Уговор дороже мира [Василий Станиславович Жеглов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Asso Уговор дороже мира
В дверь постучали в тот момент, когда пан Залевски уже почти придумал предлог, под которым он смог бы улизнуть в гостиничный ресторан. — Надеюсь, ты ничего не заказывал в номер? — приоткрыв дверь ванной комнаты, ехидно поинтересовалась жена. — Помни, что сказал диетолог: после восьми никакой еды! Ты и так на приёме перебрал с калориями! — О чём ты, Марыся? — оскорбился профессор. — Ничего я не заказывал! И, кстати, норму я сегодня не превысил! — Да? А кто стянул с подноса два пирожных? Думаешь, я не заметила? — Это для Яцека! — буркнул Залевски и, улыбнувшись в усы, незаметно огладил живот. Из смежной комнаты высунулась белобрысая голова: — Какие пирожные? — Марш спать! — шепотом рявкнул отец. Голова юркнула обратно. Залевски виновато оглянулся. — Ах, Стефан, Стефан, — покачала головой жена. — И как только тебе не стыдно! С завтрашнего дня урежу твою норму ещё на десять пунктов. Уяснил? Осознав безрадостную перспективу предстоящей голодовки, Залевски тяжело вздохнул. В дверь вновь постучали. — Иду, иду! — раздраженно прошипел профессор. За дверью оказался высокий молодой человек, словно только что сошедший с полотна великого Экристида. Залевски с нескрываемой завистью оценил его спортивную фигуру и хмуро спросил: — Чем могу служить? — Профессор Стефан Залевски? — учтиво осведомился незнакомец. Профессору показалось, что тот едва удержался, чтобы не щёлкнуть каблуками. — Да, это я. — Капитан Лакруа, префектура центрального округа, — гость поднёс два пальца к воображаемому козырьку. — Мне приказано срочно доставить вас в Лувр. — С какой стати? — опешил Залевски. — Вы представляете, который час? — Простите профессор, но дело весьма срочное! Директор Бизо просил вас приехать как можно быстрее! — Только не говорите мне, что почитатели этого писаки всё же добрались до Джоконды, — нервно хохотнул профессор, но, встретив непроницаемо-серьёзный взгляд офицера, тут же осёкся. — Что-то случилось, Стефан? — выглядывая из-за его спины, озабоченно спросила жена. — Мадам, — потомок натурщика Экристида, на этот раз не стал сдерживаться и звонко щелкнул каблуками, — я вынужден похитить вашего мужа. Заверяю, что доставлю его обратно в целости и сохранности! Марыся обворожительно улыбнулась. Её взгляд как бы случайно скользнул по фигуре гостя, и Залевски с плохо скрываемой яростью отметил, как она одобрительно приподняла брови. — С вами… — Капитан Лакруа, — подсказал наглец, — Мишель Лакруа. — Я уверена, Мишель, — проворковала пани Залевски, — что с вами мой муж будет в полной безопасности. Только прошу вас, ни в коем случае не давайте ему есть — он на диете! Обещаете? — Слово чести, мадам! — улыбнувшись, кивнул француз, тем самым окончательно уверив профессора, что его первое впечатление было ошибочным: с такой неприлично-пропорциональной фигурой этот выскочка мог быть натурщиком только в студии комиксов.Всю дорогу Залевски напряженно молчал. За окном машины, сияя мириадами огней, проносился ночной Париж, и профессор с тоской подумал, что он снова так и не смог выкроить время, чтобы посетить памятные места, где жили и творили великие мастера. Вместо этого он в сотый раз спорил с коллегами на темы, которые, по большому счёту, кроме их самих никого не интересовали. Вздохнув, профессор твёрдо пообещал себе, что в следующий свой приезд он обязательно обойдёт весь город. Он представил, как бредёт по Мон-Мартру, и его нос щекочут ароматные запахи жареных каштанов и свежевыпеченных круассанов. "Да, эта прогулка должна стать воистину незабываемой!" — решил профессор и плотоядно улыбнулся. Таким образом, когда машина затормозила у служебного входа в Лувр, профессор Залевски пребывал в отличнейшем расположении духа, совершенно