Введение

«Конечно, мы понимаем всю опасность, но у нас просто нет другого выхода».

Афганский министр внутренних дел, человек худощавого тело-сложения с тоненьким голоском, обладал неизменным тактом. Именно поэтому его утверждение имело тон терпеливого объяснения, а не возмущения или защитного поведения. Будучи молодым человеком, он потерял ногу на войне с Советами и неуклюже хромал, однако его интеллект, энергия и заинтересованность в перестройке Афганистана после 11 сентября 2001 г. были неоспоримы. Когда он говорил, я внимательно слушал его.

Мы говорили об афганской полиции, которой руководил Мухаммад Халиф Атмар, обсуждали ужасающее количество жертв, которые она несла на отдельных участках боевых действий с Талибаном. Едва обученные, плохо экипированные и не всегда руководимые новобранцы полиции часто становились жертвой наркотиков, коррупции и насилия от мятежников. В общем, было очень печально видеть, что министерство продолжает нанимать в полицию новых людей и посылать их в районы боевых действий до обучения. Однако по некоторым причинам Атмар считал, что у него нет другого выхода.

Многим из нас покажется неразумным делать что-то до того, как мы будем полностью готовы, будем иметь все необходимое и наши сотрудники будут полностью обучены. И во время проведения исследования для написания данной книги мы обнаружили, что это та ситуация, с которой руководители и организации сталкиваются каждый день.

Эта история произошла при преобразовании элитного военного подразделения, Оперативного подразделения специальных операций (далее – просто «Оперативное подразделение», или ОП), в разгар войны. При проведении данной реформы мы могли бы сравнить себя с профессиональной футбольной командой, переходящей от одной системы атаки к другой во втором тайме важной игры, однако реальность была куда более жестокой. Реорганизация Оперативного подразделения больше была похожа на переход той самой команды от игры в футбол к игре в баскетбол, на выявление факта, что от привычек и предрассудков необходимо избавиться так же, как от матов и бутсов.

Однако это было чем-то иным, нежели игра или спорт. Котел войны против перехода власти к террористическим группировкам, который медленно кипел, периодически взрываясь, начиная с 1970-х гг., накалился добела после 11 сентября 2001 г., и Оперативное подразделение было направлено сначала в Афганистан, а затем, когда фронт расширился, и дальше на Средний Восток.

Весной 2003 г. мы вошли в Ирак. То, что начиналось как тяжелая военная кампания с применением традиционных видов вооружения для свержения режима Саддама Хусейна, к осени 2003 г. превратилось в нестандартную битву против выведенных из себя суннитов, которые все больше объединялись вокруг харизматичного иорданского экстремиста, который взял себе имя Абу Мусаб аз-Заркави. В последующие годы мы (я снова присоединился к Оперативному подразделению в октябре 2003 г.) оказались втянутыми в ожесточенную битву, которая поначалу была настолько кровавой, насколько и разрушительной.

Оперативное подразделение не само пришло к тому, что нужно меняться – к этому нас привела необходимость. Несмотря на то, что у нас было очень много ресурсов и мы были отлично подготовлены, мы стали уступать противнику в тех вещах, где обычно превосходили всех. Через какое-то время мы поняли, что нам больше, чем нашим противникам, приходилось справляться со средой, которая была совершенно не похожа на все то, к чему мы готовились и что планировали увидеть. Скорость и взаимосвязь событий породили новую динамику, угрожавшую погубить проверенные временем процессы и культуру, созданные нами.

Только небольшая часть наших изменений была запланирована. Лишь некоторые из наших планов осуществлялись точно так, как это было задумано. В остальном же мы преуспели в быстром повторении циклов: изменение – оценка – снова изменение. Интуиция и приобретенный с большими усилиями опыт стали маяками, часто смутно видимыми, которые вели нас через туман и скалы. Со временем мы поняли, что не искали идеального решения: его просто не существовало. Среда, в которой мы находились, была порождением факторов XXI в. и вечного человеческого взаимодействия и требовала применения динамичного, адаптивного подхода. Как солдату, который учился в Военной академии США на инженера, идея о том, что у проблемы может быть несколько совершенно разных решений, была очень тревожной. Однако таковы были обстоятельства.

К счастью, общим знаменателем для специалистов, с которыми я служил, была почти мистическая самоотверженность для достижения положительного результата миссии. Оперативное подразделение было основано после провала военной операции по спасению заложников в Иране, и, возможно, эти картинки потерпевших крушение самолетов и сгоревших тел американских военнослужащих в «Пустыне один»^[1] все еще лежали в основе безудержного желания подразделения победить. Таким образом, в начале 2000-х гг. мы менялись снова и снова в ожесточенной битве за то, чтобы сначала сдержать, а затем и ослабить угрозу, которую представляла собой Аль-Каида в Ираке (АКИ).

В начале 2008 г. мы уже были близки к достижению этой цели, и постоянная адаптация Оперативного подразделения превратила его в абсолютно новую организацию, функционировавшую с использованием совершенно новых процессов и отношений. Из-за того, что наше подразделение было очень сильно вовлечено в борьбу, мы постоянно думали и говорили о том, что делаем. Однако это был тот опыт, который мог оказаться действительно полезным только тогда, когда у нас появилась бы возможность проанализировать и изучить его позже, чтобы иметь возможность сделать правильные выводы. Покинув службу в 2010 г., я с несколькими бывшими коллегами стал исследовать, чем был приобретенный нами опыт: единичным событием, которое образовано уникальными факторами Ирака образца после 2003 г., или же микрокосмом полностью измененной среды, оказывающей воздействие практически на любую организацию в сегодняшнем мире. Мы ожидали последнее, но захотели выяснить правду.

Эту книгу написали четыре совершенно разных человека, трое из которых рассказали о своем военном опыте, а четвертый поделился нашим восхищением и страстью к делу, которым мы занимались. Дэйв Силвермен, выпускник Военно-морской академии США по специальности «Разведчик-диверсант ССО ВМС США», участвовал в боевых действиях в Ираке, после чего в 2009 г. без предупреждения был перераспределен в Афганистан и служил со мной в штаб-квартире Международных сил содействия безопасности (ISAF). Крис Фассел – еще один разведчик-диверсант – в течение долгих лет служил в Группе разработки специальных операций ВМС США и в течение года был моим личным адъютантом в Оперативном подразделении, до того как поступил в Школу повышения квалификации офицерских кадров в Монтерее, чтобы изучать центры обработки информации, состоящие из нескольких организаций. Тантума Коллинса, или Тедди, как мы его называем, я встретил позже. Он был студентом на семинаре по лидерству для выпускников, который я веду в Йельском университете с 2010 г. Неизгладимое впечатление, которое он произвел на меня, привело к тому, что мы попросили его в первый же год после выпуска (перед тем, как он уехал в Великобританию в качестве стипендиата Фонда Маршалла для обучения в Кембриджском университете) возглавить нашу деятельность, чтобы сформулировать выводы из общего опыта и усилий в этой книге. Я вышел из этого квартета с немного большим багажом, чем мои коллеги, но все же скорее студентом, нежели преподавателем, при изучении этой критически важной идеи.

Решение о том, чтобы написать книгу, которая могла бы помочь придать форму и вести сложные организации, не приходит просто так. Полки захламлены огромным количеством работ, и у активных руководителей голова может пойти кругом от противоречивых советов бизнес-гуру и консультантов по менеджменту. Однако опыт службы в Оперативном подразделении привел нас к проверке сделанных нами выводов, поскольку последствия почти для всех организаций были очень серьезными.

Во-первых, несмотря на то что Оперативное подразделение вело боевые действия в Ираке, мы не могли пожаловаться на то, что не совсем подходили под определение команды мирового уровня. По правде сказать, Аль-Каида не была сборищем суперменов, из которых выдающиеся умы сковали чертовски изобретательную организацию. Они были жесткими, гибкими и жизнеспособными, однако по большей части были плохо подготовлены и у них не хватало ресурсов. Кроме того, они были догматичными и одиозно-радикальными в своем поведении и взглядах. Их силы и возможности увеличивались из-за факторов XXI в., удачливым получателем которых и была АКИ. Как и «гаражные» фирмы в Кремниевой долине, работавшие на идее или продукте, которые часто просто удачно вписывались в определенный период времени, нежели были уникальными в громадном количестве материальных благ, АКИ просто случайно вошла в лифт, который шел наверх.

Во-вторых, что важнее, эти факторы не были уникальными для Ирака или войны. Они оказывают влияние почти на всех нас в наших жизнях и организациях каждый день. Мы не ленивее и не умнее наших родителей или родителей наших родителей, но то, что работало с ними, не будет работать с нами. Понимание этих факторов и адаптация к ним не происходит по желанию, поскольку это то, что отличает успех от поражения в течение многих лет.

Данная книга не уменьшает количество вызовов и не упрощает процесс достижения успеха в этом новом веке, но служит призмой, наблюдая через которую этот процесс можно его понять. Она может являться вспомогательным материалом, который может обрисовать подход, который позволит организации адаптироваться к новым требованиям.

Чтобы эффективно отразить идею, мы начали поиски по двум путям. Во-первых, мы основали компанию CrossLead для работы с гражданскими компаниями, которые сталкиваются с необходимостью адаптации в сложных, быстро меняющихся ситуациях. Это выросло в потрясающее собрание талантов: молодых и зрелых, гражданских и бывших военных специалистов или специалистов-разведчиков, теоретиков и практиков. Работая с клиентом практически, «на месте», мы из первых рук получали информацию о множестве меняющихся факторов: когда-то постоянные величины, которые позволяли комфортно работать, становятся переменными, которые невозможно предсказать и которые бросают вызов традиционным моделям руководства и управления. Вещи, которые для многих организаций раньше работали великолепно, больше не кажутся эффективными.

Вдобавок к нашей непосредственной вовлеченности мы также начали изучать данный феномен в других сферах и теоретических измерениях, чтобы понять, можно ли сделать те же выводы, если принимать такие серьезные меры по изучению предмета. В значительной степени – да. При изучении опубликованных исследований и опросе экспертов во многих сферах деятельности (тех, у кого было время) нам нужно было пристально рассмотреть наш личный опыт, чтобы проверить собственные изыскания на соответствие здравому смыслу. Мы не претендуем на звание академических ученых, но очень хотим, чтобы эта работа помогла нам сделать обоснованные выводы.

Бабочки, садовники и жабы

Это очень важно – сразу обозначить, чем эта книга является, а чем – нет. Это не история войны, хотя наш опыт борьбы с Аль-Каидой проходит через всю книгу. Это история не только о солдатах, но и о больших и маленьких людях, бабочках, садовниках и игроках в шахматы. Читатель встретит склизких жаб, мистических тварей, лязгающие машины и чувствительные экосистемы.

Мы надеемся помочь читателю понять, что изменилось в сегодняшнем мире и что нам необходимо с этим сделать. Мы будем спорить с тем, что так знакомая нам погоня за эффективностью должна изменить курс. Эффективность по-прежнему важна, но способность адаптироваться к сложности и постоянному изменению стала обязательным требованием. Используя наш опыт ведения войны, совмещенный с некоторым количеством примеров из бизнеса, здравоохранения, негосударственных структур, а также других малопривлекательных источников, мы выяснили симптомы проблемы, основные причины, а также подходы, которые мы, равно как и другие, считаем эффективными. Читатели поймут и оценят те вызовы, с которыми они сталкиваются. Они будут способны выделить именно то, что имеет для них смысл.

Здесь мы не предлагаем серию контрольных вопросов или инструкцию «как нужно делать». Вместо этого, прочитав пять частей книги, читатель придет от проблемы к ее решению.

Часть I. Протеевская проблема берет свое начало в Ираке в 2004 г., когда самое элитное контртеррористическое подразделение борется против, казалось бы, разношерстной банды радикальных боевиков. Мы внезапно открываем для себя, что самыми большими вызовами являются не наши враги, а абсолютно новая среда, в которой мы работали и в которой присутствовали искусно выполненные атрибуты нашей организации. Для того чтобы понять вызов, мы отправимся с Фредериком Уинслоу Тейлором в заводские цеха и посмотрим на стремление к эффективности, отмеченное за последние 150 лет, а еще на то, каким образом оно придало форму нашим организациям, а также мужчинам и женщинам, которые вели их и управляли ими. Мы проверим, каким образом увеличивающаяся скорость и зависимость друг от друга в сегодняшнем мире создали уровни сложности, разрушающие даже самые эффективные организации индустриального века. Также, скорее к своему разочарованию, мы узнаем, что огромные наборы данных не дадут нам отдохнуть от безжалостного требования к постоянной адаптации.

Часть II. Из многих только один исследует и магию, и мифологию команд. Читатель попадет в операционную Женской больницы Бригхэма в качестве хирурга, спасающего жизни жертв атаки на марафон в Бостоне в 2013 г., а также на сдвижную палубу корабля ВМС США «Бейнбридж», где будет находиться рядом со снайперами подразделений SEAL, чьи меткие выстрелы спасли капитана Филлипса от сомалийских пиратов. Мы критически рассматриваем процессы, создающие доверие и дающие общую цель, которая является связующим звеном для маленьких команд, а также разрушающие миф о том, что в лучших командах работают супермены. После этого мы заберемся на высоту в 30 тыс. футов, в кабину пилотов злополучного рейса 173 в декабре 1978 г., чтобы осознать, что даже хорошо натренированные специалисты сталкиваются с пугающими вызовами, и понять некоторые методы адаптации, такие как команды особого назначения, которые созданы для того, чтобы справляться с возрастающей сложностью. И, наконец, мы войдем в вымышленную страну Красновию, чтобы понять, почему так много небольших команд и компаний слабеют, когда растут. Мы поймем, что даже Оперативное подразделение пострадало от того же недуга.

Часть III. Мы делимся взглядами на то, как можно справиться с постоянными изменениями и резко возрастающей сложностью, которые подгоняют нас с бешеной скоростью. От стартовой площадки знаменитого проекта NASA «Аполлон», который высадил первого человека на Луну, до замаскированного вертолета, который доставил спецназовцев на крышу в Фаллудже, читатель приходит к общему осознанию, как прозрачность и коммуникация могут быть использованы в о рганизации достижения огромных прибылей даже в больших группах. И дилемма заключенного, и теория игр продемонстрируют, насколько сложно создать в больших организациях простой концепт доверия.

Часть IV. Отказ исследует историю, преимущества, а также задачи настоящего уполномоченного руководства в организации, когда принятие решений и доли участия распределяются по правильным уровням для каждого действия. Читатель поведет громадные военные корабли коммодора Перри к побережью Японии и проснется вместе со мной в Ираке, чтобы на месте решить, кто будет жить, а кто – нет. Через 15-дюймовую модель мы придем к модели руководства «Наблюдай, но не трогай». После этого мы посмотрим на руководителей, которых традиционно ждали, а также разберемся, почему они так редко встречаются в новой среде. Наконец, читатель будет сидеть рядом со мной на видеоконференции, на которой я старался сформировать задачи Оперативного подразделения, чтобы управлять им, перемещался на небольшие базы в Ираке и Афганистане, где работа в конце концов должна быть выполнена. Делая это, мы исследуем новую роль главного руководителя, которая становится все более важной.

Часть V. Вглядываясь в будущее, читатель сможет подробно рассмотреть, как доверие, общая цель, сознательность и уполномоченное руководство привели к успеху в охоте на Абу Мусаба аз-Заркави, у него появится возможность путешествовать с Алексисом де Токвиллем, держащим зеркало перед лицом Америки, а также спорить о том, что, чтобы достичь успеха (или даже чтобы выжить) в новой среде, организациям и их руководителям необходимо полностью измениться. Эффективность, как единственный символ на горизонте, должна давать пространство для адаптации к структурам, процессам и взглядам, которые зачастую бывают весьма неудобными.

Это не научное исследование и не результаты клинических испытаний. Мы не претендуем на то, что данные идеи являются оригинальными, а также не предлагаем изысканий, являющихся продуктом многолетних исследований полевых экспертов. Мы прекрасно осознаем, что здесь могут быть ошибки и что выводы могут быть оспорены. Однако мы верим, что, когда читатели будут оказывать воздействие на мнение других людей, чтобы помочь им объяснить опыт, через который мы прошли, они получат полезную смесь практических и теоретических знаний, чтобы бороться с вызовами, с которыми мы все постоянно сталкиваемся.

Бесконечный вызов

В начале лета 2014 г., когда данная книга была уже почти закончена, суннитские воины действовали уже под флагом ИГИЛ – Исламского государства Ирака и Леванта. Они захватили иракский город Мосул и устремились на юг, к Багдаду, как цунами. Предводителем похода ИГИЛ в Ираке был харизматичный Абу Бакр аль-Багдади – фигура, напоминающая злодея, с которым мы столкнулись за десять лет до этого и которого мы еще не раз упомянем в данной книге, – Абу Мусаб аз-Заркави. Картина брошенной техники иракской армии, оставленной триумфальным походом боевиков ИГИЛ без внимания, отражала абсолютный коллапс управления иракскими вооруженными силами, а вместе с тем и доверия к правительству. Ветераны нашей войны смотрели на это все издалека с чувством гнетущего разочарования, поскольку земля, которую мы отвоевывали фут за футом, один кровавый ярд за другим, перешла под контроль еще одной экстремистской группировки, которая, кажется, очень легко продвигалась вперед, несмотря на превосходящие силы правительственных войск.

В голову сразу же пришел вопрос: «Неужели наш успех в борьбе с Аль-Каидой был лишь жестокой иллюзией?» Однако мы знали, что это не так. То, что мы сделали, было вполне реально. Вместо этого последние события лишь подкрепили некоторые из уроков, которые мы извлекли. Первым из них было постоянное изменение: абсолютно беспощадная среда, в которой нам приходится действовать, отрицает выполнение любого окончательного решения. Вторым уроком было то, что созданная нами организация, доработанные нами процессы, а также отношения, которые мы построили, являются менее устойчивыми, нежели результаты физической подготовки, которая помогала нашим солдатам оставаться в форме: организацией нужно постоянно руководить либо, если необходимо, подталкивать ее к тому, чем она должна быть. Перестанешь ее подталкивать – и она не просто остановится в развитии, она откатится назад.

Прежде чем мы начнем, остановимся на одной мысли. Мы всегда хотим обвинить в наших неудачах якобы не зависящие от нас обстоятельства: «противник был ростом в десять футов», «мы были недостаточно подготовлены» либо «это задание было слишком сложным, чтобы начинать с него». Это также комфорт, заключающийся в «удвоении ставок» на действительно работающие процессы, без оглядки на их эффективность. Некоторые из нас подвергались критике, честно делая то, что много раз срабатывало ранее. Однако чувство комфорта или лукавая критика не должны являться нашей мерой успеха. Это, скорее, место в раю для людей, которые действительно старались. Однако, что на самом деле важно, – это успешность таких стараний. Если что-то требует от вас изменений, то это и есть ваша миссия.

Часть I
Протеевская проблема

Солдат вцепился в вертящуюся фигуру. Оружие, которым он уже много раз убивал, все еще висело на боку: этот человек нужен был ему живым. Его руки, дочерна загорелые, болели, потому что он старался не ослаблять жесткую хватку. После нескольких лет борьбы в неприемлемой войне он был готов сделать все, что угодно, чтобы вернуться домой.

Менелай, царь Спарты, вспыльчивый брат Агамемнона и муж Елены Прекрасной, направлялся домой после десятилетней Троянской войны. После кораблекрушения на острове Фарос Менелай впал в отчаяние, когда богиня Идофея рассказала ему о его отце, бессмертном Протее – морском старике. Если Менелаю удастся победить его, Протей откроет ему тайны, которые помогли бы Менелаю привести своих людей домой в Спарту.

Победить Протея было нелегкой задачей, поскольку у бога была суперспособность: он мог менять форму, он был полиморфом. Менелай и его люди переоделись в тюленьи шкуры и устроили засаду на побережье. Когда из пены и соли бурлящего моря появился Протей, они пошли в атаку…

Вдруг он в свирепого с гривою льва превратился, после предстал драконом, пантерою, вепрем великим, быстротекучей водою и древом густовершинным, но греки не отпускали его. Привычное им оружие не помогало; они изменялись с каждым превращением, с каждым новым вызовом. Они плотно обхватывали ногами шеи появляющихся животных, зарывались пальцами в ветвях деревьев и обвивали руками вихрящиеся шары постоянно движущегося огня.

Морской старик был побежден. Именно благодаря адаптации к новой среде греки нашли свой путь домой.

Настоящая же история произошла в 860 милях к востоку от Фароса 3000 лет спустя…

Глава 1
Сыны Протеевы

Пять мускулистых силуэтов двигались по, казалось бы, пустой улице в районе Эль-Амиль в Багдаде. Синее ночное небо над ними потихоньку сменялось песочного цвета рассветом. Утренний призыв к молитве отразился от городских строений и растворился в знойном воздухе. Некоторые ставни открылись, а затем также быстро закрылись: местные знали, когда им нужно сидеть и не высовываться. Дверь небольшого домика на углу распахнулась и внутрь стали заходить люди. Это было 30 сентября 2004 г., должна была начаться одна из самых крупных операций, которые они только проводили.

Здание оказалось неприметным: обычная шлакоблочная коробка в желтовато-коричневой безликой застройке, которая тянулась до самого горизонта. Однако внутри этого здания размещался временный штаб, который занимался сбором информации и распространением инструкций по всему городу. Стены были увешаны картами, фотографиями и оперативными чек-листами. Личное снаряжение (оружие и одежда) было аккуратно сложено в стопку в углу. Охрана наблюдала за улицей, держа оружие наготове. Вновь прибывшие воины крепкими объятиями приветствовали других членов своей команды (аналитиков и разведчиков, которые являлись антиподом их мускулам). Они расспрашивали друг друга о семьях, шутили о коллегах. Также они получили себе в команду еще троих новобранцев, которые только закончили обучение и совсем недавно прибыли в Ирак. На молодых лицах отразилось смешанное чувство неуверенности и восторга, которое, как было известно тем, кто постарше, скоро сменится страхом.

Группа прошла по их убежищу, очищая от пыли фотографии последней счастливой семьи, которая жила в этом доме. Мужчины в военной форме уселись на плюшевые сиреневые диваны, которые стояли в бывшей гостиной. Если кто-то и заметил иронию, связанную с пафосом, заключавшимся в сопоставлении, то не стал ее озвучивать. Они научились структурировать эмоции войны, воспринимать смерть невинных людей как «сопутствующий ущерб», допускать, что жестокость, присущая полю боя, является неизбежным шагом в погоне за светлым будущим. Они уже давно отказались от любого, даже непроизвольного, осознания доброты или иронии.

Повернувшись к карте, на которой была изображена цель, самый седой член подразделения проверял варианты. Взяв со стола три подставки и кусок кафеля, который откололся от пола во время предыдущих боев, он смоделировал пути, по которым поедет их техника, а также выложил десятки потенциальных мин-ловушек, которые они должны были объехать.

Каждое движение его руки представляло собой квинтэссенцию работы многих недель: расшифровка и сопоставление данных разведки, сборка и монтаж специального оборудования. Таковым было искусство ведения сетевой войны, которой они начинали управлять. Несмотря на то что на курок будут нажимать всего три человека, десятки (по всем звеньям управления и в разных странах) внесли существенный вклад в операцию.

Военная тактика и общая стратегия радикально отличались от того, как они представляли себе войну. Это нельзя было назвать войной планирования и дисциплины; это была война оперативности и инноваций. Их подразделение развило ритм ограниченной автономии при условии частого общения с руководством; руководители могли бы наблюдать за всем издалека, однако эта операция была идеей людей, находившихся тогда в комнате, и они полностью контролировали операцию. В целях безопасности к такого рода подразделениям не допускают ни одного, даже самого проверенного журналиста: если бы журналисты были допущены, то они стали бы свидетелями практического анализа самой передовой организационной структуры, а также синхронизации и адаптации в реальном времени, которая проникла в экосистему организации боевого подразделения. В то время как в предыдущих военных столкновениях даже самая элитная команда такого размера имела бы некоторую стратегическую важность, в 2004 г. их огневая мощь означала, что тактические возможности подразделений были огромны, а информационные технологии давали возможность сообщать миру о ходе операции практически мгновенно.

В НАЧАЛЕ 2000-Х ГГ. МЫ МЕНЯЛИСЬ СНОВА И СНОВА, ЧТОБЫ СНАЧАЛА СДЕРЖАТЬ, А ЗАТЕМ И ОСЛАБИТЬ УГРОЗУ, КОТОРУЮ ПРЕДСТАВЛЯЛА СОБОЙ АЛЬ-КАИДА В ИРАКЕ.

После последней проверки и нескольких кивков мужчины встали с диванов и прошли в кухню, чтобы взять обмундирование. Четверо должны были остаться. Остальные семеро вставили магазины и затянули ремни на своих тяжелых бронежилетах. Они болтали о плачевном состоянии Ирака, а также о том, каким он может стать после того, как его освободят. Они открыто осуждали бесстыдство тактики, применяемой их врагом. Новобранцы молчали.

Когда солдаты подошли к двери, под ногой командира что-то хрустнуло. На полу в окружении осколков стекла лежала рамка с фотографией: на ней была запечатлена девочка с обильным макияжем, в кепке и рубашке. Если не брать во внимание национальность, то люди, жившие здесь, были очень похожи на семьи, из которых эти мужчины пришли, или на те, что они когда-нибудь создадут. Эта семья не сделала ничего для того, чтобы спровоцировать все это: она была виновата лишь в том, что оказалась не в то время не в том месте. У командира не было совершенно никаких идей относительно того, кто эти люди или что с ними произошло, однако он надеялся, что его работа, возможно каким-то совсем непрямым путем, принесет им мир. Он толкнул дверь, и она открылась.

Хотя было чуть больше девяти утра, температура уже поднялась выше 90° по Фаренгейту. Они вспотели еще до того, как дошли до машин. Для этой операции они оделись в обычную гражданскую одежду и поехали на таких же обычных седанах: два Хендэ и Фольксваген, чтобы выполнить задачу, а также Опель, чтобы наблюдать издалека. Машины были выбраны так, чтобы они могли влиться в дорожный поток. После проверки обмундирования водители поехали.

Они с опаской смотрели в каждое окно, на каждую крышу и на каждого пешехода. В похожей операции, которую они проводили неделю назад, снайперским выстрелом было пробито лобовое стекло, и пуля угодила водителю прямо в голову, пропитав обивку потолка тестом Роршаха насыщенного бурого цвета. Восемь дней спустя некоторые из тех, кто сидел в машине, уже не могли вспомнить его лица. Несмотря на такие потери, в ритме бомбардировок, рейдов и расплаты оперативники видели тенденцию медленного, но верного приближения к победе. Война давалась им гораздо тяжелее, чем они ожидали, однако их усилия не были напрасными.

Сегодняшняя операция должна быть сложной, а чем больше движущихся частей, тем выше риск. Вражеский огонь был практически неизбежен, а им, как всегда, не хватало разведданных о враге.

Автомобили медленно ехали по людным улицам, пробиваясь сквозь крики продавцов, призывающих клиентов, родителей, отчитывающих своих детей, мальчиков-подростков, преследующих одетых в хиджаб девочек… Через запахи свежеприготовленной пищи, гниющей еды и бродячих собак. Никто из мужчин не бывал в Ираке, но этот шум уже начал казаться очень знакомым. Завернув за угол на Тридцатой улице, они увидели толпу людей, собравшихся около только что построенной водоочистительной станции. Они стояли под плакатами и аплодировали, отмечая грандиозную церемонию открытия.

Место, где их должен был ждать Фольксваген, их ведущая машина, было занято мусоровозом. Водители сориентировались без слов: Хендэ объехали квартал кругом, а Фольксваген тем временем нашел новое место неподалеку: на Ниссан-Стрит, 7. Опель отстал, поскольку водитель прикинулся местным у придорожной лавки с фалафелем, пытаясь скрыть свой акцент. Хаотичность иракских улиц маскировала активность, которая могла бы показаться подозрительной.

Один из Хендэ обнаружил, что его маршрут заблокирован: там велись строительные работы. Водитель заехал на другую улицу, посмотрев на своих коллег и убедившись, что они поняли, что он изменил план. Их опыт обусловил некую почти телепатическую связь. На 12 минут позже, чем это планировалось, все четыре машины были на позиции. В трех штурмовых машинах людям понадобилось время на молитву и раздумья.

Кодовое слово, сказанное бездушно-категоричным голосом, который и ранее отдавал множество похожих команд, прохрипело из их радио. Водитель первого Хендэ вздохнул и утопил педаль газа в пол.

На церемонии открытия водоочистительной станции внешнее кольцо толпы состояло по большей части из детей, которые скорее были заинтересованы в том, чтобы играть друг с другом, нежели слушать политиков, распинающихся об экономическом возрождении. В центре стояли их отцы и матери. Улыбающиеся лица, окаймленные черными шарфами и черными волосами, блестели на солнце.

Маленькие тела столпились около решетки радиатора и фар, когда Хендэ на полной скорости въехал в группу людей. Водитель еще раз произнес молитву, прежде чем нажать на кнопку детонатора. Возможно, в долю секунды, которую занял переход радиосигнала из его ладони через заднее сиденье к багажнику, он увидел ту кровавую джихадистскую славу, в которой утонул Ирак. Возможно, на мгновение его ярость превратилась в боль сожаления, перед тем как взрыв пропановых баллонов заставил разлететься шарики в багажнике и пробиться через стальной экзоскелет автомобиля, чтобы порвать водителя в клочья.

Улица, которая теперь стала мозаикой из кусков автомобиля и окровавленных останков, утонула в криках. Матери лихорадочно искали своих детей. Солдаты врага (американцы) примчались к месту теракта из квартала южнее. Они начали оцеплять периметр и сортировать раненых.

В шуме никто не услышал, как приближается Фольксваген. Въехав в кучу солдат и детей, которые, оглушенные, собирали мусор и опознавали тела, автомобиль тоже взорвался.

Тридцать пять детей были мертвы; десять американцев и 110 иракцев были ранены. Когда последняя машина пересекла черту объекта, объединенные силы открыли огонь, и машина взорвалась намного южнее цели.

Однако с ошибкой третьей машины не считались в четвертой, которая уже исчезла в потоке. Операции редко проходили так, как запланировано. Когда они уехали, водитель спрятал три небольших ключа от гаража, которые он держал на коленях. Если бы у его подчиненных появились какие-либо задние мысли, он использовал бы ключи для детонации. Человек на пассажирском сиденье проверил записи, которые снял во время атаки. Через несколько часов они будут загружены в сеть: эпатажность этих видео поможет завербовать еще не один десяток подрывников.

Для Аль-Каиды в Ираке операция была успешной.

Лучшие из лучших

В день подрыва водоочистительной станции я сидел в укрепленном бетонном ангаре времен Саддама на авиабазе Балад где-то в 60 милях к северу от Эль Амеля. Ноутбуки и плазменные панели, подключенные артериальной сетью проводов и кабелей, покрывали стены, обитые фанерой, и столы, которые мы наспех сколотили прошлой весной. Информация поступала непрерывным потоком через «ферму» антенн и спутниковых тарелок в оперативный центр размером с баскетбольную площадку. Специалисты тщательно проверяли данные наружного наблюдения, перехваченные разговоры, захваченные документы и отчеты разведки, по кусочкам собирая мозаичный портрет Аль-Каиды в Ираке. Отчеты, которые они составляли, передавались мне и подчиненным мне командирам для использования их в планировании рейдов с нашими специальными механиками. В будущем помещение стало штаб-квартирой нашего Оперативного подразделения специальных операций.

Мне недавно исполнилось 50, и я командовал Оперативным подразделением уже почти год. Занять этот пост было честью для любого солдата. С 1980 по 2003 г. девять наиболее уважаемых генералов (с двумя звездами) приняли на себя эту ответственность, пятеро из них получили четыре звезды. Эти люди вместе с самыми лучшими планировщиками, координаторами и стратегами в армии США создали необычный прецедент.

Их наследие и было той причиной, по которой нас втянули в борьбу с усиливающимися беспорядками в Ираке, а именно в борьбу с Аль-Каидой в Ираке (АКИ) – самой выдающейся и самой жестокой террористической группой, которая возникла из-за вмешательства США. Соединенные Штаты и силы коалиции вошли в Ирак, чтобы свергнуть Саддама Хусейна, что они сделали за очень короткое время. Однако АКИ представляла собой другой вид угрозы, нежели армия: небольшая, быстрая и рассредоточенная группа. Борьба с ней требоваласпециальных навыков, которыми обладали наши подразделения.

Оперативное подразделение было создано в ответ на прошлый провал операции по спасению американских заложников, удерживаемых иранскими революционерами в 1980 г. Оно объединило лучшие подразделения по специальным операциям самой мощной армии в мире. Оперативное подразделение вобрало в себя 40 лет опыта и прекрасные результаты. По всем объективным критериям мы были самым лучшим боевым подразделением по специальным операциям в мире – мы были лучшими из лучших. Но это, похоже, не принесло нам пользу. Мы просто провалили задачу предотвращения смертей 35 детей и проигрывали войну кучке необеспеченных ресурсами экстремистов.

На бумаге противостояние АКИ и нашего Оперативного подразделения не должно было быть проблемой. У нас было большое, хорошо обученное, прекрасно экипированное подразделение, а АКИ приходилось вербовать местных жителей и переправлять иностранных боевиков один за одним через опасные, ненадежные «крысиные тропы». Мы использовали технологии мгновенной передачи информации, а они часто зависели от встреч лицом к лицу и писем, доставляемых курьером, чтобы снизить риск обнаружения. Наши солдаты упорно преодолевали самые требовательные курсы обучения в истории специальных операций. Их же боевики посещали медресе, раскиданные по Аравийскому полуострову и Северной Африке. В нашем распоряжении в любое время было огромное количество оружия, бронированной техники и передовых средств разведки, когда у них были лишь собранные на коленке в подвале СВУ, состоявшие из пропановых баллонов, и устаревшие советские минометы.

Мы также обладали железной дисциплиной. Однако наши ресурсы не давали нам никакой уверенности в себе. Мы использовали те возможности, которых у них и быть не могло. Наши солдаты могли проснуться рано утром, потратить целый день на изучение планов, разведку и инструктаж командования, а как только начинался закат, собирали сумки с инструментом, застегивали экипировку, и начинали шуметь лопасти. В темное время суток небольшие команды выходили на работу: они выполняли одну, две, три задачи за ночь. Каждая операция была тщательно спланирована и выполнена, каждая попытка была испытанием, угрозой жизни. Ранним утром усталые солдаты падали на кровати, чтобы хотя бы несколько часов поспать, а затем непрерывно, в течение многих месяцев цикл повторялся.

