Последний полет [Уильям Тенн] (fb2) читать постранично

Уильям Тенн Последний полет

Кабинет комиссара Брина в Сандсторме, внеземной штаб-квартире марсианского патруля, не очень отличался от кабинетов других канцелярских баронов. Если был в одном таком, думал Вик Карлтон, считай, знаешь их все; вот уже двенадцать лет он стоял на карауле во время освященной традицией церемонии, известной под названием Поцелуя Смерти, и перевидал их все — каждый раз это было помещение, выкрашенное исключительно в белый цвет. Эти комнаты были гостеприимными, как стол хирурга.

Несколько звездных карт — словно пятна на ослепительной белизне стен; книжный шкаф, набитый разнообразными справочниками и руководствами по космосу; чопорный прямоугольный письменный стол, перед ним — единственный стул на тонких ножках; над столом — памятный список погибших разведчиков — в нем было 563 имени тех, кто погиб на службе: 563 человека из 1420, когда-либо служивших в разведке.

Служба в разведке была добровольной, и каждый год во всех концах Галактики молодые ребята качали мускулы и перенапрягали мозги, чтобы туда попасть.

Речь была почти стандартная. Может быть, даже немного лучше, чем всегда: Брин был на службе новичком и от этого немного... смущался, что ли? Говорил он совсем недолго; можно сказать, не поцеловал смерть, а скорее чмокнул.

Он был так же высок и молодцеват, как они; старше Вика Карлтона не больше чем на три года, а он был самым старшим из троих; его синяя форма отличалась от мундиров астролетчиков лишь одним — золотой звездой на груди вместо серебряной ракеты.

— Луц, О'Лири, вы подчиняетесь Виктору Карлтону — одному из немногих астролетчиков на активной службе, кто пробыл на ней более десяти лет. Карлтон, ваши юноши признаны годными для этой миссии физически, психологически и умственно; большего нельзя сказать ни о ком. Хочу напомнить вам, что Патруль — это слава космоса, а скауты — слава Патруля; и не стоит напоминать вам, как ревниво мы должны поддерживать эту славу. Доброй разведки и удачи вам. Все. — Он тихонько вздохнул от облегчения и закрыл рот.

«Все? — думал Вик Карлтон, пока летчики отдавали честь и выходили один за другим из кабинета. — Это только начало. И ты это знаешь, Брин. Когда кончается речь комиссара, официально начинаются опасность и ужас — возможной смерти, вероятной нескончаемой муки. Тебе ли не знать: шесть месяцев назад ты решил, что с тебя хватит, и перевелся с активной службы на это тепленькое местечко в конторе. Когда мы выходим из твоего кабинета, все только начинается. — А потом: — Э, для командира это опасные мысли. Может, Кэй права; может, я старею. — И еще позже: — Брину только тридцать пять. Мне тридцать два. Помню, было время, когда мне казалось, что все комиссары — дряхлые развалины, которых держит на этом свете сила воли да горстка правил. Да Брину всего тридцать пять! Я и вправду старею».

Они вышли в коридор и столкнулись с другой группой астролетчиков, отправляющихся на задание, — шлемы уже надеты, только не захлопнуты широкие лицевые стекла. В лифт ввалились всей толпой.

— Фас, О'Лири, принеси планетку!

— Ты еще не знаешь, как тебе повезло, Луц. По мне, новичков в первый полет должен вести Неуязвимый Карлтон.

— Да гляньте на Карлтона, ребята. Ему скучно! Вот это парень!

— Первый полет — самый трудный, О'Лири. Боже, я как вспомню свой!

— Луц, что ты такой зеленый! По статистике, у тебя шанс пятьдесят на пятьдесят вернуться живым!

— В полет, О'Лири! В полет!

Карлтон наблюдал за своими людьми. Сейчас больше внимания следовало уделять О'Лири. Луца еще поддерживал энтузиазм недавнего выпускника; он мог бояться своего боевого крещения, но возбуждение пересиливало страх. До начала полета про него можно забыть, и даже потом его скорее придется удерживать от мальчишеских выходок, чем понукать. А вот за О'Лири надо присмотреть.

Первый полет всегда тяжел. Вик вспомнил свой — девять? нет, одиннадцать лет назад. Командир, потрясенный настолько, что предпочел увольнение новому полету, второй кадет, настолько психологически раздавленный, что навсегда остался в крохотной психиатрической клинике Патруля на Ганимеде. Их едва не сожрал плотоядный мох, непредставимая мерзость. А Вик выдержал и вылетел из Сандсторма со следующей же миссией. Лететь надо сразу, пока не почувствовал страха. И конечно, О'Лири проболтался:

— Да у нас просто конфетка. Планета лишь на три десятых пункта хуже Земли.

За что и был тут же освистан.

— Это близ Дыры в Лебеде?! Где нашли сверхновую размером со звезду третьей величины и метеорит, летящий со скоростью света? Да в той части Галактики про Ньютона и не слыхивали! Забирай свою конфетку!

— О'Лири, тот район и на карты-то не нанесен. Может быть, там время сворачивалось и лопалось, там родилась Вселенная. Это у тебя называется конфетка? Сам ее кушай. Я предпочту мирок на шесть пунктов хуже Земли, но в нормальном секторе вроде Тельца или Девы.

— Слушай, О'Лири, не дури себя! Но мы же летим, приятель, так в полете и посмеемся!

— Эй, Луц, чего это ты так