Шутка философа [Джером Клапка Джером] (fb2) читать постранично

Джером К. Джером Шутка философа

Сам я не верю этой истории. Шесть человек убеждены в её истинности, но всеми силами стараются уверить себя, что это была галлюцинация. Вся беда в том, что их шестеро. Каждый из них в отдельности ясно сознает, что этого никогда не могло быть. К несчастью, они все близкие друзья и не могут разойтись; и лишь только они встретятся и посмотрят друг другу в глаза — загадочная история снова пронимает образ и форму.

Рассказал ее мне — о чем немедленно же пожалел — сам Армитэдж, когда, однажды вечером, мы с ним сидели одни в курительной комнате клуба. Сделал он это — как позже признался мне — под влиянием минуты. Весь тот день таинственная история преследовала его с необыкновенной настойчивостью, и при виде меня ему пришло в голову, что скептицизм, с каким, наверное, отнесется к его рассказу человек заурядного ума (он употребил это выражение не в обидном смысле), может быть поможет ему самому видеть всю нелепость и невозможность этого происшествия. Я склонен полагать, что его ожидания оправдались. Он поблагодарил меня за то, что я всё свел к галлюцинации расстроенного ума, и просил не упоминать обо всем этом ни одной живой душе.

Я обещал и должен заметить тут, что не считаю настоящий рассказ нарушением обещания. Армитэдж — не настоящая фамилия этого господина; она даже не начинается с А. Прочтя мой рассказ, вы можете в тот же вечер обедать вместе с ним и не будете знать, что это он.

Само собой разумеется, также, я счел себя в полном праве секретно поговорить об этом и с мистрис Армитэдж — очаровательной женщиной, которую я знал до её замужества, когда она была Алисой Блэчли. Но она залилась слезами, как только я заикнулся о загадочной истории. Чтобы успокоить ее, мне пришлось употребить немало усилий. Она сказала, что чувствует себя совсем счастливой, когда не думает об этой истории. Она и муж никогда не говорят об этом друг с другом, и, по её мнению, они могли бы окончательно забыть всё, если бы не встречались с другими. Она жалеет, что они так дружны с Иверэтт. Мистеру и мистрис Иверэтт пригрезился тот же самый сон, т. е. если предположить, что это был сон. Да и вообще, мистер Иверэтт не из тех людей, с которыми священнику следовало бы водить знакомство. Но у Армитаджа всегда найдется возражение: лишать свой дружбы человека только потому, что он в некотором роде грешник, было бы непоследовательно для священника. Наоборот, надо оставаться его другом и стараться влиять на него. Каждый вторник они обедают вместе с Иверэтт, и всякий раз, когда она сидит против них, ей кажется невозможным, чтобы все четверо, в одно и то же время и одинаковым образом, стали жертвой одной и той же иллюзии. Мне, кажется, удалось немного ободрить ее. Она согласилась, что с точки зрения здравого смысла вся история нелепа, и пригрозила, что никогда больше не будет разговаривать со мной, если я кому-нибудь хоть словом обмолвлюсь об этом. Она очаровательная женщина, как я, кажется, уже упомянул выше.

По странному совпадению я в это время был одним из директоров акционерного общества, основанного мистером Иверэтт, для развития торгового судоходства на Соленом озере, и в следующее воскресенье, после упомянутого разговора, завтракал с ним. Он интересный собеседник, и мне стало любопытно, как такой умный, практичный господин объяснит свою прикосновенность к столь невероятной, болезненно-фантастической истории; поэтому я намекнул, что она мне известна. И он, и жена моментально переменились в обращении. Они непременно хотели узнать, кто мне рассказал это. Я отказался сообщить им это, так как они, очевидно, рассердились бы на Армитаджа. По теории Иверэтта, всё это приснилось одному из них, — вероятнее всего Кэмльфорду — а уж он гипнотическим путем внушил остальным, будто они тоже видели этот сон. Он прибавил, что с самого начала высмеял бы предположение, будто это был не сон, если бы не одно незначительное обстоятельство. Какое именно, он ни за что не хотел сказать. Потому что — как он объяснил мне — он не желает вообще останавливаться на этой загадочной истории, а хочет лишь забыть ее поскорее. И дружески посоветовал мне по возможности воздерживаться от болтовни на эту тему, дабы не слететь с директорского места. Он иногда ставит вопросы ребром.

У Иверэтт я позже познакомился с мистрис Кэмльфорд, одной из красивейших женщин, когда-либо встречавшихся мне. Я поступил очень глупо, но моя память на имена слаба. Я забыл, что мистер и мистрис Кэмльфорд являются двумя ближайшими участниками этой истории, и упомянул о ней, как о курьезном рассказе, будто бы прочитанном мною в каком-то старом журнале. Я рассчитывал, что это вовлечет нас в разговор о платонической дружбе. Но мистрис Кэмльфорд вскочила со стула и бросила на меня негодующий взгляд. Тут я вспомнил — и искренно пожалел, что не откусил себя языка. Она долго не желала простить меня, но в конце концов сменила гнев на милость, согласившись приписать мой промах моей глупости. Лично она уверена,