Жестокая ложь [Мартина Коул] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Мартина Коул Жестокая ложь
Критики называют Мартину Коул феноменом современной литературы. Она единственная писательница, которая осмеливается откровенно и без прикрас рассказывать о событиях, какими бы шокирующими и ужасными они ни были. При этом ее истории удивительно реалистичны, дышат невыдуманными страстями, а герои кажутся давно знакомыми людьми, которые живут по соседству. В напечатанном в The Times отзыве на очередной роман писательницы говорится, что после нескольких прочитанных глав приходится захлопывать книгу и переводить дух, успокаивая бешено бьющееся сердце. И это действительно так. Детективы и триллеры Коул не раз занимали верхние строчки в престижных книжных рейтингах. Две ее книги были экранизированы, а еще две послужили основой для театральных постановок. Однако главным критерием успеха является, конечно, любовь читателей. Все 18 произведений талантливого автора стали бестселлерами, их общий тираж превысил 10 миллионов экземпляров. Почитатели таланта Мартины Коул во всех уголках мира с нетерпением ждут новых потрясающих историй. Книга, которую вы держите в руках, бесспорно, одно из лучших произведений автора. И хотя события, описанные в ней, происходят в Великобритании, переживания, чувства, мечты, страдания и желания героев близки и понятны каждому. Молодая красавица, занятая исключительно собой и считающая детей досадной помехой на пути к своей цели. Мужчина, очарованный красотой и показной добротой девушки и жестоко обманувшийся в своих ожиданиях. Девочка, которая горячо любит бабушку, воспитавшую ее, которая жалеет отца, доброго, мягкого и глубоко несчастного человека, и ненавидит мать. Пожилая женщина, с болью в сердце наблюдающая, как одна ее дочь разрушает счастье другой. Простыми и понятными словами Коул описывает всю глубину их чувств, заставляет сопереживать героям, ненавидеть и любить вместе с ними. Синтия кажется ангелом: золотистые волосы, голубые глаза, очаровательная улыбка, идеальный дом, прекрасные дети. Но демон тщеславия завладел ее душой, и теперь под маской ангела скрывается сущий дьявол. Она презирает родителей за «плебейские», по ее мнению, вкусы, ненавидит мужа за то, что он не оправдал ее ожиданий, а детей и вовсе считает обузой. Черная зависть и злоба поселяются в ее сердце, когда Синтия узнает, что бывший возлюбленный, ставший очень богатым и влиятельным, предложил руку и сердце ее родной сестре Селесте — глупой кукле, которая Синтии и в подметки не годится! А в это время ее собственный муж от отчаяния принимает наркотики, дочь страдает без материнской ласки, а у сына неуклонно развивается психическая болезнь… Синтия достигает всех своих целей, становится свободной и богатой женщиной. Но вдруг обнаруживает, что у ее непутевой дочери есть настоящее сокровище — дети. Очаровательные малыши во что бы то ни стало должны принадлежать ей! Однако Бог за все возьмет плату, и не деньгами. Какую цену заплатит Синтия за исполнение своих желаний?Моему Фредди Флинг-Флэнг. Люблю тебя, дорогой.Долли Р…
Пролог
Как благородно расцветать в смерти.Лесли Карон (название песни)
2009
— Я не собираюсь слушать этот бред, Габриела! Ты не права! Полностью не права! Подумай хоть раз своей тупой башкой! Я души не чаяла во внуке! Что же до твоего брата, то я не верю… Полицейские, должно быть, ошиблись. По страху в глазах матери Габби видела, что та врет. Все, в чем дочь ее обвиняет, — сущая правда. — Я встретила твою старую знакомую Дженни. От нее я обо всем и узнала. Она рассказала мне о доме в Илфорде. Женщине казалось, что она читает мысли матери. Она видела, как судорожно работают ее мозги, стараясь придумать, что бы такое сказать, выдавая очередную ложь, похожую на правду. — Что с тобой, Габриела? Почему я должна тратить время, выслушивая эту несусветную чушь?! Габби вдруг почувствовала, как ее покрытая шрамами рука сама собой тянется к большой бронзовой статуэтке кошки. Она ощутила ее тяжесть. Мать продолжала извергать из себя поток слов. Мир, по мнению Синтии Тейлор, вращается вокруг нее. Наравне с самим Господом Богом, ее слово является непреложным законом для членов семьи, которой она правит железной рукой. Молодая женщина видела, как двигаются губы матери, но не слышала произносимых ею слов. В ушах стоял навязчивый шум. А потом… Подняв бронзовую статуэтку над головой, Габби изо всей силы ударила мать по лицу, и ее сознание затопила радость, оттого что теперь она сполна рассчитается за все. Теперь эта женщина заткнется раз и навсегда. Синтия упала на белый кожаный диван. Мелкие брызги крови наполнили воздух подобно красному туману. Габби ударила еще раз… И еще… Каждый удар ослаблял тугой узел в ее груди. С каждым взмахом руки сердце билось все медленнее и спокойнее. Когда все закончилось, Габби взглянула на окровавленное тело, впервые за много лет почувствовав, что мир наконец-то поселился в ее истерзанной душе. Теперь мать трудно было узнать. Из глубоких рваных ран на лице с пугающей скоростью лилась кровь. Габби смотрела на женщину, которую ненавидела почти всю свою жизнь. Потом уселась в обтянутое кожей кресло, которое Синтии продали под видом антиквариата, закрыла лицо окровавленными руками и разрыдалась.Книга 1
Тяжел и длинен путь из ада к свету.Джон Мильтон. Потерянный рай (1667)
Ибо корень всех зол есть сребролюбие.1 Тим 6:10
Глава 1
1984
— Брось, Джимми. Давай пропустим еще по одной. У меня ведь сегодня как-никак праздник. Джимми Тейлор улыбнулся. Он был добродушным человеком, и некоторые этим успешно пользовались. А еще он был большим человеком, большим во всех отношениях. При росте в шесть футов Джимми обладал мускулистым телосложением. До женитьбы он занимался бодибилдингом и до сих пор поддерживал себя в хорошей физической форме. — Нет. Лучше я пойду. Меня ждет Синтия. Пятничный вечер после работы. Его приятели решили пропустить по паре пинт, прежде чем присоединиться к женам и подругам в одном из винных баров Вест-Энда. Джимми хотелось пойти с ними, но он прекрасно знал, что Синтия не согласится. — Черт возьми, Джимми, ты женат, а не привязан к ней! — пошутил его закадычный друг Дэйви Браун. Дэйви считал, что его приятель ведет себя как тряпка и ему следует показать Синтии, кто в доме хозяин. На самом деле Дэйви просто ничего не понимал. Никто из них не понимал, что с ним происходит. Джимми выдавил из себя улыбку. — Мы экономим… Габриела и все такое… — Разумеется, приятель. Всего наилучшего! — воскликнул Дэйви, уже сожалея об отпущенной колкости. Через несколько минут Джимми вышел из паба. Ему не хотелось идти домой, но он не мог остаться. Он приподнял воротник пальто и, чувствуя, как мороз обжигает лицо, неторопливо зашагал по улице.Глава 2
Синтия Тейлор была довольна собой. В доме царили идеальный порядок и праздничное убранство, достойное Рождества. Все, начиная от ароматизированной сосны, украшенной со вкусом — никакой дешевой мишуры или разноцветных огоньков! — и заканчивая аккуратно упакованными подарками, лежащими под деревом, отвечало ее представлениям о совершенстве. Как далеко она ушла от дома, в котором выросла, с его грязью, дешевыми гирляндами на стенах, запахами жарящегося бекона и чеснока! Синтию передернуло, когда она вспомнила дом своей матери. Она сбежала оттуда и никогда, ни за что не вернется к прежней жизни. Гостиная в ее доме была окрашена в бледно-кремовый цвет. На полу — толстый аксминстерский ковер. Конечно, он обошелся в маленькое состояние, но на фоне стен и роскошных бархатных портьер шоколадного цвета выглядел просто шикарно. Синтия знала, что у нее очень красивый дом. Она без устали убирала и украшала его. Это будет лишь первым этапом. Выгодно продав его, они заработают немало денег и купят себе что-нибудь получше. А потом продадут и тот, новый дом ради еще более шикарного. Она довольно вздохнула, смакуя картинки будущего благополучия. Джеймс, что ни говори, надежный муж, иногда, правда, скучный, зато с профессией бухгалтера и местом в Сити он никогда не пропадет. Синтия надеялась, что со дня на день он получит повышение. Сама она родилась в застроенном муниципальными домами микрорайоне в Хакни[1] и еще в детстве решила, что съедет оттуда, как только представится такая возможность. Теперь она жила в Илфорде, в миленьком домике, имеющем общую стену с соседним домом, а впереди ее ожидает еще более благополучная жизнь. Синтия прошла в кухню посмотреть, как тушится еда в дорогой кастрюле из жаропрочного материала, что стояла на ее новой галогенной плите. Кухня словно бы сошла с фотографии в глянцевом журнале. Белые двери и раковина из нержавеющей стали. Настоящая «Хигена». Синтия понимала, что столь шикарная мебель не совсем соответствует относительно скромному дому, но воспринимала покупку кухонной мебели в качестве выгодной инвестиции. Джеймс поворчал, что им это не по карману, но потом уступил. Он всегда ей уступал. В конце концов, это она, а не он, проводит в кухне очень много времени, поэтому Синтии казалось вполне оправданным желание иметь там то, что будет радовать глаз. С самого начала она сделала все возможное, чтобы муж усвоил, кто «босс» в их доме. Заслышав плач дочери, Синтия вздохнула и, выйдя из кухни, заспешила вверх по лестнице. Габриела была единственным пятном в ее идеальной жизни. Остальные дети в детском саду, в который ходила ее дочь, уже давным-давно перестали писать в постельку. Почему Габриела так запаздывает в развитии? Она вошла в детскую. Все здесь выглядело так, как должно выглядеть в идеальных детских комнатах, предназначенных для идеальных маленьких девочек. На стенах — обои бледно-розового цвета. На полу разостлан коврик кремовых тонов. Синтия обожала эту комнату. Сама она в детстве делила комнату с сестрой. Там было неряшливо, холодно и сыро. Маленькая Синтия терпеть не могла спать в ней. Из малюсенького ночничка лилось розоватое свечение. Встав на колени перед кроваткой, она посмотрела на дочь. — Что случилось, Габриела? В голубых глазах застыла мольба. Синтия сразу же поняла, что произошло. — Ну, Габриела… Почему ты меня не позвала? Я бы отвела тебя в туалет. Тяжело вздохнув, она вытащила ребенка из кроватки и без дальнейших разговоров принялась раздевать. Габриела молчала, пока Синтия снимала с нее одежду, подмывала ее и переодевала в чистое. Она чувствовала, что сделала что-то ужасное. Невысказанное порицание матери пугало ее. Габриела понимала, что мама сердится, а когда мама сердится, лучше не раздражать ее еще больше. Спустя десять минут девочка опять лежала в кроватке, прикрыв глаза, и старалась заснуть.Глава 3
Джимми вошел как раз в тот момент, когда она укладывала пижаму и постельное белье дочери в стиральную машину. — Вкусно пахнет, Синтия! Жена не ответила. Это она делать умела — умела заставить почувствовать себя чужаком в собственном доме. И эта черта ее характера порядком беспокоила Джимми. Сам он родился в шумной, счастливой семье, совсем не похожей на то, во что Синтия стремилась превратить их дом. Джимми не привык к долгому молчанию, которое действовало ему на нервы, словно невысказанные упреки, и не знал, как с этим бороться. Развернувшись, он вышел в прихожую и снял пальто. Затем аккуратно повесил его на плечики. Зачем соблюдать такую обходительность по отношению к одежде, которая все равно висит в стенном шкафу под лестницей, он не понимал. Но Синтия этого требовала, и Джимми, чтобы не спорить, подчинялся. Войдя в гостиную, он улыбнулся. Жена постаралась на славу. Комната имела потрясающий вид. Джимми напомнил самому себе, как ему повезло с Синтией. Она была не просто хороша собой, она была сногсшибательно красивой женщиной. Потрясающие голубые глаза и густые золотистые волосы. Его жена всюду ловила восхищенные взгляды мужчин. Джимми знал, что она в курсе того впечатления, которое производит на представителей противоположного пола. Это льстило ее самолюбию. Синтии важно было знать, что даже после родов она не утратила своей привлекательности. Впрочем, секс, как с грустью осознавал Джимми, не являлся приоритетом в ее жизни. Синтии нравилась та власть, которую он дает над мужчинами. Что ни говори, а его жена оказалась странным человеком. Даже по отношению к дочери она проявляла присущую ей холодность. Синтия позволяла себе улыбаться лишь тогда, когда Габриела делала то, что ее мать считала правильным, и беспрекословно ее слушалась. Муж и дочь вынуждены были вести себя так, как Синтия считала, они должны поступать, а ее воображение далеко не всегда согласовывалось с реальностью, что не могло не беспокоить Джимми. Синтия полагала, что она — и только она! — может быть права, а все остальные, соответственно, ошибаются. Сейчас ему предстоит сообщить ей неприятную новость, и это сильно тревожило Джимми. Уже не имело значения, как и что он скажет. Жена в любом случае накинется на него с обвинениями. Синтия заводилась с полуоборота и, когда это случалось, доходила до исступления. Бóльшую часть времени она — и этого у Синтии отнять никак было нельзя — вела себя как леди, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не начинал сердить ее или говорить что-то такое, чего она слышать не хотела. Тогда его жена начинала ругаться, словно докер, а дралась она с неистовостью ирландки. Впрочем, Синтия и на самом деле происходила из семьи ирландцев, чего втайне стыдилась. Джимми взглянул на телевизор, но не осмелился его включить. Синтия считала, что уважаемые люди редко смотрят телевизор. Она терпимо относилась к художественным и научно-популярным фильмам, регулярно смотрела новости в десять часов вечера, но к различного рода викторинам, комедийным и телевизионным шоу относилась с отвращением. Она считала их простецкими, а все, что просто, не стоит того, чтобы тратить на него время. Когда-то Джимми считал себя счастливчиком, но со временем он понял, что жить с Синтией — совсем не просто. Ему все труднее было мириться с существующим положением вещей. Они считали каждый пенни, и, несмотря на домовитость жены, которой Джимми отдавал должное, семья была в долгах как шелках. Не то чтобы Синтия сорила деньгами, но он часто ловил себя на мысли, что, если бы жена не лезла из кожи ради того, чтобы казаться людям тем, кем она не была, их жизнь протекала бы куда спокойнее и счастливее. У Синтии такие высокие стандарты жизни! Джимми понимал, что его жена хочет лучшего для всех для них, но временами ему казалось, что было бы гораздо разумнее потратить эти деньги на ужин в винном баре или уик-энд на берегу моря, чем вбухивать все в вещи, которые, по ее мнению, необходимы их дому. У них самый красивый и стильный дом на всей улице, но Синтии этого мало. Теперь Джимми понимал, что эта женщина никогда не будет до конца довольна. Одна только кухня стоила целое состояние, а еще ковры и портьеры. Все куплено в кредит, и теперь еженедельные платежи иссушают их ресурсы. Сейчас у нее новая, рождественская причуда. Синтии требуется гусь и другие дорогие атрибуты идеального Рождества. Джимми понимал, что жена хочет как лучше, но пришло время остановить это безумие. Она должна понять, что дальше так жить нельзя. Синтия, сохраняя молчание, проскользнула в комнату, словно материализовавшийся из воздуха призрак. Спокойствие и тишина всегда привлекали в ней Джимми. Она казалась такой самодостаточной и в то же время ранимой. Впрочем, сейчас он уже понимал, что это только иллюзия. Со временем Джимми становилось все труднее и труднее убеждать себя в том, что его жена чем-то отличается от обыкновенной истерички, склонной к насилию. Мать предупреждала его, но тогда Джимми не был настроен следовать ее советам. Теперь же он очень в этом раскаивался. «Оценка прошедших событий — вещь хорошая, но запоздалая», — любила говаривать его мать. Синтия стояла перед ним. Голова слегка склонена набок. На лице — легкая улыбка. — Я подаю на стол. Он тяжело вздохнул и кивнул. — С тобой все в порядке? Джимми еще раз вздохнул. — Не совсем. Место получил Брюстер. Он видел, как напряглось лицо Синтии. В ее глазах читалась не жалость, с этим он бы как-то смирился, а отвращение, скрытое омерзение — ни больше ни меньше. Он знал, что происходит в ее голове. Джимми пытался разубедить себя, уверить себя в том, что это ему только кажется, но безуспешно. — И ты позволил ему? Она как и прежде стояла перед мужем, только теперь натянутая, словно тетива, и смотрела с таким видом, будто он специально все испортил. Джимми чувствовал: уверенность покидает его, как воздух — проколотый воздушный шарик. Этого он и боялся. — Я не смог бы заставить босса дать мне повышение, Синтия! Будь ко мне справедлива, любимая! Она тяжело вздохнула. Ее лицо застыло в маске «принятия тяжкой вести». — Конечно же нет! С какой стати ему давать тебе повышение? Ты ведь скучный, как не знаю что! Да ты и сам это знаешь. Ты слабак! Не мужчина, а чертов котенок! Синтия вышла из комнаты, а вместе с ней исчезла излучаемая ею враждебность. Тишина легла бальзамом на его истерзанную душу. Вилли Брюстер был лет на пять его моложе. Не человек, а динамо-машина. Джимми, несмотря на то что Вилли был его соперником, симпатизировал парню. Ум и здоровое чувство юмора делали Брюстера душой любой компании. Джимми совсем не был на него похож, но отнюдь не завидовал, что не может стать таким, как он. Он прошел в кухню, испытывая облегчение от того, что уже сообщил плохую весть. Жена стояла у раковины из нержавейки. Плечи ее поникли, пальцы вцепились в край с такой силой, что костяшки побелели. Синтия опустила голову, и муж был уверен, что она кусает себе губы. Он почти ощущал исходящие от нее волны ненависти. Глядя на жену со спины, Джимми чувствовал к ней глубокую жалость. Он понимал, что в самой природе этой женщины заложен изъян. Он заключался в сильнейшем чувстве отвращения к своему прошлому и не менее сильной жажде урвать как можно больше в будущем. Синтия ненавидела всех, кто вращался на одной с ней орбите. Она, чувствовал Джимми, никогда не будет довольна своей жизнью. Это не в ее психологии. Синтия не познáет ни единого дня счастья, так как бедняжка вечно будет подозревать, что существуют люди, которые более счастливы, чем она. Если бы жена могла удовлетвориться тем, что у нее уже есть! Но это невозможно. Синтия не способна понять, что счастье не имеет никакого отношения к дорогим кухням, одежде от дизайнеров и желанию жить богаче, чем соседи. Он мягко положил руку на плечо жены. Ему хотелось, чтобы она повернулась к нему, хотя бы однажды отказалась от своей обычной защиты. Сквозь тонкую материю платья Джимми чувствовал, как бьется ее сердце. Синтия повернулась к мужу. Он обнял ее за талию, желая утешить. Сердце щемило от сочувствия. Джимми надеялся, что жена обнимет его в ответ, но Синтия оттолкнула мужа с силой, которую трудно было ожидать от такой изящной женщины. — Чертов слюнтяй! Ты ни на что не годишься! Она прямо-таки выплевывала слова и с такой яростью, что они кусали, словно осы. Эту черту характера жены Джимми терпеть не мог. Синтия никогда не ругалась при свидетелях, особенно при соседях. Она была выше этого. Но, оставшись наедине с мужем, выплескивала на него потоки словесной агрессии. Когда Синтия злилась на него или Габриелу, ее лексикон менялся. — Ты хоть понимаешь, что произошло? Жена смотрела ему прямо в глаза, и Джимми впервые заметил, что по соседству с яростью и отвращением в ней гнездится страх. — Послушай, Синтия, мы ведь не голодаем. Она тяжело вздохнула и печально покачала головой. — Да. Да, ты прав, мы не голодаем. Но нашу жизнь никак нельзя назвать зажиточной. Нам приходится ремонтировать вещи. Каждую покупку нужно обдумывать, сводить концы с концами. Грабить Питера, чтобы расплатиться с Полом. Такая жизнь мне порядком опротивела. Я хочу иметь возможность покупать все, что пожелаю, не задумываясь о последствиях. Неужели я ошиблась? Синтия отвернулась. Она как-то съежилась, словно серьезность сказанных слов сломала ее. — Никогда! Никогда! Ни за что! Джимми смотрел на жену, и его сердце разрывалось на куски. Он не понимал, почему она так расстраивается. Он боялся за нее. Он боялся за свою семью. — Ты ошибаешься, Синтия. Мы неплохо живем. Беда в том, что тебе никогда ничего не бывает достаточно. Ты всегда хочешь больше и больше. Мне вообще не следовало на тебе жениться. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь. Наконец Джимми высказал то, что давно созрело в его голове. Наконец-то высказал! Синтия издала иронический смешок и, бросив на мужа колючий взгляд, спокойным голосом произнесла: — Да, ты абсолютно прав. Мне не следовало выходить за тебя замуж. Долю секунды Джимми казалось, что сейчас он набросится на жену с кулаками, вонзит ей нож прямо в сердце, и никто не осудит его за это. Но он лишь крепче сжал кулаки. — Возможно, ты и права. Но знаешь, Синтия, никто на свете не сможет дать тебе того, что ты хочешь, потому что тебе все равно будет мало. Ты все хочешь, хочешь, хочешь, хочешь… Как только ты что-нибудь получаешь, ты сразу же теряешь к этому всякий интерес и начинаешь хотеть чего-то другого. Ну, теперь ты знаешь, что к чему. Я пойду ужинать. Муж никогда прежде не разговаривал с ней так — ни разу с тех пор, как она положила глаз на Джеймса. Синтии ужасно хотелось заставить его заткнуться, сделать так, чтобы он никогда больше не осмелился говорить в таком тоне. Но она оказалась в ловушке в этом доме. Она замужем. У нее от Джеймса ребенок. А еще… Еще Синтия чувствовала, что снова беременна. Какой ужас!Глава 4
— Какого черта, Синтия! Взбодрись, девочка моя! Мэри Каллахан смотрела на застывшее, хмурое лицо дочери и с трудом подавляла в себе желание хорошенько ее встряхнуть. Откуда это у нее, мать ума не могла приложить. Синтия смотрела свысока на окружающих с тех пор, как научилась самостоятельно сидеть. Габби, благослови ее Боже, была полной противоположностью матери. Она похожа на маленького ангела с ореолом светлых волос и большими голубыми глазами. Милая, красивая девочка. Мэри знала, что от матери бедное дитя не получит той любви, которой в свое время была окружена маленькая Синтия. Мэри давным-давно смирилась с мыслью, что дочь, несмотря на все ее достоинства, напрочь лишена способности любить. Ей было искренне жаль бедолагу, которого Синтия поймала в свои сети и до сих пор крепко держала за одно место… Мэри не выступала поборницей семейного насилия по отношению к женщинам, но если существуют ситуации, когда насилие оправдано, так это в случае с Джимми и Синтией. Ее дочь бессовестно ограбила бедолагу, а этот дурачок все ей прощает. Мэри огляделась. Конечно, не все тут идеально, далеко не идеально: вещи раскиданы, мебель отнюдь не новая, но в комнатах относительно чисто, к тому же пожилая женщина свято верила, что дом — это место, в котором живут, а не чертова выставка, которую демонстрируют случайным посетителям. Дом Синтии — не дом, а прямо-таки экспозиция. Такое чувство, что она каждую минуту ждет приезда особы королевской крови. Дом дочери походил на библиотеку. Невольно возникало желание говорить шепотом и ходить на цыпочках, словно за любой шум тебя могут оштрафовать. Мэри мысленно грустно покачала головой. Ее дочь никогда не будет счастлива. Она просто не создана для счастья. Но это не значит, что из-за странностей матери маленькая Габриела должна страдать, особенно в Рождество. Повернувшись к внучке, бабушка радостно предложила: — Габби, пойдем, посмотрим, что тебе Санта подарил! Девочка, явно нервничая, побежала к бабушке. Она словно ожидала, что мама гневно остановит ее и прочтет нотацию на тему, как должны вести себя маленькие благовоспитанные девочки. Мэри Каллахан души не чаяла во внучке. Маленькое чудо! Драгоценная как золото и красивая как картинка. А еще у малышки миленький характер. Как Синтии удалось родить на свет такого замечательного ребенка, Мэри не могла понять. Бабушка ежедневно молилась Богу, прося Создателя, чтобы Синтия не разрушила личность девочки постоянными придирками. Габби сидела перед пластмассовой елкой. Ее глазки светились счастьем. Она любила этот дом, любила разноцветные гирлянды, развешанные по стенам, любила даже сигаретный дым, которым пропахло все в доме. Девочка любила все, хоть как-то связанное с бабушкой Мэри. Она не страдала от постоянного шума, создаваемого включенным телевизором, радио в кухне и магнитофонами у соседей. Ни с чем не сравнимая мешанина запахов и звуков. В доме всегда было полным-полно людей. Они смеялись, а если и спорили, то без злости, не то что у нее дома. Иногда мама оставляла ее с бабушкой, и на подсознательном уровне ребенок понимал, что отговорки матери не совсем соответствуют истине, но для Габриелы Тейлор куда важнее был сам факт пребывания в гостях у бабушки. Мэри Каллахан последовала за дочерью, в очередной раз удивляясь себе. Зачем начинать спор, в котором она все равно не сможет переубедить дочь? — Синтия! Ты хотя бы представляешь, насколько тебе повезло? Муж тебя обожает. Он бы преподнес тебе луну, если бы только это было в его силах. А ты ходишь с таким видом, словно выехала на выходные на море в Маргит, а погода неожиданно испортилась. В чем дело? Синтия в гневе стиснула зубы. — Успокойся, мама! Ты и половины всего не знаешь. — Тогда расскажи, дитя мое, — попросила Мэри. — Может, я смогу тебе чем-нибудь помочь. Синтии ужасно хотелось броситься матери на грудь и расплакаться. Она знала, что, несмотря на все, что между ними было, мать с распростертыми объятиями примет ее, окружит любовью и заботой. Но Синтия просто не могла признаться кому-либо, даже матери, в том, что потерпела неудачу, совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за мужчину, которого никогда не любила. Она хотела от него лишь так называемого «достойного уровня жизни». Теперь Синтия не испытывала к мужу не то что душевной теплоты, даже элементарного уважения. Он очень ее подвел, и молодая женщина со страхом смотрела в будущее. Хуже всего то, что мать считает ее переживания не более чем капризом. Они все любят Джеймса. Мэри думает, что муж Синтии святой хотя бы потому, что мирится со всеми ее причудами. Синтию это очень нервировало. Родня совсем не уважала ее желания добиться для себя достойной жизни. Джеймс Тейлор обещал своей невесте обеспечить ей безбедное существование, но нарушил слово. По крайней мере, так казалось Синтии. Вместо того чтобы расплакаться, она деланно улыбнулась. — Нечего рассказывать, мама. Я просто устала. Мэри Каллахан печально улыбнулась. — Ты снова забеременела? Опустив глаза, Синтия утвердительно кивнула: — Да. Не повезло. Мэри обняла дочь, но та не ответила на ее объятия. — В этом и заключается смысл жизни, доченька! Надо рожать детей и жить счастливо. Миллионы женщин во всем мире делают это ежедневно. — Пожилая женщина рассмеялась и добродушно добавила: — Твои первые роды прошли на удивление легко. Синтия равнодушно пожала плечами. — Возможно, это и так, мама, но я хочу большего. Я не подписывалась на дешевую счастливую жизнь. Спасибо, но такого мне не надо. Мать обиделась, так как понимала, что Синтия намекает на нее. Унизительно осознавать, что старшая дочь презирает родителей за то, что, по ее мнению, они недостаточно богаты и влиятельны. У Мэри чесались руки отвесить Синтии оплеуху, но она знала, что это бесполезно. Это даст обманчивое чувство восстановленной справедливости, но в результате она долго не сможет видеться с внучкой — до тех пор, пока Синтии в очередной раз не понадобится избавиться от Габби. Поэтому Мэри глубоко вздохнула и бесстрастно заметила: — У тебя есть больше, чем у большинства женщин. Твоя проблема в том, что ты хочешь луну с неба. Ладно, как говорила моя мама: «Ты сама стелила себе постель, теперь, будь добра, спи на ней». Оглядывая кухню с таким видом, словно стоит посреди мусорной свалки, Синтия сказала: — Ты наверняка знаешь об этом больше, чем я. Мэри ужасно хотелось хорошенько взгреть дочь, врезать ей так, чтобы мало не показалось, но она всеми силами старалась сдерживаться. — Однажды, Синтия, ты перегнешь палку, и тогда… Мать помахала пальцем перед лицом дочери. В душе, подобно приливу, поднимался гнев. — Бабушка Мэри! Дедушка пришел! В кухню вбежала счастливо улыбающаяся Габби. Дедушка Джек был самым замечательным человеком на свете после бабушки. Мэри глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и с показной веселостью на лице повернулась к внучке: — Он обрадуется, увидев тебя у нас в гостях, маленькая леди! Но Габби почувствовала, что между бабушкой и мамой происходит что-то нехорошее, и, как всегда, испугалась. Девочка боялась мамы, когда та была в плохом настроении: угрюмая, насупленная, с плотно сжатым ртом. Ей хотелось, чтобы мама чаще улыбалась. Габби любила, когда мама смеется. Тогда ее лицо становится таким красивым! — Беги, мама. Твоя лучшая половина вернулась сегодня из паба чуть раньше, чем обычно. Такого, держу пари, давно не случалось, — отпустила Синтия очередную колкость. — Ты язва, девочка. По крайней мере, мой муж с радостью возвращается домой, а вот бедняга Джимми, держу пари, приходит домой как в тюрьму. Это было некрасиво, но на этот раз Мэри не смогла сдержаться. Иногда Синтия доводила ее до кипения. Нелегкое дело — сохранять спокойствие в присутствии старшей дочери.Глава 5
Джимми Тейлор любил родителей жены. Ему нравилось встречаться с ними на Рождество. И вообще, это лучше, чем сидеть с Синтией за столом и ловить на себе ее неодобрительные взгляды. А здесь можно расслабиться и отдохнуть. Да и Габби перемена обстановки будет только на пользу. Больше всего из родственников жены ему нравилась Селеста, младшая сестра Синтии. Милая девушка. Не такая красивая, как Синтия, но очень симпатичная. Замечательный характер. Доброе сердце. Она дарила хорошее настроение всем, с кем общалась. — Привет, Джимми! Ты отлично выглядишь. Он довольно улыбнулся. Селеста всегда рада его видеть. — И ты тоже. По правде говоря, ты выглядишь просто восхитительно. Девушка просияла от удовольствия, услышав комплимент в свой адрес. Джимми никак не мог понять, за что Синтия терпеть не может младшую сестру. Он никогда никому по-настоящему не завидовал, поэтому не понимал причины откровенной зависти, горевшей в глазах жены, когда та смотрела на Селесту. — Не льсти ей. Она достаточно взрослая, чтобы обходиться без этого. Джимми расслышал неприкрытую враждебность, прозвучавшую в голосе Синтии. Селеста улыбнулась и добродушно заметила: — Жаль только, что ты сама не можешь обходиться без лести. Все рассмеялись. Синтия взирала на смеющихся членов семьи и закипала от ненависти. Какой позор, что они связаны кровным родством! Она давно прекратила бы с ними всякие отношения, но, кроме них, ей некого просить о помощи. Проводить с ними Рождество Синтии не хотелось, но, если уж так сложилось, она была совсем не против поставить родню на место. — Ха-ха-ха! А к чему, кстати, ты так вырядилась? Селеста снова засмеялась. Вывести из себя младшую сестру, с ее добродушным характером, было почти невозможно. Иногда из-за этого Синтии хотелось хорошенько ей врезать. — Ты хотела спросить: «Ради кого?» Разве ты ей ничего не сказала, мама? Мэри с притворной непринужденностью пожала плечами. — К чему? Уж лучше ты расскажи. — Ладно, Селеста, в чем дело? Голос Синтии звучал так, словно все, что касается младшей сестры, — ниже ее интересов. Впрочем, так оно и было. По мнению Синтии, Селеста вела довольно жалкий образ жизни. — Я уже два месяца встречаюсь с Джонни Паркером. Мэри наблюдала, как менялось выражение лица Синтии, по мере того как смысл сказанного доходил до ее сознания. Это было сродни шоку. — Он же старый для тебя! Селеста беззаботно рассмеялась. Этот жизнерадостный, искренний смех очень ей шел. Когда она смеялась, то выглядела куда привлекательнее. От Каллаханов девушка унаследовала голубые глаза и светлые волосы, но поразительной правильности черт старшей сестры Селесте повторить не удалось. Она могла бы стать бледной копией Синтии, если бы не естественное очарование, внутренний свет. Она обожала жизнь и всерьез полагала, что окружающие так же добры и милы, как она сама. Селеста верила, что если она будет хорошо относиться к людям, то они ответят ей тем же. — О чем ты говоришь, Синтия?! Ему — двадцать семь лет, мне — девятнадцать. Восемь лет — это небольшая разница. Или ты так не считаешь? Если бы мне было тринадцать, а ему — двадцать один, то это, конечно, совсем другое дело. Он такой милый молодой человек! И относится ко мне так, словно я королева. Синтия выдавила из себя подобие улыбки. Сестра не могла знать, какое впечатление произведет на нее эта новость. — Ладно. Только проследи, чтобы и в дальнейшем он относился к тебе как к августейшей особе. Договорились? Счастливая Селеста согласно кивнула. Ее лицо выражало полное довольство жизнью. Она повернулась к отцу: — Что ты обо всем этом думаешь, папа? Джек Каллахан пожал плечами. Просидев в местном пабе добрую половину дня, он был уже навеселе. Несколько секунд он пытался слить воедино расплывающееся перед глазами лицо дочери, а затем вполне дружелюбно вынес свой вердикт: — Что я думаю? Вроде он неплохой парень и, похоже, души в тебе не чает. Знаете, он имеет какие-то дела с букмекерами с главной улицы и владеет двумя пабами. Темная лошадка, по правде говоря, но если ты будешь правильно себя с ним вести и дело дойдет до свадьбы, то безбедная жизнь тебе обеспечена. — Ой, папа! Селеста залилась краской смущения, и все рассмеялись. Впрочем, было заметно, что всеобщее внимание девушке нравится. — Габби будет твоей подружкой на свадьбе. Она такая миленькая! — громко сказала Мэри Каллахан, не сводя глаз со старшей дочери. Если Селеста решит связать свою жизнь с Джонни Паркером (а к этому, судя по всему, идет), Синтии следует смириться с этим — и чем скорее, тем лучше. Когда-то она встречалась с Джонни. Селеста об этом — ни слухом ни духом, а вот Мэри знала, что в свое время старшая дочь положила на молодого Паркера глаз. Сначала он легко дал себя подцепить. А какой бы парень на его месте устоял перед красотой Синтии? Но вскоре Джонни понял, что его подружка из тех девушек, которые любят выкачивать из парней денежки, и быстро сделал ей ручкой. Мэри надеялась, что у нее хватит здравого смысла не уведомлять об этом сестру. Не то чтобы Синтия особенно беспокоилась о благополучии Селесты. Причина беспокойства Мэри крылась в подозрении, что Синтия до сих пор испытывает какие-то чувства к Джонни Паркеру. Несмотря на натянутые отношения, мать вовсе не хотела, чтобы счастье младшей дочери вызвало зависть в душе старшей. Еще меньше она хотела рисковать будущим Селесты. Синтия была человеком ревнивым и завистливым, а Джонни Паркер стремительно поднимался вверх, а значит, процветающее будущее Селесте с ним обеспечено. Мэри Каллахан перевела взгляд на внучку. Свет разноцветных огней рождественской елки освещал ее лицо. Какое будущее уготовано ей? Зная характер своей старшей дочери, пожилая женщина хорошо понимала, что счастье Селесты находится под угрозой. Впрочем, случись что-нибудь, она всегда сможет рассчитывать на ее помощь. Мэри не станет колебаться и ответит ударом на удар. Синтия упустила свой шанс захомутать Джонни Паркера, как говорится, много лун назад. Сейчас молодой человек ухаживает за Селестой и, похоже, у него самые честные намерения. Если Синтия вздумает вмешаться в их отношения, ее следует одернуть, резко одернуть… Мэри Каллахан любила обеих дочерей, каждую по-своему, но она не позволит одной разрушить счастье другой.Глава 6
— Он такой хорошенький! Мэри не удивило, что Синтия ей не ответила. Это было в порядке вещей, но иногда неучтивость дочери все же задевала ее за живое. Несмотря на то что Синтия регулярно оставляла детей на попечение родителей, она то и дело демонстрировала им свое высокомерное презрение. — Он — вылитый Джимми, но и твои черты в нем угадываются. Синтия улыбнулась, но как-то холодно. Она вообще была скупа на проявления любви и привязанности. — Мы его просто обожаем, нашего Джимми-младшего! — Он Джеймс, мама. Называй его, пожалуйста, Джеймс! — произнесла дочь с таким драматизмом в голосе, словно это был вопрос жизни и смерти. Впрочем, для Синтии так оно и было. — Хорошо, дорогая, как хочешь. Он, в конце концов, твой сын. Дочь кивнула головой. — Можно, Габриела еще немного поживет у вас, пока все не войдет в колею? Мэри тоже кивнула в ответ. Девочка жила у них уже шестую неделю. Иногда вечерами проведать дочь заезжал Джимми, а в целом складывалось впечатление, что ребенок — сирота. По крайней мере, Синтия совсем не интересовалась, как поживает Габби. Джеймсу-младшему исполнился месяц, и Мэри подозревала, что ее дочь не собирается что-то менять в своем отношении ко второму ребенку. Она кормила малыша, меняла ему подгузники, купала, делала все, что должна делать заботливая мама, но, как только ребенок был переодет и накормлен, Синтия теряла к нему всякий интерес. Без необходимости она никогда не брала сына на руки. Она выказывала видимость любви и заботы только в присутствии посторонних людей. Мэри беспокоило то, что ее дочь не испытывает настоящей любви к собственному сыну. Синтия вообще особо не интересовалась благополучием своих детей, и Мэри сомневалась, что она способна кого-то по-настоящему полюбить. Как указать Синтии на чудовищные ошибки, которые она совершает? Что она делает со своей жизнью? Во что она превратила свой брак? Как жалки ее потуги быть похожей на любящую мать! Синтия никогда не утешала детей, когда они плакали. Она не играла с ними и вообще никак не проявляла материнских чувств, если они у нее были. Конечно, Синтия заботилась об их физическом благополучии, но при этом как бы соблюдала дистанцию между собой и своими детьми. Она всегда находилась где-то рядом, на периферии, но никогда не старалась занять в жизни детей центральное место, как это обычно бывает с матерями. Синтия всю жизнь была, как говорится, холодной рыбой. Она просто не понимала, что такое счастье. Счастье каким-то неведомым образом ускользало от нее. Иногда Мэри терзалась чувством вины перед дочерью. Впрочем, руководствуясь логикой, мать понимала, что это не так. В самом начале она любила Синтию ничуть не меньше, чем Селесту. Со времени своего появления на свет обе девочки были окружены безмерной любовью и заботой. Но Синтия с самого детства выстроила вокруг себя стену отчуждения, сквозь которую мать не могла пробиться. В конце концов Мэри смирилась с тем, что ее старшая дочь не способна демонстрировать чувства любви и привязанности. Это беспокоило ее, человека по природе своей душевного и доброго. Синтия с раннего детства была погружена в себя и жила по правилам, которые сама же и определяла. Мэри очень старалась, но дочь отвечала на проявления любви с ее стороны ледяным безразличием. Со временем Синтия стала ребенком, которого трудно любить. Временами Мэри даже испытывала нечто вроде неприязни к собственной дочери. Теперь она мучилась подозрением, что именно ее нелюбовь усугубила странности в характере Синтии. Мать старалась разобраться в этом, но, по правде говоря, не особо преуспела. Синтия была «трудным» ребенком, а теперь стала «трудной» женщиной. Но не отчужденность дочери и ее полное безразличие к детям по-настоящему тревожили Мэри Каллахан. Внешне Синтия вела себя как идеальная мать. Кто бы мог подумать? Главная душевная тревога, мучившая Мэри, заключалась в том, что пожилая женщина предвидела: в будущем ее внукам придется расплачиваться из-за отсутствия внешних проявлений любви со стороны Синтии. Пожилая женщина видела, что зять старается компенсировать детям недостаток любви со стороны матери. Мэри хотелось поблагодарить Джимми за его старания, но она не решалась заводить разговор на эту скользкую тему. Это все равно, что предать дочь. Не стоит плохо отзываться о собственной плоти и крови. Мэри еще могла бы поговорить на эту тему, если бы Джимми первым начал разговор, но теща знала, что он никогда на такое не решится. Жена крепко держит его под каблуком. — У тебя все хорошо, Синтия? Ты выглядишь какой-то усталой, дорогая. Старшая дочь взглянула матери прямо в глаза. Та же синева, которую унаследовала Габби. — Конечно, выгляжу! А с чего бы мне не уставать? — раздраженно отрезала она. Мэри грустно улыбнулась. Трудно… Трудно… А дальше будет еще труднее…Глава 7
Джимми оглядел кухню, убеждаясь, что все стоит на своих местах, даже чашки. Он хотел, чтобы Синтия, вернувшись от мамы, нашла дом в идеальном порядке, а на столе — вкусный ужин. Он даже научился неплохо готовить. Джимми с нетерпением ждал минуты, когда увидит жену и новорожденного сына. А еще неплохо бы, чтобы дочь приехала с ними. Джимми вдруг осознал, что дрожит. Он чувствовал отвращение к самому себе за то, что трусит по мелочам. Его жена всего лишь съездила к матери в гости. Дело житейское, а не какая-нибудь гадость. Но в последнее время общаться с Синтией становилось все труднее и труднее. Даже приготовление чая в ее присутствии превращалось в военную операцию. Мужчина любил сына и обожал дочь, но Синтия своим присутствием портила его общение с детьми. Джимми ненавидел себя за слабость. Он знал, что и жена ненавидит его за это. Он не понимал, как ее можно напугать. Он вообще не знал, как кого-то можно напугать. В этом-то и была проблема. Джимми относился к тому типу людей, которые готовы все сделать ради поддержания мира. В сущности, ему только и нужно было в жизни мира и спокойствия. Почему все так неправильно сложилось? Когда же он впервые осознал, что его жизнь — сплошной самообман? Как оказалось, что все вокруг, кроме него, давным-давно понимают, чтоего жена — сущее наказание Господне? Джимми услышал, как снаружи затормозило такси. Он вышел в коридор и про себя прочел молитву, прося, чтобы Синтия на этот раз была в хорошем расположении духа. Жена вошла в дом с улыбкой на губах и сказала, что соскучилась по нему. Но Джимми уже на многое и не рассчитывал.Глава 8
Габби смотрела «Радугу», примостившись на коленях у Джека Каллахана. Старик обожал маленькую внучку, и ему совсем не улыбалось возвращать девочку матери. Джек Каллахан считал Синтию не просто странной, он всерьез полагал, что у его дочери не все в порядке с головой. В отличие от жены, он, к ее досаде, не делал секрета из своего мнения. — Послушай, Мэри, — нередко говорил он, — вся беда Синтии в том, что она одержима собой любимой. Такой она была еще в детстве. Ты все равно ничем ей помочь не сможешь. Лучше смирись. Жена ничего не отвечала, не спорила с ним, поскольку из собственного опыта знала, что это бесполезно. В отличие от Мэри, Джек никогда не помогал старшей дочери деньгами, а предпочитал часами напролет резать правду-матку. У отца не хватало ни времени, ни терпения разобраться в причудах дочери, и она отвечала ему полным пренебрежением. Их неприязнь была взаимной. Несмотря на то что Мэри любила свою семью, она и сама испытывала определенную неприязнь к Синтии за ее ядовитый характер, который разрушает все, к чему дочь прикасается. Она подкинула бедное дитя своим родителям. Конечно, бабушка обожала маленькую Габриелу, но Мэри было бы гораздо приятнее, если бы дочь предпочла оставить обоих детей у себя. Синтия никогда особо не горела желанием рожать своего первого ребенка, и Габби стала для нее неприятной обузой. Такая бессердечность больно ранила Мэри. Слава Богу, у нее есть еще одна дочь. Селеста только что вернулась с работы. Как всегда, она светилась радостью. Широко улыбаясь в ответ, Мэри окинула взглядом младшую дочь и убежденно сказала: — Сегодня ты выглядишь счастливой! Улыбка Селесты стала еще шире, и Мэри подумала, что, по крайней мере, с этой ее дочерью все будет в порядке. Селеста была полной противоположностью старшей сестры. В отличие от Синтии, у младшей дочери не было второго дна. Вся она была как на ладони. — У меня все прекрасно! Что, Синтия не забрала бедняжку Габби домой? Мэри отрицательно покачала головой. — Я думаю, она еще не совсем отошла после родов Джимми-младшего. Селеста нахмурилась, очень удачно подражая манере старшей сестры, и сказала: — Ты имела в виду Джеймса, мама! Обе рассмеялись. Синтия терпеть не могла, когда ее новорожденного сына называли «Джимми». Она родила Джеймса. Ее сын — Джеймс. И все тут! — Да, Джеймса! Не думаю, что его хоть кто-то будет так называть. Селеста перестала смеяться и вполне серьезно сказала: — Синтия будет, мама! Ты же ее знаешь. — Да, и нам придется идти у нее на поводу. Там, где замешаны дети, спорить с ней бесполезно. Остатки веселости угасли. Мать и дочь часто посмеивались над Синтией, чаще добродушно, иногда пускали в ход сарказм, но неожиданно обе, не сговариваясь, решили прекратить свою игру, словно поняв, что это, в сущности, не смешно. Чтобы видеться с внуками, Мэри придется соблюдать установленные Синтией правила, им всем придется. Она использовала детей в качестве оружия в борьбе со своей же семьей. И Каллаханы позволяли ей себя шантажировать, прекрасно понимая, что без них у детей вообще не останется ничего светлого в жизни. — Ты думаешь, она справится? Мне кажется, сейчас Синтия выглядит еще несчастнее, чем прежде. Мэри раздраженно всплеснула руками. — Она никогда не будет счастлива, Селеста. Она просто не способна ею быть. — По крайней мере, у нее есть муж и семья, которые будут о ней заботиться. Мэри грустно улыбнулась. — Ну, по крайней мере, пока… Джек Каллахан, который вполуха слушал этот разговор, бросил на жену и дочь быстрый взгляд и сокрушенно покачал головой. — Посмотрите на эту малышку. — Он указал пальцем на Габби, которая, не отрываясь, следила за тем, что происходит на экране телевизора. — Она ни за что не уедет отсюда в дом этой бессердечной суки! Селеста тяжело вздохнула. — Папа! Я думаю, не стоит так выражаться в присутствии ребенка. Джек Каллахан громогласно расхохотался, удивленный глупой наивностью дочери по отношению к старшей сестре. — Да пошло оно все куда подальше! Девчонка уже знает, что почем. Половину своей жизни она провела, живя с нами. Блин! Она еще маленькая, но знает эту чокнутую шлюху лучше вас. Мэри гневно мотнула головой. — Когда ты перестанешь называть свою дочь шлюхой?! — раздраженно спросила она. Тяжело вздохнув, Джек Каллахан невозмутимо заявил: — Достали! Вы обе! Ребенку здесь лучше. Габби и сама это понимает. Ее отец Джимми — прости, Боже, его грехи! — боится эту суку не меньше, чем все вы. Я, положим, ее не боюсь, поэтому откровенно ему заявил, что если он мужик, а не половая тряпка, то должен каждый день вколачивать в голову этой шлюхи, кто в доме хозяин. Таким сукам, как наша Синтия, это только на пользу. Они ядовиты, как змеи. Надо вырвать у них зубы, а то искусают до смерти. Синтия презирает нас. Она вообще смотрит на людей сверху вниз. Если бы у Джимми была голова на плечах, он бы давным-давно ее бросил. Я первым пожму ему руку, когда узнаю, что наш недотепа подал на развод. Селеста посмотрела на мать и пожала плечами. Потом Джек Каллахан метнул осколочную гранату: — А тебе, Селеста, следовало бы охранять свои тылы. Синтии не нравится то, что происходит у вас с Джонни Паркером. Она оставила на нас свою дочь. Чем она занимается в свободное время? Не знаю, но, чем угодно клянусь, я бы не доверял Синтии ни на грош. Габби посмотрела на дедушку и улыбнулась. Она знала, что он всегда будет стоять за нее горой. Несмотря на юный возраст, Габби уже понимала, что мама по-настоящему ее не любит. Настоящую любовь и заботу Габби чувствовала только со стороны отца и маминых родителей. Папа очень нервничал в присутствии мамы, поэтому полагаться на него особенно не приходилось. Дедушка, напротив, будет биться за нее до последнего. Габби нравилось сидеть возле дедушки, так как Джек Каллахан был единственным человеком в ее маленьком мирке, который не испытывал страха перед ее мамой.Глава 9
