КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 714295 томов
Объем библиотеки - 1412 Гб.
Всего авторов - 275021
Пользователей - 125158

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

чтун про серию Вселенная Вечности

Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Лапышев: Наследник (Альтернативная история)

Стиль написания хороший, но бардак у автора в голове на нечитаемо, когда он начинает сочинять за политику. Трояк ставлю, но читать дальше не буду. С чего Ленину, социалистам, эссерам любить монархию и терпеть черносотенцев,убивавших их и устраивающие погромы? Не надо путать с ворьём сейчас с декорациями государства и парламента, где мошенники на доверии изображают партии. Для ликбеза: Партии были придуманы ещё в древнем Риме для

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Романов: Игра по своим правилам (Альтернативная история)

Оценку не ставлю. Обе книги я не смог читать более 20 минут каждую. Автор балдеет от официальной манерной речи царской дворни и видимо в этом смысл данных трудов. Да и там ГГ перерождается сам в себя для спасения своего поражения в Русско-Японскую. Согласитесь такой выбор ГГ для приключенческой фантастики уже скучноватый. Где я и где душонка царского дворового. Мне проще хлев у своей скотины вычистить, чем служить доверенным лицом царя

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
kiyanyn про серию Вот это я попал!

Переписанная Википедия в области оружия, изредка перемежающаяся рассказами о том, как ГГ в одиночку, а потом вдвоем :) громил немецкие дивизии, попутно дирижируя случайно оказавшимися в кустах симфоническими оркестрами.

Нечитаемо...


Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
Влад и мир про Семенов: Нежданно-негаданно... (Альтернативная история)

Автор несёт полную чушь. От его рассуждений уши вянут, логики ноль. Ленин был отличным экономистом и умел признавать свои ошибки. Его экономическим творчеством стал НЭП. Китайцы привязали НЭП к новым условиям - уничтожения свободного рынка на основе золота и серебра и существование спекулятивного на основе фантиков МВФ. И поимели все технологии мира в придачу к ввозу промышленности. Сталин частично разрушил Ленинский НЭП, добил его

  подробнее ...

Рейтинг: +6 ( 6 за, 0 против).

Концерт [Надежда Вадимовна Кожевникова] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Надежда Кожевникова КОНЦЕРТ

РАССКАЗ

Рисунок Валерия Мишина.


…Профессора встречали. Молодой человек в очках подхватил его чемодан, а приветливо улыбающаяся дама взяла профессора под руку и повела по длинному перрону к выходу.

Профессор тоже улыбался. Этот город был ему знаком — сравнительно небольшой южнобаварский город. Булыжная мостовая, крытые черепицей старинные дома, а рядом — громады из стекла и бетона. Втиснутые в узкие улочки машины двигались сплошным потоком: многоместные, длинные — и крохотные, как инвалидные коляски.

Профессор смотрел направо-налево из окон автомобиля: да, многое переменилось с тех пор. Очень давно он здесь не был…

…Гостиница называлась «Глория», номер недорогой: не ванна, а душ, не полированная мебель, а пластик. Профессор раскрыл портфель, вынул термов пластмассовый подносик, банку растворимого кофе, клетчатую полотняную салфетку, разложил все это на широком подоконнике, заменявшем в номере стол. У профессора были свои причуды. Путешествуя, он возил с собой повсюду еще и деревянную собачку, сделанную довольно коряво одним деревенским плотником. Эта собачка как бы олицетворяла для профессора домашний уют — то, что вот эта комната или любая другая станет временным его пристанищем, и он не намерен жертвовать своими привычками, в каком бы городе, в какой стране ни оказался.

А привычек у профессора за его шестьдесят с лишним лет накопилось немало. Ему приходилось часто разъезжать, и, возможно, по этой причине он быстро обживал гостиничные номера, легко ориентировался в незнакомой местности. Любопытство его к новым городам, к жизни их обитателей было весьма умеренным — он столько уже повидал! В его почтенные годы впечатлительность могла оказаться даже вредной, и профессор искал вокруг не новизны, а скорее сходства с чем-то уже известным.

Номера в гостиницах были в общем-то однотипны — то есть все их роднила стоимость. Профессор был не то чтобы скуп — просто привык обходиться малым. Роскошествовать он считал дурным тоном. Рестораны, к примеру, были ему ну просто-таки ненавистны. Ненавистна сама обстановка в них — показная, неестественная. Угодливость или, напротив, хамство официантов, нескромное разглядывание посетителей, ожидающих, пока им принесут еду, — кусок в горло не лез.

Нет, профессор предпочитал кафе, где было куда демократичней и все спешили, занятые только собой. Профессор съедал свою диетическую котлетку без гарнира, выпивал стакан молока и уходил вполне удовлетворенный. Бутерброд с сыром или ветчиной, завернутый в пергаментную бумагу, он клал в портфель, чтобы вечером у себя в номере спокойно поужинать. Костюм профессора не соответствовал никакой моде. Это был именно его костюм: пиджак со множеством карманов и довольно узкие брюки. Да, еще шляпа — только профессор такую носил. Его можно было узнать издалека: узкоплечая фигура в чудной, сплюснутой блином шляпе и длиннополом светлом плаще. В одежде, да я манерах профессора была какая-то чрезмерная аккуратность, педантичность почти комическая — как он поправлял мизинцем свои очки в тонкой металлической оправе! А уголок белого, будто картонного платка в карманчике его костюма! Профессор вовсе не находил в своем поведении ничего забавного, никого и не собирался смешить. Просто он родился больше шестидесяти лет назад, а за это время столько всего переменялось во взглядах людей, в привычках их и во вкусах!

Когда к профессору обращались, он слегка наклонял вбок голову, изображая вежливое внимание. Но взгляд его серых, спрятанных за толстыми стеклами очков глаз был рассеян. Профессор о чем-то своем думал и никого туда, к себе, не пускал. Так уж сложилось: профессор жил один и привык, давно привык к своему одиночеству. Когда-то у него была семья, жена и дети, но он об этом ни с кем не говорил — не мог говорить.

Профессор шел по булыжной мостовой, скользкой от недавнего дождя, и старательно глядел под ноги. Люди его не интересовали — какое ему было дело до них! Чужие люди, чужие судьбы, и город этот тоже чужой. Хотя он и бывал здесь — ах, как давно это было…

Этот город. Булыжная мостовая. Домики, крытые черепицей. Занавеси на окнах. За занавесками — люди, их скрытая от посторонних взглядов жизнь. И тогда обитатели этих домов прятались за крахмальными занавесками — не знали, делали вид, что не знают о том, что творится вокруг. А не знать было нельзя. Слишком громко орали репродукторы и топали по мостовой солдатские сапоги!

Этот город… Профессор шел не поднимая глаз, не желая видеть, знать, что сейчас за этими занавесками. Не для того он приехал сюда — не вспоминать приехал.

Горничная в гостинице сообщила, что в его отсутствие звонили, сказали — позвонят поздней. Профессор слушал, склонив голову набок, по-птичьи. Горничная была пожилая, наверно, одних с ним лет. И, возможно, она тоже жила в этом городе тогда. Мыла, терла свои окна,