Князь Арнаут [Александр Зиновьевич Колин] (fb2) читать постранично, страница - 6

— все начнут тянуть каждый к себе. А когда увидят, что пожалованное им сегодня завтра передаётся более крикливым, возненавидят столь ничтожного государя. Они, забывая уже обо всём, кроме своих сиюминутных выгод, начнут рвать на части и этот город, и княжество, и того, кто сидит на троне...

Старик вдруг замолчал, но через секунду-другую, печально вздохнув, продолжал:

— Об этом я и написал, ведь уже видел такое я в дни моей молодости. Мне ещё не исполнилось двадцати пяти, когда умер от проказы король Иерусалимский Бальдуэн Ле Мезель. Добрый и способный юноша, он мог бы стать славным королём. Не раз дела государственные вынуждали его, пересиливая боль, подниматься из постели. Вынося ужасные мучения, которые причиняло ему любое движение, отправлялся он навстречу неприятелю, обращал в бегство турок и сарацин.

Командор вновь сделал паузу и, указывая на пергамент, сказал:

— В те далёкие времена у меня было два глаза и две руки. Я не плачу по ним, как не плакал и лишившись их. Что ж плакать по волосам, была бы цела голова. Через два года по смерти Бальдуэна Прокажённого настали времена тяжкие. Государство раскололось надвое. Бароны Утремера не уставали печься о своих амбициях даже и перед лицом смертельного врага. Обман и предательство стали делом обычным, как и ныне. Благородные магнаты утишили распри свои не раньше, чем нашли себя и всю землю свою стоявшей на пороге погибели... Некоторые из тех, кто стоит там за окнами, достаточно молоды, чтобы дожить до страшного часа. То, что ждёт этот город и всю землю франков, затмит собою позор и ужас Карнеатгина. Потому что тогда весь Запад всколыхнулся. Многие сотни храбрых рыцарей взяли крест и спасли Левантийское царство от полного уничтожения. А ныне... ныне никто, никто не придёт на помощь. Государи Европы найдут более разумное применение силам своих вассалов, чем бросать их в битву за благополучие тех, в ком не осталось и капли чести, кто в погоне за торговыми выгодами готов продавать соплеменников и единоверцев...

Старик опять замолчал. Но и на сей раз тишина продлилась недолго. Он уже хотел открыть рот, когда с улицы вновь раздалось разноголосое:

— Эй, Жослен, что притих?! Думаешь, мы уйдём?!

— Думаешь дождаться подмоги? Не надейся! Ни князь, ни орден не станут возражать против того, чтобы поджарить тебе пятки!

— Может, ты рассчитывал на помощь патриарха? А, Жослен-нечестивец?!

Оруженосец не выдержал. Не желая спускать обид в адрес господина, он бросился к окну, чтобы открыть его и прокричать в ответ что-нибудь не менее обидное, однако старик властным окриком заставил молодого человека отказаться от этого намерения. Горя негодованием, раздувая ноздри, как молотой жеребец, Филипп повернул вспыхнувшее краской лицо к командору.

— Но, мессир! — воскликнул он. — Раз дела обстоят так, как вы говорите, и никто не подаст нам помощи, раз всё равно всё погибнет, к чему тогда нам прятаться здесь?! Дозвольте нам атаковать! Нас пятеро, все мы умеем держать меч. Лучше умереть раньше с честью, чем удлинять жизнь ценой бесчестя! К чему ждать позора?!

Юноша вскочил, пальцы его сжали рукоять меча, который совсем недавно вернулся в ножны. Оруженосец ждал ответа, он почти не сомневался в том, каков будет приказ господина, но... Молодой человек ошибся, он услышал то, что менее всего ожидал услышать.

Командор кивнул в сторону плотно закрытых ставнями окон:

— Ты очень молод, Филипп. Ты молод, а потому не знаешь, что жизнь не стоит ни удлинять, ни сокращать. Хорошо умереть молодым, но лучше всё же дожить до старости... Ведь и тогда не обязательно дожидаться последнего часа, лёжа в кровати, среди зевающих родичей, только и мечтающих о моменте, когда можно будет, отбросив последние приличия, ринуться к сундукам, спеша исполнить заветное желание — поглубже запустить руки в сокровища ненужного более человека Ненужного, Филипп, никому не нужного.

Он набрал в лёгкие воздуху и медленно, с расстановкой проговорил:

— Есть только один способ сохранить жизнь и не утратить уважения к себе...

— Какой же, мессир?! — воскликнул Филипп. Он всё ещё думал, что слова старика — долгое вступление к чему-то очень важному, но вместе с тем понятному, как, к примеру, то, что только что предложил сам оруженосец.

— Делай не то, что хочешь, а то, что должен, — ответил командор. — Если Господь судил тебе долгий путь свершений, ты проживёшь долго, как я, если нет, с честью ляжешь в бою, не дожив и до первых седин. Так в своё время мечтал встретить смерть и я, но мне выпало иное, и я не жалею...

Он умолк, не желая говорить юноше всего, что знал, но и тот продолжал молчать, выжидающе глядя на господина, пока не отважился наконец спросить:

— Но если вы не верите в Господа, мессир, как тогда узнаете, каков ваш путь?

Командор ответил не сразу, очевидно, любопытство молодого человека поставило его в тупик.

— Не знаю, как тебе и ответить, — проговорил