Джимми наблюдал, как Синтия, преклонив колени перед алтарем, ожидает, пока ее причастят, и размышлял над тем, как они докатились до такой жизни. Теперь они стали совершенно чужими друг другу. Синтия избегала мужа, используя малейший повод. Она спала в отдельной комнате, мотивируя свое нежелание делить с Джимми постель тем, что так легче присматривать за их сыном. Жена увиливала от любого серьезного обсуждения финансового положения семьи, которое благодаря ее непомерным тратам было на грани катастрофы, и при этом упорно продолжала сорить деньгами. Глядя на Синтию со стороны, Джимми понимал, почему влюбился в нее. Она, как и прежде, была красавицей. Рождение второго ребенка ничуть не сказалось на ее фигуре. Она стала даже привлекательнее. Ее формы приняли еще более соблазнительные очертания, но сейчас Джимми хорошо знал, что скрывается за этой внешней красотой, и это его совсем не возбуждало. По правде говоря, Синтия оказалась мерзким, внушающим отвращение человеком. Она только и делала, что разочаровывалась в своей жизни и ненавидела мужа. Жена снова и снова, не уставая, повторяла Джимми, как она устала от жизни, которую вынуждена вести по его милости, как безжалостно он разрушил все ее иллюзии, как оказался не тем человеком, за которого себя выдавал. Она старалась убедить мужа в том, что все его старания создать для нее комфорт ничтожно малы. Причастившись, Синтия посмотрела на распятие, и ему ужасно захотелось отхлестать жену по щекам. Впрочем, Джимми понимал, что никогда до этого не опустится. По натуре он не был экстравертом, он держал свою ненависть в себе. В его душе бушевал ураган страстей. В своем воображении Джимми бил и бил Синтию по лицу… Он мечтал об этом. Как замечательно было бы поставить эту… на место! Вот только он не знал как. Синтия подошла к церковной скамье, на которой он сидел, и опустилась рядом. Джимми начал молиться. Он просил Бога дать ему силы бороться с женой, бороться с ней ради детей, так как Джимми прекрасно понимал, что стоит ему недосмотреть — и Синтия обидит их с такой же безжалостностью, с какой изводила его самого.Глава 10
Джонни Паркер любовался тем, как Селеста подходит и садится за его столик. Как же радикально изменилась его жизнь, после того как он встретил эту девушку! Милая девушка! Какая милая девушка! И дело не только в ее внешности, хотя Селеста была самой красивой девушкой из всех, посетивших этот паб сегодня вечером. Дело в ее внутренней красоте. В ее душе не было и следа червоточинки. Джонни ужасно нравилось то, что его девушка видит в окружающих только хорошее… даже в ненасытной пиявке, которая по иронии судьбы приходится ей сестрой. Как же ему повезло вовремя остановиться! Тогда он, как и другие мужчины, был ослеплен красотой Синтии. Но девчонка оказалась расчетлива, как… Короче, пришлось от нее поскорее отделаться. Потом она нашла себе мужчину, который, как надеялась, сможет обеспечить ей гламурную жизнь. К сожалению, ей и здесь не повезло, и теперь Синтия крепко связала свою жизнь с жизнью еще одного неудачника. Впрочем, сейчас это не его проблемы. Джонни раз и навсегда вычеркнул Синтию Каллахан из своей жизни. Его любовь к Селесте была совершенно другой. За свою жизнь Джонни Паркер встречался со многими женщинами, но только одной из них, Селесте Каллахан, удалось надолго заполонить все его помыслы, стать центром его желаний. Он полюбил ее всеми фибрами души. Воспоминание о том, что когда-то он встречался с ее старшей сестрой, вызывало в сердце Джонни стойкую антипатию к самому себе. Плохо, что теперь Синтия в какой-то мере продолжает быть частью его личной жизни. Эта мысль совершенно не нравилась Джонни Паркеру. За прошедшие годы он сумел создать себе имя, добился уважения со стороны важных людей. Он сможет обеспечить Селесте достойный уровень жизни, купить хороший дом и вообще создать для нее все условия. Джонни Паркер был уверен, что его будущая жена из тех женщин, которые искренне радуются всему хорошему, что мужья для них делают. Он убедился в том, что его подружка не вынашивает тайных планов и любит жизнь такой, какая она есть. За это он и полюбил Селесту так искренне… Его собственная мать была настоящей «звездой сцены», женщиной, склонной к наигранным, неестественным реакциям. Конечно, он любил ее, но ни за что не связал бы свою жизнь с кем-то, хоть немного похожим на мать. Селеста была обычной девушкой, наивной и скромной. Джонни прекрасно понимал, что его избранница даже не догадывается, каким сокровищем является для любого мужчины. А еще он предвидел, что ее старшая сестра Синтия никогда не смирится с тем, что Джонни предпочел ей Селесту. Но он принял решение и никогда о нем не пожалеет. Хотя… По правде говоря, Синтия его все же беспокоила. На душе у Джонни кошки скребли. Интуитивно он понимал, что Синтия найдет способ отомстить ему и сестре за их счастье. Как? Зачем? Этого Джонни Паркер не знал. Просто не такой Синтия человек, чтобы не попытаться, напав исподтишка, вырвать из ноги зазевавшегося врага кусок мяса. Такова ее хищная природа. Когда-то сногсшибательная красота и острый ум этой женщины привлекали Джонни Паркера, но он не хотел, чтобы его любимая узнала о коротком романе, который был у него с ее старшей сестрой. Синтия — это яд, к которому ни один мужчина в здравом уме даже не прикоснется. Она опасна, потому что ни до кого, кроме себя, ей нет дела. За одну ночь такой человек способен изменить чужую жизнь не к лучшему, а к худшему. Люди, подобные Синтии, живут ради того, чтобы портить все окружающее, так как лишь среди несчастий и разрушений они не чувствуют себя такими жалкими, какие они есть. Если бы Джонни знал, что настанет день, когда, повстречав младшую сестру Синтии, он влюбится… По правде говоря, узнай он в первый вечер их знакомства, чьей сестрой является Селеста, то бежал бы от нее сломя голову, но, к счастью, этого не случилось. Он встретил эту девушку и полюбил ее. Сейчас он не представлял жизни без нее. Если Синтия будет проблемой, если станет угрожать его отношениям с Селестой, Джонни Паркер без колебаний сотрет ее с лица земли. В отличие от Селесты, он знал, что на самом деле представляет собой Синтия, и не собирался искать оправдания ее поведению. Однажды ей почти удалось вонзить коготки в Джонни Паркера. Другого раза не будет.Глава 11
— Перестань, Синтия! Давай поедем хотя бы на пару часов. Твоя мама с радостью понянчится с детьми. Она взглянула на мужа, борясь с желанием заткнуть ему рот раз и навсегда. В воображении Синтия вынимала из деревянной подставки, которая обошлась им в кругленькую сумму, длиннющий нож для извлечения костей, а затем гналась с ним за убегающим мужем. А для чего иначе она вообще покупала этот нож? Уж до нарезания больших кусков мяса с костями она никогда не опустится! При современной жизни это стало рудиментарным навыком. Она никогда не пользовалась этим ножом, впрочем, как и большинством других ножей из набора. Синтия купила их лишь потому, что они были ужасно дорогими. Всякий, кто зайдет к ней в кухню, непременно отметит, что в этом доме пользуются очень дорогими ножами. Но временами ей казалось, что неплохо было бы воткнуть в мужа пару ножей по самую рукоятку. Синтия все больше переживала насчет того, что Джеймс узнает, насколько сильно она увязла в долгах. Он и понятия не имеет, как тяжело ей приходится, когда хочется что-нибудь купить, а денег не хватает. Это все его вина! Почему он не может зарабатывать больше? Это нечестно! И вот она оказалась на мели с двумя детьми. Кухня в их доме стоит дороже их автомобиля, а у мужа не хватит мозгов, чтобы урвать свой жирный кусок в этой жизни. Теперь она связана с этим идиотом, которого она не только никогда не любила, но, чего греха таить, даже не уважала. Просто ей когда-то казалось, что Джеймс может обеспечить ей тот уровень жизни, который Синтия хотела, который она заслужила. В конце концов, она была настоящей красавицей, к тому же хитрой и умной. Синтия много времени убила на поиски подходящего кандидата в будущие мужья, который должен обеспечить ей жизнь, полную роскоши и удовольствий. Теперь же оказалось, что она пожертвовала своей свободой ради мужчины, у которого совершенно нет амбиций. Джеймс совсем не против того, чтобы оставаться на нижней ступеньке социальной лестницы. Муж, видимо, думал, что сын сделает их счастливее. Как будто второй ребенок мог сделать из них настоящую семью! Впрочем, такое было бы возможно, если бы Джеймс достиг того, на что способен. Но муж ее обманул. А ведь он обещал, что добьется успеха, обещал подарить ей целый мир. Вместо этого он унизил ее на глазах у всех, в то время как младшая сестра подцепила себе настоящего козырного валета. А ведь Синтия сама когда-то стремилась заполучить Джонни в мужья. Как же Селесте, этой глупой, безмозглой, лишенной крупицы здравого смысла идиотке удалось захомутать Джонни Паркера? Она что, лучше ее? Селеста! Да она просто-напросто дурочка. У нее мозгов не больше, чем у комара. Ничего, что можно назвать личностью. О внешности и говорить не приходится. Синтия взглянула на себя в висящее в спальне зеркало. Она представила, как будет смотреть на нее незнакомец. Без ложной скромности можно сказать, что она все еще красива, очень красива… Ей, безусловно, повезло. По внешнему виду большинства женщин можно определить, рожали ли они, но на теле Синтии не осталось никакого явного признака родов. Это радовало. Рано или поздно ей все равно придется искать себе нового мужа. Какой смысл пытаться сохранить брак? Зачем держаться за такое ничтожество, как Джеймс?Глава 12
После того как Джонни предложил ей руку и сердце, Селеста жила в постоянной эйфории, и это не укрылось от глаз близких людей. Девушку восхищали открывающиеся перед ней перспективы. Наблюдая за Джонни, сидящим в столовой ее родителей, она буквально светилась от счастья. Ее любовь к этому мужчине была настолько сильной, что порой девушке начинало казаться, будто она принимает материальные очертания. Селеста видела, что Джимми искренне радуется ее счастью. Какой он все-таки хороший человек! Слишком хороший для ее сестры. Но вслух Селеста этого не произносила. Синтия имела способность заставлять людей невольно думать о ней плохо. Ее никто не любил. Впрочем, это не ее дело. Хорошо, что дети живут не с Синтией, а с ними. Подобно родителям, Селеста видела, что старшая сестра не испытывает особой привязанности к Габби и Джеймсу. Пусть уж лучше живут с бабушкой и дедушкой. Сегодня воскресенье, и вся семья собралась за обеденным столом. Глядя на Синтию, Селеста вдруг почувствовала к ней жалость. Это было новое, неведомое до сих пор чувство. Раньше она считала, что во многом уступает Синтии. Ее старшая сестра была красива, словно киноактриса. Парни оборачивались, когда она шла по улице. Трудно было расти в тени старшей сестры, чувствуя, что твоя внешность — лишь слабое отражение ее красоты. Окружающие часто говорили об идеально красивом лице и великолепной фигуре Синтии, не понимая, как обижают Селесту. Никто не восхищался ее внешностью. Казалось, люди вообще ее не замечают. Впрочем, младшая сестра понимала, почему дело обстояло подобным образом. Теперь все переменилось. Джонни любит ее всем сердцем. Ее жизнь превратилась в сказку, и Селеста впервые почувствовала жалость по отношению к Синтии. Брак ее старшей сестры, мягко говоря, не удался. По крайней мере, она несчастлива. Селесту это очень огорчало. В конце концов, Синтия — ее родная сестра. Ей хотелось, чтобы у сестры все наладилось. Пусть она хоть раз искренне, а не притворно рассмеется. Селеста взглянула на Джонни. Мужчина смотрел на нее с любовью. Девушка перевела взгляд на Габби. Девочка казалась ужасно скованной и нервной. Как можно рожать детей, а потом сваливать заботу о них на других? Теперь Селеста понимала, что Синтия никого по-настоящему не любит. Исключение не составляла даже маленькая дочь. — О чем ты задумалась, Селеста? — негромко спросила старшая сестра. Все за столом смолкли, ожидая ответа. Селеста, засмущавшись, передернула плечами: — Ни о чем. Так просто. Неприятная улыбка скользнула по губам Синтии. — Да, Селеста, вижу, любая мысль умирает в твоей голове от одиночества. На этот раз младшая сестра не смогла сдержаться и громко сказала: — Если будешь продолжать в том же духе, умрешь в одиночестве. Синтия окинула взглядом собравшихся за столом. За первоначальным удивлением последовал взрыв хохота, и она поняла, что Селеста выразила общее мнение. — Правда глаза колет, да, Синтия? Во взгляде отца читались презрение и неприкрытая враждебность. И Синтия впервые осознала, как на самом деле к ней относятся в семье. Это было сродни шоку. Она-то думала, что выше их всех и что родня это прекрасно понимает! Синтия взглянула на мужа и увидела радость, светящуюся в его глазах. Впрочем, он даже не смотрел в ее сторону. Синтия поняла, что если не будет осторожной, то скоро Селеста отодвинет ее на задний план. Но ведь это она — старшая сестра. Именно она вывела себя в люди. Она самосовершенствуется и вообще… Она и дальше будет взбираться наверх. Она не из тех, кто согласится на что-нибудь меньше, нежели самое лучшее.Глава 13
— Чего ты кричишь, Джеймс? Ты что, дурак? Джимми смотрел на жену и не в первый раз задавался вопросом, зачем он связал свою жизнь с женщиной, у которой нет с ним ничего общего. Впрочем, в его душе теплилось понимание того, что Синтия вообще не имеет ничего общего ни с кем из живущих на земле. Она была человеком себе на уме, неразрешимой загадкой. Никто ее не любил, никто ей не симпатизировал. Когда-то это его огорчало: Джимми считал, что к Синтии относятся предвзято, и ему ужасно хотелось защитить ее от остального мира. Теперь же он осознал, что если кого и следует защищать, так это его самого, его и детей… Он женился на эмоциональной садистке. Притворяться, что это не так, не имело смысла. За последние месяцы Джимми окончательно убедился, какова его жизнь на самом деле, и это знание его совсем не порадовало. Самому себе он признался, что не живет, а прозябает. Все, что у него осталось, — это жена с ее капризами и истериками. Она лишила его всего: достоинства, самоуважения, детей… От внимания Джимми не укрылось, как Синтия смотрит на жениха своей сестры. Она прямо-таки изводила себя завистью, видя, какой счастливой выглядит Селеста. Это не на шутку задевало Джимми. Конечно, временами он ненавидел жену, презирал за холодность и вопиющий эгоизм по отношению к окружавшим ее людям, но все же хотел быть любимым ею. Он хотел, чтобы жена смотрела на него глазами, какими она смотрит на Джонни Паркера, но этого, как прекрасно осознавал Джимми, никогда не будет. Они жили в дорогом музее, и самое печальное заключалось в том, что дом, который он купил по настоянию Синтии, теперь превратился в тюрьму. Они не могли его продать, не могли вернуть свои деньги из-за ее расточительности. Синтия угрохала на обустройство дома столько, что, продав его, они все равно потеряли бы многие тысячи фунтов стерлингов. За дорогущую кухню, которая еще тогда казалась Джимми непомерно претенциозной для половины скромного домика в Илфорде, ему пришлось долгое время выплачивать не меньше, чем за ипотечный кредит. Если добавить к этому купленные в кредит ковры, портьеры, встроенные стенные шкафы, роскошно отделанную ванную комнату с чугунной ванной и новое центральное отопление, то окажется, что он по самые уши в долгах. — Нет, Синтия, я не дурак. Это я раньше был дураком и позволял тебе покупать в кредит с такой легкостью, словно я печатаю деньги. Но тогда я ужасно хотел, чтобы ты была счастливой, а счастливой ты себя чувствуешь лишь тогда, когда тратишь деньги. Сейчас мы не сможем продать эту хибарку и заработать на этом, потому что кухня от дизайнера и супер-пупер ванная комната, которые высосали из меня все деньги, смотрятся здесь, мягко выражаясь, ни к селу ни к городу! Мы живем в половине доме, в Илфорде, графство Эссекс, а не в роскошном особняке. А еще на нас висят долги. Я до сих пор оплачиваю это никому не нужное великолепие. Так что благодаря твоей дурости нам суждено встретить здесь наше семидесятилетие. Поздравляю! Синтия уставилась на мужа ненавидящими глазами. Она смотрела на его невыразительные черты, на водянистые глаза, на неухоженные каштановые волосы и грузное тело. Когда-то она считала его красивым, сейчас же видела перед собой лишь слабого и бесполезного ей человека. Синтия чувствовала себя загнанной в угол. Все кончено! Жизнь не удалась! Она связала свою жизнь с полным неудачником. У нее двое детей, которые могут унаследовать от этого мужчины слабость и никчемность. Если она не позаботится об их воспитании, со временем ее дети вырастут и станут такими же никчемными, как ее муженек. — Мы ведь застрахованы? Я в этом уверена. Поразмысли своей пустой головой хоть раз в жизни и найди решение! Джимми смотрел на жену, и его переполняло отчаяние. Хуже, чем сейчас, уже не будет. Дети живут у родителей жены, а их собственный дом превратился в поле бесконечных сражений. Последнее время Синтия перестала скрывать от него свое пренебрежение. Джимми неплохо зарабатывал, но кредиты тащили их на дно. Не имея сил сопротивляться, он отошел в сторону и только наблюдал, как жена все глубже и глубже увязает в долгах. У него не хватало силы воли положить этому конец, он даже всерьез не помышлял о такой возможности. А теперь и до Синтии наконец дошло, чем это может закончиться. У него не было перспективы быстрого роста. Ему никогда не стать боссом над боссами. Осознав это, жена начала обращаться с Джимми так, словно он пустое место. Или еще хуже — грязь.Глава 14
— Селеста, ты просто великолепна в этом платье! Детка, я горжусь тобой! Джонни понравился выбор, сделанный невестой. На церемонию обручения она приготовила не дорогое, но и не дешевое платье, прекрасно гармонирующее с природной привлекательностью Селесты. — Тебе на самом деле нравится, Джонни? Мужчина счастливо улыбнулся, и у нее перехватило дыхание. Какой же он красивый! Густые темные волосы, голубые глаза… На нем отлично смотрится дорогая одежда хорошего покроя. Не проходило дня, чтобы Селеста не задавала себе вопрос: «Как мне удалось заполучить такого парня?» Габби, схватив тетю за руку, весело смеялась. Джонни поднял девочку на руки и подбросил в воздух. — Не волнуйся. Ты станешь главной подружкой невесты. Габби завизжала от восторга. Когда он поставил ее на пол, довольная Габби спросила: — Можно мне жить с вами после свадьбы? Селеста посмотрела на жениха. Глаза обоих светились жалостью. Потом девушка опустилась на колени и крепко обняла племянницу. — Ты сможешь приезжать к нам в гости. Габби с серьезным выражением кивнула. Она поняла, что на самом деле тетя вовсе не горит желанием, чтобы племянница подолгу у нее гостила. За свою короткую жизнь девочка уже успела привыкнуть к тому, что люди то появляются, то исчезают. Все они рано или поздно бросают ее. Такова настоящая жизнь! С этим ничего не поделать. Приходится мириться. И на душе у Габби вдруг стало ужасно тоскливо. Она так хотела стать частью семьи тети Селесты! Она так хотела стать частью чего-нибудь постоянного! Габби знала, что папа ее любит, вот только он все не приезжал, чтобы забрать ее от бабушки домой. А маму она вообще давно не видела. Мама, как говорили, была слишком занята. Девочке казалось, что она совершила ужасный поступок, сделала что-то очень плохое, и теперь мама ее наказывает. Но она ведь ничего подобного не делала! Она из кожи лезла, чтобы быть хорошей девочкой. Габби старалась вести себя самым лучшим образом. Она надеялась, что сможет завоевать одобрение мамы и та заберет ее домой, но ничего не помогало. Было трудно, особенно из-за того, что Габби так до конца и не понимала, как следует себя вести. Она не знала, как можно завоевать любовь мамы. Она не понимала, почему мама отказалась от нее. Бабушка ее любит. В этом Габби была уверена. Когда мама в очередной раз обижалась на нее, то всегда отсылала к бабушке. Это казалось особенно странным из-за того, что мама не единожды говорила, что квартира бабушки — настоящий свинюшник и она ни за что бы не позволила жить в ней даже своей собаке. Габби предполагала, что именно по этой причине ей не разрешают завести щенка, хотя девочка так об этом мечтала. Квартира бабушки, конечно, не отличалась той чистотой, что слепила глаза у них дома, но, как ни странно, у бабушки Габби жилось несравненно легче. Ей, по крайней мере, не приходилось соизмерять каждый свой шаг, боясь нарушить идеальный порядок и блеск. У бабушки она никогда не уписывалась во сне. Дедушка говорил, что это из-за того, что здесь внучка расслабляется и не боится матери, которая вечно ее третирует. Дедушка также говорил, что ее мама — высокомерная сука, которой нужен настоящий мужик, способный выбить дурь из ее головы. Ее папа — человек хороший, но ему следует проявить характер и не позволять жене садиться ему на голову. Видя, как улыбается и смеется тетя Селеста, девочка и сама испытывала прилив радости. Она любила тетю Селесту и дядю Джонни. Почему мама совсем на них не похожа? Возможно, это из-за дяди Джонни. Ее мама все время пытается привлечь его внимание, но дядя Джонни сторонится мамы. Большинство людей стараются держаться от ее мамы подальше. Это Габби понять могла. Находясь рядом с матерью, она только и слышала от нее жалобы да критику. Девочка постаралась отделаться от беспокойных мыслей и полностью отдаться радости от того, что происходило вокруг. В последнее время ее донимали разные тревожные мысли, и Габби не знала, как от них избавиться. Она изобразила на лице улыбку, хотя в глубине души испытывала потребность разрыдаться. Минуты настоящего, ничем не омраченного счастья выпадали не так уж часто. Каждый раз они словно бы подчеркивали тягучую грусть, которая постоянно жила у нее в сердце. — С тобой все в порядке, золотце? — вглядываясь в блестящие от подступивших слез глаза племянницы, спросила тетя Селеста. — Почему ты плачешь? Глупышка! Ты живешь в своей семье, и все мы тебя очень любим. Габби не могла рассказать тете, что лежит у нее на сердце, почему она так несчастна. Сейчас она чувствовала любовь и заботу близких людей, но страшилась, что однажды все может закончиться. И вдруг девочка поняла, что совсем не хочет возвращаться домой. Здесь ей живется лучше.Глава 15
— Ты не увезешь их отсюда, Синтия. Нет — и все тут! Синтия перевела взгляд на отца и тяжело вздохнула. Все прекрасно знали, что на самом деле она не горит желанием забрать детей. Это была всего лишь игра, в которую они часто играли. Синтия притворялась, что ее одолевают материнские чувства, а ее родители притворялись, что отговаривают дочь забирать у них внуков. Это притворство было несколько утомительным, но пожилые люди считали за лучшее подыгрывать Синтии. Пусть дочь вернется домой с чувством, что сделала все от нее зависящее, чтобы вернуть себе детей, но, не желая разбить сердцá престарелых родителей, все же уступила их настоятельным просьбам. От этого притворства выигрывали обе стороны. Мэри вступила в спор: — Завтра мы едем с Габби на рынок. Потом нам надо будет отвезти ее на примерку. Платье на свадьбу почти готово. Это, конечно, неудобно, но, может, ты хочешь поехать с дочкой? Синтия энергично замотала головой, словно мать предлагала ей совершить какой-то ужасный поступок. — Нет! Спасибо! У меня и так дел невпроворот! Это было еще одна составляющая игры. Синтия притворялась, будто настолько занята, что не может выкроить время на то, чем занимается большинство женщин. Даже поехать с дочерью на примерку платья было выше ее сил. При этом Синтия нигде не работала и не стала бы работать, даже если бы от этого зависела ее жизнь. — Им здесь хорошо живется, мама? Ты уверена? Мэри едва могла сдержать сарказм, когда ответила: — Конечно, хорошо, Синтия. Молодая женщина окинула взглядом место, где выросла. Пол с местами облупившейся краской, старомодные обои… Синтию передернуло. Как этим людям вообще удалось ее здесь воспитать? Этот вопрос она часто себе задавала и не находила на него ответа. Всю свою сознательную жизнь Синтия недоумевала, как она, выросшая в этом свинарнике, научилась красиво одеваться, правильно вести себя за столом и вообще жить, не роняя своего достоинства. Детство виделось ей сплошным кошмаром. Это удивительно, что со временем она стала такой утонченной, изысканной особой. Синтия подозревала, что в числе ее предков были люди с благородной кровью, а она является носительницей этих здоровых генов. Синтия взглянула на Габриелу и увидела собственную красоту, проявившуюся в чертах дочери. Она, конечно, милая девочка, но, к сожалению, нахваталась всякого от этих грубых людей. Ей нравятся чипсы и воздушная кукуруза. Дай ей волю, Габби дни напролет сидела бы, тупо уставившись в телевизор. В доме постоянно воняло до отказа набитым мусорным ведром и полными окурков пепельницами, грязной посудой и сэндвичами с копченой свининой. Синтия ненавидела эти запахи с детства. С тех пор ничего не изменилось. Запах грязных рубашек отца и дешевых духов матери, казалось, въелся в стены квартиры. В газовой колонке постоянно пылал огонь, оставляя микроскопические следы сажи на стенах и дверях. Телевизор и радио вечно включены. Их шум ужасно действует на нервы. А еще ее родители не умели поддерживать разговор. Все их беседы сводились к обсуждению знакомых и друзей. Эти люди никогда не интересовались тем, что происходит в мире. Жить с ними — все равно что очутиться в бесконечной мыльной опере, вот только герои этих нескончаемых сериалов обладают индивидуальностью, а ее родители — скучны до омерзения. Ее мать дни напролет только тем и занималась, что пила крепко заваренный чай и курила сигарету за сигаретой. Смысл ее существования сводился к тому, чтобы посмотреть вечером новую серию «Улицы Коронации». А ее младшая сестра подцепила жениха с деньгами и положением в обществе. Какая вопиющая несправедливость! Если бы она тогда не сглупила и еще немного подождала, то… Но прошлого не воротишь! К тому же раньше Синтия не сомневалась, что Джеймса ждет большое будущее. А теперь посмотрите, где она очутилась! Попала в долговую трясину с двумя детьми на шее. Если бы Джеймс выполнил свою часть соглашения, то сейчас она могла бы нанять няню или, по крайней мере, приютить у себя студентку-иностранку. И на ее плечи можно было бы переложить основное бремя работы по дому. Синтия зажмурилась, не в силах справиться с раздражением. Ей во что бы то ни стало нужно найти способ избавиться от дома и при этом немного заработать на сделке. Тогда они снова будут в состоянии двигаться вперед. Если она предоставит заниматься этим вопросом Джеймсу, то они почти наверняка встретят старость на этой трижды распроклятой улице… если, конечно, она сможет терпеть этого слабака рядом с собой так долго. А вот Селеста выходит замуж за мужчину, которого ожидает блестящее будущее. Синтия воспринимала успех младшей сестры как личное оскорбление, как удар кулаком в лицо… Отец громко пустил газы. Синтия поджала губы, прекрасно сознавая, что он сделал это намеренно, чтобы позлить ее. Отец любил ставить старшую дочь в неудобное положение тем, что называл «естественной человеческой физиологией». Если бы ближайшие дни не были расписаны у нее по минутам, Синтия назло отцу забрала бы Габриелу домой, преподав тем самым грубияну урок. — Синтия! Оставайся на чай. К нам должен зайти Джонни. Можно будет пригласить Джимми. Соберемся все вместе в тесном семейном кругу. Мама улыбалась, произнося эти слова, и вдруг до Синтии дошло, что Мэри не притворяется. Но ей пришлось отказаться. Перспектива увидеть Джонни и Селесту вместе совсем ей не улыбалась. У нее началась депрессия. — Я бы осталась, мама, но у меня еще есть дела, — сказала она негромко и вымученно улыбнулась. — Возможно, как-нибудь в другой раз… Мэри кивнула, удивляясь, что вообще предложила дочери такое. Мать видела, что Синтию съедает зависть. Она ужасно завидовала сестре. Мэри Каллахан все это понимала, но не спешила делиться своими наблюдениями с мужем. Джек воспользовался бы этим, чтобы лишний раз допечь дочь. Странно, но до тринадцати лет Синтия была его любимицей. А потом… Потом ужимки дочери, строящей из себя «благородную леди», перестали смешить ее родителей. Джек вдруг осознал, что старшая дочь не только стыдится, но даже презирает своего отца. Синтия вообще пренебрежительно относилась к членам своей семьи. Она не хотела быть похожей на окружающих ее людей. Синтия осталась католичкой только потому, что монахини накрепко вложили в ее голову католический символ веры. К тому же дочь прекрасно осознавала, что, отрекшись от веры, сожжет все мосты между собой и родителями. Джек Каллахан, несмотря на все свои недостатки, был ревностным католиком. Отступничество сделало бы дочь его личным врагом, а Синтия, несмотря на весь свой гонор и высокомерие, втайне боялась, что дверь в дом родителей закроется перед ней раз и навсегда. Мэри это отлично понимала. В глубине души их старшая дочь нуждается в них куда больше, чем они в ней. Надевая пальто, Синтия заметила на лице матери тень грусти. Она не нуждалась в ее сочувствии! То, что она не согласна смириться с меньшим, чем то, чего заслуживает, не делает ее плохим человеком. Синтия считала себя борцом, всеми силами рвущимся к победе. Муниципальное жилье и жизнь от зарплаты до зарплаты никогда не были пределом ее мечтаний. Ничего, она разберется со всеми проблемами… Когда ушла мама, Габби облегченно вздохнула. В ее присутствии даже воздух казался спертым. Девочка еще не понимала, почему это происходит, но вскоре ей суждено узнать, какое влияние некоторые сильные личности могут иметь на других людей.Глава 16
Джимми ужасно устал. Это переутомление уже отражалось на его внешнем виде. И все из-за Синтии. Жена довела его до полного упадка физических и душевных сил. Его ужасно огорчало то, что никто из его друзей больше не приходит к ним в гости. Синтия могла приготовить вкуснейший обед, налить отменное вино, но высокомерный, холодный характер хозяйки дома заставлял людей держаться от нее подальше. Она была приветлива только с теми, кого считала представителями «высшего класса». К сожалению, эти люди, общества которых Синтия так страстно добивалась, видели ее насквозь, так что сторонились амбициозной истерички даже больше, чем люди одного с Синтией социального происхождения. В любой компании Синтия чувствовала себя чужой. Сидя в тепле паба на Дин-стрит, Джимми Тейлор удивлялся тому, что так редко здесь бывает. Прикольное местечко. Здесь всегда было много людей. Со всех сторон слышался громкий смех. Джимми пришел сюда вместе с Джонни Паркером и его закадычными друзьями. Время бежало незаметно. Жених Селесты был отличным парнем. Его приятели Джимми тоже нравились. Он не понимал почти патологической ненависти, которую Синтия испытывала к Джонни и всему, что его окружает. Джимми знал, что его новый приятель не всегда был в ладах с законом, но это его не особо тревожило. Допив очередную порцию шотландского виски, Джимми ощутил, как тепло разливается внизу живота. — Джимми, ну как? Проняло? Глядя в улыбающееся лицо Джонни, он чувствовал, что ужасно благодарен ему за этот вопрос. — Да. Прикольное чувство, приятель. Усевшись возле Джимми, его новый товарищ потянулся через стол за своим стаканом, отпил из него немного и, закурив, знаком приказал бармену налить всем еще. Заказ выполнили через пару минут. Такая быстрота поразила Джимми. Джонни вел себя так, словно паб принадлежит ему. — Слушай, Джонни! — обратился к нему один из их компании. — Ты слышал о Черном Микки? Джонни Паркер утвердительно кивнул и равнодушно заметил: — Он знал, на что идет. Я его предупреждал, а он меня не послушал. Если повезет, ему дадут восемнадцать, не меньше… Остальные мужчины за столом глубокомысленно закивали головами. Разговор принял серьезный оборот. — Во всем виновата его телка, — вмешался в разговор кто-то еще. — Она только и делала, что выкачивала из него деньги. Дура тратила не меньше конченого русского олигарха. Легавые быстро все просекли. Два БМВ стоят перед парадной дверью. Дети учатся в частной школе. А хозяин всего этого добра нигде не работает и вообще не имеет никакого официального дохода. Вот его и накрыли. Джонни снова кивнул. — Пять лет назад я на него работал. Тогда мы сорвали большой куш. В те времена я был еще молокососом, но уже знал, как надо вести дела. Я советовал Микки покупать дома и сдавать их в аренду, обзавестись магазином или кафе, короче, создавать видимость, что ты респектабельный бизнесмен, а он… Вы же его знаете? Он думал, что если прикормил нескольких продажных легавых из местного отдела, то обезопасил свое будущее. Чушь собачья! Черного Микки арестовали крутые ребята из бригады по борьбе с преступностью, а не местные придурки. Джимми с удивлением вслушивался в разговор. — Они свалились на него как снег на голову. Кто-то где-то проболтался или специально сдал Черного Микки для того, чтобы легавые не замели его за что-то помельче. Фараоны, если им надо, могут даже заплатить за важную информацию. В любом случае, без стукача здесь не обошлось. Джонни неприятно рассмеялся. — Ну, кто бы это ни был, не хотел бы я оказаться на его месте, когда это всплывет на поверхность. А рано или поздно об этом все равно узнают, и тогда стукачу не поздоровится. Таков закон улиц. Тревор Карлинг, невысокий темноволосый мужчина с темно-голубыми глазами, придвинулся ближе и сказал: — Надеюсь, я первым доберусь до суки. Он у меня долго будет умирать. Клянусь, через час мразь будет молить о быстрой смерти! Мужчины зашлись хохотом. Усмехнувшись, Джонни сказал: — Ты за не вовремя возвращенную пятерку даже бабушку свою не пожалеешь, Тревор. Голубоглазый мужчина зашелся гортанным хохотом. — Я люблю мою старушку, а она достаточно умна, чтобы не брать у меня взаймы! Джимми сидел, откинувшись на спинку стула. Разговор ему все больше и больше не нравился. И это те парни, которые приняли его в свою компанию и обществом которых он так дорожил еще пять минут назад? От внимания Джонни не укрылась реакция Джимми на их болтовню. Обняв будущего родственника за плечи, он, добродушно подмигнув приятелям, громко сказал: — Баста! Это мой будущий свояк, и он прямее, чем пробор копа. Тревор, наклонившись к Джимми, сказал, посмеиваясь: — Сынок, помнишь плакат военного времени «Болтовня убивает»? То, что Тревор не шутит, Джимми понял сразу же. — Он надежный парень, наш Джимми. Слова Джонни подействовали на всех успокаивающе. Теперь Джимми начинал понимать, почему его жена встретила известие о помолвке сестры в штыки. Хотя в делах, находящихся по другую сторону закона, он понимал не больше, чем теленок, все в поведении Джонни указывало, что этот парень далеко пойдет, а следовательно, и Селеста будет жить, что называется, в шоколаде. Это, судя по всему, и не давало Синтии спокойно спать по ночам. Джимми видел, что Джонни Паркер не из тех, кого легко поймать. Ему не светит восемнадцать лет в каталажке. Он слишком хитер, чтобы дать копам себя обойти. А еще Джонни, несмотря ни на что, был отличным парнем.Глава 17
— Джимми, с тобой все в порядке? Джонни Паркер рассмеялся, наблюдая за тем, как Джимми опорожняет содержимое своего желудка на асфальт автостоянки. Он похлопал будущего родственника по спине и, когда тошнота немного отпустила страждущего, вытащил из багажника своего «мерседеса» пластиковую бутылочку с водой. — Держи, приятель! Выпей, и сразу полегчает. Джимми с благодарностью глотнул прохладной жидкости из бутылки. — Обычно я столько не пью. — Надеюсь, что так, а то посадишь себе печень. Джимми улыбнулся, и Джонни задумался над тем,зачем этот сильный мужчина связал свою жизнь с такой стервой, как Синтия. Ответ, впрочем, был очевиден. Синтия — красотка что надо и умеет охмурять мужиков. Джимми попался на ее крючок, подобно миллионам мужчин до него, пойманным в силки, расставленные смазливыми суками. Только после свадьбы эти мерзавки показывают себя во всей красе. Мать Джонни и сама была той еще штучкой. Ее муж, отец Джонни, человек волевого характера, не всегда умел поставить ее на место. Она вливала свой яд по капле в уши мужу каждый день, пока даже его богатырское здоровье не выдержало. Джимми, должно быть, из таких же неудачников. Будущий свояк присел на бордюр, глубоко вдыхая свежесть ночного воздуха. Мир наконец-то перестал плыть у него перед глазами. Слава богу! — Сегодня все было просто отлично, Джонни. Надеюсь, эти стриптизерки умеют хранить чужие секреты? — Не волнуйся, но я бы на твоем месте никому о сегодняшнем не рассказывал. Селеста, конечно, девушка широких взглядов, но у всякой широты есть свой предел. Джонни закурил сигарету, глубоко затянулся и только после этого уселся на грязный бордюр возле своего нового приятеля. — Она милая девушка, Джонни. Тебе повезло с Селестой. — Знаю. В противном случае я бы на ней не женился. Джимми тяжело вздохнул. — Она очень добрая, наша Селеста. Моя Габриела души в ней не чает. С тетей она проводит намного больше времени, чем с матерью. Джонни почувствовал горечь в голосе собеседника. И как ему не стыдно быть таким слабаком? — Думаю, это не мое дело. Джимми покачал головой. Конечно, быть тактичным неплохо, но под действием алкоголя в крови он испытывал сильнейшую потребность излить кому-нибудь душу. Он знал, что Джонни внимательно его выслушает, поймет и не обидится. — Понимаю, но поговори со мной, пожалуйста. Только сейчас я до конца осознал, чего лишился вследствие своего долбаного брака. Ты сегодня встретился с приятелями, выпил немного, хорошо провел время, а я… Раньше я регулярно ходил с ребятами после работы в один из вест-эндских пабов. Так отпадно, как здесь, мы никогда не веселились, но все равно было очень здорово. Теперь все развлечения остались в прошлом. Синтия следит за каждым моим шагом. Она не хуже меня знает мое расписание. На работе дела тоже идут неважно. Войти в руководство фирмой мне не светит. По правде говоря, я вообще застрял на одном месте. Уже не помню, когда меня повышали последний раз. Говорят, что я не улавливаю общую направленность политики, которую проводит наша фирма. Мне приходится поздравлять людей гораздо младше себя, которые из моих подчиненных становятся моими начальниками. Мои дети живут у родителей жены. Что же касается моих родителей, то жена вообще отстранила их от воспитания малышей. Я не понимаю, как такое могло случиться со мной, и главное — я не знаю, как все исправить. Джонни бросил окурок на асфальт и сразу же потянулся за очередной сигаретой. Он сочувствовал парню, хотя и понимал, что во всех бедах повинен, прежде всего, он сам. Его мать во многом была похожа на Синтию. Джонни собственными глазами видел, как трудно приходится мужчине, имевшему несчастье ее полюбить, поэтому затруднительное положение, в котором оказался Джимми, было ему вполне понятно. Джонни и сам когда-то попался на удочку к Синтии, воспылав сумасшедшей страстью к ее роскошному телу, но, в отличие от Джеймса Тейлора, вовремя разобрался в подловатом характере этой суки. Джонни ни на минуту не забывал о горьком опыте своего папаши, поэтому характер его избранницы Селесты представлял собой полную противоположность личности Синтии. Он знал, что ему не придется бороться с будущей женой за признанное главенство в их семье. Единственное, что Селесте нужно, — это его любовь и забота. Она будет верна ему до самой смерти. — Послушай, Джимми, я понимаю твои проблемы, но, поверь, никто, кроме тебя, их не решит. Ты должен поставить ее на место, показать, кто в доме хозяин. Джимми рассмеялся, словно его собеседник сморозил жуткую глупость. — Легче сказать, чем сделать, Джонни! Синтия умеет забалтывать так, что невольно начинаешь верить тому, что она говорит. Моя жена тратит деньги так, словно я их печатаю. Мы много раз спорили на этот счет, и каждый раз победителем из спора выходила она. Синтия почти убедила меня в том, что не ее непомерные траты виной тому, что мы в долгах по самые уши. Виноват я, потому что не в состоянии заработать столько, сколько надо на выплату всех ее долгов. Джонни знал, о чем идет речь и чем все это может закончиться. — Послушай, Джимми! Тебе остается или продолжать выплачивать ее долги, хотя, насколько я понимаю, она будет бесконечно делать все новые и новые, или ты возьмешь верх над женой и заставишь себя уважать. Джимми не ответил. — Но есть и третий путь, — чуть тише добавил Джонни Паркер. Собеседник посмотрел ему прямо в глаза. — И какой же? — Я могу предложить тебе работу по совместительству. Я знаю, что ты хороший бухгалтер и умеешь прибыльно инвестировать деньги своих клиентов. Только закончив фразу, Джонни осознал, как себя подставил. Черт побери шотландский виски! После него Джонни Паркер всегда впадал в сентиментальное расположение духа. — Серьезно? Я смогу неплохо на этом заработать? Джонни понял, что его предложение стало ответом на потаенные молитвы будущего родственника. Теперь Джимми Тейлор готов был заключить сделку с собственной совестью. — Если ты сможешь утаить бóльшую часть моих доходов так, чтобы и комар носа не подточил, то твое будущее — у тебя в шляпе, приятель. Но, прежде чем принять мое предложение, подумай о том, что тебе придется нарушать закон. Если тебя поймают, то посадят в тюрьму. Пойти на сотрудничество с полицией ты не сможешь, так как я работаю на очень крутых и безжалостных ребят, а они такого никому безнаказанно не спустят. Понимаешь? Подумай, хорошенько подумай, на что соглашаешься. Если ты нарушишь молчание, тебя убьют. Семейные связи для них немного значат. Скорее всего, они убьют нас обоих. Джонни Паркер надеялся, что завуалированная угроза испугает будущего свояка и он поймет, что предлагаемая ему работа не из тех, на которые следует соглашаться. Джимми, напротив, видел в своем собеседнике ангела-спасителя, который предлагает ему хорошенько подзаработать, выполняя то, чем он и так занимается. Отчаявшись во всем, Джимми тешил себя иллюзией, что если он станет работать на Джонни Паркера, то ничего плохого ему не грозит. В конце концов, он будет заниматься финансовыми вопросами и к преступной деятельности организации иметь лишь опосредованное отношение. Джимми Тейлор вычеркнул из памяти услышанные недавно разговоры, постарался забыть о том, деньги каких людей ему предстоит отмывать. Единственное, чего ему сейчас хотелось от жизни, — это сбросить с плеч непосильное долговое бремя и увидеть лицо Синтии, когда она поймет, что он справился… — Спасибо, Джонни, но времени на размышление мне не надо. Я очень благодарен тебе за оказанное доверие, клянусь, ты не пожалеешь! Я буду работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю, если понадобится. Джонни поднял руку, призывая взбудораженного собутыльника к молчанию. Его будущий свояк, вполне возможно, знает о предстоящей работе куда больше, чем кажется на первый взгляд. Все может быть. Да и он десять раз проверит парня, прежде чем доверить ему по-настоящему крупные деньги. — Не так быстро, приятель. Уходить с официальной работы не следует. Она будет твоим идеальным прикрытием. В глазах посторонних ты должен быть самым что ни на есть законченным мистером Респектабельность. Понятно? Работенку для меня будешь делать в свободное время. И, послушай, никому не трепись о нашем разговоре! Никому, особенно Синтии. Я возьму тебя на двухмесячный испытательный срок. Если справишься, можешь считать себя зачисленным в штат. Если по истечении этого срока ты решишь, что такая работа тебе не по нутру, смело говори. Мы разойдемся как в море корабли. Я понятно излагаю? Джимми утвердительно кивнул, словно только сейчас окончательно осознал всю серьезность принимаемого решения. Джонни Паркер сомневался, что этот идиот сможет справиться со стрессом, который неизбежен при их работе. Но сказанного не воротишь. Придется теперь присматривать за этим чмом… Как будто у него нет других дел!Глава 18
1988
