Листок на воде [Анатолий Федорович Дроздов] (fb2) читать постранично
Книга 134607 устарела и заменена на исправленную
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (105) »
Анатолий Дроздов Листок на воде
Выражаю признательность создателям и авторам сайтов "Русская армия в Великой войне" и "Авиация Первой Мировой войны". Ваши публикации открыли неизвестные мне страницы истории. Особая благодарность за оказанную помощь Алексею Лукьянову, Борису Степанову и Андрею Муравьеву. Спасибо!Автор
1
"…Ты будешь умирать долго, гяур!" Голос хриплый, каркающий, знакомый. Чтоб ты сдох, черноголовый! Задолбал! Обязательно каркать при каждом воплощении? Приоткрываю глаза. Дощатый потолок, вымазанный белой краской. Почему "вымазанный", а не "крашенный"? Не знаю. Пусть… Оштукатуренные, побеленные стены. Неплохо. Осторожно осматриваюсь. Я лежу в кровати, прикрытый суконным солдатским одеялом. Скашиваю взгляд: на одеяло изнутри выпущен край свежей простыни. Под головой подушка – мягкая! Свезло мне нынче, ох, как свезло! Шевелю пальцами рук и ног – подчиняются. Сгибаю ноги в коленях, затем обнимаю себя руками. Получается. Руки-ноги слушаются, ничего не болит, ран нет. Легкая слабость в теле, но это всегда поначалу. Пора! Рывком сбрасываю одеяло, сажусь, упираясь спиной в подушку. На мне только белье: рубаха и кальсоны. Кальсоны с завязками, последние распущены. Завязываю их, шарю взглядом по сторонам. На гвозде, вбитом в стену, висит серый халат, даже на вид теплый. Обувь? Наклоняюсь и заглядываю под кровать. Есть! Нечто вроде галош, только кожаных. Левой рукой (почему левой? левша?), словно кот лапой вытаскиваю опорки (вот и название вспомнилось), всовываю ноги. Нормально. Встаю, снимаю с гвоздика халат. Руки не сразу находят рукава, отвык. Запахиваюсь. С соседней койки за моими манипуляциями с нескрываемым любопытством наблюдает человек в нижней рубахе и форменных военных галифе. Штанины галифе необъятной ширины, на ступнях толстые шерстяные носки. Почему-то хочется назвать их "чулками". Лицо у незнакомца молодое, простоватое, вихрастый чуб падает на лоб. Больше в комнате никого нет, две соседние койки пустуют. Вежливо киваю соседу, иду к двери – пора осмотреться. За дверью широкий коридор. Пахнет чем-то резким, больничным. Карболка? Шагаю коридором. Никем не остановленный, распахиваю наружную дверь. В лицо ударяет сырой, напоенный влагой воздух. Я стою на широком крыльце, обрамленном некогда белыми, ныне обшарпанными колоннами. Просторный двор, внутри несколько повозок, крытых брезентом, возле повозок суетятся люди в коричневых шинелях и серых папахах. Липы вдоль ограды стоят черные, без листьев. Весна? Осень? Никто не обращает на меня внимания. Спускаюсь по ступенькам и рысцой бегу к дощатому сооружению в дальнем конце двора. Назначение сооружения угадывается без подсказок. Внутри слезоточивый запах хлора и белая известь, посыпанная вокруг прорезанных в доске дырок. Желтая струя ныряет в ближнее отверстие. С облегчением вас! Обратно возвращаюсь, не спеша. Здание, откуда я вышел, длинное, неуклюжее, с вымазанной (опять это "вымазанной"!) зеленой краской железной крышей. Посреди крыши – большой белый квадрат, внутри него – красный крест. Такие же кресты на брезенте повозок. Госпиталь, война. Я по назначению… На крыльце переминается с ноги на ногу вихрастый сосед по палате – вышел следом. Любопытный! На плечах его такой же халат, на ногах похожие опорки. Заметив меня, вихрастый лезет в карман и достает плоскую картонную коробку. Папиросы! Господи, сколько же я не курил?! Он ловит мой взгляд. – Не желаете? – протягивает коробку. – Благодарю! Осторожно беру папиросу, пальцы привычно сминают мундштук. Вихрастый чиркает спичкой. Благословенна ты, первая затяжка! На мгновение все вокруг плывет, но постепенно предметы возвращают очертания. Вихрастый смотрит тревожно. Киваю: все в порядке. – Поручик Рапота Сергей Николаевич! – говорит сосед и добавляет с нескрываемой гордостью: – Военлет крепостного отряда! "Поручик", "военлет"… Это куда меня занесло? Рапота смотрит вопрошающе. – Я не знаю, как меня зовут. Лицо его вытягивается. – Не помню, – поправляюсь я. – Может, вы знаете? Он качает головой: – Вас привезли вчера. Раздели в приемном покое, поэтому погон не выдел. Но поскольку положили к нам в палату, офицер. Контузия? Развожу руками. – Контузия! – заключает он уверенно. – Раз не помните. Германец вчера Осовец из орудий обстреливал. Там вас и контузило, больше негде. "Германец"? – Как зовется это место, Сергей Николаевич? – Можно просто Сергей… Он краснеет, и я вдруг понимаю: поручику от силы лет двадцать. Или двадцать один. А мне? – Так как, Сергей? – Белосток! Раненых в Осовце везут в Белосток. Крепость под огнем. – Какой сегодня день? Удивление мелькает на его лице, мгновенно сменяясь пониманием. – Четырнадцатое апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года от Рождества Христова… Вот и определились… Бросаем окурки и возвращаемся в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (105) »
Последние комментарии
4 минут 57 секунд назад
1 час 1 минута назад
1 час 45 минут назад
20 часов 46 минут назад
20 часов 47 минут назад
20 часов 55 минут назад