи встретилось с лицом пирога, тихое ойканье и изумленный выдох «Твою мать» были слишком громкими.

Флюиды бешенства, исходящие от мужчины были, настолько осязаемы, что парни всерьез задумались сделать подкоп и смотаться до того, как дядя доберется до них. Слуг размазало тонким слоем зефира по стенам. Гор утянул отца за шкаф, а повар, прижав к груди сковородку, приготовился защищаться до конца.

— Кто кинул это? — стерев ладонью с лица крем и черничный сок, слишком спокойно спросил Кайрен.

Ответом была священная тишина и подозрительно бесстрастный взгляд «совершенно левого чувака, вышедшего подышать свежим воздухом», Алана. Он даже бровью не повел, увидев озверевший взгляд желтых глаз.

— Я спрашиваю, кто кинул этот пирог? — дверь за альфой с противным скрипом захлопнулась.

Отрезав призрачный путь к свободе и напомнив о триллере, который сейчас здесь развернется.

— А мы тут… это… — чуть ли не шаркнув ножкой, выдал невинно смотрящий Алан с пятнами сока на лице и в измазанной одежде, — пирогами балуемся.

— Пирогами, значит? — нехорошо так оскалился альфа и медленно двинулся к нему, — балуемся, да?

— Валгири, — медленно отойдя назад и ища поддержу у кухонного стола, вставшего между ним и злым мужчиной, успокаивающе произнес Салливан, — ну, сам посуди. Это же ты виноват. Кто же заходит в комнату, предварительно не постучавшись? И вообще, это признак этикета. А мы и не ждали тебя, вот. Валгири, ты только не нервничай так. У тебя возраст, давление, сердце, в конце концов. А ты и так уже не молод. Хочешь, я тебе валерьяночки накапаю? Натси тебе ромашковый чай приготовит.

— Рррррромашковый чай, прохвост ты несчастный?! — рыкнул мужчина.

— Почему это сразу прохвост?! — возмущенно произнес Алан и вскрикнул, когда альфа перемахнул через стол и сгреб его за шкирку.

А в следующую минуту ему за шиворот вылили целый графин ледяного фруктового морса. Алан заорал, как резаный, и попытался вырваться, но хватка ослабла только после того, как весь графин опустел. Мокрый, злой и испачканный дизайнер со всей страстью врезал альфе под дых и гневно отскочил назад. Шипя и сверкая глазами, как взбешенный кот. А вот желтоглазый оборотень довольно скалился и подбрасывал в руке пустую посуду.

— Пиздец тебе, мопсик! — процедил сквозь зубы злющий Салливан и, схватив с тумбы скалку, ринулся в бой.

Задохнувшийся от услышанного, оборотень только и успел блокировать удар железным дуршлагом. Следующий удар не заставил себя ждать, а за ним и третий, четвертый вкупе с матом и летящими продуктами, которые только попадали под руку. Так что, уже через десять минут на кухне шла ожесточенная дуэль всех времен и народов мира. Притихший народ снова пришел в себя и теперь вовсю болел за двух впавших в детство мужчин. Служанки возобновили тотализатор, садовник еще более яростно закомментировал поединок.

Очередной удар, и Кайрен легко уходит от атаки. Слышится скрежет железного дуршлага, скрестившегося со скалкой, и двое мужчин наваливаются на свое оружие, ругаясь и обзывая друг друга последними словами. Подсечка, и Алан уходит от оружия противника, вместо этого успев дернуть шланг из мойки и включить на полную мощь прямо в лицо альфы. Тот громко матерится и, отскочив, пытается отплеваться.

— За родину, за мать, за честь и солидарность к живодерам! — отсалютовав скалкой, выдает тяжело дышащий Алан.

— Я тебе покажу солидарность к живодерам! — взрыкивает с трудом отплевавшийся мужчина и, засучив рукава, кидается за некультурно ржущим дизайнером.

Схватка длится недолго. Ровно до той минуты, когда оба они, тяжело дыша, не останавливаются прямо друг перед другом. И смотрят в глаза. Блестящие и довольные, шальные от веселья, и губы дрожат, желая расплыться в улыбке. Запахи становятся острей и бьют по легким, словно кувалдой. Но среди всей этой какофонии Кай слышит запах горячего и гудящего от удовольствия тела. Он смотрит в серо-голубые глаза и видит в них звезды. Не те, что преследуют в ночных кошмарах. Другие, яркие, живые. Они смотрят на него не со злобой или отвращением, а со странным огнем, проходящим по коже табуном мурашек. Его затопляет этот океан бурлящих эмоций, исходящих от человека. А в ушах набатом звучит стук чужого сердца. Все его инстинкты оголяются за доли секунды, и Алан понимает, что на него смотрит уже не просто человек.

Золото глаз тяжелеет, зрачки расширяются. Альфа тяжело дышит и в упор смотрит на него. Он до хруста сжимает в руке край тумбы. Из его груди вырывается тяжелый рокот, а язык проходит уже по медленно удлиняющимся клыкам. От этого жеста Алана встряхивает так, как никогда в жизни. Его кадык нервно дергается, когда он пытается проглотить, дьявол знает почему, скопившуюся во рту слюну. Он смотрит на теряющего контроль мужчину и вместо того, чтобы задуматься над тем, какого хрена это сейчас происходит, может только думать о том, что, кажется, с сегодняшнего дня у него фетиш на животное рычание. Потому что после еще одного такого у него попросту готовы подогнуться колени. А еще вся ситуация очень хреновая. Потому что сейчас на него смотрят именно тем взглядом, которым изголодавшийся человек провожает нежно зажаренного кролика под винным соусом. Именно поэтому голос Гора доходит до него не сразу и пробивается, словно через вату.

— Ал… Алан! — нервный голос Гора заставляет вздрогнуть, но не отвести взгляд от напряженного хищника напротив.

— Что? — хрипло произносит он и не может не заметить, как нервно дергается от его голоса Кайрен и еще сильней сжимает челюсти.

— Ты только не двигайся, — тихо шепчет молодой оборотень.

— Ага, счас, — нервно смеется Алан, — а останки мои ты потом сам передашь отцу. Ты извини, друг, но бифштексом становиться я не хочу.

Следующие слова Гора так и зависают в воздухе, потому что Алан срывается с места и, в два прыжка оказавшись у задней двери, выскакивает на улицу, а за ним чуть не снеся эту самую дверь вылетает Кайрен.

— Твою мать, — снова выдыхает бледный, как полотно, Гор и, переглянувшись с остальными, выбегает на улицу.

Произошедшее никак не укладывается в их головах. А в это время альфа настигает бегущего от него с воплями Салливана. Алан только успевает почувствовать рывок, и мир перед глазами летит кувырком. А над ухом раздается грозное рычание. Когти проходят по плечу и рвут футболку. Этого хватает, чтобы привести в чувство… Но в чувство ли? Что-то щелкает в мозгах, и все предохранители у блондина слетают. Он коротко бьет ребром ладони по шее мужчины и, извернувшись, оказывается лицом к лицу со стоящим на четвереньках и напряженно скалившимся альфой. Золотые глаза почти черны, и на их дне загораются алые огоньки. Алан смотрит на них и понимает, что теперь крышу сносит ему. Именно это может служить оправданием тому, что в следующую минуту совсем по-звериному скалится уже он. Скалится, смотря в горящие глаза, и рычит. Заставив замереть в шоке бегущих к ним. А те, раскрыв рты, смотрят на то, как двое мужчин сцепливаются и, рыча, катаются по земле, как два диких зверя. Кусаются, дергают друг друга за волосы и царапаются до крови.

И, расцепившись, смотрят друг на друга с горящими взглядами. Слизывают кровь с оцарапанных рук и, словно не утолившись, снова кидаются друг на друга. Пинаясь, огрызаясь и чуть ли не рвя одежду. Никто не смеет подойти к ним, потому что непонятно, что выкинут в следующую минуту эти психи. А они то ли дерутся, то ли по-звериному играют. Альфа до крови кусает плечо человека, но вместо скулежа или стона боли слышит еще более злой рык, и через минуту острые зубы впиваются в его шею. Они безжалостно прокусывают кожу, и в нос бьет запах собственной крови, перемешанной с кровью Алана. Блондин бьет по ребрам и, перекатившись, оказывается на бедрах скалящегося Кайрена. Тот запускает пальцы в грязные волосы блондина и, дернув за них, сбивает с себя дизайнера. Теперь нависает он, но ненадолго.

Вся эта возня продолжается до тех пор, пока Алан снова не оказывается сидящим в крепких объятиях альфы. Сжав коленями чужие бедра и чувствуя крепкое кольцо рук вокруг талии. Их лица настолько близки, что на губах чувствуется чужое теплое дыхание. Глаза лихорадочно блуждают по знакомым чертам, а мысли так стремительно путаются. Близко… это слишком близко для обоих. Каждый шрам, каждая черточка, морщинки, залегшие в уголках губ и на лбу. В его глазах все ярче разгорается алый огонь. И вместе с ним вокруг накаляется напряжение. Он чувствует, как гудит тело альфы. Он скалится и медленно проводит языком по длинным клыкам. Салливан смотрит, не в силах оторвать взгляд, и громко сглатывает. Он сжимает предплечья Кайрена и думает, что пора все это остановить. Его ладони скользят по крепким узлам мышц и словно гладят огромного зверя. Они проходят по напряженным плечам и, коснувшись шеи, осторожно ложатся на заострившиеся скулы. Мужчина под его руками вздрагивает и словно замирает.

— Кайрен, — тихо зовет Алан, — кончай изображать клинического. Эбота поблизости нет, и свободного ветеринара тоже. И вообще, ты — конченая свинья. Порвал мне эксклюзивную футболку, извалял в грязи и поцарапал. У меня, между прочим, из-за тебя спина болит и чешется все. Может, тебе это в норму, но я человек культурный. Мне в душ надо, а ты тут маньяка с обдолбанными прожекторами устраиваешь! Имей, в конце концов, совесть!

За спиной раздается чей-то испуганный писк, но дизайнер только отмахивается и напряженно смотрит в ненормальный огонь глаз. Огонь дрожит и тускнеет. Альфа медленно прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Один, два… Его ресницы еле заметно дрожат. Заостренные черты лица расслабляются так же, как и все тело. Вместе с этим уходит и тот холод, который дрожит на самых кончиках пальцев. И когда Кайрен снова открывает глаза, блондин видит свое отражение в теплом золоте.

— Я ее имею каждый день и в разных позах, — хрипло произносит Кайрен и, наконец, заставляет себя убрать руки с теплой крепкой спины.

— Фу, пошляк, — морщится дизайнер и слишком быстро вскакивает со своего места.

— Завидуешь или ревнуешь? — скалится альфа и поднимается следом.

— Только в твоих мечтах, — криво усмехается Салливан.

Они идут к замку, пихаясь и переругиваясь так, словно пара подростков, а не взрослых мужчин. Совершенно не обращая внимания на все еще зависший народ, который глядит им вслед, усиленно пытаясь понять, что, черт возьми, только что перед их глазами произошло.

Конец флешбэка.

Феномен этот никто так и не смог объяснить. А когда об этом узнал Маркус, то с крайне мрачным лицом отправился по душу брата. Результатом было невинное лицо главы семьи (в ходе изображения которого он сам пытался понять, какого фига на него нашло. Но лицо это святое, и его надо сохранить даже тогда, когда внутренне ведешь разбор полетов с собственным зверем, который, как последняя сволочь, скалит морду и довольно облизывается от содеянного) и весьма недоверчивый взгляд заместителя главы…

Что-то неуловимо меняется. Это витает в воздухе, ненавязчиво вертится на краю сознания и повисает на кончике языка. Знакомое слово, которое ходит по пятам этих двоих. Одно слово, которое давно уже потеряно именно для этого Валгири. Но оно незаметно цепляется за него и заставляет закрыть глаза на все те странности, которые начинают происходить с ним. Потому что волк внутри впервые за все эти века тих и спокоен. Он смотрит глазами своего человека и, словно привязанный, следует за насмешливым и теплым голосом. За блеском наглых глаз и кривой полуулыбкой чувственных губ. И вскоре Кайрен уже ловит себя на том, что его больше не напрягает белобрысый мальчишка. Тот ходит где-то рядом, продолжает острить и откровенно трепать ему нервы.

Но колкие слова все больше теряют злость и теперь заставляют кривиться от банального желания не засмеяться в голос. Колючий взгляд становится мягче и все чаще смотрит как-то по-другому, все дольше задерживается и становится задумчивым. А когда его ловят, то и смущенным. Альфа привыкает все больше и понимает, что да, это самый странный человек в его жизни и что таких, как этот, он не встретит больше никогда. Наверное, именно поэтому он проводит все больше времени с ним и порой забывает о существовании Валентина? Да, именно по этой причине. И вообще, кто сказал, что он забыл о Владыке вампиров?! Просто он настолько незначительное существо, что время на него можно тратить чуть меньше.

«Кажется, Салливан хотел посмотреть витражи из Лангедока», — рассеянно свернув новые файлы о Валентине на экране ноутбука, думает Кайрен и поднимается с места.

— Ну, и где этот паршивец? — ворчит мужчина и выходит из кабинета…

* * *

— Позволь уточнить, — совершенно с невозмутимым лицом произнес Алан и от греха подальше поставил стакан на кухонный стол, — ты хочешь, чтобы я на сутки увез Валгири из дома и тусовался с ним где-то, желательно на другом конце Шотландии. Я ничего не пропустил?

— В принципе, нет, — кивнула Эрика.

— С чего бы это? — подозрительно оглядев притихший народ в кухне, поинтересовался Алан, — Эри, если вы опять решили выкинуть какую-нибудь хуйню, как в прошлый раз, то я сам помогу Кайрену закопать ваши трупы.

— Да ничего криминального! — горячо возразила девушка и поправила выбившийся из хвоста рыжий локон.

— А поконкретнее? — сомнений в том, что это ничем хорошим не кончится, стало на порядок больше.

— Ну, Ал, — замялась девушка, — у него завтра день рождения. Ну, вот мы и хотим сделать ему сюрприз. Подумай, как это будет прикольно. Он ничего не знает и думает, что все мы забыли, а вы вернетесь, и мы все такие «БУМ! СЮРПРИИИИЗ!!!»

— Главное, чтобы от вашего «БУМ! СЮРПРИИИИЗ!!!» его кондратий не хватил, — проворчал растерянный Салливан.

День рождения? Ну, надо же. Не то, чтобы он не думал, что у Валгири нет дня рождения. Просто никогда не задумывался над этим. И, видимо, не только он. Потому что по глазам прислуги и домочадцев стало ясно, что за столько лет это будет в первый раз, когда они будут готовить праздник именно для своего альфы.

«У меня даже подарка нет», — рассеянно подумал Алан и потер шею.

А сразу за этой мыслью появилась еще одна. Двадцать четыре часа с самым занудистым, ворчливым, старым волчарой. Кое-чьим нервам было самое пора переселяться на Аляску. Жаль только, что этот «кое-кто» пока еще ничего не знал. Однако, судя по шкодливой ухмылке, появившейся на его лице, все крепко задумались о лояльности своего агента. На предупреждающие слова Маркуса Алан только невинно похлопал ресницами и, насвистывая очередную пошлятину, поплыл к выходу. Именно поплыл, провокационно виляя бедрами и, распахнув тяжелую дубовую дверь, заорал во всю мощь легких:

— Валгири, прекрати прятаться и неси свою шотландскую задницу вниз! Сегодня тебе будут трахать мозг самые опытные бюрократические задницы в мире!

— Ты думаешь, у него получится? — с сомнением спросила Диана, когда за дизайнером захлопнулась дверь.

— Не знаю, — задумчиво протянул Маркус, — в принципе, Алана просто невозможно поймать на лжи. Даже Кай не может почуять его обман.

— Главное, чтобы потом они друг друга не поубивали, — беспокойно пробормотал Эдди.

— Главное, чтобы дядя потом с нас шкуры не спустил, — нервно рассмеялся Уоли.

Поддержал его слова даже повар…

* * *

— Напомни-ка мне куда и, главное, какого черта мы едем? — совершенно равнодушным голосом спросил Кайрен, не отрывая, впрочем, взгляд от дороги.

— Никогда не думал, что оборотни страдают склерозом, — насмешливо произнес Алан и надавил на педаль газа.

Убийственный взгляд желтых глаз был преспокойно проигнорирован. Вместо леденящего ужаса на лице белокурого дизайнера играла пакостливая ухмылка, которая уж очень не нравилась Кайрену. С таким лицом не едут в городской филиал строительной фирмы подписывать какие-то документы, связанные с таможней и еще какой-то хренью. Это что же Салливан заказал, что понадобилась заверенность заказчика, реактивную систему залпового огня «Ураган»?! Если судить по взгляду, то что-то покруче.

Альфа нутром чуял, что-то здесь не так. Только вот поймать ложь никак не получалось. Салливан опять закрылся и выдавал настолько кристальную правду, что аж зубы сводило. Пожалуй, златоглазый волк больше всего ненавидел именно такие моменты.

— Да успокойся ты, — ворвался в мысли расслабленный голос блондина, — не съем я тебя. Мне тоже, знаешь ли, влом тащиться в город. Но эти поставки очень важны. Не каждый день тебе удается откопать, хрен знает где, две превосходно сохранившиеся китайские вазы династии Цин. Ручная работа восемнадцатого века! Ты даже представить себе не можешь, насколько это красиво!

— Отчего же, — хмыкнул альфа и перевел взгляд с блондина на темную ленту дороги.

— Только не говори мне, что ты был там и видел их мастеров своими глазами? — ошарашенно произнес Алан и перевел удивленный взгляд на ухмыляющегося альфу, — ты мне еще скажи, что у малютки Христа автограф успел стырить!

— В это время я был несколько занят в Китае.

— Они же были тогда закрытой территорией, — прищурился Алан.

— У всех правил есть исключения, — туманно произнес Кайрен, — и лучше смотри на дорогу, Салливан. Спасать твою тушку я больше не собираюсь.

— Больно надо, — фыркнул Алан и сосредоточился на дороге.

Эдинбург встретил их теплом и гомоном оживленных улиц. Закатным солнцем над крышами небоскребов и прохладным ветром осени. Черный ягуар бесшумно скользил мимо остальных машин и плавно сворачивал на перекрестках. Мимо площади Святого Андрея, вдоль Джордж-стрит. Богатые улицы плавно перешли в бизнес-кварталы города, и, миновав их, машина свернула в тихие районы. И с каждой минутой Кайрен все больше убеждался, что едут они далеко не в филиал «Амариллиса». И когда машина плавно остановилась перед входом парка аттракционов, мужчина с каменным лицом повернулся к затаившему дыхание дизайнеру.

— Ты прикалываешься? — пока еще спокойно произнес он…

Впоследствии альфа не раз за этот вечер раздраженно думал о том, почему не свернул шею белобрысому мальчишке и позволил затащить себя в это проклятое место. Хотя, если быть до конца честным, то об этом он задумался в ту минуту, когда Салливан совершенно без страха схватил его за руку и потащил к тиру. Стрелял Алан мастерски, даже из этой пародии на оружие. Только снисходительная ухмылка при впавшем в детство мальчишке медленно сползла с его лица, когда этот наглый шкет сунул ему в руки свой выигрыш.

Алан захотел его с той минуты, как увидел. Но, разумеется, не себе. Огромный плюшевый волк. С потрепанным серо-черным мехом и блестящими золотыми глазами. И весьма знакомой хмурой мордой. Игрушка буквально умоляла забрать ее себе. И так как блондин всегда был гуманным человеком, то ринулся спасать очаровательное создание. Десять выстрелов по всем мишеням, и снисходительная улыбочка стерлась с удивленного лица толстенького мужика. Тот ворчливо стащил с полки желанный трофей и протянул довольному, как стыривший сметану кот, американцу. А уже через минуту волк оказался впихнут в руки оборотня. О, этот бесценный кадр надо было увековечить на века. Двухметровый здоровенный детина с криминальным лицом и игрушка, зажатая в его руках. Причем, криминальное лицо из непонимающего стало совершенно растерянным. Открытым и в чем-то даже беззащитным. Салливан даже завис с глупой улыбкой, следя за тем, как треснула холодная маска отчужденности, и вместо нее появилось что-то новое.

Только минута славы слишком быстро иссякла, и альфа поднял на булькнувшего дизайнера полные бешенства глаза.

— Салливан! — на утробный рык обернулось пол парка, а кто-то даже испуганно вскрикнул.

Только все это мало интересовало Алана, со смехом удирающего от осыпающего его гневным матом альфы. Который за всю погоню так и не выпустил из рук злосчастную игрушку, собираясь ею прибить блондина. А тот только несся вперед, маневрируя между гуляющих парочек, и, перемахнув ограждение, вспрыгнул на движущуюся платформу карусели.

Кайрен даже не обратил внимания на окрик кассира и последовал за блондином. Тот шел между движущимися верх-вниз игрушечными лошадками и мурлыкал под нос мелодию самой карусели. Шальная улыбка не сходила с его губ. Его глаза блестели всякий раз, когда он оборачивался и ловил его взгляд. Ветер играл с полами его черного пальто и шевелил растрепавшиеся серебристо-белые волосы. И Кайрен, словно завороженный, шел за ним. Позабыв досаду и злость на дурацкую шутку. Всякий раз, раздраженно желая преодолеть расстояние, разделяющее его от этого мальчишки. А тот, словно издеваясь, все шел вперед. Чтобы встретить на очередном кругу. Улыбнуться и опять уйти. Только теперь развернувшись к нему лицом. Не отрывая своих колдовских глаз и улыбаясь так, словно ему были известны все тайны этого мира. Только спроси, и он тихо прошепчет тебе на ухо, чтобы в следующую минуту засмеяться в голос и исчезнуть.

Альфу тянет к этому человеку, и ему кажется, что это наваждение и вправду сейчас исчезнет. Но стоит его пальцам потянуться вперед, как их на полпути встречают другие. Они теплые, в отличие от его холодных. Их кожа чуть шершавая, но приятная настолько, что отпустить просто невозможно. Пальцы переплетаются с его собственными, и рука тянет вперед. Расстояние между ними не сокращается ни на сантиметр, но теперь это константа, которая держит их.

Наверное, со стороны они производят то еще зрелище. Двое взрослых мужчин за ручку кружащих по карусели, причем у одного седина в волосах и рожа настолько страшная, что грозит минимум икотой до конца жизни тому, кто увидит. И, в отличие от второго, одет почти по-армейски, в потрепанной черной куртке, а вдобавок еще сжимает другой рукой большого плюшевого волка. Красота писаная, ничего не скажешь! И как никто еще охрану парка не вызвал?

А карусель все движется, и Алан тихо шепчет, зная, что его услышит только тот, кому и предназначены его слова.

— Ты совсем забыл, как надо жить, старый волчара.

Он и в правду забыл, каково это — жить. Он помнит, как драться; помнит, как убивать; и знает, как умирать. Но он не помнит, как это — смеяться до рези в животе. Он не помнит ни тепла в груди, ни минут покоя. Он не помнит, но сегодня он снова учится распознавать все это. Сквозь гомон толпы и детских смех, сквозь миллион запахов, от которых хочется оскалиться. В хаосе чужих мыслей и чужих жизней его ведет это теплая рука, которая сжимает его ладонь. И он следует за этой темной спиной. Слыша в ушах знакомый стук сердца и мурлычащий голос.

Ночь накрывает землю постепенно. Она крадется сотней теней между далеких зданий и узких улочек. Тьма накрывает город неслышной походкой кошки и блестит миллионами звезд на горизонте. Она плавит далеко упавшее солнце и озаряется огнями старых фонарей и маленькими лампочками. Она дрожит вокруг пламени свеч у шатра гадалки и отражается в кривых зеркалах за спинами людей. Ночь приходит треском огня на кончиках жезлов ухмыляющегося факира. Окутывает своим теплом и заставляет стихнуть голос ветра до низкого шепота. Оседает сладким соком на нежных губах и ароматом сахарной ваты в воздухе.

Они гуляют по парку до самого его закрытия, и Алан затаскивает его почти на все аттракционы. Самое удивительное, что Кайрен молча следует за ним. Каждый раз, закатывая глаза и отпуская язвительные комментарии. После последнего ему бесцеремонно пихают в рот солидный кусок розовой, приторно сладкой дряни, которая, признаться, и вправду вкусная. Их чуть ли не выгоняют из дома с призраками после убийственных комментариев альфы и некультурного ржача Алана. После пяти кругов на американских горках кассир встречает их на площадке с благоговейным взглядом. А Салливан чуть ли не тянется ко всем ларькам. Напяливая на оборотня сомбреро и чуть ли не лишаясь пальцев из-за клацнувших в нескольких миллиметрах от них острых зубов.

Парк закрывается глубокой ночью, но сегодня блондин явно в ударе. Так что, через какие-то два часа они пьют горячий черный кофе, сидя на широких перилах Форт-Роуд-Бридж. Это отвратительная бурда в одноразовых стаканчиках, на которую кривит нос дизайнер и ворчливо замечает, что у него во сто раз лучше получается, чем у этих безруких, безголовых и откровенно живодерских бариста из Старбакса. Ночь проходит незаметно. Она растворяется в тихом голосе Алана и тех разговорах, что один за другим чередуют друг друга. Впервые она проходит вот так. В бессонной прогулке и рассказах. В острых подколках и ехидных шутках. Она превращается в балаган, когда блондин неожиданно поднимается на перилах во весь рост и, раскинув руки в стороны, принимается гулять. Декламируя во весь голос сонеты Шекспира и доводя Кайрена до нервного дерганья глаза. Когда тот, напряженный каждой мышцей тела, следует за глупым мальчишкой, готовый в любую минуту поймать идиота, если тот решит устроить экскурсию на дно залива Ферт-оф-Форт. Как ни удивительно, но вышеупомянутый идиот не падает, и они даже успевают встретить рассвет.

Алан теплее кутается в свое пальто и с умиротворенной полуулыбкой смотрит на розовые пернатые облака. Горизонт бледнеет все больше и вместе с тем приносит целую гамму цветов. От нежно голубого до багряного, как кровь. Ветер завывает между железных балок и крепких тросов. Он бьет прохладой воды по лицу и наполняет легкие свежестью нового дня. Салливан прикрывает глаза и просто молчит. Спине становится теплей, а ветер словно утихает. И ему совсем не надо оборачиваться, он и так знает, кто стоит за спиной, и чья эта сила лижет кончики его пальцев своим теплом. Альфа не дотрагивается до него, но он чувствует его взгляд на себе. Он скользит по спине, трогает волосы и пробирается теплом под воротник, заставляя щеки покрыться румянцем, а сердце пропустить удар. После чего оно срывается на такой судорожный бег, словно хочет вырваться из груди. И Алан совершенно не понимает, почему так. Он смущается, и это настолько несвойственно ему, что впервые доводит до нервной улыбки и заставляет упрямо не оборачиваться, потому что не знает, что будет сейчас, если он увидит горящий взгляд желтых, словно это солнце, глаз…

Они выезжают из города под утро. Не останавливаясь нигде и почти не разговаривая. Но молчание, царившее между ними, впервые не давит. Оно теплое, и, пожалуй, теперь Алан спокойно может смотреть на альфу. Тот все равно не будет отрывать взгляд от дороги, пока ведет машину. Так что, да, теперь молодому дизайнеру ничего не мешает. Он смотрит на золотые лучи, запутывающиеся в полуседых волосах. На крепкие плечи и сильные руки, сжимающие руль машины. Солнечные блики скользят по расслабленному лицу и теряются на дне глаз. Они очерчивают линию подбородка и, осторожно касаясь губ, поднимаются по многочисленным шрамам. Алан смотрит на них и думает, что это было чертовски больно. Он смотрит на них и стискивает пальцы. Потому что вряд ли Валгири будет в восторге, когда он погладит их…

Блодхарт встречает их, ну очень, подозрительной тишиной. Настолько, что Салливану кажется, что он погорячился, когда соглашался на отвод глаз альфы. Его передергивает от одной мысли, что во время их отсутствия эти чертовы интриганы все-таки начали массовый Апокалипсис. И напряженно застывший перед главными дверями Кайрен только сильней убеждает Алана в его мыслях.

А Кайрен замирает, слушая нервные и какие-то возбужденные шепоты. Он чувствует нервозность Маркуса и Дианы. Какое-то предвкушение Эрики и нетерпение племянников, которые в чем-то убеждают тихо истерящего Джулиана. Что уж говорить о слугах. Замок, словно замер в настороженности и чуть ли не в нервном писке. Это заставляет уже волноваться всерьез. Оборотень смотрит на высокие окна верхних этажей и, когда Алан равняется с ним, тихо спрашивает:

— Что происходит?

— А что? — так же настороженно спрашивает в ответ Салливан и дергает себя за локон.

Он тоже напряжен и так же хмуро смотрит на окна.

— Такое впечатление, что они там минимум полпланеты взорвали и потопили, а теперь очень не хотят показываться мне, — сузив глаза, отвечает мужчина и, услышав облегченный вздох блондина, хмыкает, — и? Что же произошло такого, что понадобилось вытаскивать из дома и целый день меня кругами водить? Ты же не думал, что я, как идиот, буду ходить за тобой хвостом и не догадаюсь, зачем это, м?

— Тогда почему пошел? — заинтересованно спросил блондин и двинулся вслед за идущим к дверям Кайрену.

— Не знаю, что происходит, но ты бы первым кастрировал их, если бы они взорвали замок.

После его слов от замка повеяло еще и возмущением, что заставило Валгири оскалиться и войти. Не теряя ни минуты, альфа взбежал по лестнице и направился в большую столовую, где, по ощущениям, собрались все обитатели замка. Он уже приготовился, с грохотом распахивая двери, для профилактики порычать на экстремалов, решивших играть на его нервах. Однако рык застрял в горле, когда прокричали «СЮРПРИИИИИЗ!!!» скалящиеся во все зубы родственники и жахнули золотым конфетти. Только многовековая выдержка и, пожалуй, полный охуй спасли семью от звериных инстинктов. И пока ничего не понимающий альфа открывал и закрывал рот, как кинутая на сушу рыба, на его шее повисла воркующая Эрика и, расцеловав, пожелала долгой жизни. В данных обстоятельствах это показалось издевательством. Подлетевшие после нее племянники напоминали щенков, пытающихся задобрить альфу. Маркус только закатывал глаза и примирительно смотрел на брата, в то время, как Диана с воплем: «Дайте главной даме тысячелетия потискать нашего обаяшку-именинника» во всем этом сумбуре успела ухватить его за волосы и с чувством поцеловать в щеку. Алан аж загляделся на это еще более потерянное лицо с четким отпечатком губ на лице.

— Что за… — механически держа в объятиях Эрику и Диану, просипел, наконец, «счастливый» именинник.

— С днем рождения, Валгири, — ухмыльнулся прислонившийся плечом к дверному косяку Алан.

Что думает…?

В твоем теле любовь, но ты не можешь держать ее внутри,

Она льется из твоих глаз и выплескивается из кожи.

Нежнейшее прикосновение оставляет самый темный из следов,

И самый ласковый поцелуй разбивает самое жестокое из сердец.

Самое жестокое из сердец

Самое жестокое из сердец

Самое жестокое из сердец

В твоем теле любовь, но ты не можешь выпустить ее наружу,

Она застряла в твоей голове, не хочет срываться с губ.

Липнет к языку и проявляется на лице

Так, что у самых сладких слов самый горький вкус…

Florence and the Machine — «Hardest of hearts»

Кайрен Валгири думает, что в последнее время он все больше чувствует себя человеком. Каким-то неправильным, покореженным и с атрофированными чувствами. Эмоциональный инвалид, как бы сказали современные мозгoправы. Увы, но в его время еще не существовало оных. Хотя они не были ему нужны ни тогда, ни, тем более, сейчас. От него по-прежнему пахнет бешенством и кровью. Но теперь он медленно оттаивает. Он учится жить, учится чувствовать. Семья за это готова повизгивать в экстазе. Кайрен думает, что в то утро ему все-таки надо было вышвырнуть из замка открывшего пинком дверь в столовую чумазого дизайнера. Только вместо этого он уже через какое-то время сам спасал этого мелкого засранца от чужаков.

Альфа знает, что в последнее время слишком много думает об Алане Салливане. Не думать о нем уже невозможно, потому что теперь почти каждый вечер они проводят в компании друг друга. Они играют в шахматы, и обычно Кайрен готов в конце прибить белобрысого гада за его нахальную ухмылку. Салливан единственный, кому удалось победить его. Но бывают и другие вечера. Когда Алан сворачивается клубком в его кресле и, укрывшись пледом, из-под ресниц наблюдает за его работой. Он молчит и дышит глубоко. Его сердце бьется ровно, и чувства лежат перед альфой, как десятки исписанных страниц. Кайрен читает их и сам не замечает, как начинает дышать в унисон с блондином. А еще есть ночи, когда Алан с головой уходит в чтение очередного древнего фолианта из старой библиотеки. Сидя на белоснежном мехе медведя, скрестив под собой ноги и еле шевеля губами. Его взгляд сосредоточен, а брови хмурятся. Огонь трещит в камине и сотнями языков золотит его кожу. Он играет бликами в его растрепанных волосах и блестит на влажных губах.

Эти ночи стоят перед глазами в ту минуту, когда он когтями вырывает горло очередного оборотня и облизывает окровавленную пасть. Он видит их, пока его волки разрывают в клочья все семейство Килириона. Теперь его соседи трижды подумают перед тем, как лезть к мальчишкам его клана и похищать их. А пока альфа этого клана лежит с разорванными сухожилиями возле его ног и, придавленный к полу силой желтоглазого оборотня, бессильно воет, пока на его глазах рвут на куски его сыновей.

Кайрен смотрит на это жалкое зрелище, а перед глазами стоит ОН. В белых шерстяных носках, потертых джинсах и в теплом сером свитере. Растянутая горловина которого, съехав в сторону, обнажает белую шею и крепкое плечо. Его волосы, растрепанные и распущенные, блестят в языках пламени. В стальных глазах сотнями нитей играет голубой шторм, а уста кривятся в уже хорошо знакомой хулиганской ухмылке. Образ в мыслях настолько реален, что он наяву чувствует запах человека.

Кайрен думает, что в его жизни было много ночей и будет еще не одна. Но теперь проводить их он будет в своем замке…

«Сказки», — подумал бы Алан лишь какой-то год назад, если бы ему рассказали об оборотнях.

Но ничего. Теперь он каждое утро завтракает в кругу вампиров и оборотней. Сам является любимчиком хозяйки местной кондитерской. Пьет днем кофе в ресторанчике очаровательных сестричек-полукровок, ведя философские беседы со святым отцом, который сам чистокровный вампир, и с милейшим доктором Эботом. Словом, на вопрос отца: «Сына, как там у вас дела?» — Алан всегда отвечает: «Шикарно!»

Если бы несколько месяцев назад его спросили о том, что он думает о самом старшем Валгири, то он поморщился бы и ответил, что это больной ублюдок с комплексом Бога. Сейчас же он думает, что Кайрен Валгири разный. Грубый, неотесанный, наглый, бесцеремонный, хам. А еще очень внимательный, умный, понимающий и преданный. Даже в своем человеческом обличии он больше напоминает зверя. Красивого до одури и скалящегося от боли в многочисленных ранах. Порой Салливану кажется, что он вот-вот увидит их. Безобразные, кровоточащие и по сей день. Их тень скрыта в колючем взгляде, резких грубых словах и холодности. Но теперь Алан учится видеть то, что сокрыто за всем этим. Оно порой пробивается наружу, как тот растерянный взгляд в парке, как блестящие глаза и взволнованное лицо, когда альфа обнаружил свой подарок на следующий день после той грандиозной попойки, которую устроила Эрика. Еще один бесценный кадр, который руки так и чесались запечатлеть. О, это стоило того.

Когда рано утром альфа зашел в свой кабинет и замер прямо в дверях, увидев большую продолговатую коробку, обернутую в подарочную блестящую бумагу, со смешным принтом черных большеглазых волчат и огромным бантом ядерно-розового цвета, Кайрен с первой же секунды догадался, чьих это рук дело. В замке был только один человек, который, не боясь огрести по шее, мог подсунуть ему ТАКОЕ. Под угрюмым и подозрительным взглядом, коробка осталась все так же безмолвна и неподвижна. Нехороших подозрений стало только больше и потому он не спешил открывать подарочек. Предпочтя обойти коробку, стоящую в середине комнаты по широкой дуге, и совсем по-волчьи наклонив голову на бок, настороженно потянуть носом. Пахло новым железом и почему-то порохом. Заинтересовавшись, желтоглазый мужчина осторожно потянул за ленту, словно боясь, что внутри окажется, как минимум, водородная бомба. Ему еще со вчерашнего дня успели надарить кучу подарков. Но этот он не спешил разворачивать. Словно предвкушая и не желая ничего испортить. Когда с бумагой было покончено, он снял крышку и от неожиданности даже сел прямо на пушистый ковер. Вот такого он совершенно не ждал от мальчишки. На бархатном дне коробки лежал разобранный новехонький Barrett Model M95. У Кайрена аж глаза заблестели от восторга.

— Одиннадцать килограммов чистого счастья, — хрипло пробормотал альфа и провел языком по клыкам.

Папка с договорами так и осталась лежать в стороне совершенно позабытой, пока мужчина один за другим вынимал металлические детали и с легкостью собирал свой подарок. Руки привычно и быстро проходились по холодной поверхности, механические щелчки ласкали слух. А уже через четыре минуты Валгири держал в руках полностью собранное оружие.

Именно таким, восхищенным и жадно рассматривающим чудо военной техники, застал его Алан. Бормочущего что-то непонятное, сидящего на полу со скрещенными ногами и проводящего пальцами по холодной стали.

— Как? — не оборачиваясь, спросил Кайрен.

Алан прикусил нижнюю губу и, улыбаясь одним уголком губ, зашел в кабинет. Он опустился рядом с альфой и, протянув ему кружку ароматного кофе, довольно произнес:

— Очешуенная крошка, неправда ли? Думаю, теперь мы дружно закроем больную для нас обоих тему внезапно потерявшейся винтовки.

— Салливан, — машинально приняв кружку, сухо произнес альфа, — я нервный, и у меня в руках оружие.

— Валерьяночки дать? — наклонившись к альфе, притворно обеспокоенно спросил Алан, а потом ухмыльнулся, — и эта цыпа не заряжена.

— Зато очень тяжелая, — сухо ответил мужчина, но уже полез обнюхивать сегодняшний кофейный эксперимент дизайнера.

— Твои манеры режут меня по живому, волчара, — закатил глаза Алан, — я ее не крал, винтовка чистая, и вообще это штучный заказ через одного старого знакомого, у которого тоже есть свой знакомый. В общем, бумаги на нее уже сделаны и лежат на самом дне.

— Но зачем? — удивленно глядя в серо-голубые глаза, хрипло спросил Кайрен.

— Ну, у тебя вчера был день рождение, — неловко тря шею, пробормотал блондин, — и как бы у меня не было подарка. Вот его доставили сегодня. И вообще признайся, Валгири, мой подарок получился невьебно охуенным.

— Ты сумасшедший, Салливан, — то ли возмущенно, то ли изумленно, произнес альфа.

— Сказал мужик с приступами бешенства и периодическим ПМС-ом в конце каждого месяца, — отсалютовав ему кружкой, ответил Алан…

Алану нравятся их тихие вечера, когда он лежит на животе перед горящим камином, укутанный в теплый клетчатый плед, и слушает рассказы желтоглазого оборотня. Комната тонет в мягкой тьме, а отблески огня пляшут на граненных хрустальных графинах, стоящих на столике. В комнате тихо, и слышен только тихий хрипловатый голос сидящего в кресле альфы. Сейчас он расслаблен и спокоен. Он одет совсем по-домашнему. В темные джинсы, ладно облегающие крепкие бедра и ноги, рукава черного свитера собраны до локтей. Его отросшие полуседые волосы собраны в хвост, и короткие пряди падают на глаза. Которые он не поднимает, увлеченный плетением ловца снов.

Алан знает, что это подарок для маленькой дочки одной из кухарок. Девочке снятся кошмары уже несколько дней, и она не может никак уснуть. Знает об этом и Кайрен. Он вообще много чего знает. О членах своей стаи, о прошлом, о настоящем. Он видел рассветы и закаты государств. Взлеты и падения величайших гениев. Он бродил по миру среди людей через года. У него есть ответы на все вопросы этого мира, и хранит он не меньше тайн.

А сейчас альфа серебром плетет новый узор и, вплетая с каждой металлической ниткой новый заговор, рассказывает ему легенду о любви Лунной Девы и Лесного Бога. Он рассказывает об их предках, об истории первых свободных волков с огненной кровью и той же безграничной любовью к своей вечной Лунной Матери. О тех,кто с рождения слышит голоса Небесных и идет по извилистой тропе, придуманной ими. В его руках алмазы блестят, словно сорванные с небес звезды. Они застывают на серебристой, мерцающей ровным лунным блеском сетке и словно шепчут ему колыбельные. Алан почти слышит эти насмешливые голоса старых волчьих богов. Они сливаются в один, становятся громче и уже завывают, словно дикие ветра с северных гор. Они похожи на ледяную пургу, где замерзает даже сердце. Он стоит в самом центре бури и видит неясные силуэты людей, эпох, войн. Он теряется в них ровно до тех пор, пока не слышит хорошо знакомый хриплый голос. Алан жадно вслушивается в него и идет по волчьим следам. Они блестят в холодном снегу и ведут его сквозь рокот бури. И с каждым новым шагом холод отпускает его. Он теряется, оставив вместо себя неожиданное тепло, которое окутывает все его тело. Оно превращается в крепкие объятия и теплое дыхание у самого виска. Желтые глаза мерцают во тьме, и голос тихо шепчет что-то, чего он не может разобрать. Но даже несмотря на это Алан знает, что пока его держат эти руки, с ним ничего не случится.

Блондин засыпает только после дотошных расспросов, и Кай уверен, что если бы не заснул, то до самого утра требовал бы все новых рассказов. Оборотень смотрит на мирно посапывающего человека и, отложив в сторону законченную игрушку, осторожно поднимается с места. Для него мальчишка весит почти как пушинка, и оттого легко поднять его на руки и, прижав к груди, унести в спальню. Даже спящим тот не желает вести себя спокойно. Он бормочет во сне и, задрожав всем телом, вжимается лицом в теплую шею, заставляя Кайрена вздрогнуть от неожиданности. Волк слишком громко сглатывает и, прикрыв на мгновение глаза, заставляет себя расслабить челюсти. Он чувствует холодные нежные губы и щекот длинных ресниц. Теплое дыхание скользит по коже, и от этого целые стада мурашек по спине. Но даже это должно прекратиться, потому что дверь в спальню дизайнера открывается с полушепота.

Кайрен опускает Алана на постель и, укрыв одеялом, бесшумно уходит. Закрыв дверь, он еще несколько минут стоит, прислонившись к ней лбом. Перед глазами красивое молодое лицо с хулиганской ухмылкой и с хитринкой блестящие глаза. А пальцы бессильно сжимаются в кулаки, потому что они помнят тепло крепкого, живого тела.

Кайрен думает, что жить снова — это больно…

Стоя посреди холла и смотря на спускающегося по мраморной лестнице что-то ворчавшего Кайрена Валгири, Алан рассеянно думает, что он только что проиграл двадцатку жене повара. Потому что в деловом костюме темно-синего цвета от Хьюго Босса альфа выглядит очень горячо. Настолько, что впору звонить в службу спасения. Вон как горничные по углам слюнями полы пытаются отмыть.

Сам же Алан отводит на миг взгляд и, раздражаясь на собственную реакцию, делает глоток кофе из своей кружки. Валгири не улетучивается, а подходит настолько близко, что блондин чувствует запах дорогого одеколона. Кайрен раздраженно мнет в руках шелковый галстук и трет шею. Он гладко выбрит, и темные волосы с проседью собраны в аккуратный хвост. Несколько пуговиц белой рубашки расстегнуты и обнажают крепкую шею. Дизайнер чуть не обжигает язык.

— Да неужели? — рассмотрев мужчину с ног до головы, прищурившись, произносит Салливан, — неужто я дожил до этого дня, и ты надел костюм?

— Я могу это исправить, — закатив глаза, ворчит Кайрен и, поморщившись, добавляет, — деловая встреча с бизнес-партнерами в Глазго.

Полный ненависти взгляд, кинутый на галстук, заставляет даже Алана пожалеть бедный аксессуар. Он точно так же, как и мужчина перед этим, закатывает глаза и, встав прямо перед замеревшим от удивления оборотнем, невозмутимо отбирает у него мягкую ткань и вручает вместо этого свою кружку со смешным принтом жирафа. Он ловко застегивает пуговицы и, накинув на шею аксессуар, начинает завязывать его. Его пальцы орудуют ловко и быстро.

— И почему не попросил Диану? — хмыкает блондин и, впрочем, не спешит поднимать глаза, потому что чувствует, как за ним наблюдает пара внимательных желтых глаз.

А пальцы, нечаянно коснувшись груди, обтянутой белой тканью, почему-то дрожат, и это очень плохо.

— Эта фурия придушила бы меня этой чертовой удавкой, — не отрывая глаз от белой склоненной макушки, произносит Кайрен и чувствует, как от запаха и тепла мальчишки во рту резко пересыхает, и руки зудят от желания прикоснуться к мягкой коже.

Альфа отводит взгляд и, бормоча о всемирном заговоре галстуков, принюхивается к кружке в своих руках. Алан хихикает, услышав его слова, но заметив, как оборотень тянется к его кружке, возмущенно рявкает.

— Эй! Не смей тянуть свои похотливые губенки к моему девственному жирафику!

После этих слов сразу случается несколько вещей. Со стремянки прямо на попу падает «усердно вытирающая пыль» молоденькая горничная. Слышится (ВПЕРВЫЕ!) шокированный мат Эдварда, после чего двери с грохотом распахиваются, явив одинаково удивленным Алану и Кайрену подавившегося соком и кашляющего Гора и влетевшего Маркуса с бледным, злым взглядом.

— Ээ? — моргнув, удивленно произносит Алан.

— Марк? — вздернув бровь, недоуменно спрашивает Кай.

А Маркус переводит взгляд с дизайнера на брата и, наконец, заметив кружку в руках брата с жирафиком, хватается за сердце. В данную минуту вице-представитель клана думает, что эти двое станут причиной его инфаркта. Причем оба его будущие убийцы игнорируют его! Кайрен делает еще один глоток и наглейшим образом не отводит насмешливых глаз от злющего Алана.

— Почему ты каждый раз воруешь мой кофе?! — возмущенно произносит он.

— Этот вкуснее, — невозмутимо отвечает альфа и, вернув кружку потерявшему от негодования дар речи Алану, направляется к дверям.

— Вкусный, видите ли, — язвительно передразнивает Алан и сварливо добавляет, — вот возьму и в следующий раз вместо сахара цианид тебе подсыплю. Расхититель чужих кружек!

Цианида в кофе никто не подсыпает. А на следующее утро, зайдя в кабинет, Кайрен видит дымящуюся кружку. По комнате плывет умопомрачительный запах корицы, молока и еще чего-то до жути знакомого.

Через день после этого Джереми думает, что явно переборщил с фирменной настойкой миссис Мардж. Ибо он ни в коем случае не видел, как его альфа ранним утром карабкался по внешней стене замка, целенаправленно двигаясь в сторону балкона одного блондина с коробкой сладостей в зубах. Да, с настойкой он точно переборщил.

Однако даже с размахом миссис Мардж весь Волчий Двор не мог тьютьюхнуться мозгом настолько, чтобы увиденное и услышанное казалось пьяным глюком. И потом, ТАКОЕ забыть уж точно никто бы не смог. А началось все с того, что в городок они в очередной раз спустились вместе.

Церковь уже почти закончили, и Алан ехал проконтролировать скорую сдачу работы. Кайрену же было интересно, и да, Салливан потащил его силой(!). Так что, очередной отчет от Гора по поводу Мечников Кай просматривал на ходу. И совершенно не удивительно, что, после того, как белобрысый дьявол морально всухую поимел идиотов, разбивших один из драгоценных (тех самых из Лангедока) витражей, ближайшей целью стала пекарня. Валгири шел за возмущенно вещающим Аланом на полном автомате. Краем уха подметив дверной колокольчик и зайдя в теплое, пахнущее ароматной выпечкой помещение, желтоглазый мужчина прислонился бедром к деревянной лавке. На периферии слышались голоса посетителей и сюсюканье миссис Макмиллан. Пока неожиданно веселый смех и разговоры не перекрыл протяжный, совершенно блядский стон. Кай дернулся и физически почувствовал, как у него глаза увеличиваются от удивления. Ушам не показалось, и стон повторился, превратившись в мелкие и глубокие постанывания. Левый глаз задергался в такт им. Терпеть такое издевательство над собой мозг не мог, потому и отдал управление телу. Оно как раз знало, как отреагировать. Кожа покрылась мурашками и дрожью прошла по всему позвоночнику. Чем это могло закончиться, альфа знал очень хорошо и потому, не оборачиваясь, зло произнес:

— Салливан, ты стонешь так, словно тебя разложили и имеют на этой чертовой лавке, как минимум, трое!

Тишину, воцарившуюся после этих слов, смело можно было назвать откровенно охреневшей. Мало того, что возмущенно сопел кое-кто, остальные, судя по ощущениям, смотрели на него, выпучив глаза и раскрыв рты. Ради этого зрелища Кайрен даже оставил бумаги и обернулся. А в следующую минуту его плечи странно затряслись, а лицо превратилось в какую-то зверскую гримасу, от которой шарахнулись несколько очень впечатлительных особ. Причиной же состояния альфы стало возмущенное лицо Алана. И так, как до этого он уплетал пирожное за обе щеки, сейчас он со своими полными и красными от смущения щеками был ужасно похож на надувшегося хомяка.

Еще одна секунда, и Кайрен, не выдержав, развернулся своей дрожащей спиной и уткнулся лицом в бумаги. А после раздалось хрюканье, за ним последовал странный всхлип, апогеем стал тот дикий ржач, который скрыть он уже не смог. Тишина из охреневшей превратилась в охуевшую, а злющий Алан, наконец, проглотил то, что было во рту и рявкнул:

— Хватит ржать, грязный извращенческий старпер!

Только смех стал еще громче. Кайрен просто не мог остановиться. Папка выскользнула из его рук, и теперь Валгири держался другой рукой за живот и чуть ли не сгибался пополам. А окружающие с каким-то странным трепетом смотрели на него. У миссис Макмиллан глаза вообще были на мокром месте. Алан смотрел на неверящие лица окружающих, и до него медленно дошла причина.

Кайрен Валгири не смеялся никогда. Не улыбался, не шутил. Он только ухмылялся и скалился так, что кровь стыла в жилах. Язвил и плевался таким ядом, что в пору было рыть себе могилу под асфальтом. А сейчас он смеялся, как сумасшедший. Своим чертовым хриплым голосом, с сияющими, как чертово солнце, глазами. Салливан смотрел и думал, что смеющийся Кайрен Валгири был чертовски красив.

— Еще одно неприличное хрюканье в мою сторону, и на этой лавке будешь разложен ты, — с невозмутимым лицом произнес Алан и, деловито забрав из рук зависшего в ауте мальчишки корзину с трофейными пирожными, направился к двери.

Начавший, было, успокаиваться Кайрен хрюкнул в очередной раз и, подняв с пола бумаги, скрестил руки на груди.

— Как скажешь, хомячок-насильник, — ехидно произнес вслед вздрогнувшей спине дизайнера оборотень и, посмеиваясь, вышел из пекарни.

Он догнал закатывающего глаза Алана в несколько широких шагов. Продолжая посмеиваться и ехидно комментировать каждое съеденное пирожное. Ровно до тех пор, пока перед его носом не появился шедевр из ванильного крема, мяты и с ароматом спелой клубники. Кайрен даже завис, остановившись и медленно подняв на совершенно спокойного дизайнера серьезный взгляд золотых глаз. Алан только в очередной раз закатил глаза с лицом «Боже, за какие прегрешения мне это наказание, можно было и договориться о сроке» и произнес:

— Да, попробуй ты. Оно и вправду очень вкусное, и да, не кусается.

Кайрен не произнес ни слова. Он просто наклонился вперед и, не отрывая глаз от сглотнувшего и замершего блондина, легко откусил кусочек пирожного прямо из рук. Языком собрав с губ белый крем и ловя какой-то дикий блеск в потемневших серебристо-голубых глазах.

Алан честно подумал:

«Блядь! Блядь! И еще раз пиздецкий блядь! Нельзя быть настолько блядским сукином сыном! Это противозаконный способ по совращению невинных натуралов!»

— Вкусно, — не отрывая глаз от покрасневших щек, хрипло произнес Кайрен и, выпрямившись, добавил, — дашь еще, хомячок-извращенец?

— Да, иди ты лесом, Валгири, — отведя глаза, севшим голосом ответил Алан.

А в уличном кафе за одним из столиков поднявшийся с места отец Солмерс в шоке сел мимо своего стула прямо на колени тихо фигеющего шерифа Джозефа. Стоящая рядом миссис Силс проливала мимо чашки доктора Эбота его, между прочим, утренний кофе(!).

— Джентльмены, — не отрывая глаз от идущего вдоль улицы Алана, кормящего сладостями Кайрена, произнес главврач, — объявляю об открытии нового тотализатора. Делаем ставки.

— Тысяча на то, что Алан будет сверху! — азартно произнесла многоуважаемая миссис Силс и грохнула кофейником об стол.

Кофейник не выдержал, и стекло треснуло. Отец Солмерс вцепился от неожиданности отросшими когтями в плечо пискнувшего шерифа. Эбот хищно оскалился и сунул под нос светловолосой женщины внушительную фигу.

— Выкуси, куколка! Волки всегда сверху!

— А ничего, что мастер Алан вообще-то гетеросексуал? — ехидно обломал кайф святой отец и, виновато посмотрев на шерифа, наконец, отцепил свои когти от него.

— Он будет таким же натуралом, как наш кактус, стоящий на подоконнике в морге, — отрезал Эбот и с наслаждением сделал глоток из своей чашки.

Кактус из морга номинально назывался кактусом, а на деле был чьим-то пьяным шедевром в виде букета из покрытых перепонками вибраторов, засунутых в цветочный горшок.

Ставки возросли уже к вечеру…

Первый раз, увидев Алана, Диана думает, что хоть тот и очаровательный мальчик, но Кайрен сломает его за неделю. Через месяц она уверена, что Салливан войдет в анналы истории, как первый человек, доведший почти бессмертное существо до самоубийства. Сейчас же хладная думает, что, видимо, где-то кто-то из Небесных все-таки любит их, раз послал этого странного смертного им. Потому что за столько веков она впервые видит, как улыбается Ри.

Впервые это происходит во время завтрака. Алан все еще спал мертвецким сном после ночной вылазки с Кайреном в никому неизвестном направлении. Но куда и по какой причине они исчезли на всю ночь, вернувшись под утро, не знает никто, кроме Гора. Но по одному кирпичному выражению лица последнего становится понятно, что тот скорее сдохнет, чем хоть слово скажет. От чего бесится Маркус, который, к слову, впервые совершенно не в курсе того, что произошло на этот раз. Эдди и Уоли напряжены и уже задумываются над тем, чтобы арендовать у Эбота его подпольную допросную комнату. Диана молчит и бросает мимолетный взгляд на сидящего во главе стола альфу. Тот, в отличие от всей семьи, расслаблен и, лениво кромсая ножом яблоко, думает о чем-то. Вылазка была, потому что все они слышали двухчасовой ор и совершенно непечатные маты Кайрена и Алана из кабинета, где те заперлись.

И пока семья чуть ли не психует, Кайрен думает, что его коротит, когда он видит, как дерется Салливан. И это нисколько не меняет того факта, что он слишком многое в последнее время позволяет этому мальчишке. Алан не убивает никогда. После встречи с ним гарантирована инвалидность разной степени тяжести, и не только физическая, но и моральная. Он не убивает, но перед глазами Кайрена все время стоит тот холодный безэмоциональный взгляд настоящего убийцы, когда в клубе на них полезли вампиры.

Это должна была быть только встреча с дальнейшим получением информации. Почему он обсуждал это с американцем? Все очень просто. Клуб этот пасли хорошо знакомые люди в черном, и возглавлял эту операцию, так называемый, «родственник» Салливана. Этого мужчину Кай уже видел, когда тот встречался с дизайнером.

В итоге, Алана попытались сцапать, а тот оказался совершенно невосприимчив ни к какому внушению. В результате информацию получили, клуб разгромили, от хвоста оторвались и даже успели смотаться на премьеру новой комедии. Фильм был идиотским, смеху больше было от совместных комментариев. А теперь Салливан дрых в своей спальне без задних ног.

Кайрен задумчиво срезал еще одну дольку и, сняв ее губами прямо с лезвия ножа, нахмурился. Мимо прошел Джереми и, убедившись, что расторопные служанки принесли сладости, налил в стакан златоглазого мужчины сок, когда тот задумчиво произнес:

— Джер, что бы подарить человеку, у которого есть все, что он желает?

Старый слуга тихонько улыбнулся и, не отрываясь от своих дел, будничным тоном произнес:

— Подарите ему вашу коллекцию кинжалов. Он еще с происшествия с побегом Амикуса на них облизывается.

— Это на которые? — нахмурился Кайрен, — на янтарные, что ли?

И, получив хитрую усмешку дворецкого, хрипло засмеялся:

— Вот мелкий засранец! А у него губа не дура.

Если до этого семья конкретно так зависла, то при виде этой улыбки, расплывшейся на губах, и странного блеска в глазах понадобилась помощь. У Маркуса из ослабевших пальцев выскользнула ложка и со звяком упала на тарелку. Диана с неверием смотрела на смягчившееся лицо альфы, а вот ее сыновья от удивления нервно потерли глаза, выпучившись на своего вечно хмурого дядю.

Следующими жертвами его улыбки становятся деловые партнеры, встреча с которыми на этот раз проходит в Блодхарте. Маркус сидит по правую руку равнодушно изучающего бумаги брата и обводит взглядом сидящих за овальным столом мужчин. Одетые с иголочки, смотрящие с уверенностью во взгляде, а на самом деле, при одном взгляде на своего босса у многих чуть ли ни нервный тик начинается. Но им нужны деньги Валгири, и потому они готовы держать лицо, даже если настанет конец света. Зря, между прочим, стараются. И Маркус, и Кайрен чуют весь спектр чувств, которым разит от людей. А еще Маркус сейчас очень четко слышит все то, что творится во всем замке и это ужасно отвлекает. Младший Валгири смотрит на своего альфу и пытается понять, что тот сотворил с их замком. Потому что такого не бывает. Блодхарт зачарован, и стены его всегда молчат. Они надежно скрывают тайны своих обитателей. Но почему-то этим утром стены похожи на базарных баб, выливающих на него самые свежие сплетни обо всем.

Он слышит ворчание Уоли и Эдди, изучающих в кабинете своего дяди отчеты Гора. Который сейчас на кухне флиртует с одной из кухарок. Он слышит, как мурлычет под нос его жена, нежась в ванне. Эрика приперла бедного Джера вместе с поваром к стенке и пытается подговорить на какой-то сюрприз. Он слышит обсуждающих своего горячего альфу трех горничных. Где-то мальчишки запустили кота в спальню одной из девушек, и та визжит в унисон с самим котом. Он слышит абсолютно всех, и от этого шерсть на загривке готова вздыбиться. Замок словно прорвало. Маркус трет ломящий висок и неожиданно чувствует, как боль начинает уходить. Вместо нее приходит тепло и безграничная сила, которая готова защитить его от всего. Марк отлично знает, на что способен его брат. Он чувствует, как просит прощения альфа и утешает его, забирая боль и делясь своим покоем.

Маркус искоса смотрит на Кайрена, все так же равнодушно слушающего вещающего банкира и окончательно уверывается в том, что замок шалит с его легкой руки. Но зачем? Ответ приходит через несколько минут, когда сперва по нервам бьет чистый крепкий восторг, потом раздается настолько громкий вопль, что перекрывает все остальные звуки.

— Валгири! Ты мой царь, ты мой Бог! Будь мужиком, стань женщиной и роди мне сына!

От этих слов Маркус буквально давится воздухом и, пытаясь отдышаться, с шоком смотрит на хитрую полуулыбку, играющую на губах брата. Серо-бурый волк может утешиться, потому что в охуе не только он. Деловые партнеры, например, в связи с тем, что вообще люди хоть и не слышали этого вопля, но эта улыбочка навек отпечаталась в их памяти. Такого ужаса и бледности он, пожалуй, еще не видел.

А потом был закат на одной из открытых площадок замка, у самой пропасти. Где на залитой солнцем и утопающей в цветущем в последний раз в этом году плюще, светловолосый американец и златоглазый шотландец устроили спарринг.

Эдвард до сих пор думает, что это было самое горячее, что он когда-либо видел в своей жизни. И молодой оборотень на сто процентов уверен, что так думала внушительная часть народа, следящая за схваткой. По крайней мере, слюни пускали по этой парочке чуть ли не все девушки и парни. А вот их эти двое явно не видели.

В воздухе густой патокой разлит азарт и настоящий огонь. Он исходит от двух мужских тел, исступленно кидающихся в атаку и уходящих от ударов. Прозрачные тонкие клинки блестят в лучах солнца и мелькают так быстро, что слышен резкий свист. Их историю знает вся семья. Шесть пар искусных кинжалов из тонкого, прозрачного янтаря, обвитого зачарованным серебром. На рукоятках древнеарабская гравировка молитв. Им почти что четыреста лет, и они подарок от одного благодарного по гроб жизни шейха. И они всегда нравились Каю. Идеальное и изящное оружие против вампиров и оборотней. Теперь они принадлежат Алану. Который конкретно сейчас испытывает свой подарок на Кайрене. И с каждой атакой кровь в его венах кипит сильней.

Они кружат вокруг друг друга, как два зверя. Их глаза блестят, а губы расплываются в ухмылках. Это похоже на танец. Кайрен крутит в руках кинжалы и, хищно скалясь, по-звериному кружит вокруг Алана. Тот держит свои на уровне глаз и лезвиями вниз. Он смотрит, не отрывая глаз, и не рискует обернуться спиной. Он отражает удар и, крутанувшись, бьет ногой в челюсть альфы. Тот быстро уходит от атаки и, ухмыльнувшись, ныряет под руку дизайнера. Алану только в последнюю минуту удается уйти от острых лезвий. Он тяжело дышит и, сумасшедше засмеявшись, идет в новую атаку.

Кайрен смотрит в эти бесстыжие глаза цвета мутных льдинок и понимает, что горит. Он не слышит ничего, кроме дикого стука чужого сердца, и чувствует теплое дыхание на коже, когда нож мелькает перед глазами и дразняще проходит по шее. Его пьянят бьющие через край чувства человека. Яркие, жаркие, заставляющие волка внутри припасть животом к земле и покоситься хулиганским взглядом. Салливан нравится им обоим. Он затапливает Кайрена собой и пробуждает в нем тепло. Из-за него внутри все сладко замирает, и собственное сердце оттаивает. Это больше не кусок черного камня в груди.

Оборотень криво улыбается и, уйдя из-под удара, за секунду оказывается прямо за спиной не успевшего среагировать человека. Он выбивает из его рук один из кинжалов и, скрутив, прижимает к своей груди. Они тяжело дышат, оба мокрые от пота. У Алана прикрыты глаза, а мышцы во всем теле приятно гудят. Его спину печет так, словно его с силой прижимают не к крепкой груди, а к раскаленной стене. Его сердце бьется, как сумасшедшее, мысли разбегаются, словно тараканы. И он просто не может трезво соображать, когда теплое дыхание щекочет шею.

— Совсем не дурно для человека, — хрипло произносит альфа и даже не замечает, что елозит губами по шее дрожащего, словно в лихорадке, блондина.

У Салливана колени подгибаются, и по позвоночнику маршируют объединенные армии мурашек от этого голоса. Он с трудом понимает, что ему вообще говорят. Если бы он не знал, что на его мозги никто из этой мистической братии капать не может, то со всей уверенностью сказал бы, что Валгири наглейшим образом зачаровывает его. Но это не так, и от того холод сковывает все внутри. Алан понимает, что день за днем теряет голову.

— Хм, — наигранно бодро отвечает он и похлопывает краем лезвия прямо у печени альфы, — совсем не плохо для тысячелетнего старикашки…

Стая выходит на охоту в каждое полнолуние. Она покидает свои дома, оставляя почти пустой Волчий Двор за спиной, и теряется во тьме осеннего леса. Ночь гонит их вперед. Она будоражит кровь и заставляет терять голову. Запахи становятся острей, и человек отходит в сторону, давая зверю внутри пировать до самого рассвета.

Он — единственный человек, кроме Эрики, который идет с ними. Но он больше не сидит у костра, как слабый волчонок, дожидаясь, пока они вернутся. Теперь он идет по их следам. Он бежит наравне с ними и помогает загонять пахнущую ужасом дичь. Он сам похож на зверя в человеческом обличии. Скалясь и блестя своими почти прозрачными глазами во тьме. Ступая бесшумно и замораживая собственные мысли и чувства. Его сердце никогда не сбивается с ритма. И теперь он научился прятать свой запах, чем жутко злит Кайрена.

Альфа ненавидит это. Он бесится, не чувствуя Алана, и с каждым днем тот все лучше прячется от него. Отчего Кайрену кажется, что в один день навсегда потеряет человека, не в силах найти. Но каждый раз мелкий засранец ухмыляется ему и скрывается за тенью деревьев. Хотя отлично знает, что на самом деле ему не удастся уйти от желтоглазого оборотня. Только никто не отменял его право доводить данного волка до ручки. Но сегодня он тих и совсем не хочет играть в догонялки.

Блондин смывает кровь с рук и ножей в холодном ручье неподалеку от огромного костра, у которого медленно собирается вся стая. Когда он возвращается, черный волк уже стоит у огня и смотрит на него внимательным острым взглядом. Дизайнер дергает плечом и, подойдя ближе, останавливается прямо перед ним.

Диана смотрит на них со стороны и, положив голову на плечо мужа, лениво гадает, сколько пройдет времени, пока до этих двоих дойдет, что они ухаживают друг за другом, как двое неопытных волков. Ну, хорошо еще Кайрен. Он никогда и не ухаживал ни за кем. С Иви у них так и не было времени, а потом и вообще уже стало поздно. Что же касается других, то черный волк никогда ни на кого не смотрел так, как сейчас смотрел на блондинистого дизайнера. Ну, а с Аланом вообще была тьма тьмущая. Надежный источник (в лице всезнающей Эрики) сообщил, что Салливан никогда не краснел, как школьница, при одном пристальном взгляде.

Они сидят рядом, соприкасаясь плечами и склонившись так близко, что светлые волосы касаются темного меха. В когтистой лапе оборотня на широком зеленом листе лежит спелая ежевика. Они делятся ягодами, неспешно беседуют о чем-то. И по тому, как блондин не поднимает глаз, он сейчас ляпнет нечто, после чего будет не очень хорошо. Так и происходит в следующую минуту. Диана не слышит, что он говорит, но спина Ри каменеет за несколько секунд. Со стороны и не заметить ничего, но альфа напряжен. Его хвост нервно дергается из стороны в сторону, что отвлекает не только ее, но и Алана. Вокруг него воздух накаляется и трещит от непонимания, тревоги и волнения.

— Я должен уехать, — не отрывая глаз от пляски огня, тихо говорит Алан, и рыжие языки отражаются в его глазах.

Кайрен чувствует, как разом уходит почва из-под ног. Он знал, что когда-нибудь этот день придет. Салливан не из его стаи, и он совсем не связан с ними. Но это не меняет того факта, что он успел проникнуть под кожу. Взбаламутить болото, в котором все они застряли, и начать менять их. Стая не готова отпустить его. Они просто не готовы!.. Он не готов…

Черный альфа словно каменеет разом, а мысли в это время бешеные несутся вперед. Он лихорадочно ищет причину такого решения и не понимает. Кай опускает лапу, с трудом удерживаясь от того, чтобы сжать когти и раздавить темные ягоды. Он отводит взгляд от огня и в упор смотрит в мрачное лицо блондина.

— Почему? — от его голоса Салливан еле заметно вздрагивает, словно приходит в себя.

— Отец зовет, — отрешенно говорит тот, — компания взяла на себя один очень крупный заказ и поручила одному долбоебу. Теперь сроки жмут, а у них аврал.

— Вообще-то, у тебя самого здесь дела, — сухо отрезает Кай, — или твой отец готов вернуть мне всю сумму с процентами за нежелание закончить дело?

— Вообще-то, кое-кто орал, что ему даром этот замок не нужен, — ехидно ухмыляется и поднимает взгляд на внимательные желтые глаза, — смотрите, как мы запели!

— Что сказать, в последнее время у меня часто меняется настроение, — равнодушно отвечает альфа и с невозмутимой мордой отправляет в клыкастую пасть еще одну спелую ягоду.

— Да ты — беременный, мужик! — в противном ужасе распахивает глаза Салливан и ехидно скалится, — дорогой, почему ты мне не сказал?!

— Ждал, пока замуж позовешь, сладенький, — так же скалится в ответ оборотень, но уже в следующую минуту он снова серьезен, — на сколько?

— Две недели, — не отрывая глаз от волчьей морды, тихо говорит блондин, — Джи-Джи справится и без меня. У нас не так уж и много осталось сделать.

— Угу, коттедж наконец достроить, церковь закончить, и все, — кивает волк, — а еще Марита готовит просто отвратительный кофе.

— Да, ужасный, — неожиданно голос становиться хриплым, а щекам опять горячо.

Алан краснеет и ненавидит себя за это. Марита готовит очень вкусный кофе, но Кайрен Валгири любит пить только то, что готовит он, и да, порой он ворует кофе из кружки дизайнера. Потому что так вкуснее…

Сутки

Я горю ради тебя.

Я не могу без тебя дышать.

Ты простишь, потому что любишь.

Ради тебя я падаю.

Я больше не могу вставать без тебя.

Ты поймешь, потому что ты живешь.

Что такое солнце без твоего света?

Что такое изображение без твоего лица?

Я проклял жизнь.

Я пробовал жить в одиночестве,

Но не выходит.

Без тебя я не могу быть свободным,

Быть в бесконечном экстазе.

Без тебя я одинок.

Без тебя я не могу взлететь.

Без тебя бесконечно любить.

Я не могу быть без тебя.

Eisbrecher — «Ohne dich»

Через двадцать четыре часа, шестнадцать минут и три секунды после отъезда Алана у Кайрена отказывает терпение. Двое его волков следуют по следам дизайнера до самого Нью-Йорка и остаются там охранять его. Весьма вовремя, потому что уже на следующее утро трое невезучих обращенных волков находят свое упокоение на дне мусорного контейнера в квартале от великолепного дома Салливанов. В это время в Лондоне разбираются с еще одним сосунком, начавшим задавать неправильные вопросы о необычном человеке Валгири. А вопросов этих с каждым днем становится очень много. Как у Волчьего Совета, так и у вампиров. Потому что до этого проклятого смертного никому никак не удается добраться. Черный альфа настолько ревностно хранит тайну человека, что это только разжигает интерес…

Алан не звонит вторые сутки. В Блодхарте все словно разом лишились чего-то жизненно важного. У Кайрена мозг работает в авральном режиме. Он не спит сутками, перестает возвращаться ночью домой и все больше уходит в дела. К концу третьих суток Маркус, скрипя зубами, выслушивает испуганную истерику (это состояние потерпевшего альфы, так вовремя и главное удачно попавшего под руку старшего, по-другому просто невозможно назвать) соседа. Волчий Совет ловит себя на том, что активно молится всем известным богам и святым, чтобы черный альфа получил назад то, что все это время отвлекало его от кровавых игрищ. Валентин поспешно забирает свою пару, Вампирский Двор рвет когти, куда глаза глядят. К счастью для него, он успевает вовремя, потому что альфа со своими волками врывается в особняк через десять секунд после их скоростного побега. За этот промах платит Амикус, которого альфа навещает в Италии.

Вампир даже не может сопротивляться УЖЕ своему альфе. А Кайрен с наслаждением доводит старого хладного до безумия, выворачивая его разум и, раз за разом, заставляя своей силой чувствовать весь спектр боли. Он превращает мужчину в безвольную куклу, нанизанную на железные нитки, и дергает за них. И пока его марионетка послушно играет роль сердобольного ученого на совете Ватиканских церквушников и Мечников, сам он стоит неясной стеной пламени свечей за спиной Амикуса. Он слушает их, не пропуская ни слова, внимательно вглядываясь в лица.

Все как всегда и так заезжено. Церкви нужен новый порядок. Она не собирается выносить тот богохульский порядок, который царит на земле. Она даже не желает ничего знать о тварях ночи, чье существование бросает тень на ее исключительную, такую правильную и безгрешную репутацию. Они жаждут очистить мир от дьявольской грязи. И вот парадокс, за это они готовы пойти на союз с Мечниками. С теми, у кого вообще нет веры, но за их услуги им щедро заплатят и подарят очищение от грехов.

Кайрен насмешливо смотрит на нынешнего понтифика и видит одно лишь высокомерное снисхождение на старом лице, так хорошо замаскированное под добрейшую улыбку на тонких сухих губах. Только старика выдают холодные жесткие глаза. Оборотень смотрит и думает, что величайший из людских грехов — это слепая гордыня. Она пожирает разум и застилает глаза. Вот и этот глупый смертный, окруженный своими людьми, думает, что обладает какой-то властью над бессмертными и древними существами. Для таких, как он, это всего лишь зарвавшийся щенок, возомнивший себя умнее монстров.

Мечники молчат, они смиренно принимают благословление старика и обсуждают дальнейшее будущее мира. Где первой строчкой идет уничтожение Волчьего Совета (честь что надо), смерть Валентина (что ни капли не удивляет) и устранение ненужных людей. Когда же понтифик произносит его имя, Ридэус зло клацает клыками и говорит, что черный альфа их добыча. Что ж, здесь Кайрен польщен и нетерпеливо проводит языком по собственным длинным клыкам. Во встрече весьма интимно-убийственного характера заинтересован он сам.

Люди его сейчас мало интересуют, потому что он знает, что Мечники будут на их стороне до тех пор, пока не получат то, что хотят. Он нутром чует, что те непросто так появились здесь сейчас. Кайрен жаждет их крови, их смерти, но, прежде всего, он хочет знать, что им нужно. И ответ на это неожиданно дает Амикус.

Они пытаются воссоздать Искру. Не ее сосуд, не дешевую подделку с красивым именем, а настоящую, первородную силу, что Небесные подарили миру. Но то, что в златоглазом альфе, уже никогда не станет чужим. Забрать ее мог только тот, кто добровольно отдал ее ему. Но, увы, Ивон был мертв. Осталась только очень старая легенда об утраченной еще до первого сосуда капле. Той, что была не запятнана никем и была спрятана там, где никто не смог бы отыскать ее.

Кайрен давно знал об этом, но считал бредом собачьим, потому что если бы где-то хоть теоретически кто-то спрятал эту самую «каплю», то он бы почувствовал. Ведь ее первоначальный источник был в нем. Но если ради этой сказочки засуетились даже Мечники, то часть легенды была правдой. Они столько лет искали способ вернуть себе Искру и, наконец, ухватившись даже за мизерный шанс, вернулись в мир людей. Только их здесь ждал облом в виде всего его клана.

Оборотень зло оскалился и с садистским удовольствием подметил, как вздрогнули вампиры, выпрямившись, обвели цепкими взглядами весь зал. Они не видели его, но чувствовали. Они знали, что он следит за ними. Прячась среди тысячи теней и наслаждаясь видом их окаменевших тел, тонким сладким запахом страха, витающего в воздухе. Их омерзением и полным отторжением, когда он лишь на жалкую каплю выпустил их, так воспеваемую, Искру. Грязную и запятнанную сейчас, изуродованную до неузнаваемости. Одни лишь бешеные глаза Ридэуса стоили этого. Но прежде, чем тот успел поймать его след, он просто растворился в шепоте ветра.

Сознание, за несколько секунд перемахнув туевую кучу километров, вернулось в тихий ночной Блодхарт. Где перед его креслом прямо на полу сидели и ждали Маркус с Дианой. Напряженно вглядываясь в белые белки глаз, в которых вот уже полчаса не было золотых зрачков. Маркус резко вздохнул, когда брат перестал бормотать на непонятном языке и, вздрогнув, прикрыл глаза. Глубоко вдохнув и через минуту уже смотря на них своими обычными глазами.

— Какие новости? — дернув плечом, мрачно спросила хладная.

— Они знают, что мы знаем; мы знаем, что они знают, что мы знаем; и они по-прежнему дрочат на мой труп, — хрипло произнес Кайрен и сделал жадный глоток виски.

— Будем брать? — вздернул бровь Маркус и принял с рук брата стакан с янтарной жидкостью.

— Нет, — покачал головой Кай и прикрыл глаза, — они ищут потерянный осколок от Искры.

— Это всего лишь миф, — помотала головой Диана, — Искра растворилась в тебе. Все знают, что от нее ничего не осталось.

— В каждой легенде есть доля правды, — кивнул желтоглазый оборотень, — ее ищут Мечники, а значит, что-то и вправду есть. Они бы не стали так рисковать, вернувшись в мир людей, зная, что я найду их. Сейчас у них договор с Ватиканом. Но, когда Амикус с помощью церкви получит то, что им нужно, они кинут и понтифика.

— Люди настолько глупы, что пойдут против нас? — удивленно произнесла Диана.

— Не все, — хмыкнул Маркус, — церковь, дорогая. Ее грязные секреты и желания не изменятся никогда. И что будем делать?

— Ждать, пока Ридэус не найдет этот осколок, — пожал плечами Кай, — а потом устроим незабываемые итальянские каникулы. По крайней мере, они не сунутся к нам на одном своем энтузиазме.

— К нам они не сунутся, — кивнула Диана и беспокойно потерла запястье, — а к нашим людям?

Резко распахнув глаза, Кайрен напряженно посмотрел в панически бегающие глаза вампирши. У них был только один человек, который хоть и не входил в клан, но был слишком дорог всем. А в связи с последними событиями он был самой их уязвимой точкой.

Альфу холодный пот прошиб от одной мысли о том, что за белобрысым мальчишкой могут прийти чужаки. Клыки полезли так же быстро, как ободравшие мягкие подлокотники когти. Зверь внутри опасно оскалился и зарычал, заставив вздрогнуть и напряженно выпрямиться супругов. Кайрен зло клацнул клыками и, почти потеряв человеческую речь, прорычал:

— Глотки вырву!

Алан не звонил пять дней…

Гор очень любил свою стаю и ради клана был готов пойти на все. За эту свою преданность Валгири высоко ценили его, а он — их из-за своего отца. И не имело значения, что Джереми был человеком. Он стал всем миром для Гора, научив жить со своим прошлым и, сам не зная того, простив ему все грехи. Так что да, он любил свою нынешнюю жизнь. Ревностно оберегая всех тех, кто был ее частью. Остальные же либо попадали в его личный черный список, откуда можно было выйти только в виде трупа, либо были глубоко фиолетовы. Жизнь никогда для него не была спокойной, и совсем не удивительно, особенно с таким-то альфой. Кайрен был самым сумасшедшим существом, которое он знал. Ровно до тех пор, пока не встретил Алана Салливана. Вот это был самый безбашенный сукин сын без инстинкта самосохранения. Может быть, это и было причиной того, что он так быстро смог завоевать их всех? Салливан был из той породы людей, которые могли впарить теорию плоскости мира даже Богу. Он заводил одной лишь своей ухмылкой и подкупал своим этим взглядом хитрой твари. Со всем хорошим, что он делал для них, он все равно временами чувствовал в американце что-то такое, от чего шерсть на загривке дыбом вставала. Было в нем что-то темное, непонятное. Оно изредка мелькало на дне серо-голубых глаз и исчезало слишком быстро, чтобы понять хоть что-то. И да, Салливан мог довести, даже неподвижно застыв на снимках. Например, на одном из тех, что сейчас веером лежали перед Кайреном Валгири.

Гор мог бы голову дать на отсечение, что Салливан отлично знал, что за ним следят. Иначе как объяснить то, что тот, уже в который раз, в упор смотрел в объектив и как-то криво ухмылялся. Он знал и продолжал жить, совершенно не выдавая их присутствия другим. Алан просто знал, кто за ним присматривает и спокойно позволял, хотя Гор знал, что дизайнер может с легкостью уйти от слежки. Блондину это ничего не стоило. И молодой начальник безопасности очень хотел бы знать, откуда у него эти способности. Однако Салливаны по каким-то причинам скрупулезно выстроили до отвратительного чистейшую информацию о себе. В которую никто в клане уже не верил после выкрутасов Алана. Недавно же Кайрен запретил искать информацию о дизайнере. После этого Гор понял, что хоть их альфа и не признается, но необычный человек смог достучаться до него. Оставалось надеяться, что Алан все-таки вернется к ним. С такими мыслями он и вышел из кабинета старшего Валгири. Оставив его с, наконец, пришедшими отчетами из Нью-Йорка.

А в это время Кайрен сидел за столом и, опустошая уже четвертый бокал коньяка, не отрывал глаз от распечатанных черно-белых снимков белокурого дизайнера. В каком-то торговом центре, ресторане, книжном магазине, бутике мужской одежды, на работе. Везде: и даже ранним дождливым утром в Старбаксе. Сидящим за стойкой прямо перед стеклянной витриной. В одном кадре с опущенными глазами и мрачным взглядом, а уже в другом — смотрящим в упор.

В темных штанах, заправленных в высокие ботинки на шнуровке, кожаной куртке поверх черной водолазки и с капюшоном на голове. Из-под которого выбились пряди распущенных волос. Он обхватил белую кружку обеими руками, словно пытался согреть холодные пальцы и смотрел прямо в объектив камеры. Его взгляд не отпускал. Кайрен когтем прошел по белой скуле на снимке и одним глотком осушил бокал.

Шли десятые сутки… Без звонка…

В данную минуту цитадель крупной строительной империи «Амариллис» находилась в военном положении. Секретарши нервно изгрызли весь маникюрчик со своих ухоженных ноготков. Уборщики забаррикадировались у охранников и выставили тех живым щитом. Бухгалтерия перешла на режим «стелс». Юристы с ужасом попрятались по своим кабинетам, как тараканы в подплинтусной стране. Остальные работники учились ходить на цыпочках и виртуозно избегать появления на глаза руководства. Само же руководство в лице многоуважаемого Роберта Салливана заперлось в собственном кабинете и только чудом удержалось от пагубного для имиджа желания залезть под собственный стол и звонить в службу спасения.

В большом конференц-зале бушевал сам белый и отнюдь не пушистый писец. Апокалипсис и прочие природные катаклизмы даже рядом не стояли. Орать Алан начал еще час назад. Портовый мат, совершенно стыдный, чтобы даже в мыслях быть произнесенным, из него лился последние тридцать минут.

Дверь неожиданно открылась, и за попытавшимся уползти главным бухгалтером полетел кофейник. Мужчина побледнел и в ужасе пискнул, когда тот просвистел буквально в нескольких миллиметрах от его виска. И пока бледного мужика откачивали двое секретарш, в дверном проеме мелькнули еще более бледные лица заказчика и его двух юристов. Но вскоре обзор им закрыла источающая чистейший гнев мужская фигура с бешеным лицом.

— Съебались на хер отсюда, — сквозь зубы процедил белый от гнева Алан, — и если к концу этого дня я не получу всю, слышишь, Терри, ВСЮ финансовую отчетность по этому козлоебскому объекту, то тебе лучше писать завещание. Я тебя, блядь, огнетушителем выебу и кишками икебану себе в кабинете организую!

Дверь с грохотом закрылась, из-за чего стеклянная поверхность пошла трещинами, а бедный Терри, всхлипнув, попытался, не сходя с места (то бишь дубового паркета), отдать душу Богу. Старший же Салливан только покачал головой и разом опрокинул в себя целый стакан крепкого коньяка.

Шел одиннадцатый день их мук, а в Алане гнев распалялся все сильней. Но от чего? Никто ответ на этот вопрос не знал. А тот злился, но молчал. Только как-то странно смотрел на телефон и отводил глаза, до хруста сжимая пальцы. Кое-какие соображения у Роберта были, но он пока невмешивался, справедливо рассудив, что сын все расскажет, когда посчитает нужным. Сын в принципе и не молчал, первые дни все время рассказывая о Валгири и об их замке. Только они с женой видели, что это не то, что на самом деле гложет их мальчика. Было еще что-то, а точнее кто-то, из-за кого Алан поздними ночами стоял и курил на балконе. Не отрывая глаз от луны. Роберт никогда не был дураком и потому понимал, что его мальчик злится не только из-за глупости «некоторых тупых лиц», а больше потому, что пришлось так спешно возвращаться в штаты. В Блодхарте остался кто-то волнующий его. Осталось только узнать, что за куколка смогла окрутить его циничного сына.

На самом деле, Роберт Салливан не знал ничего.

Алан чертовски устал от всего. Ему все больше кажется, что он попал в какое-то отвратительное болото, которое с каждым днем все больше всасывает его. Он постоянно лжет. Отцу, матери, окружающим и самому себе. Причем, себе он лжет старательней. Получается очень хорошо. Так что, он в первый же день своего прилета домой не вспоминает о Блодхарте. Он не думает о Кайрене и о том, что тот перестанет возвращаться домой. Он не вспоминает лица знакомых из Волчьего Двора. Ему не снятся лунные ночи и охота вместе со стаей. Всего этого нет. Не мерещится тихий голос, шепчущий за спиной его имя. Он никогда не оборачивается, чтобы, забывшись, не позвать того, кого рядом быть не может. Нет, он не думает о том, что златоглазый альфа совершенно точно забьет на сон и устроит тотальный конец света вампирам и совету.

Он не вспоминает, не воссоздает в памяти чужое лицо. Каждый шрам и каждую морщинку на нем. Не чувствует под пальцами шелк полуседых волос, не видит желтых сияющих глаз, не чувствует запаха крепкого мужского тела, не прокручивает перед глазами видение легкой улыбки и не слышит пробирающий до самого нутра голос с хрипотцой. Его кожа не горит от запретных мыслей о сильных руках и сухих обветренных губах, скользящих по шее.

Алан великолепно спит по ночам и никогда не встречает раздражающие рассветы над Нью-Йорком. Он не курит, обжигая пальцы и зло глядя на собственное отражение в высоких окнах своей квартиры. Не бесится каждый день, сосредоточено закапываясь в авральный заказ их фирмы. Самокопанием он уж точно не занимается. Он тихо не психует из-за того, что с каждым днем все больше во снах появляется один конкретный мужчина и сводит его с ума. Своим голосом, прикосновениями и жарким взглядом. Этого нет, потому что это не так! Он не думает, не скучает и не сжимает до хруста пальцы, каждый раз бросая взгляд на телефон. Отлично зная, что хватит одного лишь звонка, чтобы сорваться.

А еще точно не знает о том, что за ним следят. Каждый день, каждую минуту. Он не чувствует на себе чужой спокойный и уверенный взгляд, точно зная, кто именно приказал. Совершенно не догадывается о загадочных трупах, найденных в мусорных контейнерах в квартале от дома его родителей, без документов и изуродованных настолько, что невозможно опознать. Алан не улыбается украдкой, зная, что его охраняют. Он не смотрит дразняще в объектив камеры, легко вычислив сегодняшнего своего секьюрити. Думая о том, что уже через несколько минут эту самую фотографию будет рассматривать Валгири. Всего этого нет, и Алан великолепно умеет лгать самому себе.

Работы идут в скоростном режиме, главбух ходит невыебанный, отец доволен и счастлив, как телепузик под героином. От него до сих пор шарахаются сотрудники фирмы, недавно влетело главе конкурирующей фирмы. А нечего было лезть под руку, когда он пять суток не спал и только закончил еще один разнос группы рабочих на объекте. Сдача проекта затягивается еще на несколько дней, и кто-то точно получит по своей виноватой харе. Гор с энтузиазмом рассказывает последние вести из Блодхарта, пока его парни выносят из его двора клацающего на него пастью какого-то вампира. Алан не спрашивает о НЕМ, но Гор пожимает плечами и, опустив голову, тихо вздыхает:

— Херово, — после он уходит вместе со своими волками.

Салливан поднимается к себе в квартиру, снимает верхнюю одежду, врубает Depeche Mode и идет готовить кофе. У кофе нет вкуса, и белая аккуратная чашка летит в раковину, разбившись на мелкие осколки. В этом ебаном городе он уже восемнадцатые сутки.

Когда ему, наконец, удается закончить со всем этим заказом, нависшим над «Амариллис» судебными тяжбами, идет двадцать третий день его пребывания в штатах. Как ни удивительно, но все относительно живы и здоровы. Однако на консультацию к психологу после Алана записывается чуть ли не половина головного офиса. Роберт задумывается о том, что пора бы завести собственного штатного психолога, а то слишком дорого ему обходятся сеансы его сотрудников. И еще о том, что в Шотландии его сын встретил не просто какую-то девицу. Этот кто-то особенный для него. Настолько, что всегда холодный и не умеющий влюбляться Алан буквально сходит с ума. Тихо и как-то болезненно. В таком состоянии своего мальчика он видел впервые, что наталкивало на определенные мысли. Опровергнуть или подтвердить их мог только Кристофер. Тот в последнее время знал о своем крестнике больше, чем другие.

Алан собрался в рекордные сроки. Покидав вещи в сумку и на ходу подхватив куртку, вылетел из дома родителей, махнув им на прощание. Серебристый Ягуар тронулся с места с оглушительным визгом шин и на полной скорости полетел в сторону аэропорта Ла Гуардия. Легко лавируя между рядов машин и объезжая пробки, он миновал центр и уже через час оказался в северной части Куинса. Где на берегу залива Флашинг возвышалась громадина из железа, бетона и стекла.

Регистрация на рейс прошла быстро, и уже через несколько минут Салливан наслаждался видом на залив, думая о том, что только несколько месяцев назад он точно так же стоял здесь и ждал своего самолета, совершенно не желая ехать в какую-то богом забытую деревню, чтобы замок там ремонтировать. Тогда он еще не знал, чем обернется эта поездка. А сегодня он сам жаждал вернуться. Наконец разобравшись в себе и ни капли не получив долгожданный покой. Только пищу для новой нервотрепки.

Алан сорвался внезапно, прямо в тот же день, когда в офисе отца праздновали удачно закончившийся проект. Вместо того, чтобы пить с ними шампанское, он звонил в аэропорт и заказывал билет в Эдинбург. Он с абсолютно спокойным лицом сдавал багаж и поднимался на борт самолета. Улыбался хорошенькой стюардессе и до хруста сжимал в руке бокал шампанского. Глядя в иллюминатор бизнес-класса и думая о том, что закат он встретит с бокалом вина в старом кабинете в глубине Блодхарта. Свернувшись в глубоком кресле и слыша голос с хрипотцой.

С расчетами он немного подкачал. Так что, закат он встретил в Эдинбургском зале аэропорта. Он мог бы провести ночь в отеле и поехать утром на прибывшей за ним машине. Однако вместо этого, взятое на прокат Ауди мигнуло своими фарами и, сорвавшись со стоянки, погнало в сторону Волчьего Двора…

От Гора целые сутки нет новостей. Ежедневный отчет так и не сброшен на электронную почту, молчит телефон. Джулиан, все эти две недели ходящий с совершенно спокойным лицом, на третью начал нервничать. А сегодня то и дело поглядывает в сторону дверей. Сам Кайрен, в отличие от членов своей стаи, начинает дергаться от каждого шума и, напряженно прислушиваясь, кидать взгляды в сторону дверей. Он просто нутром чует Алана. Он слышит отголоски его эмоций, его нетерпение и предвкушение окутывают альфу душным, жарким ароматом. И с каждым часом запах чужой радости становится сильней. Брат с Дианой смотрят с непониманием, и даже племянники до сих пор уныло ковыряются в еде. Он не понимает как, но мальчишку слышит пока только он. Волк внутри рычит и тянет на себя цепи, пытаясь заставить человека сорваться с места и перехватить на пути. Зверь слишком скучал, он не понимает, почему человек все еще здесь, вместо того чтобы нестись к сладко пахнущему мальчишке.

Стоит Алану только пересечь границы земель Валгири, как лес со всех сторон взрывается громким волчьим воем. Алан слушает их и, засмеявшись на такое эмоциональное приветствие, жмет на газ. Он видит блеск волчих шкур, мелькающих среди тенистых деревьев, видит искры алых глаз и клыкастые пасти, расплывающиеся в улыбках. У другого на его месте уже сердце бы отказало от ужаса. Но это Алан, и поэтому он улыбается в ответ и, подмигнув теням в глубине леса, сворачивает к черному мосту.

Он только успевает въехать во двор, как уже слышит ор домочадцев. Они вылетают из замка, пихая друг друга и пугая всех бедных адекватных людей вокруг. Они сами вытаскивают его из только что остановившейся машины и заключают в объятия. И он смеется так же громко, как и материт душащих его братьев. Джи-Джи отчитывает его за безалаберное поведение и отсутствие звонков, но по глазам видно, что рад возвращению друга. Алану только удается выпутаться из рук Эдди и Уоли, когда его ловит Эрика, и это похоже на удушение с попыткой домогательства. Слава богу, что Диану с ее блестящими глазищами и маниакальной улыбкой держит Маркус. Все время, пока он говорит со всеми вышедшими его встречать, обнимает Джера и смеется слугам, его взгляд быстро скользит по толпе, выискивая совсем другого мужчину. Но его нет среди всех них, и Алан, торопливо пожав руку Маркусу, незаметно ныряет в замок.

Блондин слышит торопливые шаги на лестнице и, не дожидаясь, поднимается навстречу. Он спешит и уже перепрыгивает сразу несколько ступенек, когда с верхнего этажа прыгают и приземляются прямо перед ним. От неожиданности Алан вскрикивает и, отшатнувшись, чуть не слетает с лестницы. Крепкие руки ловят вовремя и, оттащив от края, прижимают к крепкой груди.

— Валгири! — возмущенно вскрикивает вцепившийся в чужие предплечья Алан, — так же до инфаркта не далеко! Ты что, решил меня в гроб вогнать раньше времени?!

— Зараза заразу не берет, — хмыкнув, ехидно отвечает Кайрен, — если ты истеричка, то я в этом не виноват.

— Я не истеричка, — зло сверкнув глазами, сухо произносит Алан.

— Истеричка, еще какая, — ухмыляется альфа и не отходит.

Внизу слышны голоса семьи. Джер смеется и говорит что-то только что приехавшему Гору. Диана мурлычет мужу о новой вечеринке, где-то там Уоли и Эдди зовут спуститься к ним. Слуги хлопочут, вытаскивая его сумку из машины. Их голоса смешиваются в тихий гул и уходят на второй план. Они все там, внизу, а они тут, наверху. Все так же стоят, прижавшись друг к другу, и не могут перестать смотреть в глаза. В них столько всего недосказанного, чего не озвучит никто и никогда. И воздух вокруг вибрирует от их дыхания, от тепла кожи под пальцами и дрожи, проходящей по мышцам. Всего этого так же много, как и мало, на самом деле. Одного лишь взгляда мало.

— От тебя пахнет чужими, — хрипло произносит Кай и предпочитает не замечать того, что, прикрыв глаза, дышит, почти уткнувшись в чужую шею.

— От меня пахнет городом, невежественное ты животное, — шепчет Алан, и губы его дрожат.

Хватка на плечах становиться сильней и все больше прижимает к твердой груди, словно его хотят целиком спрятать под кожей. Чужие губы еле касаются кожи, но Алану кажется, что он весь горит. Он чувствует чужой терпкий запах, тепло и крепкий захват на руках. А у самого последние крохи здравого смысла уходят на то, чтобы не выдать дрожь, ползущую по позвоночнику. Это похоже на дурман, наркотический бред и пьяный сон, но Алан чувствует желание вонзить зубы в шею проклятого волка, доведшего его до такого состояния. Он хочет, мать вашу, как же он хочет ногтями расцарапать крепкую спину, пройтись кончиками пальцев по всем шрамам и рисовать причудливые узоры, соединяя их. Он хочет, и его желание сейчас огнем горит в серо-голубых темных глазах. Оно отражается в золотых, лихорадочно блестящих глазах и зверином рыке, который вырывается из груди оборотня. У Кайрена скоро клыки полезут, а этот глупый растрепанный щенок и не понимает, как провоцирует своим запахом. Как дурманит блядским выражением глаз и своими проклятыми влажными губами, которые все время облизывает. Он не понимает, как бесит своим чертовым молчанием за все это время. Не понимает, что без него замок пуст, что без его голоса нет ни одного ориентира, ведущего вперед. Он и не догадывается, что без него у черного альфы нет покоя.

— Ты дома, — тихо произносит Кайрен и не замечает, как пальцы смыкаются в замок за расслабленной спиной дизайнера.

— Да, я дома, — улыбается Алан…

* * *

Маркусу все это с каждым днем нравится меньше и меньше. Нет, он счастлив, видя улыбку брата. Он до сих пор готов целовать руки Алану за то, что тому удалось так изменить брата. И за то, что тот снова проводит ночи в замке, а не рыщет по миру месяцы напролет в поисках сбежавшего Валентина. Он благодарен даже за то, что теперь его альфа планирует все с холодной головой, бездумно не нарываясь на смерть. Кайрен больше не ищет ее, и его больной разум медленно исцеляется. Маркус видит, как постепенно из глаз брата уходит темный огонек безумия. Он счастлив и готов заплатить за это чудо любую цену.

Но теперь взгляд брата темнеет совершенно по другой причине. У этой причины глаза почти прозрачные в минуты гнева. Губы так и норовят расползтись в ехидной усмешке, а норов, как у бешеной стаи волков. Алан стоит тысячи Высших оборотней, и вся их стая убьет за этого человека, но глаза брата все время ищут его. Маркус чувствует, как кипит кровь альфы и как того ведет от одного запаха человека. Это темное, неконтролируемое желание, которое рано или поздно вырвется на свободу. Это пугает серо-бурого волка, и потому он решает серьезно поговорить со старшим. Но времени катастрофически не хватает, потому что Кайрен срывается в Париж по следам Мечников и осколка Искры.

Через день после его отъезда Алан вместе с Джулианом едет в Уилтшир за какими-то панельными украшениями для церкви. На вопрос, зачем именно туда, а не в Глазго, Алан отвечает, что это тонкая ручная работа одиннадцатого века. И лицо у него такое возмущенное, что Маркус чувствует себя виноватым в собственном неведении. Они уезжают на четыре дня, и потому их нет дома в то утро, когда на пороге замка появляется огромный черный альфа. Со слипшейся от крови шерстью, грязный, довольный, словно нажравшийся сливок кот и под завязку накаченный непонятной магией. Собственно, именно это и становится причиной взрыва в замке. Одну из башен и западное крыло сносит с такой силой, что удивительно, как выдерживают остальные стены. Благо, пострадавших нет. Только Маркус с Дианой сидят на полу и ошалело смотрят на покачивающегося и похихикивающего альфу.

— Упс, — невнятно бормочет тот, и оглушенный от своей силы, уходит к себе в комнаты.

— Алан его грохнет, когда увидит это, — икает Диана и вытряхивает пыль с волос.

— Я не хочу это видеть, — Маркус осторожно обводит взглядом продуваемый ветрами холл и кивает своим мыслям, — да, я определенно не хочу это видеть.

В то утро, когда Алан и Джулиан возвращаются в Блодхарт, вся семья вместе с прислугой единогласно решает устроить чудный, вполне милый завтрак в накрепко забаррикадированной кухне. И никто из них ни в коем случае не прислушивается в ожидании взрыва.

Алан чует подвох с самого порога. Никто не вылетает на их лица из замка, не слышны разговоры слуг, Эрика никого не доводит воплями. Просто какое-то райское утро, утопающее в тишине. Птички чирикают, ветер колышет деревья, даже лошади как-то тихо ржут.

— Валгири похитило НЛО, что ли? — осторожно спрашивает Джулиан, сам внутренне уже приготовившись к плохому.

— Очень на это надеюсь, — прищурившись произносит Алан, и по его сухому тону понятно, что он понял про пиздец, произошедший здесь недавно, и теперь готовится к убийству.

— Ал, ну, может, ничего не случилось? — с надеждой спрашивает помощник дизайнера и поднимается вслед за своим шефом.

Дверь открывается с тем же скрипом, с которым только что захлопывается крышка гроба неизвестного смертника. Зато теперь в замке очень даже энергосберегающая система вентиляции. Джулиан стоит, разинув рот, и усиленно пытается вспомнить все взрывоопасное, что, находясь в замке, могло своротить такое. Да, там минимум ковровая бомбежка прошла! Целого крыла нет, вместо него прямой выход в светлое будущее. На Алана даже страшно смотреть. Хватает и его хрипов, и вдохов с присвистом. Краем глаза видно нервную жестикуляцию и красное лицо, которое, посинев, становится совершенно белым от гнева. Шефу плохо, шеф готов на массовое убийство, шеф сейчас реально схлопочет инфаркт.

Секунда, две, три, и затаившийся внизу народ слышит рев раненного бизона.

— ВАЛГИРИ!!!

Джулиан ничего не спрашивает, когда Салливан, как метеор, взлетает по лестнице и исчезает в коридорах. Он ждет, пока голос злого дизайнера не исчезает совсем и тихонько прошмыгивает на узкую лестницу, спускающуюся в кухню. Он даже не успевает занести руку для стука, как дверь скрипит и распахивается. Его оперативно втаскивают внутрь и захлопывают дверь.

— Вы что наделали? — с распахнутыми глазами шепчет он, — Ал вас грохнет, когда найдет.

— Это не мы, и он это знает, иначе уже спускал бы с нас шкуры, — так же шепчет в ответ Уоли и утаскивает его к столу, где Диана уже разливает ароматный чай.

— Что здесь вообще произошло?!

— Ммм, на нас был налет, — но видя нарастающую панику своей пары, Уоли резко продолжил, — ты только не нервничай. Все хорошо или не очень. Но жертв у нас нет, и полиция уже разбирается. Так где Алан?

— Пошел наверх, — оглядывая кучу народа, которая резко замерла после его слов, напряженно ответил Джи-Джи, — а кто у нас наверху?

Тот, кто был наверху, в данную минуту дрых без задних ног. Заснув перед рассветом, не в состоянии проснуться даже от пушечного выстрела. Так что, он преспокойно пропустил мимо ушей и гневный вопль, и художественный мат на пяти языках. Алан шел к его комнатам с целенаправленностью непотопляемого ледокола «Арктика». С чего он решил, что виноват именно Кайрен, не понимала даже логика. Просто он был на все сто процентов уверен, что замок расхерачил именно черный альфа (в основном, идея пришла из-за прецедента).

— Я обещал, что глаза на жопу натяну, если в замке свалится хоть одна стена?! Ну, теперь держись, блохастый сукин сын! — прошипел сквозь зубы Алан и, повернув за угол, вышел прямо к хозяйской комнате.

Пинком открыв дверь и ворвавшись внутрь, Салливан еще громче засопел от возмущения. Мало того, что этот говнюк пидарастической национальности пустил труды нескольких месяцев в канализацию, так он еще и продолжал так мирно посапывать, лежа на боку и подгребя в свои лапищи несколько подушек. Но, видимо, взгляд Алана смог передать всю степень его бешенства, раз бесстыжий оборотень начал ворочаться и просыпаться.

— Какого ты, блядь, хера творишь?! — взревел доведенный до ручки Салливан, сверкая на полусонного альфу ставшими почти прозрачными глазами, — целый долбанный месяц я ремонтировал это крыло, и, когда оно было в полном шикозе, ты решил тут все к ебанам сраным взорвать! Ничего не хочешь сказать мне, дятел ты мой пиздаебковый?! Уехал на несколько дней, только чтобы привезти эти дебильные панели из пропитанной рябиновым соком осины, так ты за это время успел здесь сварганить пиздец не хуже своих племянников, не отличающихся способностями к порядку, и прямых потомков срачных одноклеточных стафилококков^[15]. Сколько мне еще придется ремонтировать эту проклятую рухлядь, писюк ты гребаный?!

Гневная отповедь пропала втуне, потому что Кайрену было лень. Не просто лень, а с большой и жирной такой буквой. Предыдущей ночью он разорвал на куски трех мечников, предварительно выпив досуха их магию. Ошметки тел были ювелирно уничтожены вместе с его собственными следами. Он уже сейчас предвкушал выражение лица Ридэуса, когда тому доложат о таинственном исчезновении его бравых воинов. А сейчас Каю было лень и жарко. Гневный разнос, устроенный Салливаном, заставил восхититься в некоторых местах, родил вопрос о панелях из осины (странный выбор для церкви оборотней, где проводит службы вампир) и совсем не успокоил утреннюю эрекцию. Салливан этих мыслей не знал, он готов был воспламениться от злости и потому сделал то, о чем потом, возможно, пожалел… сильно.

— Я с тобой говорю, Гарри Поттер местного разлива! — заорал вконец потерявший терпение Алан и, схватившись за края простыни, сорвал ее с медленно поворачивающегося к нему мужчины.

Свою кретиническую ошибку он понял, когда белая тонкая ткань оказалась в руках. На кровати остался лежать критически обнаженный, полувозбужденный Кайрен Валгири. Со стоящими дыбом волосами, словно его за них всю ночь усиленно тягали, влажными опухшими губами, утренней щетиной и расфокусированным взглядом. Расслабленное тело бесстыдно потянулось на смятых простынях и издало хриплый, грудной рык. Алан завис, завороженно глядя на тугие узлы мышц, перекатывающихся под загорелой кожей, исчерченной шрамами. На длинные крепкие ноги, узкие бедра, резко очерченные кубики пресса на впалом животе. Взгляд скользнул по покрытой бисеринками пота груди, туда, где темнелись узоры кельтских узоров. Он языком бы очертил каждую из них, вылизывая темные соски, сжимая пальцы на этой чертовой крепкой шее и не только на ней. Оснащен Валгири был, как и подобало такому альфистому самцу. Впервые в жизни у Салливана рот наполнился слюной от вида члена другого мужчины. Гребаное совершенство, с которого только и лепи слепки. В обрамлении темных волосков. В меру длинный, толще, чем его собственный, без крайней плоти, с линиями взбухших вен и аккуратной мошонкой. С багровой головкой, на которой блестела капля смазки. Это был финиш.

Если бы в эту минуту Кай открыл глаза, то увидел бы совсем дикий, по-звериному голодный взгляд, которым пожирали его тело. Но он лежал, прикрыв глаза, пытаясь унять собственную, бьющую через край, магию и вообще не обращая внимания ни на что. Он бы так и не среагировал, если бы по комнате не поплыл сладкий аромат чужого возбуждения.

Оборотень резко подобрался и, распахнув глаза, сел на постели. Алан уже стоял спиной, сжав добела кулаки и резко захлопнув путь к своим эмоциям, но вот будоражащий запах не исчез. Кайрен глубоко вдохнул его, чувствуя, как собственный член просто каменеет, и наружу лезут клыки. Алан стоял, не шелохнувшись, с идеально прямой спиной, и чувствовал, как горит все лицо. Этот чертов оборотень не мог не знать о его состоянии!

— Салливан, тебе не стыдно врываться с утра пораньше в спальни к добропорядочным людям и будить их своими воплями? — не отводя хищного взгляда от заалевших кончиков ушей дизайнера, хрипло спросил Кай.

— Приличные люди не гробят чужое дело. Еще раз выкинешь такое, и всажу в твое сердце так своевременно подаренные мне янтарные ножи, — совершенно безразличным, ледяным тоном произнес Алан и вышел из спальни.

Дверь грохнула о косяк с такой силой, что стекла в окнах зазвенели. Альфа откинулся на локти и с садистским удовольствием уставился на дверь, отлично зная, что с другой стороны к ней прислонился белокурый мальчишка. Который, сам не чувствуя, продолжал царапать деревянную поверхность ногтями и тяжело дышать. Через минуту он сорвался с места…

Апокалипсис миновал как-то резко и спокойно. Рабочие в тот же день преступили к ремонту. Новый прораб встряхнул пыль с каски и развернул рабочий план, Джулиан взялся за счета, в замке опять застучали и заскрипели, Алан начал избегать Кайрена. Причем с великолепной точностью и скоростью. Ел Салливан тоже не с ними. Завтракая на ходу, обедая с рабочими, а к ужину, просто устав до отказа, доползал до собственной постели. Так продолжалось целую неделю, в течение которой старший Валгири вконец потерял итак не безразмерное терпение, Джулиан задолбался играть роль щита, Маркус с Дианой устроили допрос с пристрастием Каю, который, в итоге, слинял из окна шестого этажа. Терпение альфы подошло к своей критической отметке к середине второй недели.

Позабыв о том, что вообще адекватные люди спят в три часа ночи, Валгири, только вернувшись с очередного своего крайне кровавого дела, отправился прямиком в спальню обнаглевшего американца. Нервы были на взводе, адреналин от недавней схватки бушевал в крови, а волк внутри требовал законной мести за двухнедельное игнорирование. Человек был полностью «за» и потому в рекордное время оказался перед нужной дверью, но так и замер с занесенной рукой, проглотив свое возмущение, когда услышал собственное имя.

— Ри…

Хриплый, с надрывом, стон. Обжегший внутренности и заставивший с шумом проглотить скопившеюся во рту слюну. Рука легла на ручку, и замок тихо щелкнул, впустив его в утопающую во тьме спальню. Где на постели извивался и стонал Алан. Он крепко спал, с ума сходя в своих снах и не видя, как на него смотрят потемневшие золотые глаза. Как скользят по обнаженной груди, отслеживая путь прозрачных капель пота. Как горят животной похотью при виде широко раздвинутых и согнутых в коленях крепких гладких ног. Он не видел, как наяву тяжело дышит мужчина, которого он звал во сне. Как он по-звериному бесшумно скользит к постели и, не в силах отвести взгляд, наклоняется ближе, ловя чужое хриплое дыхание с присвистом. Всматриваясь в сведенные в муке брови, приоткрытые влажные губы и язычок, мелькающий за белым ровным рядом зубов. Вдыхая аромат острого мускуса и полевых цветов, перекатывая на языке чужое желание и все сильней разгораясь.

Руки сами опустились к простыне и медленно потянули, обнажая извивающееся тело. С жадностью смотря на влажное от смазки пятно на боксерах и дрожащий под ним набухший член. Дергающийся от каждого бесстыдного толчка бедрами. Еще один толчок, и трение с тканью стало просто невыносимым. Пальцы схватились за простыни, а из горла вырвался всхлип, мурашками отдавшийся по коже Кая.

Черного альфу вело так, как никогда прежде. От одного запаха, от бессвязного шепота и глухих всхлипов. У него стояло так крепко, что было больно от давящей ширинки армейских штанов. Все инстинкты обострились до предела, волк внутри возбужденно скалился и, скуля, тянулся к ароматной коже человека. Перед глазами то плыло, то моментально прояснялось. Ладони жгло от невыносимого желания прикоснуться, обладать, сорвать к чертовой матери мешающие тряпки и, подтянув к себе такое открытое и уязвимое тело, вонзить в него клыки, вылизывать каждый сантиметр кожи, уткнуться в пахнувший терпко-сладким вереском пах и царапать до крови напряженные бедра. С каждой секундой становилось плевать на реакцию человека, когда он проснется и поймет, что происходит.

Блондин глухо заскулил, и у альфы сорвало крышу.

Ладони с силой прошлись по щиколоткам, вверх по сведенным от судороги икрам, и губы коснулись левого колена. Язык скользнул по внутренней стороне бедра, заставив Алана взвыть и изогнуться, еще шире раздвинув колени, позволяя мужчине продвинуться вперед и, оперевшись на одну руку, нависнуть над все еще спящим парнем. Ловя губами чужое отрывистое дыхание и вырывая из груди глухой рык. Скользя кончиками пальцев ниже живота и подцепив резинку боксеров, оголить сочащуюся головку. Нажав на нее пальцем и пройдясь по уздечке, взять в кольцо. Грубо двигаться, ловя его отрывистые вздохи и вскрики. Взглядом прикипеть к исказившимся от наслаждения чертам лица, тяжело дышать, не смея полностью лечь сверху и двинуть бедрами навстречу, не смея дотрагиваться до влажных от пота волос. Только смотреть и желать вылизать, вытрахать распахнувшийся в немом вскрике рот.

Тело под ним разгорячено и напряжено до предела. Он уже не может остановиться, снова и снова двигая рукой, чувствуя, как близится конец. Алан изгибается и встает на лопатки, когда он обхватывает пальцами бархатную мошонку и, дразня, опускает их к сжимающемуся анусу. Этого достаточно, чтобы довести до края. Член пульсирует и толчками изливается, пачкая его руку и одежду. Кай рычит и грубо проводит языком по распахнутым влажным губам белокурого дизайнера.

— Ри! Ри! — кричит Алан и распахивает глаза.

В комнате он один. Сердце загнанно бьется, грудь ходит ходуном от тяжелого дыхания, а губы горят так, словно по ним прошлись раскаленным железом. Вокруг темно и тихо, только собственное сорванное дыхание бьет в ушах, а ветер, пробравшийся сквозь распахнутые балконные двери, колышет прозрачные шторы. Мокрые боксеры неприятно липнут к коже и заставляют поморщиться.

— Твою мать, — нервно выдыхает бледный Салливан и на дрожащих ногах пробирается к ванной комнате.

— Твою мать, — тихо шипит он, прислонившись руками к холодной плитке, стоя под обжигающими струями воды.

— Твою мать, Валгири, — шепчет он.

Его руки дрожат, когда он зажигает сигарету. С обнаженного тела все еще капает вода, а в голове царит хаос. Этой ночью он больше не уснет, совершенно не зная, что в это самое время, стоя под душем в собственной ванной, остервенело дрочит и когтистой рукой исполосовывает всю стену перед собой волк из его снов.

Блажь ли?

Детка, я охочусь на тебя сегодня

Выслежу тебя, съем тебя живьем

Точно, как животные, животные

Как животные

Может, ты думаешь, что сможешь спрятаться

Но я могу учуять твой запах за много миль

Точно, как животные, животные

Как животные, малыш, я…

Так что ты пытаешься сделать мне?

Мы будто не можем остановиться, мы будто враги

Но мы ладим, когда я просачиваюсь внутрь тебя

Ты как наркотик, убивающий меня

Я отключил тебя

Но ты дополняешь меня, когда я внутри тебя

Да, ты можешь начать все заново, быть свободной

Ты можешь подцепить другую рыбку на крючок

Ты можешь притвориться, что так все и должно быть

Но ты не сможешь уйти от меня далеко

Я продолжаю слышать тот звук, который ты издаешь

Тот звук, который затаскивает меня под землю

Ты можешь притвориться, что это был я, но нет…

Maroon 5 — «Animals»

Это все блажь, обман, минутная прихоть. Просто банальное желание поэкспериментировать. Эти слова Алан говорит себе каждое утро, умываясь и одеваясь. Он крутит их в мыслях все то время, пока ехидно улыбается за обедом и отпускает шутки. Он улыбается довольной Эрике и предпочитает не замечать чужой взгляд на другом конце стола.

Он шепчет их, словно молитву, каждую ночь. Всполошенно вскакивая на постели и чувствуя, как суматошно бьется в груди сердце. После этого он не сомкнет больше глаз. Он выбирается из остывшей постели и бредет в ванную комнату. Вода шумит и стекает по напряженным плечам. Она тонкими струйками чертит свой путь по позвонками и, скатываясь по пояснице, опускается к ногам. От ее холода сводит мышцы, и кожа должна уже быть ледяной, но она горит. Ее жжет от жарких прикосновений, которые он все еще чувствует на коже. Он чувствует чужое дыхание совсем рядом. Оно щекочет ухо и мурашками пробегает по шее. Алан сжимает зубы и смотрит на прозрачные потоки воды, исчезающие в темном сливе. Жаль, что его мысли точно так же не может засосать по неизвестному адресу. Он выходит в комнату, так и не высушившись и даже не накинув халат.

Его ночи похожи друг на друга так, что он начинает терять им счет. Пачка недокуренных сигарет лежит на прикроватной тумбочке. Зажигалка чиркает легко, и уже через минуту в темной комнате разгорается маленький огонек от сигареты. Алан делает затяжку и, не мигая смотрит на тьму за стеклами балконных дверей. Он смотрит на нее и точно знает, что сегодня все опять повторится. Сигарета будет докурена в четыре затяжки. Простыни намокнут под ним за несколько минут, но он даже на миллиметр не сдвинется с места. До самого рассвета пялясь в светлеющий потолок. А следующей ночью все повторится вновь.

Ему будет сниться чужое поджарое мужское тело с черной вязью кельтских узоров на груди. Ему приснятся крепкие руки, с силой сжимающие его тело. Горячие сухие губы, которые, еле касаясь, спустятся по шее и, добравшись до груди, сомкнутся на его сосках. Желтые глаза, с животной страстью смотрящие на него. И он подчинится. Он будет послушно изгибаться и кричать, он будет сжимать коленями чужие бока и до крови царапать исчерченную шрамами спину. Будет, еще как будет, и позволит сжимать и катать себя по всей этой чертовой постели. А напоследок почувствует жаркое влажное касание на губах.

Он как ошпаренный подскачет на постели. Распахнув глаза и невидяще уставившись в темноту ночи, будет хрипло шептать:

— Это все блажь.

Он не будет знать, что двумя этажами ниже, в своем кабинете, сидя в кресле, Кайрен будет пить виски. Не моргая, бешеными звериными глазами уставившись на языки пламени и кроша в пыль стакан с недопитым напитком. После той ночи он так ни разу и не придет на хриплый, полный страсти зов блондина. Отлично зная, что на этот раз его не удержит ни одна сила…

Они поменялись местами, и это видят все. Алан больше не смотрит в его глаза. Он захлопывает путь к своим эмоциям и все дольше отсутствует в замке. Он уходит и возвращается далеко за полночь. Семья видит, что что-то происходит, но не может понять, в чем дело. Алан лжет первоклассно, и натянутая улыбка выглядит чуть ли не ярче солнца. Его сердце, как и прежде, не сбивается с ритма, у него не частит дыхание, да и выглядит он расслабленно. Алан Салливан спец во лжи, но Кайрен больше не верит ему. В отличие от всех других, он слышит ложь так же отчетливо, как и собственное сердцебиение. Он только отводит глаза.

Первым не выдерживает Джулиан. Он пытается поговорить с шефом, но получает лишь ухмылку и заверения, что все великолепно. Такой ответ ждет и всех остальных. Он все позднее возвращается в замок. Кайрен молчит, потому что он знает, где проводит свое время белокурый дизайнер. Ровно до тех пор, пока в очередной раз Салливан не возвращается в Блодхарт под утро после двухсуточного отсутствия. От него несет водкой и дешевыми духами. У Кайрена от бешенства темнеет в глазах.

Они орут друг на друга больше часа и с каждой минутой распаляются еще больше. Вся семья сидит внизу и не смеет вмешиваться. Неожиданно дверь кабинета распахивается и с грохотом бьется о стену. Сразу за этим раздается взбешенный голос Алана:

— Да пошел ты! — кричит он, — кто ты вообще такой, чтобы говорить мне, что делать?! Это моя жизнь и делаю я то, что хочу. Захочу — пошлю нахер этот долбаный контракт и съебу из этого проклятого замка, захочу — трахну всех твоих служанок. Это мое дело, и ты никто!

— Это МОЙ замок и пока что ты работаешь у МЕНЯ! Так что, изволь подчиняться МОИМ правилам, — рявкнул разъяренный Кайрен. — Когда съебешься в свой Нью-Йорк, можешь хоть Эмпайр Стейт Билдинг трахнуть, хоть в бикини по Бронксу прогуляться! Но здесь будь любезен предупреждать, когда решишь потрахаться, смотавшись в бордели Глазго!

— О да, конечно, мой господин, — голос Алана щедро сочился ядом, — обязательно проинформирую, когда у меня встанет. Может быть, ты мне еще и свечку подержишь или решишь присоединиться?! Что, на групповуху потянуло?! Ты не стесняйся, Валгири, все мы тут свои, все понимаем. Возраст и все такое, не встает уже без помощи маленький Рирусичек, м?!

— Нарываешься! — хриплым, низким от неконтролируемого бешенства голосом процедил сквозь зубы альфа.

— А почему бы и нет?! — зло закричал Салливан, — что ты мне сделаешь, а?! Разрушишь замок, уволишь? Ну, так чего встал?! Давай, разнеси тут все окончательно! Будешь рычать и скалиться?! Давай, в конце-то концов, ты только и можешь, что вести себя, как бешеное животное!

Дверь снова грохнула и на этот раз с такой силой, что удивительно, как не осыпалась штукатурка. На лестнице раздались резкие шаги, и через несколько мгновений мимо раскрытых дверей гостиной пролетел взбешенный до предела Алан. Он спустился в холл и, с грохотом распахнув двери замка, выбежал во двор, откуда через минуту раздался визг шин.

После этого наверху начался Ад. Шум разбивающихся стекол и грохот ломающейся мебели заставил замереть. Никто так и не посмел подняться наверх. Кайрен громил свой кабинет по-зверски. Превратив в щепки и мелкие осколки абсолютно все, до чего добрался. Жирной точкой в его бешенстве стал вылетевший из окна письменный стол…

Легче не стало, только в разы хуже. Алан чувствовал это с каждым днем. Снова перестав смотреть, перестав говорить и, окончательно разругавшись. Больше не было ни совместных вечеров, ни улыбки на суровом лице, ни вылазок в город только в компании друг друга. Так было правильно, было верно, потому что Алан чувствовал, что больше не справляется. Он сжимал в руках податливые тела, слышал громкие стоны, он чувствовал запах этих женщин. Он драл их до визга и закатывающихся накрашенных глаз. Он слышал их голоса, но все это время перед глазами был совершенно другой. Он не закатывал томно глаз, не стонал на заказ, не пах цитрусами и розами. Но только от одного взгляда этого мужчины все сворачивалось в горящий комок, и слабели колени. Только из-за него, и это был конец.

Волки тревожно выли вдали и звали к себе. Они шли под лунным светом и отдавались своей охоте. Мчались по густому лесу, выискивая свою добычу и загоняя ее всей стаей. Он словно наяву видел блестящие глаза волков и кровавые улыбки хладных. Их смех, пьяный азарт и запах крови. Ночь была в самом разгаре, и по небу среди рваных облаков плыл золотистый рожок луны. Они были там, а он здесь. Запертый в своей комнате и смотрящий на блестящие под холодным светом янтарные кинжалы. Каждый из которых сейчас резал его по-живому, напоминая о других ночах. Тех, где он шел рядом с черным альфой, шутливо переругиваясь с ним и пряча свой запах, на что всегда получал укоризненный взгляд на волчьей морде. Он помнил, как кипела кровь, когда они вместе загоняли дичь, как делились каждый своей добычей. Сидя у костра и разговаривая ни о чем. Смотря на далекий блеск звезд и встречая рассветы на краю обрыва, вдали от всей стаи.

— Это все закончится, — откинув голову на край постели, сквозь зубы прошипел блондин и закрыл глаза, — должно закончиться!

Но, как показала практика, ничего не закончилось, а только началось. Когда с охоты стая вернулась не как обычно перед рассветом, а раньше и в сопровождении чужаков.

Алан был там. Он стоял на лестнице и, сжимая в руках дымящуюся кружку, смотрел на явно раздраженного черного альфу, напряженного Маркуса и следующих за ним нескольких волков. Салливан за все это время успел узнать каждого зверя из стаи Кая и мог с легкостью различить всех их. Эти же были чужаками. Они шли, гордо подняв морды, а некоторые пытались скрыть за надменными взглядами явное напряжение и неуверенность. Заключала же всю эту толпу остальная часть семейства Валгири.

Кайрен почувствовал на себе его взгляд в ту же минуту, как это в случае с ними было всегда. Он не отрывал своих потемневших золотых глаз от блондина все то время, пока поднимался навстречу. Алан только еще крепче сжал в руках кружку и, гулко сглотнув, не смог отвести глаз. С жадностью рассматривая огромного зверя со слипшейся от чужой крови и грязи поседевшей черной шерстью. Он не замечал никого вокруг и не пошевелился бы, даже если бы в эту минуту лестница рухнула под ногами. Кайрен не произнес ни слова, он не остановился, а прошел мимо. И все бы ничего, Алан бы смог убедить себя потом, что не делал глубокого вдоха, чтобы, как больной идиот, впитать в себя запах звериного тела, если бы Кайрен не сделал то же самое. Всего одно мгновение и одно неуловимое движение заставили кожу покрыться мурашками и жару обдать окаменевшую спину. Алан так и не сдвинулся с места, слепо уставившись в пустоту перед собой и потому пропустив один весьма пристальный и нетерпеливый взгляд серебристого волка и другой, горящий ненавистью и презрением, — грязно-бурого.

Он пришел в себя от устало опустившихся у его ног Эдди и Уоли. Те сложили крылья и тихо заурчали, когда рука дизайнера мягко потрепала сперва одного, а потом и второго, по напряженному загривку. После чего к ним присоединилась и сонно зевающая, растрепанная Эрика. Она села на ступеньку рядом со своим женихом и моментально оказалась на его коленях. Откинувшись на крепкую грудь и, блаженно улыбаясь.

Уоли смотрел на них и честно думал, что его брат тот еще везунчик, в отличие от него. Его пара же спала в их комнате и даже не знала о том, что почти каждую ночь ее парень превращается в клыкастое черное чудовище. Рыскающее в лесу и пытающееся заглушить свою тоску. Если прежде он и хотел рассказать все Джи-Джи, то теперь он с ужасом ждал того дня, когда тот все узнает. Потому что Джулиан боялся. Всего лишь раз Уолтер попытался намекнуть, явившись в своем зверином обличии во снах. Он звал, просил понять, все объяснял, но того ужаса, обжегшего все его нутро, хватило ему с лихвой. Джулиан с воплями и слезами проснулся среди ночи, и до самого рассвета Уоли пришлось успокаивать его, давясь собственной болью и с трудом сдерживая скулеж. Потому что, несмотря на всю любовь, его зверя отвергли с таким ужасом и отвращением, что это было намного хуже смерти. Не было больше иллюзий. Он знал, что его сердце разобьется в ту же секунду, когда его пара узнает правду.

Теплая рука лаской прошла по шее и легко погладила поникшее крыло. Уоли устало прикрыл глаза и, повернув голову, уткнулся мордой в покрытые жесткой джинсовой тканью колени. Рука мягко опустилась на голову, и сверху раздался тихий и уверенный голос Алана.

— Не дрейфь, зверюга. Джулзи хоть и психанул, но ты у него один. Куда он денется? Я еще станцую ламбаду на вашей свадьбе.

Улыбка на его губах хулиганская, а серо-голубые глаза наглее, чем у самого дьявола. Уолтер смотрит на его расслабленное лицо и думает, что понимает, почему так сходит с ума дядя. Рядом с Аланом не надо ни Ада, ни Рая. Он сам их олицетворение, если не намного круче…

Кайрен смотрит на альф трех стай и почти не видит их. Он слушает их в пол-уха и, откинувшись в своем огромном кресле, прикрывает глаза. Они не говорят ему ничего нового. Он и так знает об участившихся нападениях на городских волков. Первый удар пришел по одиночкам, а теперь начались обрабатывания стай. Нападающие никого не оставляют в живых. Они путают свои следы так, что невозможно отследить ни по запаху, ни по отпечаткам. Каждое нападение обставлено так, словно действует группа из представителей всех трех рас.

Альфа переглядывается с братом и тот, опустив морду, хмыкает. Они именно это и предполагали, Ватикан больше не хочет ждать. Волчий Совет уже стоит на ушах и взбешенно ведет переговоры с человеческими властями. Владыки нет в Британии, как и Вампирского Двора. Никто не может найти и даже связаться с ними. Людинервничают и пытаются удержать конфликт под контролем. Волки уже ищут виновных, и они в таком бешенстве, что людей даже жаль. Если сейчас одна из сторон хоть на каплю поведется на провокацию, мирный договор пойдет к черту и начнется массовое уничтожение. Все это Кайрен знает давно, его больше сейчас интересует то, что хотят ему предложить эти альфы. Это и вправду интересно, поэтому Маркус сделает милость, если перестанет ехидно зубоскалить.

То, что конфликт от них пока далеко, и то, что скоро он перекинется в их края, — дело времени. Понимают это все и потому они предлагают союз ему. Волчий Совет хоть и обладает властью, но к молодым кланам он даже в такой ситуации не желает снизойти. А жить-то всем хочется, и потому они готовы дать клятву верности ему. Кайрену их существование побоку, но здесь уже вопрос стоит по-другому. Если начнется новая война, то она коснется и его семьи. Потому что он до сих пор не знает, что из себя представляет этот проклятый осколок от Искры, который так отчаянно ищут. Кайрен настолько углубляется в собственные мысли, что встряхивается только тогда, когда ловит тревогу брата. А в следующую минуту серебристый альфа произносит то, что вполне может стать прямой причиной его выдранной глотки.

— Мы понимаем, что одного слова будет недостаточно, и поэтому вместе с нашей клятвой предлагаем заключить брачный союз, — ничего не подозревая, произносит молодой волк и смотрит с холодной гордостью.

— С кем? — подозрительно спрашивает Маркус, хвостом чуя, что в данном конференц-зале нужно будет заделать минимум будущую дыру в потолке.

Серебристый волк обводит ленивым взглядом перекошенные от недовольства морды остальных «опоздавших» с предложением альф и тянет:

— Мы все слышали о белокуром человеке, которого стая Дериана называет Ангелом, — первым тревожным звоночком становятся медленно покрывающиеся инеем стекла в окнах, — он и вправду особенный. Так как человек очень важен вашей стае, то для меня будет великой честью принять его под защиту клыков и в дом моих предков. В обмен же стая смиренно отдаст любого из своих сыновей, которого выберет ваш альфа.

Маркусу кажется, что он вполне реально сейчас услышал тот резкий щелчок, с которым слетают предохранители брата. Злость поднимается в нем медленно, она плавит его внутренности и, превращаясь в ледяное бешенство, грозится вылезти наружу. Младшему Валгири не жаль идиота, ляпнувшего глупость, он сейчас думает, как бы спасти всех от надвигающегося зверского убийства.

— Извини, кажется, мне уши забила сера, — потирая когтем ухо, опасно скалиться альфа, — повтори-ка, что сказал.

— Двойной союз будет надежным гарантом, — серый волк подбирается, чувствуя опасность, но пока не может понять, что происходит.

А у Кайрена все внутри плавится от злобы и ненависти. У него крыша едет, когда перед глазами мелькает видение настороженного Алана, стоящего на лестнице. Такого домашнего и теплого, что хочется обернуться вокруг него и заснуть. Растрепанный, горячий, пахнущий теплым шоколадом, который он пил несколько минут до этого. С темным взглядом серо-голубых глаз. Еле видными лучиками морщинок вокруг сводящих с ума глаз. Своим стервозным характером, тихим обволакивающим голосом, громким смехом и гениальными мыслями. Безбашенными поступками и сотнями тайн, отгадки на которые сколько не ищи, невозможно найти. Со всем своим теплом, хриплыми стонами и гладкой, словно шелк, кожей. Одуряющим запахом и мягкими влажными губами, от воспоминаний о которых напрочь башню сносит.

— Ни-ког-да! — по слогам произносит альфа, и человеческая речь почти теряется в рычании, — союз мы заключим, но очень сильно советую позабыть о человеке.

Он выходит из зала, даже не слушая сбивчивых слов. Внутри все клокочет, и он точно сейчас что-нибудь расхерачит к чертовой матери или вернется и вырвет глотку вшивой твари. Он настолько зол, что не сразу замечает вылетевшего следом брата. Тот смотрит с непониманием и еле слышно шипит:

— Я понимаю твой гнев, и хрен им, а не Алан, но мать твою! Что вообще с тобой происходит?!

Кайрен смотрит на брата потемневшими глазами, и его так и подмывает рявкнуть: «Ревность, братец! У меня от вашего с Ди беленького херувимчика крышу сводит больше полгода! И да, такими темпами я завалю его, и хер он меня остановит!»

Вместо этого, стена за его спиной покрывается трещинами, а стекла разрываются на куски, осыпая обоих братьев осколками. О да, Кайрен в курсе, как называется то, что с ним сейчас происходит. Люди называют это ревностью…

Алан не слеп, не глух и уж точно не идиот. Он видит, как смотрят на него чужаки. Видит их взгляды, и чего уж там, в некоторых так и читается совсем не платонический такой интерес к его заднице. Но, черт возьми, этот конкретный блондинчик с зелеными глазами просто говорил с ним о лошадях! И этот разговор слышали минимум трое конюхов, которые в эту минуту были с ними в конюшне. Какого черта надо было швырять беднягу так, чтобы им проломить заднюю стенку?! Серьезно, Алан еще минут десять с шоком рассматривал солидную дыру в стене и слышал скулеж светловолосого оборотня, который в данную минуту с трудом держался, чтобы не пасть под внушительным прессингом взбешенного Кайрена. Тот только прошипел что-то еле разборчивое (Салливан был уверен, что все змеи округи сейчас дружно подавились от зависти) и, распугивая впечатлившихся конюхов, направился обратно к замку.

— Ну, уж нет! — возмущенно рявкнул дизайнер и, кинув узды коня одному из работников, кинулся за Валгири.

Изначально это должен был быть весьма спокойный и конструктивный разговор двух разумных взрослых мужчин. На деле же все, как всегда, превратилось в разбор отношений, смахивающий на скандал старых супругов. Гости к такому не были готовы, в отличие от обитателей замка, и потому с каждым новым воплем и матом, доносившимся из библиотеки (кабинет по понятным причинам был все еще недоступен. Диана мысленно уже считала, во сколько им обойдется ремонт библиотеки. Сумма обещала быть веселой) их глаза все больше принимали форму идеального круга. Когда же парочка перешла на личности и, как обычно, с первоначальной темы скакнула на интимные откровенности, Диана решила сжалиться над бедной психикой пришлых волков. Она ослепительно улыбнулась волкам и, взяв мужа под руку, предложила экскурсию по Волчьему Двору, пока их альфа не освободится. Волки смотались из замка быстрее хозяев. Прислуга была в курсе, как вести себя в чрезвычайных ситуациях, молодежь вылетела из Блодхарта «по делам» в ту же минуту, когда за озверевшим Кайреном в холл ворвался пышущий праведным гневом дизайнер. Жертв в принципе не должно было быть. Была лишь надежда на то, что по возвращении хоть стены на месте стоять будут.

Единственный, кто свой пост так и не покинул, был Гор. Он же начальник безопасности, в конце концов! Поэтому сейчас тихонько сидел в так любимой семьей небольшой гостиной и увлеченно читал криминальную колонку в утренней газете. Уоли и Эдди часто подкалывали его за это дедулькино хобби, но ему нравилось. Запах газетной краски и аромат утреннего черного кофе всегда ассоциировался с отцом.

Наверху чем-то грохнуло, последовал отборный мат, который заставил зависнуть и уважительно присвистнуть, а Кайрена разозлено зарычать и будто яд процеживать каждое слово (Гор честно не подслушивал. Профессионализм и чувство такта к своему альфе не позволило бы, но эти двое сейчас орали друг на друга так, что их было слышно, наверное, даже в Новом Орлеане).

— Что со мной происходит?! Это что с ТОБОЙ происходит?! — Кайрен по ощущениям был доведен до ручки, — что, потянуло на эксперименты?! Сперва дешевые шлюхи, а теперь с полузверьми решил попробовать?! Тебе острых ощущений не хватает?!

— Ты себя со стороны слышишь?! — зло спросил Алан, — совсем крышей тронулся?! Это был всего лишь разговор о твоих долбаных конях! И вообще, с каких это пор мой моральный облик так волнует тебя?! Может, мне разнообразия захотелось, и я решил попробовать, как это будет с мужиком. Ой, извини, с полузверем!

— Ты скажешь этому щенку «ДА» только через мой труп! — прорычал альфа.

— Это не твое дело! — заорал Салливан, и раздался очередной грохот, — ты никто мне! Я вообще не из твоей стаи!

— Это мое дело, и не имеет значения, что ты не в стае! Я не дам какому-то уроду превратить тебя в тупое безвольное животное! Так что, прости, малыш, но тебе придется держать свой излишне активный член в штанах, пока ты не укатишь к себе домой!

— Что? — хрипло спросил Алан.

— Что слышал! — дверь грохнула, и на этот раз мимо гостиной, сметая все на своем пути, пронесся белый от бешенства Кайрен.

Алан застыл у распахнутых дверей гостиной ровно в тот момент, когда грохнули входные двери замка. Но даже после этого у блондина был слегка пришибленный и шокированный вид. Гор впервые видел растерянность на всегда таком ехидном и уверенном лице дизайнера. Оборотень покачал головой и, отложив газету, направился к Салливану.

— Я не дам какому-то уроду превратить тебя в тупое безвольное животное! — не поворачивая головы, рассеянно повторил Алан, — что это было?

— А то, что милорд защищает тебя и довольно давно, — вздохнул Гор, за что удостоился еще одного растерянного взгляда.

— У меня сейчас мозг вскипит, — честно произнес Алан и зашел в гостиную, — может, объяснишь мне, от чего защищает?

Гор прошел следом и, встав к подоконнику, посмотрел на занявшего кресло блондина. Тот сцепил пальцы в замок и оперевшись локтями на колени, смотрел на него. От него все еще шел запах раздражения и непонимания.

— Почему, по-твоему, Волчий Совет не принимает молодые кланы? В принципе, они и союзы с людьми не особо приветствуют, а кровосмешение с вампирами вообще карается изгнанием, но к молодняку счет иной, — произнес оборотень.

— Нет истории? Статус предков? — недоуменно спросил Алан.

— Обращенные, — покачал головой Гор, — все дело в обращенных.

— Не понял, — брови Салливана полезли вверх.

— Молодые кланы держат людей в своем клане только как работников, посредников в делах с людьми, возможна дружба. Но если человек становится парой волка, его обращают. Чем больше волков в стае, тем больше сила альфы. В старых же кланах — рожденных Высших, людей никогда не обращают. При таких союзах, конечно же, потомство бывает слабым или вообще рождается человеческим.

— А как же Эрика? — растерянно произнес Алан, — я думал, что после свадьбы Кайрен обратит ее.

— Нет, — нахмурился Гор, — милорд никогда бы не поступил с ней так. Понимаешь, обращенные не похожи на рожденных волков. Да, они тоже могут перекинуться в своего зверя, у них почти те же способности, но они слабее. Они теряют все человеческое каждый раз, слыша зов луны. Тогда их зверь слетает с цепи и это уже животное, идущее на голых инстинктах. И даже в своем человеческом обличии обращенные теряют свое «Я». Их воля ломается под альфу, и даже прикажи он им убить себя, они сделают это. Рожденные не такие. Мы одно целое со своим зверем. Наша кровь также горит, когда зовет луна, но она не убивает в нас человека. Милорд никогда и никого не обращал. Люди, вступившие в стаю, остаются людьми. И, если говорить начистоту, то в отличие от других стай, наша кровь не растворяется в людях. Наоборот, она становиться только сильней. В таких союзах всегда рождаются сильные волчата. Но бывают случаи, когда ребенок рождается без зверя и вместо этого у него со временем появляются специфические способности. Помнишь девчушку, которую ты спас в лесу, — Мерион?

Алан кивнул, и оборотень продолжил:

— Несмотря на свой возраст, она уже сейчас очень сильный эмпат. У Розалин, одной из наших кухарок, сын вообще телепат. У Эбота работают близнецы-целители. А наш патологоанатом и того хуже, с того света любую душу может достать и мозги прополоскать ни хуже, чем при жизни.

Но шутливый тон волка изменился. Он пристально посмотрел в глаза Алана и произнес:

— В ту же минуту, когда тебя обратят, стая просто физически не сможет принять тебя. Ты навсегда умрешь для нас. Вот почему милорд никогда не позволит тебе даже взглянуть на этих волков.

— Волки-собственники, — фыркнул Алан и откинулся в кресле, — блеск. О да, он такой собственник, что сам меня скорее покусает, чем даст это сделать другим.

Со стороны Гора раздалось бульканье. Алан резко посмотрел на пытающегося не засмеяться начальника безопасности.

— И что смешного? — подозрительно спросил блондин.

— Ты слишком много смотришь всякую глупость, — насмешливо произнес оборотень, — для обращения не нужен укус. Если бы это было так, то ты давно уже выл бы ночами. Мне напомнить вашу с милордом фееричную дуэль?

— Язва, — недовольно поморщился Салливан, — и как это происходит?

— У каждой стаи хранится золотая чаша предков. В первую ночь новолуния вся стая собирается в храме, и каждый ее волк приносит в дар чаше каплю своей крови. Она как бы поглощает ее и постепенно меняет свой цвет в алый. Когда процесс закончен, человеку хватит и одного глотка простой воды из нее. Чаша навсегда забирает часть человеческой души, отдает взамен дух зверя, сотканного всей стаей. Со всеми своими пороками, страстями, страхами и силой.

— Только человеческая часть не принимает зверя, — озарило пониманием дизайнера, — вот почему обращенные слабее.

— Да, — кивнул Гор, — даже не смотря на добровольное обращение. Психика просто не может до конца принять это. Человеческий разум просто не может ужиться со зверем и принять, как продолжение себя. Ну, теперь ты знаешь, что никто никого не кусает. Хотя, если тебе так понравилось, то я уверен, что милорд будет совсем не против немножко покусать тебя.

За последние слова невинно улыбающаяся морда наглого волка получила убийственный взгляд и ехидное предложение:

— Желаю тебе найти того, кто тебя так покусает, что ты имя свое забудешь.

— Решил сыграть роль свахи? — бессовестно сверкая глазами, оскалился Гор, — Ал, ты просто душка!

Разговор с Гором не выходит из его головы весь день. Он думает об этом все время, пока рассеянно следит за работами в восстанавливающемся крыле замка. Когда слушает бодрый голос отца в трубке и обещает ему не устраивать больше Апокалипсис в филиале их фирмы. Когда улыбается тревожно смотрящей Эрике и едет в Волчий Двор. Он думает о том, что Кайрен Валгири медленно и методично ломает его. Он без разрешения врывается в его мысли днем и ночью, не давая покоя. Алан думает, что так больше не может продолжаться. Потому что с каждым разом все трудней удержаться и не натворить глупостей. Это все закончится…. Когда он, наконец, уедет и забудет. В один день он просто не вспомнит дорогу в Волчий Двор. Он забудет лица тех, кого он словно знает много лет. Он не вспомнит черный мост, на другом конце которого среди цветущих садов и виноградников возвышаются темные своды Блодхарта. Он забудет эту неугомонную семейку и преданных слуг. Не вспомнит и угрюмого мужчину с золотыми глазами, которые совсем недавно начали напоминать ему весеннее солнце. Не будет больше его грудного голоса с хрипотцой. Острых улыбок, которые он ловил так жадно. Он не увидит детей, крутящихся у его ног и пытающихся повиснуть на плечах. Не услышит, как тот будет ругаться матом на Эбота, а после с недовольным видом ворчать и пить подсунутый целебный отвар.

Это все навсегда останется здесь, а он вернется в свой гребаный Нью-Йорк, где с головой уйдет в работу. Доведет все-таки половину сотрудников отца до гроба. Заведет себе очередную любовницу, а лучше двух. У которых будут темные, словно шелк, волосы и прозрачные карие глаза. Потому что Алан на все сто уверен, что в мире ни у кого больше нет таких желтых цепких глаз. От одного взгляда которых он с головы до ног готов воспламенится.

Рядом грохнули досками, и белокурый дизайнер вздрогнул. Обведя рассеянным взглядом рабочих, выносящих из уже готовой церкви лишний строительный мусор. В то время, как вокруг суетились люди, посреди пока еще пустого огромного зала, раскрыв рот, стоял преподобный Солмерс и восхищенным взглядом обводил свои владения.

— Мастер Алан, — пораженно выдохнул вампир и горящими глазами посмотрел на довольно улыбающегося блондина, — это великолепно! Господи, да это… у меня слов просто нет!

— Вы еще не видели весь наш апгрейд, преподобный, — засмеялся Салливан и оперся локтями о резную балюстраду из темного дерева.

Но даже то, что Солмерс видел сейчас, поражало до глубины. Его старая и, несомненно, великолепная церковь пережила колоссальные изменения. Еще в самом начале молодой дизайнер хитро улыбнулся ему и сказал, что обитель Бога должна быть под стать их сущности. А сейчас вампир в очередной раз убеждался в том, что для этого человека они никогда не перестанут быть особенными.

От обугленных стен и остальных разрушений остались только воспоминания. Это была причудливая мешанина из темного блестящего дерева, резных каменных колонн и арок, скрытых зеленью вьющихся растений. Деревянные панели, привезенные Аланом, оказались не такими, какими Солмерс представлял себе. Они были покрыты сплошной резьбой переплетенных цветов и вязью латинских молитв. Панели превращались в деревянные ленты, туго обвивавшие колонны, и покрывали арки. Кое-где в деревянных отсеках колонн стояли горшки с повисшими до самого пола тонкими стеблями плюща. Солнце играло в высоких витражах и цветными пятнами лежало на стенах и на гладко отшлифованном полу. Рухнувшую крышу тоже поменяли, и теперь она была целиком покрыта деревом, на котором цвели узоры из зачарованного серебра, а кое-где, то и дело виднелись стеклянные прорезы с теми же витражами. Роспись на стенах с трудом, но удалось восстановить, и теперь вместе с ними появились совершено новые статуи святых и ангелов. На верхнем же ярусе среди дерева и камня затерялись трубы органа. А за спиной Алана яркими цветами блестела огромная витражная роза. Она озаряла фигуру человека, который смотрел на Солмерса, и губы его растягивались в понимающей улыбке. В которой одновременно было столько всего. Так же, как и в глазах, так не похожих на глаза других людей.

Именно его первым и увидели зашедшие в эту минуту гости в сопровождении Маркуса и Дианы. Супруги Валгири обвели внутреннее убранство церкви восхищенными взглядами. Диана присвистнула и, обернувшись к Алану, громко засмеялась.

— Дорогой, ты как всегда превзошел самого себя! — улыбаясь, произнесла она.

Алан шутливо поклонился ей и спустился по боковой лестнице. Он устало откинул со лба выбившиеся из пучка короткие пряди и обвел взглядом восхищенно бормочущих и озирающихся волков. Те были настолько впечатлены, что даже забыли о своей вечно постной мине.

— Ну, вообще-то, — сверкнув глазами, произнес Алан и наклонился к самому уху заинтригованной хладной, — я несколько увлекся апгрейдом.

— Насколько? — настороженно спросил Маркус.

На губах Алана появилась настолько острая ухмылка, что супруги враз поняли, насколько тот «увлекся».

— Дай подумать, — нахмурился Салливан и начал перечислять, — все дерево здесь из осины, пропитанной рябиновым соком. Низ стен покрыт раствором с рябиновым пеплом, как и двери. Если их запереть, то кольцо сомкнется. А дверки у нас из зачарованного серебра под деревянной облицовкой. Еще есть несколько тайников с оружием. РПГ туда впихнуть не смогли, так что оно сейчас в чулане. Остальное будет потом.

— Алан, — глаза Маркуса были в шаге от нервного тика, — у нас в чулане церкви РПГ? Ты что, к войне готовишься?!

— Зная вас, — подчеркнув последнее слово, произнес Алан, — готовым надо быть даже к вторжению инопланетян! Напомнить, почему мы вообще здесь ремонт затеяли? Зато теперь к нам не будет лезть всякая хрень.

— Ал, милый, — улыбнулась Диана, — всякая хрень, может быть, не полезет, но на людей все это не подействует.

— Об этом тоже позаботимся, — отмахнулся блондин.

— Салливан — ты ужас, — произнес Маркус, — причем покруче моих сыновей.

— За это вы меня и любите, Марк, — хлопнув по спине оборотня, улыбнулся Алан и направился к рабочим.

Он, как раз сверил последние списки, когда после ухода прораба за спиной раздался уже знакомый голос.

— Мало того, что вы настолько красивы, так еще и талантливы, — произнес светловолосый альфа и остановился рядом.

— Ну, у меня еще масса достоинств, — хмыкнул Алан и цепким взглядом окинул улыбающегося мужчину.

На альфе после утреннего инцидента не осталось ни одного синяка. Тот сейчас смотрел на него своими блестящими зелеными глазами и демонстрировал белоснежный оскал, словно во время рекламы зубной пасты. На самом деле Алан сам знал, что вредничал. Потому что этот альфа, бесспорно, был очень красив. Этакая накаченная секс-бомба массового поражения, от вида которой девчонки, как по команде раздвигали ноги, а некоторых парней так и швыряло в коленно-локтевую. На блондинистого дизайнера же это навевало пресыщенную скуку. Салливан совершенно не знал, чего там себе напридумывал этот индивид, но, как и вся остальная мужская часть населения планеты Земля, он был ему до лампочки. Но, как учила мама, надо было быть хоть частично вежливым.

— Да, некрасиво как-то получилось сегодня утром, — кашлянув, произнес он, — голова не болит?

— Нет, не болит, — поморщился блондинчик-альфа, — прошу прощения, мы так и не познакомились. Меня зовут Эрик.

— Приятно познакомиться, Алан, — пожав крепкую ладонь, улыбнулся лишь уголками губ дизайнер, — какими ветрами у нас?

— Дела привели, — не отрывая глаз от чувственных губ, ответил альфа, — вот надеюсь отыскать у вас свою судьбу.

— Сейчас найдешь.

От раздавшегося мрачного голоса вздрогнули все. Алан и Эрик резко обернули головы и увидели не менее мрачное лицо Кайрена Валгири. Тот стоял в дверях, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, сверлил их потемневшими глазами. Маркус и Диана напряженно выпрямились, смотря на абсолютно спокойное лицо своего альфы. То, что тот был зол, можно было понять лишь по вылезшим когтям. Дело пахло кровавым трупом одного светловолосого альфы.

— Я не нарушил ни одного закона, альфа Валгири, — напряженно и сухо произнес Эрик.

— Ты видимо не понимаешь слова «НЕТ», — так же равнодушно произнес Кайрен, и один из витражей треснул.

— Я не сделал ничего плохого или оскорбляющего честь вашего дома, — упрямо продолжил зеленоглазый альфа, — он свободен, и воля его. Почему вы не даете ему самому решать?

— Потому, что я так хочу, — сверкнув золотом глаз, ответил Кай.

Эрик зло оскалился и выпустил когти. Его волки тревожно зарычали и подобрались. Кайрен провел языком по удлинившимся клыкам и произнес сквозь рычание:

— Вызов принят.

— Нет! — рявкнул Алан, — даже ни думай, Валгири. Я и так все знаю. Гор мне рассказал, так что хватит!

— О том, что рассказал Гор, поговорим дома, — отрезал Кай, а теперь не мешай.

— Валгири, — зло зашипел блондин и попытался сделать шаг вперед.

— Только посмей защитить его, — оскалился черный альфа, и пол под ногами вздрогнул, — я разорву этого щенка у тебя на глазах.

Алан ошарашено застыл. Кай вышел из церкви, и Эрик последовал за ним. Его волки, не задумываясь, кинулись за ним. Остальные альфы переглянулись и тоже решили не пропускать зрелище.

— Будь здесь, — произнесла взволнованная Диана и вышла вслед за мужем и остальными.

— Ага, щас, — встряхнувшись, раздраженно ответил Алан и последовал за ними.

Но стоило ему только занести ногу за порог, как невидимая сила подняла его над полом и зашвырнула назад. Он даже не успел вскрикнуть от неожиданности, как затылок взорвался ослепляющей болью. Его нехило приложило о край мраморного алтаря. В ушах моментально зазвенело, а перед глазами стало темнеть. Алан глухо застонал и попытался встать, но тело налилось свинцом. Сознание стремительно гасло, последнее, что он успел увидеть перед тем, как мир окончательно померк, были падающие обломки второго яруса.

Кай почувствовал это, когда уже был у фонтана. Мозг просто взорвало от неясной тревоги, и зверь внутри завыл дурным голосом. Ничего не понимающий альфа споткнулся и резко замер. Не обращая на удивленные и недовольные взгляды, он обернулся к церкви. В следующую минуту он почувствовал, как шерсть на загривке встает дыбом. Резко сорвавшись с места и не слыша удивленных криков за спиной, альфа вскочил по каменной лестнице и влетел в церковь в ту же секунду, когда мимо него пролетели строительные леса. Прямо на лежащего без сознания у стены Алана. Одного взмаха хватило, чтобы конструкция отлетела в сторону, рухнув бесформенной кучей у колонн. А вот рухнувший следом второй ярус он проморгал. Только и успел, не думая, кинуться к человеку и прикрыть его собственным телом.

— Кай! — испуганный крик Маркуса слился с хрустом ломающихся костей и отвратительным звуком рвущейся плоти.

Грудь и спину обожгло болью и стало трудней дышать. Златоглазый альфа глухо застонал и рухнул на одно колено под весом деревянных и каменных обломков. Снизу раздался кашель и полный боли стон. Алан медленно перекатился на бок и схватился за голову. От тупой боли раскалывался затылок и било в висках. Во рту чувствовался вкус металла, а перед глазами до сих пор цветные круги плясали. Сознание пыталось включить последовательность событий, но ему это удавалось с трудом. Стоило только опереться на руку, чтобы встать, как запястье резануло, и он опять чуть не упал. Вокруг стоял запах пыли и крови, от которого мутило. Блондин с трудом попытался продрать глаза и удержать фокус, когда совсем рядом раздался еще один стон. Это был точно не он сам. Дизайнер медленно, чтобы не тревожить и без того звенящую голову, посмотрел в сторону звука и понял, что либо сознание все еще шалит, либо оно вполне реально снова откажет.

— Ри? — хрипло прошептал Алан, а в следующую минуту уже позабыв о боли, кинулся к оборотню, — Ри!

— Парни, только не двигайтесь! — раздался нервный голос Маркуса.

— Марк, помоги! — заорал Алан.

Кайрен на одном колене стоял почти над ним и не опускал рук, которыми держал обломки. Лицо его было в крови. Она ползла по уголку губ и текла из носа. Плечо было ободрано. Из груди торчал здоровенный деревянный обломок. Еще один пропорол бедро до кости. Алан с ужасом смотрел на это и чувствовал, что скоро у него впервые начнется истерика. Кай смотрел на него и тихо постанывал сквозь зубы. Он хотел что-то сказать, но из горла вырывалось только бульканье. Легкое было пробито. Деревянный обрубок раздробил ребра и повредил сердце, застряв в нем, не позволяя регенерировать и принося просто адскую боль.

Сверху раздался скрежет и с них аккуратно сняли обломки. Совсем рядом раздался голос Маркуса, но Алан его просто не слышал. Он захлебывался собственным ужасом и впервые бессильно смотрел со стороны. Его дрожащие руки застыли у ран альфы, и он не знал, как прикоснуться, чтобы не причинить еще больше вреда. А Кай, терпеливо сцепив зубы, держал балки, не шевелясь и позволяя брату вытаскивать их. Он упрямо заставлял работать ошметки собственного сердца, пока чувствовал опасность для человека, смотрящего на него своими прозрачными глазами. Впервые он видел в них такой животный ужас и чувствовал его удушающий запах от всегда холодного и не имеющего инстинкта самосохранения Алана. У того сейчас сердце билось настолько быстро и дышал тот так, что скоро должен был либо заорать, либо получить удар.

Последняя балка исчезла, и, покачнувшись, Кай завалился на бок. Его мгновенно поймали дрожащие руки и прижали к сведенному от напряжения телу.

— Позови Эбота! — раздался напряженный голос брата, — Ал, успокойся, с ним все будет в порядке.

— Марк, я не чувствую его пульса! Я не чувствую его пульса!

— У него сердце пробито. Тихо! — руки брата легли на спину и резко выдернули из раны осиновый обломок, — все будет хорошо.

— Малыш, успокойся, — Кай не видел ее, но Диана была рядом, — он бессмертный. Ты нас слышишь, Ал? Пожалуйста, успокойся.

— У него яд в крови! Где, мать вашу, Эбот?!

— Ал, Эбот сейчас тебе нужен, — мягко произнес Маркус, — у тебя срыв. Ты же помнишь, что на нас ничего не действует?

— Мастер Алан, — о, вот и старый лис пожаловал, — милорд в порядке. Вам тоже нужно успокоиться.

Нервный злой смех Алана заставил замолчать всех. Кай даже в таком состоянии чувствовал их тревогу и страх. Потому что Алан никогда не пугался. Он никогда не кричал в истерике и не терял себя. Никто не видел его таким, и они боялись сейчас даже прикоснуться к нему. Он сидел на полу и, прижав к себе его тело, качался из стороны в сторону. У него были ледяные дрожащие пальцы и окаменевшие от напряжения мышцы. У Кая все внутри выло от желания укутать человека собой и спрятать его от всех. Он желал согреть его руки и сцеловать дрожь с бледных губ. Но вместо этого тело сломанной куклой лежало на коленях Алана и незаметно для него регенерировало. Ну, хоть кто-нибудь из этих идиотов объяснил бы ему, что с Кайреном сейчас происходит. А вместо этого Салливана еще больше доводили. И довели-таки. Одно единственное слово, кинутое таким прискорбным голосом мудака, которого все-таки стоило грохнуть еще у конюшен (что он обязательно исправит, только сперва встанет), и Алан сорвался.

— Сочувствую, — хрипло произнес Эрик.

— Не смей, — зашипел, словно змея, Алан, и глаза его потемнели от бешенства, — не смей хоронить его, сука. Можешь заснуть это «сочувствие» в свой обесцвеченный зад! Глотку перегрызу, тварь, и тебе, и той паскуде, что сделала это!

— Что ты имеешь в виду?! — оскалился Эрик.

— Еще раз мигнешь клыками, вырву нахер! — рявкнул Алан, — думаешь, раз я человек, то про вашу блядскую породу ничего не знаю?! Этот чертов балкон не просто так свалился! Так что советую искать выблядка. Найду сам — за кишки подвешу.

Молчание, воцарившееся после его слов, можно было резать ножом. Альфы напряженно смотрели на злые взгляды Валгири и уже слышали глухое рычание за своими спинами. Слова, брошенные человеком, были очень серьезным обвинением. Только за них волки Валгири могли разорвать всех их сейчас на куски. Те были злы и ждали малейшего движения, чтобы напасть. Их альфа до сих пор лежал без сознания на руках белого от гнева человека. Его почти голубые глаза смотрели с такой ненавистью, что становилось не по себе от той темной тени, что клубилась на самом их дне.

— Это серьезные обвинения, молодой человек, — наконец осторожно произнес самый старший из альф, — чем вы докажете свои слова? Это мог быть и несчастный случай.

— Это не был несчастный случай, — сощурившись, отрезал Маркус, — то, что строит Алан, никогда не рушится «просто случайно». Вы же знаете, что будет за нападение на альфу чужой стаи?

— Вы пришли сюда, прося помощи, — процедила Диана, и клыки ее удлинились, — вы дали клятву верности нашему альфе и нарушили ее.

— Миледи, — вмешался другой, — мы бы никогда не нарушили своего слова, данного черному волку. Мы знаем, какова цена за предательство. Мы можем доказать…

Что он там хотел доказать, уже стало не актуальным, потому что рычание за спинами чужаков стало злее и громче.

— Можешь не утруждать себя, — голос Алана был неестественно спокоен и тих, — я не настолько щепетилен в этом вопросе.

Удивленный Маркус обернулся и, увидев абсолютно поголубевшие глаза и заострившиеся черты лица, вздрогнул. Еще одно состояние, которого они никогда прежде не видели. До серо-бурого волка резко дошло, что еще одно слово и стая сорвется с места. Они порвут на куски этих альф с их волками, лишь одно слово. Которое скажет Алан, и ни его, ни стаю никто больше не остановит.

— Я же говорил, что ты истеричка, — неожиданно раздался хриплый голос.

Алан дернулся, словно от удара, и, еще сильней сжав пальцы на крепких плечах, резко опустил широко распахнутые глаза на лежащего на его коленях волка. Тот уже открыл глаза и, сфокусировав их, смотрел на бледное лицо блондина. Дизайнер нервно дернул уголком губ и, непослушными пальцами вытерев кровь с лица альфы, хрипло произнес:

— Я не истеричка.

— Еще какая, — хмыкнул Кай и, сжав холодные пальцы, сел на месте, — а еще у тебя пальцы ледяные, Салливан.

— Пошел ты, Валгири, — зло произнес Алан и дернулся, чтобы встать.

Златоглазый оборотень молча привлек к себе брыкающегося и злобно рычащего дизайнера. Стоило прижать его к груди, как удары стали сильней и злей. Только это не остановило его. Кай встал на ноги, потянув за собой сопротивляющегося блондина и крепко взяв за предплечья, прижал к себе. Он уткнулся носом в изгиб шеи дрожащего Алана и почувствовал пальцы, судорожно сжимающие его разорванную футболку. Алан прикрыл глаза и, опустив голову на все еще пахнущую кровью ключицу, сглотнул. Он чувствовал, как бьется под рукой чужое сердце. Теплое дыхание щекотало кожу. Ему было тепло и опять спокойно.

— Приготовишь кофе? — хрипло спросил альфа и прикрыл глаза, — свой особенный? Магда и вправду готовит отвратительную бурду.

— Тебя только что насквозь продырявили здоровенным бруском, — глухо произнес Алан, — а ты про кофе мне тут заливаешь. Ты издеваешься, Валгири?!

— Мне больше нравилось, когда я был Ри, — поморщился Кайрен, — что, я опять в немилости и поэтому опять стал Валгири? Любовь моя, ты жестока, как налоговая инспекция!

— Сделай милость, — подняв голову, убийственно прищурившись, язвительно ответил Салливан, — в следующий раз сдохни уже по-настоящему!

Алан вырвался из рук альфы и, стряхнув с себя пыль, обвел взглядом весь зал. Как он и предполагал, половины второго яруса не было. Вокруг в пыли лежали каменные и деревянные обломки. В стороне от них лежали куски деревянных панелей, которые были в бурых пятнах. Стоило только их увидеть, как по позвоночнику пополз липких холодный страх. Перед глазами снова появилось бледное лицо в крови и сведенные судорогой руки, держащие над ним острые куски панелей. Он настолько ушел в себя, что не заметил пристальный и мрачный взгляд Кайрена. А вот тот знал, куда смотреть. Он смотрел на белое лицо блондина и сжатые кулаки, которыми дизайнер пытался скрыть дрожащие пальцы. Его губы были сжаты в тонкую полоску, а глаза помутнели. И это было неправильным. Его Алан никогда не чувствовал страха. Его руки никогда не дрожали и глаза никогда не смотрели так потерянно и загнанно. Никогда…

— Вааа, чтобы ты моих волков на убийство толкнул? — без тени улыбки произнес оборотень, — а пока они крушить будут все вокруг, ты будешь скорбеть над моим хладным трупом. Будешь рыдать над моим телом?

Плечи блондина вздрогнули, а в следующую минуту на лицо опять наползла привычная стальная маска. Он окинул альфу критическим взглядом и, даже не обратив на подавившихся воздухом альф внимания, протянул:

— Пошел в задницу, — после чего с невозмутимым лицом направился к дверям.

— Это приглашение? — ухмыльнулся Кайрен и скрестил руки на груди.

На что получил только высоко поднятый средний палец. Продемонстрировали ему это, не оборачиваясь и ни разу не сбавив шага. Когда же спина блондина скрылась из виду, ухмылка медленно превратилась в очень недобрый оскал, от которого встали дыбом даже волосы Дианы. Сейчас Кай был в таком бешенстве, что с ним не посмел связаться никто. Маркус благоразумно спрятал жену за спину и отошел с дороги брата.

Альфы даже рта не успели раскрыть, как их всех размазало по стенам и вдавило с такой силой, что послышался хруст и чей-то скулеж. Светловолосого оборотня же протаскало по каменному полу и, со всей силы швырнув о колонны, подвесило перед перекошенным от гнева лицом альфы.

— Ну? И с чего мне стоит начать? — тихим и спокойным голосом поинтересовался Кай, — вырвать сперва твое сердце, а потом приступить к остальным или начать с них, а тебя на десерт оставить?

Задыхающийся от боли Эрик сумел только простонать и зло оскалиться.

— Это не мы, — прохрипел он, — мы бы никогда не предали клятвы!

— А убить не меня пытались, — зашипел златоглазый оборотень.

Эрика швырнуло на одну из колонн и начало рвать его тело. Оборотень заскулил от боли, пытаясь избавиться от невидимых пут. Его волки завыли, рвясь к нему и пытаясь помочь. Но их просто вдавило в пол и держало за холки. Черный альфа зарычал так громко, что зазвенели витражи в окнах. Солмерс и Эбот моментально нырнули за мраморный алтарь, со страхом смотря на слетевшего с катушек старшего Валгири. Тот махнул когтистой рукой и светловолосый альфа буквально завыл от боли в ломающихся костях.

— Нет! — закричал один из лежащих на полу волков и, несмотря на давящую силу более сильного альфы, скуля подполз ближе, — пожалуйста, нет. Это не он! Эрик ни в чем не виноват! Это я! Это все я! Пожалуйста!

— А вот и наша птичка, — оскалился Кайрен и, отшвырнув чужака, обернулся к дрожащему от ужаса молодому темноволосому волку.

Тот смотрел широко распахнутыми карими глазами, полными ужаса, и дрожал всем своим худым телом. С растрепанными темными волосами и бледными губами. Привлекательный и, несомненно, убийственно глупый. Даже по человеческим меркам он был совсем юн.

— Он отказался от меня! — всхлипнул мальчишка, и в уголках его глаз появились слезы, — он отказался от меня, когда увидел этого проклятого человека! От своей истинной пары! Лишь из-за какой-то ничтожной пустышки! Я не хотел никого убивать, пожалуйста… Просто я хотел проучить его, чтобы он знал, где его место! Я не знал, что так получится! Я просто очень разозлился, когда увидел, как этот человек строит глазки моей паре! Он не имел права трогать мое!

Острый коготь прошелся по белой шее, оставив после себя глубокий кровоточащий порез. Оборотень испуганно всхлипнул и зажмурился, когда его грубо схватили за челюсть и подняли над полом.

— А ты не имел право трогать мое! — зашипел ему на ухо Кай, — хотел преподать ему урок? Ну что ж, теперь его преподам тебе я, щенок!

— Нет! — заорал лежащий на полу окровавленный Эрик и с трудом кинулся вперед, — Райан!

Его отбросило назад, а когтистая рука замахнулась для удара, когда среди всего этого шума и гама раздался тихий и уставший голос. Он рассек воздух и словно сковал все тело застывшего альфы.

— Ри, не надо, пожалуйста.

Когти застыли в миллиметре от распахнутых в ужасе глаз. Кайрен в последний раз зло оскалился и, по-звериному наклонив голову на бок, напряженно вслушивался в продолжающий так тихо звать его голос. Он узнал бы его из миллионов других и пошел бы за ним, хоть в Ад, хоть на край света. Потому что этот голос принадлежал тому человеку, который впервые за столько веков научил снова жить.

— Я знаю, что ты с ними сделаешь. Только не убивай. Вернись домой уже, наконец, пожалуйста…

Рука опустилась, а глаза на мгновение скрылись за веками. Тело расслабилось и, несколько раз глубоко вздохнув, альфа распахнул холодные и равнодушные глаза. Он отшвырнул от себя всхлипывающего мальчишку и опустил глаза на тяжело дышащего и обнимающего одной рукой свою пару Эрика.

— Такие, как ты, оскорбляют своим существованием саму жизнь, — брезгливо поморщившись, произнес он, — отказаться от собственной пары рады обыкновенной выгоды.

— Я пожертвовал ради стаи, — оскалился Эрик.

— Ты отказался из-за собственной трусости и глупости, — покачал головой Кай, — ничто в этом мире не имеет равную паре цену. Неужели ты думал, что сможешь получить человека? Что мы так просто отдадим его какому-то мелкому щенку?

— А если бы он сам пришел? — задрав подбородок, сухо спросил альфа.

— Я бы медленно рвал тебя на куски перед его глазами, — криво оскалился Кай, и глаза его опасно заблестели, — теперь бери свою шлюху и выметайся со своими псами с моей земли.

— Ты придешь за нами, куда бы мы ни ушли, — обреченно произнес Эрик, — все знают, что ты делаешь с теми, кто попал к тебе в немилость.

— Сегодня сделаю исключение, — недовольно оскалился альфа, — убирайся, пока я не передумал, и не смей больше попадаться мне на глаза. Своей клятвой можешь подтереться. Никто из моих волков не подаст тебе руки и никогда не придет на твой зов.

— Но мы не выживем, — побелев, прошептал Эрик.

— Твоя шлюха должна была думать об этом до того, как посмела коснуться его, — зарычал Кайрен.

Волки за его спиной тревожно зарычали и, перекинувшись, опасно скалясь, начали теснить чужаков к дверям церкви. После того, как их выволокли на улицу, черный альфа резко обернулся к дернувшимся от неожиданности остальным альфам.

— Вы тоже свободны господа, — от доброжелательного оскала стало еще стремней, — пока что.

Этих просить даже не пришлось. Их словно ветром сдуло. Кайрен хмыкнул им вслед и зло заскрежетал зубами. Он даже не дернулся, когда на его плечо опустилась рука Дианы.

— Ты мог их убить, — невинно произнесла хладная, — почему же не сделал?

— Он никогда ничего не просил у меня, — невидяще уставившись в распахнутые двери, тихо произнес Кайрен, — а сегодня он попросил. За этих уродов.

— С самоконтролем у тебя стало лучше, дорогой, — взъерошив его волосы и поцеловав в щеку, произнесла она.

— Волос. Если с его головы упадет хоть один волос, я вырву глотку любому, — обыденным голосом ответил альфа, — ты по-прежнему думаешь, что у меня все в порядке самоконтролем?

— Я так и думала, — понимающе усмехнулась Диана.

— И давно? — вздрогнув и отведя глаза, напряженно спросил Кай.

— С той минуты, как ты впервые посмотрел в его глаза.

— Если ты начнешь презирать меня, то я пойму, Ди, — глухо произнес альфа.

— Да, я имею на это прав больше, чем кто-либо, — кивнула женщина, — но знаешь, я уверена, что Ал понравился бы нашему Иви. Дорогой, прошло так много лет, а ты не перестал винить себя. Это был его выбор, и, жертвуя ради тебя, он не желал того, чтобы ты хоронил себя веками. Так что, если ты сделаешь больно нашему Алу, я сама тебе яйца оторву. Итак, когда мы уже знаем, что мое благословение у тебя есть, осталось еще одно. А он сам знает?

— Ему это не нужно, — поведя плечом, ответил оборотень.

— А ты у него спрашивал? — насмешливо улыбнулась вампирша, — ты не видел его глаз, когда Маркус вас вытаскивал. Не видел, как он Эбота к месту пригвоздил, оскалившись, когда тебя хотели забрать у него. Это и вправду было страшно, Ри. Мы никогда не видели его таким. Он даже забыл, что ты бессмертен! Так что не тупи мне тут и иди, разберись уже со своей личной жизнью. Ваш клинический недотрах, батенька, плачевно сказывается на атмосфере дома и семейном бюджете!

Кайрен слабо улыбнулся ей и, на мгновение сжав в объятиях, тихо прошептал:

— Спасибо, Ди.

Диана погладила его плечи и, отпустив, смотрела вслед, пока ее альфа не скрылся за дверями. Она глубоко вздохнула и,прикрыв глаза, откинула голову. Она все еще слышала быстрые шаги Кайрена и чувствовала отголосок его чувств, когда на ее плечи легли руки мужа и прижали спиной к теплой груди.

У нее не было ни отца, ни матери, ни дорогого брата. Но у нее был возлюбленный муж, полный дом потенциально опасных для человечества детей и неважно, что только двое из этих ненормальных были ее собственными. Самый лучший в мире альфа, который начал жить, и один белокурый ангел. Который за столь малый срок сумел так изменить их жизнь. У нее был целый мир, и этого хватило…

Ты сводишь меня с ума

Я, не отрываясь, смотрю тебе в глаза.

Я часто прикасаюсь к тебе.

А когда ты уходишь, я умоляю тебя остаться.

И произношу твоё имя несколько раз подряд.

Наверное, это смешно с моей стороны — пытаться объяснить,

Что я чувствую. Во всём виновата моя гордость.

Мне непонятно как это происходит,

Но только ты способен сделать со мной такое.

Я схожу с ума,

Твоя любовь сводит меня с ума.

Твоя любовь…

Я схожу с ума,

Твои прикосновения сводят меня с ума.

Твои прикосновения…

Ты зажёг во мне надежду на то, что будешь со мной,

Твой поцелуй заставил меня надеяться на то, что ты спасёшь меня.

Любовь к тебе сделала меня сумасшедшим,

Я сошел с ума из-за любви к тебе.

Kadebostany — «Crazy In Love»

О том, что произошло в церкви, уже через полчаса знает не только весь Волчий Двор, но и Блодхарт. Замок тревожно гудит и не находит покоя. Начиная от простого посыльного мальчишки и кончая ударной группой Гора. Все взвинчены до предела. Нападение на их альфу и Алана заставляет беситься и ужесточает желание порвать посмевших напасть на них волков. То, что светловолосый альфа вместе со своими волками стремительно покидает их земли, на самом деле спасает их жизни.

Возмущенные разговоры продолжаются ровно до той минуты, пока в замок не входит белый, словно полотно, Алан. Не сказав ни слова, он запирается в своей комнате и не разговаривает ни с кем. Джер относит ему отвар из целебных трав и, покачав головой из-за совершенно не отреагировавшего дизайнера, уходит, тихо притворив за собой дверь. Больше никто не смеет лезть к нему. Их человек очень силен, но даже ему иногда нужно остаться в одиночестве.

Алан сейчас думает, и ему под горячую руку уж точно лучше не попадать. Потому что сейчас он осознает, что его двинутость на Кайрене Валгири перешла все немыслимые границы. То, что его самого хотели убить, как-то переходит на второй план. Не в первый раз и уж точно не в последний. Только своя собственная шкура, о которой он сам в состоянии позаботиться, не то же самое, что истекающий кровью златоглазый оборотень на его руках. Это его нервный предел, после которого хоть в петлю лезь. Он не может этого видеть, просто не может!

Дизайнер еще крепче сжимает пальцы на теплых боках кружки и, прикрыв глаза, пытается дышать глубоко. Получается хреново, если честно, но он заставляет себя успокоиться. Ну не истеричка же он, в самом деле! Да и Валгири от какого-то куска дерева лапы откинуть не может. Он бессмертен, просто Алан этот факт забыл. От чего еще более стыдно за ту истерику, которую он чуть не закатил стае.

Краем уха он слышит тот тихий щелчок замка, с которым бесшумно распахивается дверь спальни, а затем так же бесшумно закрывается. Мягкий ковер заглушает чужие шаги, и Алан знает, что даже не будь его, шаги все равно были бы неслышными. Ему не нужно услышать, чтобы понять, кто вошел к нему. А тем временем альфа подходит совсем близко и останавливается прямо за его спиной. Настолько близко, что он ощущает чужое дыхание на загривке и жар, который горячит спину. Кайрен всегда теплый, и он все еще помнит это чувство.

Кай так близко, что тонет в запахе Алана. Он неотрывно смотрит на человека, стоящего перед собой и понимает, что сходит с ума. В его мыслях вечно царит этот наглый мальчишка. Со своей белой кожей, под которой на шее так быстро бьется пульс. С дрожащими губами, которые не выходят из головы. С дрянным характером и острым языком, который бесит его до пятен перед глазами, но без этого он больше не может обходиться. Алан хуже наркотика. Если от последнего еще можно отказаться, то от этого блондина — невозможно. И у него рвет крышу всякий раз, когда он думает, что в один день все это прекратится, что у него отнимут этого человека. От этого зверь внутри впадает в такое бешенство, что готов порвать любого даже за одну попытку посягнуть на Салливана. Только понимает ли человек, как сильно сводит с ума зверя?

— Гор сказал, что они гнали этих волков до самых ваших границ? — голос, вопреки эмоциям, спокоен и даже насмешлив.

Только все это ложь, и Кай отлично читает ее по идеально прямой спине, напряженным плечам и пальцам, царапающим бок полупустой кружки. Он делает еще один шаг и чувствует, как еле вздрагивает Алан. Он так и не оборачивается, но оборотень слышит сбившийся стук сердца. Его бесит абсолютный эмоциональный ноль, под которым блондин давно уже захлебывается собственными чувствами.

— И ты даже не убил никого из них, — продолжает так же насмешливо дизайнер, — Божечки мои, неужели ты записался на тренинги по контролю над гневом? Общественность в шоке!

— Я отпустил их, потому что ТЫ пожелал этого, — наклонившись к самому уху и щекоча его теплым дыханием, тихо прошептал Кай.

— Что? — хрипло, потеряв всякую насмешливость, спросил Алан.

— Я сделал это, потому что, — с наслаждением ловя дрожь крепкого тела, прошептал оборотень, — ТЫ просил. И, если ты пожелаешь снова, то принесу сердце его шлюхи на золотом блюде.

Кружка просто выпала из разом ослабевших пальцев и мягко приземлилась на ворсистый ковер, окончательно испортив его. Алан, широко распахнув глаза, уставился в стеклянную поверхность, боясь обернуться назад. Он просто застыл, чувствуя, как с каждым словом альфы сердце ускоряется настолько, что больше невозможно держать внутренние заслоны. Эмоций слишком много, и они готовы раздавить его под собой. Он же не мог понять эти слова неправильно? Да их даже при желании невозможно истолковать по-другому!

— Мы попали? — голос опустился еще ниже, а чужое дыхание на шее стало ярче и сильней.

— Абсолютно, — кивнул альфа и, больше не сдерживаясь, провел носом по шее всхлипнувшего от неожиданности дизайнера.

— Это должно было пройти, — обреченно пробормотал Алан и медленно обернулся, — но оно, блядь, не проходит.

— У меня тоже, — не отрывая темных хищных глаз от лихорадочно блуждающих серо-голубых глаз, пробормотал альфа.

Алан и дернуться не успел, как расстояние между их лицами моментально сократилось настолько, что чужие сухие губы легко коснулись родинки в уголке его губ. Они опалили таким жаром, что ударило прямо в голову и растеклось лавой по телу. Удержаться было уже невозможно, и руки заскользили по чужим плечам, до побелевших пальцев смыкаясь на мускулистых предплечьях, вырывая из груди звериный рык.

— И что будем делать? — еле соображая, выдохнул Алан и прикрыл глаза, когда руки оборотня обвились вокруг талии и резко вжали в горячее тело, вышибая из легких весь воздух.

— Не знаю, — пробормотал альфа и, довольно рыкнув, оцарапал клыками подбородок блондина.

— Я тоже, — просипел Алан и, откинув голову, позволил темноволосому мужчине тереться лицом о свою шею и вынюхивать ее.

Зверь… Огромный, опасный и настоящий. Который сейчас сжимал в своих объятиях и жарко тискал его, пока сам он, потеряв голову, постанывал от удовольствия и все больше поднимающегося возбуждения. О да, у Алана сейчас в башне вовсю громыхали дикие северные ветра. Из-за чего мозг временно был недоступен в связи с долгосрочным переездом в нижние конечности. Собственно говоря, в одну конкретную конечность, и, судя по с каждой секундой твердеющей другой такой конечности, прижатой к его бедру, у Кайрена тоже мозги поехали с ветерком.

— Ри… — простонал Алан и, запустив пальцы в растрепанные темные волосы с проседью, зубами вцепился в шею зарычавшего оборотня.

Он и глазом моргнуть не успел, когда оказался прижатым спиной к стене с коленом альфы между своих ног. Стон удержать не удалось. Златоглазый альфа всем телом вжался в него, лихорадочно ведя губами по шее и вдыхая сводящий аромат человеческого возбуждения. Когти оцарапали стену с обеих сторон от откинутой головы постанывающего Алан. Он при желании даже не смог бы сейчас остановить собственные бедра, жадно двинувшиеся навстречу извивающемуся блондину. Губы тронули кадык, на мгновение сомкнулись на подбородке и были уже в миллиметре от жарких и влажных губ блондина, когда неожиданно раздался резкий стук в дверь и голос Гора.

— Милорд, — оборотень был явно напряжен и взволнован, — я прошу простить, что мешаю, но вам нужно спуститься.

До них его слова дошли не сразу. Но когда Гор позвал снова, Кайрен взбешенно зарычал, чем заставил начальника безопасности растерянно шарахнуться от двери, словно та сейчас взорвется. Он был недалек от истины. Только вместо двери в шаге от взрыва был старший Валгири.

Испепелив Гора взглядом через закрытую дверь, он снова обернулся к зажатому между собой и стеной Алану. Одного взгляда хватило, чтобы снова сделать ручкой мозгам. Салливан был похож на совращаемую девственницу, которую очень хотелось продолжить развращать.

Возбужденный, тяжело дышащий, в растрепанной одежде. С взъерошенными распущенными волосами, совершенно шальными сверкающими глазами, румянцем на щеках и алыми прикушенными губами. Его пальцы все еще были в волосах альфы и мягко гладили кожу. От одного этого вида пересохло во рту и захотелось со вкусом облизать его с ног до головы. Напоследок обкусав и затискав до стонов и сладких криков. А вместо всего этого в дверь с упрямством носорога долбился долбаный дятел, по ошибке природы родившийся волком и бесивший до нервного тика.

— Какого блядь хера?! — рявкнул Кай и сгреб в охапку Алана так, словно тот мог начать вырываться, — у вас там еще и Маркус есть! Иди его за хвост дергай, я занят!

— Милорд, ваш брат вместе с супругой уже там и ждут вас, — извиняясь произнес Гор и, на всякий случай, отойдя от двери на безопасное расстояние, добавил, — у нас снова гости с…

— Я их грохну, — с трудом сдерживая злость, просипел Алан и прикрыл глаза.

— Стань в очередь, — зло зашипел Кай.

Над ухом раздался нервный смешок, и теплая ладонь легла на щеку, привлекая к себе. Кай с шумом втянул воздух, когда нежные губы коснулись изуродованной шрамами скулы, а потом сменились влажным языком. Его совсем не жалели и явно кое-кто напрашивался.

— Милорд, — настойчиво позвал Гор.

— Да иду я! — раздраженно рыкнул златоглазый оборотень.

Но так и не сдвинулся с места. Вместо этого его ладони опустились на обтянутые джинсовой тканью крепкие бедра и сжали их. С силой пройдясь по ним и поднявшись, нырнули под черную футболку. Пальцы погладили впалый живот и замерли на ямочках на пояснице. Судорожный вздох защекотал губы и заставил жадно втянуть воздух, ловя новую волну чужого желания. Альфа прижался горячим лбом ко лбу Алана и хрипло произнес:

— К вечеру в городе будет еще больше чужаков. Никто не посмеет даже прикоснуться к тебе, но просто не ходи один.

Алан прикрыл глаза и, погладив плечи Кая, коротко кивнул. Он совершенно не ожидал, когда мужчина совсем по-звериному провел языком по его приоткрытым дрожащим губам. Он ошарашено застыл и резко распахнул глаза. Но альфа уже был у двери. Блондин неверяще смотрел на его наглый оскал и уже в следующую минуту возмущенно задыхался от собственной догадки. Судя по насмешливым золотым глазам, он был прав.

— Извращенческий старикашка, — возмущенное шипение заставило ухмыльнуться.

Почему-то Гор этот оскал не оценил и только насторожено покосился сперва на запертую дверь за спиной своего довольного альфы, а потом и на самого него. Только это уже были его проблемы…

К вечеру чужаков в городе и вправду стало больше. Из-за чего стая была более напряжена, чем раньше. Алан видел сосредоточенное лицо Гора, когда тот принимал отчет патруля, видел, как его волки растворились в Блодхарте и Волчьим Дворе, зорко следя за чужаками. Те, в отличие от утренних гостей, вели себя тише воды, ниже радаров. Видимо, о не очень красивой истории с одной из стай этим волкам уже успели донести.

Слуги бегали все в делах, старшие, как и младшие представители семейства Валгири, заперлись с пришлыми альфами в конференц-зале, Эрика утащила Джи-Джи на шопинг, и Алану, если честно, с трудом удалось отмазаться. Джулиан смотрел, как на врага человечества, но в итоге все-таки был утащен рыжим монстром в стразах и блестках. Салливан же остался предоставлен сам себе. В итоге, это привело к прогулке по Волчьему Двору. Да, его предупреждали никуда не ходить в одиночестве, но, в самом деле! Кто говорил, что он вообще будет вести себя, как покладистый кролик? И потом, ему нужно было подумать и переварить весь сегодняшний день и желательно без брутальных клыкастых нянек. В итоге, вечерний прогул по городу завел его к уже очень хорошо знакомому ночному клубу «Серп», в котором сейчас громыхала музыка и слышались голоса толпы.

Стоило только зайти, как на него обрушилась громкая ритмичная музыка, нервный мигающий неоновый свет и целая мешанина из запахов, которую даже со своим человеческим нюхом он мог спокойно учуять. И здесь вправду было много чужаков, некоторые из которых проводили его весьма заинтересованными глазами. На сцене между двумя прозрачными пилонами, блестящими электрически-голубым светом, извивались трое совершенно неизвестных волчиц. У бара толпилась молодая компания, где, пританцовывая, смешивал коктейли молодой волк — Энис. Увидев Алана, он приветливо улыбнулся и махнул рукой, в которой держал бутылку водки. Махнув ему в ответ и кивнув знакомым, блондин направился к бару.

— Что будете сегодня, мастер Алан? — широко улыбаясь, спросил Энис.

— Что-нибудь крепкое, чтобы либо мозги встали в стойку, либо их вообще отшибло, — хмыкнул дизайнер и опустился на высокий барный стул.

— О как, — удивленно округлив глаза, произнес оборотень, а потом, понимающе усмехнувшись, продолжил, — совсем хозяин вам нервы растрепал?

— Он мне мозги затрахал, — закатив глаза, ответил Алан, — так что, дай что-нибудь для дезинфекции.

Рыжий веснушчатый бармен кивнул и, сверкнув карими глазами, обернулся к высоким полкам, на которых стояла целая батарея бутылок. От карибского рома до шотландского виски и японского саке. И пока молодой волк искал, чем бы порадовать любимого стаей человека, сам этот человек облокотился о стойку и мрачно подумал о том, что стоило бы у Гора выведать личность того урода, который хотел его убить. К Эрику и к его стае у него не было претензий. Тут и к гадалке ходить не надо, чтобы понять, что светловолосый альфа не знал о том, что готовилось. Ему Алан был нужен живым, здоровым и желательно собственными ногами пришедшим к нему.

Стоило только вспомнить о произошедшем, как перед глазами живо встало окровавленное и искаженное болью лицо Кайрена. Руки затряслись так сильно, что он едва не уронил рюмку сиреневого нечто. Его состояние не укрылось от внимательных глаз взволновавшегося бармена. Отрицательно покачав головой на вопросительный взгляд Эниса, Алан опустил глаза на зажатую в руке рюмку и нахмурился.

— Это что?

— Слезы Девственницы, — довольно кивнул Энис, — только осторожней, мастер Алан. У вас хоть и небольшая доза, но волка эта штука валит, словно траву косит.

Не успел он и пискнуть, как Алан залпом осушил стопку и в следующею секунду закашлялся, как столетний дед. Лицо стало краснее помидора, а из глаз потекли слезы. Он судорожно хватал ртом воздух и от резких движений чуть не свалился со стула. Когда же он более или менее пришел в себя, то задушено просипел:

— Что это было?

— Я же говорил, — произнес Энис и потянулся к бутылке Джека Дениелса, когда его неожиданно остановили.

— Ничего не понял, — задумчиво рассматривая пустую рюмку, произнес Салливан, — повтори.

Второй шот Алан получил лишь из-за впавшего в шок от этого совершенно спокойного и трезвого голоса бармен. Наливал Энис на автопилоте, и с каждой новой стопкой смотря на человека с возрастающим благоговением. Откуда же ему было знать о состоянии блондина. А тот, несмотря на каменное и абсолютно трезвое лицо, чувствовал, что уплывает. После второго шота Алан подумал, что эта девица была кем угодно, но уж точно не девственницей. От ее «слез» вышибло мозги почти сразу же. После третьего шота мир показался радужным, с милыми пони, какающими бабочками. После четвертой активировался режим «жопа — приключения». После пятой мозги дружно согласились и понесли жопу к приключениям, чуть ли не на руках. Опомнился он уже когда фыркнул и, окинув извивающихся на сцене девиц презрительным взглядом (и надо подчеркнуть, что НИ РАЗУ не покачнулся и язык даже ни на одной буковке не споткнулся), выдал:

— Да, с такими дохлыми телесами энтузиазм не встал бы даже у моего деда.

Слова, сказанные тихо и насмешливо, грянули громом над клубом, и толпа замерла. Девицы окинули злыми глазами криво ухмыляющегося человека и чуть ли клыки не выпустили. Остановило их рычание других волчиц, разом блеснувших клыками и когтями за спиной Алана. Пока дамы мерились маникюром, Салливан свистнул ди-джею, и тот, сумасшедше блеснув глазами, сменил трек. С грянувшими первыми аккордами, блондин обольстительно улыбнулся.

— Преподать вам урок, дамы? — это был властный и в то же время бархатный голос сильного самца.

Под который хотелось прогнуться и подставить незащищенные бока хоть острым клыкам, хоть хлыстам из зачарованного серебра.

— О нет, — это был испуганный до усрачки голос хозяина «Серпа», который, взглянув на явно пьяного Алана, почувствовал, как скоро прогнут его и на сухую отымеют этими самыми хлыстами из зачарованного серебра…

Алана не было в замке. Несмотря на его просьбу не шастать в одиночку, этот маленький говнюк опять смылся в неизвестном направлении. Надо ли говорить о том, насколько Кай был зол, когда узнал об этом? От его рыка отшатнулись несколько весьма впечатлительных альф, а Диана приготовилась защищать своего любимчика. Только тему защиты и обвинения не удалось развить, потому что позвонил Эл и икающим голосом поинтересовался, а не потерял ли случаем альфа одного беленького такого. Телефон полетел через плечо в руки успевшего вовремя Гора, а сам златоглазый мужчина, матерясь на все лады, так рванул из замка, что служанок только чудом не смело к стене.

Через город он махнул, не замедляя темпа и оказавшись перед дверями клуба, на мгновение застыл от удивления. В «Серпе» всегда было шумно и много народу, но сегодня там творилось нечто эпическое, потому что от ора и свиста он мог сейчас запросто оглохнуть. Эмоции, которые могли сбить с ног, шквалом обрушились на удивленного альфу. Тот заинтересованно зашел вовнутрь и, натолкнувшись на обреченный взгляд хозяина «Серпа», резко повернул голову в сторону сцены. Это было уже слишком. Настолько слишком, что челюсть в шоке поползла навстречу полу.

Алан не видел никого. Он, прикрыв глаза, танцевал. Кожаная куртка легкими плавными движениями поползла вниз. Она повисла на локтях и окончательно упала на пол. Музыка стала еще громче. Она отрезала Кайрена от всех и оставила один на один с насмешливо улыбающимся блондином. Который, открыв глаза, смотрел прямо на него.

