Осень [Мария Павловна Прилежаева] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (40) »
Прилежаева Мария Павловна Осень
Памяти мужа и друга Александра Григорьевича Уманского
1
Ровно в семь звонил будильник. Пронзительно на всю трехкомнатную квартиру, с ванной, стенными шкафами и прочими современными удобствами. Анна Георгиевна вскакивала первой. Всунув ноги в тапочки, открывала настежь окно. — Подъем. Раз — и, два — и. Вдох, выдох. Старая няня, крупная старуха с большим носом и крошечным пучочком изжелта-белых волос на макушке, оставляла кашу довариваться, на маленьком огне и, шаркая шлепанцами, шла из кухни к Ляльке. — Вставай, подымайся книжку учить, ум точить, — низким голосом, сильно окая, приговаривала она, застегивая на Ляльке платье и перевязывая ленточками метелки над ушами. Игорь Петрович, досыпавший последний сон в обнимку с подушкой, шумно всхрапнув напоследок, откинул одеяло. — Привет! — сказала Анна Георгиевна. — Да здравствует день, солнце и богиня Афродита в халате, — ответил муж. — Игорь, не шалопайничай с утра. Раз — и, два — и. Лялька, становись на зарядку. Через полчаса, одетые, умытые, они сидели в кухне за квадратным столом в красную и белую шашечки и, как добрая, наиболее благоразумная половина человечества, ели кашу из овсяных хлопьев. Игорь Петрович кончил, подмигнул Ляльке. Лялька радостно улыбнулась во весь рот без двух передних зубов. — Папа, ты что? — Показательный завтрак перед трудовым днем образцово-благополучной семьи. — Идейной, — вставила Анна Георгиевна. — Под руководством нашей просвещенной, политически выдержанной, морально устойчивой мамы. — Наперекор вольнодумству отца, — подобно мячу в волейболе, вернула Анна Георгиевна. — Мама, что такое вольнодумство отца? — Попалась, Егоровна, — хмыкнул Игорь Петрович. — Выкручивайся. — Чего же выкручиваться? Скажем прямо: вольнодумство — это беспорядок, ветер в голове… правда, не всегда. — Ага, с оговорочкой. — А я все равно люблю папу, — сказала Лялька, потянулась, прильнула розовой щечкой к щеке отца с каштановой полоской бакенбарды. — Папа, ты добрый-предобрый! — Эко дитё смышлёно, что ни скажет, рублем подарит, — растрогалась нянька, постучала по столу костяшками пальцев. — Не сглазить бы. — Результаты твоего идейного воспитания, Анна! — засмеялся Игорь Петрович. — Нянюшка, стол из пластмассы, а от сглазу по дереву надо стучать, и не сверху, а снизу. — Что такое «от сглазу»? — Лялька, няня шутит. И папа шутит. И я шучу. Ровно в восемь они втроем были на улице. Сентябрьское утро с высоким куполом неба ясно и чисто. Во дворе на аккуратных клумбах пестро цвели георгины. Довольно гулили голуби, перебирая коротенькими лапками. Игорь Петрович на ходу развернул свежую «Правду», пробежал заголовки, сунул в портфель. — Ма! Па! А наш второй лучше всех в школе, у нас хулиганов нет, и ябед нет, и четыре отличника. Папа, а отличники все только девочки. — А ты? — Римма Федоровна говорит, не хватает сознательности. — Вот те на! Мама такая сознательная… В двух кварталах от дома Лялька махнула, прощаясь, рукой и свернула в тупичок, где, замыкая его, стояло четырехэтажное серое здание с широким подъездом. Не читая вывески, можно было догадаться, что это школа. Лялькина школа номер один в центре города, сооруженная по типовому архитектурному проекту, подобно всем школам во всех городах Советского Союза. — Эй, Лялька, подтянись в смысле сознательности! — крикнул отец. Дальше, до бульваров, они пошли вдвоем. Бульваров в их городе три липовый дореволюционных времен и два продолжающих его молодых, где вперемежку стоят липы и клены, тихие березки, тонкие осины с дрожащей листвой. Бульвары — любовь и гордость города. Безобразничать на бульварах не позволено никому, во всяком случае на глазах у народа. Даже среди молодых парней с гривами до плеч редко кто кинет на песчаную дорожку окурок. Как из-под земли вырастет дюжий дружинник или какой-нибудь старожил, ревнитель городской красоты и порядка. У бульваров им расходиться. Игорю Петровичу вправо, он пошагает почти бегом, чтобы в срок успеть на работу. Анне Георгиевне не к спеху, до девяти время есть. Она любит в любую погоду медленно идти бульварами и думать. Или не думать, а просто идти. С ветки беззвучно сорвется лист, плавно покружит в воздухе и ляжет на песок дорожки. Клены льют желтый свет. В городе много кленов, оттого полна золотом осень. Минуту они постояли. Он, высокий, темноглазый, с пушистыми баками вдоль смуглых щек. Стандарт? Может быть. «Мой милый „стандарт“, в модной замшевой куртке, с карманами и кармашками, застежками „молниями“. До чего же фасонист, хотя и на серьезной работе!» — Игорь, а хорош ты у меня, — любуясь им, сказала Анна Георгиевна. — Егоровна, и ты у меня неплоха, — в тон ей ответил муж. — До вечера, Игорек. — До вечера, но не до самого позднего. В кино
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (40) »
Последние комментарии
12 часов 39 минут назад
12 часов 53 минут назад
14 часов 1 минута назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 2 часов назад