Всё равно тебе водить [Джузеппе Куликкья] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (37) »
8
Мне пришло в голову, что, пока я жду, можно записаться в университет. Я выбрал Литературу и философию. Я полагал, что этот факультет как раз для меня. Все мажористые мальчики, у которых только одно на уме — стать менеджерами и управляющими, предпочитали Экономику и бизнес, Юридический или Информатику. Для меня перспектива подняться с помощью диплома по социальной лестнице мало что значила. Наверно, лучше заниматься чем-нибудь интересным бок о бок с нормальными людьми, чем сидеть на одной скамье с кучей будущих акул капитализма в костюмчиках и с дипломатами, старательно изучающих тысячу и один способ относительно честного отъема денег. Деньги на учебу я стрельнул у матери. Потом однажды утром встал пораньше и отправился в приемную комиссию. Народ в очереди перед окошком Литературы и философии казался точно таким же, как перед окошками Информатики, Юридического или Экономики и бизнеса. Ладно, подумал я, на занятиях сойдусь с ними поближе. Там будут сплошь молодые поэты и философы. Ах!9
Университет был огромным параллепипедом из стекла и железобетона, очень похожим на дворец ООН, только поваленный на бок, грязный и не в Нью-Йорке. Всё в нём было серым — стального, мышиного или жемчужного оттенка. Коридоры были серо-зелеными. Лифты — темно-серыми. Стены аудиторий светло-серыми. Но дерьмо, которое сохло в унитазах после молодых поэтов-философов, не спускавших воду, было коричневым.10
Я приступил к занятиям. Довольно скоро я обнаружил, что по-настоящему интересны от силы два курса лекций, а остальные существуют, в основном, для того, чтобы заставлять студентов покупать написанные профессорами книги. Бар около университета всегда был полон народу, но мне он был не по карману. Денег у молодых поэтов-философов водилось явно больше, чем у меня, не говоря уж о мажорах с Юридического. Обычно они прибывали часам к десяти на своих новеньких блестящих «Тойотах», парковались в два-три ряда и усаживались на аудиторные скамьи, прихлебывая аперитивы. Мои появления были не столь эффектны. Я спрыгивал с лязгающего трамвая, пряча в куртке банку пива и здоровенный бутерброд с горгонзолой(7), прихваченный из дому. На большой перемене я рыскал по всему зданию в поисках пустой аудитории, где бы можно было спрятаться и поесть в одиночестве. Однажды, когда университет просто лопался от народа, я укрылся со своей булкой в 36-й аудитории. В 36-й аудитории стоял полный мрак. Стекла там были затемнены, чтобы показывать фильмы по курсу истории кино. Я поднялся по центральному проходу и уселся в последнем ряду. В карманах моей лётной куртки было всё необходимое: тетрадь, карандаш, экземпляр "Ессе homo"(8), пиво и бутерброд. Глядя на идущий из приоткрытой двери свет, я надкусил горгонзолу. Хорошо в темноте одному. Открыл банку. Вдруг тишину за моей спиной нарушил голос: — Ты с какого курса? Я оглянулся. С трудом узнал в полумраке человека, которого уже видел на лекциях по этике. У него была белокурая бородка и вельветовый пиджак. Образчик поэта-философа. — Ты с какого курса? — спросил он ещё раз. — С первого, — ответил я, краснея. Я всегда очень стеснялся маминых бутербродов. — Я тоже первокурсник, — сказал он, спускаясь по лестнице и садясь рядом. Протянул мне руку: — Меня зовут Алессандро. Алессандро Кастрахан(9). — Очень приятно. — Я пожал его конечность. — А я — Вальтер. — "Я — Вальтер"! Ответственные слова. Это совсем не так просто. Ты подразумеваешь своё бытие Вальтером в картезианском или в хайдегеровском смысле? В аудитории стало еще темнее. Я спрятал бутерброд с сыром под парту. — Ну, в общем, меня зовут Вальтер, вот и всё. — Естественно. Но ведь ты и являешься Вальтером в смысле бытийности, Dasein, и обнаруживая себя вписанным в мир, в конкретного человека, ты сталкиваешься с вопросом о существовании, ведь так? Я слабо кивнул. Мой желудок отчаянно жаловался, почти вслух. — Вот и хорошо. Я испугался, что ты относишься к бытию Вальтером с картезианских или — что гораздо хуже, верно? — с гегельянских позиций. — Нет-нет! Чего он ко мне прицепился? Цитата ходячая. — Не переношу Гегеля, — сказал он, оскалив зубы. В его глазах сверкнул зловещий огонёк. Я заметил, что в темноте он до жути похож на Белу Лугоши(10). — Гегель — причина всех бед нашего века. Все диктатуры — дети Гегеля. Надо полностью запретить его изучать, устроить костры и сжечь все до последнего его протокоммунофашистские тексты. В этот момент мой желудок забурчал безо всякого стеснения. Но был прерван чьим-то голосом: — Алессандро! Вот ты куда забрался! Мы оба повернулись в сторону коридора. В дверях показалась девушка. Она заслоняла собой свет, и я не мог разглядеть её лица. — Кристина! Сейчас иду! — воскликнул Бела Лугоши. Потом- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (37) »
Последние комментарии
2 дней 3 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад