Луна в водолее [Валерий Николаевич Шелегов] (fb2) читать постранично, страница - 2

дому Фима передвигалась, опираясь на предметы и стену. К Зорьке на двор в хлев шла с батожком.

Сил кричать, от увиденного на дворе, у Фимы недостало. С высокого крыльца она видела и в темноте двора: беда под навесом хлева творится, люди чужие там, не деревенские…

— «Зорька?!» — Корову вывели из теплого хлева под навес и зарезали. Теперь свежевали, не обращая внимания на хозяйку на крыльцо. Было их двое, этих молодцов. Днем они заходили в избу, предлагали Фиме продать стельную корову на мясо. Кормить корову Фиме все равно нечем. Остатки закупленного сена неожиданно быстро подъелись Зорькой незадолго до Нового года. Оттого и горевала, плакала Фима, жалеючи голодную корову, на соломе долго не протянет. Фима была согласная отдать корову даром старикам Еремеевым, крепким еще по годам и живущим в достатке. Но не резать корову. Стельная Зорька, грех резать корову с теленком в утробе.

Ноги у Фимы отказали, и она опустилась тяжестно на приступок крыльца. В молодые годы Фима крупной «молодухой» считалась. В кости широкая. Сильная в натруженных руках. Но старость кого хочешь истребует на отчет к себе. И силу потребует — заберет, и болезни, что стерегла для такого возраста, вернет. Нутром здоровая, Фима мучалась ногами.

— Та шош вы, ироды, наделали?! — только и вышептала Фима бандитам.

«Ироды», будто так и положено, будто по согласию и полюбовно решен вопрос зарезать Зорьку, похохатывая, стали дразнить беспомощную старуху. Деревня пустая от жителей, кричи, не докричишься помощи: пять семей всего живут в разных концах протяженного села. Все старики. Сотня домов пустует без хозяев.

— Тебе же, бабка, предложили хорошую цену, а ты заупрямилась. Сами возьмем. Тебе деньги уже не нужны…

В центре села, в столбовом и гулком морозном воздухе, в ночи при ярких звездах, запикало радио на высоком столбе. Колокол хрипнул и замолк.

Тишина, как до сотворения мира. Днем бандиты все расчитали. Знали, куда ехали. Фимин двор по эту сторону села крайний у прикордонной тайги. Днем приходил с центральной усадьбы грейдер, улицу от снега разрыл лопатой на две безжизненные половины с рядами изб без следов и тропинок ко дворам. Новый год осталось ждать недолго, и для пенсионеров председатель Сельсовета нашел возможность очистить дорогу до села и улицу. Центральная усадьба в восьми километрах на берегу Кана, в советское время там базировался леспромхоз «Таежный». Леспромхоза лет десять как не стало. Деревня на берегу реки Кана осталась без работы, кормились люди доходами с подсобных хозяйств и огородов; кормила, не давала умереть тайга. Глухой угол на стыке двух районов.

— Я вот щас до Еремеича дойду. — Поднялась Фима, намериваясь пройти к отворенной воротине, за которой в кузовок «иноземного головастика» — «ироды» укладывали мясо.

— Греби, бабку. Закатаем её в шкуру, до утра не замерзнет. А то ведь точно сгорим… — Фима все поняла, но кричать о помощи на все село сил уже не осталось.

Фиму Белоусову бандиты свалили на мягкую Зорькину бело-пегую шкуру, сноровисто закатали в ней старуху. С головой, так что валенки едва видны остались. Мороз быстро схватил остывающую колом сырую кожу…

2

Петр Еремеевич ждал ранних гостей. Сын должен приехать из Красноярска. Письмом сроки сообщил. Стоял Петр Еремеевич у распахнутых ворот, опершись на снеговую лопату, снежный вал от грейдера раскидал, освободил проезд к воротам. О Фиме Белоусовой в добрый час вспомнил. Обещал ей копешку сена подтянуть со своего огорода. Кормами он запасся на две зимы за глаза. Не задаром, конечно, он сено отдает. У Фимы пенсия, деньги старухе тратить не на что. Время такое, что без рубля и не пукнешь. Трактор «Беларусь» солярку жрет, сено сам косил, хоть и трактором, все же труд. А корову бросать Фимину на голодный постой над соломой тоже не дело. Старуха на одном молоке и держится. Сейчас, пока корова стельная, молоко ей носит его хозяйка Дарья Митрофановна.

Воткнув лопату череном в сугроб, Петр Еремеевич подался к Фиминому двору. В такое время утра Фима всегда топит печь и дым от крайней избы у леса, как бы знак, что изба жилая и хозяйка в ней живая. Множество примет для себя старики держали в уме. И помочь им здесь, в глухом краю, кроме самих себя некому. Пронька Вертолет и его заплошная Автолавка Верка самые и есть молодшие из всех пяти семей деревни.

Одинокими бедовали только Фима да Катька Прибылиха, бабенка еще не старая, да родом не из их деревни. Сама пьет, «стеклорез» возит из города. Пенсию ей почти всю до рубля старики отдают за спирт. Одной ногой в могилу смотрят, а будто с ума посходили к концу жизни.

Пьют все дворы. Все, кроме двора Петра Еремеевича. Хозяин он крепкий всегда был, сын выучился на художника. Дочка директор школы на центральной усадьбе. У других стариков тоже дети в городах живут, кто-то выбился в учителя, кто-то рабочей косточкой пробивается.

Необычней всех дети у Проньки Вертолета и Верки Автолавки: «зубные врачи». Родители —