Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.) [Алексей Александрович Гольденвейзер] (fb2) читать постранично, страница - 5

кажется. 8 апреля. Собрался первый украинский национальный съезд, составленный из представителей всевозможных «спилок^[10]» из всех городов и весей Украины. На этом съезде, закончившемся избранием Центральной Украинской Рады, впервые проявилась вся значительность украинского движения и, вместе с тем, организационные таланты его вождей.

Всем известно, — и украинцы справедливо на это жалуются, — что многие круги русской интеллигенции до 1917 года с каким-то легкомысленным пренебрежением относились к национальным движениям отдельных российских народностей и, в частности, к движению украинскому. Достаточно припомнить хотя бы появившиеся во время войны статьи по украинскому вопросу П.Б.Струве, которые тем болезненнее были восприняты в украинских кругах, что отвечать на них, но цензурным условиям, было невозможно. Нельзя было отговариваться ненародным характером украинского движения; ведь все наше освободительное движение перед революцией носило более или менее интеллигентский характер… Это, повторяю, легкомысленное пренебрежение к украинскому национальному движению со стороны русской и еврейской интеллигенции проявилось и в первые недели революции. Мы, в эти недели, не знали и не хотели знать ничего об украинстве и об его национальных домогательствах. И каждое напоминание о них, исходившее от заинтересованных кругов, воспринималось нами как грубая бестактность. Вскоре на этой почве предстояло разыграться довольно грозным конфликтам, из которых, как известно, победителями вышли украинцы.

Итак, 8 апреля в традиционном зале Купеческого собрания открылся Всеукраинский национальный съезд. Помню этот зал, переполненный молодой, чужой мне по настроениям и говору толпой. Помню седую голову проф. М.С.Грушевского, занимавшего центральное место за столом президиума. Помню его волшебную власть над всей этой неотесанной аудиторией. Достаточно было ему поднять руку с цветком белой гвоздики, которой был украшен стол, и зал затихал… После дипломатических приветствий председателя Исполнительного комитета Страдомского и губернского комиссара Суковкина слово получил председатель еврейского Совета д-р Быховский. Он произнес краткую, сдержанную речь (над редакцией которой мы проработали весь предыдущий вечер) и импровизированное заключительное личное приветствие Грушевскому, скрепленное публичным лобызанием…

8 апреля 1917 года был первый смотр украинских национальных сил и первая встреча украинской и русской общественности после революции. И приветствия, и поцелуи — все это было прекрасно и даже трогательно. Но от внимательного наблюдателя не могли уже в этот день ускользнуть предвестники совсем иных встреч в близком будущем.

Кроме посылки телеграмм, отправки депутаций и редактирования воззваний, деятельность вновь образованного «Совета объединенных еврейских организаций сводилась, главным образом, — к самозащите. Состав Совета, оказался не вполне удачным. В него вошли, в качестве представителей своих организаций, все прежние их председатели, члены правлений и президиумов. Объединенный синклит этих бессменных руководителей нашей дореволюционной еврейской общественности производил уж слишком старорежимное впечатление. Это лишало Совет надлежащей поддержки даже в среде тех групп, которые были в нем представлены. Значительно важнее было однако то, что, как вскоре выяснилось, Совет объединял далеко не все группы и партии. Социалистическое крыло еврейства, приглашённое к участию в Совете, частью в него не вступило, а частью, вступив, тотчас же вышло.

Выход социалистов был сигналом к яростной агитации и борьбе против Совета на всевозможных митингах и в прессе. Совету ставилось в вину самозванство, узурпация, подтасовка выборов и пр., и пр. Социалисты призывали рабочих к бойкоту Совета во имя неприкосновенности их «классового самосознания». Все это было, однако, отчасти клевета, а отчасти демагогия. При помощи таких приемов не удалось бы свалить Совет, если бы не было других, чисто принципиальных возражений против его raison d’être^[11], действительно подкапывавшихся под самый его фундамент… Эти внутренние, неисцелимые пороки «Совета» раскрылись мне значительно позже — примерно, в июне и августе. Пока же еще верилось в возможность продуктивной работы. И мы работали много и с увлечением.

В конце апреля из Совета, вместе с остальными социалистами, вышел наш делегат в Исполнительном комитете И.О.Фрумин, и я был избран на его место.

Участие в Исполнительном комитете, продолжавшееся с этого времени вплоть до выборов в Городскую Думу и ликвидации Комитета, было одним из самых напряженных и интересных для меня моментов в моей общественной работе. Так же как впоследствии участие в Центральной Раде, оно дало мне возможность некоторое время стоять в самой гуще политической жизни города и края. И вместе с тем, тогда мы не чувствовали себя еще, как затем в Раде и еще