Влюбленная мстительница [Мэрил Хэнкс] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Мэрил Хенкс Влюбленная мстительница
1
— Как ты могла, Сэмми? Как ты могла так поступить со мной? С собой? С нашей жизнью? Со всеми планами и надеждами? Ради чего? Неужели только ради денег, Сэмми? — стонал взрослый мужчина, держась обеими руками за голову. — Джонни, Джонни, что ты такое говоришь? Подожди, послушай меня… Не будь смешным, все было совершенно невинно!.. Но безнадежная женская мольба была прервана неожиданно-звонким звуком пощечины, и Саманта отлетела в угол. Теперь уже не отчаявшийся, а разъяренный мужчина с перекошенным от бешенства лицом подскочил к ней, наклонился и заорал: — Послушать? Что еще ты собираешься сказать? Невинно!.. Ты провела с ним всю ночь и теперь еще хочешь посвятить меня в грязные подробности вашей интрижки? Подумать только, я любил тебя! Как я любил тебя… Как сумасшедший, а ты… Теперь я понимаю, почему ты вернула мне кольцо! Не дожидаясь следующего удара, женщина выскочила из комнаты, а вслед ей понесся сначала поток ругани, а затем самое страшное — плач мужчины, плач, напоминающий вой смертельно раненного зверя. Она остановилась и прижалась спиной к стене, слезы текли по щекам, оставляя черные подтеки. — Джонни, о, Джонни, — шептала Саманта, сжимая ладонями виски и раскачиваясь из стороны в сторону. — О Господи, Джонни…Могущественный Освальд Фергюссон, владелец многочисленных предприятий как в Австралии, так и в Америке, и в Европе, следовал к выходу «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн» в сопровождении почтительной свиты. Он заканчивал ежегодный инспекционный визит по Соединенным Штатам, и посещение этого завода по производству вин в Южной Калифорнии и головного офиса было последним в программе, сразу после «Фергюссон мид вест брюэри». Теперь можно возвращаться домой, в Сидней, где его ждет новый проект. Карст уже звонил и сказал, что предварительные разработки завершены и требуется только его одобрение, чтобы приступить к осуществлению. Новейшие технологии в области радиоэлектроники давно интересовали Фергюссона, он глубоко задумался о перспективах их развития и почти не слушал, что говорят ему сопровождающие. Внезапно он замер. Навстречу шла яркая брюнетка. Высокая, стройная, с длинными ногами, которые казались еще длиннее из-за высоких каблуков и короткой юбки. Короткая стрижка позволяла любоваться маленькими, аккуратными ушками и удивительно красивой шеей. Освальд в свои тридцать два года имел давно уже сформировавшиеся вкусы в отношении женщин, и эта решительно не отвечала его критериям. И все же… все же было в ней что-то настолько притягательное, что он повернулся к исполнительному директору, сделал ему знак приблизиться и вполголоса поинтересовался, кто это. — Мисс Белинда Стэджерфорд, одна из наших технологов. Прекрасно разбирается в своей работе. Я даже собирался представить ее к повышению спустя какое-то время, — почтительно наклонившись к боссу, произнес мистер Карденер и, чуть поколебавшись, добавил: — Дочь Джона Аброгайла. Мистер Фергюссон был явно потрясен услышанным. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил снова. — Я не знал, что у Аброгайла осталась дочь, — сдержанным тоном произнес он. — Об этом знают немногие, — отозвался Карденер. — Возможно, только я и начальник отдела безопасности. Он проверяет каждого, поступающего к нам на службу. — Почему в таком случае у нее другая фамилия? Она замужем? — с неожиданным волнением спросил Освальд. Он всю сознательную жизнь сторонился замужних женщин, бежал от них как от чумы. — Полагаю, я неточно выразился, мистер Фергюссон, сэр. Мисс Стэджерфорд — приемная дочь Джона. — Ясно, это, конечно, объясняет, почему у них разные фамилии, — незаметно выдохнув, сказал суровый босс. — Кстати, не знаете, они были близки с покойным? — Насколько я знаю, в высшей степени близки. — Но я не видел ее на похоронах. — Мисс Стэджерфорд была тогда в отпуске в Скалистых горах. Нам не удалось связаться с ней до ее возвращения в Бейкерсфилд спустя три дня после печальной церемонии. — Сколько ей лет? — продолжал расспрашивать Освальд. Остальные сопровождающие держались на некотором расстоянии. — Точно сейчас не могу сказать, но не больше двадцати восьми. Если желаете, сэр, я узнаю. Они покинули здание и спускались по гранитным ступеням к ожидающему черному лимузину. — Неважно. Так в каком отделе, вы говорите, она работает? — Отдел технологий производства сухих и полусухих вин. — Хороший специалист? — Да, очень, особенно в области купажа. Была на стажировке на юге Франции. Привезла пару новых идей, которые мы немедленно и с большим успехом внедрили. — И давно работает на нас? — Третий год. Если мне не изменяет память, с мая шестьдесят девятого. — Что-нибудь знаете о ее личной жизни? Есть у нее жених, постоянный приятель? Возможно, она с кем-то живет? Исполнительный директор чуть заметно нахмурился — ему определенно не нравилось, какой оборот принял разговор. — Не знаю, мистер Фергюссон, сэр. — А какие у нее отношения с коллегами-мужчинами? — Прекрасные. Она, правда, держится несколько отстраненно, но всегда вежливо и дружелюбно. Я не слышал ни одной жалобы… — Никакого служебного романа? — продолжал настаивать Освальд. — Не замечал ничего подобного. По-моему, я слышал что-то о том, что в начале года она разорвала помолвку и с тех пор сторонится мужчин. — Ясно… Мистер Карденер открыл дверцу лимузина и, дождавшись, когда босс усядется, наклонился и тихо, почти заговорщицки произнес: — Знаете, она была ужасно расстроена смертью отчима. И, похоже, прочитав отчеты прессы, Белинда решила, что в случившемся виноваты вы, сэр… Мисс Стэджерфорд немедленно подала мне уведомление об увольнении. Признаюсь, мне не хотелось терять такого специалиста, так что я предложил ей взять еще две недели отпуска и все как следует обдумать. И, надо сказать, она удивила меня, приятно удивила, когда спустя неделю вернулась и приступила к работе. Освальд нахмурился. Предыдущие связи в его жизни были легкими, порой даже скучными, до такой степени просто давались победы. Впрочем, его обычно устраивала эта простота и отсутствие обязательств. Он прежде всего искал в женщине красивую компаньонку, чтобы появляться с ней на публике, и красивое тело, чтобы наслаждаться им в постели. А чувства оставались незатронутыми… Эта же женщина не будет ни легкой, ни доступной, ни скучной. Возможно, она окажется самой трудоемкой и сложной из его побед. И все же эта мысль не заставит его отступить. Ведь он всегда знает, чего хочет и как этого добиться. А теперь он хочет эту женщину, Белинду Стэджерфорд. Освальд Фергюссон подумал, не отложить ли отъезд домой, но решил, что ситуация слишком непростая, чтобы приступить к немедленной атаке. Если бы он мог открыться, тогда другое дело. Но сейчас лучше выждать, дать остыть страстям. Приняв это решение, Фергюссон пожал руку исполнительному директору, вежливо кивнул провожающим и коротко бросил шоферу: — В аэропорт! Вернувшись в Сидней, Освальд с головой погрузился в новый проект, пытаясь забыть на время о знойной брюнетке, поразившей его воображение. Но высокая молодая женщина с красивой грудью продолжала снова и снова вставать перед его внутренним взором. Он решил затеять новую интрижку, нашел миниатюрную блондинку с мальчишеской фигурой и отправился с ней в оперу, потом в ресторан, потом — к ней домой. И когда, лежа с ней в постели, в момент экстаза вдруг выдохнул «Белинда!» — понял, что пора действовать. Он позвонил в Лос-Анджелес, нанял частного сыщика и приказал выяснить все, что возможно, о Белинде Стэджерфорд и ее возможных любовниках. Спустя неделю Смит Трапп представил отчет, в котором говорилось, что, кроме бывшего жениха, ему не удалось обнаружить даже следа мужчины в жизни Белинды. Зато он получил такие сведения об объекте наблюдения, которые крайне заинтересовали его влиятельного клиента. Например, то, что мисс Стэджерфорд любит путешествия и мечтает посетить Австралию и Новую Зеландию. Используя эту информацию как отправную точку, Освальд Фергюссон вскоре составил план действий, который, если удастся, приблизит его к цели. И более того, он сумеет также отвлечь и Белинду, и себя от трагических событий, случившихся не так давно в Калифорнии, в небольшом городке Бейкерсфилд. В тот же день владелец «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн» позвонил исполнительному директору этой компании и сообщил: — Я решил, что было бы неплохо провести обмен опытом между калифорнийскими технологами и моими местными, австралийскими. Возможно, таким образом удастся значительно улучшить качество продукции. — Что вы имеете в виду под обменом опытом? — осторожно спросил умудренный жизнью директор. — Ну, например, в качестве первого испытания моей идеи я пошлю к вам инженера-технолога Питера Коста. Он молод и рвется в бой. Жаждет поработать в Штатах. И вы пришлете к нам сюда тоже одного человека. — На какой срок? — Ну, скажем, месяца на три, на полгода. Посмотрим, как пойдут дела. — А кого послать к вам? Памятуя о том, что командировка должна быть добровольной, Освальд предложил самым небрежным тоном: — Почему бы вам не поинтересоваться, есть ли у кого-то из сотрудников желание поработать полгода на нашем континенте? Если она не клюнет на эту наживку, придется придумать что-то еще. — Я не знаю, как будет встречено такое предложение, сэр, — старательно выбирая слова, произнес Томас Карденер. — Видите ли, большинство наших сотрудников люди семейные, с детьми, и едва ли отнесутся с энтузиазмом к таким перемещениям. Конечно, я могу поговорить и посмотреть, какие будут результаты. — Так и сделайте. И держите меня в курсе событий. Фергюссон приготовился ждать, старательно подавляя нарастающее нетерпение. Действительно, прошел месяц, прежде чем он получил сообщение от Томаса Карденера. Только два человека откликнулись на предложение о временном переводе: миссис Мортон и, к удивлению и директора, и самого Фергюссона, мисс Стэджерфорд. Почему же она согласилась? — думал Освальд. Конечно, если верить Траппу, она любит путешествовать и ее никто и ничто не держит в Штатах, так что, возможно, она просто ощущает потребность в переменах, испытывает необходимость забыть о прошлом, начать новую жизнь. Он был настолько доволен успешным началом предприятия, что последние недели показались ему бесконечными. Тянулись и тянулись, наполненные воспоминанием о чудесном видении, мелькнувшем перед его глазами в далеком полупровинциальном городке на юге Калифорнии. — Вы сами хотите побеседовать с кандидатами? — осторожно спросил Карденер. Помня его несколько подозрительное отношение к расспросам о Белинде, Освальд решил, что пусть все выглядит совершенно естественно. Хозяину корпорации не годится уделять излишне большое внимание подбору персонала. — Нет-нет, — ответил он, — сделайте это сами. Но поскольку этот проект — мое детище, то сообщите заранее о дате интервью, и я прилечу на день-другой. Мне бы хотелось незаметно понаблюдать за кандидатами. Так что не присылайте лимузин и вообще никак не афишируйте мое прибытие. Если исполнительному директору эти инструкции и показались необычными, то он не подал виду. И вот пришел долгожданный день. Карденер проводил интервью в своем офисе, а Фергюссон наблюдал за происходящим из соседнего кабинета через приоткрытые жалюзи. Сначала директор беседовал с миссис Мортон. Ее мотивы оказались как раз теми, на которые Освальд рассчитывал. Милая пятидесятилетняя дама несколько месяцев назад лишилась мужа. Так до конца и не оправившись, она решила, что смена обстановки поможет ей преодолеть горечь тяжелой утраты. Дома все слишком напоминало о покойном супруге. Но мистер Карденер решил, что возраст и состояние здоровья вряд ли позволят старшему технологу успешно и эффективно работать в непривычном климате и в незнакомой обстановке. Теперь настал черед Белинды Стэджерфорд. С нетерпением дожидаясь ее прихода в офис для беседы, Фергюссон вдруг засомневался: а действительно ли она так хороша, как показалась ему в прошлый раз? Вдруг сейчас он будет разочарован? Но когда Белинда наконец-то вошла в директорский кабинет, он с облегчением вздохнул. Нет, не зря он затеял эту игру с обменом персоналом. Она была даже еще красивее, чем ему запомнилось. Но он еще ничего не знал о ней, кроме того, что раскопал Трапп. Не знал, какой у нее голос, не знал, как она улыбается, не знал, как ей больше всего нравится заниматься любовью… Но скоро, очень скоро он узнает все это, и знакомство будет полно приятных сюрпризов. Наблюдая, как Белинда ожидает прибытия исполнительного директора, Освальд заметил, что она выглядит совершенно спокойной. Но вот она взглянула на свой безупречный зеленый костюм, смахнула невидимую пылинку с лацкана пиджака и еще больше распрямила плечи, выдав наконец свое беспокойство. Значит, ее все-таки волнует исход встречи. Один взгляд на легкое движение ее руки вдоль плавной линии груди — и Освальд ощутил внезапный приступ желания, который удивил его своей силой. Кровь помчалась по венам с удвоенной быстротой и застучала в висках. Ему захотелось немедленно броситься в кабинет, схватить ее в объятия и припасть к спелым вишням губ. Сколько еще можно ждать? Но разум победил инстинкт. Если эта женщина добровольно идет в расставленную им ловушку, то к чему форсировать события? Было бы самым настоящим идиотизмом зайти так далеко и испортить всю игру из-за простой неосторожности. Вот когда перевод будет официально оформлен, тогда и можно будет немного ускорить события.
Внешнее спокойствие, с которым Белинда ожидала мистера Карденера, было обманчивым. Внутри она вся напряглась, как туго натянутая тетива. Ох, хоть бы ей удалось получить этот перевод в Сидней!.. Почти год она ломала голову над тем, как осуществить свой план, и это предложение оказалось просто даром небес в ответ на ее безмолвную мольбу. Конечно, даже если перевод состоится, это вовсе не означает, что она окажется поблизости от могущественного босса. Может, ей придется работать вообще в другом месте. И все же в Сиднее у нее больше шансов встретиться с ним, чем во время его редких визитов в Бейкерсфилд. Она, конечно, всегда знала, когда он приезжает, по тому нервному возбуждению, которое воцарялось во всех отделах «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн», но сама ни разу не встречалась с ним. Зато постоянно читала о нем на страницах иллюстрированных журналов. Не очень высокий, примерно шести футов, но широкоплечий, с выразительным лицом, ярко-синими глазами и светлыми волосами, Освальд Фергюссон был, бесспорно, очень хорош собой. Было что-то неуловимо волнующее в его облике, что притягивало ее, заставляло напрягаться. Пресса зачастую с плохо скрываемым восхищением отзывалась о его похождениях, называя современным Дон Жуаном. На многочисленных фотографиях Фергюссон всегда был в обществе удивительно красивых миниатюрных женщин, в основном светловолосых, как и он сам. Еще год назад такая вызывающая сексуальная активность только отталкивала Белинду. Инстинкт подсказывал ей избегать таких мужчин любой ценой. Теперь все изменилось. Встретиться с ним, оказаться рядом стало целью ее жизни. Единственной целью. В предыдущий визит Фергюссона в Калифорнию ей так и не удалось попасться ему на глаза. Когда Белинда нашла наконец повод зайти в желанный офис на восьмом этаже, то узнала, что босс только что уехал в аэропорт. Однако неудача не разочаровала ее, не заставила отказаться от плана, напротив, только укрепила волю и стремление к победе. В последующие недели, обдумывая практические возможности оказаться рядом с Освальдом Фергюссоном, она читала все, что только могла найти в прессе о нем и его бизнесе. Тридцатидвухлетний холостяк, хозяин многочисленных и высшей степени процветающих предприятий, был хорошо известен как у себя дома, в Австралии, так и в обеих Америках, в Европе, в Юго-Восточной Азии. Он много работал, вел суровую политику по отношению к конкурентам, но был известен и своей благотворительностью. Получив образование в Оксфорде, Фергюссон стал заниматься бизнесом, начав с почти разорившейся компании своего отца по производству шерсти. Твердо став на ноги, он, однако, не сосредоточился на одной отрасли, а стал скупать разные предприятия, оказавшиеся на грани банкротства. Все его начинания увенчивались успехом, и к тридцати годам Фергюссон уже был мультимиллионером, известным всему миру. Им восхищались, его уважали, боялись, поносили и прославляли. Ему завидовали. И всегда, после очередного его визита в Штаты, газеты печатали фотографии Фергюссона с непременно прильнувшей к нему той или иной красивой длинноволосой блондинкой. Белинда сама была очень привлекательна, но совсем в другом стиле. С четырнадцати лет, когда она из неуклюжего подростка превратилась в высокую молодую девушку с идеальной фигурой, мужчины одолевали ее своим вниманием, заставляя завидовать не очень привлекательным подружкам. И она постепенно спряталась в непроницаемую скорлупу, вызволить из которой ее удалось только Чарли. Но ничего хорошего из этого не вышло. Бедняга Чарли… Но теперь ей пришло в голову, что, возможно, красота, которая до настоящего времени казалась только досадной помехой в жизни, поможет привлечь внимание известного Освальда Фергюссона. Что ж, тогда она искупит все неприятности, которые причиняла Белинде в прошлом. И даже знание того, что ее красота не та, которая обычно притягивает Фергюссона, не охладило решимости молодой женщины. На пути осуществления плана стояло только его обыкновение вступать в легкие, ни к чему не обязывающие связи с женщинами. Если Белинде не удастся вызвать в нем искреннее чувство, то все окажется бесполезным. Ее намерение — заставить Освальда Фергюссона влюбиться, а не просто желать… Дверь офиса открылась, и, увидев входящего мистера Карденера, Белинда чуть покраснела, будто он мог прочесть ее тайные мысли. Пройдя к своему столу, пожилой исполнительный директор сказал: — Мисс Стэджерфорд, извините, что заставил вас ждать. Меня задержал непредвиденный звонок. Белинда старалась казаться собранной и деловой, не слишком заинтересованной в результатах встречи. Мистер Карденер окинул ее мягким взглядом и спросил: — Вы еще заинтересованы в переводе в Сидней? — Да, — ответила она, надеясь, что голос звучит ровно и не выдаст ее волнения. — Вы уверены? Возможно, вам придется иногда встречаться там с мистером Фергюссоном, — осторожно предупредил ее директор. — Да, совершенно уверена, — твердо ответила Белинда. Что ж, похоже, она решила забыть прошлое. И Карденер с заметным облегчением спросил: — А почему вы откликнулись на наше предложение о переводе в Австралию? Белинда ожидала этого вопроса и выдала заранее приготовленный ответ: — О, для меня, как для технолога, это будет совершенно неоценимым опытом. Меня очень интересуют особенности виноделия, сходства и различия в производствах по всему миру. — Гмм, — усмехнулся директор, — ответ, как по книге. Но что-то подсказывает мне, что у вас есть и личный мотив. Белинда оцепенела. Проклятье! Он знает… Но это же невозможно! — Что вы имеете в виду? — осторожно спросила она. Карденер улыбнулся. — Помнится, вы когда-то упоминали, что хотели бы побывать в Австралии и Новой Зеландии. — Да. Да, конечно… Я удивлена, что вы не забыли, — ответила она и немного вызывающе добавила: — Но разве это может как-то повлиять на ваше решение? — Нет, что вы, мисс Стэджерфорд, конечно нет. Это как раз большой плюс, что вы изъявляете желание пожить в Сиднее. На мой взгляд, вы самый подходящий кандидат для перевода, и я сообщу об этом мистеру Фергюссону. — Прекрасно, — ослепительно улыбнулась ему Белинда. Пожилой директор мысленно возблагодарил судьбу за свой счастливый брак и любимую жену. Сидящая перед ним женщина за все время, что работала в их корпорации, неизменно глубоко волновала его своей красотой. — В таком случае, если мистер Фергюссон согласится на вашу кандидатуру, готовьтесь к отъезду. Мы, безусловно, оплатим расходы по перелету, жить вы будете в квартире, принадлежащей компании. Сколько времени вам понадобится, чтобы завершить все дела здесь? — Я буду готова в любую минуту, когда скажете. Чем скорее, тем лучше. Все и так слишком затянулось. — С учетом приближающегося Рождества, думаю, начало года подойдет. С квартирой у вас проблем не возникнет? — Нет, я снимаю квартиру на пару с подругой. Думаю, она с легкостью найдет кого-нибудь вместо меня. — Великолепно!.. В таком случае, как только получу ответ от мистера Фергюссона, я немедленно сообщу вам. — Благодарю вас. И Белинда покинула кабинет. Дойдя до лифта, она прислонилась спиной к стене, ощущая, как вдруг ослабели и подкосились колени. Итак, она сделала первый шаг к заветной цели. Удачный шаг. Теперь, если Фергюссон не будет возражать против ее кандидатуры… Хотя почему бы он должен возражать? У нее другая фамилия, не как у Джона. Она не была дома, когда все случилось, не присутствовала на похоронах, так что он не может знать, что между ней и покойным Аброгайлом есть какая-то связь. Белинда вошла в лифт, спустилась на нужный этаж и вернулась на рабочее место. Открыла папку и невидящими глазами уставилась на лежащий сверху график. Мысли ее были горьки и полны ненависти. Джон Аброгайл был последним близким ей человеком. Только два года назад он сумел наконец забыть о бывшей жене и прийти в себя. И встретил молодую женщину — двадцатитрехлетнюю Саманту Макартур. Джон влюбился с первого взгляда и спустя некоторое время узнал, что его избранница тоже далеко не равнодушна к нему. Их счастье продолжалось почти год, и Белинда радовалась, глядя, как светится радостью ее отчим. Она с легким сердцем отправилась в отпуск в Скалистые горы, о которых давно мечтала, но вернулась к полному краху. Джон, не в силах справиться с болью от предательства Сэмми, принял смертельную дозу виски с транквилизаторами. Бедный милый Джон. Такой добрый, такой великодушный, такой отзывчивый! Он мертв и похоронен. Необратимо. И никто ничего не мог с этим поделать. Смерть Джона Аброгайла признали несчастным случаем, но местным репортерам удалось каким-то образом узнать о произошедшем столкновении между покойным и самим Освальдом Фергюссоном. Они с удовольствием смаковали подробности, намекали на существование любовного треугольника и, как следствие этого, на возможное самоубийство. С тех пор Белинда не переставала упрекать себя в том, что уехала и не оказалась рядом с Джоном, когда тот нуждался в ней. Будь она дома, все могло бы случиться по-другому. Случилось бы по-другому. Раздавшийся телефонный звонок прервал ее горькие мысли. — Мистер Фергюссон одобрил вашу кандидатуру, мисс Стэджерфорд, — сообщил исполнительный директор. — Но он высказал пожелание, чтобы вы отправились к новому месту работы как можно скорее, чтобы устроиться и решить все организационные вопросы еще до Рождества. Но, может, это слишком рано для вас? Уверен, мистер Фергюссон поймет, если вам захочется провести Рождество дома с близкими и родными? Белинда неслышно вздохнула. — У меня не осталось никого из близких. Поэтому я и попросила о переводе, — тихо сказала она. Мистер Карденер немедленно вспомнил о ее расторгнутой помолвке и о Джоне Аброгайле и выругался про себя. Как он только мог сказать такое? — Пожалуйста, простите меня, мисс Стэджерфорд. Я не подумал. — Ничего, мистер Карденер, все в порядке. Думаю, Рождество в Сиднее должно мне понравиться, — ответила Белинда. — Что ж, в таком случае, когда, вы считаете, будете готовы к путешествию? Она внезапно почувствовала, как от волнения кровь резко прилила к лицу, а сердце бешено заколотилось. — Дела в полном порядке, я могу передать их прямо сегодня. Так что мне надо только собрать вещи… Я могла бы вылететь уже завтра, если еще возможно достать билет на ближайший рейс. — Мистер Фергюссон имеет долю в одной из авиакомпаний, так что перелет — это не проблема. Мой секретарь сейчас все организует, включая машину до аэропорта. — Спасибо, — ответила Белинда. Мистер Карденер прекрасно понимал, как нелегко пришлось молодой женщине, поэтому неожиданно теплым голосом произнес: — Берегите себя, мисс Стэджерфорд… Конечно, его это решительно не касается, но он был очень неспокоен по поводу едва скрытого нетерпения босса и его мотивов по поводу неожиданного обмена. Однако он знал об отношении Белинды к Фергюссону и полагал, что та вне опасности. — Спасибо, мистер Карденер, — улыбаясь, ответила та. — Обязательно. — И не забудьте вернуться к нам, когда окончится срок. Мы все будем вас ждать, — тепло добавил директор. Но, несмотря на доброту, прозвучавшую в его тоне, Белинда внутренне похолодела. Что бы ни произошло в Сиднее, в «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн» она уже не вернется. Эта часть ее жизни позади. Независимо от того, преуспеет ли она в своем плане или нет, ей пора забыть о прошлом и продолжать жить. Но чтобы жизнь продолжалась, она должна преуспеть. Обязана.