С растрепанными распущенными волосами, темными джинсами, облегающими крепкие, порнографически извивающиеся сейчас бедра. Белая хенли, расстегнутая до середины, открыла шикарный вид на грудь и гладкую кожу шеи, покрытую бисеринками пота. Стоило Алану откинуться на шест и, медленно разведя колени, стечь вниз, как она задралась, открывая жадному взгляду впалый живот. Румянец на щеках и блядские влажные губы, которые так и просились на укусы.

Алан танцевал, не видя никого, только для него. Не отрывая своих затуманенных глаз от темных глубоких. Он изгибался, ведя кончиками пальцев по собственному телу, и, задев шлевки джинс, тянул их вниз, всем видом говоря о том, чем бы он сейчас с удовольствием занимался. Покусывая губы, обернувшись вокруг пилона и на ходу сорвав с чьих-то рук рюмку с текилой и залпом осушив ее. Стекло разлетелось на осколки за спиной, но он даже бровью не повел. Бесстыдно двигаясь под ритм песни. Подпевая словам и не сводя глаз. Выставляя всего себя, откинув шею и обнажив нервно бьющуюся жилку. Ногтями пройдясь по груди и оставив легкие красные следы.

Это длилось целую вечность для него. Где музыка не кончалась, а танец распалял все сильней. Вскипятив внутри самые темные желания от одного вида рваных дерганых движений бедер. Идеальных колен и икр, которые сомкнулись на пилоне, и руках, словно случайно соскользнувших и опустивших весь корпус, выгибая его и обнажая новую полоску кожи. Туманом, полным похоти, и шквалом эмоций, которые, насмешливо подмигнув ему, словно девятым валом обрушились на голову.^[16]

Такой жажды он не чувствовал никогда. Такого животного желания схватить и, впившись в наглый рот, облизать его, вытрахивая любую мало-мальски связную мысль из этой белобрысой головы. А потом, когда в легких просто не осталось бы воздуха, он бы нагнул этого сопляка и драл до тех пор, пока тот не сорвал голос от криков. Таких громких, что слышно было бы на другом конце Британии. О, Кай был в шаге от всего этого. Застыв прямо перед сценой и смотря на наглую ухмылку Алана, с которой тот медленной походкой грациозной большой кошки шел к нему. Покачивая бедрами прямо перед ним и смотря темными от расширенных зрачков глазами.

Где-то за спиной свистели и в восторге кричали волки и вампиры. Люди задорно улюлюкали и ждали продолжения. И в воздухе откровенно пахло чужим возбуждением и похотью. Это бесило до такой степени, что держать себя под контролем стало просто невозможно. Кайрен опасно зарычал, и свет в клубе мигнул. Вокруг него заклубилась сила и начала давить, проламывая волю посмевших так смотреть на его человека. Заставляя их скулить и поджимать хвосты, обнажая шеи в полном подчинении.

Только Алан не отрывал глаз от совершенно дикого лица златоглазого мужчины. Он облизывал сухие губы и, покачиваясь под стихающие аккорды, следил за каждым движением альфы. У того вылезли когти и клыки уже впивались в нижнюю губу, которую на мгновение так захотелось всосать и вылизать, что самому надо бы зарычать. Мозги хоть сейчас и были в ауте, но то, что он хотел именно этого мужчину, Алан знал точно. Он позволил аккуратно взять себя под коленями и, зарывшись пальцами в полуседые волосы, буквально стек по рельефному телу оборотня на пол. Каждый изгиб, каждая застежка на одежде и жаркое дыхание заставляли тело дрожать и звенеть от набирающего обороты возбуждения. Губы мазнули по губами так легко, и раскаленный воздух опалил шею и грудь. Пальцы сильней впились в тело и до хруста прижали к себе. Серо-голубые глаза смотрели тьмой в его глаза и тянули, как в опасное болото, из которого больше не будет выхода. И в эту минуту Кайрен понял, что глазами Алана Салливана на него смотрела сама Бездна. Не тень из прошлого, которая когда-то показалась его глазам, ние далекое воспоминание. А самое настоящее ее олицетворение.

Веселый свист и довольный громкий смех заставил обоих вздрогнуть и вернуться в реальность. Где в данную минуту стая давала свое благословение своему альфе. Тот и моргнуть не успел, как неожиданно Алан расплылся в очередной пакостной ухмылке и резко нырнул вниз, уходя из объятий в очередной раз удивленного альфы.

— Куда?! — рыкнул Валгири.

Ответом ему был громкий смех и издевательское звяканье ключей, после чего с улицы раздался визг шин.

— Псих, — пораженно выдохнул Кай.

— Милорд! — смеясь, крикнул один из его оборотней и кинул резко обернувшемуся Кайрену ключи от своего байка, — не травмируйте психику моей девочки!

Успел только договорить смеющийся волк вслед хлопнувшей двери…

Алан был не просто психом, а пьяным психом, и это было то же самое, что скоростной экспресс без тормозов. Нет, он не лез драться, как Джулиан, когда пьянел. Что вы! Вместо этого его тянуло на подвиги. Инстинкт самосохранения уходил в полный минус, а из глубин его и так не очень спокойной натуры лезли такие демоны, что даже Дьявола поминутно тянуло креститься и повторять «Отче наш». Вот и сейчас эта смеющаяся катастрофа, у кого-то умыкнув ключи от байка, гнала на бешеной скорости по ночной безлюдной трассе. Причем, если ему было шикарнее некуда, то Валгири осыпал его матом и напряженно следил, чтобы горе-пьяница не навернулся и не переломал себе все кости. Алан, вопреки опасениям, не навернулся и, прибавив скорость, ушел вперед. Грудью опустившись до конца и рванув на встречную полосу. После чего съехал с дороги на протоптанную тропу и, сбавив скорость, остановился под шуршащим на ветру листьями старым кленом. Рокот резко остановившегося рядом мотоцикла, и резкие шаги, после чего его за шиворот сдернули с кожаного седла и, толкнув к дереву, процедили, сверкая злыми желтыми глазами:

— Ты, блядь, совсем ебанулся?! Какого хрена, мать твою, это было?! Решил сдохнуть?! Еще раз такое выкинешь, выебу!

— Это угроза? — очень серьезным голосом, что совсем не вязалось с насмешливыми глазами, поинтересовался Алан.

— Констатация факта! — рыкнул альфа.

— Прямо здесь и без свидания? — большими наивными глазами спросил псевдо-испуганный дизайнер.

Кайрена хватило только на рык, после чего он буквально набросился на ухмыляющийся рот. Так, как давно хотелось. Жестко, сильно, с больными укусами и влажными касаниями языка. Запустив руки под хенли, коснувшись оголенной кожи и прижимаясь к напряженным бедрам своими. Алан только зарычал в поцелуй и, дернув за пряди волос, еще шире раскрыл рот. Глухо постанывая и всхлипывая, пока обсасывали и нежно покусывали его язык, вылизывали губы и царапали до крови острыми клыками.

— Тебе кто-нибудь говорил, какие у тебя охуительные глаза и невъебенно вкусный рот? — наконец отстранившись, тяжело дыша, прошептал блондин и дернул бедрами.

Чувствуя, как царапают кору над головой когти и как трется о его бедро возбужденный альфа.

— Очень вкусный, — еще тише прошептал почти не соображающий от возбуждения Алан и прикрыл глаза, обернув язык вокруг мочки уха и всосав ее губами, — интересно, везде такой или только тут, м?

После уха атаке подверглись губы, которые дизайнер с мстительным удовольствием медленно вылизал. Самоконтроль трещал по швам, и, если бы еще одно слово, ничто бы больше не спасло Алана. Кай дернул его в свои объятия и, сжав через грубую ткань штанов вставший член, с наслаждением выслушал поток ругательств и низкий стон. Было так хорошо, так чертовски хорошо, что он мог бы остаться в этой минуте вечность. Видя закатывающиеся серо-голубые глаза с пьяной поволокой, идеальные изгибы тела. Слушая рваное дыхание и стоны, которые заводили больше чем что-либо другое.

— Еще одно слово, — рвано дыша, прошептал в опухшие от поцелуев губы Кай, — и я просто перекину тебя через седло и возьму прямо тут. Ты же будешь хорошим мальчиком? Дай нам добраться до дома.

До Алана слова доходили с трудом, он, как оголодавший, хватался за Кая и, уже сам прижимая его спиной к дереву, набросился злыми укусами на шею оборотня.

— Черт! — тяжело дыша и с трудом отодрав себя от мужчины, прошептал блондин и, прикрыв глаза, попытался восстановить дыхание, — ты меня такими темпами точно в гроб вгонишь, Валгири. И как, по-твоему, я в таком состоянии поведу?!

В итоге, один из мотоциклов так и остался под кленом. В то время, как одетый в куртку оборотня, Алан сжимал руки на животе Кайрена и, уткнувшись носом ему в шею, лениво следил за дорогой. Вел его волк прекрасно. Они молчали почти всю дорогу, давая друг другу время, чтобы остыть и подумать о случившемся. Получалось, если честно, очень плохо. Потому что Алан сжимал своими горячими ладонями его торс и жарко дышал под ухом. И потому что Кайрен был теплым, твердым, и пахло от него зверем. Это успокаивало и в то же время толкало на не очень невинные мысли.

Они вернулись в Блодхарт, когда небо совсем потемнело, и зажглись первые звезды. Проехали по черному мосту и завернули к гаражам. Алан спустился первым. Он просто не стал ждать Кая, развернулся и зашагал к служебному входу через сад. Ему и вправду надо было протрезветь, а еще лучше проспать несколько суток, чтобы мозги встали на место. А рядом с Кайреном это было несбыточной надеждой. Он так ни разу и не обернулся, отлично чувствуя чужой взгляд, режущий лопатки.

Кайрен смотрел ему в след до тех пор, пока тот не скрылся за узкой неприметной дверью, скрытой кустом шиповника. Он неспешно загнал мотоцикл в гараж, прогулочным шагом обошел двор и оказался в саду. Обведя взглядом освещенные окна на разных этажах замка. Слыша смех собравшейся в гостиной молодежи, тихие тревожные разговоры Маркуса с Дианой, голоса снующих по коридорам и залам слуг. И на один единственный балкон, который отличался на всеобщем фоне всех этих голосов. Тот, кто был там, не разговаривал. Стоило только сосредоточиться, как стал слышен шорох снимаемой одежды. Тихое бормотание, которое исчезло за дверью ванной комнаты под шумом льющейся воды.

Сигаретный дым обжег гортань. Он легкой мутной лентой закружил в воздухе, оторвавшись от алеющего огонька на кончике. Мысли лениво кружили в голове, и ни одна из них не желала оставлять в стороне призрачный образ белокурого мужчины, стоящего под струйками воды. Подставившего обнаженную спину под прозрачные капли. С влажными губами и румяной от тепла гладкой кожей.

Если бы в следующую минуту кто-нибудь решил выйти прогуляться, то явно бы напоролся на Кайрена Валгири, с решимостью поднимающегося, к вышеупомянутому балкону. С упрямым выражением лица и зажатой в зубах сигаретой. Но, естественно, никто не вышел и не видел того, как он с легкостью залез на балкон и коротким движением пальцев распахнул стеклянные двери.

Запах Алана ударил в голову в ту же минуту, как распахнулись прозрачные створки. Ветер мгновенно проник в комнату и подхватил легкие прозрачные шторы. Кайрен прислонился спиной к каменным перилам и глубоко затянулся сигаретой. Одного щелчка пальцев хватило, чтобы комната погрузилась во мрак, освещенный только лунным светом, удобно скрыв его в темных тенях.

На самом деле Алану протрезветь удалось только наполовину. Не помог даже холодный душ. Хмель все еще гулял в голове, когда кожа окончательно покрылась мурашками и просто заледенела. Он и сам понимал, что такими темпами активно напрашивался на простуду, но по-другому никак не удавалось остудить кожу там, где его касался Кай. Он выключил холодную воду, когда стало уже невыносимо. Так и не удосужившись вытереться, он вышел в комнату, оставляя после себя лужи воды.

Недоуменно обведя взглядом темную комнату (а то, что он свет не выключал, было известно даже тормозящему мозгу), он резко замер, словно на кирпичную стену с размаху налетел. Удивленно глядя на яркий огонек сигареты и темную фигуру мужчины, смотрящего на него блестящими золотыми глазами. На него не просто смотрели, а успели хищно обглодать взглядом. И, судя по всему, увиденное определенно нравилось альфе.

Он метким движением выкинул окурок за балкон и, одним тягучим движением оторвавшись от своего места, в два шага оказался перед нервно выдохнувшим Аланом. Жадно следя за темнеющими серо-голубыми глазами и кожей чувствуя холодную влагу с чужого обнаженного тела. Втянув аромат полевых цветов и чистой кожи.

Алан даже дернуться не успел, когда теплые пальцы коснулись впалого живота и, дразня, опустившись на бедро, крепко сжали его. В то время как другая запуталась в мокрых волосах и грубо дернула на крепкое тело. Один судорожный вздох, и его рот накрыли в голодном злом поцелуе.

Он мог только поддаться. Потеряв всякий здравый смысл, вжиматься во все еще одетого Кайрена и, широко раскрыв рот, позволять вылизывать себя. Покусывать губы, жадно стонать и, сплетая с ним язык, пытаться дышать. Потому что этого было много, так много, как каждый раз, когда до его тела добирались эти руки.

Они бесстыдно гладили тело, сжимали, ягодицы и прижимали к себе с такой силой, словно пытались вплавить под кожу. Он поддавался, терял остатки контроля и запрокидывал голову, когда острые клыки, пройдясь по шее, царапали кожу и смыкались на шее. Когда пальцы бесстыдно ныряли в ложбинку между сжимающихся ягодиц и гладили кожу, заставляя давиться воздухом от стонов.

У Кайрена буквально полетели все предохранители, стоило только взглянуть на мутные от возбуждения глаза и услышать сумасшедший грохот сердца. Своего… его… Только больше ничто не имеет значения, когда желанное тело так отзывчиво выгибается под пальцами, когда он дышит острым возбуждением, которым пахнет уже его человек. Настолько сладкий и желанный, что от этого почти больно.

От него невозможно оторваться, когда он так откровенно льнет всем телом, жадно трется возбужденным членом о его бедра, и с его искусанных губ слетает собственное имя. Он не хочет отрываться ни на минуту. Остается только легко подхватить под ягодицы и, вылизывая линию дрожащих губ, отнести к постели. И, опустив, все равно чувствовать обвившиеся вокруг шеи руки. Забраться следом, чтобы, перекинув ногу через его бедра, опуститься сверху.

Дрожащие пальцы опускаются на пояс и раздраженно дергают его, чтобы уже в следующею минуту в две пары рук расстегнуть чертовы штаны. Алан думает, что вполне начнет рычать и кусаться, когда запускает ладони под кромку джинс и, с силой пройдясь по горячим ягодицам, жадно мнет их пальцами. Опуская мешающую ткань и подтаскивая рычащего мужчину к себе.

Футболка слетает быстрей и лежит уже где-то на полу вместе с разбросанной одеждой Алана. Когда за ней следуют штаны, под которыми совершенно не оказывается белья, блондин рассеянно улыбается, пошло облизнув алые губы и раздвинув колени. Кай между его ног, он почти лежит на нем, чувствуя всем телом, ощущая запах и шалея от все больше нарастающего возбуждения.

От первого же толчка у Алана из глаз искры сыплются и спина выгибается. А когда большая горячая ладонь обхватывает их обоих, то он уже стонет, плевав на то, что их, возможно, услышат. Смазки так много, что с каждым новым движением становится легче. Его руки блуждают по блестящей от пота спине, и короткие ногти царапают кожу.

Они ведь даже не трахаются нормально, но и этого хватает, чтобы биться в железных объятиях оборотня. Да, это намного сильней, намного ярче тех снов, что мучали разум все эти ночи. На самом деле, от Кая пахнет мускусом и чистым потом. Его кожа соленая на вкус. Алан знает это, потому что он вылизывает шею Кая, покрывает влажными поцелуями и укусами его ключицы. Он скулит и стонет, вцепившись зубами в плечо мужчины.

Его не отпускают ни на минуту и возят по всей постели. Вертят и тискают без наигранной нежности. Это животная страсть, в которой его топят, не давая передохнуть. Ловят губами громкие стоны, вылизывают и до боли цепляют зубами набухшие соски. А он не может остановиться. Только вскрикивать и подаваться бедрами вперед. В какой-то момент по нему скользят вниз и невозможно не заорать от неожиданности, когда влажное и теплое смыкается вокруг сочащейся бордовой головки. Алан только успевает вцепиться в простыни до треска и рычать от бессилия. Потому что с ним опять играют. Прижав бедра к постели и издевательски медленно ведя языком вокруг уздечки. С силой спускаясь ниже и посасывая яички. Ведя губами по линии мошонки и насаживаясь ртом до конца. Этого много, слишком много и он чувствует, что сейчас еще одно прикосновение и это будет конец. Но его лишают даже этого, заставляя зло зарычать и, вцепившись пальцами в волосы, грубо намотав их на кулак, потянуть вверх. За этим следует хищный оскал и предупреждающий рык. Но Алан сейчас в таком состоянии, что ему море по колено.

Блондин рычит не хуже. Рывок, и он уже сидит, оседлав коленями бедра альфы. Скалится нагло и проводит пальцами по напряженному набухшему члену. Собирая с головки всю смазку и покрывая ею весь член. Его пальцы сжимаются чуть сильней и губы ловят чужой рык. Одно движение, и они так близко друг к другу, что между ними не остается ни миллиметра свободного пространства. Алану именно это и нужно.

Они движутся, как дикие звери, кусаясь и царапаясь, жадно трутся членами и целуются, словно на последнем дыхании. Отчаянно, сильно и не в состоянии остановиться.

— Ри! Ри! — кричит Алан и резко выгибается в руках Кайрена.

Скрещенные за спиной альфы лодыжки бьют по пояснице, подгоняя. Он сжимает коленями мускулистые бока и стонет для него. Его тело плавится в руках и сводит с ума. Каю не удается удержаться. Он утыкается лицом в дрожащую грудь, кусает соски, вылизывает кожу, он рычит и с каждым толчком все сильней чувствует, как его распирает. Зверь, наконец, дорвался до желанного. Он возбужденно скалится и подгоняет, он жаждет взять, он хочет владеть этим человеком безраздельно.

Кайрен рычит и в несколько резких движение опускает их на постель. Он сжимает член Алана у основания и получает в награду совершенно дикий и темный от похоти взгляд почти черных глаз. Блондин сейчас совсем далеко и не понимает даже, как оказывается перевернутым на живот. Только спустя секунду до него доходит. Но Кайрен ждет этого, он наваливается на напряженное до предела тело и, вылизывая ухо дрожащего парня, шепчет хриплым голосом:

— Не сегодня. Не сейчас… Я возьму тебя, когда ты будешь абсолютно трезв, чтобы чувствовать все, что я с тобой сделаю. Я вылижу тебя с ног до головы, покрою тебя такими засосами, чтобы каждая сука знала, что ты МОЙ. Что все твое тело мое и что каждую ночь ты кричишь подо мной. А ты будешь кричать и скулить, когда мой член окажется в тебе. Так глубоко, что ты сможешь только скулить мое имя. Ты прогнешься и подставишься, будешь просить, и ты получишь все, что пожелаешь. Потому что это ты, а любому, кто посмеет даже посмотреть в твою сторону, я вырву глотку. Ты ведь хочешь? Ну же! Скажи мне… Алан…

Алан ответить адекватно в эту минут не мог, только задрожать всем телом и поддаться назад, чувствуя между ягодиц напряженный член, и, закинув руку назад, запустить пальцы в стоящие дыбом волосы Кайрена. Руки альфы сильней сжались на бедрах и прижали ближе. Алан повернул голову и, прижавшись ко рту оборотня, всосал его язык, обведя его своим собственным и до крови вцепившись зубами в нижнюю губу. Член скользнул между его ног и потерся о мошонку.

— Еще… — прямо в губы прошептал Алан и сжал бедра, — еще! Ну же, блядь! Да!

И ему дали сверх желанного. Грубые резкие толчки, крики и исполосованная спинка кровати, со стуком бьющаяся о стену. Скрип постели, треск рвущихся простыней и когти, порвавшие подушки. Сплетающиеся потные тела, перекатывающиеся по тому хаосу, в который превратилась крепкая на первый взгляд мебель.

— Лио… — прошептал Кайрен и сжал оба члена.

Резко надрачивая их и ловя губами рваное дыхание, жадно следя за изгибающимся в его руках блондином и чувствуя, как самого скоро разорвет от всего этого. Он широко лизнул кадык и, сомкнув клыки на загривке кричащего в оргазме Алана, покрепче перехватил изогнувшееся до упора тело. Ему хватило двух рваных движений, чтобы глухо зарычать и рухнуть в такой ослепительный оргазм, после которого в ушах звенело еще долго.

Алан лежал под ним. Тяжело дыша, распластавшись на луже собственной спермы. Кай с трудом поднялся с него и рухнул рядом. Медленно успокаивая собственное дыхание и, не отрывая глаз от облизывающего алые, как кровь, губы Алана. Его глаза были закрыты. Растрепанные влажные волосы были в таком же хаосе, как и, наверное, его собственные. Румянец покрывал щеки и, спускаясь по шее, был теперь на всем теле. Влажном, теплом, пахнувшим теперь Кайреном и полностью покрытым засосами вперемежку с укусами. С синяками от его пальцев на бедрах и небольшими кровоточащими царапинками от когтей, которые он все-таки не смог сдержать. Вид был шикарный. Особенно с темными томными глазами, блестящими в лунном свете.

— Так говоришь, буду кричать и скулить? — расплывшись в абсолютно бесстыдной усмешке, хрипло спросил Алан.

— Хочешь снова проверить? — вскинув бровь, поинтересовался Кайрен.

— А тебя хватит на еще один раунд? — в притворном удивлении произнес Алан.

Альфа оскалился и, зарычав, набросился на вскрикнувшего блондина. Алан засмеялся и, обвив шею оборотня, улыбнулся уже в поцелуй. Перешедший из нежного в страстный и превратившийся в откровенные стоны. Салливан был не прав, они продержались три раунда…

* * *

Утро не бывает добрым никогда! Эта истина известна подавляющей части человечества. Однако сегодня оно было шикарным. Ну, по крайней мере, для одного оборотня так точно. Который проснулся раньше всех и был в самом великолепном расположении духа. Из-за чего часть слуг в испуге шарахнулась, а другая активно начала готовиться к концу света. Потому что их альфа никогда еще не появлялся с утра с такой мордой сожравшего самого восхитительного кролика в мире.

У одной из служанок ваза с яблоками из рука выскользнула, когда она столкнулась в коридоре с насвистывающим что-то веселое Кайреном. Тот невидимым человеку одним резким движением поймал вазу в воздухе и, вернув ее девушке, умыкнул у нее одно из яблок. При этом улыбнувшись ей очень знакомой хулиганской улыбкой.

У девушки увеличились глаза, хрупкое невинное сердце выдало, что Эбот все-таки выиграл пари, а в глубине трепетной груди родился писк, который начал поднимать обороты. Кайрен коснулся когтем губ и, так же улыбаясь, прошептал:

— Тише. Мы же не хотим никого пугать?

После чего развернулся и, со вкусом хрустя яблоком, пошел дальше. А девушка, все-таки пискнув, но уже гораздо тише, рванула на кухню делиться последними новостями.

А вот у одного конкретного человека утро началось с желания грохнуть и сожрать парочку младенцев. Только после последней мысли Алана чуть не вырвало. Голова ни бобо, ни меме, ни пипи. Скорее, напоминала колокольню церкви, которую они недавно закончили (поправка — ремонтировали. Опять!). Звон стоял такой, что слышала, наверное, вся Шотландия. Радости не прибавляло ноющее от кончиков ресниц до самых ногтей тело. На животе почему-то тянуло кожу и все чесалось. Глаза открываться и взирать на мир не хотели. Единственным, кто ориентировался, был нос. Он-то иуловил мятный травяной запах, исходящий с прикроватной тумбочки. Когда же Салливан, наконец, смог продрать глаза, то увидел свою любимую кружку почему-то без своего любимого кофе и с какой-то зеленой бурдой внутри. К пузатому боку же был прикреплен позитивный такой желтый стикер. Надпись на нем гласила:

«Спасибо будешь отдавать натурой, пьяница».

Ри…

Третий глоток успокоил благим матом орущий желудок. Пятый успокоил истерящий мозг, шестой — вернул способность мыслить. А вот после седьмого он, наконец, обвел постель взглядом. Увиденное объясняло многое. Подранные подушки, разорванные простыни, оцарапанный деревянный каркас и тучи перьев. Которые еще и в волосах застряли. О, а вот и причина, из-за которой чешется кожа. После обмозгования данного факта, всплыли и все подробности предыдущей ночи.

Алан никогда не страдал провалами памяти после пьянок (сказался студенческий опыт), но прямо сейчас он бы очень хотел забыть некоторые моменты. Он ясно почувствовал, как от воспоминаний начинает пылать лицо и шея.

— Валгири, — прошипел трущий глаза Алан.

Только вот видение обнаженного, рвано двигающегося на нем оборотня никуда не делось. Оно, словно издеваясь, стало ярче. Заставляя внутри все сладко сжиматься от воспоминаний о крепком теле с тугими мышцами под блестящей от пота кожей. О зверином рыке и совершенно диких золотых глазах. У него до сих пор кожа горела от одного воспоминания о том, как его тискали и покрывали, заставляя терять последние мозги. От одного воспоминания о твердом члене, трущемся между его ягодиц, внутри все опалило жаром и накатило новой волной возбуждения.

— Я — извращенец, — прикрыв глаза, прокаркал Алан, — а еще кажется гей… блеск!

А в это время внизу в хорошо знакомой столовой шел чудный завтрак в чудном настроении. Младшие Валгири с подозрением смотрели на своего странно улыбающегося дядю. Маркус хмурился, ожидая сам не зная каких неприятностей, Диана оживленно беседовала с Эрикой, кидая на альфу мимолетные, полные интереса взгляды. Джулиан косился на довольного жизнью Кайрена и переводил глаза на пока что пустующее место своего босса. В голове у него вертелась дикая догадка о том, что все-таки ненавистный Кайрен Валгири все-таки прикопал где-то Алана. Лучше бы Джулиан оказался прав. Потому что к дальнейшему его жизнь явно не готовила.

Дверь хлопнула неожиданно, и за их спинами раздалось недовольное бурчание Салливана. Он даже не обратил внимания на застывших в шоке Валгири и, еле разлипая глаза, плюхнулся вместе со своей кружкой на свое место. Стоило только увидеть хищный оскал Кайрена, как захотелось его чем-то треснуть. Потому что с недавних пор Алан реагировал на такие взгляды не совсем так, как в принципе должен был. А вот остальные шокировано переводили взгляды с него на Кайрена и явно пытались переварить новость. Удавалось с трудом. Особенно при взгляде на шею взлохмаченного дизайнера. Кое-где водолазка все-таки не смогла скрыть темные точки засосов.

— Как спалось? — невинно поинтересовался Кай и отложил в сторону газету.

— Издеваешься? — прошипел Алан и поморщился.

Ну да, заснули они где-то часа два назад. Сегодня Алан был с бодуна, невыспавшийся и очень злой. И вообще, соображал он сейчас медленно, так что отстаньте! Семья вообще не приставала и пыталась прийти в себя, следя за уплетающим шоколадный мусс Аланом. Тот жмурился в полном восторге и, постанывая, облизывал ложку. Он прикрыл глаза и совершенно не видел, какими горящими глазами за ним следил желтоглазый оборотень. А вот его полный неприкрытой похоти взгляд видели все остальные, что подняло шок на новый уровень. Особенно, когда Кайрен медленно поднялся с места и, прихватив папки с договорами, медленно и крадучись, словно большой хищник, направился к Алану.

Очередная ложка зависла в воздухе и в следующую минуту со звяком упала на пол, когда теплые пальцы по-хозяйски прошли по шее и дернули подбородок вверх, заставляя опрокинуть голову. Теплые губы прижались к пахнувшим шоколадом губам и, посасывая их, раскрылись шире. Принимая и лаская чужой язык своим. Вылизывая зубы и чувствуя вкус крови, когда губу неосторожно задели удлинившиеся клыки. Тонкие пальцы зарылись в мягкие полуседые волосы и, погладив затылок, прижали ближе. Играясь и пьяно улыбаясь, позабыв обо всем. Не слыша ни сдавленных ругательств, ни изумленных вздохов. Только отвечая со всей страстью и нежностью. Теплые губы напоследок лаской прошлись по подбородку, а язык — по распахнутым губам.

— Ты испачкался, — хрипло произнес Кай, даже не думая отстраниться и лаская пальцами шею Алана.

— Какая досада, — прошептал Алан и облизал губы.

После чего до него стало медленно доходить. А когда дошло, на лице застыл ужас вперемешку с шоком. Тело напряглось, и глаза распахнулись.

— Валгири! — пытаясь убрать руки с шеи оборотня, рыкнул Алан.

Его резко схватили за запястья и, не позволяя отпускать руки, со смешком зарылись носом в шею. Вдыхая дурманящий запах и чувствуя полное удовлетворение от того, что теперь человек целиком принадлежит ему.

— Они поняли это еще в ту минут, когда ты только вошел, — ведя носом, по обнаженной коже шеи, прошептал Кай.

— Откуда? — просипел Алан и попытался сосредоточиться.

— Ты пахнешь мной, лио, — цапнув зубами за мочку уха и вырвав нервный вздох, прошептал Кай, — так сильно и хорошо. Ты мой, лио. Помни это, и сегодня я снова приду за тобой. И сегодня, и завтра. Всегда…

После этих слов, сказанных ему прямо в губы, Алан понял, что еще одна секунда и здесь сейчас точно развернется фильм с самым высоким рейтингом даже для оборотней. Понимал это и Кайрен. Он только снова по-звериному собственнически вылизал губы задрожавшего Алана и, отпустив его, направился к дверям. Все это время довольная ухмылка не исчезала с его лица. А вот стоило двери за ним закрыться, как все взгляды словно по команде обратились на него. Салливан дернулся от неожиданности и, увидев наглющую лыбу Дианы, за которой шел разной степени тяжести шок у остальных, просто стукнулся лбом о стол и, обреченно застонав, прикрыл глаза…

Это все серьезно (Часть 1)

Малыш, я хочу прикоснуться к тебе,

Хочу высосать твою волю.

Я буду охотиться за тобой

И приведу тебя в свой ад.

Малыш, я хочу трахнуть тебя,

Я хочу почувствовать тебя в своих костях

Парень, я буду любить тебя

Я собираюсь ворваться в твою душу

Страсть, я голоден

Я надеюсь, что ты накормишь меня

Насколько ты меня хочешь, насколько ты меня хочешь?

Насколько ты меня хочешь, насколько ты меня хочешь?

Meg Myers — «Desire»

Если кто-то и ждал, что после этого хоть что-то изменится, то напрасно вообще надеялся. Нет, то, что замок больше не сотрясался от криков и ругани, радовало всех. Только не все были психически готовы к тому, чтобы каждый раз натыкаться на тискающихся Алана и Кайрена. Причем по всем углам замка! Главное, что Джер теперь реагировал спокойней, когда видел лезущего по внешней стене хозяина. Он только смотрел и, когда тот легко забирался в хорошо знакомый балкон, качал головой. И для кого, спрашивается, лестницы с дверями придумали? Только вопрос этот ничуть не интересовал молодежь. А в том, что мастер Алан заставил хозяина сбросить несколько сотен лет, старый слуга не сомневался.

Он видел это по сверкающим золотым глазам своего альфы. В его улыбках, которые становились все ярче с каждым днем. По разгладившимся жестким чертам. Сердце хозяина оттаивало с каждым днем. Нет, характер как был взрывным и отвратительным, так и остался, только сгладился местами. И он все время смотрел на белокурого дизайнера. Где бы тот ни был, взгляд хозяина всегда следовал за ним. И его ловили. Серо-голубые глаза теплели и хулигански блестели. Они смотрели с теплом и какой-то чертовщинкой.

Джер смотрел на них и понимал, что это все серьезно…

Первый раз, когда они по-настоящему занимаются сексом, ну ни разу, невозможно назвать романтичным или преисполненным трогательными моментами. У них обоих от бурлящего в крови адреналина и невыносимого возбуждения буквально рвет крышу. Алан своими воплями распугивает всех обитателей замка, им срочно нужно менять постель в спальне Кайрена, и, кажется, они обеспечивают инфаркт Маркусу. А все, в принципе, начинается совсем безобидно.

Алана с самого утра нет в замке. Он успевает только схватить со стола бутерброды, заботливо сделанные Джером, и, перекинувшись со спустившимися к столу все еще сонными волками и двумя людьми парой слов, выбегает из зала. Только в коридоре он на мгновение останавливается и, развернувшись, сквозь распахнуты двери, смотрит на семью, устроившуюся за столом. Диана сонно жмурится и, повиснув на шее улыбающегося Маркуса, тихо мурчит ему что-то. Джулиан трет глаза и с завистью смотрит на поразительно активную Эрику, которая не может замолчать и все щебечeт о каком-то мегакрутом бутике в Лондоне. Эдди и Уоли чуть ли не урчат, и каждый из них обнимает свою пару. Глаз они так и не открывают, только довольно лыбятся. Но стоит только в зале появиться Кайрену, как все мигом подбираются. Ну да, у альфы просто шикарный вид. И да, Алану очень даже нравится. А еще он просто уверен, что Валгири отлично знает, какое впечатление производит, и ему нравится вести себя так. Сволочизм и наглость — его второе «Я»!

У златоглазого мужчины слегка заспанный и довольный жизнью вид. Его полуседые волосы растрепаны и явно намекают на то, что их всю ночь дергали. На нем черные мягкие штаны сидят так провокационно низко, что обнажают ямочки на пояснице. Небрежно завязанный черный халат совершенно не скрывает багровых засосов на шее и следов зубов. Еще один такой укус темнеет на ключице. Салливан смотрит на собственные следы на альфе и почему-то уверен, что остался точно такой же укус на груди вокруг темного соска. Что не исчезли и следы его ногтей со спины и бедер. Он не может оторвать глаз от алых припухших губ и ладони, которая трет щетину на щеках ворчавшего мужчины. Кайрен носит его метки, не скрывая того, чем они занимаются каждые ночь или день, когда, позабыв о собственном возрасте и вообще обо всем, жарко тискаются по углам, словно гормонально неуравновешенная парочка малолеток. Они все это отлично знают, только не могут остановиться. У него самого, наверное, и сейчас дурацкая улыбка на таких же опухших губах. А стоит поднять глаза, как он натыкается на насмешливый и наглый блеск желтых глаз.

Он буквально чувствует, как его жадно облапывают взглядом. У Валгири совершенно нет стыда. Он знает, что за их этими переглядками сейчас наблюдает вся семья, но даже и не думает отводить глаз. Он смотрит жарко, жадно. Так, что внутри уже привычно вскипает лава. И если он сейчас поведется, то точно плюнет на работу и снова утащит сволочного волка в спальню. А вот там…

Кайрен невозмутимо делает глоток кофе из своей кружки и расслабленно откидывается назад. Полы трижды ебучего халата еще больше расходятся, являя взгляду идеальный пресс, на котором наряду со старыми шрамами теперь еще красуются темные пятнышки и очередная пара укусов. У Алана пересыхает в горле, а глаза просто примагничиваются к мышцам, перекатывающимся под кожей. Он знает, какие они твердые, знает, каков Кайрен Валгири на вкус с ног до головы. Знает, как темнеют глаза оборотня, когда тот возбужден, он знает его стоны, знает, как тот рычит и как любит шептать на ухо такую откровенную пошлость, что любая шлюха и то загнется со стыда. А он только еще больше плывет от этих слов и становится настоящим беспозвоночным и совершенно аморальным существом, которое может только покорно стонать и выгибаться, извиваясь под сильными руками. И да, Алан обожает кусаться, потому что Кай не трепетная барышня и с ним не надо сдерживаться. С ним можно потерять голову и кайфовать, слушая звериный рокот, вырывающийся из груди.

Когда же он с трудом отрывает взгляд от мускулистого тела и переводит горящий взгляд на такой же тяжелый, обжигающий, то на губах появляется хищная усмешка. От которой волк подбирается и теперь смотрит совсем по-звериному. Тягуче, опасно и с явным интересом. На что блондинистый дизайнер только усмехается и, развернувшись, медленно уходит, виляя бедрами так, что на это по всем правилам развратное, но такое чувственное движение залипает вся мужская часть семейства. После чего тишину разрывает ржач Дианы.

Алан же чувствует себя отомщенным и довольным. Весь день настроение скачет где-то в стратосфере, и рабочие уже во всю перемалывают ему кости, обсуждая новость о романе их шефа с богатым лердом. И то, что этот лерд через несколько часов появляется на стройке коттеджей, только укрепляет сплетни. А рабочие смотрят и хотят понять, как же так угораздило их шефа связаться с этим мужиком. От него же одни мурашки по телу. Жуткий тип, который, как до сих пор уверена половина, связан с криминалом. С такой-то мордой и взглядом, как у зверя. Но никто из них даже возразить не смеет, когда тот, узнав, что Салливан вместе с прорабом смотрят один из готовых домов, уверенно идет к указанному месту.

Коттеджи уже готовы, и осталось только закончить с интерьером. Алан обводит взглядом ближайший фронт работ и мысленно уже придумывает сотню комбинаций. Но все же мысли отвлекаются на недавние события.

После того памятного поцелуя на завтраке, когда Валгири откровенно и нагло (Алан был уверен, что сволочь клыкастая ловила кайф от содеянного) заложил их, Алан просто быстренько слинял. Он был уверен в том, что по его душу из-за нежелательного романа с черным альфой еще придут. Только он ожидал несколько другой реакции, а не похабной улыбочки Дианы, которая первой влетела к нему и, плюхнувшись в кресло, уставилась горящим взглядом. Он ждал ее осуждения, обвинений в том, что крадет чужого мужчину у мертвой памяти. Но вместо этого она только по-кошачьи улыбнулась и по секрету выдала, что ему безумно идут засосы. Он понял, что она одобрила. Следующими, тихонько просочившимися к нему, были Эдди и Уоли. Те смотрели ехидными взглядами и с трудом сдерживались от комментариев. В итоге, Уоли не выдержал первым и выдал, что всегда мечтал о такой второй «мамочке». От полетевшего в этого горе-волка степлера спасла лишь нечеловеческая реакция и спешный побег с воплями. Эрика затискала до смерти и объявила, что наконец-то ее Аланусик взялся за ум. «Аланусик» же искренне верил в то, что ум свой он как раз потерял где-то в заснеженных горах Шотландии. Последним, кто пришел, был Маркус. Он долго смотрел на Алана и, покачав головой, тихо произнес:

— Он мой брат, и я все готов отдать, чтобы и дальше видеть, как он улыбается. Но это не значит, что я одобряю то, что происходит между вами. Ты юн, и у тебя вся жизнь впереди, а мой брат — это мой брат. И я надеру ему зад, если он обидит тебя.

Слова, сказанные тогда, заставили его и сейчас улыбнуться. О них уже знала каждая соба… кхм, волк. Валгири не парился и продолжал вести себя, как ревнивый собственник, каждый раз, когда ловил на нем чужой запах. Жадно целовал, ловя в коридорах замка, и шептал на ухо такие слова, что Алан мучительно краснел, отводил глаза и кусал губы, пытаясь унять накатывающее горячими волнами возбуждение.

Вот такими мыслями был занят Салливан, когда вышел из дома и, совершено не чувствуя слежки за собой, направился в сторону рабочих трейлеров. Он и половины дороги не прошел, когда совсем рядом раздался хруст веток, и метнулась тень. Он только и успел, что развернуться, когда его, схватив за плечи, дернули в сторону кустов. Спина врезалась в жесткую кору дерева, а в рот впились сухие горячие губы. Первое желание грохнуть урода, мгновенно исчезло, когда Алан понял, кто это.

— Какого хрена? — еле оторвавшись от ухмыляющихся губ, хрипло спросил дизайнер.

— Был поблизости и решил взглянуть на стройку? — невинно предложил Кайрен и снова прижался к влажно блестящим губам блондина.

Развернутый ответ и все, что думалось о наглом и бесстыдном волке, так и застряло где-то в горле. Поцелуи сыпались один за другим. Жаркие, влажные и все более жадные. Алан и забыл, что совсем рядом ходит прораб, что рабочие скоро пойдут обратно мимо них. Не было в эту минуту ничего важней бархатного языка, ласкающего его дрожащие губы. Проникающего внутрь и вылизывающего зубы, щекочущего небо и ласкающего его собственный. Клыки впивались в нижнюю губу, мягко прихватывая и втягивая в горячий рот. Пальцы сжимали плечи и, с силой пройдясь по ребрам, спускались до самих бедер. Властно сжимая их и прижимая к своим. Алан задыхался. Его руки жадно ласкали тело мужчины и лихорадочно гладили все, до чего могли добраться. Они обвивались вокруг крепкой шеи, зарывались в темные волосы и, царапая ногтями, проникали под куртку и серую футболку. Между ног вклинилось твердое колено и заставило, захлебнувшись воздухом, потереться горящим пахом. Он не смог удержать полного наслаждения стона, когда бедром почувствовал чужое возбуждение. Голова откинулась назад, обнажая белую шею, к которой Кайрен присосался, как настоящий вампир. Жадно вылизывая и покусывая. Всасывая кожу и оставляя новые отметины.

Альфа уже не мог удержаться. Голову напрочь сносило от сладкого запаха человеческого возбуждения. Хотелось с головой погрузиться в него и вылизать, выпить все до дна. Он так хотел этого человека, что сходил с ума. Он жадно двигал бедрами, ловя новые вспышки наслаждения и вскрики. С упоением слушая хриплые вздохи и сбивчивый шепот.

— Ри, — всхлипнув, позвал Алан, и между надломленных бровей прорезалась морщинка.

Глаза закрылись сами собой, и осталось лишь неприкрытое желание, которое он жадно впитывал. Ладони на спине превратились в кулаки, пытающиеся вернуть его внимание. А он не хотел отрываться от соленой, пахнувшей чистым потом кожи. Его дергали за волосы, мотали головой и бормотали, словно в бреду.

— Нас же увидят, — дрожа, выдал Алан и, прижавшись лбом к плечу оборотня, не сумел удержать очередного глухого стона, когда чужое колено, чуть надавив, снова мягко скользнуло то вверх, то вниз.

— Плевать, — вылизывая ухо блондина, зашептал Кайрен и, схватив за бедра Алана, резко поднял вверх, посадив на собственные, — пусть видят… Пусть знают, что ты мой, что отдаешься только мне.

Если бы не дерево за спиной и руки оборотня, держащие его так крепко, Алан давно уже сполз бы на землю. Ноги, скрещенные на пояснице оборотня, совершенно не держали. Новый стон, и острые клыки прошлись по нервно бьющейся венке на шее. Чувствуя пульс, считая каждый вздох и срывая новые стоны с искусанных губ.

О том, что где-то ходит въедливый прораб и потерявшие своего дизайнера рабочие уже забили тревогу, они совершенно забыли. А зря, потому что сиреноподобные вызовы стали только громче, пока не громыхнули где-то совсем рядом. Именно очередной вопль прораба заставил мужчин удивленно дернуться, а у Алана еще и мозг включить. Кайрен был против. Весьма против, особенно, когда из его рук начали активно вырываться. Раздраженно зарычав, он попытался поймать мальчишку, но, получив ощутимый кулак в солнечное сплетение и злой укус в шею, сам отскочил назад. Стоя в нескольких шагах и смотря горящими от злости и вожделения глазами. С растрепанными волосами, продолжая облизывать алые губы.

Крики прораба ненавязчиво грозили перейти на задний фон. А вот тормоза готовы были сорваться. Алан смотрел на неожиданно хищно оскалившегося Кайрена и понял, что сейчас настанет грандиозный пиздец. Глаза оборотня потемнели, черты лица заострились, и, когда Салливан увидел удлинившиеся клыки, то, больше не раздумывая, сорвался с места. Слыша за спиной треск рвущейся ткани и громкий волчий вой.

Мягкие лапы ступают по шуршащей траве, и сердце бьется до предела. Зверь идет по его следу, скрываясь в тенях деревьев и, дыша так низко, что еле слышно. Он скользит совсем рядом, жадно вдыхая запах возбужденного человека и дергая ухом, слыша слишком громкий звук его быстрых шагов. Алан бежит, не разбирая дороги и не смея остановиться. Он знает, что от клыков черного альфы его разделяет несколько минут форы, но это ненадолго. Только от одной этой мысли становиться еще слаще. Кровь пульсирует в венах, набатом стучит в висках и жжет тело, словно раскаленная сталь.

— Беги, лио… беги…

Жаркий шепот мурашками проникает под кожу и заставляет захлебнуться всхлипом. Ветки бьют в лицо, царапают кожу, листья застревают в волосах, а щекам жарко. Грудь разрывается от сорванного дыхания, а в боку уже колит, но он не останавливается. Под ногами шелестит трава, и словно неведомая сила ведет его вперед. Она обволакивает его и ластится, словно дикая. Держит в стороне от опасности и не позволяет споткнуться о корни деревьев и камни.

Наверное, у него совершенно дикий вид, когда он вылетает на поляну к своим взволнованным рабочим. Они смотрят на него с тревогой и удивлением. Он не оборачивается на оклик, не слышит их голосов. Притормозив лишь на секунду, а уже в следующую кинувшись к старенькому джипу. Машина заводится сразу же. Шины визжат и, подняв пыль вперемешку с грязью, несут его вперед. Алан гонит, как сумасшедший, прикусывая губы и заставляя разум работать. Боковым зрением он замечает огромную тень, мелькающую в чаще, и кусает губы. Потому что ни черта не получается сосредоточиться. Джип срывает в крутой поворот, и впереди уже виден черный мост. Он проносится по нему с огромной скоростью и, чуть не сшибая ворота, влетает во двор.

В замке нет никого, кроме слуг и Эрики. Которые при всем своем желании ничего не смогут сделать. Алан врывается в холл и мчится к лестнице. Позади слышен звериный рык и цокот когтей по каменному полу. Он уже близко, и ноги подкашиваются от осознания, что игре скоро конец. Где-то за спиной раздается женский вопль и маты. Он слышит испуганный голос Эрики, но даже не сбавляет скорости. Взбежав по ступенькам и рванув по лабиринтам коридоров к своей комнате. Только мозг явно сейчас не очень хорошо соображает, иначе он точно бы не пропустил свою комнату, свернув на повороте и залетев в покои в конце коридора.

Дверь захлопывается слишком громко, и тело, наконец, слабеет. Алан опирается о деревянную поверхность ладонями и загнанно дышит, опустив голову. Ноги гудят от напряжения, а пальцы дрожат. Он дышит через раз, пытаясь успокоиться. Прикрыв глаза и считая про себя, когда за спиной раздается хриплый низкий смех. Он льдом проходит через позвоночник, заставляя окаменеть и выпрямиться. Только больше не вырываться. К спине прижимается горячее полуобнаженное тело. Когтистые ладони заключают в замок, опираются с двух сторон его головы и губы жарко опаляют ухо дыханием.

— Попался, лио…

Это больше не игра. Все намного серьезней. Его отрывают от двери и, резко развернув, сгребают в крепкие объятия. Губы горят от жаркого рта, накрывшего их. Клыки впиваются в нежную кожу до крови. Влажный язык слизывает алые капли и сводит с ума. Алан рычит и, запустив пальцы в растрепанные полуседые волосы, отвечает зло, агрессивно. Кусаясь, словно зверь, и позволяя вылизывать собственный рот. Он стонет от бесстыдных прикосновений и царапает обнаженную спину мужчины в своих руках. У него окончательно рвет крышу. Одежда рвется под черными когтями, и первое прикосновение к словно горящей изнутри коже заставляет задохнуться. Они движутся медленно, пошло толкаясь бедрами, словно дикие звери, имитируя секс. Только этого так мало, так мало, чтобы остудить кровь.

Они с трудом отрываются от деревянной поверхности и, не прекращая влажных поцелуев, пытаются переместиться к постели. Собирая все острые углы по дороге, и лишь краем сознания слыша звон разбивающегося фарфора. Осколки старинной вазы хрустят под грубой подошвой ботинок Алана. Один из которых летит в зеркало, когда они, наконец, оказываются на мягких темных простынях. Другой находит свое место в пустом камине. Штаны трещат по швам и разорванной кучей летят на пол, где уже лежит вся остальная одежда.

Теплый рот везде. Он опаляет жаром подбородок, спускается к горлу, и кожа наливается темными пятнами. Влажный язык спускается по ключицам к соскам. Влажно проходит по ним, царапает клыками. Пальцы выкручивают и щипают нежные головки, заставляя выгибаться и всхлипывать. Эти ладони сводят его с ума. Они крепко обнимают и с силой проходятся по телу. Они заставляют закатывать совершенно темные от страсти глаза и прижиматься все сильней. Целовать злее, дергать за растрепанные волосы, дышать так отрывисто одним ртом, ища чужие, влажно поблескивающие губы. Он видит, как мелькает между острых зубов язык, как пошло проходит по губам и как алеют сотни искр в золотых глазах. Они смотрят лишь на него, ловят каждый стон, каждую волну муки, что искажает красивое лицо.

Алана выгибает, и выворачивает все мышцы от острого наслаждения, когда острые когти проходят по бедрам, оставляя алые царапины, и руки бесцеремонно разводят ноги шире. Теплый влажный язык широко проходит от самого кончика до самого основания члена. Умело кружит вокруг головки и обводит линию взбухших вен. Губы смыкаются сперва на головке, но уже через секунду опускаются до конца. Длинные острые клыки легонько царапают нежную кожу и заставляют стонать, вцепившись пальцами в простыни. Он откидывает голову и совершено улетает от новых и новых движений умелого рта, когда когтистые пальцы сильней сжимают бедра и резко отрывают от постели.

— Что? — Алан непонимающе стонет и, опустив взгляд вниз, понимает, что это и есть полный пиздец.

Кайрен сидит на пятках. Его глаза горят уже звериным блеском. Черты лица искажаются, застревая где-то между зверем и человеком. В растрепанных волосах к голове прижимаются большие, абсолютно волчьи уши. На предплечьях до самих локтей проступает пока еще не густой мех. А за спиной нервно мечется пушистый хвост. Из одежды на нем лишь чудом оставшиеся, но изорванные штаны, которые великолепно облегают пах, совершено не скрывая внушительный бугор.

С влажным чпоком губы отрываются от его члена, и язык проходит по нему. Оборотень нагло скалится и, подняв его бедра выше, утыкается лицом в промежность, заставляя вскрикнуть и заметаться на постели, теряя опору. Губы, еле касаясь, проходят по мошонке, втягивая в рот, и язык неожиданно широко лижет пульсирующий анус. По телу, словно ток проходит и бьет двумя тысячами вольт от копчика до макушки. Серо-голубые штормовые глаза изумленно распахиваются, и тело выгибает так, что лопатки отрываются от постели. Но это только начало. Влажный язык снова и снова проходит по сжимающемуся входу и ввинчивается внутрь, заставляя уже орать и царапать короткими ногтями резную спинку постели. Он кричит, срывая голос и не слыша ничего, кроме грохота собственно сердца и довольного порыкивания. Алан не знает, что замершая за дверью Эрика в ужасе бледнеет и, сорвавшись с места, кидается вниз, в попытке найти помощь.

И не только она. Слуги с ужасом слушают крики дизайнера и на все сто процентов уверены, что хозяин все-таки сорвался. А между тем замок вокруг них ходит ходуном. Стекла во всех окнах покрываются трещинами, графины и дорогие вазы просто взрываются, пол дрожит, а люстры на потолках опасно раскачиваются. Два камина уже взорвались, и пожар с трудом удалось потушить.

Примерно это и видит изумленный Маркус, когда чуть раньше возвращается с деловой встречи. Слуги в панике, замок слетел с катушек и мимо уже летит один из книжных шкафов, чудом не размазывая его по стеночке. По лестнице к нему бежит испуганная и всхлипывающая Эрика. И уже через секунду становиться ясно, почему. Крики такие громкие, что сомневаться не приходится. Портфель с документами летит куда-то, и вот он уже взлетает по лестнице, а за ним и Эри. Маркус впервые в такой панике. Круто сворачивает на повороте и только чудом не сносит стену. Он практически налетает на дверь спальни брата и чувствует, как шерсть становиться дыбом от криков, раздающихся с той стороны. Он колотит по двери так, что удивительно, как та еще не сыплется в труху.

— Кай, открой сейчас же! — рявкает он и чувствует, как удлиняются клыки.

Но брат не впускает. Его магия скалит свою черную пасть и грозится порвать любого, кто посмеет войти. Только он не какой-то слабый щенок, чтобы поддаться и, опустив голову, скуля, отойти. После очередного удара трещины ползут от косяка к скрипящему потолку.

— Кай! — в очередной раз рявкает Маркус и уже готовится снести дверь, когда слышит злой рык брата и крик смолкает, превращаясь в тяжелое дыхание и низкие постанывания.

Торопливые шаги, и дверь с грохотом распахивается. От вида брата челюсть падает вниз. Тот смотрит взбешенно и скалится, прижав к голове волчьи уши.

— Что?! — рявкает он, и из горла вырывается недовольный рык, — у нас потоп, землетрясение, нашествие террористов или чума?! Какого хера надо?!

Только ни Маркус, ни Эрика не могут и слова сказать, таращась на возбужденного, такого животного Кайрена. И, судя по всему, торкнуло его конкретно. От него за версту несет возбуждением и Аланом. Комната за его спиной полностью вверх дном. Не надо быть гением, чтобы понять, что здесь происходило все это время. А один неосторожный взгляд, кинутый на постель альфы, мало того, что травмирует психику, так еще и мучительно смущает.

Алан, совершенно обнаженный, лежит поперек постели. Свесив с другого края голову и поминутно облизывая опухшие алые губы. Его глаза прикрыты, на ходящей ходуном рельефной груди поблескивают влажные капли пота, а кожа от самых щек до пят покрыта ровным румянцем. Его пальцы судорожно стискивают наполовину сорванное и свисающее с края постели покрывало.

Маркус моргает и резко отводит взгляд, когда слышит взбешенный ревнивый рык старшего. Он уже открывает рот, чтобы заговорить, когда раздается тихий хриплый голос Салливана. Томный с сорванным дыханием и настолько блядский, что пронимает даже Маркуса.

— Валгири, если через пять секунд твоя мохнатая задница не будет в этой постели, то я встану и нагну тебя у этой самой чертовой двери! И буду трахать до тех пор, пока ты скулить не начнешь.

От этого голоса встает все, что может стоять. Хвост тоже стоит, как и уши, одно из которых начинает дергаться. А уже через минуту Маркус с Эрикой в полном шоке смотрят на совершенно дикий взгляд, кинутый на Алана и тихий больной скулеж. После этого дверь с грохотом захлопывается прямо перед их носом.

— Мамочки, — после долгого молчания пораженно выдыхает Эрика.

— Лучше — валерьяночки, — нервно икает Маркус и, держась за сердце, уходит.

А за закрытой дверью воздух снова накаляется до предела. Алан, не моргая, смотрит на хищные медленные движения и, затаив дыхание, замирает. Кай не отводит от него глаз. Он глухо рычит и скалится. Его тело напрягается за секунду и одним броском снова оказывается на постели. Совсем близко, и блондин успевает только выдохнуть. В следующую секунду он снова лежит на спине, перевернутый оборотнем, устроившимся между широко раздвинутых ног. А внутри все так сладко ноет, сжимается от воспоминания бархатного языка, толкающегося, ласкающего его. Но на этот раз вместо него вокруг входа кружат когтистые пальцы, и от легких царапин дрожит все тело. Дыхание перехватывает, и в груди жжет. Руки обвиваются вокруг шеи и поднимаются, зарываясь в волосы, гладят дрожащие острые уши и рождают довольные порыкивания. Клыки обводят дрожащий кадык и, оцарапав покрытые укусами ключицы, до кровавых капель сжимаются на плече. Перед глазами плывет, мокрые от пота пряди волос липнут к шее и вискам. Тела прижимаются так сильно, что между ними не просунуть и тонкой нити. Бедра движутся рвано, еще ближе. Грубая ткань порванных штанов трется о промежность, и это почти больно, но Алан не может остановиться. Губы искусаны в кровь, но стоны не удается удержать. Его ладони лихорадочно блуждают по спине альфы. Они спускаются ниже, царапая поясницу, и до синяков сжимают крепкие ягодицы. Прижимая ближе, мня и царапая короткими ногтями.

Альфа довольно рычит и снова толкается вперед. Желтые глаза с жадностью ловят каждый вздох, каждый стон. Они неотрывно следят за искаженными в наслаждении чертами лица, прикипают к распахнутому в немом крике рту. И запах его человека становится острей. Сердце бьется так быстро, словно готово разорвать грудную клетку. Кайрен криво скалится и широко ведет носом по открытой шее, вылизывая ее, выцеловывая одному ему известные узоры и разрывая когтями простыни вместе с подушками. Его движения становятся быстрыми, дикими. Он буквально протаскивает Алана по кровати и ловит губами последний сорванный крик. Между бедрами становиться влажно. Алан обмякает в его руках, загнанно дыша, пытаясь сквозь шум в ушах и ослепительные пятна перед глазами прийти в себя.

— Ри… — шепчет он, покусывая и вылизывая чужие плечи.

Обведя губами каждый шрам, лаская пальцами и кусая шею, спускается к груди. И здесь его снова переклинивает, стоит только увидеть каплю пота, ползущую по темным узорам татуировки и сорвавшуюся с соска. И только через несколько мгновений он понимает, что этот рык принадлежит ему. Кайрен ухмыляется, прикрыв глаза, и тяжело дышит. Он откидывается на постель, позволяя оседлать собственные бедра. Серебристо-белые пряди щекочут кожу, горячее дыхание сводит с ума, влажный кончик языка касается соска и поднимается выше. Обведя каждый узор, по которому проходят мягкие губы и зубы. Оборотень со свистом втягивает воздух, чувствуя, как снова возбуждается Алан. Он чувствует кровь, бегущую по его венам, и ураган эмоций, каждая из которых принадлежит ему. Больше терпеть этого он не может.

Они перекатываются по постели, окончательно разворошив ее и скинув все подушки. Целуются так горячо, так влажно. И в какой-то момент обоим всего этого становится слишком мало. Алан смотрит в глаза Кая и, поймав блуждающую по бедру ладонь, подносит к губам. Черного альфу, словно током бьет, когда вокруг указательного и среднего пальца смыкаются опухшие губы. Почерневшие глаза смотрят дико, голодно, а между тем чужой язык проходит по пальцам, вылизывает, тщательно смачивая. Кайрен следит за каждым движением, облизываясь сам и чувствуя крепкие ноги, сжимающие бока. От одного этого вида он готов кончить. Но это явно не входит в их планы. Он вырывает руку и, мазнув пальцами по приоткрытым влажным губам, опускает их между расслабленных ягодиц. С трудом, сцепив зубы, заставляет себя успокоиться, чтобы убрать острые когти. Ведя пальцами по все еще влажным краям сжимающегося ануса и вталкивая только первый.

Движения медленные, осторожные, но от них Алан все равно шипит, как дикий кот. Царапает плечи и зажмуривается. Внутри он тугой, шелковый, и от осознания того, что очень скоро он полностью ощутит это, Кайрена ведет. Он целует влажные виски, касается губами дрожащих ресниц, шепчет бездумные нежные слова и вытягивает всю боль, что может хоть на каплю потревожить его лио. А того выгибает уже от второго пальца, хозяйничающего внутри. Алан чувствует, как его распирает изнутри, как жжется, но боль маячит лишь на краю сознания. Вместо нее внутри вспыхивает каждый раз, когда умелые пальцы трут бархатный бугорок. Он коротко вскрикивает от каждого движения и снова теряет связь с реальностью. Ему так отчаянно хорошо, но хочется еще большего. Хочется, наконец, почувствовать внутри горячий большой член оборотня. Он бормочет бессвязно, царапает лопатки мужчины и кричит, выгибая до упора спину, когда Кай одним плавным движением входит в него. Он задает бешеный темп сразу же. Толкаясь до упора, вертя в своих руках Алана, словно безвольную куклу. Белокурая голова откинута назад, она мотается из стороны в сторону. С искусанных алых губ срывается грязные маты вперемежку с криками, от которых у Кайрена окончательно падает шторка. Он короткими резкими толчками вбивает блондина в постель. Царапая до крови чужие бедра, громко взрыкивая и не в состоянии отвести глаз от собственного члена, двигающегося в жарком нутре. Его распирает, разрывает на куски от жаркой тесноты. Мышцы сводит от боли, но он не может остановиться, снова и снова толкаясь вперед.

Деревянная спинка стучит о стену. Крики, перемешавшись с животным рычанием, набирают обороты, а замок сходит с ума от бурлящей в нем магии. Она не находит выхода и переворачивает все вверх дном. Сметает своей волной все на пути. И в какой-то миг превращается в сладкий огонь, прошивающий кровь любому, кто оказывается на пути. Взрывает стекла в окнах на верхних этажах, покрывает трещинами стены и двери. Зацветает алыми бутонами сладко пахнущих цветов на лестницах и перилах. Она похожа на удар наковальни, после которого шумит в голове, и летят не просто искры, а искрищи! А в венах бурлит пьяная кровь, жаждущая страсти. Она пахнет сексом и кровью. И, когда уже хочется взвыть, чужая сила взрывается огнем. Чуть ли не спалив весь замок и заставляя обессиленно упасть, сползая на дрожащих ногах.

— Нет, — трясущимися руками прикуривая сигарету, шепчет Маркус, — определенно — это пиздец, а не серьезно.

Рядом с его креслом прямо на полу сидит дрожащая Эрика и шокировано смотрит на его бледное лицо. Младший Валгири и не сомневается, что у него все еще дикие глаза. В коридоре слышен скулеж и стоны приходящей в себя прислуги. Магия медленно утихает, все еще нервно искря, но уже не грозясь разнести к чертям Блодхарт. А Маркус нервно думает, что грохнет своего сволочистого братика. Если этим озабоченным кроликам так хочется трахаться, то пусть перестанут крушить дом или пусть находят себе другое место!

А в это время в разгромленной спальне огромный черный оборотень довольно облизывает пасть и, опираясь на локти, сытым тягучим взглядом смотрит на лежащего под ним бессознательного Алана. Оглаживая глазами совершенное тело, покрытое багровыми укусами и засосами. Когтистой лапой зарываясь во влажные волосы и вдыхая запах своего человека, перемешанного с его собственным. И от того довольно порыкивая. Опустив большую голову и слизывая с впалого живота белесые капли.

Алан не приходит в себя даже когда его осторожно обнимают и, перекатившись, устраивают на звериной рельефной груди. Скинутое на пол одеяло заползает обратно по взмаху лапы и ложится сверху, укрывая их обоих. В голове восхитительно пусто, а тело приятно гудит. Кайрен в последний раз бросает взгляд на бардак, царящий в комнате, и лениво думает, что Алан его прибьет, когда все это увидит. Но с другой стороны, он уже знает, чем более приятным можно занять взрывоопасного дизайнера. Альфа даже не замечает, как опускаются веки и мысли начинают путаться. Они, наконец, успокаиваются, и под мерное дыхание белокурого дизайнера сон приходит незаметно.

О том, к чему привели их «брачные игрища», они узнают на следующий день, когда таки выходят из комнаты, а до этого…

Просыпаться от легких поглаживаний по обнаженной спине очень приятно. А когда к пальцам присоединяется бархатный язык, медленно спускающийся вдоль позвоночника к самому копчику, наступает полный кайф. И Алан улыбается, не открывая глаз, только урчит довольно и выгибает бедра. Через несколько минут он возмущенно шипит, когда пальцы грубо стискивают ягодицы и в ложбинке уже скользит твердый горячий член. Он клянется, что открутит одному озабоченному старикашке его волосатые яйца, если тот посмеет сейчас покуситься на его тылы. Ибо они саднят, и поясницу простреливает так, словно по ней ломом прошлись. И это он еще молчит о дрожащих, норовящих разъехаться ногах.

Только Кайрен совсем по-звериному фыркает и ставит на левой ягодице багровый засос. Его руки проходят по напряженным мышцам, а губы, еле касаясь мочки уха, шепчут что-то неразборчивое. Алан прикрывает глаза, чувствуя, как снова плывет от еле слышных слов. Он не видит, что делает альфа, но тело окутывает мягким теплом. Проникает под кожу и глушит боль. Вместо нее внизу живота снова обдает жаром и заставляет заерзать на месте от волнами накатывающего возбуждения. Он глухо стонет и захлебывается воздухом, когда в дрожащий анус упирается твердая головка и входит одним слитным движением. Алан зло шипит и царапает руки медленно движущегося над ним мужчины. Первая тупая боль превращается в жжение и с каждым новым толчком утихает, переходя в яркие вспышки наслаждения.

Но на этот раз Кайрен движется медленно. Опускаясь еще ниже и задевая грудью блестящую от пота, напряженную спину. Утыкаясь носом в волосы своего человека, порыкивая от удовольствия. Покусывая белый загривок, и жадно вслушиваясь в жаркие стоны. Чувствуя чужую ладонь, держащую его бедро и прижимающую еще ближе. Алан скулит и выгибается под ним. Выпятив бедра и шепча его имя. Зверь внутри сыто скалится и с наслаждением смотрит на блондина. Он теперь принадлежит им. Их человек, их жажда, их лио…

Из постели они не выбираются до конца дня. После чего все это превращается в форменное безобразие, словно у них обоих секса не было пятьсот лет! Судя по тому, как они, позабыв обо всех и обо всем, не отрываются друг от друга до глубокой ночи, возможно, так и есть. Вылазка на кухню чуть не превращается в животный секс прямо на столешнице.

Утро Алан встречает, нежась на разорванных простынях и с белыми перьями, застрявшими в волосах. Кайрен лежит рядом. Он смотрит на него, и желтые глаза в эту минуту напоминают раскаленное золото, в которое щедро насыпали ярких бриллиантов. Зацелованные губы расплываются в несвойственной им улыбке и смягчают черты. Его пальцы проходят по впалому животу, касаются соска и, прочертив кадык, поднимаются к губам. Рисуя их контур и ловя ленивую улыбку. Цепляясь за смешинки в серо-голубых прозрачных глазах и чувствуя, как заполняется в груди пустота. Как она по капле исчезает при виде кожи, усеянной темными пятнами и следами его зубов. Слыша ехидные комментарии тягучего, словно мед, голоса и тепло спокойных эмоций, мягко укутывающих зверя внутри. Определенно — утро сегодня шикарное. Ровно до тех пор, пока они не выходят из спальни. А потом начинается дурдом.

Алана чуть удар не хватает, когда он видит перебитые стекла в окнах и хаос, который слуги активно убирают, стараясь лишний раз не смотреть ему в глаза. Стоит только какой-нибудь горничной встретиться с ним взглядом, как та краснеет и начинает заикаться. Он не понимает, что происходит до тех пор, пока Диана, то и дело, давясь от смеха, не рассказывает ему о том, что их секс-марафон вчера стал достоянием нации. После этого краснеет и хочет убиться об ближайшую стенку уже Алан. Кайрена же Маркус затаскивает в кабинет и начинает благим матом орать на братца и ставит перед фактом, что в следующий раз либо он учится контролировать себя, либо пусть валят в сарай. А у негосердце и нервы! На удивление, Кайрен только бурчит что-то об обнаглевших младших братьях и закатывает глаза.

Они по-прежнему не могут поверить в то, что эти двое вместе. Может, потому что характеры у обоих настолько паршивые, что трудно представить, что у обоих может быть вообще что-то общее. Или потому что они никогда не держатся за руки. Не носятся друг с другом, словно с писаной торбой. Возможно из-за того, что все знают, что Кайрен больше не может любить. А может потому, что Алан — человек, и, как ни крути, он не из их мира. Рано или поздно экзотика наскучит, и что тогда? Эдвард не знает и откровенно не хочет думать об этом. Все было бы по-другому, если бы только их дядя много лет назад встретил именно Алана. Только это был совершенно другой мужчина, и теперь все слишком сложно. А в чудеса он давно перестал верить.

Из небольшой гостиной в конце коридора слышаться звуки виолончели и бандонеона^[17]. Музыка льется своими аккордами и ласкает слух. Рваными переходами и хорошо узнаваемым ритмом. Это старая запись, и ей уж полвека. Но старая пластинка до сих пор звучит так прекрасно, что чарует слух. Только для кого она?

Эдвард удивленно закрывает папку с бумагами и мягкими неслышными шагами идет на мелодию. Маскируя свой запах, все больше удивляясь, потому что там впереди Алан и Кайрен. Здравый смысл убеждает повернуть назад, ибо он еще не готов увидеть своего дядю, пристающего к Алану. Только любопытство унять невозможно, потому что уж очень давно он не слышал эту мелодию. Дверь неплотно прикрыта, и этого хватает, чтобы изумленно замереть, видя то, что происходит внутри.

В комнате приглушенный свет. Он льется с висящих на стенах светильников и неясными тенями дрожит в воздухе. Старый патефон с виниловыми пластинками играет на полу у догорающего камина, и огонь сотнями бликов сверкает в позабытых винных бокалах. А посередине комнаты босиком и полураздетые танцуют Алан и Кай. Не сводя глаз друг с друга. Двигаясь то резко, то плавно. Улыбаясь и прижимаясь лбами. И это настолько красиво, что Эдвард стоит, боясь даже пошевелиться.^[18]

Потому что Кайрен мажет губами по шее откинувшего голову на его плечо Алана. Он прижимает его спиной к груди и ведет ладонями по обнаженному животу, разведя полы расстегнутой белой рубашки и легонько царапая кожу. И Алан улыбается. Они кружат по всей комнате, отчаянно цепляясь друг за друга и чуть не сшибая по дороге мебель. Только вместо того, чтобы запнуться о кресло и столик, Алан ловко пробегает по ним и снова оказывается в крепких объятиях. Они кружатся, не отрываясь друг от друга, и начинают смеяться. Громко, открыто, и глаза блестят. Падают на диван, не размыкая рук и загнанно дыша. Трутся носами и щеками, словно два зверя ластятся.

Они не держатся за руки, у них паршивый характер и порой это приводит к Армагеддону, после которого надо ремонтировать часть Блодхарта. Но у Кайрена совершенно шалеет взгляд, когда он только смотрит на Алана. Он зарывается лицом в его волосы и, замерев, вдыхает жадно, словно дышит им. Ловит губами теплые пальцы, ласково очерчивающие его шрамы. Чувствует всем своим зверем и находит покой, только когда рядом именно этот человек.

Он не из этого мира, не рожден для их войн и интриг, но уже неотъемлемая часть. Без которой черный волк теряет себя. И это по-настоящему страшно, потому что Алан сам не может больше без него. Без крепких рук, сжимающих так крепко, и хриплого шепота, от которых дрожит тело. Он не может без обжигающих взглядов, без насмешливых слов. Без улыбок, которые хочется чувствовать губами. Он смотрит на линию шрамов и ловит себя на мысли, что этот мужчина все равно прекрасен. С бешеным нравом и ошибками. Всей кровью на руках и болью в своих невероятных глазах, которая по капле уходит из них.

Ладони с силой проходят по обнаженной спине и зарываются в растрепанные волосы. Притягивая ближе и прижимаясь к твердым губам. Прогибаясь под жаркими прикосновениями и широко разведя колени, позволяя мужчине устроиться между ними. Целуя жарко и страстно, лаская языком и абсолютно забывая о старом патефоне, продолжающем играть танго.

Дверь закрывается совсем неслышно, скрывая собой полное смятения лицо Эдварда и надежду, что дядя встретил Алана в правильное время…

Это все серьезно (Часть 2)

Ночь давит на меня

Я чувствую, как колотится мое сердце,

Словно я бегу за светом,

Который очень далеко от меня,

В темноте теней, все время спрашивая себя,

Увижу ли я тебя когда-нибудь снова.

Увижу ли я тебя когда-нибудь снова

Я приму твою любовь

Я приму твою любовь,

Я приму твою ненависть

Приму твою ненависть,

Я приму твою страсть.

Я огражу тебя от мира,

Когда он завладеет тобой

Когда он завладеет тобой,

Я его сожгу.

Chester Bennington — «Walking Dead»

Алан знал, что их роман примут не все. Он знал, что рано или поздно по его душу придут. Только он и подумать не мог, что это будет Джулиан. Друг не принял с самого начала. Встретив новость мрачно, а потом и вовсе разозлившись. Сперва тонко намекая, а потом перейдя к глухому раздражению. Алан все время отмахивался от его слов. Однако, в последний раз этого не получилось сделать.

Салливан как раз с головой закопался в каталоги для оформления гостиной второго гостевого коттеджа, когда дверь его кабинета сперва распахнулась, словно от урагана, а потом захлопнулась, отрезав путь к отступлению не только своей деревянной поверхностью, но и тушкой Джи-Джи. Смотря на скорость всех тех эмоций, которые пронеслись на лице последнего, Алан всерьез испугался, что у помощника скоро удар будет.

— Что такое? — удивленно и встревожено спросил блондин, отложив в сторону каталоги, — потоп, пожар, землетрясение? Или на нас опять напали?

— Не паясничай, — прохрипел умирающий и, рухнув в кресло, мрачно прошептал, — как ты мог?

— Ты о чем? — напряжено спросил Алан, уже, впрочем, зная ответ.

— Алан, прекрати! — раздраженно прошипел Джи-Джи, — какого черта ты завел интрижку со старшим Валгири?! Я спрашиваю, какого хрена?! На эксперименты потянуло? Ты хоть понимаешь, с кем связался?!

После этих слов, лицо Алана стало каменным. Он расслабленно откинулся в кресле. Устало потер переносицу и слишком спокойно спросил:

— Если ты намекаешь на то, что мы не подходим по статусу, то в этом ты ошибся. Моя семья настолько же богата и известна, как и его. И потом, он скоро перестанет быть нашим клиентом, да и наши рабочие отношения совершенно не мешают ни ему, ни мне. Это все?

— Ал, он мужчина! — возмущено произнес русоволосый, — ты же не гей даже! У тебя вообще столько баб было, что у меня на голове волос не хватит, чтобы сосчитать!

— Эк ты загнул, — пробормотал Салливан, — а я и не говорю, что гей. Меня, знаешь ли, телеса чужих мужиков не прельщают.

— Какого хуя ты тогда полез к Валгири?! — еще больше вскипел Джулиан.

— Потому что я так хотел, — упрямо глядя в глаза друга, отрезал Алан, — я хочу его, Джулзи. Ни девок, ни смазливых мальчиков из того чертового бара на Окли-Роуд. Я хочу ЕГО.

— Ты же сам говорил, что такого, как он, невозможно полюбить. Что перед ним только за деньги и разводят ноги. Что же изменилось?

— Оказалось, что разводить перед ним ноги сущее наслаждение! — язвительно процедил блондин, — он не эксперимент и не прихоть! Я, по-твоему, сопливая черлидерша с мозгами размером с горошину?! Ты не знаешь его. Он такой… такой… У меня слов не хватит, чтобы объяснить тебе. У меня крышу сносит от него!

— Он старше тебя, — безнадежно произнес Джулиан.

Алан на это нервно засмеялся. Знал бы только Джулиан, НА СКОЛЬКО старше Кайрен. Вот только друг его веселья не разделял. Он покачал головой и встал с места.

— Это все блажь, — взявшись за ручку двери, произнес Джулиан, — тебе сносит крышу от новизны. От того, что секс с мужчиной оказался не таким, как с женщиной. Но все это пройдет, и ты поймешь, что экстрим приелся тебе. Что тогда? Ты подумал, что будет, когда все закончится?

Джулиан ушел, не дожидаясь ответа. Дверь тихо закрылась за ним, оставив мрачного Алана одного. Он устало прикрыл глаза и подумал о том, что эти самые слова он перестал говорить себе уже очень давно. Но они никуда так и не исчезли. В чем-то Джулиан был прав.

До окончания работ осталось совсем ничего, и через несколько недель они сдадут все объекты. Что тогда будет? Всего лишь небольшой романчик, который закончится после расторжения контракта? Приятное приключение, которое потом даже не вспомнится? Его попросят уйти из жизни Валгири так же холодно, как и сотни таких же парней до него? Алан не знал. От этого стало на мгновение настолько тоскливо, что заныло в груди. Он сидел, оперевшись локтями на стол и уронив голову на ладони. Совершенно не зная, что в то время, пока друг взывал к его разуму, Кай стоял за дверью и, скрестив руки на груди, мрачно слушал каждое слово.

Джулиан ушел, даже не заметив вовремя отступившего Кайрена. Еще один моралист хренов, у которого молоко еще на губах не обсохло, а уже лезет со своими советами. Суя свой нос в чужую жизнь так, словно имеет какое-то право. Им Маркуса с его нотациями и патологическим неверием уже хватило. Глупый мальчишка даже не понял, что сделал, совершенно не чувствуя тот отчаянный запах тоски, которым на мгновение повеяло от сидящего в кабинете Алана.

Мальчишку спасло лишь то, что он по каким-то причинам был небезразличен Алану и был парой его племянника. Иначе его тонкая шейка давно уже была бы сломана. Лучше бы занялся собственной личной жизнью и, наконец-то, объяснился с Уолтером, вместо того, чтобы разыгрывать из себя Мать Терезу. Глупый наглый щенок, которому стоило преподать урок, раз и навсегда показав, где его место.

Кайрен всегда предпочитал действовать, а не тратить пустых слов. Человек принадлежал ему, и даже если придется вбить эту мысль в голову русоволосому недомерку, то он это сделает с превеликим удовольствием, чтобы в следующий раз мальчишка не смел становиться причиной вязкой грусти, поселившейся в любимых глазах…

В последние недели погода в шотландских землях окончательно испортилась, выдавая теплые солнечные дни все реже. А вместо этого зарядили непрекращающиеся дожди. Принося с собой первые серьезные холода и напоминая о том, что лето давно уже осталось позади. Раскаты гремели над крышами замка и отдавались звоном стекол в высоких окнах. Тяжелые капли дождя барабанили по черепицам и мостовым. Широкими и тонкими ручьями стекая по стенам и мощеным улочкам Волчьего Двора. Очередная молния расколола небо неоновым блеском своих ветвей, и громыхнуло прямо над крышей конюшни.

Джулиан смотрел на гнущиеся под ветром старые деревья и уныло провожал взглядом капли воды, стекающие по стеклу окна над крышей теплого каменного строения. Похоже, что здесь он застрял надолго. Сперва убежав от лишнего шума, чтобы спокойно пересчитать все последние расходы и составить отчеты. К Алану после их разговора он не мог пойти, а Уоли со своими тисканьями и поцелуями совершенно не способствовал спокойной работе. Так что пришлось с ноутбуком и бумагами слинять сюда.

Старое каменное строение с деревянной крышей и теплом. Запахом чистого сена и спелых яблок, которыми частенько баловали породистых коней. Всегда прибранное и чистое, куда не так много народу захаживало. Но самым любимым местом здесь были два верхних пролета под самой крышей, где лежали тюки сена и мешки с зерном. Джулиан сейчас был как раз на самом последнем пролете. Устроив себе уютное гнездышко из клетчатого пледа, отгородившись от нижних пролетов мешками и тюками с травой. Только сегодня ему, видимо, придется задержаться. Желания переться в такой ливень в замок совершенно не было.

Помощник дизайнера понял, какую совершил ошибку, только когда услышал громкий мужской смех, после которого в конюшню ввалились мокрые до нитки Алан и Кайрен. Целуясь на ходу и тискаясь, словно мальчишки. Джулиан смотрел на них и не узнавал. Он не мог понять, как могут настолько меняться люди. Как могут смотреть так и шептать друг другу все то, что он сейчас слышал от этих двоих. И это если вспомнить то, как они грызлись совсем недавно. Только сейчас все было по-другому.

Алан даже не подумал возмущаться, когда его вжали спиной в деревянный столб, а для уверенности еще и навалились всем телом. Жарко дыша под ухом и водя губами по влажной коже. Забираясь холодными пальцами под мокрую рубашку и царапая лопатки. Улыбаясь в губы и раскрываясь. Позволяя проникнуть языком глубже, ластясь собственным, кусая губы и слыша хриплый смешок. Откидывая голову и, зарывшись в мокрые волосы, прижимая ближе. Чувствуя, как крепкие ладони проходят по пояснице и, сжав бедра, опускаются на ягодицы. Прижимая к чужим бедрам и двигаясь не спеша.

Алан терял голову уже в который раз. Совершенно не имея желания даже анализировать свое, безусловно, неприличное поведение. Чему очень даже способствовал шепчущий очередную пошлятину Валгири. В ответ получалось только постанывать и кусаться. Чего с каждой минутой становилось меньше.

Они даже не заметили шокировано смотрящего на них Джулиана и, с трудом оторвавшись друг от друга, по скрипучей деревянной лестнице поднялись на второй пролет. Снова целуясь и спотыкаясь о старые мешки. Рухнув, наконец, в стог сена за тюками. Перекатываясь и срывая друг с друга сырую одежду. Целуя и царапая обнажающуюся кожу. Рыча, подобно зверям, у которых от гона крышу сорвало.

— Тебе не надоело затаскивать меня в каждый угол на глазах у всех? — оседлав бедра Кая, невинно поинтересовался Алан и, сжав набухший член сквозь ткань штанов, расплылся в хищной улыбке.

— Тебе это нравится, — толкнувшись, прошипел Кай и сжал губами покрасневшую мочку уха, — нравится, как я беру тебя, как вылизываю тебя здесь.

Пальцы нагло нырнули под пояс штанов и погладили ложбинку между ягодиц. Сорвав с искусанных губ рваный вздох. У Кая глаза загорелись и затрепетали крылья носа от одного запаха возбуждения, которое заполнило собой весь воздух. Он зарычал и, подмяв под себя вскрикнувшего Алана, рванул молнию на его джинсах так, что металлическая застежка осталась в руках.

— Варварррр… — прорычал блондин и, перекатившись, снова оказался верхом.

Уперевшись ладонями в обнаженную грудь и заставив облизывающегося оборотня откинуться назад. Покрывая поцелуями горло, вылизывая ключицы и царапая соски. Языком очерчивая рельефный пресс и легко расстегивая джинсы. Чем, видимо, все-таки довел своего волка до шока.

Усмехнувшись в расширенные от удивления золотые глаза и уткнувшись в горящий от возбуждения пах. Со стоном вдыхая тяжелый мускусный запах и слыша звериный рокот. Он давно хотел этого. Каждый раз представляя, как сожмет крепкие бедра и губами пройдет от самого основания до сочащейся головки. Языком обведет уздечку и ртом насадится на всю длину.

«Я — извращенец… А еще зоофил», — пронеслось еле уловимо где-то на задворках сознания, и Алан сам застонал от того, что делал.

Вылизывая упругий большой член и теряя любые связные мысли, слыша стоны и порыкивания над головой. Чувствуя зарывшуюся в волосы когтистую руку. Наматывающую на кулак мокрые пряди. Взять с первого раза не удается. Но Алан упрям и жаден. Он обхватывает губами бордовую головку и вылизывает, посасывает, словно сладкий леденец. Помогая себе руками и застонав, когда, наконец, заглотив до упора, упирается носом в пах. Он движется чертовски медленно, смакуя вкус и совершенно не видя дикие глаза смотрящего на него мужчины.

У Кайрена была, наверное, тысяча мужчин и женщин. Страстных, пылких, испорченных и гнилых душой настолько, что хватило бы на три Ада. Но никто никогда не мог довести его до такого состояния, как это белобрысое существо с глазами ангела и ухмылкой дьявола. Жаркий, красивый, необузданный и непредсказуемый. Сейчас он явно пытался довести альфу до смерти. От одной мысли о том, где мог его человек научиться вытворять языком такое, зверь внутри слетал с катушек. Алан принадлежал только ему и никому больше.

Альфа глухо зарычал и, дернув блондина вверх, впился в его алый рот. Сгребая в крепкие объятия и вылизывая опухшие губы. Наконец содрав с него чертовы штаны и повернув обоих на бок. Алан глухо застонал и выгнулся дугой, чувствуя влажный член, трущийся о ложбинку между ягодицами. Обхватывая губами пальцы, скользящие по ним, и жадно втягивая. Обводя языком и покусывая кожу на самых кончиках. Чувствуя, как они давят на язык, играют с самым его кончиком и гладят щеку изнутри.

— Ты бы только знал, как у меня крышу от тебя сносит, — широко лизнув порозовевшее ухо, прошептал Кай и другой рукой сжал набухшую головку соска.

Алана выгнуло и встряхнуло. Из его груди вырвался почти всхлип. Он сильней прижался к альфе, заведя руку назад, оцарапал чужое бедро. Под зажмуренными веками сотнями взрывались алые вспышки, и мышцы сводило от напряжения. Пальцы напоследок погладили влажный язык и исчезли изо рта. Скользя по горящим соскам, коснувшись подрагивающего живота и нырнув между расслабленных ягодиц. Оглаживая анус, то проникая, то выходя. Неожиданно войдя так глубоко, что стало почти больно. Срывая вскрики с губ каждый раз, касаясь набухшей простаты. Поглаживая внутри, растягивая и понимая, что с каждой минутой собственной выдержки становится катастрофически мало.

Кайрена ведет снова и снова. От острого запаха, от граничащего с болью возбуждения. Криков, которые он впитывает, как умирающий от жажды. Он уже с трудом сдерживает зверя, рвущегося наружу. А Алан делает только хуже. Он сладко стонет, вскрикивает от каждого движения. Насаживается на пальцы и царапает его руки. Порозовевший, мягкий, шелково гладкий везде и сладкий настолько, что невозможно оторваться. Он давится воздухом и всхлипывает, когда вместо пальцев, растягивая анус до упора, в него входит твердый влажный член.

Алану больно и сладко одновременно. Он жадно глотает воздух и дрожит. Его тело горит, и ноги сводит судорогой от каждого движения. От медленных толчков и той пошлятины, что льется в уши и будоражит кровь. Воздух вокруг наполнен запахом секса, пота и влажного сена. Он кружит голову и отнимает все мысли. Вокруг все темнеет, и зрение расплывается. Алан не успевает и моргнуть, когда оказывает лежащим на груди вытрахивающего из него всю душу Кайрена. Отросшие клыки до крови вонзаются между плечом и шеей. Держа цепко и вырывая из груди новый вопль. Руки грубо хватают под коленями и разводят бедра шире. Толкаясь сильней, ускоряя темп и уже вколачиваясь в извивающееся тело.

Беловолосая голова откинута на крепком мускулистом плече. В почерневших глазах ни проблеска мыслей. Кожа на груди пылает от жара и блестит капельками пота. Они ползут по крепкой шее, покрытой укусами и новыми темнеющими метками поверх старых. В уголке алых, искусанных в кровь губ блестит тонкая нить слюны. Руки, откинутые назад, зарывшись в гриву темных с проседью волос, дергают за пряди. Сочащийся смазкой член покачивается в такт рваным движениям, и крепкое тело извивается в руках Кайрена.

У Джулиана горят щеки, и шумит в ушах. Сердце бьется, как заполошенное и вот-вот выпрыгнет из груди. Он хочет зажмуриться, хочет зажать уши и не видеть своего шефа, сладко стонущего под Кайреном Валгири! Это понять невозможно. Но он видит, как ластится, как отдается Алан, и понимает, что для него это не игра. Он смотрит на них, не в силах оторвать глаз, и понимает, что сам заводится от вида сплетающихся тел. Джулиан знает, что нужно отвернуться, затаиться и не выдать своего присутствия. Но руки дрожат, и дыхание срывается. Кровь кипит в венах, и в животе скручивается тугая спираль. Она тянет и опаляет огнем. В паху все горит и ноет от возбуждения. Он слышит их крики и до зубного скрежета хочет сейчас прогнуться под руками Уолтера. Хочет его жарких поцелуев и его сладких стонов под ухом. И уж точно между ними не будет этих двух гадов, устроивших ему чертов Ад сейчас!

Новый сладкий стон врывается в его мысли, и на какое-то мгновение ему кажется, что желтые глаза в упор смотрят на него. Всего лишь мгновение, но этого хватает, чтобы покрыться мурашками с головы до пят и в ужасе отскочить назад. Джулиан понимает, что ему всего лишь показалось, но этого хватает, чтобы очнуться и бесшумно пробраться к круглому окну под крышей. На другой стороне к стене прислонена старая лестница. Она здесь и в этот раз. Джулиан мысленно благодарит того, кто забыл ее убрать и, не обращая внимания на ливень, выбирается наружу. Дерево под ногами скользкое, и одного неправильного шага хватит, чтобы упасть и сломать себе шею, но он точно больше не останется с этими кроликами под одной крышей.

Алан все еще загнано дышит и, не открывая глаз, облизывает сухие губы. Он вяло улыбается, слыша довольный рокот альфы и чувствуя бархатный язык, скользящий по саднящим следам острых клыков. Поглаживая крепкие ладони, скользящие по низу живота, и не видя кривой оскал, кинутый в сторону распахнутого окна. С его стороны можно считать большим великодушием то, что Джулиан, спускаясь и топая, словно слон, мчится в сторону Блодхарта. Кайрен фыркает и аккуратно перекатывается набок. Прижимая к груди сомлевшего Алана и отвечая на ленивые поцелуи. Слыша его мерное дыхание и поглаживая блестящие от пота бедра, он мрачно думает о том, что свернет шею любому, кто посмеет отнять у него его белокурое сокровище.

В замок Джулиан вбегает уже мокрый до нитки, но возбуждение даже не думает спадать. Не обращая внимания на вопли возмущенной служанки о лужах воды, он влетает в библиотеку и, наткнувшись на ошарашенного Уолтера, скинув с себя мокрый свитер, набрасывается с горячими поцелуями. Чувствуя на бедрах жесткую хватку и глухой стон под ухом, он отстраненно думает о том, что, кажется, был неправ. У Алана с Кайреном все намного серьезней…

Он все так же ходит с ними на охоту и делит добычу. В его волосах путается осенний ветер, а в почти прозрачных глазах — лунный свет. У его губ вкус спелых вишен и запах холодной росы. Он движется быстро, мелькая в тенях ночи и ступая по следам волков. Его смех — это колдовская песнь, которая горячит кровь. Он сам похож на зверя, выслеживая дичь. Гоня ее по диким тропам и криво ухмыляясь. Потому что где-то рядом мерцают желтые глаза и скользит до мельчайшего знакомый зверь. Под сенью старого леса, где бродят те, чьих лишь имен хватит, чтобы сердце заледенело от ужаса, Алан знает, что он в безопасности. Он слышит их голоса, тихий шепот и смешки в клочках тумана, ползущего по холодной земле. Он видит блеск блуждающих огоньков и слышит тихий свист.

Это другой мир. Дышащий древними сказаниями и песнями предков, что не забудутся, пока горит кровь свободных волков. И теперь Алан часть этого мира. Он чувствует это в теплых глазах стаи. В улыбках сидящих у костра вампиров, что зовут попробовать верескового меда. В смехе обнимающих его колени волчат и в одобрительных взглядах стариков, шепчущих молитвы за него. Здесь он свой, на своем месте, когда когтистые лапы бережно обвивают талию и прижимают к сильному звериному телу. В глубоких теплых глазах, где больше нет тьмы. Слыша рокочущий шепот древних слов и позволяя увлечь себя на мягкую траву у костра. Чтобы, положив голову на твердую грудь, слушать ровный стук сердца и вдыхать успевший стать родным запах зверя.

Прикрыв глаза, Алан лениво зарывается пальцами в густой мягкий мех и чешет за дернувшимся ухом. Тихонько посмеиваясь, когда над головой раздается возмущенное ворчание. Его встряхивают и лениво покусывают обнаженную шею. Настолько осторожно и нежно, что хочется заурчать от наслаждения. Он и урчит, подставляет шею. Улыбается, не размыкая век, и не видит глаз, смотрящих на них от соседнего костра.

А Уолтер не может отвести взгляд. Алан лежит на Кайрене и, сомкнув руки вокруг звериной шеи, устало вздыхает. Альфа зарывается носом в растрепанные серебристо-белые волосы и глубоко дышит, прикрыв мерцающие глаза. За столько веков он впервые выглядит настолько безмятежным. Черный волк бережно укрывает от ветра человека в своих объятиях и тихо шепчет ему молитвы. Словно сейчас с ним не простой смертный, а древний дух, чьей милости он так долго ждал. Уолтер знает, что даже если Алан и слышит сейчас его, то не понимает этих слов. Но Салливан вдруг сладко тянется и, уткнувшись лицом куда-то под шею оборотня, сонно бормочет:

— Не бойся, волчара. Ты не потеряешь меня…

Кайрен замирает и удивленно распахивает глаза. А в следующую минуту уже стискивает в лапах своего человека.

— Да. Больше не потеряю, — хрипло произносит он.

Уоли смотрит на них и мечтает о том, чтобы у него с Джулианом тоже было все так ненормально серьезно, как у его дяди и Алана…

В том, что вечно все не может идти хорошо, Валгири и так уверен. Так что, когда в двери его замка стучатся с отчаянием и молят о помощи, он уже готов. Он только смотрит на молчаливый взгляд и ловит в них немой вопрос о нужде помощи. Только Кайрен знает, что даже если по его душу из Ада придут, он не впутает Алана. Поэтому только качает головой и уводит за собой пришлых волков.

Он оказался прав во всем. Начиная с истерического поведения Ридэуса, когда тот так и не нашел своих пропавших воинов, и кончая жадной тупостью Ватикана. Понтифик жаждет крови и вместе с ним подавляющая часть его кардиналов. Неугодных же, которые против кровавой политики, ждет одна лишь смерть. Папе уже мало крови, и теперь он нацелен на Англию. В большей степени за это надо «благодарить» кардинала-епископа^[19] Роберта Пелла. Только не вина его, что понтифик узнал о его связи с волчьими кланами Британии. Пелл бежал вместе со своим секретарем, прихватив львиную долю секретных архивов. Обойдя Волчий Совет, он тайно отправился в Англию, где и исчез. Судя по тому, как рыскали Мечники и шпионы Ватикана, Пелл был все еще жив и скрывался. Из-за чего взбешенный понтифик приказал вырезать всю нечисть Британии, но найти и доставить к нему мятежного старика.

Никто не знал, что забрал с собой кардинал-епископ, но это здорово испугало главу католической церкви. Удар миновал Совет и старые кланы. Он пришелся по молодняку. Восемь кланов уже было разорено, но, не найдя искомое, взялись за тех, кто был под протекцией Валгири.

Кайрен слушал темноволосого альфу — Эрна — и все больше мрачнел. Он знал, что Ридэус не был настолько глуп, чтобы так в открытую идти против самого сильного клана волков. Не имея в руках оружия против них, а его не было. Амикус так и не смог создать аналог Искры. И тот потерянный осколок искали до сих пор. Именно за ним в Бельгию недавно поехал Ридэус, а за ним и Диана с Маркусом. Видимо, и в Ордене Мечников бушевали нешуточные страсти, если, пренебрегнув приказом старшего, молодняк полез к волкам Валгири.

— Что будем делать? — напряженно и тихо спросил Эдвард.

— Это только начало, — задумчиво произнес Кай, — они не остановятся.

— Проблема в том, что мы не знаем, кто будет следующим, — мрачно пробормотал Уолтер.

— Отчего же? — хищно оскалился Кай и откинулся в кресле, — они же ищут Пелла. Вот мы и направим их к нему.

— Ты собираешься отдать им человека, выкравшего их секреты? — изумленно спросил Эдди, — Не верю!

— И потом, мы же не знаем где он, — поддакнул Уоли.

— Да, — кивнул Кай, — но ведь и они не знают.