позабыв о тревогах по поводу столь неожиданного ночного вызова. — Господин Залевски, как я рад, что вы откликнулись на мою просьбу! Анри Бизо подбежал к машине и помог профессору выбраться. — Стоило ли так беспокоиться, господин директор, — прогудел польщенный таким вниманием Залевски. — Где это видано, чтобы директор Лувра оказывал подобные почести скромному учёному. Бизо попытался что-то ответить, но вдруг схватился за грудь и пошатнулся. Теперь уже профессору пришлось подхватывать его под локоть: — Вам плохо? — Нет-нет, — прохрипел директор, — это ничего, это подождёт! — Он вынул из кармана пузырёк, вытряхнул на ладонь таблетку и положил под язык. — Пойдёмте скорее! Вы не представляете! Это какой-то ужас! — Он схватил тучного профессора за руку и с лёгкостью потащил внутрь здания. По дороге Залевски с удивлением заметил, что в залах непривычно пусто. Разумеется, ночью посетителей не бывает, но это совсем не означает, что ночная жизнь знаменитого музея замирает. Уборщики, охрана, техники и прочие работники продолжают трудиться даже в ночное время, чтобы к утру гости могли в полной мере насладиться шедеврами мирового искусства. — Я приказал всем покинуть залы, — оглядываясь через плечо, пояснил Бизо, предвосхищая вопрос профессора. — Кроме меня и ещё нескольких доверенных лиц о происшедшем пока никто не знает. — Да что же, в конце концов, произошло?! Директор музея резко остановился. — Смотрите сами… — он обреченно махнул рукой и снова полез в карман за лекарством. Залевски повернулся и в ту же секунду из его необъятной груди вырвался возмущенный рёв: — Вы что тут, с ума все посходили?! Кто додумался поместить Экристида в зал фламандской живописи? Это неслыханно! — Вы уверены, что это "Золотая долина"? — растирая грудь, тихо спросил Бизо. — Я имею в виду, вы уверены, что это подлинник? Крупнейший знаток творчества Экристида надменно вскинул подбородок: — Месье Бизо, раньше я не замечал за вами склонности к дурацким шуткам, — сухо произнёс он. — Простите за подобный тон, но, принимая во внимание время суток, а также… — Вы помните, какая картина висела на этом месте? — не дослушав его, спросил директор. — Разумеется, — огрызнулся профессор, — "Пантеон мёртвых" кисти Тетриоли! — Да, — грустно кивнул головой Бизо. — Единственная схожесть этих полотен состояла в том, что их размеры были практически идентичны. Две самые крупные картины в нашем музее. — Были?! — вздрогнул Залевски. — Да, были! — взвился директор. — А как прикажете изъясняться, когда в одно мгновение исчезает Тетриоли и появляется два совершенно одинаковых Экристида? И не смотрите на меня так! Я не сумасшедший! Пойдите в зал Экристида и убедитесь сами! Залевски возмущенно фыркнул, но всё же решил сходить, так как с самого начала этого безумного фарса, его мучил вопрос: кого же повесили на место "Золотой долины"? Спустя пять минут он примчался обратно. Его лицо было пунцовым, а в глазах, как и у директора, плескался ужас. Он подбежал к картине, столь неуместно смотревшейся в непривычном фламандском окружении, и стал внимательно её изучать. Через некоторое время он воскликнул: — Но этого не может быть! — Значит, я был прав, — устало произнёс Бизо. — Теперь в Лувре две "Золотых долины" и обе настоящие… Вы не могли ошибиться, профессор? — с надеждой спросил он. Залевски рассеянно потёр виски: — Можно, конечно, провести научно-техническую экспертизу, проверить холст, грунт, краски, но… — Можете не продолжать, коллега! Я ничуть не сомневаюсь в вашей компетенции. — Директор музея махнул рукой и схватился за голову. — Господи, за что? И как? Вы представляете, даже камеры наблюдения ничего не успели зафиксировать! На одном кадре Тетриоли, а уже на следующем — Экристид. Это какое-то безумие! — Тем не менее, необходимо срочно снять эти… — Залевски на мгновение споткнулся на слове, — …полотна с экспозиции. — И Джоконду тоже? — всхлипнул Бизо. — А что с Джокондой? — вытаращился Залевски. — Их двенадцать! — глупо хихикнул директор. — Не одна, не две, а целых двенадцать!!! А вот в зале Данэ недостача! Ровно на одинадцать полотен! — Бизо вдруг захрипел и упал на колени. — Врача! Позовите кто-нибудь врача! — во всю мочь закричал профессор. Его крик многоголосым эхом пронёсся по тихим залам Лувра. По тем самым залам, где столетиями хранились раритеты, некоторые из которых, таковыми уже не являлись…
