Постоялец [Николай Фридрихович Олигер] (fb2) читать постранично, страница - 2

потесниться и именинное угощение устроить в его комнате, с мягким диваном, занавесками и двумя картинами в золотых багетах".

-- Плохи наши делишки, Настасья! -- сказал слесарь, когда вернулся в кухню. -- Но ты, однако не унывай. Авось выкрутимся... И что-то я так смекаю, что нам уже и спать пора.

Пока квартиранта не было, спали на его кровати, -- широкой, полутораспальной. Лежать на ней было тепло и мягко, а клопов из деревянных спинок и, ножек Настасья только что старательно выварила.

Слесарь лег первый, а жена долго еще прибиралась, потом убрала голову на ночь, разделась и задула огонь. Шарила в темноте руками, чтобы добраться до постели. Провидов поймал ее за руки, притянул к себе и крепко обнял.

-- Любишь?

-- Чего еще там...

Для видимости отбивалась от ласк мужа с притворно недовольным видом. Но скоро сдалась, ответила жарким объятием, от которого у слесаря голова пошла кругом.

-- Ах ты, цыганенок мой... Миленький...

На другой день слесарь ушел на работу, как всегда, рано утром. И уходя, еще раз посмотрел на новое объявление.

"Как будто ничего, -- забористо вышло. Выручай!"

* * *

Около полудня того же дня неторопливо вышагивал по улице человек средних лет, невысокий, щупленький, с проседью и слегка сутуловатый. Изредка останавливался, смотрел направо и налево, помахивал тросточкой и шел дальше. Добрался так и до новенького объявления и тут задержался подольше. Внимательно прочел все от начала до конца, затем отступил на несколько шагов, окинув взглядом весь дом, вернулся к объявлению и прочел еще раз. И тогда только решительно направился во двор, отыскал номер квартиры и постучался.

Настасья заметила его, еще когда он был на улице. Успела скинуть передник, расправила подоткнутую юбку, ополоснула грязные руки.

-- Это у вас сдается чистая и светлая комната.

Наниматель выглядел солидно, -- только лицо у него было какое-то серое, а голос звучал сиповато. Ответила торопливо:

-- У нас, у нас! Посмотреть желаете?

-- Затем и пришел. Других жильцов не имеется?

-- Помилуй Бог! Только я с мужем. И детей у нас нету. Комната самая спокойная.

-- Мне спокойную и надо. У меня служба такая, что днем отдых нужен. Так я и люблю, чтобы все было тихо.

Осмотрел комнату так же внимательно, как читал объявление, даже заглянул под мягкий диван, -- не накопилось ли пыли. Настасья стояла у порога и, замирая, ждала.

Наниматель крякнул, потом сел на диван, заложил нога на ногу.

-- Ничего, помещение для меня подходящее. Мне, главное, чтобы днем было совсем спокойно. Я, видите ли, служу в типографии, метранпажем при газете. Должность солидная и хорошо оплачивается, но требует ночного труда. Так что на работу я ухожу вечером, а днем сплю. Понимаете?

-- Понимаю. У нас вам очень хорошо будет. Такого покоя в другом месте нигде не найдете.

-- С мужем-то не ссоритесь? Драк не бывает?

-- Зачем же? Мы мирно!

Наниматель посмотрел на Настасью, сощурив глаза. Скользнул взглядом по ее пухлой, еще совсем девической груди, по округлым, стянутым тонкою юбкой, бедрам. И как будто даже порозовело слегка серое лицо.

-- А какая будет цена?

-- Цена, конечно... Сами видите, какая комната... И удобства... -- Со стесненным сердцем выговорила самую большую цифру, на какую только решилась: -- Пятнадцать надо бы взять...

Испугалась, как бы наниматель не ушел сейчас же, и торопливо скинула:

-- Для хорошего постояльца разве только... рубль, например!

-- Дороговато. Место неважное здесь. Если бы я не ради тишины...

Вгляделся в Настасью еще пристальнее. Встал с дивана, подошел почти вплотную. Та подалась назад, но только чуть-чуть, чтобы не обидеть.

-- Давно ли замужем-то, молодушка?

-- Второй год уже пошел.

-- Оно и видно! Свеженькая вы... Как ягодка. Так какая же последняя цена-то будет?

-- Четырнадцать. Меньше никак нельзя.

-- Дороговато и четырнадцать! Ну, да уж для взаимного уважения...

Слегка тронул Настасью за плечо, ухмыльнулся. Губы от этой улыбки сделались дряблые, мокрые, и Настасье стало немножко противно. Едва сдержала брезгливую гримасу, когда наниматель спросил прыгающим, ласковым голоском:

-- Уважать-то будете меня или как?

-- По человеку и почет.

-- Разумеется, молодушка! Это вы можете иметь в виду, что жалованья я побольше любого чиновника получаю. Мог бы и целую квартиру содержать, и не делаю этого единственно из скромности и любви к покою. Но если кто меня уважит, то и я наградит умею. Экие щечки-то у вас!.. Так я и задаточек оставлю, -- а завтра же пораньше перееду... Супруг непьющий у вас? Чем занимается?

-- Мастер по слесарной части. Он смирный очень. Если и выпьет когда, в самый большой праздник, так сейчас спать ложится. Человек такой, что все хвалят. И вы довольны останетесь.

-- Уж там посмотрим! Грубый они народ -- слесаря, плотники. Вот я -- при газете. Все равно, что литератор. Служу народному просвещению и сам достаточно просвещенный человек...

Настасья приняла задаток, проводила нанимателя до самых ворот, потом смотрела ему вслед, пока он не завернул за угол. Вздохнула и покачала головой,