Адаптер [Борис Петров] (fb2) читать постранично, страница - 2

копирования в виде матрицы души в защищенном хранилище, машина, в отличие от людей, была гораздо честнее и не предлагала душу спасать. И чем больше Лиз пыталась понять, что ей нужно, тем меньше понимала, что такое ее душа. В этой клинике Лиз поняла, что душа, чем бы она ни была, каждую процедуру выходит из нее, малой долей застревая в фильтрах, через которые гоняют ее кровь во время сеанса. Ощущение спокойствия и полной пустоты одолевало ею в конце, когда тело исчезло полностью, а сознание еще немного трепыхается в затылке, бьется, гаснет последними жалкими искорками. Она называла это чувство сухой паникой, и, если бы ее повели на казнь, она бы точно не сопротивлялась, а, скорее всего, пошла впереди. Наверное, так должно было выглядеть счастье, вот тоже еще одно непонятное слово, которое вбивали ей в голову с раннего детства. И все-таки она хотела жить, и не потому, что иначе это грех, а потому, что хотелось понять, как это жить?

Белый песок приятно колол ступни, Лиз с удовольствием сжимала и разжимала пальцы, смотря на то, как ее красивые, немного большие, чем было положено, стопы сжимаются и разжимаются, не в силах превратиться в кулак. Она оглядела себя в огромном зеркале, посетитель упирался в него при входе в здание. Лиз слабо улыбнулась себе, спрятанной под черное безразмерное платье с длинными рукавами, больше напоминавшее накидку или чадру, так она чувствовала себя увереннее, зная, что окружающие ее не видят. Больше на ней ничего не было, лишь крохотные сережки гвоздики с аметистом поблескивали детским озорством. Она никогда не красилась и привыкла стричь себя сама большими ножницами. Черные, как копоть сосновых чурок, волосы небрежно, и нарушая все правила симметрии и изысканной асимметрии, покрывали уши, слегка касаясь шеи, черные, как смола глаза, еще недавно живые и блестящие, потускнели и, как и волосы, покрылись пепельной сединой. Ее лицо почти не отражало чувств, а пальцы рук, скрытые длинными широкими рукавами, могли выражать все, что она хотела утаить от чужого взгляда — от любого взгляда. Только ступни были свободны, но никто на них не обращал внимания, оценивая ее состояние как спокойное, слегка заторможенное в рамках нормы.

Холл лечебного корпуса занимал почти весь первый этаж, процедурные и лаборатории, как здесь называли комнаты для индивидуального воздействия на основы подсознания, находились выше. Лиз знала куда идти, какая лаборатория отведена ей в это время. Интересно, скольких несчастных они окунают за день в этот аквариум? Этот вопрос она никогда не задаст, инстинктивно понимая, что это точно навредит ее рейтингу. Находясь здесь, вдавливая в себя сотни литров этого вязкого маслянистого воздуха, Лиз внимательно следила за собой, как ее животная сущность, не зная всего, не способная понять всей сложности методики, заранее верно угадывала то, как ей стоило себя вести, как двигаться, как молчать. Вокруг был враждебный непроходимый лес, все двери всегда были закрыты, и каждый, кто входил сюда, вынужден был стоять и смотреть на себя — так начиналась терапия, нулевая стадия познания себя. Лиз же называла это про себя игрой «спрячь себя», в эту игру она умела играть хорошо.

Дальняя левая дверь раскрылась, в холл вошли два приветливых белых человека. По покрою халата и каблукам Лиз определила в одном из них женщину. Белые люди были совершенно одинаковые, с одной несмываемой улыбкой и тусклой приветливостью в серых глазах. От их халатов, от них самих, как и от всего здесь пахло безысходностью. Лиз стала задыхаться, и только пальцы на ногах сильнее сжались от напряжения, держаться, удержаться любой ценой, не дать им понять, что ты можешь упасть в обморок, а он был такой заманчивый, прекрасный, спокойный и прохладный. Раз! И нет тебя. Откроешь глаза, а ничего не слышно, только непрерывный зудящий гул, обрывок последней ноты, последнего звука перед тем, как мозг решил отключиться. И мир видится иначе, по-новому, неизвестный, а в груди чувство приятной тревоги, когда попадаешь в новое место, но еще не знаешь, хорошее оно или нет, но надеешься.

2. Аквариум

— Лиз, здравствуй! Ты отлично выглядишь, — человек в белом, напоминающий женщину, по-дружески обнял Лиз. — Последняя процедура определенно пошла тебе на пользу. Я вижу, как в твоих глазах загорается веселый огонек!

Они не увидели, какой жест показала им Лиз, на бледном спокойном лице девушки не отразилось ни одной эмоции, лишь тонкий длинный нос ужасно зачесался. Лиз — Да, Лиз, ты и, правда, прекрасно выглядишь. У тебя появился аппетит? — человек в белом, похожий на мужчину, весело подмигнул.

Лиз ничего не ответила, можно было и не отвечать. Все эти вопросы, похлопывания, смешки и подмигивания были всего лишь заскорузлым ритуалом, доставшимся обществу с начала века, когда эти ужимки еще немного значили. Лиз в очередной раз отметила, что мужчина не здоровается. Возможно, здороваться должна женщина, так у них расписаны роли, но, что более вероятно, он не