Гадость [Лидия Вячеславовна Раевская Мама Стифлера] (fb2) читать постранично

Мама Стифлера Гадость

Старая Пелотка: Кошка сдохла, хвост облез…

Как это всегда бывает, что-то иногда вспоминается совершенно случайно. Ну, вот идёшь ты по улице, и вдруг понимаешь, что на тебя кто-то ссыт. Откуда-то с балкона. Ссыт. Сука вот такая. И вдруг ты вспоминаешь, как в далёком девяносто первом ты вот точно так же обоссал с балкона своего участкового, и на память о том важном дне у тебя остался на память шрам на жопе, и сексуальная дырка между передними зубами.

И вместо того, чтобы поднять голову, и заорать, мол, вычотам, охуели что ли совсем, пидоры, да я вот щас ка-а-ак поднимусь на ваш восемнаццатый этаж, да ка-а-ак оторву вам ваши ссакли — ты вытираешь ебло, и думаешь о том, что время идёт по спирали, что всё возвращается к тебе бумерангом, или ваще ничего не думаешь, потому что в далёком девяносто первом тебе сделали трепанацию черепа, и думать тебе теперь уже нечем.

К чему я это? А к тому, что…

Иду по улице. Снег лежит. Морозно. Заебись. До дома моего метров двадцать осталось, не больше. И тут я натыкаюсь на похоронную процессию, состоящую из пятерых детишек лет десяти, одного нетрезвого дядечки с лопатой, и коробки с дохлой кошкой.

Процессия торжественно несла на вытянутых руках коробку из-под DVD, и надпись на ней гласила «Это гроб с любимым Барсиком».

Не знаю, куда они там этот гроб несли, но в голове у меня быстро отмоталась киноплёнка памяти. На четыре года назад.

* * *

Солнечным зимним днём, в один из тех дней, когда Москву накрыли сорокаградусные морозы, у меня умерла кошка. Любимая кошка, между прочим. Ахуительная кошка. И она вдруг умерла. Ну, конечно, не «вдруг», а отравилась какой-то химией, но это не суть важно. Факт налицо: у меня дома под шкафом лежит труп Масяни, муж на работе, сын на каникулах у бабушки, а я дома одна, и покойников боюсь. Пусть даже и кошачьих. А ещё, само собой, я в ужасном горе. Звоню мужу на работу, и завываю в трубку:

— Дима! Масянечка моя, кошечка моя…

— Что она?!

— Она… — хлюпаю носом, и с рыданиями выдавливаю, — Умерла! Насовсем! И лежит под шкафом! Я щас тоже умру! Сделай что-нибудь!

Муж оценил размеры катастрофы, и быстро бросил:

— Через час буду. Кошку не трогай, в комнату не заходи. Думай, что сыну скажешь. Всё.

Точно. А чо я сыну скажу? Двадцать девятое декабря если что. Подарок, блять, на Новый Год. Ребёнку семь лет всего, и он непременно травмируется психически, если я прям так вот сходу ляпну, что у нас кошка откинулась.

Ну, конечно, я долго думала. И решила, что ничего я сама ему говорить не буду, а переложу эту мерзкую миссию на своего папу. Папа у меня аццкий психолог, он что-нибудь придумает. Обязательно. Звоню папе:

— Пап… — И рыдаю в трубку, — Пап, у меня Мася умерла…

— Лидок, — ответил папа, — это пиздец. Чо Андрюшке скажем?

— А я вот нихуя не знаю, папка… — рыдаю ещё пуще, — я, вот, хотела, чтобы ты чонить такое придумал.

— Да ты ёбу далась, доча. Знаешь, гонцов, приносящих хуёвые новости у нас не любят. А иногда и пиздят. Ногами. Так что давай уж сама. Да, и ещё: очень соболезную.

Вот, блин, засада. Ладно. Щас экспромтом чонить выдумаю.

— Зови, — говорю, — Андрюшку. Щас я ему скажу. Наверное. Зови, папа.

Пердёж какой-то в трубке, помехи-шорохи, а потом — голос детский:

— Аллё!

— Аллё, сыночек… — Пытаюсь держать нейтральный тон. Чтоб сразу не выкупил, что я ему щас ужасную новость сообщу, — Сынок, у меня это… Две новости есть. Ага. Одна плохая, а другая хорошая. С какой начинать?

— С плохой.

Уффф… Собираюсь с духом, и быстро говорю:

— Дюш, ты только сильно не переживай… В общем, Масяня сегодня умерла… Она отравилась, и умерла. Но честное слово — даже не мучилась. Только лизнула ту хуйн… Тьфу, исскуственный снег с ёлки — так сразу и умерла.

В трубке на том конце тишина. Я испугалась.

— Дюш, ты меня слышишь?

В ответ до меня донеслись сдавленные рыдания. Слышит, значит. Ну, реакция предсказуемая в принципе. И вдруг рыдания резко оборвались, и сын с надеждой в голосе переспросил:

— Слушай, а какая Мася умерла? Наша кошечка, или Машка?

Машка — это моя младшая сестра. В быту — Мася.

— Что ты, — отвечаю, — Машка жива-здорова, я про кошечку…

Рыдания в трубке возобновились:

— А-а-а-а! Моя кошечка!!!

Вот у детей логика…

И я быстро добавляю:

— Но сегодня я куплю тебе новую кошечку, живую. Такую же как Мася, только котёночка. Это хорошая новость?

— Нет!!!!!

И гудки в трубке. Так и знала…

В общем, я положила телефон, справедливо рассудив, что свою миссию я выполнила, что сына щас коллективно утешат бабка с дедом и Машка, а мне надо ещё полчаса сидеть возле Масяниного коченеющего трупа, и ждать с работы мужа.

Но уже через десять минут мне позвонили в дверь. Открываю. Стоит мой папа. С сапёрной лопаткой. И говорит мне очень скорбно и торжественно:

— Я пришёл рыть могилу. Где ты хочешь