Синтия места себе не находила от раздражения, но старалась сдерживаться. За последние два года женщина преуспела в этом тяжелом для нее искусстве. Стоящий особняком большой дом сестры и сверкающая спортивная машина вызывали жгучие приступы зависти, но хуже всего было вечно видеть довольную улыбку на круглом лице Селесты. Синтия наконец смогла выбраться с семьей из дома в Илфорде. Она провернула это дельце и не потеряла ни фунта. Истинную подоплеку произошедшего Синтия предпочитала не разглашать. Дурачок Джеймс ни о чем не догадался. Он все равно не смог бы понять логику ее поступков. В конце концов, что еще можно ожидать от преступника? Теперь Джеймс стал преступником, хотя и мелким. Он верил, что нельзя в открытую нарушать закон даже по мелочам, так как это может навести полицию на твой след. Сейчас деньги в их семье водились, и все благодаря ей. Если бы не ее сообразительность, дом продали бы со значительными убытками и они никогда не смогли бы выбраться из долгов… Но последнее время Синтии становилось все труднее себя сдерживать. Муж Селесты, могущественный и благородный Джонни Паркер, снизошел до бедных родственников и начал подавать им милостыню со своего вельможного стола. Сегодня вечером в ресторане должно было состояться очередное празднование очередной победы Джонни Паркера. В его шляпе прибавилось еще одно перо. Черт побери! Синтия была вся на нервах. Ей хотелось вопить от раздражения. Она глянула на себя в зеркало. Да, без сомнения, она самая красивая и гламурно одетая женщина в ресторане. Впрочем, этого нетрудно было достичь. Как-никак, это вам не выставка Крафта.[2] Синтия улыбнулась, найдя сравнение забавным. Если на ней эффектно подобранный верх и тщательный макияж, то и тягач на гусеничном ходу с полуприцепом остановится в изумлении. Впрочем, для Джонни Паркера она была словно человеком-невидимкой. Он разговаривал с ней, был вежлив, но Синтия чувствовала, что как женщина она ему совершенно не интересна. Синтия, напротив, всегда и всюду обращала на него внимание. Ничего удивительного, что Джонни Паркер добился успеха в избранной им сфере деятельности. Он имел харизму, казался человеком, способным на многое, знающим, что почем в этом мире. Не только женщины, но и мужчины подпадали под влияние его личности. Синтия потратила много сил, пытаясь выведать у Джеймса, чем занимается Джонни. Но все ее истерики, все хитрые расспросы были напрасны. Ни разу она не смогла добиться от мужа откровенности. По правде говоря, ей не удалось добиться от Джеймса вообще ничего. С того времени, как муж начал работать на Джонни Паркера, он значительно поумнел. Это обстоятельство начинало Синтию серьезно тревожить. Сейчас она сидела за одним столиком с Селестой и радовалась тому, что производит гораздо большее впечатление на мужчин, чем ее младшая сестра. Это обстоятельство было словно бальзам на рану ее самолюбия. Многие раздевали ее глазами, хотя сегодня Синтия надела довольно невзрачное шелковое платье. До того как очутиться на ее теле, платье казалось немногим лучше половой тряпки, но, обтянув аппетитные округлости ее тела, оно производило сногсшибательное впечатление, даже чуть заходя за границы пристойности. Синтия делала вид, что не замечает, как на нее смотрят мужчины. Еще большее удовольствие она получала, ловя на себе завистливые взгляды женщин. Она знала, о чем они думают: двое детей, а она выглядит лучше, чем любая из них. Синтия неискренне улыбнулась, когда сестра налила в их бокалы белого вина. — Как тебе нравится ресторан Джонни? Правда, красиво, Синти? Класс! Она кивнула и заставила себя ответить: — Да, Селеста. Очень красиво. Младшая сестра прекрасно понимала, что Синтия говорит не то, что думает, но Селесту это вполне устраивало. Уж лучше Синтия будет притворяться, чем скандалить. Для старшей сестры ссоры и разборки были родной стихией, словно вода для рыбы. Иногда это становилось невыносимо. Селеста верила, что тишина и покой — это то, что нужно для счастья. Почему Синтии надо все превращать в мелодраму, Селесте понятно не было. Старшая сестра умела задеть чужое самолюбие. И то, что она говорила, было не просто обидным, оно содержало в себе крупицу правды. Синтия любила задавать работу другим и являлась строгим судьей чужих поступков. Своими оскорбительными намеками она могла подорвать репутацию человека. Синтия любила высказывать собственное мнение относительно того, как следует воспитывать детей и какими должны быть хорошие жены и матери. При этом она совершенно не утруждала себя воспитанием своих детей. У Синтии было припасено мнение относительно всего и всех. При этом она не замечала, как другие люди к ней относятся. Если бы Синтия знала, насколько недолюбливают ее окружающие — как мужчины, так и женщины, — она бы очень удивилась. Впрочем, как было известно Селесте, мнение женщин Синтии по барабану. Ее старшая сестра уверена, что все мужчины вокруг только и делают, что восхищаются ее красотой. Синтия души в себе не чаяла. К сожалению, ее способность любить не распространялась на других людей. Селеста подозревала, что именно из-за этого сестра никак не может обрести счастье в жизни. Впрочем, у нее хватало ума не высказывать эти соображения вслух. Селеста осознавала, что всеобщая любовь окружающих к ее скромной персоне не в последнюю очередь зиждется на том, что она предпочитает держать многие из своих мыслей при себе. Она еще в подростковом возрасте поняла, что излишняя откровенность ничего, кроме неприятностей, не приносит. Синтия, напротив, считала, что Господь наделил ее святой обязанностью резать правду-матку с таким уничижительным апломбом, что становилось страшно. Синтии было глубоко наплевать на то, как окружающие воспримут ее слова. По правде говоря, ей нравилось обижать людей, нравилось создавать нервозную, напряженную атмосферу всюду, где бы она ни появлялась. Следствием этого было то, что после себя Синтия Тейлор оставляла неприятный привкус. Половина людей, вращающихся с ней на одной орбите, считала скандалистку персоной нон грата. — Честно говоря, я бы не стала сюда ходить, не будь ты моей сестрой. Здесь слишком много показухи и безвкусицы. Селеста не утратила своего благодушия. — По-моему, людям нравится, Синти! Уверена, что дела у нас пойдут неплохо. Дружелюбная улыбка не сходила с лица Селесты. А Синтия просто кипела от гнева. За что ее сестре такая удача в жизни? За что ей все эти деньги и почести? Будучи женой человека состоятельного, Селеста пользовалась уважением со стороны окружающих его людей. Именно это уважение было тем, чего больше всего хотелось добиться Синтии Тейлор. Но для того, чтобы тебя уважали, надо вести соответствующий образ жизни, жить так, как, казалось Синтии, она заслуживает… Реальность приносила лишь скуку и разочарование. Ей не осталось ничего, кроме как уповать на надежное социальное страхование и скорую кончину ничтожества, с которым ей не посчастливилось связать свою жизнь. Будь на то ее воля, Джеймс дал бы дуба от инфаркта хоть завтра, предоставив жене возможность все начать сначала. На этот раз она не наделала бы ошибок. Время научило ее многому… — Знаешь, Селеста, люди всегда хотят чего-нибудь новенького, хотя это новенькое им быстро надоедает. Но твой муж потрудился на славу. В словах Синтии звучала неприкрытая зависть, и Селеста почувствовала жалость к сестре. Если бы Синтия расслабилась и перестала желать невозможного, то смогла бы получать от жизни удовольствие, как делают все нормальные люди. Селеста улыбнулась и обняла сестру. — Спасибо, Синти! Если тебе нравится, значит, ресторан и впрямь хорош! Завуалированная похвала ее хорошему вкусу польстила самолюбию Синтии. — Вот именно, Селеста, — в порыве великодушия сказала она. — Не стоит переживать из-за ресторана. — Я и не переживаю. Спасибо, что пришла, сестренка. Я очень тебе благодарна. Синтии ужасно льстило то, что Селеста интересуется ее мнением, когда разговор заходит о новых предприятиях мужа. Это служило живительным бальзамом на ее истерзанную завистью душу. По справедливости это она должна была стать королевой сегодняшнего бала, а не младшая сестра. Если бы много лет назад она предвидела, чем это закончится, она ни за что не отпустила бы от себя Джонни Паркера. Синтии никогда не приходило в голову, что ее младшая сестра может быть в курсе тех отношений, которые когда-то связывали ее с Джонни. Селеста была достаточно умна, чтобы помалкивать. Муж ничего ей не рассказывал. Он слишком сильно заботился о душевном спокойствии своей жены. Но у Селесты были уши, и она внимательно прислушивалась к циркулирующим вокруг слухам. Вначале ей было неприятно, что Синтия побывала на ее месте прежде, но потом молодая жена поверила, что Джонни по уши влюблен в нее и только в нее. Она была достаточно умна, чтобы не злиться на прошлое. Единственным, что тревожило Селесту, было то, что, узнай Синтия о том, что она знает об их связи с Джонни в прошлом, скандала не миновать. Старшая сестра будет до глубины души оскорблена тем, что Селеста все знала и не закатывала ей скандалов. Людям, похожим на Синтию Тейлор, следовало говорить то, что они хотят услышать. Так спокойнее. Если они, как по волшебству, осознают, что окружающие на самом деле о них думают, полученный шок будет просто невыносим для их самолюбия. Люди подобного склада живут в своих собственных мирках, имеющих очень мало общего с реальностью. Джонни Паркер, как всегда чувствуя сильное эмоциональное притяжение к собственной жене, подошел к столику, за которым сидела Селеста. Его жена стоит пятидесяти других женщин. — Нравится, детка? — Джонни! Это просто замечательно! Глядя Синтии прямо в глаза, Джонни Паркер сказал: — Селеста занималась интерьером. Как тебе вот та звезда? Сегодня вечером он впервые заговорил с Синтией. Присутствие Селесты было при этом крайне желательно. Ему нечего скрывать, и он хотел, чтобы Синтия тоже это понимала. Свояченица ухмыльнулась и ответила: — Это многое объясняет, Джонни. Оскорбление было явным, ничем не завуалированным, и Джонни Паркер это понимал. Понимала и Селеста, но, как всегда, посчитала за лучшее не накалять обстановку. Джонни очень импонировала доброта жены и то, что она старается видеть в людях только хорошее. Даже к своей мерзкой сестре она относится с любовью. Синтия сверлила Джонни жирно подведенными глазами. Она бы могла, кажется, его съесть. Каждый раз, видя Джонни, женщине хотелось отпустить себе подзатыльник. Вот кого она могла бы заполучить! Сейчас Синтия желала этого мужчину даже сильнее, чем прежде. Если бы она прежде знала, чего и за какое короткое время он достигнет, то ни за что не позволила бы Джонни ускользнуть. К сожалению, раньше она считала, что этому парню нужно от нее только одно. Синтия и представить не могла, что этот неудачник сможет достичь таких высот. Насколько слепа может быть молоденькая девушка! Но сдаваться она не собиралась. Синтия верила, что в силах изменить свое будущее в лучшую сторону. Она вернет Джонни Паркера! Если она будет последовательной и упорной, то со временем добьется своего. В конце концов, кто у нее в соперницах? Ее сестру Селесту в расчет принимать не стоило. Она дурочка, чистейшей воды идиотка. Джонни видел, как одно выражение на лице Синтии сменяется другим. Он мог читать ее мысли, как открытую книгу. Этой злобной суке ничего не светит. Она многого хочет, а получит кукиш. Когда-то Синтия его заводила. Джонни нравилась эта девушка, вернее, ее тело — такое манящее, такое зовущее, такое многообещающее… Действительность оказалась лучше любых фантазий, но его страсть длилась недолго. Синтия хотела многого, а давала взамен очень мало. Джонни был у нее первым. В постели девчонка оказалась просто великолепна, но ее первый мужчина быстро понял, что уступила она ему только потому, что надеялась получить взамен гораздо больше. В эмоциональном отношении Синтия была роботом. Она пошла бы с кем угодно, лишь бы тот удовлетворил ее материальные потребности. К счастью, Джонни Паркер вовремя понял, что чем раньше он расстанется с Синтией, тем лучше. Теперь, вспоминая прошлое, он благодарил Бога за то, что сумел так легко от нее отделаться. То, что в конце концов он повстречал и полюбил ее младшую сестру, Джонни считал чем-то сродни Божественному воздаянию за все прошлые мучения. — Идем, Селеста! Надо поприветствовать наших будущих постоянных посетителей. Сказано это было с достаточной степенью высокомерия и так, чтобы Синтия поняла: этот шип направлен в нее. Синтия проводила взглядом удаляющуюся младшую сестру в сопровождении человека, которого она считала мужчиной своей мечты. Если бы на свете существовала справедливость, то она, а не Селеста, сейчас расхаживала бы по залу с видом августейшей особы на приеме в ее честь. Похоже, мир сошел с ума, раз младшей сестре досталось все то, о чем мечтала Синтия. А ведь это ничтожество когда-то донашивало за старшей сестрой одежду. Когда Джонни с женой скрылись в толпе, подошел Джеймс и уселся рядом. По лицу мужа было видно, что ему ужасно нравится быть частью всего этого великолепия. Это вызвало у Синтии прилив раздражения. Как можно быть благодарным за то, что тебе бросают объедки? — Какая чудесная ночь, дорогая! Знаешь, а ведь я совладелец этого ресторана. Если все сложится удачно, то это станет началом чего-то большего… Джеймс радовался как ребенок. В таких случаях ее мать говаривала: «Рад лачуге так, словно это дворец». Но Синтия-то понимала, что ее муж — всего лишь пешка, которая служит процветанию мужа Селесты. Он имеет ничтожнейшую долю в том, что когда-то станет процветающим бизнесом. В конце концов, кто в первую очередь выигрывает? Кто получает львиную долю прибыли от всех этих ресторанов, пабов и ночных клубов? Конечно же, ее идиотка-сестра! Девяносто восемь процентов Селесты против ее двух процентов! Два процента против девяноста восьми! И ее муж думает, что следует этому радоваться?! Остальное-то достанется Селесте! Ее доля значительно больше того, что получит Синтия. Почему этому ничтожеству, которое и в трех соснах заблудится, должно так повести? От нее ведь не больше пользы, чем от оловянной каминной решетки. Когда легавые постучатся к ней в дверь, Селеста не будет знать, что отвечать на их вопросы. Она не сможет защитить собственные интересы. И она будет благоденствовать! За что?! Синтия едва могла сдержаться от рвущегося наружу праведного гнева. А ее муж, черт бы его побрал, еще хвастается тем, что Джонни Паркер бросил ему кость. Выгоднее так, чем платить ему по справедливости! Синтия понимала это куда лучше, чем ее мистер Знаю-все-о-финансах. Женщину возмущало то, что ее муж, ее Джеймс, может довольствоваться малым. Синтия просто свирепела из-за того, что Джеймс позволяет Джонни Паркеру себя оскорблять. Почему он не осознаéт того, что на самом деле с ним делают? Ему кинули милостыню, а Джеймс готов на колени опуститься перед Джонни от избытка благодарности. Синтия считала, что пятьдесят против пятидесяти — честный расклад. Этого ее Джеймс вполне заслужил, но Джонни Паркер не из тех, кто готов платить людям столько, сколько они заслуживают. То, что его мужа обкрадывают самым бессовестным образом, усугубляло и без того немалое раздражение Синтии. Она всеми силами старалась убедить себя в том, что их считают за дурачков и бесчестно пользуются доверчивостью Джеймса. В конце концов, ее муж — именно тот человек, который помогает создавать видимость законности всем операциям. В конце концов, ее Джеймс — человек, который умеет делать деньги, по крайней мере для других. Это знание возвеличивало Синтию в ее собственных глазах. Оно помогало женщине поверить в то, что страшные мысли, терзающие ее, имеют под собой прочную основу. Оглянувшись, Синтия увидела, как люди лебезят перед Селестой и Джонни Паркером. В мозгу завистливой женщины уже созревал план, как и когда она столкнет их в грязь. Синтия верила, что легко с ними расправится, если в подходящее время расскажет все нужным людям. Пока она еще многого не знает, но со временем узнает. Она будет ждать благоприятного случая. Она узнает все, что нужно, а затем расправится с ними, даже если это будет последним, что она совершит в своей жизни.Глава 19
— Перестань, Синтия! Мы неплохо зарабатываем. Никто другой на его месте не был бы настолько щедр. Джимми видел, как жена театрально закатила красивые глаза и закачала головой, выражая свое «ошеломление» наивностью мужа. — Ха-ха-ха! Только ты способен сказать такую глупость. Это они зарабатывают на нас, а не наоборот! Они нас откровенно надувают. Ты можешь мириться с подобным положением вещей, но я нет! Джимми, глядя на жену, впервые за все годы совместной жизни осознал, что дальше отступать невозможно: надо заставить Синтию одуматься, в противном случае она раз и навсегда лишит его источника дохода. Это и так затянулось. Поведение жены стало просто невыносимым. Если бы только Синтия могла воспринимать окружающий мир так, как воспринимают его нормальные люди! Но Джимми прекрасно понимал, что этому не бывать. Пришло время остановить ее. Джонни Паркер и так начинал выражать свое неудовольствие насчет его жены. От Синтии у него одни неприятности. Муж, как никто иной, знал, что это чистая правда. Синтия никогда не понимала, когда следует заткнуться. Джимми догадывался, что если ему не удастся заставить жену прикусить свой болтливый язык, то Джонни вынужден будет поручить эту «миссию» кому-то другому, а чужак церемониться не будет. Они все по уши увязли в этом деле, и Джимми совсем не улыбалась перспектива быть выведенным из большой игры только потому, что его жена сорвалась с цепи. — Если ты успокоишься и посмотришь на вещи без предвзятости, то увидишь: мы хорошо зарабатываем. У нас своя доля во всем, Синтия! Где еще мы смогли бы так хорошо подзаработать? Жена саркастически рассмеялась. Было видно, что она считает мужа полным идиотом. — Ты сегодня, видно, дал выходной тому, что считаешь умом, Джеймс! Ты кретин! По сравнению с тем, что зарабатывает он, мы вообще ничего не имеем! — Не надо, Синтия! Не сегодня! Лучше не начинай! Синтия продолжала сокрушенно качать головой, словно перед ней стоял самый законченный простофиля после Бенни из сериала «Перекрестки». Но, заметив, как муж смотрит на нее, вдруг поняла, что на этот раз надавила слишком сильно. Лицо Джимми исказил гнев, тело напряглось. Голова нервно дернулась вбок. Синтия поняла, что наконец-то достала мужа. Его глаза сверкали злобой. Было видно, что вот-вот — и он на нее набросится. В конце концов у него появился хороший учитель. Синтия иногда забывала, как сильно изменилась жизнь мужа за последнее время. Джимми общался с крутыми парнями и наверняка набрался от них плохого. Теперь он смотрел на нее с убийственной злобой, на которую, как ей прежде казалось, вообще не способен. Сейчас Джимми, похоже, был способен на любое насилие, и Синтия поняла, что надо отступить, пока отступить. Надо попридержать своих берберских скакунов, а то… кто знает? После всех лет совместной жизни Синтия вдруг поняла, что зашла слишком далеко. Впервые она испугалась мужчины, за которым была замужем. Она почувствовала исходящую от него силу. Увидела ярость в его глазах. По правде говоря, Синтия прекрасно понимала, что мужу платят более чем щедро, но ни за что бы себе в этом не призналась. Синтии всегда было мало. Она страстно хотела того, чем владеет ее сестра. С детства Синтия стремилась заполучить львиную долю во всем. Временами даже ей становилось очевидным, что ее жадность и зависть выходят за все разумные рамки, но истеричная женщина была не в состоянии справиться с мыслью, что жизнь несправедливо с ней обошлась. Как так получилось, что младшая сестра, эта серая мышка, заполучила все то, о чем она столько мечтала? Синтия считала себя гораздо умнее и хитрее Селесты. Это несправедливо! Это вопиющая несправедливость! Конечно, муж не способен понять ее чувств. Сейчас он смотрел на нее с отвращением и ненавистью. Точно! Она его определенно достала. Никогда прежде Джимми не осмеливался вступать в такую жесткую конфронтацию с ней. Почти всегда прежде он уступал. Что-то придало мужу храбрости, которой этот слюнтяй был напрочь лишен раньше. У Синтии были свои подозрения, что бы это могло быть. — Ты называешь меня дураком?! — воскликнул Джимми. — Ты, которая не сможет заработать на кусок хлеба, даже если будет умирать с голоду! Ты, которая не способна даже растить наших детей! Ты осмеливаешься выдвигать мне какие-либо требования?! Что у меня есть? Разве это семья? Синтия не знала, что ответить. — Я встаю рано и кручусь до поздней ночи, как белка в колесе. Я работаю без выходных. И знаешь почему? Потому что Джонни заботится о наших интересах. Идиотка чертова! Он позволяет мне принимать участие в его грандиозных проектах, и я благодарен ему за это. Без него мы бы с трудом сводили концы с концами, как прежде. Так что не суй свой длинный нос куда не надо! Понятно? Закрой свою пасть и не вякай! Тебе следовало бы постоянно благодарить Джонни за помощь, а вместо этого ты всех уже достала тем, что занудствуешь и жалуешься, что не получаешь того, что хочешь. С меня довольно! Ты достала меня своим нытьем! Синтия с ошеломленным видом уставилась на мужа. Если бы кто-то сказал раньше, что Джеймс будет так с ней разговаривать, она рассмеялась бы этому человеку прямо в лицо. Но в действительности к этому давно уже шло. Синтия видела, как муж вырастает из коротких штанишек, в которые она его одевала, наблюдала, как с деловыми успехами он расцветает и набирается самоуверенности. Теперь он стал солидным человеком, вернее, почти стал… Джеймса уважали за то, что он научился, искусно манипулируя цифрами, прятать от налоговой довольно значительные суммы. Теперь, похоже, он вообразил, что лучше ее, лучше матери его детей… В последнее время Джеймс вечно страдал от сильного насморка, и Синтия не без основания подозревала, что муж болен колумбийским гриппом, возможно, в серьезной форме. Невероятно, но факт: ее правильный муженек стал кокаинистом! Времена меняются. — Ты не можешь разговаривать со мной в таком тоне! Я не потерплю, чтобы со мной так обращались! Рассмеявшись, Джимми толкнул жену в грудь, и она упала на диван. — Мать твою, Синтия! Ты серьезно думаешь, что теперь мне есть дело до твоего мнения? — спокойным голосом спросил он. — Твоя злоба мне уже порядком надоела. Ты заберешь у родителей наших детей, или я тебе не завидую. Я тебя так ухайдокаю, что мало не покажется. Ты мстительная сука и больше ничего. Дальше терпеть твои фокусы я не собираюсь. Заруби это себе на носу! Джимми и не представлял, что способен вести себя таким образом, особенно с Синтией. Наконец он высказал то, о чем давно уже думал. Конечно, это кокаин придал ему сил. Джимми только что вынюхал изрядную дозу. С недавних пор он полюбил состояние, в которое впадаешь после ангельской пыли. Приняв дозу, он переставал беспокоиться, что о нем могут сказать окружающие. Он чувствовал себя полным сил и непобедимым. Ему казалось, что он просто не способен ошибаться. При этом Джимми был уверен, что, узнай Джонни Паркер о его наркотической зависимости, их дружбе придет конец. Свояк терпеть не мог наркотиков, особенно если они проникали в тесный круг его друзей. Он, конечно, торговал наркотой, причем довольно большими партиями, но бизнес — это бизнес, а друзья или семья — совсем другое. Пока Джонни не догадывается о новой страстишке свояка — все будет хорошо… Что же касается жены, которую Джимми продолжал по-своему любить, то тут без хорошей взбучки не обойтись. И если она не прекратит, то скоро нарвется. С него довольно. Он и так многое от нее вынес! Инстинкт подсказал Синтии, что не в ее интересах продолжать выяснять отношения с мужем. Лучше пока отступить. Он принимает наркотики. В этом уже не оставалось никаких сомнений. Только находясь под кайфом, Джеймс мог осмелиться вести себя с ней подобным образом. В будущем она сможет использовать эту зависимость против него самого. Это началось не вчера. Муж уже некоторое время принимает наркоту. Без Джонни Паркера тут не обошлось. Ничего, это даже к лучшему. Она станет копать, пока не доберется до правды. У нее есть доступ к одежде и бумажнику мужа. Иногда стоит успокоиться, сесть и ждать, пока жизнь не предоставит шанс отплатить обидчику сполна. Ее сестра думает, что она какая-то особенная. Она живет на всем готовеньком. Ничего, один звонок может положить этому конец. Один звонок — и все закончится. При мысли о мести Синтия сразу почувствовала себя лучше.Глава 20
— Ну? И что теперь? Мэри Каллахан теряла терпение. Она уже успела возненавидеть эти еженедельные споры. Синтия притворялась, что собирается забрать детей, в то время как все знали, что она просто блефует. Ее терпения хватало не больше чем на один день, вернее, всего лишь на несколько часов. Даже при этом Синтия умудрялась повернуть все так, словно оказывает родителям величайшую услугу. Когда же она возвращала внуков родителям, облегчение, несмотря на все старания его скрыть, сквозило в каждом ее жесте. Но сегодня Синтия, судя по всему, собиралась довести дело до скандала. Похоже, в ее голове созрел какой-то коварный план. В последние несколько недель старшая дочь вообще вела себя еще агрессивнее, чем прежде, и это не на шутку обеспокоило Мэри. Она знала дочь лучше, чем кто-либо другой. Если уж начистоту, то она ненавидела Синтию. Мэри прекрасно знала, что ее старший ребенок способен на предательство и смертельную злобу. Еще она видела, как дочь манипулирует детьми в попытке достичь своих целей. Она играла на их любви к внукам с самого рождения Габби и Джимми. Но в последнее время игры Синтии усложнились. На этот раз Мэри точно знала скрытые мотивы дочери. — Мама, если ты не хочешь, чтобы они жили у вас, я возьму детей к себе. Мэри держала внука на руках, а внучка вцепилась в подол ее халата. Пожилая женщина знала, что ни за что не позволит им сейчас поехать с Синтией. — Я ничего такого не говорила. Но ты, кажется, слишком любишь говорить о том, что не хочешь их здесь оставлять. Синтия тяжело вздохнула и закатила свои большие голубые глаза. Да, ее старшая дочь была настоящей красавицей. Как печально, что она никого в этом мире не любит, даже собственных детей. А дети нуждались в матери. Джеймс-младший в последнее время начал проявлять характер. Каждый раз, когда Синтия уезжала, малыш устраивал форменные истерики. — Мама, я просто волнуюсь. Я понимаю, что у вас с ними ничего плохого не случится. Мэри никак не отреагировала на слова дочери, хотя в них чувствовался почти неподдельный драматизм. Бросив взгляд на внучку, она сказала: — Иди, детка, к дедушке. Синтия внимательно посмотрела на мать и без тени притворства спросила: — Ты не хочешь меня выслушать? Мэри ответила не менее пристальным взглядом и тихо, но твердо выложила все, что она о ней думает: — Нет, Синтия! Никто не собирается тебя слушать — ни я, ни твой отец. Полицейские приходили поговорить с Джонни по поводу информации, которую получили от тебя. Джонни убедил их смотреть на его дела сквозь пальцы. На этот раз ты перешла черту, девочка моя! Если хочешь быть доносчицей, будь ею, но только не вмешивай в свои дела никого из нашей семьи. Думаю, только родство с Джонни спасло тебе жизнь. Поэтому слушай и запоминай. На твоем месте я бы не стала радоваться раньше времени. Поняла? Не сказав ни слова, Синтия покинула дом своих родителей. Впервые в жизни она не знала, как следует поступить. Она понимала, что ее маленький план с треском провалился, и теперь все знают, что она замыслила. Это не на шутку ее испугало. На этот раз Синтия и впрямь зашла слишком далеко. И всему причиной ее ненависть. Синтия надеялась, что Джонни и его приятелей упрячут за решетку надолго, так что ей не придется больше с ними встретиться. Она хотела раз и навсегда со всеми ими расправиться. Пусть узнают почем фунт лиха и перестанут воображать себя пупом земли! Но теперь Синтия поняла, что эти люди имеют связи даже в полиции, и собственное положение вдруг показалось ей угрожающе шатким. Синтия мечтала одним ударом рассчитаться со всеми, даже с мужем — особенно с мужем, если уж говорить начистоту! — но теперь поняла, что это просто неосуществимо. Эти люди занимались серьезными делами, и Синтия точно знала, какими именно. Она рассказала полиции — не бесплатно, конечно! — чем они занимаются, а легавые на блюдечке преподнесли ее Джонни, преподнесли, словно какое-нибудь животное на заклание. В уме не укладывалось, как полицейские, которые, затаив дыхание, слушали каждое ее слово, которым она сообщила достаточно ценной информации, способной надолго спрятать за решетку целую группу преступников и мошенников, вдруг повернулись к ней спиной и оставили на милость людей, которых она только что выдала. Теперь она для всех станет изгоем, доносчицей, которой нельзя доверять, человеком, которого спасло от смерти лишь родство с женой Джонни Паркера. Теперь ей объявят обструкцию. Ей придется долго оправдываться, выдумывать благовидные предлоги для своего предательства. И самое мерзкое, что она сама во всем виновата. Не надо было вести себя как мелочная, мстительная сука. Она и сама понимала, что ею движет только зависть. Самое плохое, впрочем, то, что и окружающие знают о мотивах ее поступков. Синтию терзали мрачные опасения, и она боялась, что теперь долго не сможет ходить по улицам, не оглядываясь по сторонам.Глава 21
— Ты сама напросилась, Синтия! Ты всех нас сдала, даже меня! Или в первую очередь меня, а другие стали всего лишь довеском? Джимми Тейлор давно уже избавился от страха перед красавицей женой и ее острым язычком. Когда Синтия пустила по их следу полицию, он не стеснялся в выражениях каждый раз, когда разговор заходил о жене. На это у Джимми были все основания. Лицо Синтии приняло выражение обиженной невинности, и она грустным голосом сказала: — Послушай, Джеймс! Тогда мне казалось, что так будет лучше. Ты все время сидел на кокаине. Я о тебе беспокоилась… Прошло уже больше года, а Синтия все пыталась оправдаться в глазах мужа. Пока это ей не очень удавалось. — Я просто хотела сделать так, как лучше для семьи. Я знаю, что ты мне не веришь. Никто мне не верит! — Лучше смени пластинку, Синтия! Ты никогда ни о ком не заботилась, так что никто тебе не поверит. Джимми уже порядком надоел этот спор. Накинув куртку, он направился к выходу. Сейчас он пойдет развлекаться, а его жена останется дома. Она будет сидеть в четырех стенах и завидовать мужу, страстно желая вновь стать частью той жизни, которую вела прежде. Синтии ужасно хотелось вернуть утраченное, но для этого ей предстояло найти какую-то лазейку. В противном случае крутые парни просто прогонят ее взашей. — Я боялась за тебя, Джеймс, поверь! Джимми демонстративно закатил глаза. — Тебе почти удалось всех нас подставить. Ты прекрасно понимала, что делаешь, и, если бы не сестра, тебя не оставили бы в живых. Синтия старалась заручиться поддержкой мужа, но у нее ничего не получалось. Весь год, прошедший со времени скандала, к ней относились как к парии. Она очень редко осмеливалась выйти из дома, скрытность и страх стали ее вечными спутниками. Даже Селеста отвернулась от старшей сестры. Самым нелепым в сложившейся ситуации было то, что Синтии не хватало общения с ней. Кто бы мог подумать? Даже в самые тяжелые моменты жизни Селеста всегда морально поддерживала ее. Потребовался год опалы, чтобы Синтия поняла, насколько нуждается в ее поддержке. А тем временем младшая сестра и ее муж стали местными знаменитостями. О них часто писали газеты. Супружеская чета Паркеров то присутствовала на торжественном открытии нового гимнастического зала, оборудованного для тренировок боксеров, то принимала участие в благотворительном аукционе. Они стали чем-то вроде местных Бёртона и Тейлор.[3] Теперь Синтия понимала, что из-за своей мстительности лишилась реальной возможности стать частью светской жизни. Как она соскучилась по вечеринкам и званым приемам, истосковалась по отблескам славы младшей сестры, которые падали и на нее! Если бы она только осознавала, насколько счастливой была раньше! Дела мужа шли теперь лучше, чем прежде. Синтия подозревала, что Джеймс может развестись с ней в любую минуту. Честно говоря, она не понимала, почему он не бросил ее сразу же после скандала. Даже она не стала бы винить его в этом. До Синтии не доходило, что муж может на самом деле ее любить, заботиться о благополучии матери своих детей и не желать ей зла. Синтия считала, что Джеймсу просто-напросто нравится играть роль кормильца и главы семьи. Он приходил домой и уходил, когда заблагорассудится. И ей пришлось с этим смириться. Сейчас она полностью зависела от его милости. Она буквально возненавидела себя за то, что оказалась в столь унизительном положении. Она затеяла крупную игру, надеясь сорвать большой куш, а в результате проигралась вчистую. Полицейские, заполучив показания и ничуть не заботясь о безопасности свидетеля, сдали ее людям, на которых Синтия стучала. Следовало догадаться, что Джонни подкармливает местную полицию, он ведь хитрый сукин сын! Если бы Синтия достигла поставленной цели, муж Селесты сел бы в тюрьму, причем надолго. Это доставило бы ей огромное удовольствие! Синтия с радостью наблюдала бы за тем, как все они падают с той немалой высоты, на которую успели забраться. А вместо этого она лишила себя всех прелестей жизни. В действительности больше всего Синтия навредила самой себе. За предательство теперь приходилось расплачиваться, и цена казалась ей непомерно высокой. Теперь Синтия понимала, что Селеста хотела, чтобы ее старшая сестра была довольна жизнью. Она поспособствовала тому, чтобы в их доме появились деньги, за которые можно купить все, что душа ни пожелает. Ее ошибка заключалась в том, что в благотворительности Синтия не нуждалась, особенно вблаготворительности, исходящей от младшей сестры. Впрочем, теперь перед ней оставался лишь один путь — доказать сестре и ее мужу, что ей можно доверять, что и она на что-то годится. К черту полицию!Глава 22
— Угадай, кого я видела сегодня! Джек Каллахан мотнул головой, никак не расположенный играть с женой в «угадайку». — Я встретила нашу Шоу Тейлор. В начале шестидесятых Шоу Тейлор вел программу «Юный полицейский», в которой убеждал своих зрителей заявлять в полицию о проступках, совершенных членами семьи или просто соседями. После того как в прошлом году Синтия оскандалилась, родители начали между собой называть дочь Шоу Тейлор. Узнай о том Синтия, степень ее унижения не знала бы меры. — Она что, сюда идет? — Конечно нет. Не глупи. Иначе Синтия давно была бы здесь. Она направлялась на вокзал. Думаю, поедет, как обычно, куда-нибудь. Джек Каллахан промолчал. Родители знали, что старшая дочь больше не ходит по магазинам и вообще старается держаться как можно дальше от родных мест. Ее имя стало символом вероломства. Каждый раз, вспоминая, что эта дура является его дочерью, Джек испытывал прилив убийственной ненависти. Если бы Синтия не была так похожа на его мать, Джек Каллахан после скандала, чего доброго, мог бы обвинить жену во всех смертных грехах. Прежде он и представить не мог, что его дочь способна на такую гнусность! Старик сокрушенно покачал головой. — Бедняжка Селеста! Она до сих пор чувствует себя виноватой и старается найти оправдания сестре. Джек и не подумал отвечать жене. Синтия с самого рождения ничего, кроме огорчений, близким и родным не приносила. Он не хотел ни видеть своей дочери, ни слышать о ней. Лишь бы внуки жили с ними, а так плевать ему на Синтию с высокой колокольни. Хорошо еще, что она не знает, что сейчас происходит, а то бы эта дура всех их подвела под монастырь. Их зять Джонни, даже по понятиям Джека Каллахана, начинал беспредельничать, опасно близко приближаясь к черте, за которой наступает хаос. Иногда отчаянная смелость Джонни пугала тестя. Оставалось только надеяться, что зять знает, что делает. Джонни Паркер имел талант к крупному мошенничеству. Он также был достаточно умен, чтобы заниматься законным бизнесом. Теперь, если легавые заинтересуются источником всех его машин и домов, у парня найдется объяснение. Но вот пытаться завоевать контроль над Южным Лондоном — это сродни безумию. Ничего, кроме горя вдовам, это принести не может. Впрочем, никого это, похоже, не колышет. Старые понятия отжили свой век, а тех, кто по ним живет, считают динозаврами. Ладно. Возможно, Джек и динозавр, вот только старые понятия и ограничения имели свои преимущества. Кем бы ты ни был, ты не мог так просто отнимать чужой доход. Сходняк этого не одобрил бы. Это понятие стояло во главе угла. Джек Каллахан не сомневался, что новые правила игры не доведут до добра. Парни снизу, которые вынуждены подчиняться Джонни, не в восторге от происходящего. Джек Каллахан отдавал должное уму зятя, но Джонни Паркер, по его мнению, зашел слишком далеко. Чертовы наркотики — источник бесконечных проблем как для тех, кто их толкает, так и для тех, кто их принимает. Возьмем, к примеру, Джимми. Он нюхает белую дрянь так, словно от этого зависит его жизнь. Впрочем, учитывая, какая сука досталась ему в жены, парню можно только посочувствовать. Но наркотики остаются наркотиками. Джек терпеть не мог то, что они делают с людьми. Свое мнение он решил придержать при себе и посмотреть, что из этого выйдет. Непосредственная опасность, впрочем, грозила их дочери. Если дело зайдет слишком далеко, Селеста вполне может оказаться на линии огня. В дни Джека воры жили по понятиям. В их среде уважалась честность, как бы ни странно это могло звучать для людей не их круга. Теперь каждый был за себя. Джонни Паркер хотел все и для одного себя — каждый тротуар, каждое доходное дельце. Так и до беды недалеко.Глава 23
Хотя ставки были подняты до предела, Джонни Паркер почти не волновался. Это льстило самолюбию крутого парня. Он не упустит свой козырный шанс. Конечно, на карту поставлена его собственная жизнь, но если бы он не рискнул всем, то жалел бы о своем малодушии до конца жизни. Джонни всегда прислушивался к своей интуиции, и пока она ни разу его не подвела. Можно было надеяться, что и на этот раз все пройдет без сучка без задоринки. Интуиция говорила: время пришло. На бумаге, если можно так выразиться, все детально расписано, но ни один план не может точно предсказать, как будут вести себя вовлеченные в дело люди. Джонни всегда учитывал возможную реакцию окружающих на свои самые смелые предприятия. Но на этот раз он не остановится ни перед убийством, ни перед чем… Он дойдет до конца и победит. Джонни считал себя куда более крутым сукиным сыном, чем о нем думали окружающие. Но после того как задуманный им до безрассудности отважный и опасный план успешно воплотится в жизнь, его настоящие намерения станут известны всем и каждому. Он долго ждал своего звездного часа и наконец-то дождался. Ради сегодняшнего дня Джонни много и упорно работал. По правде говоря, он немного нервничал, но эта нервозность — к добру. Он не должен чувствовать себя в полной безопасности. Когда люди становятся слишком самоуверенными, они совершают ошибки. Джонни не собирался плохо закончить. — С тобой все в порядке, Джонни? Селеста выглядела не на шутку обеспокоенной. Он состроил на лице слабое подобие беззаботной улыбки. — Все хорошо, любимая. Я просто задумался. Она улыбнулась. — Ты все время о чем-то думаешь. Не скажешь о чем? Джонни погладил Селесту по щеке, удивляясь силе своей любви к ней. — Не о чем волноваться, любимая. Тебе точно не будет грустно сегодня ночью? Я не задержусь дольше, чем нужно, обещаю. — Оставайся столько, сколько понадобится. Я сейчас поеду к маме. У нее сегодня как раз гостят мои племянники. Джонни состроил гримасу. — Твои племянники почти постоянно там живут! Селеста улыбнулась и очень серьезно ответила: — Уже не живут. По правде говоря, Джонни, они бывают там куда реже, чем прежде. Его в очередной раз удивило то, как эта женщина — а она, несмотря на всю свою детскость, была все-таки женщиной — могла в любую беседу вставить замечание в защиту сестры. Все же его мать была права, когда говорила: «Кровь гуще воды». Чепуха, конечно же, но женщины считают это достаточным извинением за обман и предательство. Если уж честно, с точки зрения Джонни Паркера, ее сестре самое место на глубине шесть футов под покрытием площадки для игры в гольф. Но это свое мнение Джонни держал при себе. Не стоит жене знать, что он думает на самом деле. Все равно Селеста останется глуха к любым его доводам. — Не будем больше говорить об этом, дорогая. Я не хочу ссориться. Синтия этого не стоит. Селеста покачала головой, но Джонни знал, что его жена расстроена. — До свидания! Он обнял и поцеловал жену. Селеста благодарно ответила на это проявление нежности. — До свидания! Когда дверь за Джонни закрылась, Селеста села и вытащила сигарету из своего тайничка. Муж не одобрял этой вредной привычки, но ей просто необходимо было успокоить разыгравшиеся нервы. Она знала, что этой ночью что-то должно случиться, и это «что-то» может закончиться очень-очень печально. Селеста доверяла Джонни, но видела, что в последнее время он чересчур рискует. Даже по мнению ее отца, человека бывалого, зять зашел слишком далеко. Если он волнуется, значит, для этого есть все основания. Возможно, ее отец и не самый острый нож в кухонном ящике, но он слов на ветер не бросает. Ее мужу следовало бы прислушаться к словам тестя. Джонни не мешало бы обращать внимание на чужое мнение, даже если это мнение не всегда совпадает с его собственным. Лично она считала, что не вредно изредка послушать, что говорят люди вокруг. В девяти случаях из десяти они знают больше, чем полиция, а иногда даже больше, чем те, кто непосредственно замешан в преступлении. Слухами нельзя пренебрегать. Они обычно являются предшественниками повальных арестов. Если о грядущем преступлении узнают за пределами узкого круга тех, кто непосредственно в него вовлечен, опасность грозит всем. Это значит, что тайна стала секретом полишинеля, что в тесном кругу соучастников завелся болтун, а болтун может причинить больше бед, чем Джон Уэйн,[4] воюющий на стороне ваших врагов. Селеста не решалась заговорить с мужем об этом, так как Джонни считал, что на сплетни обращают внимание лишь пустоголовые идиоты. Она любила мужа больше жизни, но при этом помнила, что позволительно в отношении Джонни Паркера, а что — нет. Селеста видела и понимала куда больше, чем думал ее муж. Она также прекрасно осознавала, на что способен ее муж, и это знание ее пугало. Джонни спокойно мог убить человека. Конечно, он никогда не причинит ей вреда. В этом Селеста была абсолютно уверена. Она курила. Пальцы ее дрожали. Ночь будет долгой…Глава 24
Джонни Паркер чувствовал воодушевление, разбавленное толикой самоиронии. Быть может, он и крутой перец, но люди, против которых он выступил, не из тех, кто даст ему второй шанс. Его целью было забрать все, чем владеют эти самые крутые парни. Джонни чувствовал себя достаточно защищенным юридически, чтобы вести такой образ жизни без боязни навлечь на свою голову большие неприятности. На него работало множество «плохих» парней, которые не имели ни малейшего представления о том, что, если запахнет жареным, они будут первыми, кем он пожертвует. Если этого будет мало, то закон займется его умненьким свояком. Но что касается самого Джонни, то у полиции руки коротки. Куда в большей степени Джонни Паркер боялся того, что другие остановят его прежде, чем он достигнет своих самых амбициозных целей. По крайней мере, стопроцентной уверенности в успехе у него не было. Он умел хорошо планировать и был способен на тяжелый, кропотливый труд. К тому же Джонни умел наблюдать и терпеливо ждать. Каждый свой поступок он десять раз вымерял, прежде чем один раз отрезать. Всегда надо допускать вероятность того, что люди, которых ты собираешься закопать куда поглубже, совсем не горят желанием туда отправляться. Они могут обидеться, причем очень сильно… Джонни Паркера уважали за то, что бóльшую часть грязной работы он выполнял лично. Таким образом, парни видели, с кем имеют дело. Джонни никогда не оставлял за собой не обрубленные концы. Для этого он был слишком умен. Но сегодня ночью речь будет идти о более значительных суммах, которые надо отобрать у очень серьезных людей. Джонни понимал, что вся проблема заключается в этих самых крутых парнях. Если вывести их из дела, все остальные покорно ему подчинятся. Тогда он сможет превратиться из «поставщика» в «директора-распорядителя». Но как вывести их из дела? Ведь надо не только убить их, но и доказать людям, на них работавшим, что и с ним, Джонни П., можно иметь дело. Полученное им образование и опыт позволяли надеяться, что люди будут работать на любого, главное — чтобы он хорошо платил. Они жили в обществе, созданном Тэтчер: ты даешь мне заработать, а я буду помалкивать и работать на тебя. Теперь дела делаются именно так. Шестидесятые годы давно в прошлом. Чем раньше ты осознаешь это, тем лучше тебе будет в новом, счастливом обществе. Старые правила игры остались позади. На дворе — восьмидесятые. Каждый, кто владеет стволом и у кого имеется хоть немного деньжат, мог попытаться урвать у других свою долю пирога. Время грабителей-джентльменов давно миновало. Всех их переловили и выпустят на волю не раньше, чем евреи вернутся в Сион. Судьи поставили перед собой задачу избавить страну от самых известных преступников, и они с ней справились. Самым забавным во всем этом было то, что старое поколение преступников исправно платило налоги и никогда не висело на шее у государства, выпрашивая для себя пособия по безработице или любые другие преференции. В новом мире старые законы не действовали. Выживали только наиболее приспособленные, и Джонни Паркер знал, что в умении приспосабливаться он лучше большинства. Он собирался навязать остальным свою игру. Когда они осознают, что это не генеральная репетиция, а премьера, будет уже слишком поздно. Джонни продумал план до мельчайших деталей и все, что ему сейчас остается, — проследить, чтобы план осуществлялся с минимальным шумом и с максимальной степенью ужаса относительно его врагов. Только вселив в окружающих ужас, можно добиться беспрекословного подчинения. Страх щедро вознаграждается. Сестра его жены давно осознала эту истину. Даже не понимая этого, Синтия преподала Джонни хороший урок. Главная опасность исходит от тех, кто находится вблизи тебя. Шок, вызванный тем, что эта дура пошла и настучала на них в полицию, заставил Джонни отступить на шаг и оглядеться. Теперь он внимательнее относился к тем, кто на него работает, не оставляя без внимания даже их ближайших родственников. Как ни странно, но двуличность Синтии помогла Джонни отыскать слабые места в собственной броне. Теперь он знал, каким способом посторонние могут многое разведать о его делах. Больше подобного не случится. Джонни дал понять, что всякий, кто станет говорить о деле при посторонних, будет расцениваться как предатель. К женам и подружкам следовало относиться так, словно они работают на легавых и могут легко отправить всю их развеселую компанию на скамью подсудимых. Теперь женщин и на пушечный выстрел не подпускали к делам, которые вели их мужья и любовники. Сработало на все сто. Даже Селесте, любви всей его жизни, Джонни посоветовал отвалить. Она, конечно, замечательный человек, но чем меньше баба знает, тем лучше. Сегодня ночью он прольет чужую кровь. Джонни Паркер собирался сделать так, чтобы после этого никто не осмеливался переходить ему дорогу. По правде говоря, устраивать кровавое побоище, о котором впоследствии будут слагать легенды, Джонни совсем не хотелось, но он прекрасно понимал, что, когда все закончится, никто больше не станет оспаривать его место на вершине преступного мира Лондона. Сейчас самое время. В жизни каждого делового человека наступает момент, когда он оказывается на перепутье. От того, какой дорогой он направится, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь. Легкий путь обычно является менее прибыльным, а ступив на трудный путь, ведущий к тому, чего он действительно хочет, деловой человек вынужден вступить в борьбу с другими. Что ж, он будет сражаться всеми возможными способами. Джонни Паркер постарается, чтобы в живых не осталось никого, кто может погубить его идеальный во всех отношениях план. Время разбрасывать камни… Он уничтожит их всех, одного за другим.Глава 25
Джозеф Макабел был крупным растаманом,[5] который ни разу за всю свою продолжительную и богатую событиями жизнь не побывал на Ямайке. Будучи по происхождению нигерийцем, он прекрасно понимал, что это ни в малейшей степени не будет способствовать преуспеванию в мире торговцев наркотиками. Джозеф знал, что настоящие ямайцы относятся к нему с настороженностью. Еще больше подозрительности выказывали белые. Возможно, потому, что они ходили в школу с ямайцами, выходцами с Тобаго и другими парнями, уроженцами Карибских островов, живущими по соседству. В школе Джозеф не общался с теми, кто пользовался авторитетом. Он казался крутым, говорил как крутой, но никто его крутым не считал. Джозеф знал, что ему никогда не добиться от своих людей преданности. Они на него работали, но никогда ему до конца не доверяли. Он давал хорошо подзаработать, но этим все и ограничивалось. В Лондоне Джозеф Макабел считался новичком, а без трех поколений коренных британцев, родивших и умерших на этой земле, никто тебя всерьез воспринимать в этом городе не будет. Это он прекрасно понимал. А еще Джозеф Макабел был уверен, что если сегодня вечером он не разберется с Джонни Паркером, местным героем и любимцем, то его жизнь вскоре превратится в полный отстой. Джозеф считал себя красавцем. Он обладал харизмой и мог продавать наркоту за полцены хоть всем желающим юго-запада, но, будучи чужаком, он никогда не сможет чувствовать себя в полной безопасности. Люди на юге Англии предпочитают помалкивать, когда дело касается своих. Родись Джозеф здесь, его положение было бы куда прочнее, но он был иммигрантом, а выдавать себя за растамана перед людьми, с которыми ему предстояло сегодня встретиться, было глупо. Им это все до фонаря. Джонни Паркер собирается наехать на него, и наезд будет трудно отразить. Рано или поздно это всегда случается. Джозеф давно сидел как на иголках в ожидании начала конца. Впрочем, он, подобно многим до него, надеялся, что хорошее бабло купит ему преданность тех, кто на него работает. Джозеф играл роль верующего растамана, но в глубине души сомневался в том, что хотя бы кто-нибудь из его людей воспринимает это всерьез. Сегодня он откровенно трусил. Ему забили стрелку, а на ней… на ней будет жарко. Если он облажается, то вся его жизнь пойдет насмарку. Но без боя Джозеф сдаваться не собирался. Он окружил себя лучшими из лучших, платил им больше, чем они стоят, и теперь надеялся, что этого будет достаточно. Джозеф передернул плечами. Бабушка часто советовала не позволять демонам овладевать лучшей частью его души. Интересно, жива ли она еще? В Англию его привезла мать, которая вскоре бросила ребенка. В конце концов маленький Джозеф оказался на попечении интерната, финансируемого фондом «Барнардо». Еще одна причина не доверять ему. «Если родная мать отказывается от тебя…» Еще одна поговорка, которую любят повторять рожденные в Ист-Энде. Он мысленно встряхнулся. До сих пор дела шли совсем неплохо. Всю жизнь Джозеф убеждал себя в том, что у него достаточно мозгов и смелости для того, чтобы добиться всего. И сейчас успокоил себя тем, что рядом с ним сидят очень крутые парни, чью преданность он щедро оплатил. Это чего-нибудь да стоит. Они знали, что предстоящая встреча не имеет ничего общего с организацией поставки крупной партии наркоты. На самом деле Джонни Паркер собирается объявить, что больше не будет с ними работать. Ну ладно, Джонни ожидает большое разочарование. По правде говоря, Джозефу было жалко придурка. В конце концов, он неплохой парень. Джозеф залез на заднее сиденье большого черного БМВ. На встречу он взял с собой водителя и двух стрелков, один из которых — Линфорд Фаргас — вот уже три года был правой рукой Джозефа Макабела и, пожалуй, единственным его настоящим другом. Парни были вооружены. Каждому отводилась своя роль в предстоящем деле. — Поедем прямо на склад? Джозеф слегка наклонил голову. — Все готово? Водитель утвердительно кивнул. Все его люди были «черномазые». На головах — скрученные в жгуты пряди волос в растаманском стиле. У каждого — богатый опыт стычек с белыми парнями. Джозеф расслабился. Нагнувшись, он вытащил из-под водительского сиденья длинный мачете. Им легко можно отсечь руку или ногу. Превосходное оружие, если надо не убить, а только покалечить врага. Если приложить достаточно сил и сноровки, то им можно даже отрубить человеку голову. Мачете пользовались многие черные, но только ямайцы сделали его повседневным орудием труда, как отвертка и плоскогубцы для электрика. Само собой, это оружие находилось под запретом. — Нервничаешь, Джозеф? — спросил Линфорд. — Нет. Скорее, наоборот. Жду с нетерпением… Линфорд с глубокомысленным видом кивнул головой. — Надо урыть ублюдка раз и навсегда. Водитель рассмеялся и громко заявил: — Точно, босс! Уроем ублюдка! Все рассмеялись, но смех вышел каким-то недружным, и Джозеф понял, что его люди, пожалуй, нервничают даже больше, чем он сам. Значит, сегодня ночью ему придется играть роль крутого сукина сына. Другого выхода все равно не оставалось. Если все пойдет хорошо, то после сегодняшнего они, возможно, — всего лишь возможно! — станут считать его своим. Эта мысль Джозефу понравилась. В конце концов, может, оно и к лучшему. После этой ночи он сможет застолбить себе место в среде крутых чернокожих парней Лондона. Его люди отлично умеют драться как оружием, так и кулаками. Никто из них не боится идти под пули. Все давно его знают и преданы ему. Джозеф понял, что волноваться нет никакой причины. Въезжая на территорию склада, расположенного в Кройдоне, растаман чувствовал, что победа у него в кармане. Именно здесь он хранил бóльшую часть оружия своей банды, и только избранные из избранных знали, что склад принадлежит ему. Секретность была просто необходима в их деле, и Джозеф всегда соблюдал строжайшую секретность. Только четверо человек знали о складе, и все они сегодня сидели в черном БМВ. Выбравшись из машины, Линфорд отпер большой висячий замок и распахнул ворота. Джозеф оглядел двор и улыбнулся: все спокойно. Пока машина въезжала на территорию, Линфорд открыл дверь сборного домика, который служил им офисом. Там у Джозефа хранилась бутылка отменного ирландского виски. Прежде чем приступить к делу, он собирался пропустить пару стаканчиков. До назначенного времени оставалось еще два часа. Встреча с Джонни Паркером определит всю его дальнейшую жизнь. Джозеф опустил ноги и коснулся асфальта. Никто из его людей не последовал примеру босса. Внезапно чья-то нога ударила его в спину и выкинула из БМВ. Джозеф тяжело грохнулся на грязный асфальт дворика и понял, что ему крышка. Джонни Паркер стоял над ним с мачете в руках. Тесак Джозефа казался ничтожно коротким по сравнению с оружием врага. — Извини, Джо, но я не собираюсь вести с тобой переговоры. Ты и сам все хорошо понимаешь. Первым же ударом Джонни снес растаману верхнюю часть черепной коробки. Последующие его действия были рассчитаны на публику. Жестокость необходима, если хочешь, чтобы тебя уважали преступники. Когда весть о зверском убийстве Джозефа Макабела разнесется по Лондону, на Джонни Паркера будут смотреть совсем другими глазами. Ради этого стоило постараться. Линфорд Фаргас с безучастным видом наблюдал за происходящим. Он был из тех людей, что всегда ставят на победителя. По правде говоря, у бедолаги Джозефа не было ни единого шанса. Ни рыба ни мясо. Полное ничтожество, если по-честному. Войдя в сборный домик, Линфорд забрал двадцать штук. Не плохой куш за ночь! Если бы у Джозефа была на плечах голова, а не тыква, то он не поскупился бы на этот раз. Глядишь, был бы сейчас жив и целехонек! Теперь, впрочем, королем горы стал Джонни Паркер. Еще пару лет его точно никто спихнуть не сможет. Чтобы возникла и вошла в силу новая организация, понадобятся годы. К тому же тот Джонни П., которого он знает, легко сможет расправиться с любыми конкурентами. У его нового босса было то, что они, выходцы с Ямайки, называли дьявольской алчностью. Он хотел всего и сразу. Что ж, Линфорд Фаргас согласен играть в его команде. Он не боится борьбы и оправданного риска. С Джозефом покончено. Теперь на очереди Кевин Брайант, а этот парень способен на многое… Время покажет… К послезавтрашнему утру один из них, если не оба, будет мертв. Так, по крайней мере, думал Линфорд.Глава 26
Лицо Кевина Брайанта сохранило свое всегдашнее бесстрастное выражение, когда ему сообщили о безвременной кончине бизнес-партнера. В мире лондонской организованной преступности покерное лицо было визитной карточкой Кевина Брайанта. Он никогда не выказывал гнева, редко проявлял признаки радости и ни разу не был замечен смеющимся в полный голос. Именно поэтому его прозвали Кевин Каменное Лицо. Брайанту нравилось, что его так называют. Это прозвище как бы возвышало его над всеми остальными. Бесстрастное выражение лица и молчаливость — Кевин говорил лишь по существу — придавали этому криминальному авторитету особый шарм. Его жена София, тридцатилетняя сексапильная куколка, любила заверять всех и каждого, что дома муж становится совершенно другим человеком. С детьми и женой он не умолкает ни на минутку. Но никто, к досаде Софии, ей не верил. Все думали, что женщина живет с Кевином Брайантом исключительно из-за денег. Никому не приходило в голову, что жене разрешается видеть тщательно скрываемую от других часть личности этого человека. Софию огорчало то, что никто, кроме нее, не видит, насколько Кевин остроумен и полон жизненной энергии. Она по-настоящему любила своего мужа, начиная от ног, обутых в туфли двенадцатого размера, и заканчивая лысой, довольно-таки некрасивой головой. Правую руку Кевина, высокого, пугающе тощего мужчину, звали Берти Уорнер. Сейчас он безуспешно старался предугадать, какова же будет реакция босса на новость о том, что Джозеф Макабел убит Джонни Паркером и его бандой из Брикстона. — Ты меня слышишь, Кевин? Эти отморозки замочили его! Разделали под орех! Ты вообще, блин, слышишь, о чем я толкую? Спокойно пожав плечами, Кевин сказал: — Значит, его убили… — Мертвее не бывает. Урыли придурка, как дронта.[6] Представляешь, чувак?! Мертвее попугая из «Монти Пайтон»! Сейчас он годится лишь на корм червям! Иногда невозмутимость друга выводила Берти из себя. Главный их поставщик разрублен, как свиная туша, на части, а его куски, разложенные в целлофановые пакеты, разбросаны по мусорным ящикам в разных графствах страны так, словно его убийцы решили поиграть с легавыми в «Собери головоломку». При этом Кевин ведет себя так, как будто ему и дела до всего этого нет. Им нанесли тяжелое оскорбление, они несут убытки, а кореш до чертиков спокоен… — Он, блин, под нашей защитой был! Теперь все будут думать, что мы полные фраера! Берти хорошо понимал, чем грозит им случившееся. Все, включая этого гаденыша Джонни, знали, что Макабел работает на них. Кевин служил ему крышей, был его звездным билетом в долбаное счастливое будущее. Теперь им ничего не остается, кроме как ответить ударом на удар, или можно навсегда распрощаться с Южным Лондоном. Это как пить дать! Кевин с невозмутимым видом пожал плечами. — Ну и что? Это не было похоже на вопрос. Это вообще ни на что не было похоже. Спятить можно! — Ну и что?! Блин! И это все, что ты хочешь мне сказать?! Нас сделали, как полных фраеров, а ты спрашиваешь у меня: «Ну и что?!» Но Кевин Брайант больше не прислушивался к выкрикам приятеля. Он уже обдумывал план действий. Действовать придется быстро, осторожно и бить наверняка. Если Джонни осмелился на такое, значит, он вооружен и чрезвычайно опасен. Наверняка он хорошо защитил себя на всех мыслимых направлениях и постарается, чтобы игра велась на его поле. Гнев — опасный помощник, когда дело идет о мести. Берти, конечно, с этим не согласится, но без тщательного планирования сейчас не обойтись. Бегающий вокруг и суетящийся, словно рыночная торговка рыбой, приятель совсем не способствовал ясности мысли Кевина. — Берти! — Что?! — Помолчи! Кипя от ярости, Берти тем не менее сделал, как его просили. Если Джонни Паркеру позволят и дальше беспредельничать в том же духе, то Лондону, который они знают и любят, придет конец. Гаденыш бросил им вызов. Он намерен разрушить все, чего они достигли. Если Кевин не ударит безжалостно и быстро, в следующий раз мачете вонзятся в их тела. Чертовы мачете! И чего парней больше не устраивают старые добрые обрезы? Эти люди совсем озверели или что? Берти сокрушенно покачал головой, дивясь жестокости некоторых типов. В отличие от Берти, Кевин Брайант догадывался, почему парня порубили на капусту. Он не столько хотел убить Джозефа, сколько запугать других, а еще сообщить всем заинтересованным сторонам, что «черномазые» теперь на его стороне. Значит, Брикстон, Тулса-Хиллс, Норвуд и многие другие районы города перешли под его контроль. Джонни П. рвал Лондон на части. Пока это у него неплохо получается. Надо отдать сукину сыну должное. Кевин Брайант всегда ценил умные головы. Большинство блатных, с которыми ему приходилось иметь дело, были людьми крайне ограниченными. Они просто не способны увидеть картинку целиком. К людям умнее их они испытывают инстинктивное недоверие, граничащее с ненавистью. Все хотят много зарабатывать. Но чем больше у тебя доход, тем труднее его удержать. Большой доход чем-то похож на неверную жену. Ты ее любишь, ты с ней спишь, но стоит отвернуться, и… Если не держать ухо востро, не успеешь оглянуться, как тебя сделают. Но Джонни глубоко ошибается, если думает, что с Кевином Брайантом все кончено. У него еще остался порох в пороховнице. Когда он ударит, то мало не покажется. Его месть будет ужасной… Но сперва нужно все хорошенько обдумать. Напасть надо будет минимальными силами, но при этом нанести врагу максимальный урон. Пусть это послужит уроком не только Джонни П., но и тем, кто подумывает последовать его путем.Глава 27
Джонни Паркер впал в эйфорию. Он устранил Джозефа, почти не встретив сопротивления. Пока все шло хорошо, но ему еще предстояло или устранить Брайанта, или попытаться договориться с ним полюбовно. Путь переговоров казался более разумным, но Джонни чувствовал, что лучше будет закатать врага под асфальт. Кевин — сорвавшаяся с лафета пушка. Он непредсказуем. От него всего можно ожидать. Никто не знает, что у Кевина Брайанта на уме. Вести с ним переговоры будет трудно. У него покерное лицо. Никто больше не садится играть с ним в карты. Несколько лет назад Джонни видел, как Брайант сорвал большой куш в двадцать штук, до этого десять раз повысив свою ставку. В свое время Джонни тоже играл в карты с очень опасными плохими парнями, и оба они, в конечном счете, переиграли их в увлекательной игре, ставками в которой был контроль над улицами их юности. Контролировать расположенные вблизи себя городские кварталы было жизненной необходимостью. Добиться лояльности работающих на тебя людей можно, давая им хорошо зарабатывать. И Джонни, и Кевин хорошо это понимали, но у первого было превосходство над вторым. Джонни любили, а вот Кевин вызывал разве что уважение. Они были совершенно не похожими друг на друга людьми. Никто не осмеливался приблизиться к Кевину без дела, в то время как Джонни всюду находил себе приятелей и собутыльников. Он не забывал о том, чтобы у его людей водились деньжата, и не имел ничего против того, чтобы оплачивать выпивку для всех своих прихлебателей и шестерок. Джонни выступал в качестве третейского судьи, когда возникали конфликты между склонными к насилию крутыми парнями, и играл роль справедливого, но безжалостного обвинителя, когда дело касалось мелкой рыбешки вроде взломщиков, педофилов, мошенников и тому подобной швали. Джонни был суровым работодателем, но платил щедро. При этом он давал всем понять, что ни при каких обстоятельствах не потерпит, чтобы его обманывали или обворовывали. Вообще запрещалось надувать своих. Джонни Паркер не терпел любых проявлений слабости со стороны своих людей. Он был щедр и ожидал от них, что они подошвы будут рвать, отстаивая его интересы. То, что Джонни сейчас запланировал и к осуществлению чего приступил, отличалось отчаянной смелостью и несло в себе нешуточную опасность. Или он добьется невиданного прежде влияния и станет богатым, очень богатым человеком, или доживает последние часы на этой грешной земле. Джонни вобрал в легкие воздух и медленно выпустил его наружу. Где-то он прочел, что таким образом можно успокоить разыгравшиеся нервы. Что бы он ни говорил, как бы ни храбрился, а нервы брали свое. Затем он перевел взгляд на своего нового лучшего друга и соучастника по последнему дельцу Линфорда, тихой походкой как раз вошедшего в его небольшой офис. — Что нового? — Ничего нового. Ты, конечно, герой дня. На улицах только и говорят, что об убийстве Джозефа. Его никто не любил. А вот Кевин Брайант молчит, словно воды в рот набрал. Его правая рука Берти тоже. Что ж, значит, они что-то задумали. Ладно. Этого и следовало ожидать. Джонни кивнул головой и пригубил виски. Они перекупили лучших людей Брайанта, пообещав им бóльшую долю в доходах. Своей жестокостью они навели страх на половину криминального мира Лондона. Они все сделали, что от них требовалось. Теперь надо ждать… Из зала долетел громогласный хохот. Владельцем этого паба на Майл-Энд-роуд был он, Джонни Паркер. Сегодня ночью он окружил себя лучшими работниками и самыми надежными друзьями. Они вооружились до зубов и готовы к любому повороту событий. Теперь осталось лишь сидеть и ждать… Интуиция подсказывала Джонни, что ожидание не затянется. Кевин Брайант был кем угодно, но только не трусом…Глава 28
Берти очень легко выходил из себя. Кевин, напротив, сидел в кресле с таким видом, что со стороны его ошибочно можно было принять за впавшего в кому. Берти считал, что его старушка издает в постели больше шума, чем его друг сейчас. А это о многом говорило! Его жена была славной бабенкой, образцовой матерью и преданной супругой, но вот в сексе она была как бревно. Берти, напротив, был человеком действия. Если кто-нибудь наезжал на него, старый преступник убивал противника. Быстро, просто и эффективно. Таково было его кредо. Именно благодаря ему Берти выходил сухим из таких передряг, что вспомнить страшно. Его инстинкты требовали прямо сейчас, не мешкая, наброситься на Джонни П. и все его кодло. Пушки палят, заточки вонзаются по рукоятку, киркой по черепку — шмяк, можно будет даже задействовать мачете. Прикольно будет! Берти порывался предложить Кевину этот план. Какого черта он сидит, как какая-нибудь викторианская дама. Мочить Джонни в сортире без лишних слов — и все тут! Берти уважал Кевина. Вполне возможно, он знал этого человека лучше, чем кто-либо другой, знал его достоинства и слабые места, но молчание кореша и царящая вокруг тишина действовала Берти на нервы. В голове гудело. При каждом шуме он напрягался, ожидая нежданных гостей с мачете в руках. Кевин невозмутимо наблюдал за приятелем. Он прекрасно понимал, о чем сейчас думает Берти. По-своему Кевин ему даже сочувствовал. Берти имел терпение трехлетнего ребенка. Его следовало задействовать лишь тогда, когда намечалась мокруха. В этом у Берти не было равных. К сожалению, у мужика мозгов не больше, чем у комара. Там, где Кевин молчал как рыба, Берти заливался соловьем. Он с утра и до самой ночи ни на минуту не закрывал свою пасть. Кевин подозревал, что приятель разговаривает даже во сне. — Надевай пальто, — поднимаясь с места, произнес он. Сразу же показалось, что вся его отнюдь не щуплая фигура заполняет собой небольшую комнатку. Берти улыбнулся. Это было ему по вкусу! В небольшом офисе при складе металлолома стоял специальный оружейный сейф. Кевин извлек оттуда полуавтоматическую винтовку, которую по случаю приобрел у старого приятеля. За ней последовало другое оружие. Похоже, он решил, что сегодня следует вооружиться до зубов. — Позвонить парням? В голосе Берти звучало радостное возбуждение. Такой поворот пришелся ему по душе. Ничего так не вдохновляло его, как хорошая драка, стрельба, залихватский налет… Грубое насилие, по его мнению, может решить любую проблему. Если на тебя кто-то наезжает, если кто-то метит на твое место, надо быстренько урыть беспредельщика. Кевин покачал головой. — Пока не надо. Завари чаю…Глава 29
Джонни было как-то не по себе, и он злился на себя за это. Но сегодня — необычная ночь и, если все его расчеты правильны, вскоре станет горячо… невыносимо горячо… Он взглянул на часы. Двадцать минут второго. Впереди еще уйма времени. Он будет сидеть на месте и просто ждать… Джонни чувствовал, как капельки пота сбегают вниз по спине. Кто знает, чем закончится эта ночь! Линфорд налил себе изрядную порцию бренди и залпом опорожнил стакан. — Мне патрэбна хильнуть, чувак, — переходя на ямайский диалект, заявил он. Джонни усмехнулся. — Ты не больший ямаец, чем я ирландец. Линфорд расхохотался. Он знал, что новый подельник почти что попал в точку. — Мама увезла меня оттуда еще ребенком. Она поехала сюда вслед за моим бацькой. До сих пор, кстати, не нашла ублюдка. Но я вырос среди соотечественников, так что, думаю, меня вполне можно назвать ямайцем. А как там с твоей ирландскостью? Оба рассмеялись, радуясь тому, что нашли тему для беседы. Ждать в полной тишине было почти невыносимо. — То же, что и у тебя. В душе я больше ирландец, чем англичанин. Католическая школа кое-что да значит. Линфорд с глубокомысленным видом кивнул. — Вот именно! Он вытащил из кармана куртки скрученный заблаговременно косяк и, рисуясь, раскурил его так, как делают только настоящие растаманы. Затянувшись, он глубоко втянул в себя дым. — Надо будет его убить, — уже серьезно сказал Линфорд. Вздохнув, Джонни хмуро ответил: — Я с самого начала это планировал, приятель. Окутанное клубами голубоватого дыма лицо ямайца расплылось в улыбке. — Точно, чувак. Его нельзя оставлять в живых. Таких крутых парней надо мочить, как только карта ляжет… — Жаль его все же, Линфорд. Я всегда уважал Кевина Брайанта. Ямаец пожал плечами. — Он такой же подонок, как мы все. Не замочишь его этой ночью, он дождется удобного случая и уроет тебя как пить дать. Думай головой. Сейчас Берти или затаится, сгорая от ненависти, или ударит… Джонни не ответил. Говорить бесполезно. Выбор уже сделан. Теперь надо дождаться последствий…Глава 30
Селеста места себе не находила от беспокойства. Она не знала, почему пошла к сестре. Возможно, потому, что в критические моменты жизни человек тянется к родне, даже если эта родня далека от идеала. Сегодня молодая женщина просто не могла поехать к родителям. Отец будет бурчать о Джонни и его делишках, а мама замучает, предлагая чай чашку за чашкой. Она даже не вполне отдавала себе отчет, куда идет, пока не очутилась перед дверью дома Синтии. Несмотря на поздний час, удивление и радость старшей сестры были неподдельными. — Ой! Привет, сестренка! В последнее время Синтия взяла привычку называть ее «сестренка». Селесте это не очень нравилось. Как-то неискренне… — Привет, Синтия! Я решила заглянуть к тебе на минутку. В глазах старшей сестры читалось: «Но не в это же время ночи?!» Но вслух она этого не произнесла. — Идем в кухню. Я заварю чай. А еще у меня есть бутылочка отличного вина. Селеста прошла за сестрой в стерильно чистую кухню и без обиняков спросила: — Водка есть? Синтия взглянула ей в глаза и, грустно улыбнувшись, сочувственно поинтересовалась: — Неужели так плохо? Селеста утвердительно кивнула. — Из-за этого я тоже до сих пор не легла спать. Джеймс еще не вернулся… Синтия плеснула в стаканы по доброй порции водки, сделала большой глоток и несколько комично поморщилась. — Я знаю, ты не можешь сказать мне, что происходит, но судя по тому, что ты здесь, дело нешуточное. Я знаю, что поступила неправильно, но, поверь, я ужасно беспокоилась о Джеймсе. Он сидит на кокаине. Ты об этом знаешь? Селеста не ответила. Она просто не знала, что сказать. — Он нюхает его и днем, и вечером. Бóльшую часть дня он находится под кайфом. Я отдаю себе отчет в том, что никогда не была ему хорошей женой, хорошей матерью своим детям… Да, я завидовала тебе и боялась за него… Надеюсь, я понятно объясняю? Теперь я понимаю, что поступила плохо, отвратительно… Но я уже дорого заплатила за свою ошибку. Ты по-прежнему моя маленькая сестренка, и мне больно, когда я вижу, что у тебя что-то не ладится. Если хочешь, можешь мне все рассказать. Или мы просто посидим и поболтаем ни о чем. Как хочешь, Селеста, как хочешь… Речь была произнесена так убедительно, что младшая сестра поверила, будто Синтия говорит то, что думает. Время, проведенное в «изгнании», наверняка сильно на нее повлияло. Но все же Селеста боялась, что Джонни рассердится, узнав, что она проболталась сестре о происходящем. — Я не могу, Синтия! Я хочу, но не могу. Старшая сестра изобразила на своем красивом лице улыбку. — Хорошо, мы поговорим о чем-нибудь другом. Кстати, ты видела платья, выставленные в новом магазинчике в Илфорде? На днях я купила себе одно… Улыбаясь, Селеста слушала ее болтовню. Она была ужасно благодарна Синтии за то, что она составила ей компанию, но беспокойство никуда не делось и Селеста продолжала мучиться вопросом: «Когда закончится эта бесконечная ночь?»Глава 31
Берти не на шутку встревожился. Он не смог дозвониться ни до кого из тех, кто работал непосредственно с ним. Нет, мелкие сошки все были на месте, а вот настоящие крутые парни, на помощь которых они рассчитывали, как сквозь землю провалились. После второго звонка мысль, что их перекупили, зародилась в голове у Берти. Сначала он отказывался верить, что товарищи их предали. Когда же сомнений не осталось, он почувствовал неприятный холодок в животе. Кевин выразил меньше удивления. Босс отлично знал, что все имеют свою цену. Ни на кого нельзя полностью положиться, по крайней мере, в бизнесе, которым они занимаются. Каждый хочет оказаться на стороне победителя. Это заложено в человеке от природы. Но Кевина Брайанта несколько испугало то, что враг смог так легко и главное незаметно перекупить его людей. Ни у него, ни у Берти не появилось даже тени подозрения, что за их спинами что-то происходит. Значит, операция была заблаговременно спланирована и проведена. По всему выходило, что они проигрывают. Оставался один шанс спасти ситуацию. Надо убить Джонни П. Дело касалось не столько мести, сколько вопроса собственной жизни и смерти. Ставки были взвинчены до предела. Игра принимала очень грязный оборот. Кевин взглянул на Берти Уорнера и прочел страх и неуверенность в его глазах. Помощник свято верил, что его ребята надежные, что им можно полностью довериться. — Он сделал нас, как салаг, Берти. Надо это признать. Но если мне суждено погибнуть, то я отниму кое-что и у Паркера. Берти никогда прежде не видел, чтобы Кевин Брайант вел себя так по-простому. Впервые он открыто демонстрировал обыкновенные человеческие эмоции. Но по-настоящему испугал его смысл слов Кевина. Берти знал, что приятель не собирается отступать. Он тоже не собирался сдаваться без боя. По крайней мере, это понятно. — Я с тобой до конца.Глава 32
— Спасибо, что проводила меня домой, Синтия. Я понимаю, что это глупо, но одной мне здесь как-то не по себе. Сестра ничего не ответила и заняласьзавариванием чая. Синтия стремилась к тому, чтобы возвратившийся домой зять застал ее в роли ангела-утешителя. Хотелось, конечно, знать, что происходит, но не следовало лезть с вопросами. Если она поведет себя правильно, то сегодняшняя ночь станет первым шагом на трудной дороге примирения и возвращения к жизни, которую она вела до скандала. Селеста все же проболталась, что сегодня ночью должно случиться что-то очень, очень важное… Впервые с момента неожиданного визита сестры Синтия подумала, что и Джеймс, должно быть, по уши влез во все это. Ничего. Она надеялась, что сегодняшняя ночь принесет им большие деньги. Во всяком случае, из-за пригоршни соверенов такой переполох никто поднимать бы не стал. Острый ум уже подсказал Синтии, что дело идет о том, чтобы отобрать лакомый кусок у конкурирующей организации. Настоящие боссы теневого мира только так расширяют свое влияние и срывают джек-пот. Только так завоевываются новые рынки и достигаются сверхприбыли. Синтия родилась с психологией преступницы. Ее врожденное коварство искало применения в жизни. Внутри ее был стальной стержень, необходимый тогда, когда приходит время устранять тех, кто стал бесполезен. Синтия об этом не догадывалась, но инстинкты почти никогда ее не подводили. Только зависть и ревность могли вывести ее из себя, заглушая естественный инстинкт самосохранения, заставляя ради мести все поставить на карту. Синтия любила мстить. Сладость мести она познала еще в детстве. Обладай мужчина таким характером, и его сочли бы крутым сукиным сыном, но в характере женщины подобного рода склонность считалась слабостью. Мужчины в тех кругах, в которых она еще недавно вращалась, считали, что женщинами правят гормоны. Они не уважали тех, кто не подходил под существующий в их воображении шаблон. При этом Синтия без лишней скромности считала себя во много раз умнее большинства мужчин, вращающихся на ее орбите. Особенно это касалось грубоватого, тупого отца и придурка мужа, с которым ее угораздило связать свою жизнь. Оценивая роскошь и великолепие, царящие в доме сестры, Синтия в очередной раз, фигурально выражаясь, отпустила себе увесистую затрещину. Это все могло быть ее. Это все должно было стать ее. Джонни Паркер — единственный мужчина, с которым ей когда-либо было хорошо. Если ее первому мужчине удавалось полностью удовлетворить все ее желания, то бедняжка Джеймс лишь впустую тужился. Никому после Джонни не удавалось этого достичь. В конце концов она выдрала респектабельность и… Куда это ее завело? В своем богатом воображении она представляла, как сидит во главе стола во время званого обеда, который ее Джеймс — не Джимми, а именно Джеймс! — дает своим подчиненным, а те смотрят на нее снизу вверх, наслаждаясь изысканными кушаньями и восхищаясь остроумием хозяйки дома. А вместо этого Синтия заполучила себе в мужья человека, не способного решить, надеть ли сегодня галстук и вчерашнюю рубашку или все же стоит поменять ее на чистую. Почувствовав вспышку гнева, она зажмурилась. Синтия ненавидела жизнь, которую вынуждена была вести, а тот факт, что в теперешних своих бедах виновата она сама, делал эту жизнь просто нестерпимой. Синтия поставила чайник с заваркой на стол и взглянула на младшую сестру. Большие голубые глаза расширены, на лице написано беспокойство. — С ним все будет в порядке, Селеста! Не волнуйся так. — Уже три часа утра, а Джонни даже не позвонил. Усевшись на стул, Синтия тяжело вздохнула. — Джеймс часто пропадает ночи напролет. Это часть игры, в которую они все играют. Ночные клубы называются ночными из-за того, что они открыты до утра. Селеста улыбнулась, но, как и прежде, оставалась настороже и пока ни о чем существенном не проболталась. Синтия продолжала играть роль заботливой сестры, делая вид, что не замечает скрытности Селесты. — Сделать тебе тост? Тебе надо перекусить, дорогая. Младшая сестра отрицательно мотнула головой. — Не могу, Синтия. Спасибо. — А как насчет печенья? Ты ведь сластена! Селеста вдруг вскочила на ноги. — Ты слышала? — Что? — передался Синтии испуг сестры. — Шум! Кто-то есть снаружи! — Оставайся на месте, Селеста. Никуда не уходи. Старшая сестра неслышно выскользнула из кухни и проверила все комнаты на первом этаже. Выглянув из окна гостиной, она увидела высокого широкоплечего мужчину, направляющегося к парадной двери. Бросившись назад в кухню, она шепотом приказала сестре: — Спускайся немедленно в подвал! Не спорь! Спускайся! — Что происходит, Синтия? Старшая сестра без лишних церемоний потащила Селесту к ведущей в подвал двери. Отперев ее, она толкнула сестру внутрь и, войдя следом, заперла дверь на засов. Они на ощупь спустились по лестнице и притаились тихо, словно мышки. В подвале царила почти полная темнота. Свет проникал только сверху, просачиваясь в щель между дверью и полом. — Здесь есть фонарик? Младшая сестра, охваченная ужасом, казалось, не услышала вопроса. — Какого черта, Селеста! Есть здесь фонарь? Та нетвердой походкой прошла к полкам на стене и взяла оттуда небольшой фонарик. Протянув его сестре, Селеста, словно маленькая девочка, остановилась, дожидаясь, что ей еще скажут делать. Включив свет, Синтия огляделась. Заметив дверцу, которая прежде, без сомнения, служила входом в угольный подвал, подошла и проверила ее. Заперта. Над головой раздавался скрип пола под ногами. Это точно не Джонни! Женщины услышали, как кто-то с грохотом распахивает двери где-то наверху. Кто бы это ни был, на визит вежливости его действия никак не похожи. — Что там такое, Синтия? Голос Селесты сорвался, и старшая сестра, вернувшись к ней, решительно прошептала: — Замолчи! Те, наверху, не должны знать, что мы здесь прячемся. В слабом свете фонарика она увидела, как ужас исказил черты лица младшей сестры, и не удержалась от мысли: «И как Джонни выбрал себе в жены такую трусиху?» Крепко обняв Селесту, она ровным голосом произнесла: — Успокойся. Все будет хорошо. Скажи, Джонни прячет в подвале оружие? Младшую сестру бил нервный озноб. Она едва смогла вымолвить: — Я… Я не знаю… Возможно… Оглядев просторное помещение, Синтия заметила большой стальной ящик. Подойдя к нему, она убедилась, что навесной замок надежно охраняет его содержимое. Тяжело вздохнув, Синтия еще раз огляделась, схватила большой раздвижной гаечный ключ и попыталась сломать им замок. Бесполезно. К тому же шум может выдать их. Но попытаться все равно надо. У двери в подвал раздался шум шагов. Горячий чайник в любом случае выдал их с головой, и теперь злоумышленники точно знают, что они прячутся где-то здесь. Синтия догадалась, что бандиты проникли в дом через застекленную створчатую дверь в гостиной: они бы не рискнули разбудить соседей, выбивая переднюю или заднюю дверь. Сейчас им оставалось лишь выломать ведущую в подвал дверь. В доме бандиты не церемонились. На дверь обрушился град ударов. Теперь они в любую секунду могут ворваться в подвал. Селеста поддалась страху и испустила вопль ужаса, но Синтия понимала, что, если им и суждено остаться в живых, то надеяться следует только на себя. Ее охватила паника, и она изо всех сил налегла на разводной ключ. Дужка замка не сломалась, однако крышка приподнялась, образовав щель в четыре дюйма шириной. Синтия просунула руку внутрь ящика и схватила первое, что нащупала. Через секунду в ее руке блеснул небольшой пистолет. Она даже не подумала, заряжен ли он, и, ослепленная страхом, сняв оружие с предохранителя, спряталась под лестницей. Рыдающая Селеста осталась на прежнем месте. Синтию трясло. Ей казалось, что еще немного, и она упадет в обморок. Она постаралась взять себя в руки, и тут дверь подвала с треском распахнулась. Синтия замерла в ожидании… Мужчина был само исчадие ада. В нем угадывалось столько ненависти, что, казалось, он способен переломать им кости голыми руками. Выйдя из темноты под лестницей, Синтия прицелилась ему в толстый затылок и нажала на спусковой крючок. Раздался выстрел. Грузный бандит упал на колени. А Синтия вдруг почувствовала злость, когда рассмотрела рану, через которую виднелся мозг. Секунд двадцать спустя послышалось: «Блин!» — и второй бандит бросился вверх по лестнице. Синтия подошла к распростертому телу. Нападавший уже умер. Опустившись на корточки возле трупа, она вытащила у него из рук тяжелый дробовик и, наведя дуло на голову мертвеца, выстрелила еще раз. Селеста завизжала. Подойдя к сестре, Синтия отпустила ей звонкую пощечину. Та сразу же пришла в себя, и Синтия начала осторожно подниматься по ступенькам, ведущим в кухню, крепко сжимая дробовик в руках. Убедившись, что в доме никого нет, она заперла распахнутую входную дверь, налила себе и сестре по порции бренди и, осушив свой стакан, проследила, чтобы Селеста выпила все до капли. Затем Синтия начала вызванивать мужа по своему мобильному телефону. Наконец он ответил. Синтия ограничилась тем, что сказала, что сейчас находится в доме Джонни Паркера и что его жене срочно нужна помощь. Потом сестры уселись за стол в кухне и принялись ждать. Синтия, не переставая, утешала и успокаивала Селесту, уверяя ее, что теперь все будет хорошо. Она и сама, по правде говоря, не особенно в это верила, но ничего другого им все равно не оставалось. А потом приехали мужчины…Глава 33
— Я не могу в это поверить. В голосе Джека Каллахана чувствовалось неподдельное изумление. — Твоя дочь застрелила Кевина Брайанта в порядке самообороны. Она спасла Селесте жизнь! Голос Мэри Каллахан дрожал так, словно о чудесном избавлении дочери от смерти она узнала только что. Большинство знавших о перестрелке людей считали, что Кевин Брайант приходил в дом Джонни П., чтобы отыграться за свое поражение на его жене. Настроенные более лояльно полагали, что он хотел использовать Селесту в качестве заложницы. Что касается самой Мэри, то она была уверена, что ее девочку намеревались убить с тем же хладнокровием, с каким ребенок давит ногой муравья. — Ты лучше помолчи. Сейчас Синтия — героиня в глазах Селесты. Она и слушать не станет, если кто-то будет о ней плохо отзываться. Старик слышал страх, звенящий в голосе жены, и решил держать свое мнение при себе. То, что сделала старшая дочь, должно было бы удивить Джека, однако, как ни странно, не удивило. У Синтии было тело женщины, но психология мужчины. В характере старшей дочери существовал определенный дефект. Родись у них мальчик, Джек проникся бы уважением к парню с таким сильным характером, а вот к дочери он не испытывал никаких теплых чувств. То, что ценится в мужчине, в женщине вызывает лишь подозрение. Его дочь — убийца! Да, убийца, и нечего тут миндальничать! Синтия притаилась под лестницей и, используя сестру в качестве приманки, выстрелила Брайанту в спину. Так хладнокровно ведут себя только мужчины. Если бы у Синтии оказался в руках кусок водосточной трубы, она, не колеблясь, проломила бы преступнику голову. В этом Джек был уверен на все сто процентов. То, что дочь добила нападавшего из его же оружия, вызывало в душе Джека отвращение. Впрочем, она всегда была со странностями. — Что об этом думает Джонни? — с неподдельным интересом спросил Джек Каллахан. — То же, что и другие. Мэри, как и муж, удивлялась тому, что обстоятельства приняли столь неожиданный оборот. По правде говоря, той ночью без Синтии все могло закончиться трагически. При мысли, что младшая дочь могла погибнуть от рук убийцы, она снова едва не расплакалась. В доме прибрали, но Селеста отказывалась возвращаться к себе. Это Мэри понять могла. Чего она не понимала, так это того, почему младшая дочь живет не у них, а у Синтии. Теперь сестры были словно сиамские близнецы — куда Синтия, туда и Селеста. Джонни Паркер оказался настолько умен, что не стал мешать жене. Он понимал, что Селесте нужно время, чтобы оправиться после потрясения. К тому же, как небезосновательно подозревала Мэри, Джонни был только рад на время избавиться от жены. Сейчас руки у него должны быть свободны. Следовало расхлебывать кашу, которую он заварил из жадности. В этом вопросе Мэри полностью соглашалась с мужем. Нельзя опускаться до такой жестокости. Нельзя, чтобы после каких-то действий у людей возникало против тебя стойкое предубеждение. Кевина Брайанта, возможно, не любили, но его, по крайней мере, уважали. Только то, что он погиб, вломившись в дом беззащитной женщины, удержало криминальных боссов Лондона от того, чтобы объявить Джонни П. войну. Мэри была уверена, что теперь они будут вести себя куда осторожнее. Хочешь выжить — будь начеку. Сейчас Джонни контролирует половину теневого Лондона. Кевин Брайант мертв, а его партнер Берти Уорнер — в бегах. Мэри подозревала, что оба преступника лежат в одной могиле. Пусть они горят в аду за то, что хотели сделать!. Мерзкие ублюдки! Никто не нападает на жен и детей. Таков неписаный закон.Глава 34