Уникальные возможности Оперативного подразделения сделали для нас возможным принять на себя руководящую роль в войне в Ираке, но с задачами такого масштаба мы еще никогда не сталкивались. За всю нашу 20-летнюю с небольшим историю мы выполняли только скромные, требующие точности «хирургические» операции. Но теперь мы были призваны на войну, которой нет конца. Трагедия на водоочистительной станции 30 сентября была неприятным напоминанием о том, что, несмотря на наш послужной список, наши приспособления и подготовку, от нас все ускользало.

Потоком поступала информация о взрыве, сжатая сводка SIGACT (значительная активность) пополнялась ценными деталями от офицеров связи Оперативного подразделения, разбросанных по территории Ирака: сведения о жертвах, справочная информация о возрасте погибших мужчин, женщин и детей, а также о том, как люди в Опеле ускользнули прямо у нас из-под носа. Мы спорили о том, какая реакция должна последовать от нас.

Однако нам также необходимо было задать более глубокий и более волнующий нас вопрос: если мы были лучшими из лучших, то почему эти атаки не прекратились, а только усилились? Почему нам не удавалось победить нищих повстанцев? Почему мы проигрывали?

Лучшая из команд

Этот вопрос, ответы, которые мы получили, а также выводы для применения их в мире за пределами нашего Оперативного подразделения составляют основу нашей книги. Встретившись с АКИ, мы столкнулись с абсолютно новым типом угрозы, которую создала принципиально новая среда. Война, которую нам приходилось вести, была не просто отличной от любого другого вида войны, которые велись в ХХ в. Восстания, терроризм и радикализация настолько же стары, как и сам конфликт, однако к 2004 г. к этим феноменам прибавились еще и технические переменные, создавшие совершенно новые проблемы. Большинство людей, к счастью, не будет участвовать в борьбе с жестокими повстанцами, но технологические и социальные изменения, которые сделали успех АКИ возможным, окажут влияние на всех нас.

В 2004 г. мы только начинали понимать всю серьезность этих перемен, однако шли месяцы, и мы пришли к осознанию того, что для победы над АКИ необходимо учиться у них. Так же, как и молодые люди, рожденные в 1990-х и 2000-х гг. считаются «носителями цифровой культуры» по сравнению со своими родителями, которых считают «иммигрантами в мир цифровой культуры», АКИ была организацией, которая являлась носителем культуры этого богатого информацией, тесно взаимосвязанного мира XXI в. Он, как мы думали, работал абсолютно отлично от вечных понятий «правильно» и «эффективно». Но он работал.

Во время этой войны нам нужно было забыть все, что мы, возможно, знали о том, как работает война (и мир). Нам необходимо было упразднить знакомые нам организационные структуры и перестроить их согласно абсолютно другим направлениям, поменять нашу закостенелую структуру на органическую изменчивость, поскольку это был единственный способ бороться с тенденцией роста комплексных угроз. В частности, мы перестроили наше подразделение, исходя из принципов абсолютной прозрачности в области передачи информации (то, что мы называем «коллективной памятью») и децентрализации власти в области принятия решений («уполномоченное исполнение»). Мы разрушили барьеры (стены наших подразделений и этажи наших иерархий), которые когда-то делали нас эффективными. Мы смотрели на то, как ведут себя наши самые небольшие подразделения, и нашли способы расширить их до организации с тысячами людей, которые разбросаны по трем континентам. Мы стали тем, что мы называли «лучшая из команд»: большой командой, которая вобрала в себя и подстроила под свой масштаб типичные черты гибкости, присущие небольшим командам. Почти все, что мы делали, шло вразрез с военными традициями и общей организационной практикой. Мы отказались от многих правил, которые помогали нам стать более эффективными в ХХ в., поскольку XXI в. – это другая игра с другими правилами.

Наша война в Ираке в 2004 г. не исключение – это новая норма. Модели успеха организаций, которые были ведущими в ХХ в., берут свое начало из индустриальной революции. Да и, говоря проще, мир стал другим. Погоня за «эффективностью» (получение большего эффекта с наименьшими затратами энергии, времени или денег) когда-то была достойной целью, однако эффективность в сегодняшнем мире является скорее не вопросом оптимизации известного (и достаточно стабильного) набора перемен, а вопросом реакции на постоянно изменяющуюся среду. Нашей центральной компетенцией должна стать не эффективность, а адаптивность.

В настоящее время вызовы, с которыми сталкивается наше Оперативное подразделение, делятся между современными организациями, которые, как и мы, развили грандиозное количество компетенций, чтобы справиться с больше не существующим миром. После ухода со службы в 2011 г. и создания CrossLead мы с моими коллегами изучили трудности, с которыми сталкивались различные компании и другие группы в борьбе за выживание и процветание в новом мире. На следующих страницах книги мы поймем, чего не хватает сегодняшним организациям, чтобы справиться с этими вызовами, шаг за шагом познакомимся с нашим иракским опытом, расскажем о решениях, которые сработали, и проведенных впоследствии исследованиях, благодаря которым эти решения получили широкое применение.

В 2004 г. данные ответы были далеко на горизонте. Мы пытались понять врага, у которого не было четкого местонахождения, формы, но были нематериальные и неизмеримые ресурсы, такие как киберпространство, где вербовали людей и размещали пропаганду. Данные разведки, которые мы собирали в ходе опасной и напряженной борьбы, имели странное свойство исчезать так же, как Опель, растворившийся в трафике Багдада 30 сентября. Однако у нас было имя: Абу Мусаб аз-Заркави. Это был псевдоним, но человек был настоящим.

Ахмад аль-Халайлех

Пять лет спустя в иорданской пустыне, в 30 милях к востоку от Мертвого моря, открылись двери тюрьмы строгого режима Сувака (Suwaqah). Появились несколько десятков людей, включая тихого мужчину, чья ниспадающая афганская одежда заметно контрастировала с тюремной одеждой тех людей, которые окружали его. Это был Ахмад аль-Халайлех, или, как его потом узнали во всем мире, Абу Мусаб аз-Заркави.

Он вырос в иорданском промышленном городе Эз-Зарка в обычной семье со средним достатком. Ахмад сбился с пути будучи еще подростком, когда бросил школу, стал пить и принимать наркотики. Мать в конце концов отправила его в мечеть, известную своим салафитским уклоном – глубоко консервативным направлением суннитского ислама. Там-то он и обрел свою страсть – священную войну. Он путешествовал в Афганистан и Пакистан в поисках славы воина джихада, надеясь на то, что сыграет важную роль в борьбе с безбожными захватчиками (на тот момент Советским Союзом), однако он опоздал: Советы уже отстранялись от десятилетнего конфликта. Ахмад вернулся в Амман и внедрился в сообщество радикальных исламистов. Участие в борьбе против государства привело его в Сувак, где он провел пять лет, укрепляясь в своих намерениях, занимаясь физическими упражнениями, заучивая Коран и используя кислоту, чтобы смыть татуировки, которые он набил в своей бурной молодости. За время, проведенное в тюрьме, в его сознании закончилась трансформация, которую десять лет назад неосознанно запустила его мать, превратив его из равнодушного убийцы в харизматичного лидера террористической группировки. Сокамерники уважали его, а тюремные власти боялись. Подпав под его влияние, тюремщики разрешили ему вместо привычной тюремной робы носить элегантный ниспадающий шальвар-камиз – длинную рубашку и мешковатые брюки, завязанные на талии и щиколотках, которые были традиционной одеждой в Афганистане. Эта одежда была частью его нового образа, как и его новое имя – Абу Мусаб аз-Заркави. Когда он в возрасте 33 лет вышел из тюрьмы, то был готов предположить, что будет играть центральную роль в вой-нах после 11 сентября.

Он вернулся в Пакистан, где формировалась новая группа – Аль-Каида (от араб. «основа»). Вдохновившись, он создал похожую организацию, Таухид валь-Джихад (ТВД) – «Армия единобожия и джихада». После нескольких неудачных попыток присоединиться к набирающим обороты конфликтам в Пакистане и Чечне, ТВД открыла тренировочный лагерь в Герате (Афганистан), который был нацелен на физическую подготовку, обучение по изготовлению бомб и применению химического оружия. ТВД заинтересовалась Аль-Каида, и две группы сблизились.

Вторжение США в Ирак было для Заркави осуществившейся мечтой: наконец-то у него появился шанс показать свое мужество. ТВД разместилась в авангарде сопротивления, хитро играя на страхе и отчаянии суннитского меньшинства Ирака, внезапно лишенного политической силы с падением режима Саддама Хусейна. В 2003 г. Заркави разработал успешную подрывную кампанию, которая унесла жизни сотен людей, и сделал пародией попытку оккупационной коалиции защитить Багдад. Огромный грузовик со взрывчаткой в штаб-квартире ООН в отеле «Канал» унес жизни 22 человек, включая Серджио Виейру ди Меллу, специального представителя ООН в Ираке. Два месяца спустя в потоке координированных подрывов, которые унесли жизни 35 человек и ранили более 200, для атаки на штаб-квартиру Международного Красного Креста был применен набитый взрывчаткой автомобиль скорой помощи.

Хоть атака на водоочистительную станцию и была ужасной, это не было чем-то необычным для Ирака образца 2004 г. К декабрю число террористических атак только в Ираке стало больше, чем во всем мире в 2003 г. В 2005 г. террористические атаки в Ираке унесли жизни 8300 человек, что сравнимо с тремя терактами 11 сентября 2001 г., и это в стране с десятой долей населения Соединенных Штатов. На Ирак, население которого едва ли составляет 1 % от мирового, приходилась треть всех террористических атак в мире и смертей от них в 2005 г. И все только ухудшалось: весной 2006 г. более тысячи жителей Ирака умирали на улицах ежедневно. Для семей, у которых когда-то был дом, как у той семьи из Эль Амеля, взрывы происходили с частотой сбора мусора в американских пригородах.

Саддама свергли и осудили, но вместо того, чтобы на иракские улицы пришли демократия и порядок, отрезок с 2003 по 2005 г. показал ужасающее снижение уровня жизни: магазины закрыты, дороги разбиты, все меньше и меньше людей гуляет по улицам, постоянные оранжевые вспышки от взрывов. В 2003 г. богатая за счет нефти иракская экономика упала более чем на 20 %, что стало причиной падения ВВП на душу населения до уровня в 449 долларов США, а это является значением, которое менее 2 % от ВВП на душу населения в Соединенных Штатах. Телевизионные новости сообщали, что заключение Программы развития ООН относительно условий жизни звучало как «бедственные».

Жители Ирака смотрели на это не через экран телевизора. Для них это был собственный опыт. Когда рухнуло слабое правительство Саддама, в Багдаде начался дефицит электричества, что привело к отсутствию освещения, невозможности хранения продуктов в холодильниках и кондиционирования воздуха. Это плохие новости для города, в котором в летние дни температура поднимается до 125° по Фаренгейту, и если прикоснуться оголенной кожей к нагретому солнцем металлу, можно получить серьезный ожог. Обработка воды и очистка стоков перестала работать, и человеческие отходы сбрасывались прямо на улицы, что привело к появлению вездесущего, вызывающего тошноту смрада.

Место с такой же великой историей, как и любое другое на Земле (когда-то оно было «колыбелью цивилизации»), стало настоящим адом^[2].

Жестокость и беспредел здесь были стратегией. Целью Заркави стала сектантская гражданская война суннитов Ирака с шиитами. Он думал, что, уничтожив друг друга, они уничтожат и остатки настоящего государства, что даст призрачную возможность создания исламского халифата, о котором он всегда мечтал. Направив свою стратегию против шиитов Ирака, Заркави поджег фитиль на местной культурной пороховой бочке, и Ирак захлестнула сектантская кровавая баня. Он мудро спланировал свои действия: каждый хорошо организованный удар АКИ увеличивал число погибших благодаря серии ответных действий, которые он повлек за собой. Жертвы подрывников добавлялись к тем, которые встретили свою судьбу в лапах сектантских боевиков по обе стороны иракских религиозных баррикад: они били людей током и расчленяли тела в пыточных камерах, устроенных в подвалах, либо выкидывали на заполненные мусором улицы с пластиковыми пакетами на головах, которыми они душили своих жертв.

Даже Аль-Каида чувствовала себя некомфортно по отношению к тому уровню экстремизма, который исповедовал Заркави. Однако лидеры организации не могли отрицать абсолютную военную мощь организации, которую создал иорданец. Если они хотели влияния в Ираке, то им было необходимо работать с ним. В октябре 2004 г. Заркави приносит Байа (клятву верности) Усаме бен Ладену, и за это самый известный террорист на планете формально взял под свое крыло того, кто когда-то был Ахмадом, бездельником из Зарка. Так появилась АКИ.

Письменные доски

Как члены организации, традиционно сконцентрированной на преследовании лидеров террористических движений, мы в Оперативном подразделении склонялись к тому, чтобы уступить «теории великого человека» и приписать успех АКИ Заркави. Он действительно был ярким и талантливым. Его стратегия столкновения суннитов с шиитами была порождением злого гения. Однако идеи – это лишь слова, поскольку множество паркетных генералов делали предположения относительно того, как выиграть ту или иную войну, а успеха в конечном итоге добивались лишь те, кто действительно мог придать форму и управлять подразделением, которое способно было выполнять задачи. АКИ Заркави, конечно же, выигрывала за счет страха суннитов, возмущения иракцев по поводу присутствия в стране американских оккупантов, религиозного фанатизма, а также общего безумия, которое следует за неистовым хаосом, однако скорость и размах их подъема поражали воображение. Тот факт, что Заркави был способен преобразовать небольшую группу преданных ему людей в сплоченную террористическую организацию, не удивлял, однако то, что он оказал такое влияние на эту маленькую группу, предлагая ей до тошноты нигилистическую концепцию, что она выросла до широко известной и стратегически эффективной группировки, требует отдельного разъяснения. Мы проверили огромный перечень возможных переменных (историю региона, силу действия идеологии АКИ, а также беспощадную тактику, которая была применена), однако ничего из этого не могло адекватно объяснить нам то, что мы видели.

Когда мы только открыли штаб-квартиру нашего Оперативного подразделения в Баладе, то практически на каждую стену повесили карты. Карты для солдата священны. В военной штаб-квартире карты вешают и обращаются с ними почти с религиозным почитанием. Хорошо промаркированная карта может моментально дать понять, где находятся друзья и враги, а также помочь разработать планы будущих операций. Приказы можно отдавать, лишь используя карту и пару коротких слов. Это как те истории о ремонтах в офисах Пентагона, при которых сносят стену только для того, чтобы найти за ней другую стену с картами с предыдущего конфликта. На протяжении почти всей истории войны велись ради территории, ее удержания, ради географических целей, а карта была самым необходимым инструментом для того, чтобы увидеть проблему и разработать ее решение.

Однако карты в Баладе не могли указать на поле боя, откуда враг мог загрузить видео, чтобы его потом посмотрели миллионы человек в любом из домов в любом из кварталов либо в любой машине на улице, в которой можно было перевозить бомбу. Вместо карт в нашей штаб-квартире начали появляться доски для письма. Вскоре они появились повсюду. Стоя вокруг них с маркерами в руках, мы громко обсуждали то, что нам было известно, наши подозрения и то, что нам не было известно. Мы покрывали ярко-белые поверхности разно-цветными словами, стирали, а затем писали снова. Мы не рисовали статические географические изображения, мы рисовали изменчивые отношения: связи между вещами, но не сами вещи.

Так же, как когда мы с моими братьями в долгих поездках играли в игру, где было необходимо искать знакомые объекты, спрятанные на большой картинке, в Оперативном подразделении мы пытались определить местоположение знакомых структур и очертаний в хаотичной мозаике, которой являлся Ирак. И хоть мы их и не видели, но были убеждены в том, что они должны там быть. Когда мы собирали данные разведки, то могли составить схему отношений между членами организации. Однако вместо прямых линий и острых углов военного командования нам приходилось рисовать запутанные сети, не похожие ни на одну из организационных структур, которые когда-либо нам приходилось видеть. Незнакомые схемы, словно цветки, распускавшиеся на наших досках, казались нам хаотичными и слишком противоречивыми: воспринять их было так же сложно, как прочитать и понять технический текст на иностранном языке.

Действия, которые мы увидели на поле боя, более точно относились к этим нестабильным связям, нежели к более знакомой нам иерархической структуре, которую мы были приучены выслеживать. Мы начали рассматривать возможность того, что тех самых знакомых схем, которые мы искали, может здесь не быть вовсе, поскольку АКИ была чем-то, что очень сильно отличается от всего того, что мы видели ранее.

Эффективные способы использования информационных технологий, применяемых АКИ, увеличили эффективность тактик, которые брали на вооружение группы партизан и террористов в течение целых десятилетий. Это было абсолютно очевидно, однако было запущено еще одно, более существенное изменение. Экспоненциальный рост глобальных взаимосвязей означал, что мы смотрели не на одни и те же дороги с более интенсивным движением, а на абсолютно новую, постоянно изменяющуюся местность. В отличие от обычной структуры боевого подразделения, при которой существуют подчиненные организации и твердые личности, АКИ имела возможность изменения формы. Эта организация не была самой большой или самой сильной, однако, как и Протей, АКИ, будучи врагом, вселяла ужас, поскольку могла менять форму абсолютно произвольно.

В абсолютно традиционном, племенном городе Фаллуджа члены организации надевали на себя платья шейхов и АКИ спонсировала фестивали традиционной исламской поэзии. Агенты АКИ оказывали влияние на моджахедский законосовещательный орган Фаллуджи, который состоял из влиятельных религиозных деятелей, через местных подконтрольных им чиновников путем подкупа или угроз. Однако, когда агент АКИ ехал 45 миль на восток в Багдад, он смешивался с городским пейзажем, нося гражданскую одежду и передвигаясь в городском потоке на машине, начиненной взрывчаткой. У АКИ не было не только стандартного почерка, но и стандартной иерархии. Каждый раз, когда мы думали, что нанесли сокрушающий удар по всей организации, убив важного лидера, потеря которого ослабила бы ее, она тут же оправлялась. Как сказал теоретик в области сетей и военный аналитик Джон Арквилла, «мы убили около 20 “номеров три” в Аль-Каиде за последние 20 лет, однако каждый в этой сети – номер три». Мы всегда думали, что организация, не имеющая предсказуемой методологии действий либо четкой иерархии командования, в принципе не может являться организацией: выгодным для нас было то, что АКИ, как мы считали, должна была погрузиться во внутреннюю анархию. Но этого не произошло. Она продолжила функционировать еще более настойчиво и неуемно, чем раньше, демонстрируя поразительную взаимосвязь цели и стратегии.

Мы не увидели никаких доказательств того, что эта непонятная нам структура была создана осознанно: напротив, казалось, что она развивалась благодаря постоянной адаптации. Как мы вскоре смогли понять, она представляла собой что-то необходимое для существования нового мира, в котором мы действовали.

Окружающая среда и ее участники

Несколько лет спустя, в 2010 г., я устроился преподавателем в Йельский университет, где у меня появилась возможность поразмышлять над этим опытом в окружении чертовски умных людей. Один из разговоров был особенно запоминающимся. Доктор Кристина Талберт-Слэгл, замечательный иммунолог, которая занималась исследованием СПИДа, пришла ко мне с вопросом относительно того, соотносились ли сходства, которые она видела между инфекциями в человеческом теле и беспорядками в государстве, с моими наблюдениями. Да, они соотносились, поскольку ни ВИЧ, ни СПИД сами по себе никого не убивают, просто человеческий организм ослабевает и теряет защиту перед обычно ничем не угрожающими инфекциями. Факторы окружающей среды, ослабляющие носителя, косвенно усиливают тех, кто атакует.

В 2004 г. я не владел иммунологической терминологией, но начал постигать, что организацию (как и организм) нельзя привести в форму в вакууме, поскольку это является продуктом соответствия окружающей среде. Понимание этой среды могло бы стать ключом к осознанию того, почему мы проигрывали АКИ. У нас могло быть самое современное оборудование и лучшие оперативные подразделения в мире, но мы как организация не лучшим образом подходили под то время и место.

АКИ была успешной, потому что ей таковой позволяла быть среда. Большую часть этого успеха составляли провалы иракского государства, но еще большей частью было что-то, что распространялось за пределы государственных границ: что-то, что было временным, не географическим.

И эта часть повествовала нам о том, что мир стал «проще» и быстрее. Люди стали более связаны, более мобильны, они имеют возможность передвигаться быстрее, чем раньше. Со снижением того, что экономисты именуют «входными барьерами» (чрезмерно высокие расходы, связанные с выходом на рынок), эти изменения привели к целой вселенной новых возможностей для игроков, работающих вне традиционных систем: Марк Цукерберг, не обладающий семейными связями, стартовым капиталом и не имеющий диплома бакалавра, изменил мир, не достигнув возраста 25 лет. Джастин Бибер записал свое первое видео в 2007 г. и с тех пор продал 15 млн альбомов, приблизив свое состояние к 200 млн долларов. А Абу Мусаб аз-Заркави, воодушевленный онлайн-инструкциями по сбору бомб, а также имеющий возможность нанимать людей для распространения пропаганды по всему миру, развязал войну. Взаимосвязанность и способность мгновенно передавать информацию могут обеспечить небольшим группам беспрецедентное влияние: гаражная группа, стартап из комнаты в общежитии, вирусный блогер, террористическая ячейка.

ЭТУ КНИГУ НАПИСАЛИ ЧЕТЫРЕ СОВЕРШЕННО РАЗНЫХ ЧЕЛОВЕКА, ТРОЕ ИЗ КОТОРЫХ РАССКАЗАЛИ О СВОЕМ ВОЕННОМ ОПЫТЕ, А ЧЕТВЕРТЫЙ ПОДЕЛИЛСЯ НАШИМ ВОСХИЩЕНИЕМ И СТРАСТЬЮ К ДЕЛУ, КОТОРЫМ МЫ ЗАНИМАЛИСЬ.

XXI в. является совершенно новой средой по сравнению с XX в., и Заркави действительно появился в нужное время. Это было чем-то большим, нежели просто чат-комнаты и YouTube: сама структура АКИ (связанная в сеть и не имеющая иерархии) олицетворяла этот новый мир. С какой-то стороны у нас было больше общего с компанией из списка «Форчун-500», которая пытается бороться с тучей образовавшихся стартапов, чем с командой коалиции, которая сражалась с нацистской Германией во Второй мировой войне.

Если мы не могли изменить среду таким образом, чтобы она лучше подходила нам, то нам необходимо было измениться самим, чтобы подходить среде. Вопрос был только в том, как это сделать. Мы не были горсткой предателей, которые действовали вне закона, придумывая все с лету. Оперативное подразделение было большой, оформленной, дисциплинированной военной машиной. Несмотря на то, что мы были быстрее большинства других подразделений, мы все еще оставались сущим Левиафаном по сравнению с АКИ. Как можно научить Левиафана импровизировать?

Управление хаосом

Как и многим другим солдатам, мне нравилось изучать военную историю. Даже самые давние битвы могут хранить в себе открытия с неожиданными примерами практического применения. В 2004 г., когда меня втянули в войну против наиболее неуловимого и неуправляемого из всех врагов, я был воодушевлен книгой Адама Николсона «Поймать огонь: Героизм, долг и Трафальгарская битва» (Seize the Fire: Heroism, Duty, and the Battle of Trafalgar), которая описывает британского адмирала Горацио Нельсона и его отвагу, когда он лицом к лицу столкнулся с превосходящим его франко-испанским флотом.

21 октября 1805 г. Нельсон, который имел рост в пять с половиной футов и которому было 47 лет от роду, стоял на палубе своего корабля сопровождения HMS Victory и смотрел на своего врага. Нельсон, потерявший в предыдущих боях глаз и руку, знал, что франко-испанский флот Наполеона надеялся уничтожить его, что привело бы к нейтрализации британских военно-морских сил и помогло проложить дорогу флотилии, которая обеспечила бы начало вторжения на британскую землю. Если падет флот Нельсона, падет Англия. Британцам ничто так не угрожало с тех пор, как они приняли бой с испанской армадой в 1588 г.

Шансы были совсем невелики. У Нельсона насчитывалось 27 кораблей, а у врага – 33. Однако у него в рукаве был козырный туз – один из самых необычных планов за всю историю войн.

Обычно адмиралы вели морские бои, выставляя свои корабли параллельно кораблям врага. Обе стороны выстреливали залп за залпом, пока один из флотов, существенно ослабленный из-за потерь в команде, потопленных кораблей и нехватки снарядов, не сдавался. Такая постановка обеспечивала максимальное использование пушек, расположенных по всей длине кораблей. Это также обеспечивало возможность централизованного контроля: адмиралы, которые находились в середине линии, могли наблюдать за всей битвой и относительно четко отдавать приказы, сигнализируя флагами. Встреча лицом к лицу превращалась в дуэль кукловодов. Однако Нельсон планировал подойти двумя колоннами под перпендикулярным углом и пробиться через франко-испанскую линию, разбив ее на три части. Он надеялся застать флот врасплох, разбросать корабли и создать такой хаос, чтобы вражеские командиры не смогли отдавать слаженные приказы.

Нарисованный на бумаге или выставленный небольшими фигурками на столе, его план мог быть исполнен даже дилетантом. Однако разница между средой, в которой находился рисующий или выставляющий фигурки, и тем, в каком положении находился человек, который шел по морю от самых берегов Испании, делала управление таким маневром сложным. На корабле Victory, огромном, 227 футов в длину, сделанном из дерева, железа, парусины и канатов, служили 850 моряков, которые постоянно суетливо бегали из трюма на реи на трех огромных мачтах. Моряки использовали 26-мильную паутину пеньковых канатов, необходимых для того, чтобы поднять и настроить 6510 квадратных ярдов парусины, из которой сделаны 37 парусов, которые нужны для движения судна. Управление парусами при погрузке, наведении и залпе из тяжелых орудий в точном совпадении с движением корабля требовали четкого взаимодействия прекрасно обученного экипажа. Управление любым движением каждого отдельного члена команды на восьми палубах было сложным даже при обычном плавании, а в битве это было практически невозможно. Это не было похоже на то, что рисовали в комнате на бумаге.

Традиционный подход к морским битвам контрастировал с тем, что предложил Горацио Нельсон с его разрушительным подходом, используя который, он хотел столкнуться с превосходящим его франко-испанским флотом.

Даже выходить на позицию для атаки было опасно. Корабельные пушки были размещены по бортам, и их нельзя было повернуть так, чтобы стрелять в направлении бака или кормы. Корабли Нельсона были бы абсолютно беззащитны перед огнем врага при таком подходе. Как только они преодолели бы линию, они смогли бы стрелять прямой наводкой по ряду французских и испанских кораблей, что привело бы к гораздо большим повреждениям вражеских кораблей, нежели при традиционном подходе друг напротив друга.

В каюте Victory 29 сентября Нельсон представил план капитанам, находившимся в его подчинении, а 9 октября написал секретное послание, изложив то, каким образом по колоннам должен разделиться флот, чтобы атаковать врага. Возможно, более важным, чем разработка определенной стратегии, для Нельсона была забота о роли каждого из капитанов. В основе его плана лежало то, что впоследствии было названо «подходом Нельсона»: идея, что отдельные командиры должны действовать в бою, используя собственную инициативу. Заметив, что планы могут легко срываться, он дал последний простой совет: «Капитан не сделает ничего криминального, если поставит свой корабль в непосредственной близости от корабля противника». Историк и археолог Рой Адкинс писал по поводу этих встреч и посланий: «План был принят, и каждый капитан флота знал, что ему необходимо было делать». Нельсон, как говорит Адкинс, «внушил своим командирам идею, проведя с ними большое количество обсуждений относительно тактики до начала битвы. Он разрешил своим подчиненным проявить инициативу и на самом деле ожидал, что они сделают это. В то же время ему удалось сократить зависимость флота от ненадежных способов передачи информации», таких как сигналы.

Франко-испанский флот

Британский флот

С этим подходом контрастировал франко-испанский флот, который подчинялся более авторитарным правилам. Как заметил Николсон, Наполеон запретил вице-адмиралу Пьеру-Шарлю де Вильневу на каком-либо из этапов сообщать капитанам, какая грандиозная стратегия по разгрому Англии могла быть использована. Адкинс добавляет, что «эта зависимость от приказов высшего командования доказывала слабость французского и испанского флотов, где традиционно капитаны отдельных кораблей дожидались команд, передаваемых при помощи сигнальных флажков, которые могли быть незаметны из-за дыма, оборваны вражеским огнем или просто не поняты».

Солнце встало, массивные корабли подняли свои паруса, и Нельсон, чье судно было впереди таранной флотилии, повел свой флот в бой. Много чего могло пойти не так: небольшое изменение ветра могло лишить их преимущества или позиции по ветру, которую они занимали. Однако ничего не случилось. Они прорвались через франко-испанские линии и заставили корабли крениться во всех направлениях. Они далеко продвинулись благодаря стратегии, которая разрушила все планы: из-за опасности столкновения французское и испанское командование не могло грамотно координировать свои действия. Несмотря на техническое превосходство, сторона Наполеона проиграла: 19 кораблей были захвачены британцами, а сторона Нельсона при этом не потеряла ни одного корабля. Это и по сей день остается одной из самых успешных стратегий в истории морского флота, однако урок, который она преподает, часто бывает не понят.

Нельсон был выдающимся человеком, у которого созрел хитроумный план. Он провернул превосходный трюк и выиграл неравный бой. Так гласит история… Однако то, что помогло Нельсону победить, было чем-то большим, чем просто сюрпризом. Семена этой победы были посеяны еще задолго до того, как Нельсон обдумал свой план и велел каждому из своих людей «поставить корабль в непосредственной близости от корабля противника».

На самом деле маневр Нельсона не был чем-то оригинальным. Та же стратегия использовалась множество раз и неоднократно приводила к огромным успехам, и британский флот не был исключением. Тактика Нельсона не была новой, поскольку ее применяли и другие великие адмиралы еще до него, однако его новшество заключалось в стиле управления, а также в культуре, которую он развил внутри своего подразделения.

В самом сердце этого подразделения Нельсон сформировал организационную культуру, которая поощряла личную инициативу и критическое мышление и была полной противоположностью простой стратегии исполнения команд. Как об этом говорил Николсон, «Нельсон создал рынок, но, как только он был создан, Нельсон стал зависим от чужой инициативы. Его капитанам необходимо было воспринимать себя предпринимателями в битве». Развитие такого рода «предпринимательства» занимало годы обучения и требовало многолетнего опыта, однако в качестве результата Нельсон получал уверенность в том, что его подразделение могло победоносно выйти из ситуации полного хаоса. Николсон сделал вывод, что «у британцев было больше культурное, нежели техническое преимущество, и они полагались на такое понятие, как «команда братьев»». Маневр, который тогда провернул Нельсон, был умен, но это было лишь верхушкой айсберга, а настоящая магия была скрыта под водой.

В основе его успеха лежало спокойное, методичное воспитание в своих людях готовности и способности адаптироваться. Если говорить об организациях, то здесь существует критическая взаимосвязь между стратегией и реальной победой: тема, которую не могут освоить догматичные теоретики, является важнейшей областью, в которой рождаются настоящие лидеры. Подлинный гений Нельсона заключался не в хитром маневре, с которым он вошел в историю, а в годах инновационного руководства, которое он осуществлял до совершения данного маневра.

Сдерживающий фактор

В 2004 г. я читал о Нельсоне, однако чувствовал себя как тот самый несчастный французский адмирал Вильнев после часа или около того в битве. АКИ создала хаос и застала нас врасплох. Более того, она в последующих боях действовала слаженно, а мы же со всей нашей превосходящей огневой мощью не были способны применить ее настолько эффективно, чтобы выиграть схватку.

У нас было все: люди, оружие, планы, боеприпасы, медицинские принадлежности. Однако система, связывавшая эти элементы в одно целое и направлявшая их на врагов, должна быть схожа с той, что использовали те самые корабли в ряд, и был необходим адмирал, который мог видеть все, чтобы эффективно управлять этой системой. В военной среде, где все любят сокращения, есть специальный термин, обозначающий элемент в ситуации, который тебя ограничивает, – limfac (сдерживающий фактор). Когда мы смотрели на обгоревшие останки на водоочистительной станции в Эль Амеле, на сети, окутавшие наши доски, а также на новую среду, которая нас окружала, то начали осознавать, что наша огневая мощь и наследие подводили нас, и не потому, что мы прикладывали мало усилий или не разработали достаточно грамотную тактику, а потому, что что-то было не так внутри нашей организационной структуры. Мы были выдающейся для ХХ в. организацией, но в XXI в. от нас было мало толку. Мы поняли, что из всех неожиданных и наиболее очевидных вещей конкретно наш сдерживающий фактор находился в рутинном искусстве управления.

• Аль-Каида в Ираке (АКИ), с которой воевало наше Оперативное подразделение в 2004 г., издалека выглядела как обычная повстанческая армия. Однако внутри себя она действовала неизвестным нам доселе образом. Вместо традиционной иерархии она приняла форму рассредоточенной сети, которая была необычайно эффективна по сравнению с нашим объективно более квалифицированным подразделением.

• Неклассическая структура АКИ позволяла ей развиваться в среде, кардинально отличавшейся от той, с которой мы обычно сталкивались: XXI в. имеет большее количество связей, более быстрый темп и меньшее количество возможностей предугадать его, нежели предыдущие эпохи. Несмотря на то, что мы столкнулись с этими переменами на поле боя, простые изменения захватывали почти все сферы деятельности общества.

• Нам было необходимо меняться, чтобы победить. Удивительно, что изменения касались скорее не тактики или новой технологии, а внутренней структуры и культуры нашего подразделения. Другими словами, они касались нашего подхода к управлению.

Глава 2
Часовой механизм

Боевой парашютный десант – это сложное и опасное мероприятие. Для того, чтобы сбросить батальон из 600 человек, относящийся к 82-й Воздушно-штурмовой дивизии в полной тьме в район высадки, необходимо сложное планирование и отлаженная координация. Сначала людей необходимо собрать на летном поле и разместить в 12 транспортных самолетов С-17, которые уже должны быть наготове (шесть – для людей, шесть – для тяжелой техники). Парашютисты, которые в последний момент прошли переподготовку, надевают парашюты и, отягощенные своим тяжелым обмундированием, в четкой последовательности входят в самолеты. Подчиненные команды и отряды распределялись по самолетам таким образом, чтобы они, когда достигнут точки высадки, смогли выпрыгнуть в синхронизированной последовательности, что даст им шанс приземлиться неподалеку от своих сослуживцев и техники. Парашютисты, комплекты боеприпасов, а также транспорт, который выбрасывается «тяжелым» методом на поддонах под огромными парашютами, промаркированы, чтобы их можно было легко найти в темноте.

