Собачий лаз [В Добровольский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Добровольский В Собачий лаз
В. ДОБРОВОЛЬСКИЙ СОБАЧИЙ ЛАЗ I. Вдруг заполыхала весна. Солнце пристально всматривалось в землю, всматривалось, но не видело. Если б видело, то пожалело б всякую тварь, которая не знала куда деваться от жара, пожалело б и поля, и траву, которая карежилась, но хотела еще улыбаться худенькими цветами. Все мучается, все недовольны. Даже жабы оглушительно орут по вечерам, - изнывают в жабьей тоске. Люди, как вареные, выползают из домов только по вечерам. Если в такие дни тяжко на душе, - думается, - до смерти минута. Жарко и нехорошо. Мне восемь лет. Зовут меня Еремей. За мать заводскую, за имя в училище, что стоит на горе возле собора, ученики смеются и дразнят, как собаку, - Еремей-Онуча. Ну, ничего, - и со смеху люди бывают. Рядом с нами, через двор, живет Наташа Шведова - дочка казначея. Она уже невеста - ей шестнадцать лет. Наташа тоже смеется, как и все, и хотя не говорит ничего, а, вижу, улыбается, когда иду мимо, улыбается, - что у меня латаные штаны и сзади два окошка: штаны синие, а окошки рыжие. А то и не замечает вовсе, а раз так даже обидела. Может, потому и обидела, что стоял истуканом и смотрел ей прямо в рот. Она шмыгнула носом, как малыши, и высунула язык. Есть человек, который часто смотрит на Наташу, - псаломщик из собора - Конон Иванович. По вечерам, в тесном воротнике, который душит, как петля, и в зеленом галстуке, вроде большой жабы, Конон Иванович прогуливается возле крыльца Наташиного дома и еще посвистывает, а Кольку, - Наташиного брата, кормит конфетами. Конону Ивановичу язык не показывают. Солнце притиснуло синюю тень к самой стенке сарая и наложило горячую лапу на мою стриженую макушку. Надо забраться в прохладу, да нет сил двинуться: "Пускай печет. Буду держать голову на зло, пока не умру". Вот уже все двоится в глазах, сердце болтается где-то у самого горла. Жалко погибать так, но пусть потом подумают, поплачут, опомнятся. Почему - Еремка? Других зовут по-настоящему - Сашка, Митька, Степка. Иван Ванька - и то можно терпеть. В сказках вон, Иванушка катается на сером волке, волк говорит по-человечьи и привозит Ивана прямо к царевне. Царевна стоит в окне смирно, не смеется, не высовывает язык, как Наташа. Ивану - мед, пряники, сахарные уста, отваливают полцарства тоже. За что отваливаются-то? Что он дурак? Бабушка говорит, "за простоту Бог посылает". А Еремеи весь свой век толкут воду в ступе и ковыряют старые лапти. Им Бог за простоту ничего не посылает. "Утоплюсь в Кубани. Сложу руки на животе и пойду ко дну". И вижу, как опускаюсь на дно реки со сложенными на животе руками, как кругом в желтой воде зубастые сомы страшно шевелят огромными усами, слышу над собой, на берегу, плач бабушки и сам начинаю тихо повизгивать. "Сомы - они норовят прямо за икру. И лучше бы сперва Ванька Бочар утопился". Ванька Бочар и Наташа постоянно путаются в мыслях. Наташа - непонятная, а Бочар - весь тут. Каждый день с ним режусь в суски*1 и каждый день дерусь. Ванька - пузатый, раскосый, с приплюснутым носом. Хуже всякого людоеда. Вот хорошо - мной будут угощаться сомы и всякая подводная тварь, а Ванька будет всех драть! "Сперва бы Ванька Бочар... Посмотреть бы, как он на том свете..." Бабушка часто говаривала, что все дети ангелы и после смерти идут прямо в рай. Она еще не знает, какой Ванька Бочар душегуб. Посмотреть бы, как он в раю стал матерщинить и драться. Его бы сейчас ангел огненным мечом по шее. Наклал бы ему, как Адаму... Сквозь звон и шум в ушах доносится козлиный вопль: - Еремка, Еремка! Крепко зажимаю голову между коленями. - Еремка, Еремка! Ону-у-ча. О-ну-у-у-ча-а! Если не пойти, будет орать целый час, а в шведовском дворе все слышно. Бегу. Дорожка жжет босые ноги, как пламенем облизывает. А Ванька хоть _______________ *1 Суски - коровьи бабки. бы - что! Ходит колесом по пыльной дороге, орет дурацкое: "Онуча, онуча! Га-га! Онуча-а!..". Из-за угла вывернулась рота солдат. Как у гусеницы щетка - штыки на спине. Ванька вывалил язык перед барабанщиком, заложил правую руку под мышки, левой пукает под барабан. Ефрейтор недоволен, косится, сердито шевелит острыми усами. "С саблей, а боится... Я бы прямо пырнул саблей. Тут бы ему и конец". - Дяденька, дай ему, д-да-ай!.. Ефрейтор фыркнул, как кот, и ткнул саблей в воздухе. - Но, куда!.. Ванька отскочил, задрал линючую кумачевую рубашку, кажет голое брюхо и взбивает пыль: - Ать, два! Ать, два. Прошли солдаты, и Ванька, надувшись жабой, стоит передо мною в упор. - Ты что? А? - А что? - Что, - "а что?"? - "Дяденька, дай ему"? - Лучше не лезь! На Ваньке, как на кабане щетина, вздыбилась рубашка. - Дать в морду? - А ну, дай! - Дать? - Дай! - Ну, дать? - Дай, чорт!.. Ванька знает, что я слабее. Но ничего, - достанется. Вцеплюсь - не отцепишь. Отходит. Встряхиваясь, вздергивая сползавшие штаны, отбежал к шведовскому забору и подхватил камень на ходу. Сердце все перевернулось, - а что я мог сделать? Ванька ухнул в шведовский забор камнем, выпятил живот, заорал такое, что и сказать нельзя:- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Последние комментарии
1 час 14 минут назад
1 час 34 минут назад
2 часов 29 минут назад
5 часов 27 минут назад
5 часов 28 минут назад
5 часов 37 минут назад