— Никто его не видел, Джонни. Он словно сквозь землю провалился. — А где его жена и дети? — Дом пуст, почти все вещи на месте. Мои люди следят за аэропортами в Испании и Португалии, но он может быть где угодно… Инспектор уголовной полиции Джоунз демонстрировал своему главному «благодетелю» полную преданность. За еженедельные перечисления Джонни Паркер, безусловно, мог бы рассчитывать на более полезную информацию, но найти нужного боссу человека или его семью инспектор просто не мог. — У Берти, по-видимому, был разработан план на случай срочного бегства. У него были паспорта на чужие имена и все такое… Нам остается только ждать, пока его кто-нибудь опознает. Или пока он совершит преступление, и мы таким образом на него выйдем. Сейчас он может быть где угодно. В Южной Америке, например. Там всегда нужны профессионалы. Джонни Паркер знал, что инспектор говорит правду, но его это не устраивало. Он хотел голову Берти Уорнера прямо здесь и сейчас. Бросить дело незаконченным — в глазах врагов означает проявить слабость. К тому же неразумно оставлять Берти Уорнера в живых. Теперь они, конечно, сильны как никогда, но Джонни все равно не чувствовал себя спокойно. Он сделал чудовищную ошибку, решив, что его семье ничто не угрожает. Он больше никогда не допустит подобного промаха. Селеста все никак не могла оправиться от шока. Джонни не удивился бы, если бы после пережитого его жена очутилась в психиатрической лечебнице. Поведение Синтии произвело на Джонни Паркера сильнейшее впечатление. Она подстрелила Кевина Брайанта, а после прикончила ублюдка его же оружием. И страшно напугала Уорнера. Он, видно, решил, что это они ждали в засаде, и, не желая подставляться под пули, задал стрекача. Происшедшее не произвело на Синтию особого впечатления. Она немного нервничала, но не более того… Наблюдая, как свояченица утешает его жену, Джонни Паркер подумал, что на роль супруги босса мафии Синтия подошла бы куда лучше. Эта мысль Джонни не понравилась, но он понимал, что так оно и есть. Синтия представляла собой современное воплощение Боудики.[7] Грива светлых волос и воинственная сексуальность. Джонни устыдился возникшего вдруг возбуждения. Он прекрасно знал, что перед ним — двуличная сука, коварная соблазнительница, но… теперь осознание порочности этой женщины даже притягивало. От Селесты остался лишь призрак той, какой она была прежде. Муж отвез ее к врачу на Харли-стрит, который был известен в определенных кругах умением держать язык за зубами. Но единственное, что психиатр смог сказать с точностью, так это то, что Селеста пережила сильнейший шок. И без пяти тысяч Джонни Паркер мог бы сказать то же самое. В итоге врач прописал Селесте снотворное и транквилизаторы, которые Джонни мог бы купить в любом пабе, причем куда дешевле. Но он не жалел о потраченных деньгах. Он просто обязан был сделать что-то для жены. Мысли Джонни Паркера по-прежнему вращались вокруг Синтии и убийства Брайанта. Сестра Селесты проявила хладнокровие и смелость и, несмотря на дурную славу, которую Синтия заработала недавним предательством, ее имя было сейчас у всех на слуху. Совершенное ею в некоторой степени компенсировало проступки прошлого. Она не просто убила человека. Синтия застрелила того, кто пытался напасть на жену Джонни П., а в мире организованной преступности это значило многое. Эта женщина оказалась безжалостной и эффективной машиной-убийцей, и, как ни странно, именно ее жестокость заводила Джонни Паркера больше всего. Ему нравился пылающий в Синтии обжигающий огонь. Она оказалась строптивой кобылкой, она была заносчивой и опасной. В мире, в котором жил Джонни Паркер, мужчина с таким характером, как у Синтии, вызывал уважением, а женщина — недоверие и страх. Женщины страдают от менструаций и подчиняются эмоциям. На них можно положиться не больше, чем на легавых. Откуда же взялась сила, влекущая его к этой женщине? Впрочем, ничего экстраординарного в его желаниях не было. Синтия Тейлор оказалась крутой бабой. Стервой, конечно, но круче многих его парней. Он ее хотел! Но хотел не Синтию Каллахан — девчонку, с которой когда-то спал, а Синтию Тейлор — женщину, которая хладнокровно убила его врага. Джонни Паркер хорошо помнил торжествующее, почти радостное выражение ее лица. Она убила человека и не позволила ужасу от осознания этого взять над собой верх. Джонни видел, как Синтия подавляет в себе остатки естественного для человека страха, как на их месте расцветает гордость за свой поступок. Синтия с вызовом смотрела ему в глаза, и он не смог не подпасть под гипнотизм ее взгляда. Джонни Паркер почувствовал, что сдает позиции. В конце концов, Синтия спасла самое ценное, что у него есть, — Селесту, убив человека, пытавшегося напасть на нее. Даже на Линфорда поступок Синтии Тейлор произвел впечатление. Прибирать за ней пришлось долго, но могло быть гораздо хуже. Что ни говори, ночка выдалась долгая, однако в накладе они не останутся. Теперь предстояло унять страшный зуд, который образовался у Джонни в одном месте, и только свояченица сможет ему в этом помочь. Джонни прекрасно понимал, что играет с огнем, что собирается совершить большую ошибку, но зов плоти оказался сильнее доводов разума. При мысли, что эта женщина хладнокровно снесла голову подонку, Джонни впадал в крайнюю степень возбуждения и чувствовал, что не успокоится до тех пор, пока не услышит, как Синтия в порыве страсти выкрикивает его имя. Конечно, это было сродни безумию, но Джонни Паркер, подобно множеству мужчин, рад был полностью ему отдаться. Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw Он заставил себя собраться с мыслями. Глядя инспектору Джоунзу в глаза, босс хмуро изрек: — Значит, я плачу тебе уйму бабок за то, чтобы ты кормил меня лапшой? Берти Уорнер лег на дно и не шевелится… Полицейский тяжело задышал. Было видно, что Джоунз понимает: сейчас он идет по лезвию ножа. — Да, в этом вся проблема… Пока он не проявит себя… — Голос инспектора задрожал и сорвался. — Проваливай, тупица! Джоунз не заставил себя просить дважды и чуть ли не бегом бросился к двери. Линфорд рассмеялся, глядя, как спина испуганного до дрожи в коленях полицейского скрывается за дверью. — Продажные легавые даже хуже, чем стукачи, — сказал он. — Они подставляют своих же товарищей. Я предпочитаю иметь дело с порядочными копами. От них хоть знаешь, чего ожидать. Джонни согласно кивнул, большинство из его людей испытывали подобные чувства по отношению к продажным легавым. — Как дела у Селесты? — спросил Линфорд. Джонни пожал плечами. — А ты как думаешь? До чертиков напугана. В голосе босса прозвучало раздражение. Линфорд приподнял брови, но ничего не сказал. Он понимал, что Джонни П. винит себя и только себя за то, в каком душевном состоянии находится его супруга. Босс оставил жену без присмотра, и об этом ни он, ни окружающие его люди никогда не забудут. К счастью, Синтия очутилась в нужное время в нужном месте. Линфорд считал, что эта баба прекрасно справилась, вот только ее «работа» вызывала у него отвращение. Женщина, которая способна совершить такое и при этом не испытывать даже угрызений совести, по мнению Линфорда, совсем не похожа на настоящую женщину. Джимми Тейлору, возможно, и нравится спать с этой бесстрастной сукой, он же ни за что на свете не согласился бы разделить с ней постель. Кто знает, на что эта баба способна, если решит, что ее обидели? Нет. Спасибо, но жрите сами! Линфорд подумал, что Джимми следует отделаться от Синтии при первом удобном случае. В конце концов, его жена не из тех, кто внушает к себе любовь и страсть. К тому же она скорее похожа не на любящую, заботливую мать, а на полусумасшедшую гиену. Даже хуже, чем гиену. Гиены, по крайней мере, заботятся о своих детях. Синтия же сбагривала детей своим родителям на целые недели. Джимми окончательно подсел на кокаин, и все потому, что ему незачем возвращаться домой. Тот вылизанный до кристальной чистоты мавзолей, в котором он живет, домом назвать никак нельзя. Это какая-то грёбаная экспозиция! Линфорд был там дважды и оба раза чувствовал себя неонацистом на празднике бар-мицва. Он совсем не завидовал Джимми Тейлору. Линфорд любил, чтобы его женщины были чистыми и простыми, как доски. Также он предпочитал, чтобы они жили отдельно — так бабы не будут слишком крутиться у него под ногами. Как только женщина начинала устраивать сцены ревности после затянувшейся до утра пирушки, Линфорд выставлял дуру за дверь. Он считал, что ему еще предстоит многое сделать, многого достичь, многое увидеть и многих затащить в постель. Одной бабы ему никак недостаточно. Линфорд давал деньги на содержание всех рожденных от него детей. Он следил за тем, чтобы о них хорошо заботились, но никакая сила не смогла бы заставить его связать жизнь с одной женщиной. По мнению Линфорда, женятся лишь полные придурки. Он предпочитал увидеть, завоевать и отправиться дальше. В отличие от Джонни Паркера, Линфорд не любил усложнять себе жизнь.Глава 35
— Давай, Селеста, поешь немного. Тебе станет легче. Женщина благодарно улыбнулась и с чувством исполнения приятной обязанности съела сэндвич с овощами. Ей нравилось жить в доме сестры. Здесь было чисто. Повсюду идеальный порядок. А самое главное — здесь не пахло кровью. В своем доме Селеста не могла избавиться от этого мерзкого запаха. Вид убитого Кевина Брайанта стоял перед ее глазами. Тот факт, что бандита застрелила сестра, ничуть ее не беспокоил. Она верила, что Синтия сделала это ради нее. То, что убийство отличалось изуверской жестокостью, младшую сестру также не волновало. Синтия ее спасла, а все остальное не имело значения. Приехала мама, дети сестры шалили на полу кухни. Сегодня Селеста чувствовала себя лучше, чем когда-либо за прошедшее со времени убийства время. Габби залезла к ней на колени, и Селеста крепко обняла девочку. Радостное настроение и тепло детей помогали ей верить, что жизнь вновь входит в нормальное русло. Впрочем, в душе Селеста сознавала, что жизнь больше никогда не станет для нее нормальной. Джонни искал им новый дом, ведь она ни за что на свете не согласилась бы переступить порог своего прежнего жилища. Селеста чувствовала, что муж, хотя и не подает вида, сердится на нее. Иногда Джонни становился в ее присутствии излишне раздражительным. Но она не была похожа на своего мужа. Она не могла относиться к случившемуся как к «профессиональному риску». Возможно, для мужа это и так, но для Селесты убийство стало кошмаром, который по вине мужа теперь вечно будет ее мучить. Она не знала, сможет ли когда-нибудь простить Джонни. Она надеялась, что сможет. Селеста продолжала любить мужа всем сердцем, несмотря на то что его действия привели к трагедии, последствия которой все еще довлели над ней. Габби чувствовала, что тетя расстроена, и тихо сидела у нее на коленях. Селеста сжимала ее в объятиях, словно ребенок был ее спасательным кругом. Джеймс-младший молча наблюдал за тетей и сестрой. На глаза Селесты навернулись слезы. Ее умиляла невинность детей. Когда-то и она была счастлива и невинна, но те времена канули в Лету. Она увидела смерть, и это навсегда омрачило ее дальнейшую жизнь. Тихо плача, Селеста не замечала взглядов, которыми обменивались ее мать и сестра. Она не понимала, что ее близкие считают: пришло время успокоиться и жить дальше. В отличие от них, Селеста не обладала сильным характером. Она никогда не сможет забыть Кевина Брайанта с разнесенной выстрелом головой. Его кровь образовала на цементном полу лужу, формой напоминающую сердечко. В тысячный раз Селеста думала о его жене и детях. Как они это переживут? Жена и четверо детей… Все говорили, что жена Кевина Брайанта — милая женщина. Почему милые люди страдают первыми? Габби пыталась вытереть бегущие по щекам Селесты слезы, как вдруг почувствовала, что ее поднимают с колен тети. Бабушка собиралась вернуться с внуками к себе домой, но Габби хотелось остаться здесь, с тетей. Джеймс-младший тоже не хотел уезжать и, как обычно, начал капризничать. На этот раз мама не вышла из себя и не стала кричать на братика. Сейчас мама вела себя очень приветливо, и ее в шутку называли Брахмой. Габби не знала, что это такое, но понимала, что слово означает что-то хорошее. Впрочем, девочка не стала спорить, когда бабушка Мэри надела на нее пальто, и вместе с хнычущим братом нехотя отправилась с ней домой. В конце концов, она — ребенок, а дети делают то, что им говорят взрослые, даже тогда, когда это расходится с их желаниями.Глава 36
— Перестань, Селеста! Ты должна хотя бы взглянуть на наш новый дом! Голос Джонни звучал мягко, но в нем угадывались скрытые металлические нотки, не укрывшиеся от внимания присутствующих. Мужчина перестал «умасливать» жену еще несколько недель назад. С каждым днем в его поведении все больше проявлялось растущее раздражение, но Селеста, во многих отношениях человек слабый и податливый, проявила алмазную твердость в нежелании покидать дом старшей сестры. Она не выходила за его порог с той роковой ночи, когда ее привезли сюда после убийства Брайанта. Джимми Тейлор искренне жалел свояченицу и понимал, что настаивать все равно бесполезно. Впрочем, в глубине души он желал, чтобы Селеста наконец-то съехала от них. Со времени убийства прошло уже почти три месяца, и Джимми, хотя и не осмеливался произносить это вслух, хотел вернуть свою прежнюю жизнь. — Лучше поезжай ты, Синтия, — сказала младшая сестра. — Посмотри, а потом расскажешь мне. Синтия взглянула на мужа и пожала плечами. — Мое мнение не имеет значения. Куда важнее, сестренка, понравится ли он тебе. — Нет, Синтия. Поезжай, а я останусь с детьми и Джимми. Джимми! Ты ведь побудешь со мной? Она не хотела оставаться одна. Синтия вышла в коридор. Джонни последовал за ней. — Давай все-таки съездим, — предложила она. — После я опишу, как там чудесно, и, думаю, уговорю Селесту поехать вместе со мной завтра. Джонни взглянул в ее глаза и прочитал в них полное понимание. Нет, они не будут шататься по дому, а займутся чем-нибудь более интересным… Он почувствовал возбуждение и с удивлением подумал, как же изменчивы вкусы мужчины. — Как хочешь, — бесстрастным голосом ответил он. Если бы кто его слышал, ни за что не догадался бы, какая буря неистовствует в его душе. Синтия смаковала предстоящее. Она знала, что вскоре случится то, что должно случиться. — Я только приведу себя в порядок и переоденусь. Джонни кивнул, больше не доверяя собственному голосу. Через полчаса они лежали голые и потные, осмысливая неожиданно открывшуюся обоим истину: никто не сможет заполнить зияющую в них пустоту, кроме них самих. — Расскажи, Синтия, что ты чувствовала, когда его убивала. Она покусывала его за плечо и нашептывала на ухо какие-то пошлости. Джонни Паркер впервые за много лет почувствовал, что ему по-настоящему хорошо. То, что он изменяет жене, любви всей своей жизни, как он любил выражаться, совсем его не тревожило. Каждый раз, любуясь полной грудью и длинными ногами Синтии, Джонни представлял, как она склоняется над Кевином Брайантом и делает контрольный выстрел ему в голову. Ни одна другая женщина не способна на такое. Они оба знали об этом. Это был союз, заключенный в аду.Глава 37
— Там красиво, Селеста! Клянусь, тебе там очень понравится. В словах Синтии чувствовалась искренняя теплота и забота о сестре, и это не укрылось от внимания присутствующих. Даже Джек Каллахан начал лучше думать о своей странной дочери. Новый дом Джонни и Селесты выглядел как настоящий особняк, но вместо желчи и зависти, которые в прежние времена снедали бы Синтию, она, как ни странно, казалось, искренне радовалось за сестру. — Конечно, понравится, Синтия. Слова Селесты не отличались искренностью, но близкие решили сделать вид, что не замечают этого. Синтия стала совсем другим человеком, и все удивлялись произошедшим в ней переменам. Она постоянно пребывала в приподнятом настроении. Она играла с детьми. Даже Джимми все реже оказывался жертвой острого языка жены. Синтия выглядела счастливее, чем когда-либо прежде, и это существенным образом облегчало жизнь близких ей людей. Синтия по-прежнему подолгу оставляла детей с дедушкой и бабушкой, но теперь она, по крайней мере, часто навещала их днем. Она стала посещать кулинарные курсы, и теперь еда ее была куда вкуснее, чем прежде. Она перестала бурчать на Джимми по поводу того, что он поздно возвращается домой. Утром она провожала мужа на работу и, лучезарно улыбаясь, энергично махала ему на прощание рукой. Складывалось впечатление, что Синтия полностью переродилась, и на этот раз Господь дал ей сердце. Селеста души в ней не чаяла, и старшая сестра отвечала ей взаимностью. Синтия жила ради часов, проведенных с Джонни Паркером. То, что убийство ею Брайанта так возбуждало любовника, открыло женщине глаза. Если бы она знала это раньше, то давным-давно пришила бы кого-нибудь ради того, чтобы разжечь страсть Джонни. Смерть Кевина Брайанта нисколько не беспокоила Синтию Тейлор. Вследствие убийства босса преступного мира она добилась того, что больше всего желала заполучить. Она стала интересна Джонни, а поэтому спала спокойно, не терзаясь угрызениями совести. Ей нравилось описывать подробности убийства, и это заводило ее не меньше, чем любовника. Синтия переживала события той ночи, не чувствуя при этом даже тени сожаления. Она и прежде знала, что способна на убийство. Приступы убийственной ярости охватывали Синтию с детства, и, когда гнев всецело овладевал ею, она чувствовала, что может заколоть ножом всякого, кто встанет у нее на пути. Раньше Синтия считала это своей сильной стороной, но теперь поняла, что смертоносность придает ей особый эротический шарм. Посторонним она казалась такой милой, а на самом деле была способна на многое. То, что Джонни ужасно понравилось то, как она убила Кевина Брайанта, стало приятным сюрпризом. Она всегда знала, что они предназначены друг для друга судьбой. Однажды Синтия уже допустила ошибку, позволив Джонни от нее ускользнуть. Больше она этой глупости не совершит. Самое странное заключалось в том, что Синтия вдруг прониклась к младшей сестре нежной любовью. Место зависти заняла жалость. Большой дом и окружающее великолепие пусть остаются Селесте. Ей же достанется самое главное — Джонни Паркер. Теперь она его ни за что не отпустит. Уж лучше убьет, но не отпустит.Глава 38
Габриела в изумлении наблюдала, как мама смеется и шутит. Она словно превратилась в совсем другого человека, и девочке это очень нравилось. Габби наконец перестала писать в постельку, а воскресенья и понедельники проводила у родителей. Они вкусно ели, а после вместе смотрели телевизор. Иногда мама выходила из себя, но эти вспышки гнева никогда не перерастали в ярость, даже если Джеймс-младший капризничал. Габби нравилось ходить в школу. Там у нее появились подруги. Жизнь казалась такой чудесной! А впереди — Рождество! Девочка с нетерпением ждала праздников. Все соберутся у них дома! Дедушка ворчал по этому поводу, но Габби понимала, что не следует повторять слова деда при родителях, иначе проблем не оберешься. В гостиной поставили высокую елку, а каминную полку украсили искусственными веточками остролиста. Папа сказал, что дом похож на рождественскую картинку времен королевы Виктории, и маме это ужасно понравилось. Значит, папа сказал что-то приятное, наверное комплимент. Еще никогда Габби не ждала наступления праздника с таким нетерпением. Они купили огромную индюшку, приготовили всевозможные блюда из овощей. Бабушка обещала прийти с домашним рождественским пудингом. Габби помогла матери украсить глазурью торт, а еще Синтия позволила ей и младшему брату приготовить шоколадный торт «Рождественское полено». Просто чудесно! Пока Габби лежала в своей постельке, размышляя над нежданно-негаданно привалившим на ее долю счастьем, в спальню вошла мама и села в ногах ее кроватки. Это была еще одна перемена, которая Габби ужасно нравилась. Мама начала разговаривать с ней так, как разговаривают со своими детьми матери в книжках, и перестала постоянно читать ей нотации, не заботясь о том, что думает по этому поводу дочь. — Тебе удобно, лапочка? — Да. Спасибо. Габби хорошо усвоила от матери уроки вежливости. — Ждешь Рождества с нетерпением? Девочка кивнула. Ее лицо светилось счастьем. — Ладно. Но помни, что Санта Клаус приходит только к хорошим мальчикам и девочкам. — Да, мама. Я буду хорошей девочкой. Сестра Агнесса говорит, что я живой ребенок. Синтия рассмеялась, по-настоящему рассмеялась. — Помню ее… Высокая, уродливая корова… Габби хихикнула. — Она говорит, что я очень похожа на тебя в этом возрасте. Еще монахиня говорила, что ее мама была самым бессердечным ребенком из всех, кого ей довелось видеть. С момента поступления в школу Святейшего Сердца Иисуса от нее не было ничего, кроме неприятностей. Но Габби благоразумно решила маме об этом не сообщать. Синтия сверху вниз смотрела на дочь. Да, ее Габриела — по-настоящему красивая девочка. — Ты хорошая девочка, Габби. Это было что-то новенькое. До недавнего времени мама настаивала на том, чтобы все называли их полными именами. Габби почувствовала, как слезы щиплют глаза. Нечасто мама вела себя с ней так по-доброму. — Я очень стараюсь, мама. Синтия улыбнулась. — Я знаю, дорогая. Я знаю. Она поцеловала дочь в лоб, поправила простыню на кровати и вышла из комнаты, прошептав напоследок: — Спокойной ночи. И крепко притворила за собой дверь. Пройдя в гостиную, она присела на стул и пригубила вино. Дети скоро крепко заснут — она растворила половину таблетки снотворного в их горячем молоке. Джеймс поехал в Ромфорд — Джонни поручил ему заняться счетами одного из местных ночных клубов. В духовке в кастрюльке из жаропрочного стекла тушилось мясо молодого барашка. Она все приготовила к встрече Джонни. Дети будут спать, теперь никто и ничто им не помешает. Она испытывала сильнейшее желание, предвкушая встречу с любимым мужчиной. Как же все странно в конце концов обернулось! Синтия жалела младшую сестру, и ее сочувствие было искренним и глубоким. Она понимала, что ее любовник никогда не бросит Селесту. Пока что это отвечало ее собственным интересам. Все, что Синтия хотела, — это иметь Джонни в качестве близкого друга. Часто они занимались сексом на кровати, на которой до этого она отдавалась мужу. Синтия снисходила до секса с Джеймсом ровно настолько, чтобы не вызвать у него ни тени подозрения. Она получила все, что хотела. А Рождество они отпразднуют сегодня, потому что на сочельник все равно не смогут увидеться. Синтия надела новое белье и сделала макияж, так что сейчас выглядела еще эффектнее, чем обычно. Джонни ужасно заводила игра в изнасилование, и, переступая порог дома, он сразу набрасывался на Синтию и срывал с нее одежду. Она почувствовала, как волна желания затапливает сознание. Устроившись в удобном кресле, Синтия ждала. Жизнь не стала кардинально лучше. Все, что ей оставалось, — это сидеть, попивая вино, и ждать его прихода. А потом будет сумасшедший секс. Ради этого Синтия жила. Ожидание встреч поддерживало ее.Глава 39
Джонни Паркер ехал к Синтии. В качестве подарка он приготовил бриллиантовый кулон, который его любовница выдаст за дешевую бижутерию. Все подаренные им драгоценности она выдавала за ничего не стоящие подделки. Кроме того, Джонни прихватил с собой бутылочку «Дом Периньон». Он осторожно лавировал между машинами, чувствовал, как нарастает зов плоти… Он любил время, которое проводил в автомобиле по дороге к ее дому, — именно к ее дому, а не к дому Джимми. Джонни П. знал, что в конце пути его будет ждать женщина, неистовая, словно животное. А после секса она накормит его изысканным ужином и станет вести себя так, будто они не более чем добрые друзья. Джонни понимал, что Синтии нужен мужик, настоящий мужик, а Джимми Тейлор… Ему даже было жаль своего приятеля. Для такой женщины, как Синтия, бедолага Джимми не представлял никакого интереса. Джонни стал королем преступного мира. Он устранил Брайанта, и теперь он самый крутой перец во всем Лондоне. Единственное, что ему еще надо сделать, — это найти и убрать Берти Уорнера. И он найдет его, пусть тот не сомневается… Даже если это станет последним, что он сделает в своей жизни. А найдя Берти Уорнера, он раздавит его так же легко, как давят каблуком мерзкого жука. Он должен отомстить за страх Селесты. По его вине ее чуть не убили. Если бы не Синтия, его жена сейчас покоилась бы в могиле. А он до конца жизни так бы и не узнал, чья это работа… Ни одна женщина не вызывала у него таких чувств, как Селеста. Его жена была чистым и хорошим человеком, но благодаря Синтии Джонни Паркер понял, что одной женщины ему недостаточно. Без любовницы он бы никогда не узнал, что испытывает настоящую жажду крови. Она способна вознести его на такие вершины сексуального наслаждения, о которых Джонни П. прежде и помыслить не мог. Лондон простирался у его ног, и он собирался править этим городом. Человек, который способен отобрать добычу у Джонни П., еще не родился на свет. Он имел долю практически во всем. С каждого ограбления ему платили его долю. Он контролировал тотализаторы, бинго и ночные клубы, взимал плату с уличных торговцев и владельцев маленьких магазинчиков. Список казался ему бесконечным. Наконец он стал тем, кем мечтал. Сейчас начинается самое трудное.Книга 2
Половина — лучше, чем целое.Гесиод, около 700 до н. э.
Глава 40
1994
Синтия устала после долгого рабочего дня, но при этом чувствовала моральное удовлетворение. Теперь она вместе с мужем работала на Джонни Паркера, и это ей, черт побери, нравилось. Они зашибали неплохие деньги, и если ее муж и удивлялся происшедшим переменам, то был либо слишком умен, либо слишком туп, чтобы показывать это. Синтия склонялась к мысли, что второе скорее соответствует истине. Впрочем, она помалкивала, не желая услышать прямой ответ. За последние годы Джонни стремительно поднимался вверх и теперь стал бесспорным и, что важнее, неприкасаемым «королем» Лондона. Он заделался главным боссом, и это ему чертовски нравилось. То, что Синтия и сама превратилась в леди-босс, ее радовало, но и приносило дополнительные тревоги. Удивительно, что об их связи никто не проболтался. Поразмыслив, она пришла к выводу, что многие догадываются, но предпочитают держать язык за зубами. Джонни Паркер не из тех, кто будет милосерден к болтунам, да и сама Синтия не производила впечатление человека, который позволит безнаказанно разрушать свою жизнь. В их кругу она имела репутацию безжалостного убийцы. Мужчины ее уважали, а женщины боялись. Постепенно факты обрастали домыслами, так что по прошествии нескольких лет правда скрылась за наносами фантазии и лжи. Те, кто моложе, думали даже, что все было спланировано заранее. Синтию удивляло то, с какой легкостью правда может превратиться в легенду, а легенда, правдивая или далекая от реальности, может повлиять на человеческую жизнь. Теперь все ее побаивались, и это Синтию устраивало. Единственным исключением являлась Селеста. Младшая сестра до сих пор относилась с ней так, словно она была вторым воплощением Спасителя. Синтия жалела Селесту, но не испытывала перед ней ни капли вины. Она искренне верила, что случившееся было предопределено, что Джонни Паркер и она просто предназначены друг для друга. Как каждая великая любовь, их связь не искала легких путей. Теперь она толерантно относилась к незадачливому Джеймсу и чувствовала, что муж благодарен ей за ту тень привязанности, которая проступала в ее поведении. Его попытки стать главой семьи давно остались в прошлом, и муж, как и прежде, во всем соглашался с ее мнением, но теперь Синтия научилась не провоцировать Джеймса. По правде говоря, она считала, что муж по-своему счастлив. Джонни позаботился о том, чтобы вся ее семья жила в шоколаде. Кто бы мог подумать, что у нее есть талант к управлению тотализаторами? Она вела дела по-военному четко. И процент, который она получала с этого бизнеса, был немалым. Жизнь была прекрасна за исключением одного обстоятельства: время начинало брать свое. Последнее время Синтия начала замечать, что Джонни, несмотря на всю свою страстность, уже не так часто желает с ней встречаться. Когда-то они виделись почти каждый день. В начале, когда у них в запасе не было и часа, секс случался даже на заднем сиденье автомобиля. Теперь же Джонни начал от нее отдалятся, а этого Синтия позволить никак не могла. То, что у мужчины могут быть свои интересы, Синтия знала и допускала, но другая женщина, за исключением, конечно, Селесты, — это уж извините! Сестра не представляла собой никакой угрозы, а вот частое посещение стриптиз-клубов, специализирующихся на приватных танцах, Синтию совсем не радовало. В ночных клубах, конечно, тоже полным-полно молоденьких девиц, но они, по крайней мере, ищут себе мужчин для «серьезных» отношений. Что же касается стриптизерш, то они довольствуются тем, что имеют. Их откровенное бесстыдство Джонни наверняка нравится. Синтия хорошо знала вкусы своеголюбовника. Именно вульгарность и разнузданное бесстыдство привлекали его в ней. Синтия знала, что ее ревность не лишена причины. Конечно, она все еще красивая женщина, но уже женщина, а стриптизерши — молоденькие, иногда очень молоденькие девушки. Джонни занялся стриптиз-клубами, специализирующимися на приватных танцах, и они стали еще одной драгоценностью его огромной империи. Теперь он много времени проводил там, утверждая, что все это по работе. Синтия делала вид, что верит любовнику, но чувствовала, что Джонни постепенно отдаляется от нее. Этого она допустить не могла. Никто и ничто не значило в ее жизни столько, сколько значил для нее Джонни Паркер, — ни семья, ни ее дети. Лучше уж она увидит его мертвым, чем он достанется другой. Это не было угрозой, скорее обещанием. Без него она не сможет жить, будет лишь влачить жалкое существование. Джонни стал для нее чем-то вроде наркотика. Синтия понимала, что это не доведет ее до добра, но остановиться уже не могла.Глава 41
Годы изменили Джонни Паркера. Это видели работавшие на него люди, это понимал и он сам. Теперь Джонни не допускал никаких возражений со стороны подчиненных, не прислушивался ни к чьему совету. Он терпеть не мог критики в свой адрес и безжалостно расправлялся с теми, кто, по его мнению, выказывал неуважение. Некоторые бурчали, хотя и за его спиной, что босс становится непредсказуем. Тень недовольства, впрочем, уже трудно было скрывать, и Паркер начинал задумываться над тем, что ждет его в будущем. Прежний Джонни П. старался казаться славным малым. Он угощал всех выпивкой, любил хорошие шутки, и ему нравилась роль хозяина шумных вечеринок. Но те времена давно прошли. Теперь окружающим он казался серьезным, иногда даже суровым человеком, который лишь изредка, изрядно захмелев, мог вспомнить, что когда-то играл роль своего парня. К наркотикам он, как и прежде, не притрагивался. Алкоголь оставался его единственной вредной привычкой. К своей «работе» Джонни относился со всей серьезностью. Как любил говаривать его тесть: «Подняться наверх — непросто, а оставаться наверху — еще труднее». Правильность этой мысли ни раз доказывалась самой жизнью. Ему все время приходилось бороться за то, чтобы оставаться на вершине, и эта борьба с каждым годом становилась все ожесточеннее. В девяностые годы контроль над преступным миром Лондона захватили он и еще несколько боссов, чуть помельче калибром. Но потом появились пришлые из Восточной Европы, русские и много разного сброда. С такими отморозками ему прежде иметь дело не приходилось. Нехватки в деньгах они, казалось, не испытывали, а дела вели со звериной жестокостью. Чтобы выжить, приходилось становиться еще более беспощадным — таковы правила игры. Джонни П. это прекрасно понимал, но ему все равно было не по себе. Большинство девушек в его клубах приехали сюда из Восточной Европы. Парни, с которыми он имел дело, регулярно поставляли ему все новые и новые партии живого товара. У них отбирали паспорта, а затем заставляли отрабатывать долг. Джонни имел также долю в нескольких борделях, где тоже работали девушки из Восточной Европы, и этот бизнес давал неплохой доход. Вначале Джонни испытывал отвращение к подобного рода делам, но, поразмыслив, решил, что если не он, то кто-нибудь другой все равно займется «крышеванием» борделей. К тому же создавать себе конкурентов — неразумно. В любом случае, этот бизнес Джонни П. не любил. Куда большее удовольствие он получал от доходов с тотализаторов. Это было беспроигрышным делом. Только полные дураки и клинические идиоты верят в то, что, играя, можно оказаться в выигрыше. Даже если кто-то и выигрывал, то полученной суммы едва хватало на то, чтобы компенсировать все те проигрыши, что ему предшествовали. В любом случае, это только к лучшему. Если бы Всевышний не допускал на свете похоти, жадности и других пороков, Джонни не смог бы вести жизнь библейских царей. А он и впрямь жил почти по-королевски, хотя и был достаточно умен, чтобы не пускать посторонним пыль в глаза. Благодаря связям в Восточной Европе, он имел возможность приобретать собственность по всему миру. Его партнеры оказались мастерами запутанных многоходовых комбинаций и научили британца кое-каким трюкам. Джонни П. покупал собственность за наличные и отмывал деньги, беря займы под залог собственности для выплаты долга по другой закладной на ту же собственность не только в Англии, но и по всему миру. Он словно бы получил лицензию на печатание собственных денег. Джонни изумляло, сколько денег давала ему проституция, ставшая наиболее доходной отраслью его новой преступной империи. Единственным недостатком этого бизнеса было то, что он не мог строго следить за деньгами, которые там вращались, а в случае прокола сидеть ему бы пришлось очень долго. Девочек в борделях держали против их воли, а значит, если его поймают, обвинения в торговле белыми рабынями не миновать. При этом многие девочки были на самом деле чернокожими. Их похищали и привозили в Европу из Западной Африки. На взятки приходилось тратить огромные суммы, но пока ему удавалось выходить сухим из воды. Джонни Паркер чувствовал себя в относительной безопасности, если, конечно, занимаясь преступным бизнесом, вообще можно чувствовать себя в безопасности. Дела держали его в постоянном напряжении, и Джонни чувствовал, что прежний кураж и довольство жизнью навсегда покинули его. Одной из причин этого было душевное состояние Селесты. Сейчас ей стало уже лучше, но она по-прежнему боялась собственной тени. Только в Испании Селеста казалась довольной собой и жизнью. Она обожала их утопающий в зелени дом на Майорке и лишь там немного расслаблялась. Дом находился высоко в горах, и оттуда открывался великолепный вид, благотворно влияющий на расшатанную психику Селесты. Лично ему одной недели в этом раю хватало с избытком, а после он начинал чувствовать себя как в тюрьме. Но Джонни знал, что его жена нуждается в отдыхе. Детей у них не было. У Селесты случилось несколько выкидышей, и они утешали себя тем, что впереди у них еще много времени, но Джонни догадывался, что в глубине души жена боится рожать. Ему хотелось иметь детей, однако он решил не спешить. К тому же Джонни сомневался, что Селеста сможет растить ребенка. Он любил жену, заботился о ее благополучии, но теперь его любовь приняла платонический оттенок. Селеста стала для него словно родной сестрой. Хотя, может быть, во всем виновато завуалированное чувство вины, возникшее из-за связи с Синтией. Да, Синтия — настоящая женщина, вот только держать ее под контролем со временем становилось все труднее и труднее. Уж слишком она похожа была по характеру на мужчину. Синтия думала, как мужчина, работала, как мужчина, а когда на нее находило, и дралась, как мужчина. Единственным крупным недостатком его любовницы была болтливость. Синтия не чувствовала, какие темы следует поднимать, а какие не стоит. И если уж она начинала спорить, то доводила любой спор до скандала. Последнее время это начинало Джонни доставать. У него и так был полон рот забот, чтобы еще присутствовать при буре в стакане воды. Он понимал, почему Синтия не любит, когда он посещает стриптиз-клубы. Большинство женщин не любят, когда их мужчины туда ходят. А вот против посещения борделей Синтия не возражала. Странная, противоречивая женщина. Она нужна была ему, но в то же время общение с ней никогда не отличалось простотой. Модное выражение «гламурная сука» как нельзя лучше соответствовала тому, кем была Синтия Тейлор. Но только с ней Джонни Паркер чувствовал всю полноту жизни и не пытался анализировать свои чувства, воспринимая их как должное. Он не пробовал разобраться в причинах своей страсти. Он просто знал, что его тянет к этой женщине, словно мотылька к пламени костра. А Синтия, пользуясь этим, старалась заполнить собой все его свободное время… Джонни отогнал неприятные мысли и сосредоточился на предстоящем деле. Бросив взгляд на часы, он понял, что опаздывает. Как летит время… Почему ему приходится работать по пятнадцать часов в день? Впрочем, Джонни знал ответ на этот вопрос. Он многое берет на себя, потому что никому не доверяет. Как только ты уберешь руку с пульса, сразу же потеряешь контроль за ситуацией, а это опасно, очень опасно… Кевин Брайант доверял своим людям, и все знают, чем это закончилось.Глава 42
Габби ненавидела свою жизнь. Она ненавидела школу и преподававших в ней монахинь. Ей было тринадцать лет, и ее жизнь представляла собой большую выгребную яму — по крайней мере, на этой неделе она так думала. Единственным светлым пятном в ее жизни был Винсент О’Кейси. Ему уже исполнилось семнадцать, и он был просто великолепен. В прошлую субботу Габби встречалась с ним на рынке на Крисп-стрит. Завтра она снова его увидит. Девочка не могла дождаться назначенного свидания. По субботам она вместе с подругами ходила на рынки, расположенные на Римской дороге и Крисп-стрит, в Ист-Хэме и Ромфорде. Иногда девочки забирались даже в Сохо. Они ничего там не покупали, просто рассматривали выставленные на продажу товары. По воскресеньям они отправлялись в «Лейн» — так в их кругах назывался вещевой рынок на Пэттикоут-лейн. Рынок в пригородном Ромфорде нравился Габби больше всего. Синтия, которую девочка считала большой головной болью для окружающих, там никогда не появлялась. При мысли об этом Габби улыбнулась. Как же ей не повезло с матерью! В последнее время Габби все выходные жила дома, хотя с нее вполне хватило бы воскресений и понедельников, проведенных с Синтией. Но мама дурой не была. Она хотела, чтобы дочь находилась под ее присмотром. Только так Синтия могла быть уверена, что Габби не будет «шляться» по вечерам — на языке матери это означало «не будет встречаться с мальчиками». Синтия никогда не озвучивала свой запрет. Просто она разрешала дочери ездить днем с подружками по рынкам, а с приходом вечера заставляла ею, словно непослушного ребенка, сидеть дома. Возмущение Габби не имело границ. Скоро ей исполнится четырнадцать, она уже не ребенок. У нее тело зрелой девушки, и, если стильно одеться и умело накраситься, можно сойти за восемнадцатилетнюю. Некоторые из ее подружек выглядели моложе своих лет, а вот Габби пошла в маму — сиськи и длинные ноги, как иногда выражался дед. Девочка знала, что красива, и мальчики на нее заглядываются. Иногда на нее заглядывались даже взрослые мужчины, от чего Габби становилось не по себе. Хуже всего было тогда, когда она ловила на себе заинтересованные взгляды отцов своих подруг. Ее папа был мировым отцом, но, к сожалению, он во всем слушался маму, поэтому ничем не мог помочь дочери. Габби его искренне жалела. Бóльшую часть времени он выглядел грустным и потерянным. Но они жили в красивом доме и для посторонних вполне могли сойти за счастливую семью. Впрочем, на интуитивном уровне Габби понимала, что мама не любит папу. Из-за этого папа и выглядит таким несчастным. Душевная тоска светилась в глазах Джимми Тейлора. Девочке было ужасно больно ловить на себя взгляд его трагически мертвых глаз. Иногда при виде папы Габби хотелось разрыдаться. Жалкий и одинокий… Но почему папа выглядит таким одиноким, если у него есть она и Джеймс-младший? Джимми знал, что его дети предпочитают жить в доме бабушки и дедушки. По крайней мере, там они могут быть собой. Он понимал, что жена иногда бывает слишком строга с детьми, и поэтому, как мог, старался сглаживать острые углы. Синтия утверждала, что он их совсем разбалует, что нельзя потакать детским капризам. Габби придерживалась иного мнения. Она считала, что если ребенку дать определенную свободу, то он будет ценить родительское доверие и не станет им злоупотреблять. Драконовские правила матери вызывали в душе девочке столь сильный протест, что она готова была нарушать их только ради того, чтобы насолить Синтии. Габби не любила мать и старалась держаться от нее подальше. Но теперь у нее появился Винсент. Какой же он красивый! Темные волосы и голубые глаза, мускулистое тело и крепкие ноги. При виде его сердце Габби начинало чаще стучать в груди. Она испытывала прилив стеснительности и неловкости. Девочке хотелось поцеловать парня, но ее воображение не смело заходить слишком далеко. Габби постоянно думала о Винсенте, особенно оставаясь одна ночью в постели. Ее чувства были исполнены радостного возбуждения и пьянящего страха. Габби понимала: узнай мать, что она встречается с парнем, и у Синтии случится сердечный приступ. Самой большой проблемой Габби на текущий момент было ускользнуть от ее опеки и встретиться с Винсентом вечером. От матери девочка унаследовала хитрость и упорство в достижении цели. Ее также ничто не могло заставить свернуть с избранного пути. В отличие от Синтии, Габби была доброй, даже очень доброй. Бросить матери вызов ей хотелось не из зловредности, а из желания встретиться с Винсентом О’Кейси. Она считала часы до встречи…Глава 43
— Она взрослеет. Девочке хочется встречаться с друзьями и не чувствовать, что за каждым ее шагом следят. — Но Габби всего лишь тринадцать лет! Джек Каллахан видел, что Селеста расстроена, и решил сбавить обороты. Теперь младшая дочь соглашалась со всем, что бы ни сказала ей Синтия. Если она считает, что Габби нельзя выходить по вечерам на улицу, значит, так тому и быть. Ему было жаль внучку. Она походила на запертую в клетку молодую львицу. Лишенные свободы животные сосредоточивают всю свою ненависть на тех, кто держит их взаперти. Джек Каллахан видел, что его внучка, мягко говоря, недолюбливает мать. Ему было жалко Габби. Милый ребенок, очень ответственный. В ее возрасте Синтия была еще той вертихвосткой. К пятнадцати годам его старшая дочь столько раз оказывалась в компании парней на траве, что могла бы выиграть звание национальной чемпионки по… Но Джек делал вид, что ничего этого не знает. Проблема с дочерьми состоит в том, что они то и дело рискуют вляпаться в большие неприятности. Мальчики обычно выходят сухими из воды. Даже в просвещенный век, в котором они сейчас живут, девочка, попавшая в беду, вызывает презрение со стороны окружающих. Отвергающие лифчики дуры-лесбиянки могут хоть до посинения выкрикивать свои лозунги о равенстве полов, но в Ист-Энде люди живут по старинке. Чертовы феминистки! Стриженые овцы — и больше ничего! Девочки становятся похожими на мальчиков, и к чему хорошему это может привести? Забитые чушью мозги, и все тут! Но внучку ему было по-настоящему жаль: заперта дома, словно в тюрьме. Джек не любил Синтию, иногда эта нелюбовь перерастала в ненависть. Он знал все о старшей дочери. Он знал об отношениях, которые сложились у нее с Джонни, но ничего не мог с этим поделать. Если это когда-нибудь выплывет наружу, то наделает бед не меньше, чем осуществленный боевиками ИРА взрыв бомбы. Зачем рушить семьи своих дочерей? Джонни был не из тех зятьев, которых можно, взяв за пуговицу, оттащить в сторонку и поговорить по-мужски. Зятек стал местным боссом мафии, пропади она пропадом! А как бы иногда хотелось со всей силы врезать кулаком по его самодовольной роже! Джек знал, что Джонни по-своему любит Селесту, но Синтия глубоко вонзила коготки в мужа сестры. Женщины умеют проникнуть под кожу мужчине. Джек видал такое и прежде. Когда мужчину по-настоящему схватят за одно место, бороться против искушения он уже не способен. Некоторые женщины умеют заставить мужика пойти против его правил, против основных инстинктов, бросить семью и работу, полностью перечеркнуть всю свою прежнюю жизнь. И самое мерзкое во всем этом то, что женщины эти зачастую не стоят даже толики принесенных во имя их жертв. Когда-нибудь Джонни очень пожалеет о том, что у него не было дара предвидения, но это в будущем… Пока же Селеста ни о чем не знает, следовательно, разумнее будет помалкивать. Джек Каллахан не знал, что известно его жене. Мэри была проницательной женщиной, стреляным воробьем. Она многое видит, но предпочитает держать свое мнение при себе. Жена ни за что не станет раскачивать лодку, если в этом нет острой необходимости. Мэри, должно быть, обо всем догадывается, но, подобно ему самому, в первую очередь беспокоится о хрупком душевном здоровье Селесты: ужас, который пришлось ей пережить, оставил на психике младшей дочери неизгладимый след. Семена ненависти к Синтии, которые всегда зрели в сердце Джека Каллахана, проросли и дали буйные всходы. Он ненавидел свою беспомощность, ненавидел то, что ничем не может помочь своей семье. Джонни оплачивал все счета и этим держал их всех в руках. Эта зависимость очень беспокоила Джека. Он был не из тех людей, которые легко мирятся с собственной беспомощностью. Впрочем, рано или поздно зять получит по заслугам. В этом Джек Каллахан не сомневался.Глава 44
Мэри Каллахан наблюдала за тем, как ее внук Джеймс-младший смотрит телевизор. Бабушка считала, что имеет особую духовную связь с ребенком, но даже она тревожилась из-за того, что с мальчиком не все в порядке. Джеймс-младший с трудом считал до пятидесяти и читал комиксы, которые покупал дюжинами, по слогам. Он мог часами сидеть перед телевизором, уставившись в экран отсутствующим взглядом. Последнее время бабушка начинала задаваться вопросом: «А понимает ли он то, что смотрит?» Единственное, что занимало внука в настоящее время, — это как получить в подарок котенка. У себя бабушка Мэри держать животное не могла — годы как-никак брали свое. Синтия тоже не собиралась позволять маленькой твари шататься по ее чистенькому, ухоженному дому. Так что мечте Джеймса-младшего не суждено было осуществиться. В школе он хронически не успевал, но бабушка подозревала, что виной тому не лень, а неспособность поспеть за школьной программой. Ему нужен частный учитель или что-то подобное. Мэри уже разговаривала с Синтией по этому поводу. Дочь лишь пожала плечами и сказала, что Джеймс-младший здоров как бык и со временем подтянется в школе. Мальчику не было еще девяти лет, но выглядел он гораздо старше своего возраста. Он почти всегда молчал и с трудом мог сформулировать ответ, когда к нему обращались. Единственным исключением была ситуация, когда Джеймсу-младшему чего-то хотелось. Тогда он канючил и донимал близких до тех пор, пока не получал того, чего хотел. Теперь камнем преткновения стал котенок. Мальчик прямо-таки взбесился, когда ему отказали. Мэри и Джек просто остолбенели, выслушивая поток отборного мата, слетающего с губ ребенка. Внук дрался и пинался с неистовством, которое Мэри никогда прежде у детей не видела. Джек отпустил маленькому негоднику затрещину, и это его, кажется, успокоило. Но бабушку поведение внука встревожило. Такая убийственная ярость и ненависть детям его возраста не свойственны. У мальчика, похоже, вообще не было друзей, и бабушка подозревала, что они ему не нужны. По ее мнению, это было как-то странно, очень странно… Мэри не раз думала о том, что надо бы обратить внимание родителей на проблемы сына, вот только не знала, как это лучше сделать. Посторонние люди не замечали, что с мальчиком не все в порядке, — они думали, что Джеймс просто стеснительный и замкнутый. Мэри интуитивно подозревала, что ребенок болен, болен серьезно, и это ее пугало. Если бы только ей удалось спокойно поговорить с Синтией, убедить ее в том, что мальчик не справляется с учебой в школе, что он сторонится общества себе подобных. Возможно, котенок — это то, что ему на самом деле нужно. Джеймс будет его любить. Котенок станет его маленьким другом. В дверь позвонили. Пожилая женщина поднялась со своего места, оставив мальчика с дедушкой. На пороге стоял Рой Браун. Они были соседями уже больше двадцати пяти лет. Рядом переминался с ноги на ногу его внук Тирон. В руках старик держал окровавленное тельце котенка и хозяйственный пакет сети универсамов «Теско». Удивление Мэри Каллахан переросло в шок, когда лицо соседа исказилось гневом и он выпалил: — Где ваш внук Джеймс? Только посмотрите, что он сделал с котенком! Он перерезал ему горло! На крик в коридор выскочил Джек Каллахан. — Какого черта вы орете? И остановился, удивленно уставившись на Роя и плачущего Тирона. — Твой чокнутый внук Джеймс перерезал ножом горло котенку Тирона… Перерезал горло, чертов придурок! Джек Каллахан смотрел на старого друга с таким видом, словно у Роя выросла вторая голова. — Что за хрень ты тут рассказываешь? Пятилетний Тирон Браун сквозь слезы прошептал: — Он убил, убил… Я все видел… Он заставил меня смотреть… Джек недоверчиво переводил взгляд с внука на деда. — Это чушь собачья! Наш Джеймс любит кошек. Черт побери! Он уже несколько месяцев донимает нас просьбами купить ему котенка… Рой оборвал его: — Именно поэтому он и убил котенка! Джеймс решил, что если у него нет котенка, так и у Тирона его быть не должно! Он поднял руку с зажатым в ней тельцем. Джек Каллахан инстинктивно отшатнулся и отрицательно покачал головой. В его голове не укладывалось, что внук способен на такое изуверство. Рой протянул Джеку пластиковый пакет. — Открой и посмотри, чем зарезали котенка. Старик раскрыл пакет и заглянул внутрь. Там лежал окровавленный, покрытый рыжевато-коричневой кошачьей шерсткой хлебный нож с характерной костяной рукояткой. Когда-то он принадлежал матери Мэри, и жена очень им дорожила. Иногда, нарезая батон, Мэри говорила, что нож очень старый, но выглядит как новый. Она никогда не мыла его в посудомоечной машине, только осторожно вытирала тряпочкой под проточной водой. Теперь им зарезали бедное животное! Джек Каллахан смотрел на покрытый пятнами крови пакет и чувствовал, как в нем нарастает ярость. Злобный, жестокий ублюдок! Уму непостижимо, что его внук способен на такое варварство, такую гнусность… Но нож их, и единственным человеком, который мог им воспользоваться, был Джеймс. Маленький Тирон грустно смотрел на него, и Джек видел, что малыш говорит чистую правду. А где же обвиняемый? Надо заслушать обе стороны. Джек громко позвал внука, но Джеймс не ответил. Тогда дед, войдя в гостиную, грубо стянул его с дивана и выволок в переднюю. — Ты его убил?! Ты его убил?! Джеймса охватил ужас. На несколько секунд даже Рой Браун проникся жалостью к этому маленькому мерзавцу. О взрывном характере Джека Каллахана знали все на их улице. Старик редко выходил из себя, но, когда выходил, жарко становилось всем. Вырвав мертвого котенка из рук Роя, Джек ткнул трупиком внуку в лицо. Кровь и шерсть испачкали Джеймса-младшего. — Ты его убил?! Отвечай! Ты его убил?! Маленький садист! Отпрянув, мальчик закричал: — Это несправедливо! Я хотел котенка! Он должен был быть моим, а не этого ублюдка! Кулак деда отбросил его на столик, на котором стоял телефон. Столик опрокинулся, и аппарат упал на пол рядом с Джеймсом, который прикрыл голову руками, пытаясь защититься от сыпавшихся на него ударов. Рой был напуган. Он понимал, что если Джека не остановить, то он может забить внука до смерти. Передняя и так уже была забрызгана кровью. Рой взглянул на Мэри. На ее лице застыл ужас. Надо было поступить как-то иначе, а то вот к чему это все привело. Тирон Браун смотрел на происходящее с чувством болезненного удовлетворения. Он понимал, что дедушка Джеймса поступает плохо, но в то же время был рад, что убийца получил по заслугам. Джеймс перерезал горло его Булету. Убийца был старше его, поэтому пришлось идти к дедушке. Дедушка большой и знает, что делать. Мальчик любил своего котенка, и видеть его умирающим… бр-р-р… Тирон снова громко расплакался. Мэри встрепенулась. — Иди сюда, детка. Но Тирону увиденного было предостаточно, и он, плача, выскочил за дверь. Рой последовал за внуком, судорожно пытаясь вспомнить, найдется ли в доме что-нибудь покрепче, чтобы промочить горло. Подняв с пола трупик котенка, Джек Каллахан запустил им в неподвижно лежащего внука. — Разбирайся с этим сам, — зло сказал он. — Ты должен похоронить его и извиниться перед Тироном. Понял, придурок? Это позор, что ты натворил! Убить котенка! Ты настоящий сын своей матери! Только гораздо позже, перебирая в памяти события прошедшего дня, Джек Каллахан вспомнил, что бабушка так и не пришла на помощь внуку. Это о многом говорило.Глава 45
