В тупике [Нделе Мокосо] (fb2) читать онлайн

Нделе Мокосо В тупике

— Мы хотим преподать этим ублюдкам хороший урок! Урок, который они ввек не забудут, — он войдет в историю. На какие только жертвы мы не шли ради блага нашей родины, в то время, как эти прохвосты бездумно расхищали наше достояние. Наше терпение иссякло! Мы не намерены более сносить оскорбления от этих жалких, ничтожных и неблагодарных придурков! Я полностью рассчитываю на вас! Мы исполним наш священный долг! Сейчас или никогда!

Оратор замолк, внимательно разглядывая небольшую группу солдат, в чью задачу входило блокировать часть столицы Яунде и предотвратить возможное вторжение войск противника.

— Вопросы есть?

Все подавленно молчали. Затем один из них все же отважился:

— Это мятеж, не так ли, капитан?

Тот помедлил с ответом.

— Нет, не мятеж. Скорее государственный переворот, ведь мы не просто поднимаем восстание, наша цель — захватить власть в свои руки.

— А если провал?.. Я… о последствиях?

Капитан помрачнел.

— Не мелите чушь! — выпалил он. — Мы — освободительная армия, и наше предназначение — побеждать. Кто сказал, что солдаты позволят себя одурачить?! Идиотами мы будем, если проиграем! И к тому же: кто лучше умеет воевать — гражданское население или военные? — добавил он не без сарказма.

Закончив, капитан впился свирепым взглядом в спрашивающего.

Это разрешило все сомнения. Остальные лишь переглянулись и одобрительно закивали. Смущенный солдат, задававший вопросы, стоял как вкопанный, видимо, погруженный в свои мысли.

Разве он будет сражаться за правое дело — защищать родину!

У него была молоденькая жена и двое ребятишек. Да еще старуха мать. Что будет с ними, если он погибнет? Его отнюдь не приводила в восторг перспектива триумфального восшествия на небеса. Не рассчитывал он и на амулет, который носил на груди, — в нем хранился пергамент из Библии, по преданию будто бы отводящий смертельный удар пули.

Внезапно в сознании всплыли и буквально его сразили строки из национального гимна. Он повторил их про себя как заклинание:

Тяжело вздохнув, он произнес последние слова. Не в его силах что-то изменить — слишком поздно! Взрыв неизбежен!

В тридцать лет капитан Дева чувствовал прилив новых сил, воодушевленный своей миссией и глубокой верой в правоту дела, в многообещающее будущее, с которым он связывал свои надежды, Большие Надежды. Как ему дали понять, он — самый вероятный претендент на пост военного губернатора Юго-Западной провинции, разумеется, в случае успешного свержения гражданского правительства. Если он получит это назначение, то непременно обоснуется в Замке — знаменитой резиденции немецкого губернатора в Буэа. К решению нынешнего правительства превратить Замок в национальный памятник он относился как к пустой затее.

Дева не особо блистал среди своих однокурсников в учебном центре вооруженных сил в Нгаундере, в учебном центре специальной подготовки в Нгаундале, в центре военных специалистов и в военном училище в Яунде. Однако его карьера была стремительной, и он обогнал своих более способных коллег, — тем еще предстояло с трудом карабкаться по ступеням служебной лестницы, на самый верх которой мог вознести только случай или благосклонность начальства. Здесь ровным счетом ничего не значили ни профессионализм, ни талант, ни заслуги!

Накануне вечером его вызвали на встречу руководящей верхушки для окончательного инструктажа и обсуждения вопроса о передаче особых полномочий после переворота. Схема маневров, продвижение и боевые действия ударных группировок, объекты, подлежащие немедленному захвату, связь между штурмовыми отрядами посредством портативной рации «уоки-токи» — все это было оговорено в деталях. Неожиданно выяснилось, что еще не готово специальное обмундирование для повстанцев. Поэтому решили надеть красные нарукавные повязки, чтобы легче распознавать своих.

На заседании были представлены два списка: так называемый черный список, который включал всех, кого считали потенциально опасными. С ними не стоило церемониться — либо сразу же уничтожить, либо арестовать. В другой, белый список, входили лица, на чье сотрудничество и помощь можно было рассчитывать.

Не следовало забывать и о реакции населения на переворот — благоприятной или напротив. Члены совета полагали, что молниеносный, но довольно мирный переворот непременно приведет людей от первоначального потрясения и замешательства к полному приятию свершившегося, ведь именно безалаберность и безответственность гражданского режима толкнули военных на этот шаг. Если столица падет, то вскоре объявятся многочисленные группки «подпевал», которые поспешат заверить новые власти в своей поддержке. А дальше эта волна прокатится по другим районам страны, и воцарится всеобщее согласие и единодушие.

Всплыл также вопрос о национальной радиосети. Ее надлежало захватить в первую очередь и удерживать любой ценой. Для правильного освещения событий необходимо поставить под круглосуточный контроль весь старший технический и редакторский персонал. За исполнение этого приказа головой отвечала служба информации.

Затем были согласованы правила поведения во время восстания — никакого бессмысленного кровопролития; безжалостно подавлять вооруженное сопротивление противника, не брать пленных, расстреливать дезертиров и мародеров, не вызывать недовольство населения, свести к минимуму возможные разрушения строений; пароль — «Операция „Гиена“».

Собравшиеся горячо встретили и одобрили исчерпывающий доклад высококвалифицированного эксперта и стратега из эмигрантов — военного советника по материально-техническому обеспечению. По его словам, боеприпасы повстанцев (а в их распоряжении — французское, бельгийское, русское и израильское автоматическое огнестрельное оружие) намного превосходят как по количеству, так и по качеству то, чем располагает противник. По данным разведки сведения о заговоре еще не просочились, а это дает им в руки главный козырь — внезапность нападения. По мнению эксперта, исключая всякие непредвиденные обстоятельства, взятие Яунде — дело нескольких часов.

Затем всем предложили пройти в оперативный отдел штаба, где находилась гигантская карта Яунде и ее окрестностей. Карта пестрела участками, заштрихованными красными и зелеными линиями, со стрелками и наколотыми флажками, обозначающими движение и расположение штурмовых отрядов, поддерживаемых моторизованной пехотой. Здесь эксперт указал на те объекты, по которым следует нанести самые мощные удары.

Выдвигались и другие предложения. Например, выведение из строя американских радиостанций, разрыв телефонной связи и взятие под контроль систем водоснабжения и электроэнергии.

Было зачитано воззвание к народу, но оно всем показалось чересчур растянутым, банальным и довольно вялым, лишенным истинного революционного духа. В нем ни слова не говорилось о временной приостановке действия конституции, о признании новым режимом всех обязательств свергнутого правительства, а также отсутствовало предупреждение иностранным дипломатическим представительствам воздерживаться от любых действий, направленных на подрыв суверенитета и территориальной целостности страны. Для выработки окончательного варианта текста создали редакционный комитет из трех человек: одного старшего офицера и двух высокопоставленных чиновников.

Заседание подходило к концу. Главный заверил своих слушателей в полной победе над теми, кого он назвал «неорганизованным сбродом».

— Самое сложное, — сказал он, — захватить власть, а как только это случится, все остальное пойдет как по маслу. Чем больше власти в ваших руках, тем легче владеть ситуацией. Стоит лишь окружить себя нужными людьми с хорошими мозгами — и они сами придут с решением многих проблем. Правда на нашей стороне! Будущее за нами! — Его речь звучала здраво и обнадеживала. Рукоплескания долго не смолкали. Когда Главный шел к выходу, он то и дело останавливался, вступал с кем-нибудь в разговор, дружески похлопывая собеседника по плечу.

Дева видел главнокомандующего впервые. Его рост превышал шесть футов, на вид он был крепкого телосложения, но голос, пожалуй, слишком мягок для военного офицера столь высокого ранга.

Во время их короткой беседы Дева стоял, вытянувшись в струнку, как бы одеревенев. На прощание величественно кивнув головой, главнокомандующий протянул ему правую руку, левую он держал за спиной. Да, здесь Дева среди своих, среди единомышленников — он один из тех, кто будет вершить делами всей нации. Его мысли были прерваны гулким звуком тяжелой поступи. Все притихли, когда главнокомандующий покидал зал. Он высоко поднял над головой правую руку с оттопыренным большим пальцем, что, видимо, означало: «Все отлично, ребята». И все в едином порыве подняли руки, с восторгом салютуя отъезжающему джипу.

Напряженная атмосфера в комнате тотчас разрядилась, и посыпались добродушные шутки.

На часах было два тридцать. Оставалось целых тридцать томительных минут до начала наступления. Дева сам сделал перекличку. Под его началом было пятьдесят солдат. Они сидели в мучительном ожидании, тогда как Дева метался по коридору, отдавая последние распоряжения. Он уже успел провести осмотр личного обмундирования и снаряжения солдат, особо настаивая, чтобы каждый имел при себе неприкосновенный запас продовольствия. Дева считал, что «нз» непременно должен быть под рукой.

Истекали последние мгновения. Автотранспорт выстроился в полной боевой готовности — моторы гудели, а люди с нетерпением ожидали приказа ринуться в бой. В тревожной тишине послышался трескучий голос:

— Операция «Гиена», вызывает штаб-квартира ОБ. Прием.

— Лев на проводе, принял. Слышу вас прекрасно, сэр, прием.

— На проводе Скорпион. Все в порядке, сэр.

— Черепаха на проводе. Слышу вас, сэр.

Последовали окончательные инструкции:

— Штаб-квартира вызывает все местные подразделения. Это начало народной революции! Помните — сейчас или никогда! Я верю в вашу преданность нашему делу! Желаю удачи!

Революция началась. Подразделение Лев, которым командовал Дева, занимало позиции в центре города, блокируя все подъездные пути заграждениями из колючей проволоки. У застав на дорогах выставили отряды вооруженных солдат — двое с автоматами на виду, остальные — в укрытии.

Хотя по всей Яунде были слышны взрывы и короткие перестрелки, большинство жителей не догадывалось, что происходит, вплоть до вечера следующего дня. Люди думали, что просто идут военные учения.

Вскоре Центр объявил о взятии здания национального радио, аэропорта, узлов по снабжению электроэнергией и водоснабжению. Там они не встретили никакого сопротивления. По радио прозвучало обращение к народу. Сообщили также об относительном спокойствии в городе. Бодрым тоном, видимо, для того чтобы укрепить и поднять боевой дух в войсках, передали о длительной и напряженной осаде президентского дворца.

Ситуация оставалась почти без изменений, пока вертолеты и самолеты не взмыли в воздух. Как раз тогда, когда группа Девы искала, где бы укрыться от огня, один из вертолетов с оглушающим ревом пронесся над казармами. Раздались мощные взрывы. После этого все попытки капитана Девы наладить связь со штабом оказались тщетными — рация смолкла.

— Положение очень серьезное, — объяснил Дева своим товарищам. — Связь со штабом прервана, и я не знаю, что там случилось.

Никто не проронил ни слова, но на лицах повстанцев он увидел печать отчаяния и обреченности. «Где же ваше мужество? — подумал он. — Такое поведение недостойно „героев“ — лучших солдат отборных войск».

Через какое-то время один солдат исчез. Дева понимал, что ему не уйти далеко. Он сделал несколько осторожных шагов, чутко прислушиваясь ко всем шорохам и звукам. Вдруг примерно в тридцати ярдах от себя он заметил безоружного человека с непокрытой головой в походном обмундировании, но без красной нарукавной повязки. Это и был дезертир. Вскинув автомат, капитан нажал на спусковой крючок. Послышался приглушенный вскрик — и солдат рухнул навзничь — содрогающаяся масса плоти. В добивающем ударе не было надобности. Распростертый труп был оставлен там, где и лежал.

Взрывы в районе казарм продолжались, и все ближе нарастал гул орудий. Две бронемашины мчались в направлении отряда Девы, бешено отстреливаясь из пулемета. Повстанцы предприняли отважную попытку остановить их. Выстрелами в шину им наконец удалось вывести из строя одну из машин. Но хотя мотор и заглох, пулеметы не переставая вели отчаянный огонь. Повстанцы несли тяжелые потери. Между тем вторая машина успешно пробивалась вперед через заграждения на дорогах.

Капитан Дева теперь ясно осознал: восстанию пришел конец. Его окружали убитые и раненые. Он шел, стараясь не обращать внимания на стоны и мольбы о помощи, и вдруг почувствовал, как чья-то слабая рука ухватилась за его брюки, но тут же упала. Он твердил себе, что не должен задерживаться здесь ради чего бы то ни было. Ему надо бежать. Сердце ныло при мысли о матери, жене и ребенке. Что им скажут о нем? Дезертир? Убит в сражении? Пропал без вести? Он отлично представлял себе, что будет, если его поймают. Ему предъявят обвинение в государственной измене, в совершении тяжких преступлений, в том числе и убийства, и трибунал приговорит его к расстрелу. «Может быть, самому сдаться? — мелькнуло в голове. — Нет, настоящий солдат не сдается на милость победителя! Это малодушие», — решил он.

Дева вспомнил о Мариате, своей подружке, живущей в Брикутери. Нельзя ли спрятаться у нее?.. Нет, нет и нет, повторял он вновь и вновь. Скорей всего его будут искать именно там.

Операция «Гиена» потерпела полный крах…

Теоретически она казалась легко выполнимой. Быстрая обезоруживающая победа! А как все обернулось! Ошибка, роковая ошибка, состояла в недооценке противника. Борьба за святое дело была проиграна.

Единственное, что оставалось, — бежать! Но какой дорогой? Можно идти на юг, через Мбальмайо, Сангме-лиму, затем Бертуа, Батури, Йокадуму, Молунгу, чтобы попасть в Центрально-Африканскую Республику. Второй вариант — через Эболово, Криби и Кампо в Экваториальную Гвинею. Третий — поездом до Дуалы, далее Тико, Лимбе и лодкой до Орона в Нигерии. Четвертый путь лежал через Бафию, Бафусам, Джанг, префектуру Мбо в Мамфе, а оттуда на Экок и, наконец, Абалики в Нигерии.

Поразмыслив, он отверг первые три маршрута (теперь на главных дорогах наверняка установят круглосуточный патруль для поимки мятежников) и окончательно остановился на четвертом — через префектуру Мбо, по диким тропам в Мамфе. Он рассудил так: в Западной провинции, где население уже насладилось всеми перипетиями буйного революционного времени, люди, естественно, предпочитают заниматься своим обычным делом — выращиванием и сбором кофе, а не вести опасные игры с законной властью. Пока они могут спокойно торговать своим кофе, все остальное их не касается. Дева был даже уверен, что они там ничего и не слышали о восстании!

Сейчас первой заботой Девы было обзавестись хоть какой-нибудь одежонкой. Он прятался в малонаселенном квартале на берегу озера, где в основном размещались государственные учреждения. Ему повезло — какой-то человек развешивал для сушки свои голубые джинсы и легкую рубашку. Едва стемнело, как капитан вылез из укрытия и проворно сдернул вещи с веревки. Джинсы пришлись ему как раз впору. Не мешкая более ни минуты, он скинул с себя униформу и выбросил все, что было при нем, оставив лишь пятьсот тысяч франков — сумма, выданная ему накануне в качестве залога за участие в восстании. Под конец он зашвырнул свой автомат в озеро и быстро зашагал по дороге.

Ему попадались редкие прохожие, и из случайно подслушанных разговоров Дева догадался, что в городе все еще идут упорные бои. Сердце забилось от волнения — значит, у него есть хоть какая-то возможность проскользнуть через Бафию, прежде чем служба безопасности расставит свои сети.

Он сел на первый грузовик, который следовал в Бафусам. Машину с мешками цемента трясло по ухабам, поездка оказалась изнурительной, но зато обошлось без приключений — почти все время он спал. В Бафусаме было спокойно. Тишину ночного города лишь изредка нарушали пронзительные сигналы одиноких такси да отдаленный шум репродукторов, передающих музыку Макоса.

Дева не был голоден. Неприкосновенного запаса хватило на целые сутки. Ему необходимо выбраться из Бафусама до рассвета, чтобы избежать проверки на контрольно-пропускном пункте, ведь документов-то у него не было. Дева торопливо шел по дороге, когда внезапно наткнулся на огромное стадо коров, и тут ему в голову пришла удачная мысль: а не присоединиться ли к погонщикам и продолжать путь под видом пастуха. Если они примут его в свою компанию, то о большем и мечтать не приходится! Вскоре он поравнялся с погонщиками и завязал с ними непринужденный разговор. Похоже, они ничего не знали о восстании и поэтому поверили всем его россказням.

Пастухи дали Деве свою одежду, дротик и кинжал в ножнах. Затем наголо выбрили голову, и капитана стало просто не узнать. Его предупредили, что путь предстоит тяжелый и долгий, но он не возражал. Дева привык к длительным переходам во время военных учений.

С первыми лучами солнца они покинули Бафусам. Они шли и шли мимо мелких селений и деревушек, оставив далеко позади сутолоку города. Порой они делали привал, и, пока совершали молитвы, коровы вольготно пощипывали сочную травку.

В первую ночь Деву неотступно терзали воспоминания о событиях последних дней. Во всем виноват этот окаянный изменник, технический эксперт. Он подвел их и провалил все дело! Но ведь и сам Дева не сомневался в благоприятном исходе и был полон радужных надежд. И вот будущий военный губернатор Юго-Западной провинции позорно бежит. Одно слово — дезертир! Возможно, ему удастся перейти нигерийскую границу и объявить себя политическим эмигрантом. Он никак не мог оправиться от пережитого потрясения, совершенно измученный телом и душой, — в ушах стояли стоны и крики искалеченных и умирающих, грохот орудий, его все еще преследовал омерзительный, непереносимый трупный запах. Какое счастье, что весь этот кошмар теперь позади. В ту ночь он спал крепко, как никогда прежде.

В течение пяти дней они шли по высокогорным лугам и пастбищам, опасаясь заражения мухой цеце. Из Джанга через равнины Мбо они добрались до Фонтема, миновали Атебонг, Тали и из Бакебе попали в Мамфе. Здесь известие о неудавшемся перевороте в Яунде обсуждалось на каждом перекрестке. Из уст в уста передавались разные слухи и невероятные домыслы, даже такая возмутительная нелепица о якобы неизбежной угрозе вторжения ливийских и марокканских наемников. Толпа беспощадно осуждала заговорщиков и «врагов мира», раздавались негодующие призывы к большей бдительности, а также требования высшей меры наказания для тех, кого они называли «бандой гангстеров». Особенно больно было слышать Деве, будто военный режим не принес бы народу ничего хорошего. Поэтому, когда происходили сделки между торговцами и продавцами мяса, он старался держаться в сторонке.

На одном из шоссе им преградила путь длинная вереница машин. Повсюду, как рой надоедливых мух, кишела вооруженная охрана, выспрашивая, требуя удостоверений от взвинченных пассажиров и водителей. Кое-кто оставил бумаги дома. «Это не оправдание, — отвечали им. — Придется задержаться до окончательного выяснения вашей личности».

Коровы и четыре погонщика мирно продолжали свое путешествие, минуя контрольный пункт. Пастухи выглядели так безобидно — обычные камерунцы, занятые своим делом.

— А ну, пошевеливайтесь, вы там! — прикрикнул на них солдат, взмахнув рукой.

Коровы и люди, не задерживаясь, прошли через заставу. У Девы проступил холодный пот на бровях и шее. На такое везение он и не рассчитывал! Всего сто тридцать километров — и он вне Камеруна, на свободе! Спутники переглянулись. Никто не сказал ни слова.

Удалившись от пропускного пункта на два километра, пастухи остановились для очередной молитвы. Дева горячо молился — за себя и за свою семью, которую он покинул.

Вскоре его сморил глубокий сон. Ему снилось, что он занимается любовью с Мариату, но внезапно он проснулся, ощущая какую-то опустошенность и неприятную сырость вокруг поясницы.

Где он? Дева беспокойно огляделся и хорошенько протер глаза. Им овладело странное чувство — чего-то не хватало. И тут до него наконец дошло, что он совсем один! Куда подевалось стадо и где погонщики? Не иначе, как они решили, что будет лучше избавиться от него!

Волна гнева окатила его! Он задыхался от бессильной ярости. Проклятые ублюдки, подонки! О, будь у него оружие, он расквитался бы с ними сполна, перестрелял бы их всех, как бешеных собак. Но ему пришлось взять себя в руки и пуститься в погоню.

Дева успокоился, лишь когда нагнал пастухов. Те едва кивнули ему в знак приветствия, и один из них коротко объяснил, что они не захотели тревожить его крепкий сон. Дева еле сдержался, но промолчал. Он — мятежник, жалкий дезертир, и ему никак нельзя лишаться последней надежды на спасение. В голове мелькнула мысль, не дать ли им денег, как взятку за молчание, но он решительно подавил в себе это желание. Его жизнь может подвергнуться еще большей опасности, если эти люди узнают, что у него есть деньги.

Они прибыли в пограничный городок Экок, где к тому времени были прекращены все торговые сделки. Нигерийское военное правительство приказало закрыть границу. Служба безопасности налетела сюда, как саранча, и уже хозяйничала здесь вовсю. Они обыскивали всех, расспрашивали, проверяли документы, пристально всматривались в лица. За истекшие сутки стали известны имена руководителей восстания, которые теперь значились в списках лиц, разыскиваемых полицией. Началась массовая охота на людей. Бесконечные колонны машин ожидали своей очереди перед шлагбаумами на сторожевых заставах и контрольно-пропускных пунктах.

Спутников Девы быстро пропустили, а ему предложили подождать вместе с теми, у кого не оказалось при себе документов. Их препроводили к месту, тщательно охраняемому вооруженными солдатами.

Дева не падал духом в отличие от большинства. Его бумаги потеряны. Он обдумал эту версию снова. «Потеряны» звучит чересчур легкомысленно. Нет, не пройдет. «Украдены», — осенило его. Вот то — нужное слово! Он скажет, что уже заявил о краже в полицию, и ему посоветовали там восстановить документы как можно скорее, то есть при ближайшей возможности. Но возможность еще не представилась. Довод вполне убедительный. Ему нечего бояться! К тому же он выглядит как самый обыкновенный пастух — волосы наголо выбриты, замусоленная одежда, молитвенные четки, лук и колчан, набитый стрелами с отравленными наконечниками, и, наконец, шестидюймовый кинжал.

— Давай разберемся с этими парнями без бумаг, — бросил старший офицер своему помощнику. Затем вежливо, но достаточно громко он объявил: — Мы просим извинения за причиненные вам неудобства, но тревожное положение в стране на сегодняшний день оправдывает те меры, которые мы принимаем для охраны жизни и имущества наших граждан. Вы прекрасно знаете, что каждый камерунец обязан иметь при себе удостоверение личности. Пеняйте на себя, если вы оставили его дома.

По маленькой толпе пробежал приглушенный ропот. В основном это были простые, безобидные крестьяне, а они привыкли брать с собой бумаги, только когда отправлялись в город. Были еще и мелкие торговцы, чье пристрастие к денежным знакам перевешивало все иные соображения, не говоря уже о чувстве гражданского долга. Они и в этом случае надеялись проложить себе дорогу с помощью взятки.

Дева понял, на что недвусмысленно намекнул офицер, и стал протискиваться назад, в глубь очереди. Как он объяснит наличие при нем пятисот тысяч франков? Может, передать их на хранение какому-нибудь торговцу, но мыслимо ли сделать это сейчас, на виду у всех? А что, если тот испарится вместе с деньгами? Нет, не стоит рисковать. Он ведь погонщик и продает коров. Так почему у него не может быть такой суммы?

Итак, Дева сделал попытку как-то оправдаться. Он стал уверять солдата, что его бумаги выкрали, но он собирается выправить их как можно скорее.

— Не валяйте дурака! Что такое «как можно скорее»? Я вас спрашиваю, что это вообще значит? Вы полагаете, я здесь, чтобы выслушивать всякий вздор? Следующий.

Когда Дева вошел в комнату, где сидели плечом к плечу двое военнослужащих — капитан и лейтенант, то сразу же почувствовал, что приковал к себе внимание одного из них — лейтенанта в темных очках. Другой приступил к допросу — когда и где Дева родился, имена родителей, в какую школу ходил и прочее. А тот, в очках, сидел молча, сложив руки на груди, и не отрывал от него глаз. Деве казалось, что его насквозь пронзает этот пристальный взгляд.

Что же лейтенант молчит как истукан? Почему не снимает свои проклятые очки? Кто его знает, что у него на уме?

Эти двое о чем-то быстро посовещались. Затем тот в очках предложил Деве следовать за ним. Дева послушно делал все, что от него требовали. Они попросили открыть колчан. Дева снял его с плеча и опустошил. Там было с десяток отравленных стрел.

— Вы, конечно, знаете, что все они отравлены, — предупредил он, аккуратно укладывая их обратно одну за другой в колчан, стараясь не касаться наконечников.

Лейтенант как будто не слышал его. Он приказал Деве поднять руки и стал тщательно его обыскивать. Что за глупейший приказ — поднимите руки! С чего этот ублюдок взял, что он готов подчиниться! Офицер нащупал кинжал. Дева ощутил, как рука лейтенанта проворно заскользила по его бедру и замерла, обнаружив там какой-то предмет!

— А ну, посмотрим, что у тебя здесь… Если марихуана, то неважнецкие твои дела, парень!

Обыскивающий извлек маленький сверток, развернул и увидел деньги. О, как бы хотел Дева в ту минуту посмотреть на выражение его лица, но оно было по-прежнему скрыто непроницаемыми очками.

— Военные трофеи, — усмехнулся офицер и положил деньги себе в карман.

Может быть, теперь они все-таки отпустят его. И ему удастся перейти границу. Тогда он спасен. Дева в отчаянии страстно молил бога об этом. И разве только что они не взяли выкупа за его освобождение?

Но допрос возобновился. Никакого упоминания о деньгах. Лейтенант в темных очках угрюмо молчал, лишь смотрел и смотрел прямо на него. Допрашивающий, наоборот, изменил тактику — он непрерывно атаковал, буквально бомбардировал его вопросами.

Наконец они провели Деву в другую комнату, где находились еще трое офицеров. При его появлении они все встали и отдали честь. Затем старший по званию обратился к нему:

— Капитан Дева, именем президента республики, вы арестованы.

Лейтенант в темных очках вышел вперед с наручниками. Перед тем как защелкнуть наручники, он снял очки.

— Капитан, — сказал он печально, — вы — одна из центральных фигур в заговоре… Весьма сожалею, капитан.

И тут Дева вспомнил! Этот лейтенант, сущий бездельник, когда-то служил у него в подразделении. Как же давно это было! Дева просто кивнул головой в знак того, что узнал его.

Дева понял, что его карта бита. На стене висели увеличенные фотографии других его соратников, возглавивших восстание. Выхода не было, круг замкнулся. Горькое раскаяние охватило его. О, как бы он желал теперь погибнуть там, в пекле боя, занять свое место среди тех, преданных до конца.