Вертел [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
Мальчик совсем не интересовался камнями. Он не понимал, чем любуются мать и сестра и чем хуже граненые цветные стекла. Его больше всего заняло деревянное большое колесо, которое вертел Прошка. Вот это штука действительно любопытная: такое большое колесо и вертится! Мальчик незаметно пробрался в темный угол к Прошке и с восхищением смотрел на блестящую железную ручку, за которую вертел Прошка. – Отчего она такая светлая? – А от рук, – объяснил Прошка. – Дай-ка я сам поверчу… Прошка засмеялся, когда барчонок принялся вертеть колесо. – Да это очень весело… А тебя как зовут? – Прошкой. – Какой ты смешной: точно из трубы вылез. – Поработай-ка с мое, так не так еще почернеешь. – Володя, ты это куда забрался? – удивилась дама. – Еще ушибешься… – Мамочка, ужасно интересно!.. Отдай меня в мастерскую, – я тоже вертел бы колесо. Очень весело!.. Вот, смотри! И какая ручка светлая, точно отполированная. А Прошка походит на галчонка, который жил у нас. Настоящий галчонок… Мать Володи заглянула в угол Прошки и только покачала головой. – Какой он худенький! – пожалела она Прошку, – Он чем-нибудь болен? – Нет, ничего, слава богу! – объяснил Алексей Иваныч. – Круглый сирота, – ни отца, ни матери… Не от чего жиреть, сударыня! Отец умер от чахотки… Тоже мастер был по нашей части. У нас много от чахотки умирает… – Значит, ему трудно? – Нет, зачем трудно? Извольте сами попробовать… Колесо, почитай, само собой вертится. – Но ведь он работает целый день? – Обыкновенно… – А когда утром начинаете работать? – Не одинаково, – уклончиво объяснил Алексей Иваныч, не любивший таких расспросов. – Глядя по работе… В другой раз – часов с семи. – А кончаете когда? – Тоже не одинаково: в шесть часов, в семь, – как случится. Алексей Иваныч приврал самым бессовестным образом, убавив целых два часа работы. – А сколько вы жалованья платите вот этому Прошке? – Помилуйте, сударыня, какое жалованье! Одеваю, обуваю, кормлю, все себе в убыток. Так, из жалости и держу сироту… Куда ему деться-то? Дама заглянула в угол Прошки и только пожала плечами. Ведь это ужасно: целый день провести в таком углу и без конца вертеть колесо. Это какая-то маленькая каторга… – Сколько ему лет? – спросила она. – Двенадцать… – А на вид ему нельзя дать больше девяти. Вероятно, вы плохо его кормите? – Помилуйте, сударыня! Еда для всех у меня одинаковая. Я сам вместе с ними обедаю. Прямо сказать, в убыток себе кормлю; а только уж сердце у меня такое… Ничего не могу поделать и всех жалею, сударыня. Барыня отобрала несколько камней и просила прислать их домой. – Пошлите камни с этим мальчиком, – просила она, указывая глазами на Прошку. – Слушаюсь-с, сударыня! Последнее желание не понравилось Алексею Иванычу. Эти барыни вечно что-нибудь придумают! К чему ей понадобился Прошка? Лучше он сам бы принес камни. Но делать нечего, – с барыней разве сговоришь? Прошка так Прошка, – пусть его идет; а у колеса поработает Левка. Когда барыня уехала, мастерская огласилась общим смехом. – Духу только напустила! – ворчал Ермилыч. – Точно от мыла пахнет… – Она и Прошку надушит, – соображал Спирька. – А Алексей Иваныч охулки на руку[1] не положил: рубликов на пять ее околпачил. – Что ей пять рублей? Наплевать! – ворчал Ермилыч. – У
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
15 минут 5 секунд назад
23 часов 36 минут назад
23 часов 54 минут назад
1 день 3 минут назад
1 день 4 минут назад
1 день 7 минут назад