— Это всего лишь чертов кот, Джонни! А все ведут себя так, словно он убил мать Терезу. Джонни не раз слышал, как люди обсуждают случившееся. Вмешалась школа, настаивая, чтобы Джеймса-младшего отправили на прием к психиатру. Самое печальное было то, что они абсолютно правы. Убийство котенка не было простой детской шалостью, как старалась убедить всех Синтия. К тому же ее сын, судя по всему, заслужил репутацию мальчика, мягко говоря, странного. Учителя уже некоторое время присматривались к ребенку, и Джонни прекрасно понимал, что именно это по-настоящему тревожит Синтию. Его любовница не особо интересовалась детьми до тех пор, пока они вели себя так, как ей хотелось. Синтия играла роль образцовой матери и примерной домохозяйки, но это был всего лишь фасад. Последний инцидент разбудил в ней львицу, и Синтия, по-видимому, вознамерилась доказать всем и каждому, что со стороны ее сына это была всего лишь маленькая проказа. Самое тревожное заключалось в том, что даже отпетые преступники из их окружения чувствовали отвращение к убийству маленького котенка. Перерезать животному горло только за то, что не можешь взять его себе, — это уже патология, по крайней мере, для девятилетнего пацана… — Но, Синтия, это уж слишком! Он как-никак перерезал котенку горло хлебным ножом. Она чувствовала, что закипает. Надо держать себя в руках! — Мне следовало разрешить ему завести котенка. Я просто не понимала, как это важно для Джеймса. Джонни Паркер видел, что Синтия сбита с толку, хотя и считает, что окружающие преувеличивают психологические проблемы ее сына. — Я думаю, ему нужен психиатр. Причем сейчас, пока не стало слишком поздно. Синтия разразилась злым смехом. — Ты прямо доктор Спок! Насколько я понимаю, все, что ты знаешь о детях, можно написать печатными буквами на почтовой марке. Ему всего лишь девять лет! Он просто слишком возбудимый мальчик. — Слишком возбудимый мальчик? — Джонни расхохотался. — Включи мозги, Синтия! Ты сама-то соображаешь, что говоришь? Ему нужна помощь. Когда у детей возникают психологические проблемы, нормальные родители помогают им, а не прячут голову в песок, как страус. Синтия понимала, что Джонни пытается помочь не только ей, но и Джеймсу-младшему. Впрочем, она не могла согласиться с мнением любовника. Она считала, что все ошибаются. Джеймс-младший — всего лишь ребенок, а дети совершают глупости. Впрочем, в глубине души Синтия понимала, что беспокоиться у нее причины есть. Если окружающие придерживаются отличного от твоего мнения, значит, существует вероятность, что ты не права. Но ведь Джеймс-младший — ребенок, а дети бывают очень жестокими. Об этом все говорят. Кроме того, ей не нравилось, что мужчина, которого она по-своему любит, сейчас критикует ее и ставит под вопрос ее способность быть хорошей матерью. Конечно, на награду на конкурсе лучших матерей Синтия никогда не претендовала, но она всегда гордилась тем, что у нее такие чистенькие, ухоженные дети. Она не допустит, чтобы ее кто-то критиковал, особенно в вопросах, касающихся ее детей. Но самым унизительным было то, что Джонни, распинаясь о психиатре для ее сына, словно не замечал, что его жена почти совсем рехнулась. Впрочем, об этом лучше помалкивать. Синтия знала, что в случившемся Джонни винит себя. Селеста бродила по своему большому дому, словно сиротка бури.[8] Сейчас она почти не выходила на улицу, и за спиной Джонни П. перешептывались по этому поводу. На медицинском языке эта болезнь называется агорафобия, кажется. По правде говоря, такое положение вещей Синтию устраивало как нельзя лучше. Единственное место, куда Селеста отправлялась более-менее спокойно, была Майорка, где Джонни владел собственным домом. Правда, в последнее время даже эти поездки не обходились без нервов. Ему следует оставить Селесту на острове навсегда. Пусть радуется перемене обстановки и чудесному климату. Синтия понимала, что заходить в споре с любовником слишком далеко не следует, поэтому, выдавив из себя некое подобие улыбки, она заявила: — Ладно, это и так решено. Школа настояла, чтобы Джеймса отправили на прием к психиатру. В следующий вторник он увидится с врачом. Джонни почувствовал огромное облегчение. Синтия должна понимать, что ее проблемы — не его проблемы, хотя время от времени ему и хотелось повлиять на свою любовницу. Пусть не делает глупостей! Впрочем, переубедить Синтию в чем-то было ох как нелегко. Она всегда говорила с таким апломбом, что невольно возникала мысль: «А может, она и впрямь права?» Сам Джонни полагал, что слова Синтии производят такое впечатление на людей лишь потому, что она крепко верит в непогрешимость своих суждений. — Ладно, дорогая! Как насчет выпить? Синтия лучезарно заулыбалась, но они оба знали, что очарование ночи разрушено раз и навсегда. Так называемая выходка Джеймса-младшего будет иметь далеко идущие последствия, и одним психиатром, как они втайне подозревали, дело не ограничится.Глава 46
Селеста нервничала, но в этом не было ничего нового. Теперь вся ее жизнь протекала в постоянном беспокойстве. С той роковой ночи, когда погиб Кевин Брайант, она так до конца и не оправилась. Каждый раз, закрывая глаза, она видела его лицо. Каждый раз, открывая глаза, она все равно видела Кевина Брайанта. Это чудовищное лицо искажали ненависть и боль. За прошедшие годы оно увеличилось в размерах, превратившись в воображении больной женщины в лицо великана. Селеста бесцельно слонялась по дому, по красивому большому дому, который должен был сделать ее счастливой. В ее больном воображении призрак убитого преступника неслышно следовал за ней повсюду, и Селеста каждую минуту ожидала почувствовать прикосновение полуистлевшей руки к своему плечу. Она налила себе немного водки и залпом ее выпила. Спиртное стало единственным лекарством, способным заглушить шепот и шорохи, доносившиеся, по ее мнению, из могилы Кевина Брайанта. Селеста вспомнила, как ребенком поехала вместе с классом на экскурсию в собор Святого Павла. Дети слушали учительницу, стоя на шепчущей галерее.[9] Слова неслись вдоль стен. Все притворялись, что им ужасно интересно наблюдать этот эффект старинного сооружения, но Селесте совсем не нравилось там. Куда не ступи — всюду похоронены люди. Ну и что, что они поэты? Они давно умерли, и девочке казалось, что мертвым больше понравилось бы быть похороненными где-нибудь в тихом, спокойном месте, а не там, где толпы скучающих школьников будут прикалываться над их именами и жизнью. Селеста зажмурилась, отгоняя плохие мысли. Она где-то прочла, что надо гнать от себя негатив и мыслить позитивно. Но как заставить себя мыслить позитивно? О чем позитивном думать, если ничего хорошего в ее жизни нет? Что делать, если ее мир построен на зыбучих песках и может погибнуть за доли секунды? Муж любит ее. Это хорошо. Но его могут убить или искалечить в любую минуту. Он может исчезнуть раз и навсегда. Селеста лучше многих знала, в каком мире они живут. Трудно думать позитивно в таких условиях. У нее красивый дом и заботливая семья, но многие люди имеют то же самое. Если поразмыслить, то это не такая уж огромная удача. Скорее, естественное право каждого человека. Селеста глубоко вздохнула, глядя на себя в висящем в спальне французском зеркале. Оно стоило уйму денег, и отражение в нем казалось стройнее, чем человек был на самом деле. Даже зеркало обманывало ее. Всюду ложь. Весь ее мир построен на лжи и обмане, и ничего с этим не сделать. Она не в состоянии изменить сложившегося положения вещей. Несколько минут Селеста изучала свое отражение. Она редко смотрелась в зеркало. Селеста ненавидела себя, вернее, ту женщину, в которую превратилась. С ее внешностью, впрочем, все было в порядке. Если бы она ехала в автобусе, хотя она давно уже перестала пользоваться общественным транспортом, люди приняли бы ее за вполне нормального человека. Они не заметили бы черноту, гнездящуюся в ее душе, гниль, поразившую ее изнутри. Эта гниль не давала ей покоя. Теперь Селеста понимала, что доверять людям нельзя. Нельзя быть точно уверенным, каков человек внутри. Нельзя знать, что у человека на уме или, что еще важнее, на сердце. Джеймс-младший убил беззащитного котенка. Внешне он похож на маленького ангелочка, а внутри грязен и порочен, как и все люди. Теперь Селеста даже радовалась, что у нее случились выкидыши. Она не хотела рожать детей. Кто знает, какими они вырастут? Ребенок может вырасти и стать чудовищем, убийцей… Ты его любишь, строишь планы, а потом он разворачивается и бьет тебя в лицо… Нет, с таким она не справится. А вот Синтия сможет. Она сильная и умеет противостоять кошмарам жизни. Старшая сестра была единственным человеком, которому Селеста полностью доверяла. Она всегда будет заботиться о своей младшей сестренке, защитит ее от любой опасности. Она похожа на современное воплощение Пентесилеи,[10] амазонки, способной сражаться и думать, как мужчина. Селеста знала, что всегда сможет положиться на Синтию. Она сумеет разобраться с маленьким Джеймсом и заставить его вести себя правильно. Селеста с удивлением обнаружила себя в кухне. Как же она сюда попала? Открыв огромный холодильник, женщина взяла сыр и откусила кусочек. Во рту распространился сильный солоноватый привкус чеддера. Чтобы избавиться от него, Селеста взяла с длинного кухонного стола бутылку и налила себе еще водки. Мелькнула мысль: «Я больше недели не выходила из дома!» — но она отогнала ее. Внутри дома ей было не по себе, но на улице повсюду подстерегала смертельная опасность. Сев за кухонный стол, Селеста принялась за чтение доставленных утром газет. Она искала в них статьи, связанные со смертью, болью, серийными убийцами и геноцидом. Подобного рода чтение успокаивало больную женщину. Оно укрепляло ее в уверенности, что она правильно понимает гнилую сущность этого мира. Даже в дорогой ее сердцу Испании нельзя было чувствовать себя в полной безопасности. Там тоже действовали гангстеры и убийцы. Даже на Майорке, где жизнь казалась проще и безопаснее, случались несчастья. Газеты пестрели информацией о смерти и разрушениях. Ни одно место на Земле не могло считаться полностью безопасным. Прочитанное в газетах укрепляло Селесту в ее вере в то, что жизнь, на которую она себя обрекла, — единственно возможная в этом смертельно опасном мире. Ей нравилось убеждать себя в том, что мир за окнами такой, каким она его представляет. Это была единственная «позитивная» мысль, которая у нее оставалась, и Селеста вцепилась в нее, словно голодная собака в кость.Глава 47
После выходки сына Джимми Тейлор, понятное дело, находился в подавленном состоянии и, хуже того, не знал, как следует поступить. Он видел, что порка тут ничем помочь не сможет. Еще сквернее было то, что Джимми начал замечать, что мальчик смотрит на членов своей семьи как-то свысока. Теперь и он проникся антипатией к сыну, способному на подобного рода изуверство. Страшнее всего то, что ребенку все равно, что думают окружающие. Только сейчас Джимми начал осознавать, насколько у сына плохо с головой. Со временем он вырастет и может превратиться в угрозу обществу. То, что Джеймс-младший рос без достаточной любви со стороны родителей, очень его тревожило. В глубине души Джимми боялся, что, походя на него внешне, сын тем не менее унаследовал характер матери. То, что Синтия не считает поведение сына заслуживающим беспокойства, заставило Джимми до конца осознать, с кем он связал свою жизнь. Подобно Синтии, Джеймс-младший постоянно сохранял на лице выражение холодной невозмутимости, в то время как в его душе кипел котел, полный ненависти и злобы. От учителей Джимми узнал и о других неблаговидных поступках сына, которые после инцидента с котенком стали достоянием общественности. Там было все, начиная с драк и заканчивая воровством. Похоже, их Джеймс способен на любую гадость. Неудивительно, что у него совсем нет друзей. Сидя в приемной у психиатра, он внимательно смотрел на сына. Джеймс, как всегда, листал комикс. Он вообще никогда не брал в руки книгу. Казалось, ему нет дела до того, почему его сюда привели. Большинство людей в приемной выглядели выходцами из шестидесятых — длинные волосы и усы. Другие, напротив, щеголяли безупречной одеждой и аккуратно подстриженными волосами пепельного цвета. Безучастные выражения лиц и холодные, оценивающие глаза. Не самое обнадеживающее начало. Напротив Джимми сидела девочка. На вид ей было около четырнадцати лет. Крашеные волосы и яркий макияж на лице. Встретившись с ним глазами, девочка улыбнулась. — Я уже взрослая и пришла сама, — отвечая на незаданный вопрос, сказала она. — А мама, как всегда, опаздывает. Она пожала плечами, словно подобного рода поведение было чем-то обыденным. Джимми смотрел на размалеванное лицо и думал, как же так получилось, что его жизнь сложилась подобным образом. У него были замечательные родители. Он рос в красивом доме. Ему нравилась его работа. Работа, которую презирала жена, презирала потому, что на ней нельзя было заработать достаточно денег, чтобы удовлетворять ее безграничные потребности. Он с самого начала был честен с Синтией, а она играла на его чувствах. Делая ей предложение, он мечтал прожить жить так же приятно и просто, как это делали его родители. Двое милых, нормальных детей и отпуск каждый год. Вместо этого он постепенно превратился в преступника. Его засосал мир, который, как чувствовал Джимми, он никогда не сможет до конца понять, но который завораживал своим фальшивым великолепием. Ладно. Синтия все равно не смирилась бы с положением жены человека, которого на каждом шагу подстерегают неудачи и которому никогда не суждено возглавить компанию, где он сейчас работает. Все, что ни происходит, — к лучшему. Он устало провел рукой по лицу. Как бы ему хотелось нюхнуть кокса! Но Джимми понимал, что приемная психиатра — не совсем подходящее место для этого. Он осознавал, что у него выработалась сильная наркотическая зависимость, но кокаин придавал ему уверенности, помогал поверить, что он живет хорошей, полноценной жизнью. По крайней мере, жена, если и не уважает его, то во всяком случае не высказывает своего пренебрежения в открытую. В последнее время она не донимала его придирками, а строила, по ее словам, «свою собственную карьеру». Финансовое благосостояние семьи поднялось до уровня, о котором он прежде даже не мечтал. По правде говоря, Джимми очень жалел, что его жена получила полное отпущение грехов. После случая со стукачеством его жизнь значительно упростилась. Тогда Синтия в нем нуждалась. В то время он был единственным кормильцем в семье. Теперь же Синтия ожила подобно фениксу, возродившемуся из пепла. Она стала не последним человеком в организации. Джимми было хорошо известно, что Джонни высоко ценит ее проницательность и деловые качества. Свояк не раз говорил, что Синтия просто рождена для того, чтобы стать одной из них. Она выглядит как ангел, а мыслит как дьявол. От этого сравнения Джимми чувствовал себя не очень-то комфортно. Слова Джонни прекрасно характеризовали не только Синтию, но и Джеймса-младшего. Когда их наконец-то позвали в кабинет врача, Джимми немного расслабился. Доктор Венделл совсем не внушала страха и была похожа на добрую бабушку. После нескольких предварительных вопросов доктор Венделл пристально посмотрела в лицо мальчику и спросила: — Зачем ты перерезал котенку горло? Джеймс-младший честно ответил: — Я не знаю. А что? Меня из-за этого к вам послали? Сказано это было таким тоном, что сразу становилось понятно: мальчик считает, что в этой комнате присутствует умственно отсталый человек, и этот умственно отсталый человек, конечно же, не он.Глава 48
Сквозь витрину кафе «Золотое яйцо» Габби видела спешащего к ней на свидание Винсента. Ее парень… Такой красивый и одновременно такой ранимый… Это было их третье свидание. Из-за выходки брата теперь их, судя по всему, надолго сослали к бабушке и дедушке. Мама, по-видимому, решила отделаться от них. Поступок Джеймса вызывал у Габби сильнейшее отвращение, но она, разумеется, воспользовалась предоставленной ей свободой. Теперь Винсент не старался произвести на нее впечатление, и это нравилось Габби больше, чем когда он строил из себя умудренного жизнью мужчину. Она понимала, что на самом деле Винсент волнуется ничуть не меньше ее самой. Никогда прежде Габби не ощущала ничего подобного. Наблюдая за приближающимся молодым человеком, она испытала необыкновенное чувство притяжения к нему, что-то дикое и необычайно прекрасное… Должно быть, это и есть настоящая любовь. Это вам не подростковые игры во взросление. Несмотря на юный возраст, оба инстинктивно чувствовали, что созданы друг для друга. Об этом они вслух не говорили, просто знали… Винсент одевался как взрослый мужчина, в выходной щеголял в костюме и модельных туфлях. Как и большинство своих ровесников, молодой человек прекрасно усвоил, что встречают по одежке. Ради него Габби носила теперь достаточно длинные юбки, сшитые на заказ жакеты и туфли на высоких каблуках. На маму перемена ее вкусов произвела благоприятное впечатление. Синтия поверила, что Габриела наконец одумалась и предпочла более консервативный стиль в одежде. Ну и чудненько! Девочке совсем не хотелось, чтобы мать узнала, ради чего она хочет выглядеть более искушенной в жизни, девушкой старшего возраста. Для этих целей имидж Мадонны или Синди Лопер не подходит. Приходилось становиться взрослой женщиной. Ухоженной, полной энергии и уверенной в себе, как было написано в одном журнале. Эти слова стали для нее чем-то вроде мантры. Увидев сидящую в «Золотом яйце» Габби, Винсент О’Кейси почувствовал, что его сердце переполняется любовью и нежностью по отношению к девушке. А еще он ее очень хотел. Но Габби — племянница Джонни П., и об этом забывать не стоит. К тому же она — дочь Синтии Тейлор, уже успевшей стать местной знаменитостью. Об этом Винсент также никогда не забывал. Он любил Габби всем сердцем. Ему уже исполнилось семнадцать лет, а егоподружке не было еще и четырнадцати, и парень прекрасно понимал, что играет с огнем. Но внешне Габби выглядела старше своих лет. Она по-детски курила и болтала как школьница, но при этом казалась молоденькой женщиной. Инстинктивно девочка понимала, что ему нужно, и готова была дать это молодому человеку. Винсент знал, насколько редко встречается подобное сродство душ, и ценил то, что имеет. Он чувствовал всю глубину одиночества Габби. Ее мать Синтия Тейлор была бичом, бесконечно терзающим не только его подружку, но и всех близких людей. Если она узнает, с кем встречается дочь, то тотчас отвадит Винсента, причем совсем не вежливо. Скорее всего, его изобьют до полусмерти. Именно поэтому он встречался с Габби тайком, подальше от тех мест, где их могли увидеть общие знакомые. А еще Винсент поддерживал дружбу с парнями, которые могли ввести его в мир, частью которого он хотел стать. Если со временем Винсент станет уважаемым человеком, способным обеспечить свою семью, то это сможет подсластить пилюлю и смягчить реакцию матери Габби. У него были свои планы. Винсент любил помечтать и верил, что однажды все его мечты воплотятся в жизнь. Эта девочка, сидящая за столиком кафе, станет когда-нибудь матерью его детей. В этом он не сомневался. Винсент подошел к столику, за которым сидела Габби, и увидел свет любви, сияющий в ее глазах. Как и очень многие до него, Винсент верил, что для счастья достаточно одной лишь любви. Он был еще юн и не понимал, что решимость быть счастливыми — только полдела. На самом деле добиться счастья очень трудно. Вскоре ему суждено будет испытать, какова жизнь на самом деле. Сколько раз те, кто думает, что ухватили Бога за бороду, на самом деле находятся за шаг до беды! Но тогда все казалось возможным. Они радовались своему счастью. Этого им вполне хватало.Глава 49
Джонни Паркер провел довольно-таки нервный день, выясняя отношения с Синтией, а теперь ехал в один из своих клубов. Стиптизерши менялись каждые две недели. Всего в заведении работало шестьдесят танцовщиц. Все девушки были молоденькими, смазливыми, с хорошей фигурой и готовыми, в буквальном смысле этого слова, на все. Такие и должны работать в подобного рода заведениях в Вест-Энде. Все они достигли необходимого по закону возраста и были заинтересованы в том, чтобы работать в его клубе. Джонни им хорошо, очень хорошо платил. Им разрешалось встречаться с мужчиной любого цвета кожи и любого происхождения. Единственным непреложным условием была его платежеспособность. Девушки молились на деньги и готовы были ради них на все. Мужчины предварительно проходили медицинский осмотр и в большей степени, чем девушки, были заинтересованы в соблюдении анонимности. Приватный клуб являлся выгодным предприятием во многих отношениях. Джонни предлагал желающим высокий уровень конфиденциальности, которая необходима всем, кто не хочет неприятностей в личной жизни и на службе. Джонни Паркер старался, чтобы его клиенты были довольны. Через клуб прошло немало состоятельных бизнесменов, влиятельных политиков, высоких полицейских чинов и боссов криминального мира. И их тайны не вышли за стены его клуба. Создание приватности и безопасности в сексе — прибыльный бизнес. Джонни удалось закрепиться на рынке, дающем не только сверхприбыли, но и бесценные личные связи. Этот клуб станет первым в череде ему подобных. Джонни уже вел переговоры насчет создания похожих заведений в Ливерпуле, Манчестере и Глазго. Девушкам щедро платили за молчание. Одно неосторожное слово, и они уже не смогут найти себе работу. И дело было не только в том, что их заносили в черный список. Вполне реальной могла оказаться ситуация, когда жизнь не в меру болтливой танцовщицы обрывалась самым трагическим образом. Никаких рассказов о любовной связи с известными людьми! Работающая в клубе девушка должна понимать, что если подобное случится, то это станет ее билетом на тот свет. Об этом говорили прямым текстом. Сегодня вечером у Джонни была назначена встреча с местной восходящей звездой криминального мира Дереком Грином по кличке Красный Дерек. Свое прозвище он получил из-за того, что, не задумываясь, проливал чужую кровь. Ему исполнился тридцать один год. Широкий в плечах и накачанный так, что напоминал шкаф. В свое время он обучался в частной школе — его папаша, удачливый грабитель банков, хотел, чтобы сын жил честной жизнью. Когда Дереку-младшему исполнилось семнадцать, его отца посадили на двадцать пять лет. Оставшись без средств к существованию и без профессии, парень сделал ставку на свою силу и острый ум. Паразитируя на славе отца, он быстро пошел вверх и вскоре стал пользоваться авторитетом в определенных кругах. Дерек Грин пожелал встретиться с Джонни П., и у того не было причин отказаться. У парня хорошая репутация, к тому же Джонни по-своему восхищался им. Открытый для любых новых авантюр, он вошел в сумрак огромного фойе частного клуба «Мэдисон-авеню». (Вход только для членов клуба!) Помещение было выдержано во вполне деловом, современном стиле. Обилие стекла и хромированных поверхностей. Никаких излишеств. Никто из случайных прохожих, взглянув через стекло в фойе, не догадался бы, что кроется за этим респектабельным фасадом — в здании вполне могли находиться офисы какой-нибудь банковской корпорации. Но, пройдя через тяжелые дубовые двери, посетитель попадал в мир сексуальной чувственности. Интерьер был выдержан в темно-красных, алых и кремовых тонах, неуловимо напоминая бордель на картинах прерафаэлитов.[11] Одежда на девушках была выдержана в тех же тонах, что и обстановка заведения. Высококлассный трэш, приносящий владельцу немалые деньги. Ранним вечером здесь было относительно тихо. То тут, то там сидели, поглощая стакан за стаканом, те, кому надо хорошенько набраться, прежде чем они осмелятся подойти к танцовщицам. Джонни заметил нескольких местных криминальных авторитетов, которые предпочитали вести деловые переговоры в роскоши клуба, а не в какой-нибудь забегаловке, где их легко могут подслушать. Клуб — это место для тех, кому есть что скрывать. Джонни увидел Дерека, сидящего в стороне от остальных, и мысленно усмехнулся. Парень знает, что такое конфиденциальность. Никогда не веди деловые беседы в присутствии посторонних, особенно тех, кто может извлечь из этого выгоду. Это правило надо соблюдать, если хочешь жить долго и без проблем. Джонни Паркеру нравилось то, что молодой человек ценит конфиденциальность в делах. На столике были бутылка скотча и два стакана. Когда шотландский виски был налит, а кубики льда звякнули, ударяясь о стекло, они приступили к делу. — Итак, Дерек, чем я могу тебе помочь? Молодой человек улыбнулся. У него было красивое открытое лицо, от которого, впрочем, веяло опасностью. Джонни знал, что некоторых женщин привлекают опасные мужчины, а глядя на Дерека, сразу было видно, что он способен на очень жестокие поступки. — Красивое заведение, мистер Паркер. Мне здесь нравится. Сказано это было вполне искренне. Джонни расслабился. Парень ему нравился, хотя, если уж начистоту, Дерек давно уже не был парнем. Напротив Джонни сидел крупный и чрезвычайно опасный мужчина. — Спасибо на добром слове, Дерек. Как идут дела? Слышал, ты разбомбил больше банков, чем люфтваффе. Собеседник улыбнулся. — Неплохо, мистер Паркер, неплохо. Отец передал мне свой немалый опыт… Оба рассмеялись при этой эзоповой речи. — И то верно. Я слышал, дети у тебя в порядке. Дерек слегка покраснел. Джонни знал, что его собеседник — примерный семьянин. У парня была красавица жена и три дочери, в которых он души не чаял. Младшая родилась с повреждением мозга. Рассказывали, что Дерек Грин перевернул землю и небо, чтобы его ребенку оказали самую лучшую медицинскую помощь, и это обошлось в кругленькую сумму. В кругах, где они вращались, забота о собственной семье считалась не слабостью, а большим достоинством. Привязанность к детям и жене была одной из причин, почему Джонни считал, что сможет сработаться с Дереком, который в обычной жизни был добр и заботлив, но при необходимости становился безжалостным ублюдком. Опасная, но крайне необходимая черта характера подельника. Джонни надеялся, что предложение Дерека будет стоить потраченного на встречу времени. Лучше держать такого прыткого молодого человека под рукой, чтобы всегда можно было присмотреть за ним. Разница в возрасте между ними не была такой уж непреодолимо большой для приятельских отношений, а вот положение в криминальном мире — это совсем другое дело. Джонни П. являлся признанным всеми, уважаемым авторитетом, в то время как Дерек Грин только взбирался наверх. Если предложение будет того стоить, Джонни собирался дать ему подзаработать — не слишком много, но достаточно, чтобы Дерек был доволен и оставался у Джонни, так сказать, на глазах. — Итак, вернемся к тому, с чего начали. Чем я могу тебе помочь? Грин улыбнулся, и выражение его лица стало почти дружелюбным. — Я планирую дельце с продажей дачных вилл в Испании, Португалии и во Флориде. Все документы в полном порядке, комар носа не подточит, но на самом деле я собираюсь торговать воздухом. От вас требуется лишь вложить на первом этапе небольшую сумму в операцию. Риск минимален, так как владеющие на бумаге этими виллами частные инвесторы ведут свои дела из офшоров. У меня есть люди, которые будут продавать эти виллы. У меня есть необходимые средства, чтобы подготовить все нужные бумаги в лучшем виде. Когда обман вылезет наружу, мы останемся ни при чем. Я не буду жадничать и, когда срублю достаточно бабок, прикрою лавочку, замету все следы, а потом начну дело заново, но уже в другом месте. Работать с испанцами в этом отношении — одно удовольствие. Можно обуть любого, если у тебя есть внушающие доверие документы. Скажу больше. Я на самом деле владею землей в Испании. Придет время, и я на ней что-нибудь построю — разумеется, не виллы и не жилые дома. Обычному человеку понадобится лет двадцать жизни, чтобы по цепочке документов пройти до первоисточника всех его неприятностей, а за это время мы уже успеем замести следы и исчезнуть с деньгами. Откинувшись на спинку кресла, Дерек отхлебнул из стакана разбавленный водой скотч. — Хотелось бы увидеть предварительные расчеты. — Я еще утром отослал все необходимые бумаги в ваш офис. Также я примерно прикинул, какой доход вы будете иметь со своих капиталовложений, — в зависимости, конечно, от сопутствующих затрат. Уверяю вас, я в состоянии провернуть эту операцию и гарантирую высокие доходы без малейшего риска. Молодой человек нравился Джонни Паркеру все больше. Дерек проявил инициативу, но при этом не стал долго и нудно объяснять детали предстоящего мошенничества, размахивая зажатыми в руках документами. Он изложил все в письменном виде и прислал к нему в офис, чтобы Джонни мог на свежую голову в удобное время ознакомиться с деталями аферы. Правильно он сделал, что согласился на встречу с Дереком Грином. Парень далеко пойдет. — Замечательно, Дерек! Я все посмотрю и в ближайшее время сообщу свое решение. Как поживает твой старик? Дерек пожал плечами. — Должен сказать, мистер Паркер, пятнадцать лет за решеткой у кого угодно выбьют почву из-под ног, но в целом отец держится молодцом. Он смирился с судьбой, тем более что ничего сделать все равно не удастся. Мы регулярно его навещаем. Мама держится хорошо. Свои лучшие годы она провела в поездках на свидания к отцу и до сих пор его ждет. Еще два-три года, и его выпустят по амнистии. — Несправедливо с ним обошлись, что ни говори. Законченного насильника к этому времени уже давно выпустили бы на волю. — Если бы отец был насильником, ему дали бы отдельную камеру, где он мог бы спокойно смотреть телевизор и никто не стоял бы у него над душой… Не понимаю легавых. Они выделяют насильникам отдельные камеры только потому, что бояться, как бы другие арестанты их не пришибли. А кто вообще устоит от искушения показать насильнику, где его место? Оба согласно закивали, до глубины души возмущенные неправильностью судебной системы страны, которая защищает отбросы общества, а таким уважаемым людям, как отец Дерека, дает долгий срок. Что за вопиющая несправедливость!Глава 50
— Проваливай, придурок! Синтия Тейлор закатила глаза к потолку и выкрикнула в пустоту: — Перестань называть брата придурком! Габби зло усмехнулась. — Но он же придурок, мама. Даже его психиатр так считает. Синтии захотелось расхохотаться. Иногда ее дочь умела отпустить неплохую колкость. Джеймс-младший, сидевший за столом, хмуро уставился на них. Он был крупным мальчиком — видно, пошел в родню отца. Переведя взгляд на сестру, он мерзко ухмыльнулся. — Габби, а как дела у Винсента О’Кейси? Синтия удивленно посмотрела на сына, и тот довольно рассмеялся. — А ты не знала, мама? Это роман столетия! Синтия не отрывала взгляда от сына, любить которого становилось все труднее и труднее. — Сын Бриди О’Кейси? Габби почувствовала, что вот-вот лишится чувств от страха. Ее глаза умоляли брата помолчать. Лицо его расплылось в еще более мерзкой ухмылке, и он громко подтвердил догадку матери: — Он самый! Габби вскочила со стула и заорала: — Мерзкий ублюдок! Убийца котов! Синтия смотрела на своих детей, не зная, кому первому отвесить пощечину. Инстинкт победил, и одним ударом она повалила сына вместе со стулом. — Проваливай отсюда! Поднявшись с пола, Джеймс-младший поспешно покинул поле битвы. Повернувшись к дочери, Синтия тихо спросила: — Это правда? Габби понимала, что врать бесполезно, и нехотя кивнула. Рука матери взметнулась снова и схватила дочь за волосы. Габби подавила рвущийся из груди крик. С мамой сопротивление опасно. Лучше молчать, чтобы она с тобой не делала. Опасно кричать от боли, опасно пытаться убежать, опасно оправдываться. Пощады не будет. — Как долго? Как долго ты скрываешь это от меня? В этом вопросе была вся Синтия. Ее интересовало, не сколько времени дочь встречается с парнем, а как долго она это от нее скрывает. — Почти год. Если уж все выплыло наружу, лучше ничего не утаивать. Если мать поймает ее на лжи, Габби крышка. Синтия Тейлор не из тех людей, которые потерпят ложь. Только открыв правду, можно надеяться на пощаду. На лице Синтии было написано неподдельное изумление. Целый год! И никто ничего не знает? Скорее, ей никто ничего не сказал. Паршивые ублюдки! Семья О’Кейси находилась так низко на социальной лестнице, что в глазах Синтии практически ничем не отличалась от бомжей. Бриди О’Кейси была ленивой неряхой, не способной не то что дом, даже своих детей держать в чистоте. Об отце Винсента вообще лучше помалкивать! Местный пьянчужка. Не люди, а отбросы общества. — Я все делаю ради вас, и вот как вы меня отблагодарили! Твой брат того гляди станет серийным убийцей, а ты превратишься в шлюху! Ладно, юная леди, я положу этому конец! Ты возвращаешься домой! Понятно?! Теперь я понимаю, почему тебе так нравится у бабушки! Думаю, эта идиотка еще и помогает тебе меня обманывать! Синтия ударила ее по лицу с такой силой, что Габби отлетела к двери столовой и упала. Впервые за долгие годы мать задержала взгляд на дочери. Длинные ноги, высокая грудь, тонкая талия… Почти сформировавшееся тело. Если ее дружок успел проникнуть в святая святых, она убьет, задушит подонка голыми руками. Габби поднялась с пола. Она из собственного опыта знала, что если сейчас же что-нибудь не предпринять, то все может обернуться очень плохо. — Извини, мама, — тяжело дыша, сказала она голосом, полным послушания и смирения. — Мне следовало все рассказать, но я боялась твоего гнева. Синтия мотнула головой, изумленная ее скрытностью. — Ублюдок О’Кейси! И это твой выбор? Да в пластмассовой голове Кена, дружка Барби, больше мозгов, чем у твоего Винсента! Вся их семья — полные придурки! И ты ходила с ним на свидания! Ты еще маленькая, тебе пока нельзя встречаться с мальчиками! Звон пощечины разнесся по столовой. Габби видела, что мать просто обезумела от ярости. Девочка и сама чувствовала, как гнев и ненависть растут в ней. Она знала, что ни за что и никогда не бросит Винсента, что бы мать по этому поводу ни предпринимала. — А что потом? Переспишь с Бенни Хиллом? Глупая маленькая кобыла! Лучше не нарывайся! Если он своего уже добился, я перережу ему горло! Увидев выражение лица дочери, Синтия, несмотря на застилающую глаза ярость, все же поняла, что, хвала Небесам, ее Габриела пока еще девственница. И еще она поняла, что дочь не собирается прекращать отношения с этим ничтожеством. А придется! Синтия Тейлор твердо решила, что сделает все от нее зависящее, чтобы семья впредь ее не подводила, не позорила.Глава 51
Мэри и Джек слушали рассказ Габби. Бабушка сочувствовала внучке, хотя и не могла отрицать, что в решении, принятом Синтией, есть доля здравого смысла. Возможно, внешне Габби и казалась гораздо старше своего биологического возраста, но в эмоциональном плане она все еще оставалась ребенком. Короткая юбочка и обилие косметики. Такое простительно в ее возрасте. Плохо, что девочка не понимает: несколько ласковых слов, сказанных Винсентом в подходящее время, и ее жизнь изменится раз и навсегда. Она забеременеет и… Мэри никогда бы не подумала, что когда-нибудь в чем-нибудь согласится с этой сумасшедшей сукой, которая имеет несчастье быть ее дочерью, но на этот раз Синтия оказалась права. Парень старше Габби и к тому же наверняка знает, что почем, а их внучка слишком красива, чтобы он мог долго сдерживать свои желания… Лучше Габби некоторое время пожить у матери. Что же касается Джеймса-младшего, то после убийства котенка Мэри не испытывала к внуку особой привязанности. Он был странным ребенком, способным на всякие гадости. После случившегося Мэри много размышляла над тем, как же получилось, что мальчик стал таким жестоким, а никто — ни она, ни кто-то другой — этого не заметил. И пришла к выводу, что во всем повинен современный мир, в первую очередь телевидение. Именно из-за него дети взрослеют раньше времени. Даже в мыльных операх не обходится без секса и насилия. А телевизор современные дети любят смотреть ничуть не меньше, чем она сама в их возрасте. Разница заключается в том, что в ее детстве увиденное по телевизору не могло шокировать ребенка. Мэри прикрыла глаза. Она чувствовала себя старой и уставшей. Голос внучки гремел у нее в голове с силой десятифунтового парового молота. — А ты думала о последствиях, Габби, когда в тайне от всех встречалась с этим парнем? — Но это же нечестно, бабушка! Моя мама полная… — Не произноси этого слова, детка. Она все-таки твоя мать. — Я ненавижу ее, ненавижу всем сердцем! Джек Каллахан слушал поток злобы, который внучка выплескивала на свою мать, и чувствовал потребность встать на сторону Габби, но молчал. Как вообще могло дойти до такого, старик не знал, но верил, что это исключительно вина Синтии. Эта женщина разрушает все, к чему бы ни прикоснулась. Ее дети исключением не являются.Глава 52
Дерек Грин считал себя счастливым человеком. Скоро он избавится от опеки Джонни П. Ему гарантировано блестящее будущее. Если он правильно разыграет эту партию, то сможет помочь даже отцу. Дерек любил играть с огнем, риск был его стихией. На радиостанции «Мелодия ФМ» зазвучала песня «Иди как египтянин» группы «Бэнглз». Дерек увеличил звук. Ему нравился ритм этой музыкальной композиции. В багажнике автомобиля лежал маленький арсенал, который Дерек вез одному из своих приятелей. Из-за этого он ни на милю не превышал скорость, ремень безопасности был пристегнут, а на лице застыла мина полнейшей невинности. Дерека всегда бесило, когда направляющихся на дело знакомых легавые заметали только за превышение скорости. Зачем по мелочам нарушать закон? Последствия могут быть хуже некуда! Когда нарушаешь закон по-крупному, то должен вести себя как сущий ангел, водить машину, как пожилая леди, и жить в соответствии с буквой закона. Зачем привлекать к своей персоне ненужное внимание? Остановившись на расположенной невдалеке от Боу-роуд свалке старых автомобилей, Дерек Грин выбрался из машины и сладко потянулся. Вслед за «Бэнглз» Дэвид Боуи запел «Прах к праху». Дерек постоял немного, подпевая ему, а затем с бесстрастным видом направился к сборному домику, который использовался как офис. Как ни странно, но на свалке ему нравилось. В детстве Дерек часто здесь играл. Место принадлежало Филиппу Гарднеру, старому приятелю отца, человеку, пользующемуся всеобщим уважением. После ареста Грина-старшего Филипп, узнав о трудном материальном положении сына своего друга, пришел ему на помощь. Дерек подозревал, что Филипп был не прочь оказать не только материальную и моральную помощь его матери, но она его отшила. Он не винил приятеля отца за эту попытку, а к матери испытывал уважение. Что ни говори, а его мама — порядочная женщина. Дерек помнил, как, находясь на свободе, отец ходил налево, что не делало ему чести. Мама заслуживала более уважительного обращения. Теперь-то он проследит, чтобы никто ее не обижал. Филипп Гарднер отличался добродушным характером, но при этом мог справиться с парнем куда выше себя ростом и шире в плечах. Он никогда не сдавался, и эту черту характера Дерек в нем ценил, так как и сам относился к категории бойцов. Как бы сильно его ни били, как бы больно он ни падал, он всегда поднимался на ноги и продолжал бой до тех пор, пока противник не признавал себя побежденным. Увидев приближающегося Дерека через окно, Филипп включил электрический чайник. Молодой человек не откажется от чашечки чая, он употребляет этот напиток галлонами. Пьет чай и днем, и ночью. Стоя за перегородкой, где находился рукомойник и все необходимое для того, чтобы заварить чай или приготовить кофе, Филипп, заслышав звук открывающейся двери, поздоровался с вошедшим. Место, конечно, не отвечало высоким стандартам гигиены, но здесь, по крайней мере, никто не мог помешать им излишним любопытством. К тому же Филипп отличался брезгливостью и поддерживал в помещении относительную чистоту. Филипп Гарднер специализировался на разрешении сложных проблем. Когда кто-нибудь оказывался в непростом положении, он мог обратиться за помощью к Филиппу. Добрый совет Гарднера стоил немало, так что старый приятель отца Дерека не бедствовал. Он был нем как могила и никогда ни с кем не обсуждал дела своих клиентов, не говоря уже о своих собственных. Филипп знал о чужих скелетах в шкафу, но это никого не беспокоило. Ему верили, поэтому уважали и не донимали наездами. Филипп Гарднер был бездетным холостяком. Большой дом, где он жил, поддерживала в чистоте его двоюродная сестра Мардж, женщина дородная, некрасивая и добрая. Уединенное существование отвечало скрытым потребностям души Филиппа Гарднера. Белинду Грин он любил платоничной любовью, относился к ее сыну как к своему собственному и был доволен жизнью. Парень оказался смышленым и схватывал все налету. Со временем он и сам сможет оказывать людям услуги, подобные тем, какие оказывал сейчас Филипп, но для этого ему предстояло еще многому научиться. Одно неверно понятое слово, и все, что Дерек строил так долго и упорно, в одночасье обрушится ему же на голову. Им предстояла трудная и опасная работа. Надо будет проследить, чтобы каждый досконально знал свою часть плана и ни на йоту не отклонялся от его осуществления. Никто, даже Дерек, несмотря на ключевую роль, которую ему предстояло в скором времени сыграть, не имел полной картины происходящего. Больше Дерек Грин узнает лишь в том случае, если без этого нельзя будет обойтись. Филипп, как обычно, вынес две кружки чая. В свою он ливнул немного бренди. Дерек, как всегда выдержанный, сидел на кожаной кушетке. Лицо серьезное и сосредоточенное. Филиппу нравился этот мальчик. Учить его было одно удовольствие. Дерек представлял собой отличный пример того, как можно натаскать молодого человека, если в учителя ему достался тертый калач. — Он заглотнул приманку? Лицо Дерека расплылось в улыбке. — Заглотнул, и крючок застрял у него в жабрах. — Этот Джонни — скользкий тип. Он будет мило улыбаться, а в следующую секунду нож в его руке вонзится тебе в сердце по самую рукоятку. Будь предельно осторожен. Одна ошибка — и тебе конец. Понял? Дерек кивнул. Иногда его раздражала излишняя осторожность Филиппа. Конечно, Джонни П. — крутой перец и делает все, что ему заблагорассудится, но это, черт побери, ненадолго. — Пусть немного поварится в собственном соку, а потом… Потом мы договоримся о последней встрече. Дерек еще раз утвердительно кивнул. — Я тоже так считаю, Филипп. После встречи с нашим общим другом все должно закончиться… И лучше раньше, чем позже. — А потом наступит полный хаос… Ты ведь понимаешь это? Дерек в очередной раз кивнул головой. — Если хочешь, можешь отойти в сторону в любой момент, сынок. У тебя семья, а это очень опасно. — Я понимаю, но уже не получится. Я по самые уши влез в это дело. К тому же я уверен, что нам все удастся. Филипп улыбнулся, а улыбался он крайне редко. — Хорошо, парень. Я знал, что ты меня не подведешь.Глава 53
