Сказочные облака [Франсуаза Саган] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (34) »
Франсуаза Саган Сказочные облака
Глава 1
На фоне ярко-голубого неба Ки-Ларго чернел иссохший остов какого-то ветвистого тропического дерева, напоминающий страшное насекомое. Жозе вздохнула, закрыла глаза. Настоящие деревья, вроде того одинокого тополя на краю луга, у самого дома, были сейчас далеко. Она ложилась под ним, упиралась ногами в ствол, смотрела на сотни трепещущих на ветру листочков, наклонявших общими усилиями самую верхушку дерева, которая, казалось, вот-вот оторвется, вот-вот улетит. Сколько ей тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать? Иногда она ладонями сжимала голову, припадала к тополю, прикасалась губами к бугристой коре и шептала клятвы, вдыхая неповторимый букет из травы, юности, страха перед будущим и уверенности в нем. В то время она не могла вообразить, что когда-нибудь покинет этот тополь и, вернувшись десятилетие спустя, обнаружит, что он срублен под самый корень, что от него остался лишь сухой пень с пожелтевшими зарубками от топора. — О чем ты думаешь? — О дереве. — Каком дереве? — Ты его не знаешь, — сказала она и рассмеялась. — Само собой. Не отрывая глаз, она почувствовала, что внутри нее что-то сжалось. Это случалось всякий раз, когда Алан начинал говорить таким тоном. — Когда мне было девять лет, я любила один тополь. Она задумалась, почему ей пришло в голову представить себя моложе, чем это было на самом деле. Наверное, чтобы уменьшить ревность Алана. Раз ей было только девять, вряд ли он спросит: «Кого, кого ты любила?» Наступила тишина, но она чувствовала, что ответ его не удовлетворил, что он о чем-то напряженно размышляет, и на смену ее безмятежной дреме пришло напряженное внимание. Парусина шезлонга облегала ее спину, с затылка никак не могла скатиться капля пота. — Почему ты вышла за меня замуж? — спросил он. — Я тебя любила. — А сейчас? — Я тебя и сейчас люблю. — За что? Это было прологом: первые реплики соответствовали трем звонкам в театре, они напоминали своеобразный, установленный по обоюдному согласию ритуал, который предшествовал сцене самоистязания Алана. — Алан, — тоскливо произнесла она, — давай не будем. — За что ты меня полюбила? — Ты казался мне спокойным, надежным американцем. Я считала тебя красивым. — А теперь? — Теперь я не считаю, что ты спокойный американец, но ты остаешься красивым. — Безнадежно закомплексованный американец, не так ли? Не будем забывать про мою мамулю, про мои доллары. — Да, черт тебя побери, да! Я тебя придумала. Ты это хочешь услышать? — Я хочу, чтобы ты меня любила. — Я тебя люблю. — Не любишь. «Когда же наконец вернутся остальные? — думала она. — Возвращались бы поскорее. В такую жару вздумали рыбу ловить. Как только они прибудут, пойдем ужинать, Алан слегка переберет виски, лихо погонит машину, а ночью заснет мертвым сном. Он крепко прижмется ко мне, почти раздавит и, может быть, часок-другой в своем забытьи будет мне мил. А на следующее утро он расскажет мне все свои ночные кошмары, ведь у него такое богатое воображение». Жозе приподнялась и взглянула на белый причал. Никого. Она снова опустилась в шезлонг. — Их еще нет, — язвительно произнес Алан. — Жаль. Тебе скучно, не так ли? Она повернулась к нему лицом. Он пристально смотрел на нее. Он и вправду походил на молодого героя вестерна. Светлые глаза, обветренная кожа, прямой взгляд, простодушие, пусть даже напускное. Алан. Да, было время, она его любила. Но и теперь, когда как следует всматривалась в него, продолжала питать к нему слабость. Однако все чаще и чаще отводила от него глаза. — Ну что, продолжим? — Тебя это забавляет? — Что ты почувствовала, когда я сделал тебе предложение? — Я была рада. — И все? — Мне показалось, что я спасена. Ведь я… Мне было тогда нелегко, ты же знаешь. — Почему нелегко? Кто был в этом виноват? — Европа. — Кто именно в Европе? — Я уже рассказывала тебе. — Повтори еще раз. «Уйду, — вдруг подумала Жозе. — Я должна понять, что это неизбежно. Пусть делает, что хочет. Пусть застрелится. Он уже не раз угрожал. И его горе-психиатр тоже говорил, что такое может случиться. Пусть свихнется, как и его чертов отец. Пусть их всех сведет в могилу этот идиотский алкоголизм. Да здравствует Франция и Бенжамен Констан[1]!» В то же время, как ни хотел этого Алан, она не могла представить его мертвым, мысли о его возможном самоубийстве вызывали у нее отвращение: «Ему для этого нужен будет какой-нибудь предлог, а я не хочу им быть». — Это похоже на шантаж, — сказала она. — Ну да, конечно, я знаю, о чем ты думаешь. — Я не могу уважать тебя, пока ты меня так шантажируешь, — произнесла она. — А что прикажешь делать? — Да ничего. Плевал он на то, уважает она его или нет. Впрочем, это мало ее задевало — она себя- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (34) »
Последние комментарии
53 минут 1 секунда назад
7 часов 15 минут назад
7 часов 23 минут назад
7 часов 51 минут назад
7 часов 55 минут назад
7 часов 56 минут назад