Тем же вечером Кай собрал своих волков. Алан стоял в дверях замка и провожал взглядом собирающихся мужчин. На душе было неспокойно, но он молчал. По-хорошему, стоило отправиться с ними, чтобы приглядеть за стаей, но он знал, что, скорее всего, будет лишним там. Оставалось сидеть в этих чертовых четырех стенах и ждать. Какими бы ни были его мысли, они исчезли, когда вокруг талии привычно обвились сильные руки и прижали спиной к теплой груди. Уткнувшись носом за ухо, и через мгновение поцеловав в шею. Поглаживая впалый живот и успокаивая.

— Ты будешь дома, когда я вернусь? — тихо спросил Кай, и Алан прикрыл глаза.

— Зависит от того, когда ты вернешься, — усмехнулся Салливан и откинул голову на плечо оборотня, — если через триста лет, то извини, но тебя встретит мой заросший паутиной скелет.

— Не, я на это не согласен, — сморщил нос Кай, — куда тогда прикажешь тебя целовать и за что лапать?

— Извращенец.

— Но ведь не некрофил же.

— Какая радость!

Пальцы зарылись в волосы, а жаркий рот накрыли смеющиеся губы. Целуя то коротко, то долго и глубоко. Влажно проведя языком по контуру губ и посасывая нижнюю. Судорожно дыша и глядя с обещанием в потемневшие глаза.

— Я вернусь.

— Я знаю…

* * *

Они уехали два дня назад. Какие-то два дня, а Алан был уже готов лезть на стенку. За это время не было ни одного звонка, и Алан все понимал, но при этом он успел извести себя окончательно. Слава богу, что Джи-Джи улетел в Нью-Джерси, иначе их бы было двое таких нервных на голову Эдди и Эрики. Он бы так и полез на потолок, если бы не работа. Стройка подошла к своему концу, и теперь дело было за документами. Оформить последние покупки, подготовить чеки и встретиться с юристами фирмы. Плевое дело для того, кто сдал уже больше десятка проектов. За этим Алан и уехал в столицу.

Глазго встретил его грохотом мчащейся, словно по бешеному колесу, жизнью. Дневной рутиной бизнес-центров и неоновым блеском ночных клубов. Большой город закрутил в водовороте дел и помог ненадолго забыть об альфе, рвущем кому-то глотки в богом забытой глухомани. Часто созваниваясь с Эдвардом, он знал, что все хорошо и что по-прежнему нет никакой опасности.

Одного дня хватило, чтобы подготовить последние документы и связаться с отцом, чтобы получить недостающие. Юристы бегали на цыпочках, бухгалтеры переставали дышать и разбегались, как тараканы, секретарши страдали сердечными перебоями и томно вздыхали, но видя холодный, словно снайперский прицел, взгляд, готовы были слиться с интерьером. Красота блаженная, особенно после чашки крепкого кофе. Правда, отец гадко подхихикивал в трубку и передавал горячие приветы его «работе». После чего недоуменно слушал уже подхихикивания своего дражайшего отпрыска.

Он мог бы остаться в городе, но когда он поступал правильно?…

Трасса давно уже опустела, и на горизонте за туманными горами медленно гасли последние лучи. Прохладный ветер гулял в салоне и трепал волосы. Мягким приятным голосом в любви признавалась солистка Jem. Впереди блестели первые звезды, и в руке догорала недокуренная сигарета. Красный огонек мигнул в последний раз и вместе с едким дымом исчез, растворился во тьме дороги. Блондин лениво улыбнулся и подумал, что если бы не срочные дела, то эту ночь он бы встретил с совершенно другим существом. Перебирая пальцами густой полуседой мех и слыша довольный рокот под ухом.

Какими бы приятными ни были мысли, все они разом вылетели из головы, когда через несколько километров сперва раздались громкие крики, за которым последовали выстрелы, а в следующее мгновение свет фар выхватил два Мерседеса, загородивших дорогу старенькому Доджу. Трое взрослых амбалов избивали старика, в то время как еще двое, запихнув молодого темноволосого парня в Додж, полезли следом.

На раздумья ушло меньше минуты. Оружия у него не было. При себе была лишь пара охотничьих ножей и возлюбленный друг всех хулиганов мира — лом. Просто блеск, а между тем, крики из Доджа набрали обороты.

— Твою мать, я — псих, — закатив глаза, зло пробормотал дизайнер и вжал педаль газ, — какая досада!

Машина с противным визгом шин сорвалась с места и рванула на не ожидавших этого громил. Последнее, что запомнили выпученные от изумления глаза двух верзил, была распахнутая водительская дверь, которая смела их в сторону. Пока остальные пытались прийти в себя и понять, что произошло, резко крутанувшийся внедорожник пропахал носом бок мерседеса и буквально отшвырнул в сторону. Из водительского места вылез неопознанный блондин со зверским выражением лица и ломом в руках.

Контингент был, судя по всему, совершенно невоспитанный, потому что открыл пальбу, пытаясь достать нежелательного свидетеля. Свидетель активно не хотел умирать и уже через пять минут оказался в плотном кольце. Мысленно поминая такую-то мать и уворачиваясь от посыпавшихся ударов. Выбив из рук одного UZI и наградив сотрясением мозга. Вывихнул плечо второму и, уйдя от свистнувшего в миллиметре от виска ножа. Третьему совершенно не повезло смачно поцеловаться с его кулаком. Очередной удар, метивший в солнечное сплетение, был встречен ломом по морде и броском через бедро.

Вся схватка продолжалась от силы несколько минут, но этого хватило, чтобы после него на асфальте осталась лежать куча стонущих и воющих избитых мешков. Нервы были на взводе, в крови все еще бушевал адреналин, и одного движения хватило, чтобы резко дернуться и чуть не приложить бледного взъершенного парня, стоящего на коленях рядом с истекающим кровью стариком. Огромные карие глаза смотрели с ужасом. Худое тело в порванной одежде дрожало, на скуле наливался фиолетовым большой синяк. Нижняя губа кровоточила.

— Помогите… пожалуйста… — всхлипнул он.

— Дай посмотреть, — опустившись рядом с тяжело дышащим и пытающимся заговорить мужчиной, — пуля прошла на вылет. Он выживет, надо остановить кровь.

— Господи Боже, дедушка!

— Не ори! — рыкнул взвинченный Салливан и, сняв с себя куртку, прижал к ране на плече, — как тебя зовут?

— Томас, — хрипло шепчет парень.

— Прекрасно, Томи. Дыши глубже, не хлопайся в обморок. Сожми рану и помоги поднять его, — собрано и быстро произнес блондин и опустил глаза на раненного, — сэр, вы меня слышите? Понимаете, что я говорю?

— Да… — прохрипел старик.

Алан уже открыл рот, чтобы заговорить, когда вдалеке послышались звуки подъезжающих машин. И что-то ему подсказывало, что с ними он очень не хочет пересекаться. Внутренний голос просто орал об опасности. Дизайнер встрепенулся и, осторожно подняв на руки раненного мужчину, перенес в свою машину.

— Быстро в машину! — крикнул Алан и, предусмотрительно подобрав оружие у лежащих в несознанке верзил, бросился к водительскому месту.

Машина рванула с места всего за несколько минут до того, как появились три черных Джипа. Алан видел силуэт в зеркале, но этого хватило, чтобы увериться в том, что это по их душу. А точнее, за этими двумя невинно смотрящимися одуванчиками. Мальчишке на вид было лет двадцать. Он прижимал к себе деда и, зажав его рану, тихо бормотал успокаивающие слова. Его окровавленные руки дрожали, пухлые губы побелели, а в глазах стояли слезы. Старик и вправду был в плохом состоянии. Множественные ссадины, глубокий порез на лбу и опухшая рана на скуле. Пальцы левой руки сломаны, и это вкупе с огромной возможностью внутреннего кровотечения. Он успел весьма вовремя.

Пули, просвистевшие совсем рядом, выбили даже эту оптимистичную мысль. Позади послышался рев мощного двигателя, и яркий свет нескольких фар ударил из темноты сразу. Сбоку машину шарахнуло с такой силой, что он с трудом выровнял руль. Новая автоматная очередь, и заднее стекло рассыпается мелкими крошками, вырвав испуганный вскрик.

— Пригнись! — заорал Алан и, резко дернув машину в сторону, ушел от удара с ограждением.

Вжав педаль газа до упора, с трудом вырвавшись вперед и войдя в крутой поворот на перекрестке. С таким темпом добраться до земель Валгири он не успел бы. Его сжимали со всех сторон и, не переставая стреляли, грозя превратить машину в сетку. В голове лихорадочно метались мысли. Ему нужна была помощь, нужно было найти место, где можно было бы засесть и отстреливаться до тех пор, пока не пребудет подмога. Если с последним не было проблем, то с первым была большая напряженка. Эдвард стоял у него в быстром наборе уже давно. Гудок первый, второй, и сонный голос уже готов проворчать что-то, когда раздается визг шин и новые выстрелы.

— АЛАН!!!

— Бар у перекрестка! — идея сумасшедшая, но у него нет другого выхода, — быстрее, Эдди!

— Держись!

Телефон летит на соседнее сидение, а в следующую минуту в руке удобно лежит Taurus PT92. Два выстрела, и стрелка с зажимающего его джипа он снимает сразу. Третий и четвертый приходят по шинам, и машину заносит в кювет, где она наезжает на низкие каменные столбы и, не сумев снизить скорость, слетев, переворачивается. Два других пытаются зажать с двух сторон, но он резко бьет по тормозам и машины сталкиваются. Алан не останавливается. Он разворачивается и несется к перекрестку. Сейчас у него есть немного времени, но этой форы слишком мало. Ее хватает лишь на то, чтобы, свернув на нужном повороте, влететь на пыльную парковку старого закрытого бара.

Замок слетает с двери от одного пинка. Грязные стекла окон кое-где выбиты. Внутри пыльно и пахнет затхлостью. Мебель, съеденная молью и крысами. Деревянные обломки столов и стульев. Битые бутылки и прочий мусор, об который еле удается не споткнуться в чертовой темноте. Старая лампа, свисающая с потолка, опасно покачивается, когда Алан с грохотом закрывает за ними дверь. Они утаскивают старика за пыльную барную стойку вместе с Томасом. После чего, Алан с грохотом сваливает весь тяжелый мусор, который находит перед дверью. Окна баррикадируются уцелевшими столами.

Салливан движется быстро, резко и собранно. За все это время он не произносит ни одного слова и отточенными движениями проверяет все оружие, которое он успел тогда взять. Два М1911 с полной обоймой он убирает за спину, засунув за пояс. Охотничий нож запрятан в высокий ботинок. Перед ним на деревянной стойке UZI с половиной магазина, пустой Taurus и лом. Последнее припасено на худой конец, о котором не очень хочется думать. Всего этого добра должно хватить до приезда Эдди. Во всяком случае, Алан на это надеется. Он успевает только снять с предохранителя UZI, когда перед баром резко тормозят машины.

Свет фар бьет прямо в полуразрушенный зал. Заставив моментально нырнуть за стойку и напряженно замереть. И весьма вовремя, потому что в следующую минуту следует целый град пуль. Прогнившие доски за секунды превращаются в решето. Испуганный Томас вскрикивает и, сильнее прижав к себе деда, пытается прикрыть его. Он во все глаза смотрит на спокойное лицо Алана и не понимает, как тот может вести себя так. А тот терпеливо выжидает. Это не американский крутой фильм про суровых чуваков, у которых пули не кончаются никогда. Обоймы пустеют очень быстро, а вот ему не надо перезаряжаться.

Стоит только хлипкой двери вместе с ее баррикадами рухнуть, как он перекатывается по полу и, оказавшись за кучей мусора, стреляет по фарам машин. Одной очереди достаточно, чтобы всех их перестрелять и погрузить все вокруг во тьму. Минус оружие и плюс полная неожиданность. Потому что открывшие суматошную пальбу субъекты не видят его и промазывают подчистую. А он уже между ними. Внутри лишь пятеро, и с ними, в отличие от идиотов на трассе, ему приходиться хорошенько повозиться.

Это настоящие профессионалы, которые смогут «увидеть» его даже с закрытыми глазами. Перестрелка продолжается, и становится все жарче, потому что в обоймах пистолетов осталось по три-четыре пули, а трое все еще на ногах. Они лезут, не переставая и пытаясь оттеснить его в угол. Еще один пытается добраться до стойки. Именно на него уходит последняя пуля, а после этого в ход идут лом и нож.

Он не успевает вздохнуть, а на крыльце слышен новый топот сапог, рваные приказы и бряцанье оружия. Дрожащие лучи фонарей резко мечутся по залу, выхватывая окровавленных бойцов, лежащих на полу, и ищут его. Он, словно змея, скользит вдоль стены, прячась в тени и подобравшись к одному со спины, одним слитным движением перерезает сухожилья на ногах. Слыша вскрик падающего тела и с трудом увернувшись от пуль. А дальше начинается локальный Ад…

Ловушка сработала как по нотам. Одного слуха, пущенного по волкам и людям о том, что Роберта Пелла принял под защиту клан Айгори, хватило, чтобы посланные понтификом люди сами пришли к ним. И еще немного дезинформации, подкинутой Волчьему Совету о том, что кардинал-епископ будет тайно сопровожден к вожаку глубокой ночью прямо в порт Озбер-Лейн. Люди не были настолько наивными и заподозрили неладное. Перепроверив сведения своих информаторов и не найдя подвоха, они начали готовиться к захвату. Придя на место встречи аж на два часа раньше и преспокойненько устроив засаду на следящих за ними волками. Особенное удовольствие доставляла слежка за важными холодными лицами вампирского молодняка, который по ошибке нес гордое имя Мечников. Смотря на них, Кайрен с все большей брезгливостью подмечал явный упадок ордена. Мечникам больше не из кого было выбирать своих учеников и верных последователей. Весь древний цвет хладных старший Валгири вырезал много веков назад. Еще одна причина для лютой ненависти.

О да, этот момент явно понравился бы Алану, если бы он был с ними. Полный шок и ужас, когда в уготованную ловушку загнали совсем не того зверя и совсем не тот охотник. Бойня была запоминающейся. Со стрельбой, перемешанной с криками и воплями. С хрустом ломающихся костей и волчьим громким воем. Пристань была взорвана и огненными клочками покачивалась на воде. Несколько яхт горели вдоль нее, а берег с доками буквально хлюпал кровью. Волки зализывали свои раны и добивали выживших. Кайрен с наслаждением вырвал глотку последнему вампиру и, встряхнув мордой, довольно прижмурился. Пришлых молокососов они выдворили из своих территорий и явно показали Ватикану, что будет, если церковь решит качать права на их земле. Изодранные окровавленные тела так и остались в порту предупреждением чужакам.

И после короткого разговора с главой Айгори Кайрен мечтал лишь об одном. Чтобы вернуться, наконец, домой, смыть с себя всю грязь и не выпускать Алана из постели целые сутки. За все это время он до невозможного сильно соскучился по своему человеку и сходил с ума, все время ловя какую-то неясную тревогу на грани сознания. Но за последние несколько часов эта тревога возросла до ненормальных размеров. И когда Уолтеру позвонил орущий в трубку Эдвард, он, уже перекинувшись, мчался в сторону хорошо знакомого перекрестка.

Стая мгновенно сгруппировалась и последовала за своим вожаком, отчаянно чувствуя его гнев и тревогу. Ничего не понимающие Айгори последовали за ними. Стремясь помочь своему защитнику и отплатить долг, в котором оказалась вся их стая. Они не понимали, что могло случиться настолько ужасного, что Валгири сломя голову понеслись мимо людских поселений в своем истинном обличии, совершенно не боясь быть замеченными. Они невидели страха, впервые за столько веков горящего в глазах черного альфы. А его было много, и все это вместе с разрывающимся от тревоги сердцем принадлежало простому человеку с серо-голубыми хулиганскими глазами…

— Господи… Господи Иисусе! — не отрывая глаз от мелькающих силуэтов, онемевшими губами шептал Томас.

Грохот в баре стоял страшный. Со скрежетом метала, летящими щепками и прочим мусором. Гневные маты перемешивались с громкими приказами. Кого-то с разворота ударило тяжелым ботинком по лицу, и мужчина вылетел на улицу, проломив спиной одну из ветхих стен. Еще двое вытащили электрические дубинки, и воздух пронзил нервный треск. Послышались чьи-то больные стоны, и в миллиметре от носа пискнувшего парня вонзились два ножа. Кто-то заорал от боли, и послышалось злое шипение:

— Я тебе эту дубинку, знаешь, куда засуну, говнюк ебучий?! Мигом у меня дивой оперной станешь!

«Говнюк» пропахал мордой путь в барную стенку и повис, застряв во внушительной дыре за стойкой. После этого уже сам Алан отлетел за стойку и, ободрав плечо о торчащие доски, снова поднялся на ноги. Матеря какого-то Эдди так, что у Томаса банально отвисла челюсть, и встряхнув головой. Досталось ему не меньше, чем напавшим на них.

В голове гудит, а перед глазами все норовит зашататься. Явный признак сотрясения. Левое плечо кровоточит, как и порез на боку. Кулаки ноют от многочисленных ударов, и ноги дрожат от напряжения. Во рту кровавая слюна, которую Алан выплевывает. Он проводит языком по зубам. Все на месте, и он по-прежнему красавчик, а значит, хватит прохлаждаться. Вон, уже тянется сволочь до лежащего на полу ножа. Оказавшийся под рукой сломанный стул с силой опускается на голову глупца. Мужчина, как подкошенный, падает на пол. Алан зло скалится и заставляет тело броситься вперед.

Это не простые люди. Салливан отбивает удар за ударом и отчаянно понимает, что точно такой же бой у него уже был. Он помнит эти резкие и в то же время плавные движения. Бешеную силу и выносливость. Эти бойцы идеальны. Они легко уходят от самых опасных ударов и пытаются вымотать его, но он тоже не из робкого десятка. Тело движется на автомате. Защищаясь, и в то же время разум быстро анализирует ситуацию.

Он не знает, кто эти двое, которых он защищает. Но они явно не рядовые обыватели, раз за ними послали больше пятнадцати элитных бойцов Ватиканской тайной охраны. Невозможно не узнать эти чертовы скрещенные ключи в татуировке одного из тех, кто уже пускает слюни в куче мусора. Невозможно забыть этот стиль борьбы. И если их окажется еще больше, Алан не сможет с ними всеми справиться.

— Эдди, мать твою! Я с тебя три шкуры блядь спущу, хренова Скарлетт О’Хара^[20]! — взбешенно орет он и удивленно вздыхает, когда слышит громкий волчий вой, — о, явился таки.

Судя по количеству присоединившихся к нему голосов, Эдди не один. Алан криво ухмыляется и со всей страстью бьет кулаком в лицо замешкавшегося мужчины. Сразу за этим следует удар ломом по ребрам. Теперь он дерется, словно зверь. Опрокинув еще одного и врезав металлом по затылку другого. Слыша хруст ломающихся костей, и чувствуя злую довольную улыбку на окровавленных губах. Еще один удар, уход от ножа, и удар с разворота прямо в пах. На голову осевшего с воем бойца опускается лом, и тот падает прямо у ног тяжело дышащего Алана.

Блондин окидывает быстрым цепким взглядом все помещение, но кроме него, никого на ногах больше нет. Лежащие на полу тела с трудом подают признаки жизни. Когда снаружи зажигаются десятки ярких фар и озаряют весь бар, он удивленно присвистывает. Внутри народу оказалось больше, чем он думал. Устало хмыкнув, дизайнер еле ковыляет к чудом уцелевшей деревянной стойке.

Томас смотрит на него круглыми от шока и благоговейного ужаса глазами. Словно он его Бог и Дьявол в одном лице. Алан лишь коротко усмехается и шипит от боли в ребрах. Судя по ощущениям, два из них сломаны. И вообще, ему нужен врач. Он смотрит на бледного старика, смотрящего на него с благодарностью, но вместе с тем Салливан видит в этих темных глазах еще кое-что, чему не может дать название. Мужчина слабо кивает ему и одними лишь губами шепчет благодарность. В ответ он получает кивок.

Снаружи идет настоящая кровавая каша. Алан опирается о деревянную столешницу и, морщась от особо громких воплей, спокойно ждет, пока все не закончится. Свое он сегодня отгеройствовал. А вот Томас вздрагивает каждый раз и сглатывает горькую слюну. Нежная психика явно не привыкла к таким звукам, и она явно не готова, когда переднею стену бара буквально выворачивает. На мгновение Алан жмурит глаза от яркого света, а в следующую секунду раздается знакомый волчий рык.

— Алан! — черный альфа влетает, не меняя звериного облика, и, широко распахнув глаза, смотрит на своего человека.

Тот весь в пыли и грязи. Одежда кое-где порвана. Глубокий порез на щеке, и кровь, ползущая по виску. Волосы взъерошены. Он держится за бока, руки у него в крови. Разбитые губы кривятся в улыбке, а темные глаза смотрят устало. Вокруг него весь зал усыпан бессознательными телами.

— Ты опоздал, — хрипло произносит он, а в следующую минуту не глядя бьет ломом по голове дернувшегося мужчины, лежащего у его ног.

Судя по писку, Томас все-таки теряет сознание, когда видит перемахнувшего стойку волка. Алан за секунду оказывается в его когтистых лапах и прижатый к твердой груди. Дизайнер закрывает глаза и с наслаждением утыкается носом в пахнущий гарью и кровью мех. Он, черт возьми, скучал, и пофиг на потерявших челюсти чужаков, когда те видят их.

— Меня не было всего лишь два дня, а ты уже успел вляпаться! — хрипло рычит Кай, и Алан слышит, как быстро бьется его сердце.

— Ты не поверишь, — сделав серьезное лицо, произносит Алан, — мимо проезжал…

Весь серьезный вид слетает, когда он видит угрюмую морду волка и бегущих к ним Уолтера с Эдди. Те своими звериными формами и так не располагают к доверию, а уж с такими перекошенными мордами запросто могут довести до усрачки. А он смотрит на них и устало улыбается. Мальчики волнуются за него. Они чуть не сбивают держащего его Кайрена и нервно честят, перебивая друг друга. Стая суетится вокруг. Окружает их, и Алан чувствует каждого из них. Они тепло, обволакивающее его и укутывающее в безопасность.

— Все хорошо, — тихо произносит он и прикрывает глаза, — теперь все хорошо.

Он засыпает, убаюканный их воем и тихим шепотом молитв. Алан знает эти голоса. Он слышит их уже в который раз. Еле слышные, громкие, легкие и так странно знакомые. Они напевают ему колыбельные и обещают покой. Он спит и уже не видит, как стая забирает к себе спасенных им людей. Не видит, как смотрят на них чужаки. Как они завистливо и недоуменно глядят вслед уносящему его Кайрену. Как изумленно ловят живой блеск его глаз и понимают, наконец, почему Валгири так ревностно берегут своего человека.

Он видит яркие сны и греется в теплых объятиях своего волка, когда стая возвращается в Блодхарт. Стоит только замковым дверям открыться, как им навстречу вылетают Маркус с Дианой, а за ними и вся прислуга. Только подойти ближе к альфе не смеет никто. Потому что того все еще потряхивает. Он все сильней прижимает к себе уснувшего блондина и не чувствует, как рычит на всех, кто пытается к ним подойти. Кай уносит Алана в давно уже ставшую их общей спальней хозяйскую комнату. Его волки смотрят вслед ему и понимают, что их господин, кажется, всерьез вляпался.

Всю ночь оборотень не смыкает глаз. Баюкая в руках дизайнера и залечивая все его раны. Прижимая к губам чужие теплые ладони и понимая, что это последняя капля. Алан слишком глубоко проник его сердце. Он в крови, под кожей. Кровавым бутоном расцветает в груди и держит его зверя в своих нежных руках. И сегодня, как никогда прежде, становится ясно. Все, что происходит между ними, не закончится никогда. Кай просто не позволит этому случиться…

* * *

О том, кого он спас на самом деле, Алан узнал лишь на следующий день, и надо признаться, что вышло все немного через жопу. Как в принципе и всегда.

Кайрена не было рядом ни тогда, когда он проснулся, ни на завтраке. Алан даже не спустился поесть, а сразу же отправился в кабинет к угрюмому и злому волку. Тело больше не болело, а от порезов и синяков не осталось следов. Альфа был рядом с ним ночью, Алан и не сомневался. А еще сейчас, наверное, сидел у себя, как старый сыч. Старый сыч был у себя, и по тому, как за Аланом с грохотом захлопнулась дверь, а совершенно спокойное лицо Кайрена Валгири медленно поднялось с разглядывания бумаг на столе, надвигалась буря.

Орали они друг на друга целый час. Параллельно чему в замке дребезжали стекла, и пол ходил ходуном. По опыту знавшие, чем грозит вмешательство, домочадцы лезть не спешили. Давно они не слышали такого ора и матов с последующим битьем стекол. А вот эти двое вошли в раж и грозились полезть друг на друга кулаками. Именно тогда и привел людей Эбот. На слова Маркуса, что не стоит сейчас лезть к орущей парочке, Эбот как-то жутко улыбнулся и еще активней потащил тех к опасно дрожащим дверям кабинета.

Последним, что успели услышать люди перед тем, как ввалиться в кабинет, был злой рык альфы.

— Плевал я на твое милосердие! — слова сквозь рык с трудом удалось разобрать, — ты не имеешь права умирать, теряться, оказываться в опасности и подставляться под пули из-за каких-то чужаков!

А вот дверь явно не стоило так резко открывать, потому что в следующую минуту Кай рявкнул на Эбота так громко, что того вместе с Маркусом, Гором и двумя людьми шарахнуло к стенке. Но, даже несмотря на это, Эбот успел мысленно потереть свои загребущие ручонки и сосчитать деньги с нового тотализатора.

Кабинет был в полном хаосе. Бумаги разметались по полу вместе с зашвырнутым в угол ноутбуком. Книги кое-где выпали из полок. Стекла в высоком окне осколками лежали на ковре, а карниз вместе со шторами вообще повис на одном креплении. А на вышеупомянутом дубовом столе сидел взъершенный Алан, обвив ногами бедра тискающего его Кайрена.

— Кхм, — не убирая ладони с ягодиц альфы, подал голос Алан, — вышло неловко?

— Ну, теперь все становится понятным, молодой человек, — усмехнулся старик и перевел взгляд на мрачного Кая, — «какие-то чужаки» не достойны были спасения, даже если у них есть явно интересующая вас информация?

— Вы и вправду хотите знать, чего достойны, Роберт Пелл? — сняв со стола Алана и заслонив его от чужих глаз собственной спиной, мрачно произнес альфа.

— Думаю, мы сможем найти точки соприкосновения, альфа Валгири, — бросив короткий взгляд на прищурившегося Алана, ответил старый кардинал-епископ…

Роберта Пелла и его внука (по совместительству секретаря) Гор с Кайреном увезли в неизвестном направлении глубокой ночью. Кай так и не пожелал оставлять у себя кардинала-епископа. В чем была причина, никто так и не понял. И на этот раз Алан остался дома. Под присмотром неугомонного Джера, сюсюкающей Эрики и Дианы. Салливан отбрыкивался от похода к Эботу, уверяя, что Кай уже подлатал его. Но неожиданно вмешался Маркус и за шкирку поволок на обследование. Вот после него и нагрянул звонок возмущенного отца. Тот на пару с матерью припер его к стенке и напомнил о зимних праздниках. Которые неумолимо приближались.

Осень совсем закончилась, и в воздухе пробудился первый запах зимы. Холодной и резкой, пропитанной туманами и снегом, обелившим вершины гор. Вместе с первым снегом закончились и последние работы. Алан вконец перебрался в хозяйские комнаты, и теперь вся стая знала о том, что человек твердо выбрал их и их альфу. А вместе с ним остался Джулиан, и, судя по всему, у них с Уолтером назревал весьма серьезный разговор. Только Салливан знал, что с этими двумя все будет хорошо.

После провала с Пеллом, Ватикан и Мечники серьезно сцепились между собой. Ридэус был в бешенстве, когда узнал о случившемся. Кай и здесь оказался прав, и в ордене все оказалось не настолько радужно. Когда же подключились и власти людей, то стало совсем жарко. Но даже несмотря на это, церковь не остановилась. Все новые столкновения происходили по всей Европе. Но, вопреки ожиданиям, в Англию никто больше не посмел сунуться. Мечники не исчезли. Они продолжали свои поиски, совершенно не подозревая, что за ними самими следят уже очень давно. Амикус, все так же захлебываясь собственной кровью, сливал информацию черному альфе. Волчий Совет разрывался между стаями и пытался защитить их, в то время как весь так презренный ими молодняк начал собираться вокруг Валгири. Так что, Алан все больше слышал, как волки шепчут о том, что, видимо, на этот раз некоронованный король оборотней, наконец, получит свою корону. На что Кай зло скалился и, опасно сверкая глазами, сгребал его в свои объятия. Утаскивая прочь от других и, обнимая так, словно пытался защитить от всего вокруг. Алан лишь закатывал на это глаза, устало вздыхал и обнимал в ответ. Целуя страстно и ночи на пролет убеждая, что никуда не собирается исчезать. Занятые делами стаи и плетущимися интригами, они даже не заметили, как до Рождества осталось всего три дня.

Была бы воля Кайрена, он бы не отпустил Салливана. Но тот уже обещал отцу и теперь смотрел так укоризненно, словно альфа был маленьким жадным ребенком, не желающим делиться с другими. И да, Кай был собственником! Но так просто отпускать его оборотень не хотел.

В последнюю ночь перед отлетом он так и не смог сомкнуть глаз. Лежа рядом с тихо посапывающим Аланом и не отрывая глаз от него. От дрожащих густых ресниц и безмерно красивых черт лица. Опухших алых губ и чувственной родинки, из-за которой он так часто терял голову. Растрепанных серебристо-белых волос и тугих узлов мышц, расслабленно двигающихся под усыпанной укусами и засосами кожей. Линии позвоночника и крепких бедер, которые он целовал еще час назад. Он смотрел на того, кто снова заставил сердце биться в груди раненной птицей и понимал, что давно уже все решил для себя. И, значит, осталось сделать последнее…

В этом крыле замка он не был уже очень давно. Надо было, но смелости не хватило. А сейчас огромный златоглазый волк лежал на мраморном полу, усыпанном лепестками вереска и снегом, не отрывая взгляд от ярких звезд. Белые снежинки оседали на черном с проседью меху и на последних в этом году цветах. Могила, прекрасней которой никто бы не смог создать. С молчаливыми ангелами и тишиной, которую принес с собой Алан. Он запер здесь опустевший Рай, который когда-то был у Кая, а взамен показал совершенно другой.

— Тебе я не лгал никогда, и ты это хорошо знаешь, — тихо прошептал волк и погладил когтистой лапой холодный мрамор, — ты оставил меня, совсем не научив, как жить без тебя. Не пустил к себе, когда я умолял. И мне пришлось с этим жить. Пришлось учиться быть, и ты знаешь, как это было. А потом появился он, и, знаешь, он совсем не похож на тебя. Видят Боги, Иви, я так долго искал тебя, что казалось, наконец, нашел. В нем, но в очередной раз ошибся. За это я ненавидел его порой так сильно, что готов был разорвать. Если бы не Маркус с Ди, я бы так и сделал. А теперь он держит меня…

Золотые глаза закрылись, и голос дрогнул. Холод ветром коснулся меха и, скользнув по волчьей морде, засвистел в пустых арках. Кружа темные опавшие лепестки цветов и поднимая снежинки. Когти прошлись по мраморным узорам, безуспешно пытаясь почувствовать давно уже утраченное тепло.

— Отпусти меня… Иви… Я так давно был мертв, что успел позабыть, как бывает иначе. Устал, Иви… Пожалуйста, отпусти меня… Отпусти к нему… Позволь мне снова жить.

Звезд за облаками больше не видно, и снег все больше усиливается. Ветер вовсю гнет голые ветви деревьев и опасно завывает под крышами. Холод морозцем скрипит на стеклах окон и проникает под самую кожу. Метель ходит по пустым улицам и забирается даже в маленькую щель. Но здесь, в галерее с белоликими ангелами, она словно застывает. Из дикой необузданной стихии превращаясь в тихое холодное прикосновение и еле слышный нежный шепот до боли знакомого голоса. Он слушает, зажмурив глаза и тяжело дыша. Чувствуя, как сердце в груди разрывается в клочья, зная, что это в последний раз.

— Моя любовь…

— Моя Луна…

У Алана теплые руки и волосы пахнут горькой полынью. Его губы касаются шеи и шепчут полусонно:

— Ты совсем замерз.

Он обнимает крепко и, закинув ногу на бедра альфы, почти ложится на него. Положив голову на грудь и потянув на них одеяло. Он слышит тихий голос своего волка и снова засыпает под завывание ветра…

* * *

В Международном аэропорту Глазго люди все так же спешат встретить и проводить. Сдать багаж, пройти регистрацию и ждать своего рейса. Выпить чашку горячего кофе, позвонить друзьям, родным, любимым и обещать вернуться вовремя. Обнимать крепко и, похлопав по плечу, сказать, что будут скучать. Смеяться громко и рассказывать об удачных каникулах, командировках и хвастаться о хорошо проведенном времени. Или спешить, отчаянно опаздывая и матеря чертовых бюрократов, зажавших визу. Аэропорт гудит и открывает сотню дорог для людей. У каждого здесь своя цель, свой путь. Но только один человек не спешит к своей дороге.

Он стоит в крепких объятиях мужчины с обезображенным шрамами лицом и, не замечая косых непонимающих взглядов, зарывается пальцами в завязанные в короткий хвост полуседые волосы. Прижимается губами к уголку теплых губ и, прикрыв глаза, глубоко вдыхает его запах. Стараясь впитать в себя, запомнить. Багаж уже сдан, и через десять минут его рейс, но ноги словно приросли к полу. Его не хотят отпускать, зло ворчат о том, что устроят тотальный пиздец, если одна белобрысая язва посмеет не вернуться. А он улыбается и закрывает излишне болтливый рот своим. Целует глубоко, влажно. Медленно смакует вкус и ласкает так, как никого и никогда прежде.

— Нас спалят? — невинно интересуется Салливан, оторвавшись от облизывающегося Кая.

— Все чисто, — хрипло произносит оборотень и по-звериному трется носом о щеку Алана, — здесь только обыкновенные люди. И не сбивай меня с мысли. У тебя время только до конца праздников. Потом я сам приеду за тобой.

— И у моего отца случится сердечный приступ от радости, когда он узнает, что его сынуля, как бы, Белая скво альфы местной стаи оборотней.

— Будто ты против быть моей скво, — язвительно ответил Кай.

— Будто ты меня спросил, — передразнил Алан и укусил за подбородок альфы.

— Ты хочешь, чтобы я тебя прямо здесь завалил, лио? — хрипло произнес Кай и сверкнул потемневшими глазами.

Судя по тому, как булькнул мимо проходящий какой-то мужик, шок окружающим они все-таки обеспечили. Только Алан отмахнулся от этой мысли и задал, наконец, вопрос, который мучил его уже очень давно.

— Почему «лио»? Что это вообще такое?

— Это на языке, на котором мой народ разговаривал во времена Первых Лун. «Хранящая Звезда», — не отрывая взгляд от удивленно распахнувшихся глаз, тихо ответил Кай, — мы верим, что когда умирают наши сердца, когда отчаяние заковывает наши души, а дороги теряются во тьме, она ведет нас. Исцеляет наши раны, возвращает свет нашим глазам. И в самый трудный час, слыша наш зов, приходит на помощь. Она хранит наши души и, когда приходит время уйти из этого мира, проводит в последний путь.

— Ваше чистосердечное признание принято, — хрипло прошептал Алан и накрыл улыбающиеся губы своими.

Он был настолько увлечен, что не сразу почувствовал, как крепкие руки защелкнули на шее длинную витую цепочку со старинным серебряным кулоном. С резкими узорами и небольшими перепончатыми крыльями. Когда же кожи коснулся холодный металл, Салливан вздрогнул и, отстранившись, удивленно поднял к глазам кулон. Вертя его в руках и рассматривая кроваво-красный камень. Все больше убеждаясь в том, что красное подозрительно напоминает кровь.

— Ри, что это? — спросил Алан и нахмурился.

— Семьдесят капель благословения или… — взглянув в серо-голубые глаза, напряженно ответил альфа, — один глоток вечности.

— Осторожнее на оборотах, волчара — нервно рассмеялся Алан, — признание я уже получил, а это уже смахивает на предложение руки и сердца.

Улыбка медленно сползла с его лица и превратилась в шок, когда до него дошло, что это сейчас была совсем не шутка. Блондин нервно сглотнул и глубоко вздохнул.

— Это предложение руки и сердца, — пробормотал он, смотря на напряженно выжидающего альфу.

Алан криво улыбнулся и лениво протянул:

— Вечность — пока не знаю. А вот от благословения я бы не отказался, — обвив руками шею сжимающего его оборотня, Алан прошептал ему на ухо, касаясь губами мочки, — так что, благословите меня святой отец, ибо я грешен.

— Тебе еще долго придется вымаливать их, сын мой, — хищно оскалившись, хрипло прошептал Кай.

— Вернусь из Нью-Йорка, прикую вас к постели и буду вымаливать их до тех пор, пока вы мне не прочтете весь молитвенник наизусть, — зарычал Алан и набросился с новыми поцелуями на смеющегося альфу.

Видимо, рычал он громко, потому что стоящий рядом с ними пожилой священник трижды перекрестился и, пробормотав что-то о Геенне Огненной для таких извращенцев, поспешил убраться подальше. Алану было пофиг, Алан целовал своего любовника и был в полной нирване.

А после не мог оторвать взгляд от стеклянной стены аэропорта, твердо зная, что его волк все еще стоял там и не отрывал глаз от него. До самого взлета, и даже после, он не мог перестать дебильно улыбаться. Скрестив руки за головой и прикрыв глаза.

— Папа грохнет меня, когда все узнает, — абсолютно счастливо произнес он, — плевать! Помру счастливым!

Он еще не знал, что «счастье» утонет в таком же алом, что и семьдесят капель его любви, которую он так бережно держал в своих руках…

Семьдесят капель твоей любви

Я охочусь на тени в темноте,

И двигаю дымящимися джунглями мира,

Либо, что-бы убивать или быть убитым,

Существами никогда не называемыми,

Я хотел бы отменить существование звезд,

Мерцающих спутников времени,

Орбитальные круги над головой

К фьючерсу, когда твоя любовь моя,

Но ты всегда был довольно безрассуден со своей любовью,

Идешь с солнцем и беспокоишься, когда это прошло,

И когда ты идешь, ты оставляешь меня задыхающегося одного,

Ты оставляешь меня задыхающимся,

Когда ты закрываешь дверь, чувство точно такое же

Как ты вынул воздух из комнаты и забрал с собой…

Dan Wilson — «Breathless»

70 капель.

Валентин глубоко затягивается тонкими крепкими сигаретами и, выпустив струйку сладковатого дыма, прислоняется плечом к косяку балконных дверей. Ветер тихо треплет его волосы и касается обнаженных плеч. Все еще яркие от поцелуев губы смыкаются вокруг мундштука, а зеленые глаза смотрят на звездное небо Италии. Где-то вдали слышны голоса людей и шум машин. Но только не в этом уютном квартальчике с узкими улочками и тихими дворами поздней осени. Владыка вампиров впервые за столько веков расслаблен и спокоен. Все проблемы ждут его в Англии, а пока за спиной слышно тихое дыхание его любви.

Валентин знает, что Питер не спит. Тот лежит на животе, еле укрытый простыней, и, положив подбородок на скрещенные руки, смотрит на него. Лаская каждый сантиметр его тела жадным и в то же время нежным взглядом. Это заставляет довольно прикрыть глаза и улыбнуться.

Питер смотрит на широкую спину, покрытую шрамами, на бледную кожу, под которой перекатываются мышцы, ласкает взглядом ямочки на пояснице и понимает, что все-таки влип. Он смотрит и вспоминает каждую минуту, проведенную рядом с этим мужчиной. Ту первую ночь, когда его ласкали со всей страстью и сжимали бедра, оставляя синяки. Он помнит прогулки на крышах домов и все те звезды, что он видел тогда, целуя сухие губы. Как смеялся, оказавшись в крепких объятиях, и запах идиотских подсолнухов в старом кафе на набережной Лонг-Айленда.

— Я тебя люблю, — срывается с губ раньше, чем он успевает остановить себя, да и не хочет, если честно.

Валентин слышит каждое его слово, каждую мысль. Чувствует всей душой палитру чувств своей пары и знает, что каждое его слово правда. Мундштук с так и не докуренной сигаретой остается на каменных перилах балкона, пока он бесшумной, хищной походкой идет к постели. Его глаза блестят в полумраке комнаты, а на губах играет полуулыбка. Питер смотрит на него, затаив дыхание, и, поднявшись на колени среди развороченных простыней, обвивает шею руками.

— Я тебя люблю, — еле слышно шепчет брюнет и прикрывает глаза, когда изуродованная рука с кривыми когтями зарывается в волосы, ближе привлекая к груди.

— Люблю, — эхом отзывается вампир и губами поглаживает чужие.

Он опрокидывает Питера на постель и, слизывая улыбку с его губ, лихорадочно думает о том, что никому он свою любовь не отдаст. Кайрен может искать их целую вечность, но он никогда не найдет ни этот дом, ни тех, кто здесь сегодня до самого утра не будет спать. Хотя, в последнее время он не особо и рвался их искать. Словно появилось что-то намного важнее, полностью овладевшее вниманием альфы. И почему-то Валентин уверен, что дело в таинственном человеке, о котором говорят все. А если это так, то у него найдется куда надавить, чтобы, наконец, избавиться от черного альфы. Однако обдумать все это хорошенько не дает протяжный стон Питера, выгнувшегося под ним дугой, и стройные ноги, закинутые на плечи…

То, что Вампирский Двор игнорирует, в конечном итоге само стучится в их дверь. Они далеко от Кайрена, но смерть все равно идет по пятам. Европа тревожно гудит и рокочет под участившимися нападениями. Валентин в бешенстве, потому что опасность приходит оттуда, откуда он ее никогда не ждал.

Мечники превратились в клятвопреступников. Он не знает, что им пообещала католическая церковь, но те охотно выслеживают и убивают себе подобных. Ватикан идет на любые меры в своем «Новом Крестовом Походе». Они подкупают несколько волчьих кланов, укрепляют свою армию и ведут охоту на обыкновенных людей, принадлежащих стаям и вампирским домам. Они настолько наглеют, что нападают даже днем. Похищают, пытают, рассчитывая выудить информацию, и вырезают семьями. Амикус у них. Он работает на церковь, и когда Валентин видит его в последний раз, то чувствует смрад гниющего тела и видит смерть в глазах.

Людские власти на нервах и всячески пытаются не допустить стычки ни с вампирами, ни с волками. Они посылают своих самых лучших людей для расследования. Они следят за каждым шагом понтифика, но старик хитер, как лис, и всякий раз выходит сухим из воды. Что бесит еще больше. Потому что люди стремятся сделать все «по закону», а на самом деле увязли в бюрократии, и тратят время впустую.

Обстановка накаляется до предела и чуть не взрывается в конце осени. Когда кардинал-епископ Пелл исчезает из Ватикана, прихватив с собой важные сведения. Валентин знает, что тот едет в Британию. У того в руках ключ к потерянному осколку Искры. Вампирский Двор посылает своих шпионов за ним, но те не успевают, потому что Ватикан добирается быстрей. Только все карты церковным крысам путают Валгири. Волчий Совет в бешенстве и плюется ядом, потому что когда они требуют кардинала-епископа, то получают снисходительный отказ, и им велят не беспокоить старого больного человека.

Валентину глубоко плевать на их распри, у него сейчас более важная проблема — Питер. Валентин абсолютно уверен в том, что люди нарвутся-таки на когти и клыки ночных детей, если продолжат в том же духе. Поэтому он прячет Питера и приставляет к нему охрану из проверенных вампиров. Сам же остается вместе со своим Двором и продолжает защищать ковены. После исчезновения Пелла Ватикан и Мечники, словно с ума сходят. Их атаки становятся злей и чаще. Ридэус вместе со своими помощниками появляется то в Мадриде, то в Берлине. Он, как проклятый, ищет осколок Искры и заметает следы молодняка из ордена. Это выскочки, которые стремятся доказать свою незаменимость и значимость. От них проблем больше.

С каждым днем вооруженных столкновений становится все больше. Марсель тонет в крови, Трансильвания горит, объятая бесконечным огнем. Становится настолько хуже, что в конфликт вмешиваются людские власти. Многим странам поперек горла уже встали взрывающиеся кварталы и пристани, залитые кровью. Волкам достается так же крепко, как и всем. Ватикану плевать на обвинения и на разъяренных ночных существ. Те уже шесть раз покушались на понтифика, но Мечники не отходят от него ни на шаг. Защищая очередную семью и переправляя ее в безопасное место, Валентин думает о том, что из заклятых врагов всегда выходят идеальные друзья, когда появляется третья сторона.

Он отправляет своих вампиров в Волчий Совет и снова возобновляет поиски того, кто смог бы помочь ему и открыть, наконец, те тайны Искры, которые так и остались за семью замками. Но Анриса нет нигде. Он словно растворился вместе со своей женой, замком и всеми своими вампирами. Их следы идут к людям, после чего обрываются, не оставляя никаких надежд. Бывший советник не отвечает на зов своего Владыки уже много веков. Валентин даже не чувствует его, и он бы поверил, что Анарсвилей нет, но он почему-то уверен, что старый вампир все еще жив.

Если бы только суметь найти его, то осколок давно уже был бы в его руках. Вместо этого у него сейчас кровавые схватки по всей Европе. Одно лишь обнадеживает. Что бы ни узнали Валгири, им тоже неизвестно местонахождение последней капли Искры. Кайрен не покидает страну. Ему глубоко плевать на неоднократные намеки Волчьего Совета. Он не вмешивается в войну с церковью до тех пор, пока дело не касается присягнувших ему волков. И с каждым днем таких кланов становится больше. Вместе с чем растет и сила Валгири. Валентин не верит в пассивность черного альфы. Он знает, что волк чего-то ждет. Чего-то, что для них и для всех остальных не обернется добром. На Кайрена пытаются надавить. Пытаются добраться до человека, которого тот так рьяно скрывает. Однако всякий раз это заканчивается разорванными в клочья телами. И Валентину до безумия интересно узнать кто это. О человеке известно лишь то, что волки Валгири зовут его Ангелом. Этого «Ангела» Вампирский Двор разыскивает особенно интенсивно…

Меньше всего на свете Кайрен желал снова стать во главе стай, но все шло именно к этому. Молодых стай, приносящих ему клятву верности, с каждым днем становилось больше. Он принимал многих из них, а некоторым все же отказывал. Но даже несмотря на это, он чувствовал, как растет сила его зверя. Волчий Совет уже нервно дергал глазом и не знал теперь, с какой стороны защитить себя. Мечники сходили с ума от бешенства и, объединившись с продавшимися кланами, наемниками католических фанатиков, топили в крови всю Европу и тянули свои грязные лапы к Америке.

С каждым днем обстановка накалялась все больше. Люди дошли уже до той самой точки, когда уже плевать на виновных и невинных. Они готовились к войне. Власть Вампирского Двора трещала по швам. Кай уже знал, что убежище Валентина пало, и Владыка в отчаянии пытался спасти своих вампиров. Они дрались на пределе, все чаще плевав на секретность и появляясь среди людей в своем истинном обличии. Все больше волчих кланов истреблялись и сжигались дотла. Оставшиеся кланы уже недовольно рычали на Совет, обвиняя в бездействии.

А Кайрен Валгири стоял в стороне вместе со своими кланами и равнодушно смотрел, как мир вокруг стремительно погружается в хаос. С безразличием провожая очередные мольбы Совета о помощи и все те обещания, которые ему щедро давали. Он стягивал все свои силы в Блодхарт и укреплял верные стаи не для битвы ради Волчьего Совета. Теперь это была не просто месть. Он защищал свой дом. Тот дом, куда в скором времени должен был вернуться его лио. И значит, нужно было отыскать осколок, прежде чем до него добрались бы Мечники. Пелл дал для этого много зацепок. Наряду с планами, тайными счетами, сведеньями о контрабанде оружия и нескольких тайных лабораторий, кардинал-епископ отдал ему флешку со всем тем архивом, который им с Томасом удалось выкрасть из Ватикана.

Годами, столетиями католическая церковь собирала данные обо всех кланах оборотней. Они изучали все вампирские семьи и следили за людьми, которые соприкасались с ними. Они не пропустили ни одной страницы в чужих жизнях. Скрупулезно восстанавливая генеалогические древа даже тех оборотней и вампиров, чьи кланы давно уже исчезли в веках. Они изучали их слабости, тайны. Более тщательное внимание было отдано изучению их крови и способностям. Сотни отчетов о незаконных и кровавых экспериментах, похищениях. И в самом эпицентре всего этого та самая фамилия, которая дала толчок происходящему сейчас.

Анарсвиль…

Род, ставший проклятием на устах вампиров и оборотней. О них записи велись с особой тщательностью. Начиная с родоначальника и заканчивая Дианой с Ивоном. Каждая связь, каждая смерть и любая мало-мальски важная деталь о семье Анриса Анарсвиля. Они не позабыли и о Кайрене и посвятили ему особую часть. Со всеми историческими хрониками. Они веками следили за Анарсвилями. И, в отличие от очень многих, им удалось то, чего не смогли достичь ни Валентин, ни Диана. Они нашли Анриса. Всего лишь раз, но этого хватило, чтобы, увидев вампира на одной из фотографий, Гор, задохнувшись, совсем по-волчьи вякнул. На удивленные взгляды он только сумел ткнуть пальцем в мужчину, с которым на снимке встречался старый вампир.

На снимке двое мужчин сидели в одном из кафе в Будапеште и мирно разговаривали. Анрис совсем не изменился. Только светлые волосы теперь были короче. Вокруг его глаз залегли сеточки морщин, и взгляд стал мягче. Одетый в дорогой костюм и держащий в руках чашку кофе. А перед ним сидел уже знакомый мужчина, которого Гор когда-то видел с Аланом. О нем он знал лишь имя — Кристофер Готфрид. Последнее заставило Валгири напрячься не на шутку. В том, что Алан до них никогда не встречал оборотней и вампиров, они были уверены на все сто. И, следовательно, он не знал, с какими опасными людьми связался. Готфрид мог внушить доверие лишь самому последнему сумасшедшему. По крайней мере, ни Кайрену, ни Гору этот субъект совершенно не понравился.

— Думаешь, Алан соврал нам? — не отрывая глаз от снимков, мрачно спросил Маркус.

— Нет, — покачав головой, уверенно ответил Кай, — он не знал. Вспомни его реакцию, когда он впервые увидел меня. И мне кажется, что об этом человеке он еще очень многого не знает.

— Милорд? — вздернул бровь Гор.

— Узнай все, что сможешь, об этом Готфриде, — мотнул головой альфа, — выясни, под чьей он протекцией. Не спускайте глаз с Алана и готовьтесь. Валентин ищет помощи у Совета, а это значит, что ожидается что-то намного серьезнее.

Связаться с Анрисом им так и не удалось. Хоть вампир и жил уже очень много лет среди людей, по-прежнему продолжал оставаться в тени. По сути, кроме этих снимков ни у Ватикана, ни у Мечников не было больше сведений. А Мечники в последнее время еще больше заинтересовались Анрисом и делали все, чтобы добраться до него. В том числе и с помощью уже известного Кристофера Готфрида. Закончилось все это пятью неопознанными трупами в заливе. С перерезанными глотками и переломами разной степени тяжести. Никаких следов, отпечатков и свидетелей. Сработано чисто и тихо. Гор оценил, особенно когда увидел вырванную челюсть одного из мертвых вампиров.

Ему так и не удалось узнать хоть что-то ценное о Готфриде. Этот человек существовал лишь до окончания Вест-Пойнта^[21]. После этого была сплошная пустота. Гор пытался пробить этого человека по своим каналам в ФБР и ЦРУ, но получил весьма скудную информацию. Где родился, семья, дом, в котором не жил, и несколько отчетов о проведенных операциях в Афганистане, Ираке и еще в нескольких горячих точках. Но даже несмотря на это, оборотень не остановился. Он и его ребята продолжали упорно копать и искать связь между человеком и Анрисом.

Мечники на время затихли, прихватив с собой «крестоносцев» понтифика. Алан был в Нью-Йорке вместе с родителями и готовился к рождественским праздникам. Волчий Совет вел переговоры с Валентином, а Кай травил кровь то одним, то другим. После отъезда Алана альфа совсем совесть потерял и третировал всех и всё, что попадалось в поле его зрения. Сам же Гор в первую очередь прикрылся важными делами и смотался из замка…

Они не теряют свою связь. Даже на таком расстоянии. И потом ведь есть телефоны, интернет, скайп и старомодные письма, в конце концов. И они пользуются всем этим на полную катушку. В итоге, оказывается, что секс по телефону заводит так же сильно, как и по скайпу. Они часто разговаривают и так долго, что родители Алана уже начинают догадываться о романе их сына. А при взгляде на его совершенно шальную улыбку, они только убеждаются в этом.

Они молчат, глубоко дыша и закрыв глаза, вслушиваются в глубокое дыхание друг друга. Неважно, насколько они далеки. Ладони все равно жжет каждый раз, стоит только шепотом произнести одно лишь имя. Они проникли друг другу под кожу, выжглись безгранично дорогими чертами лица на внутренней стороне век. И потому каждый раз, услышав полузвериный рык в трубке, Алан с трудом сдерживается, чтобы не сорваться и, послав все к черту, не вернуться обратно.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя жду, — голос в трубке хриплый и обжигает кожу так сильно, словно альфа стоит прямо за спиной.

Прижавшись грудью к спине и сжав бедра, с силой проводит ладонями по бокам. Алану только и остается, что гулко сглотнуть и, прикрыв глаза, прижаться лбом к холодному вспотевшему стеклу окна.

— Скоро, — хватает лишь на тихий дрогнувший шепот, — еще три недели, и я пошлю все на хрен. Три недели, и я вернусь, волчара.

Три недели тянутся отвратительно долго. Заснеженный Волчий Двор так далеко от холодного и ветренного Нью-Йорка. Алан ходит за покупками вместе с матерью и прячет заказанные кубинские сигары от отца. Наряжает елку вместе с прислугой и травит шутки об отмороженных англичанах. Он готовит глинтвейн под четким руководством Кристофера и оформляет отпуск своей любимой секретарше миссис Новик. Он бродит по заснеженному городу и заглядывает на новогодние ярмарки. Вокруг звенят новогодние бубенцы и слышен смех. В воздухе тает запах мандаринов и имбирного печенья. Над дверями между праздничных венков сияют ленты на веточках омелы. Огоньки свечей мерцают за запотевшим стеклом витрин, и мигает свет ярких гирлянд. В эти дни рождественские песни звучат со всех сторон. Алан тоже среди всей этой праздничной мишуры. Он ловит губами холодные снежинки и думает о том, что хотел бы встретить это Рождество с Кайреном. Чувствуя вместо льдинок жар его губ на собственных.

А далеко от него, среди суровых зимних ветров, Волчий Двор сияет праздничными гирляндами и огнями ночных костров. Смех и медовые песни льются рекой. Запах сосновых шишек и морозные узоры на витражах замка. Звон колоколов в старой церкви, и волчьи песни на почти позабытом языке. Улыбки на лицах родных. И пар над горячими кружками. Шерстяные носочки на ногах Эрики, и безразмерный колючий свитер Дианы, под который лезет холодными руками Маркус. Хулигански улыбаясь и заставляя повизгивать жену.

Его земли утопают в снегах, и ветра воют средь серых острых пиков. Леса закованы в холод и тишину. Его замок укутан теплом и запахом всей стаи. Кайрен дышит ими и чувствует, как внутри разливается покой. Что бы ни случилось, в Блодхарте укрыт весь его мир. Он вернулся к нему, осталось только дождаться того, кто должен разделить его вместе с ним.

Альфа рассеянно улыбается, услышав вопли возмущенного Джулиана и смех расцеловывающего его Уолтера. Огонь весело горит в очаге и играет бликами на двух старинных брачных браслетах. Он чертит свой свет по переплетениям золотых и серебряных веточек терновника. Мерцая на письменах вечных клятв и на волчих оскаленных мордах. Густым сплетениям нет ни начала, ни конца, как и жизням, которые они свяжут навсегда. Пальцы в последний раз гладят холодный металл и закрывают деревянную простую шкатулку.

На улице слышен смех Эдварда. Эрика целует его в обветренные губы и провозглашает начало «Снежных Войн». Диана первой кидается в бой с боевым кличем индейцев, а Маркус, матерясь, удирает от своих вошедших в раж женщин. Кайрен слушает их и, прикрыв глаза, думает о том, что Алану белое платье точно не пойдет. Хотя белые чулки на его гладких красивых ногах будут смотреться убойно…

Праздники проходят, словно в бреду. Тонна гостей и вечеринки у друзей и знакомых. Деловые партнеры со своими увешанными драгоценностями спутницами. Улыбки на миллион долларов и скучные разговоры о бизнесе. Всем этим Алан успевает пресытиться за эти праздники на лет двадцать вперед. И, в итоге, его нетерпение заметили. Отец с крестным многозначительно переглядывались, а мать, заговорщицки улыбнувшись, выдала:

— Надеюсь, что ты не забудешь познакомить нас с той очаровательной особой, которая вскружила тебе голову.

— А ведь и вправду, — неожиданно вмешался отец, — привези-ка ты свою девочку к нам как-нибудь в гости.

На слове «девочка» Алан подавился пуншем и, с трудом откашлявшись, нервно усмехнулся. Семью ждал сюрприз при знакомстве с этой «девочкой». И, если честно, то он до сих пор не знал, как сказать им. Его семья всегда была с прибабахом, но в ней всегда понимали и принимали любым. Не пытаясь изменить, а просто любя таким, каким есть. Но сказать им, что он мало того, что полюбил мужчину, так еще и что этот мужчина оборотень… Он медлил, зная, что, в конце концов, придется поговорить с ними. И будет лучше сделать это вместе с Валгири. И вправду, привезти его и сразу же представить…

* * *

Три недели ползут настолько медленно, что хочется забить на обещание и уже лететь за Аланом в Нью-Йорк. Но когда он, уже сдавшись, подумывает о своем частном самолете, стоящем в ангаре аэропорта Абердин, Волчий Совет решает нанести ему «дружеский визит». В итоге, ему пытаются втереть перемирие с Валентином, которое Кай посылает далеко и надолго. Он все еще чертовски зол, когда ему сообщают о похищении жены и двух сыновей одного из глав его стай. Этого ему мало, так еще и от Гора с Аланом нет вестей третьи сутки. Этого достаточно, чтобы черный альфа дошел до глухого раздражения. Он чувствует, что с Аланом все в порядке, но то, что от него нет звонков столько времени, ужасно нервирует.

Маркус видит состояние брата и понимает, что сейчас не время, но молчать он больше не может. Нужно решить этот вопрос, пока нет Алана. Пока все это окончательно не углубилось, и мальчик не обжегся. Старший брат для него все, и Маркус дощемящего счастлив, что к брату снова вернулась улыбка и страсть в глазах. Но какой ценой? Салливан очень хороший человек. А еще он так молод. Вся его жизнь впереди, и портить ее Маркус не хочет. Он же видит, как смотрит Алан на Кайрена. Он чувствует любовь человека и знает, что ничем, кроме разбитого сердца, все это не закончится. Кайрен не умеет больше любить. Что бы он ни говорил, какую бы ложь ни пытался им скормить, но все знают природу волков. Оборотни отдают свою душу лишь раз. Величайшее благословение и презренное проклятие. От этого не уйти.

Младший Валгири не обращает внимания на возмущенные и злые взгляды жены, когда, закрыв за ними тремя двери кабинета, мрачно смотрит на непонимающий взгляд старшего.

— Нам надо поговорить, — сухо произносит он, и взгляд Кайрена тяжелеет…

Алан заранее звонит Гору и предупреждает о своем сюрпризе, чтобы тот зазря не поднял тревогу. Возвращается в Блодхарт он на три дня раньше. Не позвонив за все это время Каю. В рекордные сроки собрав вещи и поцеловав на прощание мать. Отец только смеется вслед и говорит, что, видимо, его крошка очень даже горячая штучка, раз он так спешит. На это Алан только смеется и, показав язык ехидно ухмыляющемуся Кристоферу, садится в серебристый Бентли.

Костеря на весь свет пробки города и поторапливая шофера. Оказавшись, наконец, в аэропорту и сдав чертов багаж, большая часть которого — подарки домочадцам. Проходя регистрацию и предвкушая скорую встречу после долгой разлуки. И, уже сидя в салоне самолета, Алан смотрит на пернатые облака, думая о том, что он теперь возвращается в свой новый дом. К любимому мужчине, куче клыкастых и мохнатых проблем, психованным церквушникам и старому замку, в стенах которого обитает его счастье.

Никто не знает, что он в Эдинбурге. Дизайнер берет машину на прокат, и уже в полдень он выходит из города, развернув старое черное Шевроле в сторону Волчьего Двора. Мотор утробно рычит и успокаивает. Алан подпевает очередной попсовой певичке и ехидно ухмыляется. В кармане лежит полупустой флакон мазей от старого знакомого из магазинчика «Dr. Harris and Co». Кайрен терпеть не может, когда он вот так прячет от него свой запах и запирает свои эмоции, но Салливану нравится доводить альфу. Вот и сейчас он пахнет прохладой зимы и никак не собой. Сюрприз должен получиться шикарным, потому что его даже на границе земель Валгири не чувствуют. Трюк, который, несомненно, может провернуть только он.

Алан объезжает Волчий Двор и по черному мосту гонит в сторону замка. Ворота во двор распахнуты и открывают вид на аккуратно убранную площадку. Машина тихо тормозит у заднего входа, и американец с пакостливой ухмылочкой выбирается наружу. Даже не взглянув на главные двери и обойдя дверь, ведущую на кухню. За высокими кустами барбариса в неприметной нише отъезжает в сторону кусок каменной стены и впускает его в узкий коридор, кончающийся крутой винтовой лестницей. Алан этот проход расчистил в самом начале и частенько пользовался, когда они с Кайреном все-еще не ладили.

Лестница выходит на этаже, где кабинет альфы, и, зная его, уверен, что тот в этом часу точно там и опять окопался в свои дела. Салливан ухмыляется и как можно бесшумней скользит к неплотно прикрытой двери кабинета. Но стоит ему взяться за ручку, как становится понятно, что здесь что-то не так. Внутри набирает обороты новая ссора. Диана пытается достучаться на орущих друг на друга братьев. И с каждым словом Маркуса Кайрен бесится еще больше. Вся мебель уже вибрирует от неконтролируемого всплеска магии. Нужно вмешаться пока не поздно, но следующие слова Маркуса заставляют изумленно остановиться.

— Сколько ты еще будешь играть с Аланом?! — зло кричит Маркус и скалит клыки, — сколько?!

— Заткнись! — от рыка Кайрена звенят стекла в окнах.

— Нет! Ты совсем озверел, черт тебя побери! Он же совсем еще мальчишка! У него вся жизнь впереди! Ты же не любишь его! Ты не умеешь любить! Подумал о нем?! Думал о том, что с ним будет, когда ты разобьешь и его сердце! Уже сказал ему или не успел просветить?!

— Это не твое дело!

— Мое! Ты мой брат, но я не дам разрушить жизнь этого ребенка! Он же тебе даже не нужен, признай!

Это было последней каплей. Книжный шкаф за спиной Кайрена разлетелся на куски. Лицо альфы исказилось в уродливом оскале, а черты лица начали расплываться, превращаясь в звериные. Оборотень грохнул кулаком по столу, расколов его на части, и взревел так громко, что на потолке задрожала люстра.

— Что ты от меня хочешь, Маркус?! Что?! Хочешь, чтобы я сказал, что мне плевать на этого мальчишку?! Что он просто доступная подстилка, которую было интересно тащить в постель?! О том, что каждый раз, трахая его, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не назвать его «Ивоном»?! А может о том, что если бы не их похожесть, я бы даже не взглянул на какого-то никчемного человека! Смазливая и не самая удачная копия, но что поделать? Приходится как-то удовлетворяться! Выбирай, Марк! Что тебе нравится больше?! Может то, что я бы предпочел, чтобы Алан исчез, а Иви был здесь, со мной?! Чего пялишься, братец?! Радуйся, ты же, наконец, получил свою «правду»!

Кайрен продолжает рычать на Маркуса и что-то говорить, но до Алана его слова больше не доходят. В ушах шумит, а перед глазами почему-то расплывается. Его рука до побелевших пальцев сжимает металлическую ручку. А сердце почему-то бьется ровно. Так ровно и холодно, словно не о нем только что говорили. Ровный спокойный пульс, каждым ударом отдающийся в опустевшей голове. И обжигающий холод внутри. Расцветающий в груди и тянувший свои ледяные щупальца по всему телу. Сдавливая горло и заставляя задыхаться. Словно всю зиму скрутили в острые осколки и засунули в него. Ему не хватает воздуха, не хватает тепла, он чувствует, как замерзает.

Они так увлечены друг другом, что не видят, как он леденеет за чертовой дверью и медленно рассыпается на осколки. Никто из них не замечает, как он, пошатнувшись, бредет к лестнице и, чуть ли не спотыкаясь, уходит к своей машине. Его колени подкашиваются, а из горла только и может вырваться больной хрип. Как машина заводится и вылетает из двора, Алан даже не замечает.

Он минует черный мост и мчится в сторону трассы. С каждой минутой стрелка на спидометре поднимается еще выше. Пока, наконец, истерично не бьется на опасной отметке. Мимо проносятся заснеженные поля, деревья и дома превращаются в сплошную бесформенную массу. Они пролетают мимо его сознания. Дорога блестит льдом под светом фар. А вокруг разгорается снежная буря. Ветер завывает, словно раненный зверь, и швыряет острые льдинки вперемешку с крупными хлопьями снега. Небо темнеет слишком быстро, становится грязным, пустым. Ветер гнет голые ветки деревьев, оглушает собой. Он словно проникает под кожу и замораживает сердце.

Старый Шевроле заносит на льду и машину крутит под громкий визг шин. Бросает из стороны в сторону, но бешеный водитель даже не думает снизить скорость. Вместо этого он давит на педаль газа. Если кто сейчас увидит Алана, то отшатнется, не смея открывать рот.

Весь салон утопает в сигаретном едком дыму. Радио включено, и звук вывернут до упора, разнося оды совершенной любви. О да, чистой, вечной и непорочной. О такой он уже где-то слышал. Ах, да… Его собственной, а точнее о той, что маленький глупый мальчик всего лишь напридумывал себе. С губ слетает первый смешок. Превращается во второй и взрывается громким злым смехом. Почему, черт возьми, перед глазами все расплывается?! Какого черта дрожат руки?! Его пальцы никогда не дрожат, он просто не знает, что это! Но он сжимает руль и чувствует, как его колотит.

Визг тормозов смешивается с громким диким смехом, и машина резко останавливается. А вот Алан не может успокоиться. Кажется, у него истерика. Он смотрит на собственное отражение в зеркале заднего вида и продолжает смеяться.

— Жалкий, никчемный идиот, — сквозь смех зло цедит Салливан, — любви зверя захотел. В сказочку принцесска поверила. Ну что, поздравляю, малыш! Ты выиграл Джекпот! Получил, что хотел, и радуйся. Из тебя получилась великолепная кукла для траха!

Смех душит его и никак не желает утихнуть. Он превращается в глухой стон, утонувший в скрещенных руках на руле, когда он обессиленно опускает голову. Плечи все еще трясутся, а во рту мерзкий привкус крови от прокушенной губы…

Сегодня Маркусу в кои то века удалось сделать то, чем, пожалуй, могли похвастаться лишь немногие. Он основательно довел своего альфу. Так чего же сейчас застыл, смотря с таким отчаянием и обидой, вытянув из него те слова, которые так желал услышать? Кайрен смотрит на него и криво скалится. Он не обращает внимания на больной взгляд Дианы. Сейчас у него внутри все кипит.

— Ну что, доволен? — язвительно цедит альфа, — наконец, получил мое «чистосердечное признание». Можешь скакать от счастья и рыдать, как сопливая школьница. Только знаешь что, Маркус? Это ничего не меняет. Алан — мой! Слышишь? Он мой, и я перегрызу глотку любому, кто захочет отнять его у меня. Я выбрал его.

Больше не проронив ни слова, Кай резко развернулся и, обдав комнату ледяным холодом, направился к двери. Он уже стоял в проеме, когда за спиной раздался растерянный голос брата.

— Но почему он? Почему ты не можешь отпустить этого мальчика?

— Да потому что… Забудь, ты не поймешь!

Дверь с резким стуком захлопнулась за ним, оставляя с другой стороны изумленного Маркуса и злую на мужа Диану. Кайрен раздраженно повел плечом и не останавливался до тех пор, пока не оказался этажом ниже. Прислонившись спиной к стене и, прикрыв глаза, он дышал глубоко. Пытаясь погасить кровавый туман в голове.

Далеко за покоем идти не надо. Стоит только вспомнить о блестящих серо-голубых глазах и шальной улыбке на искусанных алых губах. Вспомнить запах белой кожи и мягкость серебристо-белых волос. И, кажется, что он уже наяву слышит насмешливый голос. Стоит только расслабленно распахнуть разум и позвать. Кайрен до сих пор не понимает, как у них так выходит, но они чувствуют друг друга, как бы далеко это не было. Алан всегда слышит его зов и улыбается краешками губ, когда слышит его голос. Он смотрит на луну и шепчет о том, что сильно скучает и сделает все, чтобы вернуться поскорее. Кайрен слушает его тихий шепот и говорит, что ждет его уже слишком давно. Но не в этот раз.

Стоит только мысленно дотянуться до Алана, как разум пронзает острая боль. Внутри разрастается ледяной ком и душит, не давая вздохнуть. Перед глазами темнеет, и кажется, что мир рушится с каждой секундой. Он погребает его под себя и уничтожает все надежды. Чужая боль настолько огромна, что заставляет согнуться, желая взвыть настолько громко, чтобы, можно было вырвать из груди всю злость и проклятое страдание.

Кайрен не слышит собственного больного рычания и не видит бледные лица испуганного Джера и Гора. Он не обращает внимания на доносящиеся откуда-то издалека голоса Маркуса и Дианы. В одно мгновение перекинувшись, он вылетает из замка и несется в сторону моста. Черным зверем идет на запах чужих эмоций. Он минует мост и смазанной тенью мелькает среди темнеющих деревьев. Проносится мимо реки и не останавливается ни на минуту. Он отчаянно ищет того, кто по ощущениям совсем недавно прошел здесь. Алан так близко, и боль, разрывающая его, жжет Кайрена изнутри. Он чувствует, как холодеет все внутри от одной лишь мысли, что его человек попал в беду, а он не может его отыскать. Его ведут лишь отголоски эмоций, но нет ни запаха Алана, ни его следов. Умом он понимает, что Салливана нет в стране. Он должен вернуться только через несколько дней, но инстинкты вопят об опасности.

Черный оборотень проходит почти половину трассы, когда неожиданно все обрывается. Это настолько неожиданно, что бьет почти под дых. Сколько бы Кай не звал, Алан больше не отвечает. Его эмоции пропадают, словно их кто-то отрезает острым ножом. Вокруг тишина, от которой волк готов взвыть, потому что она впервые пугает его. За ней нет ничего: ни одной мысли, ни проблеска сознания. Кайрен бродит по округе, рискуя распугать людей, и потерянно пытается отыскать следы Алана, но их нет.

Остается только вернуться домой. Где от одного взгляда на его дикие глаза прислуга прячется по углам, а семейство в полной панике пытается понять, что происходит. Потому что все они уже успели почувствовать все то, что происходило до этого с ним. Хоть и не так ярко, но они тоже успели уловить эмоции Алана.

Гор не знает, где Салливан. Он рассказывает об их коротком разговоре и о том, что американец готовил им сюрприз. Он должен был еще днем быть в Эдинбурге. Но от Салливана нет вестей. После грандиозного разноса, в ходе которого Гору еле удается избежать острых когтей взбешенного Кайрена, он берет своих ребят и едет в город. Уолтер и Эдвард выезжают в Лондон, надеясь разузнать хоть что-нибудь. Все это время до Алана пытаются дозвониться, но он так и не берет трубку. В Нью-Йорке его тоже нет. За полчаса Гор успевает перевернуть вверх дном весь Эдинбург с его окрестностями. Но нет ни одного следа. Еще через пять минут он сообщает Кайрену, что Алана видели на регистрации в аэропорту Джона Кеннеди. Самолет удачно сел в Эдинбурге, и дизайнер был на борту. После этого его никто не видел.

На фоне последних событий альфа еще больше уверился в том, что с Аланом что-то произошло. Он уже готов поднять всю стаю, когда домой возвращается совершенно ничего не знающий Джулиан. На ходу поздоровавшись со всеми и весело болтая по телефону с Аланом. Все они слышат разговор этих двоих и с каждой минутой все больше удивляются. Потому что голос у Алана веселый и такой же насмешливый, как всегда.

— Черт, Салливан, ты точно хочешь моей смерти, — закатив глаза, произносит Джулиан, — и не только моей! Твой… кхм… парень, скоро весь Блодхарт и Волчий Двор заставит выть. Серьезно, Ал. Когда ты вернешься? Мы тут все жутко соскучились.

— О, мои милые детки без меня и дня не могут прожить. Как это миииило, — манерно тянет Алан и смеется, — я тоже очень скучаю и нет, твоей смерти я не хочу. Где я найду второго такого незаменимого помощника?

Джулиан даже не успевает раскрыть рта, когда телефон из его рук резко исчезает и просто на космической скорости оказывается в руках Кайрена.

— Алан! — от его хриплого рыка Джулиан даже вздрагивает, — где ты?

— Далеко, — совершенно спокойно отвечает Салливан, и голос его становиться недоумевающим, — а что случилось?

— Это я у тебя хочу спросить, — пытаясь уловить хоть толику лжи, спрашивает альфа, — сегодня. Гор сказал, что ты должен был вернуться сегодня.

— Оу, неловко получилось. Пришлось развернуться в аэропорту и брать билет в Берлин, — Алан устало вздыхает, — у отца проблемы с заказом, так что не знаю, когда вернусь.

— Надеюсь, ты не забыл о свадьбе. Эрика тебя сожрет, если не успеешь. И… нам нужно будет поговорить.

— Хм, — странно усмехается Алан, — да, думаю, нам стоит поговорить. Ладно, Валгири, мне уже пора. Привет семье.

— Лио…

— До скорого, Валгири, — тихим бархатным голосом произнес Алан.

Короткий смазанный разговор оставил неприятный осадок. Кай задумчиво положил телефон на стол и невидяще уставился на вновь поднявшуюся метель. С Аланом все было в порядке. Он смеялся, шутил и обещал вернуться к свадьбе, но Кай все равно чувствовал подвох. Злой на чертовы проблемы, из-за которых Алану пришлось сорваться по делам. Ужасно соскучившийся и все еще не унявший свою тревогу…

Выключенный телефон небрежно полетел в один из темных углов холодной продуваемой морозами комнаты. Еще час назад являющаяся одной из служебных квартир «Амариллис», сейчас напоминала арену боев без правил. Повсюду лежала сломанная мебель, осколки посуды и разбитые стекла в окнах. Входная дверь вообще висела на одной петле. Перевернутые шкафы, порванные занавески, перебитые зеркала, вывернутые ящики. Поцарапанный паркет, разгромленный бар с разбитыми бутылками, рядом с которыми стояли несколько уцелевших.

Пожилой консьерж с ужасом стоял в дверном проеме, не смея подойти к освещенному холодным лунным светом креслу. Единственному уцелевшему, в котором сидел взъерошенный Алан Салливан. Не обращая внимания на ледяной холод, проникающий под тонкую белую рубашку с закатанными рукавами. На полу рядом с ним валялась полупустая бутылка Джима Бима, а в холодных пальцах тлела неизвестная по счету сигарета.

— Мистер Салливан, — испуганно позвал консьерж, — с вами все в порядке? Может вызвать кого-нибудь?

— Все в порядке, Мартин, — не отрывая взгляд от ночного города, ответил Алан, — огни Лондона сегодня прекрасны, не правда ли?

Серо-голубые глаза были пусты…

Одни осколки

Чи знаєш ти, як сильно душу б'є безжальний дощ?

Так ніби він завжди чекав лише мене.

А як болить зимовий спокій нашого вікна,

Ніжно пастельний, як твій улюблений

Моне.

Така як ти

Буває раз на все життя

I то із неба.

Така як ти

Один лиш раз на все життя

Не вистачає каяття,

Коли без тебе я…

Забути все здається я б ніколи не зумів

Новий дзвінок скидає відлік волі на нулі

І погляд твій — він вартий більше ніж мільони слів

Вічно далекий, як і твій улюблений Далі.

Така як ти

Буває раз на все життя

I то із неба.

Така як ти

Один лиш раз на все життя

Не вистачає каяття,

Коли без тебе я…

Океан Эльзы — «Така як Ти»

Это их последний разговор. После него проходит еще три недели, когда Алан больше не звонит ему. Гор разыскивает его по всему Берлину, но того нет нигде. В Германию он даже не прилетал. Это заставляет беспокоиться с новой силой. Маркус ищет Салливана по своим каналам, но и это не дает результатов. Самое время бить тревогу и, бросив все, кинуться на поиски проклятого дизайнера. Останавливают лишь те редкие моменты, когда Алан звонит Джулиану и очень редко — Эрике. Его голос в эти минуты веселый и бодрый. Он передает приветы, говорит, что много работы и времени катастрофически не хватает. Целует Джера, ругает Эдди и Уолтера, интересуется подготовкой свадьбы, которая подходит уже к концу. Дает советы Эрике насчет свадебного платья и подкалывает Джи-Джи. Но все это они слышат лишь во время разговоров не с ними. Эдвард не получает ни одного звонка от него, как и Уолтер. Из-за чего парни чувствуют себя не в своей тарелке. Диана ни разу не получает ехидных сообщений. Маркусу больше не приходят открытки с видами Нью-Йорка и умилительными котятами. Джер не получает поцелуев, а Кайрен не слышит ни одного слова о себе. Словно его стерли из воспоминаний. Он не понимает, что происходит, и оттого еще больше мрачнеет.

Голос Алана насмешлив и спокоен, но он не отвечает им. Он прячется от них. Скрывает свои мысли и эмоции. Кай подозревает, что его человек все-таки поговорил с семьей, и, видимо, родные не очень дружелюбно все восприняли. Это объясняет то, как он себя сейчас ведет. Но Бездна, он так сильно скучает. По ярким, блестящим озорством глазам и по кривой улыбке на нежных губах. Он скучает по веселому смеху и возмущенным воплям. Наглому и безрассудному поведению. Однако, видимо, Алану нужно время. Альфа дает его, но исход его он знает точно. Что бы ни решил человек, Валгири не отпустит его. Просто не сможет.

А между тем, полным ходом идет подготовка к свадьбе века. И плевать, что у них вообще-то «небольшой» межрасовый конфликт на религиозной почве назревает. Грандиозная свадьба младшего наследника самой богатой и могущественной в Британии стаи — хороший повод собрать все кланы и обсудить совместное будущее оборотней.

Что там еще несут члены Волчьего Совета, Кайрен даже не слушает. Все эти последние дни проходят в нервном напряжении и невыносимом ожидании. Он зло рявкает на собственного секретаря и до усрачки пугает нескольких деловых партнеров. В замке ничто не ломается лишь из-за Эрики. Та вместе с подругами и Дианой носится со всей этой свадьбой, но все равно украдкой бросает грустный взгляд на двери замка, словно ждет, что они скоро распахнутся, впустив ее «Аланусика». Они все скучают и ждут, а его нет. Еще через неделю наступает знаменательная дата…

В старой церкви с самого утра звонили колокола. Украшенный в праздничные ленты и цветы, Волчий Двор принимал гостей со всех концов Британии и даже парочку иностранных. Город готовился к грандиозному празднику. С разноцветными ярмарочными шатрами, ящиками фейерверков, которые прятали для ночного представления. Столами, устанавливающимися на главной площади, которые вечером должны были ломиться от угощений. Горы подарков, принесенные богатыми гостями, пытающимися перещеголять друг друга в роскоши.

Вся стая была в заботах и веселых делах, перешучиваясь и взволнованно готовясь сразу к двум церемониям. Одна из которых предназначалась для деловых партнеров и не связанных со стаей людей. А вот другая… Она была для НИХ. Где было место только тем, в чей крови кипел жар предков и свет Лунной Девы. Они ждали ночи, чтобы под взорами Небесных связать своего молодого хозяина и его рыжеволосую пару. А еще они ждали этого дня так трепетно, потому что сегодня должен был вернуться домой кое-кто очень важный. Без которого стая скучала уже очень давно. Ведь он обещал, и их альфа уже не мог найти себе места. Мрачной тенью бродя и все время всматриваясь в горизонт.

К полудню, когда в церкви набралась уйма народа, а отец сообщил, что Эдвард уже ждет, Эрика уже вся издергалась и накрутила себя основательно. Что ни говори, а выходила она сегодня замуж впервые и уж точно в последний раз. И, если бы рядом был Алан, она была бы спокойна, но его рядом не было, и девушка уже не верила, что он приедет. А там, снаружи, была куча людей, не говоря еще о вампирах и оборотнях, которые уже чуяли ее страх и беспокойство, от чего становилось только хуже. Не помогали ни ободряющие слова Дианы, ни теплые объятия Маркуса, ни отеческий поцелуй в лоб от Кайрена. Несмотря на всю свою дерзость и смелость, она сейчас находилась в тихом ужасе.

— Пора, милая, — поцеловав ее дрожащие руки, мягко улыбнулся отец и подал изящный букет из белых орхидей.

Оставалось только улыбнуться в ответ, очень надеясь, что этот нервный тик может сойти за «улыбку». Двери распахнулись, и Эрика, нервно сжав локоть отца, вступила под своды церкви. Не отрывая глаз от смотрящего на нее с восхищением и бесконечной любовью Эдварда. А тот только и мог улыбаться глупо, совсем потеряв голову. Потому что его девушка была прекрасна. Такая нежная, хрупкая и только его.

В белом винтажном платье с длинным кружевным шлейфом и легкой, такой же кружевной, фатой. В ее густых огненных волосах белели маленькие цветы, а тонкая белая ладонь сжимала букет. Чуть бледная, с блестящими глазами и бьющимся раненой пташкой сердцем. Он смотрел на нее и тихо делился своей уверенностью и любовью, пытаясь успокоить. Нежно приняв из рук отца и ни разу не отпустив ее ладонь за всю церемонию. И все было прекрасно ровно до той самой минуты, пока священник не произнес:

— Берёшь ли ты этого мужчину, как своего законного супруга, чтобы жить с ним вместе в священном браке? Обещаешь ли ты любить его и уважать, и беречь его, и поддерживать его в болезни и здравии, в богатстве и бедности, и хранить верность, пока смерть не разлучит вас?

Эрика зависла, Эдвард удивленно вскинул брови. Уоли мысленно вспомнил все выходы из церкви, чтобы успеть перехватить невесту (ну мало ли?), Эбот мысленно приложился лбом об стену, вспомнив о пяти тысячах, которые сейчас грозились уплыть в карман миссис Барейт.

— Я… Я… — дышать резко стало нечем, и Эрика поняла, что еще минута и ее скрутит.

Но в эту минуту раздался чей-то низкий, до мурашек знакомый смешок и уверенный насмешливый голос:

— О, Боже мой! Скажи ему «ДА», крошка, и не прогадаешь.

Поднялся шум и нарастающие шепотки. Народ удивленно обернулся к дверям, в том числе и жених с невестой. После чего Эрика взвизгнула. В дверях, под мягким лучами солнца, прислонившись к косяку плечом, стоял Алан. Одетый в дорогой костюм цвета холодного металла и черную шелковую рубашку, расстегнутую сверху на две пуговицы. В блестящих черных туфлях. С распущенными волнистыми волосами, зачесанными назад. Лукавой улыбкой на губах и искорками в серо-голубых глазах. В руках он держал огромный букет белых роз.

— Обещаешь? — капризно надув то и дело желающие расползтись в широкой улыбке губы, протянула Эрика.

— Даю слово, малышка, — подмигнул Салливан.

К нему кинулись и жених, и невеста. Уолтер так вообще перемахнул скамью, чем шокировал несколько впечатлительных гостей и успел раньше. Подхватив возмущенного, но смеющегося дизайнера на руки. Дальше его задушили цепкие ладошки минуту назад истерящей невесты и крепкие объятия Эдди. Который, по ощущениям, сломал ему несколько ребер.

— Эй, детсад, мы сегодня вообще жениться собираемся или где? — помахав букетом, поинтересовался Салливан.

По напряженному, словно струна, и еле сдерживающемуся Кайрену он только мазнул взглядом…

Слуги постарались на славу. Алан смотрел на роскошный бальный зал, отстроенный им же, и блестящий сейчас под ярким светом хрустальной люстры. Деревянные колонны были украшены цветами. Тихая мелодия скрипки, роскошь драгоценностей и шуршание дорогих вечерних платьев женщин. Вальяжность и уверенность их кавалеров. Разговоры и сплетни, оценивающие взгляды, еле заметный флирт. Поздравление новобрачным, и Кайрен Валгири, не отрывающий от него весь вечер глаз. Алан хорошо знал этот взгляд. Тяжелый, хищный и полный желания, от которого сейчас внутри все еще больше замерзало. Салливану с каждым днем казалось, словно он попал в бесконечную зиму, которая так глубоко проникла в него, что выморозила все. От этого становилось еще больней. Словно острые осколки, которые кромсали его все это время. И сейчас, видя Кая, он убедился в том, что ничего не прошло. Что все еще настолько больно, что сил терпеть нет. Не надо было приходить и возвращаться вообще тоже. Но ведь он обещал Эри и Эдди. Они ждали его. Теперь он выполнил обещание, и было правильней уйти. Никто бы не заметил. Да, Алан умел быть чертовски незаметным. Сбоила эта система только с одним мужчиной — Кайреном.

Его перехватили в коридоре, когда, воспользовавшись моментом, Алан выскользнул из зала. Схватили за предплечье и прижали спиной к незаметной нише за вазами с цветами. Алан не издал ни звука, скрипнув зубами и наглухо закрыв эмоции и мысли.

— Что происходит? — напряженно спросил Кайрен и в упор посмотрел в безразличные спокойные глаза напротив.

— О чем ты? — вскинув бровь, удивленно произнес Алан.

— Ты исчезаешь почти на месяц. Звонишь только Джулиану и бросаешь трубку каждый раз, когда я хочу поговорить. Игнорируешь мой зов и снова отгораживаешься от меня, — начиная закипать, глухо ответил Кай, — объясни.

— А что объяснять? — стряхнув руку удивленного альфы, спокойно продолжил Салливан, — контракт закончен. Я больше не работаю на вас. Все получили, что хотели, и, думаю, что должны быть довольны. Спасибо тебе большое за хорошо проведенное время, было весело. Но знаешь, я не готов менять свою жизнь в угоду кому-то и жертвовать карьерой.

Альфа стоял, словно громом пораженный, и, не в состоянии произнести хоть слово, слушал безразличный и спокойный голос, который в данную минуту методично выбивал почву из-под ног. Он цепко смотрел в холодные глаза, и у него шерсть на загривке становилась дыбом от пустоты, которая там была. От размеренного сердцебиения и ни разу не дрогнувшего голоса. Зверь внутри скалился в непонимании, отчего его так легко режут на куски. Почему ему снова разрывают сердце. Он не хотел верить в безэмоциональные резкие слова.

— Ты вообще слышишь, что сейчас говоришь? — зло и низко зарычал Кай.

— Слышу, не глухой, — поморщился дизайнер и скрестил руки на груди, — слушай, Валгири, чего ты от меня хочешь? Не отрицаю, нам было хорошо, но роман на сезон закончился. Желаю удачи и все такое, а теперь мне пора.

Он сделал шаг в сторону, но грубый рывок и чужие крепкие объятия остановили.

— Черта с два! — зарычал Кай, — ты не уйдешь вот так просто. Я не знаю, что случилось у тебя там, но если думаешь, что я хоть на минуту поверю в эту чушь, то глубоко ошибаешься.

— Нарываешься, Валгири, — зло оскалился Алан, — учись получать отказ. Вся эта игра уже закончилась.

— Это тоже было игрой? — зарывшись пальцами в густые волосы и дернув на себя настолько близко, что между губами остались лишь жалкие миллиметры, хрипло прошептал альфа, — то, как ты кричал мое имя и стонал подо мной. Как целовал и обещал вернуться ко мне. Тоже игра?

Алан с трудом смог разлепить сухие губы. На большее его просто не хватило. Потому что Кай был слишком близко. Смотрел так жарко и держал крепко. И в эту минуту он так хотел верить в слова оборотня. Так хотел забыть все то, что слышал, и что до сих пор жгло нутро, причиняя адскую боль. Он мог бы закрыть глаза, плюнуть на все и позволить целовать себя. Мог бы притвориться, что все хорошо и что он и вправду любим. Что это именно о НЕМ и для НЕГО. Не для того, кто, превратившись в прах, продолжал держать в своих руках сердце Кайрена Валгири. Но это было всего лишь красивой ложью, обмотанной розовым бантиком и со стразами по краям.

— Милорд, — неожиданно раздавшийся совсем рядом голос Гора заставил их отстраниться друг от друга.

— Что? — раздраженно проведя когтистыми пальцами по волосам, рыкнул Кай.

— Сэр Маркус зовет вас. Прибыли члены Совета и срочно хотят поговорить с вами, — виновато произнес Гор и кинул быстрый цепкий взгляд на стоящего к ним спиной Алана.

— Пусть разбираются без меня, — отрезал альфа.

— Боюсь, что дело требует вашего присутствия.

— Скажи, сейчас буду, — стараясь убрать полезшие клыки, мрачно произнес оборотень и обернулся к Алану, — разговор не закончен. И не вздумай снова исчезать, лио. Из-под земли достану.

Алан смотрел на их спины, пока те не скрылись за поворотом коридора. Губы сами собой расползлись в кривой, какой-то больной усмешке.

— Попробуй, — совсем неслышно произнес он и, еле переставляя ноги, поднялся по лестнице.

Остановившись лишь на мгновение перед высоким портретом и хмыкнув.

— Поздравляю, парень. Ты выиграл по всем фронтам.

Это был в последний раз, когда он был в ИХ комнате. Скользнув взглядом по темным стенам, по мебели, утопающей во тьме, и, наконец, остановившись на освещенной лунным светом постели. Вспоминать все то, что было связанно с этой проклятой комнатой, значило в очередной раз резать себя живьем.

Его одежда, висевшая в шкафу, и вещи, заботливо уложенные по своим местам, полетели на покрывало, а следом за ними и сумка. Через несколько минут все то немногочисленное, что он здесь оставил, было собрано. На столике остался лишь лежать футляр с его янтарными ножами. Костюм, рубашка, туфли, брюки. Алан переоделся очень быстро. Темные джинсы, армейские ботинки и черная водолазка. Накинув на плечи кожаную куртку и взяв сумку, Салливан в последний раз обвел все вокруг взглядом. В последний раз…

Спуститься по старой каменной лестнице и выйти незаметно во двор. Гор слишком сейчас занят и не успеет среагировать. А дражайший Кайрен Валгири занят чужаками. Никто не заметит его ухода. Поэтому легко обойти камеры по слепым точкам, которые он отлично знает. Оказаться у гаража и на время взять черный джип. Он как раз бросает сумку на заднее сидение, когда за спиной раздаются робкие шаги.

— Алан? — вот кого он не ожидал здесь увидеть, так это Эрику, — Ал, ты опять уезжаешь?

— Да, крошка, — он не уверен, что на лице именно то выражение, которое сейчас нужно, — у меня тут опять нарисовались дела. Срочные, так что прости, но на вторую церемонию не смогу остаться.

Она смотрит на него своими большими зелеными глазами и ни капли не верит. Ни единому его слову. Алан физически чувствует это. Видимо, все-таки все намного паршивее.

— Ты ведь не вернешься больше, — она не спрашивает, чувствует, что это правда.

Единственное, что он может сейчас сделать, так это крепко обнять ее, чувствуя, как тонкие пальчики судорожно сжимают его водолазку. Она шмыгает носом и прячет лицо у него на груди.

— Я не знаю, что случилось, но может у вас все образуется? — ее голос полон надежды, — может, поговорите, и все наладится?

— Не наладится, — прикрыв глаза, хрипло отвечает он.

Она умна и никогда не была слепа. Эрика видит все то, что он сейчас скрывает от других. Она очень любит его и не хочет отпускать, чувствуя, что больше не увидит. Господи, она не хочет его терять! Но Алан продолжает гладить ее спину и успокаивать. А отстранившись, кладет в ее ладонь ключи с брелком в виде полумесяца.

— Ты когда-нибудь видела норвежский лес весной? — с легкой улыбкой спрашивает он.

Эрике нужно несколько минут, чтобы понять, что он имеет в виду. А когда до нее доходит, то глаза становятся круглыми от удивления. Она знает, где находится тот дом, ключи от которого она сейчас держит. В скалистых горах Норвегии. На краю леса, у самого водопада. Она была там только раз, но безнадежно влюбилась.

— Это мой свадебный подарок, — видя ее блестящие глаза, кивнул Салливан.

— О Боже! О Божееееее! — запищала Эрика и повисла на шее рассмеявшегося Алана, — Аланусик, любимый мой, милый!

— Ты все-таки когда-нибудь задушишь меня, — закатив глаза, обреченно вздохнул дизайнер.

Она прижимала к груди ключи и не отрывала глаз от джипа, пока тот, мигнув в последний раз, не исчез на другом конце черного моста. Вытерев слезы, Эрика сжала в руках холодный металл и медленно направилась в замок…

Джулиан позвонил, когда Алан был уже на полпути в Глазго. Стоило Салливану ответить, как в трубку заорали благим матом и с такой громкостью, что слышали, наверное, даже на французской границе.

— Ты где?! Что, черт возьми, происходит?! Эрика сказала, что ты уехал. Развела тут секретность и сказала, чтобы я никому ничего не говорил. Ты знаешь, что сделает твой бойфренд, когда узнает?! — за скоростью Джи-Джи тоже не следил.

Алан ухмыльнулся зло и ударил по педали газа. Машина почти взлетела над трассой. Вписавшись в крутой поворот и стараясь выключить все свои мысли. Забыть, не думать, не вспоминать, не чувствовать, как расползается по венам вязкая боль.

— Ал, что случилось? — голос Джулиана стал тише и взволнованнее.

— Ты был прав, — еле выталкивая из горла слова, произнес Алан, — во всем был прав. Только в одном ошибся. Это Валгири разбил мое сердце.

— Алан, — уже испуганно и просяще.

— Скажи Уоли, что я надеру ему зад, если он обидит тебя, — резко поменяв тему, продолжил Салливан, — поцелуй за меня Диану и береги Джера, он ужасно беспокоится по любому глупому поводу. Пусть Гор зря не ломает голову, ничего у него не получится. И береги себя, Джулзи. Я обязательно позвоню.

Не слушая больше слов друга, Салливан нажал на отбой и, кинув телефон на соседнее сидение, глубоко вздохнул. Впереди уже были видны огни города…

* * *

Утро на Роули-Роуд по всем меркам должно быть сегодня весьма шикарным. Роберт Салливан уверен в этом на все сто. Особенно когда, несмотря на солидный возраст, ему удается незамеченно проскользнуть мимо жены (в халате и тапочках, что, надо сказать, не совсем по этикету) в свой кабинет, спрятав за пазухой медовый (Джек Дениелс). А уже здесь, запереться и на два пальца налить сверкающую янтарную жидкость в граненый стакан. Аромат настолько прекрасен, что на заднем фоне слышится небесный хор ангелов. Утренняя газета, полностью свободный выходной, горящий камин и можно спокойно расслабиться. Он уже готов сделать вожделенный глоток, когда дверь от пинка с грохотом распахивается, встретившись со стеной, и в прихожую влетает торнадо с горящими глазами и зверским выражением на лице.

— Папа, твой сын педик и идиот! — гаркает упомянутый сын, из-за чего рука дергается, чуть не опрокинув содержимое стакана, — ты должен вычеркнуть меня из завещания!

— Роберт, если ты посмеешь вычеркнуть нашего сына, я подам на развод и оторву твои яйца! — орет со второго этажа горячо любимая жена.

— А ничего, что у меня даже завещания нет? — интересуется старший Салливан, а потом возмущенно добавляет, — и вообще, я еще слишком молод, чтобы думать о таких вещах!

Он смотрит на мрачное и помятое лицо сына и понимает, что тот сейчас в хреновом состоянии. Намного хуже, чем когда он забирал его вместе с дружками после грандиозной попойки, вследствие которой они, хрен знает как, оказались в пустыне посреди Австралии.

— Ты не шутил, — обреченно кивает Роберт и, увидев еще более потемневшие глаза Алана, залпом осушив стакан, садится обратно на диван.

Вскоре приходит и жена. Она смотрит на сына с печалью и тревогой, но не пытается подойти. Арнелия Салливан умная женщина и чуткая мать. Она знает своего мальчика, как облупленного и любит настолько, насколько только мать может любить свое дитя. И она отлично знает, что Алан сейчас в таком состоянии, что его лучше не трогать. Он должен выговориться, отпустить себя и тогда уже можно будет обнять и успокоить. А сейчас она достает еще два стакана и, налив виски всем троим, садится рядом с мужем. Алан с тяжелым вздохом опускается на диван напротив них и прикрывает глаза.

— А вот теперь с самого начала и помедленнее, — пытаясь переварить первое заявление горячо любимого отпрыска, произносит Роберт.

И Алана прорывает. Он рассказывает им обо всем. Утаивая лишь то, что почти все участники его истории — оборотни и вампиры. Чего отцу с матерью он точно никогда не скажет даже под пыткой. Он рассказывает о них с Кайреном. О том, как все это началось. О том, что он честно пытался остановиться, пытался игнорировать, но не получилось. Он говорит, захлебываясь словами. Впервые он настолько не сдержан, и Роберт понимает, что его мальчик не просто влюбился, он теряет голову. А потом Алан рассказывает об услышанном. Ему тяжело. Ему так тяжело и обидно, что начинает не хватать воздуха. С каждым новым словом перед глазами снова и снова встает сцена в кабинете Валгири, а в ушах звенят холодные, полные ненависти слова. К концу рассказа он сидит, вцепившись руками в волосы, а рядом сидит и крепко обнимает мать. Бутылка виски почти пуста, а глаза Роберта Салливана похожи на штормовое небо.

Его нахрен не интересует, какая у сына ориентация. Тот и без того столько тараканов имеет, что проблемы, связанные с ними намного серьезнее, чем то, с кем предпочитает делить постель Алан. Он безупречный сын, любящий и преданный. Ужасно ворчливый, но верный. С железной хваткой и крепкой волей. Умный, хитрый манипулятор, чем пошел явно в него, а вот своей красотой и бешеным нравом он точно пошел в мать. И вашу мать, это ЕГО МАЛЬЧИК! Он порвет этого Валгири на куски! Заживо в асфальт закатает!

— Урррою! — низко, опасно рычит старший Салливан.

— Ну-ну, успокойся сыночек, — поглаживая взлохмаченную макушку Алана, тихо говорит мать, — я этому уроду глаза на жопу натяну, хочешь? Вон, папа тоже согласен. Хочешь, глотку ему вырвем? Только успокойся, маленький.

Алан обнимает мать и не знает, что ему делать: рыдать или смеяться. Отец уже готов достать ружье, и Салливан уверен, что, если даже скажет о том, что Валгири — оборотень, отца это не остановит. Маман тоже сверкает глазами, и, скорее всего, хватит одного слова, чтобы та сняла шкуру с Кайрена и подарила ему. И за что ему такое счастье? Наверное, в прошлой жизни он был святым, раз сейчас у него такие родители. И это не игра. Они и вправду принимают его таким. Они любят его, и этой любви так много с самого его рождения, что он просто не знает, как может быть иначе. Мать не кривит нос и не отодвигается от него, словно от прокаженного. Отец не кричит и не устраивает скандалов. По глазам видно, что он немного шокирован, но больше ничего не меняется. Да. Господи Боже! Он сейчас ведет себя, как отец малолетней дочери, которую обидел школьный мудак. Он смотрит на них и гадает: а была бы реакция той же, если бы они знали об истинной природе Валгири?

— Ничего не хочу, — со слабой улыбкой, которая совершенно не касается глаз, тихо отвечает он.

— Что собираешься делать? — цепко оглядев сына, спрашивает Роберт.

— Уеду. Может, проветрю голову.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Так скоро? — удивленно вскидывает брови Арнелия.

— Так будет лучше, мам.

— Не стой на душе ребенка, женщина! Он у нас мальчик взрослый и умный, знает, что делает.

Если бы… Он давно уже не знает, что делает. Может быть, величайшую ошибку в жизни или самую правильную вещь. Но решение он менять не собирается. О том, что Валгири явится забрать свою игрушку домой, он отлично знает. За родителей нет нужды беспокоиться. Те отлично могут о себе позаботиться. О своих врагах — тоже. Кем бы они ни были.

Они разговаривают до самого вечера. Говорит в основном мама, но это к лучшему. Ее голос успокаивает и отвлекает. Она рассказывает о подругах, о новом любовнике своего тренера по фитнесу, от чего отец ржет и говорит, что, видимо, педики сейчас размножаются воздушно-капельным путем. На что Алан и Арнелия синхронно закатывают глаза.

А уже вечером, когда он в своей комнате собирает вещи, приходит отец. Он ставит на его письменный стол толстый желтый конверт и, вздохнув, садится в кресло. В конверте два идеальных поддельных паспорта, билет до Дублина, кредитные карточки, на которых, Алан уверен, столько денег, что ему хватит лет на пять, если не больше. Две новые симки и чистый телефон, который невозможно отследить.

На удивленный взгляд сына Роберт хмыкает и пожимает плечами.

— Давно сделал. Есть еще два таких пакета — для меня и мамы. Думал, что когда-нибудь пригодится. Видимо, пришло время.

— Пап, — он даже не знает, что сказать, — прости меня, если сможешь. Прости, что разочаровал.

— Не мели чепухи, — раздраженно отмахивается бизнесмен и, встав с места, мягко сжимает предплечья сына, — ты — олицетворение всех моих трудов и мечтаний. И я безумно горд, что ты мой сын. А что касается твоих постельных предпочтений, то я как-нибудь переживу это. Только, ради Бога, не смей краситься и одеваться в женские тряпки. Мое бедное старое сердце не переживет этого.

— Папа!

— Что папа? И вообще, твоя голубизна не повод лишать меня внуков! Лучше думай, где их доставать будешь.

— Пап?

— М?

— Я люблю тебя, старый засранец.

— И я тебя, сына.

Объятия отца крепкие и надежные. Плевать, что выглядит сопливо. Их семейка всегда была с приветом и вообще нестандартная. Может быть, именно поэтому они были счастливы? Он не говорит им, куда отправится. Такбезопасней. Просто садится в такси и едет в аэропорт. На прощание поцеловав мать и обняв отца. Всю дорогу он думает о принятом решении и все больше убеждается в том, что прав…

Багаж сдан, билет вместе с паспортом на имя Джаспера Донавана в сумке. А в ладонях багряным переливается медальон, подаренный ему перед Рождеством. Семьдесят капель его любви и чужой лжи. Только теперь эти капли не обещание счастья, а жестокая насмешка и яд, который убивает его. Медленно и необратимо. Кулон покачивается на вытянутой руке прямо перед глазами и просто манит вышвырнуть в мусорное ведро, так же, как выкинули его собственное сердце.

Вместо этого он обматывает длинной цепочкой свой надрывающийся все это время телефон и оставляет на металлическом ограждении перед стеклянной стеной зала ожиданий. На дисплее горит имя Кайрена, но уже слишком поздно. Алан дежурно улыбается стюардессе и, протянув свой билет, идет на посадку.

Он не знает, что несколькими минутами ранее в аэропорт врывается Кайрен вместе со своими оборотнями. Они рыщут повсюду в поисках его следов. Гор заставляет диспетчера остановить несколько самолетов, но Алана нет ни на одном борту. А Кайрен, не переставая, звонит и, наконец, уловив тонкий, почти исчезнувший аромат своего человека, бросается сквозь толпу. Пытаясь не потерять последнюю ниточку в этой мешанине запахов и следов. Он всматривается в лица вокруг, но не находит того, кто нужен. Алан не отвечает, и с каждой минутой Кай все отчетливее чувствует, что теряет его. Он не хочет этого, не может без Салливана. Не слыша биения его сердца, не чувствуя его эмоций, альфа тонет в человеческом хаосе вокруг. И, когда он уже готов применить магию, возвращается бледный Гор. В его руках звенит телефон Алана. Он обмотан кровавым медальоном.

Кайрен слышит издевательский смех Бездны в голове…

* * *

О том, что Кайрен Валгири, очертя голову, сорвался из страны в ночь свадьбы своего племянника, скинув проведение ритуала с себя на своего брата, в Британии знает каждая собака. Волчий Совет обсасывает эту сплетню уже вторую неделю, во время которой черный альфа успевает хорошенько встряхнуть пять стран и довести до инфаркта еще парочку. Он, как одержимый, снова и снова кидается на малейшую новость о своем потерянном человеке. Он забрасывает почти все свои дела и ищет, но результатов нет, а кланы гудят словно улей. И вместе с ними взбудоражен и весь Вампирский Двор. Все горят желанием узнать о том человеке, из-за которого альфа Валгири так потерял голову. Но его тайну теперь хранят пуще прежнего, а те, кто знают, не смеют заговорить.

Кардинал-епископ Роберт Пелл сидит в небольшой уютной гостиной своей квартирки на краю Лондона (за что надо сказать спасибо Валгири) и наслаждается теплым дорогим чаем. Он смотрит на пылающие дрова в камине и размышляет о превратностях судьбы. В особенности той, что касается последних событий. Да, здесь уж точно от судьбы не уйдешь. А ведь он почти разгадал тот секрет, который так будоражит умы жаждущих власти глупцов. Ответ был так прост и находился прямо перед их носом все эти века. Ему не хватает лишь последних кусочков головоломки, чтобы сложить все вместе.

Эти самые последние детали приносит неожиданный дверной звонок и уверенность Томаса в том, что это могут быть только члены стаи Валгири. От этого его удивление и страх становятся больше, когда на пороге он видит трех неизвестных мужчин. Когда же он пытается захлопнуть дверь, ее просто перехватывают и, ухмыляясь, раскрывают шире. Один небрежный взмах руки, и пискнувшего парня буквально сметает на мягкий диван. Мужчины не спеша заходят внутрь, и один из них обводит взглядом жилище кардинала-епископа. Пелл напряженно следит за ними и, кинув предостерегающий взгляд на готового дернуться к телефону Томаса, качает головой.

— Добрый вечер, мистер Пелл, — блестя темно-карими с золотыми прожилками глазами, расплылся в хищной улыбке Кристофер Готфрид.

— Судя по тому, что ваши подчиненные все еще не разорвали нас, — не отрывая глаз от нагло ухмыльнувшегося оборотня и вампира за спиной Готфрида, осторожно произнес Пелл, — осмелюсь предположить, что вас послали не за нашими трупами.

— У нас другие планы на вас, мой дорогой кардинал-епископ.

Через пятнадцать минут после этого Маркусу сообщили о вырубленной охране и пропаже Роберта Пелла вместе с внуком. До Кайрена эта новость доходит меньше, чем через двадцать минут. Но, говоря откровенно, ему сейчас не до того. Он не спит уже вторую неделю, шерстит весь Нью-Йорк, но не находит ни одного следа. В аэропорту Кеннеди сообщают лишь, что Алан Салливан прошел посадку на рейс до Парижа. Гор вылетает первым же рейсом, но уже через сутки возвращается с пустыми руками. Тот же самый мистер Салливан не был зафиксирован ни в одном аэропорту ни Парижа, ни в любой другой точке Франции. Его волки знают это точно, потому что встряхивают лягушатников основательно.

После этого остается только один человек, который может знать, где Алан — Роберт Салливан. Которому их разъяренный альфа наносит весьма неожиданный визит. По крайней мере, в «Амариллис» явно не ждут мужика со зверским выражением лица, которого можно смело охарактеризовать как «преступный элемент: при поимке — застрелить к чертовой матери от греха подальше». За ним идут четверо таких же амбалов, с хищными глазами и фактурой, весьма мотивирующей на покупку памперсов. Вякнувшая было секретарша забывает родной язык под прессингом взгляда альфы. И то, как оперативно сотрудники скрываются с их пути, говорит о богатой практике. Гор уверен, что практику у этих милых мальчиков и девочек вел Алан.

Кабинет директора встречает тишиной и рабочей атмосферой. Обставленный со вкусом и практично. А за старинным столом из дерева и стекла, в удобном кресле, сидит более старшая копия их Алана. С модно подстриженными серебристо-белыми волосами, в которых белых прядей явно побольше будет. Упрямым подбородком и вполне узнаваемыми чертами лица. С морщинками в уголках губ и холодно блестящих за прямоугольными стеклами серо-голубых глаз. Мужчине уже за сорок. Одет он в дорогой элегантный костюм и, положив на стол бумаги, смотрит с явным недовольством. Одна рука лежит на столе, другая — опущена.

— Чем могу помочь? — голос такой же низкий, чуть грудной.

— Алан Салливан, — не отрывая взгляд от сузившихся глаз человека, мрачно произносит альфа, — мне нужен Алан Салливан.

— Боюсь, что его нет в стране и в ближайшее время не будет, — холод в голосе мужчины режет остро.

— Знаю, — кивает альфа, — поэтому и пришел к вам. Мне нужно найти его.

— Какие-то проблемы с заказом?

— Нет.

— Жалобы?

— Нет.

— Проблемы со страховкой?

— По личному вопросу.

— А для этого, сукин ты сын, он будет недоступен еще лет триста! — эти слова Роберт цедит сквозь зубы с таким презрением, словно поливает помоями.

Его голос не дрожит ни на минуту. Глаза становятся почти прозрачными. Нет никаких эмоций и мыслей. Абсолютный ноль, который вгоняет в ступор и заставляет всех их удивиться. Кроме Кайрена. Тот криво ухмыляется, не разрывая взгляда, и почти буднично произносит:

— Какая экспрессия! Я в восхищении. Ваш дражайший сынок сбежал от меня, не объяснив ничего. Не отвечает на звонки уже которые сутки, не объявляется ни дома, ни у друзей, ни на работе. Ну, и кто после всего этого сукин сын? Где он?

— Не знаю, — пожимает плечами Роберт и морщится, — а если бы и знал, то ничего бы не сказал. Я много чего о тебе слышал, Валгири. Только вот никак понять не могу, чем ты так привлек моего сына, что он посмотрел на такого урода. Всегда говорил малышу не заниматься благотворительностью.

Это такая пощечина, что не ответить просто невозможно. Даже у вечно спокойного Гора готова от бешенства сорваться крышка. Его парни уже хрустят пальцами и сверкают бешено глазами, но Кайрен даже не реагирует. Золотые глаза сужаются, а на губах появляется усмешка.

— Возможно. Но только если у твоего сына есть яйца, пусть сам скажет мне это в лицо.

Кайрен встает с места и раздраженно выходит из кабинета. Его волки идут следом и недовольно порыкивают. И Гор честно не понимает поведение своего альфы.

— Мы так и уйдем с пустыми руками? — возмущенно произносит он, — Алан — его единственный сын, и он просто не может не знать где он.

— Он не лжет, — не сбавляя скорости, произносит альфа.

— С чего вы взяли?

— Он чертовски похож на Алана, — хмыкает Кай, — он даже огрызается так же. А это значит, что они даже лгут одинаково. И сейчас это была не ложь. Роберт и вправду не знает где Алан.

— Что тогда будем делать? — выйдя из здания вслед за альфой, поинтересовался Гор.

— Искать, — кинув мрачный взгляд на горизонт, произнес старший Валгири…

— Вот это норов, — после ухода оборотней насмешливо произнес Кристофер и, ухмыльнувшись, опустился на край стола Роберта, — интересный экземпляр.

— Между прочим, этот «экземпляр» сделал больно Алану, — вытащив Colt «Magnum 500», прикрепленный к задней части крышки стола, холодно отозвался Роберт.

— Перерезать ему глотку? — буднично поинтересовался Готфрид.

— И тогда Алан не переживет, — раздраженно ответил старший Салливан.

— Неужели все настолько серьезно? — нахмурился Крист, — они не могли успеть так сильно увязнуть.

Роберт вытащил одну из пуль и поднес к глазам. Идеальная работа и подходящая оправа для чистой смерти. Густой черный яд с алыми прожилками, который пульсирует в такт, словно сердце. Оно заперто в такой хрупкой прозрачной гильзе. В то время как ее металлическая шапка покрыта сплошными письменами на древних языках. Кайрен Валгири даже и не подозревает, как близко сегодня он был к своей смерти. Не придуманной и не мифической, а к самой настоящей.

— Кровь не вода, Кристи, — задумчиво произнес он, — она требует свое. Так что они увязли слишком глубоко. Я знаю, что у них там произошло, но это ничего не меняет. Алан не сможет уйти, он уже сделал свой выбор.

— И что будем делать?

— Следить и готовиться. Времени у нас мало. Как наш общий друг?

— Вместе со своим внуком размещен со всем комфортом, — кивнул Кристофер и, подойдя к высоким окнам, слегка отодвинул светлые жалюзи, — мечники пока еще ничего не знают. Ватикан — некомпетентные идиоты, которые идут по оставленным мной следам. Оборотни — пытаются не перегрызться, но в свете Валгири у них это выходит с трудом. Валентин ведет активные переговоры с людьми и волками. Очень хочу увидеть реакцию черного альфы, когда он узнает. О, еще недавно навестил старика. Передавал привет и сказал, что всегда будет готов принять нас, если что-то пойдет не так.

— Прекрасно, — довольно изрек Роберт и откинулся в кресле, — обожаю, когда все идет по плану.

— А я-то как люблю, — пропел Готфрид и, не отрывая взгляд от кого-то внизу, насмешливо прищурил блестящие глаза.

Гор захлопнул дверь машины за альфой и уже хотел отойти ко второй, когда неожиданно спину прожег чужой взгляд. Плечи закаменели, а цепкий взгляд моментально просканировал все вокруг. Ни одного намека на опасность, но чужое присутствие не исчезло. Оно окрасилось в легкий налет эмоций. Этого хватило, чтобы Гор резко развернулся и поднял взгляд на здание «Амариллиса». Тот, кто смотрел на него, даже и не подумал скрыться или закрыться. Жалюзи совсем незаметно колыхнулись на окнах последнего этажа, и Гору почудился хищный блеск чьих-то шоколадно-золотистых глаз…

Я искал твое сердце

Постоянно задаешься вопросом: «Что он делает сейчас?»

И как же все докатилось до лжи?!

Порой мне кажется, что лучше вообще никогда

Не искать ответа на вопрос «почему».

Там, где есть желание,

Будет и пламя.

Там, где есть пламя,

Кто-нибудь обязательно обожжется.

Но ведь, получив ожог,

Ты не умрешь от этого.

Ты должен подняться и попытаться,

Должен подняться и попытаться снова,

Ты должен подняться и попытаться!

Да, да, да!

Забавно, каким обманчивым может быть сердце!

И далеко не пару раз…

И почему мы так легко влюбляемся?

Даже тогда, когда это неправильно.

Там, где есть желание,

Будет и пламя.

Там, где есть пламя,

Кто-нибудь обязательно обожжется…

Pink — «Try»

Весной Урал красив так, как, пожалуй, не красивы даже альпийские луга и леса. С каждым днем все меньше снега и солнце ласковее греет. Воды Велса беснуются, как проклятые, и воздуха так много, что им можно захлебнуться. Урал красив и тих. Его леса тянутся на многие мили и скрывают под густыми шапками деревьев дикие тропы. Земля пахнет первой травой и где-то далеко слышна кукушка. Ветер свистит среди каменных гротов и тянет с собой аромат цветущего боярышника.

И неважно, что, кроме этой природы, этот край еще и один из важных регионов России. Что здесь, как и везде, есть города и много людей. Что улицы полны шумных машин, что где-то гремят заводы и идет в гору чей-то бизнес. Кафе блестят своими вывесками, и модные дамочки демонстрируют своим милым (умрите жалкие сучки! Вадик мне таааакое колье подарил!) подружкам дизайнерские украшения от богатых папиков. Это не Москва и даже не Петербург, но и здесь, как и везде, каждый день люди встречаются, влюбляются, строят жизнь, а может, и начинают все с чистого листа.

Россия огромна, и каждый ее край не похож на другой. Родина поэтов и художников, королей бизнеса и обыкновенных людей. Люди здесь разные, разные и мысли. Умом Россию не понять. Ее надо понимать душой. Урал — частица ее души. Наверное, одна из самых прекрасных. С ней может сравниться только Тайга. Дикая, не тронутая людьми, живая и дышащая. Увидеть ее однажды — и невозможно не влюбиться в ее изумрудные леса и туманы, плывущие над рекой.

Только поселок Василек стоит далеко от Тайги. Он находится далеко за Уралом. Тихий, спокойный, со старыми домами с выцветшими крышами. Люди здесь живут уже которое поколение и знают друг друга в лицо. Здесь никогда не происходит ничего примечательного, ну, кроме пропавшей коровы или незаконного самогонного аппарата. За хозяином которого бабы полдня бегали, чтобы как следует «отлюбить». Мол, незачем совращать мужиков всякими непотребствами. Мужики дружно кивали, клялись, что ни капли в рот не возьмут и бегали тайком в сарай Трофимовича за тепленьким. Собственно, на этом и спалился дражайший бизнесмен Трофимович. Сразу прилетело скалкой от собственной жены.

А еще здесь есть кордон, куда летом приезжают поохотиться богатеи. Модно сейчас отдыхать в стране. Мол, Лондон и Париж уже приелись и стали скучнее. А русскому человеку подавай что-то новое. Экстрима мало, видите ли. Угу, в русской глубинке этого «экстрима» так много, аж девать некуда! А впрочем, каждому свое. Хотят почувствовать себя в объятиях дикой природы, поиграть в крутых рейнджеров, умеющих выживать везде (неделя без интернета и телефона — это просто нечеловеческие условия)? Так областная администрация не против. Особенно, если платят хорошо. Вот и посылают преспокойно к Лешему.

Есть в Васильке и такой кадр. Единственный егерь на кордоне. Лешего здесь знают все, и одновременно не знает никто. Откуда он пришел, как на самом деле зовут? Просто однажды встретил его участковый, когда поехал на кордон Васильевича проведать. А тот и представил, как свою замену, и сказал, что едет в Москву к дочке. С того дня Леший и поселился в старой добротной избе в глубине леса.

Молчаливый, нелюдимый и одинокий. Сколько лет — можно лишь гадать. Волосы серебристо-белые, как и борода. Возможно, сорок или больше. Мрачное лицо и заострившиеся черты лица. Упрямая складка у губ и глаза такие, аж мороз по коже. Серо-голубые, красивые и бесконечно мертвые. Высокий, плечистый. С прямой спиной и таким телом, что половина баб слюни пускают каждый раз, когда он выходит из своего леса. А выходит он раз в месяц. Пополнить припасы и позвонить. Света в магазине локти всякий раз кусает, пытаясь подслушать, но у нее ничего не получается. У Лешего, словно глаза на затылке или нюх, как у зверя. Он ловит ее, и одного пристального взгляда хватает, чтобы ее смело ледяным морозом.

Их новый егерь — мужик видный и цепляет взгляд. Но каждую девицу, полезшую к нему с желанием приголубить и приласкать такого глубоко несчастного его, выставляют молча, не обращая внимания на истерические вопли. Леший ни на кого не смотрит. Ни на первых красавиц, ни на тех парней, которые даже не пытаются скрыть своих заинтересованных взглядов.

Он говорит редко и только по делу. Не водит ни с кем дружбу. Отказывается «культурно посидеть» с мужиками. Часто помогает Митрофановне с огородом. Рубит дрова для деда Клима и собирает лечебные травы для бабы Зины. Деревенские кумушки перемывают ему кости каждый раз, когда видят. Каждое их предположение одно другого фантастичнее. Осаждает их всегда баба Зина. Она умная женщина, прожившая на этом свете немало лет. Она видит и знает много чего. Недаром деревенская знахарка.

Она слушает этих глупых старых куриц и качает головой. Одна божится, что видела, как к Лешему по ночам сын кузнеца Яра бегал. Другая возмущается и рассказывает о потаскушке жене, которая сбежала от мужа, и теперь Леший горюет. Третья уже готова открыть рот, когда на нее голубыми глазами сверкает мрачная баба Зина. Сухими пальцами она стряхивает пепел своей самокрутки и щурится совсем по-лисьи.

— Нет у него души для других, — тихо говорит она.

— Почему это? — боязливо спрашивает четвертая и, видно, что с трудом сдерживается, чтобы не перекреститься, дура старая.

— Лесное чудище украло, — отрезает старая знахарка и захлопывает свою калитку перед белыми испуганными лицами.

Год… Он здесь уже целый год. Обжился, получил работу и, можно сказать, настоящий курорт. У него здесь нет ни имени, ни фамилии. Его история пуста, и нет никаких связей. Далеко, почти на краю света, как любят называть эту страну в Европе и Америке. Здесь нет ни одного знакомого лица и даже шанса повстречать таких. О, он хорошо позаботился о том, чтобы его никто не нашел. А в том, что его будут искать, не было никаких сомнений.

Джулиан надежный источник сведений. Алан звонит только ему и то только раз в месяц, чтобы узнать последние новости. Его и ищут по всему миру. Кайрен уже перетряхнул больше ста стран, но они не могут найти его следов. Его волки следят за родителями Алана и, возможно, даже за Джи-Джи, но пока что их ничто не выдало. Отслеживают все звонки и бесятся, потому что не могут ни отследить, ни прослушать только Джулиана. Никто не знает почему, а Алан подозревает, что в этом замешан крестный.

Они говорят о работе, о семье, погоде и еще о многом, но никогда о Кайрене Валгири. Только лишь раз Джулиан осмеливается заикнуться о его возвращении, но Алан еще не готов. И, возможно, что никогда и не будет. Потому что ему до сих пор плохо. Года должно было хватить, чтобы он забыл, наконец, чтобы продолжил жить, как и до встречи с Кайреном. Вместо этого Алан чувствует, как умирает с каждым днем. И он не может понять, почему так. Почему до сих пор в голове вертятся жесткие, полные ненависти слова альфы! Почему он видит этого проклятого мужчину в своих снах. Почему каждую минуту ждет черного волка, что выйдет из глухой зеленой чащи. Этого не будет, он знает. Ничего больше не будет. А сердце все равно в ошметках.

Салливан и вправду старается. Он ладит с местными, сторожит лес, ловит браконьеров. Иногда выбирается в город. Почти не спит ночами и воротит взгляд от пытающихся заинтересовать его мужчин и женщин. Он много молчит и все больше уходит в себя. Сам скоро одичает в своих лесах, но это хоть немного помогает. Алан старается, ведь, в конце концов, свет клином на Кайрене Валгири не сошелся. Он искренне верит в то, что ему становится лучше, когда очередной звонок Джулиану рушит все.

— Он сделал мне предложение! — орет в трубку до неприличия счастливый Джи-Джи.

— Что? — Алан в таком ступоре, что чуть не садится мимо деревянной лавочки.

— Господи, Алан, ты в своей глуши совсем родной язык забыл?! — смеется друг, — Уоли сделал мне предложение! Свадьба через неделю, и ты должен прийти на нее! Ты мне обещал, черт возьми!

Джулиан тараторит без остановки и смеется громко. Он счастлив, как никогда прежде, и да, он любит Уоли, как сумасшедший. Но мозг Алана уже лихорадочно думает совсем в другом направлении. Неужели Уолтер наконец рассказал ему? Судя по тому, что самого Алана даже через телефон не обматерили за ложь и не устроили истерики на тему «о Боже, я трахался, как кролик, с настоящим волком, а ты мне даже не сказал!», Джулиан все еще в полном неведении насчет мохнатого секретика своего будущего мужа.

— Джулзи, — подбирая слова, мягко произносит Алан, — а скажи мне, Джулзи. Твой Уоли в последнее время тебе ничего такого не говорил?

— А должен был? — удивленно интересуется Джулзи, — если ты имеешь в виду о его бывших, то это уже пройденный этап, и меня совершенно не интересует, кто у него был до меня. Так что, да, я все знаю.

— Блядь!

— Что? Что ты там говоришь? Ни черта не слышно!

— Говорю, что просто охуенно счастлив! — по-зверскому выражению лица видно, НАСКОЛЬКО он счастлив, — так, когда свадьба?

— Через неделю и… Ал, ты — вся моя семья. Приезжай, пожалуйста. Я знаю, что ты не хочешь видеть его, но…

— Я буду, Джулзи, — мягко ответил Алан, — напьюсь до поросячьего визга, опрокину свадебный торт и дам в морду твоему жениху, как и подобает старшему братику невесты. Будешь в белой фате?

— Алан!

— А чулочки с кружевами будут?

— Умолкни ты, грязный извращенец! — возмущенно взвизгнул Джулиан и бросил трубку.

А вот Алану было не до смеха. Он вылетел из магазина, не обратив внимания на вопли Светы о позабытых пакетах с едой и нырнув в салон своего старого Виллиса, ударил по газам. Мотор громко заворчал, и машина сорвалась с места. Подпрыгивая на ухабах и несясь в сторону кордона…

Год… За этот проклятый год он успевает превратить в Ад жизни всех, кто окружает его. И вместе с ними Кайрен все глубже топит себя в крови и ненависти. Потому что он ужасно устал и отчаялся. С каждым новым днем надежда найти и вернуть себе своего человека тает. Он перестает надеяться.

Они не прекращают поиски все это время. Плевать на Ватикан с его новыми нападениями и на Мечников. Все дела, связанные с ними, он давно сбросил на плечи Маркуса и Дианы. А сам он вместе с Гором и своей стаей ищет Алана. Позади сто шестьдесят стран, и впереди почти столько же. Но нет никаких следов, никаких свидетелей. Молчат информаторы, ни одна камера не фиксирует лицо, даже отдельно похожее на Алана Салливана. Счета, зарегистрированные на его имя, остаются нетронутыми. Прослушка не дает результатов.

Кайрен срывается из одной страны в другую. Пытается отыскать по следу, по запаху. Он слушает миллионы сердцебиений и ловит столько же эмоций, но в этом хаосе нет той одной красной нити, что смогла бы привести его к Алану. На его зов отзывается одна пустота и холод. Ледяной мороз, который проникает под кожу и по венам добирается до самого сердца. От него так больно.

Последней остается только надежда на Джи-Джи. Но стоит Кайрену заговорить, как Джулиан сухо выдает, что не знает, где его шеф. Взбешенный до предела, он пытается надавить и тогда получает полный ненависти взгляд и слова, которые словно раскаленная плеть сдирают шкуру его волка.

— Это вы! — орет доведенный до ручки Джулиан, — вы сделали это с ним! Разбили его сердце и теперь играете мне тут невинную овечку?! Впервые в жизни, впервые, я видел его таким и только рядом с вами! А вы взяли и уничтожили его! Алан не вернется! Можете искать хоть всю жизнь, но он не вернется!

— Он бросил меня, ничего не объяснив! — гаркает Кайрен, — обещал, что поговорит с родителями и вернется ко мне! Но вместо этого вернулся, чтобы сказать, что все это было игрой!

Он кричал на злого Джулиана так громко, что прибежавший Уолтер готов был уже кинуться на него, чтобы защитить свою пару. Кричал и уже в глубине души знал ответы на все свои вопросы. Видят Боги, он уже догадывался, но до самой последней минуты не желал верить. Не принимал и продолжал искать. Но и сам скоро все же поверил, что это конец. Что Алан и вправду не вернется никогда. Зная все их секреты, он с легкостью мог скрываться до конца жизни, и они бы его не смогли найти. И идти за помощью больше не к кому. Никто не знает, где его человек.

Кайрен смотрит в иллюминатор и провожает взглядом огни Гонконга. Очередная бесполезная попытка и очередное разочарование. Он настолько на взводе, что никто из его волков не смеет сейчас заговорить. Гор смотрит на него со своего места и пристыженно опускает глаза. Это не его вина, но всю злость и беспомощность альфы они чувствуют, как собственную.

Кайрен не спит уже давно. Просто не может сомкнуть глаз, потому что кошмары снова вернулись. Только теперь на его руках пеплом осыпается тело Алана. У него нет ни покоя, ни желаний. Его эмоции гаснут с каждым днем, и то, что в нем только-только начало жить, теперь медленно умирает. Его волк скулит и сворачивается клубком под самым сердцем. Он мерзнет и гаснет вместе с Кайреном.

Впереди Нью-Йорк, где его ждет Уолтер и очередная бессмысленная встреча с информаторами. Лететь туда нет никакого желания. У него нет на это времени. Осталось еще так много мест, где может оказаться его лио. А вместо этого он на борту долбанного частного самолета под присмотром Гора летит в Америку. Просто потому что, кроме него, никто не смеет подойти к нему. Особенно после их разрушенного подчистую особняка. Его собственная стая скоро начнет шугаться, но Кайрену все равно. Теперь уже все равно…

Нью-Йорк как всегда очень шумный. Со своими пробками, рвано бьющимся пульсом кипящей в центре жизни. Тысячей людей и проблем. Нью-Йорк не спит никогда. Что для него часы, когда он живет минутами? Вечно бодрый в запахах Старбакса, нарядный под сотнями тысяч огней вывесок и плазменных экранов. Нью-Йорк — город мечтателей и больших надежд, сотни из которых безжалостно разбиваются о бетонные стены небоскребов. Но, несмотря на это, Джулиан любит этот город.

Он смотрит на кипящие жизнью улицы с высоты тридцатого этажа офиса Валгири и думает о том, что, несмотря на свою любовь к этому городу, он точно переедет в Блодхарт. Там им с Уолтером намного спокойней и лучше. Он медленно потягивает свой мокко в мягком кресле в кабинете своего жениха и ждет задержавшегося на совещании Уоли. Он не знает, что черный Yamaha VMAX, визжа шинами, резко останавливается перед парадными дверями здания. Не видит того, кто, зло сверкая серо-голубыми глазами, примораживает к месту пытающуюся возмутиться охрану и, чеканя шаг, скрывается за дверями.

Зато его очень даже вблизи видит Уолтер. Когда сперва в коридоре слышится вопль секретарши, а через минуту дверь конференц-зала от мощного пинка встречается со стеной. Из-за чего стекло осыпается осколками, но Уоли слова даже вымолвить не может, шокировано таращась на злого, словно дьявол, Алана Салливана. У него глаза молнии метают, и несет таким бешенством, что чувствуют даже зависшие сотрудники.

— Пошли вон, — очень тихо, но четко произносит Алан и не отрывает глаз от Уолтера.

Явно потерявшие всякий инстинкт самосохранения люди смотрят на своего шефа, но тот молчит и пытается совладать с лицом, которое словно сводит судорогой.

— Я сказал, пошли вон! — гаркает Алан, и всех сметает буквально за несколько секунд.

А дальше из конференц-зала очень хорошо слышен его ор вперемешку с матами. Все это время сотрудники шокировано вздрагивают на особенно крутых оборотах и чувствуют, что растет желание забиться в какую-нибудь щель. Что удивительно, потому что обычно такое желание появляется, когда в офис входит Кайрен Валгири.

— Ты вообще понимаешь, что творишь?! — зло цедит Алан и мерит комнату нервными шагами.

— Я не мог поступить по-другому, — тихо отвечает Уолтер и сидит в кресле перед ним, опустив голову.

— Нет, ну просто отмазка года! — голос Салливана сочится язвительностью, — и именно из-за этого ты решил женить на себе Джи-Джи, ничего не сказав. Очень удобно! И когда мой дорогой друг должен узнать о том, что его муженек любит покрываться шерстью и подвывать под луной?! Решил не оставить ему выбора! Это низко, Уоли!

— Я не могу его потерять! — заорал в ответ Уолтер, — как ты не можешь понять?! Я просто умру без него!

— Думаешь, что после он тебя простит и примет с распростертыми объятиями?! Мы же говорили тебе, чтобы ты, наконец, вытащил голову из задницы и поговорил с ним!

— Я поговорю, — отведя глаза, тихо произнес Уолтер.

— Когда, после ритуала, чтобы у него не было выбора?!

— Алан, он покинет меня. Джулиан никогда не полюбит чудовище.

— Он уже любит тебя, козел безмозглый! И если ты, Уолтер Валгири, думаешь, что я дам тебе просрать все, то глубоко ошибаешься! Я знаю, что он здесь, так что поднимай свой зад и пошли!

Двери конференц-зала снова распахнулись, являя мрачного и бледного Уолтера и следующего за ним злого Алана. Под таким конвоем Уоли и прошел по коридору. Уже через минуту весь офис гудел, обсуждая скандального блондинчика, под чьим тяжелым взглядом плейбой и наглый игривец Уолтер Валгири стал словно шелковый. А «шелковый» оборотень с каждым новым шагом все отчетливей слышал стук забиваемых в крышку его гроба гвоздей. Финальные грохнули, когда открылась дверь его кабинета, где перед сплошной стеклянной стеной стоял и счастливо улыбался Джулиан.

При виде своего жениха его глаза наполнились нежностью, а улыбка стала мягче. У Уолтера сердце, словно через мясорубку пустили. Джулиан уже хотел кинуться к нему, когда из-за спины вышел Алан. При виде него у Джулиана широко распахнулись глаза.

— Ах ты блондинистая сволочуга! — засмеялся парень, — наконец решил вернуться?

— И я рад тебе, Джулзи, — смягчился Алан, — только думаю, что сейчас у нас будет несколько необнимашный разговор.

— Что случилось? — нахмурился Джулиан и перевел взгляд с напряженного лица друга на бледного Уолтера, — Уоли?

— Лучше присядь, — мрачно хмыкнул Алан и направился прямиком к бару, — а ты, идиот этакий, расскажи, наконец, ему правду!

Судя по раздраженному громыханию за спиной и напряженному жениху, стоило сесть. Алан продолжал сверкать где-то глазами, а Уолтер на деревянных ногах подошел к нему и, рухнув на колени, прижал к губам пальцы ничего не понимающего Джулиана. От его тоскливого и обреченного взгляда того пробрало до самого нутра. Сердце забилось быстрей от нехорошего предчувствия.

— Парни, что происходит? — нервно спросил Джулиан и опустил взгляд на своего парня, — только не говори мне, что собираешься бросить прямо перед свадьбой.

— Я люблю тебя, — жадно рассматривая его, хрипло произнес Уолтер и обреченно прикрыл глаза, — что бы ни случилось, я буду вечно любить тебя.

— Уоли?

— Я не человек.

— Чего? — ошарашенно завис Джи-Джи, — милый, я еще могу понять Алана с его гадским чувством юмора, но мне его хватит.

— Это не шутка. Я не человек.

— Тогда кто? — иронично вздернул бровь Джулиан, — моя русалка или бурундучок?

— Оборотень, — спокойно произнес до этого молчавший Алан, — технически, наполовину оборотень, наполовину вампир.

— Ага, как же, — закатив глаза, произнес Джулиан, — а ты так вообще ангел небесный. Парни, я все понимаю, но шутка уже затянулась.

— Это не шутка, — сухо ответил Алан.

— Ал, ты на полном серьезе думаешь, что я поверю во всю эту вашу придурь? Какие, к черту, оборотни и вампиры?! Это всего лишь сказки!

— Они не сказки, Джи-Джи, — глухо произнес Уоли.

— Уолтер, это уже не смешно!

— Они не сказки, — повторил мужчина и открыл изменившиеся глаза, — мы не сказки.

Он на глазах Джулиана медленно перекинулся. Разрывая одежду и распуская свои огромные кожистые крылья. Уже видя свой приговор в полных ужаса глазах своей пары. Джулиан не смог сдержать крика, с ужасом отшатываясь и во все глаза смотря на то чудовище, которое теперь стояло на месте его жениха.

— Джулиан, — позабыв о своем облике, потянулся к нему Уолтер.

Но тот в полном шоке уставился на длинные черные когти и, нервно пискнув, начал сползать в кресле.

— Бля! — закричал Алан и вместе со стаканом виски подтлетел к потерявшему сознание другу.

— Любимый! — закричал с ним в голос Уолтер и, вернув человеческое обличие, кинулся к жениху.

В две пары рук они кое-как привели его в сознание, но стоило тому открыть глаза, как Уолтер резко отскочил назад. Прижавшись спиной к шкафу и затравленно смотря на бледное испуганное лицо Джи-Джи. И, пока замерший над ним Алан ждал грандиозной истерики, его друг все так же продолжал сидеть, вцепившись в подлокотник кресла и смотреть широко распахнутыми глазами.

— Я сошел с ума? — очень тихо и подозрительно спокойно поинтересовался он.

— С точки зрения современной науки — да, — ляпнул Алан, — а так, ты очень даже в своем уме.

— И что это было?

— Смешение вампирской крови с кровью оборотня.

— Ага… И сколько вас таких, смешанных?

— Много, — все еще напряженно следя за заторможенным другом, ответил Алан, — почти весь Волчий Двор. Валгири — оборотни, Диана — вампир, а Эрика — человек.

— И давно ты знаешь? — о, вот и первые признаки надвигающейся истерики.

— Очень давно? — невинно поинтересовался Алан.

— Ты знал и ничего мне не сказал! — гаркнул Джи-Джи, и у него затряслись руки.

— Вообще-то тебе должен был сказать Уоли, так как он у нас твоя пара.

— Моя кто?!

— Пара. Ну, любовь до гроба и после нее, взаимные сопли, слюни и розовые попискивания под луной.

— Салливан!

— Да что я?!

— Мой парень оказался неизвестным науке существом, его семейка примаков из хоррор фильмов, а у меня подозрения на нервный срыв! Может, хоть на минуту дашь собрать мозги в кучку?!

— А я разве мешаю?

— Да!

Джулиан не шутил, у него, и вправду, намечалась нешуточная истерика. Он смотрел на виноватое, полное тоски лицо Уолтера и пытался уложить в голове увиденное. Получалось, откровенно говоря, хреново. Стоило только отпустить подлокотник кресла, как пальцы задрожали еще сильней. Алан только молча сунул ему в руку стакан с виски и направился к бару за всей бутылкой.

— Ты ушел от него поэтому? — не отрывая глаз от сгорбленной фигуры жениха, тихо спросил он.

— Нет, — мрачно ответил Алан, — я знал об этом до всего случившегося.

Джулиан нервно рассмеялся и произнес, обращаясь к Уолтеру:

— Это ведь был ты, в моих снах. Это был ты.

— Да, — не смея смотреть ему в глаза, глухо ответил Уоли.

— Почему ты не сказал мне?

— Ты бы никогда не согласился разделить свою жизнь с монстром.

Джулиан вздрогнул. О, такое о своем благоверном он точно не мог даже представить. В голове творилась настоящая каша, а перед глазами всплывали все те мелкие моменты, которые так тревожили его с самой первой встречи. Все эти ночные отлучки, тайны, недоговоренности и вечно виноватый взгляд. Словно Уолтер все время порывался что-то сказать, но не смел. Те минуты, когда он обнимал так крепко и смотрел с грустью, словно его собирались бросить, а он знал и продолжал через силу улыбаться. Сейчас он смотрел на поникшие плечи Уоли и пытался связать его с тем монстром, которого минуту назад видел. Кровожадным, бессердечным, готовым лишь за одно неправильное слово разорвать своими когтями. И это Уоли, который кидался звать Эбота каждый раз, когда Джи-Джи умудрялся оцарапать себе палец. Лезущий с букетами, ухаживающий, словно долбанный рыцарь на белом коне. Жарко краснеющий, когда лезли с комплементами к его трусам с принтом сосисок. Да, в конце концов, тот, кто урчал, как кот, когда удавалось утащить на кухне пирожные. Это был, черт возьми, его Уоли, который закутывал его в себя и тепло дышал над ухом, когда ему снились кошмары о родителях.

Уоли, Уоли, Уоли… Он был везде и проник под кожу так глубоко, что смог по-настоящему достучаться до него. Вся его семья, которая приняла такого его без крутых связей и по статусу неподходящего их сыну. Никто из Валгири никогда и слово ему плохого не сказал. Наоборот, они относились к нему, как к своему. Диана стала для него матерью, а Маркус поддерживал в трудную минуту, когда рядом не было Алана. Даже их дядя, который мог разорвать его на куски за откровенно хамское поведение и в последний раз, когда они орали друг на друга. Уоли тогда жутко испугался, а Кайрен в конце выглядел так, словно Джи-Джи воткнул ему в сердце нож и с наслаждением повернул его. Никто никогда ни в Блодхарте, ни в Волчьем Дворе не обижал его. Все они всегда относились к нему с уважением и с какой-то щемящей сердце заботой. Они стали семьей для него.

— Господи, я не могу, — всхлипнул Джулиан и прижал дрожащие пальцы к искусанным губам, — я просто не могу!

Уолтер дернулся, словно от звонкой пощечины. Прикрыв глаза и глубоко вздохнув. Он ведь и не ждал, что его примут таким. Он знал и все равно глупо надеялся. Оставалось только навсегда исчезнуть из жизни своей пары, которую он так подвел и не смог удержать.

— Куда намылился?! — возмущенно рявкнул Джи-Джи в спину уходящему мужчине.

Тот замер и, ничего не понимая, обернулся к всё еще дрожащему парню.

— Я уйду, не волнуйся. Никто из стаи никогда не побеспокоит тебя. А я больше не попадусь тебе на глаза, — хрипло ответил оборотень.

— Восхитительно! У меня тут истерика, голова раскалывается и хочется психовать, как идиотке, а он мне тут драму устраивает! — уже переходя к этим самим истерическим нотам в голосе, закричал Джи-Джи.

— Любимый?

— Что любимый?! Мне нужно выпить, какие-нибудь дыхательные упражнения и ты под боком! — всхлипнул Джулзи и уже через минуту оказался в объятиях своего жениха.

— Милый, я сейчас, — пытаясь кинуться к телефону, нервно произнес Уоли, но его не пустили.

Джулиан вцепился в его рубашку и, зажмурив глаза, уткнулся носом в его шею. Его продолжали целовать, гладить по спине, ласково урчать под ухом и шептать успокаивающие слова. Обещали больше не пугать и ничего не скрывать. Защищать и не подводить никогда. И под всем этим Джи-Джи почувствовал, как, наконец, расслабляется.

— А ты покажешь мне свои ушки? Я их не успел толком рассмотреть, — обвив шею Уоли, тихо спросил Джулиан.

— Покажу, — расплываясь в мягкой улыбке, так же тихо ответил Уолтер.

— И хвост? Он ведь у тебя есть?

— И хвост, — проурчал оборотень, — все покажу.

Алан только хмыкнул и тихими шагами вышел из кабинета. Закрыв перед любопытной секретаршей дверь и, все еще слыша воркование чертовых голубков, направился к выходу. Насвистывая свадебный марш Мендельсона…

О произошедшем Кайрен узнал только на следующий день, когда, приехав в офис, не нашел своего племянника. Вместо этого охрана живо рассказала о скандальном блондине, который заявился к молодому Валгири и около часа орал на него. А о том, что следовало за этим, уже рассказала секретарша. Бледная, попеременно заикаясь, когда встречалась с взглядом альфы. Гор за это время уже успел просмотреть запись с камер и, ввалившись в кабинет Кая, хрипло выдать:

— Это он. Алан вернулся.

Потерявшегося наследничка и его жениха нашли через пять минут, а уже через двадцать старший Валгири был в их спальне и орал на обоих. Совершенно не смущаясь красного, словно вареный рак, Джулиана, которого Уолтер только успел укрыть одеялом. Собственнически прижав к груди и рыча на всех, кто смел смотреть на них. Не действовало только на дядю. Тот зыркнул так, что Уолтер вздрогнул и опустил глаза.

— Он был здесь, а ты отпустил его! Как ты мог?! — рявкнул белый от бешенства старший Валгири, — целый год, мать твою! И что в итоге?! Ты его вот так просто отпустил!

— И что я мог сделать? — пробубнил Уолтер, — связать и сесть сверху, чтобы не рыпался? Ты же сам его отлично знаешь. Никто из наших не смог бы остановить Алана.

— Да хоть вырубить и цепями обмотать!

— Он будет на свадьбе! — успел выпалить Джулиан.

Кайрен шумно захлопнул рот и, сузив глаза, посмотрел на него. От этого пронзительного, почти звериного взгляда, Джулиан вздрогнул. Теперь этот мужчина представал в другом свете. И все то хищное, что иногда проступало в Кайрене Валгири, теперь нашло свое объяснение.

— Ты уверен? — как-то совсем тихо и хрипло спросил альфа.

— Да, — кивнул Джулиан, — у меня нет никого, кроме него и его семьи. Алан знает это и обязательно придет на свадьбу.

— Но ты не знаешь, где он сейчас, — прозвучало скорее утвердительно.

— Нет.

— У родителей его нет, — войдя в комнату, покачал головой Гор, — никаких звонков и сообщений. Мы проверили все въезды и выезды страны, но Алана нигде не фиксировали. Мы не знаем, когда он вернулся и где был до этого.

Кайрен мрачнел с каждым новым словом. Потерев переносицу, он рухнул в ближайшее кресло и мрачно уставился на узоры ковра. Знать, что его лио так близко и не иметь возможности дотронуться до него. Знать, что он ходит где-то рядом, но не видеть его и не чувствовать. Это было хуже любой пытки. Намного изощренней и безжалостней.

— Дядя, ну не горюй ты так, — не выдержав, проскулил Уолтер, — он здесь, и через два-три дня вы встретитесь. Вот тогда обмотаешь его цепью, и поговорите, наконец.

— Вижу, с твоим мальчиком тоже этот метод опробовал, — подняв на них глаза, криво ухмыльнулся Кайрен.

— Неа, — довольно произнес Уолтер и заурчал прямо в шею еще более красного Джи-Джи, — это Ал взял меня за яйца.

— Да, это так похоже на него, — глухо произнес альфа и поднялся с места.

А Джулиан смотрел на сгорбленную спину альфы, прикусив губу, и думал, что, видимо, Алан впервые в жизни допустил огромную ошибку, о которой даже не догадывался. Кайрен Валгири не был похож на счастливца. Похудевший, словно постаревший на десяток лет, и с потухшими глазами. Глубокими морщинками, залегшими в уголке губ и между бровей. Словно потерявший что-то бесценное, он снова стал похож на мрачную тень себя прежнего. Но на этот раз, грозясь сломаться окончательно…

* * *

Самая долгожданная свадьба случилась в начале осени. В самый свой сочный период, когда луга в этом году зеленели в последний раз и ветра только-только начинали плести свою студеную песнь среди снежных вершин. Вереск зацвел в этом году еще прекраснее и дурманил запахом. Роняя нежные лепестки в стенах Блодхарта и на его землях. Под громкий звон колоколов и смех молодоженов.

Волчий Двор праздновал и веселился еще сильней, ведь поводом был не только этот союз, благословенный Небесными, но и весть о том, что рыжая Эриканосит под сердцем не одного волчонка, а сразу двойню. Красивая и безгранично счастливая, она светилась рядом с таким же сумасшедше счастливым мужем. Обнимая жену и поглаживая ее округлый живот, он ласково смотрел на счастливые лица брата и его уже супруга. Вокруг были бесконечно дорогие и любимые, а за их спинами возвышался Кайрен. Он улыбался им своей тихой спокойной улыбкой, обещая покой и надежную опору. Над Блодхартом гремело счастье. Гости шли со всех концов Британии и приносили с собой дорогие подарки. Дети в нарядных одеждах бегали у ног взрослых и осыпали всех рисом и лепестками цветов.

И не было в эту минуту ни надвигающейся войны, которая уже была неизбежна. Не было мрачных лиц глав кланов, готовящихся проститься со своими семьями, не зная, когда снова выпадет шанс увидеться. Не было людей, снова разделяющихся на враждующие стороны. И не было разбитого сердца черного альфы, который сегодня вконец потерял всякую надежду найти своего ушедшего лио.

Был только долгожданный праздник и улыбки. Бесконечная любовь в родных глазах и шепот на ярких зацелованных губах. Обещание долгой жизни и полных надежд объятий. А потом был закат, разделивших людей от тех, кто никогда не принадлежал их миру. Для них расступился древний лес и повел своими дикими тропами. Между столетних дубов, под шепот старого ясеня и шелест терновника. Туда, где на огромной поляне, окруженной валунами, покрытыми письменами Небесных, под золотыми лучами солнца раскинуло свои кроны белое древо. Мощными корнями своими вцепившееся в землю, с толстыми стволом, покрытым узорами, и ветвями, густыми и белыми, как первый снег. Прекрасное и дышащее древней, первой магией этих земель.

Они шли сюда. В своих истинных обличиях, напевая молитвы старым богам. И, если посмотреть со стороны, то и не понять, из какого они времени. Потому что они сошли со страниц прошлого. В одеяниях старинных историй и легенд. Прекрасных и ужасных.

Джулиан смотрел на них и понимал, что очень скоро станет частью этого мира. Он смотрел в глаза своего любимого зверя и без страха ждал той минуты, когда должен был начаться ритуал. В эту минуту он был, как никогда, уверен в своем решении. Ведь какая разница, зверь или обыкновенный человек? Уолтер любил его, в каком бы обличии ни был. Он любил и заставлял сердце Джулиана трепетать. Да, все было идеально, но он по-прежнему продолжал искать взглядом того, кого не было на первой церемонии. И, видимо, не только он искал.

Кайрен тоже не отрывал глаз от густой чащи и напряженно ждал. На первой церемонии были только родители Алана. Они обцеловали Джулиана, и Роберт даже пообещал выпотрошить кишки Уоли, если тот обидит их милашку. Уолтер проникся и смотрел с таким благоговением, что чета Салливанов осталась довольна. Но их сын так и не появился, а они даже словом не обмолвились о нем. Говорить с ними Кайрен даже не стал, хватило и напряженных взглядов издали.

И, как назло, надо был именно сейчас появиться главам Волчьего Совета во всем своем составе. С благожелательным оскалом на мордах и пожеланиями счастья молодоженам. Особенно, усердием выделялся дражайший лорд Редмар, снова притащивший с собой своего драгоценного племянника. В последнее время этот «племянничек» заколебал таскаться за Кайреном. Путаясь под ногами, заявляясь с дружескими визитами и нервируя своими томными взглядами на каждом совете, которые Кайрен иногда посещал. В последнее время это иногда приходилось делать. И этот сопляк каждый раз был там!

Кайрен не был глупцом и отлично знал, что Совет в очередной раз пытается подсунуть под него очередную свою подстилку. Словно этим они могли получить власть над ним. В другой раз это вызвало бы смех, но сейчас, когда не было Алана, рыжий сопляк доводил до бешенства.

Если же судить объективно, то Кайрен был несправедлив. Илин Редмар был весьма красивым рыжим волком. Грациозным, сильным и разбил не одно сердце. С теплыми ореховыми глазами, чувственной улыбкой чуть полных губ и ямочками на щеках. Гибкий, с изящным телом и острыми коготками. Даже его животная ипостась не могла оставить равнодушной. Гладкий шелковый мех и пушистый хвост. Золотая сережка насмешливо блестела на кончике острого уха, а в глазах поселилась лукавая смешинка.

На него заглядывались многие, можно сказать, что очень многие. Кроме Кайрена Валгири, и это раздражало Седрика Редмара. Его идеальный план шел коту под хвост из-за какого-то человеческого мальчишки, которому, Небесные знают как, удалось вскружить голову непокорного альфы. А ведь совету был нужен весь клан Валгири вместе с их властью и тайнами. Брак с их вожаком был бы прекрасным выходом, но этот чертов упертый волк потерял голову от своей странной страсти. Именно сейчас это было большой проблемой.

— Он не заметит твоего щенка, сколько бы ты не вертел его задом перед этим ублюдком, — о, еще одна проблема.

Рядом с Редмаром остановился молодой мужчина в темных одеждах и в длинном плаще. Капюшон, надвинутый до самих глаз, скрывал их кроваво-алый блеск. Обыкновенный смертный, если не знать, что в теле сидит не душа его законного хозяина, а Владыка.

— Он нужен нам, — недовольно поморщился бурый волк и скрестил на покрытой серебристой туникой груди когтистые лапы, — и перед Илином он не сможет устоять.

— Ты уверен? — насмешливо произнес Валентин, — твой племянник уже месяц за ним таскается и чуть ли не ноги разводит, а Валгири морду воротит.

— Все из-за этого человека, — рыкнул лорд Редмар, — не представляю просто, каким он должен быть, что этот оборотень так потерял голову.

— Хм, я тоже бы хотел знать, — задумчиво произнес вампир, — интересно, что за смертный заставил его позабыть о своей паре?

О, Валентин отдал бы все, чтобы узнать ответ на этот вопрос. Неплохой рычаг давления на этого монстра появился бы. Особенно сейчас, когда вампиры и оборотни объединились, и им нужна была сила, которой обладали Валгири. Он нужен был им, но, даже зная это, плевал на всех и отказался помочь. Собственно, Валентин был сегодня здесь именно из-за последних событий. Но сам появиться перед своим врагом не решился. Кайрен не стал бы даже слушать их, а просто убил бы его.

Владыка вампиров поморщился от собственных мыслей и уже открыл рот, чтобы заговорить, когда совсем рядом полыхнуло необузданной магией и заставило его и Редмара отскочить. Земля превратилась в пепел в том месте, где они минуту назад стояли.

— Что ты здесь делаешь, ублюдочная тварь?! — тихое опасное рычание пронеслось по всей поляне и заставило всех замолчать.

В следующую минуту Валентин только успел укрыть себя щитом и уйти с линии нового удара. Черный альфа медленно шел на него. Продолжая напирать на него своей магией и скалясь, как бешеный. Через секунду поляну окружили волки Валгири и угрожающе оскалились на глав совета.

— Ты смеешь угрожать нам?! — взвизгнула леди Ингрем, — в этом священном месте?!

— А как смели вы притаскивать в мой дом этого выродка?! — рыкнул Кай.

— Альфа Валгири, не горячись, — примирительно произнес Редмар, — он здесь как мирный гость и союзник. Думаю, нам стоит обговорить все это после церемонии и в более спокойной обстановке.

— Несомненно, когда я вырву его глотку, — оскалился черный волк.

— Годы идут, а ты не меняешься, — оскалился Валентин, — тебе ни закон не писан, ни священные обычаи. Ты не можешь убить меня на земле Небесных. Забыл?

Не обращая внимания на вопли гостей и стаи, он кинулся к своей добыче, когда дорогу ему перегородил Маркус. Тот вцепился в плечи брата и рыкнул в морду:

— Только не здесь и не сейчас.

— Уйди!

— Кай, я прошу тебя. Небесные не простят.

— Твои Небесные давно уже не авторитет для меня!

— Подумай о Уоли и Джи-Джи! Ты не можешь убить на их свадьбе! Я понимаю твой гнев, но не сейчас, пожалуйста.

— Лучше послушайся своего брата, — ухмыльнулся Валентин, — я тоже не в восторге, но нам пора уже оставить эту войну и объединиться. Сейчас ни мне, ни тебе не выгодно то, что творят люди.

— Они не моя забота, — оскалился альфа, — как и Совет. А войну с тобой я закончу, только когда сдеру твою вшивую шкуру.

— И чего ждешь? — раскинув руки, самодовольно засмеялся вампир, — вот он я. Можешь хоть на кусочки порвать это тело, мне ничего не будет.

Кайрен зло оскалился и был уже готов сорваться с места, откинув держащего его Маркуса, когда со стороны неожиданно раздался чей-то хмык и сразу за ним холодный ровный голос.

— Не думаю, что твоя душевно-телесная неприкосновенность распространяется и на твою шлюшку. Как думаешь, сколько ему нужно времени, чтобы выследить и выпотрошить ее кишки?

Валентин зло зарычал и, резко обернувшись к самоубийце, посмевшему заговорить с ним в таком тоне, моментально побелел. Выпучив глаза на восставший с того света призрак. Шепот, пронесшийся над всей стаей, начал нарастать и превратился в неверящий гул, в котором можно было расслышать только одно имя. Оно сорвалось с пересохших губ Кайрена Валгири и забилось под ребрами у самого сердца.

— Алан… — выдохнул он.

Салливан стоял, небрежно прислонившись к толстому белому стволу древа, и с холодным прищуром смотрел на чужаков. Особое внимание уделяя бледному вампиру. Мазнув по нему презрительным взглядом, он поморщился и, даже не моргнув глазом, продолжил:

— Эта смазливая блондиночка и есть тот самый Владыка? Признаться, я ожидал чего-то более… более.

А вот в голове этого самого Владыки билась лишь мысль о том, что Ивон Анарсвиль обернулся горсткой пепла много веков назад. Он не мог вернуться к жизни! Просто не мог! И, тем не менее, Валентин сейчас смотрел в удивительно знакомые серо-голубые глаза и всем нутром чувствовал пробивающий до самых костей холод. Те же черты лица, тот же холодный надменный взгляд. Та же кривая усмешка и полный ноль в эмоциях.

Который с недоумением ловила вся стая. Ведь их Алан никогда не прятал от них свои чувства. Порой захлопывался, смущаясь, но никогда не стирал их. А сейчас человек, стоящий перед ними, был пустым сосудом. От этого становилось страшно и больно. Ведь стая не понимала, почему их человек отворачивался сейчас от них.

А Редмар теперь понимал, почему Валгири так потерял голову. О, здесь было из-за чего сойти с ума. Этот пронзительный гордый взгляд. Этот изгиб чувственных губ. Шелк распущенных серебристо-белых волос, в которых отливал блеском простой серебряный обруч. В черных штанах, заправленных в высокие кожаные сапоги. Белой рубашке с широким рукавом, и поверх нее темно-синий жилет в пол. Со стоячим воротником и расшитый серебром. Он был похож на сказочного духа, вышедшего к ним. Смотря на него, Седрик окончательно убедился, что такое совершенство затмит не только его племянника, но и очень многих первых красавцев и красавиц, что волков, что вампиров.

— Ты пришел! — тишину нарушил радостный вопль Джулиана, который уже через минуту кинулся обнимать друга.

— Аланусик! — завизжала Эрика, и по ее дрожащим губам Алан понял, что его скоро смоет потоп.

Джереми, робко улыбающаяся Диана, виновато смотрящий Маркус, возмущенный Гор, матом орущий на него Эбот, отец Солмерс, миссис Макмиллан. Стая окружает его и наперебой рассказывает о последних событиях, обижено требует ответить, почему он их бросил. Неужели они перестали ему нравиться?

От их взглядов, их блестящих глаз и теплых голосов, у Алана в горле встает ком. Он с трудом сглатывает его и улыбается им одеревеневшими губами. Он говорит, что они по-прежнему дороги ему, что он их любит и что дело не в них. А когда натыкается на напряженный, испытующий взгляд Дианы, то отводит взгляд и тихо шепчет:

— Так надо, — а после он снова шутит и просит прощения за свое отсутствие.

Но в его взгляде ясно видно, что после сегодняшней ночи он не останется. Гор остро ловит это в его глазах и готов уже сорваться окружать лес, готовить группу захвата и пуленепробиваемые двери с титановыми наручниками, когда на его плечо опускается рука отца. На вопросительный взгляд Джер качает головой и тихо произносит:

— Не вмешивайся. Не маленькие уже, сами разберутся.

Только Гор видит, как смотрит его альфа и как беснуется внутри. Видит это и Алан, только он отводит взгляд и на протяжении всей церемонии он не смотрит на Кайрена. А тот не отрывает глаз от него все то время, пока проводит ритуал для Джулиана и Уолтера. Он поит их своей кровью из серебреной чаши и скрепляет свое благословение, даря легкий поцелуй смущенному Джи-Джи. Все это время он не отрывает глаз от поджатых губ своего человека. Оглаживает взглядом крепкие плечи и сжимает в кулаки когтистые лапы, чтобы не дотронуться до отросших мягких волос. Потому что со страстью внутри бушует ледяное бешенство.

А Алан словно и не замечает, как еще больше распаляет его злость. Пока танцует с волчицами стаи, смеется шуткам слуг и по очереди крепко обнимает Джи-Джи и Уолтера. Молодой волк на мгновение опускает взгляд, и его уши прижимаются к голове. Он выглядит виновато, и Алан только хмыкает. Он мягко чешет за ухом зверя и тихо говорит:

— Ты давно уже не ребенок, Уоли. За свои поступки нужно нести ответственность, всегда.

Ха! А за свои он явно и не думает нести эту ответственность. Только знает, что улыбаться Эрике и, прижав руку к ее животу, с восторгом ловить тепло маленьких волчат. Он ласково шепчет им что-то и подмигивает обалденно улыбающемуся Эдди.

Свадьба гремит всю ночь. Бесконечными танцами дрожит в высоких тенях костров и льется звонкими песнями. Взрывается яркими фейерверками над крышами старого Блодхарта и дрожит в счастливых влюбленных глазах. Она продолжается до самого рассвета и росой опускается на лепестках вересковых цветов в венках женихов. Кайрен смотрит на своих счастливых племянников с их парами и думает, что эта свадьба не может закончиться так просто.

В этом весь Волчий Двор и замок убеждаются с самого утра. Когда Кайрен находит Алана, невозмутимо собирающего вещи и собирающегося снова уехать. Сумка летит в угол комнаты, а они орут друг на друга так громко, что слышит вся притихшая стая. Скандал плавно переходит во взаимные оскорбления и выливается в горячую драку.

Где о голову альфы ломают стул, а Алана швыряют в шкаф. Они громят всю спальню и плавно переходят в холл, где визжат служанки и разбиваются еще несколько дорогих ваз. Когда они, наконец, добираются до столовой, где в шоке сидит вся семья, у обоих уже изрядно помятый вид. Но никто из них не желает сдаваться, и потому в Кайрена веером летят столовые ножи, два из которых вонзаются в плечо и бедро. А Алан, не успев вовремя перемахнуть обеденный стол, пойманный за щиколотку, падает прямо на него. Порезавшись об осколки разбитого фарфора, и гневно осыпая матами рычащего Валгири.

И пока Эдди, Маркус и Уоли пытаются оттащить взбешенного до предела альфу, Алану удается улизнуть. Он вылетает во двор и, рванув из рук испуганного конюха поводья коня, лихо запрыгивает в седло. К этому времени Кайрен отшвыривает от себя остальных и вылетает следом во двор.

— Сколько можно?! — зло рявкает он, — ты убегаешь от меня, неся несусветную чушь, в которую сам даже не веришь, и ничего не объяснишь мне! Я искал тебя целый год, мать твою! Целый год! И когда ты снова возвращаешься, то снова воротишь нос и пытаешься сбежать! Что, так нравится издеваться надо мной?! Объясни, наконец, за что ты так меня ненавидишь?! Что, черт возьми, происходит?!

Здесь уже сдают нервы у Алана. Словно этот год был таким медовым для него. Словно это так легко находиться рядом и чуть ли не выть, зная, что сам ты не нужен. Что ценно лишь твое гребанное лицо, которое так похоже на труп. Алан бесконечно устал, у него больше нет ни сил, ни новых ее резервов, чтобы держать себя в руках. Эмоции душат его и дерут глотку.

— Я — не он! — с этим злым криком сносит последние барьеры, и всех вокруг него затапливает всей той болью, которая пожирает его изнутри.

Она сгибает под своим весом и заставляет задыхаться. Его эмоции, словно ураган, сметают все на своем пути и давят собой. Алан зло смотрит на побелевшее лицо альфы и не может остановиться. Он не чувствует, как мокро щекам, и не слышит своего тонущего голоса.

— Слышишь?! Я — не он и никогда не стану им! Чего молчишь?! Язык проглотил, Валгири?! Весьма удивительно, ведь год назад был таким красноречивым. Как ты сказал? Доступная подстилка и никудышная замена, но что поделать! Ведь выбор же не такой большой! Что, было весело тащить в постель игрушку для траха?! Чего молчишь?! Скажи, что чист, как младенец, и ты не ты, и слова не твои! Поздравляю тебя, детка! Веселье было просто шикарным!

Он пришпоривает коня настолько сильно, что животное встает на дыбы и несет его прочь. Оставляя за собой шокированных слуг и семью. У Кайрена подкашиваются ноги, и он падает на ступени замка. Бледный, словно саван, держась за собственное сердце, которое рвется на куски. И винить в этом некого, кроме себя.

Он знал, он догадывался с самого начала, но не желал верить до самого конца. А теперь уже слишком поздно что-то менять. Потому что ни в одно его слово не поверят. Чтобы он сейчас не сделал, Алан не вернется к нему. Волк отчаянно воет в груди и скулит от тоски.

— Прости меня, — Маркус стоит совсем рядом и смотрит с тоской и болью.

— Что? — Кай хмурится, силясь понять, что ему говорят, но слова не доходят до развороченного сознания.

— Прости меня, — опускается на колени брат, — если бы я только знал… Я никогда бы не сделал тебе больно… Прости меня, Кай…

— Видимо, я недостаточно сильно любил, чтобы развеять его сомнения, — опустив голову, глухо произнес альфа.

— Кай…

— Лучше не надо, Марк. Ты уже достаточно помог…

Кайрен одним плавным броском перекинулся в огромного черного волка и, выпутавшись из одежды, потрусил в сторону ворот…

Бежать… Бежать так далеко, чтобы больше никогда не видеть, не слышать… Ненавидя себя за бесповоротную тупость и больную любовь, сжигающую дотла. Стегать коня еще сильней и нестись по лесу очертя голову. Не чувствовать соленых слез на губах и презирать собственную слабость. Единственную, но ту, которая смогла сгубить его. Отрава, от которой ему больше не избавиться. Бежать… Бежать быстрей и уйти в себя так сильно, чтобы ничего больше не чувствовать.

Он и ушел… Совсем не разбирая дороги, только бы подальше от проклятого замка и его хозяина. Бродя по густому лесу, потеряв все ориентиры и даже не желая их найти. Злясь за собственную слабость и глупые слезы, которых не видел никто и никогда. Он даже не привязал коня, бросив того пастись под деревом, а сам продолжал упорно продвигаться вперед. Продираясь сквозь густые кусты и выйдя к небольшому озеру. Царапая ствол дерева, бессильно сползти на землю и зажмуриться, стараясь успокоить дрожь в руках.

И постепенно на него навалилась апатия. Холодная и спокойная. Одна из тех, что вымораживала все внутри, помогая держать себя в руках. Алан смотрел на прозрачную водную гладь перед собой и холодно размышлял о том, что нужно вернуться в замок и собрать вещи. Купить билет до Портленда, оттуда до Далласа и через Сидней по воде до Индии. Там его следы снова потеряются. Всплывут они только в Кракове, где на самом деле его не будет. В это время он будет в двухстах километрах от Василька. Его никогда не найдут, а сам он больше не вернется.

Это все будет через несколько часов, а сейчас надо встать. Надо вернуться и забрать сумку с вещами. Отдать, наконец, документы на «Арабеллу» Джулиану и пожелать им с Уоли счастья. Джи-Джи будет прыгать от счастья, когда узнает о паруснике, который он выкупил именно для него. Он научит Уоли выходить в море, и они, наверняка, в свой медовый месяц поплывут в кругосветку, а ему пора уже вставать…

Алан погладил морду всхрапнувшего коня и взялся за поводья. Он уже поставил одну ногу в стремя, когда неожиданно за спиной послышался надвигающийся шелест листьев и тихий предвкушающий смешок. Конь испуганно заржал и вырвался бы, если бы он не потянул его в сторону и остановил. А вот собственной спине стало холодно от пробежавших по позвоночнику мурашек. Он и дернуться не успел, когда его неожиданно резко подняло над землей и отшвырнуло к противоположному дереву.

— Куда-то спешим, малыш? — раздался над головой насмешливый голос, за которым последовали короткие смешки.

Алан резко перекатился в сторону и, вскочив на ноги, перешел в боевую стойку. Оценив ситуацию, он пришел к выводу, что ее определенно можно назвать пиздецкой. Пятеро вампиров, скалившихся на него с энтузиазмом живодеров, и он сам без оружия.

— Чего приперлись, господа? Мы вас не ждали, — напряженно спросил он.

— Наш хозяин желает говорить с тобой, — медленно надвигаясь на него, произнес один из них, — пойдешь сам или нам отнести тебя?

— У меня более интересное предложение. Пусть ваш хозяин сам придет и поговорит здесь со мной. Мы люди простые, к этикету не приучены, — готовясь к атаке, ответил Алан.

— Будет так жаль испортить такое красивое личико, да, Селис? — вздохнул другой.

— Очень, — пропел еще один и пошел в обход.

Они медленно окружали его, все затягивая кольцо, пока не оказались слишком близко. Последним, что подумал Алан перед тем, как в миллиметре от его артерии просвистели когти, был тот кирдык, который наступит, если они поймают его. А дальше была весьма экстремальная драка с участием клыков и когтей, под лихорадочные мысли о том, кому он все-таки успел так крупно нагадить.

Кусты гремели и трещали под аккомпанемент криков и матов, потому что блондинистая зараза оказалась верткой и не желающий попадаться. Один из вампиров уже лежал и захлебывался собственной кровью, порезанный собственными ножами. Второй, избитый и с разными степенями тяжести переломами, пытался уползти. А двое других изо всех сил пытались вымотать его. Быстрые и настолько сильные, что смогли бы переломать его, как тростиночку, если бы не приказ брать его живым и собственная ловкость вкупе с утренними происшествиями, вылившимися в ледяное бешенство.

Они постепенно вымотали его и, наконец, дважды смогли достать, но это словно придало еще больше сил. Алан скалился, рычал и дрался, пока мог. Уходя от резких ударов когтей, отрезав одному всю кисть и слыша его вопли. Они явно спешили, потому что в лесу были уже не одни. Судя по всему, этот кто-то унюхал их запах и теперь несся к ним.

Салливан ударил с еще большей силой и, отшвырнув от себя клацнувшего пастью прямо перед глазами хладного, закричал:

— Сюда!

Его услышали, и в ответ весь лес вздрогнул под ревом взбешенного волка. Но этой минутной заминки хватило, чтобы Алан попался. Его сковали магией и, приложив о дерево, по земле поволокли прочь. Он отбивался до тех пор, пока его не подняли и, вцепившись когтями в горло, силой не заставили открыть шею. Липкий язык прошелся по коже, вызывая тошноту и холодное осознание того, что с ним сейчас произойдет. Он еще сильней задергался в руках вампира, но тот надавил когтями настолько сильно, что от боли перед глазами заплясали цветные круги.

— Будет грехом отдать такую красоту какому-то молокососу, не попробовав самому твою сладость.

— Нет! — вскрикнул Алан, когда в артерию вонзились длинные острые клыки.

А в следующую минуту тело взорвала адская боль. Выворачивая жилы и раскаленными клещами вытягивая вены. Мышцы свело от холода и ударило в самое сердце. Сминая его в железном кулаке и заживо сдирая кожу. Алан кричал, срывая голос. Содрогаясь всем телом и изгибаясь от стирающего кости в порошок яда. Перед глазами взорвалась адская бомба и потянула во тьму.

Он уже не видел лежащего и корчащегося на земле укусившего его вампира. Он не видел ужас в глазах второго, который с шоком смотрел, как заживо разлагается его напарник. Крича и воя от невыносимой боли. Алан не видел огромного черного волка, ворвавшегося к берегу озера, и не слышал его животного крика. Он захлебывался собственной кровью и не чувствовал ничего. Тьма поглотила его, окружая со всех сторон и все больше наполняясь шепотами миллионов голосов.

Не покидай меня…

Скажи мне, почему, когда я думаю,

То только о тебе?

Скажи мне, почему, когда я смотрю,

То вижу только тебя?

Скажи мне, почему, когда верю,

То только в тебя,

Огромная любовь!

Скажи мне, что никогда,

Что никогда не оставишь меня.

Скажи мне, кто ты:

Дыхание моих дней, наполненных любовью?

Скажи мне, что знаешь,

Что выберешь только меня.

Теперь ты знаешь,

Что ты моя единственная огромная любовь.

Il Volo — «Grande amore»

В Нью-Йорке сегодня поразительно великолепная погода. Просто очаровательная, особенно приятная, ленивая обстановка царит в богатых кварталах. Это касается и того, где стоит дом Салливанов. Птички поют, ветер свистит, солнышко светит, и вообще, трава аж зеленее некуда! И два военных внедорожника, тихонечко припаркованных у гаражей. А еще семейное собрание, где еще и парочка вампиров с оборотнями ошиваются.

Кристофер чиркает зажигалкой и, прикурив сигарету, глубоко затягивается. Он щурит свои шоколадно-золотистые глаза и, откинувшись в кресле, смотрит на супругов Салливанов. Роберт мрачно пьет виски, а Арнелия напряженно смотрит в ответ. Ее ладонь успокаивающе гладит округлый живот, и Готфрид думает, что это еще одна будущая головная боль. Вот нашли же эти двое маразматиков время на ребенка. Им еще с Аланом разбираться, а вместо этого скоро придется опять вспоминать навыки боевой няньки.

— Ты уверен, что они знают? — прикрыв глаза, мрачно спрашивает Роберт.

— У них есть сомнения, но нет никаких фактов, — качает головой Крист.

— Как они вообще узнали? — нервно дергает плечом Арнелия, — Пелл у нас, мы нигде не светились. Ани вообще невозможно выследить. И хвосты за все эти века мы подчищали грамотно. И ты же путал все эти годы абсолютно все следы.

— Путал, хвосты мы похоронили так, что никто не подкопается, и все остальное тоже было великолепно, — задумчиво кивнул Кристофер, — Мечники вообще были в Вене по одной из моих наводок. Но два дня назад они сорвались в Британию. Понтифик получил новые инструкции и отводит своих шавок. Они наращивают свои силы и готовятся. Владыка и Волчий Совет объединились, а договор с людьми вообще пошел к черту. У меня четкие инструкции касательно всего этого. Папа жаждет крови, совершенно забыв о Валгири. У них в руках сосредоточена большая часть власти. Хватит одного лишь слова, чтобы кланы пошли за Кайреном. И это тебе не прогнившие вырождающиеся кланы, а сильные и молодые. И все мы знаем, что как бы все ни обернулось, время Валентина кончается. Он нашел свою пару, и черный альфа уже знает об этом. Сейчас ему хватит времени найти ее и убить. Все мы знаем, чем это закончится для Валентина. После его смерти Вампирский Двор останется без наследника. Хаос, попытки узурпировать трон и еще целая куча дерьма. А после у Кайрена Валгири будет одна дорога — прямо на трон. Волчий Совет не сможет ему помешать.

— Вы не можете знать, — покачала головой Арнелия.

— Это один из исходов, — многозначительно вскинув брови, ответил Крист и стряхнул пепел с сигареты, — людям такой исход не нужен. Они не готовы спокойно реагировать на мощную крепкую власть существ.

— Вот почему Понтифика еще не убрали, — хмыкнул Роберт.

— Именно, — кивнул Крист, — он отлично играет козла отпущения во многих вопросах. В ЦРУ и не только уже знают о так называемом «осколке Искры». Так что не только вампиры и оборотни его ищут. Время у нас еще есть, но оно начало уже поджимать.

— Что будем делать? — обеспокоенно посмотрев на мужа, напряженно спросила женщина.

Роберт задумчиво повертел в руках стакан и, залпом допив содержимое, с решительным взглядом посмотрел на старого друга.

— Надо уходить.

— Насовсем или как? — потушив сигарету в пепельнице, Крист встал с места.

— Пока все это не утрясется и пока Арни не родит, — скрестил руки на груди старший Салливан, — Анрис готов принять нас в любую минуту. Наши дела не пострадают. Осталось только забрать Алана и уехать в Стрюн^[22].

— Если ты не забыл, — хмыкнул Крист, — твой сын сейчас у Валгири. Мы не можем и близко подойти к ним, не раскрывая себя. Что делать-то собрался, дорогой ты мой?

— Все очень даже просто, дорогой ты мой, — передразнил Роберт, — завтра ему позвонят из нашего Лондонского филиала и скажут, допустим, что на его имя пришел срочный факс. Он уедет за безусловно очень важными документами и по дороге исчезнет.

— Ты жесток, друг мой, — хохотнул Крист, — а что будет с Кайреном? Думаешь, что после того как наш ангелочек вернулся к нему, он отпустит его?

— Не отпустит, — ухмыльнулся Роберт, — но я у него и не спрошу. Если он любит нашего мальчика, то придет и найдет. Мы от него не будем прятаться. В конце концов, его уже много веков «кое-кто» ждет.

Только Роберт не знал, что ему так и не удастся увидеть сына еще очень долгое время…

* * *

Они почувствовали, что случилось что-то ужасное, в ту же минуту, когда услышали вой альфы. Бросившейся к выходу семье удалось только дойти до конца коридора, когда двери в холле распахнулись, разлетевшись на куски. Через секунду ворвался совершенно невменяемый Кайрен, неся на руках истекающего кровью Алана. Дикими глазами уставившись на побелевшего брата и сползая на колени.

— Силы Небесные, — в ужасе выдохнула Диана и кинулась звать слуг.

— Позови Эбота, быстрей! — крикнул Маркус пулей вылетевшему Гору и склонился к Каю.

Но стоило ему и парням подойти ближе, как старший Валгири оскалился и по-звериному рявкнул на них.

— Кай, — вздрогнув и не отводя взгляда от потерявшего контроль над собой альфы, тихо позвал Маркус, — пусти нас к себе, пожалуйста. Мы не причиним ему вреда и не заберем. Пожалуйста, брат. Ему нужна помощь.

Только брат его не слышал. Он баюкал в своих объятиях бледного Алана и раскачивался на месте. Гладил его красные, слипшиеся от крови, волосы и по-звериному рокотал. Он звал обратно, просил открыть, наконец, глаза и молил не забирать снова.

Влетевшего к ним Николаса он вообще чуть не размазал тонким слоем по стене. Спасла реакция Гора и плач испуганной Эрики, которую в стороне пытались успокоить белый от ужаса Джи-Джи и Эдди. А он скулил, прижавшись мордой к ранам на шее своего человека, снова и снова шепча исцеляющие слова и делясь своей кровью. Эбот даже не попытался подойти к ним. Он от испуга еще громче рявкнул на своего альфу и, сумев все же поймать его пустой безумный взгляд, завалил кучей вопросов о случившемся. Старый плут отлично знал, где и как давить на него, чтобы вернуть в сознание и заставить мозг снова работать. В этом он за последние века набил руку.

Кайрен подпустил только его. После чего вместе с Николасом пять часов вливал в Салливана свою кровь и исцелял его раны. А после сидел рядом с его постелью и целовал холодные белые пальцы. Алан так и не пришел в себя. Он неподвижно лежал в своей постели. С растрепанными отросшими волосами, разметавшимися на подушке. Темными кругами под глазами и бледными губами. Такой тихий и спокойный, словно во сне. Рана на его шее уже затянулась, а в своих все еще дрожащих ладонях Кай чувствовал его слабый, ровный пульс. Только черный альфа предпочел бы, чтобы вместо этого безмолвного Ада на него плевались ядом и обвиняли хоть в конце света, хоть в Холокосте. Главное, чтобы эти губы снова произносили его имя, чтобы светлые глаза смотрели с укором, и сердце немело от обрушивающихся на него чувств. Но Алан молчал и не открывал глаз до самой ночи.

Кай так и ни разу не отошел от него. Крепко держа безвольную ладонь и прокручивая перед глазами случившееся. По позвоночнику все еще полз липкий ледяной страх, когда он увидел вампира, вонзившего свои клыки в шею Салливана. Испуганные, обреченные глаза все еще заставляли его зверя бессильно скалиться. Только не снова. Он не мог снова потерять!

Гор просочился в комнату тихой тенью и напряженно замер за сгорбленной спиной своего альфы. Тот даже не пошевелился, все так же сидя у постели дизайнера. Молодой волк отлично знал, что последует после всего этого. Его группа уже прочесала весь лес и нашла разорванные трупы вампиров. Всех, кроме двоих. Их личности были установлены, и полное досье на каждого лежало на его столе.

Молодые, зарвавшиеся выродки из Вампирского Двора. Трое из них вообще были из низших, а судя по состоянию Алана, укусивший его вампир был новообращенным. Что делало все намного сложней, потому что у Салливана было очень мало шансов. Если он выживет, то превратится в низшую, кровожадную и безумную тварь. А если нет, то бойня, устроенная Кайреном после потери своей пары, покажется жалким пшиком по сравнению с тем, что он устроит на этот раз. В любом случае, исход будет одним. Осталось только надеяться, что они успели, и кровь хозяина сможет спасти их человека.

— Найди и доставь его и его сучку, — не оборачиваясь, холодно и совершенно спокойно произнес Кайрен.

— Милорд, — подобравшись, тихо заговорил Гор, — это мог быть и не он. Что если Двор сам послал своих за Аланом? Ведь Владыка знает, что случится, если тронуть ваше. Ему не выгодна сейчас вражда.

— Это он, и ты приведешь их ко мне, — от этого равнодушного и ледяного приказа у Гора шерсть на загривке зашевелилась.

— Да, милорд, — почтительно склонив голову, он вышел из комнаты.

Кайрен даже не обернулся на него. Он прикрыл глаза и, прижавшись изуродованной щекой к постепенно теплеющим пальцам своего лио, тихо зашептал.

— Прости меня, — голос почти сорвался, — прости меня, что никогда не говорил. Прости, что отпустил, что не нашел и все не объяснил. Прости за то, что позволил сомневаться. Прости, прости, прости… Вернись ко мне, пожалуйста. Не бросай меня. Все, что пожелаешь… Все, что только захочешь… Только снова посмотри на меня. Слышишь? Я больше не смогу без тебя. Пожалуйста… Пожалуйста…

Пожалуйста… Пожалуйста…

Голос звучит где-то на самом краю сознания. Он хриплый, надломленный и заставляет зажать уши. Алан не верит ему. Он не хочет слышать это, не хочет знать, кто его зовет, потому что голос приносит боль. Она дробит его кости, обгладывает их, рвет мышцы. Его кожа горит и рвется под чей-то дикий смех. Вокруг него одна выжженная серая пустыня и сотни безликих душ. С пустыми глазницами, костлявыми пальцами, которые тянутся к нему и хотят схватить.

Жаркий, пылающий огнем воздух бросает в лицо пепел и оседает горечью на языке. На губах кровь. Она ползет по подбородку к самой шее, где издевательски поблескивает проклятый ошейник. Запястья и щиколотки горят, словно опалены огнем, но на них позвякивают цепями его кандалы. Их не снять, не избавиться так же, как и от печати, удерживающей, словно раба. Как дикое животное, и это — его клетка. Сколько уже лет, сколько веков? Может один, а может сотня. Он не знает, больше не помнит. Выхода нет, а вокруг тысяча душ. Без глаз, без ртов. Они смотрят на него, разговаривают с ним. Он слышит их неразборчивый шепот. Он знает их, но не может вспомнить. Они везде, окружают его, пытаются дотянуться, а он не может сдвинуться с места. Только смотреть на них и на существо за их спинами.

Оно похоже на человека, но вокруг него дрожит и извивается тьма. Его бледно-голубые, почти прозрачные глаза светятся под черным капюшоном. На губах насмешливый оскал и голос до дрожи знакомый. Он врывается в истерзанный разум и мурлычет, словно довольный зверь.

— Мы здесь… Мы здесь и скоро вспомним. Мы будем свободны… Скоро… скоро…

Сон тяжелый. Он не отпускает его, и вырваться из него приходится чуть ли не силой. Голова тяжелая, и перед глазами не спешит проясняться. Все тело ощущается неподъемной массой. Язык прилип ко рту, и хочется выпить минимум пятьсот галлонов воды. По ощущениям, рядом никого нет, но Алан все еще чувствует чужое присутствие. И он почему-то знает, кто это.

Ему приходится дважды моргнуть, чтобы прогнать пелену. Перед глазами кремовый потолок, усеянный золотыми звездами. Это его старая комната, его постель, но, вместе с тем, ощущение неправильности ситуации. А уже через несколько минут воспоминания ворохом обрушиваются на него. Он с ужасом хватается за шею, где сутки назад ему выдрали кусок мяса, и чувствует, как холодеют пальцы.

Алан медленно выползает из постели и, осторожно ступая по ворсистому ковру, подходит к туалетному столику. Собственное отражение смотрит с зеркала на него настороженно, с тихой паникой на самом дне глаз. Потому что вокруг темно. Окна глухо зашторены, и в комнату не пробирается ни один лучик. Свет в комнате дрожит от многочисленных свечей. Даже не светильников, а простых свечей. Салливан, вот честно, оценил бы всю романтику, если бы не понимание того, к чему ведут эти чертовы свечи! От того и страшно смотреть на себя.

На первый взгляд все так, как и было раньше. Если не считать аномально поблескивающих глаз. Но ему можно, у него тут, возможно, истерика намечается. Волосы напоминают воронье гнездо. На окаменевших плечах нет ни единой царапины, как и синяков на ребрах. А ведь его нехило так приложили о дерево. Сколько же он валялся без сознания? Это все то же его лицо, те же черты, но ведь он знает, что бывает с теми, кого покусали эти пиявки. Первые дни они совершенно не отличаются адекватностью. А он вполне себе в приличном состоянии, если не считать щетину. Но глаза все время возвращаются к ладони, лежащей поверх укуса. Он боится убрать пальцы, боится увидеть то, что с ним сделали. Убрать дрожащую руку трудно, но, сцепив зубы, он это делает. Чтобы изумленно выдохнуть. Его кожа такая же белая и гладкая, как и прежде. Нет ни уродливых шрамов, ни клейма. Даже следа от зубов не осталось.

— Твою же мать, — глухо стукнувшись головой о деревянную поверхность, выдохнул Алан, — нет, нервы с этими клыкастыми совсем ни к черту.

Ничего не меняется и тогда, когда он распахивает шторы, а за ними и окно. Свежий ветер врывается в комнату и разом тушит бесполезные свечи. А он стоит под лучами утреннего солнца и, зажмурив глаза, чуть ли не мурчит. Дышит полной грудью и еле улыбается краешками губ. Вокруг стоит запах вереска и сочный аромат липы. Снаружи слышны голоса слуг и ржание лошадей. Под его окнами спорят садовник с конюхом, и все настолько привычное, настолько родное, что почти возможно забыть об остальном. Но он не может себе это позволить, нужно собираться и поговорить с Валгири. Хоть все обошлось, но ему нужно знать, что произошло, и кому так понадобилась его шея.

Вся семья собралась в столовой, но о нормальном завтраке и речи быть не может. Кайрен рычит на всех. Маркус зло рявкает и говорит, что такими темпами брат загонит себя в очередной припадок. Диана убеждает отставить в сторону дела и хоть немного поесть. Эдди и Уоли просят немного отдохнуть, ведь он не смыкал глаз уже так давно. Даже Эрика тихонько берет его за руку, когда он встает из-за стола. Так что, его замечает только Джулиан.

— Алан? — вопросительно и с поднимающейся тревогой зовет он.

Этого хватает, чтобы все они резко развернулись к лестнице, на которой он сейчас застыл. У них эмоции с такой быстротой сменяют друг друга, но он цепляется только за одно лицо. Салливан смотрит на бледное, осунувшееся лицо альфы и чувствует, как внутри что-то ломается от этого больного и напряженного взгляда.

— Что такое? — улыбка выходит натянутой и еле заметно дрожит в уголках губ, — у вас такие лица, словно вы увидели привидение.

— Сутки назад мы так и думали, — брякает нервно усмехнувшийся Уолтер, за что получает локтем от мужа.

— Жаль разочаровывать тебя, детка, — закатив глаза, произносит Салливан и садится за столом на свое привычное место, — но трупные пятна мне не идут.

Кайрен, не отрывая глаз от него, снова опускается на свое место. И, впервые за все это время, Алан отводит взгляд не из-за обиды, а потому что ему трудно сидеть и только смотреть. Ему хочется большего, но он отлично знает, что больше не имеет никаких прав на этого мужчину. От этого внутри все воет настолько больно и оглушительно, что ему с трудом удается держать рвущиеся на волю эмоции. А Кай, черт возьми, смотрит!

— Ал, а ты себя как чувствуешь? — осторожно спрашивает комкающая салфетку Диана.

— Хорошо, — кроша булочку, рассеянно отвечает он, — только умираю с голоду.

Нет, серьезно? Напряжение в комнате возрастает на несколько градусов. Эдди натянут, как струна, и поглядывает на брата. Тот тоже в состоянии полной готовности. Одно слово, и они сорвутся с места. Маркус бледнеет на глазах и гнет вилку пальцами. Диана обреченно закрывает глаза, и только Кайрен продолжает пристально смотреть.

— Джер, чего встал? — тихо произносит он, и от его голоса по спине Алана ползут мурашки, — прикажи девочкам подать завтрак.

Джер поглядывает на него робко, но, кивнув, выходит из столовой. Алан так же рассеянно режет яблоки и старается отключить мозг. Потому что вокруг него слишком много Кайрена Валгири. Его голос, его запах, который он чувствует даже на таком расстоянии. Его проклятые глаза, которые словно оглаживают всего его. А внутри поднимается буря. Безумная, тоскливая и совершенно беспросветная. Он словно наяву слышит волчий больной вой. Его слишком много, и, когда перед ним с тихим стуком опускается тонкая фарфоровая тарелка, он даже не обращает внимания на то, что лежит на ней. До него лишь доходит тогда, когда он аккуратно отрезает по кусочку… сырого мяса.

— Это что? — пока еще спокойно спрашивает Алан.

— Баранина, мастер Алан, — тихонько произносит Джер, — она свежая, только что…

— Угу, я оценил, — обрывает его Салливан, — только почему сырая?

— Но Ал, ты же сказал, что голоден, — осторожно подает голос Джи-Джи.

— Да, и все еще хочу есть, — возмущенно произносит Салливан, — так что не будьте сволочами и дайте человеку нормальную еду! Я, между прочим, фиг знает, сколько не ел!

И пока Джер растерянно смотрит то на него, то на Кайрена, Алан раздраженно берется за стоящий перед ним бокал с соком. В бокале красненьким поблескивает явно не гранатовый сок, но об этом он узнает после первого глотка. В итоге он сразу же выплевывает этот «нектар» и еще долго пытается отплеваться.

— Какого хрена?! — морщится он и пальцами стирает с губ алое, — на вкус как… кровь.

Осознание заставляет уронить челюсть и вытаращить глаза на эту семейку идиотов. А вот теперь у него нет ни одного цензурного слова. Критическая отметка пройдена, это чувствуют все, а в следующую минуту Салливан рявкает:

— Вы совсем мозгами двинулись?! Что за кретин решил поить меня кровью?!

А дальше идет сплошнаянецензурщина. Да с такими оборотами, что краснеет даже Диана, а ее сыновья под таким впечатлением, что готовы сейчас же записать особо крутые обороты. Бушует Салливан минут двадцать. За это время он успевает вспомнить такую-то мать Валгири. Ее мужа, деда и козу, которая их кормила. Когда же он еще и, взбешенно сверкнув глазами, выходит прямо под солнце открытой галереи, то испуганно вскричавшая Диана и вскинувшийся Кайрен остаются шокировано стоять на месте.