— Если бы ты больше времени уделял сыну, а не нюхал постоянно это дерьмо, то с Джеймсом-младшим, возможно, ничего бы не случилось! Джимми Тейлор глядел на жену и в очередной раз представлял, какой будет реакция Синтии, если он сейчас заедет ей в зубы. Нет, он никогда на такое не решится, но представлять это все равно было приятно. — Заткнись, Синтия! Ты можешь хотя бы раз в жизни закрыть свой поганый рот?! На долю секунды она застыла, шокированная резкостью мужа, но потом дар речи к ней вернулся. Ее крик разносился по всему дому. Сидевшая у себя в спальне Габби зажала уши руками. Ей осточертели постоянные ссоры родителей. Ей осточертело, что мать держит ее практически взаперти, словно она и впрямь сделала что-то плохое. Девочка слышала, как Джеймс-младший в соседней комнате молотил кулаками и ногами в стену. Иногда Габби удивлялась, как это ей удалось не стать психом, как брат. Она врубила звук своего плеера почти на максимум, желая заглушить эту какофонию безумия, лежала и думала о Винсенте. Теперь все ее помыслы были поглощены им. Из-за этого страдала даже успеваемость в школе. Образ любимого превратился в навязчивую идею, которая рисковала со временем перерасти в одержимость. Придет ли он к воротам школы завтра? Она тревожилась из-за того, что не видела Винсента сегодня. Быть может, ему все это надоело? И кого тогда винить в случившемся? Это всецело ее вина. Габби не могла заставить себя называть эту женщину матерью, а тем более мамой. Теперь Синтия стала для Габби просто она, и девочка ее ненавидела. Крики внизу звучали все громче и громче. — Ты полный придурок, Джеймс Тейлор! Ты ничтожество, посмешище! Идиот! Синтия орала, не переставая. Ее почти идеальная жизнь разваливалась на куски, а от этого болвана, с которым она имела несчастье связать свою жизнь, не больше пользы, чем от тормозов на каноэ. — Он сходит с ума, Синтия! В больнице ему помогут! Почему ты не хочешь этого понять? Она с трудом подавила желание схватить стул и разбить им голову мужу. Этому идиоту хочется, чтобы их сына отправили в психиатрический центр, где врачи на всю жизнь навесят на него ярлык сумасшедшего? И он думает, что она согласится на это?! С какой придурочной планеты он прибыл на Землю? Как всегда, Синтию заботило не состояние больного ребенка, а то, как это его состояние будет восприниматься окружающими, что люди подумают о ней. — Это всего лишь на пару недель, а потом он вернется домой. Там ему помогут. — Только через мой труп! — Синтия, врач говорит, что ему срочно нужна психиатрическая помощь. Еще немного, и он будет навсегда потерян для общества. Она говорит, что наш сын не имеет ни малейшего представления о том, как его действия сказываются на других людях. Джимми относится к миру так, словно он принадлежит только ему одному. Он не понимает и не признает, что и у других людей есть желания и потребности. Это тебе никого не напоминает, Синтия? — Идиот! Не вини меня в случившемся! Это все гены твоей придурковатой семейки! Твоя мать такая же нормальная, как трехногий верблюд! Джимми с шумом выдохнул. — Как ты не понимаешь, что мальчика нужно отправить лечиться до того, как он натворит что-нибудь по-настоящему ужасное! Так будет лучше для всех. У нас все равно нет другого выбора. Если мы не сделаем это добровольно, вмешаются социальные службы, и нас лишат родительских прав. В глубине души Синтия понимала, что муж прав, но ей не хотелось признаваться в том, что с ее сыном что-то не так. Синтия знала, что в случившемся люди обвинят ее. Люди всегда обвиняют матерей. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы и часто заморгала. Почему с ней это происходит? Чем она заслужила все эти несчастья? Ей надо встретиться с Джонни, и чем скорее, тем лучше. История с Джеймсом-младшим повлияла даже на ее отношения с любовником. Конечно, Синтия храбрилась, ругалась со всеми по поводу психического здоровья своего сына, но даже она в глубине души не могла не признать, что у мальчика, мягко говоря, не все в порядке с головой. Ему всего лишь десять лет, а психиатры уже вынесли свой приговор. После очередного припадка на него надели смирительную рубашку, а завтра утром его надо будет отвезти в детский психиатрический центр, расположенный в графстве Кент, и надолго оставить там. Внезапно Синтия подумала, что это не такая уж плохая идея. Джеймс-младший перестанет путаться у нее под ногами, а с одной Габриелой ее жизнь значительно упростится. Как говорит Джеймс, от мальчика одни неприятности. В лечебнице ему самое место. Губы Синтии растянулись в виноватой улыбке. — Ну, если ты так считаешь, Джеймс… Он с видимым облегчением вздохнул. Наконец-то она уразумела, что мальчику срочно нужна медицинская помощь. Джимми налил им обоим виски. Принимая от мужа стакан, Синтия размышляла над тем, как бы избавиться и от дочери. Через некоторое время она все устроит в лучшем виде. Надо признать, что хорошей матери из нее все равно не получится. К тому же у нее есть еще и работа. Она отдаст Габриелу в частную школу со строгими правилами. Там за этой молодой кобылкой будут следить, как ястреб за цыпленком. Это сдержит ее галоп, и у Габби будет достаточно времени, чтобы подумать над тем, что ей действительно нужно. Теперь женщина уже по-другому смотрела на убийство котенка. Этот инцидент стал подарком богов. Синтия радовалась тому, что снова сможет жить только для себя, и ей с большим трудом удавалось сохранять печальное выражение на лице. Губы прямо-таки подмывало растянуть в радостной улыбке. Джимми догадывался, что происходит в голове у жены. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой, но помалкивал. Единственное, что ему оставалось, — это постараться, чтобы его сын получил самое лучшее лечение, и надеяться на чудо. Быть ребенком Синтии Тейлор — тяжелое испытание, и Джимми боялся, что эмоциональные проблемы его детей только начинаются. Судьба Габби волновала его в меньшей степени. Когда дело касалось матери, у дочери обнаруживалась довольно толстая кожа. Габби выросла и превратилась в настоящую красавицу, что не могло не уязвить самолюбие Синтии. Конечно, жена ни за что на свете не призналась бы, что испытывает ревность по отношению к собственной дочери, но факты, как известно, упрямая вещь. Когда Габби станет взрослой, она, пожалуй, превзойдет мать, а для Синтии это уже сродни пощечине. Этого она не потерпит… Ладно. Будем надеяться, что на этом ее высокомерное всезнайство закончится. Неплохо было бы, если бы случившееся послужило Синтии хорошим уроком, но Джимми, по правде говоря, сильно в этом сомневался. Синтии нет дела до других людей, поэтому ничто не сможет повлиять на ход ее мыслей. Это, а также проблемы, которые возникли по вине жены у детей, довели Джимми до состояния черной хандры. Он знал, что должен забрать дочь и бежать куда глаза глядят, вот только Синтия их не отпустит. В этом Джимми не сомневался. Да и со своим стилем жизни и «маленькой» вредной привычкой он не представлял, как сможет содержать детей. Сам бы он еще выкрутился, а вот с двумя детьми на шее точно пойдет ко дну. Подобно Синтии, он слишком сжился с тем образом жизни, который вел, и не хотел ничего в ней менять. Жизнь вне закона — это замкнутый порочный круг, из которого почти невозможно вырваться. Больше всего страдали их дети, которым приходилось жить в тени преступлений своих родителей. Джимми и сам осознавал, что назвать их семью полноценной никто не решится. Наконец он успокоил себя тем, что сумел убедить жену в необходимости лечения сына. По крайней мере, это ему удалось. Назойливый голос в его голове, впрочем, сыпал соль на рану: слишком поздно, слишком мало… Но Джимми отмахнулся от него и поспешил покинуть дом. Пусть вещи сына укладывает Синтия. У нее это все равно лучше получается. Через час он сидел под кайфом и работал над длинной колонкой цифр. Сейчас только цифры помогали ему держаться на плаву. Прямо-таки спасательный круг для утопающего, который готов ухватиться за соломинку.Глава 54
На следующее утро Винсент О’Кейси ждал Габби у ворот школы. При виде любимого сердце учащенно забилось в ее груди. — Как дела? Ему было не все равно, и девочку это порадовало. — Я сегодня свободна. Мама отвозит брата в больницу для шизиков в Кенте. В школу я не пойду. Можем погулять где-нибудь вместе. Винсент понимал, что не следует принимать это предложение, но уж слишком сильно он соскучился. Никогда прежде он не испытывал подобного накала чувств. Габби залезла ему под кожу со всем пылом юношеской страсти и не собиралась его от себя отпускать. Конечно, семья девочки не из тех, с кем можно безнаказанно шутки шутить, и Винсента это, по правде говоря, немного пугало, но он все равно не мог забыть ее. Она заполнила собой его дни и ночи, подобно вирусу проникла во все поры его организма, и Винсент подозревал, что и Габби чувствует по отношению к нему нечто похожее. — У меня за углом машина. Я одолжил ее у Питера, своего приятеля. Он, кстати, работает на твоего дядю Джонни. Думаю, он даст мне работу. Хочу заняться банковским бизнесом. Габби гордо заулыбалась. Усевшись в довольно побитый, дребезжащий «Форд Капри», она закурила и спросила: — В каком банке ты будешь работать? «Барклиз-банк»? Винсент улыбнулся и с ноткой озорства в голосе сказал: — Зависит от того, какой банк мы будет грабить. Габби рассмеялась, но ледяные пальцы страха сдавили ее сердце, и она постаралась отогнать от себя неприятное предчувствие. Винсент старше ее и знает, о чем говорит, лучше, чем она. Впрочем, что-нибудь менять все равно поздно. Винсент проник ей под кожу, просочился в кровь, и Габби казалось, что она будет любить его, что бы он ни совершил. — Как? С оружием? Винсент кивнул. «Форд» въехал в поток машин. — Конечно, с оружием. Глупо пытаться ограбить банк, вооружившись леденцом! — А если тебя поймают? — Меня не поймают. Это легче легкого… Ладно, давай прекратим этот разговор. Куда поедем? Парк имени королевы Виктории? А как насчет Баркинг-парка? Мы сможем покататься на лодке. Габби застенчиво улыбнулась. — А можно поехать в Саутенд-он-Си? Я люблю Саутенд-он-Си. — Хорошо. Они поехали по автомагистрали А-13. Несколько минут она молчала, потом сказала: — Знаешь, Винс, моя мама — тяжелый человек… Винсент рассмеялся. — Чертовское преуменьшение! Она круче большинства мужиков. Понимаю, что ты должна ею восхищаться. Она с легкостью расправилась с Кевином Брайантом и спасла жизнь твоей тете. Габби не ответила. Она слышала эту историю не однажды, и каждый раз по-новому. Она уже достаточно хорошо знала жизнь, чтобы понимать, что правда скрыта глубоко в прошлом, но догадывалась, что Синтия способна на что угодно, в том числе и на самое плохое. В голову Габби иногда закрадывалось подозрение, что Винсент встречается с ней из-за ее семейных связей, — многие люди испытывали нездоровый интерес к Джонни Паркеру и тем, кто его окружал. Эта мысль ее расстроила. Не считает ли молодой человек, которого она любит всей душой, что сможет воспользоваться знакомством с ней, чтобы войти в дело? Габби испытывала неловкость. Надо было что-то сказать. — Я не особо верю всем этим рассказам, Винс. Мама — тяжелый человек, и она тебя недолюбливает. Если ты надеешься через меня пробиться к дяде Джонни и попасть в дело, забудь об этом. Мама считает, что ты плохо на меня влияешь. Винсент посерьезнел. — Послушай, Габби! У меня дела с другими людьми. Они не имеют никакого отношения к твоему дяде, не говоря уже о твоей маме. Я знаю, что твои родители не встретят меня с распростертыми объятиями. Я подожду, пока ты достигнешь возраста, когда сможешь сама принимать решения. Тогда мы поставим их перед фактом. Хорошо? Габби почувствовала, как солнечный свет вновь озаряет ее жизнь. Винсент встречается с ней, потому что она ему нравится! Она успокоилась и прибавила звук радио. Группа «Симпли рэд» исполняла песню «Помни первый раз». Оба заулыбались. — Наша запись? Габби рассмеялась. Ей нравилось быть рядом с ним. Девочке хотелось забыть о том, что она прогуливает школу, забыть о матери. Сегодня пусть будут только она и он. Надо веселиться и радоваться жизни.Глава 55
Джонни понравилась идея аферы с виллами. Все, с кем он ее обсуждал, склонялись к тому же мнению: сейчас самое время для подобного рода операций. Туристические путевки, включающие проезд, проживание и питание, стали теперь доступны большинству населения страны. Испанию сотрясает бум туризма. От Кальпы до Марбельи британцы роятся, словно пчелы. И все они не прочь заполучить хоть частицу солнечной Испании в собственность. Бенидорм, или Дорм, как между собой называют его британцы, девять месяцев в году представляет собой нескончаемый парад отдыхающих. Жизнь там отличается дешевизной, а это как раз то, на чем можно ловить потенциальных жертв мошенничества. По дороге к дому Синтии Джонни просто дрожал от счастья. Ему казалось, что он непогрешим и не способен совершать ошибки, что все, к чему он ни прикоснется, должно превращаться в золотые монеты. На этот раз деньги будут не в фунтах стерлингов, а в песетах, но какого черта?! Джонни радовался, что на этот раз они встречаются в ее доме. Оттуда рукой подать до его дома, а он так устал. Подогнав автомобиль к двери дома любовницы, Джонни почувствовал приступ мучительного предвкушения. Последнее время Синтия стала все чаще и чаще заводить разговор о будущем их «отношений», как она называла то, что между ними происходило. Джонни подозревал, что еще немного и Синтия захочет наложить лапу на его брак. Этого допустить никак нельзя. Но Джонни Паркер был оптимистом. Он надеялся, что ошибается. В конце концов, безумный секс до сих пор оставался той основой, на которой зиждились их «отношения». Мысль о том, на что способна Синтия, все еще возбуждала его, хотя он все более и более ясно понимал, что играет с огнем. Но в этом-то и заключалась вся соль! Впрочем, Джонни был уверен, что, если дело зайдет слишком далеко, он, не колеблясь, скрутит Синтию в бараний рог, а если понадобится, пошлет людей, которые заставят ее замолкнуть навсегда. Войдя в дверь, Джонни замер от неожиданности. Синтия сидела на столе, широко разведя ноги в стороны. На губах — блаженная улыбка. — А я уж думала, ты никогда сюда не приедешь! — Завтра твой день рождения. Я бы никогда этого не забыл, — стягивая штаны, ответил Джонни. Синтия рассмеялась. Еще час назад ее семья ужинала за этим столом, а теперь, когда ее муж и дочь уехали, она угостит на нем Джонни кое-чем более изысканным. Джеймс поехал с Габриелой выбирать ей подарок на день рождения. Потом, как она подозревала, они пойдут в кино. Как все же мило, что Джеймс продолжает играть роль любящего мужа! Синтия видела, что дочери совсем не хочется ехать. Если бы Габриеле поручили выбирать матери подарок, то она, не исключено, остановила бы свой выбор на молочном коктейле с соком белладонны. Сегодня она узнала о частной школе-пансионе. Синтия видела выражение, застывшее на лице дочери. Оно стоило тысячи слов. Так на нее дочь еще никогда не смотрела. Но сейчас все было забыто. Сейчас здесь был ее Джонни, и они слились воедино. Весь остальной мир словно бы пропал, растворился, исчез… На самом деле Джимми поехал к родителям жены, где забрал очень дорогие часы «ролекс», предназначенные в подарок Синтии, которые Джек согласился продать ему подешевле. Увидев стоящую перед домом машину Джонни Паркера, Джимми и Габби решили, что застанут ее хозяина в гостиной, попивающим виски. Но, странное дело, в гостиной царила темнота. Войдя в кухню, Джимми и не отстававшая от него ни на шаг Габби застали сцену, которая казалась чудовищной, немыслимой. Джеймс понимал, что надо срочно увести дочь из кухни, подальше от этой мерзости, что разыгрывалась сейчас на столе, на том самом столе, за которым они час назад ужинали, словно нормальная семья. Но вместо этого он схватил жену за волосы, стащил со стола и швырнул на пол. Он слышал крики, но не понимал, кто кричит. Может, Синтия… Может, Габби… Все произошло слишком быстро.Глава 56
— Успокойся, милая. Расскажи, что случилось. Что-то стряслось с Джеймсом-младшим? — Папа… Он набросился на маму… Ты должен поехать туда, дедушка! Глаза Габби с мольбой взирали на Джека, в то время как Мэри пыталась успокоить и расспросить внучку. — Мама лежала на столе… Папа озверел… Слова девочки эхом разнеслись по квартире, вызвав стон душевной боли у ее дедушки и бабушки. — Иисус Христос! О чем она думала? В собственном доме, шлюха беспутная! — зло выкрикнул Джек Каллахан. — Я знал, что такое рано или поздно случится… Чувствовал, что добром это не кончится… Я предупреждал ее, чтобы не вела себя так бесстыдно. Жаль, что я не переговорил об этом с ним. Но вы же знаете нашего Джонни! Говорить может только он, а другие обязаны слушать!.. Слишком высоко занесся… Воротит нос от нас… — Помолчи, Джек! — прошипела Мэри. Только сейчас старик вспомнил, что Селеста стоит рядом и смотрит на них с выражениемглубочайшего изумления. Габби скользила взглядом по лицам обступивших ее людей, только сейчас осознав, насколько далекими будут последствия поступка ее матери. Нельзя было произносить имя дяди Джонни при Селесте, ей и так несладко пришлось в жизни. Как раз сегодня вечером Селеста приехала к родителям. Они собирались поужинать и, как выразилась Мэри, «наверстать упущенное». И вот эта гадость вылезла наружу, и все по ее вине. Если бы Габби пошла не сюда, а… Но куда еще она могла пойти, как не в дом бабушки и дедушки? Ее отец набросился на мать, словно обезумевший. Когда Габриела убегала из дома, последнее, что она видела, как дядя Джонни сцепился с папой, стараясь оттащить его от Синтии. Все было похоже на кошмар, только он происходил на самом деле, а не во сне. Ее папа никогда не сможет оправиться от шока, который сегодня пережил. Она видела и слышала, насколько ему плохо. Как ни странно, но папа, судя по всему, пришел в ярость из-за того, что это был Джонни Паркер. Габби видела, что ее дядя напуган и пристыжен. Все верно… Они с мамой совершили страшную подлость. Сейчас она ненавидела Джонни Паркера ничуть не меньше, чем ее. Оба они — проклятые эгоисты, которые думают, что мир создан ради выполнения их прихотей. Селеста рыдала, обнявшись с Мэри. Габби вышла вслед за дедушкой из дома, думая о том, что еще готовит им сегодняшняя ночь. Но что бы она ни готовила, лучше не будет. В этом Габби была уверена. От матери не стоит ждать ничего хорошего. Синтия собиралась услать ее к черту на кулички в какую-то задрипанную частную школу, чтобы она не могла видеться с Винсентом, а сама все это время крутила шашни с дядей Джонни! Габби до сих пор не могла до конца поверить в то, что видела собственными глазами. Перед ее глазами стояло взбешенное лицо отца… Бедный папа! Бедный папа! Бедный папа! Она разрыдалась. Девочка надеялась, что, вернувшись домой, обнаружит мать на полу мертвой. Она очень, очень хотела, чтобы Синтия умерла. Если она умрет, то не сможет больше им вредить, их мучить! Даже у Джеймса-младшего, возможно, появится слабый шанс, если она умрет. Синтия заражает всё и всех, кто ее окружает. Она уничтожает всякого, кто становится у нее на пути. Она бьет тех, кто не согласен с ее мнением. Габби ненавидела ее даже сильнее, чем прежде, — если ненавидеть сильнее вообще возможно. Синтия сегодня назвала дочь шлюхой и с самодовольной усмешкой говорила, что отправит ее в частную школу-пансион, в которую нет доступа мальчикам. Ну, ей, должно быть, виднее, как ведут себя настоящие шлюхи. На самом деле, она оказалась куда хуже любой шлюхи. Синтия предала собственную сестру. На такое способны лишь самые подлые из подлых. Габби надеялась, что папа убил ее. Надеялась, что он убил их обоих. Они заслужили смерть.Глава 57
— Заткни рот, Синтия! Заткнись наконец! Джек Каллахан не скрывал своего отвращения к дочери и зятю. — Куда поехал Джимми? — переведя взгляд на Джонни Паркера, спросил он. Зять выглядел униженным и растерянным, что несколько остудило кипевшую в сердце старика ярость. Но даже убийственная репутация Джонни П. не могла испугать тестя. Для Джека Каллахана эти люди стали самыми презренными существами на свете, мерзкой падалью, а не людьми. Единственным его желанием было никогда больше их не видеть. — Я не знаю, папа. — Не называй меня «папа», потаскуха безмозглая! После этой ночи я видеть тебя не хочу. Когда ты трахалась с ним все эти годы, то о сестре не думала! — Джек перевел взгляд на Джонни Паркера. — Твоя жена Селеста — моя дочь. Надеюсь, ты об этом не забыл. Кто-нибудь о ней подумал? Синтия, ты сначала своими действиями доводишь сестру до нервного срыва, потом у маленького Джеймса едет крыша. Большие достижения, черт побери! Ладно, сейчас тебе нужно поскорее найти мужа. Кто знает, на что он теперь способен! Не удивлюсь, если он уже помчался в полицию сдавать вас всех. Мужчина, которому жена изменила с его лучшим другом, способен на многое. Джонни находился словно в ступоре и вел себя как пьяный в стельку человек. — А Селеста? — Она знает. После всего этого тебе придется долго ее уговаривать. Джонни взглянул на Синтию. Один ее глаз был подбит. На лице — запекшаяся кровь. Джимми хорошо поработал над своей женой. Он бил ее кулаками и пинал ногами. Бешенство Джимми ошеломило Джонни. Муж его любовницы оказался сильным мужчиной, а вовсе не слюнтяем, как рассказывала Синтия. Перед уходом он даже вмазал Джонни пару раз так, что тому мало не показалось. А когда он уезжал, мотор автомобиля ревел так, словно Джимми Тейлор участвовал в гонке на гран-при. Но лишь взглянув в глаза Габби, Джонни до конца осознал, что натворил. Если бы взгляд мог убивать, сейчас Джонни валялся бы мертвым на полу. А Селеста! Его Селеста! Она знает! — Селеста… Она у вас, Джек? — Она все знает, и теперь, возможно, решит уйти от тебя и жить своей жизнью. Что ж до тебя, Синтия, то держись от нее подальше! Она тебя боготворила, а ты… — Бросив убийственный взгляд на старшую дочь, Джек Каллахан добавил: — Надеюсь, ты никогда больше не будешь счастлива… ни одного дня, Синтия. Я надеюсь, что ты будешь вечно терзаться завистью и ненавистью. Ты хотела заполучить то, что принадлежит Селесте. У нее был Джонни, а у тебя — недотепа Джимми… Ладно, вы друг друга стоите. Не буду тратить на вас время. Прощайте. И Джек Каллахан вышел из дома. Синтия молча проводила его глазами, а затем, повернувшись к Джонни, с вызовом сказала: — А я рада, что все наконец-то раскрылось. Теперь мы сможем быть вместе. Джонни ошеломленно уставился на любовницу. — Какого черта? Глупая сука! Ты рада, что все узнали? Ты что, вконец спятила? Ты мне противна! Ты что, не понимаешь, что мы натворили? Я люблю Селесту и всегда буду ее любить! Я тебя не люблю! Ты, конечно, красавица, но таких, как ты, любить нельзя. Посмотри правде в глаза, Синтия! Он посмотрел на женщину, которая долгое время занимала все его мысли, и вдруг с удовлетворением понял, что одержимость ею сошла на нет. — Я должен найти Джимми и помешать ему наделать глупостей. Твой отец прав. Но сначала мне надо увидеться с женой и попытаться исправить то, что мы натворили. — Джонни перевел взгляд на девочку. — Позаботься о матери. Габби рассмеялась. Теперь она выглядела намного старше своих четырнадцати лет. — Сам о ней заботься! Я полностью согласна с дедушкой. У меня больше нет матери. Она мертва. Она выбежала из дома и догнала деда. Тот обнял ее за плечи. — Мне не следовало уходить без тебя, Габби. О чем я только думал… Габби взяла его за руку, и они вместе пошли к бабушке.Глава 58
— Ты знала об этом, мама? Мэри Каллахан взглянула на младшую дочь и решила, что сейчас только правда может ей помочь. — Думаю, многие знали, но не решались вмешиваться. И я надеялась, что это как-то само собой пройдет. Селеста кивнула. Она давно подозревала, что у мужа есть любовница, только не знала, что это Синтия. Он не из тех мужчин, которые будут в чем-то себе отказывать. Именно эта черта характера привлекала ее в нем. Селеста верила, что, не случись той роковой ночи, когда Кевин Брайант напал на нее, ничего бы у Джонни с сестрой не вышло. Та ночь изменила их всех, особенно ее. Для Синтии события той ночи оказались пропуском в мир, частью которого, в отличие от младшей сестры, она хотела стать. Селеста никогда не желала быть частью преступной империи, которой правил ее муж, самое большее — она соглашалась закрывать на это глаза. После случившегося Селеста по-настоящему привязалась к Синтии, не подозревая, что старшая сестра спит с ее мужем. Она чувствовала, как в сердце поднимается волна ярости. Сколько раз, возвращаясь от любовницы, Джонни обнимал и ласкал ее? После секса с Синтией он шел к ее младшей сестре… Какая мерзость! Селеста тяжело дышала. Ее начало тошнить, и мать проводила ее в туалетную комнату. Мэри Каллахан буквально кипела от негодования. Окажись старшая дочь сейчас здесь, она без колебаний убила бы эту тварь! Синтия всегда приносила близким одни лишь неприятности. Мэри знала, что она завидует младшей сестре, хотя внешность Селесты была лишь слабым отражением красоты Синтии. В отличие от старшей сестры, Селеста была просто симпатичной девушкой, а отнюдь не писаной красавицей. Синтия обладала роскошным телом, Селесте же достались от природы куда более скромные формы. Но что касается личности, то Селеста стоила сотен таких тварей, как Синтия, и отличалась мягким, добрым характером. Мэри Каллахан прокляла тот день, когда Джонни Паркер повстречался на дороге ее дочерей. Он ничего не принес в их семью, кроме горя и неприятностей.Глава 59
Когда Габби, бросившись вдогонку за дедом, скрылась за дверью, Джонни Паркер перевел взгляд на Синтию. Казалось, пелена спала с его глаз, и он впервые за много лет увидел Синтию такой, какой она была на самом деле. Мерзкое зрелище! Морщины, лучиками выходящие из уголков ее глаз и рта, душевное уродство даже во взгляде… Тряхнув головой, он направился к выходу. — Ты не уйдешь, Джонни! Никто не смеет от меня уйти! — прошипела Синтия. Даже сейчас она не чувствовала и капли стыда за содеянное. Она просто не могла склонить голову и просить прощения. — Никто не смеет от тебя уходить? Да кем ты себя считаешь, дура? — Я женщина, которая убила Брайанта. Не забывай об этом. Джонни зло усмехнулся. — Кому сейчас есть дело до этого? Хоть раз в своей чертовой жизни признай, что не права! Я бы все отдал, чтобы ничего этого не случилось. Селеста — свет моей жизни, а мы практически сломали ей жизнь. Ты и впрямь хочешь окончательно ее уничтожить? Синтия утвердительно кивнула и со своей всегдашней заносчивой откровенностью призналась: — А почему бы нет? Жалость — неподходящая основа для брака. Тебе нужна сильная женщина. Женщина, способная на многое. Джонни несколько секунд разглядывал бывшую любовницу, прежде чем ответить: — Ты совсем рехнулась, если думаешь, что я могу на тебе жениться. Селеста — все для меня. Мне казалось, ты достаточно умна, чтобы это понимать. Мы просто трахались все эти годы, Синтия. Если Селеста захочет со мной развестись, так тому и быть. Я не буду винить ее. Что же касается тебя… У тебя нет шансов. Я тебя больше не хочу! И Джонни направился к выходу. Чем скорее он избавится от любовницы, чем скорее начнет исправлять то, что наделал, тем будет лучше для всех. Синтия бросилась на него, но сил ей явно не хватало, и Джонни, не церемонясь, отшвырнул ее в сторону. — Я иду к жене. Надеюсь, Бог меня простит. Только теперь я понимаю, насколько она мне дорога. Я не могу без нее жить. Услышав, как входная дверь захлопывается, Синтия разрыдалась. Наконец-то она поняла, что ее мужчина, ее Джонни, навсегда для нее потерян. За исключением себя самой, Джонни Паркер был единственным человеком в мире, чья судьба была Синтии не безразлична. Джонни — настоящий мужчина, крутой самец… Они созданы друг для друга. Она надеялась, что и Джонни в глубине души чувствует к ней то же, что она к нему. Разглядывая руины, в которые превратилась ее идеальная кухня, Синтия, пожалуй, впервые в жизни почувствовала сильнейший эмоциональный шок, вызванный утратой любимого человека, и ее удивило, что душевная боль может оказаться столь же сильной, как физическая. Она понимала, что прежняя жизнь окончена и впереди ее ждет лишь одиночество. Подобная перспектива пугала. В глубине ее сознания зрела мысль, что в случившемся есть доля и ее вины. Всю жизнь она шла к своей цели, не задумываясь о последствиях. Теперь Синтия понимала, что мать была права: за все в жизни надо платить, и львиная доля этой платы приходится на горькие слезы. Синтия не верила, что эта поговорка имеет какое-либо отношение к ее жизни, и только теперь поняла, что ошибалась. Впервые в жизни она горько рыдала.Глава 60
Джимми набрался до чертиков. Прежде он никогда так не напивался. Хуже того, он чувствовал, что сейчас вырубится. Он долго обшаривал машину, пока не нашел грамм кокаина, спрятанный под чехлом водительского сиденья. Джимми нюхал прямо с бумаги. В носе защипало. Хороший товар! Он рассмеялся жалким смехом и отхлебнул из бутылки. Она оказалась почти пустой. Нетвердой походкой Джимми Тейлор вышел из машины, и в нос ему ударила вонь собственной блевотины. Он вспомнил, что уже проделал это чуть раньше. Упав на колени посреди содержимого собственного желудка, Джимми почувствовал в животе новый предательский позыв. Оглядевшись, он увидел мерцающие огни Лондона. Он находился на верхнем этаже многоэтажного гаража. Джимми ощутил легкое дыхание ветра на лице и, подняв глаза к ночному небу, увидел ковш Большой Медведицы. Он вспомнил, как отец учил его читать карту звездного неба во время туристического похода по Франции. Джимми улыбнулся. Ему повезло, что у него было счастливое детство. Сука, на которой он женат, превратила детство его собственных детей в сущий ад. Почему он с ней не развелся? Где-то в глубинах сознания родился ответ: «Потому что любил и надеялся, что в ней есть и хорошее». Последние несколько лет можно было назвать сносными. Синтия не казалась такой несчастной и злой на весь мир, как прежде. Теперь он знал почему… Она подцепила старину Джонни Паркера… Товарищ… Друг семьи… Свояк… Двуличный ублюдок… На кухонном столе, за которым они ужинают! Боже всемогущий! При мысли о такой чудовищной подлости Джимми снова стошнило. Как часто они трахались на этом столе? А она… она спокойно подавала им еду, зная, чем вскоре будет заниматься… Синтия хуже последней шлюхи. По крайней мере, проститутки не притворяются честными женщинами. Степень низости и подлости жены не укладывалась в его голове. А он ни сном ни духом не знал, не подозревал о том, что происходит. За кого они его принимали? Как часто они смеялись за его спиной? Как часто потешались над доверчивым дурачком? Он верил им. По крайней мере, он верил Джонни. Ветер донес звуки музыки. Джимми прислушался и узнал мелодию. Эдди Грант пел «Крошка, вернись». Какая ирония! Он грустно усмехнулся. Он ненавидел свою жену, ненавидел за все то зло, которое она им причинила. Бедняжка Селеста! Ей и так досталось от жизни, а теперь еще это… Джимми не знал, догадывались ли родители Синтии о том, что происходит, но подозревал, что так оно и было. Он что, единственный, кто этого не знал? Джимми почувствовал жгучий стыд. Все они знали… знают, что он рогоносец, что его жену трахает самый опасный ублюдок во всем Лондоне. Он перегнулся через бетонный парапет. До земли далеко… Смешно! До сегодняшней ночи он считал себя уважаемым человеком, человеком, которого, если и не боятся, то, по крайней мере, с ним считаются. Как оказалось, он ошибся. Он вообще наделал за свою жизнь кучу ошибок… Встав на парапет, Джимми полной грудью вдохнул и прыгнул вниз. Последней его мыслью было: чьим биологическим сыном на самом деле является Джеймс-младший? Он надеялся, что не его…Глава 61
— Теперь ты счастлива?! Он мертв! Он мертв! Габби вытирала бегущие по щекам слезы. Ей казалось, что сердце вырвали у нее из груди, оставив вместо него темную, мрачную пустоту. Она по-настоящему любила отца. Он тоже любил ее и заботился о ней. Он убил себя из-за Синтии, ее матери, женщины, которая никогда никого не любила, за исключением себя. — Собирай свои вещи, Габриелла! Мы едем домой. Мэри Каллахан посмотрела на дочь и в тысячный раз задалась вопросом, как ее угораздило родить это убожество. — Убирайся из нашего дома, Синтия! Мы не хотим тебя видеть. — Мне нужна моя дочь, мама. — Она не хочет с тобой идти. Никто здесь не рад тебя видеть. Синтия пристально смотрела в глаза женщине, подарившей ей жизнь. С самого детства ее отношение к матери было в равной мере замешано на любви и ненависти. — Это мы еще посмотрим, — бросила она напоследок. Захлопнув перед дочерью дверь, Мэри с грустью в голосе прошептала: — Да, Синтия, боюсь, что посмотрим… — И нежно обняв внучку за плечи, успокаивающе сказала: — Идем в кухню. Я сварю тебе какао. — Мне ведь не придется возвращаться к ней, бабушка? Мэри тяжело вздохнула и постаралась не кривить душой, отвечая: — Надеюсь, не придется, Габби. Джек сидел перед выключенным телевизором и пил пиво. В квартире стояла непривычная тишина. Такого Габби прежде не помнила. Казалось, что страшные события последних дней полностью лишили их всех счастья, которым так славилась семья Каллаханов. Тетя Селеста вернулась к себе домой — ее муж, как всегда, добился своего. Впрочем, было видно, что дядя Джонни искренне сожалеет о случившемся, но Габби все равно не смогла его простить. Она никогда не сможет простить его и ее. Папа мертв, а он был одним из немногих, кто по-настоящему ее любил. Теперь Габби сожалела, что нечасто говорила папе, насколько она ему благодарна за заботу и понимание. А вот Синтия не проявила даже тени раскаяния в том, что стала причиной самоубийства Джеймса. Она не оплакивала мужа. Она лишь угрожала, вознамерившись вернуть дочь себе. Как всегда, Синтия возвела себя во главу угла. Дедушка и бабушка состарились прямо на глазах. Джеймс-младший застрял в психлечебнице. Габби видела, что семья разваливается. Она хотела, но не знала, как помочь в этой беде. Единственным лучиком в мрачном царстве оставался Винсент. Просто мечта любой девушки! Дедушка сказал, что он может приходить к ним домой. Это просто замечательно! Лишь присутствие рядом любимого человека дарило Габби надежду, что в один прекрасный день страшная душевная боль, терзающая ее сердце, отступит. Ее мать — плохая. Она губит все, к чему бы ни прикоснулась. Ей все равно, что кому-то ее поведение может нанести вред. Главное — добиться того, чего ей хочется. Габби знала, что Синтия донимала дядю Джонни своим вниманием. Она звонила ему и днем, и ночью, пока он не сменил номер телефона. Бабушка и дедушка не находили себе места от ярости. Джек ворчал, что теперь все вокруг только и делают, что перемывают им косточки, и на месте Джонни Паркера он бы пристрелил Синтию, как бешеную собаку. Этим он окажет всем большую услугу. Габби была полностью согласна с дедом. Ей и самой хотелось убить мать. То, что дядю Джонни простили, Габби не удивило. Бабушка и дедушка отвернулись от Синтии, но они ни за что не сделали бы ничего, что может навредить Селесте. Их младшей дочери нужна семья, а они нужны ей. В душе Габби возмущало то, что Джонни Паркер вышел сухим из воды. Он виноват в смерти ее папы ничуть не меньше Синтии. Бедный папа покончил жизнь самоубийством! На ее глаза снова навернулись слезы. Вся жизнь вдруг пошла прахом. Габби не знала, как жить дальше. Она никогда больше не увидит папу, не услышит его голос. А матери, виновнице его смерти, похоже, как о стену горохом. Синтия ведет себя так, словно ничего особенного не произошло. Даже сегодня она не проявляла заметной обеспокоенности тем, что ее муж мертв, что он спрыгнул с шестого этажа прямо на стальную арматуру. Как всегда, Синтия выглядела раздраженной и сердитой на весь мир. Как же это несправедливо!Глава 62
Дерек Грин часто общался с Винсентом О’Кейси. Толковый парень! К тому же он встречается с дочерью Синтии Тейлор, это всем известно. Заметно было, что парень ищет подходы к Дереку. Он хочет стать частью его команды. Дерек Грин видел, что у парня большое будущее. Он может угнать любую тачку и разбирается в моторах. Из него выйдет хороший водитель А это немаловажно… Хороший водитель знает все улочки и переулки как свои пять пальцев и никогда не теряет голову в критической ситуации. Три крепких парня, вооруженных обрезами и с сумками денег в руках, не станут миндальничать с придурком, который не знает, куда едет. Вот почему хороший водитель — это козырная карта при любом крупном гоп-стопе. Из того, что Дерек слышал и знал об этом парне, Винсент подойдет для такой работенки. К тому же он знает, что происходит в семье Джонни Паркера, а это чего-то да стоит. Что же касается Винсента О’Кейси, то он был только рад рассказывать Дереку Грину все, что знал. Ему льстило внимание крутого парня. Он мечтал стать своим в мире, где правят такие крутые перцы, как Дерек Грин. Темой бесконечных бесед «у огонька» был скандал, разразившийся после того, как Джонни Паркера застали с сестрой его жены. Оказалось, что многие догадывались об их связи. На самом деле Джонни не был настолько хитер, как ему казалось. Винсенту было до слез горько наблюдать за тем, как мучается его любимая. Он по-настоящему любил эту девушку и, несмотря на свою молодость, понимал, что они составляют прекрасную пару. — Я слышал, жена Джонни Паркера вернулась к мужу. Винсент кивнул. — Да. Она его еще до конца не простила, но к тому идет… А вот с Синтией Тейлор все кончено. Даже дети не хотят ее видеть. Дерек глубокомысленно кивнул. — Никто их за это винить не станет. Шесть долбаных этажей! Муж точно не собирался добиваться чьей-то жалости. Он хотел умереть, и умер. — Я тоже так считаю, Дерек. Мне очень жаль Габби. Она потеряла отца, брат заперт в психушке, а от матери больше неприятностей, чем от свиной отбивной, принесенной в мечеть. Жизни, которой она жила прежде, пришел конец, и теперь Габби старается сохранить то, что осталась. Я говорил, что мать отдала ее под опеку государства? Теперь ей даже к бабушке ездить нельзя. Мать заявила, что Габби плохо себя ведет, а ее родители только потакают распущенности внучки. Сокрушенно покачав головой, Дерек спросил: — Ты не смог бы разузнать, что Джонни Паркер будет делать в следующую пятницу? Мне надо с ним встретиться, и я хочу выкроить время. Это останется между нами. Хорошо? Винсент О’Кейси переполнился гордостью за оказанное ему доверие. — Конечно, Дерек. Если я попрошу, Габби все для меня узнает. Дерек Грин улыбнулся. — Спасибо.Глава 63
Габриела Тейлор находилась в глубочайшей депрессии. Она похоронила отца, и эта церемония далась девочке с трудом. Невыносимо было видеть тщательно подкрашенное лицо матери. На голову Синтия надела черную кружевную мантилью, а ее великолепную фигуру обтягивало черное шелковое платье-футляр. Габби хотелось наброситься и разорвать эту мразь на куски. Мать прекрасно исполняла роль убитой горем вдовы, но дочь видела, что все это лишь притворство. Всю свою жизнь Синтия только тем и занята, что играет разные роли! Вернувшись в дом бабушки после похорон, Габби долго размышляла над тем, как жили ее родители. Никого из семьи отца на похоронах не было. Они уже долгое время не поддерживали с Джимми никаких отношений — Синтия позаботилась об этом. Да и вообще самоубийство отпугивает людей. Они стыдятся своих родственников, решившихся свести счеты с жизнью, и, похоже, предпочитают, чтобы их родные гибли в автокатастрофах или умирали от рака, чем заканчивали жизнь самоубийством. Лично для Габби самоубийство отца означало, что он раз и навсегда бросил… оставил… покинул ее. В крематории Габби ощущала себя маленькой и беззащитной девочкой. В воздухе витали странные запахи. До слуха долетали приглушенные голоса. На церемонии присутствовало довольно много людей. Впрочем, большинство из них относились к категории праздных зевак, как выражался дедушка. Они приходят на похороны лишь из нездорового любопытства — поглазеть на чужое горе. Габби стало чуть легче на душе, когда Винсент проскользнул на заднюю скамью и подмигнул ей. Ее мать стояла одна. Грустная, утирающая слезы женщина, которой не удалось обмануть никого из тех, кто ее хорошо знает. То, что люди ее сторонились, должно было ясно показать Синтии, что они о ней думают, но по выражению лица матери Габби поняла, что той на мнение окружающих глубоко наплевать. К чему изменять своим привычкам? Теперь же девочке пришлось на собственной шкуре прочувствовать, что приготовила для нее Синтия. Работница социальной службы мисс Беллами уведомила бабушку, что ее дочь, миссис Тейлор, подписала бумаги, передавая свою дочь под опеку государства. Ее дедушка и бабушка горячо возражали, но внучка чувствовала, что, по крайней мере сейчас, это бесполезно. Согласно правилам, они должны будут обратиться в суд, и тогда судья может предоставить им право на временную опеку, а позже вернуть внучку совсем. Никого не удивило то, что сделала Синтия. Видно, мать решила, что если уж Габби не достанется ей, то гори оно все ярким пламенем! Габби до сих пор находилась под впечатлением событий последних недель, и у нее не было сил ни с кем спорить. Она не хотела никуда идти, но понимала, что, если сейчас поссорится с мисс Беллами, это повлияет на всю дальнейшую ее жизнь. Мисс Беллами, впрочем, казалась милой женщиной, вернее девушкой, и вполне могла бы сойти за стереотипный образ социальной работницы. Сандалии и тощие лодыжки. Густые темные волосы — словно щетина половой щетки. По крайней мере, у нее добрые карие глаза. Габби надеялась, что не ошибается. — Мне обязательно надо идти? Мисс Беллами с сочувствием смотрела на симпатичную голубоглазую блондинку-подростка. Мать девочки социальной работнице совсем не понравилась. Она была категорически против того, чтобы ее дочь жила с дедушкой и бабушкой. Родители редко передают опеку над своими детьми государству, но миссис Тейлор считала, что не в состоянии заботиться о дочери. Она заявила, что после самоубийства мужа страдает депрессией и принимает медикаменты. Это извинительно, учитывая все обстоятельства. Миссис Тейлор настаивала на том, что ее родители, которые не являются достойными образцами для подражания, не должны становиться опекунами Габриелы. Они много пьют, без конца курят и имеют страсть к азартным играм. И это не считая других грешков, о которых Синтия Тейлор прямо не говорила, но на которые намекала… Что ж, как всегда, следует во всем разобраться, а пока ребенок будет помещен под опеку местных органов власти. Впрочем, уже во время первого визита в дом Каллаханов мисс Беллами пришла к выводу, что здесь девочке было бы хорошо. В доме прибрано и довольно опрятно. Пожилая пара, хотя и курит, отличается вполне сносным здоровьем. К тому же они любят свою внучку. А еще мисс Беллами поняла, что все в этой семье терпеть не могут Синтию Тейлор. Не следовало забывать о брате девочки, которого отправили на лечение в государственную психиатрическую больницу. Его мать, фигурально выражаясь, умыла руки, заявив, что при сложившихся обстоятельствах просто не в состоянии заботиться о сыне. Когда Джеймсу-младшему сообщили о смерти отца, он рассвирепел и начал бросаться на окружающих, а на следующий день напал на санитара с ножом. Так что ему предстоит еще долго оставаться под опекой государства в больнице. Мисс Беллами сокрушенно покачала головой, размышляя о плачевном состоянии некоторых семей. У них водились деньги, их дома отличались добротностью, граничащей с роскошью, но мисс Беллами не рискнула бы оставить свою собаку на попечении такой женщины, как миссис Синтия Тейлор, не говоря уже о том, чтобы позволить ей рожать детей… Такова жизнь! Вы должны получить разрешение, если хотите обзавестись собакой. Если вы пренебрежете правилами, вас оштрафуют. Даже телевизор нельзя купить просто так, а вот родить ребенка с бухты-барахты дозволяется. Абсурд, что ни говори, но с этим ничего не поделаешь. И мисс Беллами приходилось работать над ошибками нерадивых родителей. — С кем бы ты хотела остаться, Габриела? Девочка улыбнулась. — Я хочу остаться здесь. Я прожила в этом доме бóльшую часть жизни, а к родителям переехала только недавно. — Моя дочь никогда не была хорошей матерью, — поддержала внучку бабушка Мэри. — Надеюсь, вы понимаете, о чем я хочу сказать? — Не преуменьшай, — пробурчал Джек Каллахан. — Крысы куда более заботливые матери, чем она. — Она виновата в смерти моего папы. Вы ведь слышали об этом? — добавила Габби. — Он застал ее с любовником, мужем моей тети, ее сестры. Я была рядом, а они на столе… Мисс Беллами, конечно же, слышала эту историю. Несколько дней на работе только и было разговоров о «шалостях» Джонни П. Об этом трепались по всему восточному Лондону. То, что мужчина, с которым застали миссис Тейлор, был местным криминальным авторитетом, только подливало масла в огонь. Конечно, не существует законов, по которым преступники не имеют права иметь семью. Как ни странно, но многие из них оказывались неплохими родителями. Такой вот парадокс! — Пожалуйста, разрешите мне остаться здесь! — взмолилась Габби. — Я сделаю все от меня зависящее, — улыбнувшись, мягким голосом заверила ее мисс Беллами, — но сейчас тебе придется пойти со мной. Собери свои вещи, Габриела. Много не нужно… — Но только недавно кремировали моего папу… Я никого не знаю, кроме бабушки и дедушки… Я хочу остаться здесь, с ними! Габби сама слышала, как в ее голосе нарастает паника. Она не хотела отсюда уезжать. Здесь ее дом, единственный дом, в котором она всегда чувствовала себя как дома. Как же это подло! В очередной раз мать вмешивается в их жизнь. Синтия сейчас далеко, но эхо того, что она сделала, еще долго будет ощущаться ее дочерью. Габби подбежала к бабушке, и Мэри крепко обняла внучку. Она утешала ее так, словно Габби все еще была маленькой девочкой: — Это продлится недолго. Но если мы сейчас пойдем на скандал, то впоследствии это нам аукнется. Помнишь бедняжку Ханну, которая жила через дорогу? Ее лишили родительских прав, когда она подралась с социальными работниками. Делай так, как тебе говорят, девочка моя. Скоро ты снова будешь с нами. Я скажу Винсенту, где тебя искать. Не волнуйся, дорогая. Слова бабушки немного успокоили Габби. Поплакав еще немножко, она в последний раз обняла родных ее сердцу людей и с тяжелым сердцем подчинилась.Глава 64
