Золото и медь. Корона солнечных эльфов [Джен Коруна] (fb2) читать постранично, страница - 5

разве что не

грабительских условиях — все, кроме одного венца, — а в город

потянулись обозы с зерном, сыром, фруктами, взятыми в счет будущего

урожая.

Вместе с ними в Рас-Сильване появились ирилай, озерные эльфы. Старший

жрец солнца был давно в дружбе с воинами Озера — вот и на этот раз они

откликнулись на его просьбу и прибыли из своей столицы. Молчаливые,

словно тени, в черных одеждах с гербом в виде оленя, они контролировали

раздачу прибывших припасов. Конечно, Кравой вполне мог и сам заняться

ее организацией, но он понимал, что для всех будет лучше, если этим

займутся чужаки: не стоит усугублять недовольство и без того

недовольных эллари еще и тем, что какой-то солнечный выскочка решает,

кто из детей Эллар достоин получить доступ к продуктам. О том, чтобы

поручить это краантль, речь вообще не шла…

Однако даже это не смогло полностью оградить молодого правителя от

роптания лунных эльфов — лишь очень немногие из них поддерживали

начинания Кравоя. Среди них был и сын Лагда, юный наследник лунного

престола, старший жрец храма Луны и друг Кравоя — Иштан. Резко

повзрослевший после событий на берегу Моря, он, чем мог, помогал жрецу

солнца, внимательно слушал его рассуждения, и синие глаза юного эллари

при этом становились серьезными — точь-в-точь, как некогда у его сестры,

лунной княжны Моав… Каждый раз, взглядывая на него в такие минуты,

Кравой с горечью вспоминал ее. Моав! «Маленькая веллара», подруга его

детства, его первая и последняя любовь, мать их дочери… Если бы она

была сейчас рядом с ним! Один ее взгляд дал бы ему сил, чтобы выстоять в

самой жестокой борьбе! Но она погибла еще до Великой битвы от руки

оборотня-рыси Сигарта, пожертвовав жизнью ради будущей победы. Лишь

изредка являлась она во сне светлому жрецу солнца — бледные губы

нежно улыбались ему, словно подбадривая, широко распахнутые глаза

смотрели с лаской и как будто жалостью. И тогда он просыпался, все еще

ощущая сладкий запах белых волос, и чувствовал, что он еще жив…

Так прошла весна. К лету рудники заработали, драгоценные металлы

постепенно потекли в кузницы, однако эти первые крохи тут же уходили

на уплату долгов и помощь Инкру, городу озерных эльфов, имевшему еще

меньше доходов, но потерявшему в Битве уж никак не меньше воинов.

Жить столице Эллар по-прежнему было не на что… С тревогой и надеждой

смотрели горожане в будущее, ожидая, что принесет с собой лето —

малейший неурожай обрек бы город на бедствие. И лето пришло, щедрое и

благодатное: солнце и дождь, словно сговорившись, по очереди лелеяли

сады и поля. Такого урожая в Рас-Сильване не помнили даже старожилы!

— Глядя, как быстро наливаются колосья и тучнеют стада, как гнутся к

земле отягощенные плодами ветви, суровые судьи вынуждены были

прикусить языки.

По мере того, как наполнялись кладовые и кузницы, надежда все ярче

разгоралась в сердцах детей луны и солнца. Никогда еще праздник урожая

не был столь радостным и пышным — веллары храма Луны бросали

пригоршни зерна в бурлящий источник Эллар, и богиня милостиво

принимала их жертву, а юный Иштан лично увенчал голову жреца солнца

почетным венком из листьев омелы.

Тяжелые времена для Рас-Сильвана закончились: не прошло и нескольких

зим, как, несмотря на баснословные проценты, драгоценные реликвии

возвратились в сокровищницы — все до единой. Вернувшееся изобилие

стерло озабоченное выражение со светлых лиц эллари, вновь зажглись

огнем темные глаза краантль. Точно солнце проглянуло сквозь тучи!

Сбросив груз забот, эльфы Рас-Сильвана снова собирались в Круге песен

под древним дубом — их голоса вновь звенели до самого утра, распевая

древние напевы, а смех раскатывался по всему парку, вспугивая

устроившихся на ночь птиц. И только одного из сыновей солнца не было в

этой веселой компании… После возвращения с битвы Кравой Глейнирлин

по прозвищу Душа Огня ни разу не показался в Круге песен, чьим

неизменным завсегдатаем был до сих пор, — и не потому, что ему больше

не нравились звуки арфы или напевы певцов: просто он чувствовал, как

после смерти возлюбленной какая-то часть его души словно закрылась —

та самая часть, в которой жили его смех и былая легкость, и что должно

случиться, чтобы она вновь открылась, он не знал. Знал только, что до той

поры звуки