тобой!
А встал с колен и, протянув обе руки над могилой, повторил:
— Клянусь!
А медленно вернулся к сторожке, тихо постучал в дверь и сказал:
— Подойдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел произнести этих слов, как сторож и его жена показались в дверях.
А вынул из кармана два кожаных мешочка.
— Андре! — сказал он, подавая один мешочек сторожу. — Вот пятьсот луидоров на похороны всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Потом он повернулся к Мари и продолжал:
— Мари, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей. Благодаря вам я мог два года преклонять колени на могиле моего отца, а с этой ночи, наконец, и на могиле моей матери.
— Мы должны по-прежнему хранить тайну? — спросила Мари.
— Эта тайна должна умереть с нами.
— Ваша воля будет исполнена, — ответила Мари, поклонившись. — Вы пойдете один в такой час, в такую вьюгу?! — спросила она.
— Если я встречу разбойников, у меня достаточно золота, чтобы откупиться от них. Если этого золота будет мало, у меня за поясом пара пистолетов и, кроме того, шпага.
Открыв дверь,
А сделал прощальное движение рукой Андре и Мари. Снег не переставал идти.
А снова надел маску и, закутавшись в плащ, пошел быстрым шагом вдоль высокой стены Люксембургского особняка. Когда он проходил по улице Сен-Фиакр, вдруг раздался крик: «Кукареку!»
А остановился: его окружили шесть человек. Пятеро держали в правой руке пистолеты, а в левой — шпаги с короткими и толстыми клинками. Шестой прятал руки в карманах своего короткого кафтана.
На всех шестерых были лохмотья, а лица вымазаны двумя красками, красной и черной. Ничто не могло быть страшнее вида этих невесть откуда появившихся существ.
А осмотрелся вокруг без малейшего волнения.
— Что вам нужно? — спросил он твердым голосом, не принимая оборонительной позы.
Тот из шестерых, у которого руки были засунуты в карманы, медленно подошел:
— Заплати двадцать луидоров за яйцо, которое обеспечит тебе спокойствие на всю ночь.
— А если у меня нет таких денег?
— Ты в маске, хорошо одет, у тебя внешность дворянина, ты возвращаешься с какого-нибудь любовного свидания, ты — вельможа и, значит, богат.
— А если ты ошибаешься?
— Я не ошибаюсь. Плати! Слово Петуха.
— А если я буду защищаться? — спросил
А, внезапно раскрыв свой плащ.
Он схватил два пистолета, заткнутые за пояс.
— Не сопротивляйся! — приказал тот, кто назвал себя Петухом. — Плати или умри!
— Я заплачу, — сказал
А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров.
— Квиты! — сказал разбойник. — Ты можешь идти куда хочешь нынешней ночью, а если кто-нибудь тебя остановит, покажи это яйцо — и тебя пропустят.
Он поклонился, раздалось кукареканье, и все шестеро исчезли.
Через несколько минут
А дошел до предместья Сен-Дени, где возвышался монастырь Сестер Милосердия, которых звали тогда Серыми Сестрами.
В прихожей сидела сестра милосердия.
— Чего хочет брат мой? — спросила она.
— Поговорить с матушкой от имени страждущих, — ответил
А. — Вы знаете, что сегодня тридцатое января, сестра моя?
А сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия отошла в сторону и встала к стене.
А прошел через двор в часовню.
Женщина в одежде сестры милосердия стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки своими худыми руками.
А медленно подошел и встал на колени за спиной монахини.
— Помолитесь за меня! — сказал он.
Монахиня тихо повернула голову; она, по-видимому, нисколько не была удивлена.
— Это вы, брат мой? — сказала она, вставая.
— Сегодня тридцатое января, сестра моя, — ответил он, — и четвертый час утра.
— Я вас ждала.
А остался на коленях. У него в руках был маленький ящик, который он подал настоятельнице.
— Вот мое обычное приношение, — сказал он.
Настоятельница взяла ящик.
— Да примет этот дар наш Создатель! — сказала она. — Брат мой, вот уже четвертый год, как ночью тридцатого января вы приносите мне в эту часовню сто тысяч ливров, чтобы тайно раздавать страждущим.
— Через год в этот самый час, — сказал
А и поклонился.
Он прошел двор, прихожую и быстрыми шагами направился к Сен-Дени.
Пробило четыре часа на монастырской колокольне.
— Добрые дела кончены, — сказал
А, — теперь очередь за скверными. Час благодеяния прошел, час мщения пробил!
III. Волшебная звезда
Снег перестал идти, но черные тучи над Парижем предвещали, что скоро он пойдет опять.
А шел по направлению к Сене. Дойдя до улицы Коссонри, он замедлил шаги и стал осторожно двигаться вдоль стены кладбища. Напротив кладбищенских ворот стояла карета без герба.
А бесшумно подошел. Стекло дверцы, которое было поднято, вдруг опустилось, и голова женщины, закутанная
Последние комментарии
7 часов 55 минут назад
8 часов 9 минут назад
9 часов 17 минут назад
20 часов 35 минут назад
20 часов 53 минут назад
21 часов 17 минут назад