— Послушай, Селеста, на меня просто какое-то помрачение нашло. Ты же знаешь, как Синтия может влиять на людей. Со времени похорон Джимми Селеста не сказала мужу ни слова. Казалось, сознание покинуло ее тело, и теперь никто не мог до нее достучаться. — Пожалуйста, поговори со мной, любимая! Селеста немигающими глазами уставилась на Джонни. Ясный, честный взгляд. От него мужу стало стыдно до боли. Его жене удавалось заставить человека почувствовать, что он не прав, лишь взглянув на него. Этот взгляд имел куда больший эффект, чем первая речь новоизбранного члена парламента. Селеста всегда поступала по правилам. Она была честна до мелочей. На нее всегда можно было положиться. Когда-то Джонни и себя считал надежным человеком. Теперь же, оказавшись в эпицентре грандиозного скандала, он понимал, что никогда не сможет до конца обелить свою репутацию. Смерть Джимми Тейлора спровоцировала возникновение множества проблем. Люди теперь неохотно вели с ним дела. На воровство смотрели сквозь пальцы, если человек, конечно же, не мошенничал с показаниями газовых счетчиков и не грабил муниципальные дома, в которых жили инвалиды, или дома престарелых. Лучше всего относились к налетчикам, грабившим банки. Их профессия была окружена романтическим ореолом… А вот лжецов никто не уважал. Лжецы — опасные люди. Их следует сторониться, так как источаемая ими ложь может запятнать тех, кто находится рядом. Даже в Библии есть слова, посвященные лжецам и прелюбодеям. Многие догадывались о связи, которая была у Джонни со свояченицей, красивой, но чокнутой Синтией Тейлор. Впрочем, не желая ссориться с самим Джонни П., люди держали свое мнение при себе. Самоубийство Джимми оставило после себя неприятный осадок. Если самоубийца не стукач, преступный мир плохо относится к тем, кто довел человека до крайности. Стукачам, напротив, полагается совершать суицид — таким образом они избавляют себя от мучений, которые ожидают их в случае, если до них доберутся те, кого они сдали. После самоубийства Джимми Тейлора многие начали задаваться вопросом: «Если он способен на такую гадость, следует ли ему вообще доверять?» Масло в огонь добавило и то, что в районе появилось несколько крутых парней из молодых да ранних. Они ставили под сомнение авторитет Джонни Паркера. Взбираясь по криминальной лестнице, Джонни П. нажил себе много врагов, и теперь они радовались тому, что их недруг пожинает то, что посеял. Женщины только и говорили о нем как о мерзавце, который способен без зазрения совести так поступить со своей женой и наставить рога тому, кто на него работал. Образ Джимми идеализировали, он стал почти святым. Люди говорили, что не стоит удивляться тому, что покойный так много пил и употреблял кокаин. С такой женой, как Синтия, и с таким боссом-свояком, как Джонни, это неудивительно. Еще и не до такого докатишься! То, что дети Синтии Тейлор очутились под опекой государства, считалось наиболее скандальным. У мальчика, поговаривали, не все в порядке с головой. Он убил соседского кота, перерезав ему горло. Девочка, напротив, казалась всем сущим ангелом. Как говорили женщины, Синтия отправила ее в детдом только из ревности. Девочка исключительно хороша собой, а эта бессердечная сука не хочет видеть рядом никого, кто мог бы с ней соперничать. Она избавилась от всех, кто стоял у нее на пути, включая собственного мужа. Некоторые намекали на то, что весь скандал был тщательно спланирован самой Синтией. На самом деле она хотела, чтобы муж застал ее лежащей на столе вместе с любовником. Долго создаваемая репутация Джонни Паркера рассыпалась, как карточный домик. Теперь в глазах людей своего круга он перестал быть «хорошим парнем». Одни говорили, что Джонни зарвался, другие, менее сдержанные, заявляли, что «этот придурок возомнил себе, что его дерьмо не воняет». Дела шли хуже, чем прежде, по всем направлениям. Джонни Паркера неприятно удивило то, что выходцы из Восточной Европы, особенно русские, рассматривают его «шалость» в качестве геноцида собственной семьи. Они оказывали деловому партнеру холодный прием, и Джонни это тревожило. Да, у него был роман. Ну и что? Он готов был признать, что поступил неправильно, но сила общественного осуждения была непропорционально велика по сравнению со степенью его вины. Самоубийство Джимми Тейлора погасило его счастливую звезду. Джонни казалось, что с каждым днем груз вины становится все более и более невыносимым. В последнее время ко всему прочему добавилась мука ежедневно видеться с Селестой, которую он по-прежнему любил, хотя теперь, вследствие его промахов и преступлений, она представляла собой лишь слабую тень себя прежней. Иногда Джонни задумывался над тем, как он вообще довел жену до такого состояния. И ответ он прекрасно знал. Он всегда брал то, что хотел, не обращая внимания на последствия. Когда-то Джонни считал это сильной стороной своего характера, теперь же он понимал, что это было слабостью. Единственное, что ему сейчас оставалось, — это постараться пережить трудные времена. Будет нелегко, но другого выбора все равно нет. Джонни Паркер должен каждый день заниматься своими обычными делами, терпеливо сносить недоброжелательность окружающих и мало-помалу вернуть доверие своих деловых партнеров. Селеста, не отрываясь, смотрела на него. Джонни криво улыбнулся. — Извини, любимая. Я прошу у тебя прощения. Женщина протянула руку и положила ее поверх руки мужа. — Знаю. Джонни опустил голову и едва сдержался, чтобы не расплакаться.Глава 65
Дерек Грин радовался жизни. Он вообще был жизнерадостным человеком. У него замечательная семья, он живет полноценной жизнью, и на его широких плечах держится довольно-таки сообразительная голова. Впрочем, сегодня он чувствовал себя счастливее, чем обычно. Сегодня он станет большим человеком. Дерек не мог дождаться начала фейерверка. Предварительная работа заняла много времени, но он готов был подождать еще пару дней, лишь бы наверняка заполучить причитающийся ему куш… Щедрый куш! Джонни П. пребывает в нетерпении, но так даже лучше. Несмотря на все неприятности, которые в последнее время свалились на голову мистера Паркера, Дерек вел с ним дела со всей своей обычной почтительностью, и Джонни был ему за это очень благодарен. Конечно, Дерек в глубине души считал, что Джонни зашел слишком далеко и его нужно поставить на место, но для пользы дела следовало помалкивать и строить из себя лучшего друга большого босса. — У тебя довольный вид, Дерек! Он улыбнулся жене: — Я просто счастлив, моя принцесса! Женщина с подозрением уставилась на мужа. Они были вместе с тринадцати лет, и она знала Дерека лучше, чем он сам. — Что ты задумал? Ее подозрение росло. Она боялась, что муж совершит какую-нибудь глупость и его надолго упекут за решетку, как посадили в свое время отца Дерека. — Небольшое мошенничество. Ничего серьезного, но дело доходное… С чего вдруг такой интерес? Или ты решила стать полицейским? Женщина улыбнулась. Она любила мужа всем сердцем и верила, что и он в ней души не чает, несмотря на многочисленные следы трех беременностей, оставшиеся на ее теле после рождения их детей. Муж часто до глубокой ночи задерживался на работе, но она считала себя счастливым человеком и была благодарна судьбе. Нельзя ничего воспринимать как должное. Если будешь слишком зазнаваться, легко можешь потерять своего мужчину. Жена готовила уставшему мужу горячую ванну и делала ему массаж. Пусть считает себя королем в своей вотчине! Только так можно удержать мужа дома и подавить неизбежное искушение сходить налево. Мужчины похожи на детей. Как только им надоедает одна игра, они сразу же затевают другую. Ладно, ей и Дереку такое не угрожает. Уж она-то об этом позаботится. — Ты поздно вернешься? Дерек Грин пожал плечами. — Не знаю, дорогая. Если буду задерживаться, я тебе позвоню. Жена кивнула. Она знала, что он непременно позвонит…Глава 66
— Перестань, Линфорд! Ты и сам понимаешь, что это прибыльное дельце. Линфорд Фаргас улыбнулся. Впрочем, улыбка у него вышла какая-то натянутая. Джонни понимал, что пройдет много времени, прежде чем они вновь смогут вести себя как лучшие друзья. Линфорд часто работал с Джимми. Тот был надежным парнем, и его самоубийство произвело на ямайца тяжелое впечатление. Суицид — дело отстойное. Линфорд не понаслышке знал, каково это, когда твой родственник сводит счеты с жизнью. Его собственный брат повесился в камере Брикстонской тюрьмы, не дождавшись приговора суда. Линфорд до сих пор оплакивал брата. Он искренне верил, что жизнь — чудесный дар, по крайней мере, твоя собственная жизнь. Никакие проблемы или неприятности не могут быть настолько серьезными, чтобы из-за них стоило покончить с собой. Живешь только раз, и долг человека сделать свою жизнь настолько безоблачной, насколько это в его силах. Неприглядная роль Джонни во всем этом деле вызвала отчуждение между друзьями. Впрочем, Линфорд ничего приятелю не сказал. Единственное, что оставалось Джонни Паркеру, так это стараться не усугублять и без того неважное положение, в котором он очутился. — Это ведь мошенничество, или я чего-то не понимаю? Джонни утвердительно кивнул. Он видел, что его собеседнику не по себе. — Да, но мы сможем провернуть это дельце с минимальным нарушением закона. Все получится. Линфорд пожал плечами. — Да вроде верняк. Я просмотрел цифры. Джимми сказал… Ямаец запнулся. — Джимми говорил, что дело того стоит, — спокойным голосом произнес Джонни Паркер и добавил: — Мы можем поговорить о нем… Линфорд снова пожал плечами. — Мне он нравился. Джимми был хорошим парнем, но, как все хорошие парни, он не понимал, насколько несправедливым может быть мир. Дальше в разговоре Линфорд никогда не заходил, и оба это хорошо знали. Джонни немного помолчал, а потом, помрачнев, сказал: — Послушай, Линфорд! Я бы очень хотел повернуть время назад, но не могу… Я лежу без сна ночи напролет и мучаюсь вопросом: «Почему я позволил ей влезть ко мне в душу?» По правде говоря, Синтия мне никогда по-настоящему не нравилась. Я не могу объяснить, чем она меня привлекла. Со стороны может показаться, что я ее во всем обвиняю, но дело не в этом. Когда Синтия убила Брайанта, это так меня заинтриговало! Она показалась мне такой… опасной… по-настоящему опасной… Внешне похожа на ангела, а на самом деле грязное, похотливое животное. Она как сука во время течки, но мне это нравилось… Знаю, что это неправильно, но так было. Она словно одна из тех чертовых сук… ну, ты понимаешь… бойцовских собак… Они могут напасть на тебя в любую минуту, но ты все равно заводишь себе такую тварь. Я предчувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но все равно продолжал с ней встречаться. Сейчас, во всяком случае, все позади. Меня воротит от одного ее вида. Знаешь, а ведь она после всего этого приступила к работе так, словно ничего не случилось. Линфорд кивнул. — Да уж! Как только я увидел ее в букмекерской конторе, так сразу все понял. Понял, с кем связался. Я успел хорошо ее изучить. Я знаю, как она думает. Она на все способна… в буквальном смысле на все… Я от нее откупился. А что еще я должен был делать? Ей надо было что-то дать. Конечно, возмутительно… Как по мне, так эту суку лучше утопить в грязи, но если уж по совести, то я ничем не лучше ее… Я ведь по-настоящему люблю жену. Селеста меня простила… кажется… и теперь мне надо доказать ей, что я не полный неудачник. Я так и поступлю! Все сделаю, чтобы она поняла, как много для меня значит. Линфорд верил, что Джонни говорит искренне, но в то же время понимал, что, несмотря на все эти громкие заявления, в его натуре всегда было сильно «я хочу — я получаю». Джонни П. связался с Синтией, потому что так захотел, и плевать ему было на последствия до тех пор, пока все в одночасье не обрушилось ему на голову. Джонни виноват потому, что в их мире мужчины должны быть сильнее женщин. Они, в отличие от женщин, должны легко противостоять искушению. — Тебе дорого далось это приключение, Джонни, а Джимми оно стоило жизни. Всем досталось… Грязные игры, блин… Ты пострадал даже больше, чем другие. За эту фигню ты заплатил своим добрым именем. Сейчас все только о тебе и говорят. Такие шуточки отпускают, что… Короче… Мелюзга ничего так не любит, как быть свидетелем падения больших людей. По их мнению, ты пал низко. Со временем все, конечно, поблекнет, но никогда до конца не забудется. Джонни тяжело вздохнул. Что ж, Линфорд говорит то, что думает. Надо отдать ему должное.А он переживет и эту беду, как переживал все предыдущие. Когда-то он разделался с Кевином Брайантом, и это долго служило Джонни в качестве охранной грамоты. Он все переживет… все перетерпит… — Ладно. Со временем разберемся… Давай лучше займемся делом. Сегодня вечером я встречаюсь по поводу дела с виллами. Ты со мной или как? Линфорд кивнул головой. — Я приеду. Не волнуйся. — Хорошо. Что следующее по плану? Джонни боролся с черной депрессией, прекрасно понимая, что должен соблюдать видимость невозмутимости. Пусть все думают, что у него все в порядке. Если он выдержит марку, то в недалеком будущем так и будет. По крайней мере, Джонни надеялся, что так и будет, хотя события последних дней заставляли заподозрить, что на урегулирование неприятного инцидента понадобится намного больше времени.Глава 67
Винсент О’Кейси радовался тому, что впервые его берут на настоящее дело. Он только надеялся, что все пройдет так, как запланировано. В восемнадцать лет Винсент возмужал, превратившись в симпатичного молодого человека. Нахальством он не отличался, но и задних никогда не пас. Любой, кто видел его, сразу же понимал, что в критической ситуации он за себя постоит. Винсент, если надо, мог вести себя как очень уважительный юноша и, когда следует, прибавлять к фамилии собеседника «мистер». Он неплохо обращался с машинами, и на его слово можно было положиться. Дерек Грин видел его потенциал и поэтому поддерживал с парнем хорошие отношения. Дереку Винсент также симпатизировал. Он был человеком, который умеет зашибить хорошую деньгу и при этом не очень-то чванится. Дерек всегда с удовольствием слушал то, что говорил Винсент, и давал ему бесценные советы, которые могли помочь избежать подводных камней в трудной жизни начинающего нарушителя закона. Винсент О’Кейси происходил из семьи потомственных неудачников. Его отец и братья были полными ничтожествами, способными — самое большее! — спихнуть доверчивым придуркам поддельные товары. Они воровали по мелочам, корчили из себя самых крутых парней в районе, но, когда от слов переходили к делу, без зажатой в руке битой бутылки ни на что толком способны не были. Отец и братья относились к категории местных приблатненных придурков, строящих из себя настоящих авторитетов. Люди этого склада думают, что весь мир начинается и заканчивается их малюсеньким районом. Винсент давно решил, что никогда не станет похожим на них. Он стремился к гораздо большему. Молодой человек считал, что обладает острым умом и хитростью — двумя качествами, просто необходимыми успешному нарушителю закона. Дерека Грина он считал своим покровителем. С его помощью Винсент надеялся выбраться из дыры, в которой вырос. Если он ничего не сделает, то закончит как отец и братья — превратится в еще одного неудачника из Восточного Лондона. Нет, без боя он не сдастся! Перед встречей Винсент побрился и надел свою лучшую одежду. Заезжая на автомобильную свалку, расположенную на Боу-роуд, он насвистывал веселенький мотивчик. Винсент сидел за рулем новенького «форда» с объемом двигателя 2,8 литра. Три дня назад, когда он его угнал, кузов автомобиля был окрашен в серебристый цвет, но теперь он сиял синевой. Номерные знаки были сняты с «ягуара» с объемом двигателя 4,2 литра, но волноваться об этом не стоило. Винсент остановил автомобиль сбоку от сборного домика и заглушил двигатель, как и было велено. Он закурил сигарету, хотя и не был уверен, что огонек не привлечет к нему нежелательное внимание. Рядом стояло еще несколько машин. Внутри домика горел свет. Винсент чувствовал, как адреналин бушует в его крови. Наконец-то он стал частью этого мира! Его переполняло чувство гордости. Если бы только отец и братья могли видеть его сейчас! Конечно, пока он всего лишь на подхвате, но это только начало. Если он хорошо себя зарекомендует, то со временем ему будут поручать все более важные задания, а это означает авторитет и большие бабки. Винсент размечтался. Скоро он станет человеком, с которым всем придется считаться. Когда Габби достигнет нужного возраста, он женится и обеспечит ей жизнь, которую его возлюбленная заслуживает. Он мог только надеяться, что в детдоме ей живется неплохо. Винсента до сих пор бесило то, на что оказалась способна эта женщина. Даже его мать, о которой Винсент был не самого лучшего мнения, казалась сущим ангелом, Девой Марией по сравнению с Синтией Тейлор. По крайней мере, его мать никогда не предавала собственную семью и всегда готова была свидетельствовать в их пользу на суде. А эта шизонутая сука, дочерью которой имеет несчастье быть Габби… Уж он-то постарается, чтобы у Габби была хорошая, достойная ее жизнь! Это станет смыслом его существования. Винсент хотел, чтобы они жили в небольшом уютном домике, в живописных окрестностях которого будут играть и гулять их дети. Они пойдут в приличную школу, что даст им неплохой шанс в жизни. Небольшая счастливая семья… Винсент очень волновался из-за Габби. Где она? Он знал, что такое детдом. Он и сам побывал в нескольких из них. Но в этом виноват был только он, мама отнюдь не горела желанием сбагрить его туда. Просто в подростковом возрасте Винсент натворил много глупостей, и органы власти отправили юного правонарушителя на перевоспитание. Такое ни за что не случится с его детьми! Он будет заботиться о них, а не валяться в алкогольном угаре или безвылазно торчать на тотализаторе. Винсент так замечтался, что не заметил, как в домик вошли еще люди.Глава 68
Синтия Тейлор осталась в доме одна. Впрочем, это ее нисколько не беспокоило, ей нравилось одиночество. Ее волновало другое. Оглядев комнату, она почувствовала, как в сердце закипает гнев. Придется продавать дом. Он заложен и перезаложен, а страховку за смерть мужа ей все равно не выплатят. Синтия не могла поверить, что очутилась в таком отчаянном положении. Во всем виноваты ее муж и Джонни Паркер! Представляя, как сестра с жиру бесится в своем огромном доме, а Джонни ходит перед ней на цыпочках, Синтия доводила себя до истерики. Все считают, что во всем виновата она и только она. Джонни практически вышел сухим из воды. Это несправедливо! Она хотела Джонни так страстно, как никого никогда прежде. Еще совсем недавно он принадлежал ей… Но Джонни оказался предателем. Они все предатели. И где она сейчас очутилась? Он дал ей отступного, но это ерунда по сравнению с теми суммами, к которым она привыкла. Придется продать дом и переехать. Даже до Синтии дошло, что после случившегося она не сможет здесь оставаться. Впрочем, это и к лучшему. Новое начало… Новые возможности… Надо будет купить гламурную квартирку где-нибудь подальше отсюда. Она все еще очень красива и без мужского внимания не останется. Что же касается дочери, то однажды Габриеле понадобится ее помощь, и Синтия с большим удовольствием захлопнет дверь у нее перед носом. О своих родителях она вообще не думала. Они будто умерли для нее. Как они посмели вести себя так, словно она во всем виновата?! Просто Джонни по-прежнему дает им деньги, поэтому ее родители, само собой разумеется, его отмазывают. Они, как и Селеста, делают все, что он скажет. Что ж, Джонни еще раскается и вспомнит тот день, когда ее предал. Кем он, черт побери, себя вообразил?! К сожалению, она по-прежнему его любила. Джонни единственный из мужчин заставлял ее сердце биться чаще, и Синтии его очень не хватало. Она заметила, что слезы медленно катятся по щекам, и резким движением вытерла их. Впервые в жизни Синтия почувствовала, как тяжело приходится тому, кто теряет любимого человека. Она оглядела комнату, вспоминая, как они впервые зашли сюда всей семьей. Тогда дети были еще маленькими и слушались маму. Но они пошли в отца. Такие же ничтожества… к тому же хитрые… Джеймс убил себя специально, он хотел ей досадить! Синтия свято в это верила. Муж решил преподать ей последний урок. Она улыбнулась сквозь слезы. И ничего-то он не добился. Что-что, а виноватой она себя не чувствовала. Она аккуратно вытерла глаза. Потом, поднявшись по красиво оформленной лестнице, прошла в ванную комнату и включила воду. Она не станет плакать над разбитым кувшином. Нет, Синтия решила, что будет жить, как жила прежде. Она самая лучшая, самая красивая… Погрузившись в благоухающую ванну, Синтия строила планы на будущее. Прошлое пусть остается в прошлом. Впереди у нее прекрасное будущее. Ничто ее больше не связывает. Она молодая вдова, и дети не висят у нее на шее. Да пропади пропадом этот Джонни Паркер! Пропади пропадом вся ее долбаная семейка! Без них ей будет гораздо лучше.Глава 69
Джонни нравилось в этом ресторанчике с греческой кухней, расположенном в Дагенхеме. Владельцы были милыми людьми, а еда, которую здесь подавали, вообще выше всяких похвал. Особенно вкусны были запеченные в духовке бараньи голяшки, клефтико. Перед деловыми переговорами по поводу проекта «Вилла» Джонни и Линфорд решили подкрепиться, и, нарезая мясо, Джонни Паркер размышлял над тем, что жизнь человека может за одну ночь измениться, причем не всегда в лучшую сторону. — Ты видел ее на ипподроме? — спросил Линфорд. Джонни пожал плечами. — Кого? А-а, Синтию. Видел. Я позабочусь, чтобы она перестала меня доставать. Если она не прекратит мозолить мне глаза, я ей так врежу, что она долго будет помнить. Линфорд согласно кивнул. — Предоставь это мне. Я с удовольствием дам ей под зад так, что мало не покажется. Джонни улыбнулся. — Надо отдать должное, задница у нее отличная. Линфорд презрительно фыркнул. — Ничья задница не стоит такой головной боли, даже задница Мадонны. Они немного помолчали, потом Линфорд спросил: — Когда у нас встреча? — Блин, Линфорд, сколько можно? В половину двенадцатого. На свалке. Мы встретимся с остальными инвесторами и обговорим все детали операции. А еще есть шанс толкнуть большую партию марихуаны. Дерек заинтересован в поставках, и я сказал, что смогу удовлетворить любые его потребности. Мне этот парень нравится. Он похож на меня в молодости. Жаль, что его старик до сих пор за решеткой. Надо будет помочь ему выбраться оттуда… когда-нибудь позже… Линфорд невесело усмехнулся. — Всю оставшуюся жизнь провести взаперти… Хреновое дело! Я бы не смог. — Смог бы, если бы довелось. Линфорд не ответил, но задумался, как бы Джонни Паркер повел себя, окажись он запертым в тюрьме пожизненно. Рисковать заработать большой срок и на самом деле отсидеть его — совершенно разные вещи. Джонни прекрасно удавалась роль большого босса, но Линфорд сомневался, что он сможет держать марку, если его свобода будет ограничена. Именно страх заставил его брата повеситься в камере: ему грозило никак не меньше двадцати лет, а Брикстонская тюрьма совсем не похожа на отель. Но Джонни Паркер ничем не отличается от большинства тех, кто вступает в игру, — все они считают, что слишком умны для того, чтобы их поймали. Впрочем, так оно и есть. Легавые ловят мелкую рыбешку, а до акул им не добраться. Линфорд надеялся, что и сам перешел в категорию акул криминального мира. — Говорят, что в свое время отец Дерека был крутым парнем? — Да, говорят. Жесткий, серьезный деловой… Свидетелей в живых не оставлял… Линфорд уже слышал эту историю от кого-то, но только никак не мог вспомнить, о чем в ней шлось. Пожав плечами, он сказал: — Если ты уверен, что это кидалово сработает, то ладно… Дерек молод и пока ничем себя не заявил. Из того, что я о нем слышал, он все еще остается мальчиком для битья. Джонни вздохнул. Иногда Линфорд напоминает старую бабу. — Послушай, свое домашнее задание я сделал. Дерек — вполне кошерный мальчик. Он благополучно провернул уже несколько операций, и эта будет самой крупной. Парень явно идет вверх, и я не хочу выпускать его из вида. Пусть работает на меня. Джонни начинал раздражаться. Заметив, что два молодых человека за соседним столиком смотрят на него, он вспылил: — Чего уставились? Вам фото подписать или что? Молодые люди сразу же отвернулись — они узнали местного криминального авторитета, для них он был почти легендой. Джонни Паркер был уверен, что эти парни мечтают однажды достичь тех же высот, что и он. Проблема заключалась в том, что в их возрасте он бы никому, даже местному авторитету, не позволил так с собой разговаривать. К их столику подошел владелец ресторана. — Все в порядке, джентльмены? Джонни кивнул: — Да. Извини, приятель. Просто настроение паршивое. Владелец холодно улыбнулся: — Понимаю. Это вполне объяснимо. Кулак Джонни со всей силы обрушился на скулу нахала. Он и сам не ожидал от себя такого. Линфорд вскочил со стула и повис на руке босса. Остальные посетители ресторана с изумлением и страхом следили за происходящим. Джонни понимал, что сделал ужасную глупость, но терпение тоже имеет свои пределы. Ему осточертело, что люди перемывают его косточки. Ведь они почти ничего не знают, не знают и половины. За утро рассказ о происшедшем в греческом ресторане расползется по всему Сильвертауну. Так тому и быть! Ему до чертиков надоело строить из себя мистера Приятный Парень. Пора показать всем, с кем они имеют дело, а то эти придурки стали забываться. Он объяснит всем и каждому, что с Джонни Паркером шутки плохи. Ему надоело терзаться чувством вины. Нет, теперь он будет безжалостен и скор на расправу. Выйдя из ресторана, Джонни посмотрел поверх шоссе А-13 на бетонные джунгли завода «Форд мотор компани» и, сплюнув на асфальт, сердито проворчал: — Чертова дыра! Какого дьявола мы вообще ездим в такую даль? Линфорд открыл дверцы автомобиля и, забравшись внутрь, спокойно сказал: — Как мы уже сегодня говорили, то, что ты совершил, надолго оставит плохой след в памяти людей. Если ты будешь ни с того ни с сего бить по морде первого встречного, делу это не поможет. Джонни рассмеялся хрипловатым смехом уставшего человека. — Да пошли они все, Линфорд! Да пошли они все! А теперь едем в Боу. Надоело мне это все до чертиков! — Как скажешь, босс. Линфорд завел машину, и они поехали на встречу с Дереком Грином. По дороге они молчали. Каждый думал о своем.Глава 70
Джек Каллахан громко рассмеялся, и Мэри удивленно уставилась на него. — Ты что, умом тронулся? Смеяться без повода — это прямой путь в дурдом. По правде говоря, Мэри была рада, что у мужа хорошее настроение. Последнее время смех в их доме вообще перестал звучать. Джек взглянул на жену и будничным тоном возразил: — У меня довольно причин, чтобы радоваться жизни, дорогая. К сожалению, я не могу ничего сейчас сказать, но скоро ты все узнаешь. Мэри удивил ответ мужа, но она сочла за лучшее оставить все так, как есть. Некоторых вещей лучше не знать. Джек места себе не находил, после того как о чем-то переговорил с молодым Винсентом сегодня утром. После этого разговора настроение его заметно улучшилось. Мэри улыбнулась. Винсент — хороший мальчик. И хорошо, что он встречается с ее внучкой. Бабушка изменила свое первоначальное мнение о молодом человеке в лучшую сторону. К тому же она вспомнила, что и сама повстречала и полюбила Джека еще в подростковом возрасте. Сколько лет минуло с тех пор, а они по-прежнему вместе. Может, у Габби с Винсентом все серьезно, а не так, как было у Синтии. Мэри постаралась отогнать неприятные мысли о старшей дочери. Она вычеркнула ее из своей жизни и не хотела больше тратить на Синтию ни минутки отведенного ей в жизни времени. Труднее всего было перенести горькое чувство стыда. Хорошо хоть люди знают, что после случившегося они навсегда закрыли дверь своего дома перед старшей дочерью. Это помогло. Впрочем, хуже всего пришлось ее внукам. Джеймс-младший до сих пор сидит под замком в мягкой палате. Она даже не знала, что это такое, пока мисс Беллами не объяснила, что к чему. После ее рассказа Мэри почувствовала себя дурно. Впрочем, так даже лучше. Учитывая, что наделал ее внук, считать его психически нормальным никак нельзя. Наконец-то Мэри получила весточку от Габби. Новое место ей не особенно понравилось, но в депрессию внучка не впала. По крайней мере, она ходит в школу и ей там нравится. Ладно, долго это все равно не продлится. Мисс Беллами говорит, что у них неплохие шансы получить право опеки над внучкой, но это возможно только после решения суда. Мэри вздохнула. Слишком она стара для всего этого. Но больше всего она беспокоилась о Джеке. На ее мужа случившееся подействовало сильнее, чем можно было предполагать. Несмотря на слабый характер Джимми Тейлора, Джек испытывал к зятю глубокую симпатию. Хотя они выросли в совершенно разных социальных средах и получили различное воспитание, тесть и зять прекрасно ладили друг с другом. Мэри подозревала, что ее муж сочувствует Джимми. Впрочем, все они его жалели. Они бы посочувствовали всякому, кто имел несчастье связать жизнь с Синтией. А еще она волновалась насчет Селесты. Мэри надеялась, что после чудовищного предательства мужа их дочь разведется с Джонни Паркером, но этого не случилось. Мэри думала, что Селеста наконец-то поймет, с кем связала свою жизнь, но дочь была не в себе. Трудности с восприятием реальности начались у нее уже давно. Войдя в кухню, она вдруг ощутила страшную боль. Разлившись по груди, она вонзилась Мэри в левую руку. Женщине стало трудно дышать. Она наклонилась и оперлась рукой о спинку стула, но не удержалась и рухнула на пол. Стоявшая на столе посуда посыпалась вслед за ней. Прибежавший на шум Джек увидел, как посерело лицо Мэри. Она с трудом могла дышать, и он позвонил в скорую помощь. Мысленно Джек Каллахан последними словами ругал Синтию, обвиняя ее в инфаркте матери. Удивительно, что несчастье не случилось раньше. В последние годы Мэри и так несладко пришлось, а теперь еще это. Если его жена умрет, он найдет эту подлую шлюху и собственными руками…Глава 71
Линфорд заехал на территорию свалки на Боу-роуд и припарковал автомобиль между новеньким «совереном» и громадиной старого «мерседеса». Сборный домик был ярко освещен. На долю секунды его посетило мрачное предчувствие. Ничего конкретного он не подозревал, но от всего этого дела неприятно попахивало. Линфорд пытался поделиться с Джонни своими опасениями, но тот оставался глух к его словам, увлекшись возможностью заработать кругленькую сумму на махинации с виллами. Это и понятно! При минимальных затратах они получат максимально возможную прибыль. Надо будет лишь арендовать помещения под офисы и найти людей, готовых раскошелиться. Как только простофили найдутся, нужно будет закрыть лавочку и раствориться, так сказать, в неизвестности. Единственное, что беспокоило Линфорда, так это Дерек Грин. Почему? Этого он и сам толком объяснить не смог бы! Когда же они с Паркером переступили порог домика, все встало на свои места. Линфорд все понял, но, к сожалению, слишком поздно.Глава 72
Сидя с отцом у постели больной матери, Селеста наконец-то могла вздохнуть спокойно. Конечно, мама еще очень слаба, но врачи говорят, что ее жизни ничего не угрожает. Инфаркт. Вокруг кровати извивались трубки, которые тянулись к медицинской аппаратуре, а лицо мамы было белым как мел. Какой же ранимой она сейчас казалась Селесте! Всю жизнь она была рядом с дочерью, заботилась о ней, любила ее, подбадривала и утешала. Мэри была идеальной матерью! Слезы снова навернулись Селесте на глаза, и ей с трудом удалось удержаться от того, чтобы не разрыдаться. Как же все пошло вкривь да вкось в ее жизни! Родители винят во всем Синтию, но, хотя старшая сестра и была частью обрушившихся на их семью несчастий, главным виновником является Джонни. Хотя ее муж когда-то души в ней не чаял (Селеста прекрасно понимала, что настоящая любовь мужа к ней давно осталась в прошлом), первопричиной всех бед был именно Джонни Паркер. Ее муж на поверку оказался преступником, склонным к насилию. Она решила закрыть на это глаза, веря, что большая любовь способна все преодолеть. И, как оказалось, ошиблась. Джонни лишил ее сестры и разрушил жизни очень многих людей. Она вернулась к мужу только из-за боязни остаться одной, без средств к существованию. Как страшно возвращаться в реальный мир! Жизнь за стенами дома пугала Селесту. Снаружи было слишком опасно. Впрочем, и жизнь в большом пустом доме страшила ее не меньше. Ей хотелось вернуться к родителям и жить в своей детской комнате. Как бы ей хотелось начать все сначала, но это, к сожалению, невозможно. Селеста понимала, что если бы она не вышла замуж на Джонни Паркера, то мама не лежала бы сейчас в больнице, а папа не сидел бы у изголовья ее кровати и не боялся лишиться любви всей своей жизни. Габби не оказалась бы в детском доме, а маленький Джеймс — в психушке. Она повинна во всех несчастьях своей семьи. Именно она ввела Джонни Паркера в их жизни, выйдя за него замуж. Селеста не знала, сможет ли когда-нибудь простить себя за это, но возвращаться в большой пустой дом она точно не собиралась. Нет, она вернется к родителям и будет заботиться о папе, а потом, когда Мэри выпишут из больницы, и о ней. Джонни считает себя умным человеком и думает, что поступает так, как лучше для всех, но, глядя на маму, Селеста поняла, насколько бесцельна ее собственная жизнь. Пора повзрослеть и научиться принимать ответственные решения. Надо заботиться о своих близких. — Хочешь, я принесу тебе чашку чая, папа? Джек кивнул дочери с таким видом, словно успел позабыть, что она находится рядом с ним. Потом отрицательно покачал головой и снова уставился на жену. Джек думал о том, что без Мэри его жизнь не будет иметь смысла. Он вспоминал все, что она сделала ради него, и ему было стыдно, что за все годы супружеской жизни он не заварил ей даже чашки чая. Она обстирывала и кормила всю семью, держала дом в чистоте. Сколько же завтраков и обедов Мэри готовила за год? Сколько постелей застилала? Сколько его рубашек перегладила? Правду говорят: «Ты никогда не поймешь, чем владеешь, пока этого не потерял». Чистая правда. Взглянув на дочь, Джек Каллахан увидел в ее глазах страх. Он знал, что такой же страх застыл в его собственных глазах. Подобно ему, Селеста воспринимала мать как данность. Все они, в особенности Синтия, не ценили по достоинству Мэри. Старшая дочь то привозила своих детей на воспитание к матери, то забирала их назад, совсем не заботясь о ее чувствах. Джек прекрасно осознавал, насколько болезненно было Мэри отказаться от старшей дочери. В результате поведение Синтии и довело ее до инфаркта. Ладно, все должно перемениться. Он позаботится об этом. Джеку не хотелось бы еще раз пережить этот ад. Если Мэри умрет, он тоже не жилец на этом свете. Жизнь без Мэри потеряет смысл.Глава 73
Берти Уорнер улыбался, но в его оскале не было и тени дружелюбия. Страх и изумление Джонни Паркера были настолько очевидными, что Берти ощущал себя чертовски счастливым человеком. — Удивлен, что снова меня видишь, Джонни? Тот, к кому был обращен вопрос, огляделся. Всюду — бесстрастные лица. Впервые за много лет он почувствовал страх. Впрочем, не стоит этого показывать. — Ладно, ладно… Берти Уорнер воскрес из мертвых. Джонни постарался вложить в свои слова как можно больше непринужденности и сарказма. Берти рассмеялся. — Не из мертвых, сынок. Я жил на Гренаде. — И, повернувшись к Линфорду, он без тени улыбки добавил: — Тебе бы там понравилось. Ребята на острове умеют обращаться с мачете. Надеюсь, ты меня понимаешь? Джонни понял, что жить ему осталось недолго. Надо потянуть время. — Значит, ты путешествовал, а теперь решил вернуться в родной город. Зачем? Отомстить? Берти рассмеялся. — Да, отомстить и вернуть то, что по праву принадлежит мне. Мне и Кевину. Он был моим лучшим другом. Мы вместе служили в армии. Ты об этом не знал? Там, кстати, он получил свое прозвище Каменное Лицо. Играл в покер, сидя на гауптвахте. Он был хорошим другом, и я никогда не прощу тебе его смерть. Сначала я отрублю тебе руки, а потом, еще живого, положу в багажник старой тачки и раздавлю прессом. Джонни рассмеялся, но смех получился каким-то ненастоящим. — Ты, должно быть, шутить? Сейчас не шестидесятые годы, и время Усатых Питов[12] — давно в прошлом! Ты и пальцем меня не посмеешь тронуть, иначе больших неприятностей не избежать. Понял, шлеппер? — Да пошел ты! Я могу делать все, что пожелаю. Понял, козел? Джонни Паркер уже подзабыл, каким крутым парнем был Берти Уорнер в свое время. Многие считали его просто психом. Он любил пытать своих жертв. Никто не хотел становиться у него на дороге, ибо последствия были непредсказуемыми. Однажды Берти сжег человека живьем только за то, что тот посмел подрезать его на автостраде. Джонни видел, что Линфорд заметно трусит. Похоже, история повторяется. Молодой Дерек Грин захотел обладать тем, что есть у него, Джонни П., поэтому объединил усилия с человеком, у которого это когда-то было отобрано. Просто какой-то ночной кошмар! Джонни понимал, что у него практически нет шансов выбраться из этой комнаты живым, но сдаваться без боя не собирался. Еще раз окинув взглядом собравшихся в комнате мужчин, он убедился, что все хорошо вооружены и готовы к любым неожиданностям. Все, а особенно Дерек Грин. Как же он был слеп! Линфорд учуял смрад крысы, и Джонни следовало довериться инстинктам друга. К сожалению, события последних недель не способствовали ясности его ума. Берти улыбался, и эта улыбка напоминала оскал черепа. — Давай, Джонни! Ты ведь крутой парень. — И, повернувшись к своим людям, он почти радостно заявил: — Сейчас он обдумывает план побега. Решает, кого из нас убить первым, как добраться до двери и сбежать. Мне не хотелось бы тебя расстраивать, сынок, но чудесного спасения не будет. — Он подошел к небольшому столу, за которым три дня в неделю восседала секретарша, и взял с него длинный мачете. — Видишь? Вот этим я отрублю тебе руки, а затем засуну то, что от тебя останется, в багажник машины. Правда, прикольно? Я мечтал об этом много лет, Джонни, и наконец моя мечта воплотится в жизнь. У меня прямо-таки руки чешутся. Глаза Дерека Грина блестели в предвкушении кровавого зрелища. Подобно молодому Джонни, он верил, что возьмет ситуацию в свои руки, а потом воцарится на вершине преступного мира. Никто не посмеет выступить против него. Джонни читал Дерека, словно открытую книгу, и ему хотелось саркастически рассмеяться. Всегда найдется какой-нибудь молодой выскочка, который не упустит своего «золотого шанса». Сначала Джонни, потом Дерек, за ним… Такова, к сожалению, стезя, которую они выбрали. Только дураки, живя в этом мире, могут кому-то доверять. Даже от ближайшего друга можно ожидать предательского удара в спину. А он оказался полным дураком. — Послушай, ничего личного… Но Берти перебил его: — Ничего, блин, личного?! Ты убил моего кореша! Ладно, не ты, а баба, которая защищала свою сестру. Ее я еще могу простить. Она делала то, что сделал бы любой на ее месте. Ладно, проехали. Кевин допустил ошибку, напав на твой дом. Он, конечно, был моим корешем, но я призна́ю: он реально напортачил. Я тоже в этом участвовал, хотя и не хотел. Просто у нас не было другого выхода. Меня достает то, что ты сделал нас, как полных фраеров, а ведь мы деловые люди. Теперь я вернулся, а вы двое сдохнете. Суки поганые! Джонни видел в глазах Берти безумные огоньки. Какая ирония судьбы! Его жизнь закончится на свалке старых тачек. Не самое приятное место, чтобы умереть, но смерть все равно остается смертью, где бы ни умирать. — Давай, козел старый! Думаешь, ты меня испугаешь? Падло! — Я так и думал, что ты это скажешь! И Берти взмахнул наточенным, словно бритва, мачете. Как он и обещал, лезвие, вонзившись Джонни в плечо, отрубило ему руку. Кровь била фонтаном, и Дерек Грин почувствовал охотничий азарт. Линфорд круглыми от ужаса глазами наблюдал за тем, как его друга забивают, будто животное. Надо отдать Джонни П. должное: ни вскрика не слетело с его губ, и все это отметили. Он молчал даже тогда, когда обрубок тела, в котором еще теплилась жизнь, несли к машине, которая должна была стать его могилой. Тело бросили в багажник так, словно избавляются от мусора. И только когда пресс пришел в движение и, сдавливая, начал крушить автомобиль, Джонни разразился проклятиями. Весь этот ужас не мог быть реальностью! Так деловые люди себя не ведут. Это же полный беспредел! Ямайцу казалось, что он видит какой-то извращенный, кошмарный сон. Затем взгляд его расширенных от ужаса глаз остановился на забрызганном кровью лице Берти Уорнера, и Линфорд понял, что расплата неизбежна. Берти одним могучим ударом мачете отделил его голову от плеч. Та покатилась по грязной земле и, упав в небольшую ямку, остановилась. — Смотрите, парни! — весело заорал Берти Уорнер. — Мяч попал в лунку! Все рассмеялись. Нервное напряжение схлынуло, уровень адреналина в крови начал понижаться. Все понимали, что главные враги больше не представляют опасности. Теперь оставалось поделить между собой то, что по праву сильного принадлежит им. Винсент издалека наблюдал за происходящим. К горлу подступала тошнота. Он и в самом кошмарном сне не мог представить, что принесет ему сегодняшняя ночь. Он стал соучастником убийства, и это ему совсем не нравилось. Винсент мечтал грабить банки, а мокруха — это не для него. Обезглавленное тело Линфорда засунули в багажник автомобиля, за рулем которого сидел Винсент. Дерек Грин уселся рядом с ним на пассажирское сиденье и весело сказал: — Сейчас избавимся от этого мусора, выкинем его куда-нибудь подальше отсюда, а потом избавимся от тачки и сматываемся. И чем дальше, тем лучше. Понятно? Винсент кивнул. — Сегодня ты стал частью нового порядка, приятель. Он поблагодарил Дерека, но про себя подумал: «И на что же это я подписался?» Для него случившееся сегодня было, мягко говоря, шоком. Все, чего он хотел, — это быть водителем у грабителей банков. А стал свидетелем жестокого убийства двух самых опасных и безжалостных преступников Лондона. Иногда жизнь полна дерьма! Только гораздо позже, уже лежа в постели, Винсент осознал, что его использовали. Он рассказывал Дереку Грину о Джонни Паркере, а тот водил его за нос, не раскрывая своих истинных планов. Винсент видел, что вляпался по полной, и теперь его в покое не оставят. Не стоит обманывать себя и делать вид, что ничего особенного не случилось. События сегодняшней ночи станут частью криминального фольклора Ист-Энда, и он в определенном смысле должен быть даже рад тому, что люди узнают о его роли в убийстве Джонни Паркера. Дерек Грин нанял его для такой работы, и это многого стоит. Если он будет думать головой, то сможет неплохо зарабатывать и станет частью новой организации. Винсент понимал, что старается переубедить себя в том, что все будет хорошо. Но вид забиваемых до смерти людей доказал: убийство ему не по душе. Что бы ни было поставлено на карту, убийство остается убийством, а то, что он видел, оказалось к тому же кровавым и мерзким злодеянием. Теперь он стал частью нового порядка и должен вести себя так, как от него ожидают. Винсент сожалел, что его впутали в мокруху. Кем бы ни был Джонни Паркер, это не меняло того факта, что Винсент участвовал в убийстве дяди Габби.Глава 74
Три дня Селеста медлила, а потом официально сообщила в полицию о пропаже мужа, но все, включая стражей порядка и ее саму, знали, что Джонни Паркер мертв. Было найдено обезглавленное тело Линфорда, и это послание поняли все заинтересованные стороны. Вначале Селесте казалось, что смерть мужа ее доконает, но по прошествии некоторого времени она почувствовала облегчение. Наконец-то она свободна! Дом и бóльшая часть собственности были записаны на ее имя. То же касалось и многих банковских счетов. Теперь Селеста стала богатой, очень богатой вдовой. В конечном счете, смерть Джонни ее особенно не потрясла. Она догадывалась, что отец что-то знал или, по крайней мере, подозревал. Исчезновение зятя его ничуть не удивило. Но Селесте хотелось знать, что чувствует ее старшая сестра. Пусть она скорбит о его смерти, потому что сама Селеста оплакивать мужа не собиралась. Она даже радовалась его смерти, радовалась тому, что теперь сможет порвать с жизнью, на которую Джонни Паркер ее обрек. Мама пошла на поправку. Теперь она сможет жить так, как хочет. Когда-то она по уши влюбилась в Джонни Паркера, но потом возненавидела того, в кого он превратился. Насилие, с помощью которого он добивался своих целей, наконец-то обратилось против него самого. Что посеешь, то и пожнешь. Селеста часто слышала эту народную мудрость. Она знала, что тело мужа когда-нибудь найдут, а пока собиралась жить вместе со своими родителями, жить тихо и скромно. Она вдоволь нахлебалась так называемой «сладкой жизни». С нее довольно! Со дня переезда к родителям Селеста Паркер ни разу не переступила порог дома.Книга 3
Какова мать, такова и дочь.Иез 16:44
Я поступаю так не потому, что об этом мне говорит юрист, а потому, что гуманизм, здравый смысл и справедливость настоятельно советуют мне поступить следующим образом.Эдмунд Бёрк
Последние комментарии
1 день 10 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад