Журнал «Вокруг Света» №03 за 1990 год [Журнал «Вокруг Света»] (fb2) читать постранично, страница - 54

жить,— отвечает учитель на мою похвалу его хозяйственной сметке.— Раньше наш дом тут неподалеку на хуторах стоял. Место то называлось сначала Гнои, потом Зеленая диброва — добротно, вольно жили. Там я и построил свой первый ветряк. Было мне тогда тринадцать лет. Конечно, дед помогал и советами, и материалом. Ветрячок вышел небольшой, высотой, может, метра три, но крылами махал так, как надо. Я там еще передачу придумал, которая трусила решета — в одну сторону высевки сыпались, в другую мука. Мимо нашей хаты проходила большая дорога, и люди заглядывали в ветряк, как сороки в маслак. А времена, сам знаешь, тогда были скаженные — ветряки уничтожали по всей округе. Мой бы тоже на дрова пошел, кто только не грозился его снести, но директор школы специально в район звонил — отстоял ветрячок. Тогда ж ведь тоже были и люди, и нелюди. До самой войны жернова крутились...

В 1788 году русский академик В. Зуев издал «Путешественные записки от С.-Петербурга до Херсона». В них он подробно описывает ветряные мельницы в окрестностях Шульговки, которые «по способности своей и уютности достойны примечания». На Украине ветряки начали строить в начале восемнадцатого века. Были они самых различных конструкций: двухъярусные, деревянные, каменные, подвижные и стационарные, с разным количеством крыльев и устройством железных механизмов. Использовали ветряные мельницы не только для помола — с помощью ветра очищали крупы, приготовляли масло, добывали воду. Наверное, ветрякам (или, скажем, ветровым установкам) нашлась бы работа и в современном селе. Григорий Поликарпович на прощание нарисовал мне в блокнот чертежик своего первого ветрячка и сказал: «Вот только на бумаге и остался. Где же еще? Ни одного в районе не сохранилось. Везде фазы — рукам, может, легче, а голове забот прибавилось».

Как-то собрался я в село Гречино. Там живет дочь бабы Тетяны — Саня. Фамилия ее по мужу — Перетятько. Так совпало, что баба Тетяна носит ту же фамилию. Кстати, в бумагах деда я нашел листок, на котором он выписал некоторые шульговские фамилии. Напротив каждой — уличные прозвища. Кого только нет в том списке: Сторчоус, Подвечеря, Харман, Кабанец, Погорелый, Солодкий, Цыбульник, Царь, Попик. Нашел я там и прозвище Кызь, которое стояло рядом с фамилией Перетятько. Такой вот корешок вьется от первого шульговского поселенца...

Добирался я, значит, в Гречино на попутной машине и по дороге задремал, проскочил поворот на большак, который вел ко двору Перетятько. Километра три пришлось возвращаться пешком. Шагал вдоль посадок, за которыми мелькали окруженные плетнями хаты. Впереди показался животноводческий комплекс. Выглядел он серо и уныло — такое впечатление издалека, будто бетонной плитой придавили степь, и она замерла под ее непомерной тяжестью.

Старался не смотреть вперед — следил за неровностями грунтовки, а когда все-таки поднял голову, то увидел рядом с комплексом на краю асфальтового пятачка светлый деревянный теремок. На добротном срубе стоял домик, украшенный по углам волнистой резьбой. Сооружение венчала фигурная крыша, на фронтончиках которой были вырезаны чаши и глечики. Над коньками торчали унизанные деревянными шарами шпили. К теремку подошла женщина с ведром, открыла дверцу — звякнула цепь, скрипнул ворот. Я, конечно, задержался возле необычного колодца. С разных сторон к нему подступался — отовсюду он был красив, веселил взгляд. Минут через двадцать познакомился с заведующим комплексом Иваном Ивановичем Шишацким, по задумке которого, как оказалось, и был построен этот теремок над колодцем. Поинтересовался, как родилась мысль «украсить» воду. — Знаешь, как надо жить? — неожиданно спросил Иван Иванович, словно и не собирался мне отвечать.— На одном колодце я встретил такую надпись: «Живеш на свете, робы людям добро, пей холодную воду и не крадь ведро». Вот так. Все просто. Еще красоту твори, если можешь. Раньше хаты у нас украшали росписями, печи, сундуки размалевывали. Каждая хозяйка художником была, свой узор имела. А сейчас все, как у всех, все одинаково. Вода и та в кранах у всех одинаковая — с хлоркой. До знаменитой Петриковки у нас и десяти километров не будет. Так там те узоры только на фабричных блюдах остались. А по улицам, по дворам и хатам все та же одинаковость.

Каждая встреча на извилистых шульговских проселках, давая ответы на мои вопросы, рождала новые...

Однажды в знойный полуденный час попал я на улицу Веселую, которая от центра Шульговки ныряет в прохладу верб и кленов. Попал не случайно. Как-то нашел я в клуне у бабы Тетяны клубок соломенной плетенки. Размотал его, показал хозяйке — оказалось, косу сплел мой прадед Овсей Швачка, который на старости лет увлекся плетением брылей. Баба Тетяна подсказала, что на улице Веселой и теперь живет мастер-брыляр Иван Денисович Зуб.

Узнав, зачем я пришел, хозяин досадливо махнул рукой: «Это же несерьезное дело, это ж я так, для себя». Но вот я попросил показать брыль. Иван Денисович вздохнул, грустно посмотрел на