К вечеру, однако, Белинда ощутила, что первое возбуждение, а с ним и уверенность покинули ее. Она вошла в квартиру, аккуратно положила на стоящий у двери столик сумку и направилась в кухню. Ее подруга Марта была уже дома и гремела там посудой, готовя ужин. Когда Белинда появилась на пороге, та повернулась, внимательно посмотрела на нее и спросила: — Что случилось, Линда? Ты… ты получила перевод? — Да. — Отлично! Значит, ты наконец-то на верном пути. На сколько уезжаешь? — Пока не знаю. Как дела пойдут. Речь шла о сроке от трех месяцев до полугода, а там посмотрим. Надеюсь, что вернусь скорее. Ты, наверное, пригласишь кого-нибудь пожить с тобой, чтобы не платить аренду одной? Но Марта покачала в ответ головой. — Я справлюсь. Финансы мне, благодарение Господу, позволяют. Одно дело — жить с тобой, и совсем другое — с кем-то еще. Ты уже знаешь, когда летишь? — Завтра. — Завтра?! — Марта едва не уронила ложку, которой помешивала в сковороде что-то весьма аппетитное на вид. — Но почему такая спешка? — Они хотят, чтобы я полностью устроилась до Рождества. Надеюсь, ты не возражаешь? — Конечно нет. Честно говоря, Берт просил меня поехать с ним в Майами двадцать второго. Там его родители живут. — Да? Ты ничего не говорила мне прежде, Марти. — Я никак не могла решить, ехать мне или нет. Белинда вдруг поняла, что подруга не желала оставлять ее одну. Значит, она обманула мистера Карденера: один по-настоящему близкий человек у нее все-таки есть. Ей захотелось обнять Марту и благодарно поцеловать, но она знала, что та не выносит столь открытого проявления чувств, поэтому только спросила: — Но теперь, я надеюсь, поедешь? — Думаю, да. Я поговорила на работе, мне могут дать два-три дня за переработку в прошлом месяце. — Попробовав соус, она удовлетворенно продолжила: — Еще десять минут, и можно ужинать. Ты пока накрой на стол. Я предлагаю, чтобы ты все рассказала, пока мы будем есть, а потом помогу тебе собрать вещи. Слава Богу, мне удалось заставить тебя купить пару новых костюмов на последней распродаже. И еще… — Марта заулыбалась, — почему бы нам не распить бутылочку кьянти, чтобы отпраздновать это событие? А когда ты поставишь могущественного Освальда Фергюссона на колени и заставишь пресмыкаться перед тобой, я куплю «Клико». — Ох, что-то я не уверена, что мне это удастся, — неожиданно призналась Белинда. — Удастся, обязательно удастся, поверь мне! — воинственно заявила Марта, тряхнув рыжей копной волос. — Эта грязная свинья должен когда-то получить по заслугам! — Знаю. Только не убеждена, что, даже если у меня и получится вызвать его интерес, я справлюсь со своей ролью. В конце концов я не актриса, чтобы презирать и ненавидеть мужчину и в то же время делать вид, будто он мне нравится. — Актриса, актриса, — заверила ее Марта. — Вспомни постановку «Бегущих от грозы» в колледже. Разве там ты не играла любовницу этого противного… как его, черт? Да, Роберта Неккера. — Но это совсем не то же самое! — Все равно ты справишься! — Ох, сомневаюсь… Фергюссон ведь не только чертовски богат, он еще и дьявольски привлекателен. — Откуда это ты знаешь о его привлекательности, Линда? — Видела его фотографии в журналах. Марта засмеялась. — Даже ребенку известно, что журнальные фото всегда всех приукрашивают, особенно миллионеров. — Да, но при нем всегда новая женщина… — О, это потому, что у него денег куры не клюют. Ты же знаешь, что некоторые дамочки готовы обожать миллионеров, даже если они старые, лысые, жирные коротышки. — Ну, Фергюссон совсем не старый, у него полно волос и отличная фигура. Нет, Марти, он действительно сексуально привлекательный. Очень! — Ну и что? Может, у него изо рта воняет? Белинда грустно улыбнулась. — Удастся ли мне подойти к нему настолько близко, чтобы понять, так ли это? Надеюсь, впрочем, что ты не права. Нет, Марти, я пытаюсь сказать, что он не только богат, но еще и умен. Разве я могу понравиться такому? Марта вскинула руки к потолку, будто взывая к небесам. — Да ты нравилась куче самых разных мужиков еще со школы! Даже не прилагая к этому никаких усилий. — Но Освальд Фергюссон — совсем другой. Он живет в совершенно ином мире, у него полно женщин, так что он может даже не обратить на меня внимания. Марта едко засмеялась. — Он мужчина, верно? Нормальный? Не гей? — Я почти уверена в этом. — Тогда, поверь моему слову, это будет для тебя парой пустяков.
2
Этой ночью Белинда не уснула ни на минуту. Она лежала, думала, планировала, анализировала, вспоминала. И на следующее утро встала с головной болью и красными глазами. В кухне Марта, уже одетая и накрашенная, варила кофе. — Ты черт знает на кого похожа! — заявила она, окинув подругу быстрым взглядом. — Ага, и чувствую себя соответственно, — отозвалась Белинда, садясь за стол. Марта поставила перед ней кружку, налила раскаленной ароматной жидкости, подвинула блюдце с нарезанным лимоном. — Не спала всю ночь? — сочувственно спросила она. — Ни минуты. — В будущем тебе надо относиться к себе внимательнее. Если бы этот Фергюссон увидел тебя сейчас, то немедленно удрал бы и сделал так, чтобы больше никогда с тобой не встречаться. Она тоже села к столу и взяла в руки свою кружку — большую, ярко-синюю, с уже оббитыми краями, которую Белинда подарила ей еще в колледже. — Я подумала и пришла к выводу, — продолжила Марта, сделав глоток, — что тебе лучше всего сыграть на его покровительственных инстинктах. Если, конечно, они у него есть. Как правило, властные мужчины падки на невинно хлопающих широко открытыми глазками беспомощных девушек. — Не уверена, что у меня получится невинно хлопать глазами и изображать беспомощность, — возразила Белинда. — Попробуй. Поверь мне, это безгранично льстит их самолюбию. — Я верю, только… — Насколько далеко ты намерена зайти? Собираешься лечь с ним в постель? Белинда содрогнулась от ужаса. — Господи, Марти, что ты такое говоришь? Конечно нет! — воскликнула она. — Думаю, что немного секса тебе не повредит… — Нет уж, моя дорогая, без таких игр я вполне могу обойтись. — Если судить по его репутации, Фергюссон должен быть классным любовником. Уж я бы на твоем месте проверила, так ли это. — С таким, и в постель?! — Смотри на жизнь проще, Линда, как на вазу с вишнями. Выплевывай косточки, наслаждайся мякотью. — Нет, я на такое не способна, — уныло ответила Белинда. — Иногда начинаю даже думать, все ли со мной в порядке. — Единственное, что в тебе не так, — это твоя неимоверная гордость. Она и не дает тебе жить просто, заставляет быть одинокой. И еще… Позволь предупредить тебя. Если этот Фергюссон и правда такой соблазнитель, берегись. Не позволяй ему застать себя врасплох. Если он привык всегда получать то, чего хочет, то как бы не разозлился и не причинил тебе еще боли… С этими напутствиями Марта вскочила, обняла подругу и поцеловала ее. Белинда была потрясена ее необычной эмоциональностью. — Мне пора. — Марта сама смутилась таким пылким проявлением чувств. — Да, кстати, я оставила твой рождественский подарок на телевизоре. Извини, не успела завернуть. Ну, пока. Не пропадай! Марта убежала. Оставшись одна, Белинда допила кофе, вымыла кружки и пошла в гостиную. Там на телевизоре лежал маленький пакет. Она открыла его и ахнула, увидев комплект дорогого изящного белья. Ай да Марта, любовно подумала Белинда и пошла в спальню, где прятала подарок подруге — красный кожаный пояс с большой серебряной пряжкой. Марта заметила его в витрине одного магазинчика, когда они вместе ездили в Лос-Анджелес, и буквально влюбилась с первого взгляда. Отнеся этот знак любви и внимания к ней в спальню, Белинда быстро приняла душ, оделась, накрасилась, сунула в чемодан последние мелочи и подарок Марты и подошла к окну, чувствуя, что от волнения ее даже слегка мутит. Вскоре подкатил шикарный белый лимузин, из него вышел шофер в униформе, направился к дому и позвонил в дверь. Белинда быстро спустилась вниз и открыла. Он поднес руку к козырьку своей фуражки и приветливо произнес: — Доброе утро, мисс Стэджерфорд. — Здравствуйте. — Могу я помочь с багажом? — Да, благодарю вас. Она показала на чемодан и, пока шофер относил его, заперла дверь, оставила ключ в почтовом ящике и направилась к ожидающему ее лимузину. Водитель почти беззвучно запер багажник и подскочил открыть ей дверцу. С такими манерами он мог бы возить самого Фергюссона, подумала Белинда, наклоняясь, чтобы забраться в машину. И в этот момент увидела уже сидящего там светловолосого мужчину в дорогом сером костюме. От удивления она споткнулась и почти упала ему на колени. Ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его, так что она даже ощущала его дыхание. Мужчина помог ей усесться, протянул сумку, которую она уронила. — Извините, что напугал вас. Какой приятный голос, подумала Белинда и произнесла: — Ничего, я просто не ожидала… Незаконченная фраза повисла в воздухе. Нет, этого не может быть. Это невозможно! Она видела его только на фотографиях, но сомнений не было ни малейших. Эту обаятельную улыбку и красивое, немного высокомерное лицо нельзя было спутать ни с каким другим. Во плоти Освальд Фергюссон выглядел еще сексуальнее, чем на снимках. И Марта конечно же ошибалась. Его дыхание было свежим, как у младенца. Он внимательно смотрел на нее своими ясными синими глазами, обрамленными длинными ресницами. Сердце Белинды бешено забилось, и приступ ненависти сотряс все ее существо. Она, будто загипнотизированная, не могла оторвать глаз от объекта столь сильного чувства. — Не забудьте пристегнуть ремень, мисс Стэджерфорд, — вежливо напомнил он. Она слегка вздрогнула и последовала его совету, но пальцы дрожали, и Белинда никак не могла попасть пряжкой в замок. Тогда он наклонился и помог. Лимузин плавно тронулся с места, а Освальд сидел, ликуя, как влюбленный подросток. Наконец-то после всех этих недель ожиданий и волнений она находится рядом с ним! На близком расстоянии Белинда выглядела еще красивее, чем издалека. Просто потрясающе! Гладкая, без малейших дефектов кожа, красиво изогнутые брови, черные ресницы, и глаза… удивительные глубокие темные глаза! Он мог бы смотреть в них, не отрываясь, часами. Не в первый раз за последний год он вспомнил о случившемся, вспомнил с сожалением и горечью. Возможно, из-за этого ему не удастся заполучить эту роскошную, изумительную, ошеломляющую красавицу. Судя по взгляду, она уже знает, кто ее спутник. Но, несмотря на это, он решил сразу взять быка за рога и рассеять возможные сомнения. — Думаю, мне лучше представиться. Я Освальд Фергюссон. — И протянул ей руку. Завороженная, будто во сне, Белинда взяла ее. Ладонь была твердой и прохладной, рукопожатие крепким и уверенным, но, видит Бог, она с большим удовольствием прикоснулась бы к лягушке. Белинда уже освобождала руку, когда Фергюссон вежливо добавил: — Рад познакомиться с вами, мисс Стэджерфорд. Потрясенная неожиданной встречей, она промолчала. В голове не было ни одной идеи, которая помогла бы справиться с ситуацией. Все случилось слишком рано, она еще не была готова. Заметив, что Белинда сидит совершенно неподвижно, с напряженным лицом, будто фотографируется на документы, Фергюссон мысленно выругался. Дьявол! Если она хоть на десятую часть поверила тому, что писали в газетах, то все равно должна ненавидеть его. Обычная самоуверенность на минуту покинула Освальда, и он встревоженно подумал, удастся ли ему преодолеть этот барьер. Чего ждать от нее? Гневных обвинений? Но она молчала, очевидно ошеломленная неожиданностью их встречи. Медленно, незаметно выдохнув, Фергюссон произнес: — Поскольку так уж получилось, что мы с вами летим в одно и то же время, то я подумал, что мы могли бы вместе доехать до аэропорта… Еще не совсем пришедшая в себя от неприятного сюрприза, Белинда выпалила первое, что пришло в голову: — Я не знала, что вы в Штатах, в Бейкерсфилде… Поэтому так удивилась, когда вы представились. Какой у нее изумительный голос, подумал Фергюссон, глубокий, немного хрипловатый. Такой сексуальный. — Я заметил, что вы знали, кто я такой, еще до моего представления. — Да, — односложно ответила она. — Но мы никогда прежде не встречались? — Нет. — Тогда, возможно, вы видели меня в офисе? — Нет. — Значит, в обществе? Покачав головой, Белинда заметила: — Едва ли мы вращаемся в одних и тех же кругах. — Это напоминает мне детство, — вдруг сказал он. Совершенно озадаченная Белинда спросила: — Простите? — Когда я был маленьким, то терпеть не мог ездить в машине. Мне было жутко скучно. И моя мать, чтобы хоть как-то развлечь меня, играла со мной в такую игру. Что-то загадывала, а я задавал вопросы, пытаясь угадать, что это. Именно об этом я сейчас и вспомнил. Белинда разозлилась — на себя за то, что выглядит дурочкой, на него — за то, что смеется над ней. — Я видела ваши фотографии в газетах, — резко ответила она. Однако они не передавали даже малой доли того, чем он обладал. Они не приготовили ее к этой встрече. Фергюссон вздохнул. — Ну вот, мне только-только начала нравиться эта игра, а вы взяли и все испортили. — Что ж, я всегда могу что-то загадать, чтобы вы не скучали. Но едва язвительные слова слетели с ее губ, Белинда пожалела, что произнесла их. Она ведь собиралась очаровать его своей красотой и обаянием, но пока делала все, чтобы рассердить. А это никуда не годится. Вполне возможно, что у него, как у большинства мужчин с большими деньгами, раздутое самомнение и полное отсутствие чувства юмора. Но спустя долю секунду он опроверг ее предположение, весело рассмеявшись. И смеялся он приятно, тихо и заразительно, а не громко и самодовольно. Даже глаза его улыбались, когда он ответил: — Должен признаться, что теперь я предпочитаю более взрослые игры. — Это я знаю, — холодно произнесла Белинда. Год назад она лично получила трагические доказательства того, что могущественный Фергюссон действительно предпочитает «более взрослые игры». Больше всего ей хотелось впиться в его красивое лицо ногтями, располосовать его сверху донизу и визжать, визжать, изливая накопившуюся ненависть. Освальд сразу пожалел об игривом замечании, которое вызвало такой ледяной отпор. Но молодая женщина уже раскаялась в своей вспышке, в примитивном стремлении к насилию и напомнила себе, что если собирается преуспеть в своей миссии, то не должна никоим образом даже намекать Фергюссону на то, что имеет какое-либо отношение к Джону Аброгайлу. И, приложив неимоверное усилие, она легко сказала: — На каждой фотографии вы фигурируете с новой спутницей, а газеты, не стесняясь, окрестили вас новым Дон Жуаном. — Газетчики очень часто распространяют истории, граничащие с клеветой. Я лично всегда возмущался такими отзывами. — Почему же не подали в суд? Или считаете, что лучше плохая реклама, чем никакой? — спросила она. Ему показалось, что ее настроение изменилось, и он ответил, широко улыбаясь: — А вам как кажется? Белинда понимала, что уже находится под влиянием его обаяния, его сексуальности, его магнетизма, и сделала попытку улыбнуться в ответ. Выяснилось, что это много проще, чем ей казалось. Что она лучшая актриса, чем думала. Фергюссон был впечатлен ее ответной реакцией и продолжил: — Боюсь, мои отношения с прессой оставляют желать много лучшего. На последней пресс-конференции меня спросили, что я думаю о современной журналистике, и я ответил, что, к сожалению, многие представители этой профессии не только сильно отклоняются от истины, но зачастую и просто сочиняют то, чего не знают. С тех пор они жаждут моей крови. — Так все эти истории — ложь? — Вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела подумать. — Очень часто, да. — Он внимательно посмотрел на свою спутницу и сказал: — Я не притворяюсь святым, но большинство газетных сплетен именно то, что они есть, — сплетни. Выдумки. Но, к несчастью, мимоходом брошенная грязь иногда прочно пристает. — Да, но не так давно пресса была без ума от вас. — Но только до тех пор, пока не выяснили, что я не желаю сотрудничать с ними. — После этих слов Фергюссон сменил тему разговора. — Надеюсь, у вас не возникло никаких проблем с переводом и таким поспешным переездом? — Нет, вовсе нет. — Вам не пришлось расстаться с кем-то близким? С приятелем, женихом? — Нет. Фергюссон был рад, что сведения Траппа подтвердились, и спросил: — А с жильем вы что решили? — Я снимала квартиру пополам с подругой, так что никаких осложнений тоже не возникло. — Многие вряд ли были бы довольны расстаться с семьей и близкими на Рождество. Старательно следя за тем, чтобы голос звучал ровно, Белинда ответила: — У меня нет близких, с кем я могла бы провести Рождество. Фергюссон ждал. Но она так и не упомянула отчима.Интересно, почему? Хоть он и ее босс, но не похоже, чтобы она страдала отсутствием храбрости. Он был готов сказать ей о том, как сожалеет о случившемся, объяснить свою роль в печальных событиях, и задал бы несколько вопросов, давая возможность высказаться открыто. Но она продолжала молчать, так что Освальд сделал вывод, что Белинда Стэджерфорд не желает обсуждать с ним эту тему. Сам он предпочел бы выяснить этот вопрос раз и навсегда. Но если она решила оставить прошлое позади, то он готов принять ее решение. Белинда, ответив на его вопросы с большим внешним спокойствием, чем рассчитывала, почувствовала себя немного увереннее. Однако, прекрасно понимая, что такая возможность скорее всего больше не представится, она все равно не могла придумать ни одной остроумной фразы, способной заинтересовать ее спутника-противника. Молчание затягивалось, и Фергюссон решил прервать его, пока оно не стало слишком тягостным. — Вы уже бывали когда-нибудь в Сиднее? Белинда немедленно почувствовала облегчение и ответила: — Ни разу, но давно мечтала. — Надеюсь, вам понравится, — вежливо сказал Фергюссон. — О, я уверена в этом! — Она воспользовалась возможностью поддержать беседу и спросила: — А какой он, Сидней? Фергюссон задумался, потом ответил: — Разный, как большинство городов. Летом обычно довольно жарко, зимой тепло. Сильные ветры. Масса народу. Он часто веселый, яркий, полный жизни, хотя преступности тоже хватает, как и везде, где живут люди. Сидней мне нравится и всегда нравился, и я не хотел бы постоянно жить где-то еще. Но я отдаю себе отчет, что я — счастливчик, имеющий возможность проживать в прекрасном, возможно даже лучшем районе и ездить с шофером. А когда становится слишком жарко и пыльно, всегда могу поехать в летний домик в горах. — Просто идиллия, — мечтательно отозвалась Белинда. — Да, но повторю, что я один из немногих, кто может себе это позволить. Счастливчик. На это замечание она никак не отреагировала, так что Фергюссон перевел разговор на последние новости, и они беседовали до самого аэропорта, как вежливые незнакомые люди, о мировых событиях. Но когда, приехав, Белинда поблагодарила его и стала прощаться, он вдруг сказал: — Вам лучше держаться рядом со мной, мисс Стэджерфорд. — Но мне надо забрать заказанный для меня билет. — Вам не о чем волноваться. Мои люди обо всем позаботились. Мы летим одним самолетом. — И, не дав ей опомниться, взял за талию и повел с собой, будто она ему ровня, а не скромная служащая. Белинда Стэджерфорд была довольно высокой для женщины. И Фергюссон оказался не намного выше ее, но производил внушительное впечатление благодаря мощной фигуре и властной манере держаться. Вскоре она обнаружила, что путешествие с могущественным Фергюссоном значительно отличается от ее предыдущих поездок. Все было намного проще и удобнее. С формальностями было покончено в мгновение ока, они выпили кофе в баре и немедленно поднялись на борт авиалайнера, где их провели в салон первого класса. Белинда была потрясена. Конечно, это не случайность. Она покосилась на спутника. — Что-то не так? — немедленно спросил он. — Н-нет… все в порядке… Но… я не ожидала, что мы будем в одном самолете, тем более на соседних местах. Устремив на нее завораживающий взгляд синих глаз, он мягко поинтересовался: — Надеюсь, вас не беспокоит перспектива сидеть рядом со мной? — Н-нет, конечно нет. Просто я удивлена. — Я узнал, что мы летим в одно время, и приказал забронировать соседние кресла. Перелет довольно долгий, так что мысль о вас в качестве попутчика показалась мне довольно привлекательной. Надеюсь, вам тоже? — Да, безусловно, — заверила его Белинда с самой обворожительной улыбкой. И роскошь первого класса тоже была более чем привлекательной. Она привыкла летать эконом-классом, где непонятно, куда деть колени, невозможно ни повернуться, ни удобно устроиться. Несмотря на возбуждение или скорее именно благодаря ему, она с трудом подавила зевок. — Устали? — тут же спросил Фергюссон. Да уж, от его внимания не ускользает решительно ничего. — Я не очень хорошо спала прошлой ночью, — призналась она. — Слишком перевозбудились? — Наверное. — Тогда почему бы вам не вздремнуть немного до ланча? Но она покачала головой. — Я часто засыпаю в машине или в автобусе, но в самолете — никогда. Фергюссон снял пиджак, повесил его на плечики и спросил: — Почему? И Белинда неожиданно для себя сказала ему правду: — Не могу до конца расслабиться. Не люблю летать. Мои старшая сестра и отец погибли в авиакатастрофе. — О, мне очень жаль. Давно? — Одиннадцать лет назад. — А ваша мать? — Она вскоре второй раз вышла замуж. — Надеюсь, удачно? — Сначала казалось, что да, но потом она бросила второго мужа и сбежала с другим. — Белинда поджала губы, потом холодно добавила, показывая, что не желает дальнейших расспросов: — У того оказалось больше денег. Он биржевой брокер из Нью-Йорка. Фергюссон понял, что пора перестать задавать столь личные вопросы. Заметив, что она снова едва сдержала зевок, быстро откинул оба их сиденья и сказал: — Время отдыха. — Он обнял ее за плечи и притянул ближе к себе. — Положите голову мне на плечо. Я позабочусь, чтобы вы были в полной безопасности. На мгновение Белинда оцепенела — не дышала, не двигалась. Потом внезапно ощутила почти бесконтрольный приступ ярости, желание вырваться из его объятий и заорать: «Убери руки, грязная скотина!» Но, вспомнив наставления Марты, послушалась его, поджала под себя ноги, как маленький ребенок, и замерла. Она лежала на груди заклятого врага, вдыхала мужественный запах его одеколона и ощущала его сильные мышцы. — Расслабьтесь, — тихо шепнул он ей на ухо. Бесполезно, подумала она, разве я смогу? Но спустя несколько минут усталость взяла свое и Белинда заснула… Когда она открыла глаза, то не сразу поняла, где находится и кто это обнимает ее так крепко. — Ну как, мисс Стэджерфорд, теперь лучше себя чувствуете? — спросил приятный мужской голос. — Да, спасибо, намного, — пробормотала она, приходя в себя. Заглянув в ее бездонные темные глаза, Фергюссон поинтересовался: — Или я могу называть вас Белиндой? — Да, пожалуйста, — машинально ответила полусонная женщина и попыталась выпрямиться. С дразнящей улыбкой Освальд сообщил: — Мне кажется, то, что я наблюдал за вами, пока вы спали, перевело наши отношения в более… ну, скажем, в более интимное русло. Смущенная мыслью о том, что Освальд Фергюссон рассматривал ее спящую, Белинда поспешила отодвинуться. Он спокойно убрал руку, поднял спинки кресел и сообщил: — Вы, похоже, были совершенно без сил. Проспали почти два часа. Она взглянула на часы, убедилась в справедливости его заявления и растерянно пробормотала: — Простите… боюсь, из меня вышла неважная собеседница. По правде говоря, он получил огромное удовольствие, держа ее в объятиях и глядя в спокойное лицо. Когда его старший брат Брайан женился и у него появился первый ребенок, он рассказывал, сколько ни с чем не сравнимого наслаждения они с женой получили, просто смотря на спящего малыша. Теперь Освальд прекрасно понимал, что Брайан имел в виду. Рассматривая ее изумительные, блестящие, почти черные волосы, шелковистые брови и длинные ресницы, изящный контур щеки, гладкую кожу, он испытал яростное желание. Но потом, когда ее лицо полностью расслабилось и уголки такого красивого рта чуть опустились, ему почудилось, будто Белинда давно забыла о том, что значит улыбаться и быть счастливой. Тогда он ощутил такую бесконечную нежность, что едва не прослезился. И сейчас, видя ее искреннее огорчение, Фергюссон поспешно заявил: — Вам не о чем беспокоиться, уверяю вас. Проведя пальцами по волосам, Белинда огорченно вздохнула. Судя по тону, Фергюссон нисколько не огорчился тем, что она не поддержала компанию, но она все равно расстроилась, что не использовала драгоценное время. Проспала, вместо того чтобы развлекать и завлекать свою жертву. Когда они окажутся в Сиднее и пойдут каждый своей дорогой, будет слишком поздно… — Как насчет ланча? Проголодались? Его голос прервал ее грустные мысли. Белинда неожиданно ощутила в желудке сосущую пустоту и энергично кивнула. Фергюссон протянул ей меню и спросил: — Чего бы вам хотелось? Блюда, указанные там, не шли ни в какое сравнение с той пресной едой в пластиковых коробках, которую подают в привычном ей эконом-классе. Заметив ее колебание, Освальд забеспокоился: — Что-то не так? — Нет, просто я не знаю, что выбрать. Обычно я, знаете ли, летала другим классом. Освальд рассмеялся. — Да-да, я помню, что это такое. — Правда? — Белинда искренне удивилась и не смогла этого скрыть. С немного грустной усмешкой Фергюссон пояснил: — Окончив учебу, я около полутора лет работал в самых разных местах, просто чтобы проверить, на что способен. Тогда я провел немало времени, летая эконом-классом. Временами с деньгами было так туго, что даже их безвкусная, пенопластовая еда казалась изысканным деликатесом. Пока они неспешно ели настоящие деликатесы, Освальд рассказывал о тех местах, где побывал. — А вы? Вы много путешествовали? — спросил он. — Довольно. Но меньше, чем мне бы хотелось. — Даже несмотря на то, что не любите летать? — Я никогда бы не позволила таким глупым причинам помешать мне в том, что люблю. Когда-то мне хотелось отправиться в путешествие вокруг света, но… — Она резко замолчала. — Но? — Не получилось. — Белинда до сих пор ощущала боль и пустоту, думая о Джоне. Бедняга Джон! Сколько сил он приложил, сколько денег потратил, чтобы дать ей образование, когда родная мать бросила ее! А теперь он мертв, и во всем виноват сидящий рядом мужчина. Очередной сильный приступ гнева потряс все ее существо. Освальд молча наблюдал за ней. Поняв, что она не собирается продолжать, он осторожно спросил: — А сейчас вам хотелось бы куда-нибудь отправиться? Есть какие-то особо желанные места? Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, Белинда ответила: — Есть. Но пока у меня проблемы финансового плана. Фергюссон удивленно вскинул брови. — Мне казалось, что мы достаточно платим своим сотрудникам. — Да, конечно. Но у меня были некоторые долговые обязательства. Фергюссон ждал, что она объяснит подробнее, но Белинда сидела со спокойным, почти безразличным выражением лица. Он уже начал привыкать к этому выражению, явно говорящему: не твое дело. Поэтому спокойно стал рассказывать о состоянии финансов в мировом масштабе, о некоторых своих предприятиях. Спустя некоторое время Белинда тоже внесла лепту в беседу, сделав несколько умных и тонких замечаний. Постепенно он перевел разговор на другие предметы: на глобальное потепление, на новости в области кинематографии и литературы, на последние достижения науки. Фергюссон исподволь проверял ее знания, спрашивал ее мнение и с некоторым удивлением узнал, что на многие вещи они смотрят одинаково. Если вдруг речь заходила о чем-то, где она разбиралась лучше его, он радостно приветствовал ее знания. За свою жизнь Белинда Стэджерфорд привыкла к тому, что мужчины ценят в ней только внешнюю красоту, считая ее несовместимой с умом. Ей было в высшей степени приятно вдруг оказаться собеседником, которого принимают всерьез и к чьему мнению прислушиваются. К тому времени, когда они достигли Австралии и пошли на посадку, она почти забыла о причинах, приведших ее сюда. Почти, но не совсем… И снова Освальд Фергюссон обнял ее за талию и повел к выходу. Не успела она и глазом моргнуть, как все таможенные, пограничные и прочие формальности остались позади и они сидели в синем лимузине и ехали по улицам Сиднея. Здесь тоже светило солнце, как и дома, в Калифорнии. Не отрываясь от окна, Белинда спросила: — Нам далеко ехать? — Около двадцати миль. Примерно сорок минут, если не будет пробок. Отдавая себе отчет в том, что эти последние минуты необходимо использовать, Белинда отчаянно искала, что сказать, что сделать, чтобы сидящий рядом мужчина захотел увидеть ее еще раз. Но ни одной стоящей мысли в голову не пришло. Фергюссон же со своей стороны был доволен тем, что она просто сидит рядом. Немного раньше, в самолете, ему хотелось заключить ее в объятия и припасть к соблазнительным губам, но он знал, что время еще не пришло, и сдержался. Однако Белинда, видимо, что-то уловила и мгновенно напряглась. Фергюссон понял, что она может немедленно и резко отвергнуть его. Когда же этого не произошло, он был обрадован и озадачен одновременно. Белинда Стэджерфорд или решила все забыть и простить, или, напротив, вела какую-то игру. Как бы там ни было, ни то, ни другое не будет скучным, по крайней мере, на ближайшее время.3
Лимузин величественно и неспешно продвигался по улицам Сиднея. Молодая женщина прильнула к окну. Ей казалось, что она просмотрела достаточно фотографий и альбомов с видами самого большого австралийского города, чтобы он не казался совершенно незнакомым, но сразу поняла, что ошибалась. Сидней удивительным, непередаваемым образом отличался от всего, что ей доводилось до сих пор видеть. Многочисленные парки, мосты, дома — все было иное, не как в других местах… — Ну разве это не здорово? — воскликнула она, не в силах справиться с волнением. — Да, конечно, — согласился Фергюссон. Белинда моментально забыла, зачем оказалась на другом краю света, и повернулась к своему спутнику. — Я думала, меня ничто не удивит. А оказывается, это не так! Фергюссон был доволен, что город ей нравится. С чувством облегчения он сказал: — У Сиднея столько разных лиц, столько настроений, что он всегда удивляет. Поэтому-то мне и нравится жить здесь. А многие приезжающие сюда почему-то считают, что у нас тут глушь и провинциальная тишина. Его заявление вдруг напомнило Белинде о том, что до сих пор оставалось для нее неизвестным. — А не скажете ли вы, где я буду жить? Мистер Карденер упоминал о служебной квартире. Но я понятия не имею, где она находится. — О, это большой номер, как в лучшем отеле, со всеми удобствами, расположенный в здании компании в Норт-Сиднее. — А вы тоже там живете? В Норт-Сиднее, я имею в виду. — Нет. Я живу в Линдсфилде. — О… Белинда огорчилась. Для осуществления ее плана было бы много лучше, если бы она жила неподалеку от Фергюссона. — Вы, по-моему, разочарованы, — заметил он. Похоже, он реагирует на малейшие смены моего настроения, удивленно и немного смущенно подметила Белинда и поспешила возразить: — Нет, вовсе нет. Просто почему-то решила, что вы должны жить в центре. — Так и было какое-то время, но потом мне наскучили постоянные суета и шум, и я переехал. Вы точно не разочарованы? — Нет. Да и с какой стати мне быть разочарованной? — Но Белинда видела, что не совсем убедила его в своей искренности, и добавила: — Просто я удивлена. Мне всегда казалось странным, как кому-то может не нравиться жить в самом центре жизни. — Одно время я считал, что это просто замечательно, но потом стал постарше и начал ценить вещи, которые в юности кажутся незначительными. Например, комфорт и глубокое внутреннее сродство с собственным домом. — А он далеко от офиса? — Нет, не очень. — И вы бываете там каждый день? — Да, когда в Сиднее, стараюсь не пропускать. — А добираетесь долго? — Все зависит, конечно, от пробок, но автомобиль с шофером значительно уменьшает неудобство. К тому же, в случае чего, я могу поработать и в машине. — А я буду работать в том же здании, что и вы? — Да. Пока не появится необходимость посетить производство и виноградники. — Что ж, если я стану жить в том же здании, где находится офис, мне, по крайней мере, не придется ездить общественным транспортом и торчать в пробках. — К сожалению, из-за того, что все решилось очень быстро, эта квартира еще занята. — Что?! — Она освободится через пару дней, и вы сможете переехать и устроиться с полным комфортом еще до Рождества. А до тех пор поживете у меня… если не возражаете. — У вас?! — Белинда знала, что должна только радоваться такой возможности, но вместо этого перепугалась, и это было заметно по ее тону. — Знаете, как и любой другой по-настоящему большой город, Сидней может показаться неприветливым и даже страшноватым человеку, впервые оказавшемуся тут, — совершенно спокойно сообщил Фергюссон. — Поэтому я не отдал распоряжения, чтобы вам забронировали номер в отеле, а решил предложить отдельное помещение в моем доме, которое обычно занимает домоправительница. Но если вы решительно против… К окончанию этой короткой речи Белинда успела немного оправиться от смущения и испуга, в основном потому, что босс упомянул об отдельном помещении, и пролепетала: — Н-ну… н-нет… я не против… Фергюссон был искренне обрадован ее согласием и решил закрепить успех. Он вопросительно взглянул на свою будущую гостью и спросил: — Возможно, пресса сумела убедить вас в том, что ни одна женщина не может приближаться ко мне ближе, чем на расстояние выстрела, не рискуя своей репутацией? О, ей совсем не нужно было читать газеты, чтобы знать безжалостную правду. Она и так имела достаточно оснований считать своего босса самым настоящим бабником. Но ей удалось ответить легко и чуть беззаботно: — Я не всегда верю тому, что читаю в газетах. — Что ж, в таком случае договорились? — Спасибо. — Ну что вы, вам не за что благодарить меня, уверяю вас. — И Фергюссон улыбнулся, глядя ей в глаза, будто говорил этой улыбкой, что интересуется ею как женщиной, а не служащей. Белинда улыбнулась в ответ, ощущая внутреннее ликование. Слава Богу, что официальная квартира оказалась занятой! Таким образом она получает еще несколько лишних дней, чтобы наладить личный контакт со своим противником, постараться усилить его зарождающийся интерес. Пристальный взгляд синих глаз не отрывался от ее лица, и молодая женщина вдруг испугалась, что Фергюссон сможет прочесть ее мысли. — Не расскажете ли мне немного о Линдсфилде? — поспешно спросила она. — О, это превосходное место. На берегу залива, рядом с самым большим сиднейским парком. А неподалеку несколько отличных ресторанов и пара ночных клубов, так что нет необходимости ездить в центр, если появится желание развлечься. Освальд продолжал рассказывать об истории и достопримечательностях Линдсфилда, пока они ехали. Улицы Сиднея буквально кишели людьми, находящимися в приподнятом настроении, суетливо перебегающими от одного магазина к другому, ловящими такси, обвешанными разноцветными коробками. Приближение Рождества было заметно во всем, кроме погоды. Судя по красным потным лицам, стояла изнурительная жара, которой в комфортабельном лимузине практически не ощущалось. Наконец он плавно свернул на Корнер-Бартон-стрит, въехал в чугунные ворота и вскоре остановился у красивого зелено-розового двухэтажного дома. Лестница из пяти ступеней с причудливо изукрашенными перилами вела к розовой двери с бронзовым молотком в виде полуоткрытой розы, один лепесток которой был небрежно отогнут. Над ней висел традиционный рождественский венок из остролиста и омелы. По обе стороны двери располагали четыре прихотливо-овальной формы окна. Первое впечатление от дома было столь сильным, что Белинде захотелось ущипнуть себя и убедиться, что это не сон. — Здесь я и живу, — сказал Фергюссон. — Дом невелик, но я люблю его. После шумных улиц и напряженного ритма большого современного города это чудо казалось совершенным анахронизмом. Но его безмятежность, его элегантная красота пленяли воображение. Шофер в униформе открыл дверцу. — Благодарю вас, Джонсон, — кивнул Фергюссон и первым вышел из машины. Повернувшись, он протянул руку, помог своей гостье и, обняв за талию, повел к дому. Хотя никакой явной необходимости поддерживать ее не было, но жест хозяина дома заставил Белинду почувствовать, что о ней заботятся. И это было приятно, очень приятно. Освальд достал из кармана ключ, открыл чудную дверь и, отступив в сторону, сказал: — Добро пожаловать в Розовый дворец. — Благодарю, — вежливо ответила Белинда и вошла. Он последовал за ней, с трудом сдерживая довольную улыбку. Наконец-то после стольких волнений женщина, которую он желал так долго, здесь, в его доме. Фергюссон просто дождаться не мог, когда уложит ее в постель. Однако внутренний голос благоразумно напомнил, что торопить события в данном случае не годится. Раньше его не беспокоило, откажется его гостья разделить с ним ложе или нет, — всегда было полно претенденток, готовых сменить строптивицу, — но с Белиндой Стэджерфорд все было иначе. Ее согласие имело огромное значение. Пока Фергюссон закрывал входную дверь, молодая женщина осматривалась. Гостиная, обтянутая шелком с приятным розовым узором, со старинной мебелью и с камином была просто прелестной. На потолке бесшумно вращались вентиляторы, разгоняя зной и создавая атмосферу комфорта и уюта. Паркетный пол был прикрыт розовыми и кремовыми коврами, а тяжелые занавеси на окнах подходили по цвету к шелковым обоям. Действительно Розовый дворец. Белинда оглянулась на подошедшего к ней хозяина этого маленького чуда. Его мужественная внешность, казалось, никак не должна была гармонировать со всей этой обстановкой, но почему-то он не выглядел здесь чужеродным. Совсем нет. Она только собиралась высказать это вслух, как боковая дверь распахнулась и в гостиную вошла симпатичная пожилая женщина очень маленького роста. Если бы на ней был колпачок вместо широкополой шляпы, она вполне могла бы сойти за гнома. Белинда покосилась на Фергюссона и заметила, что его глаза улыбаются, будто он прочел ее мысль. Странно, но такое их взаимопонимание показалось ей очень интимным и заставило слегка задрожать. Вошедшая женщина просияла, увидев Освальда. — Мистер Фергюссон, простите, что не успела впустить вас в дом. Я была в саду, занималась розами и даже не заметила, сколько времени прошло, пока не увидела, как Джонсон загоняет машину в гараж. Как вы долетели? — Спасибо, превосходно. — Он повернулся к Белинде и важно представил: — Белинда, это моя домоправительница, миссис Гарднер. Молли, это мисс Стэджерфорд. Обе женщины, и пожилая и молодая, заулыбались друг другу и протянули руки. — Приятно познакомиться, мисс Стэджерфорд, — сказала Молли. — Мне тоже, очень. — Для вас все уже готово, мисс Стэджерфорд. Если желаете, я провожу вас наверх и все покажу… — Думаю, мне лучше сделать это самому, — довольно нетерпеливо прервал ее Фергюссон. — У вас, наверное, еще полно дел, Молли. — Это верно, мистер Фергюссон, — кивнула домоправительница. — Мне надо еще много чего купить к Рождеству, а магазины так переполнены… Могу я что-то сделать для вас, прежде чем уеду? — Сварите, пожалуйста, кофе. — Через пять минут все будет готово, — пообещала миссис Гарднер и с приветливой улыбкой покинула гостиную. — Не могу сказать, что тут много чего показывать, — повернувшись к Белинде, сказал Освальд. — Но пока мы ждем кофе, проведу вас по первому этажу. Он открыл двойные двери справа. — Это парадная столовая, но я ею практически не пользуюсь. Когда бываю дома, то предпочитаю есть в кухне… Столовая была таким же чудом, как и гостиная. Красивый камин занимал целый угол, на мраморной полке стояли фарфоровые часы, вся мебель принадлежала к прошлому веку. — Следующее помещение — библиотека и одновременно мой кабинет. Приятная светлая комната. Вдоль стен стоят заставленные книгами шкафы, также сделанные столетие назад. Единственной уступкой веку нынешнему было современное офисное оборудование, расположенное на большом старинном письменном столе красного дерева. — Ну, в общем-то, и все, кроме кухни и еще, конечно, моей спальни, — приветливо сообщил Освальд. — Дом небольшой, как я и говорил. — Он вывел Белинду в коридор и показал на деревянную лестницу. — Раньше это была лестница для прислуги. Когда-то весь второй этаж был отведен для них и часть чердака тоже. С тех пор как я купил дом, они пустуют. — Да, но у вас же есть прислуга. — Только двое. Белинда удивилась и нахмурилась. Великий Фергюссон, похоже, живет очень просто, что совершенно не соответствует созданному прессой образу. — Кроме Молли, — продолжал Освальд, ведя свою гостью по направлению к кухне, — у меня есть еще уже знакомый вам Джонсон, но он живет в квартире над гаражом. Раньше это были конюшни. Кухня оказалась большой и светлой. Хотя она тоже была отделана согласно моде девятнадцатого столетия, Белинда отметила, что на длинной стойке есть все новейшие приспособления, облегчающие труд домохозяйки. Сквозь открытые окна легкий ветерок влетал внутрь и трепал легкие светло-розовые занавески. На столе стояли чашки тончайшего кремового фарфора с изящными розочками, такие же сахарница, сливочник и кофейник. Из носика поднимался парок, наполняя кухню изумительным ароматом. Миссис Гарднер сдержала свое обещание. — Ну как, готовы пить кофе? — спросил Освальд. Белинда кивнула и почувствовала вдруг, как, несмотря на тепло, по спине пополз холодок. Впервые они с Фергюссоном находились наедине, и ей отчаянно захотелось удрать, немедленно покинуть поле битвы. — Положить вам сахару? — Нет, только немного сливок, пожалуйста. Она продолжала стоять, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Почему бы вам не присесть? — любезно пригласил хозяин дома. Она подчинилась и села. Он устроился на стуле рядом с ней и принялся наливать в чашки божественный напиток. Глядя на его руки с длинными, довольно тонкими пальцами и аккуратно подстриженными ногтями, Белинда удивлялась, как проворно они справляются с этой чисто женской работой. Умелые, искусные руки. Руки, знающие, как доставить женщине наслаждение. Она представила, как они движутся медленными, ласкающими движениями по ее обнаженному телу, вздрогнула и учащенно задышала… — Пожалуйста. — Освальд протянул ей чашку. — Спасибо, — пробормотала в смущении молодая женщина, застигнутая врасплох. Она неосторожно подняла голову — и встретила внимательный взгляд синих глаз. Фергюссон чуть улыбался, будто догадывался о том, что творится в ее голове. Белинда попыталась сказать себе, что этого не может быть, просто потому что не может быть, но знала, что это не так. Освальд Фергюссон слишком опытный соблазнитель, чтобы не отличить откровенное сладострастное желание от чего-либо другого. Молодая женщина ощутила, как ее щеки медленно заливает яркий румянец. Проклятье! Если он до сих пор еще не догадался, о чем она размышляет, то теперь-то уж точно поймет. Совершенно багровая, Белинда смотрела куда угодно, только не на своего любезного хозяина, и с ужасом думала, кто же она, черт возьми, такая, если способна грезить о человеке, которого ненавидит и презирает. Они совсем ей не свойственны, эти сексуальные фантазии и мечты. Как раз наоборот. Марта однажды даже сказала ей, что она ужасно старомодная и такая сдержанная, будто дала обет безбрачия, готовясь принять постриг. — Если ты в ближайшее время не озаботишься своей сексуальной жизнью, — добавила подруга, — то скоро превратишься в сморщенную, вечно раздраженную старую деву. Возможно, именно это чудовищное предостережение и заставило ее принять приглашение Чарли и начать с ним встречаться. Но ничего, увы, из этого не вышло. Чем больше он тянулся к ней, тем больше она отстранялась. Чарли постоянно обвинял ее в невнимании, в холодности и жесткости, в том, что она не любит его… что вообще не способна на чувства. Белинда прилагала все мыслимые усилия, чтобы расслабиться и вести себя, как положено влюбленной девушке, но даже помолвка и подаренное Чарли кольцо не помогли, хотя она и пошла ему навстречу в отношении секса. Но без всякого удовольствия… И вот теперь, пожалуйста, занята эротическими фантазиями в отношении Освальда Фергюссона! Мисс Стэджерфорд попыталась затолкать ненавистные ей мысли подальше в закоулки сознания и обрести привычное хладнокровие, пока мелкими глотками пила кофе и смотрела по сторонам и в окна. Там, в саду, будто было разлито целое озеро роз самых разных форм и оттенков — розовых, белых, желтых, красных, темно-бордовых, черных, даже синих… Повернувшись наконец к столу и к Фергюссону, Белинда поставила чашку и сказала: — Я никогда раньше не встречала ничего подобного. — И как, вам нравится то, что вы видите? — спросил Освальд, глядя на нее в упор. — Я в восхищении. Просто изумительно! Знаете, с таким садом это немного напоминает мне кукольный дом. Фергюссон тепло улыбнулся. — Я знаю, что вы имеете в виду. — Это, должно быть, уникальный дом. С удовлетворением хозяин обвел взглядом кухню, посмотрел на розы за окном и подтвердил: — Да, это так. — А вы знаете его историю? — О, конечно. Розовый дворец был построен сто с лишним лет назад известным американским архитектором Гринуэем для своей любовницы Розалинд Меррит. Она была танцовщицей, выступала на Бродвее. Их роман был в высшей степени бурным и страстным. Гринуэй женился бы на Роз, но, увы, у него уже была жена и двое детей — маленьких мальчиков трех и четырех лет. Пытаясь как-то разрешить неразрешимую проблему и избежать общественного скандала, Гринуэй решил перебраться в Австралию и попросил возлюбленную последовать за ним. Розалинд согласилась, но с условием, что он оставит жену и детей в Штатах. Гринуэй не мог так поступить. Вместо этого он пообещал построить для возлюбленной собственный дом. И выполнил обещание. Розалинд обожала розы — цветы, в честь которых ее назвали. Поэтому он задумал и выстроил этот дом в таком стиле. Поэтому так и назвал его. Белинда вздохнула. — Какая романтичная история… Они были счастливы здесь? — Сначала да, первый год. Потом Розалинд начала тяготиться одиночеством, встречами украдкой. Устала от того, что должна делить любимого мужчину с другой женщиной, которая имела намного больше прав на его привязанность и внимание. И когда Гринуэй в очередной раз отказался развестись с женой, Розалинд ушла. Поначалу он не беспокоился, ибо знал, насколько сильна их взаимная любовь. Считал это просто жестом и надеялся, что его возлюбленная вернется. Но она не вернулась. Гринуэй нанял детективов. Однако их поиски и здесь, в Сиднее, и в Нью-Йорке не увенчались успехом. Розалинд будто исчезла с лица земли. Вскоре супруга архитектора умерла, так и не вынеся смену климата, и тогда Гринуэй оставил сыновей на попечении преданных гувернанток и перебрался жить сюда, в Розовый дворец. Вопреки всему, он продолжал надеяться, что придет день, когда Розалинд вернется к нему. — Она вернулась? — замирающим от волнения голосом спросила Белинда. — Нет. Гринуэй прожил здесь двадцать лет и умер в одиночестве от разбитого сердца. Но перед смертью, увидев, с какой скоростью растет город и как все вокруг меняется, позаботился о том, чтобы никто не жил в доме его возлюбленной. Он завещал его Сиднейскому обществу охраны памятников архитектуры, которое сам основал много лет назад… Я купил этот дом три года назад. — Правда? Отчего же его вдруг решили продать? Фергюссон удивленно приподнял бровь. — А почему бы и нет? Разве я не заслуживаю доверия? Она встретила устремленный на нее пронзительный синий взгляд и ощутила полную силу его магнетизма. Снова по спине пополз холодок странного беспокойства. И тут Белинда разозлилась на себя за такую реакцию и заявила: — У вас репутация жесткого бизнесмена. — Да, и если бы они знали обо мне только это, то вряд ли бы согласились на мое предложение. Белинда вспомнила упоминания в прессе о многочисленных благотворительных акциях Освальда Фергюссона и насмешливо спросила: — Наверное, вы проявили небывалую щедрость в отношении Общества? — Можно, конечно, сказать и так, — ровным тоном ответил он. — За последние двадцать лет они приобрели несколько памятников, достойных их внимания, и находились в крайне тяжелом финансовом положении… — И тут появились вы, в сверкающих доспехах на белом коне, и спасли их? — Я предложил купить Розовый дворец на их условиях. — Правильно говорят, что деньги могут все. — Я бы сказал: многое, но не все. В случае с Розовым дворцом одни деньги не решили бы вопрос продажи. — Значит, вам пришлось использовать ваше природное обаяние? — чуть иронично поинтересовалась Белинда. Фергюссон сверкнул глазами, но сдержался и спокойно ответил: — Слава Богу, мне не пришлось полагаться на столь ненадежного помощника. Нет, мне помогло то, что Розовый дворец был построен моим прадедом. — Так Гринуэй был вашим родственником? — Да. Его младший сын женился, и у него было четверо детей — трое сыновей и дочь, которая вышла за моего отца. Но, может, вы и сейчас еще продолжаете думать, что в Обществе были не правы, решив продать мне этот дом? — допытывался Освальд. — Нет, мистер Фергюссон, конечно нет, — ответила Белинда и мысленно отругала себя. Даже если он и не обращается с ней как со служащей, это не означает, что она должна себя вести с ним как с приятелем, постоянно подпуская шпильки. Она не должна забывать, что он пока что ее босс и к тому же гостеприимный хозяин. О чем она вообще думает, насмехаясь над мужчиной, которого хочет влюбить в себя? Ей надлежит внимательно слушать, вежливо улыбаться и соглашаться, а не демонстрировать враждебность, о причинах которой он и не подозревает. Теперь, чтобы спасти ситуацию, можно было сделать только одно, и Белинда Стэджерфорд немедленно сказала: — Простите меня, пожалуйста. Мне не следовало так говорить. — О, нет никакой необходимости извиняться. У вас есть полное право высказать свое мнение. Но Белинда решительно покачала головой. — Я ваша гостья и вела себя крайне неучтиво. Мне надо было по меньшей мере сначала выслушать вас до конца, прежде чем выносить поспешные и ошибочные суждения. Фергюссон поспешил сменить тему. — Думаю, учитывая вашу предыдущую бессонную ночь и длинный перелет, вы должны просто умирать от усталости. Белинда была признательна, что он не обиделся, и ощутила, что ей действительно надо остаться одной, чтобы привести мысли и чувства в порядок, поэтому ответила: — Да, честно говоря, я ужасно устала. — Боюсь, спать ложиться еще слишком рано, а то вам трудно будет преодолеть разницу во времени. Знаете, что я предлагаю? Вы пока распакуйте вещи и часок отдохните, а потом я свожу вас в ресторан и, если захотите, покажу город. — Спасибо, звучит очень заманчиво. Если это не представляет для вас никаких трудностей… — Решительно никаких. — И ничему не помешает? Я имею в виду… — Белинда нерешительно замолчала. — Вы имеете в виду, нет ли у меня сейчас приятельницы, которой это может не понравиться? — Ну, некоторым образом… — Нет, у меня нет приятельницы, — заверил ее Освальд. Она испытала огромное облегчение, но сказала себе, что это только потому, что ей не придется справляться с лишними трудностями на пути к осуществлению своего плана. — Ну, вы уже готовы подняться наверх? Она кивнула. Тогда он встал и повел ее к лестнице, которая тоже казалась произведением искусства. — Вот и ваши апартаменты, — сообщил хозяин дома, открывая дверь в светлое просторное помещение и пропуская Белинду вперед. — Окна выходят в сад. Апартаменты состояли из гостиной, спальни и ванной комнаты. Прелестная старинная мебель, паркетный пол с коврами, обои в общем со всем остальным домом стиле, но немного выгоревшие от времени. Белинда пришла в восхищение. Она давно уже забыла, что значит быть счастливой, но сразу поняла, что в таком доме это было бы возможно… Если бы только не его владелец. Фергюссон моментально заметил, как по ее лицу пробежала тень, и спросил: — Надеюсь, вам нравится? — Да, очень, — просто ответила она. Ответ прозвучал совершенно искренне, и удовлетворенный Освальд сказал: — В таком случае, я вас покину, чтоб вы могли распаковать вещи и передохнуть. Я зайду часа через полтора, идет? — Да, пожалуйста. Багаж уже ждал ее, и Белинда приступила к делу. Быстро разложив вещи на полках шкафа в спальне, вытащила комплект красивого белья, вечернее платье цвета сливочного масла, которое купила по настоянию Марты, но до сих пор ни разу не надевала, разложила его на диване в гостиной, чтобы разгладились легкие складки, и достала подходящие к нему туфли на изящном каблуке и шелковый жакет. Наконец убедившись, что все в полном порядке, достала будильник, завела его так, чтобы осталось время принять душ, сбросила костюм и нырнула в постель. Белинда была уверена, что не уснет — она была так взволнована, в голове роились тревожные мысли. Но спустя пару минут погрузилась в глубокий сон, из которого ее вырвало дребезжание будильника… Она нащупала рядом лампу, включила ее и с трудом открыла глаза. Больше всего ей хотелось повернуться на другой бок и продолжать спать. Но Фергюссон скоро зайдет за ней… Молодая женщина с трудом встала с постели и как сомнамбула побрела в ванную. Но, сполоснув лицо холодной водой, почувствовала себя много лучше. Она быстро приняла душ, оделась, чуть подкрасила ресницы и губы и была в состоянии полной боевой готовности, когда раздался стук в дверь. Подхватив жакет и сумочку, Белинда открыла дверь. Фергюссон был одет в серый вечерний костюм и выглядел так мужественно и привлекательно, что у нее перехватило дыхание. Он медленно оглядел молодую женщину с головы до пят и одобрительно кивнул. — Вы изумительно выглядите. Этот цвет вам необыкновенно идет. Пока они спускались по лестнице, она, все еще взволнованная тем, как он ее разглядывал, хрипловато спросила: — Надеюсь, я достаточно нарядна? Это единственное вечернее платье, которое я захватила. Фергюссон улыбнулся, и синие глаза его заблестели. — Вы превосходны. Мне сегодня будут завидовать все мужчины, которые увидят вас. Без исключения. В гостиной он остановился, взял жакет и накинул ей на плечи, прежде чем вывести на улицу. Лимузин уже ожидал их. Шофер в униформе стоял рядом, чтобы сразу открыть дверцу. Устроившись на мягких кожаных подушках и убедившись, что его спутнице удобно, Фергюссон опустил стекло, разделяющее салон и кабину водителя, и сказал: — Мы сегодня обедаем в «Роял палас», но особенно не торопимся. Мне бы хотелось показать мисс Стэджерфорд центр города. Можете медленно проехать через него? — Конечно, сэр. Освальд повернулся к Белинде. — Как бы вам больше хотелось: чтобы мы вышли у самого ресторана или немного раньше и прогулялись? — Я с удовольствием пройдусь, — сказала она. — В таком случае, Джонсон, высадите нас около Аддисон-авеню. Белинда остро ощущала близость своего спутника-противника, чувствовала, как его нога слегка касается ее, но заставила себя расслабиться и насладиться поездкой по вечернему городу. Фергюссон наблюдал за ней, рассматривал повернутое к окну лицо и с огромным трудом удерживался от искушения поцеловать в шею. Сидней был празднично освещен и кишел народом. Приближение Рождества чувствовалось во всем — в возбужденных, веселых людях, в разукрашенных магазинных витринах, в переполненных ресторанах, в красочно иллюминированных мостах и деревьях. Белинда, которая всегда любила этот праздник, и сама ощутила вдруг радостное волнение и ожидание какого-то чуда. Когда лимузин медленно приблизился к Аддисон-авеню, Фергюссон обратился к Белинде: — Поднялся довольно сильный ветер. Вы уверены, что хотите идти пешком? — Да, пожалуйста. — Хорошо. Спасибо, Джонсон, остановите машину здесь. Подъезжайте за нами к отелю в двенадцать. Как только лимузин остановился, Освальд выпрыгнул из него, повернулся и подал Белинде руку. Она приняла ее довольно неохотно — его прикосновение заставило ее напрячься — и последовала за ним по тротуару, полному радостных, смеющихся людей. Белинда размышляла о том, что ждет ее впереди, и вспоминала события этого длинного дня. Ей необыкновенно повезло: всего за двадцать часов она достигла большего, чем рассчитывала добиться за все свое пребывание в Австралии. Если удача будет по-прежнему улыбаться ей, то скоро она сможет вернуться домой с чувством удовлетворения от того, что смерть бедняги Джона не осталась неотомщенной.4
— Я предлагаю пройти немного вперед и взглянуть на знаменитый собор Сент-Мэри между Хайд-парком и Ботсадом. Хотите? — спросил Освальд. Белинда молча кивнула. Он взял ее под руку и повел в нужном направлении. Когда гостья налюбовалась величественным зданием, они при постоянно нарастающем ветре устремились на соседнюю улицу, ведущую к ресторану. Белинда чуть вздрогнула — она не была готова к так неожиданно наступившей прохладе. Освальд немедленно ощутил это и обнял ее за плечи, прижав к себе, заставив задрожать сильнее, теперь уже от волнения. — Скоро дойдем, — успокаивающе произнес он. — Осталось не много. Или хотите подъехать на такси? Но Белинда и так испытывала трудности с дыханием, и отнюдь не от ветра. Представив себе, что будет, если они сейчас окажутся в теплом и темном салоне автомобиля, она молча покачала головой. Они продолжали быстро идти в сторону ресторана, как вдруг путь им преградила молоденькая и очень красивая девушка. — Освальд, какая неожиданная встреча! Как приятно встретить вас! — радостно прощебетала она, глядя на него сияющими глазами. — Добрый вечер, Шарлотт. Мне тоже приятно, — приветливо, но без особого энтузиазма ответил он. — Как поживаете? — Замечательно, спасибо. — И девушка с упреком добавила: — Я надеялась увидеть вас позавчера вечером у нас на обеде. — Я объяснил вашем отцу, Шарлотт, что вынужден был уехать по делам. — Но теперь вы уже вернулись, — оживленно произнесла она. — Надеюсь, вы придете на нашу рождественскую вечеринку? — Мне очень жаль, но это едва ли возможно, Шарлотт. Девушка помрачнела. — Ну, по крайней мере, пообещайте, что заглянете в канун Рождества на обед. — Боюсь, что и этого не могу вам пообещать. — Но почему? — Я планирую провести праздники в горах. — А если вдруг измените вашипланы? — Тогда я дам вам знать. — И Фергюссон вежливо улыбнулся девушке, кивнул ее сопровождающему, который держался чуть позади, и повел Белинду дальше. — Ваша бывшая подружка? — поинтересовалась та, когда они отошли на безопасное расстояние. — Или будущая? — Ни то, ни другое. Шарлотт — дочь моего делового партнера. — Но она влюблена в вас, — не подумав, ляпнула Белинда и тут же пожалела о своих словах. Освальд покосился на нее и ровно спросил: — Мне будто послышалось осуждение в вашем голосе? — Любовь, знаете ли, может причинять боль. — Могу сказать только одно: я не делал решительно ничего, чтобы привлечь Шарлотт. В любом случае, с ее стороны это лишь легкое увлечение, — добавил он. — И вы не собираетесь им воспользоваться? — Думаю, в таком случае я был бы действительно достоин осуждения. Шарлотт еще дитя. Саманта была не намного старше, но это тебя не остановило, негодяй, с горечью подумала Белинда. Все удовольствие от вечера было испорчено печальным воспоминанием. Молодая женщина сжала челюсти и молча шла по улице, которая сразу утратила свое очарование. Ресторан «Роял палас» находился на верхнем этаже одноименного отеля. Они прошли сквозь сверкающие стеклом двери, поднялись в скоростном лифте и оказались в мраморном холле, напоминающем декорации какого-нибудь голливудского фильма. — Мистер Фергюссон, добро пожаловать! Рады снова приветствовать вас в нашем ресторане, — произнес мужчина в безупречном смокинге и приветливо добавил: — Анри появится сию минуту и проводит вас к столику. — Освальд, ты вернулся! — Высокий симпатичный темноволосый молодой человек покинул направляющуюся к входу компанию и подошел к ним. Он оглядел Белинду с нескрываемым интересом и спросил: — Так как ты съездил в Штаты? Но Фергюссон ответил довольно сухо, будто общество молодого человека не особенно порадовало его: — Спасибо, прекрасно. — А завтра ты будешь? — Я собираюсь быть только на совещании двадцать третьего и вернусь в офис только после праздников, если не возникнет ничего неотложного. — Да вроде бы не должно. Сделка с Вормсом прошла без сучка и задоринки. Но молодой человек мешкал, не отводя глаз от Белинды. Освальд почувствовал, что приличия требуют представить их друг другу, и сделал это довольно резко: — Белинда, познакомьтесь с моим племянником Брендоном Фергюссоном. Он возглавляет отдел персонала одной из моих фирм, к которой, кстати, вы прикомандированы. Брендон, это мисс Белинда Стэджерфорд из «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн». — Как поживаете? — Белинда протянула руку; Брендон понравился ей с первого взгляда. Тот в свою очередь заметно обрадовался и тепло пожал протянутую руку. — Очень приятно с вами познакомиться, мисс Стэджерфорд. Хотелось бы мне, чтобы все прибывающие к нам по обмену были столь же очаровательны. Он произнес это с такой искренностью, что Белинда была пленена его комплиментом. — Если вы в понедельник придете ко мне в офис, я лично представлю вас сотрудникам… Но старший Фергюссон прервал его: — Мисс Стэджерфорд не приступит к работе в ближайший понедельник. Не сводя с предмета его восхищения полувлюбленных глаз, молодой человек воскликнул: — Конечно! Вам же надо как следует устроиться, привыкнуть к смене часовых поясов! Поскольку мы будем в одном и том же здании, только позвоните, и я помогу вам, если возникнут какие-то проблемы. — Спасибо. Вы очень любезны. Дружелюбие и энтузиазм молодого человека вдруг напомнили ей о большом игривом сенбернаре Рикки, который был у нее в детстве. Явно потрясенный ею Брендон предложил: — Раз вы только сегодня приехали и еще никого не знаете в Сиднее, могу я пригласить вас завтра на ланч? Я позвоню вам утром, хорошо? — Спасибо, но… И снова старший Фергюссон вмешался, на этот раз с плохо скрытым неудовольствием: — Поскольку служебная квартира еще занята, мисс Стэджерфорд остановилась пока у меня, Брендон. — О, я и не знал, что она еще не освободилась. На самом деле… Заметив приближающегося Анри, Освальд перебил племянника: — Извини, Брендон, но нам пора. Он взял Белинду под локоть и уже готов был увести ее, когда Брендон снова произнес: — Если вдруг, мисс Стэджерфорд, вам все-таки понадобится какая-то помощь, любая, только позвоните мне, и я все улажу. — Благодарю. — Белинда признательно улыбнулась. Приблизившийся метрдотель, склонив голову, приветствовал их и повел за собой в глубь ресторана к заказанному Освальдом столику. Идя рядом с Фергюссоном, Белинда украдкой взглянула на него и заметила крепко сжатые челюсти и сведенные брови. Ей очень хотелось надеяться, что его заметное раздражение связано с откровенным интересом, проявленным к ней его племянником, и вызвано ревностью. Инстинкт подсказывал, что так оно и есть. Но, как говорится, цыплят по осени считают. Обеденный зал был великолепен. Со стенами, затянутыми черным с серебром шелком, с черным ковром с высоким ворсом, скрадывающим звуки шагов официантов, с огромными окнами, выходящими на океан, он просто потряс скромную калифорнийку, не привыкшую к такой роскоши. В дальнем углу находился помост, где оркестр тихо наигрывал томные вальсы и танго. Столики располагались на значительном расстоянии друг от друга и разделялись рядами вазонов со свежими цветами, лучами расходящимися от центра. По периметру зала располагались небольшие уютные кабинки. Когда они направились именно туда, Белинда подумала, уж не сюда ли Фергюссон приводит обычно своих приятельниц. Ее подозрение усилилось еще больше, когда подошедший, едва только они уселись, официант принес серебряное ведерко с бутылкой дорогого шампанского и два хрустальных бокала. Осторожно встряхнув бутылку, он умело хлопнул пробкой и налил дымящуюся золотистую жидкость. Когда он наконец закончил и отошел, Освальд поднял свой бокал и, глядя на спутницу, многозначительно произнес: — За нас и за то, чтобы мы лучше узнали друг друга. Никто и никогда еще не смотрел на нее так, на ее лицо, волосы, глаза. Так, будто никак не может наглядеться. И этот взгляд не оставлял ни малейшего сомнения в том, что Освальд Фергюссон хочет ее. Но этого было мало, слишком мало для осуществления ее плана. Белинда лучезарно улыбнулась, сделала небольшой глоток и чуть сморщила нос от попавших в него пузырьков. — Вы совершенно очаровательны, — тихо сказал Освальд. — О, готова поспорить, вы говорите это всем вашим женщинам. — Слушая вас, можно подумать, что у меня их полчища. — А как же насчет всех тех дам, с которыми вас фотографировали репортеры? — Я не отрицаю, что приглашал некоторых знакомых в рестораны, но… — В рестораны? Вы уверены, что не в постель? — И снова она пожалела, что выпалила эти слова, не подумав. Освальд немного грустно усмехнулся. — Я обнаружил, что иногда, когда моя партнерша в том же настроении, что и я, безопасный секс без взаимных обязательств может приносить некоторое удовольствие обоим. — Вы говорите об этом так небрежно и хладнокровно… — Ну, я не стал бы упоминать о хладнокровии, когда… — Так вы просто сначала любите их, потом бросаете, — Белинда чувствовала, что ни одна женщина не в состоянии оставить Освальда Фергюссона первой, — а очередь желающих провести с вами ночь не уменьшается? Он преувеличенно тяжело вздохнул. — Похоже, этой битвы мне не выиграть. Если я буду отрицать сказанное вами, то вы, пожалуй, обвините меня в том, что я содержу целый гарем. — Хотите сказать, что это не так? — И Белинда взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, откровенно кокетничая. — Боюсь, что не так. И что бы там ни писали в газетах, у меня было не так уж много женщин, и никогда больше одной за раз. С дразнящей полуулыбкой Белинда произнесла: — А я было подумала, что вы нашли-таки применение пустующим комнатам на втором этаже, о которых говорили. Освальд наклонился, чтобы подлить шампанского в ее бокал, и, пристально глядя ей в лицо, сказал: — Я довольно долго живу в Розовом дворце, но до вашего сегодняшнего появления там никогда еще не было ни одной женщины. Белинда почувствовала, как сердце ее сжалось, замерло на секунду, потом понеслось вскачь, как испуганная лошадь. А Фергюссон хитровато добавил: — Надеюсь, вы не заподозрите миссис Гарднер в том, что она в моем гареме? Молодая женщина покраснела от смущения и возбуждения и нелепо хихикнула. Не отрывая взгляда от ее лица, Освальд протянул руку и обвел указательным пальцем его контур. — Вам надо чаще смеяться, — чуть хрипловатым голосом заявил он. — Вам это идет. Потрясенная до глубины души этим прикосновением Белинда огрызнулась: — У меня, знаете ли, в последнее время было не так много поводов для смеха… Она сама расслышала горечь, прозвучавшую в ее голосе, и досадливо прикусила губу. Дура! Какая же она дура! А если он спросит почему? Но Освальд в свою очередь клял себя за глупое замечание и потому молчал. Неловкая пауза была прервана подошедшим официантом с меню. — Добрый вечер, мистер Фергюссон. — Здравствуйте, Пьер. — Могу настоятельно порекомендовать вам, сэр, если вы не желаете чего-то особенного, petits viettes du garren, а затем esturgeon etoile de serviett. Шефу они сегодня особенно удались. — Да, с удовольствием. Я пробовал их раньше и должен сказать, они всегда превосходны, — сказал Фергюссон, повернулся к своей расстроенной собеседнице и спросил: — Как вы относитесь к маленьким фаршированным креветкам и севрюге, поджаренной на углях? Или предпочтете выбрать что-нибудь самостоятельно? Белинда, которая с ужасом поняла, что забыла последние французские слова, которым ее учили в школе, с облегчением ответила: — Нет-нет, я с удовольствием последую совету знатоков. Когда официант с заказом удалился, Фергюссон молча посмотрел на свою гостью, неуверенный в ее настроении. Поняв, что он предоставляет ей возможность начать разговор, мисс Стэджерфорд начала: — Вы сказали, что мистер Брендон Фергюссон — ваш племянник… — Да, он сын моего старшего брата. Но работает у меня не поэтому. Брендон хороший специалист и стоит своего жалованья, хотя не так давно окончил Сиднейский университет. И, надо отдать ему должное, — неохотно добавил Освальд, — прекрасно ладит с людьми. Что делает его просто неоценимым для работы именно с персоналом. Он очень популярный человек в офисе. — Это меня не удивляет. — Я так понимаю, что он вам понравился? — Да! Очень! — Белинда с удовлетворением отметила проблеск недовольства на красивом лице старшего Фергюссона и спросила: — А почему вы сказали, что я не начну работать с понедельника? — О, вы сами увидите, что так быстро не успеете приспособиться к новому часовому поясу. — Уверена, что не усну на рабочем месте. — Возможно, и нет, но я не рассчитываю, что вы приступите к работе до праздников. А эти несколько предрождественских дней можно посвятить знакомству с городом. — Вы всегда так щедры и великодушны со своими служащими? — поинтересовалась она. Ее черные глаза встретили взгляд его синих. — И что бы вам хотелось услышать? Что вы — особенная? Она немного поколебалась, потом ответила: — Ну что вы. Почему я должна быть кем-то особенным? — Могу с ходу назвать по меньшей мере одну причину. Сердце Белинды подпрыгнуло и затрепетало в горле. Она с трудом выдавила: — О! — Этот обмен опытом — мое личное детище, и я в высшей степени заинтересован в его результатах. Мне бы хотелось работать в полной гармонии, а для этого надо, чтобы все участники были довольны и счастливы. Она почувствовала, будто свалилась с небесных высот прямо на жесткий асфальт, и тихо спросила: — А тому, кто займет мое место в Калифорнии, вы тоже дадите так много выходных? Синие глаза сверкнули, и Фергюссон ответил: — Питер Кост поедет в Калифорнию только после Нового года, поэтому мой ответ: нет. — И после небольшой паузы добавил: — Но я в свою очередь намерен позволить себе несколько выходных дней. Его взгляд так и вызывал на расспросы. И когда она уже собралась спросить о причинах, прибыло их первое блюдо и ей пришлось сдержаться. Белинда сразу обнаружила, что ужасно проголодалась, и принялась есть креветки, наслаждаясь их сочной, сладковатой плотью и ароматной начинкой. Освальд ел с нескрываемым аппетитом, но аккуратно и не торопясь, размеренными, изящными движениями. — Просто превосходно, никогда не ела такой вкуснятины! — заявила Белинда, когда их тарелки опустели. — Рад, что вам понравилось. — И тут же, не меняя тона, произнес: — Ну, давайте спрашивайте. Решив прикинуться непонимающей, Белинда удивленно вскинула брови. — Что спрашивать? — Почему я намерен взять несколько выходных перед Рождеством? — Ладно, — беззаботно откликнулась она. — Итак, почему вы намерены взять несколько выходных перед Рождеством? — Чтобы показать вам Сидней. Пытаясь спрятать свое раздражение, Белинда ответила: — Это в высшей степени любезно с вашей стороны. Но вы уверены, что можете уделить мне столько вашего драгоценного времени? — Абсолютно уверен. Я с нетерпением жду нескольких спокойных дней. Он замолчал, пока им меняли тарелки и наполняли опустевшие бокалы. Когда официант удалился, Белинда спросила: — Значит, вы не такой бизнесмен, который счастлив, только когда работает? — Нет, не такой. Когда я только начинал свою деятельность, мне приходилось работать по шестнадцать-семнадцать часов в сутки без всяких выходных неделями, иногда месяцами. Но тогда это было необходимо, чтобы развернуть дело и добиться успеха. — А теперь? — Теперь я по-прежнему много работаю, чтобы консолидировать все, что имею. Потому что, когда женюсь, рассчитываю получить возможность расслабиться. Мне наверняка захочется проводить много времени с детьми, играть с ними, водить их везде и все им показывать… и уделять внимание жене. Господи, ну кто бы мог подумать, удивлялась Белинда, что безжалостный делец и известный дамский угодник лелеет такие мечты? Это никак не вязалось с образом, созданным прессой. Да, но какой же из двух портретов верный? Примерного отца семейства и верного супруга? Или гуляки-обольстителя, способного соблазнить и совратить чужую невесту? Что ж, последним он, без сомнения, является. Но может ли быть так, что в нем уживаются оба образа? Людские характеры редко бывают только белыми или черными, обычно преобладают разные оттенки серого. — Что вы думаете о севрюге? — спросил объект ее размышлений. Погруженная в свои размышления Белинда едва успела попробовать стоящее перед ней блюдо, но вежливо ответила: — Очень вкусно, благодарю. — И снова перешла к сути их разговора: — Газеты рисуют вас закоренелым холостяком. — Да, но не по убеждениям. До настоящего времени я не стремился к серьезным отношениям, да и не встретил пока женщины, достойной стать спутницей жизни. Но мне недавно исполнилось тридцать два, и я намерен иметь детей, пока еще способен получать удовольствие от общения с ними. Он говорил так убедительно, так… искренне, что Белинду охватила внутренняя дрожь. Если он хотя бы начал думать о серьезных отношениях, ее план может увенчаться успехом. Легко и небрежно, насколько это ей удалось, она спросила: — Но если вы думаете о женитьбе, то как планируете выбирать свою суженую? Я имею в виду, что именно вы будете искать в женщине, которую захотите назвать женой? Фергюссон задумчиво посмотрел на нее. — Вы, похоже, следили за мной по сообщениям прессы, так каковы же ваши предположения? — Ну, во-первых, красоты, исключительной красоты. Это, думаю, непременное условие. — Вот и неправильно. В таких отношениях, как супружеские, я бы на первое место поставил… употреблю немного старомодное слово, чистоту. — И, видя ее изумление, пояснил предельно откровенно: — Мне не нужна жена, которая спала с кем попало. — Старые двойные стандарты, — пробормотала Белинда. — Знаю, это нечестно. Но все равно такова моя точка зрения и я твердо намерен ее придерживаться. Белинда не могла обвинить его в отсутствии или недостатке прямоты. — Значит, красота на втором месте? — И даже не на втором. Доброта и ум намного более важны в жене и матери семейства. Красота — это дополнительный приз, но необязательное условие для прочного брака, пока существует сильное взаимное физическое влечение. — Так вы планируете… Освальд покачал головой. — Нет, никто не может спланировать заранее, как будут развиваться отношения между мужчиной и женщиной. Это тайна, самая непостижимая химическая реакция на свете. Мгновенный взрыв, который не уничтожит, а спаяет двоих в единое, неделимое целое. Ощущая, как по спине побежали мурашки, молодая женщина тихо спросила: — А деньги? Деньги имеют значение? — Конечно! И у меня их предостаточно для двоих и стольких детей, скольких захочется. Вспомнив, что его всегда сопровождали дамы из высших социальных слоев общества, Белинда поинтересовалась: — Как насчет родословной? — Нет, я предпочитаю опираться на характер. — Ну а любовь? — Учитывая то, что брак должен быть на всю жизнь, любовь — непременное условие. Я не понимаю людей, которые, еще только собираясь пожениться, обсуждают условия будущего возможного развода. — Да, но любовь не гарантирует того, что отношения сложатся. — Я так понимаю, что вы говорите на основании собственного опыта? — Да, — коротко подтвердила Белинда. — Но вы не хотите говорить об этом? — Да, в общем-то, и говорить не о чем. Фергюссону было бы интересно узнать о ее расторгнутой помолвке, но, уловив нежелание Белинды распространяться об этом, настаивать не стал. Он снова наполнил бокалы и сменил тему. — В Калифорнии сейчас раннее утро. Вы, наверное, устали, Белинда? — Немного, мистер Фергюссон, — ответила она. — Мы не должны оставаться здесь дольше, чем вам хочется. И еще… меня зовут Освальд, Белинда. Когда они поели, кофе и бренди уже были поданы и выпиты, Фергюссон поднялся и протянул ей руку. — Может, станцуем разок перед уходом? Она заколебалась, представив, что ощутит, оказавшись в его объятиях, но быстро напомнила себе о причинах, приведших ее сюда, заставила себя встать и вложила руку в его ладонь. Они неслышно двинулись по мягкому ковру к небольшой танцевальной площадке перед оркестром, который как раз заиграл медленное танго. Там Освальд обнял ее, прижал к себе, и они начали танцевать. Он сразу ощутил ее скованность и шепнул на ухо, оказавшееся на уровне его губ, когда Освальд чуть склонил голову: — Расслабьтесь. Фергюссон танцевал хорошо и вел ее по отполированному до зеркального блеска паркету легко и непринужденно, слегка прикасаясь щекой к ее щеке. Постепенно, когда первый шок прошел, она действительно расслабилась и ее напряжение растаяло, как лед в окружающей его теплой воде. Белинда вдруг поняла, что получает истинное удовольствие от происходящего. Когда танец окончился, Фергюссон отпустил ее и сказал: — Если вы готовы уйти, скажите только слово. Но она уже подпала под очарование музыки и больше не чувствовала себя усталой. — Нет, я с удовольствием останусь. Тогда он притянул ее ближе и снова прижался к ее щеке, на этот раз сильнее, и начал двигаться в такт чувственной музыке… Было около часа ночи, когда Фергюссон решил, что все же пора уезжать. В промежутках между танцами они успели выпить еще бутылку шампанского, и голова кружилась у обоих — как от выпитого, так и от усталости после длинного дня. — Может, еще по бокалу перед уходом? — спросил он, и Белинда, зная, что должна сказать «нет», согласилась. Когда они наконец-то спустились вниз, выяснилось, что сильно похолодало. И они с облегчением нырнули в спасительное тепло лимузина, который, плавно покачиваясь на мягких рессорах, быстро докатил их до Розового дворца. Там они вышли из машины, и Фергюссон довел ее до двери. Когда он отпустил ее, нащупывая в кармане ключ, Белинда ощутила, что несколько нетвердо стоит на ногах. Освальд снова обнял ее за талию и ввел в гостиную. — Думаю, вам надо отправляться сразу в кровать. Вы совершенно без сил. — Вовсе нет, — заявила Белинда и пропела: — Я танцевать хочу всю ночь… — Мы и так почти всю ночь танцевали… А теперь пора спать. Она была искренне благодарна ему за поддержку, когда они начали подниматься по лестнице. В доме стояла полнейшая тишина. Миссис Гарднер, без сомнения, уже давно спала. Но тут ей вдруг пришло в голову, как хозяин дома упомянул, что она занимает комнаты домоправительницы. Стараясь четко выговаривать слова, Белинда спросила: — Вы сказала, что у Джонсона квартира над гаражом. А где же спит миссис Гарднер? — Когда Молли поступила ко мне на работу, она была вдовой и ее устраивало то, что можно жить в доме, где работаешь. Но полгода назад она вышла замуж и теперь живет у мужа. Белинда моментально протрезвела. — Так ее сейчас нет здесь? — Она явственно расслышала смятение в собственном голосе. — Нет, но их квартира совсем недалеко, так что ей несложно добираться. Может, его этот факт и не беспокоит, но ее очень. Белинда запаниковала. О Господи, почему же она не уточнила этого раньше, а решила, что в доме постоянно живет еще один человек. С ужасом вспомнила она предупреждение Марты. И вот сейчас она наполовину пьяна и находится в его власти… И он хочет ее… В этом нет ни малейшего сомнения. В то же время интуиция подсказывала, что, как бы там ни было, Освальд Фергюссон силу применять не будет. Мужчина, который может уложить в постель любую приглянувшуюся ему женщину, не станет так поступать… Да и самолюбие ему не позволит. Ее паника сменилась пьяной уверенностью. Вот если бы она могла и дальше вести его по этому пути, распаляя все сильнее… Как часто говорила Марта: «Если хочешь, чтобы мужчина побежал за тобой, убегай». Только сначала она должна немного ободрить и подзадорить его, а потом уже убегать. У двери Белинда остановилась и кокетливо взглянула на Фергюссона из-под опущенных ресниц. — Спасибо за прекрасный вечер, Освальд. — Она подняла голову и чуть приоткрыла губы, молча приглашая его к поцелую. Он думал о вкусе ее губ на своих губах, о тяжести округлой груди в ладони, о сладострастных изгибах ее тела… Но нет, еще слишком рано. И вместо того, чтобы принять приглашение, протянул руку и открыл дверь. Да что же это такое с ним? — раздраженно подумала Белинда. Она же видела, как вспыхнули его глаза, знала, что он хотел поцеловать ее… Почему же сдержался и отступил? Выпитое шампанское победило ее обычную скованность. Белинда взялась руками за лацканы его пиджака и, чуть притянув к себе, прикоснулась губами к его рту. На какую-то долю секунды Освальд замер, стоя совершенно неподвижно и безответно. Но потом утратил остатки самообладания, которое сохранял весь день, обхватил ее руками и начал целовать с долго сдерживаемой неистовой страстью, разбудившей ответный голод. За всю свою жизнь Белинда привыкла к сдержанным проявлениям чувств и не была готова к этому урагану эмоций, который захватил ее, закружил и понес куда-то далеко-далеко. Она могла только прижаться к нему, отдаваясь яростным поцелуям. Голова кружилась, колени подгибались, и Белинда так никогда и не узнала, как долго они целовались в дверях, пока сильные руки не подхватили ее и не внесли в спальню.Когда она наконец пошевелилась и приоткрыла глаза, в окна вливался яркий теплый солнечный свет. Под потолком тихо бормотал вентилятор, навевая приятную прохладу. Все еще в полусне, Белинда никак не могла понять, где она и что с ней происходит. Почему она спит в какой-то незнакомой комнате? Это же не ее спальня! И тут память вернулась. Она в Сиднее… В Розовом дворце… Наедине с Освальдом Фергюссоном… Освальд Фергюссон! Вчера ночью, когда они вернулись домой, он долго и страстно целовал ее, потом подхватил на руки и внес в спальню! Белинда полностью проснулась и резко села. Тряхнула головой, немного поморщилась… Когда головокружение уменьшилось, она заметила две вещи. Первое — что на огромной двуспальной кровати она лежала одна. И второе — что на ней все еще надето ее белье и чулки. Белинда глубоко вздохнула. Да-да, теперь она все вспомнила. Словно сквозь туман она видела, как Освальд кладет ее на кровать, снимает с нее туфли, жакет и платье. Потом вытягивает из-под нее одеяло, укрывает… И выходит, тихо затворив за собой дверь. Выходит, ей надо благодарить его, что ничего не случилось. А не себя. Да она, видно, совсем с ума сошла, пытаясь подобным образом возбудить Освальда Фергюссона! Господи, подумать страшно, чем все это могло бы кончиться. Белинда вздрогнула, вспомнив его поцелуи. Они порождали в ней такие ощущения, такие эмоции, каких бедняге Чарли не удавалось вызвать ни разу. И если бы Освальд настаивал, она едва ли смогла бы сопротивляться. Белинда нахмурилась. Он, совершенно очевидно, хотел ее. Почему же не воспользовался ее беспомощным состоянием? Почему уложил ее в постель, как отец любимое дитя, и вышел. Почему? Может, ей только показалось, что он интересуется ею? Что из того, что он пригласил ее в ресторан и пообещал показать город? Возможно, он просто ведет себя как любезный хозяин по отношению к гостье, если уж не как работодатель по отношению к скромной служащей… А если это так, она должна была вызвать у него только отвращение своим поведением. И, взглянув на себя со стороны, Белинда испытала жгучий стыд. Потом вспомнила, как мягко, но решительно Освальд обошелся с Шарлотт, и вовсе пожелала себе провалиться в тартарары. Богатый мужчина с безграничным обаянием, он давно привык к тому, что женщины гирляндами вешаются ему на шею. А учитывая, что Освальд и понятия не имел, что ее подталкивает к таким действиям, то должен был посчитать ее набитой дурой. И скоро ей придется предстать перед ним. Да, неприятная мысль. И что же теперь выйдет из ее плана? Возможно, ничего, совершенно ничего. Разозлившись на собственную глупость, Белинда взглянула на часы и поняла, что проспала почти двенадцать часов. Пора подниматься и встретиться лицом к лицу с последствиями своего безрассудного поведения.
5
Приняв душ, сначала холодный, потом горячий, Белинда надела легкий ярко-желтый с бирюзовым узором брючный костюм и присела к туалетному столику. Она взяла щетку и начала расчесывать блестящие мокрые волосы. И тут вспомнила, как, уложив ее в постель, Освальд какое-то время сидел рядом и гладил ее по голове. Воспоминание было почти мучительным, и она попыталась отмахнуться от него, но продолжала ощущать себя беспомощной и в высшей степени уязвимой. Когда волосы наконец высохли, Белинда неохотно поднялась и направилась в гостиную. На кресле лежала сложенная газета, но комната была пуста. Постучав в дверь библиотеки-кабинета и не получив ответа, молодая женщина пошла в кухню. Освальд стоял рядом с раковиной в рубашке с закатанными выше локтей рукавами и легких серых брюках. Он сосредоточенно бросал четвертинки грейпфрутов в соковыжималку. Светлые волосы были слегка взъерошены, и, несмотря на свое неожиданное занятие, а может, именно благодаря ему он выглядел больше мужественным и привлекательным, чем обычно. Посмотрев в сторону двери, он произнес: — Доброе утро. Вернее, добрый день… В его взгляде не было решительно ничего, чего так боялась Белинда: ни презрения, ни осуждения, ни насмешки. Только теплая улыбка. — Вы как раз вовремя, — сказал он. — Я только что начал готовить ланч. Такой дружеской приветливости она никак не ожидала, поэтому стояла и молча смотрела на него. — Надеюсь, вы хорошо спали? Тяжело глотнув, Белинда выдавила: — Спасибо, превосходно. — Хочется верить, что обошлось без похмелья, — добродушно усмехнулся Освальд. Прекрасные белые зубы, красиво очерченные губы и удивительное обаяние всего его лица заставили Белинду задрожать от участившегося сердцебиения. — Спасибо, я чувствую себя неплохо, — с трудом ответила молодая женщина, сознавая, что голос ее звучит напряженно. Он наполнил высокий бокал свежевыжатым соком и протянул ей. — Как вы относитесь к омлету с зеленью? Если вам не нравится, могу попробовать поджарить по небольшой бараньей отбивной с… — Я хочу попросить прощения за мое вчерашнее поведение, — прервала его приветливую болтовню Белинда. — Конечно, усталость от перелета и выпитое шампанское сыграли свою роль, но все равно они никак не извиняют меня. Покачав головой, Освальд отмел ее извинения. — Это я должен просить прощения. Мне следовало бы подумать, как вы чудовищно устали. В таком состоянии шампанское — не самая здоровая идея. Просто чудо, что вы вообще смогли так долго продержаться на ногах. Итак, что же все-таки вы выбираете? На мгновение его легкое отношение к столь постыдному для нее эпизоду выбило Белинду из колеи, но она быстро собралась и ответила: — Омлет звучит просто превосходно. — Не уверен, что он и на вкус окажется таким же… Съедобным, безусловно, но вы можете решить, что мои кулинарные таланты оставляют желать много лучшего. — Удивительно, я думала, что вы можете… — Нанять кого-то, кто бы делал это за меня? — Да, — ответила она. — Признаюсь, мне нравится проводить уикенд в одиночестве. К тому же интересно попрактиковаться в искусстве приготовления пищи. — И, зловеще усмехнувшись, Освальд добавил: — А теперь еще мне повезло заманить беззащитную, ничего не подозревающую гостью, на которой могу испробовать мои блюда. В ответ на это Белинда закатила глаза и схватилась обеими руками за горло. Ее талантливая пантомима заставила его расхохотаться. Сделав строгое лицо, Белинда поинтересовалась: — В доме есть подвал? — Почему вы спросили? — По-моему, вы весьма легкомысленно относитесь к последствиям отравления своих гостей. Отсмеявшись, Освальд заверил: — Вам нечего опасаться, Белинда. Обещаю все пробовать первым. Его синие глаза сияли глубоким внутренним светом и чем-то еще, что делало его совершенно неотразимым. Она снова ощутила слабость в коленях. Белинда прекрасно отдавала себе отчет, что подвергается серьезной опасности: он может понравиться ей. О, если бы только можно было стереть печальное прошлое, как неправильно решенную задачку с доски. Но это, увы, невозможно. То, что случилось, не может быть изменено. Заметив смену выражений на ее лице, он с иронией произнес: — Если вы так опасаетесь моей стряпни, мы можем отправиться в ресторан. Старательно выдавив улыбку, Белинда покачала головой. — Нет уж, этот номер не пройдет. Вы заинтриговали меня, и теперь мне не терпится отведать ваших блюд. — Вот речь истинно отважной женщины. Или, может, лучше сказать — безрассудной? — Не сомневаюсь, что вы делаете изумительные омлеты. — Подождите говорить, пока не попробуете… — Освальд подошел к уже накрытому столу, выдвинул стул и добавил: — Лучше садитесь и не забудьте помолиться. Белинда грациозно опустилась на сиденье, взяла стакан и отпила несколько глотков ароматного сока. Она завороженно наблюдала за его действиями, как Освальд проворно достает большую керамическую миску, разбивает туда несколько яиц, добавляет зелени, соли, специй и умело взбивает в пушистую массу. Чарльз старался не заходить в кухню. Даже завтракать предпочитал в столовой. Он говорил, что это исключительно женская территория и мужчине там делать нечего. А вот Освальд Фергюссон легко и непринужденно двигался по этой территории, не теряя ни йоты природной мужественности. Он умело скатал аппетитный золотистый круг в трубочку, разрезал пополам, разложил на подогретые тарелки, сбрызнул какой-то ароматной жидкостью и поставил на стол. Потом сел сам. Простая, но свежеприготовленная еда со свежим хрустящим хлебом и ароматным домашним маслом была великолепной, и Белинда тут же высказала это вслух. — Щедрая похвала, — пробормотал Освальд. — За это я, так и быть, поведу вас на прогулку. Куда бы вас сводить? Предлагаю пройтись по берегу Миддл Харбор, потом зайти в Парк Дэвидсона. Как вам, нравится мой план? Надеюсь, у вас есть шляпа с полями, чтобы не обгореть? — Да. — Тогда решено.Следующие несколько дней, несмотря на продолжающийся назойливый ветер, вздымающий тучи пыли, они ходили везде, где только могли придумать, и смотрели все, что заслуживало хоть малейшего внимания. Они посетили и старый форт, и Австралийский музей, и парк Таронга, и Центральный парк. Посмотрели ратушу, оперный театр, дворец губернатора и художественную галерею. Ездили даже к месту высадки Джеймса Кука. И каждый день перекусывали и обедали в разных ресторанах — дорогих и дешевых, претенциозных и простых портовых кабачках. Белинда в конце концов стала волноваться из-за того, сколько денег Фергюссон тратит на ее развлечения, и высказала свои сомнения вслух. — Если это так беспокоит вас, я попрошу, чтобы вашу долю расходов вычли из жалованья, — спокойно ответил Освальд. — Но я еще официально не приступила к работе, — напомнила Белинда. — Вам будет начислено жалованье с того дня, как вы прибыли сюда, так что, когда именно вы придете в офис, не имеет решительно никакого значения. И никто не собирается обсуждать это, возражать или спорить. — Что ж, — согласилась Белинда, — вам виднее, вы — босс. Он, усмехнувшись, подтвердил: — В этом есть свои преимущества. В тот же день Освальд повез ее в Королевский национальный парк, нанял верховых лошадей, и они долго катались бок о бок. За время, проведенное рядом с могущественным Фергюссоном, она не только познакомилась с городом, но довольно хорошо узнала и своего хозяина. Его оптимизм и радость жизни были заразительны, характер оказался ровным и приветливым, и ничто не напоминало в нем жесткого бизнесмена и непостоянного мужчину. Его было приятно и интересно слушать, но и молчание в его обществе не выглядело тягостным. Скоро Белинда обнаружила, что у него сдержанное чувство юмора, острое чувство справедливости и, несмотря на то, что женщины постоянно оборачиваются ему вслед, полное отсутствие тщеславия. Но еще она полностью отдавала себе отчет в том, что происходит между ними: их неодолимо влекло друг к другу. В обществе Освальда все ее чувства словно обострялись, а окружающий мир становился ароматнее и ярче. Что же касается самого Фергюссона, то он держался с ней по-приятельски, хотя время от времени Белинде и случалось ловить на себе такой взгляд, что сердце на целую минуту замирало в груди. И говорил этот взгляд о много большем, чем простое дружелюбие. Он ведет себя так, будто ухаживает за мной, думала Белинда и улыбалась старомодному слову. Хотя временами на людях ему случалось обнять ее за талию или за плечи, но, когда они оставались наедине, Освальд ни разу не пытался ни прикоснуться к ней, ни поцеловать. Каждый вечер он провожал ее наверх, целомудренно желал доброй ночи… и уходил. Белинда же в свою очередь усвоила последний урок и была полностью удовлетворена тем, как развиваются их отношения. Она теперь внимательно следила за тем, чтобы не выпить лишнего, и старательно сопротивлялась искушению поиграть с огнем. Если бы Освальд Фергюссон не был тем, кем был, эти дни, проведенные с ним, стали бы счастливейшими в ее жизни. Белинда обнаружила в нем множество черт, которые ей нравились, и решительно ничего, что бы не нравилось. Кроме его прошлых «подвигов». За пару-тройку дней до Рождества они пообедали рано на набережной неподалеку от знаменитого, недавно выстроенного оперного театра и отправились потом на концерт. Фергюссон отпустил Джонсона навестить дочь и решил вернуться домой на такси. Пока они ожидали машину, Белинда замерзла на пронизывающем ветру с океана. Да и такси, увы, оказалось старой колымагой, в которой вовсю гулял ветер. Открытое вечернее платье служило плохой защитой, и Освальд снял пиджак и накинул Белинде на плечи. Оказавшись наконец дома, он быстро развел огонь в камине и усадил перед ним все еще дрожащую женщину. — Посидите и погрейтесь, а я принесу кофе. Она с удовольствием послушалась, удивляясь изменчивости сиднейской погоды. Ей и в голову не приходило, что в разгар лета можно так замерзнуть. Белинда сбросила изящные босоножки и протянула ноги к весело потрескивающему пламени. — Так они никогда не согреются, — услышала вдруг она низкий, чуть охрипший голос Освальда и снова вздрогнула, но уже не от холода. Было что-то непередаваемо волнующее в модуляциях его баритона, что-то, что заставило ее поднять голову и внимательно посмотреть на него. Могущественный Освальд Фергюссон опустился на колени у ее ног и начал растирать ей сначала одну ступню, потом другую, хотя, честно говоря, никакой необходимости в этом уже не было. Слова застряли в горле, и Белинда молча сидела и смотрела, наслаждаясь нежданной лаской. Никогда после смерти отца и сестры никто не относился к ней с такой нежной заботой. — Так лучше? — спросил Освальд, поднимая голову и глядя в огромные, широко раскрытые темные глаза. — Да, намного, спасибо, — еле слышно ответила Белинда. Ее так остро взволновали его близость, его прикосновения, что она с облегчением вздохнула, когда он поднялся и вышел. С неимоверным усилием уняв тяжело стучащее сердце, она смотрела на пляшущие в камине языки пламени, на красноватые блики, которые они бросали на шелковые стены. Но продолжала чувствовать прикосновения его рук и видеть густые пряди светлых волос. Ей отчаянно хотелось прикоснуться к этим волосам, прижать его голову к своей груди. Нет! Она не имеет права даже думать так! Она должна постоянно напоминать себе, кто он такой на самом деле. Может, он сейчас и кажется другим, но это не так, это ложь, маскировка. Леопард никогда не сможет превратиться в домашнего котенка… Дверь отворилась. Фергюссон вернулся. — Вот и кофе, — приветливо сказал Освальд, протягивая Белинде дымящуюся кружку. — Я добавил туда немного бренди. Он сел рядом с ней и тоже вытянул ноги. Мягкие подушки дивана прогнулись под его весом. Белинда почувствовала прикосновение мускулистого бедра и конвульсивно дернулась, едва не пролив кофе. Освальд тут же немного отодвинулся, но даже воздух вокруг, казалось, мгновенно наполнился таким сексуальным напряжением, какого Белинде еще не доводилось ощущать. Бросив быстрый взгляд на хозяина дома, она увидела плотно сжатые губы и сурово сведенные брови, будто Фергюссон изо всех сил старался держать себя в руках. Белинда отчаянно пыталась придумать, о чем бы таком заговорить, чтобы рассеять сгустившуюся атмосферу, пока не допьет кофе и получит возможность сбежать наверх, в свои апартаменты. Прошло уже восемь дней с момента ее прибытия в Сидней, но речь о переезде на служебную квартиру так и не заходила. Поначалу Белинда была довольна таким положением вещей. Они вполне соответствовали требованиям ее плана, но теперь, похоже, так этого оставлять больше было нельзя. И, придя к этому выводу, Белинда, набравшись решимости, спросила: — Думаю, что квартира, о которой вы мне говорили, уже освободилась. Когда бы вы хотели, чтобы я переехала туда? Освальд ответил не сразу, а сделав едва заметную паузу: — К сожалению, квартира была оставлена не в лучшем состоянии, поэтому я распорядился, чтобы ее отремонтировали и заново переоборудовали. Что ж, каким бы напряженным ни был разговор, все же это разговор. Опасный момент, похоже, миновал. — Однако работы будут закончены не раньше Нового года, — продолжал он. — Так что, боюсь, вы обречены терпеть мое общество еще некоторое время. Если, конечно, не возражаете… Немного озадаченная Белинда ответила: — Но вы же хотели уехать на Рождество? — Да, я думал провести несколько дней в горах, в семейном охотничьем домике. Если я поеду… — Я могу переселиться в отель, как только скажете, — поспешно заявила она. — И остаться на праздники в одиночестве? Не желаю даже слышать об этом! Я собирался сказать, что мне бы хотелось, чтобы вы поехали со мной. Но Белинда решительно покачала головой. — Нет. Рождество — праздник семейный. Что скажут ваши родители, если появлюсь незваной? — Если бы они были живы, то, думаю, были бы просто счастливы. Но, увы, мама и папа покинули нас два года назад. — Мне очень жаль, — опустив голову, тихо пробормотала Белинда. — Кроме Брендона и его родителей у меня больше нет близких родственников. Но Брайан, это мой брат, с женой Женевьев проводит рождественские каникулы в турне по Европе. А Брендон… Брендон слишком молод, чтобы получать удовольствие от моей компании, когда можно найти более подходящую. Так что я вынужден праздновать Рождество в полном одиночестве, если только вы не согласитесь… Неужели вам, Белинда, не хотелось бы поехать в горы? Охотничий домик неподалеку от горы Дарлинг. Вам не интересно взглянуть на гору с таким названием? А рядом озеро Вайангала и пещеры Аберкромби. И всего-то чуть больше двухсот миль отсюда! — Очень хотелось бы, но… — Белинда собралась решительно отказаться, однако неожиданно для себя заколебалась. Какой смысл торчать в одиночестве в отеле? Она должна использовать все шансы быть рядом со своим противником. Да, она очень рискует. Предположим, они окажутся наедине в каком-то диком месте… И независимо от того, просто ли он хочет ее или начинает относиться к ней более серьезно, все равно Освальд Фергюссон остается опытным обольстителем. Уверена ли я, что хочу и готова играть с огнем? — спросила себя Белинда. Хотя если он собирался ее обольстить, то почему до сих пор держался на расстоянии и не сделал этого в течение прошедшей недели? — Но, возможно, вы устали от моего общества? — предположил Освальд, видя, что его гостья молчит. — Нет, это не так, — возразила она. — Тогда что же? — Ну, я… — Или, может, вам не нравится мысль встретить праздник в тишине и уединении? Если так, давайте останемся в Сиднее. — Мне очень нравится Сидней… Можно сказать, это любовь с первого взгляда. Но я бы с удовольствием провела Рождество в горах, — ответила Белинда и немедленно ощутила его радость и облегчение. — Тогда решено! — воскликнул Фергюссон. — Я дам знать миссис Уоррен, которая смотрит за домом, и мы отправимся туда в канунРождества. Там, кстати, обычно не бывает таких сильных ветров, как на побережье. Миссис Уоррен… Значит, они не будут в полном одиночестве. — Звучит просто восхитительно! — с воодушевлением откликнулась Белинда. — Мне всегда нравились горы, особенно те, где я еще ни разу не была! Она сама не знала, как это случилось. Внезапно их глаза встретились, и веселье исчезло из пронзительной синевы его взгляда. Освальд словно видел самое ее душу, сокровенные ее глубины. Молодой женщине казалось, что у ее ног разверзлась бездна, готовая немедленно поглотить ее всю без остатка, если только Освальд не придет на помощь. Белинда бессознательно качнулась в его сторону. Он протянул руки, обнял ее за талию, притянул к себе и припал жадным ртом к внезапно приоткрывшимся губам. И вот уже исчез весь мир. Не осталось больше ничего, кроме этого мужчины, — ни прошлого, ни будущего, только настоящее и безумные чувства, сотрясающие ее существо. Белинда прильнула к Освальду, как умирающий, отчаянно цепляющийся за жизнь, и поняла, что погибнет, как только он оторвется от ее рта. Он пробежал пальцами по ее черным шелковистым волосам, провел по нежной щеке, по красивому подбородку. Но вот его губы покинули ее рот, и она не умерла — не умерла, потому что они спустились к ее шее и двинулись вниз, покрывая ее мелкими, лихорадочными, но такими сладостными поцелуями, что она дрожала от восторга. Потом одна его рука медленно поднялась по спине, а вторая обследовала мягкие округлости ее груди. Даже сквозь ткань платья прикосновения напоминали разряды электрического тока. Белинда ощущала, как каждый нерв ее тела отзывается на касания его рук. Она так стремилась к нему, что едва могла дышать. И когда он начал медленно расстегивать молнию, хотела помочь, но ее помощь была ему не нужна. Освальд ловко снял платье с плеч, освободил руки, стянул его вниз по бедрам, и оно упало на пол. А он уже принялся за застежку лифчика. Белинда ощутила тяжелое биение своего сердца, когда Освальд провел пальцами по ее обнаженной груди, потом осторожно и нежно принял в ладони их сладостный вес. Кончиками пальцев он прикоснулся к розовым соскам, и она задохнулась, едва не вскрикнув. Колени подкосились, и молодая женщина опустилась на ковер. Тем временем Освальд стянул с дивана подушку, подложил ей под голову и, не отрывая от нее взгляда, начал раздеваться сам. Как же она хороша, думал он, созерцая вожделенное тело. Длинные ноги, стройные, неширокие бедра, тонкая талия, округлая грудь, не испорченная влиянием французской моды, нежная бархатистая кожа. Едва дыша, он простоял несколько мгновений, просто глядя на нее, понимая, что никогда не видел такой женственной прелести. Потом, улыбнувшись в ее затуманенные страстью темные глаза, опустился рядом на ковер, шепча: — Белинда, красавица моя дорогая… Несмотря на неистовое желание, он не набросился на нее, а принялся ласкать ее лицо, шею, плечи, талию, потом неуловимым движением провел рукой по плоскому животу и принялся исследовать холмик с шелковистыми волосами. Освальд наклонил голову и, не отрывая глаз от ее лица, разыскал губами сосок и принялся ласкать языком, пока тот не затвердел, прежде чем взять в рот. Он начал посасывать его, и Белинда застонала где-то глубоко в груди, маленькими всхлипывающими стонами-мольбами. Она нетерпеливо задвигала бедрами, стремясь к нему, умоляя и сдаваясь на волю победителя. В ответ на молчаливую мольбу он накрыл ее своим сильным телом. И Белинда, ликуя и задыхаясь от восторга, ощутила, как он вошел в нее одним сильным уверенным движением и задвигался — широко, размашисто, наполняя все ее существо блаженством… Когда же это сладостное сумасшествие кончилось и оба затихли, она вдруг почувствовала вес его головы на своей груди и жар пламени камина на обнаженных ногах. И в этот момент Освальд шевельнулся, поднял голову и поцеловал ее губы — длинным, медленным, томным поцелуем, полным нежной страсти и благодарности. Потом приподнялся, но Белинда, не желая отпускать его, обняла за шею и что-то забормотала. — Ну-ну, — ободряюще сказал Освальд, подхватывая ее на руки, — я мог бы провести тут с тобой всю ночь. Но, думаю, в кровати все же будет удобнее. И он понес ее в свою спальню, залитую лунным светом, положил на кровать и накрыл легким шелковым покрывалом. Потом лег рядом, притянул к себе и какое-то время просто молча держал ее, наслаждаясь триумфом. Она не только была наконец-то его, богатый опыт подсказывал ему, насколько, благодарение Господу, она неопытна в сексе. Немного погодя Освальд ощутил новый прилив страсти и снова начал целовать ее. Первый неистовый порыв был удовлетворен. Теперь он творил таинство — таинство любви и страсти, медленно и неторопливо лаская вожделенное тело руками, губами, языком, заботясь о ее удовольствии больше, чем о своем, находя безумное наслаждение в ее стонах, и вскриках, и содроганиях восхищенной, упоенной плоти. Несколько раз Белинда шептала: — Пожалуйста, о, пожалуйста… Но Освальд отказывался спешить и с необыкновенным мастерством удерживал ее на самом краю. И только когда она поняла, что не вынесет больше ни секунды этой сладостно-мучительной пытки, почувствовала долгожданный вес его тела и он наполнил ее всю. В этот раз наслаждение было даже глубже, чем в прошлый. И когда все кончилось, они долго лежали, обняв друг друга и ожидая, пока сердцебиение и дыхание придут в норму. Освальд уже собрался заговорить, но взглянул на Белинду и увидел, что она крепко спит. Прелестное лицо еще горело от пережитой близости. Он лежал, разглядывая ее и наслаждаясь прекрасными линиями лица, прямым носом, высокими скулами и лбом, мягкими, припухшими от его неистовых поцелуев, но такими невинными губами, красиво изогнутыми бровями и длинными густыми ресницами. Ему безумно хотелось поцеловать ее, разбудить и увидеть расцветающую на губах улыбку. Волнение не давало ему уснуть, и Освальд долго сжимал ее в объятиях, слушая тихое дыхание и наслаждаясь ощущением ее обнаженного тела.
Когда Белинда зашевелилась и открыла глаза, небо только-только начинало розоветь. Несколько мгновений она не понимала, где находится, потом внезапно вспомнила. Прошлой ночью она отдалась Освальду Фергюссону! Он до сих пор лежит рядом с ней в постели! Нет, этого не может быть. Просто не может быть! Дыхание перехватило, будто ее ударили в солнечное сплетение. Белинда отчаянно пыталась опровергнуть то, что было правдой, горькой, позорной, но, увы, правдой. Поняв, что не в силах отрицать случившееся, она занялась самобичеванием. Как могла она позволить такому произойти? Как могла отдаваться мужчине, который довел последнего дорогого ей человека до самоубийства? И все же она это сделала. С охотой. С наслаждением. И теперь не было даже возможности спасти остатки своей гордости, сделав вид, будто он соблазнил или изнасиловал ее. Нет, она практически кинулась ему на шею и заставила заняться с ней любовью. Когда Чарли, человек, которого она думала, что любит, умолял ее о близости, она уступила ему только дважды, и то только видя его отчаяние. Так что же заставило ее переспать с мужчиной, которого она ненавидит? А действительно ли она его ненавидит? Она должна ненавидеть Освальда, и какая-то ее часть до сих пор ненавидела, но внезапно все стало не так однозначно, как черное и белое — ненависть и любовь. С самого начала, хотя и пыталась скрывать это даже от самой себя, Белинда Стэджерфорд хотела Фергюссона. С этим все обстояло предельно ясно. Но вот чувства ее были много сложнее, много запутаннее, чем элементарное физиологическое желание. То, что произошло прошлой ночью, было так естественно, так упоительно, так гармонично!.. Поверить невозможно в то, что единственной движущей силой была примитивная похоть. Очевидно, ими все же руководили какие-то более глубокие, серьезные эмоции. Но Освальда не интересовали чувства. Он откровенно говорил, что занимается с женщинами сексом, не беря на себя никаких эмоциональных и прочих обязательств. Белинда похолодела. Голова ее прояснилась, и она внезапно увидела, что все чувства, которые и подвигли их к этой близости, существовали исключительно с ее стороны. А с его стороны — похоть, откровенная похоть. Осторожно повернув голову, она посмотрела на лежащего рядом с ней мужчину. Один взгляд — и сердце ее болезненно сжалось, а затем затрепетало, как попавшаяся в силки голубка. Он лежал на боку, лицом к ней, накрыв ее одной рукой, и спокойно, ровно дышал. Будто даже сейчас не хотел отпускать ее. Легкое покрывало соскользнуло вниз, обнажив сильную шею, широкие плечи, мускулистые руки. Светлые волосы слегка растрепались. До чего же хорош! До чего мужествен и сексуален!.. Даже сейчас, спящий, Освальд и то вызывал в ней сильнейшее волнение. На мгновение ей захотелось, чтобы он открыл глаза, улыбнулся ласкающей, многообещающей улыбкой и притянул к себе… Белинда крепко зажмурилась, чтобы прогнать наваждение. Но если даже сейчас, при свете зарождающегося дня, этот мужчина, которого ей полагается ненавидеть, все еще волнует ее, разве есть у нее хоть малейший шанс устоять перед будущим искушением? И дело тут не только в сексе. Она, должно быть, любит его… Она, Белинда Стэджерфорд, любит Освальда Фергюссона, своего злейшего врага! На некоторое время она будто обратилась в камень, потрясенная неразберихой собственных чувств. Видимо, недаром говорят, что любовь и ненависть как самые сильные человеческие эмоции являются сторонами одной и той же медали. Что ж, в какой-то момент медаль вдруг обернулась другой стороной. Пока Белинда прилагала все возможные усилия, чтобы влюбить в себя Освальда, она потеряла бдительность и влюбилась сама. Но как же это произошло? Да, Марта правду говорила, что гордость заставляет человека быть одиноким. Как же Освальд сумел так быстро сломать ее защитную оболочку и завладеть сердцем? Хотя все произошло не неожиданно, не в одночасье. С самого начала ее притягивал и завораживал его образ, даже на невыразительных фото в газетах и журналах. Он глубоко волновал ее своей откровенной мужественностью и сексапильностью. И она ведь знала, прекрасно знала, насколько он опасен. Именно поэтому-то так старательно поначалу избегала его. Но можно ли влюбиться в человека, глядя на его фото? А кто вообще может сказать, что заставляет людей влюбляться? С первой минуты встречи между ними зародилось неодолимое взаимное влечение, но Белинда, следуя своему плану мщения, делала все возможное, чтобы игнорировать его. В какой-то момент она ощутила, что находится в серьезной опасности, но не верила, что можно так глубоко полюбить человека, который причинил ей много горя. Как могла она знать, что он сумеет пробраться ей под кожу, проникнуть в самое сердце, в самую душу? Заставит полюбить его вопреки всему? И все же ему это удалось. А такая любовь обречена. Играя с ножом, рискуешь порезаться, играя с огнем — обжечься. Как это верно. Вот она и обожглась. Все, что ей теперь оставалось, — это заползти в нору и в одиночестве зализывать раны. Да разве может она покинуть его? Вынести боль разлуки? Но если не покинешь, то станешь его игрушкой, прошептал тихий голос разума, потеряешь остатки гордости и самоуважения. Ну, может, тогда остаться до окончания рождественских праздников, попыталась она затеять торг со здравым смыслом. Перевести отношения в исключительно платоническое русло… Не обманывай себя, Белинда, тебе это не по силам. Твое чувство сделало тебя слишком уязвимой, слишком зависимой. Единственное, что ты можешь сделать, — это убежать, сейчас, немедленно, и никогда не встречаться с Освальдом Фергюссоном. Возможно, только так тебе удастся вернуть хоть крохи растоптанной гордости. От мысли о разлуке сердце болезненно сжалось. Тщетно пытаясь глубоко вдохнуть, Белинда сказала себе, что, если не сделает этого сейчас, не сделает никогда. А потом пройдет время и он повернется и уйдет, оставив ее позади, как старую, наскучившую куклу. Осторожно и медленно, зная, что, если Освальд проснется и улыбнется, ее попытка провалится, Белинда встала с кровати и на цыпочках направилась к двери. Дверная ручка, благодарение Господу и миссис Гарднер, повернулась беззвучно, и молодая женщина выскользнула из спальни. Запрещая себе думать и чувствовать, повинуясь лишь потребности бежать, она заглянула в гостиную, собрала разбросанное на ковре белье, поднялась на второй этаж, быстро приняла душ, оделась, схватила чемодан и вышла на только начавшую просыпаться Корнер-Бартон-стрит.
6
Белинда шла по улице, не разбирая дороги, перебрасывая чемодан из руки в руку, не глядя по сторонам, ведомая единственной мыслью поскорее оказаться вдали от Освальда Фергюссона и своего позора. Но вот одна улица сменилась другой, потом третьей — пора остановиться и решить, что же делать дальше. Молодая женщина устало поставила чемодан на землю, присела на него и глубоко задумалась. Сумка сползла с плеча, левая босоножка едва держалась на кончиках пальцев, румянец от быстрой ходьбы заливал лицо и шею — Белинда не замечала ничего. Боль в сердце, острая и колющая, терзала ее — боль стыда и разочарования в себе, боль разлуки с мужчиной, который стал ей дороже себя самой. Как она умудрилась попасть в такое ужасное положение? Где был ее разум? Солнце поднялось и уже припекало. Белинда почувствовала, как по спине побежала струйка пота, и вздохнула, так ничего и не придумав. Пора было уходить отсюда. Она поднялась и увидела через дорогу открытый бар. Решено: сейчас самое время выпить бокал ледяной кока-колы, потом чашку крепкого черного кофе. Тогда она непременно почувствует себя лучше. Войдя в бар, Белинда подошла к стойке, села и сделала заказ. Потом оглянулась — она, похоже, была тут единственной женщиной. Бармен удивленно взглянул на ее расстроенное разгоряченное лицо и спросил: — Поесть чего-нибудь не желаете? Белинда ощутила, как желудок немедленно сжался и к горлу подступила тошнота. — Нет, спасибо, — с трудом выдавила она. — Только колу со льдом и кофе. Попивая восхитительно холодный напиток, Белинда обдумывала первые шаги. Сейчас, пожалуй, надо, не теряя времени, поехать в аэропорт и узнать, возможно ли еще достать билет на ближайший рейс в Лос-Анджелес, в крайнем случае в Сан-Франциско, сейчас, накануне Рождества? Если нет, то забронировать место на первый возможный рейс в Штаты и устроиться в отеле. Если, конечно, уныло подумала она, еще можно найти номер в отеле… — Сколько с меня? — решительно спросила она бармена. — Два сорок пять, мисс. Белинда потянулась за сумочкой, и… Черт, где же она? Протянула руку к другому боку… Нет. Да где же сумка?! Мысли лихорадочно заметались в голове — там ведь все ее деньги… Так, без паники! Когда она выскочила из дому, сумка была при ней? Да, точно, при ней. Потом она бежала, пока не устала, и села на чемодан передохнуть. Вот тогда-то сумка и соскользнула с плеча. Господи… Но это же недалеко отсюда, через дорогу. Может, она и сейчас там лежит? Бармен внимательно наблюдал за изменившимся лицом посетительницы. — Все в порядке, мисс? — Я… я потеряла сумочку… — пробормотала Белинда. — Вон там, на углу… — И, встретив недоверчивый взгляд мужчины, запнулась. Господи, одна, в чужом городе, на другом конце света и без денег! Хорошо хоть паспорт положила в чемодан. Порывшись в кармане джинсов, молодая женщина вытащила несколько скомканных банкнот и пригоршню мелочи, оставшиеся после какой-то прогулки, отсчитала три доллара, бросила их на стойку, схватила чемодан и выбежала на залитую раскаленным солнцем улицу. Едва не попав под машину, перебежала на противоположную сторону и бросилась к тому месту, где сидела всего полчаса назад. Ничего… Естественно, ничего… Вне себя от огорчения, Белинда в отчаянии опустилась на бордюр и заплакала. Мимо торопились прохожие, не обращая на нее ни малейшего внимания. Постепенно слезы иссякли, она подняла голову, вытерла глаза руками и посмотрела по сторонам. И тут ее осенило — Марта! Ну конечно, Марта ей поможет! Только бы хватило денег на звонок… Дрожащими от нетерпения пальцами — Освальд Фергюссон на время был забыт — Белинда пересчитала свои жалкие финансы — три доллара сорок три цента. Полезла в другой карман, сунула руку в карман жакета — ага, еще мелочь. Итак, всего у нее шесть долларов шестнадцать центов. На звонок должно хватить. Белинда кинулась к ближайшему телефону-автомату, бросила три доллара мелочью и набрала знакомый номер. Длинные гудки. Черт, да она же звонит домой, а Марта, наверное, на работе. И вдруг Белинда вспомнила: дома сейчас ночь, Марта не на работе, а уехала с Бертом в Майами знакомиться с его родителями. Вернется только после Рождества. Полная безысходного отчаяния, Белинда отошла от автомата, сунула мелочь в карман и снова села на свой чемодан. И что теперь? Ни одного знакомого, кроме Освальда, идти некуда, только к нему… Стоп! Как это ни одного знакомого? Она вдруг вспомнила приветливое молодое лицо, сияющие восхищением глаза, не отрывающиеся от ее лица. Брендон! Он же говорил, что ей стоит только позвонить, если что-то понадобится. И к тому же Белинде показалось, что у обоих Фергюссонов несколько натянутые личные отношения, так что скорее всего ей удастся уговорить младшего ничего не говорить старшему о ней и ее затруднительном положении. Да, Брендон Фергюссон — ее последняя надежда уехать домой, не вмешивая в свои неприятности посольство. Ладно, так она и сделает. Белинда поднялась и оглянулась по сторонам. Надо бы найти такси. Но от Линдсфилда до Норт-Сиднея, где находится офис, расстояние немалое. Хватит ли ей денег? Ладно, решила молодая женщина, проеду хоть сколько-нибудь… Как оказалось, ее жалких шести долларов хватило только на половину пути. Но таксист, молодой весельчак лет двадцати пяти, всю дорогу с интересом расспрашивал свою пассажирку и, узнав, что она американка и о ее незадаче, довез до места, дал свою карточку и сказал: — Когда у вас будут деньги, тогда и вернете. Я могу потерпеть, мисс. И если вдруг вам не помогут тут, как вы надеетесь, не стесняйтесь, звоните. Что-нибудь придумаем. Не можете же вы остаться на улице почти накануне Рождества. Удачи! — И, сверкнув белозубой улыбкой, умчался. Белинда чуть повеселела. Приятно все-таки встретить хорошего, бескорыстного человека, готового прийти на помощь незнакомцу в беде… Громадное здание из стекла и бетона возвышалось перед ней, заслоняя солнце. Белинда посмотрела на вращающиеся стеклянные же двери, глубоко вдохнула и вошла. Внутри было изумительно прохладно. По светлому мраморному полу она прошла к находящейся примерно посередине холла хромированной стойке регистратуры. — Чем я могу вам помочь? — спросила приветливая молодая блондинка. — Я хотела бы поговорить с мистером Брендоном Фергюссоном, пожалуйста. — Белинда повернула голову и заметила часы. Несмотря на то что с ней произошло столько событий, было еще только восемь тридцать четыре. — Но, возможно, я пришла слишком рано… — Если вы представитесь, я свяжусь с его секретарем и выясню, — мило улыбнулась блондинка. — Да, конечно. Я мисс Белинда Стэджерфорд. — Очень хорошо, мисс Стэджерфорд. Не желаете ли пока присесть? — Благодарю вас. Белинда подняла чемодан и отошла к указанному белому кожаному диванчику. Блондинка сняла трубку телефона и что-то неслышно произнесла туда, потом выслушала ответ, кивнула и повернулась к молодой женщине. — Мисс Стэджерфорд, мистер Фергюссон спустится через несколько минут. Белинда облегченно вздохнула и невольно улыбнулась. Ей повезло второй раз за сегодняшний день: сначала встретила симпатичного таксиста, а теперь вот удалось застать Брендона. В этот момент ее рассеянный взгляд упал на вошедшую сквозь вращающиеся двери женщину. Что-то в ее походке привлекло внимание Белинды, показалось смутно знакомым. Пока она пристально смотрела на нее, пытаясь вспомнить, где же могла ее встретить, та, очевидно, почувствовала устремленный на нее взгляд и оглянулась. Глаза их встретились. Белинда похолодела. Саманта! Саманта Макартур! Невеста Джона. Бывшая невеста. Саманта тоже узнала ее, споткнулась, отвернулась и почти побежала к лифтам. Белинда вдруг поняла, что после смерти Джона Аброгайла и всех грязных газетных инсинуаций даже не поинтересовалась, что сталось с Самантой. Знала лишь, что та вскоре уволилась из «Фергюссон калифорниан вайн корпорейшн» и съехала с той маленькой квартирки, что снимал для них двоих Джон. Но что она делает здесь, на другом краю света? Девушка добралась до лифтов как раз в тот момент, когда двери одного из них открылись и оттуда вышел Брендон. Они поздоровались, и Саманта скрылась в кабине. Брендон же оглядел просторный холл первого этажа, заметил Белинду и, широко улыбаясь, поспешил ей навстречу. — Мисс Стэджерфорд, как приятно снова видеть вас! — И он приветливо протянул руку, глядя ей в глаза. — Вы ранняя пташка. — Да. Я даже не знала, на месте ли вы в такое время, — немного рассеянно ответила Белинда. — О, я всегда прихожу в половине восьмого, пока офисы еще пусты. Я успеваю сделать кучу дел, пока никто не отвлекает