Утром, так и не дождавшись от мужа сколь-нибудь вразумительного объяснения его странного поведения, пани Залевски хлопнула дверью и отправилась по магазинам. В последний момент профессор услышал, как она отчитывает сына: — Что значит — "Потерял!"? Где? Ты знаешь, сколько стоил этот набор? Сто шестьдесят франков! Я себе во всём отказываю — только бы у тебя была возможность учиться, а ты теряешь такие дорогие вещи! Нет будешь! Не смей спорить! Я сказала — не смей! Маме лучше знать! Это настоящая профессия — не то что у твоего отца! Посмотри на дядю Юрека: всего два года как он окончил университет, а уже купил собственный дом! Не плачь! Мама тебя любит! Мама купит Яцеку новый набор и умный Яцек выиграет школьную олимпиаду! Правда? Порадуешь мамочку? Ух ты, моя лапочка! Держи десять франков и жди меня в игровом центре, я скоро приду. Голоса удалились. Залевски перевернулся на другой бок и тупо уставился в противоположную стену. Он пытался думать о многих вещах, но у него ничего не получалось. В голове царил вакуум. Пустота! Ничто! Жизнь потеряла всякий смысл, и горше всего было осознавать, что весь этот смысл заключался в неповторимости четырёх полотен великого Экристида. Он знал их до мельчайших подробностей, до каждой царапинки, каждой трещинки. И вот оказалось, что всё это не более чем пшик. Оказывается, Экристида можно копировать! Экристида!!! Словно это не полотно величайшего художника, а помятая купюра, пропущенная через обычный ксерокс. За спиной кто-то осторожно кашлянул. Залевски повернулся. — Простите, я стучал, но вы не ответили, а времени очень мало, — извинился гость и без приглашения уселся в кресло. — А, Лакруа… Опять вы, — равнодушно пробормотал профессор. — Ну что там новенького? Сколько шедевров мы еще потеряли? — Потеряли? — француз вскочил на ноги. — В смысле, они уничтожены? Но этого не может быть! Этого просто не должно было произойти! — Да, — согласился Залевски, — это не должно было произойти, но это произошло! Оценив искренний ужас полицейского, профессор сразу и бесповоротно простил ему все неприятные эмоции, которые тот заставил его испытать прошлой ночью. — У меня где-то был коньяк. — Профессор тяжело поднялся с кровати и подошёл к бару. — Помянем Экристида? — спросил он, передавая капитану бокал. — Как там говорилось? Плодитесь и размножайтесь? — Размножайтесь! — с облегчением выдохнул Лакруа. — Так они просто размножились? Ну, слава богу! А я то подумал, что произошло непоправимое! Залевски отшвырнул бокал и схватил француза за грудки. — Идиот! Что вы в этом понимаете! Они уничтожены! Экристид должен быть один! Не два, не три, а один! Это книгу можно издать стотысячным тиражом и ничего не случится, а картина — это раритет! Можете вы это осознать своей тупой башкой? Лакруа без особых усилий освободился от захвата и мягко произнёс: — Успокойтесь, профессор! Уверяю вас — всё поправимо. Я пришёл сюда именно для того, чтобы всё исправить. Ну, и ещё, чтобы извиниться. — Я вас прощаю, — прорычал Залевски. — А теперь убирайтесь вон! — Он развернулся, указывая на дверь, и вдруг замер. — Как вы сказали? Всё можно исправить? Француз мягко улыбнулся: — Выслушайте меня, месье Залевски, прошу вас! Только предупреждаю, мой рассказ может вас шокировать. — Поверьте, после того, что случилось, это