Чипсайд [Хелен Симпсон] (fb2) читать постранично, страница - 4

машина остановилась, чтобы подобрать второго попутчика — о нем мы уже говорили, назовем его туристом номер два, — но не стал вылезать из гроба, поскольку снаружи еще лило вовсю. Затем, спустя некоторое время, дождь пошел на убыль, первый турист сдвинул крышку, и мы знаем, что случилось дальше.

— Ага, второй сломал ногу.

— Так что ты думаешь на этот счет?

— Турист номер два — дебил, — сказал Сэм. — А турист номер один — шизик. В гроб залез!

— Ну и что? Он сказал бы, что это просто разумный поступок. Если у тебя не хватает ума спрятаться от дождя…

— Если уж ему так не хотелось мокнуть, подождал бы крытого грузовика.

— А он вот не подождал, — отрезал я.

Юристы вроде меня — те, что выросли на сериале «Королевский суд», — мечтали специализироваться по уголовному праву. Ха! Теперь мы говорим друг другу, что хотим защищать права человека. Ха и еще раз ха! Конечно, мы растеклись кто куда — в налогообложение, в разрешение споров или коммерческую собственность.

Бев говорила, что юристы похожи на маленьких птичек, которые залетают в разинутую пасть крокодила и вынимают у него из зубов кусочки подгнившего мяса; одно слово — паразиты. Хорошо, что кожа у меня довольно толстая. Нашему брату по-другому и нельзя. Как там у Шекспира: первым делом перебьем всех законников! Сдается мне, по популярности мы стоим наравне с политиками — недаром каждый второй из нынешних политиков или бывший юрист, или станет им позже.

— Сэм, — сказал я, — по-моему, здесь нужен более тонкий и взвешенный подход. — Мое терпение понемногу истощалось. — С точки зрения английского закона следует определить, имел ли в нашем случае место деликт, называемый небрежностью. Знаешь, что такое деликт?

— Не-а.

— Это правонарушение, совершенное при отсутствии контракта, влекущего за собой гражданскую юридическую ответственность.

Вид у него был растерянный и подавленный.

— Знаешь, что такое контракт?

— Типа когда о чем-то договариваются?

— Верно, — сказал я чуть устало. — Контракт — это устное или письменное соглашение, имеющее законную силу, и нам обоим, думаю, ясно, что наш турист и водитель грузовика никакого контракта не заключали. Пока все понятно?

Он кивнул.

— Небрежность здесь является деликтом, поскольку стороны ни устно, ни письменно ни о чем не договаривались; они не заключали сделки и не предполагали взаимных расчетов. Так?

Он снова кивнул, хоть и без всякого энтузиазма.

— И в суде, скорее всего, поставили бы такой вопрос: есть ли в данном случае достаточные основания считать, что либо водитель грузовика, либо турист номер один приняли на себя обязанность заботиться о туристе номер два?

Он уперся взглядом в тарелку и начал отдирать от своего тоста маленькие кусочки.

— Ты следишь за моими рассуждениями? — спросил я.

— Вроде да, — промямлил он.

Вроде, подумал я; нет, так не годится.

— Ладно, попробую выразиться яснее. Нам нужно понять, вступили ли участники нашего происшествия в такие взаимоотношения, которые подразумевают обязанность проявлять заботу друг о друге.

— Обязанность проявлять заботу — это как?

— А как по-твоему?

— Я думал, ее берешь на себя, когда женишься.

— Что?

— Или когда у тебя дети. Ты же должен о них заботиться. Это твоя обязанность.

— Нет. При чем тут это? — Я вздохнул. — Смотри, вот тебе пример. Если я предлагаю кому-то подвезти его на своей машине, это значит, что я беру на себя обязанность проявлять о нем заботу. Понимаешь?

Кивок.

— Я отвечаю за то, что моя машина в исправном состоянии и что я могу вести ее, не нарушая правил. Стало быть, беру на себя обязанность проявлять заботу о своем пассажире. Так?

— Ага.

— Ну и как ты думаешь, обязан шофер грузовика проявлять заботу о тех, кого он подсаживает к себе на дороге?

— Нет, если он не приглашает их сесть. Они же сами просятся.

— Так-так. Значит, вот какова твоя позиция! Если человек сам просит его подвезти, то он действует на свой страх и риск, что бы ни случилось дальше?

— Да.

— В таком случае, ты ссылаешься на принцип Volenti non fit injuria!

— Чего?

Уставился на меня в изумлении, голубые глаза широко раскрыты.

— Согласие потерпевшего устраняет противоправность вреда.

— Да, — сказал он. — То есть нет.

Переломный момент наступил, когда мы добрались до сорока трех. Классический кризис среднего возраста, я полагаю. Двое детей, по кредитам еще платить и платить, а она упорно отказывалась принимать мою карьеру всерьез. «Сейчас не военное время! — говорила она. — У нас нет необходимости так жить». Называла меня отсутствующим домовладельцем. Я, мол, прихожу домой только на заправку, это для меня не дом, а гараж. Хочу и ее с детьми при себе держать, и жить сам по себе; умудряюсь сидеть разом на двух стульях. Она без устали критиковала меня и действовала мне на нервы — не жена, а прямо какая-то пятая колонна.

Никаких разумных предложений она, разумеется, не выдвигала. Что мне