и секретари не пристают с вечными бумагами на подпись. — Мистер Фергюссон… — Пожалуйста, зовите меня Брендоном, мисс Стэджерфорд. — Хорошо, Брендон. А я Белинда. Скажите, Брендон, та девушка, с которой вы столкнулись у лифта, мне она почему-то показалась знакомой… — Вполне возможно. Мисс Саманта Макар-тур до перехода в наш центральный офис здесь, в Сиднее, работала в калифорнийском отделении в Бейкерсфилде. Это Освальд добился ее перевода сюда. Белинда почувствовала, как пол ушел у нее из-под ног. Значит, Освальд не удовлетворился тем, что обольстил эту дурочку и довел Джона до самоубийства, он еще привез ее с собой, чтобы продолжать спать с ней и здесь… А из этого следует, что он попросту соврал ей, когда она спросила, есть ли у него сейчас постоянная приятельница. И еще соврал, что никогда не заводит отношений больше чем с одной женщиной одновременно. Она права, совершенно права, что оставила его. Сердце заболело, будто кто-то сжал его стальной перчаткой. Брендон неожиданно заметил чемодан, стоящий у ее ног, и спросил: — Белинда, вы ушли из Розового дворца? — Да. Он нахмурился. — Боюсь, что служебная квартира еще не готова. Освальд сказал, что вам она не понадобится до начала следующего года, так что сейчас там идет ремонт, полно рабочих и материалов. — Да-да, он упоминал об этом. Но я… — Она замолчала, борясь с неожиданно нахлынувшими чувствами. — Что-то случилось? — Брендон почти сочувственно заглянул ей в глаза. — Да, боюсь, что да, — поспешно, чтобы не было пути к отступлению, сказала Белинда. — И мне ужасно нужна ваша помощь! — Что я могу сделать для вас, Белинда? Какие-то проблемы с работой? Она покачала головой. — Нет, это личное дело. — Несмотря на все ее усилия, прекрасные темные глаза наполнились слезами. Увидев это, Фергюссон оглянулся, заметил, что холл заполнился служащими, спешащими на работу, и произнес: — Похоже, нам будет удобнее поговорить в тишине. В моем офисе тоже скоро будет ад кромешный. Белинда, вы уже завтракали? — Нет. — Отлично. Тогда подождите минутку, я только переговорю с секретарем, а потом, мы пойдем и перекусим, пока будем разговаривать, идет? Белинда молча кивнула. И он исчез только затем, чтобы вернуться через пару минут, которых ей едва хватило на то, чтобы зайти в дамскую комнату и вымыть глаза холодной водой. Оставив чемодан на попечении блондинки за хромированной стойкой, Брендон повел молодую женщину в соседнее здание в маленький уютный кафетерий. Выбрав столик в углу под весело жужжащим вентилятором, он быстро сделал заказ и молчал, проявив удивительную тактичность, пока их не обслужили. Лишь потом тихо произнес: — Это имеет отношение к Освальду, да? Белинда поколебалась, не зная, что сказать ему, насколько можно быть откровенной, потом ответила: — По причинам, которые мне бы не хотелось обсуждать, я вынуждена была покинуть Розовый дворец. — Что он сделал? Приставал к вам? Нет, забудьте, я не должен спрашивать. Скажите лучше, что вы собираетесь делать? — Уехать домой. — Домой? Вы имеете в виду, в Штаты? — Брендон был потрясен. — Да. — Все так плохо? Заметив, что его веселые глаза потемнели от гнева, она быстро ответила: — Это совсем не то, что вы думаете. Правда. Хотя я действительно хочу покинуть Австралию как можно скорее. — Боюсь, это невозможно, — печально покачал головой Брендон. — Едва ли сейчас найдется свободное кресло хоть в одном самолете в любом направлении. Можно, конечно, проверить, но тут не больше шанса на миллион. — Этого-то я и боялась. — Что же тогда вы собираетесь делать? И как я могу помочь вам? — Мне надо где-то остановиться до тех пор, пока моя подруга не вернется после Рождества и не забронирует для меня место на ближайшем рейсе. — Ну, это не проблема, в Сиднее полно отелей… — Видите ли, Брендон, во-первых, в отелях может тоже не оказаться мест, а во-вторых, так уж получилось, что я совершенно неожиданно осталась без денег, — призналась Белинда. — Господи, да что вы говорите? Вас обокрали? — воскликнул молодой человек. — Нет, но я была так расстроена, что потеряла сумочку. А когда спохватилась, ее, естественно, уже не было. — Но почему вы не попросили денег у Освальда? — изумился он. — Какими бы пороками он ни отличался, в скупости его упрекнуть нельзя. — Когда я уходила утром, он еще спал и сумочка еще была со мной, — не подумав, заявила Белинда и тут же побагровела от смущения, поняв, что же именно сказала. — К тому же я не могу ни о чем просить его. Но младший Фергюссон нахмурился. — Вы хотите сказать, что он ничего не знает о вашем уходе? — Теперь, полагаю, уже знает, — заметила она, думая, как отреагирует Освальд, обнаружив ее исчезновение. — Ну хорошо, если вы не хотите иметь дело с Освальдом напрямую, я могу устроить так, что компания выпишет вам аванс в счет будущей работы. — Я не собираюсь выходить на работу, — медленно произнесла Белинда. — Ни здесь, ни в Калифорнии. По крайней мере, на предприятие Освальда Фергюссона. — Ладно, тогда я устрою для вас персональный кредит, — предложил Брендон. — Спасибо, большое спасибо, — тепло поблагодарила она. — Только еще одно, Брендон. Мне ужасно неловко наваливать на вас столько своих проблем, но, понимаете, поскольку я вернусь безработной, да еще буду должна Бог знает сколько за билет, мне не по средствам жить в отеле. Нельзя ли найти более дешевый вариант? — О-о-о, — протянул младший Фергюссон, качая головой, — это непростая задача. Я бы предложил пожить у нас дома, но, боюсь, это будет вам не очень удобно, раз вы ушли из Розового дворца. Дайте подумать… Хотя… Вспомнил! Один из моих приятелей собирается сегодня уехать на Рождество к родителям, познакомить их со своей невестой. А потом они вернутся сразу в новую квартиру. А нынешняя оплачена по пятнадцатое января. Я отвезу вас туда. Он оставил ключи где-то в офисе. Только вот что, — он внезапно помрачнел, — район там жутковатый, да и удобств немного… — Ничего, — заверила его Белинда, — я не привередлива. Была бы крыша над головой. — Крыша будет, и именно над головой. Он живет, вернее жил, на последнем этаже. И там наверняка найдется чистое постельное белье. Решено, я сейчас вернусь в офис, разыщу ключи и точный адрес, а вы пока заканчивайте завтрак, договорились? — И Брендон снова просиял, довольный, что справился с непростой задачей и сумел помочь даме в беде. — Договорились, — улыбнулась Белинда. Не прошло и четверти часа, как Брендон Фергюссон вернулся. — Я все утряс, — радостно сообщил он. — Вы готовы отправляться? Идемте скорее, я запарковался в неположенном месте. Он вывел ее на улицу, распахнул дверцу ярко-красного спортивного автомобиля, усадил Белинду, сел сам и немедленно рванул с места. — Ну вот, обошлось без талона, а то у меня в этом месяце уже было два. Итак, мне повезло и я даже застал Боба. Он сказал, что будет счастлив помочь коллеге из далекой страны, показал, где ключи, и нарисовал схему, как добраться, освободив меня от всего этого, так что я успел даже утрясти денежный вопрос. — И Брендон с гордым видом протянул сидящей рядом с ним женщине довольно пухлый конверт. — Как здорово, вы просто волшебник! — захлопала в ладоши Белинда. — Погодите радоваться, пока не увидим квартиру, — предупредил ее Брендон. — Боб сказал, она довольно страшненькая… — Увидим? — удивилась молодая женщина. — А разве вам не надо быть в офисе? — Надо, конечно. Но ближайшее совещание в половине двенадцатого, а остальные дела я провернул утром, так что отвезу вас и посмотрю, все ли в порядке. Они ехали по улицам Сиднея примерно сорок минут, и Белинда с интересом наблюдала, как меняется пейзаж. Когда же они остановились перед старым, коричневым, немного даже покосившимся четырехэтажным зданием, ей пришел на ум один из негритянских кварталов Чикаго: та же грязь на улице, та же нищета. — Да… — протянул Брендон, — не знаю, что и сказать. Может, попытаемся придумать что-нибудь другое? Белинда ужаснулась. Она уже отняла у него столько времени, что даже и думать не желала о том, чтобы отказываться. — Нет-нет, все отлично. В конце концов ваш же приятель тут жил, значит, и я могу. Ведь это только на несколько дней. — Он — мужчина, — возразил Брендон, — и может за себя постоять. Во всяком случае, я предлагаю оставить пока чемодан в багажнике. — Ни в коем случае. Все будет хорошо, вот увидите, — уверенно заявила Белинда и открыла дверцу. Но когда они вошли в подъезд, в нос им ударил острый запах прокисшего молока и застарелого пота. Молодая женщина быстро взглянула на своего спутника и увидела, что тот замедлил шаг. — Знаете, я не могу оставить вас в таком месте, — заявил он. — Пожалуйста, Брендон, давайте хотя бы посмотрим квартиру, коль скоро мы уж приехали сюда. Не может быть, чтобы все было так плохо. Выбитые стекла подъезда были заколочены досками, несколько ступеней сломаны, около одной из дверей валялась кипа старых газет, из-за другой доносилась громкая музыка. На третьем этаже ко всем имеющимся запахам добавился «аромат» моющего средства — видимо, в квартире шла уборка. С трудом справляясь с отвращением, Брендон проделал восхождение и открыл дверь. Они вошли, закрыли ее за собой — и будто оказались в другом мире. Чистые, хотя и недорогие обои на стенах, отмытый почти до блеска светлый линолеум, светлые занавески на окнах. Квартирка была крошечная — гостиная, маленькая кухонька, спальня чуть побольше и примыкающая к ней ванная. Все раковины сверкали чистотой. Белинда вошла в спальню и выдвинула верхний ящик комода. Там, аккуратно сложенные, лежали чистые простыни и наволочки, а в нижнем — полотенца всех размеров. — Совсем другое дело. Я так и думала, что все будет отлично! — с энтузиазмом воскликнула она. — Да, но жара и духота какие! Вот что значит под крышей! — Ну и что, сейчас окна открою… — Не советую. С улицы натянет еще и не таких ароматов. Лучше включите вентиляторы. Только они платные. Я оставлю вам мелочи, но если решите все же тут пожить, то лучше наменяйте еще. Эти автоматы прожорливые, как портовые крысы. Белинда весело засмеялась сравнению. Ей нравился, очень нравился Брендон. — Знаете, Белинда, — добавил он, — мне ужасно не хочется оставлять вас здесь на Рождество. Я завтра утром уезжаю с приятелями в Мельбурн и приглашаю вас присоединиться к нам. Правда, у нас сборище холостяков, но общество такой очаровательной девушки никому не помешает. Думаю, ребята будут только рады. Но «очаровательную девушку», увы, совершенно не привлекало веселье и беззаботные развлечения молодежи. Ей надо было зализывать сердечные раны и пытаться понять, как же жить дальше. — Нет, Брендон. Благодарю вас, вы, право же, очень любезны, но я вынуждена отказаться. — Ну, тогда позвольте мне все-таки отвезти вас в приличный отель. А расходы отнесу на счет фирмы, естественно. В конце концов наша компания устроила ваш перевод сюда, и самое меньшее, что я могу для вас сделать, — это создать нормальные, человеческие условия проживания. Но беда была в том, что она сама согласилась на этот безумный план обмена. И если теперь Освальд, узнав, что она сбежала, разозлится и прикажет приостановить платежи, то счет в отеле придется взять на себя. А этого ей сейчас никак не потянуть. Она снова покачала головой. — Вы — упрямая женщина, мисс Белинда Стэджерфорд, — сказал младший Фергюссон. — Но очень благодарная. — И она тепло улыбнулась ему. — Значит, вы твердо решились остаться здесь? — Абсолютно. — Ну, тогда… — Молодой человек двинулся по квартире, включая вентиляторы. Кое-какие дребезжали довольно громко, но остудить раскаленные комнаты было непросто. Белинда забеспокоилась, что он снова начнет сомневаться в том, что поступает правильно, и сказала: — Спасибо вам, Брендон, вы даже не представляете, как выручили меня. А теперь… вы, наверное, уже опаздываете на совещание… Он бросил взгляд на часы и заторопился. — Надеюсь, что у вас все будет хорошо. Вот вам телефоны. Один — моего офиса, второй — домашний, а этот — в Мельбурне. Если что-то понадобится, срочно звоните. Я вернусь в Сидней двадцать седьмого и сразу заеду. — Да, и еще одно, Брендон, — вдруг вспомнила Белинда. — А вы не знаете, на этом вашем совещании Освальд… будет присутствовать? — По-моему, он собирался. Молящим голосом она попросила: — Не говорите ему, пожалуйста, что видели меня, хорошо? — Если вам этого не хочется, не буду. — Да, не хочется. — И прибавила, заметив, как потемнели его глаза: — Не вините вашего дядю. Все случившееся произошло исключительно по моей вине. И теперь единственное, чего мне хочется, — это вернуться поскорее домой и забыть, что я вообще была в Австралии. — Мне жаль, что все так кончилось, — произнес Брендон. — Я очень хотел бы, чтоб обстоятельства сложились по-другому. Я тоже, подумала она, а вслух сказала: — Не могу слов найти, чтобы выразить вам свою признательность. И надеюсь, вы поблагодарите от меня вашего приятеля Боба. — Конечно. — Если мне удастся улететь раньше, чем вы вернетесь из Мельбурна, то я оставлю ключи в офисе. Брендон снова улыбнулся. — А если вы еще будете здесь двадцать восьмого, может, вы согласитесь пообедать со мной? Без всяких, естественно, обязательств… Приложив сверхчеловеческие усилия, она с энтузиазмом ответила: — Спасибо, Брендон, с огромным удовольствием! У двери он приостановился, оглянулся на нее, хотел что-то сказать, передумал и вышел. Чувствуя себя ужасно одинокой, она стояла у двери и прислушивалась к затихающему звуку его шагов. Потом прошла по жаркой душной квартирке, с тоской вспоминая комфорт и прохладу Розового дворца… и его владельца. Его ясные синие глаза, светлые, иногда золотистые волосы, сильное мускулистое тело. Нежный теплый рот… Она никогда больше не увидит Освальда Фергюссона, кроме как изредка на страницах газет. И с очередной девицей… Эта мысль наполнила ее душу такой горечью, такой мукой, что она остановилась, не в состоянии сдвинуться с места. Как смертельно раненный человек… Когда приступ отчаяния стал проходить, Белинда сказала себе, что дальше так продолжаться не может. Она должна выбросить Освальда Фергюссона из головы, и поскорее. А заодно и все свое несчастное прошлое, чтобы иметь возможность хоть как-то продолжать жить. Но будущее выглядело серым, невыразительным, полным тоски, боли, уныния. Белинда попыталась утешить себя тем, что, как только закончатся рождественские праздники, она вернется в домой, в Калифорнию, и там оно покажется ей ярче. Все, что ей надо, это пережить несколько следующих дней — четыре, пять, максимум неделю. Как-нибудь. В попытке отвлечься от терзающей ее душевной боли Белинда сосредоточилась на делах практических. Нет смысла стоять тут и задыхаться от духоты, обливаясь потом. Надо принять душ, потом отправиться погулять. Спасибо Брендону, теперь у нее есть деньги и она может позволить себе вести если не шикарный, то нормальный образ жизни: выйти на улицу, поехать в ближайший парк, зайти перекусить в недорогое кафе. И спустя сорок минут, вымывшись теплой водой, текущей из холодного крана, Белинда надела легкий брючный костюм, сунула в карман деньги и ключ и вышла из квартиры.Она вернулась на закате, неся с собой пакет с покупками. На какое-то время ей хватит. И, главное, она наменяла кучу мелочи для вентиляторов. Вот бы еще удалось помыться холодной водой, то можно было бы жить. Белинда преодолела шесть лестничных пролетов, задыхаясь от смрада, открыла дверь и убедилась, что в квартире стоит еще большая духота, чем утром. Она не выдержала и распахнула окна, но тут же закрыла их снова, но не из-за вони. День выдался чудовищно жарким, и воздух снаружи был еще горячее, чем внутри. Здравый смысл подсказывал, что надо что-то поесть, но у нее не было ни сил, ни желания. Белинда включила холодильник, сунула туда принесенные банки теплой кока-колы и пошла в ванную. Она двигалась как старая, измученная болезнями и горестями женщина. И чувствовала себя не лучше. Прогулка, честно говоря, не принесла ни малейшего облегчения. Ее преследовали воспоминания о прошедшей ночи, то сладостные и будоражащие, то горькие и мучительные. Не было покоя ее измученной душе, и она только надеялась, что достаточно вымоталась физически, чтобы уснуть мертвым сном. Приняв еще более теплый, чем утром, душ, она, не вытираясь, упала на кровать, надеясь забыться. Но не тут-то было. Включила свет, потом прошла по квартире, проверила, все ли вентиляторы включены, нашла какую-то книжку и снова легла. Белинда так и не уснула этой ночью, она ворочалась с боку на бок, терзаемая духотой и мыслями. Под утро не выдержала и открыла окно. Слава Богу, это принесло некоторое облегчение: снова поднялся ветер и немного разогнал тяжелую атмосферу. Часов в пять, когда уже начинало светать, она наконец задремала.
На часах было двенадцать двадцать восемь, когда Белинда пошевелилась и открыла глаза. Где это она? Еще не проснувшийся мозг не мог сразу понять и оценить окружающую обстановку. Потом, будто открыли шлюз, хлынули воспоминания и с ними боль… Боль утраты, боль неразделенной любви, боль попранной гордости… Ничего не видя от невыносимых мучений, но зная, что надо заставлять себя как-то функционировать, что-то делать, Белинда побрела в ванную и включила воду, надеясь дождаться холодной. Не дождалась, встала под почти горячие струи и простояла так минут сорок, пока немного не утихла пульсирующая боль в висках. Выключила воду, вышла, намотала на голову полотенце, завернулась в другое, подошла к окну… И заплакала. Слезы катились и катились по щекам. Сегодня канун Рождества. Они с Освальдом собирались поехать в горы. Гора Дарлинг, озеро Вайангала и пещеры Аберкромби… Наверное, он уже едет туда, может даже не один. Наверное, захватил с собой Саманту. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота от мыслей об Освальде наедине с Самантой, она решительно отбросила полотенце и начала одеваться. И в эту минуту раздался стук в дверь. Он был настолько неожиданным, что Белинда замерла. Кто бы это мог быть? Только Брендон знает, где она, но он собирался улететь сегодня утром. И его приятель Боб, но тот должен был уехать еще вчера… Наверное, уехал, а потом обнаружил, что забыл что-нибудь, и вернулся. Стук раздался снова — настойчивый, властный. Она накинула халат, завязала пояс и пошла открывать.
Последние комментарии
22 минут 32 секунд назад
27 минут 16 секунд назад
38 минут 39 секунд назад
51 минут 45 секунд назад
1 час 18 минут назад
1 час 24 минут назад