невозможно! — горько усмехнулся Залевски. — И всё же, постарайтесь выслушать меня спокойно, — предупредил Лакруа, после чего шумно вздохнул. — Прежде всего, хочу сказать, что в некотором роде, я — ваш коллега. Да-да, не удивляйтесь! Я, как и вы — искусствовед, но только вы изучаете искусство одного мира, а я сотен и даже тысяч! Вы меня понимаете? Профессор издал что-то похожее на хрюканье, подошёл к бару, налил себе полный бокал и залпом выпил. — Я всегда подозревал, что некоторые полицейские свалились откуда-то с Марса или с Юпитера! Среди французов, я полагаю, вас не так много, а вот в Варшаве, не иначе, вся полиция поголовно состоит из пришельцев! — Профессор, я не шучу! Вспомните, что произошло в музее! Я и в самом деле не из этого мира. Мой внешний облик — всего лишь скафандр или маска, если хотите, которую я на время одолжил у настоящего Лакруа. — Вы его убили и съели? — Что вы, — побледнел гость, — наша этика запрещает причинять вред разумным существам! Уверяю вас, Мишель Лакруа жив и здоров и в данный момент гуляет по городу с вашей женой! Профессор молча налил себе ещё один бокал. — Я что-то не то сказал? — заволновался Лакруа. — Напротив, я уже начинаю верить в ваш высший разум, — кисло произнёс Залевски и поспешил сменить тему. — Так что там по поводу искусства других миров? — Моя работа состоит в том, чтобы собирать образцы инопланетного искусства и затем изучать их. — Воруете! — философски заключил профессор. — Нет, как можно! Я же говорил, наша этика… — Тогда как? Лакруа виновато поник. — Делаем копию. Абсолютную копию, понимаете? На молекулярном уровне! Есть такой прибор, для вас проще называть его дубликатором. Оригинал остаётся в том мире, где был создан, а в нашем появляется его абсолютная копия. — Так какого же черта, вы наводнили Лувр Джокондами?! — взорвался профессор. Лжефранцуз съёжился. — У вас есть ребёнок, — тихо произнёс он, — и только это позволяет мне надеяться на ваше понимание. Дело в том, что я тоже отец, но у меня их сто восемнадцать. — Он развёл руками. — За всеми так сложно уследить! — Сколько?! — О, по нашим меркам, это не так уж и много. Просто, скорее всего, я плохой родитель, — тоскливо произнёс гость и смахнул слезу. — Не корите себя, — невольно смягчился Залевски, — мне и с одним-то порой не справиться, а тут целая сотня! — Не сотня, а сто восемнадцать, — уточнил Лакруа, сморкаясь в платок. — Я не хвастаюсь, просто, именно непоседливость моего младшенького стала причиной всех этих недоразумений. Видите ли, ваш мир и похожие на него, объявлены карантинной зоной, и доступ сюда запрещён. — Карантин? По-вашему, мы — зараза? — патриотично оскорбился Залевски. — О нет, вы меня не так поняли. Карантин объявлен по причине практически полной несовместимости наших сред обитания. Опасность катаклизмов и всё такое прочее. Простите, но это не в моей компетенции. Скажу лишь, что любой материальный предмет из карантинной зоны может доставить только спецгруппа, но даже в этом случае он должен пройти тщательное изучение. — А в обратную сторону? — насторожился профессор. — Я думаю, тоже нежелательно, — признал Лакруа. — Но запретный плод сладок, особенно для детей, вот мой младшенький и не удержался… — Он вздохнул. — Пока ничего страшного не произошло. Сто восемнадцатый притащил сюда дубликатор, а эта вещь практически безопасна! — Да что вы говорите! — язвительно заметил Залевски. — Простите, вы правы. Дубликатор в вашем мире сработал не так, как обычно: вместо того, чтобы отправить копию к нам, он оставил ее здесь, заменив ею другой материальный объект, максимально похожий по физическим параметрам. Но всё можно исправить! — Так исправляйте же! Чего вы ждёте? — Разве я не сказал? — пожал плечами Лакруа. — Мне нужен тот самый дубликатор, а у меня его нет! Сто восемнадцатый подарил его вашему сыну.
Парадокс, но десять франков в зале игровых автоматов и за его пределами — две совершенно разные суммы! Эту незамысловатую истину Яцек осознал, когда автомат противно пискнул и издевательски сообщил: "Game over"! Но поляки не зря во всём мире славятся своим упорством! Сначала Яцек честно пытался уговорить автомат вернуть жетон по-хорошему, а когда это не помогло — приступил к более активным действиям. Без сомнения, долгой и продолжительной осады этот кусок железа не выдержал бы, но на его счастье недалеко прогуливался охранник, и Яцеку пришлось осуществить временное тактическое отступление. Поразмыслив и так и эдак, он решил сбегать в номер и "одолжить" у отца десятку. Мысль показалась ему заманчивой, правильной и, что самое главное, своевременной, учитывая, что отец в данный момент спал и, следовательно, возражений с его стороны по поводу внеочередного займа ожидать не приходилось. Но как это часто бывает, действительность не всегда отвечает нашим желаниям: едва он просунул голову в дверь, как прямо над ухом раздался знакомый рёв: "Яцек!!!". Это могло означать только одно: он опять что-то сделал не так, и это "что-то" стало известно отцу. Пан Залевски не торопился. Он выставил на середину комнаты стул, сел, немного покряхтел, показывая насколько зол, и только потом поманил сына пальцем. — Яцек, — вкрадчиво начал он, — до меня дошли сведения, что вчера один… — Отец обернулся и вопрошающе посмотрел на француза, который сидел на соседнем стуле. — Пьер, — подсказал тот. — Мальчишка лет десяти, конопатый, был одет в шорты и футболку с надписью "Убей старшего брата!". Залевски старший кивнул и продолжил: — … мальчик по имени Пьер подарил тебе некую вещь. — Отец сделал многозначительную паузу, означающую, что этот факт доказан и оспаривать его бесполезно. — Так вот, я настоятельно требую, чтобы ты отдал эту вещь! И немедленно! — Не отдам! — насупился Яцек, прикидывая, начинать уже хлюпать носом или немного подождать. — Яцек! — повысил голос отец. — Я не шучу! Немедленно верни дубликатор! Этот господин, — он кивнул в сторону француза, — из Интерпола! Ты хочешь провести всю свою жизнь в тюрьме? — Яцек заинтересованно склонил голову, но отец поспешно добавил: — Нет-нет, даже не надейся! Не во Франции! Яцек подумал, что это существенно меняет дело, и решил начать сотрудничество. — А за что? — с интонацией адвоката Гражика из сериала "Виноваты все, но не я!" спросил он. Отец наклонился к его лицу и голосом прокурора Адамчика из того же сериала, хищно прошипел: — За попытку контрабандного вывоза произведений искусства! За вандализм! В конце концов, за то, что к двенадцати годам ты так и не научился думать головой!!! Этого Яцек никак не ожидал. Жгучая обида затопила все его тщательно выстроенные стратегические редуты, и он разрыдался. — Ты же сам этого хотел! — Что?! — вскочил Залевски. — Да! — сквозь слёзы закричал Яцек. — Ты сам говорил маме, что зарабатывал бы больше, если бы сохранилось не четыре картины Экристида, а хотя бы пара десятков! — Но я совсем не это имел в виду, — обескуражено пробормотал профессор. — Я хотел сказать… сказать… — Залевски понял, что выразить свою мысль ему не удастся, и потому закончил нейтрально, — …что подслушивать взрослые разговоры стыдно! Вот что я имел в виду! Сын разрыдался ещё громче. Залевски решил смягчить ситуацию: — Ну, хорошо, с Экристидом всё понятно, а Джоконду зачем размножил? Да ещё в таком количестве! — Она мне нравится, — всхлипнул Яцек. Вы когда-нибудь видели, как тает мороженое в пустыне? Залевски растаял ещё быстрее. Он опустился на колени и прочувственно обнял сына. — Сынок! Наконец-то! — Профессор обернулся к Лакруа и со слезами на глазах простонал: — Гены! Дождался! В течение следующих нескольких минут Лакруа был вынужден прослушать премьеру оперы "Великий плач" в исполнении мужского хора семьи Залевски. Наконец, Залевски старший решил, что подобные импровизации слишком интимны, чтобы представлять их широкой публике, и шумно высморкавшись в носовой платок, проникновенно произнёс: — Отдай этот чёртов дубликатор, сынок! Я куплю тебе всё, что ты захочешь! Бывают предложения, от которых отказываться не просто глупо, а, по меньшей мере — преступно! Поэтому Яцек немедленно вынул из кармана дубликатор, внешне напоминавший обычный мобильник, и протянул его французу. — Нате! Всё равно там зарядка села, — пробурчал он и добавил: — Но это нечестно! Лакруа торопливо схватил прибор и начал с ним возиться. — Получится? — с надеждой спросил профессор, заглядывая ему через плечо. — Уже! — торжественно возвестил Лакруа, вставая со стула. — Я всё исправил! Все картины на своих местах и в нужном количестве! Вот только жаль, что директор Бизо пострадал. Я слышал он в больнице? — обеспокоился гость. — Я сейчас же ему позвоню, и он сразу пойдёт на поправку! — радостно сказал Залевски. — А все неприятности можно объяснить стрессом: Анри в последнее время и в самом деле много работал. — Ну и чудно! — улыбнулся гость. — К сожалению, мне пора! — Он помялся. — Дети понимаете ли! У меня их… — Сто восемнадцать! Как же, помню! — расхохотался профессор. — Яцек, попрощайся с гостем! Яцек хмуро кивнул и, не удержавшись, повторил: — И всё равно — это нечестно! Уговор дороже денег! Француз потрепал его по голове и протянул руку профессору. — Вы извините ещё раз за всё! — Да ладно, чего там! — прогудел Залевски, крепко пожимая ему руку. — Я же тоже отец! Да и по секрету сказать, сам в детстве чего только не… Залевски вдруг замолчал. Потом побледнел. Потом прокашлялся. — Что такое? — испугался Лакруа. — Вам плохо? Профессор не ответил. Он повернулся к сыну и дрожащим голосом спросил: — Сын, а тот мальчик… Он тебе подарил дубликатор или вы… — Залевски судорожно сглотнул и, наконец, выдавил: — …обменялись? Яцек низко опустил голову. — Как обменялись? На что? — завопил гость. Залевски тяжело опустился на стул. — Лакруа, напомните, что вы там говорили о несовместимости наших сред обитания? — глухо спросил он. — К-карантинная зона, — заикаясь, пролепетал Лакруа. — На вашем месте, я бы со всех ног помчался домой, — траурным голосом произнёс Залевски. — Как мне кажется, сто восемнадцатый, притащил домой нечто похуже атомной бомбы. — Что может быть хуже вашей атомной бомбы? — прохрипел многодетный отец. Профессор виновато пожал плечами: — Так… пустяковина, которую пани Залевски купила сыну на распродаже за сто шестьдесят франков… — Да не томите же! — взмолился гость. Залевски собрался духом и выпалил: — Набор "Юный химик"! НАШ набор, понимаете?!
Последние комментарии
1 день 7 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад