Харальд Прекрасноволосый и Зеркало Грядущего (СИ) [Вячеслав Паутов] (fb2) читать постранично, страница - 2

шутника. На пиру присутствовал и Харальд, сопровождаемый своим знакомцем финном. В ту пору сыну конунга минуло четырнадцать зим, а он уже отличался от сверстников не только красотой волос цвета спелой ржи, но и живостью ума, любознательностью и тягой к познанию мироздания, сил природы и секретов существования стихий. Его интересовали не столько сами последствия колдовства, которыми так часто пугал его отец-конунг, сколько его суть и истоки, законы, по которым оно выплёскивалось в мир естества. За ранние вечера и долгие зимние ночи Ансси многое сумел поведать Харальду, внимавшему с величайшим усердием.

И сын конунга с удивлением понял: совсем не обязательно быть колдуном, чтобы понимать, слышать и чувствовать окружающую природу, ощущая себя её неотъемлемой частью, говорить с богами и самому слышать их ответы, понимать язык животных и птиц. Подобных людей нореги называли ведунами, а не колдунами, таким был и Ансси, но он родился финном и не поклонялся Одину и Тору. Хальвдан конунг своим решением приговорил наставника сына к смерти - через неполную седмицу его должны были отдать жрецам Одина для принесения в жертву. Юный Харальд же был глубоко возмущён решением отца, постоянно твердившего о единой правде для всех норегов, едином законе и суровой ответственности за его нарушение. Но его закон оказался не писаным для чужестранца и иноверца.

В отчаянии и крайнем напряжении духа Харальд тайно освободил финна и бежал вместе с ним в Финнмарк. Юный норег поступил, как истинный сын своего сурового народа, как взрослый и состоявшийся мужчина, который всегда остаётся хозяином своего слова и главным защитником своего мнения, не убоявшись ни доли изгнанника, ни тягот жизни беглеца в неизвестность, отказавшись от радужного будущего под крылом отца-конунга, ради жизни другого, ставшего ему близким, человека. Но в глазах множества соплеменников этот шаг выглядел, именно как отказ от своего народа, своего рода, своей веры и подлежал всеобщему осуждению. Не будь Харальд сыном самого конунга Северного Пути, так бы и случилось...

Теперь же целую луну беглецы с оттягивающей плечи поклажей, на лыжах пробирались по диким, заснеженным просторам крайнего норвежского севера, не встретив пока ни единого местного жителя. Харальду неведомо было даже, как их в точности называют. Дядя Гутторм, брат матери, звал их «скридфинни», и говорил, что это имя означает «финны, которые бегают на деревянных досках». Другие нореги называли их лопарями, или лаппи, поясняя, что имя это означает «бегуны», «колдуны» или «изгнанные». Но все твердили в один голос, что земли, которые они занимают, бедны до невероятности.

- Ничего не растет на их земле, кроме деревьев. Там только камень да немного безжизненной почвы, - рассказывал один из торговых людей, занимающийся обменом товарами с местным народом, - не родит она ничего, кроме редкой и чахлой травы. Так что коров там нет. Стало быть, ни молока, ни сыра. А коль скоро зерно не родится… нет и пива. А что до овец и баранов - то об этом забудь. Там даже они не выживают. Одним только светлым богам ведомо, во что одеваются тамошние жители, чтобы спастись от стужи, ведь нет у них шерсти для пряжи. Но что-то они, видно, придумали. Там ведь восемь лун подряд только снег да лед, а зимняя ночь длится долгие две луны. И в торговом поселении, где я в первый раз покупал свои товары, никто не мог просветить меня в этих тайнах. Только и говорили, что мне следует набить мешок разноцветными лентами, медными кольцами, бронзовыми безделушками, рыболовными крючками и ножевыми лезвиями. По их мнению, выходило, что я сумасшедший. Зима близится, говорили они, а это время не для торговли. Лучше подождать до весны, когда местные сами выйдут из леса с зимними мехами. Я же, вразумлённый их рассказами, послушался мудрых советов - и отложил свою торговлю до грядущей весны. Мне вовсе не хотелось на неопределенное время застрять в каком-то далеком лесном поселении на краю ледяной пустыни.

И вот, Харальд, закинув мешок за спину, отправился в эти края, спасая жизнь финна и добровольно подвергая свою немыслимым испытаниям. Так в непрерывных скитаниях прошла весна, минуло короткое лето, отшумела осень, а за ней наступила безжалостная северная зима. Теперь же, когда от холодного ветра начали стыть пальцы и лицо, он задумался - и уже не в первый раз - правильно ли поступил, не свалял ли дурака, очертя голову кинувшись в никуда. А тропа, по которой они всё ещё шли через лес, становилось все уже и неприметнее. Скоро они совсем заплутали. Даже Ансси затруднялся с выбором направления.

Так и брели изрядно уставшие беглецы, спотыкаясь и часто останавливаясь, чтобы осмотреться. Но всё вокруг было каким-то одинаково безликим. Всякое дерево казалось похожим на предыдущее, мимо которого они только что прошли, и точно такое же, как деревья, которые скитальцы видели совсем недавно. Изредка слышались звуки убегающего дикого животного - испуганный топот, затихающий вдали. Самих