Вертел [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
Мальчик совсем не интересовался камнями. Он не понимал, чем любуются мать и сестра и чем хуже граненые цветные стекла. Его больше всего заняло деревянное большое колесо, которое вертел Прошка. Вот это штука действительно любопытная: такое большое колесо и вертится! Мальчик незаметно пробрался в темный угол к Прошке и с восхищением смотрел на блестящую железную ручку, за которую вертел Прошка. – Отчего она такая светлая? – А от рук, – объяснил Прошка. – Дай-ка я сам поверчу… Прошка засмеялся, когда барчонок принялся вертеть колесо. – Да это очень весело… А тебя как зовут? – Прошкой. – Какой ты смешной: точно из трубы вылез. – Поработай-ка с мое, так не так еще почернеешь. – Володя, ты это куда забрался? – удивилась дама. – Еще ушибешься… – Мамочка, ужасно интересно!.. Отдай меня в мастерскую, – я тоже вертел бы колесо. Очень весело!.. Вот, смотри! И какая ручка светлая, точно отполированная. А Прошка походит на галчонка, который жил у нас. Настоящий галчонок… Мать Володи заглянула в угол Прошки и только покачала головой. – Какой он худенький! – пожалела она Прошку, – Он чем-нибудь болен? – Нет, ничего, слава богу! – объяснил Алексей Иваныч. – Круглый сирота, – ни отца, ни матери… Не от чего жиреть, сударыня! Отец умер от чахотки… Тоже мастер был по нашей части. У нас много от чахотки умирает… – Значит, ему трудно? – Нет, зачем трудно? Извольте сами попробовать… Колесо, почитай, само собой вертится. – Но ведь он работает целый день? – Обыкновенно… – А когда утром начинаете работать? – Не одинаково, – уклончиво объяснил Алексей Иваныч, не любивший таких расспросов. – Глядя по работе… В другой раз – часов с семи. – А кончаете когда? – Тоже не одинаково: в шесть часов, в семь, – как случится. Алексей Иваныч приврал самым бессовестным образом, убавив целых два часа работы. – А сколько вы жалованья платите вот этому Прошке? – Помилуйте, сударыня, какое жалованье! Одеваю, обуваю, кормлю, все себе в убыток. Так, из жалости и держу сироту… Куда ему деться-то? Дама заглянула в угол Прошки и только пожала плечами. Ведь это ужасно: целый день провести в таком углу и без конца вертеть колесо. Это какая-то маленькая каторга… – Сколько ему лет? – спросила она. – Двенадцать… – А на вид ему нельзя дать больше девяти. Вероятно, вы плохо его кормите? – Помилуйте, сударыня! Еда для всех у меня одинаковая. Я сам вместе с ними обедаю. Прямо сказать, в убыток себе кормлю; а только уж сердце у меня такое… Ничего не могу поделать и всех жалею, сударыня. Барыня отобрала несколько камней и просила прислать их домой. – Пошлите камни с этим мальчиком, – просила она, указывая глазами на Прошку. – Слушаюсь-с, сударыня! Последнее желание не понравилось Алексею Иванычу. Эти барыни вечно что-нибудь придумают! К чему ей понадобился Прошка? Лучше он сам бы принес камни. Но делать нечего, – с барыней разве сговоришь? Прошка так Прошка, – пусть его идет; а у колеса поработает Левка. Когда барыня уехала, мастерская огласилась общим смехом. – Духу только напустила! – ворчал Ермилыч. – Точно от мыла пахнет… – Она и Прошку надушит, – соображал Спирька. – А Алексей Иваныч охулки на руку[1] не положил: рубликов на пять ее околпачил. – Что ей пять рублей? Наплевать! – ворчал Ермилыч. – У
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
14 часов 39 минут назад
14 часов 39 минут назад
14 часов 48 минут назад
14 часов 56 минут назад
15 часов 54 минут назад
16 часов 12 минут назад