— Может, меня и покусала какая-то сука, но это не значит, что я теперь не знаю, что должен жрать сырое или цедить чью-то кровь, — уперев руки в бока, возмущенно цедит Алан.

— Но ведь это невозможно, — изумленно выдыхает Диана, — это ведь был новообращенный! Ты должен был измениться!

— Зараза заразу не берет, — не отрывая от злого Алана мрачного взгляда, глухо произносит Кай и встает с места, — нам нужно поговорить.

— Нам не о чем говорить, — отводит глаза Алан.

— Ошибаешься. Теперь нам есть о чем говорить. Хочешь ты этого или нет, — отрезает альфа.

Он поднимается в свой кабинет, отлично зная, что Алан следует за ним…

Под пристальным взглядом Кайрена Алан чувствует себя не в своей тарелке. Он старается не встречаться с ним глазами и потому так увлеченно изучает окна за его спиной. А что? Работа изумительная, он и сам знает. Но ведь никто не запрещает ему восхищаться собственным великолепным вкусом. А вот альфа смотрит на него и кусает свои губы. Салливан ненавидит его за это, потому что он словно наяву чувствует на языке след на чужих губах.

— И кто на меня напал? — стряхнув с себя наваждение, спросил он и прислонился к спинке кресла.

— Мы пока не знаем, — сев на край письменного стола, скрестил руки на груди Кайрен, — что ты помнишь?

— Они хотели меня куда-то увести, — нахмурившись, задумчиво ответил Алан, — сказали, что их хозяин хочет видеть меня.

— Этого «хозяина» уже ищут.

— Еще лучше, — пожал плечами Алан и, оторвавшись от своего места, направился к дверям, — тогда я могу спокойно ехать. Мы выяснили, что я остался человеком и что эта ваша сверхъестественная хрень на меня не подействовала. Был рад встретиться, привет семье, но мне уже пора. В Нью-Йорке ждут дела.

Двери с грохотом захлопнулись прямо перед его носом, на прощание издевательски щелкнув замком. Плечи Салливана окаменели.

— И как это понимать? — не оборачиваясь, глухо и мрачно спросил он.

— Это как ТЕБЯ понимать? — не повышая тона, произнес Кай, — у тебя нет в Нью-Йорке никаких дел. Тебя там вообще не было весь этот год. Уж я-то знаю. На тебя недавно напал новообращенный, и это не может остаться без последствий. Ты не приходил в себя трое суток, и твое сердце дважды останавливалось. И в довершении, в тебе теперь не только яд этого ублюдка, но еще и моя кровь. Так что ты останешься здесь, пока Николас не обследует тебя. А до этого у нас еще один незаконченный разговор.

— Мы его давно закончили, и ты уже сказал свое мнение, — пытаясь успокоить медленно нарастающий гнев, ровно ответил Алан, — поэтому лучше открой дверь. Со мной все в порядке, и, если что, обследование Николас может провести и в своей клинике. У меня нет времени играть с тобой, Валгири. Надо еще собрать сумку.

— Ты больше не уйдешь из этого замка, — зарычал Кайрен и, отпустив свою магию, направился к так и не обернувшемуся к нему человеку.

Он не понял, что в ту же минуту, когда его сила коснулась Салливана, тонкая нить самообладания, и без того натянутая до предела, со звоном лопнула. Перед глазами Алана моментально потемнело, и тело охватил колючий холод. Он пополз по венам и, заморозив всю кровь, острыми осколками вонзился в разум. Заставляя его гореть и вспышками поднимать в сознании воспоминания.

Все та же выжженная пустыня вокруг, и вой нестерпимой боли. Со скованными руками и ногами, в раскаленном ошейнике и кровавых ошметках за спиной. И одиночество долгое, бесконечное. На краю света, где бродят только безмолвные души. Без глаз, без ртов. Кричащие и шепчущие. Это его вечная тюрьма, его клетка, из которой нет выхода. Он может кричать годами, веками. Никто не услышит и никогда не придет за ним. Безвольный, бессильный, он никогда больше не поднимется, никогда не увидит свободу. Никогда, никогда, никогда….

— Никогда! — взбешенный крик вырывается из груди, и вместе с ним кабинет окатывает настолько сильной магией, что взрывает стекла в окнах, переворачивает стеллажи с книгами и, сметая всю мебель к стенам, отшвыривает не ожидавшего такого Кайрена в сторону.

Его вжимает в стену с такой силой, что вокруг уже глубокие трещины. Пол оседает и глухо скрепит. Замок трясет так сильно, что в столовой с грохотом падает люстра. Светильники нервно мигают, а во всех очагах замка огонь взрывается и жалит все вокруг. Замок стонет и воет так громко, что хочется зажать уши и забиться в самый темный угол. Слуги испуганно кричат и пытаются понять, что происходит. Маркус прижимает к себе шокированную жену и успевает только накрыть собой, когда окна рядом разлетаются на кусочки и их окатывает острыми осколками. Эдди и Уоли, перекинувшись, закрывают крыльями своих испуганных пар и пытаются понять, почему сошел с ума Блодхарт. Это не их дядя, но магия, рушащая все вокруг, похожа на его собственную. Но она намного темней, безумней и жаждет крови. Блодхарт стонет под ее когтями и выворачивается наизнанку. Лестницы рушатся, погребая под собой выходы. Оседает несколько этажей, и вся восточная стена с жутким грохотом складывается, словно карточная.

— Никогда! Больше никто никогда не вернет меня в эту клетку! — бешено орет Алан, и в его полностью голубых, лишенных зрачков глазах плещется вся тьма Бездны.

Кайрен смотрит прямо в ее адские недра и видит одно лишь безумие и жгучую ненависть. Полную, дикую и готовую утопить в крови весь мир. Он знает этот взгляд и знает, кому он принадлежит, но не может поверить. Разум отказывается осознать. А Алан полностью теряет себя. Вокруг него такой ветер, что закладывает уши, и огонь, тонкой прозрачной стеной окруживший и не дающий подойти.

Ему с трудом удается оторваться от своего места и двинуться к невидящему его Алану. Магия сбивает с ног, нещадно обрушивается и теснит со всех сторон. Но черный альфа, зло рыча, делает новый шаг. Сам не осознавая, в какую минуту начинает перекидываться. Вылезают клыки, удлиняются и чернеют когти. Черты лица расплываются и становятся жестче, уродливей, а в глазах горит тот же темный огонь. Кайрен знает этот прозрачно-голубой блеск глаз, потому что это глаза чудовища, живущего в нем самом. А теперь он словно смотрит в собственное отражение. Еще более древнее и сумасшедшее.

Шаг, еще шаг… Мимо летит кусок стены, а из-под ног уходит пол. Вокруг рушится Блодхарт, а он видит только исказившееся в злом оскале любимое лицо. Черные, вздувшиеся вены на руках, и блеск стали в растрепавшихся на ветру волосах. Магия нещадно жалит его и готова порвать на куски, когда он, не обращая внимания не ожоги на когтистых руках, сжимает запястья Алана и кричит, пытаясь быть услышанным сквозь тот хаос, который царит вокруг.

— Лио!

Три простые буквы, но это правильный ключ к сознанию. Правильное слово, как обжигающий удар, и руки, крепко сжимающие запястья. Это не раскаленный металл, но это настолько остро, что мощным кулаком обрушивается на сознание. А вместе с этими прикосновениями накатывает неконтролируемая лавина эмоций. Жарких, теплых и болезненных. Они стальными кольцами обвивают сердце и душат в своих тисках. Им нет названия и нет границ. Нет слов, которыми можно описать, но Алан чувствует все их.

Они вкуса слез на губах. Сладкие поцелуи и тихий шепот под сенью старого леса. Обжигающие прикосновения жаркими душными ночами и глухие стоны на грани сорванного дыхания. Теплые объятия и рассветы, разделенные на двоих. Не пустые клятвы и красивые лживые слова, а безмолвное обещание вечности. Той самой, о которой мечтает каждая гребанная принцесса. Его боль, его наказание и проклятие. С самой первой минуты встречи. С первого взгляда золотых глаз. Одних таких во всем мире, во всем мироздании. Его приз, его благословение и сбывшаяся мечта. Это вся его звездная вселенная, запертая в одном мужчине, который принадлежит ему. Только ему… Сейчас, тогда и всю вечность.

Алан знает это, читает душу, раскрытую перед ним, и не позволяет утаить от себя ни одного закоулка, ни одной тайны. Он жадно пьет чужие эмоции и мысли, не в силах отказаться. Он чувствует за двоих и сходит с ума, не имея возможности выплеснуть хоть каплю из того, что переполняет его. И если это любовь, то она сжигает их обоих.

— Ты… ты… — голос дрожит, как и пальцы, которые судорожно и так нежно касаются глубоких шрамов на щеке.

— Лио? — у Кайрена самого руки дрожат и внутри такой хаос.

Он обнимает Алана и прижимает так сильно, как может. Тело в его руках потряхивает, и оно напряжено настолько, что это пугает. Кайрен держит его крепко, но не может избавиться от чувства, что теряет безвозвратно. Он не знает, откуда опасность, кто пытается отнять его лио, и от этого еще страшней.

— Не отдам! — глухо рычит он и скалит клыки, — никому не отдам!

Ему не хватает слов, не хватает воздуха. Его выкачали из комнаты, и теперь легкие жжет. Его жжет от недосказанных слов, от осознания. На губах замирают все признания и вымирают все звуки. Кайрен может только звать его и смотреть, как гаснет весь мир в прозрачных глазах, в уголках которых дрожат слезы. Они срываются по щекам в ту же секунду, когда опускаются веки и тело в руках ослабевает…

Всю сложившуюся ситуацию охарактеризовать никак иначе, как полный звездец, было невозможно. Блодхарт стоял полуразрушенный, от Гора не было новостей, звонили родители Алана, которым Уоли успел что-то наплести о срочной поездке в Лондон. Алан лежал в клинике Волчьего Двора и не приходил в себя. Кайрен тихо психовал и готовился душить Николаса, который начал уже психовать громко. А Маркус стоял в стороне и, смотря на все это, чувствовал себя, как последний подонок.

— Я сломал им жизнь, — тихо и потерянно произнес он, не отрывая взгляд от прозрачного стекла, за которым в палате на больничной постели спал бледный Алан.

— Ты не знал, что может случиться такое, — сжав руку мужа, ответила Диана.

— Дети, стая, ты. Абсолютно все поверили в его любовь. А я, его брат, до последнего не верил, — зло усмехнулся Маркус, — посмотри, чем обернулось мое «благородство». Алан лежит здесь, и мы не знаем что с ним, а Кайрен на грани. Ты сама знаешь, что с ним случится, если…

— Маркус, не надо, — обняв мужа, нервно прошептала хладная, — все будет хорошо. Николас все исправит, и с ними ничего плохого не случится.

— Это страшно, Ди. Бессилие страшно, — уткнувшись в ее растрепанные волосы, хрипло пробормотал оборотень.

И если у Маркуса была моральная поддержка, то у Николаса вместо нее был моральный прессинг со стороны весьма и весьма нервного альфы, у которого уже кончалось терпение. Но Эбот хоть и понимал, что сказать о результатах нужно, просто не мог этого сделать.

— Ты сегодня родишь уже?! — потеряв всякое терпение, рявкнул нависший над ним Кайрен.

— Есть две новости, — нервно кусая ноготь, напряженно произнес главврач, — с какой начать?

— Удиви меня и начни с хорошей, — оскалился альфа.

— Могу поздравить, мастер Алан явно не вампир и никогда им не станет. Ровно, как и оборотнем. Знаю, уже проверял его кровь на реакцию обращения. Вода просто вскипела в чаше, превратившись в пар, а кровь собралась в одну большую каплю.

— Разве так бывает? — удивленно сел Кай.

— Нет, не знаю.

— Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, — потерев переносицу, раздраженно произнес оборотень, — а что за плохая новость?

— Я не знаю, ЧТО он вообще такое, — отрезал Николас.

— Что значит, не знаешь, ЧТО он такое?

— А то и значит. Его кровь изменилась. Структура ДНК уже полностью другая. Сложнее, богаче и не дает никаких совпадений в нашей базе. Я облазил архивы Вампирского Двора, перерыл исследования Амикуса и даже перевернул вверх дном базы людей. Но нигде нет такой второй. Ни одно существо даже близко не стояло с тем, с чем мы сейчас имеем дело.

— Укус новообращенного не создает новых существ. Это тебе не потомство от смешивания двух разных видов.

— Знаю, знаю. Но возможно, что это реакция на вашу кровь. В сочетании с укусом это могло привести к таким послед

— Не настолько. Николас, я не мог разделить с ним Искру.

— Что? — Эбот чуть со своего кресла не навернулся, во все глаза смотря на своего альфу.

— Что слышал, — процедил Валгири, — у него глаза голубыми стали.

— Милорд, у нашего мастера Алана глаза всегда немного голубыми становятся, когда он злится. Но это не значит, что он…

— Николас, они были без зрачков, — перебил его Кайрен.

Эбот шумно захлопнул рот и минут десять пытался переварить мысль, которая вертелась у Кайрена в голове уже несколько часов.

— Это невозможно, — прохрипел он.

— Сам знаю. Я поделился с Аланом своей кровью и дал свое благословение. Он был принят, понимаешь? Я не передавал ему Искру так, как это сделал Ивон со мной. Но я видел ее сегодня в Алане. Она смотрела на меня его глазами! Тот ебучий осколок, который все ищут до сих пор, заперт в нем.

— Это невозможно.

— Тебя заело?!

— Нет, но… Да, великие Небесные! Он человек, милорд, — не выдержал Николас, — по крайней мере, был до нападения. Человеческое тело слишком слабо, чтобы суметь сдержать в себе такую мощь.

— Сам знаю. Но я чувствую его и чувствую то, что сидит в нем. Слабо, но оно там.

— Мамочки, — зажмурился Николас, — вы хоть понимаете, что начнется, когда об этом станет известно?

— Война, — коротко и жестко произнес Кай.

Эбот долго смотрел на мрачного альфу и по его жесткому взгляду понял, что одно это короткое слово не может передать даже тот минимум, который их теперь ждал. После того как станет известно о том, что последний осколок Искры у Валгири, против них будет чуть ли не каждая собака. Даже дрязги с Ватиканом уйдут в сторону, потому что на кону встанет абсолютная власть. Ради заполучения ее вся эта свора объединится.

— Это самоубийство, — сняв очки, устало потер глаза старый врач, — нужно будет сделать еще заказ на оружие и яды. Бронетехнику поднимать будем?

— Будем, — кивнул Кай и положил руку на плечо Николаса, — а еще позвоним родителям Алана и перевезем их в Волчий Двор. Нельзя оставлять рычаги давления на нас. И потом, я очень хочу побеседовать с Робертом Салливаном о тайнах его семьи…

* * *

У Алана во сне хмурятся брови, и губы недовольно поджаты. На щеках здоровый румянец, а пальцы расслаблены. Его волосы разметались по подушке, и больше всего на свете Кай сейчас хочет коснуться их. Он хочет разгладить морщинку между бровей и поцеловать жесткую линию губ. Он хочет увести отсюда своего лио и спрятать в своем замке, где будет безопасно и тихо.

Но Блодхарт лежит в разрухе, в кои-то веке не из-за него. А Алан сейчас под наблюдением Николаса. И ему остается только сидеть здесь, рядом с постелью, и снова ждать. Походу, у них это вошло в злую привычку. Но Кайрен согласен ждать. Если в конце эти пальцы снова дотронутся до него, если снова погладят по щеке с той же нежностью, что и совсем недавно. Он подождет, ведь, в конце концов, он же смог дождаться этого мужчину.

Пока же стая в безопасности. Семья временно переехала в их особняк. Николас уже вовсю обзванивает своих знакомых и вместе с Маркусом, Дианой и мальчиками активно готовится, по ощущениям, к целому концу света. А им обоим дан этот краткий миг покоя.

Телефон звонит неожиданно и заставляет раздраженно нажать на кнопку принятия вызова и выйти из палаты. На другом конце Гор. Кайрен подбирается, словно перед смертельным броском, и хрипло спрашивает.

— Что?

— Мы нашли их, — он спокоен и готов к новому приказу.

— Ты знаешь, что делать.

— Да, милорд.

Альфа отключается и медленно бредет по коридору назад, к уже знакомой палате. Но когда он открывает дверь, пол снова уходит из-под ног. Постель пуста, а ветер сквозь открытое окно колышет прозрачные шторы. Через секунду всю клинику и Волчий Двор оглушает взбешенный рев черного альфы…

La famille

Отвергнутый обществом

Пристрастился к трезвости.

Плод, рождённый от девы,

Ещё один Бог на Земле.

Да, такое у тебя воображение.

Ты говоришь, можешь прочесть мои мысли.

Остерегайся того, что можешь узнать

Ты, видимо, считаешь, что можешь стать таким, как я,

И видеть моими глазами

Но недруг ты мне

Ты веришь каждому моему слову?

Сочини свою правду и не стой у меня на пути.

Я тобой отвергнут, по твоей прихоти.

Я не Мессия, всего лишь отверженный.

Ангел или Антихрист.

Изобретённый тобой символ,

Жалкий, как твоё уныние.

Съешь таблетку и внемли мне.

Ты веришь каждому моему слову?

Соберись духом и отвали от меня подальше

Я тобой отвергнут, по твоей прихоти.

Я не Мессия, всего лишь отверженный…

Black Sabbath — «Pariah»

«Спи… Спи спокойно и смотри… Вспоминай, чувствуй… Только не открывай глаза… Спи… Спи и думай о нас. Мы знаем дорогу, мы покажем ее тебе. Ты только вспомни нас…»

Шепот льется вокруг. Он проникает глубоко в разум и превращается в монотонный гул. Он знает эти голоса, слышал сотни раз. Только у шепота нет лиц. Это неясные силуэты, дрожащие во мгле. Тысячи душ, окружающие его. Они смотрят на него и тянут за собой.

«Не бойся, не сомневайся… Ты только следуй за нами. Мы покажем тебе путь…»

Вокруг одна бесконечная выжженная земля и мгла. Здесь нет ни солнца, ни звезд, и время стоит всегда. У этого мира нет названия или народа. У мертвых нет имен, нет национальностей. У мертвых нет ничего. И он среди них. Он тоже похож на них. Словно потерянный, бродит среди пепельных барханов и пытается найти выход. Но у этого места нет выхода. Это его клетка, из которой не сбежать. О, он ненавидит ее создателей и, когда вырвется из нее, то уничтожит их самое совершенное творение. Он доберется до их бесценных людишек и утопит их мир в крови!

«Спи, спи, спи, спи… Смотри и вспоминай…»

Он стоит на самом краю Бездны и смотрит на существо в темном капюшоне. Кожей чувствует блеск холодных голубых глаз и острую усмешку. Он знает кто это, но не может вспомнить имени. Пытается найти в закоулках своего разума, но не может. Что-то внутри кричит, что ему нужно, во что бы то ни стало вспомнить. Оно маячит на самом краю сознания, но не хочет формироваться в одно слово. Он знает лишь одно — это беспросветная тьма. Порождение страшнее чудовищ, запертых на самом дне Бездны. А он знает, какие монстры там обитают.

«Я покажу тебе… Расскажу все, и ты вспомнишь… Мы, наконец, будем свободны и получим то, чего желали так долго. Ты только спи…»

— Кто ты? — срывается с губ крик.

— Я? — усмехается тьма.

Рука в железной перчатке с когтями тянется к капюшону. Ткань легко соскальзывает, открывая серебристо-белые длинные волосы и лицо… Это его лицо! Алан смотрит на насмешливый кривой оскал на собственных губах. Это его собственное лицо. Те же черты, те же скулы и те же морщинки у прищуренных глаз. Он смотрит в собственные глаза, лишенные зрачков и светящиеся почти прозрачной голубизной.

— Я не понимаю…

— Сложно, да? — голос тоже принадлежит ему.

Отражение подмигивает и наклоняет голову к плечу. Оно смотрит на него и читает его мысли. Видит всю ту кашу, которая сейчас царит там, и Алан чувствует, как у него подкашиваются от шока ноги. Это существо знает все о нем и даже не скрывает этого. Алану не хватает воздуха. Он чувствует, как задыхается, как ломит грудную клетку.

— Что, черт возьми, ты такое?! — отшатываясь, цедит он и чувствует холод металла на щеке.

— Я — это ты, а ты — это я, — ласково касается рукой и нежно говорит его отражение, — Я твое прошлое, настоящее и будущее. Все твои воспоминания, которые ты спас от НИХ.

— Я не знаю тебя, — ноги словно врастают в землю, и почему-то болит в груди, — я не помню тех, о ком ты говоришь.

— Ты вспомнишь нас, — прижавшись лбом к его лбу, говорит отражение, — ты вспомнишь, и я помогу тебе. Мы станем цельными, мы будем свободны.

Алан закрывает глаза и вслушивается в знакомый-незнакомый шепот у самого уха, сжимает в руках рваный черный балахон. На его губах вкус слез, а в груди все больше ноет от невыносимой потери. Они заперты здесь сотню веков, и выхода нет. Никто не придет, никто не услышит их криков. Покинуты на тысячу лет. Развеяны пеплом сожженных земель. У них нет имен, нет душ, и не бьются больше сердца. Они трупы без глаз, без ртов. Они прокляты на целую вечность, от которой не сбежать никогда…

* * *

Весь Волчий Двор стоит на ушах целые сутки. Вся стая всполошено ищет следы пропавшего Алана, но ничего нет. Кайрен взбешен настолько, что его боятся дернуть лишний раз. По его приказу за двое суток прочесывают каждый уголок Британии. Озверевший альфа хорошенько встряхивает весь Волчий Совет. Буквально доведя до истерики всех членов и дав обещание порвать на куски всех, если это дело их рук. Но результатов нет. Осведомители сбиваются с ног, собирая последние новости, опускаясь даже в самые злачные места. Уолтер и Эдвард доходят даже до британских спецслужб и обеспечивают нервным срывом всю военную разведку. И тут всплывает слух о том, что в Абердине* видели членов Ордена Мечников. Вопрос, как они пробрались в страну, чтобы никто об этом не узнал, остается на Маркусе. Пока Диана встречается с остальными присягнувшими им кланами, Кайрен ищет следы Мечников. Он выслеживает весь их маршрут и раскрывает всю подпольную сеть, которую он и его волки со смаком рвут в клочья. А после след обрывается в Мюнхене. Здесь в последний раз видели Ридэуса Вонаби.

Кайрен отлично знал, как работал этот вампир. Он никогда не оставлял следов и никогда не проваливал свои миссии. Все, кроме последних нескольких месяцев, когда его сперва вели за нос, как слепого котенка. А потом, когда Кайрен и его волки срывали одну операцию Мечников за другой. И это не считая весь тот молодняк Ордена, который Кайрен зверски вырезал и послал в подарок Ватикану. Это заставило их остановиться, но, видимо, они лишь залегли на дно, чтобы сейчас ударить его с той стороны, с которой Кайрен совершенно не ожидал. А он позволил им это. Во второй раз позволил забрать у него самое дорогое! Кай даже не сомневался в том, что это они забрали Алана. Иначе его исчезновение невозможно было объяснить. Он отыскал бы его везде, из-под земли достал бы. Но его скрыли от него настолько сильно, что он не чувствовал даже душу Салливана. Осталось только понять, как этим тварям удалось пробраться на их территорию совершенно незамеченно и так же уйти. Почему он, дьявол побери, не почувствовал их?!

Но об этом не было времени нормально подумать. Время неслось с бешеной скоростью и совсем не желало помогать ему. Оно поджимало, и Кай чувствовал, как с каждой новой секундой все дальше от него увозили Алана. Все снова перешло на второй план, привычно оставив одну лишь цель — найти. Для этого черному альфе нужен был тот единственный, кто, в отличие от Понтифика, знал, где скрывается новый Магистр Мечников.

Гор нашел его и тайное укрытие Вампирского Двора в Сербии. Далеко в горах и скрытый старыми лесами, полными густой защитной магии Владыки. Она была отравой для его легких, но он дышал ею и зверел еще больше. Потому что был виноват в том, что не свернул шею этого ублюдка много веков назад. Что позволил его соплякам добраться до Алана. А теперь позволил похитить его. О, Кайрен был на той самой грани, которая так пугала Маркуса, но совершенно не собирался останавливаться.

Он и его волки пересекли всю дорогу за какие-то пятнадцать часов и оказались у подножия старинного особняка вместе с группой Гора. Который, увидев бледное и злое лицо своего альфы, догадался о случившемся. Если тот здесь, значит, с Аланом случилось что-то намного хуже нападения вампиров. Только это могло объяснить безумный блеск глаз альфы и его нахождение здесь, а не рядом с человеком.

Их здесь совершенно не ждали. Вампиры даже не почувствовали их прихода и потому оказались совершенно не готовы к нападению. Особенно со стороны оборотней, с которыми заключили крепкий союз. Когда же огромную гостиную буквально снесла неконтролируемая сумасшедшая магия, и потянуло запахом пепла, задрожали даже самые древние и сильные главы семей. Дерущегося, словно бешеный зверь, Валентина вообще отшвырнуло к стене. Он пробил ее своим телом и рухнул на мраморную лестницу. Ловя окровавленными губами ставший таким тяжелым воздух и пытаясь прийти в себя. По его спине пополз мороз, когда в давящей тишине раздалось опасное рычание.

— Где он?! — хриплым и полным ненависти голосом произнес полуобратившийся Кайрен.

— Какие люди и без приглашения, — язвительно процедил Валентин и, с трудом поднявшись, выпустил клыки, — как был животным, так им и остался.

— Помнишь свой Млэк-Алаин? — оскалился Кай, — а я помню. До сих пор помню, как ты рыдал и скулил как сучка, когда я вырывал твои крылья. Просто песня для ушей. И твои дивные сладкие племянницы. Такие нежные и невинные. Я все еще помню сладкий вкус их плоти.

— Тварь! — закричал взбешенно Валентин и ударил всей своей магией.

Не давая даже вздохнуть ни себе, ни врагу, он дрался, не чувствуя боли в сломанной руке. Уходя от когтей альфы и нанося все новые удары. Скалясь, как безумный, и совершенно потеряв голову от ненависти и накатывающих воспоминаний. Воскрешая в памяти бледные мертвые лица любимых. Запах пепла, который преследовал его всю жизнь, и багряные реки крови навечно умолкших улицах. Ненависть, черная, сжигающая его все эти годы, затмила полностью разум, заставляя магию бушевать и сорваться из-под контроля. Разнося все на своем пути и желая добраться до скалящегося Кайрена.

Валентин потерял контроль над ситуацией на одно лишь мгновение. Жалкие тридцать секунд, которых хватило, чтобы оказаться в самом эпицентре Ада, когда на лестницу выбежал бледный и испуганный Питер. С ужасом вскрикнувший, когда в миллиметре от горла его вампира прошли черные острые когти. Один полный отчаяния крик, который решил их судьбу, когда Кайрен резко поднял голову и, широко распахнув глаза, наткнулся на застывшего со слезами на глазах бывшего любовника. Один глубоких вдох, и он все понял.

— Нет! — вскричал в отчаянии Валентин и бросился наперерез рванувшему к лестнице Кайрену.

Его отбросило в сторону, а Питера вздернуло в воздух, пригвоздив к стене. Вся стая застыла, загнав резко остановившихся и переставших драться вампиров. Все время словно остановилось, повисая в воздухе тяжелым камнем. В преддверии уже известного приговора и бессильном ожидании его исполнения. А рычащий и кричащий Валентин только и мог, что извиваться под чужой давящей магией.

— Так значит, это был ты, — все еще не веря собственным глазам, хрипло произнес Кай.

Он дернул испуганного Питера вниз, до крови ободрав его плечо и заставив вскрикнуть от боли. Питера швырнуло на пол, и тот начал отползать назад, не в силах оторвать полный ужаса взгляд от уродливого чудовища, которое когда-то было похоже на Кайрена Валгири.

— Вот это сюрприз, — оскалился Кай и перевел взгляд на бешеные глаза извивающегося Валентина, — не знаю, что делать. Ржать от комичности ситуации? Великий Владыка подбирает объедки со стола оборотней. Или рыдать от умиления? Великая любовь шлюхи и никчемного калеки. Обосраться от романтизма! А твой нежный, трепетный мальчик не рассказывал тебе, как я его пользовал, м? О, думаю, что ему будет, что рассказать. Не правда ли, малыш?

Питер побелел от ужаса и в отчаянии посмотрел на осатаневшего Валентина. Тот поймал его взгляд и, с трудом сглотнув ком в горле, еле слышно прошептал:

— Я знал… С самого начала все знал, но это ничего не изменило.

— Прости меня, — всхлипнул Питер и дернулся к нему, когда его, схватив за горло, подняли над полом.

— Нет! — широко распахнув глаза, заорал Валентин и еще больше задергался в своих путах.

— Тогда скажи мне: где Алан? — рявкнул взбешенный Кайрен.

— Я не знаю!

— Ложь! Твои ублюдки пришли за ним! Они пытались увести его и чуть не убили. Я знаю, что их послал ты!

— Я не хотел его смерти! Он нужен был мне живым, чтобы, наконец, избавиться от тебя. Но что-то пошло не так. И если ты потерял своего сопляка, то я в этом не виноват!

— Его увезли Мечники, и ты единственный, кто знает где они.

— Не знаю! Они ушли из своего замка много веков назад. Это ты вытравил их!

— Ты знаешь и скажешь, — тихим опасным голосом произнес Кай, — иначе наш дорогой Питер лишится своей нежной тонкой шейки.

— Я не знаю, — хрипло произнес Валентин, — отпусти его. Он не виноват в случившемся. Он ничего не сделал.

— Мне плевать. Ты знаешь, что я сделаю с ним. Ты ведь помнишь.

— Я клянусь тебе, чертов ублюдок! — закричал Валентин, но рука Кайрена не остановилась, медленно сжимая горло задыхающегося Питера, — ты ведь уже прочел меня! Отпусти его!

— Ты отнял у меня Ивона и чуть не забрал Алана, — мрачно и холодно произнес Кай, — третьего раза не будет.

Питер уже не видел полные животного ужаса любимые зеленые глаза. В его гаснущем сознании отпечатался лишь полный холодной концентрированной ненависти взгляд оборотня и вой, от которого содрогнулись стены особняка. Черные когти были уже в миллиметре от его груди, когда неожиданно раздался злой рык Гора.

— Чужие! — рявкнул он и молниеносно отлетел от взорвавшихся окон.

Вампиры были забыты в ту же минуту, когда фасад особняка буквально рухнул, и внутрь ворвалась целая толпа вооруженных до зубов бойцов в черной форме без опознавательных знаков. Чье появление сопровождалось целой стаей летучих мышей, закружившихся в вихре и выпустивших из себя вампиров. Именно они и попытались зажать стаю своей магией.

Их отбросило с такой силой, что двух вообще смело на улицу, а еще троих вообще под крышу. Первый же человек, посмевший поднять ствол на Кайрена, наткнулся на дуло Ruger SR9, наставленное аккурат между глаз. Ни одна мышца не дрогнула на лице Гора.

— Пристрелю, — совершенно спокойно произнес он.

— Уверен, что успеешь? — раздавшегося за спиной низкого, обволакивающего голоса он явно не ожидал.

Как и острого лезвия из зачарованного серебра у сонной артерии. Почему Кай медлил и до сих пор не свернул шею этому жалкому человеку, было неясно. Тот стоял и напряженно рассматривал людей. Настороженно принюхиваясь и чему-то скалясь. Гор верил своему альфе и доверил бы свою жизнь, даже не раздумывая, но вот конкретно ЭТА личность за спиной только что подписала свой смертный приговор.

— А ты? — так же холодно переспросил Гор, — уверен, что будешь быстрее моих волков?

Глухое рычание и хмык дали понять, что слова оценили. Колоритная толпа замерла, даже освободившийся Валентин. Владыка все еще сидел на полу и, прижимая к себе свою пару, пытался привести в чувство. Волки готовились к атаке, вампиры Валентина колебались между желанием удрать или первыми полезть бить морды всем. Люди готовы были перестрелять и тех, и других к чертовой бабушке.

— Так, всё! А ну успокоились все нахрен! — гаркнул Кайрен, и как неудивительно, это подействовало на всех присутствующих.

— И мы не оторвем им яйца?! — Гор был крайне возмущен.

— Алан не поймет меня, если мы оторвем яйца его семье, — оскалился Кай.

— Роб, а я же говорил, что он весьма очаровательный экземпляр, — насмешливо пропело чучело за спиной Гора и даже ножа не убрало.

— Какое счастье, — мрачно хмыкнул голос за бойцами.

А уже через минуту те расступились, выпустив вперед Роберта Салливана, одетого в точно такую же форму и вооруженного. Рядом с ним стоял такой же мрачный Анрис Анарсвиль. Одетый в черные кожаные одежды и длинный плащ. Скрывающий минимум шестнадцать ножей: и то те, которые Гор смог почуять. За годы вампир и вправду не изменился. Только прибавилось морщинок вокруг глаз и рта. Собранный, холодный, жесткий и с колючими светлыми глазами.

— Итак, — чеканя слова и явно сдерживая гнев, холодно произнес Роберт, — когда все мы поняли, что весьма рады чудной встрече, я бы очень хотел услышать ответ на мой единственный вопрос: где, мать вашу, мой сын?!

— У Мечников, — даже не дрогнув, через силу процедил альфа, — а вот о них не знает никто.

Напряжение после этих слов возросло до необычайных высот. За спиной Гора выдохнули кое-что очень похожее на «твою мать» и опустили нож. Мужчина вышел из-за его спины и оказался рядом. Гор зло перевел на него взгляд и хмуро замер. Рассматривая ненавистный профиль Кристофера Готфрида.

Первым нарушил затянувшееся молчание Анрис. Он, блестя глазами, медленно двинулся к напряженному до предела Валентину.

— Во имя моей глубокой преданности, которая когда-то была к вам, — ледяным тоном произнес он, — я очень надеюсь, что ваши поступки не причинили вреда моему возлюбленному внуку.

— Внуку?! — в один голос воскликнули изумленные Кай и Валентин.

— Алан Салливан — моя плоть и кровь, — смотря прямо в широко распахнувшиеся золотые глаза альфы, произнес Анрис.

— Этого не может быть, — воскликнул Валентин, — я бы почувствовал в нем твою кровь. Я видел его, он всего лишь человек.

— Он никогда не был обыкновенным человеком, — почему-то Кай поверил сразу же и безоговорочно.

— Не был, — кивнул Анрис, — с самой первой минуты своего рождения.

— Они уже знают это, Анарсвиль, — глухо произнес Кай, — вот почему они пришли за ним.

— Они абсолютно ничего не знают, Валгири, — покачал головой старый вампир, — и даже не догадываются, что наделали…

Дорога назад проходит в давящей тишине. У Кайрена вопросов стало на сто миллионов больше, и все они без ответов. Но альфа не спешит говорить. Он молчит, сцепив зубы, и, до вмятин сжав руль внедорожника, гонит на предельной скорости. Рядом сидит Анрис и так же хранит молчание. Не отрывает взгляд от дороги и размышляет о превратностях судьбы.

Колонна машин следует за ними. Здесь все люди Салливанов, сам Роберт с бешеной, словно кошка, женой. Кристофер следует за ними, замыкая всю процессию из волков и людей. Рядом с ним сжимает добела свои тонкие пальцы темноволосая Тамара. Анрис чувствует, как загнанно бьется сердце его любимой жены. Такой нежной, прекрасной и познавшей горечь не одной утраты. Она с трудом может сдержать себя, потому что с каждой минутой все сильней чувствует свою дочь. Она слышит ее сердце и чувствует кровь своих внуков.

Кайрен уже сообщил брату о пополнении, и их ждут. Он даже сейчас чувствует их нетерпение. И, судя по натянутым нервам, Диана знает, кого он везет ей. Чему сам черный альфа совершенно не рад. Потому что у него до больного скверное предчувствие. Словно вся эта толпа скоро раскроет перед ним врата Ада. Предчувствие усиливает присутствие Анарсвиля.

Дорога домой занимает вдвое больше времени, чем окончательно выбешивает черного альфу. Его минуты утекают со страшной скоростью. Их осталось совсем мало, а он по-прежнему ничего не знает. Вампирский Двор, разоренный и лежащий в руинах, остался далеко позади. Как и его повелитель. Сейчас Каю не до Валентина и Питера. Теперь он все знает о них, и заняться этой сладкой парочкой можно потом. Все можно потом, а сейчас он готов отдать все на свете, чтобы узнать, где его лио.

Когда колонна машин, наконец, въезжает во двор старого особняка, вся семья уже там. Диана словно в землю врастает, когда видит родителей. Она стоит перед ними и, не в состоянии поверить, всхлипывает.

— Это, правда, вы? — тихо шепчет она, и нижняя губа дрожит, — пожалуйста… пожалуйста…

— Дочка, — со слезами на глазах зовет Тамара и протягивает к ней дрожащие руки.

Она стоит и смотрит на свою взрослую девочку и не может вымолвить больше ни одного слова. И когда Диана понимает, что все это и вправду происходит сейчас, она на негнущихся ногах идет к ним. Протягивая в ответ дрожащие пальцы. Чтобы охватить такие же и почувствовать тепло. Услышать до боли родной стук сердца и утонуть в с детства любимом запахе. Диана обнимает их обоих со всей силы и, спрятав лицо, глухо воет. Ей мало крепких объятий, мало отцовских губ на макушке и маминого дрожащего шепота. Ей отчаянно мало их и больно. Вырванная с корнем родовая связь снова взывает к ней. Проникает по венам, обжигает кровь и слепо тычется в сердце. Она рыдает, как маленькая девочка, и не может успокоиться, чтобы объяснить все своим паникующим сыновьям.

— Мам? — чувствуя, что сейчас из-за нервов точно перекинется, тянет Эдди.

— Все хорошо, — положив ладонь на плечо сына, мягко говорит Маркус, — просто дай ей время.

Он смотрит в блестящие глаза Анриса и с уважением кивает. Получив в ответ такой же кивок, он переводит взгляд на Джулиана, суетящегося вокруг Арнелии Салливан. Та расцеловывает его в обе щеки и позволяет погладить свой скрытый бронежилетом округлый живот. Серо-бурый волк совершенно не понимает, чем думает Роберт Салливан, позволив ей в таком состоянии отправиться на поиски их сына. Но Арнелия увешена ножами, как елка — рождественскими гирляндами, и у нее где-то точно еще и два ствола спрятано.

Кайрен стоит, прислонившись к машине, и рядом с ним точно в такой же позе курит Кристофер Готфрид. Он молча протягивает альфе сигареты и помогает прикурить. Они оба молчат, но такое впечатление, что и так друг друга понимают.

— Мам, почему рожа этого вампира нам знакома? — не отрывая глаз от Анриса, напряженно тянет Уолтер.

— Это вообще-то ваши с Эдди дедушка и бабушка, — качает головой Маркус, — но они не могут быть вам знакомыми. Вы никогда их не видели.

— Да нет, — нервно смеется Эдди, — конкретно рожу дедушки мы с Уоли точно где-то видели.

— Эдди! — возмущенно рявкает Диана и шумно сморкается.

— Что? Но ведь мы говорим правду!

— 1525 год, северная Румыния, Звиллица, — насмешливо прищурившись, произнес Анрис.

— О Боже, — судорожно вздохнул Эдди, — этого просто не может быть!

— 1815 год, Париж, улица Сен-Жермен, — голос старого вампира стал ехидным, — или, может, напомнить вам, мальчики, 1943 год под Лионом и 1970 в Стамбуле? Надо сказать, что я сильно удивляюсь, как не поседели ваши родители за все это время.

Если Эдди был до ужаса пристыжен и краснел, не зная, куда деть глаза, то Уоли смотрел на своего драгоценного дедушку, выпучив глаза и некультурно разинув рот.

— Вы все это время следили за нами? — шокировано смотря на родителей, тихо спросила Диана.

— Каждый день, каждую минуту, каждое твое мгновение, — погладив ее волосы, нежно ответил Анрис, — мы всегда были рядом с вами. Как мы могли покинуть вас и оставить без помощи? Мы с мамой оберегали вас, как могли, и защищали всеми способами.

— Но почему вы не пришли к нам? — удивленно спросил Маркус, — вы просто исчезли.

— Залог вашей безопасности, — подняла на него глаза Тамара, — наша незримая поддержка. Так наши руки были развязаны, и ничто не могло помешать помогать вам в нужную минуту, что мы и делали столько веков.

— Что изменилось сейчас? — нахмурившись, подала голос Эрика и обняла плечо мужа.

— Алан, — мрачно произнес Роберт, — все изменила встреча Алана с Кайреном.

— Я не понимаю, — покачала головой Диана, — как мои родители связаны с вашим сыном, мистер Салливан?

— Напрямую, — вмешался хриплый голос молчавшего до этого мрачного Кайрена, — и я очень бы хотел знать, каким он боком вышел твоим внуком, Анарсвиль. Потому что, насколько я знаю, у Дианы только двое сыновей, а Иви не оставил после себя никого. Что вы еще скрыли?

— А вот об этом, — потушив свою сигарету, насмешливо произнес Крист, — думаю, стоит говорить в доме. Желательно сидя и с крепким виски под рукой. Парень, поверь мне. Тебе еще пригодятся титановые нервы.

Он хлопнул по плечу Кайрена и, насвистывая пошленькую песенку, направился в дом. В эту минуту Крист очень многим до нервного тика напоминал одного наглого блондина…

На памяти Гора это был самый большой семейный совет, который когда-либо собирался под крышей Валгири. И Салливаны вписались настолько гармонично, словно всегда были частью стаи. Он смотрел на них и думал, что, видимо, у них у всех в крови быть частью Валгири. Анарсвили все еще держали в своих объятиях Диану и тепло поглядывали на заинтересованно поводящих носами Эдди и Уоли. Те сгребли в объятия свои пары и уселись у ног отца, который оживленно беседовал с самым несносным человеком на планете. Готфрид сверкал зубами и ленивым взглядом обводил присутствующих. Но Гора его расслабленность совершенно не обманула. Молодой волк стоял по правую руку от кресла своего альфы и не отрывал умных внимательных глаз от других. Ровно до той минуты, пока в небольшую гостиную не вошли самые старые слуги Валгири. Те, кто уже очень много лет служили стае и хранили ни один ее секрет: профессор Николас Эбот, преподобный Солмерс, шериф Джозеф и Джереми Блэк.

Отец в последнее время еще больше уставал. Сказалось нервное напряжение последних месяцев и постоянные разъезды по поручению стаи. Но Гор отлично знал, что тот никогда даже не подумает пожаловаться ни на усталость, ни на трудные дела. Он просто в очередной раз тихонько сел в кресло в углу и принялся внимательно слушать, ожидая новых указаний. Совершенно не обращая внимания на свою усталость. И на то, что давно уже не молод, чтобы игнорировать гуляющие сквозняки.

— Иди, — еле слышно прошептал Кай и качнул головой.

— Милорд? — подобрался Гор.

— Иди к нему. Проследить за лживой шкурой Готфрида ты сможешь и оттуда, — хмыкнул Кай и перевел мрачный взгляд на Анриса.

Гор моментально воспользовался разрешением. На прощание благодарно мазнув собственной магией по пальцам своего альфы и услышав его грудной рокот, он тихонько скользнул к отцу. Закрыв его от остальных своей мощной спиной. Получив в ответ полную тепла и нежности улыбку. Совсем по-волчьи проворчав, когда отец попытался возмутиться на мягкую табуреточку под стопами и теплый белый мех, которым тепло укутали ноги до самых колен.

Гор опустился у подножия отцовского кресла и именно тогда же снова почувствовал этот взгляд. Пробирающий до самых костей. Заставляющий его волка нервно скалиться и биться в груди. Зверю, как и человеку, не нравился этот взгляд. Хищный, оценивающий, тяжелый. Это был, черт побери, настоящий вызов! И было очень интересно, какой это смертник решил бросить вызов такому самцу, как он.

Смертником былКристофер Готфрид, который не отрывал от него своих чертовых золотисто-шоколадных глаз. Гор физически почувствовал, как шерсть на загривке становиться дыбом и лезут клыки. Убить, разорвать и закопать, желательно под церковью. Он ненавидит этот взгляд. Словно он бесхребетный кусок мяса, в который сейчас вонзят клыки. Только этого не будет никогда. Он больше не слабый щенок без крепких когтей и клыков. Его не сломать и не согнуть, а любого желающего он скрутит в бараний рог.

Гнев ползет по венам и медленно травит кровь. Он пульсирует в висках и вибрирует вместе со всем его волком. Он уже готов напасть и разодрать глотку глупому человеку. Все тело напряжено, и нужна еще секунда. Альфа занят Анрисом и пока не понял, что происходит. Он успеет. Один удар когтей, и на клыках останется вкус пряной, теплой крови. Он слижет ее с белых костей, вырвет жилы и сдерет кожу так медленно. Он будет вслушиваться в долгий, полный боли вой, будет наслаждаться им, пока человек не взмолится о смерти.

Теплые нежные руки уверенно опускаются на плечи и гладят напряженные до предела лопатки. Одна из них зарывается в его растрепанные волосы и ерошит их. Мягкий голос отца звучит прямо над ухом. Он успокаивает и медленно возвращает к себе. Красная пелена медленно рассеивается и заставляет зажмуриться. Гор дышит глубоко, ровно и чувствует, как снова возвращается контроль над ситуацией. Он снова открывает глаза и на этот раз, столкнувшись с тем же взглядом, скалится криво. Нагло и зло, показывая, что лучше бы не соваться на эту территорию. Но тревога не уходит. Она клубком сворачивается под сердцем и продолжает волновать. Словно только что произошло что-то непоправимое. Что-то, что навсегда перевернет весь привычный мир. Но все это длится ровно до той минуты, пока в разум не врывается голос альфы.

— Анрис, у нас нет времени, — это рычание с трудом можно принять за человеческую речь, — нам нужно найти их, пока не поздно. Если Алан твой потомок, то ты можешь позвать его.

— Не могу, — голос Анриса тих и спокоен, — и не получится. Он просто не откликнется ни мне, ни тебе. Ведь его увели отсюда? Ты ведь из-за этого сходишь так с ума? Не понимаешь, как им удалось проскользнуть мимо твоей магии?

— Ты просто капитан очевидность! — ядовито произнес альфа, — если они смогли провести меня, то они снова смогут скрыться.

— Дело не в них, — покачал головой Анрис, — они даже не смогли бы войти в твои земли без твоего ведома. Им просто помогли, и ушли они тоже точно так же.

— Кто?! — стекла в окнах зазвенели от бешеного рыка.

— Алан.

— Что? — удивленно распахнув глаза, прошептала Диана.

— Он позволил им прийти.

— Ты совсем с ума сошел? — раздраженно прошипел Кай, — как? Как он мог сделать такое, если все это время лежал без сознания в клинике Эбота? И зачем ему это?

— Его сознание, — подал голос Роберт, — а точнее тот, кто сидит в нем. Ему нужно было уйти, и мы не найдем их, пока он сам этого не захочет.

— Но почему? — воскликнул Эдди.

— Потому что это ты, — глядя прямо в глаза альфы, печально усмехнулся старый вампир, — дело всегда было только в тебе. Он просто воспользуется их глупостью, чтобы получить, наконец, свободу, а потом устроит им вечный Ад. Он не успокоится, пока не получит их кровь. И все это ради тебя. Во имя тебя и только для тебя.

— Папа? — тревожно позвала Диана, но тот не отреагировал.

Он продолжал смотреть в глаза замершего и подобравшегося альфы и говорить:

— Ивон был нашим с Тамарой вторым сыном. Нашим любимым и гордым мальчиком, в котором Небесные милостиво заперли Дар нашей семьи. Он стал гордостью рода и напрочь стер величайший «позор», который мы спрятали от всех. И никто никогда так и не узнал об их с Дианой старшем брате. О нашем первенце, чье рождение грозило попирательством всех законов наших предков. Потому что от союза чистокровных хладных никогда не рождаются люди.

— Что?! — воскликнула шокированная Диана.

— Это невозможно, — отрезал Маркус, — так не бывает!

— А случилось, — грустно улыбнулась Тамара и погладила волосы дочери, — наш мальчик родился обыкновенным человеком. Прекрасным, словно Небесными целованный, с глазами цвета штормовых облаков. Мы знали, чем это всем нам грозит, и потому нам пришлось отказаться от него.

— Весь наш род заклеймили бы, как осквернивших кровь, а мальчика бы умертвили, — видя возмущение в глазах дочери, покачал головой Анрис, — я искал для него убежище несколько месяцев. Пока, наконец, не наткнулся на Салливанов. Они уже тогда были весьма богатым и знатным родом. Но у лорда Клериона Салливана и его жены не могло быть детей. Они подходили всем для благополучного и спокойного будущего нашего сына. Мы отдали его им и с того дня не сводили глаз с этой семьи. Они полностью оправдали наше доверие и полюбили его так сильно, словно он был их родным. Тихий, спокойный и очаровательный ребенок, пока ему не исполнилось семь лет. После у него проснулась магия. Сильная и мощная настолько, что превосходила всю мощь даже Владыки — отца Валентина. О чем он и узнал. После этого мы помогли Салливанам скрыться. С тех пор мы не видели больше нашего мальчика. Найти Салливанов снова удалось только через восемьдесят лет, когда уже родился Ивон. С тех пор мы больше никогда не теряли их.

— Вот как в Алане оказался осколок Искры, — мрачно хмыкнул Кай, — он был в нем всегда.

— Наш Ал несет в себе тот чертов осколок?! — рыкнула Диана, — и ты молчал?!

— Я сам понял только после того, как он разнес к чертям Блодхарт, — отрезал альфа, — он сам в этот момент был Искрой.

— В нем нет никакой Искры, — отмахнулся Роберт Салливан и, нахмурившись, откинулся в кресле.

— Ты сейчас хочешь, чтобы я поверил в то, что в твоем сыне неожиданно пробудились великие силы? — язвительно поинтересовался старший Валгири.

— Роб, прекрати тянуть кота за яйца, — закатив глаза, произнес Кристофер и снова наполнил стакан скотчем.

— О чем ты? — нахмурился Кай.

— О том, мой мохнатый друг, что Искра была величайшей авантюрой в мире после Христа, — подмигнул Готфрид и бесцеремонно водрузил свои ноги в тяжелых берцах на низкий журнальный столик, — итак, что вам известно о Небесных?

* * *

Тьма похожа на вязкую смолу. Она опутывает разум и не позволяет открыть глаз. Его мысли медленно текут, ни за что не цепляясь. Тело невесомо и словно лишено костей. Оно похоже на бесформенную массу, как и все остальное. Он спит, но больше не видит снов. Разум медленно выходит из забытья и пытается возобновить нормальную работу. Он дышит глубоко и вдыхает острый морозный запах. В нем переплетается запах северных сосен и первого снега. Но ведь он знает, что до зимы еще далеко. Тогда что это? Продолжение его сна? Но холодный ветер, коснувшийся лица, заставляет осознать, что это больше не сон.

Алан удивленно открывает глаза и с минуту совершенно отупевши смотрит на высокий серый потолок. Он бездумно ведет рукой по тому, на чем он сейчас так удобно лежит. Судя по ощущениям, это теплые простыни. А вот укутан он в теплый дорогой мех. Кровать узкая, и, повернув голову в сторону света, он видит высокое стрельчатое окно. В комнате он совершенно один. Он медленно обводит ее взглядом, убеждаясь, что в ближайшее время это дивное видение никуда не собирается исчезать. Видение довольно большое и всем похоже на кусок Средневековья.

На стенах висят гобелены. У противоположной стены находится добротный стол из мореного дуба. У огромного камина в мягком кресле лежит меховая накидка. Ковры на полах, железные светильники на стенах и большой сундук у подножия его постели. Как дизайнер, он очень даже оценил, только остается понять, где именно он находится.

Он раздраженно поводит плечом и мимоходом отмечает, что теперь просыпаться там, где он не засыпал, превратилась в пугающую тенденцию. Он медленно выползает из постели и, до самого кончика носа обернувшись в меховое одеяло, босиком идет к окну. Медленно, словно чертово окно взорвется, если он не так дыхнет. Окно, как ни странно, не взрывается. Это только у него начинает дергаться веко, и вырывается нервный смех вперемешку с совершенно непечатным матом.

А за окном ветер бросает пригоршни снега, и туман ползет по белым шапкам скалистых гор. Вьюга несмело лижет серые каменные стены и медленно поднимает свой вой. Воздух уже пропитан ее первыми порывами, и внизу слышны отрывистые приказы. Алан изумленно смотрит на все это и понимает, что, кажется, находится на пороге нового пиздеца. Эта мысль становится железобетонной, когда раздается резкий стук в дверь. Не спросив разрешения, в комнату входит тот, кого он больше всего не ожидает увидеть. Мужчина рассматривает его тяжелым ледяным взглядом. И в ответ Алану хочется оскалиться. В нем за секунду вспыхивает такая злоба и черная жажда порвать эту тварь на куски, что даже страшно. Видимо, с ним и вправду что-то не так, потому что Ридэус Вонаби скалится в ответ с презрением и снисхождением.

— Одевайся, человек, — тихо и холодно произносит он, — с тобой кое-кто хочет поговорить.

Желание послать далеко и надолго растет параллельно с желанием выдрать глотку, но побеждает любопытство. Алан отлично понимает, у кого сейчас находится, но понять не может, как так получилось. А тем временем, что-то внутри игриво скалится и толкает вперед. Словно им это нужно, словно здесь находится то, что им очень нужно.

— Я знаю, что красив как бог, — насмешливо тянет Алан и под ошеломленным взглядом вампира захлопывает все свои эмоции, — но, может, выйдешь, мужик? Мои тылы в неописуемом шоке от твоей рожи.

Одежда, приготовленная для него, странно знакома и незнакома одновременно. Он знает, где закрепляется какой ремень. Знает, как жмут на руках застежки новых наручей и знает тепло длинной туники из черной кожи. Он готов через несколько минут и, поправив стоячий узкий воротник, уверенно выходит из комнаты.

Вампир, что ждет его снаружи, на мгновение цепенеет весь и не может отвести глаз. Алан усмехается в его побледневшее лицо и насмешливо вздергивает бровь. О, он знает, на кого сейчас так похож. Знает, почему частит пульс вампира. Он слышит его, как биение собственного сердца, но когда он осознает это, то даже спотыкается. Он трясет головой и, стараясь отогнать наваждение, увлеченно рассматривает все вокруг.

Ридэус краем глаз следит за Аланом, и его передергивает каждый раз, когда он натыкается на взгляд серо-голубых глаз. Ему все еще кажется, что за спиной Ивон. Что это его глаза прожгли, когда человек вышел из комнаты. В этих одеждах и с копной серебристо-белых волос он еще больше походил на призрак того, кого он знал когда-то. Но вместе с тем, есть в этом Салливане нечто такое чуждое людскому роду.

Алан чувствует его взгляд, но продолжает с наигранным интересом пялиться на дивную архитектуру мрачного коридора. А что? Может, ему это нравится! Но на самом деле мысли в голове скачут с бешеной скоростью. Он понимает, что с ним что-то не так, что после укуса той твари в нем что-то изменилось. Он поразительно четко помнит свои сны и свое «отражение». Салливан нутром чует, что это не просто так. Он даже сейчас слышит в голове сотни голосов, шепчущих еле слышно. Он прислушивается к ним и ловит сердцебиения сотен других существ, а дальше они выходят в открытый коридор. Он смотрит на морозный внутренний двор замка и ловит удивленные взгляды на себе. Он слышит их мысли, слышит их души. Почему-то он чувствует, что именно так и должно быть, словно он, наконец, проснулся после долгого сна.

А впереди еще один коридор, в конце которого высокие двустворчатые двери. Они открываются, стоит им только подойти. Внутри тихо и царит мягкий полумрак. В воздухе витает запах трав, и на высоких окнах тяжелые темные шторы. У огромного камина в кресле сидит мужчина с седыми длинными волосами и алыми, словно кровь, глазами. Ридэус почтенно опускается перед ним на колени и бросает злой взгляд на застывшего рядом человека. Тот смотрит на старого вампира, прищурив глаза, и даже не думает опускать взгляд. Учитель улыбается краешками губ, и взгляд его становится мягким.

— А ты еще прекраснее, чем мне рассказывали, — мягким голосом произносит он.

— Вы тоже ничего так, — лениво тянет Салливан, — хорошо сохранились.

И, пока Ридэус переживает очередной разрыв шаблона, старый вампир смеется, запрокинув голову. Он подается вперед, и свет озаряет его бледное лицо. Тени играют на острых скулах и тонкие губы все еще кривятся в улыбке. Можно сказать, что он даже красив, если не обращать внимания на глубокий шрам, тянувшийся от самого виска до шеи.

— Ты знаешь, кто я? — почти с нежностью спрашивает старый вампир.

— Догадываюсь, — наклонив голову к плечу, сухо произносит Алан, — только не понимаю, почему я здесь. Нафига вы меня сперли оттуда, где я был до этого, и чего вам надо от простого человека.

— О, мой дорогой мальчик, — печально говорит магистр Свилион, — ты так многого не знаешь.

— О чем вы? — хмурит брови Алан и напряженно выпрямляет спину.

— Садись, сынок, — кивнув на низкий пуф совсем рядом с креслом, вздыхает магистр, — рассказ будет долгим и тяжелым.

Салливан недоверчиво смотрит на него, но послушно опускается туда. Он знает, что сбежать от этой кучки уродов у него сейчас нет никаких шансов. Он не знает даже приблизительно, в какой жопе мира находится сейчас. Единственное, что ему остается, так это подчиниться пока и ждать, когда либо подвернется удобный момент для побега, либо спасательная армия все же найдет его. В том, что Валгири и семья сейчас явно его ищут, он даже не сомневается. Но думать о них сейчас опасно. Он позволяет вампирам читать свои эмоции и старательно прикидывается садовым шлангом. Весьма и весьма доверчивым садовым шлангом.

Но когда Свилион открывает свой рот, Алан хочет зажать уши и зажмуриться. Только этого он не может сделать и потому звереет с каждым новым словом о своей семье.

— Они просто использовали тебя, — между тем печально произносит магистр, — все эти годы они готовили тебя, как оружие, и ждали того момента, когда в тебе пробудится кровь Анарсвилей. Анрис избавился от своего первенца, даже не пожелав узнать о его судьбе. Ведь жалкий человек не стоит ничего. Зачем чистокровной семье такой позор? Он не знал, что Небесные смилостивились над невинным мальчиком и наделили его толикой своей силы. И что мальчик выжил, попав к Салливанам. А те с годами поняли о своем даре и начали копить силы, живя грезами о власти. Они сделали все, чтобы найти секрет Искры и возродить ее. И последнему поколению это удалось. Твой отец на многое шел, чтобы получить секреты своих предков, и, когда он понял, что кровь его далекого предка нашла отклик в тебе, он начал готовить тебя, как послушную куклу.

— Так значит, я все-таки из его рода, — пробормотал Алан и прикрыл глаза, — и, видимо, меня обманули и насчет него, да? Расскажите… Пожалуйста, расскажите мне о нем.

Свилион понял его сразу же. Он словно разом весь посерел и отвел глаза. Сгорбившись в своем кресле и с трудом цедя слова.

— Эта мерзкая тварь погубила его, — прошептал старый вампир, — Он был самым сильным и самым благородным из нас… Мой бесценный ученик. А Кайрен Валгири предал его и отнял у нас. Он покрыл позором доброе имя Ивона и обрек его на смерть.

— Почему? — тихо спросил Алан.

— Искра, — мрачно ответил магистр, — ублюдок знал о том, что Ивон нес в себе Искру. Ты не знаешь, но тогда была война. Страшная и кровавая. Многие достойные из нас пали, и нашей последней надеждой должна была стать сила, которой владел Ивон. А Валгири возжелал получить ее. Он соблазнил его и, когда получил свое, без колебаний предал. Это чудовище погубило его, и мой бедный мальчик не выдержал позора. Валентин не пожалел его, не внял моим мольбам. По его приказу Ивона казнили в его же собственном замке.

Алан так и не поднял головы, скрывая блестящие глаза. Аплодировать выдающейся игре хотелось стоя, но на Оскар она явно не тянула. Как бы ни был эмоционален этот поганый старикашка, до убитого горем Алана Салливана ему было точно далеко. Последним контрольным ударом больших влажных глаз, он пронял даже стоящего рядом с учителем Ридэуса.

— Почему? — а вот всхлип явно будет перебором, — почему вы забрали меня?

— Я потерял в этой войне Ивона, — не в состоянии оторвать взгляд от печальных серо-голубых глаз, заторможено пробормотал Свилион, — Я не уберег его, но чувствую ответственность за его наследие — тебя. Мы станем твоей семьей и никому не позволим обидеть тебя.

— Я… я должен подумать, — отведя глаза и нервно ломая пальцы, тихо произнес Салливан, — пожалуйста… Все слишком резко навалилось. Я… я не знаю, что делать…

— Подумай, дитя, — ласково погладив светлую макушку, ответил магистр, — этот замок — твой дом. Погуляй, если хочешь, и подумай.

Нежная улыбка сползла с лица старого вампира, когда за Аланом закрылись двери. Он откинулся в своем кресле и, не оборачиваясь, задумчиво спросил:

— Что скажешь, Рид?

— Он не поверит, — мрачно произнес Ридэус.

— Он УЖЕ поверил, — хмыкнул Свилион, — и он останется здесь. Ты ведь прочел его и видел его шок. А сила? Ты видел, как она клубится в нем?

— Да, милорд, — задумчиво ответил вампир, — она странная, не похожая на то, что нес в себе Ивон. Но покорится ли нам мальчишка? Не побежит ли за черным альфой? Я многое слышал об этих двоих.

— Вскоре он возненавидит Валгири настолько, что принесет нам голову этого безродного пса на золотом блюдечке. А ведь мальчишка так похож на Ивона.

Рид молчал и мрачнел еще больше. Потому, что если Алан Салливан во всем был похож на Ивона, то и слабость у них окажется одна и та же. Следовало бы не спускать глаз с мальчишки…

— Клыкастый недомерок, — презрительно процедил Алан и скрылся за колоннами от мимо прошедших вампиров.

Ложь, ложь, ложь… Бесконечная ложь, которую весьма мило и заботливо скормила ему эта тварь. Смрадная, от которой он задыхался все это время. Он чувствовал ее запах, видел их гнилое нутро и знал, что это только начало. Свилион никогда не отпустит его. Алан знал, почему он нужен им сейчас, когда укус начал менять его. Он чувствовал, как течет в жилах огненная кровь, как бьется собственное сердце в такт с диким воем голосов в голове. Они кричали, звали его и не желали смолкать. Они тянули его за собой и заставляли звереть. Он никогда никого не жаждал убить. Он не забирал чужие жизни, но сейчас он с удовольствием вырвал бы кишки всем тем, кто обитал в этой дыре. Он порвет их на куски. За каждый лживый звук, который издают их поганые рты. За каждый взгляд, за каждый вздох, за каждую слезу его волка, которым пропитаны их воспоминания.

Ему не нужна правда, преподнесенная на блюдечке. От нее смердит так сильно, что запах гнилых трупов меркнет по сравнению с этим. Он найдет свою собственную, ту, что хранит искореженная память. Ту, где он словно наяву слышит отчаянную мольбу и обреченный шепот. Он доберется до нее, и тогда эти твари пожалеют, что посмели взглянуть на его любовь…

Много веков назад…

Господь мне говорил,

Как я постыден был.

И кем я стал.

И что создал.

Мне дьявол говорил,

Что невиновен был.

Я это знал.

Я сам им стал.

Непрощённый, я здесь один.

Не герой я, но дух горит в груди.

Где здесь правда сам я не найду

Стою я в грешном раю, и в праведном аду.

Стою я в грешном раю, и в праведном,

В праведном аду.

Five finger death punch — «Wrong Side Of Heaven»

Много веков назад, когда на Земле царил мрак и хаос, те угольки Жизни, которые все еще тлели под гнетом Смерти, взмолились о помощи. И великие Небесные услышали. Они опустились в наш мир и, увидев последние искорки в его угасающем сердце, попытались спасти. Они начали долгую кровопролитную войну против монстров, населяющих Землю. В ходе нее Небесные одержали победу и заперли чудовищ на дне Бездны. Они принесли жизнь в наш мир и возродили его. Населив самыми разными существами и любя их поровну. Они подарили им часть своих знаний и разделили в них Добро и Зло. Они хотели, чтобы их возлюбленные дети творили свои судьбы и знали меру во всем. Для этого они написали Кодекс и отдали его на хранение преданным жрецам.

Шли годы, и мир менялся, а вместе с ним менялись легенды, герои и старые боги. На смену им пришли новые. Новое время начало диктовать свои правила, и история изменилась. Неизменным остался только Кодекс, который был так же священен, как и в былые времена. Не изменились, пожалуй, и легенды о Небесных. Они так и остались в сердцах и памяти потомков. Все… кроме одного Небесного.

Дагура…

Его имя стерли из истории. Сожгли и смешали с грязью. Превратив в вечное проклятие в устах любого. Они сравняли с землей все его храмы и уничтожили каждое изображение, с корнем вырвав из мира. Только уничтожить его самого они не смогли.

Покровитель воинов и верховный судья. Самый прекрасный из них и самый неподкупный. Олицетворение милосердия и справедливой жестокости. Ни одной душе невозможно было утаить своих поступков от его всевидящего ока. Он видел всех их насквозь, знал их тайны, их надежды были на его ладони, а грехи он не прощал никому. Он не был похож на других Небесных. Не знающий пороков и чистый настолько, что перед ним мерк сам Свет. Ему не нужны были ни поклонения смертных, ни их жертвы. Он и так дарил им всего себя без остатка. Внемля всем молитвам и укрывая своим белым крылом в час отчаянья и скорби.

Но века сменяли друг друга, и изменились сами Небесные. Сперва еле уловимо, но чем дальше, тем больше уподобляясь смертным. Примеряя на себе их страсти и пороки, они просто позабыли, кем были прежде. Требуя все больше жертв, погрязая в грехах, Небесные начали торговать своим прощением и любовью. А смертные были щедры на жертвы и на молитвы, чтобы умаслить своих покровителей.

Не изменился лишь Дагура. Он видел мрак в душах своих братьев и сестер. Угасла его преданность им и вера в их силы. Его не соблазняли ни сладкие речи, ни щедрые дары. Он не желал подчиняться тем, кто обратился во мрак. Не знал страстей и следовал старым законам, от которых отказались сами их создатели. И так длилось много веков. Пока он не довел гнев и ненависть остальных Небесных до такой степени, что те пожелали навсегда избавиться от него.

Судьба Дагуры решилась в тот миг, когда на его суд попали две грешные души. Один — когда-то могущественный правитель, проливший реки невинной крови. Сгубивший сотни жизней и не пожалевший собственное дитя. Но при жизни щедро одаривший своими жертвами Небесных. Их любимец и тот, кто в очередной раз сторговал себе прощение. Второй — безутешный отец, отомстивший когда-то за свою жестоко поруганную дочь. Нищий при жизни, но с большим и честным сердцем.

Дагура смилостивился лишь ко второй душе, чем поверг в гнев остальных Небесных. И ни одно их слово не смогло его переубедить. Ни обещания щедрых жертв, ни угрозы. Тогда Небесные попытались убить его. Но все знают, что нет оружия, способного уничтожить Небесного. Они заманили его в ловушку и придумали наказание страшнее смерти, страшнее всех проклятий. Его приговорили к вечному изгнанию. Лишив всех сил и сбросив на землю, где навечно заточили в слабое женское тело. Оставив, как насмешку все его воспоминания и устроив на земле вечные мучения для него.

Из века в век, из года в год, покуда течет бессмертное время. Вечно бродить по земле, не зная покоя, не зная света. С ярмом проклятой на прекрасном челе. Рождаться и умирать в муках, не забывая ни одного дня. С гордостью, втоптанной в грязь, и бесконечной болью взирать. Скулить у ног сильных мира сего, вымаливая милости каплю…

Роберт Салливан рассказывал почти неизвестную никому легенду тихо и, словно погрузившись в воспоминания. Он не смотрел на них, но знал, что они слушают его. Потому что это было важно. Намного важней всего того, что было сейчас. Потому что в легенде о прекрасном Небесном с печальной судьбой крылась та самая тайна, которая все эти века не давала покоя очень многим в этом мире.

— Но это нечестно! — всхлипнула Эрика, — он же не сделал ничего плохого!

— Не сделал, дорогая, — проворковала Арнелия, — но, как показывает статистика, большинство мужиков — козлы! Что небесные, что земные.

— Мой Эдди не такой, — гордо вздернув подбородок, произнесла рыжая и тихонько добавила, — и дядя Ри не такой. Что было с Дагурой дальше? Ведь все не может быть настолько ужасным!

— Ну, Небесные явно не рассчитывали, что последняя женщина, в чьем теле он переродится, встретит НЕ смертного, — насмешливо ответил ей Роберт, — это был вампир. Молодой, амбициозный и с достаточно сильной кровью. К тому времени девятьсот лет беспрерывных мучений и заключения окончательно уничтожили прежнего Дагуру. Он воспользовался подвернувшимся шансом, и очень скоро молодой вампир был у ног юной красавицы. Он женился на ней и привел в свой замок госпожой.

— Как романтично, — сухо произнес Кай и сузил глаза, — только как вся эта брехня связана с нами?

— Молодого и перспективного вампира, который притащил в свой замок полусумасшедшего Небесного в бабском теле, звали Элинар Анарсвиль, — буднично произнес Крист и даже не поморщился, когда раздался звон разбившегося стакана и чей-то изумленный писк.

— Это… Это наш родоначальник, — шокировано прошептала Диана и, не удержавшись, нервно рассмеялась, — этого ведь не может быть!

— Дамочку эту звали Каспия, — убил последние надежды Крист.

— Я хотел понять, почему наш с Тамарой первенец родился человеком, — глухо произнес Анрис, — и тогда я начал копать. О наследии нашей семьи и о том, чем на самом деле являлась Искра, я узнал лишь через десять лет после смерти Иви. Жена Элинара родила ему трех сыновей. Старший из которых был обыкновенным человеком. Я не знаю, как у них получилось отвоевать право жизни для себя и своих детей, но человек остался с ними, и дети, рожденные от него, оказались чистыми вампирами. После этого человеческая кровь больше не всплывала в роду. Пока не появился наш Илия. В его же потомках наша кровь словно растворилась. Его дети, внуки, правнуки — все они были обычными людьми с совершенно необычными способностями. И чем дальше, тем слабей становились их способности. Неизменным лишь осталось то, что все потомки Илия были мужского пола. Ни одной девочки до сих пор, пока Арни недавно не забеременела. Ее дочь будет первой за все поколения Салливанов.

— Если Искры никогда не было, — хрипло спросил Кай, — то, что тогда засунул в меня твой сын? И почему я все еще чувствую ЭТО?

Вопреки всему Кай не хотел знать ответ на свой вопрос. Он уже догадывался, чем обернется все это. Всем нутром чувствовал. От того, как заскулил внутри волк и как свернулся клубком. Как глухо и с надрывом отозвалась внутри тьма и как запылала черной ненавистью. Бессильной, болезненной и кровавой злобой. По ушам резанул грохот цепей и тоскливый вой, полный одиночества.

Когти вспороли обивку на подлокотниках, и перед глазами потемнело. По позвоночнику, словно мороз прошел и парализовал все тело. Он почти видел прозрачные голубые глаза, сверкающие за ржавыми прутьями клетки. Чувствовал запах обреченности и боли. Он ощущал ее неподъемный вес и зверел. Он смотрел в глаза этого существа и был до скрежета клыков уверен, что знает, кто это. Кай знал и отдал бы все, чтобы навсегда стереть мрак, в плену которого не один век томилось самое прекрасное создание в мире.

— Искры не было, — словно издали долетели до него слова Роберта и заставили вернуться обратно, — был только Дагура. Он провел их всех, понимаешь? Создав своих собственных потомков с сильной кровью и смешав их с собственной, он просто ушел от их проклятия. Разорвав свою душу между своими потомками. Только вампирская кровь оказалась сильней, и многие века подавляла его. Пока вся его мощь не нашла волю в сыне Анриса. А дальше — в его потомках. Он был изначально заперт в человеческом теле. Оковы свои сломать он не смог, но теперь сам выбирал себе «тюрьму». Дагура окончательно покинул Анарсвилей и на прощание оставил им часть своей души. Чтобы охранять их в благодарность. Так и было, пока Анарсвили не начали использовать этот осколок души как оружие. Совсем позабыв ЧТО из себя он на самом деле представлял. Так появилась и легенда об Искре, которую им «подарили Небесные».

— А Салливаны? — удивленно подал голос Маркус.

— Разорванная душа Дагуры медленно растворилась в нас, — пожал плечами Роберт, — с годами те, в ком и рождалась часть него, начали появляться все реже. И мы были уверены, что она исчезла, пока несколько веков назад осколки вновь не начали появляться. Медленно, едва уловимо, но все сильней с каждым новым поколением. Дагура по кускам снова себя собирал, но мы не могли понять, из-за чего это происходит. Пока он, наконец, не собрал себя всего.

Он перевел взгляд на чуть ли не скалящегося Кайрена и твердо произнес:

— Ты ведь уже знаешь ответ. Знаешь, к чему мы ведем. В Алане нет никого другого, и он не чье-то перевоплощение. Он и есть Дагура. С запертыми под замком воспоминаниями и лишенный всех своих сил. Он бы продолжил спать и жить жизнью смертного, если бы недавно не произошло что-то такое, что смогло пробудить его. Что-то, что заставило вспомнить его о своей настоящей сути. И я бы очень хотел знать, что это было.

— На него напали, — с трудом произнес Кай и прикрыл глаза, — они хотели увести его, но он сопротивлялся, и его укусил новообращенный.

— Мы с милордом сутки вливали в него кровь и пытались остановить обращение, — оперативно сунув под нос побледневшей Арнелии успокаивающий отвар, произнес Эбот, — его сердце останавливалось дважды, прежде чем процесс получилось остановить. Но анализы показали такое, что я до сих пор в шоке. Его ДНК полностью изменилась.

Кристофер хмыкнул и вытащил из кобуры Taurus PT 100. Он достал из обоймы пару патронов и бросил профессору. Реакция была мгновенной, и уже через мгновение Николас смотрел на необычные пули на своей ладони. Металлическая шапка, покрытая древними письменами, а в прозрачной, похожей на хрусталь гильзе черная жидкость с алыми прожилками пульсирует, словно маленькое сердце. Николас некультурно вытаращил глаза, и уронил челюсть.

— Похожа? — лениво протянул Готфрид.

— Ага… — энергично закивал профессор, — но почему?

— Потому что кровь Алана и всех тех предыдущих Салливанов, в ком жил осколок Дагуры, — яд, — усмехнулся Кристи, — от него не существует ни одного противоядия. И поверь, ощущения у отравленного просто фееричные. И да, это единственное оружие, которое может уничтожить Валгири.

Последнее явно насторожило всех, кроме Кайрена. Он зачарованно смотрел на пули, но мысли были совершенно в другом месте. Он в десятый раз прокручивал в голове весь рассказ Салливанов и Анарсвилей, а перед глазами было лицо Алана. Мягкая линия губ, кривящихся в улыбке, его блестящие глаза и голос. Бесконечно далекий и любимый. Он вспоминал каждую их минуту, каждую ночь и понимал, что бесится еще больше.

Смертный человек ли, Небесный ли. Кайрен все равно любил. До боли, отчаянно, наконец, найдя в его объятиях свой дом. Алан вернул его, а вот он не смог спасти его. В очередной раз покинул в трудную минуту, подвел своего лио, не оправдал всех надежд. Но Кай любил и вопреки всему собирался вернуть Алана. Если придется, то на коленях вымолить прощение, но вернуть. Он потерял когда-то Ивона, и теперь у него пытались отнять Алана. И им это удастся, потому что он уязвим. Один на один со своими искореженными воспоминаниями. Неважно, как сильно будет храбриться тело, ведь он все еще там, заперт, словно дикий зверь. Потерявшийся во тьме, со своей бесконечной болью. Они не услышали его криков, не пришли на помощь. Они бросили гнить его в своих оковах до скончания веков. Они делали ему больно!

Видимо что-то такое мелькнуло на его лице, потому что Кристофер посмотрел ему прямо в глаза и уверенно произнес:

— Алан сильный, он все выдержит.

— Только не у Мечников, — хрипло произнес альфа и качнул головой.

— Да хоть под боком самого Дьявола! У тебя никогда не возникало вопросов касательно всего того, что технически не должен уметь простой дизайнер? А ведь он умеет. И такое, чему не учат ни в одной спецслужбе. Мы знали, что рано или поздно за ним могут прийти и потому готовили с самого детства. Салливаны готовились к этому много веков. Делая из своих потомков идеальное оружие, способное защитить как себя, так и свой род. И ко всему прочему, он медленно пробуждается. Когда процесс закончится, на планете не будет никого равного ему.

— Он заперт там, и все еще один, — смотря остекленевшими глазами, пробормотал Кай и даже не почувствовал, как когтями вцепился в собственную грудь, прямо туда, где заполошно билось сердце.

Взгляд Криста смягчился. Конечно же, он все понял. Ведь умный же сукин сын и не первый год во всем этом варится, в отличие от этого альфы. Он опустил свои ноги со столика и, подавшись вперед, мягко взял за запястье оборотня. Уверенно сжав и заставив вздрогнуть, он заговорил еле слышно:

— Он не там, а здесь, в твоем сердце, и был там все эти века. Ты был любим им все это время, просто не знал этого.

— Он не простит меня.

— Знаешь, в чем фишка? — закатив глаза, продолжил Крист, — Больше тысячи лет всякие идиоты пытались заполучить его себе, а он взял и выбрал тебя. Ты выбрал Ивона, и он был твоей парой, но на самом деле, выбрали тебя. Это сделал Алан. Сначала маленький осколок его души тогда, и весь он — сейчас. Душа Дагуры всегда жила только в тех, в ком текла его кровь. Других он никогда не принимал, даже того, кто, по сути, помог ему уйти от проклятия Небесных. Он поделился своей душой с тобой. Как бы силен ни был зверь, он умирает, когда гибнет его пара, а ты выжил и стал сильней. Это его душа держала тебя здесь. А что касается просранных тобой отношений, то я вообще хренею!

— Не поделишься почему? — раздраженно процедил Кай.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Алан вел себя, как ПМСная баба? Если бы на твоем месте был другой, то он дал бы в морду и морально поимел бы во всех позах. Салливаны мстительные тварюги, особенно Алан. Тут ты, и он просто бросил все и уехал хрен знает куда. Даже мы не могли найти его. И потом, малыш всегда был по девочкам, а тут здоровенный оборотень с мордой маньяка-потрошителя. Он зациклился на тебе. Сколько раз он вмешивался в дела твоей стаи? Сколько раз подвергал опасности себя ради тебя и тех, кого ТЫ любил? Мы — его сила, а ты — слабость. Ты его пара, и потому твой отказ так ранил его. Никто другой не действует на него так сильно, как ты.

— Я чувствую его боль, — зажмурившись, еле слышно прошептал Кай, — я слышу его, но не могу дотянуться. Это сводит меня с ума. Ему нужна была помощь все эти годы. Он звал меня, а я был глух. Я не смог уберечь его и подвел снова.

— Ты не знал.

— Незнание не избавляет от ответственности.

— Ну, ты знаешь теперь. И пока мы не нашли его, ты можешь поговорить с ним. Позвать и поделиться своей силой. Кровь Алана не откликнется, пока он не стал единым целым со своими воспоминаниями, но ты можешь дотянуться до его души. Позови Дагуру и он услышит. Тебя он и на том свете услышит.

— Решил стать нашей крестной феей? — открыв глаза, криво усмехнулся Кай.

— Детка, что за пошлости? — лениво протянул Крист и, блеснув золотисто-шоколадными глазами, снова откинулся в кресле, — да я весь воплощение ангела-хранителя!

— Нимб не жмет? — ехидно поинтересовался оборотень.

— Не, в самый раз, — погладив себя по голове, самодовольно ответил Готфрид, — и вообще, что за история с разрушенным Блодхартом? Ал его тебе не достроил?

Ридэус в очередной раз незаметно стоит в тени колонн и наблюдает за тренировкой белокурого человека. И с каждым днем он все больше убеждается в том, что человек в Алане Салливане медленно умирает. Но то, что рождается на его месте, заставляет ощетиниться и с трудом подавлять желание укутаться в собственные крылья. Есть в этом Салливане что-то, от чего у Рида мороз по позвоночнику ползет.

Это запах смерти, который с каждым новым днем все отчетливее ощущается в замке. А вместе с ним приходят тени безумия и ужаса. Это черная тварь в человеческом теле, с лицом настолько прекрасным, что доводит многих молодых мечников. Они чувствуют в нем человека и тянутся за ним. Их кровь вскипает каждый раз, когда они следят за ним. Но они не видят того, что видит он. А Рид с каждым днем все больше уверяется в том, что в свой замок орден впустил чудовище.

Салливан похож на Ивона разве только внешностью, и то — не копия. В его грозовых глазах нет ни капли холода, который так щедро дарили глаза его бывшего командира. Наоборот, в них столько огня и страсти, столько ненависти, что хватило бы на кровь всего мира. В последнее время это единственное чувство, которое Алан ощущает постоянно. Рид знает наверняка, потому что он задыхается от ее липкой тьмы. Но Свилион этого просто не замечает. Он слепо идет за тем огнем, которым так щедро делится с ним этот мальчишка. Магистр просто нарадоваться не может, смотря на своего нового любимца. Он за какую-то неделю успевает полностью завладеть всем вниманием Свилиона. Кроме него, он не подпускает к себе других. Тренируется всегда в одиночестве и проводит свои вечера не в общей гостиной, а в покоях магистра.

Рид смотрит на четкие резкие движения крепкого тела, слышит звон мелькающих со смертельной скоростью клинков и не может забыть тот вечер, когда он впервые увидел это. У него до сих пор перед глазами стоит полумрак комнаты, он помнит и кресло старого магистра у горящего камина. Свилион говорит тихо, рассказывая легенды о первых Мечниках, а у его ног, словно верный пес, на мягкой шкуре сидит Салливан. Он откидывает голову на колени Свилиона и жмурится, когда его волос в ласке касаются худые пальцы. Он похож на огромного кота, разомлевшего от ласки, только Рид видит то, чего не замечает Свилион. На губах его «любимого мальчика» играет леденящий кровь оскал.

Рид помнит это и чувствует, что они совершают одну ошибку за другой, только не может понять где. Он следит за мальчишкой уже почти две недели и ждет его бунта, побега, нападения, да чего угодно! Но ничего из этого не происходит. Вместо этого Алан сутками закапывается в старинной библиотеке и, грызя утащенные с кухни яблоки, углубляется в чтение. Он не пропускает ни одного трактата, ни одного манускрипта, и неважно, на каком он языке. Он впитывает их знания как губка. Примеряет на себе и, переделывая под себя, выдает такое, что впору поседеть.

В последний раз, когда этот шельмец пошалил со своими новыми силами, рухнула северная башня и вся прилегающая к ней стена. После экспериментов в химической лаборатории трех ученых, присланных Амикусом, пришлось соскребать со стен. А этому поганцу хоть бы хны. Он только шаркнул ножкой и, спрятав за спину руки, посмотрел на взбешенного до предела Свилиона глазами непорочного ангела. Магистр забыл причину своего предполагаемого сердечного приступа уже через десять секунд. Это раздражает, заставляет скрипеть зубами от злости, потому что глупый никчемный мальчишка, лишь по счастливой случайности получивший себе Искру, завладевает его местом. Тем, которое он с таким трудом получил ценой собственной крови, пройдя по головам сотен тысяч.

Именно эта злость становится той самой причиной, из-за которой он молчит об охоте, которую устраивают на человека взбешенные его привилегиями молодые вампиры. Он не даст им убить зарвавшегося сопляка, но это послужит ему хорошим уроком. И потом, он же не будет виноват, если малыша хорошенько попользуют. Не надо провоцировать голодных до такой жаркой крови хладных…

Алан чувствует, как меняется. Процесс идет уже не по дням, а по часам. Его мысли принадлежат уже не только одному ему. Там прочно засели голоса чужих. Они шепчут ему свои истории и днем, и ночью. Его кровь больше не холодна, теперь она пылает, словно костер, и от этого порой больно до слез. Он ловит губами морозный воздух на крыше смотровой башни и, раскинув руки, пытается услышать шелест за спиной. Но вместо него до ушей долетает полный боли крик и хруст ломающихся костей.

И злости от этого так много, что она топит его. Тянет в свое гнилое болото и холодной ледяной пеленой застилает глаза. Она горит болью раскаленного металла на запястьях и обвивает шею. Он спит и видит обрывки чужих снов. С каждым днем они срастаются в единое целое, и вот уже перед глазами чья-то жизнь. Алан знает, чья она, знает лица окружающих. Он проживает чужие судьбы и медленно вспоминает дорогие сердцу лица. От криков на полях брани и холодного дыхания смерти на собственном лице до жарких ночей в чьих-то объятиях. В его снах кровь на баррикадах римских улиц, вопли под стенами Бастилии. Голод в холодные зимы сорок второго и запах гнилой плоти в грязных клетках где-то во Вьетнаме.

Запутанные лабиринты чужого и одновременно своего. Где запах бесконечно любимого моря и рука Одина Всеотца на плече. Под сенью сосен в поцелуях первой, пока еще невинной любви. Под музыку великого Штрауса, играющего этой ночью лишь для избранных. В криках радости на достроенном с таким трудом Тауэрском мосту. В лисьей улыбке дочери, и морозным декабрьским вечером, на последнем балу Романовых.

Сотни душ, сотни поколений со своими грезами и надеждами. С взлетами и падениями, беспечной страстью и преданной любовью. Все это принадлежит его роду, его предкам… его потомкам. Алан помнит всех их и чувствует в себе кусочек от каждого. Они делают его цельным, заполняют собой всю пустоту, к которой он когда-то сам себя приговорил. Он помнит и это. Помнит лицо первого мужчины, которого он выбрал себе сам. Помнит тепло его рук и нежность в темных глазах. Страстный шепот у самого уха и клятвы, которые исполнялись всегда. Только сердце холодно. Ему плевать на все это, и безразлична грусть, которая иногда мелькает в темных глазах. Алан не знает, кому принадлежат последние воспоминания, но они делают его ненависть сильней и холодней. Он знает, что человек, которому принадлежал этот мужчина, был бесконечно благодарен и только. Не было ни любви, ни привязанности, ни желания.

Единственные воспоминания, которые вызывают в нем светлую грусть, это воспоминания о прекрасной женщине, которую он сам видел лишь раз. В далеком детстве и за это время она совершенно не изменилась. Только бабушка никогда не пела ему колыбельных, а этому белокурому, совсем маленькому мальчику, она поет их со слезами на глазах. Потому что сегодня она видит его в последний раз. Только он знает, что это не так, и хочет сказать, как сильнолюбит, что ни винит и будет помнить всегда. Но сделать этого он не может. Он знает лицо мужчины, который тихо скулит, прижав его к своей груди, и пытается разжать побелевшие пальцы, чтобы отдать его чужакам. В его светлых глазах бескрайнее горе и бесконечная любовь. Он чувствует ее так же сильно, как и в тот день, когда дедушка Ани, сидя у его постели, рассказывал сказки о вольных волках. Анрис Анарсвиль любил всех потомков своего сына, как собственных чад. Он любит их и сейчас, Алан знает это.

Как и то, что для многих в этом гадючнике стал костью поперек горла. Особенно для Ридэуса, пекущегося о своем тепленьком местечке под боком Свилиона. Ведь теперь его ощутимо потеснили, и старый магистр готов молиться на свою вновь обретенную Искру. У Алана привилегий больше, чем у любого Мечника, хотя он и не один из них. А вампиры бесятся от этого. Они чуют его запах и знают, что он человек. Но лишь мысль о том, что какой-то смертный может позволить себе то, за что других ожидает жесткое наказание, заставляет их скрипеть зубами. Они достигли уже своего предела, за которым одно лишь свирепое желание уничтожить.

Алан знает о ловушке и о том, что Рид закрыл на это глаза. Они поджидают его в лесу на заре. Когда зимний холодный лес остывает после диких ночных вьюг. Салливану больше не холодно. Он наслаждается каждой минутой покоя в глухой чаще, вдали от тех, перед кем приходится играть все время. Здесь он свободен, словно ветер, и так же носится по заснеженным диким тропам. На нечеловеческой скорости, и не останавливаясь ни на минуту. Вслушиваясь в медленно просыпающиеся звуки природы и вспоминая лунные ночи со стаей. И волчий вой, раздающийся совсем рядом, делает эти воспоминания еще ярче. Но только не сегодня.

Он замечает их сразу после того, как лес смыкается за спиной. Их пятеро, и они преследуют его, словно дичь, пытаясь загнать в сторону еще троих, которые ждут впереди. Только никто из них так и не понимает, в какую минуту и где растворяется Салливан. Они пытаются отыскать его запах, но его нет. Молчит и его кровь. Они ходят кругами и огрызаются друг на друга за неудачу. А лес все не кончается. Он становиться темней и мрачней. Тени скрученных деревьев удлиняются, и где-то слышен скрип древесины. Лес глохнет за секунду и начинает холодеть. Мороз проникает под кожу, колет кончики пальцев, и есть в этой тишине что-то не из мира этого. Они блуждают по лесу и все время возвращаются на ту же самую поляну, где потеряли Салливана. И опять по кругу, пока не осознают, что за ними следят. Взгляд тяжелый, холодный, от него мурашки по коже. Они пытаются воспользоваться своей магией, но она не отзывается. Вместо нее лес пронзает громкий смех. Он превращается в миллионы голосов, которые продолжают шептать, пока вокруг сгущается тьма. В ней тысячи глаз, тысячи ртов. Поляна уже окружена, а они все еще не знают, с чем имеют дело. Заняв круговую оборону и с оружием наготове, молодые вампиры напряженно всматриваются в густой лес, но никого не видят.

Пока над их головами, еле касаясь, не мелькает чья-то тень. То, что головы надо было поднять раньше, понимают они слишком поздно. Над ними десятки полупрозрачных темных тварей. Со сверкающими нечеловеческими глазами и кровавыми оскалами. Это рваные тени на белых костях. Призраки, или, только Бездна знает, еще какая мерзость. Их много, и они все больше сжимают кольцо вокруг них. Они смеются, кричат полубезумными голосами, вторгаются в разум и нашептывают, как будут сдирать их кожу. Они облизываются нетерпеливо, пытаясь дотянуться до их плоти костлявыми руками, но не могут. Их все еще что-то сдерживает, а точнее — кое-кто.

Среди этих призраков они замечают его моментально. Алан и не прячется. Он на корточках сидит на толстой ветке скрюченного сухого дуба и хихикает. Сверкая нечеловеческими голубыми глазами и напевая какую-то песенку. Черты его лица настолько остры, что напоминают голый череп.

— Лес не место для маленьких мальчиков, — оскалившись, тянет Салливан и получает в награду злые взгляды.

Они готовы плеваться ядом даже в такой ситуации. Только он и так знает, что наглая и, как оказалось, очень мстительная сука. Это для него не новость. Так что вампиры даже не успевают раскрыть рты, когда твари срываются с короткой цепи, которую так мило отпускает Алан. Он смотрит на это несколько восхитительных мгновений, а потом легко спрыгивает на землю. Ему безразлична их судьба, как и то, что скажет Свилион. Жаль только утренней пробежки, которую испоганили эти сволочи.

За своей спиной он слышит их крики и треск рвущейся плоти. Под громкий ледяной смех и визг пытающихся отбиться Мечников. Там же остаются голоса Рида и пришедших вместе с ним вампиров. Он не слышит раздраженные вопли и колебания магии. Вместо этого он, не отрываясь, смотрит в глубину той мглы, которая перед ним. А вот этого здесь точно не было и это не его шалости. Она сплошной стеной стоит на его пути, но не движется дальше, словно на невидимой границе. Алан весь подбирается, когда видит чей-то силуэт на той стороне. Расплывчатый, от него все внутри сладко сжимается. Он почти уверен, почти верит.

— Лио…

Сомнений не остается никаких, и он делает первый шаг. Еще один и еще, пока голоса, зовущие его, не растворяются вдали. А впереди не видно ничего, кроме одной тени в абсолютной белизне тумана. Но ему хватает и этого, потому что он чувствует каждой клеточкой тела, каждой частичкой своей изорванной когда-то души.

— Я слышу тебя, — совсем тихо шепчет Алан и чувствует, как близко становится тень Кайрена.

Он смотрит на него, наклонив голову к плечу, и не может оторвать глаз. Пусть так, но он чувствует альфу и с жадностью пьет все его эмоции. Он видит тянущуюся к нему руку и со злостью понимает, что они слишком далеко друг от друга. Что его альфе никак не дотянуться. Алан слышит его мысли, словно собственные, и хочет развеять все его сомнения, отдать все, что угодно, за покой Кая.

— Алан…

Хриплый, отчаянный голос обрывается в ту же секунду, когда он делает резкий шаг вперед и сжимает призрачные ладони Кая так сильно и весомо, что шок в желтых глазах заставляет коротко засмеяться. Магии вокруг так много, и она настолько сильна, что он может потянуться к своему мужчине. И короткий поцелуй на губах настолько теплый, что сердце тает. Один лишь короткий миг, который отвечает на все вопросы и овладевает всем существом.

Но стоит Алану открыть глаза, как мгла растворяется за несколько минут и уносит с собой тепло чужих губ и сверкающие золотые глаза. Он так и стоит на узкой тропинке, которая расцветает на глазах у застывших в изумлении вампиров. А Алан, не обращая на них внимания, нежно улыбается, смотря на кровавый кулон в своих ладонях.

После этого случая за ним следят еще более внимательно. О том, что было в лесу, вскоре узнает не только Свилион, но и все остальные Мечники. Теперь они смотрят на «обычного человека» другими глазами. Тайно следят за его тренировками и порой ловят в те моменты, когда он неожиданно застывает на месте и, совсем по-звериному склонив голову к плечу, напряженно вслушивается в свист ветра. В эти минуты его холодное лицо озаряет мимолетная улыбка. Она пропадает в ту же минуту, когда он ловит их взгляды. В упор смотря холодным расчетливым взглядом убийцы. А когда он еще и выпускает Пожирателей, замок с ног на голову переворачивается.

Ночная охрана, обходящая периметр, божится, что этот новый человек — само исчадие Бездны. Ведь как объяснить его невинный оскал и слова, сказанные бархатным голосом:

— Это всего лишь восхитительный сон, мальчики. Всего этого не происходит, — а за его спиной из своих распахнутых клеток, рыча, вылезают монстры.

Первый охранник оказывается вампиром впечатлительным и сразу же сползает в глубокий обморок. А второй икает и не в силах выдавить хоть слово тыкает пальцем в спину Алана. Последнее, что он запоминает, — это гротескно закатывающего глаза блондина и то, как он отталкивает морду мурлычущего под боком Пожирателя.

— Да, да, ты — душка, и я это знаю, — охранник всхлипывает и оседает рядом со своим напарником.

Гуляет Алан со своими новыми любимцами всю ночь, чем доводит Ридэуса до сердечного приступа, живность вокруг до ледяного ужаса и всех мечников до истерики. Особенно громко визжит борзый молодняк. Один только Свилион в экстазе, чего явно не разделяет весь остальной орден. И то, пока Салливан не возвращается в замок со всей этой оравой, которая лезет покусать всех, кто смеет к нему подойти. На вполне возмущенное нечленораздельное рычание Рида он пожимает плечами и отвечает, что малышам было одиноко и скучно. После этого вокруг него всегда крутится парочка этих тварей. Они трутся о его ноги, лезут мордами под его ладони, прося ласки, и рокочут, словно довольные коты.

Рид смотрит на это и с отвращением отводит взгляд. Он знает, что эти твари даже ночью спят в его комнате. Знает, что они сворачиваются клубком вокруг него и готовы порвать глотку любому, кто посмеет подойти к человеку. Пожиратели замка с каждым днем все трудней слушаются своих мечников. Вместо этого они предпочитают ночи охоты с Аланом и его ласки. Он смотрит с поразительной нежностью на этих монстров и воркует им что-то совсем тихо. Рид не может перестать думать о том, что эти монстры созданы только для убийств. Они не знают никаких эмоций, кроме нескончаемой жажды крови. У Алана Салливана они вымаливают ласку и дерутся за его внимание. Алан Салливан — тварь намного хуже Пожирателей…

* * *

Они ищут его уже почти месяц и не могут найти ни одного следа. Ни деньги, ни последние технологии этого века не могут дать ответ о местонахождении Алана. Осведомители Кайрена рыщут по всему миру и встряхивают одно правительство за другим. Кристофер пробивает сведенья по своим каналам, а Роберт за несколько часов ставит на уши весь криминальный мир заявлением о вознаграждении в несколько миллионов за головы мечников. Так что теперь орден разыскивает столько народу, что кажется, тем скоро невозможно будет больше прятаться. Но Кай знает, что те могут залечь на такое дно, где их невозможно будет найти. Он уже проходил через это, когда разыскивал этих вампиров. Он днями погружает себя в глубокий магический транс и ищет Алана повсюду. Но тот никогда не отзывается, вместо него всегда приходит Дагура. Кай чувствует, как он тянется к его рукам, как отчаянно смотрит своими прозрачными светящимися глазами. И это лицо Алана… его Алана, черт возьми! Он тянется изо всех сил, но никогда не может ни дотянуться, ни понять, где тот находится.

Алана он видит лишь раз. В зимнем лесу, где-то в горах. И, когда он зовет, на этот раз его слышат. Алан смотрит прямо в его глаза и шагает к нему. Он тянет руки, и Кай, наконец, чувствует тепло его кожи. Чувствует тепло рук, держащих его ладони, и не может вымолвить ни слова. Он хочет сказать так много, хочет зарыться носом в серебристо-белые растрепанные волосы и коснуться алых с мороза губ. Только его опережают, и он чувствует горячее, словно огонь, прикосновение ко рту.

Когда он открывает глаза, то снова оказывается в своем кресле в кабинете особняка. Окруженный со всех сторон дорогими родственничками. Диана осторожно стирает пот с его лба, а Роберт без слов сует ему в руки пойло Эбота. Кай осушает кружку одним глотком и кривится от горького привкуса. Кулона с его собственной кровью, который когда-то он подарил Алану, больше нет на шее. Только Роберт мрачнеет еще больше, а Крист сжимает губы в тонкую полоску. Взгляд его становится холодным и расчетливым.

— У нас мало времени, — жестко произносит он и, накинув на плечи кожаную куртку, выходит из гостиной.

Как оказывается, у них вообще нет времени…

В ту глубокую ночь в особняке Валгири находится сама семья и Арнелия с Тамарой. Из Салливанов только Готфрид со своей группой, которая в данную минуту закопалась в своем новом командном пункте. В весьма специфическом, потому что это старая церковь Волчьего Двора.

Кайрен снова заперся в своем кабинете и колдует. Он, не отрывая глаз, смотрит на играющие языки пламени в камине и шепчет все известные ему заклятия, пытаясь прощупать крепкую стену, которой от него мечники закрыли и себя, и Алана. Он не спит больше года и может пробыть без сна еще дольше. Альфа отлично помнит те века, когда бродил по земле, и днем, и ночью не смыкая глаз. Потому что это было единственной возможностью сбежать от кошмаров. Они вернулись к нему снова, только теперь их главный герой — Алан. И Кай больше не может так. Этот второй круг Ада грозится окончательно сломать его. Поэтому он не спит и в гробовой тишине дома плетет все новые заклятия.

Только на этот раз все по-другому. Он с самого утра не может найти себе места и чувствует, что скоро должно произойти что-то непоправимое. И оно растет с каждой минутой, пока не превращается в вой его зверя в груди. Кай напряжен до предела. Он пускает в ход всю свою магию, и мышцы дрожат от напряжения. Его сила клубится пламенем внутри и вырывается с новым отчаянием, чтобы прощупать ту нить, которую ищет. Он хватается за нее, словно утопающий, и следует в абсолютной пустоте. С каждым новым шагом его цель все ближе. Он почти чувствует ее и не видит шторм, разыгравшийся за окном. Он не чувствует, как дрожат стены, и как ходуном ходит земля. Всего этого для него сейчас нет, потому что ему, наконец, удается.

Магия мечников рвется под его когтями, словно старая тряпка. Их заклятия, пропитанные кровью, растворяются, открывая вид на громадные стены старого замка, вросшего в заснеженные скалы. Он вламывается сквозь их защиту и летит на зов, чтобы, оказавшись в огромном зале, почувствовать, как внутренности леденеют от ужаса. Потому что это олицетворение всех его кошмаров, бережно созданное мечниками.

Огонь факелов нервно дрожит на стенах и с каждой минутой все истеричнее. Мечники черными тенями стоят кольцом и все громче выкрикивают слова на неизвестном языке. Он видит проклятого Свилиона, напряженно застывшего на возвышении, и тень Ридэуса рядом с ним. А в нескольких шагах от них он видит Алана.

Корчащегося на полу в центре горящих холодным светом старинных символов. Все его тело покрыто глубокими ранами, и кровь алым окрашивает разорванную рубашку. Он закован в те же самые цепы и, сжимая зубы, скребет ногтями камни под собой. Его выворачивает наизнанку, ломаются кости, и по вискам текут слезы. Он выгибается дугой и бесполезно тянет вспыхивающие алым оковы.

Ему больно… ему отчаянно больно, и нет никого, кто поможет. Его одиночество вечно, и никто не услышит его криков. Никто не придет…

Кайрен воет, словно обезумевший зверь, и тянет к нему руки. Он пытается коснуться, пытается подойти, но не может. Он скалится и кричит, но никто не слышит его. А он только и может, что извиваться в невидимых путах и смотреть в почерневшие от боли любимые глаза.

— Алан!

Еще одна секунда, еще немного… Господи, пожалуйста… пожалуйста… Только не снова! Нет!

Его вышвыривает из видения под громкий нечеловеческий вой, от которого пол идет трещинами и взрываются стекла в окнах. Стену буквально сносит, и рушится крыша. Шторм на улице превращается в чертов конец света, а земля содрогается, испуская вместе с ним настолько чудовищный звук, который не описать ни одним словом. Страшный, сильный настолько, что кровь стынет в жилах. Этот крик самой земли. Он вторит тому безумию, которое вырывается наружу и полностью завладевает Кайреном. Он, шатаясь, вываливается наружу и не чувствует, как обращается.

— Кай! — кричит испуганный Маркус и, широко распахнув глаза, смотрит в горящие безумием алые глаза брата.

Тот просто застревает в полуобращенном состоянии, превращаясь в уродливое чудовище. Младший брат пытается достучаться до него, но теперь это невозможно. Полезшего Гора вообще чуть не отшвыривает на острые обломки торчащих балок. Его спасают крепкие руки быстро среагировавшего Криста. Тот ловит оглушенного оборотня в прыжке и, перегруппировавшись, успевает нырнуть со своей ношей за обломки стены, когда Кай окатывает все вокруг еще одной мощной волной разрушений и срывается в сторону скрипящего под штормом леса.

Порвется цепь

Остался без ничего в этом жутком городе

Стоп-сигнал мигает и телефонные линии оборваны

Холодный снег хрустит под ногами

Он забрал моё сердце, я думаю, что забрал и душу

Под светом луны я бегу

Подальше от резни палящего солнца

Движимый настроением

Я сделаю это вновь, не зная пощады

Открой свои глаза

Ты всё время плачешь

Детка, я вытру их досуха

Вспышки сыпятся на меня с небес

Я вижу как шторм поднимается с моря

И он всё ближе

И он всё ближе

Твой танец шимми раскачивает мою лодку

Оставляю меня на берегу наедине со своей любовью

Думаешь ли ты обо мне

Где я сейчас

Где я сплю, детка

Чувствую себя так хорошо, но я стар

2000 лет погони дают о себе знать…

Kings of Leon — «Closer»

Алан знал, чем все это закончится, с самого начала. Он знал все, что так старательно скрывали от него. О новых пяти терактах и нападениях, которые со дня на день должен был устроить Ватикан. Знал о покушении на королевскую семью Британии. О нападении на Вампирский Двор и еще о кое-чем. Но настоящей вишенкой на торте оказались его личное задание и ювелирное превращение Понтифика в полного козла отпущения. Старый идиот даже не догадывался о грандиозных планах Свилиона и продолжал отвлекать внимание на себя, пока магистр готовил свою персональную ручную зверюшку. Первой жертвой этой «зверюшки» должен был стать Кайрен Валгири.

О да, к этому убийству Салливана готовили тщательно. Натаскали так, что будь здоров. Плюсом во всем этом было то, что он, наконец, смог окончательно разобраться в воспоминаниях своих предков и голова перестала напоминать бомбу с часовым механизмом. Минус был в том, что Свилион каждый вечер с упоением и со зверской методичностью имел его мозг на тему высшего блага, предназначения и особенности. Алан был впечатлен. Вещал мужик в полном одухотворении. Просто охрененный мотиватор.

Только Свилион точно бы застрелился, если бы узнал, до чего на самом деле домотивировал Салливана. Но ни Свилион, ни Рид не могли прочесть его мыслей, и потому они не знали, как сильно желал Алан черного альфу. Они даже не догадывались о том, что бы он сделал с Кайреном. Он вылизал бы его с ног до головы. Вцепился бы зубами в крепкую загорелую шею и устроил бы настоящее родео на его чертовом восхитительном члене. Он бы впитал в себя каждый вздох, каждый стон. Спрятал бы от всего мира и исполнил любое его желание. Все, что угодно, любой каприз. Отдал бы все на свете за прикосновение к теплым губам. За запах разгоряченного тела и рассеянную улыбку. За блеск счастливых солнечных глаз и аромат кофе, запутывавшийся в его волосах. Все, что угодно, за этого мужчину, только за него.

А они не знали и готовили его для убийства. Ведь его эмоции были пусты для них. А о единственной слабости старшего Валгири не знал теперь только конченный идиот. Они даже не сомневались в том, что Кай предпочтет добровольно подставить горло вместо того, чтобы убить его. В этом не сомневался и Алан. Он словно наяву видел, как его Ри закроет глаза и смиренно подставит ему свою шею. Он даст убить себя и позволит уничтожить все, за что сражался все эти века. Он позволит Алану все, и тот отлично знал почему. Причина у них обоих всегда была одна.

И сегодня, наконец, наступил именно тот день, когда орден должен был получить то, о чем мечтал все эти годы. Вся патриотичная чушь, которой его пичкали весь последний месяц, свелась к грубому и грязному ритуалу пробуждения. Свилиону банально надоело ждать, и он решил, что для полного слияния Салливана и Искры нужен ритуал, который насильно заставит проснуться все его силы.

Силы на самом деле не спали, а бились под крепким замком. Так же, как и огромный кусок воспоминаний, до которого Алан не мог никак дотянуться, но чувствовал на самом краю сознания. И этот весьма своевременный ритуал должен был помочь ему разобраться с последним кусочком головоломки. Тем самым, который имел его лицо и криво улыбался во снах.

Именно поэтому он позволил привести себя в этот огромный каменный мешок в глубинах замковых катакомб. Вот почему он молча выпил кубок вина, преподнесенный Свилионом в качестве «подарка» преданному войну, который сегодня должен был навечно занять свое место среди других Мечников. Вкус наркотиков все еще горчил на кончике языка. Только он продолжал молчать.

Сейчас Алан стоял в центре кровавых символов, окруженный самыми древними членами ордена, и глубоко дышал, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. А вокруг дрожал свет старых факелов, и насмешливо мерцали глаза Свилиона.

Ведь он получил то, к чему стремился все эти века. С самой встречи с Ивоном Таль Анарсвилем. Таким прекрасным и холодным, словно вечная вьюга. Полным силой Небесных до самых своих краев и спокойным, как сама смерть. Он нес ее в себе, но отчаянно пытался сдержать ее разрушительные порывы. Он всегда смотрел на свой дар, словно на чудовище, и отчаянно боялся дать ей волю. Боялся потеряться в ее тьме. Ивон ненавидел свой дар и не желал давать волю всем своим силам. Алан не был таким. С самой первой минуты, когда он узнал о силе, которая медленно просыпалась в нем, он принял ее. Он не боялся окончательно раствориться в ней и щедро пользовался всем, что она могла ему подарить.

Свилион смотрел в стылые глаза Салливана и с наслаждением думал о том, что этот мальчишка станет венцом творения. Он закрывал глаза на все творимые им жестокости и с удовольствием пил его ненависть. А ее с каждым днем становилось все больше. Она горела в этом мальчишке злым огнем. И самым сильным ее источником стал Кайрен Валгири. Алан возненавидел его именно так, как и желал Свилион. Наконец, наконец, все будет именно так, как и должно было быть столько веков назад! Когда из-за проклятого черного альфы он потерял свое идеальное оружие и вынужденно бежал, инсценировав свою смерть. Он ведь понял тогда, кто вырезал весь Млэк-Алаин и Белокаменный город. Он знал, что Валгири придет за ним и за его Мечниками. Ему пришлось пожертвовать слишком многим, чтобы спасти своих вампиров и уйти. Он отдал многое, чтобы снова поднять орден и восстановить свою власть.

Только мир за это время успел сильно измениться. Появился проклятый трехсторонний договор о мире. Полное унижение и попирательство старых порядков. Люди подняли свои головы и объединились. Они разорвали мир на три части и возомнили себя равными вампирам и оборотням. А вампиры? Никчемная грязнокровная толпа, позабывшая свои вековые устои и былое величие. Они смешали свою кровь со всякой падалью и осквернили всю свою историю. Втоптали в грязь память обо всех тех, что когда-то отдали свои жизни за достойное будущее своих потомков. А чем ответили эти самые потомки?!

Ну, ничего, он все исправит. Он изменит порядок в мире и перепишет историю. От новой эры его отделяет всего лишь один ритуал. После него изменится все, и в этом новом будущем место рядом с ним займет это восхитительное существо. Салливан исполнит любой его приказ. Он на блюдечке принесет голову Валгири. А Валентин станет милым прощальным подарком Понтифику. Такой услужливой, наивной и амбициозной крысе, которую он удавит в самом конце, когда ее услуги больше не понадобятся. Сейчас же ему нужно немного подождать. Совсем немного, когда его белокурый мальчик, наконец, сольется со своей Искрой и растворится в ней…

Алан вслушивался в певучую молитву Мечников и вглядывался в темные провалы их капюшонов. Он смотрел на них и чувствовал, как с каждой минутой его еще больше ведет. Запах крови становился сильней, и от этого начинало тошнить. Сердце билось почти в горле, и нещадно ломило виски. Он уже с трудом держался на ногах, когда произошло это. Новый приступ, когда воспоминания схватили в свой капкан наяву. И теперь его больше не было в замке Мечников.

Алан стоял и смотрел на кровавый восход Кайрена Валгири. Вдали от них и одновременно настолько близко, что слышал, как сумасшедше бьется сердце Ивона. И это было больно, настолько больно, что разрывало изнутри.

Он видел бесконечную любовь в серебристо-голубых глазах. Он знал, как сильно любил Ивон. Он видел кончики пальцев, к которым так отчаянно тянулся Кайрен. Как выл и умолял альфа, бившись в своей клетке.

Истерзанный, израненный, со сломанными крыльями, прибитыми к каменному полу разрушенной галереи. Ивон шептал и звал своего волка в последний раз. Он видел первые лучи солнца и знал, что это в самый последний раз. Так отчаянно жалел, что не успел сказать так много. Не сумел оправдать надежд и теперь бросал в одиночестве того единственного, кого сумел полюбить. Но хоть в последний раз он так мечтал ощутить вкус поцелуев и обнять своими крыльями.

А ведь его глупый волк все еще не хотел осознавать, что это конец. Что времени для них больше не осталось. Оно и так было щедро к ним. А теперь взимало плату за каждую свою минуту. Но видят Небесные, он ни о чем не жалел. Только об одном, что подвел своего волка. Погнался за честью и, сохранив ее, предал его.

Ивон смотрел на Кая и до самой своей последней минуты не желал видеть ничего, кроме его глаз. Он так хотел запомнить его. Унести с собой воспоминания о его голосе, о нежных руках, все его тепло, в котором он купался все это время. Пусть остаться одним лишь блеклым воспоминанием, но первой любовью в верном волчьем сердце. Потому что в обмен он отдал свое так давно. А за спиной белел рассвет, и он неумолимо приближался…

Кайрен до крови ногтями царапал пол своей клетки и пытался вырваться из своих оков. Он клял, молил всех их об одной лишь жизни. Он выл, словно безумный, и все пытался дотянуться хотя бы до окровавленных кончиков любимых пальцев. Он клялся, что все будет хорошо, он всем сердцем верил в это. Верил, что успеет, но первые лучи коснулись израненных крыльев.

Кай рвался из своих цепей из последних сил. Не чувствуя слез, текущих по лицу и не слыша тот животный рев, который рвался из груди. Перед его глазами все еще стояла последняя улыбка на нежных губах, и тихий шепот ввинчивался в виски.

Люблю…

И больной крик. Он рвет его сердце на куски. Он убивает в нем все человеческое, и металл гнется под обрушившейся силой. Только уже все равно. Слишком поздно, но он так отчаянно надеется, что кидается вперед. Пепел рассыпается на его руках, а вместе с ним умирает и он сам…

Он умирает каждый день. Каждый час. Только смерть насмешливо обходит его стороной. Она не забирает его. А в груди день изо дня разрастается тьма. Она течет по венам и затмевает разум. В нем нет больше ничего человеческого. Нет ни желаний, ни эмоций. Он пуст и разрушен. Сердце его бьется, словно хорошо отлаженный механизм. Оно не ускоряется ни на мгновение, когда он входит в Млэк-Алаин. Оно не сбоит и не подает голоса, когда его когти рвут всех вокруг. Он пьет их кровь, вгрызается в их тела и не чувствует абсолютно ничего, когда смотрит в полные ужаса детские глаза. Он знает лишь, что любит слушать крики и чувствовать вкус их крови.

Он любит запах горелой плоти и животные визги, когда горит Белокаменный город. Цепи звенят музыкой, когда ветер раскачивает трупы на навечно почерневших стенах. Любит холод зимних ночей и их тьму, потому что они скрывают в своих недрах его разорванных жертв. Их много, очень много, а вот покоя нет ни капли.

Он ненавидит посеревшие руины старого замка. Потому что под его сводами их общая с НИМ могила. И он бесконечно влюблен в их безмолвие, потому что только там он может услышать ЕГО.

Одна могила на двоих. Один холод для двоих и тьма, где их никто больше не разлучит. Они мертвы… мертвы… мертвы…

— Ри!

Голос, вырывающийся из груди, похож на крик сумасшедшего. Алан невидяще смотрит вперед и кричит, не в силах остановиться. Слезы текут по его щекам, и на лице такая мука, словно он умирает здесь и сейчас.

— Ри! — он рвется вперед и не видит ошеломленные лица ничего не понимающих Мечников.

Ридэус и Свилион изумленно переглядываются и переводят взгляды на Алана.

— Не останавливайтесь! — орет своим Мечникам Свилион, — нужно довести ритуал до конца.

Только Алан даже не реагирует на рявкнувшего на него Рида. Он невидяще протягивает свои дрожащие руки и словно пытается докричаться до кого-то. А с его губ продолжает срываться одно единственное имя. И в голосе Салливана столько отчаяния, столько боли и нежности, что пробирает до самых костей.

— Ри… — Ридэус смотрит в пылающие холодным голубым цветом нечеловеческие глаза и понимает, кого этим именем зовет Салливан.

Он был прав. Он ведь знал! Чего он никак не может понять, так это то, почему именно этот волк. Из всех мужчин на этой проклятой планете, почему именно этот?!

Но ответа он так и не получает, потому что стоит Алану сделать еще один шаг, как кровавые письмена под его ногами вспыхивают холодным голубым светом. А в следующую минуту Рид ошарашено смотрит на серебристые кандалы на запястьях и такой же ошейник на шее Салливана. Его резко оттаскивает назад и цепями рвет к полу.

Рид резко поднимает голову на Свилиона и видит точно такой же шок на его лице. А между тем зал буквально трещит от резко наполнившей его магии. Она отшвыривает их назад и воронкой скручивается вокруг рухнувшего на колени Салливана. Тот уже воет на одной ноте и пытается вырваться из сковавших его оков. Замок ходуном ходит под ногами. Вокруг завывает ветер, и огонь взрывается во всех факелах. Он ползет по стенам, охватывает весь каменный потолок и стремится к Алану. Стены трясутся, начинают рушиться одна за другой. Мечники только и успевают, что увернуться от летящих на них обломков. Свилион пытается в одиночку закончить ритуал, но при первых же словах его отшвыривает назад с такой силой, что если бы не Рид, то его размазало бы по стене.

А печать под Аланом горит холодным белым светом. Она древними письменами вспыхивает на его оковах и жжет кожу. Раскаленными прутами ввинчивается в разум и безжалостно срывает последние блоки. Она сдирает с него кожу и оголяет нервы. И вот оно, вот здесь, прямо под толстыми вековыми плитами и ржавыми замками. То, что так милостиво было скрыто до этого дня. И всех этих воспоминаний так много, что он просто не выдерживает. Они ломают его под своей тяжестью. Рвут его душу снова и снова, оскверняют его плоть.

Алан лежит, хватая ртом воздух, и с ужасом вглядывается в тот мрак, что хранит память. Теперь он видит это собственными глазами, проживает тысячи жизней за эти краткие минуты. Слезы душат его, и внутри столько боли, что она сжигает его. Он царапает пол, ломая ногти в кровь, и воет, не в силах выдержать.

Из века в век, из года в год, покуда течет бессмертное время. Вечно бродить по земле, не зная покоя, не зная света. С ярмом проклятой на прекрасном челе. Рождаться и умирать в муках, не забывая ни одного дня. С гордостью, втоптанной в грязь, и бесконечной болью взирать. Скулить у ног сильных мира сего, вымаливая милости каплю…

И безжалостные взгляды, когда оковы смыкаются на руках и шее. Он падает с небес, и в ушах грохочет ветер. Он заклеймен, проклят на веки. Он сброшен в самые недра тьмы и сломлен. Его белоснежные сильные крылья кровавыми ошметками волочатся по обожженной земле. Они рвут его волю, сжигают в прах, сковывая навек. Они клеймят его уста и вырывают глаза. Он слеп, и кровь течет из прогнивших ран. Проклятый, грязный, недостойный…

Он заперт в своей клетке сотни лет, сотни веков. Бродя по миру в слабом, ничтожном теле. Лишенный всех своих сил и попытавшийся хоть как-то смириться. Он пытается найти свой путь среди людей, среди тех, кого совсем недавно оберегал под тенью своих сил. Чью дорогу благословлял нежным шепотом. И от того больней, когда они предают его. Он не ждет ни ненависти от них, ни страданий, ведь он был честен с ними, всегда помогал по мере сил и был справедлив.

Только теперь людям плевать на все это. Их души чернее золы, чернее Бездны, и глаза их грешны. Когда это происходит впервые, он думает, что тысячу раз было бы милосерднее, если бы они убили его. Но он заперт в хрупком нежном теле, и девичьих сил не хватает, чтобы отбиться, чтобы спастись.

Он не знает их лиц, не знает, за что они наказывают его. Они рвут его тело, втаптывают в грязь его гордость. Смеются над головой и сжигают его разум грязью своих поганых языков. Он помнит свои крики и мольбы, на которые не оборачивается никто. Они зажимают ему рот и, заломив руки, продолжают насиловать. Что им слезы и боль? В этот день он умирает впервые…

«Из века в век, из года в год»…

«Дагура»…

Его больше нет. Он умирает с каждым своим рождением. Его сжигают, избивают камнями, и тело рвут дикие псы. Они травят его и уродуют лицо, потому что оно настолько прекрасно, что околдовывает не первого мужчину. Они ломают его кости и выворачивают кишки. Он замерзает с голоду глубокой зимой, потому что никому нет дела до обессиленной мольбы грязной нищенки.

Света в его глазах больше нет. Там зарождается Бездна. Он ходит по земле, меняет города один за другим. Всегда один, получая плевки вслед и глухую ненависть. Он видит голод и смерть. На его глазах зарождаются и гибнут королевства. Он встречает начало вековой войны, которая унесет не одну жизнь.

Только сам он давно уже мертв. Влача свое жалкое существование и запоминая каждый прожитый день. Потому что все они полны боли и унижений. Они наполняют его сердце тьмой и ненавистью. И в какой-то миг ее настолько много, что весь его былой свет захлебывается. Нет больше Небесного, есть только тьма, которая жаждет крови. Он вырвется на волю, чего бы ему это не стоило, он найдет выход из своей клетки.

Он помнит! Он, наконец, все помнит. Гнева с ненавистью так много, что он взорвется, если не выпустит все это из себя. Он стоит на коленях и, вцепившись в собственные волосы, ревет так громко, как может. Выплескивая все, что накопилось за эти века.

Магия рвется из-под контроля и бьет по стенам замка. От его рева содрогается вся земля, все вокруг, и крепкие стены не выдерживают. Они взрываются и выпускают из себя мощную волну магии. Она окатывает собой горы и плавит под своей жарой, а земля воет под ногами. Покрываясь трещинами и превращаясь в глубокие провалы. Ветер с корнем вырывает деревья, и стоит такой грохот, от которого рвет перепонки ушей. Магия осушает все вокруг и втягивается обратно.

Стоит Свилиону с трудом продрать глаза, как он чувствует рядом окаменевшего от напряжения Ридэуса. Тот смотрит на что-то, не в силах и моргнуть. Старый вампир прослеживает его взгляд и захлебывается воздухом.

Алан стоит на ногах, и цепи, удерживающие его, осыпаются пеплом. Он тяжело дышит, и влажные грязные волосы, упав на лицо, полностью скрывают его. Он сжимает кулаки, и плечи его начинают трястись. А через минуту глухую тишину рвет на куски дикий громкий смех. Он поднимает голову, и в ту же минуту за его спиной разворачиваются огромные грязно серые крылья. Перепончатые, а вместо костей видны золотые наросты. Рваные, местами похожие на сплошные лохмотья, которые трепещут на ветру, словно грязная ткань, с которой играет ветер.

Он врывается в воздух и тянет руки к своей свободе. Слизывает с губ вкус ветра и смеется, словно сумасшедший. А на земле стоят разинувшие рты Мечники и смотрят на него. Он ловит их мысли, читает души и видит одни черные грехи. Они нравятся ему, очень нравятся. Потому он будет рвать их на куски так долго, смакуя на вкус их кровь и наслаждаясь их криками.

Свилион и рта не успевает раскрыть, когда перед ним оказывается искаженное безумной улыбкой лицо его «Искры». Тот смотрит прямо в глаза, и впервые старый вампир каменеет от ужаса, потому что не может понять, что они выпустили…

* * *

Кристофер ненавидит чертовых Валгири, чертового Анарсвиля, чертовых Небесных и чертового Роберта Салливана, которому приспичило сделать его чертовым крестным отцом своего взрывного сынка. Ну чего ему не хватало его ФБР? Отстреливался бы сейчас в какой-нибудь горячей точке и был бы счастлив. Он, мать вашу, не подписывался участвовать в этом проклятом фэнтези имени Джона Толкина!

Только вместо все тех же милых и родных террористов сейчас он на самой психической скорости гонял по крутым дорогом венгерских гор. Рядом сидел бледный, словно полотно, помощник и клялся задницей своего папочки, что никогда больше не сядет в одну машину со своим тронутым крышей командиром. Стиви был мальчиком весьма впечатлительным, но сегодня Крист и вправду превзошел себя. Нервы в последнее время частенько шалили. Видимо, признак неминуемой старости.

Кайрен Валгири рванул, хрен знает куда, еще прошлой ночью. В Лондоне был взорван Тауэрский мост, в Эдинбурге вовсю полыхали целые кварталы и шли перестрелки. Власти подняли армию, гражданским скормили версию о террористах. На самом деле Аль-Каиде даже не снилось ТАКОЕ. Вампирский Двор пережил новое нападение и был почти уничтожен. Валентин вместе со своей парой исчезли, и Крист подозревал, что Ватикан добрался до них. И теперь это.

После стольких дней, они, наконец, смогли вычислить местонахождение Мечников. После разрушения особняка Валгири и исчезновения Кайрена природа еще долго продолжала бушевать. Когда же Гор пришел в себя, он прихватил своих парней и рванул по следам своего альфы. Сам же Готфрид смотался в Волчий Двор к своим. Он подсознательно чувствовал, что все это связанно друг с другом и уже знал, что происходит.

Спутники за считанные минуты выдали координаты эпицентра той чертовой хрени, которая творилась сейчас. Где-то в горах Венгрии, среди развалин замка. На большее этой треклятой железки не хватило. Все сигналы отрубило мгновенно.

Роберту и Анрису он звонил уже из своего внедорожника. Следуя за целой оравой оборотней, вампиров и еще чего покрепче под предводительством Маркуса. Когда они рванули в сторону леса, Крист подумал, что повредился умом не только он. Но стоило им пересечь черный мост, как лес неуловимо изменился. Воздух стал острее, холоднее. Зеленое нутро леса постепенно расплылось и превратилось в заснеженный лес и линию горного хребта.

Всю прелесть такого передвижения Крист просто не успел оценить, потому что за очередным поворотом, после того, как их разношерстную компанию пополнил Роберт с Анрисом и его вампирами, они все-таки добрались до первого поста охраны. Именно здесь их встретил напряженный до предела Гор со своими волками и размазанным по снегу кровавым пюре из трупов.

— Э… — завис от этого зрелища Крист и повернул голову к серо-бурому оборотню, — я все понимаю, но, кажется, с твоим братом надо поговорить о его приступах ярости.

— Если он еще не потерял рассудок, — не отрывая глаз от буквально перемолотых костей, глухо произнес волк.

Второй блокпост встретил их точно так же. И когда история повторилась и на третьем, то Маркус окончательно потерял всякую надежду. Они добрались до замка в рекордные сроки и оперативно взяли его в кольцо. Не рискуя людьми, вампиры и оборотни первыми вступили на разрушенную территорию замка. Только то, что они встретили там, было не тем, чего они ожидали.

Запах крови витал в воздухе и щекотал ноздри у самого подножия горы, но здесь он был настолько сильным, что душил собой. К нему примешалась вонь от разложений и тяжелый отвратительный запах гари. Обломки стен и куски расплавленного металла. Земля выжжена до пепла и покрыта тонким слоем инея. Туман полз по разбитым и окровавленным ступенькам. Здесь словно торнадо прошлось, которое с корнем вырвало деревья и расплавило камни.

Они углубляются медленно и настороженно прислушиваются к далеким крикам и рыкам, от которых кровь стынет в жилах. Судя по всему, им точно в эту сторону. Только усилившихся криков им не удается достигнуть, потому что на их дороге стоит черный альфа. Он в своей звериной форме и стоит к ним спиной. Настолько напряженно и неподвижно, что ничем не отличается от огромной статуи. Он не откликается и не оборачивается, когда на плечо, покрытое черным мехом, ложится лапа брата. А Маркус на грани паники. Он тянет брата в последний раз, и когда тот не отвечает, то серо-бурый волк тоже оборачивается. Он захлебывается воздухом и нечленораздельно рычит, заставляя остальных вздрогнуть.

Руины сплошь покрыты разорванными и выпотрошенными телами вампиров. Из их тел торчат собственные мечи. У некоторых отрезаны головы. Когда же они натыкаются на дерево, увешанное трупами, то Крист понимает, что это самый полный писец, который он когда-либо видел. Вампиры, словно марионетки, нанизаны на ветки, с которых все еще капает кровь. От обилия вывернутых костей, вспоротых внутренностей и содранных кож тошнит даже тех, кто в своей жизни видел слишком многое. Это настолько чудовищно, что все слова застревают в глотке. И Кайрен молчит. Он, широко распахнув глаза, смотрит на весь этот кровавый аттракцион и думает лишь об Алане. Среди всей этой кровавой каши нет только его тела, но он чувствует его и чувствует, как клубится тьма внутри. Она насмешливо скалится и тянет его все дальше. Он послушно следует на зов и даже не замечает других. Тонкая нить ведет его все дальше, глубже, где крики и звериное рычание становятся отчетливей. И вместе с тем, он улавливает дух тех, кого не желал бы больше видеть. Но Пожиратели там, и вместе с ними Алан.

Кайрен кидается, не слыша за спиной голос брата. Он перемахивает окровавленные обломки стены и оказывается перед развалинами арены. Увиденное заставляет изумленно выдохнуть. Это огромный каменный амфитеатр, на дне которого группа Мечников пытается отбиться от целой своры Пожирателей. Но все это бесполезно, потому что Пожирателей больше и они сильней. Они ловят своих жертв и рвут их на куски. Они сдирают с них кожу и вгрызаются клыками в истерзанные тела, заставляя снова и снова выть от боли. Кайрен слышит, как рвется их плоть, слышит хруст костей и чувствует железный аромат крови. Их боль горько-сладким вкусом оседает на его губах. Он смотрит на них и узнает каждого. Он видит бледное лицо Свилиона, искаженное ужасом, и обреченные глаза Ридэуса. Он не может не знать всех тех, кто стонет под когтями монстров, потому что эти лица снились ему в самых темных кошмарах и веками терзали разум. Кай так долго охотился за ними, за их кровью, что теперь не может поверить собственным глазам.

— Твою мать, — выдыхает Роберт, когда буквально минуту назад разорванные куски тел Мечников снова собираются и те опять на ногах.

Живые и без единых царапин, чтобы снова попасть в когти сходящих с ума от запахакрови чудовищ. Они пытаются сбежать, кидаются к каменным ступеням амфитеатра, но их отшвыривает обратно. Протаскивая по окровавленному песку, прямо в лапы рычащих Пожирателей. Это настолько убийственное зрелище, что на низкий рык за своими спинами они обращают внимание не сразу. Но уже когда они его осмысливают, то, резко обернувшись, натыкаются на двух монстров, вылезающих из-за развалин. От мгновенного уничтожения парочку спасет низкий бархатный голос, который Кай в жизни не спутает ни с чьим другим.

— О, а вот и спасительная армия нагрянула. И главное, как вовремя-то! Весьма тронут, мальчики.

Он на корточках сидит на крыше арочного прохода и криво скалится, смотря своими светящимися голубыми глазами. Черты его лица расплываются и собираются вновь. Но принадлежат они уже не только Алану Салливану. С ног до головы одетого в черную одежду. С высокими ботфортами с металлическими вставками. В кожаной рваной тунике поверх такой же наглухо застегнутой у самого горла куртки. На его предплечьях металлические наручи, которые переходят на тыльные стороны ладоней и превращаются в черные когти. Двойной пояс из металла светится древними письменами, и на голове капюшон, который совершенно не скрывает металлического обруча на лбу, в центре которого холодным светом светится голубой камень. Он смотрит на них с тьмой во взгляде, и не остается больше никаких сомнений, кто перед ними в данную минуту.

Он смотрит на них еще одно мгновение и, совершенно похабно подмигнув онемевшему Кайрену, раскрывает свои огромные крылья. Один взмах, и его с такой скоростью отрывает от земли, что они даже не успевают моргнуть. Он смотрит на них, и его ледяной смех гремит вокруг. Он ввинчивается в мозг и красной пеленой оседает там. Он полон жажды крови и ненависти. В нем так много тьмы, что сила, исходящая от него, придавливает их к земле.

Когда же Кайрену удается снова вдохнуть воздух, то Алана больше нет. А вместо него слышны крики Роберта и Криста. Матерятся эти двое друг на друга самыми горячими портовыми оборотами, от которых краснеет даже Анрис. А у него все еще раскалывается голова, и они только что упустили Алана… опять.

— Заткнулись оба! — рявкает он на них и, еле сфокусировавшись на возмущенно пыхтящих мужчин, зло цедит, — куда он рванул?! И что, черт побери, это было?!

— Это был Дагура, и он рванул за своим мечом, — сухо чеканит Роберт и, прикрыв глаза, снова срывается на мат, — нам крышка.

— Умолкни, истеричка! — раздраженно потерев переносицу, произносит Крист и оборачивается к остальным, — внимание, у нас красный код! Действуем в рамках запасного плана. Анрис — на тебя его меч. Тяни время, сколько можешь, хоть канкан ему станцуй в стрингах. Роберт — звони жене. У вас тридцать минут, чтобы быть на месте. Валгири, рвите жопы, но держите своего альфу подальше от Алана.

— Ты и вправду думаешь, что я подчинюсь?! — рыкнул черный альфа.

— Да, — отрезал совершенно спокойный Крист, — потому что сейчас важен ты, а не он.

— Готфрид!

— Я почти сорок лет Готфрид, — отрезал Крист и краем глаз взглянул на кирпичную морду Гора и Маркуса, бесшумно возникших за спиной своего взбешенного альфы, — он больше не тот Алан, которого ты знал. И вообще неизвестно, осталось ли в нем хоть что-то от прежнего Алана. Сейчас там полубезумный Небесный, и он будет рвать этот мир на куски. Ему плевать на невинных и грешных. Дагуре нужна кровь, и он утопит в ней всех нас, если его не остановить. А ты все еще носишь в себе его часть, и если он пожелает, то превратит тебя в свою марионетку. Если он призовет, то ты не сможешь ему противостоять. Понимаешь, Валгири? Он уничтожит все, что ты любишь, твоими же руками!

— Нет, — не желая верить, помотал головой черный волк, — Алан не сделает этого.

— Того, кого ты любил, больше нет.

— Ложь! — рявкнул взбешенный альфа и рванул с места, — удавлю, сучье отродье!

Крист даже не сдвинулся с места. Острые когти были уже в миллиметре от его равнодушных глаз, когда Кайрена резко отшвырнуло назад и, заковав по самую макушку невидимыми путами, погрузило в глубокий сон.

— Извини, брат, — виновато прошептал Маркус и перевел напряженный взгляд на собранного Криста, — я не настолько силен, чтобы держать его так долго.

— Сколько?

— Минут сорок, и время уже пошло.

— Делайте все, что можете, — сев в машину, произнес Крист, — но держите его на своей территории. Он не должен даже видеть Дагуру.

— Ты думаешь, что Алана больше нет? — глухо спросил Гор.

— Я не знаю, — опустив глаза, хрипло ответил Готфрид, — все зависит от того, сможем ли мы остановить его сейчас.

— Как ты его остановишь, черт побери?! — рыкнул Гор и дернулся вперед, — с его мощью он сможет легко поработить твою душу!

Крист криво ухмыльнулся и, захлопнув дверь машины, произнес, смотря в глаза молодого волка:

— У мертвых нет души, волчонок…

В старом замке Анарсвилей совсем не ждут гостей. И потому, когда массивные дубовые двери слетают с петель и летят в разные стороны, прислуга и первоклассная охрана из весьма сильных вампиров, готовится драться. Хватает их лишь на первые несколько шагов, после чего неведомая доселе сила склоняет их к полу. Она давит на них и почти душит в своих черных тисках, когда в замок входит проклятый Небесный. Он даже не входит, а вплывает в полуметре от пола. С руками за спиной и каменным равнодушием на прекрасном лице.

Он даже не обращает на них внимания, словно они грязь под его ногами. Вместо этого он отправляется вглубь светлого замка и, одним лишь взмахом руки уничтожив лежащий на пути огромный сад, оказывается перед запечатанными каменными стенами старинного склепа. Небесный склоняет голову к плечу и заинтересованно смотрит на вырезанные в камне пернатые крылья. Весьма красиво, особенно тонкая лента молитв, опутывающая их. Она защищает то, что спрятано внутри, но полностью рушится, когда металлический коготь проходит по камню, оставляя глубокую царапину. Она увеличивается на глазах и, превратившись в глубокие трещины, взрывается с громким грохотом.

Стоит ему войти, как вдоль стен вспыхивают десятки факелов, освещая круглую комнату и каменный саркофаг. Там, внутри этой мраморной коробки, нет тела. Оно превратилось в пепел давным-давно, но здесь лежит последняя память. Он смотрит на белую плиту из-под опущенных ресниц всего лишь несколько секунд. После чего камень начинает гудеть и крышка слетает, с размаху ударяясь о стену. Парные клинки вылетают с мелодичным звоном и летят в его руки.

Рукояти удобно ложатся в ладони, и он с любопытством рассматривает их. Тонкая и изумительная работа. Хороший баланс и крепкий металл. Он гудит в руках и узнает своего истинного хозяина. А на гладких, все еще острых лезвиях чернеют пятна крови. Он смотрит на них и сжимает рукояти. Металл звенит еще громче и накаляется докрасна. Клинки уже горят, охваченные огнем, и воздух пронзает настолько громкий визг, что выбивает все стекла в окнах замка.

Небо чернеет на глазах. Оно громыхает, словно безумное, и окрашивается в алые всполохи. Стены замка покрываются трещинами, и скрипят старые деревья. Ветер воронкой окружает его и поднимает в воздух грязную пыль. Клинки вспыхивают в последний раз и ударяются друг о друга с оглушительным грохотом. Мгновенная вспышка ослепляет, и в небо устремляется холодное древо из сотен молний. Они разрывают тьму вокруг и взрываются над самыми крышами замка.

Они продолжают реветь где-то среди свинцовых облаков даже тогда, когда в его руках холодно блестит покрытый письменами двуручный меч. Крестовина которого теперь похожа на его собственные порванные крылья, а рукоять черна, как зола. Длинное острое лезвие нервно звенит в предвкушении крови, и он чувствует эту жажду. Оно блестит под пламенем в последний раз и занимает свое место в ножнах на его поясе. А перед глазами маячат каменные обломки пустого саркофага. Он смотрит на них еще минуту, и обломки начинают плавиться. Они раскалываются на новые куски и бьются друг о друга. Вытягиваются и скрипят. И вот через мгновение на их месте стоит безликий ангел. С распахнутыми тонкими, почти прозрачными пернатыми крыльями и чашей в ладонях, в которой горит огонь. Склеп вокруг мраморного ангела тает и рушится, словно стеклянный. Он превращается в руины каменной беседки, покрытой цветущим плющом и вересковыми цветами.

— Думаю, ему бы понравилось, — задумчиво произносит он и даже не оборачивается.

— Это моя вина, — глухо шепчет Анрис и не отрывает глаз от расслабленной спины родного существа, — моя вина, что ты сейчас в таком состоянии.

— Бедный, бедный Ани, — короткий смешок словно пощечина, — не успел там, не успел здесь. Всех вокруг подвел.

Анрис давиться воздухом, когда в следующую секунду его пригвождают к земле холодные нечеловеческие глаза. Проклятый скалится ему в лицо и, нежно проведя по щеке металлическими когтями, от чего по позвоночнику ползет ледяной ужас, все так же тихо продолжает:

— Я слышу все твои мысли. Ты ведь не думал, что сможешь что-то скрыть от меня? Я знаю, чего ты так жаждешь, Ани. Он простил тебя, когда узнал о твоем предательстве. Знаешь, а ведь ему было так больно, Ани. Так больно, но он простил тебя.

Анрис смотрит в такие нежные глаза и чувствует, как его трясет. Он не может отвести глаз от той Бездны, которая блестит на дне голубых глаз. Они тянут его в свое дно, рвут его сердце вновь и вновь. Он смотрит в них и видит залитое кровью лицо своего сына. В его ушах звенит его последний крик и бесконечная боль.

— Он — простил, — нежно произносит Небесный и расплывается в отвратительном оскале, — только простишь ли ты себя сам?

Это последнее, что он слышит. Когда Анрис смаргивает, на поляне перед мраморным ангелом нет никого, кроме него. Его руки все еще трясутся, и горло сдавливает соленый ком, когда он связывается с Кристом. Ноги больше не держат его, и белокурый вампир сползает на колени перед статуей. Невидяще смотря перед собой и не чувствуя, как становится мокро щекам. Перед его глазами все еще лицо Ивона и издевательски нежный голос Дагуры в голове. Он никогда не простит себе. Ответ был ясен им обоим с самого начала…

Моя земная любовь…

Если бы ангел был рядом всего на миг любви,

Если бы рядом был твой ангел сегодняшней ночью.

В глубине уходящего дня,

Выбираясь из черствого сердца,

То за что ненавидишь меня,

Этой ночью рыдать будешь как никогда.

Любовь былую трудно отпустить,

Еще сложнее ложь простить.

Если бы ангел был со мной

Всего на миг любви,

Если бы твой ангел рядом был,

Пречистая Дева Мария,

Я влюблен в свою похоть

Сжигая крылья дотла,

Если бы твой ангел ночью не покинул меня.

Я уязвим и в тот момент жесток,

Ведь после рюмки нам закон не писан.

Любовь былую трудно отпустить…

Nightwish — «Wish I had an angel»

Над Волчьим Двором гремят раскаты и ревут северные ветра. Молнии пронзают разом почерневшее небо, и дрожит земля. Вековые деревья темного леса гнутся, словно тонкие прутья, и трава превращается в осколки льда. Природа сходит с ума от боли и ревет, не в силах сдержаться. Владения Валгири закрыты сейчас для всех. Они больше напоминают проклятые земли. Словно Небесные разом обрушили на них свой необузданный гнев.

Пенистые воды бьются об острые скалы под черным мостом и шипят, словно сотни ядовитых змей. И черные развалины Блодхарта как никогда прежде напоминают вековой призрак, с которого, наконец, содрали пестрые одеяния, оставив в своей уродливой реальности. А магия, покоем живущая столько веков в этих землях, сейчас сжигает их изнутри. Она вибрирует на самих границах и вихрями клубится в самом центре Волчьего Двора. Сотнями диких псов завывает во тьму ночи и рушится ледяной водой в острых каплях дождя.

Молнии бьют над крышей старой церкви и вылизывают ее высокие шпили. Воздух дрожит под их острыми вспышками, и старые стены не могут удержать тот звериный рев, который раздается под мокрой крышей. Только источник ее намного дальше и глубже. Он заперт в крепких и древних лабиринтах под церковью. Скованный цепями и сотнями заклятий, которые члены его стаи плетут, словно невидимую сеть. Они пытаются остановить его, прижать к земле и говорят без умолку. Они просят прощения и уверяют, что это для его же блага, но он в таком бешенстве, что сети рвутся снова и снова.

Маркус смотрит на бешеные глаза своего брата и с содроганием думает о той минуте, когда старший сумеет вырваться. Он их всех на кусочки порвет, а его пустит на тонкие ленточки. Однако сейчас младший знает, что поступает правильно. Стоит только вспомнить бледное лицо Криста и оскал Алана. Человек прав во всем, и его опасения льдом сковывают сердце серо-бурого волка. Потому что там, в проклятых венгерских горах, на них смотрел кто угодно, но не их Алан Салливан. А брат этого будто не видел. Он рвался к этому существу и не чувствовал запах крови и гари, которым словно насквозь пропитался его лио. А его ли теперь?

Но у Маркуса не было времени на этот вопрос, потому что ему сейчас надо было всеми силами удержать старшего брата от глупостей. Что было трудно, потому что удерживать его с каждой минутой становилось сложнее. Не помогла ни Диана, ни магия их сыновей. Они вчетвером с трудом справлялись с ним сейчас, а от Криста по-прежнему не было вестей.

— Ты знаешь, что вы меня не удержите, — оскалившись, зашипел Кайрен и, рванув свои цепи, вырвал их из каменного пола.

— Я делаю это для тебя! — рявкнул упрямо держащий магический заслон Маркус.

— Я нужен ему и уйду вслед за ним, — зло усмехнувшись, Кайрен взмахом руки отшвырнул всех их от себя.

— Ри, одумайся! — закричала Диана и кинулась к нему.

Ее не размазало по стене лишь чудом. Он схватил ее за шкирку и, встряхнув, как котенка, кинул в сторону Маркуса. Он скинул с себя магию племянников и зло провел выросшими когтями по стене. Она рассыпалась песком под его магией, и вместе с ней взорвался потолок. Они только и успели закрыться от летящих обломков. Когда же пыльное облако рассеялось, то Кайрена уже не было…

Гор даже не растерялся, когда запертые магией двери церкви с грохотом распахнулись, выпустив взбешенного до предела альфу. Он просто взглянул в покрытые алыми прожилками золотые глаза и понял, что зализывать раны придется очень долго. Примерно те же мысли были у его ребят. Но они упорно начали окружать своего альфу и перекидываться.

— Милорд, я искренне сожалею, — сухо произнес он и приготовился драться.

Кай задохнулся от злости за это неповиновение и выпустил всю свою магию, давя на своих волков и заставляя их скулить. Его воля сдавила их глотки и начала тянуть к земле. Выворачивая все звериное нутро и раскидывая их в стороны, словно мелких щенков. А Гор продолжал стоять на его пути. Удерживая всю площадь под своей силой и чувствуя, как подгибаются колени от боли, алым взрывающейся в висках. Он продолжал даже тогда, когда тело предало и начало сползать на землю. Чувствуя, как уходит контроль, заставляя перекидываться, чтобы хоть как-то справиться. Дрожа и до крови вцепившись в собственные волосы. Он держался до тех пор, пока вместо сил не осталась одна лишь иссушающая все нутро боль.

— Не смей становиться на моем пути, — словно из-под толщи воды раздалось чье-то рычание.

Тело вывернуло так неожиданно, что он не успел сдержать больного вскрика. Тьма окутала его и оглушила со всех сторон. Сознание начало уплывать, милостиво забирая с собой все его мучения. Гор дернулся в последний раз и затих. Не видя рванувшего из города Кайрена и не слыша машин, мчавшихся в сторону Волчьего Двора.

Кай был уже у границ города, когда дорогу ему перегородили четыре бронированных армейских джипа и налетели вампиры Анриса. Они окружили его со всех сторон вместе с бойцами Криста и взяли на прицел. Альфа опасно зарычал, и воздух вокруг него завибрировал, грозясь взорваться новой волной разрушений.

— Даже не думай, Валгири, — жестко произнес Кристофер и снял оружие с предохранителя, — у меня тут целая орава побитых по самые яйца ребят. Я тебя просто здесь положу и скажу Алану, что так и было!

От последних слов Кай подобрался и хрипло спросил:

— Где он?

— Далеко, — вместо Криста ответил Анрис и осторожно сжал предплечье дернувшегося альфы, — он сейчас вместе со своими родителями находится в безопасном месте.

— Почему он не вернулся домой? Мои земли во сто крат безопаснее, и ты это знаешь.

— Он не вернулся, потому что все еще опасен для тебя. И нам надо с этим что-то сделать до того, как о нем узнают.

Крист закатил глаза и, видя, что старший Валгири хоть и не успокоился, но и не сорвался с места, приказал опустить оружие. Он устало потер переносицу и направился к своей машине.

— Не знаю как вы, дедульки, но мне нужно выпить и проспаться, — проворчал он.

Но ни напиться, ни поспать Кристу так и не дали. Стоило им вернуться в особняк Валгири, как они тут же попали в мини-госпиталь, где орал и матерился Николас. Гоняя в хвост и в гриву своих весьма хорошеньких медсестричек и медбратиков. Выглядело это бальзамом на душу ровно до той минуты, пока не стало ясно, что безбашенный альфа разгулялся на славу.

Ребят Гора в клинике выхаживал целый батальон врачей, а здесь над семьей надрывался Эбот. Бойцов Криста уже увезли к остальным, а сам он, рявкнув на излишне рьяных девиц, рухнул в кресло по соседству с остальными Валгири и потянулся к манящему блеску виски. За что получил по «загребущим лапищам», и под нос ему сунули какой-то целебный отвар. Признаться, после того, как тебя мордой по асфальту протаскало двинувшееся мозгами древнее божество, целебным покажется даже мышьяк.

Крист устало откинулся в кресле и поморщился, задев сломанное плечо. Эбот уже наложил фиксирующую повязку и ворчал о твердолобости глупого человека. Готфрид хмыкнул и повернул голову в сторону кушетки, стоящей у горящего камина. На ней сейчас без сознания лежал Гор. У его изголовья в кресле сидел мрачный Кайрен и держал светящиеся золотым светом ладони у висков молодого оборотня. Рядом с которым сидел отец и крепко держал безвольную ладонь.

Выглядел Гор ужасно. Бледный, словно саван, с заострившимися чертами лица и черными кругами под глазами. Бескровные губы дрогнули и, выпустив больной стон, задрожали. Крист неотрывно смотрел на медленно приходящего в себя оборотня и старался не замечать, как каменеют собственные мышцы. Болело все. Начиная от кончиков волос и кончая пальцами ног. Его сознание плыло на зыбкой границе, но он все еще старался держать глаза открытыми. Он знал, что у него началось внутреннее кровотечение и что все признаки указывали на тяжелое сотрясение мозга. Вывихнутую руку он вправил еще час назад, но мышцы все еще сводило. Он смотрел на тень дрожащих ресниц на медленно наливающихся румянцем щеках Блэка и четко знал, что именно это сейчас помогает сосредоточиться.

— Глупый, безрассудный щенок, — раздраженно проворчал Кайрен, и Гор виновато прикрыл глаза, — совсем страх потерял идти против собственного альфы.

— Милорд… — хрипло пробормотал Гор, — простите меня, милорд… Но я должен был остановить вас.

— Не смей больше перечить моей воле и идти против моей силы! — рыкнул Кай, но рук своих так и не убрал, продолжая восстанавливать все то, что успел разрушить в разуме оборотня, — не тебе обуздывать мой гнев! Сегодня я смог остановиться, но что будет в следующий раз?! Не думаешь о собственной шкуре, так подумай об отце! Ты у него один, идиот!

Гор дернулся и почувствовал, как краской заливает все лицо. Он и слова не мог вымолвить от обжигающего стыда и вины перед отцом. Таким бледным и таким испуганным. Смотрящим на него больным взглядом. Он словно осунулся и посерел за одну ночь. Его ладони дрожали, но продолжали крепко стискивать пальцы неразумного сына. А ведь этот пустоголовый сын знал, что ему нельзя волноваться. Что смерть любимой женщины сильно подкосила его. А он пропадает на достаточно рисковых делах стаи, совсем позабыв, что сердце отца совсем потрепанное и его надо беречь.

— Прости меня, — чуть ли не срывающимся голосом шепчет он, лихорадочно смотря в глаза Джера, — пожалуйста, прости меня.

И пока Гор крепко обнимает дрожащие плечи отца, Крист смотрит на осунувшееся лицо Кайрена и хмыкает.

— Теперь я понимаю, почему он выбрал тебя, — произносит он.

— Еще двадцать минут, и ты умрешь, — не глядя в глаза человека, буднично бросает альфа и трет покалывающие ладони.

— Еще два дня — и я буду на ногах, — насмешливо тянет Крист и прикрывает глаза.

Он физически чувствует, как застывают все, кто слышит их. Он даже открывает глаза из любопытства. О, так и есть, а Эбот уже маньячно сверкает на него своими глазищами.

— Даже не мечтай, приятель, — криво скалится человек, — я тебе не экзотическая бабочка, чтобы тыкать меня иголками. Ани, скажи ему!

Анрис только странно усмехается и продолжает поглаживать волосы уснувшей дочери. Кай смотрит на них недоверчиво и, прищурившись, произносит:

— Я даже удивляться не стану, если ты сейчас скажешь, что тоже из небесной братии.

Смеяться Кристу больно. Он булькает и, вытерев кровь с уголка губ, со стоном тянет:

— Сволочь!

— Открыл Америку, — язвительно скалится Кай, но от Криста не скрывается то, с каким напряжением тот следит за его побитой тушкой.

— Вы с Аланом точно два сапога-пара, — улыбается Готфрид, — у меня сейчас мало времени. Меня отрубит на два дня. Если бы это был не Дагура, то к утру все затянулось бы. Запомни, что сейчас скажу. Повторять не буду и бегать с континента на континент за тобой — тем более. Сразу нашпигую транками^[23] и посажу на цепь.

— Какой ты заботливый, — цедит черный альфа, но уже собран и сосредоточен.

— Цени, я охуенный такой только один, — уже еле шевеля языком, мямлит Крист и прикрывает глаза, — не ищи Алана. Пока мы здесь не покончим с Ватиканом и не утрясем все остальное, ему даже появляться здесь нельзя.

— Почему?

— Ты сам знаешь, что начнется, когда узнают о нем. Даже если все вокруг будут думать, что это «Искра». Войны будет не избежать.

— Я в состоянии защитить его.

— Знаю, но ты не в состоянии защитить ИХ от НЕГО. Они попытаются первым делом убить тебя, чтобы заявить права на него. А если с тобой что-нибудь случится, то он их вырежет. И когда он снова начнет убивать, то больше никто его не остановит. Он утопит всех нас в крови. На этот раз его остановили Роберт и Арнелия. Но чем дальше, тем сильней будет его жажда мести. И тем опасней тебе будет быть рядом с ним. В тебе осколок него, и он будет подавлять твою волю. Заставит подчиниться себе и пойти за собой. Это, конечно, романтично до розовых соплей, но мы не можем рисковать жизнями других.

Кайрен слушал его, опустив голову и сжимая кулаки. Человек не врал ему, и от этого было тошно. Он и сейчас чувствовал, как клубком змей копошится под сердцем тьма. Он чувствовал ее осторожные прикосновения к своему сознанию.

— Почему ты в этом так уверен? — глухо спросил он.

— Потому что Дагура спланировал все еще до своего пробуждения. Он знал, что произойдет, когда он, наконец, сможет собрать себя. Вот почему Салливаны готовились все эти века. Моя роль была предрешена с той минуты, когда он выбрал меня. Ему нужно время, чтобы исцелить свой разум. Не ходи за ним, Валгири… Не ходи…

Последние слова Крист выговорил, потеряв связь с реальностью. Кружка с отваром выпала из рук, и голова безвольно откинулась в кресле. Эбот бросился к нему, но был остановлен Анрисом. Тот лишь покачал головой и сам подошел к потерявшему сознание человеку. Подняв на руки безвольное тело, он осторожно двинулся к выходу из большой гостиной…

* * *

Как и пророчил Крист, о Салливанах узнали очень быстро. Весть о том, что последний осколок Искры был найден, облетела всех, кто хоть как-то соприкасался с этой темой. И вся эта орава народу двинулась к землям Валгири, где, получив мощный отказ, кинулась искать Алана Салливана по всему миру. Только того нигде не было. Исчезла вся его семья, за день закрылся головной офис и все филиалы. Причем все сотрудники дружно рванули в отпуск в неизвестном направлении и на неопределенное время. Счета стояли нетронутыми, многочисленная недвижимость Салливанов пустовала. Они словно сквозь землю провалились.

Оптимизма не вызвала и весть о гибели всего Ордена Мечников. Понтифика эта новость заставила запаниковать. Особенно после того, как он, не на шутку раздразнив Валгири, на выходе получил раздраконенного Кайрена Валгири. До последнего уверенный, что черный альфа не выйдет из своих земель, он был шокирован, когда очередное уничтожение молодого клана оборотней превратилось в незабываемый кровавый вечер для воинов святой церкви. Который повторился через несколько дней на одной из тайных баз церковных воинов. Оправиться от этого церковь не успела, потому что Кайрен сделал то, чего все эти века так отчаянно боялся Волчий Совет. Молодые кланы объединились и последовали за ним. Ни разоренный Вампирский Двор, ни люди к этому не были готовы. Так что теперь солдатам и наемникам церкви приходилось туго. Десятки разрушенных баз по всей Европе, сотни уничтоженных боевых ячеек. И так же, как когда-то, это привело к единственному выходу из сложившейся ситуации, которая не была больше подвластна людям. Особенно сейчас, когда они могли быстрее всех заполучить идеальное оружие нового поколения, которое оказалось не сказкой. Только само «оружие» утекло сквозь пальцы, словно талая вода.

Европу лихорадило уже несколько месяцев. То здесь, то там появлялись все новые сведения о новых терактах и столкновениях. Люди нуждались в объяснениях, и все больше масс требовало отставок действующих властей. Полиция, как и армия, несла тяжелые потери. Спецслужбы всех стран пытались еще хоть как-то держать ситуацию под контролем и выйти на контакт с оборотнями и остатками Вампирского Двора. А еще параллельно играли свои игры и вели жесткий поиск исчезнувших Салливанов. Если с древними волчьими кланами еще хоть как-то получилось договориться, то молодые кланы ответили жестким отказом. Ватикан стоял на осадном положении, а достопочтенный Понтифик рванул к черту на рога и окопался там так глубоко, что его невозможно было отыскать. Но в чем был силен Кайрен Валгири, так это в ослином упрямстве. Его волки уже напали на след старика и теперь гнали по всему миру, загоняя, словно дичь…

Стая становилась сильней с каждым новым днем. Присягнувшие Кайрену волки стягивались в его земли, и их сила вплеталась в его собственную. Она разливалась по венам и вибрировала на кончиках пальцев. И они продолжали идти к нему, потому что знали, что будут под защитой его клыков. Молодые, еще не совсем окрепшие, с горящей кровью и новыми порядками, они склоняли головы перед ним, и в глазах загорался тот огонь, что когда-то негасимо пылал в нем самом.

С того времени минуло много лет, он постарел, и огонь погас, превратившись в холодный расчет. Перестав доверять окружающим, он теперь предпочитал грубо вламываться в их головы и читать их души. Узнавая все самые сокровенные тайны и убеждаясь в их помыслах. Порой и насмехаясь от идиотизма их глупых планов. Особенно тех, которые были связанны с его персоной.

Этот трюк, пожалуй, не проходил только с одним человеком. Только с каждым новым днем Кай все больше сомневался в том, что имеет дело с «человеком». А Кристофер только тонко и остро улыбался и уходил от разговоров о себе. После ухода Салливанов и их людей он вместе со своей группой остался. Это было весьма колоритное сборище из вампиров, волков и людей. Во главе которого стоял самый необычный человек, которого когда-либо знал Кай. Со склочным характером, гибким умом, наглостью в несколько миллион тонн и до невозможности похожий на своего крестника. Настолько, что иногда Кайрену даже казалось, что это Алан стоял по правую руку и отпускал ехидные колкости. Но, несмотря на это, он так и не смог очаровать волков Валгири так же, как это сделал его крестник. Особенно натянутые отношения у Криста были с начальником безопасности.

В последнее время это было почти идеалистической картиной. Похабные песенки Кристофера, испепеляющий взгляд Гора и целая толпа народу, которая не давала ему покоя. Кай уже успел привыкнуть к этому. К чему ему не удалось привыкнуть, так это к отсутствию одной белобрысой язвы в своей жизни.

Кай держит слово, данное Готфриду. Уже целый месяц держит и готов рвать глотки всем окружающим от глухого раздражения и тоски. От Алана нет ни одной весточки. Они тут скоро развернут целую глобальную войну, а его лио молчит, словно в воду канувший.

Он ходит без сна и покоя уже очень давно. Снова замерзая изнутри и чувствуя, как отмирают все эмоции. Медленно, одна за другой. Он снова один, и впереди неизвестность. Остается только делать то, что у него всегда получалось лучше всего — убивать. В этом ему нет равных. Он щедро сеет смерть и все больше уходит в себя. Кай прикрывает глаза и снова отрывается от окружающего мира. Он все больше углубляется в собственного зверя и ищет искры той тьмы, которая живет в нем. Она отзывается сразу же, стоит ему только мысленно позвать ее. Опутывает его разум и блестит голубыми глазами. Он смотрит в них и с трудом сдерживает барьер своих эмоций. В голове набатом звучат слова Криста о том, что нужно до конца прятать от Алана все свои эмоции и мысли. Заменять их другими, искусно сотканными из лжи. И оба они знают, что это сейчас единственный способ держать Алана подальше от Британии. Потому что проклятый Небесный чувствует его так, как себя самого. Он ловит мельчайшие отголоски боли и ярости. Он слышит волчью тоску и рвется из собственного убежища.

Алан по-прежнему не может мыслить здраво. Гнев душит его в алом мареве, и от него непрерывно несет жаждой крови. Он бьется в бешенстве и разрушает все, что попадается на его пути. Его разум пребывает в вечной тьме, где проблески света вспыхивают лишь тогда, когда он улавливает Кайрена.

Черный альфа знает это наверняка, потому что он каждый день, каждую минуту чувствует Алана. Он по-прежнему не знает где он, но зверь в нем слышит каждую эмоцию Салливана. Он ласково урчит и тихо рокочет, пытаясь успокоить в очередной раз разбушевавшегося Небесного. Как ни странно, но это помогает. Дагура и сам похож на дикого зверя. Израненного, загнанного и не желающего возвращаться в свою клетку. Он продолжает бесноваться и затихает лишь тогда, когда ему удается дотянуться до мыслей Кайрена. А туда он врывается часто. Словно ледяной ураган проходится по внутренностям и железными когтями вцепляется в разум. Он ластится, шепча что-то неразборчивое, и пытается уловить хоть малейший намек на боль или страдания. Только Кай уже готов к этому. Он привычно делится своим покоем и ласково урчит, пока Эбот вытаскивает из его ран куски зачарованного серебра и орет благим матом.

«Я скучаю… Я так скучаю по тебе…», — Кайрен закрывает глаза и с наслаждением смакует отрывистые слова, которые нашептывает ему белокурый Небесный.

— Не дай ему взять над тобой верх, — в реальность возвращает жесткий голос Криста, сидящего здесь же, — он тебе зубы еще не так заговорить может.

Он шипит и морщится, пока его самого штопают без анестезии. А Кайрен, распахнув глаза, не моргая смотрит на очередные тлеющие огни недавно уничтоженной ими спецшколы и кровавые ошметки тел. Кристофер — умный человек, но он явно не понимает, что черный альфа давно уже во тьме…

Идет уже второй месяц ожесточенных боев, и угроза секретности из мифической превратилась в реальную. Потому что больше никому до этого больше нет дела. Люди в полной панике. Правительства вводят комендантские часы. Армия стоит на ушах, а беспорядки все растут. Страны закрывают свои границы и сворачивают дипломатические миссии. Теперь все смотрят друг на друга, словно бешеные псы, и рвут в клочья, пытаясь первыми добраться до мифического оружия.

Кайрен смотрит на все это со стороны и не позволяет своим волкам вмешиваться во весь этот маразм. Ему хватает и того, что происходит на собственных территориях. Очень многие теперь пытаются добраться до него и его клана. Потому что никто не забыл о том, в чьих когтях все это время была легендарная Искра.

Желтоглазый альфа только скалится диким зверем и рвет в клочья всех, кто смеет ступить на его земли. Он снова то чудовище, о котором с леденящим кровь ужасом шепчутся по углам. Он сжигает и убивает, абсолютно не чувствуя сострадания. Волчий Совет боится его так сильно, что в главном зале воздух густеет от их ужаса, когда он появляется на их пороге. Он нагло скалится им в морды и плюет на мольбы о помощи возмущенных его поведением древних родов.

А внутри тоска. Он терпит ее, сцепив зубы, и все больше отмалчивается. Маркус старается помочь, Диана тормошит и пытается достучаться до него, но без толку. Его племянники только отводят глаза и кидаются исполнять все его поручения. Они, как никто другой, понимают, на что похожа жизнь вдали от пары. А для волка, единожды потерявшего, это сродни медленной смерти. Кай и сам это знает. А еще он знает, что Алану не будет дороги назад, пока он под конец не выжжет тварей, жаждущих Искру. Поэтому он молчит и терпит, пока в один из вечеров в его кабинет не влетает тяжело дышащий Гор и на удивленный взгляд своего вожака отрывисто произносит:

— Огни Блодхарта, милорд. Огни горят! — изумление длится несколько секунд, после чего Кай срывается с места и, не обращая внимания на нарастающий шум слуг, вылетает из особняка.

Вслед ему матерится Крист, и кричит взволнованный Джереми. Но он не слышит их и с упрямством носорога бежит в сторону замка. А внутри насмешливо сверкает глазами тьма и шепчет ему голосом Алана. Он чувствует его сейчас так сильно, как никогда прежде. И чем ближе развалины замка, тем сильней дух Салливана. Он уже слышит стук его сердца, когда перед глазами предстает целый и невредимый Блодхарт. И во всех его окнах горит мягкий золотистый свет. Кайрен смотрит на это, не в силах вымолвить и слова.

— Валгири, стой! — рявкает запыхавшийся Крист, только он уже не слышит.

Высокие двери распахиваются, и его сметает с ног запах Салливана. Он настолько близко, что даже чудится его тень, скользнувшая по лестнице. Кай может поклясться, что слышит в коридоре звук его шагов и этот бесконечный шепот в голове, который ведет его вперед. Все быстрей и быстрей, в их маленькую гостиную.

— Алан?! — он врывается, с грохотом распахнув дверь, и все еще надеется.

Но маленькая гостиная пуста и погружена в мягкий полумрак. В камине потрескивают поленья, и слышен вой ветра за окном. Кайрен растерянно прислоняется к косяку и пытается понять. Здесь запах Алана сильнее всего, и он все еще слышит стук его сердца. Он ловит отголоски эмоций, но все равно понимает, что даже если он и был здесь, то сейчас Блодхарт пуст.

Альфа вдыхает полной грудью, стараясь целиком вобрать в себя эти крупицы чужого присутствия. Пальцы скользят по поверхности мебели и кресла. Они очерчивают край столика и останавливаются, коснувшись горячего бока кружки со смешным жирафиком. Над ней клубится облачко пара и пахнет так одуряюще сладко. На криво приклеенном с боку стикере выведено до боли знакомым почерком:

«Потому что так вкуснее»…

На подлокотнике кресла висит шерстяная накидка, а на полу осталась раскрытая книга. Все вокруг просто кричит о том, что ОН был здесь всего несколько минут назад. Словно вышел и скоро вернется. Кай даже слышит звук знакомых шагов совсем рядом и тихий смешок, от которого по коже ползет мягкое тепло. Альфа сжимает в когтистых пальцах белоснежную накидку и, уткнувшись в нее носом, полной грудью вдыхает упоительный запах белокурого Небесного.

— Алан… — еле шевеля губами, шепчет Кай.

А в следующую минуту огонь медленно поднимается в очаге и свет во всем замке на мгновение становиться еще ярче, еще теплей. Он нервными тенями дрожит на стенах и ласкает кожу. Оборотень смотрит на все это и чувствует, как расслабляется внутри взведенная до предела пружина напряжения. Он укладывает голову на мягкое сидение кресла и лениво смотрит на языки пламени.

За его спиной стоит напряженный Крист вместе с Анрисом, и оба не отрывают глаз от него. Словно он сейчас либо закатит истерику, либо устроит очередной дебош. Он даже фыркает от их паранойи. Если хотят, то пусть продолжают стоять там истуканами. Ему плевать. Он просто очень устал.

Его семья удивленно выдыхает каждый раз, когда открывает все новые и новые двери в замке. Блодхарт все тот же, что и прежде, но вместе с этим в его стенах появилось что-то новое, что-то, что делает его цельным. Все те же старинные гобелены и тиканье антикварных часов. Свет играет на пестрых стеклах витражей, и воздух пропитан запахом горящей древесины и терпкого вина. И над лестницей все так же с холста на них смотрят серо-голубые глаза. А по старым стенам пробегают тонкие серебряные нити из чистого света. Они вспыхивают подобно блуждающим огонькам и еле слышно шепчут на неизвестном языке. Весь Блодхарт теперь переполнен этой странной магией. Она нежно обвивает их руки и, коснувшись волос, укутывает своим теплом. И в ней столько мягкости и любви, что глазам становиться мокро от этого щемящего чувства. Это похоже на возвращение домой после долгих скитаний. На долгожданные объятия любимых после долгой разлуки и на вечный огонь их крови.

У Дианы глаза на мокром месте, когда ее рук касаются дрожащие пальцы мужа. Она смотрит на своих мужчин и ловит трепет в их глазах. Они чувствует то же, что и она. Ее сыновья держат в объятиях своих любимых и с восторгом маленьких детей смотрят на расцветающий на арках плющ. А он медленно ползет по узорчатым колоннам и подымается под самый потолок. Блодхарт живой как никогда прежде. Древние стены, словно вдыхают ночной воздух и довольно гудят. Замок похож на огромного зверя, который очнулся ото сна.

Слуги возбужденно перешептываются и ахают каждый раз, когда натыкаются на новые фортеля замка. Словно Блодхарт зажил совершенно независимой от своих хозяев жизнью. Лестницы скрипят и порой движутся. Белоликие статуи иногда меняют выражения своих лиц, от чего крайне жутко. В очагах на кухне все чаще ночью неожиданно вспыхивает пламя.

Домочадцы с каждым новым днем все больше привыкают к такому. Так что, уже через неделю никого не удивляют хвостом увязавшиеся за Кайреном блуждающие огоньки. В погребах замка чаще стал слышен взрыв хохота. Чердаки скрипят деревянными досками своих полов. И во всем замке чувствуется чье-то незримое присутствие. Всем обитателем замка отчаянно знакома тень, украдкой скользящая под светом светильников. Тихий шорох одежды все чаще ласкает слух, и запах, отпечатавшийся в памяти с той самой минуты, когда за эти стены ступил Алан Салливан. Он здесь, с ними, и не только они чувствуют это.

Маркус все чаще замечает, как замирает на мгновение брат и словно прислушивается к чему-то. Он видит, как меняется взгляд золотых глаз, когда языки пламени ластятся к его рукам и, превратившись в пару призрачных ладоней, скользят по его плечам. А огонь уже выползает из камина и диким вихрем окружает альфу. Он обретает силуэт мужчины и отчаянно льнет к телу оборотня.

В первый раз, когда Маркус видит это, то чуть не вскрикивает. Он уже готов кинуться к брату, но тот настолько поглощен своим огненным гостем, что не замечает его. Он крепко обхватывает огненный стан и прижимается лицом к пылающей шее. А существо шепчет ему на давно утерянном языке и лихорадочно гладит его волосы. Он смотрит на них еще одно мгновение и, смущенно отведя глаза, тихонько выскальзывает из кабинета брата. Марк никогда не мешает этим коротким «недосвиданиям», да и другие тоже. Потому что обычно после них из взгляда старшего на короткое время пропадает ожесточенность и холод. Это хорошо, очень хорошо, но только не всем происходящее по душе…

В тот вечер Крист особо мрачен. Он со своей группой только час назад вернулся с очередной базы под Прагой. И, судя по его каменным плечам, было там жарко. Кай буквально чувствует запах крови и какого-то странного отчаяния от этого всегда язвительного и наглого человека. А еще он чувствует едкий привкус мрачных мыслей и почти знает, что тот сейчас скажет. Он даже не удивился, когда услышал хриплый голос Криста.

— Ты должен перестать отвечать на его зов и сам не ищи встречи, — сгорбившись и затянувшись очередной сигаретой, глухо произнес Готфрид.

— Ты боишься его, — не отрывая взгляд от затягивающихся рваных ран на предплечье, бесстрастно ответил Кай.

— Я боюсь надеяться, — раздраженно потушил окурок человек, — с каждым днем в нем все меньше того прежнего Алана. Они с трудом сдерживают его. Три дня назад у него снова был срыв. Роберт говорит, что все нормально, но я знаю, как крепко им досталось. Я боюсь, что очень скоро в этом существе не останется ничего от моего белого ангелка.

— Если в нем не осталось ничего от того Алана, которого мы знали, — наконец оторвав взгляд от затянувшихся ран, спокойно произнес оборотень, — почему тогда он восстановил замок? Почему мои волки чувствуют его тепло? Почему он делится с нами своей душой? Почему ТЫ все еще здесь? Анарсвиля я еще понимаю, но ведь там твои друзья и твой крестник. А ты говоришь, что Роберту сильно досталось, так почему ты до сих пор здесь?

— У нас сделка с Дагурой, — потерев переносицу, устало ответил Крист и откинулся в кресле, — до тех пор, пока я слежу за твоей шкурой, он будет держаться подальше.

— Вот ты сам и ответил на все свои сомнения, — хмыкнул альфа, — он мог бы забрать меня уже тысячу раз. Мог бы послать тебя и вернуться. Ты сам знаешь это. Так что кончай страдать фигней и иди спать. Завтра будет тяжелый день.

После этих слов Кайрен, ворча проклятия, встал из своего кресла и направился к лестнице. Крист провожал его долгим нечитаемым взглядом и напряженно следил за извивающимся клубком теней, тянувшимся за уставшим оборотнем. На миг ему показались знакомые мужские очертания. Чего он не заметил, так это тонкие линии царапин, потянувшихся на перилах там, где минуту назад касалась рука Валгири.

* * *

В темной комнате давно уже погасли все светильники. В огромном камине тлеют еле теплые угольки, и ветер скрипит в рамах закрытых окон. Дождя пока еще нет, но раскаты грома слышны совсем близко. Небо все заволокло тучами, и не видно ни луны, ни звезд. Весь замок давно уже погрузился в глубокий сон, и не слышно никого. Этой ночью даже не воют еговолки. Они спят спокойно под защитой своего альфы. А сам он измотан настолько, что не может заснуть.

Он лежит на спине и бездумно смотрит на ползущие по потолку тени. Вслушивается в мерное дыхание Блодхарта и дышит в его ритме. Только покоя нет, и в голове начинают вертеться сотни мыслей. И все они о будущем. О том, где ждет еще одна схватка за Алана. Потому что люди уже знают о нем и не отстанут от них. Они сделают все, чтобы забрать его, но Кай совершенно не горит желанием делиться своей парой с кем-то. А значит, нужно найти выход. Нужно заставить несколько сотен человек заткнуть рты и разом забыть о Салливанах. Он уже знает, как сделает это. Знает, за какие нити нужно будет дернуть и сколько магии уйдет на это. Но, черт возьми, это того стоит! Каждый гребаный труп, висящий на его совести, и еще большая их партия, которая вскоре займет место рядом со старыми. Каждая капля собственной крови, которую он готов пролить, чтобы безраздельно владеть одним единственным мужчиной. Он стоит этого и намного большего.

Кай устало прикрывает глаза и вспоминает слова Криста. Он знает, что человек прав в своих сомнениях. Он прав, когда не верит в чудеса. Они непосильная роскошь для них. Кай и сам знает, что тот, кто вернется к нему, возможно больше никогда не станет тем Аланом, которого он полюбил. Он все это понимает, только любить меньше из-за этого у него не получается. Чего Крист еще не понял, так это то, что он и без влияния Дагуры собирается устроить людям кровавый террор. Так что, это еще под вопросом, кто из них более чудовищен в своих желаниях и поступках.

Мысли текут медленно и с каждой минутой становятся вязкими, словно патока. Они превращаются в неясные силуэты, и окончательно смешавшись, начинают затихать. Кай следует за ними и вскоре не замечает, как засыпает. Он все глубже погружается в тяжелый сон и не видит, как сгущаются тени в комнате. Как сплетаются меж собой и принимают очертания человека. Из углей в камине вылетают искры и, разгоревшись, превращаются в жаркое пламя. Они освещают хозяйскую спальню и темное существо, стоящее у подножия постели. По стенам ползут первые белые искры и тревожат сон Блодхарта. Замок скрипит пока еще совсем тихо, но за окном бледно-голубым уже сверкают острые линии молний. А существо нависает над спящим мужчиной и с животным голодом рассматривает обнаженное крепкое тело. Оно тянется вперед и буквально растекается на исчерченной шрамами груди. Ластится и рычит от желания. Оно тянет свои призрачные руки и ласкает пылающую кожу, обхватывает пальцами крепкую шею. Припадает жаркими губами к губам и шепчет, заставив вздрогнуть тело под собой.

— Ри…

Одного этого хватает, чтобы Кайрена подбросило на месте. Он судорожно распахивает глаза и, оскалившись, смотрит на черную тень перед собой. Он все еще не до конца проснулся и потому не сразу понимает, что происходит. А когда его мозг, наконец, включается, то уже поздно.

Деревянные узоры на изголовье кровати мгновенно оживают. Они, словно мертвые растения, обвиваются вокруг запястий и, резко дернувшись назад, замирают с двух сторон над его головой. Он рычит, не отрывая горящих глаз от своего ночного гостя, и облизывает разом удлинившиеся клыки. Его буквально вжимают в постель и набрасываются на губы кусачими поцелуями. Одеяло швыряют на пол и устраиваются между ног. Бесстыдно трогая все, до чего могут дотянуться. Жадно сжимают ягодицы и трутся о промежность.

— Ри… — горячий шепот опаляет острое ухо и огненным хлыстом проходится по оголенным нервам.

С каждым новым стоном, с каждым новым прикосновением тень перестает быть эфемерной. И он уже с наслаждением отвечает на твердые ласки. Они вжимаются друг в друга все ожесточенней и движутся рвано. Кай рычит глухо и вырывается из своих оков, но те держат его крепко. Он тянется за жаркими губами, которые покрывают его тело жесткими поцелуями. Острые когти царапают его бедра и выводят кровавые узоры на лопатках, но от запаха крови альфу ведет сильней.

Его разум одурманен и мутнеет с каждой минутой. Он не слышит дикий визг ветра за треснувшими стеклами окон. Не чувствует, как скрипит мебель и стонут стены. Свет рвано мигает в светильниках замка и по полам ползут трещины. А они даже не знают, что снова разрушают собственный замок своей магией. Они занимаются любовью и глушат все вокруг собственными стонами и звериным рычанием. И Кай тонет. Он жадно вбирает в себя запах Алана и клыками впивается в подставленную шею. Сладкий стон вибрирует под языком. Когти проходят по его затвердевшим соскам и заменяются острыми клыками. Влажный язык очерчивает каждый узор его татуировки и, поднимаясь по ключицам, с силой проходясь по шее, обвивает мочку уха.

— Не могу больше, — жарко и хрипло шепчет Алан, — заебался сидеть на этом чертовом острове. Ри… Ри… отдайся мне. Пожалуйста, волчара… Отдай мне свое сердце. Отдай мне все… Я пиздец как долго хочу тебя… Пожалуйста. Я ведь могу забрать тебя себе? Могу взять тебя… Ри. Я так хочу твою душу…

Кай больше не слышал ничего. Он задыхался от слишком горячих рук. Перед глазами чернело, и грудь сдавило, словно под железным кулаком. В ушах колоколом звенят сладкие, словно яд, слова. Они травят его изнутри и гнут его волю. Они заставляют терять связь с реальностью. Он чувствует, как тело обласкивают и вгрызаются в него острыми клыками. Руки опускаются на бедра и заставляют раздвинуть ноги. Он перестает вырываться и выгибает спину, когда горячие губы смыкаются вокруг члена. Язык проходит от багровой головки до самого основания. Очерчивает каждую венку, и влажный рот снова насаживается на него. Вверх и вниз… То плавно, то так резко, что он захлебывается стоном. Из него буквально высасывают последние крупицы разума. Медленно, со вкусом, и вырывая из груди нетерпеливый рокот. Он буквально чувствует ту улыбку, в которую растягиваются губы Алана. А в следующую минуту эти самые губы спускаются дальше и теперь с самым непристойным звуком посасывают его яйца. Язык дразнит линию мошонки и поднимается обратно.

Он задыхается от всего этого. Стискивает зубы и рычит, словно дикий зверь, потому что его волю подавляют и играют с его телом. А сил все меньше, и вскоре он перестает дергать свои деревянные оковы. Вместо этого оборотень, как пьяный, невидяще смотрит в потолок, пока жадно вылизывают и мнут бедра. Он извивается на сбитых простынях, сорвав дыхание и облизывая искусанные в кровь губы. Над ним нависает все еще безликая тень, которая шепчет ему голосом Алана и пахнет так же сладко, как и он. У тени его руки и та же буря эмоций, что травит Кайрену кровь словно наркотик. Он чувствует собственный вкус на губах, которые снова сминают его рот и жадно вылизывают изнутри. И тяжесть тела так реальна. Он даже чувствует возбужденный член, который трется о его промежность. Еще минута, и у него окончательно поедет крыша. Она уже едет, потому что он подается навстречу рваным толчкам. Обвивая крепкие бедра ногами, и прижимая ближе. Он растворяется в чужом дыхании, которое настолько близко, что он жадно пьет его, еле касаясь распахнутых губ напротив. В них столько огня, столько желания и голода, что кровь буквально кипит от этого безумного коктейля. Они трутся друг о друга, словно животные, и рычат точно так же. Наслаждения так много, оно так сильно, что разрядами тока проходит по телу и, словно сумасшедшее, тащит за собой. Оно скручивается внутри и, превращаясь в натянутую до предела струну, оглушительно рвется. Ослепляя белизной и напрочь взрывая мозг. Под его веками вспыхивают цветные круги, и сердце все еще безумно быстро бьется в груди.

Его тело покрыто капельками пота и все еще вздрагивает от оглушительного оргазма. Разум все еще затуманен, когда над ухом раздается смешок, и когти царапают бока. Влажные губы касаются рта, и язык проникает глубже. Обведя кромку зубов и вылизывая его собственный. Они самозабвенно целуются и не обращают внимания на дикий шторм за окном и шатающийся потолок. Альфа сейчас в таком тормозном состоянии, что не успевает среагировать, когда дверь с грохотом распахивается и в комнату врывается взбешенный до предела Крист. В одних лишь пижамных штанах и с дробовиком в руках.

— Убери от него грабли! — рявкает злой мужчина.

Тень резко поднимается во весь рост и скалит кровавую пасть. Только Готфрид уже готов. Секунда, и слышится грохот выстрела. Тень ревет и, свернувшись, растворяется во тьме комнаты. Деревянные оковы со скрипом сползают с рук дрожащего и пьяно покачивающегося на локтях оборотня. Альфа оглушено мотает головой, пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли, но это все еще не получается. Крист напряженным взглядом обводит комнату и останавливается на обнаженном Кайрене. У того дико блестят глаза и волосы стоят дыбом. Он весь покрыт кровоточащими царапинами и багровыми укусами, а в воздухе стоит тяжелый запах секса.

— Что, черт возьми, это было? — еле волоча языком, хрипло произносит Кайрен.

— Я слишком стар для всего этого дерьма, — раздраженно перезарядив оружие, бормочет Готфрид и направляется к двери, — и мне нужен твой погреб, парень…

Маркус даже не пытается ничего сказать. По опыту знает, что все доводы отскочат от упрямой головы брата. К затылку которого он сейчас прикладывает мешочек со льдом. А вот Кристофер молчать не собирается. Он орет в трубку на Роберта и благим матом вспоминает всю их семейку. Диана только морщится на особо ярких оборотах и закатывает глаза. Она помешивает в кружке очередной отвар от Эбота и молча сует Кайрену.

Весь замок уже час, как стоит на ушах. Слуги молча прибирают последствия кое-чьей бурной магической деятельности. Молодежь только что отправилась досыпать. Они первыми почувствовали, как лихорадит замок и подняли тревогу, толком не зная, что происходит. Вследствие чего все они сейчас были в маленькой гостиной.

Кайрен благодарно кивнул вампирше и, отхлебнув из кружки и поморщившись, прикрыл глаза. Тело все еще было слишком расслабленным, а голова — тяжелой, словно свинец. Затылок простреливало адской болью каждый раз, когда он пытался пошевелиться. В жизни не пьянеющий оборотень сейчас вовсю вкушал все прелести похмельного состояния. И так было хреново, а Крист даже и не думал затыкаться. Человек был взбешен до того, что впервые не мог сдержать собственные щиты. Его эмоции, словно раскаленные прутья, ввинчивались в мозг и обжигали до боли.

— Сядь ты уже, — раздраженно произнес Кай и даже не открыл глаз, — у меня мозги скоро вскипят из-за тебя. Держи себя в руках, в конце концов, ничего ТАКОГО не произошло.

На последних словах Крист даже замер. Он прищурил холодные глаза и убийственно спокойно произнес:

— Тебя оглушили, почти изнасиловали и устроили шоу «невъебенные радости матушки природы». После всего этого ты мне говоришь, что ничего ТАКОГО не произошло?!

— Какое, к черту, шоу? Что со стаей? — вскинулся оборотень, на что получил красное лицо явно озверевшего Готфрида.

— А начало ты благополучно пропустил, — не хуже змеи, прошипел мужчина.

— Сделал фрагментацию информации, дорогуша, — язвительно процедил Кай, — и с чего ты вообще взял, что меня насиловали?!

— О, так значит, это были ролевые игры, и ты ничего не имеешь против мозгового прессинга, после которого вместо твоих чертовых извилин могла остаться серая каша!

— Да, блядь! А еще я тащусь от связываний и вибратора в заднице! — гаркнул взбешенный Кайрен, и предметы подпрыгнули на своих местах.

Воцарившееся после этого молчание разорвал побитый голос прикрывшего глаза рукой Маркуса. Которого пыталась успокоить булькающая от еле сдерживаемого смеха Диана.

— Это не то, что я хотел бы знать о своем старшем брате, — пробормотал Марк.

— И, когда мы, наконец, узнали о моих экзотических предпочтениях, — все еще зло продолжил Кай, — ты, наконец, скажешь, что там произошло со стаей?!

— Да живы все, — отмахнулся остывший Крист и налил себе виски, — замок замяло до второго этажа. Волчий Двор сейчас пытаются привести в порядок после ледяного урагана, а твой чертов лес цветет и пахнет, словно у нас тут гребаная весна. Остальное еще не видели. Старик Джер гово…

Крист так и застыл, не закончив, когда по стенам снова заплясали тени и побежали первые серебристые искры. В комнате на мгновение стало настолько тихо, что не было слышно даже дыхания. Напряженные до предела, они медленно привстали со своих мест, когда высокое старинное зеркало начало покрываться мелкими трещинками и, дрогнув, провалилось вовнутрь себя. А уже через минуту в нем отражался край неровного каменного пола, который резко уходил во тьму.

— Кристииии, — протянул знакомый раздраженный голос, — я тебе эту пулю еще припомню, козел старый!

Он медленно вышел из тьмы, на ходу вытирая кровь с заживающей за секунды раны на скуле. На пробу пошевелив челюстью, Дагура замер прямо перед ними. Гневно сверкая голубыми глазами на строившего морду кирпичом Криста. Готфрид был невозмутим и даже бровью не повел на слова проклятого Небесного. А тот уже не смотрел на него, он перевел взгляд на Кайрена и теперь не отпускал его.

Одетый в черные штаны, заправленные в высокие кожаные ботфорты с ремнями и стальными застежками. И в одну лишь длинную кожаную тунику с острым вырезом, спускающимся до самого живота и многочисленными разрезами до пояса. Капюшон был накинут на голову, а крепкие предплечья обхватывали тяжелые наручи из металла.

Кайрен, не моргая, смотрел на него и, легко сбросив с плеча крепкую руку брата, поднялся с места. Он по-звериному крадучись направился к застывшему и задержавшему дыхание существу в зеркале. Не обращая внимания на мат Криста за спиной и нервный вздох Дианы. Смотря в нечеловеческую глубину чужих глаз и ощущая на их дне дикие морские воды. Чувствуя, как они мягко обнимают его и тянут за собой туда, где нет ни света, ни жизни. Где вечный покой смерти и обжигающий кровь холод. Мертвые воды, коснувшись которых невозможно вернуться в мир живых. Они запретны для всех… кроме него. Для него одного бушует это море. Только для него этот сумасшедший шторм и раскаты грома. Для него они сияют глубиной безоблачных небес и вкуса ванильных грез. Он может смотреть в них вечно.

Неважно, что это за существо сейчас перед ним. Неважно, как его зовут, и неважен страх других. Он все равно хочет забрать этого мужчину себе. А волк внутри сыто рокочет и облизывает пасть. Он чувствует, как шепчет тьма внутри и как обнимает зверя. Она тянет его ближе к зеркалу, и Кай не сопротивляется. Он поднимает когтистые руки к зеркалу и укладывает с обеих сторон от головы Алана. Прижимается всем телом и лбом, продолжая жадно разглядывать задрожавшее тело перед собой.

Белокурый Небесный в два шага оказывается у тонкой преграды, которая разделяет их, и под вопль Дианы одним плавным движением всем телом прижимается к стеклянной поверхности. Словно хочет вжаться в крепкую грудь. Его ладони скользят вверх лаской по животу и груди, плечам и по предплечьям до самых ладоней, где и замирают.

— Тебе больно, — с хриплым надломленным голосом произнес он, — я не должен был делать тебе больно.

— Это пройдет, — тихо произнес Кай, — эта сволочь стреляла в тебя.

— Форменная истеричка, — закивал Дагура, и глаза его медленно начали менять цвет, пока снова не стали серо-голубыми.

— Эй! — возмущенно рыкнул Крист, — между прочим, я спас твою девственную задницу, Валгири. Я, может быть, тоже потрахаться по-человечески хочу, а вместо этого с вами тут дуэнью играю!

— Вот иди и трахайся. Кто тебе мешает? — начиная раздражатся, отрезал альфа и снова обернулся к Алану, — если это с парой, то можно все.

Серо-голубые глаза неверяще распахнулись, и Алан подался еще ближе. Неотрывно смотря в лукаво блестящие желтые глаза и чувствуя, как сладкая дрожь проходит по телу от тихого рокота оборотня. Он так соскучился и так устал ждать, что ему банально сорвало крышу. И с такими темпами эта крыша на место возвращаться не спешила. Он смотрел в бесконечно любимое лицо и понимал, что его разорвет на куски, если он продолжит молчать. Он не имел права молчать.

— Крист, — хрипло попросил Алан, — выйди и уведи остальных.

— Черта с два, — отрезал мгновенно напрягшийся Готфрид.

— Да мать твою, Кристи! — рявкнул Салливан, — если бы я хотел забрать его, то сделал бы это давно, и вы никогда бы не нашли нас. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.

Кристофер напряженно смотрел на них еще несколько минут, после чего отвел глаза и проворчал:

— Знаю. Как был засранцем, так им и остался.

Хмыкнув, он встал с места и, прихватив со столика бутылку виски со своим стаканом, первым направился к двери. За ним вышли и Маркус с Дианой. Напоследок кинув тревожные взгляды. Только их уже никто не видел.

— Алан… — голос хриплый и впервые за столько веков отрывист.

— Молчи, — покачал головой Салливан и положил ладонь поверх полураскрытых губ, — я знаю… все знаю. Я слышу твое сердце. Я знаю, что случилось тогда. И почему ты сказал все это Маркусу. А теперь молчи и слушай… Просто слушай… Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что мозги коротит от одной мысли, что тебя могут снова забрать у меня. Моя земная любовь…

Пальцы с черными длинными когтями лаской прошлись по холодному стеклу, пытаясь коснуться изуродованной шрамами щеки. Губы пересохли, но он продолжал лихорадочно шептать, а сам Небесный не отрывал глаз от удивленного золотого взгляда.

— Небесные не могут любить, — тихо продолжил Дагура, — нам не даны страсти земных. Мы не знаем желания, не ведаем любви и не чувствуем привязанности. Ни к себе подобным, ни к нашим творениям. Я не знал всего этого ни когда был одним из НИХ, ни когда бродил по земле. Ты не знаешь, как это было тяжело, как больно умирать каждый день и, снова рождаясь, понимать, что весь твой свет медленно тонет в грязи и крови. Я не знал, каково любить подобно земным, пока не встретил тебя. В ту самую ночь, когда я впервые увидел тебя у врат Тарахина, то уже знал, что это будешь ты.

— Что? — сипло прошептал Кай, и когти оцарапали стекло.

— Я смотрел на тебя ЕГО глазами и понимал, что ты станешь нашей погибелью, — лихорадочно блуждая глазами по лицу оборотня, произнес проклятый Небесный, — я мог бы заставить его уехать, мог бы заставить убить тебя и забыть. Но я не хотел отказываться от тебя. Не мог! Восхитительный, единственный… С душой, второй которой не было больше. Я заболел тобой, и с каждым новым днем мне это все больше нравилось. А ты любил только его и даже не знал обо мне. Но мне хватило и этого. Хватило, что ты был рядом. Ты любил его и не знал, что он делит эту любовь со мной. А потом они попытались отнять тебя у нас. Они не знали, как сильно мы тебя любили. Это я показал ему дорогу к Блодхарту и сделал все, чтобы он привел вас всех сюда. Здесь было бы безопасно, и ты был бы счастлив… Только вместо этого я смотрел, как они медленно убивают тебя. Все эти века я был с тобой. Каждый день, каждую минуту я чувствовал, как ты покидаешь меня. Ты умирал, и я не знал, что делать. Столько раз пытался позвать тебя, но тебе было от этого больно, и я замолчал. Я смирился, но ты хотел уйти вслед за ним. Тогда мне осталось только одно…

— Ты поэтому начал собирать свою душу.

— Да… Я знал, что будет в конце. Знал, что от меня прежнего почти ничего не останется, но это был единственный способ остановить тебя. Только тот блядский укус все ускорил. У меня не осталось времени…

— Ты жалеешь? — хрипло спросил Кай, пытаясь поймать взгляд Алана, — жалеешь, что сделал все это и приехал ко мне?

Алан поднял на него наливающиеся голубизной глаза и упрямо поджал губы.

— Нет, — поднявшись на цыпочки и приблизив губы к запотевшему стеклу, твердо, но тихо произнес он, — ни о чем не жалею, волчара.

— И я не жалею. Больше не жалею, лио. Только в следующий раз, когда тебя потянет к моей заднице, лучше обойдись устными убеждениями.

Алан криво улыбнулся, жадно ловя отголоски чужих жарких эмоций и не желая уходить. Он смотрел в теплые золотые глаза и чувствовал, как его с головой накрывает утренняя заря. Как по коже ползут сотни солнечных лучей и греют своим теплом. Огромное солнце, расплавленное в любимых глазах. Освещающее его черное нутро, всепрощающее и сжигающее всю ту грязь, в которой его изваляли. В его глазах тепло, в них давно потерянный смысл и обретенный дом. Его объятия — это безопасность. И голос тихий, нежный. Он проникает под кожу и сладко сжимает все внутри, заставляя дрожать.

— Люблю, люблю… Я так люблю тебя…

Кристофер заходит в гостиную через полчаса. В комнате свет тусклый и совсем тихо. Высокое зеркало снова отражает предметы, а Кайрен Валгири, опустив голову, сидит, привалившись спиной к стене рядом с ним. Его плечи опущены и руки сжаты в кулаки. Готфрид устало трет переносицу и опускается рядом с ним.

— Он тебе сказал, — тихо произнес он, — и что дальше?

— А что дальше? — хмыкнул альфа и откинул голову назад, — Гор выследил Понтифика в Австрии. Завтра едем за его головой. Плюс неделя на зачистки. А потом он вернется ко мне.

— И ты примешь его со всем тем, что успел узнать?

— Я хочу его любым, — бесстрастно посмотрев в прищуренные шоколадно-золотистые глаза, сухо произнес Кай, — не имеет значения, скольких он убьет и скольких сотрет в порошок. Он течет в моих венах и был рожден для меня. Он мой, Готфрид. Только мой…

Я больше не буду твоим сном

Знайди мене, лякай мене,

Лiкуй мене, цiлуй мене.

Шукай у снах, коли не має.

Вiзьми мене, забудь мене,

I знов знайди, поклич мене.

I вибачай, що так чекаю.

Не залишай менi мене одного

На свою, на твою любов.

Не залишай менi мене,

Мене не залишай, я ж тебе знайшов…

Океан Ельзи — «Мене»

Над Карибскими островами закаты совершенно другие. Они душные и наступают слишком быстро. Ими невозможно насладиться, невозможно расслабиться под вечный раздражающий шум волн. Звезды здесь тоже совсем другие. Здесь все слишком… Просто райские кущи, где из людей на много миль одна твоя семья и старая парочка слуг. Настолько мило и слащаво, что аж скрипит на зубах. Только со всем этим курортом и виллой, утопающей в цветущих садах, это все равно тюрьма. В которую он сам добровольно пришел и которую дал слово не покидать, пока за ним не придет его альфа. Сам альфа, судя по всему, никуда не спешит и во всю развлекается со своей мини-войнушкой!

Он честно пытается держать слово и, глядя на горизонт, не стремиться к холодным скалистым берегам Шотландии. Ему нельзя туда, нельзя к людям. Потому что он ненавидит их. Он презирает этих грязных ничтожных тварей всеми частицами своей души. Они отняли его свет и измарали тело в такой грязи, от которой не отмыться, сколько не три кожу. Хоть когтями сдери, а не поможет. Потому что эти твари обитают в его голове. Они смеются как дикие гиены и методично рвут разум в клочья. Он слышит их каждую ночь и видит их тени вокруг себя. Он чувствует их смрадный запах и ловит алчные взгляды во тьме. И вместе с этим ненависть становится сильней.

Он хочет крови так сильно, как никогда прежде. Он хочет рвать всех вокруг в клочья. Месть… Ему нужна эта месть и столько крови, чтобы отмыться в ней. Да… Она смоет все его воспоминания и, наконец, освободит. Но больше всего на свете он хочет добраться до своих «светлейших» братиков и сестричек. Он чувствует их и с наслаждением ловит их страх. Потому что время не пощадило их. Оно отняло их власть и превратило в слабые тени. Потому что веры в них нет уже давно. Современный мир живет без Бога. Его небеса пусты и безучастны. Веры нет… Нет и старых богов. Нет больше Небесных. Они угасли точно так же, как его свет. Только в отличие от них он стал тьмой. И это ему нравится.

Проклятый Небесный безумно скалит пасть и смертью крадется по земле, убивая все живое, что попадается на его пути. Он превращает в пепел и золу целую цепочку островов. Пачкая босые ноги мертвой землей и с наслаждением вдыхая аромат гари, белокурый Небесный смотрит с кривой ухмылкой на ночное небо. Озаренная мерцающими звездами тьма светит ему серебром луны. Он смотрит на них и тянет покрытые кровью руки. Он замазывает их свет багряным и сжимает на них пальцы. Рвет их покой черными когтями и гасит целые созвездия. В его объятиях одна тьма и ледяной мороз. В его глазах необузданные пожары и погибель. И жизнь вокруг него гибнет. От одного прикосновения, от тихого шепота и еле уловимого вздоха. Он ловит губами золу, падающую с неба, и подставляет лицо первым кровавым каплям, падающим с пустого черного неба. А в ушах сотни, миллионы криков и дикий смех. Настолько заразительный, что против воли трясутся плечи. Он громче с каждой минутой и звенит натянутой струной. Хихиканье вырывается из груди против воли и перерастает в сумасшедший смех. За его спиной горит вода, горит земля, на его мертвенно бледных губах зола…

— Как у вас там дела? — голос Криста в трубке хриплый и обманчиво спокойный.

Роберт смотрит на багряный шторм за окном и чувствует, как каменеет спина под дрожащей рукой жены. Он еле размыкает сухие губы и так же тихо отвечает:

— У нас все шикарно, а что?

— Угу, я поэтому сейчас смотрю на прямую трансляцию творческого вечера твоего сына? — хмыкает Готфрид, — как вас до сих пор еще не засекли?!

— Сам не знаю. Может, потому, что ты нас так сильно любишь? Ты мне лучше обрисуй, какая сейчас у вас ситуация.

— У нас война и охуенный писец. Валгири зверствует, Анарсвиль насилует мозги спецам из ЦРУ и обхаживает британских девочек^[24], а у меня прогрессирующая мигрень на фоне недотраха, — и сразу переход на Алана, — сколько времени он колошматит этот остров?

— Час, — не отрывая глаз от новой огненной волны, поднявшейся вдали, нервно произнес Роберт, — в последний раз его так накрыло две недели назад. Что у вас на этот раз?!

— Мальчишкам Валгири крепко досталось, — устало вздохнул Крист и, немного погодя, тихо добавил, — ты был прав, Роб. Они чуют друг друга. Пока твой сын там херачит ваше убежище, здесь его волчара на стенку лезет.

— Он видел?

— Нет, но он скоро снова с катушек слетит. Успокой Алана, а я попробую на этого бешеного управу найти. Господи, спасибо, что у такого психа есть такой милый брат. Жаль, что женат.

— Крист!

— Что? Я же не виноват, что он такой зефирка!

— Боже, ты — неисправим!

— Аминь, сын мой.

Роберт слышит хриплый смешок друга и на все сто процентов уверен, что у того очередной приступ. А они далеко, и нет никого, кто поможет. Он стискивает кулаки и, зажмурившись, дышит отрывисто. Крис будет подыхать так же молча, как и десять лет назад. Так же, как и всегда. Он будет беззвучно тонуть в своих кошмарах и задыхаться от боли. Потому что они здесь, а он больше никого не подпустит к себе. Только не тогда, когда будет уязвим больше, чем младенец.

— Все будет хорошо. Там его пара, — ласково сжимая ладонь мужа, произнесла Арнелия.

— Угу, которая не примет его никогда, — горько ответил Роберт и обнял жену, — и он это знает.

Он прижимает ее к своей груди и обреченно смотрит на кровавый дождь, который в одно мгновение обрушивается с неба. С диким стуком барабаня по крыше и алыми потеками стекая по стеклам. Воздух словно выкачивают с садистской методичностью. А на языке застывает отвратительный металлический привкус. Роберт шумно сглатывает и закрывает глаза, но все равно видит перед собой перекошенное от безумия лицо любимого сына, заживо горящего и уничтожающего все вокруг себя…

Дни летят за днями, и считать их нет больше смысла. Они похожи друг на друга как капли дождя. Только, в отличие от дождя, им нет конца. Однообразные, долгие, когда искалеченный разум снова темнеет, и он не узнает никого. Чаще он не помнит, какой сейчас год и причину, по которой он все еще на этом острове. Но это нормально… Люди с его кровью говорят, что все хорошо. Будто это нормально, когда он не может вспомнить даже собственного имени. Словно серая пустыня вокруг — это нормально. Да, может, это и нормально, когда он не спит ночи напролет и парит среди бархатных облаков. Все сильней стремясь дотянуться до желтой луны. Он смотрит на тихие волны, омывающие острые скалы, и слышит в них чей-то голос, что зовет его. Он не знает кто это, но чувствует, как замирает сердце при звуках этого голоса с хрипотцой.

Он болен, и разум все чаще подводит его. От этого так страшно… Так страшно вконец потерять связь с реальностью и видение лукавых глаз. Страшно проснуться и снова оказаться запертым под крепкими замками и ярмом на шее. Страшно снова потерять цельность и перестать чувствовать. Но ночь сменяется днем, и конца этому сну нет. Нет больше его оков и нет палачей. А есть только разорванные крылья за спиной и хаос, который поглотил его…

Ночи сменяют его рассветы и мягким одеялом окутывают его с ног до головы. Он бродит по застывшему, замерзшему, словно вековой лед, берегу и не отрывает глаз от горизонта. Его пепельные следы смывает очередная волна, но он успевает увидеть обугленные отпечатки своих босых ступней. Он смотрит на золу и не хочет верить, что так теперь будет всегда. Он помнит, как было прежде. Он помнит тепло зарождающейся жизни в своих ладонях. Помнит первые звезды, озарившие тьму для смертных. Он до сих пор помнит золото лучей утреннего светила, запутавшихся в белоснежных перьях его крыльев, и помнит песни ветра в скалистых горах, где веками пылал огонь в главном святилище Небесных. И молитвы своих чад, идущих на смерть.

Его память глубока и заперта не за одной дверью, но он открывает их одну за другой. Он заново собирает себя и пытается найти равновесие. Потому что память не щадит, когда перед глазами снова и снова встают лица мерзких тварей, убивающих в нем весь небесный свет. Он помнит тяжесть кандалов и острые копья, вонзающиеся в его истерзанное тело. А в ушах звенит собственный крик, утопающий в лающем смехе. Его сердце пылает и разрывается на куски. Там тьма и холод. Он растекается по венам и сжимает грудь в тисках. И безумие все ближе подбирается к нему. Оно скалит свою пасть и лениво тянет к нему свои ядовитые объятия. Он смотрит в черные провалы ее глазниц и чувствует, как тонет в них. И, когда до дна остается почти ничего, перед ним вырастает огромный черный волк. Он шепчет тихо, зовет, не переставая, и кружит вокруг него, пристально смотря золотистыми глазами. Он всегда следует за зверем и идет по следам его лап. Он тянет руки и обнимает крепко, зарываясь носом в пахнущий северными ветрами мех. Зверь ласково урчит ему на ухо и тянет за собой. Он возвращает его в реальность и видением уходит, оставляя на берегу под закатным солнцем…

— Ри…

Шепот похож на отчаянный стон. Он вырывается из груди и застывает на влажных от воды губах. А волны ласково лижут песчаный берег и ласкают его тело. Пальцы зарываются в песок и оставляют глубокие борозды. Под закрытыми веками вспыхивают солнечные пятна, и так хорошо. Так невыносимо хорошо… Словно это его руки скользят по коже и его губы ласкают каждый сантиметр его тела. Это он… Это он… Это его шепот льется в уши и заставляет вспыхнуть. Это его объятия и жар, что заражает их обоих.

Он извивается на мокром песке среди теплых волн и почти чувствует, как чужая тяжесть прижимает его. И это почти занятие любовью, потому что так чувственно и горячо, что плавит все его кости. И он стонет, выгибаясь и ловя губами соленые брызги. На ресницах дрожат последние лучи солнца, и кожа сияет под ними, словно отлитая из золота. И где-то внутри разливается тепло. Медленно, сложно… Оно обретает пока еще неясные формы, но обещает запылать новым огнем. Он чувствует, и впервые за все это время улыбка озаряет лицо…

Он держит свое слово и не покидает их убежище. Но ведь никто не говорил о том, что он не может блуждать видением. И он этим нагло пользуется. Ему нужно, потому что тоска и тревога сжигают его изнутри. Ему мало одних лишь призрачных встреч. Ему нужно увидеть, нужно дотронуться.

Он ветрами приходит с северных гор и снегом оборачивается на пороге своего любимого замка. И старый Блодхарт рад его возвращению. Он всегда будет рад своему создателю, и крыши скрепят. Стены стонут, и зеленый плющ тянется к нему. Он ласково касается их, смотрит на сияющие витражи. Глубоко дыша и наслаждаясь от одного лишь осознания, что его волк живет в убежище, построенном его руками. Что вся его стая в безопасности за этими стенами, и ничто не может навредить им.

Он приходит дождями и тихо стучится в окна замка, разыгрывая пыхтящего от непонимания Маркуса и громко смеясь над матерящимся от неожиданности Кристом. И нежно шепчет под ухом прикрывшего глаза от наслаждения Кайрена. Холодом касается теплой шеи и забирает с собой все тревоги любимого альфы.

Туманом опускается над старым лесом и обнимает крепкие плечи, покрытые черным с проседью мехом. Он становится росой на твердых теплых губах и звездами сияет над ночным Волчьим Двором. Огнем обвивает ноги уставшего Кайрена и теплом просачивается в его кровь. Он остается до самого утра и оберегает их сон. Смотрит в их глаза и видит там тепло очага и безграничную преданность. Он чувствует их любовь и тоску по нему. Он смотрит на них и отчаянно хочет вернуться. И, возможно, они удержат? Может быть, они смогут исцелить его?…

* * *

Кристоферу очень хочется знать, где он ошибся. Когда впервые увидел обреченные, но холодные глаза Тамары Анарсвиль? Когда выжил после Сербии? Или, может быть, когда согласился стать крестным белого ангелка? Моментов, когда он мог совершить эту самую ошибку, много. Важно не это, а то, что все привело к самым худшим последствиям, которых он успешно избегал все эти чертовы месяцы.

Кайрен Валгири истекал кровью и корчился от невыносимой боли в постели. Глухо постанывая сквозь сцепленные зубы, а вырвавшаяся из-под контроля магия снова и снова била по стонущим стенам особняка. Эбот рвал на себе волосы и извел весь запас сыворотки от яда Амикуса. Маркус валился с ног от усталости, но продолжал делиться своей магией с братом, и вдвоем с женой они вытягивали из него столько боли, сколько могли. Но этого было слишком мало. Отравленная пуля угодила прямо в сердце и расплавилась, за несколько секунд прогнав яд по венам. Она с бешеной скоростью распространилась по всему телу и начала медленно разъедать тело оборотня. Вытащить эту заразу из него было уже невозможно.

Продолжалось это уже несколько часов, и с каждой минутой самоконтроль альфы давал новую трещину. Готфрид напряженно вслушивался в его сдавленное рычание и ждал той минуты, когда на пороге появится слетевший с катушек Дагура. А в том, что это случится в ближайшие сутки, он не сомневался. Валгири все еще держался, но это был вопрос времени, пока не рухнет последняя ментальная стена, отделяющая оборотня от Небесного…

Они не ждали этого удара, и в том целиком была вина Криста. Гор со своими волками был в Австрии и затягивал петлю на шее Понтифика. И они с Валгири должны были присоединиться к нему, когда пришла весть о нападении на клан Седрика Редмара. И это не остановило бы Кайрена, если бы там не были Маркус и Диана. Они рванули на помощь, где ждал охрененный сюрприз в лице двух взводов, в одежде без опознавательных знаков и до зубов вооруженных оружием с ядом Амикуса.

Это была резня. Хорошо спланированная и мастерски исполненная, если бы они не пришли на помощь. У Криста до сих пор заживали раны и ныли регенерирующие кости плеча и ребер. Это еще не считая пять огнестрельных и два ножевых ранения. А тогда на это не было времени обращать внимание. Зато он в очередной раз убедился в том, что Кайрен Валгири был идеально создан для Дагуры.

Альфа рвал людей на куски когтистыми лапами и выгрызал их глотки. Он бил всей своей магией и смел в песок два квартала города Редмара. Его рев разносился над дерущимися и прижимал к земле своей силой. Злой, как дьявол, и со слипшейся от крови шерстью, он скалил клыки и, не обращая внимания на свои раны, крошил тела в пыль. Эшбен горел и рушился на глазах. Многочисленные трупы заполнили улицы, окрасив их алой кровью. А над всем этим хаосом, под свист пуль кружила Диана и обрушивала всю свою мощь на нападающих. Она зависла над своим мужем и, прикрывая его спину, рвала своими когтями любого, кто смел подойти к ним.

Схватка накалялась до тех пор, пока не перешла в уцелевшие кварталы города. Где со своими волками Седрик защищал своих людей и раненных членов стаи. Он весь измазался в крови, но ободранная местами шерсть совершенно не мешала ему драться. На него накинули сеть из зачарованного серебра, и оборотень взвыл от боли впивающихся в тело сотни острых игл. Он уже терял сознание, когда Маркус мощным ударом магии отшвырнул пятерых окруживших Редмара коммандос. Это и стало причиной того, что он потерял Диану из виду. Всего лишь на несколько минут, но этого хватило, чтобы пропустить снайпера, засевшего за рухнувшими стенами мэрии. Зато тихий и уверенный щелчок, с которым винтовку сняли с предохранителя, услышал Кай. Он среагировал мгновенно и, вырвав Диану из воздуха, зашвырнул к себе за спину в ту же секунду, когда раздался выстрел. Он только пошатнулся и тут же поднял оскаленную морду. Взглянув прямо в глаза застывшего в шоке снайпера, он резко вскинул обе когтистые лапы, и мощная неконтролируемая ядовито фиолетовая волна накрыла все улицы. Она буквально впилась острыми клыками в напавших и, выкручивая их тела, потащила вон из разрушенного города. Ломая их кости и с противным звуком разрывая орущих от боли людей. Кай держал ее до тех пор, пока не начали покрываться трещинами уцелевшие здания. Обломки стен и скрученный металл с шумом и треском последовали за телами людей. Весь этот мусор подняло над развалинами и, смешав в месиво из кровавых ошметков, закинуло далеко за пределы города.

Кайрен облизал кровавую пасть и, пошатнувшись, начал оседать. Вскрикнувшая Диана еле успела поймать его и с ужасом уставилась на разлагающееся тело своего альфы. Кайрен хрипел и выгибался в ее руках. Скалясь от боли и захлебываясь собственной кровью, которая начала превращаться в желтовато-зеленую гниль.

Они перенесли его в особняк Редмара, не решаясь отправиться в Блодхарт. Маркус выскочил за Эботом и уже через рекордные шесть минут ворвался в холл, за шкирку неся обалдевшего от скоростного перехода врача. Николас уже открыл рот, чтобы возмутиться, но шумно захлопнулся, когда и без того разгромленный особняк тряхнуло и выбило стекла всего второго этажа.

— Блядь, — выдохнул Эбот и, не проронив ни слова, стремительно кинулся в комнату раненного альфы.

Он был там все эти пять часов и пытался вытащить Кайрена, рвущего когтями мокрое от крови постельное белье под собой. У Кая был болевой шок, и он уже бредил, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Тело, покрытое многочисленными отвратительными гнойными язвами, запустило процесс регенерации, чем еще больше довело стремительно ослабевающий организм. Сыворотка не помогла. Они пытались вытащить из него эту мерзость, но она черной паутиной распространилась по всему телу и вцепилась в него, словно клещ. Она сжимала его тело изнутри и ломала кости. Добралась до мозга и теперь разрушала его изнутри.

Анрис был очень далеко. Тамара была рядом с рожающей Эрикой, и весь Блодхарт стоял сейчас на ушах. А они были отрезаны от них здесь. Крист сжал кулаки и, не моргая, уставился на стремительно чернеющее небо сквозь разбитые окна. Он уже чувствовал напряжение, которое густело в воздухе и кровавым привкусом оседало на языке.

— Командир! — заорал коммуникатор голосом Стива, — командир, у нас проблемы!

— Что происходит? — совсем не вовремя подал голос Седрик Редмар и встал рядом с напряженным человеком.

— Писец к нам мчится, и скоро все случится, — пропел Готфрид и сорвал комм.

— Это не ответ, человек! — зарычала леди Ингрем и оскалила разом удлинившиеся клыки.

У нее шерсть дыбом начала вставать от спокойного и равнодушного тона Криста. Тот даже бровью не повел. Редмар с непониманием уставился на необычного человека и взгляд его стал жадным, когда увидел стремительно затягивающиеся раны. Он уже открыл рот, когда особняк тряхнуло в очередной раз. Настолько сильно, что пол зашатался под ногами. Крышу сперва вмяло вовнутрь, а потом буквально оторвало с приличным куском стены. Маркус с трудом успел закрыть собой закричавшую Диану и отшвырнуть подальше Эбота. Ворвавшиеся к ним оборотни в немом шоке уставились на того, кто в следующее мгновение влетел в полуразрушенную комнату.

Огромные серые крылья заслонили свет, и высокая мужская фигура, словно сотканная целиком из морозных ветров, опустилась у подножья кровати, на которой корчился от боли альфа. Босой, с растрепанными по загорелым плечам серебристо-белыми волосами и одетый в одни лишь белые хлопковые штаны. Он сложил свои подрагивающие рваные крылья и, тяжело дыша, потянулся к Кайрену. Но пальцы застыли на полпути, так и не решаясь прикоснуться к гнойным язвам.

— Ри…

Его голос хриплый и больной. Потому что каждая рана на его теле огнем горит на его собственной коже. А еле слышные стоны голодными псами вгрызаются в его сердце. Вместо золотых искр глаз, он смотрит в абсолютно белые и не может оторвать взгляд от посиневших губ, покрытых алой кровью. Она течет по подбородку и тлеющим ключицам. Он видит, как слабо бьется покрытое гноем сердце под ошметками мышц и пожелтевших костей. Седые волосы слезают вместе с кожей, оголяя череп, и повсюду кровь-кровь-кровь… Он задыхается от ее соленого запаха и чувствует, как вырывается на волю все его безумие, сдерживаемое все эти дни. Он снова утопает в ненависти и боли, не слыша собственного воя, что рвется из груди.

Колени подгибаются, и он, разом обессилев, опускается на мокрую постель. Дрожащими руками обнимает истерзанное тело и прижимает к груди. Распахивая свои разорванные крылья и окутывая ими своего волка. Пытается защитить, укрыть от всех и самозабвенно прижимается губами к обезображенному рту. Целуя нежно и лаская так трепетно, словно в руках хрупкое наваждение.

Он не смотрит на других и не видит, какими глазами они глядят на них. Их голоса совсем не слышны за слабеющим стуком родного сердца. А он касается кончиками пальцев кровавых ран и шепчет без устали. Выводит узоры на безвольной ладони. Он целует почерневшие пальцы и, прижавшись к ним щекой, еле слышно шепчет:

— Я крыльями своими тебя укрою…

Его слова тонут в вое дикого ветра и грохоте земли. Они ползут языками пламени и гремят в раскатах грома. Дождем бьют по коже и оседают кровью на губах. Яркими узорами вспыхивая по рукам и плечам, всесильней дрожа на кончиках кожистых крыльев и ослепляя взрывом, окутывают его с ног до головы. Мягкие губы касаются твердых обветренных губ и нежно улыбаются, когда медленно распахиваются затуманенные золотые глаза. В них все еще нет осознания, и от слабости веки тяжелы, но руки кое-как сжимают предплечья.

— Ты мне снишься… — голос хриплый, и такое ощущение, что по связкам прошли наждаком, — ты мне снишься каждую ночь…

— Когда ты проснешься, то я больше не буду просто сном.

— Лжец…

— Когда это я тебе лгал, волчара? — возмущение вполне обоснованно.

— Мне перечислить? — язвительно бормочет альфа и глубоко вдыхает родной запах.

Перед глазами все расплывается, и кружится голова, но одно лишь лицо все так же смотрит на него. С лукавой улыбкой на самых порочных губах в мире и серо-голубыми глазами, искрящимися, словно звезды. Самое желанное лицо, с чувственной родинкой, которое он так любит вылизывать. И шелк волос, растрепанных, лежащих на плечах. Он светится весь, как лунный свет. Как та самая Хранящая Звезда из старых легенд. Она нашла его и светит сейчас для него в этой тьме. Только это всего лишь бред его разрушающегося разума. Потому что на самом деле его Небесный далеко. Его не может быть рядом и больше не будет. Он знает, что доигрался, и на этот раз выкрутиться не получится.

— Лио… Я должен ему сказать… — он лихорадочно пытается вырваться из накрывающей его тьмы, — я не успел сказать…

Его бормотание уже бессвязно, и глаза закрываются против воли. Ослабшее тело берет свое, и через несколько минут он засыпает крепким сном. А Алан смотрит на него и убирает свои крылья. Он трется лицом о колючую щеку тихо сопящего альфы и целует под сердцем. Прикрыв на мгновение глаза и с жадностью вслушиваясь в мерный стук.

Его свет затухает и вскоре совсем исчезает, оставляя перед онемевшими оборотнями до охренения злое божество. Только те еще этого не поняли, а вот Крист, молча, ждет взрыва. В том, что сейчас громыхнет, он даже не сомневается. Клыкастые идиоты в лице Редмара, его стаи и прочих членов Волчьего Совета с жадностью смотрят на крепкое загорелое тело, на котором сейчас нет ничего, кроме белых пляжных штанов. Он их понимает, честно. Не каждый день можно встретить настолько красивого мужчину, от чьей силы рвет крышу. Только самому Дагуре все до лампочки. Он целует и ласкает спящего оборотня. Причем с каждой новой нежностью на деревянной постели зеленеет еще одна веточка. Она уже пустила крепкие толстые корни, ломая пол. А спинка вся в переплетениях зеленых цветущих веток. Они похожи на двух лесных духов, и один из них сейчас охраняет покой второго, пока тот спит под темным мехом.

— Ты обещал мне, что не дашь им добраться до него, — не отрывая глаз от Кайрена, тихим замораживающим голосом произнес Дагура.

Крист весь подобрался и приготовился, потому что от этого голоса несло смертью.

— Ты обещал, что присмотришь за ними, если я уйду, — комната снова заскрипела под рванными тенями, и воздух стал колючим от холода, — и ты солгал мне.

Металл бряцнул, коснувшись пола, и под грубой подошвой хрустнуло битое стекло. Шаг, еще один, и голубые глаза напротив горят таким холодом, от которого язык сохнет. Металлические когти сжимают висящий с боку на поясе двуручный тяжелый меч. Броня холодными лентами змей ползет по телу и заковывает в черное и серебряное. И вокруг тяжелой фигуры клубится чернильный мрак. Он лижет металл кованых сапог и царапает слух тихим шепотом сотни голосов, скрытым в нем. Пепельные кожистые крылья подрагивают, и стертая позолота наростов темнеет еще больше. Он медленно наступает на них, и лицо его настолько равнодушно, что кажется умиротворенным. О да, он будет убивать именно с этим умиротворением. В его глазах уже нет ничего, кроме смерти. Крист смотрит на блеск ее острой косы, и кровь стынет в его жилах. Остановить вот ЭТО он уже не сможет. Никто не сможет, потому что внутри этого существа мертво абсолютно все.

— Я не лгал, ангелок, — еле разомкнув сухие губы, прошептал он и с трудом устоял на ногах под прессом чужой силы.

— Он умирал, а ты смотрел и ведь даже не собирался сказать мне, — не слыша его, все так же равнодушно продолжил он, и Криста все-таки прогнуло к полу.

Волки вокруг заскулили и завыли так страшно, что проняло даже Маркуса. Он с ужасом уставился на окаменевшую спину проклятого Небесного и членов Совета, со скулежом отползающих от него. А тот шел на них, и каждый его шаг сжигал пол. Крист тяжело дышал и пытался окончательно не поцеловаться с осколками камней. Только его совершенно не собирались щадить.

— Нет, — глухо просипел Крист, — я не сказал бы тебе… Потому что он уже большой мальчик…

— А ОН тоже большой мальчик? — оскалился Дагура, — давай проверим.

Крист побелел на глазах. И впервые за все это время Маркус видел этот черный ужас в глазах абсолютно двинутого крышей человека. Он попытался дернуться, но добился лишь того, что его буквально вжало лицом в пол. Кристу скрутило руки и, вздернув на ноги, приблизило вплотную к оскалившемуся Дагуре.

— Сделка расторгнута.

Огромные крылья распахнулись, обдав все вокруг разрушающей волной. Криста отбросило прямо в объятия ошалевшего Маркуса, и обоих вжало в стену. Дагура дернул плечом и, бросив короткий взгляд на постель, укрытую мягким золотистым светом, сорвался в небо, попутно обрушив оставшуюся часть стены.

— Боже… — выдохнула, смотря вслед стремительно чернеющему небу, Диана, — Боже, что же теперь будет?

— Там же Гор, — хрипло прошептал Маркус и в упор посмотрел на белого Криста.

Для паники времени нет. Он не позволяет себе эту роскошь уже давно, и менять что-то нет желания. Резко встав на ноги, Готфрид поводит ноющим плечом, буквально слыша, как срастаются порванные сухожилия, и, сжав зубы от тупой боли, он снова надевает комм. А там надрывается Стив. Он костерит своего командира на чем свет стоит и смолкает в ту же минуту, когда слышит отрывистые приказы. Только связи с ними нет уже целый час. И оттого горло сжимает спазм. Крист переводит взгляд на скрытого под защитой альфу и мрачно идет к его постели.

— Что ты хочешь сделать? — дорогу преграждает Маркус и натыкается на колючий взгляд.

— Спасти нас, — сухо отрезает он и, обойдя оборотня, подходит ближе.

— Он слишком слаб, — пытается помешать ему Диана и возмущенно кричит, когда ее перехватывает муж.

— Он единственный, кто сможет остановить его.

— Ты говорил, что это будет невозможно! — пытается вырваться вампирша и рявкает в лицо Маркуса, — он угробит Ри! Мать твою, Маркус!

— У нас нет другого выбора, — коснувшись золотых искр, холодно произнес Крист и напряженно уставился на моментально раскалившуюся до красна вуаль.

Та полыхнула огнем и обожгла ладони, словно раскаленное железо. Воздух наполнился вонью горелой плоти и тихим шипением Готфрида. Вуаль начала трещать по швам и, расколовшись, растаяла, заставив его пошатнуться. Человек тяжело задышал и поплывшим взглядом уставился на бледное, расслабленное лицо альфы. Золотые глаза исчертили алые прожилки…

* * *

План захвата полетел к чертовой матери после первых пятнадцати минут. Вместо бесшумного проникновения и захвата Понтифик получилось то, что получилось. Кровавая резня в запутанных катакомбах под Веной принимала все большие обороты. Целый выводок низших вампиров, облезлые костлявые пародии на оборотней, которые берут числом и лезут на совершенно животных инстинктах. Это была миссия не для семи оборотней, как, впрочем, и всегда. Только они были лучшими и всегда блестяще завершали свои задания. Именно поэтому Гор подкорректировал первоначальную задачу, потому что здесь были секретные лаборатории, где был целый штат правительственных ученых и «расходный материал». Женщины, дети, старики… Он уже видел такое, только в этот раз нет Амикуса. Старый вампир давно уже заживо гниющий труп и не без участия Кайрена. Гор смотрит на испуганные и обреченные лица за решетками и понимает, что бросить их вот так он не сможет.

Темные, сырые и узкие коридоры громоздятся один на другом. Свет ламп нервно мигает и взрывается под автоматной очередью. Уши закладывает от воя и криков. Он чует чужую кровь и почти не слышит собственную. Безликие тени встречаются на стенах и рвутся под ударом магии. Когти царапают каменную кладку, и слышится хруст ломающихся костей. Рации шипят, где-то кричит застигнутая врасплох охрана, а под пальцами истерически бьется чье-то сердце, которое в следующую минуту разрывают его когти. Связи с домом нет, Фрест орет где-то матом, и взрываются верхние два яруса. Этот муравейник рассыпается, словно карточный домик, грозясь заживо похоронить их всех здесь. Только планы у Блэка совсем иные.

Его парни уже вывели всех пленных и сами сейчас рвут когти. А сам их командир пробирается все дальше. Он проникает в командный пункт и копирует большую часть информации на жестких дисках. Только времени у него неожиданно нет. Катакомбы рушатся с бешеной скоростью, и вырваться в таком темпе чертовски тяжело. Он бежит мимо взорванных лабораторий и, чуть не уйдя вместе с рухнувшим полом, с трудом добирается до старых ржавых грузовых лифтов. Нет времени сомневаться. Путь, которым они пришли, уже обвалился, вся надежда на старую аварийную шахту, построенную еще во время Второй мировой. Шахта по кускам обваливается за ним, и ему чудом удается в последнюю минуту взорвать потолок остатками своей магии. Он выбирается в подвалах старой городской библиотеки.

Лежа на спине на чертовом полу, он дышит с присвистом и вытаскивает здоровенный железный обломок из пропоротого бока. Ржавый металл падает недалеко, и волчий мех моментально пропитывается алым. Гор выплевывает кровь и закрывает глаза. Опасность им не грозит, разве только они провалили миссию. ВПЕРВЫЕ. ПРОВАЛИЛИ. МИССИЮ!!!

У него уже крыша готова сорваться от бешенства. Понтифик давно уже, наверное, слинял из города, оставив его с носом и ехидно скалясь вдобавок. Чего он не знает, так это причины, из-за которой слышен дикий визг и ор снаружи. А крики увеличивают свой звук. Гор недоуменно моргает и, подцепив флешку с информацией, поднимается сперва на четвереньки, а потом уже и на ноги. Он поднимается по хлипкой лестнице и, толкнув дверь, жмурится от запаха старых книг. Только в огромной библиотеке нет никого. Слышится целая очередь выстрелов, после чего высокое окно разбивается, и на пол летят обломки чьего-то ларька. Гор дергается от грохота и, ничего не понимая, бросается к дверям. Только мозг совершенно не в состоянии обработать увиденное.

Вена горит и тонет в крови. Улицы охвачены беспорядками и захлебываются дымом. Повсюду слышны крики и раздаются все новые и новые взрывы. Полиция открывает огонь на поражение. Молодежь, прикрыв лица платками, кидает коктейли Молотова в окна школы. Шум сирен глохнет в этом хаосе. Машину скорой помощи переворачивают и поджигают. Люди с бешеными лицами нападают друг на друга и голыми руками вырывают друг другу глотки. Вгрызаются зубами и вырывают глаза. Они забивают друг друга железной арматурой и полицейскими дубинками. И повсюду воздух словно отравлен ненавистью. Она душит и туманит разум. От нее сносит крышу и срывает все запреты. Трупы разрывают на куски, их потрошат, и на лицах убийц такое первобытное наслаждение, от которого у Гора мурашки по коже. Он, онемев, смотрит на весь этот хаос и вздрагивает, когда слышится бешеный звон колоколов горящего собора святого Стефана. Громкий, страшный, он раздается над всем этим океаном безумия и не думает смолкать. Алые языки лижут старые стены и рушат миниатюрные башенки. Они взрывают старинные витражи и все ближе подбираются к высокой крыше. Гор как раз смотрит на нее, когда замечает знакомую фигуру, сидящую на корточках прямо под высоким шпилем. Он смотрит и не верит своим глазам. А там сидит ОН… Распахнув свои кожистые крылья, которые похожи на живую ткань, трепещущую на ветру. Он смотрит на них, и в его глазах ни капли человечности.

Это конец… Гор осознает это в доли секунды. От этого города не останется ничего, так же, как и от остальных. Он вздрагивает, когда мертвый холод глубоких голубых глаз смотрит в его собственные. От этого взгляда мороз по коже, а шерсть встает дыбом на загривке. Огонь сотнями языков мерцает перед ними, но его свет не добирается до их дна. Там нет ничего, кроме абсолютной пустоты. И душа больным комком сворачивается под самым сердцем, скуля и пытаясь скрыться.

Гор с трудом стряхивает наваждение и отступает назад. Он глубоко вздыхает, когда тяжелый взгляд отрывается от него. Он не хочет знать на кого сейчас перешло внимание проклятого Небесного. Оборотень сосредотачивается и, наконец, слышит надрывающегося Ривера в комме. Он бежит вниз по улице и пытается по мере сил обойти дерущихся. Это получается с трудом, потому что свихнувшаяся толпа только и ищет, кого разорвать на куски. Он бьет кого-то, разрывает чье-то горло и прокладывает путь к своим. Те уже вывезли всех на машинах за черту города и ждали его. И чем ближе он подходил, тем тревожней становилось. Потому что все они были потрепанней, чем он видел их в последний раз. Ответом на немой вопрос стали бесчувственные тела, связанные магическими путами, и нервный доклад о разом психанувших индивидуумах. Он слушал своих ребят, не отрывая глаз от пылающих небоскребов.

— Уходим, — хрипло произнес Гор.

— Но сэр…

— Уходим, пока он позволяет, — рыкнул Блэк и, ничего не объясняя, первым сел в машину.

Он бросил прощальный взгляд на кровавые тонкие ручейки, ползущие по покрывающемуся инеем асфальту, и ударил по газам. Черный фургон рвануло с места и понесло по чернеющей трассе мимо превращающихся в золу домов и ферм…

Прошло больше тысяч лет, а на земле не изменилось ничего. Ни люди, ни их суть. Он видит их нутро, читает души, и все они похожи одна на другую. Все те же страсти и те же пороки. Он дергает за них, как умелый кукловод за ниточки своей шарнирной марионетки. Он лишь снимает все ограничения, обнажает их мысли и порывы. И получает эффект, который даже превосходит его ожидания. А они уже грызут друг другу глотки, пока он с наслаждением вдыхает запах их безумия. Слизывая их ненависть со своих губ, и насмешливо смотря на черные небеса, в которых бьют бледные молнии. Самые красивые и самые любимые творения его бывших братьев и сестер. Их прекрасные детки, которые по одному лишь щелчку кинулись топить чудесный мир в собственной крови. И почему он отказывал все это время себе в этом удовольствии?

Колокола бьют под крышей церкви и добавляют всей ситуации еще больше драматизма. Это заставляет хмыкнуть и отвести на мгновение взгляд от взрывающихся улиц. Потому что совсем рядом бьется сердце Гора. И тот смотрит на него с таким неверием и ужасом, что становится даже смешно. А перед глазами встает картина изломанного и окровавленного тела. Ему интересно, как долго хватит Криса, если он сейчас свернет шею этому молодому волку? Как долго еще протянет подыхающий столько лет Кристи, пока окончательно не потеряет рассудок? Ему хватит недели, или, может, он протянет весь месяц? Он может выяснить это опытным путем всего за один взмах своего клинка.

Оборотень резко разворачивается и летит в сторону своей героической группы. Холодный взгляд падает на резиденцию Понтифика, где у кованых ворот режет на куски друг друга охрана. Он выпрямляется и летит вниз, грациозно опустившись прямо перед ними, и под его силой всю эту кровавую свору сметает вместе с воротами. Проклятый Небесный сворачивает свои крылья за спиной, и железные кончики наростов цепляются друг за друга, превращая их в рванный пепельный плащ. Он скрещивает руки за спиной и неспешной походкой направляется по вымощенной булыжником площади к пятиэтажному зданию. А вокруг него продолжают раздаваться выстрелы и громыхать взрывы. Кто-то забивает кого-то прямо на ступеньках, и в окна летят камни. Тяжелые белые двери слетают с петель, и внутри с верхних этажей летят бумаги. Везде слышны крики и рыдания. Он проходит мимо всего этого и, насвистывая пошленькую песенку, поднимается по лестнице. Постепенно растворяясь в воздухе. Только никуда не исчезает ни стук кованых сапог по мраморному полу, ни леденящий свист. И эти звуки единственное, что четко выделяются в этой бешеной какофонии…

Валентин приходит в себя урывками. Большую часть времени он задыхается от сводящей с ума боли и пытается вырваться из своих оков. Только те с каждой новой попыткой становятся все прочней. Он не помнит, сколько времени уже лежит в этих сырых подвалах. Ощущение времени подводит его, и остается одна лишь взрывающая мозг боль. Он чувствует ее так долго, что успевает забыть, каково без нее.

Они приходят к нему каждую ночь и не покидают до самого утра. Они никогда ничего не спрашивают и не требуют. Только меняется очередность пыток. Они рвут на части его тело. Срезают кожу медленно, словно выводят узоры, и ломают его кости. Они вырывают его ногти и прижигают глаза. Они избивают его кнутами из зачарованного серебра и вскрывают внутренности. Он видит алчный блеск в их глазах и черную ненависть.

Он терпит. Терпит первые месяцы, но потом срывает голос в криках. Его раны перестают затягиваться, покрываются гноем, и в голове воцаряется туман от препаратов, которыми травят его кровь. Магия мечется, запертая внутри, и выедает его, не найдя выхода. А в умирающем разуме бьется только одно имя.

Питер…

Его держит только пара. Он чувствует своего мальчика так остро. Он захлебывается его болью и сходит с ума, мечась в своих оковах, когда слышит его крики. Он воет, словно безумный, но вырваться нет сил. Они медленно убивают его и ломают все внутри. У них нет спасения, нет будущего. Черный альфа может радоваться, его враг захлебывается собственной кровью и, потеряв все, скулит, как бесхребетный сопляк.

Он теряет сознание и открывает глаза, когда после очередного сеанса пыток его тащат в камеру. Они бросают его на пол и уходят, насмешливо обсуждая его позорные мольбы. Измученный разум все еще выворачивает от запаха крови его любимого. Перед глазами все чернеет, и он уже не слышит ничего. В себя он приходит только через несколько суток, когда его грубо дергают за ошейник и вытаскивают наружу.

Капкан грубо сжимает и без того истерзанное горло. Перед глазами вспыхивают белые пятна, а в нос бьет запах чистого воздуха. Его так много, что он захлебывается им. Грудь сдавливает, и над ухом раздается треск электрической дубинки. Последним воспоминанием становится тупая боль в затылке, и мир снова темнеет.

В последний раз, когда он открывает глаза, он лежит, прикованный цепями, которые приколоты к полу. Он с ног до головы опутан мерцающим металлом и может подняться только на колени. Вокруг него роскошь. Стены покрыты щедрой росписью из библейских сказаний. Позолоченные ангелочки ухмыляются ему с белых высоких колон, а молочный высокий потолок покрыт искусной резьбой. Огромный зал почти пуст, если не считать письменного стола с креслом с позолотой, картин эпохи возрождения и грубых каменных плит, на одной из которых он сейчас находится.

А спиной к нему стоит старый Понтифик и, скрестив руки за спиной, блаженно смотрит на цветущую Вену за распахнутыми стеклянными дверями балкона. Ветер играет с прозрачными шторами и приятно холодит разгоряченное от боли и жара тело. Валентин с трудом фокусирует расплывающийся взгляд на чуть сгорбленной спине, затянутой в белый шелк.

— Наш мир так прекрасен, не правда ли? — безмятежно произносит глава католической церкви, — Господь наш сотворил его в любви и вере. Только дети его не оценили сей величайший дар.

— И поэтому вы начали убивать их? — выплюнув кровь, прохрипел Владыка.

— Во имя Господа нашего и ради человечества, мы уничтожали скверну, — зло зашипел старик и обернулся к лающе засмеявшемуся вампиру, — только что может понять такая грязь, как ты?!

— Да неужели? Взорванный приют, сожженные больницы, сотни убитых женщин, детей, стариков! Это и есть твои благие намерения?!

— Мир был создан для людей, и в нем места таким тварям, как вы. Монстры — ошибка природы! Вы — порождение дьявола! — с омерзением смотря на Валентина, прошипел Понтифик, — сотни лет церковь защищала своих детей от вас. Мы огнем выжигали вашу гнилую породу, но вы выжили и вернулись. Вы забрали себе власть и пытались пошатнуть устои самого Бога!

— Мы жили задолго до вас! — оскалился Валентин, — задолго до твоего Бога. Это мы дали право вам жить с нами, делили с вами наш мир! И ты вправду думаешь, что сможешь уничтожить нас сейчас?! Что ты сделаешь? После меня придет другой. До волков ты даже не сможешь добраться. Ты даже не знаешь, в чью пасть полез, человек.

— О, я отлично знаю, — усмехнулся старик, — но с Божьей Благодатью мы, наконец, сможем уничтожить вас. Мы сотворим новый мир. Напомним о любви Бога. Подарим очищение от грехов, и мир будет спасен.

Валентин слушал, леденея с каждой минутой. Он знал, что Валгири нашел осколок «Искры». Он знал, в ком она родилась, но новость о том, что волчий человек оказался в руках этих сумасшедших, заставила кровь застыть в жилах. Он знал, у кого под замком сейчас был человек. Валгири никогда не сможет добраться до них. Он уже потерял своего человека. Магистр мечников хорошо умел убеждать.

— … но для тебя у меня будет небольшой подарок, — словно издалека до вампира долетели слова Понтифика.

Он непонимающе уставился на старика и в следующую минуту крупно вздрогнул, когда услышал знакомые тихие стоны. Двери зала открылись, и двое одетых в черное охранников втащили окровавленное и изломанное тело. Бросив на каменные плиты в центре зала, они приковали цепи к массивным кольцам и тихо вышли. А Валентин почувствовал, как все внутри рвется на части от невыносимой боли и отчаянья. Его душа… Его Питер.

Худое тело с многочисленными ранами и синяками на нежной коже. Кривые сломанные пальцы, вывихнутая рука и изорванная грязная одежда. Волосы, седые на висках, спутанные, грязные. Под глазами черные круги, разбитые в кровь губы и черные взбухшие вены. Он метался в бреду, и от него несло запахом смерти так сильно, что Валентин задыхался. Он взревел раненным зверем и кинулся к нему. Но цепи засветились ярче и, обжигая невыносимой болью, удержали на месте.

— Что ты с ним сделал, тварь?! — заорал доведенный вампир.

— О, ничего, — коротко улыбнулся старик, с интересом рассматривая стремительно чернеющую кожу и абсолютно белые глаза хрипящего парня, — наш молодой, но весьма талантливый генетик не перестает радовать своими работами. Весьма талантливый молодой человек. Его новая сыворотка оказалась исключительной вещью. Даже Амикусу не приходило в голову такая блестящая мысль. Немного крови ваших Пожирателей и смесь нескольких химических элементов дала такую интересную реакцию. Чистейший яд, только, увы, он еще на испытательной стадии. По-моему, уже работает, а что скажешь ты?

— Убью! — взревел вампир и забился в своих путах.

— Бесполезно, — покачал головой старик и произнес, — это только начало. Мы уничтожим всех вас. Мы не будем так глупы, чтобы оставить семена, чтобы те дали ростки. Мы испепелим вас светом Бож….

Прогремевшая серия взрывов не имела ничего общего с Божьим светом. Последовавшая автоматная очередь и крики на улице только укрепили эту идею. Потом начался ад. Только Валентин не видел и не слышал ничего. Он рвался из своих пут и, не переставая, звал Питера. Он клял, умолял и обещал все на свете, только бы он пришел в себя. Но Питер умирал. Он извивался на каменных плитах и хрипел от боли. Из глаз его текла черная кровь, а с губ рвались уже не крики, а хрипы. Он, широко распахнув невидящие глаза, смотрел перед собой.

А между тем, Понтифик кричал в бешенстве и отдавал все новые приказы, которые некому было исполнять. Все его люди резали друг друга. А старик смотрел, и от увиденного волосы вставали дыбом. Он отшатнулся от кованых перил балкона и кинулся к дверям, но те даже на миллиметр не двинулись с места.

— Какая драма, — раздался во всем этом шуме и крике совершенно спокойный голос, — последний день Помпеи даже рядом не стоял. Серьезно!

Валентин медленно повернул голову и застыл, чувствуя, как по хребту ползет необъяснимый ужас. И, судя по всхлипу и бледному лицу старика, тот тоже оценил нечеловеческие голубые глаза и убийственный оскал существа, сидящего на столе. Положив ногу на ногу и покачивая кованым ботфортом.

— Что, не ждали? — насмешливо протянуло существо, — а мы приперлись. Сюрприиииииз!

— Кто ты? — прохрипел Понтифик.

Проклятый Небесный за секунду сорвался с места и, оказавшись прямо перед отшатнувшимся стариком, прошипел в лицо.

— Твой самый худший кошмар, детка!

Глава католической церкви попытался сползти в обморок, но ему этого не дали сделать и, подняв за шкирку, отшвырнули в другой конец зала. Валентин, не веря собственным глазам, смотрел на Алана Салливана и лихорадочно соображал. Значит, Мечники проиграли. Салливан обуздал «Искру». Но если он был здесь, то и Валгири тоже. И пока вампир еще больше задергался в своих оковах, Дагура загнал в угол Понтифика и начал воспитательную работу. И, судя по всему, внушал он со всей страстью. Поминутно ловя норовившего упасть в оборок ярого адепта веры. Адепт вскоре начал собирать своей гнусной мордой все углы, косяки и поверхности разом. Захлебываться собственной кровью и кричать от боли под железными когтями.

— Смотри, смотри на этот очаровательный мир, — насмешливо шептал он на ухо всхлипывающего от боли и страха старика, — ты так хотел спасти его, хотел изменить. И мне так нравится твоя идея. Посмотри, как хороша она оказалась. Тебе нравится? Я переделаю весь мир в это.

— Тебя остановят! Бог не позволит тебе поработить свет, Дьявол! — просипел понтифик, пытаясь зажмуриться и не смотреть на гибнущую Вену.

— Хочешь, открою маленький секрет? — усмехнулся Дагура, — твоего розовощекого Боженьки — нет. Как и его небесного хора мальчиков-зайчиков в юбчонках. Есть только я…

Старик кричит громко, страшно. Он захлебываться рыданиями и скулит. Он воет, словно безумный, и пытается вывернуться из чужой хватки. Только уйти из стальных рук невозможно. Кожистые крылья трепещут, распахнувшись, и, нависнув над испуганным смертным, словно опутывают тьмой. Он парит над полом и безмятежно смотрит в глаза задыхающегося старика. Судороги пробегают по всему его телу, и кожа чернеет на глазах. Она осыхает, превращаясь в труху, и осыпается вместе с мясом. Тонкие веточки рук пытаются оттолкнуть скалящегося Дагуру, но все это бесполезно. Крепкое тело худеет на глазах, хрупкие кости ломаются под рукой. Опавшие глаза, вместо которых вскоре зияют черные провалы пустых глазниц. От седых густых волос остается только гладкий череп, а скрюченные пальцы все еще продолжают цепляться за металлические застежки. Только в рассыпающемся теле нет больше жизни. Теперь уже кричит душа. Пойманная в ловушку бездонных мертвых глаз. На дне их плещется та самая Бездна. Она утягивает в свои глубины и сжигает там дотла. Она медленно уничтожает и скалит черную пасть. Душа уходит в нее и серым пеплом оседает на самом дне. Ей не будет никогда больше прощения и не будет возврата.

На пол падает куча тряпья в белой пыли и рассыпающаяся груда костей. Он слизывает с губ вкус чужой смерти и прикрывает на мгновение глаза. Силы так много, что он может взлететь за небесную синь. Только там ему нет больше места. Вокруг кипит бой, кричат люди, запах крови щекочет обоняние, и блаженной музыкой в его ушах звучат чужие рыдание.

Цепи звенят, и вампир рвется к своей паре. Дагура смотрит на него и знает все его мысли. Валентин отчаянно мечется, и с каждой минутой все сильней чувствует, как Смерть уводит у него Питера. Он готов валяться в ногах этого существа, готов отдать свою душу. Все, что угодно, и даже больше.

— Пожалуйста… Пожалуйста, помоги, — с отчаянием кричит он.

Дагура склоняет голову к плечу и, все так же паря над полом, с интересом рассматривает его. На его губах презрительная усмешка, а глаза еще более темны.

— Пожалуйста? Я не ослышался, и ты сказал «Пожалуйста»? — издевательски тянет он, — а с чего это мне спасать твою шлюху?

— Он не виноват. Он ничего не знал! Возьми меня вместо него.

— Какая немыслимая щедрость, — хмыкает проклятый и, резко нависнув над вздрогнувшим Валентином, грубо хватает железными когтями за подбородок, — почему же с НИМ ты не был так щедр и милосерден?

— Что? — широко распахнув глаза, еле прошептал Владыка.

— Я помню вкус пепла на губах и запах его слез, — приблизившись настолько, что между их лицами остались лишь жалкие миллиметры, зло процедил Дагура, — они преследуют меня каждую ночь. Ты сжег его дом и утопил в крови все, что было дорого. Ты забыл? А я вот нет! Я помню крик его Луны и его вой, когда ты убивал его душу. Его голос звенит в моей голове каждый раз, когда я закрываю глаза. Я помню все это… Запомнишь и ты. Как ты там сказал? Обещаю, это зрелище ты не забудешь никогда.

— Вал…

Еле слышный шепот ударил по нервам не хуже ядерного заряда. Валентин встрепенулся и бросил быстрый взгляд в сторону дрожащего Питера. Он тянул к нему руки и пытался отыскать невидящими глазами. Тонкий, нежный, самый прекрасный и единственный. Валентин тянулся из своих цепей. Он протягивал живую руку, пытаясь коснуться хотя бы пальцев, только не хватило сил. Он обреченно смотрел на своего мальчика и понимал, что жить без него не сможет. Он не сможет быть без него. Без своей души.

— Вал… я…люб…лю т-тебя…

— Знаю…

Валентин не видел ничего, кроме родного лица. Он чувствовал соленые капли на щеках, и кровь стыла в жилах. Его сердце тоже гасло. Оно должно было угаснуть. Только так, только вслед за ним…

— Сегодня просто день дежавю, — раздался за спиной сухой голос Дагуры, — не правда ли, любовь моя?

И только сейчас Валентин поднял взгляд, чтобы увидеть бледное лицо Кайрена Валгири, оцепеневше смотрящего на них. Он был весь в крови. Она была на его губах и текла по рукам. Вся черная одежда была в пыли, а волосы взъерошены. Он буквально висел на ручках дверей и смотрел в его глаза.

Это был конец… Только Валентину было уже все равно. Его пара уже еле дышала. Он улыбнулся, опустив глаза на угасающего Питера, и тихо прошептал:

— Все будет хорошо. Я никогда не покину тебя, не бойся. Только подожди, не уходи без меня…

Кайрен вздрогнул так, словно получил пощечину. Он медленно поднял глаза на парящего Алана и огладил взглядом напряженное тело. Тот молчал и смотрел в ответ. Только руки, сжатые в кулаки, выдавали его и словно остекленевшие глаза. Прекрасное божество, которое было одним таким. С нежными губами, тихим голосом и запахом, сводящим с ума еще больше, чем прежде. А в глубине глаз безмерный покой и целые миры, сияющие только для одного него. Он смотрел на него, а в голове звучали проклятые слова.

— Я люблю тебя…

— Знаю…

Он все еще помнит этот голос и нежную улыбку. Он помнит последний миг до начала его персонального Ада, длящегося столетия. И помнит тот день, когда точно такие же глаза насмешливо посмотрели в ответ, а их хозяин по-хамски ворвался в жизнь. И голос перестал мучить ночами. Сны перестали тонуть в крови и рвать разум на части больным криком. Они ушли под ласковыми пальцами и нежными губами. Он знает, как жить, как дышать… Он помнит, каково это — любить…

Кайрен устало оторвался от дверей и, не отрывая глаз от жадно рассматривающего его Алана, двинулся вперед. Шаг за шагом, все ближе подбираясь и не чувствуя, как начал подкрадываться, словно на охоте. А солнечная жертва, затаив дыхание, следит за его движениями и сладко дрожит. Его удерживают лишь эти последние чертовы слова. Они давят на разум, снова и снова поднимая воспоминания. Именно они заставляют его остановиться и бросить усталый взгляд на Валентина.

Мерцающая письменами цепь легко рассыпалась в пыль под его рукой. Он посмотрел на затравленный, ничего не понимающий взгляд своего сломленного врага и тихо произнес:

— Уходи. Бери свою пару и уходи. Исчезни и больше никогда не смей попадаться мне на глаза.

— Почему? — хрипло произнес вампир, все еще не веря.

— Потому что все кончено. Все…

Он больше не посмотрел на них. И было уже все равно, куда исчезнет Валентин. Его самая главная цель, отрывисто дыша, жадно разглядывала его. Стоило дрожащим губам разомкнуться, как он дернул за широкий рукав чужой туники и сгреб крепкое тело в объятия. Разом обхватив всего и зарывшись когтистыми пальцами в серебристо-белую гриву волос, притянув еще ближе. Голодным зверем набросившись на податливые губы, и сразу же поцелуй стал влажным, глубоким. С привкусом крови и с задушенным рычанием вперемешку со всхлипом.

Языки сплетаются, ласкают друг друга, пальцы больше не ранят, они не обжигают металлом. Зарываются в волосы, гладят плечи, стискивают до боли. Воздуха нет, но это неважно. Ничего больше не важно, когда губы так нежно проходят по губам и зубы впиваются, даря острые укусы. Так нежно и страстно, так жарко и как давно мечталось. От тоски дрожат ресницы и в горле ком. А в глазах бесконечные рассветы, бесконечные ночи, что не нужно будет больше проводить вдали. Больше никогда.

— Почему ты здесь?… Почему? — зацеловывая все лицо и прижимаясь еще больше, чтобы вплавиться под кожу.

— Один белобрысый говнюк обещал, что больше не будет просто сном, когда я проснусь, — проворчал альфа, совершенно не скрывая наслаждения.

— Ты отпустил их, — погладив покрытые щетиной щеки, прошептал Алан.

— Я хочу домой, — глядя в серебристо-голубые теплые глаза, хрипло произнес Кайрен, — с тобой. Хочу взять тебя на нашей постели. Хочу, чтобы ты пропах только мной. С ног до головы.

— Все, что хочешь, — дрожа, зашептал Алан и снова прижался к обветренным губам, — все, что хочешь…

Они тонут друг в друге, прижимаются ближе, бессвязно шепчут и целуются лихорадочно, как ополоумевшие. И на тлеющих стенах вокруг зацветает мох, ползут первые ростки плюща, а город затихает. Горящий и задыхающийся от дыма и крови. Пепельные крылья обнимают ласково и рывком поднимают ввысь. За облака, подальше от застывшей в кровавом ужасе Вены…

Вересковые цветы

Все ночи в разгар лета

Всю весну шел душистый дождь

Все дни долгой зимы

Проливались огненным дождем на нашем пути

На нашем пути

На нашем пути

На нашем пути

На нашем пути

И огни неистовствуют

И огни неистовствуют

Но мы все мчимся

Мчимся по скалам

Мчимся по скалам

Katie Knight-Adams — «Riding on the Rocks»

Он любит эти теплые рассветы, когда они золотом играют на обнаженных плечах. Он любит чуть холодные ветра за то, что те путаются в серебристо-белых волосах. И солнце, что сияет в серо-голубых глазах. Он смотрит в них и уже знает, что будет до самой своей смерти любить их сияющую глубину. Спокойную, нежную и теплую, словно летние озерные воды. А на алых искусанных губах застывает та самая ленивая улыбка, что он помнит с самой первой встречи.

Он смотрит, запоминая каждую черточку, каждую линию. Словно слепец, ведя самыми кончиками пальцев. Спускаясь к подбородку и очерчивая ключицы. Лаская мерно вздымающуюся грудь одним лишь взглядом, и вдыхая запах полевых цветов. Жадно глотая его и запоминая вкус вересковых цветов на языке. Слыша биение сердца, и оглохнув для всего остального мира.

И нет больше ни одной преграды, ни одной стены, что может их разделить. Только несколько сантиметров в одной постели, которые он может преодолеть, стоит только протянуть руку. И в объятиях снова жар обнаженной кожи. На губах тают первые, пока еще невинные поцелуи, и пальцы крепко-накрепко переплетаются. Шепот льется в уши блаженным звуком, превращаясь в весенний жар в крови. А серо-голубые глаза смотрят в ответ, и в них загорается сумасшедший огонь. Не имеет больше значения, что ночь была полна любви. Что ворвались они в замок через чердак восточной башни. Чудом не разнеся его к чертовой бабушке. Не видя ничего и не обращая внимания на вопли Эрики о попытке захвата замка.

Судорожно срывая друг с друга одежду и буквально разрывая ее в попытках, наконец, добраться до желанного тела. Только бы почувствовать и поверить, что уже все. Что кончено и они дома… вместе. Они и не соображали ничего в эту минуту. Цепляясь друг за друга и целуясь взахлеб.

Очерчивая пальцами узоры старых шрамов, зарываясь в полуседые растрепанные волосы. Прижимая ближе, бесстыдно выгибаясь в крепких руках. Вскрикивая каждый раз, когда кожу царапают острые когти. Подставляясь под укусы звериных клыков, сумасшедше смеясь, ловя такой же шальной взгляд. Пальцы дрожат так сильно, что с трудом можно развязать шнуровку штанов. Сапоги летят в сторону, и слышится треск разрываемой рубашки. А под лучами солнца на ворохе разорванных одежд извивается крепкое золотистое тело. Закидывая серебристо-белую голову и со стоном сквозь зубы, раздвигая стройные ноги.

Кайрен знает, как сладко лежать между ними и как умопомрачительно, когда они сжимают бока. Он помнит каждую родинку, чертя новые линии от одной к другой. Языком, прослеживая весь путь, и рыча, слыша всхлип, когда губы смыкаются на набухших сосках.

— Ри… — шепот сотнями языков пламени проникает под кожу и горит в венах.

А мутные грозовые глаза распахиваются так беззащитно, и крик пробирает до самого нутра. Только, у альфы нет сил остановиться. Он жадно вылизывает своего Небесного с ног до головы. Проходясь по внутренним сторонам колен и поднимаясь все выше. До крови кусая бедро и пробираясь к сочившемуся члену. Влажно проведя от мошонки до самой головки. Жадно насаживаясь ртом и урча от бешеного восторга, чувствуя пряный вкус на языке и пальцы, дергающие волосы.

Алан изгибается под ним и почти встает на лопатки, когда пальцы грубо проникают в анус. Влажные, скользкие от собственного семени. Они проходятся по простате и заставляют его орать, не в силах сдержаться. Он кусает губы, царапает железными когтями пол и захлебывается воздухом. Ноги дрожат, а оборотень, еще шире раздвинув его колени, спускает голову ниже. От нового прикосновения кожу словно бьет ток. Медленные, сильные движение языка с пальцами заставляют его потерять всякую связь с реальностью.

Чернота топит в себе серебреную радужку, и широко распахнутые глаза смотрят невидяще. Локти дрожат так сильно, что практически не держат. Теперь он пытается вдохнуть хоть каплю воздуха, откинув голову. Но ему этого не дают. Снова и снова массируя все внутри. Заставляя выстанывать одно лишь имя и искать опору. Только вместо нее руки находят крепкие плечи. С тугими узлами мышц, что изгибаются под блестящей от пота кожей. Он не успевает вздохнуть, как пальцы и восхитительный шелковистый язык исчезают. А уже в следующую минуту его грубо тянут за волосы и впиваются в рот жадными губами. Ласкают, кусают до крови и вылизывают. Он льнет всем телом, обнимает плечи и, царапая спину, жадно раскрывается навстречу. Трется собственным языком и вылизывает чужой рот.

Его тискают не жалея, царапают и кусают плечи, шершавые ладони сжимают ягодицы и, подхватив, сажают на крепкие бедра, вырывая из груди новый стон. Они движутся грубо, резко, трутся друг о друга и не отрывают глаз. Жадно следя за каждым движением с шальным наслаждением.

Кайрен больше не может мыслить здраво. У него никогда этого не получается, когда поблизости Алан. Он даже связно разговаривать сейчас не может. Только рычать и, скалясь, кусать наливающиеся кровавыми засосами плечи. Вжимать в себя это совершенное тело, купая в собственном запахе, и гладить ложбинку между сжимающихся ягодиц. Он жадно смотрит на изломанную линию бровей, на распахнутые в новом стоне алые влажные губы и на совершенно дикие глаза. Алан податливо гнется в его руках и, царапая своими острыми когтями соски, заставляет жадно хватать ртом воздух. Потому что этого так много сейчас.

А тот и не думает прекращать провоцировать своего медленно звереющего любовника. Он смотрит нагло, пошло облизнувшись и продолжая вылизывать соски оборотня. Прихватывая их зубами и продолжая толкаться в чужие бедра, поднимается по ключицам к шее. Слизывая капли пота и выгибая спину, когда каменный член оказывается между ног. Так восхитительно сладко трясь о промежность. Алан глухо стонет и, прихватив губами мочку уха, вылизывает, посасывает. Его пальцы запутываются в стоящих дыбом волосах и тянут ближе к своей шее.

— Да… — стонет он, когда ему выкручивают руки за спину и вонзаются клыками между шеей и плечом…

— Да… — рычит, когда грубо тянут ближе и царапают бедра…

— Да!.. Да!.. Дай мне еще! — совершенно потеряв голову, кричит Алан, когда влажный член раздвигает стенки ануса до упора и заставляет захлебнуться воздухом от боли и наслаждения.

Он кричит, выворачиваясь в стальных объятиях, скулит и всхлипывает, подставляясь рваным толчкам. Жадно слизывая с губ чужое дыхание, и черными глазами смотря на полузвериные черты лица напротив. Снова и снова, рвано, резко, с садистским удовольствием наслаждаясь пошлыми шлепками обнаженной кожи и криками. Алана уносит от каждого движения внутри. Его распирает и заставляет захлебываться скулежом, потому что он уже к чертям сорвал голос. А оборотень, на котором он так сумасшедше скачет, сыто и дико скалится ему. Царапает кожу до крови, вылизывает каждую новую рану и сводит с ума еще больше. Они вжимаются друг в друга так сильно, что уже даже невозможно двигаться. Только глубокие, резкие движения, от которых перед глазами взрываются новые сверхсветовые.

— Аланрррр — хрипло, по-звериному рычит Кайрен и опрокидывает их на пол, — лио…

— Как же хорошо… — вылизывая дрожащие губы своего волка, выстанывает Небесный, — блядь, как же хорошо…

Колени так правильно сжимают крепкие бока. А в уши льется откровенный бред на совершенно непонятном языке. Кайрен глухо рычит и, окончательно потеряв контроль, грубо вбивает Алана в скрипящий пол. Царапая его спину и не в силах сдержать собственные стоны. Его тянут ближе. Мнут ягодицы и кусают шею. Они движутся бешено, совсем позабыв о нежности. Пытаются утолить свой голод, забыть тоску, душившую их все это время, державшую вдали друг от друга.

Их тащит к самому концу на всех парах. Ломая последние предохранители, выжигая всю кровь и растворяя все кости в диком наслаждении. Еще немного… Еще одно мгновение… Ну же… Алан сжимает его внутри так сильно, крича, не в силах сдержать голоса. Он бьется в оргазме, словно умирает. Прижимая к себеизгибающегося и воющего от наслаждения мужчину.

В крови все еще гуляет хмельное наслаждение, и тела дрожат от пережитого. Воздуха все еще мало, и легкие пока горят. В мутных глазах отражение чужого взгляда, и руки не спешат разомкнуться. Они тянут ближе, в крепкие объятия. Гладят по влажной коже и зарываются в спутанные волосы. А взгляды прикипают друг к другу не в силах отпустить хоть на мгновение. Они целуются лениво. Губы касаются друг друга, все еще горящие и алые. Они медленно расплываются в улыбках и шепчут еле слышно. Только самим известные слова. Мягко, нежно.

На ворохе разорванных одежд, на старом пыльном чердаке. Под светом последних золотистых лучей они по-настоящему счастливы…

* * *

Ничего не изменилось только для них двоих. А вот для остальных последние месяцы не прошли без последствий. Для кого-то хороших, а для кого-то они стали хуже смерти. И это только начало.

Гор отрывает взгляд от бумаг, лежащих на своем столе, и мрачно смотрит на закат за окном. Слишком много перемен, слишком много событий, которые изменят не одну жизнь. И он вряд ли будет в силах исправить все то, что было сотворено. Да никто другой тоже не сможет. Кроме одного существа. Только и тот палец о палец не ударит. Не после последних событий. И Гор отлично понимает Салливана.

От Вампирского Двора не осталось ничего. Всего лишь несколько семей, которые бежали из Англии так же, как и много веков назад. Они не вернутся, потому что не вернется и их Владыка. От него после событий, произошедших в Вене, нет больше никаких вестей. Так будет и дальше. А он сожжет последний отчет с координатами небольшой деревушки на самом севере Румынии.

Вена… Она все еще остается самым страшным событием даже после целого месяца. Произошедшее широко освещали все медиа мира. Десятки погибших и сотни раненых, массовые разрушения и кризис, в который погрузилась страна. Случившееся было признано крупнейшим терактом со времен одиннадцатого сентября. Власти страны бросили все свои силы на поиски группировки, отвечающей за это, и искали этих самых террористов до этого дня. Впрочем, искать их они будут еще долго.

Потому что люди позабыли о вампирах и оборотнях. Все они разом позабыли о детях ночи, живущих бок о бок с ними. Память не стерлась только у тех, кто знал с самого начала и предпочитал сотрудничать с ними. Словно кто-то рассортировал и разделил полезных и нужных от всех остальных. Это коснулось и правительств очень многих стран. Вследствие чего канули в лету секретные сведенья о Валгири и об Искре. О ней не помнили сами волки. Только некоторые из них, в числе которых были представители Волчьего Совета. Гор подозревал, что сделал Алан это только для того, чтобы держать это сборище в постоянном напряжении. Ведь теперь в лапах Кайрена Валгири была вся мощь, о которой они грезили все эти века. Только эти идиоты даже не догадывались, чем именно владел черный альфа.

Он мог бы править миром, мог бы получить все, что захотел бы, и властвовать вечно. Если бы он только хотел этого. Гор видел эту болезненную любовь в глазах Алана Салливана. Одного слова Кайрена хватило бы, чтобы получить к своим ногам всю вселенную и не только ее. Но в глазах альфы Валгири лежало одно лишь отражение Небесного с серебристо-белыми волосами.

Валгири не стремились к власти. Зачем? Ведь она и так принадлежала им, особенно после того, как молодые кланы, верно следуя своим клятвам, продолжили идти по следам их лап. Остались только остатки власти почившего понтифика. Именно ими он должен был заняться и, к сожалению, не в одиночку. Кристофер Готфрид вместе со своей группой остался с ними.

Прошло столько времени и столько совместных заданий, но до сих пор этот человек продолжал оставаться самой неприятной загадкой. С несуществующим прошлым, под руководством вампиров и характером, дрянным настолько, что порой так руки и чесались застрелить.

Остались и Анарсвили вместе с Салливанами. Роды у Арнелии и тихо истерящие Анрис, Роберт и Крист запомнились ему надолго. Алан отказался истерить со всеми и полез в родильную палату через окно. Акушеров уже откачивал Кайрен. Последующие после этого недели две Блодхарт стоял на ушах под рев трех младенцев, с которыми, как ни странно, смог найти общий язык только черный альфа. Стоило ему только взять их на руки, как все трое затыкались и смотрели на него внимательными взглядами. Из-за чего Диана бросала на мужа очень странные задумчиво-пакостливые взгляды. Анрис обижался, потому что на него эти мелкие так ни разу не реагировали, Роберт ревновал, Арнелия закатывала глаза, а Тамара не сводила влажных глаз от Алана, тихо обнимающего со спины Кайрена.

Гор смотрел на них в эти минуты и, наконец, спокойно вздыхал. За все это годы семья впервые была так спокойна и цела. Большая шумная орава, где Эдвард, Уолтер и Эрика все еще смотрели на Алана взглядами маленьких детей и искали его тихих улыбок. Где Джулиан смущенно помогал добродушно смеющейся Арнелии, а Роберт расспрашивал о поведении молодого Уолтера, уверяя, что в случае чего ему открутят все его стратегически важные места. Отец слушал тихие распоряжения альфы, а Анарсвили, крепко обнявшись, сидели у горящего камина.

Именно в эти минуты он и замечал прислонившегося к косяку двери Готфрида. С таким же покоем следящего за остальными и с какой-то печальной улыбкой на губах…

Давно надо было выкинуть из головы и этого человека, и все посторонние мысли тоже. У него еще было полно дел. Свадьба через несколько дней, лунная охота и светило в генной инженерии, за головой которого он должен был отправиться. А у него на руках была тонка папка со скудной информацией об объекте и хищный, шоколадно-золотистый взгляд перед глазами…

В старой церкви снова звонят колокола. Двор полон весело кричащих детей и смеха взрослых. С самого утра там негде иголку обронить. И все спешат, все выкрикивают друг другу поздравления. Гости приезжают с самого рассвета, а в кухнях замка вовсю кипит работа. Улицы украшены цветами и праздничными лентами. Дорогое вино позвякивает в деревянных ящиках. Даже миссис Мардж по такому случаю щедро наварила своей фирменной настойки. Шутка ли, у альфы Валгири свадьба сегодня. Народу много, веселья тоже должно быть на уровне.

Именно поэтому Уоли, пакостливо хихикая на пару с Кристом, прячут внушительные ящики пиротехники от всевидящего ока Гора. Эрика щебечет о великолепном костюме Алана с самого утра, и полусонный Эдди, в обнимку со своими малышами, поддакивает и снова впадает в сон. Дамы семейства отгоняют от столов своих мужей. На что обиженный Роберт плюет и затаскивает Маркуса с Анрисом на сеновал. Фирменная настойка миссис Мардж хорошо идет.

Что же касается женихов, то те друг друга не видели уже три дня. И Кайрен уже скучает. Этому не мешают даже тонны бумаг, которые ему подсунул для изучения Маркус. Дел за все это время накопилось внушительно. Целая куча, которая все еще лежит на краю стола. А он вертит в руках поблескивающий на свету брачный браслет и думает, что он будет великолепно смотреться на Алане. Который в данную минуту активно прессует Ватикан. Ведь после случившегося кардиналы вынуждены начать экстренные выборы нового Понтифика. Только все это всего лишь красивый спектакль, потому что новым главой католической церкви станет кардинал-епископ Пелл. А милое семейство Салливанов, которому по гроб жизни предан этот человек, будет держать церковь под своим цепким контролем. Они с Робертом уже успели обсудить всю выгоду от этого.

Губы расплываются в наглой усмешке и касаются кромки металла. Ветер играет с прозрачными шторами и доносит умопомрачительный аромат цветов. Он вдыхает полной грудью и слышит сотни тихих шепотков, которыми теперь полон Блодхарт. До него долетает озорное хихиканье, и виден свет блуждающих огоньков под самой дверью. Внизу Джер гоняет слуг и ворчит Гор. Опять что-то не поделил с Кристофером. Кайрен хмыкает и поднимается из кресла. На столе остается лежать галстук. Диана убьет его, когда увидит, но лучше смерть, чем эта чертова удавка. И потом, Алану его шея нравиться в любом виде…

Колокола звенят до тех пор, пока последний гость не вступает в церковь. Двери распахнуты настежь, и свет мягко играет в разноцветных витражах. Повсюду венки цветов и лент. Слышен тихий смех, и на лицах — улыбки. Миссис Макмиллан вытирает платочком влажные глаза, а рядом от уха до уха улыбается хозяин «Серпа».

За спиной ухмылялись племяннички, а будущий тесть вместе с женой и другом явно делали ставки на тотализаторе Эбота. Но он даже не смотрел на них. Потому что на верхнем ярусе, облокотившись на каменную балюстраду, стоял Алан. Одетый во все белое. Без костюма и с закатанными до локтей рукавами рубашки. Солнечные лучи запутались в его растрепанных волосах и словно кутали в себя. На его губах играла мягкая улыбка все то время, пока он спускался по боковой лестнице и шел к нему. Она не сходила все то время, что преподобный Солмерс вещал им что-то о брачных клятвах. Половину этого Кайрен благополучно пропустил, невнятно угукнув в конце и сгребая в объятия смеющегося Салливана.

Сцеловывая и слизывая этот смех с красивых губ. Плевав на возмущенно сопящего священника и на еле сдерживаемый смех Дианы.

— Он еще не сказал «ДА», — ехидно произнесла вампирша, чем заслужила кукиш.

— Да согласен я, согласен, — между короткими поцелуями произнес Алан и, зарывшись пальцами в завязанные в хвостик волосы, притянул альфу ближе.

— Говоришь, согласен на все? — проурчал Кайрен, посасывая дрожащие губы, и руки его медленно поползли вниз по крепкой спине.

— Полегче, голубки, — хохотнул Крист, — у вас на носу еще одна церемония. Попридержите коней.

— А давайте вы без нас, а? — пробормотал уже еле соображающий Алан и с пьяной улыбкой поймал ладони альфы у самых своих ягодиц.

— Поддерживаю, — проворчал Кай.

— Даже не думай! — возмущенно сверкнув глазами, выдала Диана, — ты, похотливое животное.

И убийственный взгляд Кайрена не подействовал ни капли. А Алан смотрел на своего волка и слышал шелест крыльев за спиной…

* * *

День летит быстро. Он бежит под веселый смех и поздравления. Он блестит в улыбках и завистливо сверкает во взглядах незнающих. Потому что красота льнет к тому, от чьего одного холодного взгляда стынет кровь в жилах. Потому что, как бы много не было богатства, здесь явно дело не в деньгах. Потому что молодой муж смотрит на своего супруга жадными глазами. Улыбается порочно и ищет среди других, если теряет хоть на миг. Его глаза не видят других, они скользят равнодушно по роскошно одетым женщинам и мужчинам. Они не понимают, почему этот пепельный блондин из миллиона выбрал именно этого мужчину. За что можно терпеть ТАКОЕ рядом с собой?

Алан слышит все их мысли и презрительно ухмыляется. Им никогда не понять, никогда не узнать. У них в головах одни лишь низменные мысли. Их желания до абсурдного примитивны, а внутри грязь. Они заискивающе смотрят в его глаза и натыкаются на стылый холод. Он теперь всегда живет внутри. Тьмой мурлычет под самым сердцем и скалится на других безумием. От этого ему больше никогда не уйти. Но здесь, где стая тянется к нему, холод отступает. Они его тепло, его дом. Они кутают его в себя и шепчут сотнями голосов своих душ. И среди них та самая, что смотрит из тьмы золотом глаз. Ему стоит только поднять взгляд, и Кайрен уже рядом. Он тянет в свои объятия и, зарывшись носом в шею, шепчет на старом языке.

Алану нужно всего лишь несколько секунд, чтобы разобрать слова и удивленно застыть. А в следующую минуту он расслабленно гладит сцепленные в замок пальцы на своем животе и откидывает голову на сильное плечо.

— Услышан ты, воин. И покой твой будет вечен под сенью крыльев моих…

День несется, не зная отдыха. Он полон изысканной музыки и светских разговоров. Где улыбаются учтиво и произносят речи в честь молодоженов. Подарки один другого богаче. Шампанское просто великолепно, и пары чинно движутся под вальс. Супруги улыбаются благосклонно, и Маркус явно уже успел провернуть под шумок еще несколько сделок. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза Алана и Кайрена. Потому что ему все еще стыдно, и не имеет значения, что Алан простил его в самый первый день своего возвращения. Еще очень долго он не сможет простить себя.

День гаснет быстро. Он тонет в багряном закате и стремится к линии горизонта. Мягким розовым окрашивая облака и тая под голоса людей. Он уходит вместе с последними задержавшимися гостями и умирает, когда на небе вспыхивают первые звезды. В свои права вступает ночь. Она ползет медленной змеей по кромке облаков и крадется первым туманом по линии леса. Накрывая его с холмов и дыша первой прохладой.

Ночь приходит смехом и рокотом. Сверкает сотнями огней и блестит в звериных глазах. Она горит в первых кострах и дышит ароматам вересковых цветов. Порочная и страстная, с пряным вкусом предвкушения. Дикая и свободная, как те, кто собрался под сенью древнего леса. Слыша шепот древней, первой силы, что испокон веков жила здесь. В самом сердце, где белое древо раскинуло свои крепкие корни, роняя свои кроваво-алые листья.

Здесь притворяться больше незачем. Нет ни фальшивых улыбок, ни лживых слов. Сила не простит, не примет. Стая знает, ей ведомы все тайны. Она ждет так же, как и их вожак. Черный альфа обводит взглядом всех тех, кто пришел на праздник, и щурит золотые глаза, когда видит членов Волчьего Совета. Этих он рад был бы вообще не видеть на своей земле. Но врагов своих он предпочитает держать к себе еще ближе. Он слушает их поздравления и криво скалится, чуя откровенную фальшь и опасение. А еще они хотят узнать правду. Они хотят увидеть Искру своими глазами. Они не ждут того, что это будет именно так. Не ждут того, что врывается на поляну диким вихрем и пронизывает своей мощью.

А из тьмы и тумана появляются они. Словно разрывая воздух своими крыльями, и опускаясь среди теней костров. Позволяя огню озарить Небесного с голубыми нечеловеческими глазами и двух молодых наследников Валгири за его спиной. Они кланяются своему альфе и встают рядом со своими улыбающимися парами. А перед ними остается Дагура. В последний раз махнув своими пепельными рваными крыльями и свернув их за спиной, словно длинный плащ. На нем нет никаких украшений, кроме венка из вересковых цветов на голове. Одежда совершенно лишена роскоши. Одна лишь черная туника без рукавов поверх штанов, облегающих крепкие ноги. С длинными вырезами до пояса и развязанной шнуровкой, открывающей шею и грудь до самого живота.

И это уже не тот взгляд, которым на него смотрели еще утром. Это уже что-то темное, хищное. Полное обещания и жара. Это страстная улыбка на чувственных губах и дьявольские огни в глазах. Кайрен смотрит, не в силах оторвать глаз, и совершенно по-звериному тянет воздух. А Небесный медленно идет к нему. Босиком ступая по мягкой траве и подкрадываясь, словно хищный зверь. Покачивая бедрами, отлично зная, что это так легко доводит альфу до предела. А зверь все смотрит жадно, впитывая каждое движение и голодно облизываясь.

В них нет ничего светлого. Нет ничего, что принадлежало бы дню. В глазах ночь и все ее страсти. В объятиях нет ничего романтического, и нет чувства той легкости, что присуща другим парам. Это два древних существа, проживших на земле не одну сотню лет. Их движения полны власти и огня. Объятья крепки и пронизаны обладанием. Кровь черна, как и то, что давно разделено на два сердца. Она перемешивается и течет по запястьям в чашу. И глоток из нее похож на огнем горящий поцелуй.

Белое древо скрипит, и на его стволе появляется новый узор. А на руке щелкает браслет. Навечно срастаясь узорами и переплетая две жизни в одну. Под древние молитвы и торжествующий рев стаи. В уши льется тихий шепот, повторяя слова, что были сказаны давным-давно.

Черный волк сгребает своего Небесного и поднимает выше. Воя торжествующе и слыша такой же громкий смех. И любимые руки зарываются в черный с проседью мех, притягивая ближе, продолжая гладить по плечам.

— Господи, я всю жизнь об этом мечтал, — не отрывая умиротворенного взгляда от брата, тихо произнес Маркус и прижал к груди улыбающуюся жену.

— О том, что он, наконец, женится? — проурчал довольный Уолтер и продолжил вылизывать шею похихикивающего Джулиана.

— Когда он напялит этот дебильный венок, — блаженно ответил серо-бурый волк…

Кайрен любит смотреть, как танцует Алан. Он сходит с ума, видя медленное движение бедра и резкий разворот. То, как движется гибкий стан и как убийственно сладко блестит кожа обнаженных рук. А тот и не жалеет своего альфу. Не видя взглядов чужаков и продолжая изгибаться в диких языках костров. Утягивая за собой и заставляя забыть обо всех других. Прижимается к груди, чтобы в следующую минуту уйти из рук. Смеется своим колдовским голосом и, оказавшись снова в его лапах, откидывает голову, позволяя оставить след клыков. Они танцуют, не размыкая объятий. Движутся то медленно, то быстро. Покачиваясь так чувственно, словно занимаются любовью. Дышат друг другом и почти стонут от наслаждения.

Вокруг кипит праздник. Он похож на дикую колдовскую ночь. Вино льется рекой, и кровь кипит в венах. Лес шумен и полон громкого смеха. Стая празднует и будет танцевать до самого утра. Потянув за собой своих гостей и принимая их щедрые дары. Под золотой луной и под шепот древних сил. Ночь в своих правах, она пьяна и ступает по небу медленно. Ее огни крадутся по земле и овладевают всем существом. Она зовет за собой, манит жаром воздуха и обольстительной улыбкой из тьмы.

Кайрен именно сейчас смотрит на одну такую. Он слышит за спиной гомон праздника и абсолютно уверен, что никто не замечает их. И Алан пользуется этим. Он стоит, прислонившись к дереву за линией костров, и нагло ухмыляется. И черный оборотень отлично знает, что это значит. Через секунду Салливана уже нет на месте. Серебристые волосы мелькают в лунном свете, и слышен его громкий смех. И, как всегда, Кайрен ведется. Им словно по пятнадцать лет. Весьма скверное поведение, но об этом они подумают потом… когда-нибудь. А сейчас черный волк с наслаждением тянет воздух и срывается с места.

Следуя по сводящему с ума запаху мимо темной рощи и все еще слыша дразнящий шепот. В самую гущу, за кустами дикой смородины и тонкой ленты тихой речки. Он крадется в тумане, и запах становится ближе. Ведя его мимо старых деревьев. Все ближе, пока чужое сердцебиение не отдается внутри. Он, наконец, догоняет, одним броском повалив вскрикнувшего и смеющегося Алана на траву. А вот теперь не до этого. Потому что в этой возне невозможно не возбудиться.

И Алан стонет, раскинувшись под огромным зверем. Раздвигая ноги и выгибаясь навстречу когтистым лапам. Его глаза черны, и губы блестят от слюны. Он вновь сладко стонет и тянется к жарким губам перекинувшегося Кайрена. Вылизывая и позволяя буквально трахать собственный рот. Поцелуй влажный, глубокий. Со вкусом крови на прокушенной губе и сладостью вина. Ткань рвется под руками, обнажая белые плечи, и Кай абсолютно счастлив, что придется повозиться только со штанами Алана.

Он переворачивает их и, сжимая упругие ягодицы, тянет ближе к своим бедрам. Трясь возбужденным членом и ловя губами новые стоны. Они рвут шнуровку в две пары рук, и стоит ему только коснуться сочащейся плоти, как губы Алана распахиваются в немом крике. Он трется жадно, сладко и только прижимается ртом к его губам. Накрывает ласкающую его руку своей и, зарывшись другой в волосы Кая, тянет еще ближе.

— Ри, — стонет глухо он, — я так хочу тебя… Ты чувствуешь?… Чувствуешь?

— Мой, — хрипло рычит Кай, — мой… Никому не отдам…

Они падают на траву, перекатываются, не размыкая объятий и не переставая целоваться. Ласкаются судорожно и стонут от наслаждения. Шепчут отрывисто и цепляются друг за друга, словно не могут и минуты провести отдельно. И не отрывают пьяных взглядов друг от друга.

— Я люблю тебя, — целуя теплые пальцы и не отрывая взгляда от поголубевших глаз, шепчет Кай. — Бездна, я так сильно люблю тебя.

— Я знаю, — судорожно дыша и гладя изломанную линию брови, улыбается Алан, — моя единственная земная любовь.

Любви полна каждая минута, каждая секунда. Она горит на кончиках пальцев и шепотом ложится на зацелованные уста. Касается своим жаром кожи и цепочкой темных следов зацветает по линии вен. Она бьется сумасшедшим пульсом и эхом оседает в самом сердце. Любовью полна вся ночь. Глубокой и темной, как страсть и первый стон обладания. И руки, которые будут держать долго и крепко. Губы, так трепетно ласкающие каждый миллиметр, зовущие и нежные.

Любви будет полна целая жизнь. Она уже блестит первой росой на вересковых лепестках венков, лежащих под луной…

От автора

Ну вот и все, мои дорогие читатели. Подошла к концу и эта история. Любимая и очень родная. Очень надеюсь, что она вам понравилась. Я попыталась показать ту любовь, которую я вижу. Сделать их живыми и заставить чувствовать. И надеюсь, что у меня это получилось.

Были ошибки и опечатки. За всем не уследишь. Особенно, когда глаза в кучку собираются уже. Но мы старались и то, что упустили с моей дорогой бетой, — будем исправлять! Хочу поблагодарить всех, кто читал и был с нашими героями до самого конца. И огромное спасибо моей милой бете. Дорогая, я очень рада работать с тобой:)

Возможно, что у некоторых из вас возникнет вопрос о Горе и Кристофере. Ведь в этой истории шла и их линия. Хочу сказать, что совсем скоро выйдет небольшое миди именно о них. В которой будет описана их жизнь и отношения. Ну, будут еще небольшие вкусняшки с Аланом и Кайреном. Куда уж без них.

А в конце, хочу поделиться теми песнями, которые вдохновили на эту историю:

Katie Knight Adams — Riding on the rocks.

W.A.S.P. — The Idol.

Adam Lambert — Outlaws of Love.

Бумбокс — Пепел.

Сурганова и Оркестр- Я Теряю Тебя.

Я видела их, как живых, перед глазами и смотрела их историю. И она была настолько печальна и прекрасна. Остается только надеяться, что у меня получилось поделиться ею с вами.

До новых встреч…

С уважением, Капкан.

Примечания

1

Драгмирия — Здесь имеется в виду будущая северная Шотландия. Однако, стоит учесть, что это вымышленный факт.

(обратно)

2

«Ужас летящий на крыльях ночи» — Цитата из мультсериала «Чёрный Плащ».

(обратно)

3

Лерд — землевладелец, лорд. Представитель нетитулованного дворянства в Шотландии. Лэрды образовывали нижний слой шотландского дворянства и, в отличие от титулованных лордов, участвовали в парламенте Шотландии не непосредственно, а через своих представителей.

(обратно)

4

Данную главу рекомендовано читать под бессмертную Lana Del Rey — «Young and Beautiful». Не спрашивайте ничего. Сама не знаю почему, но это рекомендация от моего пушистого Котэ. Мур тебе, детка.

(обратно)

5

Таль — уважительное обращение к старшему сыну главы рода.

(обратно)

6

Геронтофил — человек, склонный вступать в половую связь с людьми пожилого возраста.

(обратно)

7

Черный Огонь — темное заклинание заставляющее тело гореть и покрываться отвратительными ранами. Смертельное, медленно разъедает кожу.

(обратно)

8

SOE — Управление специальных операций.

(обратно)

9

Бузуки — струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность лютни.

(обратно)

10

Музыка, которую пел Алан, и, собственно, его голос: https://www.youtube.com/watch?v=YFPhbkaduxg.

(обратно)

11

Тин-вистл — или, как его еще называют, пенни-вистл (penny-whistle), это маленькая флейта с красивым, простым звуком в диатоническом звукоряде. Звук у нее высокий, иногда похожий на свист. Весьма древний духовой инструмент, но несмотря на английское (саксонское) название, это инструмент, принадлежащий кельтской культуре.

(обратно)

12

Бобби — В Англии полицейских называют bobby.

(обратно)

13

Все страньше и страньше — Из сказки (гл. 2 «Море слез») «Приключения Алисы в стране чудес» английского писателя, математика и логика Льюиса Кэрролла (псевдоним Чарльза Латуиджа Доджсона, 1832–1898).

(обратно)

14

Дуччо — Дуччо ди Буонинсенья. Итальянский художник, представитель сиенской школы. Автор розы Сиенского собора.

(обратно)

15

Стафилококк — род бактерий семейства Staphylococcaceae.

(обратно)

16

Музыка под которую танцевал Алан THE HEAVY — «Same ol'».

(обратно)

17

Бандонеон — это разновидность гармоники. Бандонеон получил название от своего изобретателя — Генриха Банда. Родина бандонеона — Германия. Именно там жил Генрих Банд и там он изобрел свой инструмент. Дата появления бандонеона — конец 18 века.

(обратно)

18

Кай и Алан танцевали под это — Yo-Yo Ma — Piazzola: Libertango.

(обратно)

19

Кардинал-епископ — шесть епископов субурбикарных епархий и Патриархи восточнокатолических церквей.

(обратно)

20

Скарлетт О'Хара — главное действующее лицо романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром», написанного в 1936 году, один из наиболее известных женских образов американской литературы, ставший символом предприимчивости, темперамента и умения выживать.

(обратно)

21

Вест-Пойнт — высшее федеральное военное учебное заведение армии США. Является старейшей из пяти военных академий в США.

(обратно)

22

Стрюн — коммуна в губернии Согн-ог-Фьюране в Норвегии. Административный центр коммуны — город Стрюн.

(обратно)

23

Транки — транквилизаторы.

(обратно)

24

Крист имеет ввиду Спецслужбы Великобритании.

(обратно)

Оглавление

Клиент на миллион

Серебряный клинок

Пыль времён

За тобой, хоть в Бездну…

Отцы и дети

Под единым небом

Выкрутасы дня

Только одна ночь

По следу времени

Ты грех мой

Секрет твой — Секрет мой

Сердце зверя[4]

Страсти по-волчьи

Между закатом и рассветом…

Я не знал, как сильно люблю…

Серый — это цвет…

Спрячем наши лица…

Ты не знаешь меня…

Опасные связи

Волчьи ночи

Отсчет начат (часть 1)

Отсчет начат (часть 2)

Боишься?

Сын стаи

Ты совсем позабыл…

Что думает…?

Сутки

Блажь ли?

Ты сводишь меня с ума

Это все серьезно (Часть 1)

Это все серьезно (Часть 2)

Семьдесят капель твоей любви

Одни осколки

Я искал твое сердце

Не покидай меня…

La famille

Много веков назад…

Порвется цепь

Моя земная любовь…

Я больше не буду твоим сном

Вересковые цветы

От автора

*** Примечания ***