Серебряное распятие [Антонио Фогаццаро] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Антонио Фогаццаро СЕРЕБРЯНОЕ РАСПЯТИЕ
— Кофе, синьора графиня, — сказала горничная. Графиня не отвечала. Жалюзи были спущены, но в полутьме на белизне подушки все же можно было различить прелестную, склонившуюся набок головку спящей молодой женщины. Горничная, подойдя с подносом к постели, повторила громче: — Кофе, синьора графиня. Графиня повернулась на спину и, не размыкая глаз, глубоко вздохнула. — Приоткрой окно, — зевая, сказала она. Девушка, по-прежнему держа в руках поднос, подошла к окну и, потянув за шнур жалюзи, нечаянно опрокинула пустую чашку, которая звякнула о блюдце. — Тише! — вполголоса, но раздраженно бросила графиня. — Да что с тобой сегодня? О чем ты мечтаешь? Ты же разбудила мальчика! Действительно, малыш проснулся в своей кроватке и заплакал. Графиня приподняла голову, повернулась к кроватке и властно шепнула: — Тс-с. Ребенок сразу же затих и только время от времени жалобно всхлипывал. — Уж этот мне кофе! — сказала синьора. — Ты была у графа? Да стой ты спокойно! Что это с тобой? В самом деле, что случилось с горничной? Чашка, блюдце, сахарница, молочник, поднос так и ходили у нее в руках, словно своим дребезжанием хотели поведать о чем-то зловещем. Графиня подняла глаза. — Что с тобой? — повторила она, опуская чашку. Лицо горничной было искажено страхом, но и лицо ее госпожи выражало не меньший испуг и тревогу. — Ничего, — ответила девушка, дрожа. Графиня, как хищный зверь, изо всех сил стиснула ей руку. — Говори, — приказала она. В эту минуту над сеткой кроватки показалось хорошенькое личико мальчугана лет четырех, который молча прислушивался к разговору. — Холера, синьора, — ответила горничная, еле сдерживая слезы, — холера. Графиня, вся побелев, инстинктивно обернулась и увидела, что ее сын все слышал. Она спрыгнула с постели, поспешно приказала горничной замолчать, знаком велела ей выйти в соседнюю комнату и подбежала к кроватке. Малыш снова расплакался, но она так целовала и ласкала его, так шутила и смеялась с ним, что слезы утихли. Затем графиня торопливо накинула халат и выбежала к горничной, плотно притворив за собой дверь. — Боже мой, боже мой, — задыхаясь, произнесла она; горничная зарыдала. — Да тише ты, бога ради! Смотри не перепугай мальчика! Где это случилось? — У нас, синьора. Это Роза, жена управляющего, — ответила девушка. — Ее схватило в полночь. — О господи! А как она теперь? — Умерла! Умерла полчаса назад. Мальчуган заливался плачем и звал маму. — Ступай, — сказала графиня, — поиграй с ним, развесели его, делай все, что он захочет. Успокойся, маленький! — крикнула она. — Я сейчас. И побежала к мужу. Графиня слепо и безумно боялась холеры. Только сына она любила еще более слепо и безумно. При первых же слухах об эпидемии она вместе с мужем немедленно уехала из города на свою виллу — великолепное имение, полученное ею в приданое, — надеясь, что холера не проникнет туда и в 1886 году, как не проникла раньше, в 1836-м. А теперь холера пробралась и к ней в виллу, на черную половину ее дома. Непричесанная, без корсета, она вбежала в спальню мужа и прежде всего два раза неистово дернула колокольчик. — Ты уже знаешь? — спросила она с расширенными от ужаса глазами. Граф, который флегматично брился, обернулся с намыленной кисточкой в руке и, сделав растерянное лицо, спросил: — Что? — Ты не знаешь о Розе? Граф, теперь уже с равнодушным видом, ответил: — Ах да, конечно, знаю. Если раньше он питал слабую надежду на то, что его супруге еще не известна участь Розы, то теперь решил успокоить графиню своей невозмутимостью. Не тут-то было! Прекрасные глаза синьоры сверкнули, лицо ее приняло выражение дикой ожесточенности. — Ты знаешь, — воскликнула она, — и можешь думать о бритье! Да что ты за человек? Какой же ты отец? Какой ты муж? — О господи… — начал граф, разводя руками. Но прежде чем бедняга, намыленный до самых глаз и обмотанный полотенцем, успел вымолвить хотя бы еще одно слово, в дверь постучали и вошел камердинер. Графиня приказала ему не впускать в дом никого из челяди и не выпускать слуг из дома на задний двор. Затем она распорядилась, чтобы через час кучер подал коляску, заложив в нее тех лошадей, которых укажет граф. — Что ты задумала? — спросил тот, успев собраться с духом. — Ты преувеличиваешь опасность. — Преувеличиваю? И ты смеешь это говорить? Я твоя раба во всем, но, когда дело идет о жизни, понимаешь, о жизни моего сына, я не подчиняюсь никому. Уехать немедленно — вот что я задумала. Прикажи закладывать. Граф рассердился. Как можно все осложнять до такой степени! Зачем бежать так поспешно? А дела? Через два дня, через день, к вечеру, наконец, — пожалуйста, уедем; раньше — ни в коем случае. Но графиня не давала ему слова сказать и спорила все ожесточеннее. Зачем бежать? Дела? Позор! — А вещи? — вставил граф. — Надо же хоть- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
3 минут 30 секунд назад
4 минут 45 секунд назад
5 минут 14 секунд назад
6 минут 3 секунд назад
9 минут 50 секунд назад
11 минут 8 секунд назад