Чипсайд [Хелен Симпсон] (fb2) читать постранично, страница - 3

рабочую неделю ради экономии электричества, и в старших классах мы делали уроки при свечах. Тогда все выглядело мрачно, и в воздухе пахло апокалипсисом, но вскоре наступили восьмидесятые, и началась глобализация.

Нашему поколению повезло. Перед нами распахнулся весь мир. В последние тридцать лет куча людей, отнюдь не блещущих умом, добилась очень внушительных успехов в самых разных областях. Конечно, для этого им пришлось попотеть, однако даже те, кто не слишком себя утруждали и не отличались честолюбием, далеко обскакали своих родителей. Правда, для этого надо было жить на юге, ну так что ж? Многие из нас взяли ноги в руки и перебрались на юг.

Бев недоумевала, почему бы не нанять на службу вдвое больше юристов за ползарплаты: деньги, мол, все равно выйдут неплохие, зато у людей останется время на что-то другое. Но она просто не понимала, что между работой и личной жизнью нельзя установить идеальное равновесие. Вот в чем вся штука! Нельзя быть собранным и беззаботным одновременно. Либо ты принимаешь правила игры и вкалываешь по четырнадцать часов в день, либо нет. Конечно, какая-то жизнь вне работы есть и у юристов. Но если ты думаешь, что тебе никогда не придется жертвовать вечерами или выходными, ты сильно ошибаешься!

— Знаешь басню про муравья и стрекозу, Сэм? — спросил я.

— Да, — буркнул он. — Отец рассказывал.

— Ну вот, — сказал я. — Видишь? Итак, вернемся к нашему туристу со сломанной ногой.

— Дебил.

Кажется, мы зашли в тупик, но мне пока не хотелось обсуждать самую банальную юридическую проблему — можно ли оправдать съедение юнги.

Мне хотелось объяснить парню, что все дело в отношении. Тут нужны решимость и боевой дух, а может быть, даже отвага. Как у регбиста, который прямо на поле вправляет себе выбитое колено и продолжает игру.

— Какой вид спорта тебе нравится? — спросил я.

— Никакой.

Оно и видно, мелькнуло у меня в голове.

Нашим родителям было проще: уверенность в завтрашнем дне, безработица почти на нуле. Ты не слишком напрягался и получал достаточно. Еще и нормальную пенсию в перспективе! Эх, было времечко… Но теперь все иначе, и я хотел, чтобы Сэм понял это, пока мы не вышли из ресторана. Теперь никто не работает спустя рукава, даже в госсекторе.

Нечего жадничать, говорила Бев; мы родились в стране с бесплатными школами и здравоохранением, дальше тоже все сложилось неплохо, так что давай уедем из Лондона и будем жить в свое удовольствие. Она хотела, чтобы я бросил Сити и работал в провинции — оформлял бы себе потихоньку всякие завещания и сделки с недвижимостью, только она не понимала, что нынче и в мелкой конторе не расслабишься. Все сознают, что к прежней стабильности мы уже не вернемся, а ведь когда-то она была непременным спутником нашей профессии.

Кроме того, в провинции я быстро заскучал бы.

«После какого-то уровня чем больше человек зарабатывает, тем меньше я его уважаю», — заявила Бев. Смешно! «Ну и что это за уровень?» — спросил я. «Комфортной адекватности», — ответила она. Это была наша семейная шутка: когда ее бабка из Кэтфорда хотела выяснить, хватает ли нам денег на еду, она спрашивала: а заработок у вас адекватный для комфорта? В ту пору, когда у нас еще не было детей, мы часто навещали ее по воскресеньям, приезжали на обед или чай.

Слава богу, в Лорен нет ничего общего со старыми хиппи. Уж у нее-то котелок в полном порядке!

Бев решила взвалить все бремя экономического неравноправия, всю вину за тотальную алчность на свои плечи. Как будто так не было испокон веку! Любая нормальная женщина гордилась бы тем, чего мы достигли. Причем без всякого наследства — от наших родных мы и гроша ломаного не получили. А вот у Лорен здоровое чувство самоуважения. Может, это поколенческое.

Развод — малоприятная вещь. Какое там! Даже удивительно: столько лет прошло, а до сих пор саднит. Но жизнь продолжается.

Официант принес большое мясистое крыло ската для меня и маленький подгорелый тостик с сыром для моего спутника.

— Ты уверен, что больше ничего не хочешь? — спросил я. — Фигуру бережешь, что ли?

Он снова залился отчаянным багрянцем.

— Не люблю рыбу, — пробормотал он, с отвращением покосившись на мою тарелку.

— А зря.

Надо мне было угостить его сандвичем в подвальчике Сент-Мэри-ле-Боу, да и дело с концом. Тогда я показал бы ему, как старинные церкви гнездятся между небоскребами Сити, как церковь Рена словно баюкает на сгибе локтя офисный блок. Показал бы статую Правосудия на крыше Олд-Бейли — ту самую, с мечом в правой руке и весами в левой. Наверное, от этого было бы больше толку, чем от такого разговора.

— Ну ладно, — сказал я, — вернемся к нашим туристам.

Он обреченно посмотрел на меня.

— Произошло там, разумеется, следующее. Некто — назовем его туристом номер один — забрался в грузовик первым. Чтобы спрятаться от дождя, он решил залезть в пустой гроб и накрыться крышкой. Потом он услышал, как