Это знакомый процесс для солдат. Они тратят тысячи часов на обучение, придавая особое значение точности и согласованности, чтобы иметь возможность в ходе боевых действий за как можно более короткое время собраться на земле, отбить атаку врага и достичь своей цели. Они методично следуют приказам. Тем не менее парашютистов снова и снова разбрасывает по местности, они лишаются транспорта и боеприпасов, и им приходится организовываться в LGOP (небольшие группы десантников), которые выполняют миссию настолько хорошо, насколько только могут. Даже когда батальоны парашютистов приземляются вместе, они все еще остаются изолированными на вражеской территории, им недоступна такая роскошь, как подкрепление, которое может прийти незамедлительно, и, кроме того, они в большей или меньшей степени ограничены в объеме груза, который могут взять с собой. Для того, чтобы у них был хоть какой-то шанс на успех, им необходимо взять как можно больше из того, что есть: они должны быть абсолютно эффективными.

Воздушный десант предлагает рассмотреть микрокосм парадокса, присущего военным операциям. Погоня за возможностью прогнозировать (схематичные инструкции, педантичная стандартизация, а также постоянная концентрация на эффективности) является основной в борьбе армии с хаосом, который всегда ставит под угрозу военные операции. Исторически это стремление к порядку делает огромные успехи. Однако в 2004 г. мы стали понимать, что просто эффективности недостаточно. Если посмотреть на происхождение этой доктрины, то становится понятно, почему она была эффективна для борьбы с угрозами в ХХ в., но оказалась несовершенной для борьбы со связанным в сеть беспределом в XXI в.

В течение всего времени, сколько существуют войны, военные теоретики стремились свести все практические знания в набор принципов. Сунь Цзы, Макиавелли, Наполеон, а также Клаузевиц, наряду с тысячами менее известных людей, вложили в это свои силы. Поскольку общепринятой «теории всего» не было, мои преподаватели из Военной академии США постоянно подчеркивали важность набора общепринятых принципов. Один из наиболее основательных принципов гласил, что командиры должны фокусировать эффект от превосходящей силы в нужном месте и в нужное время.

Сосредоточение военной силы обычно означало концентрацию войск в определенных группах, которые обеспечили бы слаженность действий при пробитии бреши в обороне, сформированной по тому же принципу армии врага с помощью палки, копья, меча, винтовки или пушки. При нормальных условиях побеждала та сторона, которая могла выстоять. Жесткая дисциплина, постоянно проводимые тренировки готовили солдат к тому, что они должны устоять или выполнять маневры под градом стрел, при кавалерийском штурме или под шквальным огнем из винтовок. Строевые уставы стали Библией, а плац – Святой землей.

Римская армия применяла подход с применением обучения порядку, как и десантники при высадке, и этот подход был эффективен. Дисциплина и непрерывные тренировки были частью жизни в легионах. Иосиф Флавий, который был солдатом и стал историком, описывал обучение вримской армии как «бескровные битвы», а их успешные сражения – как «кровавые упражнения».

Строгие правила управляли каждым действием, совершаемым римскими солдатами, включая постройку их домов. Неважно, был ли это временный лагерь или постоянное фортификационное сооружение на дальних рубежах империи, все шло по одному и тому же плану. У каждого было особое задание, и у каждой палатки было свое место. Стандартизация позволила римлянам быстро и эффективно выстраивать оборону лагеря. Солдаты могли перемещаться между подразделениями и принимать участие в стратегии без нарушения отлаженного рабочего процесса. В лагерь или форт могли прибыть гонцы и без промедления узнать, где можно найти командира. Самым важным является то, что в хаосе и беспорядке при атаке врага защитники могли быстро и эффективно самоорганизоваться.

Зимой 1778 г. одетая в лохмотья армия Джорджа Вашингтона буквально переродилась благодаря тому, что ее солдаты сфокусировались на дисциплине и единообразии. Фридрих Вильгельм Августин Герхард Фердинанд фон Штойбен (также именуемый бароном фон Штойбеном), простой офицер родом из Пруссии, присоединившийся к войскам в Вэлли-Фордж, ввел программу обучения, которая имела своей целью изменение эффективности и показателей оперативности только что созданной Континентальной армии.

Для достижения эффективности и предсказуемости армии целенаправленно пытались одеть, выучить и дисциплинировать людей, чтобы они стали взаимозаменяемыми частями военной машины. Начало было положено с добровольного приема на военную службу, призыва, а иногда даже насильственной вербовки в войска, солдат причесывали и оснащали снаряжением, чтобы они выглядели как можно более похожими друг на друга. Форма не только позволяла легко распознать «своего» на поле боя, но и влияла на поведение. Фридрих Великий прикрепил к рукавам форменных бушлатов бесполезные пуговицы, чтобы солдаты не вытирали ими носы. Сегодняшняя форма помогает держать осанку. Еще более тонко она помогает привить лояльность, гордость, а также единение, которые являются основными частями «превращения обычного человека в солдата».

Когда я, будучи молодым капитаном, вступил в десантно-диверсионный полк, тот типовой порядок действий (ТПД), которому я следовал, был до смешного детализирован. В моем рюкзаке должно было находиться точно такое же снаряжение, как и в рюкзаке любого другого десантника, и это снаряжение должно лежать точно в том же кармане, что и у другого. Сложенная саперная лопатка крепилась к левой стороне и должна была быть связана с парашютным шнуром, к которому она крепилась определенного вида узлами. Несоблюдение ТПД влекло за собой наказание, и иногда этим наказанием был двадцатимильный марш-бросок с правильно уложенным снаряжением.

Эта чрезмерная суровость могла показаться глупой. Это, конечно, соответствовало термину «военная дисциплина», который в данном контексте становился эвфемизмом для любой необоснованной задачи по слому индивидуальности. Однако большинство этих предписаний были действительно необходимы. Под огнем и часто в темноте десантникам необходимо было в считанные секунды находить у себя воду, бинты и боеприпасы. Правильно запакованная сумка могла спасти жизнь. Когда исполнитель специальной операции выпрыгивает из транспортника С-130 на высоте 12 тыс. футов над землей, очень важно, чтобы его парашют был упакован в определенной последовательности, с огромным вниманием к деталям.

Так же, как и изучение арифметики, начинающееся с простого сложения, механизированная привередливость, обеспечивающая уверенность в том, что все парашютные стропы находятся на своих местах, начинается временами с чрезмерного внимания к мелочам, таким как узлы, к которым крепятся саперные лопатки. Большинство задач (как запаковать сумку, совершить прыжок или очистить местность от врагов) изучались, а результаты исследований проверялись, после чего практиковались тысячами мужчин и женщин. Стандартизация и единообразность позволили армейским руководителям и планировщикам привнести некое подобие предсказуемости и порядка в такую сумасшедшую среду, как война. Такие стандарты стали намного важнее, когда армия выросла в размере. А в масштабе Вооруженных сил США стандартизация является просто необходимостью.

Ставки для военных организаций особенно высоки (выигранные или проигранные войны, живые или мертвые люди), однако гражданские организации также ломают голову над базовыми вопросами индивидуальности, стандартизации и предсказуемости результатов. Отдельные компании и целые экономические системы зависят от знания руководителя, каким образом можно наиболее эффективно управлять процессами, чтобы достичь успеха. Если вооруженные силы развивали такие процедуры еще со времен Спарты, то иерархическое, строго предопределенное, «научное» управление поведением в гражданском секторе по большей части является детищем одного из квакеров, жившего в XIX в., Фредерика Уинслоу Тейлора. Его влияние на то, как мы делаем те или иные вещи (от основания корпораций до размещения кухонных приборов) – глубокое и остро ощущаемое. Для нашего Оперативного подразделения, а также для других амбициозных начинаний XXI в. наследие идей Тейлора является как частью решения, так и частью проблемы.

Идеальный шаг

То, что в 1900 г. на Всемирной выставке в Париже представил 44-летний Тейлор, было настолько прекрасно, что это вдохновило людей посвящать его видению свои жизни. В маленькой палатке на окраине известной на весь мир выставки он воссоздал часть стального производства, на котором работал и которое находилось в 3600 милях, в Бетлехеме, штат Пенсильвания. Эта конструкция была полностью оснащена токарными станками, и там трудились несколько рабочих, которые старательно штамповали металлическую стружку. Для аудитории выставки того времени скорость, с которой работала его система, была не чем иным, как волшебством: нормой тогда было девять футов стали в минуту, а система Тейлора производила 50.

Промышленное производство в те годы было привлекательным, и то, что представил Тейлор, было сродни демонстрации Стивом Джобсом первого iPhone.

Люди съезжались со всей Европы и тратили часы, стоя в очереди к палатке Тейлора, прежде чем удостоиться чести в течение нескольких минут посмотреть на его систему. Французский металлург Анри Луи Ле Шателье писал: «Никто сначала не верил в невероятные результаты. Однако нам пришлось поверить собственным глазам». Британский инженер сравнил прорыв Тейлора с открытием электричества. Видный инженер-проектировщик назвал эту демонстрацию не чем иным, как «вехой в истории человечества».

Так что же он создал? Новый токарный станок? Или, может, он открыл новый способ нагревания или охлаждения металла? Гениальность творения Тейлора была не в технологии, поскольку его станки были похожи на те, что использовались другими компаниями. Его гений состоял в планомерности процедур, планомерности, схожей со сложным исполнением десантной высадки. Проведя серию экспериментов, Тейлор определил оптимальную температуру, при которой необходимо резать стружку, оптимальное расстояние между оператором станка и используемым инструментом, оптимальный способ охлаждения станка водой, а также оптимальную скорость лент встроенного конвейера. Если это все совместить, то не теряется ни время, ни человеческая продуктивность, ни унция материала.

Тейлор производил больше, быстрее и с меньшими потерями. Он не был инженером по профессии, но был оптимизатором по натуре. Друг детства заметил, что еще будучи ребенком Тейлор гулял по городу и «старался обнаружить тот шаг, который покрывал бы наибольшее расстояние с наименьшими затратами энергии, или самый простой способ перепрыгнуть через забор, а также правильную длину и пропорции ходьбы». Этот склад ума, примененный к вопросам организации людей, создал самую влиятельную стратегию управления во всей истории.

В возрасте 17 лет Тейлор оставил Гарвард, чтобы работать на фабрике. Интеллектуально одаренный ребенок из хорошей семьи, он посещал школу-интернат в Академии Филлипса в Эксетере, где полностью посвятил себя учебе и стал первым учеником в классе. Перспективная карьера в сфере права и дорога по стопам отца были неизбежны, особенно после зачисления в университет уже в начале выпускного класса. Однако тогда его родители, которые слепо любили его, из-за случавшихся у него головных болей и ухудшающегося зрения посчитали, что он страдает от «излишней учебы». (А может, он просто был дальновидным?) Поэтому в конце 1874 г. он отчислился из интерната и вернулся в свой тихий дом в Пенсильвании. После нескольких месяцев безделья Тейлор заскучал по чему-то (чему угодно), что могло бы его занять. Он записался на обучение в небольшую компанию Enterprise Hydraulic Works, находившуюся в центре Филадельфии и занимавшуюся изготовлением паровых насосов и гидравлических устройств.

Здесь Тейлор буквально влюбился в эту постоянную суматоху, присущую производству. Он впервые узнал людей, которые зарабатывали деньги, работая руками. Он понял, как изготавливались все те хитрые приспособления, которыми был наполнен их дом, понял, какой была жизнь в производственному цеху, и даже пытался сквернословить (очень неуклюже и по любому поводу). Сфера, в которой он вращался, быстро свела на нет его успехи в изучении Цицерона и Джорджа Фокса, однако Тейлор мог сказать, что производство меняло мир. Позже он писал, что те шесть месяцев, которые он провел на производстве, представляли собой «наиболее ценную часть образования».

Тейлор был поражен контрастом между научной точностью машин в цеху и абсолютно антинаучными процессами, которые соединяли людей с этими прекрасными устройствами. Несмотря на то, что промышленная революция возвестила о приходе новой эры технологии, структуры управления, которые удерживали все, не изменились со времен ремесленников, небольших мастерских и гильдий: знания были по большей части общим правилом, они приобретались с помощью различных уловок, которые потихоньку нарабатывали начинающие ремесленники в ходе долгого процесса обучения. Ветеран-станочник писал, что «слесари обычно не очень-то делились нужной информацией. Однажды кто-то может дать тебе хороший совет, однако это скорее исключение, нежели правило».

Когда Тейлор пришел на работу в свой первый день, бригадир сунул ему под нос неразмеченную линейку, положил на нее палец и потребовал, чтобы Тейлор назвал ему точную длину. «Полезный трюк, – подумал Тейлор, – но почему бы просто не разметить линейку?» При формовке стального резца Тейлор научился нагревать металл и вбивать его в точку в форме бриллианта. Но почему именно эта форма? Этому не было никакого объяснения. «Это было традицией, – писал он. – У нее не было научного обоснования». У каждого работника была своя система заколачивания, плавления, закалки, рабочего времени, перекуров и т. д. И каждая из таких систем, по мнению того, кто их придумывал, была гораздо лучше, чем у коллег. Но, поскольку никто не мог сравнить результаты, каждый мог работать, веря в то, что именно его система лучшая. «Они не могли быть правы все, – думал Тейлор, – поскольку должен быть самый лучший способ»^[3].

Хотя Тейлор утверждал, что стал «положительно оценивать и уважать обычную рабочую механику и восхищаться ею», у него также появилось интеллектуальное отвращение к небрежной интуитивной природе труда простых рабочих. Он пришел к выводу, что их протекционизм относительно отраслевых знаний делал невозможным раскрытие всего потенциала развития эффективности в их отрасли производства. Технологии уже ушли вперед, и управление в данном случае стало сдерживающим фактором.

На своем следующем рабочем месте, в Midvale Steel Works, он был начальником цеха. Везде, куда ни глянуть, он видел слабину, которую можно было затянуть, смазку, которой можно использовать меньше, секунды, которые можно сэкономить на несовершенных процессах.

Убежденный в том, что люди могут делать больше, он поднял минимальную норму выработки. В ответ на это работники, которые считали его надменным выскочкой, остановили станки и вышли на забастовку. Тейлор же заставил их заплатить за ремонт, уменьшил им зарплату и уволил.

После двух лет борьбы, которую Тейлор позже назвал самой печальной в своей жизни, к нему пришло озарение: ему нужно было не заставлять их работать больше, а показать, как это можно сделать. Он с большим рвением стал изучать практики, которые с течением времени стали основными правилами. Он хотел найти тот «самый лучший способ» выточки стали, доказать, что его метод гораздо продуктивнее остальных, и затем сделать так, чтобы все пользовались именно им. Таким образом, начался период экспериментов, который изменил рабочую сферу на десятки лет.

Часовой механизм

Вооруженный ручкой, учетным журналом и секундомером, Тейлор стоял над душой у рабочих в цеху, замеряя время, за которое совершается каждое действие, поправлял их и замерял снова. Он нанял ассистента, чтобы тот записывал продолжительность каждого из вариантов любого действия. Стараясь производить свои эксперименты по оптимизации с использованием наиболее «научного» подхода из всех возможных, он следовал наиболее редукционистским импульсам классических механиков, прерывая работу для изучения самых незначительных мелочей. Он анализировал фабричный труд, используя те же интеллектуальные инструменты, что и Исаак Ньютон, чтобы подвергнуть деконструкции и понять силы, которые действуют в физическом мире. В случае с рабочими в Midvale это была серия определенных движений, которые он измерял, сравнивал, а затем перестраивал, рассчитывая, как наиболее быстро произвести каждое действие. Небольшие успехи в оптимизации каждой мелочи слились воедино, чтобы способствовать существенному увеличению эффективности.

ВОДИТЕЛЬ ЕЩЕ РАЗ ПРОИЗНЕС МОЛИТВУ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ НАЖАТЬ НА КНОПКУ ДЕТОНАТОРА.

Основываясь на своих открытиях, Тейлор сделал карточки с нормативными инструкциями: вместо того чтобы давать рабочим задачу «обработать колесо», рабочим давалась задача:

Поставить колесо на машину, готовую к повороту.

Подрезать торец передней кромки начерно.

Подрезать торец передней кромки начисто.

Расточить передний край начерно.

Расточить передний край начисто.

Для каждого из этих движений были свои временные пределы.

Хотя точка зрения «самого лучшего способа» применялась теперь повсеместно, в то же время методы, которыми пользовались рабочие, были частью его искусства: они могли изменяться, могли быть строго привязаны к тому или иному человеку, а также могли являться вопросом гордости. Люди, которые считали себя опытными рабочими, теперь стали винтиками в огромной машине, и для них это было сродни понижению статуса. Поэтому они вышли на забастовку и вскоре были уволены. В петиции против «унизительной» системы Тейлора рабочие писали, что «любой, над кем стоят с секундомером, должен отказываться от выполнения работы». К несчастью для работников, забастовка не возымела того эффекта, который могла бы возыметь несколькими годами ранее: система Тейлора (после того как была исследована, оценена и оформлена) сводила все к тому, что их рабочий опыт становился лишь простыми шагами, которые могли быть выполнены кем угодно. Он мог найти новых работников, которые стали бы сотрудничать с ним, и при сильном расширении производства, обусловленном применением его эффективной системы, он смог бы платить им больше. Тейлор не боялся увольнения рабочих; он увольнял любого, кто не мог более держать темп, который он рассчитал и который считался дневной нормой при нормальной работе.

Методы Тейлора были жестокими, однако результаты для владельцев компаний были неоспоримыми. Стоимость переборки котлов снизилась с 62 долларов (сейчас это около 2000 долларов) до 11; обработка колеса могла производиться всего за одну пятую того времени, которое затрачивалось на это ранее; теперь работу могли выполнять всего 1200 человек, вместо 2000, которых нанимали в любых других компаниях.

Данные оправдывали веру Тейлора в несоответствие возможностей технологий и способа производства, который применяли организации, а также подтверждали наличие огромного потенциала для повышения производительности через строгую редукционистскую оптимизацию и стандартизацию. Он все больше и больше измерял, борясь с задержками поставок материалов и неэффективностью работы машин. Физическая планировка помещения, нюансы подметания пола, методы отдачи приказов, а также протоколы возврата, все это попадало в его авторитарную риторику, в которой и были написаны его карточки с инструкциями. С той же точностью, с которой закрепляется головка шпинделя, он нашел оптимальное решение для каждой мелочи и небольшого отклонения в производственных процессах на рабочем месте, убирая доли секунды здесь и экономя центы доллара там.

В небольшом цеху такая экономия могла показаться незначительной, из-за чего в ход вступало общее правило, и навязчивое руководство здесь было бы контрпродуктивно. Однако в масштабе промышленного производства, где такие достижения умножались на сотни идентичных машин и тысячи рабочих, небольшая экономия обусловливала значительный прирост продуктивности и прибыли.

К 1890 г. Midvale стал лидером в производстве, и Тейлор начал исследовать, насколько широк потенциал «научного формирования рабочего места». Старания Тейлора хорошо соответствовали современной на тот момент научной мысли, на которую повлияла элегантная простота мыслителей прошлого времени, таких как Ньютон и так называемый французский Ньютон – Пьер-Симон Лаплас. В то время наукой управляло течение детерминизма – идея о том, что любое начальное состояние имеет только один неизбежный результат: мяч, брошенный с определенной скоростью, будет иметь определенную траекторию, так же, как планета на орбите. На протяжении всего XIX в. явление, когда-то описанное как промысел Божий, подпало под человеческое освоение. Это было видение Вселенной как «часового механизма», в котором все законы соотносятся друг с другом, а все причины и следствия можно предугадать. Если вы знаете правила и входные данные, то можете предугадать, а иногда даже изменить результат. Вызов состоял в том, чтобы понять, как работает механизм, и полностью разобраться во взаимодействии всех его деталей.

Тейлор создал производство, работающее как часы, систематически убирая варианты, изучая весь рабочий процесс, пока полностью не понял его, доведя до пиковой эффективности и обеспечив масштабное выполнение всех точных регламентов. Он мог контролировать, потому что способен был изучать и прогнозировать. Он назвал свою доктрину «научным стилем управления».

Тейлор стал первым в мире совершенным специалистом по управлению. На целлюлозно-бумажном комбинате в Висконсине ему сказали, что к варке целлюлозы и ее сушке нельзя подойти с научной точки зрения и упростить процесс. Он ввел свою систему, и материальные расходы упали с 75 до 35 долларов за тонну, а расходы на заработную плату – с 30 долларов за тонну до 8 долларов. На заводе по изготовлению шариковых подшипников он экспериментировал со всем подряд, начиная с уровней освещения до продолжительности перерыва на отдых, что привело к увеличению количества продукции и улучшению ее качества при сокращении штата рабочих со 135 человек до 35. На чугунном заводе он поднял уровень выработки на одного рабочего с 12,5 до 47 тонн стали в день и сократил штат с 600 до 140 человек.

К тому времени, когда Тейлор построил в Париже выставочный павильон, в котором показал миру, каким образом компания Bethlehem Steel могла производить 50 футов металла в минуту, доктрина, которую он разработал для того, чтобы закончить борьбу с рабочими в цеху в Midvale, стала чем-то вроде проповеди для дальновидных промышленников.

«Мы платим другим людям за то, чтобы они думали»

Идеи Тейлора стали распространяться от компании к компании, от одной промышленной сферы к другой и от синих воротничков к белым (был единственный лучший способ вставить бумагу в печатную машинку, лучший способ сидения за столом, а также лучший способ скрепления листов бумаги). Эти идеи просочились и в правительственные коридоры. Его философия замещения интуиции человека, выполняющего работу, продуктивностью, обусловленной редукционистскими взглядами, развитыми отдельной группой людей, наметила новые средства организации человеческих стремлений. Она стала второй половиной технических успехов промышленной инженерии.

Успех Тейлора представлял собой своеобразное закрепление «менеджмента» как дисциплины. До этого же руководящие должности были наградой за долгие годы службы, и отличались они более высокой зарплатой и менее интенсивным трудом. Главной функцией руководителя было следить за тем, чтобы все соответствовало рабочему распорядку и морали. Однако, согласно формулировке Тейлора, руководители становились как исследователями, так и архитекторами эффективности.

Эта формулировка очертила четкую грань между мыслью и действием: руководители обдумывали и планировали, а работники исполняли. От рабочих больше не ожидали того, что они будут понимать, как или почему работает то или иное. На самом деле руководители поняли, что обучать их этому или платить им премию за их профессионализм – лишнее. На целлюлозно-бумажном комбинате Тейлор столкнулся с системой, при которой работники предоставляли химику образцы жидкости из варочного котла через равные промежутки времени. Тейлор заменил химика на набор пробирок, заполненных жидкостью из варочного котла в нескольких стандартных вариациях. Работникам просто нужно было определить, какая из пробирок наиболее соответствовала образцу, и действовать исходя из этого. Как результат, дорогого, квалифицированного работника можно было заменить дешевым, необученным подростком. Разработав невероятно точные инструкции и напечатав несколько графиков, Тейлор снова смог позволить себе уволить дорогих работников, которые десятилетиями накапливали опыт, и заменить их молодыми, которые были абсолютно лояльны к централизованно разработанному процессу.

Тейлор говорил рабочим: «Вы здесь нужны, потому что вы сильны и способны выполнять механическую работу. Мы платим другим людям за то, чтобы они думали». В книге «Принципы научного менеджмента», которая впоследствии стала своеобразной Библией его движения, он называл рабочих идиотами, насмехаясь над их языком, и описывал их как «ментально пассивную массу». В одном из отрывков он писал:

[Рабочий] должен быть настолько глупым и настолько флегматичным, чтобы по своему складу ума больше походить на быка, нежели на кого-то еще. Рабочий, который лучше всего подходит для того, чтобы переносить чугунные болванки, не способен понять настоящую науку выполнения работы такого класса. Он настолько недалек, что словосочетание «процентное соотношение» для него не несет в себе никакого смысла, поэтому он должен быть обучен работе в соответствии с правилами данной науки человеком более умным, чем он сам, прежде чем добьется успеха.

Утверждение Тейлора оскорбительно и некорректно, однако он был прав, отметив, что многие люди работают неэффективно, а небольшая неэффективность, умноженная на масштаб производства, сокращает производительность. Мир стал значительно сложнее со времен обучения ремеслу и появления небольших семейных предприятий. Уровень сложности прошел ту точку, после которой местечковая импровизация и интуиция уже не смогли поддерживать значительность производственных проектов. Объем и сложность процессов производства развились до той точки, где для того, чтобы убедиться в том, что все части пазла сложились эффективно и экономно, уже были необходимы планировщики и координаторы. Рост руководителей в тех людей, чьей задачей являлось думать (и понижение работников до уровня средств исполнения задачи), казался естественно идущим процессом.

Редукционизм лег в основу этой погони за эффективностью. Подход Тейлора разобрал работу на самые простые ее элементы: укладывание кирпичей стало серией из пяти определенных движений, а обработка колеса – последовательностью из 12. Только руководителям (планировщикам и координаторам) необходимо было понимать, как это все работает. Такая система приспособила выгоды от абсолютной специализации, за которую столетиями ранее ратовали в своих произведениях Адам Смит и Давид Рикардо. Известный на весь мир сборочный конвейер Генри Форда, который в 1913 г. сократил время производства автомобиля с нескольких дней до 93 минут благодаря разделению процесса сборки на несколько определенных этапов, был естественным продолжением мысли Тейлора^[4].

Военные стратеги опирались на многие из стратегий Тейлора (разделение процессов планирования и исполнения, стандартизация, а также акцент на эффективность) еще задолго до его рождения. Однако идеи Тейлора вдохновили многих военачальников на поиск новых способов создания более эффективных вооруженных сил. Незадолго до Первой мировой войны европейские армии разрабатывали сложные планы мобилизации и размещения своих огромных подразделений, которые строились на четко спланированных по времени перемещениях, которые можно было отследить. Главные стратеги, планировавшие все в духе редукционизма, превратили наступление в определенное количество футов и дюймов, на которые должна продвигаться каждая команда за час. Те, кто находился ниже в цепи командования, должны были получать приказы, похожие на инструкции в карточках Тейлора. Историк А. Дж. П. Тейлор назвал этот подход фразой, которая впоследствии стала крылатой: «война по расписанию».

Когда Америка вступила в Первую мировую войну, страна обратилась к редукционистским системам, чтобы увеличить производство стрелкового оружия, бомб, а также обучение новичков в армии до беспрецедентных масштабов. Историк Самюел Хабер писал: «эффективность стала патриотическим долгом. Борьба Тейлора за непрерывное производство разумна». Когда всего 20 лет спустя началась Вторая мировая война, редукционистские системы заставили необразованных испольщиков за несколько месяцев стать сварщиками и кораблестроителями. Год спустя после атаки на Перл-Харбор американский «демократический арсенал» производил военную технику (включая корабль SS Frederick W. Taylor водоизмещением в 7000 тонн) в масштабах, которые потрясли мир. К 1945 г. американские фабрики выпустили 310 тыс. самолетов, 124 тыс. кораблей, 60 973 танка (против 19 326 у Германии) и умопомрачительное количество грузовиков, винтовок, униформы и боеприпасов. Питер Друкер, светило в области современного менеджмента, говорил, что без инноваций, введенных Тейлором, Америке не удалось бы выйти победителем в войне с нацизмом.

Для Тейлора эффективность была чем-то большим, нежели просто набор бизнес-практик: это была «ментальная революция», которую он применил к мирскому (он упорно экспериментировал над тем, как наиболее эффективно приготовить яичницу), к чему-то обыденному (он был заядлым игроком в теннис и потратил годы на то, чтобы выбрать оптимальный угол ракетки, после чего выиграл отборочные игры на Открытый чемпионат США), а также к геополитике. По его словам, те же принципы [научного подхода к управлению] могут также применяться ко всем социальным сферам: к управлению домашним хозяйством, фермами, бизнесом наших ремесленников (как крупным, так и мелким), нашими церквами, благотворительными учреждениями, университетами, а также государственными органами.

Как на внутреннем фронте, так и на войне, государство принимало активное участие в продвижении идей Тейлора. В 1910 г., когда группа влиятельных железнодорожных компаний обратилась к государству с просьбой поднять процентную ставку, Верховный суд постановил, что в этом нет необходимости: если железнодорожные компании возьмут на вооружение идеи Тейлора относительно научного подхода к управлению, они смогут экономить до 1 млн долларов в день, а это больше, чем они получили бы от увеличения процентной ставки. Адвокат, который представлял в деле интересы «потребителя», Луис Брандейс (его позже назначили в Верховный суд), писал: «Из всех социальных и экономических движений, с которыми я когда-либо был связан, ничто не могло, по моему мнению, сравниться с [научным подходом к управлению] в важности и оптимизме».

Историк Гленн Портер говорил: «Научный подход к управлению нацепил на себя одеяния эдакой нецерковной религии. Тейлор был Мессией, а его последователи, которые распространили его Слово, были (и есть) его “адептами”». В 1910-х гг. эти адепты проникли на фабрики, комбинаты и заводы по всей Америка, ознаменовав собой приход новой эры хорошо спланированной оптимизации. Роберт Кент писал: «Ни одна группа крестоносцев не смогла бы бороться с большей энергией, большей верой, чем люди в этом движении, которые в то далекое время сражались за научный подход к управлению».

Эти служители сократили все области до аккуратных наборов «научных принципов». Ученые-социологи Лютер Гулик и Линделл Урвик определили, что ответственность государственного руководства заключается в планировании, организации, управлении персоналом, координации, отчетности и составлении бюджета.

Тейлор же предлагал свои идеи как всеобщую панацею. «Мне кажется, – писал он, – что наилучшей мерой совершенства, которого добился человек в масштабе цивилизации, является его продуктивность». Он верил, что его «ментальная революция» приведет к замене войны миром, борьбы и противостояния здоровым дружеским сотрудничеством, движения в разных направлениях движением в одном; в то, что она поспособствует замене подозрительности взаимным доверием, а также становлению дружбы, но не вражды.

Биограф и историк Роберт Канигел писал, что «к концу 1920-х гг. могло показаться, что надо всем современным обществом господствовала одна-единственная идея относительно управления: траты – это плохо, эффективность – величайший дар, и избежать одного, достигнув другого, – это лучший подход, внедрение которого – работа экспертов». Журналист Ида Тарбелл же сказала следующее: «Никто в истории американской промышленности не внес большего вклада в истинное сотрудничество и построение справедливых человеческих отношений, чем Фредерик Уинслоу Тейлор. Он – один из нескольких креативных гениев нашего времени».

Десятилетия спустя звезда Тейлора потухла. Его отношение к рабочим стало открыто порицаться, как и его концепция личности как деталей одной системы, которой необходимо управлять. В 1960-х гг. «Теория Х» и «Теория Y» профессора МТИ (Массачусетский технологический институт. – Примеч. ред.) Дугласа МакГрегора, которые касались управления человеческими ресурсами, предлагали известную критику принципов, обозначенных Тейлором: с точки зрения МакГрегора, подход Тейлора (теория Х) рассматривал людей как абсолютно ленивых существ, которые требуют финансового поощрения и за которыми нужно неустанно наблюдать, иначе они перестанут работать, тогда как собственный подход МакГрегора (теория Y) рассматривал людей как существ, способных к самомотивации и самоконтролю, и стоял за то, что руководители достигнут больших результатов, если будут относиться к своим подчиненным с уважением.

Так или иначе, фундаментальное убеждение Тейлора (что эффективное предприятие создается только благодаря направлению всей работы на повышение эффективности и что задачей руководителя является разобрать все процессы на мелкие детали и найти единственный «лучший способ») все еще практически нельзя оспорить. Вопрос отношения к труду – это спор о применении необходимых средств для достижения определенного результата. Сегодня мы, возможно, уже отступаем от серьезных последствий, вызванных механизированными войнами и попытками автоматизации сборочных линий, однако принципы, поддерживающие данные системы, все еще действуют в организациях всех мастей, а точнее, в их подходах к управлению и руководству. Мы все еще верим в то, что найдем единственный лучший способ того, как делать те или иные вещи. Мы все еще воспринимаем руководителей организаций как планировщиков, синхронизаторов и координаторов, как эдаких шахматных стратегов, которые в ответе за прогнозирование взаимосвязанного перемещения войск, внедрения маркетинговых инициатив или глобальных цепочек поставок.

Структуры наших организаций отражают этот идеал. Неважно, какой теорией вдохновлены органиграммы – теорией X («ленивые работники») или теорией Y («мотивированные работники»), в большинстве организаций, состоящих из множества людей, структура схожа: несколько специализированных вертикальных колонок (подразделения и отделы) и горизонтальные уровни, обозначающие уровни руководства с наиболее важными членами, которые без преувеличения находятся наверху. Это единственный уровень, который затрагивает все колонки. Мы представляем себе, что наверху находятся люди, которые принимают стратегические решения. Внизу же, как мы думаем, находятся люди, исполняющие принятое решение. Эффективность, сила и логика, которые мы склонны видеть в такой структуре, являются естественным продолжением отделения планирования от исполнения. Редукционизм положил начало современному стилю управления во всем, начиная с концепции лидерства до самой формы наших организаций.

Мы больше не говорим секретаршам, каким образом скреплять страницы документов, но мы читаем целые кучи онлайн-статей на тему «пять способов сделать свой день более эффективным» или «семь советов, как увеличить свою продуктивность». Мы верим в то, что сокращенная сумма этих «самых продуктивных» дней приведет к улучшению общего результата. Мы обожаем идею о «лучшем способе». Историки приписывают тейлоризму истоки развития современного сознания, реструктуризацию простого свободного времени в организованную систему отдыха, а также подход к управлению федеральной бюрократией, поборником которой была администрация Рейгана. Критик Кристофер Лаш утверждал, что тейлоризм стал своего рода «новым воплощением американской мечты».

Ученик Тейлора в 1940-х гг. утверждал, что, несмотря на все усилия, вложенные в их «крестовый поход», он и его коллеги «не могли и мечтать, что меньше чем за четверть века принципы научного подхода к управлению настолько сильно врастут в жизнь фабрик и заводов, что их будут принимать как должное, что заводы будут работать согласно принципам научного подхода к управлению, даже не осознавая этого, что так будут работать даже те заводы, которые вовсе не слышали о Тейлоре». Питер Друкер утверждал, что Тейлор больше, нежели Карл Маркс, заслуживает место в Пантеоне современного интеллектуального наследия, вместе с Дарвином и Фрейдом.

Тейлор изменил не только способ организации нашего мира, но и то, как мы думаем о способах решения той или иной проблемы. Историк Джереми Рифкин верит, что, «возможно, [Тейлор] повлиял на личную и общественную жизнь каждого человека, жившего в ХХ в., сильнее, чем любой другой человек».

Удивительная машина

Если бы можно было изъять Тейлора из череды событий предыдущего века, привезти в Ирак в этом веке и устроить ему экскурсию по нашему Оперативному подразделению, то он был бы рад увиденному. Оперативные подразделения вводятся в бой и выводятся из него, как часы. В ночь смены подразделений сотни людей прибывают на фронт, те, кого они заменяют, уезжают на следующий день, и все эти движения происходят без сокращения способности продолжить миссию. Вертолеты и другие летательные аппараты летают буквально до последней минуты, пока им не потребуется обслуживание, и бойцы возвращаются в Соединенные Штаты на том же транспортнике, который буквально за несколько часов до этого привез на поле боя другую команду на только что отремонтированных вертолетах. Пилоты пересаживаются из одной кабины в другую без промедления. Оружие и персональное снаряжение оперативников укомплектовано в четкой последовательности и стоит в коридоре между казармой и точкой отправки на миссию, что дает им возможность в любую минуту быть готовыми к отправке и создает общую площадь для пополнения припасов для всей команды. Все в нашей системе, от основного снаряжения до размещения принадлежностей каждого оперативника, буквально кричало об эффективности и точности. Это была, как мы часто говорили, «удивительная машина» – конвейер борьбы с терроризмом.

Педантичная синхронизация Вооруженных сил прошла долгий путь, прежде чем стать совершенной: примером может стать непростительный провал операции «Орлиный коготь» в 1980 г. Это была попытка спасти заложников, которых держали в посольстве США в Тегеране. На первом этапе мучительно сложной операции, когда нужно было добраться до заложников, которых удерживали в оккупированном посольстве уже на протяжении пяти месяцев, зачистить территорию и вытащить их, оперативников ждал провал. В отдаленной части иранской пустыни вертолет ВМС США, управляемый морским пилотом, столкнулся с самолетом ВВС США, который вез спецподразделение, что привело к провалу миссии еще до ее начала, поскольку это произошло за 200 миль от цели. Уже после Холлоуэйская комиссия, назначенная Объединенным комитетом начальников штабов с целью расследования причин провала операции, рекомендовала создать Объединенное оперативное подразделение для координации и планирования специальных операций, проводимых американцами. Это было похоже на взгляд «больше никогда». Нам нужно было новое руководство: новый уровень архитекторов процесса, которые могли бы действовать в духе редукционизма для обеспечения точной работы системы, как это было в цеху Тейлора в Midvale. Наше Оперативное подразделение, под командование которого попали различные виды войск, и стало этим результатом.

Когда в 2003 г. я принял командование, Оперативное подразделение было по уши втянуто во всемирную борьбу с терроризмом (GWOT). Операции охватывали Африку, Средний Восток, Переднюю Азию, однако самые большие силы были сконцентрированы в Ираке. После первого вторжения нашей главной задачей стало выслеживание бывших лидеров павшего режима Саддама Хусейна, которые стали известны благодаря раскрытой в марте 2003 г. «колоде карт» – коллекции карточек размером с обычную игральную, где были фотографии и имена 55 лидеров баасизма, которых было необходимо захватить.

Сначала все это казалось не представляющим никакой трудности: у нас практически не было проблем с тем, чтобы собрать пузатых, постоянно курящих людей, которые, возможно, были верными псами одиозного диктатора. Однако мятеж Заркави (а это уже другой вид угрозы) разрастался в размерах и семимильными шагами шел к совершенству. В 2003 г. еще не было понятно, что АКИ была, в первую очередь, агентурной сетью мятежников, однако грохот терактов уже чувствовался, как отдаленные раскаты грома в летний день: надвигался шторм. Наше планирование и редукционистская точность могли быть прекрасным организационным решением в XX в., но мы воевали уже в новой эре.

К ранней весне 2004 г. мы поняли, что в Ираке все будет иначе. Войска для проведения специальных операций были созданы, чтобы проводить уникальные с точки зрения профессионализма операции в небольших количествах, которые выполнялись с точностью рапиры в ходе четко спланированных рейдов. Эти операции стали основным символом эффективности, они выполнялись четко и должны были осуществляться нечасто. Однако из-за растущей сложности битвы стало ясно, что удивительная широта распространения и гибкость, присущая АКИ, повышали зависимость от уровня тактической гибкости, которую могли предоставить только Оперативные подразделения специального назначения. Достижение успеха в большой миссии в Ираке требовало от нас принятия на себя масштабной роли, а также беспрецедентно высокого темпа, которому не было конца.

Новым был не только масштаб битвы, но и инструменты. Развитие новых информационных технологий, высокоточного оружия, систем GPS и ночного видения и остальных продуктов технологического прогресса шло вперед одновременно с тем, как мы вели войну. Высаживаясь из замаскированных вертолетов, которые могли с ювелирной точностью обнаружить нужную крышу дома в море других строений, оперативники общались с пилотами, которые управляли беспилотниками, обеспечивавшими постоянный видеоконтроль, по гарнитурам, и после захвата цели собирали биометрические данные для подтверждения личности цели.

Процесс управления нашими операциями в Ираке был последовательностью действий, известной как F3EA (Find – Fix – Finish – Exploit – Analyze): обнаружить – закрепить – отработать – использовать – проанализировать. Эта концепция была простой и настолько же старой, как и сама война. Во-первых, цель необходимо было обнаружить, затем нужно закрепить ее позицию, чтобы было понятно, где она находится в конкретный момент времени, потом шла отработка цели, удаление угрозы с поля боя, и далее цель необходимо было использовать для получения разведывательных данных (обыск помещения, допрос захваченного человека) и, наконец, надлежит проанализировать данные разведки. После этого цикл начинался заново. Он происходил из похожих процессов наметки целей и принятия решений (таких как, например, петля OODA: наблюдай – ориентируй – решай – оценивай, ассоциирующаяся с пилотами истребителей), которые были необходимы для повышения эффективности операций путем постоянной оптимизации точки зрения на ситуацию.

Сначала нам было необходимо привыкнуть к темпу и масштабу этой битвы. Мы традиционно выполняли операции в довольно медленном темпе, нанося случайные, великолепно спланированные, хирургически точные удары, но теперь нам пришлось проводить операции практически каждый день, часто проводя несколько рейдов одновременно. Мы быстро набрали скорость. Этот тип работы не был чем-то фундаментально новым: то же самое, только в большем масштабе. Уже через несколько месяцев мы выстроили нашу «удивительную машину».

Однако былипредупреждающие знаки. Нас просили принять на себя новую роль, используя при этом неизвестное оборудование в среде, которую мы не полностью понимали^[5]. Будучи эффективными в таком масштабе, о котором те, кто бросил нам вызов, не могли и мечтать, мы начинали осознавать, что новый мир не просто начинал постепенно отличаться от старого, он начал отличаться настолько, что прежней эффективности можно было достичь, лишь разработав еще более сложный набор точных инструкций, которые давались бы сверху. Наша эффективная система давала нам крепкий фундамент, но не могла принести нам победу.

Этот новый мир требовал полной смены правил игры. Чтобы победить, нам необходимо было отвергнуть многие из уроков, которые преподнесли нам тысячелетия военной практики и целый век оптимизированной эффективности.

Уроки последней войны

В 1930 г. Франция начала создавать свою известную линию Мажино, которая была названа в честь военного министра и ветерана Первой мировой войны Анри Мажино. Как и миллионы его соотечественников, Мажино не понаслышке знал, что такое смерть, болезни и страдания в статичной позиционной войне. Как это сделала несколько десятков лет спустя Холлоуэйская комиссия, он применил тип мышления «никогда снова», чтобы ужасы прошлого ни в коем случае не повторились.

Построенная за десять лет линия Мажино была современной версией Великой Китайской стены: непроходимая система туннелей, пути подвозов, а также связанные друг с другом сектора обстрела как для отдельных солдат, так и для крупной артиллерии. Различные подземные этажи в этой линии включали в себя не только казармы, но и госпитали, телефонные бюро и даже метро. Учитывая то, что эта линия шла вдоль французско-немецкой границы и в глубину была от 10 до 12 миль, она являлась чудом военной инженерии и устрашающим средством сдерживания любых нарушителей, которые могли прийти с Востока.

В 1940 г. немцы двинулись к линии и остановились: их маневр был ложным. В то же время танковые дивизии нанесли удар по Бельгии, Нидерландам и Люксембургу – нейтральным странам, которые практически ничем не могли защититься. С помощью улучшений в технологии танкостроения немецкие войска теперь смогли передвигаться гораздо быстрее, чем в Первую мировую войну. Они прошли по Нижним землям и нанесли удар по Франции с севера, проведя обходной маневр вокруг непроницаемой (но и недвижимой) линии Мажино. Войска «Люфтваффе» же ее просто перелетели. Ошарашенная после удара с фланга Франция сдалась менее чем через две недели.

Сегодня термин «линия Мажино» часто используется в качестве метафоры для глупости, однако реальность куда сложнее. По сути дела, линия работала так, как задумано: больше не было грязных окопов и побоищ, как это было в Первой мировой, а Германия не могла организовать вторжение через границу по земле. Аргументом может выступить то, что если бы эту линию не выстроили, то немцам удалось бы спланировать более прямой маршрут во Францию и достичь победы еще быстрее. Однако, несмотря на грозный вид этого творения Анри Мажино, его было недостаточно для новой среды, в которой были танки, самолеты и вражеское командование, которое решило не играть по правилам. Создание этой линии, вместо того чтобы сдержать атаку немцев, способствовало возникновению нового типа войны.

В 2004 г., когда мы планировали системы, которые должны были работать как часы и выжимать максимум из каждой капли горючего, мы строили ту же самую линию Мажино, только в области управления: наши необыкновенно эффективные протоколы и планы были очень хорошо разработаны, однако их было недостаточно.

Как тот генерал из пословицы, который всегда воюет в последний раз, французы разработали решение, с помощью которого они смогли бы избежать той боли, которую принесла Первая мировая война, а мы создали организацию, которая не могла бы допустить повторения позора операции «Орлиный коготь». И точно так же, как и танки, которые изменили реалии военной защиты, подъем информационных технологий нового поколения сделал эффективность, о которой говорил Тейлор, отжившей свое управленческой парадигмой.

За последнее столетие вид организационных мер, обеспечивающих успех в десантных высадках, разошелся по армии, промышленности и бизнесу. Так или иначе в сегодняшней среде эти решения являются эквивалентными провинциальным моделям ремесленничества, с которыми столкнулся Тейлор в 1874 г. В Ираке, например, непонятный, распространенный по всей сети успех нашего врага, не имеющего достаточного количества ресурсов, показывал, что АКИ догадалась об этом чуть раньше нас. Эта организация обходила нас в области управления.

МЫ ВСЕГДА ХОТИМ ОБВИНИТЬ В НАШИХ НЕУДАЧАХ ЯКОБЫ НЕ ЗАВИСЯЩИЕ ОТ НАС ОБСТОЯТЕЛЬСТВА: «ПРОТИВНИК БЫЛ РОСТОМ В ДЕСЯТЬ ФУТОВ», «МЫ БЫЛИ НЕДОСТАТОЧНО ПОДГОТОВЛЕНЫ». ЭТО ТАКЖЕ КОМФОРТ, ЗАКЛЮЧАЮЩИЙСЯ В «УДВОЕНИИ СТАВОК» НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАБОТАЮЩИЕ ПРОЦЕССЫ, БЕЗ ОГЛЯДКИ НА ИХ ЭФФЕКТИВНОСТЬ.

• Культура и структура нашего Оперативного подразделения, которая была основана на дисциплинированном, разделенном редукционизме, уходила своими корнями глубоко в историю организации армии.

• Данная организационная культура не была уникальной для армии: после промышленной революции большинство производств взяли на вооружение доктрины управления, которые были навеяны «научным подходом к управлению» Фредерика Тейлора – системой, которая отлично подходила для достижения максимальной эффективности в выполнении известных повторяемых процессов в масштабе.

• В 2004 г. мы поняли, что у данного подхода, несмотря на успешность в ХХ в., тоже есть предел. Как и линии Мажино, этого подхода было недостаточно, чтобы справляться с угрозами нового поколения. Эффективности теперь стало недостаточно.

Глава 3
От осложненного к сложному

Год 1882. На другом конце света от Тейлора и его фабрик османский губернатор Дамаска решил провести существенные реформы в сфере образования. Тарек – бедный, набожный мусульманин, который не хотел никаких реформ, пошел на площадь, залез на импровизированную трибуну и начал агитировать против правительства. Необходимо ли властям волноваться по поводу этого? Возможно. По всей вероятности, османский режим практически ничего не знает о нем, поскольку он никак не связан ни с кем из врагов режима. Однако, даже не зная Тарека как личность, режим может ожидать, что число людей, которые окажутся поблизости и послушают его, будет небольшим: о его протесте узнают только люди, маршруты которых проходят неподалеку от места, где он агитирует. Более того, городская площадь находится под контролем правительства. Если что-то пойдет не так, то оно сможет прекратить его действия практически мгновенно. Возможно, правительству придется его арестовать либо ему дадут закончить свою проповедь и уйти. Также можно с какой-то долей вероятности предположить, что он не представляет угрозы для безопасности страны.

А теперь перенесемся в 2010 г. Тарек стоит на улице в Сиди-Бузид, Тунис, и во весь голос кричит о коррупции в местной полиции. С возможностью доступа к его данным власти Туниса образца XXI в., скорее всего, будут знать о Тареке достаточно много: в какие магазины он ходит, что любит покупать, какие сайты посещает в интернет-кафе, кто его друзья в Facebook, каких религиозных и политических убеждений он придерживается. Имея нехитрые навыки и простой компьютер, они могут прийти к гораздо более точному заключению, нежели это мог сделать османский губернатор в 1882 г. Однако в 2010 г. охват выводов, которые могут быть сделаны по поводу Тарека, гораздо больше, чем может сделать правительство, поскольку он живет в куда более сложном мире.

Первый Тарек является вымышленным персонажем. Второй же – это торговец фруктами из Туниса Тарек аль-Тайиб Мохаммед Буазизи. Когда он облил себя бензином, принес в жертву, происходящее стало выходить из-под контроля с ошеломляющей скоростью: толпа устроила протест по поводу его смерти, а его двоюродный брат записал видео на свой iPhone. Видео появились на YouTube через два дня вместе с фотографией Тарека, умирающего в огне. Пошли новые протесты. Видео об этих протестах появились на Facebook. Арабы везде видели своих собратьев из Туниса на улицах. В небольшой городок Сиди-Бузид приехали не только журналисты Аль-Джазиры, но и The New York Times, а также The Guardian. Через три месяца 13-летнему правлению Хосни Мубарака, за 1400 миль, в Каире (Египет), пришел конец. Муаммар Каддафи стал терять контроль на Ливией после 40 лет правления, а в Сирии началась неуправляемая гражданская война.

Несмотря на большее, чем когда бы то ни было, количество информации об обществе в арабских странах (и об отдельных гражданах, таких как Тарек), ни одно правительство, ни один поисковик и ни одна социальная сеть не смогли спрогнозировать, что Тарек принесет себя в жертву, равно как они не смогли спрогнозировать последствия, которые за этим последуют.

Два Тарека проиллюстрировали нам несоответствие технологического прогресса, который был огромным за последние сто лет, нашей заметно ослабшей способности прогнозировать, что случится дальше. Несмотря на то, что мы знаем обо всем, что происходит в этом мире, гораздо больше, он во многих отношениях стал менее предсказуемым.

Такая непредсказуемость стала возможной не вопреки технологическому прогрессу, а именно из-за него. Технологическое развитие последних десятилетий фундаментально отличается от технологического развития эпохи Тейлора. Пока мы, возможно, думаем, что имеем возможность отследить таких людей, как Тарек, принять меры и поговорить с ними и что это улучшит наш точный «часовой механизм» управления, реальность, к сожалению, иная: эти изменения создают кардинально противоположную среду (непредсказуемо сложную), которая ставит в тупик организации, основанные на тейлоровской эффективности. Именно из-за этих изменений «удивительная машина» Оперативного подразделения, которая отлично работала на протяжении всего ХХ в., проигрывала.

Понимание того, что именно изменилось, почему сократилась способность предсказывать и как это все повлияло на руководство, было критичным для решения нашей проблемы. И мы не были в этом одиноки. В ходе анализа, который был сделан позже, стало ясно, что феномен, который мы наблюдали в Ираке, происходил в огромном количестве сфер – от агрономии до экономики.

Кометы и холодные фронты

Чтобы разобраться в проблеме двух Тареков, необходимо начать с эклектического математика и метеоролога, который работал в МТИ в 1961 г. Эдвард Лоренц использовал передовые на тот момент компьютеры, чтобы предсказать погоду на год вперед. Погода была сложной задачей. В то время как оборот кометы Галлея можно было рассчитать достаточно точно на десятки лет вперед, а приливы с отливами и затмения уже давно капитулировали перед технологиями, предсказывать погоду все еще было очень трудно. Лоренц надеялся, что новые разработки позволят ему достичь похожего уровня точного детерминизма в определении климата Земли. Он запускал компьютерные симуляции, создавал элементарные графики с целью лучшей визуализации тенденций в своих данных и надеялся распознать какую-то последовательность.

В какой-то из дней Лоренц решил избрать кратчайший путь, чтобы перепроверить одну конкретную симуляцию. Вместо того чтобы запустить всю последовательность с самого начала (компьютеры в то время были гораздо медленнее, чем сейчас), он начал с середины. Лоренц самостоятельно ввел числовые данные с более ранних выкладок, чтобы убедиться в том, что начальные условия ничем не отличались от того, что было ранее, после чего ушел за чашечкой кофе, предоставив машине время для выдачи нового прогноза. Новый круг должен был в точности повторить предыдущий, поскольку Лоренц не внес никаких изменений и дважды все перепроверил. Однако, когда он увидел новую выкладку, то был ошарашен: она настолько сильно отличалась от предыдущей, что создавалось впечатление, будто это «два разных прогноза погоды, которые фокусник достал из шляпы».

Лоренц корпел над этими результатами, пытаясь найти ошибки в компьютерном коде. После нескольких недель анализа он понял, в чем причина проблемы. И она была не в коде машины, а в данных. Две «идентичные» симуляции, которые он запустил, на самом деле практически ничем не отличались друг друга. Оригинальная последовательность, на которую обратил внимание Лоренц, была произведена алгоритмом. В памяти компьютера сохранились шесть десятичных знаков каждого из значений, однако Лоренц ввел последовательность с распечатки, которая отображала лишь три знака. Он не увидел проблемы во вводе округленных чисел с распечатки, поскольку считал, что разница между 506,127 и 506 не будет иметь никакого значения.

И она должна была быть незначительной в «часовом механизме». Расчеты, успешно предсказывающие затмения, приливы-отливы и поведение комет, просты: небольшая ошибка во вводе данных приводит к небольшой неточности прогноза (например, что затмение произойдет на пару минут раньше или позже).

Однако с погодой все иначе. Эта небольшая ошибка Лоренца, связанная с округлением, произошла в более взаимосвязанной и изменчивой среде, нежели пустота, через которую проходили орбиты кометы Галлея. На небольшие вихри воздуха могут повлиять такие незначительные и практически неизмеримые вещи, как взмах крыльев бабочки, и эти колебания могут оказать воздействие на большие вихри, а те, в свою очередь, способны изменить схему построения холодных и теплых фронтов. Цепь событий, которая может привести к экспоненциальному увеличению изначального возмущения, приводит к невозможности существования любых попыток более-менее точно предсказать погоду. Программа Лоренца работала корректно.

Когда несколько лет спустя Лоренц представил документ о своих изысканиях, он назвал его «Может ли взмах крыльев бабочки в Бразилии вызвать торнадо в Техасе?» После этого фраза «эффект бабочки» закрепилась в мировом лексиконе^[6].

Эффект бабочки Лоренца является физическим отображением феномена сложности: не «сложности» в том смысле, который мы используем в нашей повседневной жизни, всеобъемлющее понятие для чего-то, что не является простым или интуитивно понятным, но сложности в более трудном, ограниченном, техническом смысле. Этот вид сложности трудно поддается описанию. Те, кто изучает его, часто опираются на комментарий судьи Верховного суда Поттера Стюарта по поводу оскорблений: «Я знаю, когда я вижу». Сложные вещи (живые организмы, экосистемы, национальные экономики) обладают различным типом построения взаимосвязанных элементов, часто взаимодействуют. Из-за плотности этих связей сложные системы содержат в себе слишком много переменных, и поэтому непредсказуемы. В случае с погодой небольшое возмущение в одном месте может вызвать серию ответных колебаний, которые влекут за собой непредсказуемые и порой серьезные последствия в другом месте из-за миллиардов крошечных взаимодействий, которые связаны как с причиной, так и со следствием. В экосистеме один вирус, который немного изменил свою структуру, может распространиться, как пожар, что приведет к огромному сокращению популяции, что, в свою очередь, приведет к определенным последствиям для всей остальной пищевой цепочки, вследствие чего изменится биологический порядок в этой экосистеме. В случае с экономикой крах одного банка может и не привести к негативным последствиям, однако способен также вызвать каскадное обрушение всей системы.

Сложный и осложненный – разные вещи. Осложненные вещи состоят из нескольких частей, но эти части относительно просто связаны: одна шестеренка поворачивается, за ней поворачивается другая и т. д. Работа осложненного устройства, такого как двигатель внутреннего сгорания, может быть сложной для понимания, но этот процесс можно разбить на серию аккуратных и точных взаимосвязей. В конце вам удастся довольно точно спрогнозировать, что произойдет, если активировать или изменить одну из составных частей устройства.

Сложность же возникает, когда число взаимодействий между компонентами значительно повышается: взаимосвязи, которые дают вирусам и массовым снятиям вкладов распространяться. Это именно тот случай, когда вещи быстро становятся непредсказуемыми. Подумайте о разбитии в бильярде: первый сильный удар белым шаром по цветным. Несмотря на то, что на столе всего 16 шаров и вся физика заключается в простой механике, практически невозможно предсказать, где они остановятся. В идеальном мире на невероятно ровном столе с шарами, которые идентичны до микрона, и игроком, который может ударить по шару с точностью в миллионную долю градуса, компьютер мог бы спрогнозировать, где шары замедлятся и остановятся. Однако если ввести самое незначительное отклонение в траектории конкретного шара, то тут же все шары, которых он коснется, и все шары, которых коснутся эти шары, будут также иметь отклонение. Плотность взаимосвязей означает, что даже относительно небольшое количество элементов может вызвать отклонение.

Именно из-за плотности этих взаимосвязей сложные системы обладают возможностью нелинейного изменения. Линейными являются те события, результат которых пропорционален входным данным: вы можете вложить 100 или 200 долларов в облигации, которые принесут вам 5 % прибыли через пять лет. Увеличение входных данных увеличит вашу возможную прибыль с 5 до 10 долларов. Изменение результата пропорционально изменению входных данных. Такая функция может быть математически представлена в виде следующей формулы: Y = 1,05x. Человеческому мозгу комфортно с линейными функциями. Нелинейные же функции, напротив, создают нам дискомфорт. Они могут выглядеть по-разному, включая экспоненциальные функции, такие как Y = 5x, и быстро определять наши интуитивные представления о величине и масштабе. Начальные различия в основании или небольшие отклонения x приводят к значительным последствиям. Когда мы вкладываем деньги в рискованные акции, то обрекаем себя на нелинейную прихотливость сложной системы (фондовый рынок), где каждая новость или неконтролируемый биржевой маклер могут заставить акции рухнуть, подняться или оставить их цену без изменений.

Чтобы понять, насколько быстро нелинейные системы могут потерять способность быть предсказуемыми или понятными, рассмотрите игру в шахматы. Шахматы завязаны на определенных правилах, и число возможных передвижений ограничено, однако там все взаимосвязано: то, что случается с одной фигурой, меняет взаимоотношения других и их дальнейшее поведение. Джонатан Шеффер подсчитал, что в шахматах существуют 197 492 различных способа для игрока раскрыть игру в первые два хода. На третий ход число возможностей возрастает до 121 млн. Через 20 ходов становится более чем реально играть в игру, в которую вы раньше никогда не играли. Никто точно не знает, сколько вариантов игры в шахматы потенциально существует, поскольку, судя по тому, что говорит Шеффер, это число «настолько велико, что никто не станет тратить свои силы, чтобы попытаться подсчитать точное количество». Небольшое отклонение в игре в шахматы (например, если поставить пешку не на А4, а на А3) может привести к абсолютно иному результату. Также и взмах крыльев бабочки Лоренца может обусловить огромные нелинейные разрушения в будущем. Редукционистские инструкции были бы бесполезны при игре в шахматы – взаимосвязи создают слишком много возможностей.

Значимость эффекта бабочки Лоренца заключается, однако, не только в нелинейном превращении небольшого количества входных данных в большой конечный результат. Здесь также играет роль неопределенность. Увеличение возмущения не является лишь продуктом одного постоянно усиливающего фактора, который можно определить, любое количество кажущихся незначительными данных может привести (или не привести) к нелинейному усилению. Если бы каждый взмах крыльев бабочки всегда через два дня вел к урагану за полмира от того места, где она ими взмахнула, то погоду можно было бы предсказывать (но это безумие). Взмах крыльев бабочки ведет к буре, только если соблюдены тысячи других незначительных условий. Более того, эти условия настолько точны, что их практически нельзя измерить, что делает результат непредсказуемым.

Согласно идеям Тейлора об эффективности, понимание изначальных условий системы и сил, которые участвуют в ее работе, обеспечивает руководителям возможность посчитать конечный результат. Однако в сложной системе с плотными взаимосвязями (даже в такой, казалось бы, отлаженной, как игра в шахматы) необходимо огромное количество данных, чтобы делать более-менее точные прогнозы на не очень далекое или далекое будущее. В сложной системе существуют причины возникновения тех или иных событий, однако там настолько много событий, связанных таким огромным количеством прямых и непрямых путей, что результат становится практически непредсказуемым, даже если изначально он казался теоретически определенным.

Как заявлял Лоренц, «если небольшой взмах крыльев бабочки может привести к торнадо, которое может и не произойти, то он с такой же долей вероятности может предотвратить торнадо, которое может образоваться». Погода в нашем примере зависит от мириад других независимых переменных, с которыми прямо или косвенно будет взаимодействовать крыло. Как результат, при сравнении с чем-то вроде траектории кометы, развитие погодных условий имеет гораздо больший диапазон потенциальных результатов.

В популярной культуре термин «эффект бабочки», как правило, употребляется неверно. Он стал синонимичным термину «воздействие», идее чего-то небольшого, что оказывает огромное влияние, с таким же значением, как рычаг, которым можно управлять до достижения желаемого результата. Это не совпадает со смыслом представлений Лоренца. В реальности же небольшие вещи в сложной системе могут не иметь вообще никакого эффекта либо иметь значительный эффект, и узнать, какое воздействие будет оказано, практически невозможно.

Широкий спектр возможных результатов бросает вызов концепции часового механизма. В Оперативном подразделении, как и в большинстве крупных организаций, наши действия являлись продуктом нашего же планирования, а наши планы были продиктованы самой возможностью прогнозирования. (Либо, если быть более точным, наше видение возможности прогнозировать – это наша вера в то, что мы понимаем, как работают механизмы наших так называемых часов.) Однако к 2004 г. наше поле боя было больше похоже на непредсказуемые передвижения холодного фронта, нежели на стабильную траекторию кометы Галлея. Новые информационные технологии соединили отдельных личностей, таких как Тарек, с миллионами других в тесном переплетении взаимосвязей. Эти события и те, кто в них участвовал, были не только более взаимозависимыми, чем во времена предыдущих войн, но еще и очень быстрыми. Среда была не просто осложненной, она была сложной.

Непослушные локоны Эммилу

Моя внучка Эммилу родилась 4 июня 2014 г. Она будет расти в мире, определяемом практически мгновенной передачей информации и быстрым перемещением людей, товаров и услуг из одной точки в другую. Она – «носитель цифровой культуры», я же навсегда останусь в лучшем случае обладателем вида на жительство. Я не знаю, как она будет понимать различия между реальным присутствием и виртуальным, однако знаю, что она будет по-разному взаимодействовать с этими пересекающимися сферами, более того, она будет взаимодействовать с ними куда легче, чем предыдущие поколения. Вся социальная фабрика ее мира оплетена оптоволоконными кабелями социальных сетей: это изменение, последствия которого мы не можем предсказать. Мир Эммилу является одним из тех, которые люди с ужасом представляли себе 20 лет назад.

Продукты, события, нации, феномены и люди стали намного более взаимосвязаны, взаимозависимы и подвержены влиянию друг друга больше, чем когда бы то ни было раньше. Например, сборка «Боинга-787» (Dreamliner, или лайнер мечты) требует работы около 1000 сотрудников на заводе в г. Эверетт, штат Вашингтон. Однако его сборка зависит от крыльев, которые производят в Нагое, Япония; от стабилизаторов горизонтальной устойчивости, которые везут из Фоджи, что в Италии; грузовых и пассажирских дверей, изготавливаемых в Швеции; законцовок крыльев, которые делаются в Корее; а также от шасси, которые производятся в Глостере, что в Соединенном Королевстве. Как большая часть того, что мы покупаем или используем, каждый конкретный Dreamliner является продуктом обширной сети поставок.

Возросшее количество взаимосвязей, которое соотносится с производством тех или иных физических вещей, – это ничто по сравнению с резким увеличением связей в цифровой сфере, которые произошли за последние годы. Рост числа финансируемых общественными началами инициатив, вирусные онлайн-тренды, а также мобильные системы оплаты доказывают, что распространение технологий обусловило вовлечение нас в гораздо более широкую сеть взаимосвязей, чем 10 или 20 лет назад.

В Ираке мы увидели, что эти взаимосвязи проявляются практически каждый день. Операция в одном городе практически сразу же приводит к цепи реактивных действий со стороны АКИ и гражданской реакции на эти действия по всей стране. Самые небольшие слухи (иногда правдивые, иногда – нет) распространяются по онлайн-форумам со скоростью пожара.

В то же время почти все процессы стали происходить куда быстрее. Небольшая разница во времени теперь означает разницу между успехом и неудачей. Способность поспевать за высоким темпом поступления новостей была проблемой не только нашего Оперативного подразделения. Она представляет собой проблему почти для всех организаций, особенно для тех, которые занимаются новостями. Сто лет назад в офисах газет писали на определенные темы, редакторы поправляли истории, а главный редактор проверял конечный вариант статьи, прежде чем отослать ее в печать. Сенсация означала отправку новости в печать до того, как это сделал кто-то еще. А теперь вернемся в 17 марта 2014 г., когда The Los Angeles Times была первой газетой, напечатавшей сенсационную историю о надвигающемся землетрясении. Неужели сами? Нет. Статья была написана роботом – компьютерной программой, которая сканирует потоки данных, в том числе и данных Геологической службы США, и складывает из них мозаику гораздо быстрее, чем любая цепочка управления в отделе новостей. Эта программа заработала в лучшем случае несколько лишних минут форы, однако сегодня эти минуты могут стать критичными.

В Нью-Йорке коммерческие риелторы берут надбавку за «совмещенную» коммерческую недвижимость, которая позволяет трейдерам размещаться ближе к серверам, позволяющим им экономить тысячные доли секунды при проведении транзакций, которые и так осуществляются примерно на скорости света. По схожим причинам группа американских и европейских компаний-трейдеров совсем недавно потратила 300 млн долларов на прокладку по Атлантике нового кабеля, который сократил время совершения сделки на 5,2 миллисекунды. Один молодой банкир кратко охарактеризовал основную причину, лежащую в основе такого поступка, который обеспечил кажущееся крошечным преимущество: «Скорость – это деньги».

Скорость также важна и для армий, но она в большинстве случаев была ограничена той, которую может развить лошадь или человек. У римлян были отличные дороги, позволявшие им быстро перемещать армии, однако даже самый эффективный легион не мог пройти более 20 миль за день. Во время Гражданской войны войска генерала Конфедерации Томаса Джонатана Джексона по прозвищу Каменная Стена заработали себе славу «пешей кавалерии» после того, как прошли 646 миль за 48 дней, однако самая большая скорость, которую им удалось развить, составляла 6 миль в час, и они могли идти с такой скоростью лишь в течение некоторого непродолжительного времени^[7]. В ХХ в. автомобили, танки и, в конце концов, реактивные самолеты и ракетные войска очень сильно изменили скорость войны, однако нули и единицы цифрового мира все же летают быстрее.

Когда мы читаем о новых технологиях или слышим о том, что на нас надвигается глобализованный мир взаимосвязей, то предполагаем, что весь технологический прогресс позволит нам делать все то же, что мы делали ранее, только лучше. Однако и у этой медали есть другая сторона. Те же самые технологии, которые помогли таким организациям, как наше Оперативное подразделение, улучшить методы транспортировки, связи, а также увеличить возможности для хранения и передачи данных, в то же время наделили среду, в которой мы действовали, все возрастающей нелинейностью, сложностью и непредсказуемостью. Скорость и взаимосвязанность означают, что любое конкретное действие в любой конкретный момент времени теперь ведет к намного большему количеству результатов, чем то же самое действие сто или даже несколько десятков лет назад.

Эффективность производства боингов может быть повышена за счет аутсорсинга некоторых процессов, однако это не означает, что события в дюжине стран на трех континентах могут помешать компании функционировать. Успешность сборки самолета теперь зависит не только от нескольких фабрик, которые будут исправно работать, но и от безопасной транспортировки комплектующих по морю, допустимых условий труда в Японии, отсутствия природных катаклизмов в Швеции, стабильности валютных курсов, а также от гибкой системы управления цепью поставок.

В Ираке же мы столкнулись с беспрецедентным хаосом. Операция в одной части страны внезапно могла привести к реакции на другом конце страны из ячейки, о существовании которой мы даже не подозревали. Информация о просчете с нашей стороны или активная пропаганда со стороны АКИ могли за несколько часов облететь социальные сети и зажечь очаги протеста: одно видео с активной атакой немедленно ведет к приросту новобранцев в рядах повстанцев и ответным действиям, и такие события происходили практически каждый день.

На самом деле достижения последних лет привели к возникновению абсолютно нового, менее предсказуемого мира. Благодаря скорости и взаимосвязанности уличному торговцу Тареку аль-Тайибу Мохаммеду Буазизи удалось запустить цепь событий, которые смогли развалить несколько режимов быстрее, чем остальной мир смог обработать новости. Конечно, и до наступления информационного века существовали и успешные революционеры, и эффект бабочки, однако новые технологии способствовали беспрецедентному распространению возможностей воспользоваться эффектом бабочки для маленьких, исторически слабых субъектов. Некоторые из проявлений этого эффекта имели положительные результаты, такие как успехи в бизнесе. Другие же были губительны: террористы, повстанцы, а также киберпреступники обладают преимуществом скорости и взаимосвязанности, что причиняет смерть и ведет к хаосу. Однако это все указывает на непредсказуемость, которая является основным маркером сложности: сегодня мы со всех сторон окружены ураганами. Мы в Оперативном подразделении увидели это в разрастающихся с ошеломляющей скоростью повстанческих движениях, однако данные изменения оставили след не только на поле боя, но и почти во всех сферах жизни. Когда в 2013 г. хакеры взломали Twitter-аккаунт газеты Associated Press и запостили сообщение с новостью о том, что в Белом доме прогремели два взрыва и президент Обама пострадал, индекс Dow Jones упал на 143 пункта, что привело к кратковременной, но очень сильной панике на рынке. Твит был удален почти сразу, однако ему хватило времени, чтобы заставить людей действовать импульсивно и спровоцировать на действие высокоэффективные трейдинговые алгоритмы, которые изменяют графики, анализируя новости, и делают это за несколько наносекунд. Один трейдер описал мгновенный обвал рынка, обусловленный «взрывной» новостью от Associated Press, как «то, насколько уязвимы рынки перед той или иной информацией».

Вот вам более беззаботный пример. Когда гитара музыканта Дэйва Кэрролла была сломана при погрузке рабочими багажной службы авиакомпании United Airlines, он потратил девять месяцев, бродя по телефонному лабиринту дирекции, разговаривая с представителями службы поддержки, и все было без толку, поэтому он написал песню, которую назвал United Breaks Guitars, и залил видео на YouTube. Уже через день видео набрало 150 тыс. просмотров, и Кэрроллу позвонил смущенный директор по работе с клиентами United Airlines. Через три дня видео посмотрели более 1 млн человек, и акции United упали на 10 %, что стоило акционерам 180 млн долларов, а это, в свою очередь, было в 600 тыс. раз дороже гитары. За неделю песня стала номером один в загрузках в iTunes, и компания устроила публичную акцию, подарив 3000 долларов (что составляло стоимость новой гитары) Институту джаза им. Тэлониуса Монка по запросу Кэрролла (изготовители его сломанного инструмента, компания Taylor Guitars, подарили ему две гитары после того, как в компании посмотрели его видео).

Все это создает трудности системам, которые были созданы для более простого времени. Например, глобальная система помощи, которая когда-то зависела от правительств стран-доноров правительствам отдельных стран – получателей помощи, в последние десятилетия перешла от системы «немногие немногим» к системе «многие многим», в которой тысячи общественных организаций пытаются связаться с миллионами получателей.

Сейчас система ежегодно включает около 15 тыс. донорских миссий в 54 странах. Результатом этого является то, что работники здравоохранения некоторых африканских государств, расположенных к югу от Сахары, настолько сильно заняты встречей западных делегаций, что могут уделять время своей настоящей работе только вечером. Мир системы «многие многим» произвел огромные успехи в некоторых секторах, однако эти успехи были обусловлены большими потерями в других областях, особенно в тех, которые требуют должного уровня координации.

Те вызовы, с которыми столкнулись агентства помощи и множество других организаций, затягивают их в то, что автор и консультант по развитию Бен Рамалингам называл «внезапным, непредсказуемым вихрем, создаваемым СМИ», и создают вопросы касательно того, как можно противостоять сфере, которая когда-то была предсказуемой, но больше таковой не является. Практики, ломающие голову над этими вопросами, используют немного другую терминологию, нежели оптимистичное слово «взаимосвязанный». Они используют такие фразы, как «разрушение целостности», «распад» или недавно изобретенную военную аббревиатуру VUCA (непредсказуемость, неуверенность, сложность, неопределенность). Они знают, что мир, в котором будет расти Эммилу, не просто слегка отличается от того, в котором жили предыдущие поколения, он является чрезвычайно быстрым и взаимозависимым, что обусловливает существенную сложность в абсолютно новых сферах. Она находится в этом непредсказуемом вихре, который теперь абсолютно другой, нежели «часовой механизм». Мы попадаем в неприятности тогда, когда пытаемся использовать инструменты, разработанные, чтобы взаимодействовать с прошлым.

Квадратная втулка, круглое отверстие

Многие великие мыслители (наиболее заметным в XIX столетии был Анри Пуанкаре) наблюдали за аспектами феномена, который мы сейчас называем «сложностью», однако звездный час данной концепции пришелся на 1948 г., когда статья «Наука и сложность», написанная Уореном Уивером, была напечатана в American Science. Она содержала всего восемь страниц и не включала никакого оригинального исследования (это было эссе о природе и целях научного мышления), однако оставила неизгладимый след.

ЕСЛИ ПАДЕТ ФЛОТ НЕЛЬСОНА, ПАДЕТ АНГЛИЯ.

Уивер утверждал, что наука с начала XIX в. сосредоточилась на вопросах «организованной простоты» – проблемах, в которых присутствует одна либо две переменных, как притяжение двух магнитов или вращение Земли вокруг Солнца^[8]. Однако Уивер отметил, что это далеко от принципов действия реального мира. Живые организмы, например, «более всего представляют собой ситуации, при которых полдюжины либо даже несколько дюжин множеств изменяются одновременно, и способы такого изменения неуловимо взаимосвязаны». Он отмечал, что такими характеристиками обладают экосистемы, экономики, а также политические системы. Другими словами, реальный мир полон различного рода взаимосвязей, относящихся к сложности, и у науки нет методов описания этих процессов, и на самом деле наука активно избегала неприятной действительности, предпочитая упрощать все таким образом, чтобы это вписывалось в концепцию вселенной как часового механизма. Однако эти попытки были тщетными, утверждал Уивер. Нельзя вставить квадратную втулку в круглое отверстие, так же как и подчинить сложное правилам, разработанным для осложненного.

Бильярдный стол с 16 шарами, утверждал он, представляет собой абсолютно иной вид проблемы, нежели бильярдный стол всего с двумя или тремя шарами (так же, как и холодные фронты есть совершенно иное, нежели кометы). Невозможно спрогнозировать, что произойдет на столе с 16 шарами. «От чего зависит цена на пшеницу?» – этот вопрос еще куда более сложен. Проблемы организованной сложности включают в себя «измеримое количество факторов, которые, переплетаясь между собой, создают органичное целое». Эти проблемы на самом деле просто являются слишком сложными^[9], писал он, «чтобы использовать старые способы, придуманные в XIX в., которые успешно применялись для решения простых проблем с двумя, тремя или четырьмя вариантами выходов».

Когда ученые, историки и журналисты стали в этом разбираться, то поняли, что доказательства верности наблюдений Уивера были повсюду, и наиболее очевидные из них отмечались в истории взаимодействия человека со сложными природными экосистемами. Попытка устранить проблему с серыми жуками в Квинсленде, Австралия, – хороший пример по данной теме. Когда в 1930-х гг. заражение личинками жуков уничтожило поля сахарного тростника, агрономы изучили жабу ага, или тростниковую жабу, которая успешно поедала этих жуков на Гавайях. Австралийское правительство завезло 102 такие жабы в июне 1935 г. и выпустило их в реку Литтл Малгрейв. В наши дни, если провести сетью по водам реки Литтл Малгрейв либо по любой другой реке, озеру или пруду, то она будет полна того, что на первый взгляд покажется просто грязью, но на деле будет массой черных головастиков жабы ага. Учитывая обилие тихих прудов и отсутствие хищников, как на Гавайях, в Австралии выживает слишком большая доля потомства из 40 тыс. яиц, которые может отложить жаба за одно лето. Планы агрономов относительно выживаемости жаб имели куда более скромные показатели. Это является эквивалентом неправильного определения «базового» числа в экспоненциальной функции роста популяции – тот вид постепенного увеличения различий, который не был бы проблемой прогнозирования возвращения кометы Галлея, однако стал большой проблемой для дикой природы Австралии.

Жабы все размножались и размножались. Они были повсюду: в парках, садах, прудах, на дорогах. Они ели рыбу, лягушек, небольших птиц, крабов, а также животных редких видов, таких как сумчатая мышь. Один исследователь пришел к выводу, что жабы ага могут атаковать и есть даже шарики для пинг-понга. Единственное, что они, похоже, не едят – это австралийских серых жуков: разница в жизненных циклах австралийских и гавайских видов свидетельствовала о том, что жуки и жабы никогда не находились в поле одновременно. Более того, жабы могут убивать не только, когда они сами кого-то едят, но и когда съедают их: из-за их ядовитой кожи десятками умирают собаки, утки и змеи. Ограждения, ловушки и другие препятствия для земноводного нападения жаб оказались лишь миниатюрной линией Мажино. Теперь этот вид обитает на 40 % территории Квинсленда и уже перебрался в другие штаты. Американский эколог заключил, что это «классическое бедствие по вине человека… Экосистеме угрожает опасность быть уничтоженной снизу, и это даст определенный эффект всей цепочке питания, в которой оказалась жаба».

Список катастрофических попыток вмешательства в экологию дополняет пуэрария дольчатая, которая захватила около 7 млн акров американской земли, а также миллионные стаи скворцов, которые сделали небо над Америкой черным (один преданный фанат Шекспира хотел завезти в Новый Свет все виды животных и птиц, о которых упоминал великий драматург в своих произведениях, и в 1890 г. он завез в Центральный парк Нью-Йорка 60 скворцов. С того времени они распространились и стали гнездиться стаями, которые съедали до 20 т картофеля в день).

Как в случае с бабочками и погодой, здесь смысл состоит в том, что не все завезенные виды будут распространяться с такой сумасшедшей скоростью. Любая фауна может с той же скоростью вымереть буквально за несколько недель, если какие-либо характеристики окружающей среды будут взаимодействовать каким-то другим образом либо если базовое число будет хоть чуть-чуть иным. Сложные системы изменчивы, в них присутствует широкий диапазон возможных результатов. Именно тип взаимодействий и их огромное количество не дают нам точно прогнозировать, какой из результатов мы получим в итоге. Следовательно, обращаться с экосистемой так же, как с машиной, которая выдает один и тот же результат, может быть опасно и безрассудно.

Так же и экономические системы (продукты тесных связей человеческих факторов) делают невозможными попытки предсказать и контролировать изменения, происходящие внутри. Это происходит из-за сложности, которую экономист и философ Фридрих Хайек противопоставлял экономическому планированию, управляемому государством. В эссе «Теория сложных феноменов» он описал разницу между «степенью характеристики сложности особого вида феномена» и «степенью сложности, к которой можно отнести любой из феноменов при взаимодействии тех или иных элементов». Другими словами, некоторые системы существенно сложны (например, человеческий мозг или общество), тогда как другие системы (большая машина или фабрика) могут казаться сложными за счет наличия большого количества движущихся частей, однако на самом деле являться существенно осложненными. Он утверждал, что национальные экономики, в отличие от промышленных производств, ни за что нельзя переделать вмеханические системы, используя редукционистские решения: поведение этих систем исходит из решений, принятых миллионами людей, и все эти решения влияют друг на друга, что делает невозможным прогнозирование того, как будут двигаться рынки. Как и в игре в шахматы, здесь существует слишком много вариантов для того, чтобы карточки с предписаниями работали как нужно. Эффект бабочки в экономике, запущенный крошечными изменениями в начале, считается общим явлением.

Эта сложность только возросла с глобализацией экономик. Хакерская атака на Associated Press показывает, что эти нелинейные волнения становятся все более частым явлением. Как говорил британский социолог Джон Урри, «когда простужается Китай. чихают Соединенные Штаты»^[10]. Чтобы расширить метафору Лоренца относительно бабочек, скажем, что мы живем в мире ураганов.

Высокомерие относительно возможности делать прогнозы, которое, вероятно, пришло к нам со столетиями применения ньютоновских моделей к решению сложных проблем, обманом заставило нас поверить в то, что если будет достаточно данных и мы будем больше работать над этим, то нам удастся разгадать тайны экономик. Однако, как отметил Уивер, нельзя вставить квадратную втулку сложности в круглое отверстие осложненности. Средняя доля ошибок в сообществе аналитиков США между 2001 и 2006 гг. составляла 47 % за 12 месяцев и 93 % за 24 месяца. Как сказал писатель и инвестор Джеймс Монтье, «доказательств безрассудства самой теории прогнозирования огромное количество. Откровенно говоря, относительно того, что будет, легче поверить трем слепым мышам, чем любому крупному аналитику». В ноябре 2007 г. экономисты из Survey of Professional Forecasters (проверяющие около 45 тыс. последовательностей экономических данных) спрогнозировали, что настолько сильный экономический кризис, который начался месяц спустя, может случиться с шансом 1 к 500.

До сих пор идут споры о том, достаточно ли хорошо мы понимаем экономику, чтобы повлиять даже на самые небольшие отклонения, например изменения учетной ставки, однако кладбище экономик с централизованным планированием, таких как экономика Советского Союза (больше похожее на кладбище спланированных вмешательств в экосистемы), доказывает, что на некоторые вещи нельзя надеть смирительную рубашку редукционизма. Попытки управления сложными системами с помощью механического, редукционистского мышления развивались различными мыслителями от Ньютона до Тейлора (разбивая все на компоненты либо оптимизируя отдельные элементы) и в лучшем случае были неэффективны, а в худшем – разрушительны.

Возвращаясь к управлению

Управленческие решения Фредерика Тейлора однозначно были разработаны для решения осложненных проблем, но не сложных. Фабрика Midvale Steel Works могла бы быть какофоническим цирком из вертящегося оборудования и железа, раскаленного добела, однако машины работали по четко отработанной схеме, а управленческие структуры, созданные Тейлором, были организационными аналогами его механических устройств: задания шли от одного работника к другому, из одного угла цеха в другой. Изменение было линейным. Проблемы с одной машиной не могли органически распространиться на другие. И, напротив, отдельное нововведение не могло стать «вирусным» и за один день сделать владельцев фабрики миллиардерами. Компании пробивали себе дорогу к успеху либо переставали существовать через какое-то количество времени.

Предсказуемость среды позволила Тейлору разбить осложненные процессы на серии отдельных повторяющихся действий и, если взять больший масштаб, разбить организации на независимые отделы. Благодаря тому, что завтра будут производиться все те же восемь марок целлюлозы, что и сегодня, ему удалось свести все описание процесса изготовления бумаги до простого графика, а благодаря тому, что те же машины могут работать с тем же напором воды, как и раньше, ему удалось дать рабочим точные инструкции. Мир производства, в котором практически все можно измерить и механизировать (и где отдельные переменные могут быть изолированы, проверены и оптимизированы), мог положиться на данную модель. Несмотря на всю осложненность процессов, почти все они могли быть просчитаны, спрогнозированы и почти все их можно было контролировать. Планируемая эффективность стала «кровью» для «правильного подхода к управлению». Все остальное, от технологического проекта до организационной структуры и поведения руководства, было естественным продолжением данной цели.

Чем ближе мы подбирались к среде сложности «многие многим», тем более осложненными были подготовленные нами решения: одаренные руководители разработали сложные протоколы и организационные иерархии, чтобы покрыть все вероятности. Основное мнение относительно того, что любую проблему можно полностью разобрать, никогда не уходило на второй план. Каждый, кто работал в бизнесе или в правительстве в течение нескольких десятилетий, может признаться в том, что практически бесконечно появляются новые правила и бюрократии становится все больше. Нигде это не было так видно, как в Пентагоне, где рост Министерства обороны выражался в постоянно увеличивающемся количестве наборов кодексов и процедур.

В Ираке мы применяли осложненные решения, чтобы решить сложную проблему. В течение десятилетий нам удавалось применять линейный подход раньше, чем менялась внешняя среда, и как результат мы верили в то, что делаем что-то иное, нежели другие организации. На самом деле мы были столь же бюрократичны, как и остальные. Просто мы были более эффективны в нашем подходе. Эффективность обусловливала совершенство нашей «удивительной машины», а также бесперебойную работу нашего антитеррористического конвейера. Однако в 2004 г. мы перестали успевать за миром. К тому времени, когда мы только продвигали наш план от его создания к воплощению в жизнь, поле боя, для которого он был создан, менялось. К тому времени, когда план можно было внедрить, он (каким бы гениальным ни был изначально) часто был не годен. Мы не могли предсказать, где враг нанесет удар, а также, когда удар был нанесен, не могли отреагировать на него достаточно быстро.

Прочертить четкую грань между осложненным и сложным, может быть, и возможно, но очень сложно. Различные сферы, относящиеся к сложности, используют разные методы их классификации^[11]. Для наших целей самым необходимым критерием является возможность прогнозировать, однако точно определить, когда все становится непредсказуемым, достаточно трудно. Все, что мы обсуждали, до какого-то момента предсказуемо: мы можем с относительной точностью спрогнозировать ливень в определенном городе на следующий день, но не через полгода. Мы вполне можем ожидать того, что инфляция в этом месяце приведет к повышению цен в магазинах, но не того, что она обусловит рецессию в этом году.

Полезным может быть составление событий по масштабу времени: для наших целей мы можем воспринимать феномен как сложность, проявляющуюся в заданный момент времени, если существует настолько много взаимосвязей, что нельзя точно спрогнозировать результаты, основываясь на входных данных. Согласно этому, определение погоды может быть сложным во временном отрезке в день, но не в месяц. Именно поэтому важно не только то, что все становится более взаимосвязанным, но и то, что процессы стали происходить быстрее. В совокупности две эти переменных означают, что интерактивную сложность, которая до этого занимала многие месяцы, скажем, разговоров и обмена письмами, теперь можно сократить до нескольких часов взрывной кампании в социальных сетях.

Никогда нельзя знать результаты войны в самом ее начале (иначе нам не пришлось бы воевать), и никто из тех, кто работал в компании Ford в 1915 г., не мог предсказать, как будут выглядеть автомобили и само их производство в 1950 г. Однако, говоря о более близких временах, большинство процессов, имевших место в прошлом веке, были предсказуемы: войска врага могли пройти только определенное расстояние за одни сутки, а автомобиль конкурента мог выйти на рынок только через установленное время. Военному мышлению всегда приходилось обеспечивать непредсказуемость (или так называемое движение – отклонение реальности от плана), однако тогда стратеги могли с относительной точностью предсказывать события, в наше же время это не представляется возможным. В Ираке каждый день приносил нам новую долю непредсказуемости всей войны. Взрывы смертников казались тактически непредсказуемыми, и любой человек с доступом в Интернет, чистящими средствами и шариковыми подшипниками мог практически мгновенно стать угрозой. Наблюдение и разработка планов на случай возникновения непредвиденных ситуаций для противостояния 15 вражеским субмаринам – это одно, а разработка таких же планов для населения в 30 млн человек – это практически невозможно (не говоря уже о том, что это потенциально неэтично). Как и с крыльями бабочки Лоренца, было практически невозможно сказать, какие события приведут к тем или иным результатам.

Это и есть новый мир, в котором все мы живем. Одновременно происходит слишком много событий, чтобы их отслеживать (даже для тех, у кого есть такие возможности, например доступные нашему Оперативному подразделению). А с учетом того, что отдельные личности и небольшие группы могут общаться с миллионами людей, нельзя быть уверенными в том, какие из этих событий станут угрозой.

Такие события, как распространение протеста Тарека аль-Тайиба Буазизи через YouTube, хакерская атака на Associated Press, а также ставшая очень популярной песня Дэйва Кэрролла (включая сюда целую кучу «вирусных» дестабилизирующих событий, которые характеризуют нашу жизнь), были невообразимы еще 30 лет назад. Даже само по себе слово «вирусный» намекает на то, что сегодняшняя среда больше похожа на организм или экосистему: это вид взаимосвязанной системы, пересекающиеся пути которой позволяют феномену распространяться. Эта среда очень сильно отличается от линейной связи отдельных элементов, работавшей в цеху у Тейлора по принципу «одно с другим» и являвшейся скорее осложненной. Нелинейные изменения, которые раньше происходили за несколько месяцев, теперь случаются за время, которое требуется для ввода 140 символов.

Большое количество данных нас не спасет

В Ираке передовые технологии практически обеспечили нам святой Грааль для проведения специальных операций: они предоставили нам практически идеальную «информацию о ситуации» или COP (общей картине операции). Эта война была первой, в которой мы смогли наблюдать за ходом всех наших действий в реальном времени. Трансляции с беспилотных воздушных средств (БПЛА или дронов) давали нам видео с операций в реальном времени, а микрофоны, которые были у участников операций, передавали аудио. Мы наслаждались тем, что у нас была возможность получать данные о населении, экономической активности, экспорте нефти, а также взглядах (через опросы); мы были связаны с партнерскими организациями в реальном времени. Технология, которая называлась Blue Force Tracker, отслеживала все наши транспортные средства через GPS, и таким образом на наших картах отображалась точное положение наших подразделений. Несмотря на то, что все это обилие информации доказало свою ценность, оно никогда не было слишком полезным с точки зрения прогнозирования. В более простом мире такое количество данных, которое было у нас, имело бы очень высокую ценность с точки зрения прогнозирования, однако слишком сложная реальность свидетельствовала о том, что, как только речь начинает идти о прогнозировании, мы начинаем гоняться за собственным хвостом и не можем его догнать.

Метеорологи, предсказывающие погоду, возможно, думают, что прогнозы можно будет улучшить, если они просто будут иметь больше информации об эффекте бабочки. Историк Джеймс Глик объяснил несостоятельность данной цели. Даже если бы мы смогли покрыть всю поверхность Земли сенсорной сеткой, ячейки которой располагались на расстоянии одного фута друг от друга, и если бы каждый из этих сенсоров давал безупречно точные показания, мы все равно не знали бы, пойдет дождь через месяц или нет, поскольку небольшие расстояния между каждым из этих сенсоров обладают незначительными отклонениями, которые могут стать причиной больших последствий. Наши титанические усилия в лучшем случае обусловили бы еле заметные улучшения в возможности прогнозирования. Это относится и к информации, которую мы получали в Оперативном подразделении в режиме реального времени, это был мощный инструмент, однако он не позволил нам прогнозировать атаки террористов.

Мы много слышим о чудесах «большого количества данных», что, конечно, сильно продвинуло нас в понимании мира. Ритейлеры теперь могут отслеживать, кто, что и где покупает. Социологи могут отфильтровывать огромное количество политической, экономической и общественной информации в поисках определенных схем. У этой технологии огромный потенциал, однако, как это произошло с Blue Force Tracker и остальными инструментами в Ираке, вряд ли она обеспечит возможность эффективного долгосрочного прогнозирования. Записи с большим количеством информации прекрасно могут объяснить, как произошли сложные феномены, а также как они могут происходить, однако они не могут дать нам понять, где и когда они произойдут. Например, данные по распространению вируса могут дать нам информацию о схемах заражения, действующих в нашем взаимосвязанном мире, но это иное, нежели точно знать, где произойдет следующая вспышка, кто именно заболеет и где они после этого окажутся. Понимание не всегда означает то же, что и прогнозирование.

Данные могут с высокой точностью определить «средние» результаты: сколько времени в день тратит на Facebook человек определенного возраста или даже, основываясь на привычках того или иного человека, можно узнать, чем он или она, скорее всего, будет заниматься. Друг, работающий в компании, которая как раз использует большие объемы данных, чтобы генерировать такие выводы, как-то пошутил, что может предугадать, что я буду есть на обед. Однако он, конечно же, не мог. Он лишь мог сказать, что я, возможно, буду есть на обед, а когда основной признак сложности настолько мал, случайные отклонения могут иметь огромное влияние.

Данные, возможно, позволили властям Туниса определить, что, скорее всего, сделает Буазизи в тот день, когда он сжег себя, но это никак не было связано с точным предсказанием того, что он сделает на самом деле, или с теми событиями, которые последуют за этим поступком. Если вы хотите выследить сотню, тысячу или десять тысяч таких Буазизи, то неизбежно, что по меньшей мере какая-то часть выпадет из ожиданий, а это приведет к бесполезности планов, основанных на «ожидаемых результатах». И благодаря непредсказуемому вихрю взаимосвязанной, сложной и нелинейной среды, когда Буазизи выпал из этих ожиданий, эффект был экспоненциальным.

Большое количество данных нас не спасет, поскольку тот же технологический прорыв, который принес эти горы информации, а также дал технические ресурсы для ее обработки, в то же время создал изменчивые сети передачи информации и медиаплатформы, которые захватывают аспекты общества, раньше похожие на кометы, и превращают их в холодные фронты. Мы перешли от относительно предсказуемых вещей с недостаточной информацией к непредсказуемым вещам с огромным количеством информации.

Как и большинство организаций, наше Оперативное подразделение в 2004 г. практически не понимало этого. То есть мы все еще пытались сделать лучший прогноз и лучший план, поскольку это было тем, что мы называли «правильным подходом к управлению».

Гражданские организации сталкиваются с той же проблемой. Практики управления не могут помочь компаниям справиться с изменчивостью. Это обусловливается все более коротким жизненным циклом компаний: 50 лет назад ожидалось, что компания, входящая в список Fortune 500, должна просуществовать по меньшей мере 65 лет. Теперь же это ожидание снизилось до 15 и менее лет, и оно все еще продолжает снижаться. Список Fortune 500 2011 г. включал всего 67 компаний, которые появились в списке 1955 г., что означает, что только 13,4 % компаний Fortune 500 от 1955 г. все еще держатся в списке 56 лет спустя. Остальные компании (78 %) просто не смогли удержаться в этом списке: одни обанкротились, другие были поглощены, третьи приватизированы либо просто вылетели из списка. Текучка была такой, что тот, кто прочтет список от 1955 г., не узнает названий компаний, которые в нем присутствуют.

Корпоративный стратег и профессор Роберт Грант отмечал:

«В последней четверти ХХ в. неустойчивость, постоянные изменения валютных курсов, революция в области микроэлектроники, а также возникновение новых индустриальных стран обозначили конец послевоенной экономической стабильности. Поскольку экономические и рыночные прогнозы создали основу для стратегического планирования, невозможность прогнозирования спроса, цен, валютных курсов, а также процентных ставок представляла собой вызов для компаний с точки зрения возможности планирования».

Также идеолог школы управления Гэри Хэмел пишет, что сейчас компании находятся в «экосистемах» и «ценностных сетях», через которые практически ничего нельзя контролировать, что практически не дает им возможности для прогнозирования или планирования собственного будущего. В таких условиях ритуал стратегического планирования, который предполагает, что «будущее будет более или менее похоже на настоящее», больше мешает, чем помогает. Это было именно то, что мы находили в организационных структурах (планирование процедур и организационная структура и культура, жестко закрепленная в понятии о мастерстве прогнозирования), и именно это и управляло Оперативным подразделением. Наши сложные решения бились о скалы новой сложной среды. Неизбежный результат данного подхода, возможно, наилучшим образом был описан Генри Минцбергом, автором книги «Взлет и падение стратегического планирования»: «Если кого-то отправить в незнакомые воды, поставив его на заранее определенный курс, то этот кто-то точно врежется в айсберг».

• Технологические изменения последних десятилетий привели к тому, что мир стал более взаимосвязанным и приобрел больший темп. Этот мир породил термин «сложность».

• Сложность образует совершенно новую ситуацию, нежели осложненные вызовы прошлого. Осложненные проблемы требовали больших усилий, однако их решение можно было прогнозировать. Сложность же означает, что, несмотря на возросшие возможности в области отслеживания и измерения, мир во многом стал намного менее предсказуемым.

• Эта непредсказуемость абсолютно несовместима с редукционистскими моделями управления и прогнозирования. Новая среда требует нового подхода.

Глава 4
Правильный поступок

С тем, что АКИ была успешна, спорить не приходилось. Эта организация уходила от большинства «айсбергов» и (что более примечательно), даже когда «врезалась» в один из них, не тонула: она просто заделывала пробоину и строила более совершенный «корабль». Это была та способность, которая интриговала и обескураживала нас больше всего.

Как ей удавалось быть настолько успешной, было понятно еще меньше. Сеть АКИ была органична и ассоциативна, это была какая-то общность, которую мы не могли понять. Сети, которые мы рисовали на досках, не указывали на наличие «четкой» структуры, а без нее, как следовало из логики, организация должна была рассыпаться на части. Но она не рассыпалась. Она была децентрализована, но связана. Масштаб таких атак, как атака на водоочистительную станцию 30 сентября, требовал наличия хорошо скоординированных указаний, четкого расчета, а также возможностей обмена информацией, которые мы могли видеть лишь в наиболее дисциплинированных военных подразделениях. Их смертоносные миссии далеко ушли от того, что можно было достичь распространением руководств и наличием интернет-пропаганды, направленной на небольшую группу адептов.

Даже когда АКИ метастазами расползлась по Ираку, вырастая в численности и охвате, она каким-то образом умудрилась сохранить гибкость. В первой фазе нашей борьбы наше Оперативное подразделение сфокусировалось на охоте на бывших сподвижников Саддама Хусейна. Большая часть действий происходила на территории между Багдадом и Тикритом, где у членов правительства Саддама и его высокопоставленных офицеров по плодородным берегам Тигра было жилье. (На одной из таких ферм на окраине Тикрита в декабре 2003 г. мы захватили Саддама). Применяя наши лучшие способы проведения ночных рейдов (наша отшлифованная стратегия «одного лучшего пути» для захвата плохих парней), мы достаточно быстро отработали саддамовских функционеров: использовали навыки быстрого захвата; «смещали» свои атаки с настоящих целей и заходили с тыла, чтобы максимизировать эффект неожиданности; использовали тактику «городской войны», когда входили в дома, зачищая комнату за комнатой, этаж за этажом.

Когда война перешла с уничтожения Саддама на противостояние АКИ, которая и организовала восстание, мы стали применять ту же тактику, однако это было уже куда сложнее. Несмотря на то, что центр гравитации АКИ находился далеко от роскошных районов, в которых мы захватывали людей Саддама, они наблюдали за нами. Они знали, что мы предпочитаем ночные операции дневным, поскольку имеем преимущество ночного видения, поэтому покидали свои базы на закате, исчезая и проводя ночи в близлежащих полях. Они видели, как мы нападаем на дома и зачищаем их, поэтому стали размещать пулеметы в «бойницах» в верхних частях лестниц и ждали, лежа там. Они знали, что для сбора разведданных нам нужны были их лидеры, поэтому многие из них засыпали с надетыми жилетами со взрывчаткой.

Было совершенно неважно, что они проигрывали в перестрелках, что у них были наскоро состряпанные операции и насчитывалось меньше профессиональных воинов. Также неважно было и то, что у них не было ни одного способа ведения операции, который они могли бы использовать везде, как это делали мы. АКИ могла просто подстраиваться и выживать.

Мы были сильнее, эффективнее, защищеннее, а АКИ была гибкой и выносливой. В сложной окружающей обстановке гибкость часто означает успех, а даже самые хорошо разработанные решения порой могут быть незначительными и контрпродуктивными.

Ученый Брайан Уокер и писатель Дэвид Солт в своей посвященной этому книге описывали гибкость как «возможность системы поглощать возмущение, сохраняя основную функцию и структуру». В сложном мире возмущения неизбежны, что делает способность поглощения ударов еще более важной. В результате гибкость все больше изучается в курсе разных дисциплин, начиная с психологии и заканчивая гидрологией. Несколько примеров данной концепции бросаются в глаза больше, чем изменение голландцами подхода к воде.

Угроза сзади

В последний день января 1953 г. из-за штормового ветра в Северном море и полнолуния образовалась ливневая волна, затопившая низины Восточной Англии и Шотландии. С другой стороны Северного моря, на юго-западной оконечности Нидерландов, где река Рейн впадает в переплетение устьев и где находятся острова, расположенные на низменности, волна захлестнула дамбы и обрушилась на метко названную провинцию Зеландия (Морская земля). Вода затопила дома, школы и больницы, унеся с собой более 1800 жизней. Для этой маленькой развитой, процветающей и экономной в отношении воды страны это стало настоящим бедствием.

Вода значила для Нидерландов все: от открыточного вида каналов Амстердама до известной на весь мир политики. Наследие требовало от них совместной работы, чтобы осушить большие участки земли. Определение того, как будет идти вода, было для голландцев чем-то вроде инстинкта, который им очень помогал в прошлом. Правительство отреагировало на трагедию в стиле «больше никогда». Голландцы тысячелетиями занимались строительством стен для защиты от моря, но теперь они задумали возвести стену, которая была бы толще, прочнее и длиннее, чем те, которые когда-либо были построены в мире.

Проект «Дельта Воркс», завершенный в 1997 г., был огромным строительным проектом, рассчитанным на 40 лет. Он соединяет в единую систему плотины, волноломы, шлюзы и эффективно сокращает береговую линию, которую необходимо оснастить дамбами. Американское общество инженеров гражданского строительства назвало «Дельта Воркс» одним из «семи чудес современного мира». Если бы такая система существовала в 1953 г., она защитила бы Зеландию от наводнения. Однако, как и в случае с линией Мажино, мощной защиты от уже известной угрозы не всегда достаточно. В сложных системах угрозой может стать все что угодно.

В 1993 и 1995 гг. таяние снега в Швейцарских Альпах и ливни в низовьях обусловили подъем уровня воды в Рейне, которая хлынула из Швейцарии в Германию, а оттуда в Нидерланды. Как и немецкие танки, которые прошли по какой-то части этой земли за полвека до этого, вода обошла искусно построенные защитные сооружения. На этот раз потоп пришел с другой стороны. Несмотря на то, что это не было настолько катастрофично, как в 1953 г., Зеландия была под водой, 250 тыс. человек были эвакуированы, а ущерб составил сотни миллионов долларов.

СОЛДАТЫ НАУЧИЛИСЬ СТРУКТУРИРОВАТЬ ЭМОЦИИ ВОЙНЫ, ВОСПРИНИМАТЬ СМЕРТЬ НЕВИННЫХ ЛЮДЕЙ КАК «СОПУТСТВУЮЩИЙ УЩЕРБ», ДОПУСКАТЬ, ЧТО ЖЕСТОКОСТЬ, ПРИСУЩАЯ ПОЛЮ БОЯ, ЯВЛЯЕТСЯ НЕИЗБЕЖНЫМ ШАГОМ В ПОГОНЕ ЗА СВЕТЛЫМ БУДУЩИМ.

Так же, как и в ситуации с распространением жабы ага на территории Австралии, проблема частично заключалась в человеческом факторе: люди тысячи лет «улучшали» русла рек, усиливая их и ограждая дамбами для защиты окружающей земли от возможных бедствий. Такой тип прогнозирования работает в осложненных средах, но в сложных он может стать опасным. В то время как постройка высоких плотин и дамб сократила риски возникновения небольших паводков, риск больших, более разрушительных потопов возрос, поскольку из-за них русла рек стали уже, что привело к тому что вода стала подниматься выше, а течь быстрее. В то же время, из-за оседания почвы земля за дамбами опускалась, а люди все чаще перебирались жить в поймы рек, из-за чего их значение в качестве сдерживающего фактора динамики рек терялось. Голландский департамент водных ресурсов подсчитал, что в наши дни наводнение в Зеландии могло бы причинить ущерб примерно 4 млн человек. Тяга к оптимизации создала угрозу нового типа.

Однако на этот раз голландцы использовали другой подход. «Вод-ное пространство» – новый план по управлению водными ресурсами в регионе, который приходит на смену столетиям, потраченным на командование природными явлениями и контроль за ними. Этот план включает такие меры, как создание новых обходных путей и уменьшение дамб таким образом, чтобы фермерские угодья у рек служили поймами для неизбежных паводков. Данные меры помогут снизить уровень воды в Рейне, Маасе и Ваале и помогут Нидерландам избежать наводнения.

По словам одного журналиста, это «радикальная, даже еретическая мера для страны, где дамбы сооружались на протяжении более тысячелетий». Однако эксперт из главного агентства по приливным волнам говорит: «Если вы боретесь с природой, она обязательно ответит. Воде нужно пространство». План «Водное пространство» допускает, что наводнений невозможно избежать, и ставит своей целью изменение менталитета голландцев со стремления к защите Нидерландов от наводнений на развитие гибкости поведения при наводнениях.

Люди в Нидерландах приходят к пониманию того, что «старый подход больше не работает». Иные страны и компании сейчас также следуют тренду, отступая от прогнозирования и уступая место гибкости.

«Идеи гибкости» – это зарождающаяся сфера, в которой люди пытаются разработать новые способы взаимодействия с новыми вызовами сложности. В парадигме гибкости руководители осознают, что они неизбежно столкнутся с непредсказуемыми угрозами, и вместо того, чтобы разрабатывать новые системы защиты от ударов, они создают системы, целью которых является взаимодействие с ними или даже получение прибыли от них. Гибкие системы – это системы, которые можно противопоставить непредсказуемым угрозам и, если необходимо, снова собрать в единое целое. Инвестор и писатель Нассим Талеб описал схожую концепцию термином «нехрупкие системы». Хрупкие системы, как он утверждает, – это те системы, которые могут быть повреждены каким-либо потрясениям, мощные системы – те, которые могут перенести удар, а нехрупкие системы – те, которые, как иммунная система, могут получить преимущество от удара.

Несмотря на то что популярность концепции в последние годы возросла, многие техники, помогающие системам быть гибкими, не новы. В инфраструктуре среды они часто обозначают возвращение к бережному сосуществованию с природой, которое определило многое в истории человечества. Идеологи гибкости утверждают, что люди непреднамеренно ослабили многие из систем, которые их окружают. Стремление людей к специализации, эффективности и исполнению потребностей в неестественном прогнозировании, как и изменение русла Рейна, создало новые угрозы и причинило ущерб их способности оправиться от удара.

Как в своей книге «Устойчивость мышления» специалисты по вопросам окружающей среды Дэвид Солт и Брайан Уокер писали:

Люди – величайшие оптимизаторы. Мы смотрим на мир вокруг нас, на корову, дом или портфель акций и спрашиваем себя: «Как можно сделать так, чтобы получить с этого наибольшую прибыль?» Наша тактика заключается в том, чтобы разбить то, чем мы хотим управлять, на мелкие части и понять, как работает каждая из частей, а также что нужно вложить для того, чтобы получить наилучший результат. [Но] чем больше мы пытаемся оптимизировать под определенную цель элементы сложной системы взаимодействия человека и природы, тем менее гибкой становится система. Тяга к эффективному оптимальному результату обусловливает ситуацию, при которой система становится более уязвимой к ударам и волнениям.

Идеи гибкости противоположны высокомерной попытке спрогнозировать все. Они основаны на желании «знать то, чего мы не знаем», а также «ожидать то, чего мы не ожидаем» – старые клише, которые часто являются пустыми словами, однако ими часто пренебрегают в угоду оптимизации.

Большую часть времени нашим главным инстинктом является защита себя от прогнозируемой угрозы путем предсказания ее и концентрации против нее силы. Джон Дойл, профессор машиностроения Калифорнийского технологического института, описывает системы такого типа как «мощно-хрупкие»: рукотворные инженерные сооружения, такие как «Дельта Воркс», масштабные и хорошо разработанные, но при этом куда более простые, механические и статичные, чем среда, которую они пытаются регулировать. Их мощный ответ на угрозу делает их хрупкими и негибкими.

Эндрю Золли, идеолог гибкости и писатель, в качестве примера мощности систем использовал египетские пирамиды. Факт того, что они все еще стоят, доказывает, что пирамиды – очень мощная система: они успешно сопротивлялись всему, что предусмотрели архитекторы, когда планировали их (ветру, дождю, а также всем другим факторам, ухудшающим их состояние, которые только можно было предугадать). Однако если на них воздействует непредвиденный фактор, например бомба, то структура не сможет собраться заново. А вот коралловый риф переживает ураганы, не будучи при этом мощной системой. Он является гибкой системой. Штормы уничтожают определенное количество кораллов, но если риф сохраняет нормальный размер, то он через какое-то небольшое количество времени регенерируется. (Единственной причиной, почему коралловые рифы сейчас исчезают, является ущерб, который наносят люди, и, в отличие от периодических штормов, этот ущерб причиняется быстро и безжалостно, из-за чего коралловые рифы не успевают набрать для восстановления критическую массу, которая является признаком гибкости. Даже гибкую систему можно сломать, если на нее воздействует слишком много факторов за слишком короткое время).

Мощность обусловливается усилением составных частей системы (пирамиды). Гибкость же является результатом связывания этих элементов, что позволяет им изменить конфигурацию или адаптироваться к изменениям или повреждениям (коралловый риф). Наш подход к многим средам (от производственного цеха до поля боя) сконцентрирован на построении и упрочнении мощных структур для противостояния определенным предполагаемым угрозам. Однако все эти среды, как мы отмечали в предыдущей главе, очень восприимчивы к непредвиденным и непрогнозируемым обстоятельствам. Для того чтобы пережить их, нам необходимо стать мощными и гибкими одновременно.

Идеи гибкости можно применить во многих сферах, в которых люди ищут путь вперед, сталкиваясь с неопределенностью. Главная мысль заключается в переключении нашего внимания с прогнозирования на переработку структуры. Смиряясь (понимая неизбежность возникновения сюрпризов и чего-то неизвестного) и концентрируясь на системах, которые могут выживать и даже получать выгоду от неизвестного, мы сможем победить изменчивость. Как утверждает Золли, «если мы не можем контролировать приливы изменений, то нам необходимо научиться строить лучшие корабли».

Эффективность и адаптивность

В течение целого века школа управления была сконцентрирована на эффективности – получении наиболее близкого к желаемому результата (мы можем называть это переменной у) с наименьшими желаемыми затратами (х). На сталелитейном заводе Тейлора переменной у было количество стали, а переменной x – количество часов, в течение которых использовалось оборудование. В нашем Оперативном подразделении (по крайней мере изначально), переменной у были операции, а переменной x – люди и техника.

Проблема, как уже было сказано, заключается в том, что эффективность можно оптимизировать, только если возможно определить переменные x и у и то, как они будут изменяться в долгосрочной перспективе, чтобы создать зависимую систему, в которой будет возможна конвертация одного в другое. Если вам известно, что ваша компания в прогнозируемом будущем будет производить автомобили, то постройка сборочного конвейера, оптимизированного для сборки валов и установки подушек безопасности, а также способного конвертировать небольшое количество человеческого труда и стали в большое количество автомобилей, имеет смысл. Однако такая система становится бесполезной, когда внезапно отпадает потребность в автомобилях и вместо этого к концу недели появляется необходимость в вертолетах. Вся мировая эффективность не будет иметь никакого смысла, если она будет статичной в изменчивом мире.

Мы построили «удивительную машину» (эффективный военный конвейер), но он был слишком медленным, чересчур статичным и сверх меры специализированным (т. е. излишне эффективным), чтобы справиться с изменчивостью. Это было эквивалентом «Дельта Воркс» или линии Мажино: мощная система для чего-то определенного, прогнозируемого, но абсолютно непригодная для быстрой, эффективной реакции на неожиданное. Мы были мощными, но не гибкими.

Когда мы поняли, что АКИ нас обогнала, сделали то, что делает большинство организаций, когда чувствуют, что проигрывает в борьбе: мы стали больше работать. Мы стали использовать значительные ресурсы, привлекли больше людей и даже постарались прийти к максимальной эффективности внутри существующей модели действий. Подобно надоедливым туристам, которые пытаются сделать все для того, чтобы их поняли в чужой стране, продолжая при этом говорить на своем языке все громче и громче, мы поднимали громкость настолько, что ни к чему хорошему это не приводило.

Если бы присутствие АКИ в Багдаде было постоянным и если бы их передвижения ограничивались скоростью танков или пехоты, то у нас была бы возможность разработать великолепный план по уничтожению боевиков, защищая при этом наши позиции и эффективно вводя в бой и выводя из него технику и людей. Это была бы, пускай и сложная, пускай и опасная, математическая задача. Как в ситуации с мировыми войнами: чем больше эффективности мы могли бы добавить в решение, тем быстрее конфликт подошел бы к завершению.

Однако такой определенности, увы, не существовало. Такие хорошо просчитанные планы никуда не годятся, когда скандал со сжиганием Корана в одном городе производит фурор в интернет-чатах, и уже через день в другом месте возникает ячейка безжалостных радикалов и использует тактику, с которой мы никогда не сталкивались. Или когда разведка в Мосуле сообщает о планируемых атаках на гражданское население в Басре, если подразделение SEAL той же ночью не начнет рейд, на планирование которого, не говоря уже о его согласовании с Вашингтоном, нет времени. Мгновенное соединение всех этих точек потребовало бы от нашего Оперативного подразделения такой гибкости, которой у нас просто не было.

У Питера Друкера по этому поводу было привлекательное высказывание: «Быть эффективным – значит делать все правильно, а быть результативным – значит совершать правильный поступок». Если у вас достаточно данных относительно того, что в будущем будет «правильным поступком», то эффективность станет разумной заменой результативности. Однако в непредсказуемом вихре корреляция между эффективностью и результативностью исчезает. Оперативное подразделение создало системы, которые очень хорошо справлялись с тем, чтобы делать все правильно, но были недостаточно гибкими для того, чтобы давать возможность совершать правильные поступки.

По совету Тейлора мы работали над тем, чтобы получить как можно больше у с наименьшим x (у – операции, а x – люди и техника), однако эффективная конверсия переменной x в переменную у была не тем, что нам было нужно. Нам было необходимо совершить правильный поступок в правильном месте с определенной скоростью и бесконечной точностью таким образом, чтобы мы могли получить возможности, которые могли исчезнуть уже через несколько минут. В итоге нам нужна была система, которая без знания наперед, что потребуется, могла бы мгновенно адаптироваться к вызовам, система, которая, вместо того чтобы конвертировать известную переменную x в известную переменную у, была бы способна обеспечить неизвестный результат при непредсказуемых входных данных.

Так же, как и системы защиты от наводнений, которые могут быть мощными, но негибкими (и первое здесь зачастую обусловливается последним), системы управления могут быть эффективными, но не адаптивными. В 2004 г. у нас не было затруднений с эффективностью, но была проблема с адаптивностью.

Как и голландским инженерам, нашему Оперативному подразделению было необходимо вернуться к мудрости, потерянной в погоне за эффективностью: те, кто попал под сокращения, согласно теории редукционизма, несомненно, имели большую способность к адаптации, чем заменившие их необученные работники, которым просто нужно было следовать инструкциям, написанным на карточках. У них было понимание контекста, общей картины, а не отдельных ее частей. Однако мы не могли просто вернуться к прошлому. Нам была необходима не только гибкость, но и преимущества масштаба, которые сопровождают эффективность. Нам было нужно приобрести способность адаптироваться, сохранив при этом наши традиционно сильные стороны. И это было действительно сложно: многие практики, которые доказали высокую эффективность, напрямую ограничивали нашу способность адаптироваться.

Объединенные в сеть

Уровни воинских званий являются важным компонентом любого большого боевого подразделения. Звания используются для распределения власти и ответственности соразмерно способностям и опыту. Руководители, имеющие высокие звания, должны обладать навыками и проницательностью, чтобы правильно разместить войска, а также иметь возможность позаботиться о своих солдатах. В больших армиях наглядность звания всегда была необходима, чтобы понимать порядок, необходимый для управления на поле боя тысячами только что нанятых или призванных на военную службу фермеров и лавочников. Даже во время стоянки лагерем или совершения марш-бросков такие лидеры, как Фридрих Великий из Пруссии, применяли страшные наказания за проступки, в том числе повешение для солдат, уличенных в мародерстве. Фридрих знал, что для того, чтобы армия не превратилась в неуправляемую и опасную толпу, которая убивала бы, грабила и насиловала всех, кто попадается на пути, ему нужны были хорошие офицеры.

Уважение к руководителям необходимо и очень востребовано. Солдат учат принимать строевую стойку, когда к ним обращается старший сержант или кто-то из командного состава, а фразы «Да, старший сержант» или «Да, сэр» отражают ожидаемое различие в рангах. В сражении отказ выполнять приказ или сомнение в нем может привести к катастрофе. Однако в то же самое время жесткая иерархия и абсолютная власть офицеров замедляет исполнение приказов и возможность быстрой адаптации солдат, находящихся ближе всех к полю боя. Когда подчиненному нужно тратить время на получение подробных указаний от офицера, который находится далеко, чтобы отреагировать на быстро меняющуюся ситуацию, цена поддержания традиционного порядка и дисциплины становится слишком высокой.

Оперативность и взаимосвязанность сделали нашу среду в Ираке несовместимой с вертикальной и горизонтальной иерархиями, которые управляли вооруженными силами на протяжении столетий. Расстояние, которое должна была пройти информация, а также «окна», через которые должны были пройти решения, делали даже самое эффективное воплощение нашей системы недопустимо медленным. Порядок командования, который раньше гарантировал надежность, теперь ограничивал скорость. Ведомственное разделение и согласования, которые обеспечивали сохранность информации, стали препятствовать обмену, который был необходим для борьбы с врагом, обладавшим гибкостью. Конкурентная внутренняя культура, позволявшая нам быть внимательными, теперь делала нас бесполезными, а правила и ограничения, которые ранее предотвращали возникновение несчастных случаев, теперь мешали развиваться креативности.

Жесткая иерархия, существовавшая в рамках нашего Оперативного подразделения, была продуктом военной истории и культуры, а поискспособов изменения направления информационного потока (чтобы командиры прислушивались к тому, что говорят подчиненные) стал одним из вызовов, на которые было необходимо реагировать. Как бы там ни было, но наиболее сложным было сломать вертикальные стены, разделявшие подразделения нашего предприятия. Взаимосвязанность означала, что разобщенность более не являлась точным отражением среды: события, происходившие повсюду, теперь были связаны со всеми. Выделение отдельных институциональных единиц может сработать только при условии, что их оперативные центры никак не связаны. Держать разведчиков-диверсантов и спецназ отдельно друг от друга было хорошо до тех пор, пока проблемы, которые они решали, не были связаны. Летать по миру небольшой командой, чтобы в последний момент спасти заложника, можно и без межфункционального сотрудничества: то, как взаимодействуют команды (перевозка спасенных мирных жителей или смена воздушного транспорта), может быть спрогнозировано и спланировано такими командирами, как я. Это и была та ментальность, которая управляла Оперативным подразделением на протяжении двух десятилетий, однако она больше не работала.

Чтобы победить АКИ, нам было необходимо измениться и стать таким подразделением, которого до этого не было на вооружении Соединенных Штатов. Для этого изменения не было предусмотрено инструкций, и нам пришлось производить его в ходе войны. Мы часто говорили, что занимаемся «изменением конструкции самолета прямо во время полета».

Инструкций не было, но были наметки. Мы смотрели, как они принимали отчетливую форму на наших досках. Альтернативы нашим линейным и блок-схемам уже были разработаны и проверены Абу Мусабом аз-Заркави.

АКИ не заботилась об эффективности. Эта организация экспериментальным путем разработала военную структуру, которая не была эффективной, но была адаптируемой: эта сеть, в отличие от нашей командной структуры, могла сократиться, расшириться и принять необходимую форму. Между нашими подразделениями была дистанция (как географическая, так и информационная), создавшая «мертвые зоны», в которых мог поселиться враг, а также стыки, в которые могли превратиться эти «мертвые зоны». АКИ научилась жить и действовать внутри пробелов нашей системы.

АКИ наблюдала за нами в самом начале войны и обучалась, а нам теперь пришлось проглотить свою гордость и начать учиться у них. Эти беспорядочные схемы на досках были не нарушением в работе системы, а наброском будущей организационной схемы адаптивных команд. Вскоре то, что было на наших досках, породило фразу: «Для победы над сетью нам нужна сеть». Это стало первым шагом абсолютно другого разговора.

• Прогнозирование не является единственным средством борьбы с угрозами: развивая гибкость, обучаясь способности менять конфигурацию, чтобы противостоять неизвестности, можно разработать наиболее эффективный способ ответа сложной среде.

• Поскольку погоня за эффективностью может ограничить способность к изменению, Оперативному подразделению пришлось перестать воспринимать эффективность как основную идею управления. Для борьбы с постоянно изменяющейся угрозой в сложных условиях нам пришлось погнаться за адаптивностью.

• Наш враг, АКИ, казалось, достиг адаптивности при помощи своей сетевой структуры, которая могла органически изменяться, проявляя при этом ошеломительную гибкость. Мы поняли, что для победы нашему Оперативному подразделению необходимо было стать настоящей сетью.

Часть II
Один из многих

В 1989 г. Международная федерация баскетбола (FIBA) отменила правило, запрещавшее профессиональным игрокам из NBA принимать участие в Олимпийских играх. Американская мужская баскетбольная команда, которая уже могла похвастаться одним из олимпийских рекордов, превратилась из великой в легендарную. Первая команда, получившая такое звание, в 1992 г. разгромила всех своих соперников на площадках Барселоны. Наибольшее количество полученных золотых медалей равнялось 32. Их главный тренер Чак Дэйли не взял ни одного тайм-аута за весь турнир. Десять из 12 игроков позже заняли место в списке 50 величайших игроков в истории NBA. Патрик Юинг писал: «Это выглядело так, будто [американская команда, состоявшая из игроков, не входивших в NBA], проиграв в 1988 г., заслала разведчиков-диверсантов… Мы были элитным подразделением». Эта команда была известна как «Команда мечты».

Это задало тон на годы вперед. За «Командой мечты II», которая стала чемпионом мира в 1994 г., следовала «Команда мечты III», завоевавшая этот титул в 1996 г. Обе получили золото и так и не были побеждены. Игроки противоборствующих команд перед играми часто просили сфотографироваться со своими американскими героями и взять у них автографы. Это были отношения учителя и ученика, а не отношения между конкурентами.

В 2004 г. в команде, состоявшей из ветеранов и восходящих звезд, отметились такие игроки, как Леброн Джеймс, Дуэйн Уэйд, Кармело Энтони, Тим Данкан, а также Аллен Айверсон. Массимо Буллери, итальянец, игравший против них в товарищеском матче, говорил: «Я вышел на поле и сказал себе: “Это просто сон. Не может быть, чтобы я играл против своих идолов ”».

Однако в стартовой игре (которая сейчас считается одним из самых больших разочарований в истории атлетики) они проиграли команде из Пуэрто-Рико. CNN говорил об этом так: «Они были унижены… мелкими сошками». Они проиграли команде с острова с населением в 4 млн человек со счетом 92:73, и этот разрыв стал самым большим в американской истории участия в международных соревнованиях по баскетболу (включая те, в которых участие игроков из NBA было запрещено). После этого Соединенные Штаты с совсем небольшим отрывом победили Австралию и Грецию и проиграли Литве, едва дотянув до полуфинала. Затем они проиграли Аргентине, прежде чем обогнали Испанию и выиграли матч за третье место. До 2004 г. Соединенные Штаты проиграли только две игры за всю историю участия в Олимпийских играх, а только за 2004 г. они проиграли трижды. На церемонии награждения Буллери (итальянский защитник) смотрел на них с пьедестала серебряных медалистов, Аргентина тогда получила золото.

То, что было позором для Америки, стало доказательством для тренеров всего мира, которые потратили годы, говоря, что «в команде не может быть “Я”». Это событие доказало, что команда может быть как чем-то гораздо меньшим, так и чем-то гораздо большим, чем просто сумма ее участников.

Глава 5
От группы к команде

28 декабря 1978 г. рейс 173 компании United Airlines вылетел из аэропорта им. Джона Ф. Кеннеди в Нью-Йорке в Портленд, штат Орегон. У него была транзитная посадка в Денвере. Самолет DC-8 с четырьмя двигателями, который мог преодолевать большие дистанции и имел узкий фюзеляж, был гораздо элегантнее, нежели большинство пассажирских авиалайнеров. Он напоминал стальную ручку с крыльями. Этому экземпляру было всего десять лет, и он был только что после техосмотра, т. е. он был в расцвете своего срока службы.

Перед взлетом восемь членов экипажа произвели стандартную проверку безопасности: они осмотрели шасси, проверили давление в гидравлических системах, а также аварийные огни. Капитан Мэлберн А. МакБрум работал в United уже более 15 лет и налетал свыше 27 тыс. часов без единой аварии, 5000 из которых он провел в кабине DC-8.

Самолет приземлился в Денвере со 181 пассажиром на борту по графику и без каких-либо сложностей. Его вес на взлетной полосе составлял 248 627 фунтов. Когда в 14:47 он взлетел, то стал сбрасывать примерно по пятой части этого веса, поскольку начал сжигать 46 700 фунтов топлива, которые он нес в трех баках. Этого топлива было достаточно для полета плюс резервное топливо на дополнительные, предписанные Федеральным управлением гражданской авиации США 45 минут, а также на предписанные компанией 20 минут. Вместе взятые четыре двигателя JT3D производства Pratt & Whitney, находившиеся под крыльями этого самолета, потребляли 13 209 фунтов топлива (это вес небольшого школьного автобуса) в час.

В 17:00 самолет практически долетел до Портленда, где для посадки наблюдались идеальные условия: видимость составляла 30 миль, ветра почти не было, незначительная облачность и прохладный воздух. МакБрум сообщил по радио о своем приближении диспетчеру: «Направляемся к полосе 28. Площадка в зоне видимости».

После этого стали появляться небольшие проблемы: лампочка индикатора не загоралась. Поршень на правом шасси выдвинулся, поскольку шасси было выпущено для посадки, и повредил систему индикации. В результате индикатор не загорелся даже тогда, когда шасси было полностью выпущено и заблокировано.

Поршень проскользнул, и шасси было выпущено гораздо быстрее, чем обычно, а члены экипажа потом в интервью сказали, что «услышали глухой стук… и смещение вправо». Экипаж самолета сообщил в диспетчерскую о своей проблеме и состоянии, в котором самолет войдет в зону посадки, чтобы впоследствии произвести диагностику. С учетом спектра вещей, которые могли пойти не так, это практически не было проблемой. Визуальные осмотры проводятся с целью подтверждения того, что шасси выпустятся, а если нет, то даже при самом плохом раскладе самолет может затушить свою скорость о взлетно-посадочную полосу, повредить крыло, но гарантированно пассажиры останутся целыми и невредимыми. Капитан в отставке, поднявшийся на борт и разговаривавший с экипажем в кабине, шутил: «Меньше трех недель в отставке… Вам бы лучше вытащить меня отсюда». МакБрум ответил: «Главное, необходимо помнить, что не нужно волноваться».

Самолет выполнил разворот и вошел в зону посадки. Экипаж подробно обсуждал неисправность, сверяясь с толстым справочником, в котором содержались инструкции относительно того, что нужно делать в таких ситуациях. Атмосфера была суматошной, вопросы летали в воздухе туда-сюда, и многие из них игнорировались. МакБрум держал под рукой план действий в непредвиденных обстоятельствах, т. е. план жесткой посадки.

Члены команды спорили о значительности различных измерений и показателей. Они определили, что шасси было выпущено, но в то же время выразили свою обеспокоенность тем, что некоторые антиблокировочные функции, а также пневматическая подвеска могли быть повреждены. Стюарды проинформировали пассажиров о том, что посадка, возможно, будет жесткой, подготовили их к тому, чтобы они приняли безопасную позу, и удостоверились в том, что каждый из пассажиров знал, как использовать аварийные выходы в случае, если самолет не сможет подрулить к телетрапу. Капитан жонглировал сообщениями своей команде, диспетчерской вышке, а также компании-производителю самолета.

После проверки основных пунктов в своем чек-листе команда приступила к поиску других возможных проблем. Бортинженер напомнил членам экипажа, что после приземления «последний, кто покидает самолет, должен отключить батарею внешнего питания». Капитан в отставке на несколько минут исчез, чтобы взять с собой запасной фонарик на случай, если на земле у них не будет электричества.

Самолет попытался сесть во второй раз в 17:48, но там был другой самолет, поэтому борт 173 уступил ему. В кабине пилота капитан и бортинженер обсуждали размещение и относительные сферы компетенции каждого из стюардов. Несколько минут спустя они связались с вышкой: в небе опять был другой самолет, и МакБрум снова дал другому самолету дорогу.

Они совершили еще один круг, экипаж погрузился в глубокую дискуссию о том, что им нужно будет сделать на взлетно-посадочной полосе. Капитан сказал, что после приземления он позвонит в отдел технического обслуживания в Сан-Франциско, чтобы предоставить отчет о произошедшем. Затем они должны были убедиться в том, что на вышке знают об их планах и у них будет возможность спокойно выйти из самолета и избежать толпы зевак. Капитан МакБрум спросил своего первого помощника: «Рок, почему бы тебе не убрать все книги в свою сумку?» Этот вопрос он задал, чтобы не устраивать в кабине беспорядок.

МакБрум попросил бортинженера проверить, как чувствуют себя пассажиры в салоне. Стюарды к тому времени уже несколько раз сделали это, но капитан считал, что еще один ободряющий голос не повредит. Он сказал: «Я не хочу их торопить. [Я сяду] где-то в течение 10 минут или около того». «Они относительно спокойны», – отчитался бортинженер.

В 18:02 капитан МакБрум сообщил вышке: «Мы хотели бы сесть в течение пяти минут… мы хотели бы, чтобы вы предоставили оборудование, имеющаяся у нас индикация показывает, что шасси выпущено и заблокировано, люди на борту готовы к эвакуации, если она потребуется».

После этого МакБрум понял, что они забыли проверить предупреждающий сигнал шасси, они проверили автомат защиты цепи, и МакБрум послал отставного капитана в салон подбодрить пассажиров в последний раз. В 18:06 старший стюард вошел в кабину. «Ну, что же, – сказал он, – я думаю, мы готовы». МакБрум еще раз связался с вышкой: «Хорошо, сейчас будем заходить на посадку, приземлимся примерно через пять минут». Он был уверен, что команда подготовилась настолько тщательно, насколько это вообще возможно.

НЕСМОТРЯ НА ТЕХНИЧЕСКОЕ ПРЕВОСХОДСТВО, СТОРОНА НАПОЛЕОНА ПРОИГРАЛА: 19 КОРАБЛЕЙ БЫЛИ ЗАХВАЧЕНЫ БРИТАНЦАМИ, А СТОРОНА НЕЛЬСОНА ПРИ ЭТОМ НЕ ПОТЕРЯЛА НИ ОДНОГО КОРАБЛЯ.

На самом деле случилось так, что они потратили на подготовку 70 минут, т. е. на пять минут больше, чем у них было резервных запасов топлива. МакБрум был настолько сконцентрирован на смягчении жесткой посадки, что упустил из виду самый базовый и важный инструмент наблюдения – датчик топлива.

Как только МакБрум вошел в визуальный контакт со взлетно-посадочной полосой и опустил штурвал вниз, первый помощник сказал ему: «Мне кажется, ты только что потерял четвертый [двигатель], друг».

МакБрум запросил у вышки немедленную посадку. Затем, они потеряли еще один двигатель, и из рабочих двигателей остались только два. В 18:11 они вынуждены были применить план действий в чрезвычайной ситуации.

Капитан: Там, эй, есть что-то типа шоссе вдоль берега реки на случай, если нам не хватит места.

Первый помощник: Ладно.

Двумя минутами позднее они потеряли два последних двигателя и выпустили шоссе из зоны досягаемости.

Капитан: Так, передаю сигнал бедствия.

Капитан вышке: Вышка Портленда, рейс United 173 терпит бедствие, мы (двигатели загорелись)… Мы снижаемся… Мы не сможем попасть в аэропорт.

Вышка: United один. United один?

В 18:15 тихоокеанского стандартного времени 201 927 фунтов железа снесли два дома и десятки деревьев в пригороде Портленда, проехав по земле 1500 футов, прежде чем остановиться. Благодаря отсутствию топлива дома не загорелись, а внутри, к счастью, никого не было, однако восемь пассажиров, стюард и бортинженер погибли, а 24 человека получили серьезные ранения.

Сравните трагедию рейса 173 и историю борта 1549 компании US Airways: капитан Чесли Салленбергер в 2009 г. посадил самолет на реку Гудзон. Вскоре после того как борт взлетел из аэропорта Ла-Гуардиа, в оба двигателя попала стая канадских гусей, у которых был период миграции, что привело к немедленному отказу двигателей. Всего 2000 футов над землей, у экипажа было лишь несколько мгновений для реакции. Все экстренные чек-листы и техническая подготовка, разработанные для того, чтобы бороться с отказами двигателя, основывались на том, что это может произойти на крейсерской высоте свыше 20 тыс. футов. Событие выхода из строя на небольшой высоте было беспрецедентным.

Меньше чем за 4 минуты экипажу удалось развернуть самолет, подготовить пассажиров к жесткой посадке и приводнить аэробус А320 на Гудзон. Все выжили.

Самолет компании United, выполнявший рейс 173, потерпел крушение несмотря на то, что у членов экипажа был час, который они могли продержаться на резервном топливе, у лайнера не было серьезных технических повреждений и имелись четкие инструкции на случай отказа шасси. Рейс 1549 US Airways же закончился благополучно: были спасены жизни всем пассажирам и экипажу через считанные минуты после того, как члены экипажа столкнулись с беспрецедентной, критической проблемой, к которой они никак не были подготовлены.

Между обстоятельствами и отдельными людьми на этих двух самолетах существовало бесчисленное количество отличий, которые могли бы привести к различным результатам, и некоторые из этих отличий были неподконтрольны человеку. Одно четкое различие по меньшей мере было рукотворным и, как оказалось, очень схожим с проблемами, с которыми сталкивалось наше подразделение. В 1978 г. экипажи самолетов делились на группы: Мэлберн МакБрум наблюдал и распределял обязанности, задачи и отдавал приказы в системе, разработанной с целью увеличения эффективности. В случае кризисной ситуации каждый член экипажа обращался к нему и ждал указаний. К 2009 г. эффективные экипажи самолетов должны были функционировать как команды: Салленбергер был талантливым пилотом, который хорошо владел собой в кризисных ситуациях, однако, если бы ему пришлось разрабатывать и отдавать каждому члену команды отдельные очередные инструкции в течение тех нескольких минут, в которые нужно было действовать, то, возможно, рейс 1549 не смог бы сделать того, что сделал. Структурные и функциональные различия групп и команд несут в себе серьезные последствия для возможности адаптации.

Каждый, кто когда-либо занимался спортом или смотрел спортивные матчи, знает, что инстинктивная, кооперативная адаптивность необходима командам, которые хотят получать хорошие результаты. Наше Оперативное подразделение, конечно же, имело об этом представление: на макроуровне мы были жесткими и громоздкими, но наши подразделения (команды разведчиков-диверсантов, десантники, а также армейский спецназ) имели мировую славу одних из самых адаптивных команд в мире.

Как мы поняли позднее, мистическая гибкость сети АКИ была основана на многих тех же самых особенностях, которыми обладали наши подразделения (и команды во многих других областях). Понимание того, что делало команды, входящие в состав нашего подразделения, адаптивными и каким образом это что-то отличалось от культуры и структуры нашего Оперативного подразделения в целом, возможно, было ключом к нашему преобразованию.

Капитан Филлипс

«Морские котики» – это обозначение для нечеловеческого сочетания силы, храбрости и навыков, но запоминающиеся качества команд спецназа имеют гораздо меньше общего с отдельными талантами каждого из людей в команде, чем многие думают.

Через четыре месяца после спасения пассажиров рейса 1549, совершившего жесткую посадку на Гудзоне, зрителей новостей по всему миру ошеломило другое происшествие: 8 апреля 2009 г. четыре пирата, вооруженные автоматами АК-47, атаковали контейнеровоз Maersk Alabama и взяли контроль над мостиком. Завязалась потасовка, в ходе которой пираты захватили капитана судна, американца Ричарда Филлипса.

Пока Филлипса силой удерживали в небольшой спасательной шлюпке, завязались переговоры об освобождении заложников. Пиратам в шлюпке противостояли два американских военных корабля, высланных в тот район: эсминец «Бейнбридж» и фрегат «Хейлибертон». Когда Филлипс предпринял попытку к бегству, его захватчики обозлились, связали ему руки и избили автоматами. Пираты в лодке стали гораздо враждебнее, впав в отчаяние: они держали оружие у спины Филлипса.

12 апреля трое снайперов из спецназа наблюдали за ситуацией в лодке с кормы «Бейнбриджа» через приборы ночного видения. Их сбросили в холодную воду с транспортного самолета С-17, они обрезали стропы парашютов и связались с кораблями. Теперь они находились в ожидании, перекрестия их прицелов поднимались и опускались вместе с их дыханием и волнами.

Основным правилом снайперов было то, что летальное оружие могло быть применено только с целью сохранения жизни гражданина Соединенных Штатов. Когда они увидели АК-47, прижатый к спине Филлипса, то поняли, что пора действовать. Однако они осознавали, что если просто нанести пирату увечья, то это приведет или к убийству Филлипса, или к тому, что его искалечат. Они также считали, что фатальный, но не идеальный выстрел в пирата, который находился ближе остальных к Филлипсу, мог привести к спазму мышц, из-за которого автомат, прижатый к спине капитана, мог выстрелить. В шлюпке было всего два небольших окна, которые ограничивали и так никудышную видимость в ночное время. В любое время спецназовцы могли точными выстрелами убить по большей мере двоих пиратов. Однако им были необходимы три идеальных выстрела, совершенные в унисон. Поэтому они ждали.

Немногим позже 19:00 по местному времени двое из пиратов, изнемогавших от трехдневного застоявшегося воздуха в каюте шлюпки, открыли небольшой люк в передней части корпуса. Третий пират, который был в шлюпке, оставался в зоне видимости снайперов.

У пиратов, возможно, было время сделать один глубокий вдох соленого морского воздуха. Три пули с кормы «Бейнбриджа» одновременно попали в головы трех пиратов на раскачивающейся в 75 футах на волнах лодке и мгновенно убили их. Филлипс был освобожден и смог вернуться к команде и семье.

Как только стало известно о деталях миссии (особенно о быстрых и точных выстрелах), накал страстей в новостях достиг крайней точки.

«Сказать, что операция была удачной, – ничего не сказать, – подметил комментатор канала Fox News. – Наши “Морские котики” спасли жизнь американского капитана тремя точными попаданиями в головы сомалийских пиратов, державших его в заложниках». Эксперты с MSNBC колко пошутили, что захват «привел в порядок наши знания географии Восточной Африки и океанографии Индийского океана, а также освежил в памяти, насколько же круты наши американские “Морские котики”». Телевизионные программы превозносили целый спектр особых черт суперсолдат, чьи меткие выстрелы спасли ситуацию. Американцам понравилось захватывающее, кинематографическое видение отряда, состоящего из мускулистых гигантов, которые могли похвастаться олимпийской скоростью, силой и точностью, видение группы, чей коллективный успех является неизбежным следствием силы отдельных ее участников и виртуозного планирования дальновидного командира. Однако, как и многие другие кинематографические образы, этот упускал более важную и более глубокую правду. Десантники действительно необычны, но по другим причинам.

Попадание в цель с 75 футов, без сомнения, сложная задача. Однако в субкультуре военных снайперов это не то, что поражает воображение. В 1969 г. легендарный снайпер во Вьетнаме застрелил вражеского снайпера с нескольких сотен ярдов. Выстрел, сделанный с менее точной наводкой и из менее мощной винтовки, чем используются сейчас, поразил бойца Вьетконга в глаз, пройдя через оптический прицел. Искусные снайперы могут пустить пулю под ветер, чтобы та, обогнув здание, поразила цель в миле от места выстрела. В последние годы коалиция снайперов поражала цели в Ираке и Афганистане с дистанций, превышающих 8000 футов. На Олимпиаду эти снайперы, лежавшие на корме корабля «Бейнбридж» 12 апреля, даже квалифицироваться не смогли бы. Однако с точки зрения сложности, эффективной командной работы, а также возможности сохранять спокойствие в стрессовой ситуации – это хороший результат: три исполнителя задержали дыхание, подстроились под волнение моря, подгадали момент и выстрелили как один с полной уверенностью в себе и успехе своей миссии. На Олимпиаде по снайперской стрельбе это было чем-то совершенно новым.

Перед тем как нейроны снайперов прошли от мозга к предплечьям и дальше до кончиков пальцев, которые они держали на спусковых крючках, решение открыть огонь сформировалось в их коллективном, командном сознании, которое развилось благодаря многолетней практике, кооперации, связи друг с другом и службе. Снайперское трио, находившееся в постоянном контакте со своим командиром взвода, часами лежало на месте, прежде чем воспользоваться секундным преимуществом, когда двое пиратов высунули головы, чтобы подышать воздухом. Эти временные рамки не допускали возможности наличия дополнительных чек-листов, протоколов или возникновения задних мыслей. Снайперам необходимо было думать как единое целое и быть уверенными в том, что их командиры доверяют им. Только тогда они смогли бы правильно оценить свои тактические возможности с точки зрения стратегического контекста, и, когда появилась возможность, им было необходимо действовать немедленно, в унисон, под покровом ночи, на раскачивающемся на волнах корабле, пока весь мир наблюдал за их действиями.

Команды SEAL – «Морских котиков» – успешно выполняют разного рода ошеломительные операции не только потому, что члены таких команд имеют определенные личные качества, но и потому, что они сливаются в единый организм. Такое единство не рождается само по себе. Они создают его последовательно и методично.

BUD/S

В городе Коронадо, что в пригороде Сан-Диего, штат Калифорния, несколько десятков человек, пока вы читаете эти строки, возможно, насквозь промокли, продрогли до костей и с трудом дышат. Они принимают участие в курсе Морского центра специальных операций ВМС США, который именуется «Основами подводных подрывных работ для “Морских котиков”» (BUD/S) – обязательная шестимесячная программа обучения для поступающих в ряды «Морских котиков». Три фазы этого обучения будущих воинов включают физическую подготовку, обучение погружениям, а также ведению боевых действий на суше. Целью этого обучения является подготовка новобранцев к реальным боевым условиям. На всех трех этапах задания изнуряют как физически, так и психологически.

Физическая подготовка в первой фазе состояла из бесконечных миль бега по мокрому песку в ботинках, прохождения полосы препятствий на время, заплывов в открытом море в холодных водах Тихого океана, а также постоянных проверок на способность плавать на маленьких надувных лодках по большим волнам. Несоответствие стандартам (28 минут на забег на 4 мили по пляжу, 75 минут на два двухмильных заплыва в океане) или несоблюдение инструкций (таких, как строгие правила поддержания чистоты в комнатах) обычно наказывалось приказом «стать мокрым и песочным», а это означало, что провинившемуся приходилось окунаться в воду, температура которой составляла 60° по Фаренгейту, и покрываться жестким песком. Либо новобранцам нужно было пройти через «бревенчатую физподготовку», т. е. держать над головой деревянные бревна, либо их ждала «пытка прибоем», когда нужно было лежать на спине в ледяной воде, накатывающей волнами, в течение примерно полутора часов, с перерывами на несколько минут, чтобы избежать гипотермии. В середине первой фазы они проходили через «Адскую недельку»: это серия задач с повышающейся сложностью, в ходе которой новобранцам можно было спать в общей сложности 4 часа.

Вторая фаза добавляла боевое погружение в открытом и замкнутом пространстве. Здесь рекрутам нужно было отражать подводные атаки, снимать, чинить и перебирать свой акваланг, оставаясь под водой без кислорода. Им следовало держаться на плаву с 70 фунтами экипировки, а также проплывать 50 м под водой на одном дыхании. Инструкторы плывут рядом, готовые при необходимости привести новобранцев в чувство, поскольку многие из них просто теряют сознание на обратном круге, так как им нельзя подниматься из воды, чтобы глотнуть воздуха. Кандидаты должны выдерживать такие испытания, как связывание по рукам и ногам и сбрасывание в глубокий бассейн, в котором кандидату необходимо зубами достать со дна тот или иной предмет.

Последняя фаза концентрировалась на ведении боевых действий на земле. Этот курс проводился на острове Сан-Клемент, в местечке, где, как шутил один из инструкторов, «никто не услышит ваших криков». Кандидатам в «Морские котики» необходимо пройти обучение стрельбе, ведению боевых действий в городских условиях, беспарашютному десантированию и спусканию по веревке, а также симуляции боев с настоящим оружием и взрывчаткой. Кандидатам нужно показать класс в ориентировании на местности, патрулировании, основных техниках проведения рейдов, тактике организации засад, а также размещении противопехотных мин. Курс завершается полномасштабной симуляцией боевых действий. К тому моменту, когда кадеты заканчивают обучение, надевают на себя военно-морскую форму и позируют на выпускных фотографиях, они уже практически полноправные представители наиболее боеспособной и опасной части населения Земли. Они все еще далеки от того, чтобы получить заветную трехзубчатую эмблему «Морских котиков», но они уже прошли легендарное испытание на пути к своей цели.

BUD/S получил репутацию одного из самых сложных испытаний в армии. Примерно из 160 поступающих кадетов, около 90 отчисляются до окончания курса, а большинство из них отчисляются в первые несколько недель. Как-то раз было такое, что инструкторы отменили BUD/S и не было ни одного выпускника, поскольку слишком многие были отчислены либо получили увечья. Текучка помогает закрепить созданный СМИ во время спасения капитана Филлипса имидж суперсолдата, однако отсеивание слабых не является главной целью BUD/S.

Коулман Руиз выглядит как настоящий «Морской котик». Ростом в шесть футов два дюйма и весом в 195 фунтов, он был капитаном команды по реслингу в Военно-морской академии, прежде чем его отобрали в качестве одного из 16 выпускников его года, которые подходили для проверки себя в BUD/S. Позднее, через 12,5 лет карьеры в «Морских котиках», он оказался по другую сторону тренировок, став ответственным (OIC) в первой фазе курса. Он утверждает, что физическая сила не всегда является залогом успеха в BUD/S. «Почти при каждом отчислении, – говорит он, – я слышу: “Я ухожу, потому что отстаю от остальных, и поэтому тяну команду вниз”. Я слышал это очень часто… Но мы редко, очень редко, очень-очень редко отчисляем человека, который бежит медленнее остальных. Большинство из тех, кого мы отчисляем, находятся в хорошей физической форме». Люди, которые уходят, могли бы справиться с вызовами, но они поняли, что не хотят. Руиз отмечает: «У них просто другие приоритеты. У нас есть поговорка, в которой говорится, что они могут уйти из-за “моей девушки, моей собаки, моего кота или из-за моей чековой книжки”. Они могут пройти через это, но они понимают, что это не для них». Лишь 10 % из тех, кто уходит, физически не могут справиться с заданиями.

Физические задачи BUD/S на самом деле относительно выполнимы. Конечно же, для того чтобы пробежать 4 мили за 28 минут (т. е. 7 минут на милю), необходимо тренироваться, но для этого не нужно быть олимпийцем; 1,47 млн человек завершили 3200 10-км марафонов, которые проводились в Америке в 2012 г. Серьезный бегун из вашего квартала, скорее всего, смог бы придерживаться темпа примерно в 7 минут на милю, что соответствует темпу, требуемому на BUD/S. Планка BUD/S по плаванию также вполне реальная. Соревнования «Железный человек», в которых участвуют тысячи человек каждый год, включают заплыв на 2,4 мили (что немногим больше требований BUD/S), заезд на велосипеде на 111,8 миль и бег на 26,2 мили. Среднее время заплыва равно 76 минутам, что практически полностью совпадает с требованиями по фазе 3 BUD/S (а «Морские котики» при этом используют ласты). В сентябре 2013 г. Диана Ниад проплыла 110 миль от Кубы до Соединенных Штатов за 56 часов, что быстрее, чем требует BUD/S, и этот темп она держала на дистанции, которая была в 54 раза длиннее. Между прочим, ей было 64 года.

Конечно же, физические трудности «Морских котиков» усиливали безжалостные условия BUD/S: пробежать 4 мили за 28 минут по песку после трех дней без сна гораздо труднее, нежели держать тот же ритм на тренажере. Несмотря ни на что, Руиз делает заключение: утверждение о том, что физическая форма является главным показателем того, пройдет человек весь курс обучения или нет, неверно. В случае отсутствия медицинских противопоказаний, как говорит Руиз, «если человек хочет пройти через это, он пройдет».

«Искупайся, друг»

Целью BUD/S является не только производство суперсолдат. Этот курс нужен и для того, чтобы производить суперкоманды. Первый шаг для этого – построение прочной сети доверительных отношений. Это станет очевидным для каждого, кто был в команде, однако это идет вразрез с идеями редукционистского менеджмента. В группе руководитель разбивает деятельность на отдельные задачи и распределяет их. Получателям инструкций ничего не нужно знать, им просто нужно слушать своего начальника. В группе значимыми являются вертикальные связи. При построении же команды, напротив, значительную роль играют горизонтальные связи.

На BUD/S таких заданий, которые можно было бы выполнить в одиночку, мало. В первый день инструкторы разделяют курсантов на команды, состоящие из 5–8 человек, которые остаются неизменными на протяжении всего курса. Упражнения по погружению включают подводный обмен аквалангами, выполнение общих миссий с одним баллоном воздуха, а также навигацию в ночное время – упражнение, имитирующее подрывные работы в черном, как смоль, глубоком море, где пары ныряльщиков милями плывут без GPS или вообще какой-либо видимости, следуя указаниям на память, у одного на руке часы, а у другого – компас. Они связываются друг с другом, используя легкие удары и пожатия.

Пока большинство военных дисциплин используется для интеграции солдата в жесткую армейскую иерархию и совершенствования его способности исполнять приказы, приходящие сверху, BUD/S применяет другой подход. Формирование команды «Морских котиков» – это скорее не подготовка людей к тому, чтобы выполнять четкие приказы, а развитие в них доверия и способности адаптироваться внутри маленькой группы. С этой целью инструкторы BUD/S разработали курс тренировок, который невозможно пройти, исполняя приказы в одиночку. Руиз видит свою основную задачу в том, чтобы заставить людей «выбросить идею личной эффективности в первый же день курса».

«Если кто-то не может поднять свой вес в ходе тренировки на бревне, то ты упадешь с бревна. Если команда работает несогласовано в ходе тренировки на лодке, то лодка перевернется. За ошибки всегда приходится платить», – говорит Руиз. Даже пытку прибоем легче пережить, взявшись за руки и согреваясь теплом друг друга.

С самого начала программы тренировок курсанты должны даже в столовую ходить со своим «товарищем по плаванию». А того, кто ходит один, обычно ждет приказ «стать песочным», и, кроме того, кого-то из курса накажут в случайном порядке за то, что они позволили этому человеку ходить одному. «Найди себе товарища по плаванию» – насмешка над теми, кто думает, что они не такие, как все. Товарищи по плаванию часто становятся друзьями на всю жизнь.

Это гораздо больше, чем ощущение благотворного эффекта «связи друг с другом». Это делается потому, что команды, члены которых близко знакомы между собой, могут работать намного лучше. Каждый инструктор знает, что такой вид отношений жизненно необходим для достижения успеха. Боевое подразделение с хорошей индивидуальной подготовкой, жестким уставом и внушительной стратегией может эффективно выполнить план, и до тех пор, пока среда относительно стабильна, шансы на успех достаточно велики. Однако команда, объединенная доверием друг к другу и общей целью, более эффективна. Она может дать скоординированный ответ на динамичные изменения, происходящие в реальном времени.

Такие группы, как команды «Морских котиков» и экипажи самолетов, действительно работают в сложной среде, где основным параметром является адаптивная точность. Подобные ситуации выбивают из колеи любую попытку руководителя прогнозировать, наблюдать и контролировать. В результате члены команд не могут просто зависеть от приказов. Работа в команде – это процесс повторной оценки, переговоров и корректировки. Игроки постоянно посылают сообщения и получают сигналы от своих товарищей по команде, и этим игрокам необходимо уметь различать каждое действие и любое намерение друг друга. Когда член команды «Морских котиков» решает войти в закуток учебного полигона, не отображенный на поэтажном плане, который они изучали, ему необходимо точно знать, каким образом отреагируют товарищи по команде, если его действие приведет к перестрелке, так же, как и нападающий в футбольной команде должен двигаться туда, куда его товарищ по команде пошлет мяч. Эксперт Гарвардской бизнес-школы Эми Эдмондсон утверждает: «Лучшие команды состоят из тех, кто научился доверять друг другу. Через какое-то время они узнают сильные и слабые стороны своих товарищей, что дает им возможность играть как одно целое». Без этого доверия команды «Морских котиков» были бы лишь собранием людей в хорошей физической форме.

BUD/S развивает доверие к членам команды, и начинается это, казалось бы, с деспотического приказа ходить в столовую вместе, а заканчивается (для тех, кто прошел полный курс обучения) сплоченной командой «Морских котиков», которые готовы отдать свою жизнь в руки друг друга.

«Тот, кто верит, готов рисковать жизнью»

Поскольку доверие дает командам возможность трансформироваться и «совершать правильный поступок», необходимо убедиться в том, что члены команды знают, что является правильным поступком. Члены команды должны вместе идти к одной цели, а в изменчивых, сложных средах эта цель может меняться.

Тейлор презирал свободные объединения рабочих (их попытки наладить горизонтальные связи), поскольку это могло обусловить слишком большие отклонения от плана. У него была причина беспокоиться о своих рабочих, которые могли слоняться без дела, если им не дали точных инструкций, что делать: обычно у них не было особого понятия о том, что нужно компании, а также отсутствовал какой-либо стимул для этого. Его система решала проблему разделением нужд компании на несколько небольших промежуточных целей, за выполнением которых следили руководители, понимавшие, каким образом эти отдельные компоненты можно собрать в единое целое. При рассмотрении традиционной организационной структуры мотивация и контекстная осведомленность становятся ограниченными и более частными, а также все дальше уходят от общих стратегических целей организации. Когда руководители говорят о «систематизации», они обычно имеют в виду то, что люди должны знать о том, какой является промежуточная цель на их уровне (производство трех валов к 17:00). Хороший руководитель будет эффективно внедрять эти промежуточные цели, связывая их в одну цепочку, которая приведет к необходимому результату.

Если цепь разработана хорошо, то нет никакой нужды для траты времени и денег, чтобы дать рабочим, стоящим у конвейера, подробный обзор структуры процесса. Если они выполняют свою задачу и получают за это оклад, то не важно, насколько сильно они беспокоятся о будущем фабрики или как они видят свою позицию в общей корпоративной стратегии. Однако это не работает в команде.

Члены команды, работающие в сложных средах, должны понимать общую цель и ситуацию, в которой находится команда. Только если каждый понимает цель миссии, а также стратегический контекст, окружающий эту цель, команда сможет быстро оценить риски и понять, как вести себя относительно своих товарищей. Отдельным членам команды «Морских котиков» нужно отслеживать все в своей операции так же, как и игрокам футбольной команды необходимо следить за всем полем, а не только за своим участком травяного покрытия. Они должны нести коллективную ответственность за успех своей команды, а также осознавать все, что несет в себе эта ответственность.

ВМС должны понимать, что исполнители той или иной операции смогут принять правильное решение в опасных ситуациях с большими рисками, в которых планы постоянно меняются. В результате BUD/S делает огромный вклад в обеспечение как полной вовлеченности каждого члена команды «Морских котиков» в достижение цели, когда любой из них знает стратегическую функцию своего подразделения, так и обязательного знакомства с задачей той или иной миссии и осведомленности о своей роли в ней.

Проверка на чувство цели в своем глубинном смысле проста: нужно сделать тот или иной опыт максимально неприятным, и тогда выдержат только самые преданные. Физическая сложность BUD/S является проверкой, но не на силу, а на преданность. «Мы уже на этапе собеседования можем сказать, кто будет отчислен, – говорит Руиз. – Как правило, это те, кто решил попробовать себя: “Я бы хотел попробовать пройти BUD/S”, “Я думаю, мне понравится этот вызов”. Никому не нравится BUD/S. Это – ад». Как говорит Руиз, те, у кого получается, «это те ребята, которые говорят: “Я хочу стать “Морским котиком” и присоединиться к команде. Я хочу участвовать в боях за рубежом”. Кажется, что особой разницы нет, но эти небольшие отличия меняют все».

Курсанты, которым удалось пройти через BUD/S, верят в мотивацию. И здесь важно, что члены команды, подвергающие свою жизнь опасности, хотят служить с преданными патриотами, а не с бодибилдерами, которые записались на BUD/S только потому, что увидели возможность для личного роста. Как говорит Руиз: «Тот, кто верит, рискнет своей жизнью ради тебя и миссии. Тот, кто не верит, ни за что этого не сделает». Цель благотворно влияет на доверие, доверие – на достижение цели, а вместе они превращают людей в команду.

Ко времени, когда курсанты достигают фазы 3, они уже хорошо знают, как себя ведут в бою их товарищи по команде, и полностью доверяют друг другу. Они научились быстро и всесторонне оценивать любую среду, в которой им приходится работать (определяя, какую тактическую x они имеют и какая у нужна команде), а кроме того, внутри команды они способны развить гибкость, которая позволяет им трансформироваться, адаптироваться и выполнять поставленную задачу. Благодаря этому сочетанию тесных связей (доверия) и их понимания ситуации, а также вовлеченности в результат (цели), такие команды, как команды «Морских котиков», могут устранять угрозы гораздо эффективнее, чем это может спрогнозировать любой руководитель.

Команды «Морских котиков» дают особенный пример того, как можно улучшить способности к адаптации с помощью развития доверия и всеобщего чувства цели, однако тот же феномен увеличения продуктивности команды можно наблюдать в сферах, далеких от пытки прибоем на BUD/S.

«Этот человек способен еще раз пробежать марафон»

Доктор Е. Дж. Катерсон абсолютно безразличен к жестокости и крови. Когда он показываетфотографии работы своей команды, кажется, будто видишь либо доказательство существования чуда, либо полное мошенничество, либо новейший прорыв в области визуальных эффектов Голливуда: потускневшая запекшаяся кровь на гладкой коже, выступающие фрагменты костей на конечностях, рваные раны щек, которые могли бы стать рекламой средства Proactiv.

Доктор Катерсон является членом одной из самых прогрессивных команд хирургов по восстановительной пластической хирургии, которая восстанавливала лица, спасала ноги, а также жизни. Семь лет назад хирурги работали с пациенткой, чье лицо было содрано питбулем. Они вскрыли желудок собаки, вытащили лицо и пришили его обратно. Сегодня, если вы увидите эту пациентку на улице, то ничего не заметите.

Как личность Катерсон выглядит непритязательно: он хорошо, но немного неряшливо одет, и у него неугасающая страсть к работе. Закончив объяснять азы своей работы, перед тем как снова окунуться в хирургию, он переоделся в кабинете в медицинскую форму, параллельно описывая нюансы пересадки кожи. Позже, уже по пути в операционную (здесь он бежал трусцой), Катерсон настаивает на том, чтобы мы пошли в обход и взяли гостевые пропуска в библиотеку Медицинской школы Гарвардского университета. «Там находятся просто удивительные вещи. Там есть череп Финеаса Гейджа! Вам определенно нужно увидеть его».

Его коллега, доктор Мэттью Карти, работает в том же кабинете в Женской больнице Бригхэма в Бостоне. Доктор Карти чуть более ухожен и на несколько лет моложе Катерсона, и он такой же веселый.

15 апреля 2013 г. доктора Карти и Катерсон работали со страшным переломом лицевых костей. «Шестнадцатилетний парень ехал на скейтборде, и на шоссе его сбила машина, ехавшая со скоростью 50 миль в час», – вспоминает Карти. Операция заняла десять часов, и в 15:00 хирурги уже собирались идти по домам, чтобы наконец увидеться с семьями, как к ним зашел интерн и сказал: «Эй, там только что бомба взорвалась».

За несколько минут до этого два взрывных устройства взорвались на финишной черте Бостонского марафона, три человека тогда погибли и более 200 были серьезно ранены.

«[Команде] пришлось из операционной сразу же перейти в реанимацию», – вспоминает Катерсон. Туда собирались и другие команды. «Благодаря тому, что мы совсем недавно провели одну большую операцию, то были в самой подходящей форме, т. е. были готовы». Жертв теракта начали завозить в реанимацию, но, как говорит Карти, «ни у кого не было ни малейшего понятия о масштабе происшествия. Насколько мы знали, там могло быть до 3000 человек».

Работая вместе с хирургами-травматологами, хирургами-ортопедами, а также с сосудистыми хирургами, они помогли составить планы лечения для изувеченных пациентов, прежде чем отправить их в операционную. «Все эти хирурги в прошлом работали вместе и теперь принимали решения коллективно», – объясняет Катерсон, щелкая по фотографиям с операций на своем компьютере. Фотографии «до» и «после» выглядят так, будто над ними работали в Photoshop.

Катерсон останавливается на одном из снимков «до»: практически полностью неузнаваемое месиво из костей, мускулов и кожи, но, если присмотреться, то через несколько мгновений становится понятно, что это остатки колена. «Многие люди, – говорит Катерсон, – сказали бы: “эта конечность неоперабельна. Ему нужно провести надколенную ампутацию”». Однако надколенная ампутация означала бы 70 %-ное увеличение нагрузки при ходьбе до конца жизни, что, в свою очередь, привело бы к развитию проблем с легкими и сердечно-сосудистой системой. Также это означало бы увеличение нагрузки на бедро, что опять же часто вызывает раннее повреждение сустава.

Команда принялась за работу. Они взяли кожу для пересадки с ноги жертвы и вернулись к спасению колена, позволив ему зажить. Они взяли 40-сантиметровую полоску с его спины в одном направлении, 22 см – в другом направлении, соединили вместе одним кровеносным сосудом толщиной в 2 мм и использовали это как кусок кожи с основой из кровеносного сосуда, со швом, который был тоньше человеческого волоса. Они вынули кость и вставили ее обратно в ногу человека. Позже, пройдя через восемь операций, пациент пошел на поправку, и колено функционировало. Это было результатом скрупулезной работы по восстановлению механизма без обычно необходимой в таких случаях ампутации. «Это никак нельзя было назвать обычной практикой, – сказал Катерсон, после чего призадумался: – Но теперь этот человек способен еще раз пробежать марафон».

СТРОЕВЫЕ УСТАВЫ СТАЛИ БИБЛИЕЙ, А ПЛАЦ – СВЯТОЙ ЗЕМЛЕЙ.

Все, что в тот день сделали команды хирургов, «нельзя было назвать обычной практикой». В Женской больнице Бригхэма никогда не моделировали помощь большому количеству жертв. Никакого плана не существовало, как и тренировочных упражнений. Их ответом было просто развитие того, чем они занимались каждый день. Они адаптировались. Подразделение, работающее как группа, члены которой ждут указаний начальства, было бы слишком ограничено, чтобы среагировать эффективно. Ни на одном курсе медицинского вуза вам не расскажут, как нужно извлекать человеческое лицо из желудка собаки, и в критических ситуациях у вас нет времени, чтобы проводить исследование или набрасывать план. Человеческое тело – это сложная и взаимосвязанная система, и операции могут идти не по плану. «Каждый пациент индивидуален. Ни у одного из них я не встречал одной и той же травмы, – говорит Карти. – Операции непредсказуемы. Адаптироваться приходится всегда».

Что касается наших операций в Ираке, был миллион факторов, которые могли подорвать наш тщательно сформулированный план. Два спящих на улице человека могли изменить наш маршрут скрытого проникновения. Внезапная необходимость в поддержке с воздуха через полстраны могла сократить наши возможности для вызова подкрепления, что изменило бы соотношение рисков, которые берут на себя исполнители. Неожиданное присутствие мирных жителей в зоне цели могло изменить параметры допустимых действий, и даже при наличии самых передовых технологий и самых точных разведданных нельзя было быть полностью уверенным в том, чего можно ожидать. И когда первый выстрел сделан, реальность тут же начинает отклоняться от ожиданий.

Когда всплыли подробности о рейде, в котором был убит Усама бен Ладен, в новостных репортажах разыгралась драма с вертолетом «Черный ястреб», который упал при высадке войск, и это было изображено как аномалия, которая чуть было не погубила всю операцию. Несмотря на то, что это, конечно же, не было запланировано, такое отклонение от плана также не было неожиданным: огромная сложность специальных операций с точки зрения тактики практически гарантирует, что между планированием и исполнением по меньшей мере одна критическая составляющая будет иметь отклонение. Почти ни один из сотен рейдов, проведенных командой, не пошел точно по плану, а механические неисправности вообще были в порядке вещей. Люди в Абботтабаде перегруппировывались моментально, составляли новый маршрут атаки и выполняли миссию.

Можно было, конечно, составлять планы на случай возникновения непредвиденных ситуаций, однако они могли сработать только для определенного количества вариантов. План на случай непредвиденных ситуаций – это как дерево, которое раскидывает свои ветви на каждом разветвлении, или применительно к нашему варианту – к каждому из возможных результатов (если они откроют огонь, когда мы прибудем, – выберите путь А, если нет – выберите путь Б). Но когда из каждой ветви каждую секунду начинают появляться побеги, вариации становятся настолько сложными, что делают весь процесс планирования бесполезным.

Самое полезное, что есть у наших исполнителей, – это доверие, которое они, переживая лишения, развили по отношению друг к другу на протяжении долгих лет службы. Известна довольно расхожая фраза, что доверию учатся на войне. Однако для групп «Морских котиков» единство наполнено доверием, а цель является залогом успеха операции. Выход на поле боя в качестве группы отдельных личностей, не обладающих данными характеристиками, может походить разве что на вступление в перестрелку без бронежилетов.

Команда «Морских котиков», работавшая в Абботтабаде, не планировала, что их вертолет упадет, так же, как и экипаж капитана Салленбергера не предполагал, что им на пути попадутся птицы, а команда Карти—Катерсона и подумать не могла о взрывах на марафоне, однако все они смогли адаптироваться к неожиданной ситуации и принять грамотное командное решение на месте.

Именно их структура (а не план) была их стратегией.

Стихийный разум

Стивен Джонсон в своей книге «Появление» развеивает миф о «муравьиной королеве». Миф состоял в том, что сложная структура муравьиных колоний является результатом архитектурного и управленческого совершенства королевы колонии.

Если мы посмотрим на впечатляющие инженерные инновации муравьев (сети тоннелей, напоминающие метро, «городские свалки», на которые рабочие свозят непригодную к употреблению еду, «кладбище» для падших товарищей, а также специальный тоннель для эвакуации королевы в случае опасности), то у нас может создаться впечатление, что наверняка есть очень умный муравей, который смог сделать так, чтобы все эти элементы могли работать взаимосвязанно, ведь это именно то, как строятся человеческие здания. И мы представляем себе иерархию насекомых, на вершине которой находится королева, организующая труд своих подопечных и ведущая войны с конкурентами.

Правда же состоит в том, что королева муравьев – это фабрика личинок. Единственная ее функция – производство новых муравьев, что, безусловно, является важнейшей задачей, но все же никакого отношения к управлению не имеет. Этот миф живет благодаря нашей убежденности в том, что приказы всегда идут сверху вниз.

В реальности ни у одного муравья не хватит ума, чтобы создать колонию: у муравьев около 250 тыс. клеток мозга, у человека их около 100 млрд. Структура колонии возникает из скопления отдельных паттернов инстинктивного поведения – копание, поиск пропитания, сбор мусора, которые диктуются примитивными способами общения: муравьи распознают паттерны поведения по следам феромонов, оставленным другими муравьями.

Область «появление» проверяет, каким образом из совокупности низкоуровневых, простых связей может возникнуть сложная схема. Появление используется в качестве парадигмы для объяснения всего, начиная с кристаллообразной красоты снежинки до взрывного развития городов^[12] и непредсказуемого поведения экономик.

«Невидимая рука» рынка Адама Смита (мнение, сводящееся к тому, что лучшее возникает не из централизованного планирования, а из децентрализованного взаимодействия покупателей и продавцов) является примером «появления», который существовал еще до возникновения термина. Этот пример находится в четком контрасте с тем, что Альфред Чендлер называл «видимой рукой» менеджмента: редуктивное планирование, преобладавшее в большинстве организаций образца прошлого века. Невидимая рука Смита, как и муравьиная колония без лидера, иллюстрирует основную идею появления как такового, поскольку относится к нашему исследованию команд: в ситуациях, в которых присутствует высокий уровень взаимодействия, гениальные решения могут появляться независимо от наличия какого-либо определенного разработчика, цены могут формироваться без центрального планирования, а сложные операции можно проводить без четкого плана. Джонсон описывает появление как возникновение «непредсказуемой креативности» и определяет части, необходимые для создания такой креативности, в качестве «связанности и организации». Другими словами, порядок может образовываться снизу как противоположность управлению с четким планом, который приходит сверху.

Конкурентным преимуществом команд является их способность думать и действовать как единое подразделение (иногда это называется «коллективным сознанием»)^[13]. Любой специалист по информатике скажет вам, что если несколько персональных компьютеров подключить параллельно, то можно решить гораздо больше сложных задач. На самом же деле из нескольких десятков компьютеров (например, из ресурсов обычного компьютерного класса средней школы) можно создать суперкомпьютер, который будет делать именно это. Для их интеграции требуется достаточно много времени (что является эквивалентом прохождения начинающими бойцами «Морских котиков» курса BUD/S), однако прирост мощности просто колоссален.

Однако речь не идет о том, что большее количество компьютеров или «Морских котиков» может решить ту или иную проблему. Ответ состоит не в количестве элементов, а в природе их интеграции: соединении доверия и цели. Параллельный подсчет, коллективное сознание, а также единство команды – все это работает ради одной и той же цели: выстраивания сети, которая позволяет решать большие, более сложные проблемы. Создание и обслуживание команды требуют от видимой руки менеджмента совмещения элементов, а от невидимой руки появления – управления их работой. Такие программы, как BUD/S, разработаны с целью развития стихийного разума, который мог бы совершенствоваться в отсутствие плана.

Это было именно то, о чем подумали в авиационной промышленности, когда стало необходимым решать такие проблемы, как катастрофа рейса United 173.

Полная возможность предотвращения

Через несколько месяцев после крушения рейса United 173 в отчете Национального комитета по безопасности на транспорте было указано, что с самолетом никаких проблем, которые могли бы ограничить его работоспособность, не было. Рейс 173 «вполне мог бы приземлиться через 30 или 40 минут после возникновения неисправности шасси». Капитан был настолько обеспокоен проблемой с шасси, что оставался в воздухе слишком долго. «Возможно, причиной аварии стало то, что капитан не усмотрел за топливом воздушного судна и не отреагировал на его низкий уровень, а также на доклад членов экипажа об этой возникшей проблеме».

МакБрум был опытным и способным пилотом, за его плечами имелись тысячи летных часов на самолете, которым он управлял в тот день. Так почему же летчик не справился с такой незначительной неисправностью? Даже у наиболее квалифицированных людей случаются плохие дни. Возможно, этот день был досадным исключением. Однако, согласно статистике, это не так.

После крушения рейса 173 в индустрии авиаперевозок возникла огромная проблема: за десять лет число смертей на борту самолетов возросло. Это сбило с толку аналитиков, поскольку происходило в золотой век авиации. В 1960–1970-е гг. космическая гонка Соединенных Штатов и Советского Союза породила реактивные двигатели и самолеты, которые были улучшены таким образом, чтобы выйти за пределы атмосферы Земли. В 1969 г. самолетостроение продвинулось вперед благодаря разработке самолетов с возможностью вертикального взлета и посадки. Коммерческая авиация тоже не отставала: был разработан сверхзвуковой самолет «Конкорд», а также коммерческие авиалайнеры «Боинг» (727, 737 и 747), и все они совершили свой дебютный полет. Самолеты каждый год приобретали все более совершенные системы безопасности, но все еще продолжали падать^[14]. Поскольку рассматривались пути полного предотвращения крушений воздушных судов, трагедия рейса 173 стала пиковым значением для этой волны. Последующее расследование изменило индустрию.

Учитывая то, что самолеты становились более безопасными, проводившие расследование эксперты заключили, что рост числа аварий был связан с повышением количества «ошибок пилотов». Пилотов учили хуже, чем раньше? У персонала авиакомпаний между рейсами было недостаточное количество часов отдыха? Или, может быть, разреженный воздух на высоте в 32 тыс. футов обусловливал кислородное голодание мозга капитана, что вело к принятию неверных решений? В заключении Комитета по безопасности указано иное: «Данная авария служит примером повторяющейся проблемы: перебои в управлении людьми внутри кабины и отсутствие командной работы во время того, как возникла ситуация, включающая в себя неисправности систем воздушного судна во время полета» (курсив наш. – Авт.).

Согласно отчету, количество катастроф увеличивалось именно из-за недавних технологических успехов. Поскольку самолеты оснащались все большим количеством устройств, индикаторов и источников питания, а бортовая техника стала более продвинутой, число потенциальных возможностей возникновения той или иной неисправности (такой, как неработающий индикатор) возросло. Число ветвей на древе вероятностей превысило возможности запоминания информации пилотом и его командой. То, что когда-то было скорее осложненным, стало сложным. Для команд, которые проходили обучение по методике эффективности, зависящей от выполнения чек-листов, небольшие отклонения от плана привели к избыточным смертям. Как и в случае с Тейлором и его первой фабрикой почти сто лет назад, так и в нашем случае с Ираком, когда мы вернулись туда 25 лет спустя, технологии изменились таким образом, что управление стало ограничивающим фактором.

Федеральное управление гражданской авиации привлекло к изучению вопроса NASA – организацию, чьи исследования огромного и неизвестного обрекли ее на контакт с чем-то невообразимо сложным. NASA определило, что 70 % авиакатастроф, что является критическим значением, происходит по вине человека. В случае с рейсом 173 время, затраченное на восстановление работы фонариков, надевание жилетов, упаковку книг в сумки и подбадривание пассажиров, стало смертельным. Конечно, никто из членов команды не стал бы сознательно рисковать жизнью ради упаковки книг, чтобы они не разлетелись по кабине, однако они были настолько увлечены соблюдением процедуры, что забыли, что на самом деле значимо. Они делали все правильно, но совершили неправильный поступок. Они следовали плану, но в результате одна неисправная деталь, как с тем эффектом бабочки, привела к десяти смертям, 28 раненым и миллионным убыткам. Привязка команды к выполнению процедур вместо того, чтобы следовать одной цели, дает нам пример того, как эффективность становится важнее адаптивности. Процедуры не были причиной катастрофы, напротив, чек-листы были призваны обеспечить безопасность. Однако, чтобы эффективно достичь основной цели, которая была положена в основу этих процедур (безопасное приземление), нужно было развить более тесные человеческие взаимоотношения в команде.

Отягчающим обстоятельством стал недостаток коммуникации: МакБрум пытался управлять всем сам, не приняв всерьез преимущества поддержки, которую ему мог бы оказать экипаж. Он руководил группой, в которой члены экипажа были инструментами исполнения распоряжений пилота. В последние 30 минут полета борт-инженер несколько раз обращал его внимание на недостаточность топлива. В 17:48, за 20 минут до катастрофы, он сообщил МакБруму, что индикаторы топливного насоса стали мерцать. В 17:50 он сказал: «Если не [сядем] за 15 минут, то топлива почти не останется».

А в 18:02, уже после того, как МакБрум объявил о планах сесть в течение пяти минут, он сказал: «Судя по топливу, у нас осталось всего три». МакБрум, занятый другими вопросами, просто его не слушал^[15].

Авиаиндустрия имела перед собой два возможных пути развития. Можно было продолжить сокращать риски, пытаясь взять под контроль еще больше непредвиденных ситуаций. Федеральное управление гражданской авиации могло включить случай с рейсом 173 в курс обучения в летном училище, могло изменить чек-листы, включив туда точные инструкции для каждого члена экипажа, которые предписывали бы им проверять датчик топлива через каждые пять минут. Наличие таких инструкций сократило бы возможность того, что топливо могло закончиться при следующей поломке индикатора. Однако это не привело бы к устранению проблем, если понадобились бы острая реакция и работа в команде в случае возникновения тысяч других незначительных поломок. Еще хуже то, что чрезмерное подчеркивание процедур контроля топлива может привести к возникновению мертвой зоны так же, как и в случае в излишним подчеркиванием важности процедуры выпуска шасси, которая выключила из поля зрения наблюдение за уровнем топлива.

В качестве альтернативного пути они могли бы сконцентрироваться на адаптации рисков, а не на их снижении, принять в расчет неизбежность возникновения неожиданных механических неисправностей и выстроить гибкие системы борьбы с ними. Для прохода по капризному морю сложности им был необходим лучший управленческий корабль.

В NASA верили, что виной отсутствия у экипажей самолетов возможности адаптироваться к непредвиденным обстоятельствам стали попытки капитана контролировать и планировать все процессы, происходившие на борту, что было слишком сложным, чтобы быть возможным. Те, кто находился в историческом Центре управления полетами, а это были сотни экспертов, собранных в одном месте для обеспечения коммуникации и адаптации к ситуации в реальном времени (о чем мы расскажем позднее), заключили, что доверие и взаимопонимание между членами команды было гораздо важнее, чем дальнейшее оттачивание определенных технических навыков.

В июне 1979 г. NASA проводила семинар, на котором, как могут вспомнить те, кто этот семинар посещал, первый оратор начал свое выступление словами: «Дамы и господа, самолет более не является проблемой»^[16].

«Школа обаяния»

Решение, которое известно как управление ресурсами экипажа (CRM)^[17], было разработано в сотрудничестве с социальными психологами, социологами, а также другими специалистами и было сконцентрировано на групповой динамике, лидерстве, межличностной коммуникации, а также возможности принятия решений.

В 1981 г. в United Airlines впервые была внедрена всеобщая программа CRM. Проводившиеся в рамках данной программы интенсивные семинары требовали от участников определения как своего, так и других стилей управления. Она помогала молодым научиться говорить более уверенно, а капитанам меньше настаивать на своем, что приводило к созданию гибких, разнонаправленных коммуникативных связей вместо вертикальной системы управления и контроля. Инструкторы мучили студентов упражнениями по физподготовке. Они дополняли симуляторы управления самолетом и техническое обучение акцентом (как на BUD/S) на доверии и цели. Пилоты, конечно же, сопротивлялись. Они, взращенные строгостью технического обучения, описывали CRM как «школу обаяния» и «невнятный лепет».

Однако CRM повысило безопасность полетов.

В 1989 г. один из самолетов United находился на пути в Чикаго, когда у него развалился двигатель и его обломки повредили гидравлическую систему, которая поднимала и опускала закрылки – рулевой механизм самолета. Это можно сравнить с нахождением на трассе в час пик со сломанной рулевой колонкой, разница была только в том, что все происходило на высоте в 30 тыс. футов. Шансы, что такая ситуация может возникнуть, были оценены настолько низко, что процедуры для этого разработано не было. Однако экипаж рейса 232, прошедший обучение CRM, вместе с летчиком-инструктором, который находился на борту в качестве пассажира, разработали и применили план, каким образом можно удержать самолет под определенным углом, управляя разностью тяг и постоянной тягой двух оставшихся двигателей. Со сломанным механизмом рулевого управления, а также без плана действий в случае возникновения такого рода ситуаций экипажу удалось совершить жесткую посадку в Сиу-Сити в Айове и спасти жизни 185 из 296 человек на борту. При воспроизведении ситуации на симуляторе было обнаружено, что осуществить безопасную посадку самолета, используя только тягу двигателей, было невозможно. То, что у команды почти получилось, уже являлось большим плюсом.

Записи из кабины пилотов подтвердили, что члены команды обсуждали процедуры, возможные решения, а также действия и то, каким образом можно совершить аварийную посадку и подготовить пассажиров. Во время этих интенсивных обсуждений (31 сообщение в минуту) они нашли необычное решение. Командир экипажа, капитан Эл Хейнс, сказал позже: «Если бы не вклад каждого из нас, то мы этого не сделали бы». В отчете о происшествии учли CRM и отметили, что продуктивность членов экипажа «сильно превысила сообразные ожидания». После этого Федеральное управление гражданской авиации сделало обучение CRM обязательным для всех членов экипажей авиалиний в Соединенных Штатах.

Согласно опросу, к 1991 г. более 90 % членов экипажей согласились с тем, что «школа обаяния» полезна. С того времени авиаперелеты становились все более безопасными: в 2012 и 2013 гг. было зарегистрировано наименьшее количество катастроф и смертей, начиная с 1945 г. (года, в который количество авиаперелетов составило всего лишь 1 % от нынешнего объема), а временные промежутки между катастрофами за 30 лет постоянно увеличивались. Ежегодные данные по авиакатастрофам в Северной Америке к XXI в. упали ниже отметки одна катастрофа на миллион вылетов, отметки, которую они всегда превышали^[18]. Арнольд Барнетт, профессор статистики в МТИ и эксперт по авиационной безопасности, определил, что пассажиры имели шанс один на миллион погибнуть в авиакатастрофе в период с 1960 по 1969 г. В период с 2000 по 2007 г. этот шанс упал до отметки в один на 20 млн, что привело Барнетта к заключению, что в настоящее время «американский ребенок, входя на борт американского самолета, с большей вероятностью вырастет и станет президентом, нежели не долетит до пункта назначения».

И не потому, что полеты в наши дни несут в себе меньше рисков. Растущая сложность означает, что они заключают в себе большее количество рисков. Проверка эксплуатационной безопасности полетов на авиалиниях (LOSA), некая программа контроля безопасности полетов, сделала вывод, что 98 % всех полетов сегодня сталкивается с одной или более угрозами, которые, если не обратить на них внимания, могут привести к катастрофе (угрозы, схожие с неисправностью шасси на рейсе 173), а ошибка пилота происходит в 82 % случаев. Однако для экипажей, которые проходили обучение по адаптации к рискам, а не только по их снижению, это не является катастрофичным. Также парадоксально, что в 1970-е гг., когда умы аналитиков были заняты тем, чтобы осуществить рост в области «авиационной безопасности», количество катастроф тоже росло, теперь же мы живем в мире, в котором риски существуют везде, но при этом мы никогда не были в большей безопасности.

В отчете об аварии, где разбиралось успешное завершение рейса 1549, отмечалось, что техническое обучение, которое прошли члены экипажа Салленбергера, не имело никакого отношения к принятому решению. Для неисправности обоих двигателей на низкой высоте никаких процедур нигде в индустрии прописано не было. Именно их интерактивная адаптивность, как было указано в отчете, оказалась решающей.

Из-за временных ограничений они не смогли обсудить все части процесса принятия решения. Однако им пришлось прислушаться друг к другу и наблюдать друг за другом… [Капитану] и первому помощнику пришлось работать друг с другом, полагаясь практически только на интуицию, и работать сплоченно.

В отчете было указано, что «капитан и его первый помощник получили навыки и инструменты быстрого построения команды и установления межличностных связей, а также разделения общей цели и совместной работы благодаря обучению CRM, проведенному в компании US Airways». Скромность Салленбергера является искренней: рейс 1549 компании US Airways был спасен благодаря не одному человеку, а способности капитана, первого помощника и экипажа самолета собраться и достигнуть общей цели.

CRM стало настолько успешным, что для десятков других ситуаций: от операционных до морских нефтяных платформ и атомных электростанций – были разработаны похожие программы, люди были объединены целью лучше бороться со сложностью и рисками.

В области неотложной медицинской помощи растущая сложность также привела к необходимости заменять групповые структуры командами. В 1966 г. в отчете, который назывался «Смерть и инвалидность в результате несчастных случаев: незамеченный недуг современного общества», было указано, что у американцев больше шансов погибнуть в автокатастрофе на дорогах Соединенных Штатов, нежели от пулевого ранения вьетконговца. Почему же? Из-за команд военных хирургов. Гражданские медицинские подразделения использовали те же технологии, что и их коллеги из военной сферы, однако они применяли другую структуру команды. Гражданские команды были, скорее, группами, схожими с экипажем самолета МакБрума: ведущий хирург, работал напрямую с пациентом, опираясь на поддержку помощников, которые выполняли его инструкции. Бостонский хирург доктор Карти утверждает: «Там всегда был один человек (обычно – мужчина), который входил и, скажем так, рулил всем, и каждый подчинялся воле этого человека».

Медицина, в особенности хирургия, имеет репутацию помощницы в развитии эго. «У нас много агрессивных придурков, – отмечает доктор Карти. – Это норма в нашей профессии». Конкуренция в медицине очень жестокая, структура заработной платы при частной практике может побудить к борьбе за каждого пациента, а подковерные игры являются общим явлением и обычно проходят за счет пациента. Как сказал доктор и писатель Атул Гаванде, «мы обучали, нанимали и поощряли врачей, чтобы те стали ковбоями, но нам нужны команды механиков для наших пациентов». Со скорой помощью все же несколько иная ситуация.

Во время войны во Вьетнаме военные хирурги обнаружили, что если отстранить ведущего хирурга от пациента и заставить его стоять у кровати во время проведения реанимационных мероприятий и оценки состояния, то большее количество действий будет происходить одновременно. Эта практика сделала ведущего хирурга, по сути, игроком в команде, позволив другим попытаться решить проблему, нежели просто слушать распоряжения, что делать.

В медицине, как и в авиации, способность отдельного практика руководить всем подряд безнадежно отстала от технологий. Когда это стало понятно, люди стали двигаться к созданию «многофункциональных врачебных команд» с более равным распределением власти и руководства. Исследование показало, что эти изменения приводят к сокращению времени проведения реанимационных мероприятий в два раза, со 122 до 56 минут.

Эти изменения были внедрены и в гражданские врачебные команды, в 1973 г. федеральное правительство выпустило Закон о системах скорой медицинской помощи (EMS), обеспечивший улучшение современной скорой медицинской помощи, а также быструю реакцию команды, выраженную, например, в команде докторов Карти и Катерсона, которые 40 лет спустя могли спасти большое количество жизней в апрельском теракте в Бостоне^[19].

Неслучайно системы CRM и EMS появились примерно в одно время. Престон Клайн, заместитель директора по курсам лидерства в Уортонской школе бизнеса при Университете Пенсильвании, потратил годы на исследование «критических команд» (MCT) – небольших команд, чья ошибка, скорее всего, приведет к смерти людей и чьи временные рамки для действий часто ограничены максимум 10 минутами. Клайн отмечал, что ни одна из десятков команд, которые он изучал, не была создана до 1950 г., но выросли все они лишь за последние 30 лет. История Британской армии восходит к 1707 г., однако Специальная воздушная служба (SAS) (первое специальное подразделение) появилась лишь в 1950 г.^[20] Секретная служба США была образована в 1865 г., но Противоштурмовая команда появилась лишь в 1979 г. А ВМС США отпраздновали свой 187-й день рождения до создания Специального подразделения в 1962 г.

Развитие таких групп отражает повышающуюся сложность мира или тактическое осознание того, что реакция на такой мир требует большей способности к адаптации, а адаптивность является скорее характеристикой небольших интерактивных команд, нежели больших иерархий с управлением сверху вниз. Теперь мы можем делать все то, что делали ранее (летать из Нью-Йорка в Портленд, зачищать здания, оказывать медицинскую помощь) более эффективно и быстро, чем 50 лет назад, однако все эти действия стали более сложными и запутанными настолько, что вышли за грань эффективного контроля, осуществляемого одним человеком.

«Сочетание повышенной мобильности, большего количества информации, а также возросшего влияния означает, что мы достигли переломного момента, – заметил Клайн. – Раньше у нас была историческая схема разрушения, за которой шла стабилизация («прерывистое равновесие»), однако теперь сама схема оказалась разрушена. В настоящее время мы находимся в равновесии нового типа, который определяется постоянным разрушением. Это создает такие виды проблем, которые под силу решить только МСТ – критическим командам».

Что касается рейсов United 173 и US Airways 1549, то разница состояла в том, что с одной стороны находились управление и контроль, а с другой – адаптивность и способность работать сообща, и это стало разницей между успехом и поражением. Увеличение численности команд в различных сложных средах, от специальных операций до оказания медицинской травмотологической помощи, является доказательством того, что они способны развиваться посреди такого рода вызовов, с которыми столкнулось наше Оперативное подразделение.

На командном уровне мы шлифовали такие качества, как доверие и целеустремленность, однако наша организация по большей части была чем-то совершенно противоположным: это была классическая группа. Из-за того, что наше Оперативное подразделение привыкло к мышлению четкими линиями и прямыми углами, структура сети, которой обладала АКИ, ставила нас в тупик. На то, чтобы понять, что мы видим, уходило слишком много времени: связи отдельных команд превращались в целое предприятие. Ни один из отдельных элементов АКИ не был лучше, чем какой-либо из наших элементов, но это не имело никакого значения. Команда, в отличие от традиционной группы, не является суммой составляющих ее частей. Даже если ее центры были слабы, сеть была сильна.

Нашим вызовом, как мы наконец поняли, было найти способ модернизировать нашу структуру таким образом, чтобы создать командное единство в организации, состоящей из тысяч людей.

• Группы отличаются от команд фундаментальными структурными различиями. Первое исходит из редукционистского прогнозирования и позволяет эффективно выполнять запланированные процедуры. Последнее же менее эффективно, но куда более адаптивно.

• Связь доверия и целеустремленности наделяет команды способностью решать проблемы, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть спрогнозированы одним руководителем. Решения таких проблем часто идут снизу вверх, а не наоборот.

• В прошедшие десятилетия команды получили свое развитие в средах, которые ранее были заняты группами, в ответ на растущие тактические сложности.

• Адаптивность команд Оперативного подразделения представляла собой полезный опыт, но нам необходимо было добиться той же адаптивности в гораздо большем масштабе.

Глава 6
Команда команд

На аэродроме небольшой восточноазиатской республики Красновия в самолете сидели 30 американских дипломатов. Они не вставали с кресел уже сутки, руки их были связаны.

Террористы на борту требуют от Соединенных Штатов, чтобы те освободили 12 членов их секты, захваченных и отправленных в тюрьму четырьмя годами ранее за организованный ими взрыв в Пакистане. Если этого не произойдет, то, как уверяет в публичном послании лидер группы, они убьют первого заложника до полудня. Переговоры провалились. Правительство Красновии, которое никогда не имело близких отношений с Соединенными Штатами, заявило, что не может вмешаться.

Несколькими тысячами футов выше, над западной частью Тихого океана, команда «Морских котиков» совершила прыжок с замаскированного С-17, и их парашюты ловили ночной воздух. Время – 20 минут первого. «Морские котики» приводняются, встречаются в назначенном месте со специальными лодками, забираются на борт и начинают на высокой скорости продвигаться к своей цели сквозь штормовое море.

В это время в самолете один из заложников (сотрудник дипломатической службы, страдающий диабетом) впадает в шоковое состояние. Еще у двоих (пожилая пара, которая решила отработать последний срок перед отставкой) лихорадка и рвота. Даже если террористы в самолете их не убьют, то несколько американцев вряд ли переживут следующие сутки.

Через несколько часов после высадки «Морских котиков» 30 десантников и четыре бойца специального подразделения ВВС, в наколенниках и налокотниках, высадились на взлетную полосу практически абсолютно тихого аэродрома. Защитные накладки дают мало. Несколько солдат, несмотря на гибкость, свойственную молодости, и хорошую физическую подготовку с большим трудом убирают препятствия, блокирующие взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки, и выставляют несколько инфракрасных фонарей. Если смотреть на аэродром через очки ночного видения, то он будет полностью освещен, но для невооруженного глаза он представляет непроглядную темноту. За считанные минуты другие члены команды, ехавшие на мотоциклах, которые были сброшены с того же самолета, что и они сами, закончили обследование аэродрома и подтвердили, что все готово. Они сообщили об этом команде по радио.

По сигналу первый темно-серый МС-130 (вариант массивного транспортного самолета «Геркулес» для спецназа^[21]) спускается из-за облаков, приземляется в темноту и быстро выруливает к запланированной заранее точке разгрузки. Гул двигателя «Геркулеса» вскоре дополняется еще несколькими видами шума. Как только шасси коснулись посадочной полосы, еще даже до того, как самолеты полностью остановились, они начали опускать грузовые трапы. Модифицированные «ленд роверы» с навешанными на них пулеметами выкатывались из самолетов и устремлялись к точкам по всему аэродрому. В 03:22 цель была захвачена.

Танец русских матрешек продолжается, и из МС-130 выкатывается летательный аппарат поменьше. Роторы, сложенные во время полета, встали в рабочее положение, и пронзительный звук вертолетных двигателей вошел в гармонию с рокотом лопастей, разбивавших воздух. Карликовые вертушки MD-500 «Маленькая птичка» готовы к взлету. Четыре варианта боевых вертолетов, оснащенных пулеметами калибра 5,56 и блоками ракет по 2,75 дюйма, летели впереди. Еще шесть, в каждом из которых было по четыре человека в очках, сидевших на сиденье, похожем на скамейку, снаружи «птичек», следовали за ними. К 03:51 их оружие было наготове, а ноги болтались в воздухе, и Оперативное подразделение Армии США мчалось на уровне верхушек деревьев к своей цели.

Террористы в самолете начали чувствовать усталость. У них почти не осталось еды, они не ожидали, что это дело займет столько времени. Двое из них стащили старшего дипломата с кресла и стали бить прикладами. Одно из ребер было сломано. Когда он упал на пол, раздалось несколько взрывов, а затем – выстрелы. Заложники подумали, что наконец-таки начались убийства.

ВОЕННАЯ ТАКТИКА И ОБЩАЯ СТРАТЕГИЯ РАДИКАЛЬНО ОТЛИЧАЛИСЬ ОТ ТОГО, КАК ОНИ ПРЕДСТАВЛЯЛИ СЕБЕ ВОЙНУ.

Они начались, но не так, как они ожидали. Вместе с криками и хлопками еще нескольких выстрелов бойцы армейского спецпод-разделения продвигались по проходам самолета, методично отстреливая захватчиков. Террористы, которые мечутся между желанием убить заложников и необходимостью защитить себя от внезапной атаки, не принимают ни того, ни другого решения и умирают.

К 04:35 операция была практически завершена. Казавшиеся несвязанными действия вооруженных сил на самом деле были составными частями большой сложной операции. «Морские котики» захватили критическую точку, буровую вышку, на которой красновцы разместили защитный радар. Отключив радар, бойцы открыли коридор, через который американским военным удалось пролететь на территорию операции незамеченными. Несколько минут спустя МС-130, воспользовавшись «окном» в радарной сетке, позволил десантникам захватить аэродром и обеспечить точку, с которой Оперативному подразделению удалось начать спасательную операцию.

Это был парад потрясающей точности и грации. Время начала каждой части боевых действий было прекрасно синхронизировано. На протяжении всей операции бойцы Оперативного подразделения с борта находящегося в нескольких милях от берега военного корабля наблюдали за работой этой хорошо смазанной машины. Через несколько часов они объявят о конце учений и станут собираться обратно, в Соединенные Штаты.

Неделя была утомительной, но ни одно событие не происходило в реальности. Это было частью программы учений, разработанных для оттачивания Оперативным подразделением способности выполнять наиболее сложные антитеррористические операции в любой точке мира. Сама операция была впечатляющей и прекрасно организованной, но на заре XXI в. она не имела практически ничего общего с сегодняшними боевыми действиями против Аль-Каиды, проводимыми нами в Ираке, Афганистане и где-либо еще.

После основания Оперативное подразделение проводило постоянные учения, сражаясь с вымышленными красновийцами и прочими противниками с целью улучшить способность подразделения выполнять миссии, подобные миссии «Орлиный коготь». Квартал за кварталом, год за годом сложные решения для, казалось бы, невозможных ситуаций продолжали неумолимо разрабатываться, планироваться, репетироваться и практиковаться по всему миру.

Такая операция, как в Красновии, задействовала все элементы нашего Оперативного подразделения, которые были спланированы в редукционистской манере. «Морские котики» захватывали одну цель, десантники – другую, а спецназовцы освобождали заложников. Несмотря на то, что их усилия слились в единый продукт, в ходе операции между ними практически не было никакой связи. Каждое из подчиненных подразделений воспринимало себя как очень адаптивное, однако все Оперативное подразделение отдавало приоритет сложным «механическим» операциям.

Планы на случай непредвиденных ситуаций развивались и репетировались, однако реальная гибкость была ограничена.

Если бы те угрозы, с которыми мы сталкивались в реальном мире, были похожи на ситуацию во время проведения операции «Орлиный коготь» (медленно развивающееся действие, кульминация которого происходила в одной предсказуемой точке), то такие тренировки были бы полезны.После многих лет тренировок мы были готовы к очередному иранскому (или красновийскому) кризису с захватом заложников. Однако к 2004 г. тип угрозы, который представляла собой Красновия, стал таким же ненастоящим, как и сама страна. Мы были вынуждены бороться с врагом, обладавшим более обширной средой, определяемой взаимозависимостью, скоростью, а также непредсказуемостью. Мы навлекли на себя чувство ложной действительности. Каждый раз, проходя обучение, мы убеждались в том, что «Морские котики» были очень хороши в операциях на воде, спецназовцам лучше всех удавалось спасать заложников, а десантникам – захватывать аэродромы. Мы полагали, что это приведет к тому, что мы, как подразделение, будем непобедимы. Нужно было знать больше.

Само собой, каждая из команд имела горизонтальные связи, основанные на доверии, а также общее чувство цели, однако те внешние связи, которые были необходимы каждой команде, были вертикальными, что приводило к тому, что команды превращались в одну большую группу, похожую на рабочих на конвейере. Между командами не было значимых отношений. Да и представления о цели у наших команд были поверхностными: завершить миссию или анализ разведданных, но не победить АКИ. Для каждого подразделения часть войны, которая действительно имела значение, заканчивалась на границах организационной схемы. Они вели свои войны в своих рамках. Специализация, позволявшая проводить операции с ошеломляющей эффективностью, стала помехой перед лицом непредсказуемого реального мира.

Принцип MECE

В мире консалтинга существует интересный акроним «МЕСЕ», который расшифровывается как «принцип взаимно исключающих и коллективно исчерпывающих положений». Принцип МЕСЕ берет что-либо (например, потребителей) и делит на категории, которые не пересекаются друг с другом, а вместе покрывают все. Потребителей можно разделить на «платящих» и «неплатящих». Каждый из клиентов попадет в одну из этих категорий, и ни один из них не может попасть в несколько категорий сразу. Есть что-то очень убедительное в том, каким образом составлена структура принципа MECE. Это довольно хороший и эффективный способ категоризации. Однако он не всегда эффективен при попытке организовать людей.

Классическая организационная структура точно представляет собой структуру МЕСЕ. Связи, имеющие значение, неплотны и идут по вертикали между работниками и их руководителями. Вице-президент по маркетинговым стратегиям в Северной Америке одного из автоконцернов беспокоится за отношения с начальником, которому подчиняется, однако, возможно, не сильно беспокоится за свои отношения с вице-президентом по производству в Юго-Восточной Азии, так же, как и рабочий, прикручивающий колеса на конвейере данной компании, озабочен инструкциями, которые дает ему его начальник, но не думает о работнике, затягивающем болты на рулевой колонке. Задачи, за выполнение которых несут ответственность эти два вице-президента или два рабочих, разработаны таким образом, чтобы они могли существовать независимо друг от друга: им необязательно знать друг друга, им даже не нужно говорить на одном языке, у них нет необходимости во взаимодействии. Классическая группа военных, корпоративная иерархия или экипаж капитана МакБрума – все это вполне можно вписать в принцип МЕСЕ: руководитель планирует и спускает сверху задачи, а все остальные исполняют его распоряжения.

Представьте спортивную команду, сформированную по принципу МЕСЕ, ведь это же фарс: игроки игнорируют друг друга и мяч, а их взгляд не сходит с тренера, который должен осуществлять четкое руководство. Тренер в данном случае, возможно, смог бы изобрести наиболее эффективный способ провести любую игру, чем если бы дал игрокам импровизировать в пылу игры. Однако тренер никак не сможет спрогнозировать, каким образом будет развиваться игра, а также не сможет передавать инструкции в реальном времени настолько быстро, чтобы они были актуальны для всех игроков одновременно (даже если он сможет осмыслить их мгновенно). Команда работает гораздо лучше при наличии коллективной способности к импровизации, полагаясь как на специализацию (вратари в большинстве случаев стоят в воротах, а форварды в большинстве случаев – нет), так и на пересекающуюся ответственность (каждый при необходимости может сделать работу другого), а также на то, насколько известны каждому привычки и ожидаемые инстинктивные реакции друг друга. Лучшие команды (такие, как те три снайпера на палубе «Бейнбриджа») всегда знают, что их тренер (командир или начальник) доверяет их взаимному доверию. Эти горизонтальные доверительные связи, а также накладывающиеся друг на друга определения понятия цели, не укладывающиеся в концепцию МЕСЕ, позволяют им «совершать правильные поступки».

Когда организационные структуры стройны и следуют принципу МЕСЕ, в командах царит хаос. Связи есть повсюду, и часто они накладываются друг на друга: члены команды отслеживают свою отмеченную территорию и ходят не только по ней, но и часто по всему игровому полю. Доверие и чувство цели – это неэффективно: близкое знакомство со своими коллегами и получение информации обо всей системе в целом требует большого количества времени, а разделение ответственности порождает избыточность. Однако такие пересечения и избыточность (неэффективность) являются именно тем, что питает команды с высоким уровнем адаптивности и, как ни странно, эффективности. Лучшие команды не являются «удивительными машинами», они, скорее, представляют собой удивительные организмы.

Наши небольшие оперативные команды понимали все это инстинктивно: они доверяли друг другу, а внутри подразделений у них было четкое, взаимное понимание цели. Они были настоящими мастерами моментальной креативной реакции на неожиданные события. Однако все это поведение останавливалось там, где команда соприкасалась с ситуацией, в которой она находилась.

В октябре 2003 г., практически сразу после того, как принял на себя командование Оперативным подразделением, я стал занимался проверкой оборудования для разведки на нашей базе в Международном аэропорту Багдада^[22]. Термин «оборудование для разведки» дает нам более внушительную картину, чем то, что представляет собой реальность. В небольшом здании находились камеры временного содержания для пленников, захваченных во время рейдов Оперативного подразделения, комната для допросов и дряхленький офис. Я ходил по зданию, задавая вопросы и вникая в то, как там все работает, и открыл дверь в подсобку. Внутри находилась четырехфутовая гора пластиковых пакетов и брезентовые рюкзаки: это было доказательство того, что наши передовые команды еще вернутся. Все пакеты были запечатаны и лежали в куче.

Выяснилось, что когда бойцы какой-либо из команд «Морских котиков» или армейского спецназа в ходе рейда добывали разведданные, то рассовывали все (документы, CD, компьютеры, мобильные телефоны) по мешкам, пакетам для мусора, по всем емкостям, которые у них были, обычно привязывая бирку либо наклеивая на них бумажку с описанием содержимого. После этого они забрасывали эти мешки и пакеты в вертолеты, которые летели в Багдад, вместе с почтой, ненужным оборудованием и даже важными арестантами. Мешки доставлялись не сразу^[23], а бумажки с непонятными надписями, многие из которых терялись по дороге, никогда не давали достаточного понимания о том, что находится в этих мешках, тем, кто находился в тылу.

Дежурный по зданию объяснил это тем, что у них не было достаточного количества хороших переводчиков и он пользовался услугами переводчиков-специалистов по ведению допросов, когда у тех было свободное время (а его не хватало). Как и спелый плод, оставленный на солнце, разведданные очень быстро портятся. К тому времени, когда они открывали мешки, большая часть этих данных уже не имела ценности, поскольку ячейки АКИ уже поменяли место дислокации или изменили свои планы. Карта, ведущая к месту, где прятался Саддам Хусейн, могла лежать среди кип документов, но мы даже не знали бы об этом.

Бойцы, прекрасно знающие свои функции, но практически не понимающие основ анализа разведданных, не могли оценить, что из разъяснений могло быть значимым, какой контекст мог быть важным и какой материал необходимо обработать сразу же, а какой может и подождать. Для многих разведывательные команды были лишь таинственной организацией, которая пожирала добытую с большим трудом информацию и выплевывала обратно запоздалые анализы, которые расстраивали. Они не знали аналитиков лично и воспринимали их как что-то очень далекое и территориальное. Бойцы предпочитали придерживать разведывательную информацию и отдавать ее пускай менее квалифицированному и с недостатком ресурсов, но знакомому члену команды, который имел представление об анализе данных и благодаря которому появлялась надежда на то, что та небольшая доля материала, которую удается обработать за пару дней, может принести ценные выводы. Так же, как и в истории с рейсом 173, каждый делал свою работу, но никто не следил за датчиком топлива.

Со стороны разведки же аналитиков расстраивало низкое качество материалов и задержка в их получении. А без ознакомления со всеми, даже самыми неприятными деталями рейдов, у них не было практически никакого осознания того, что было необходимо бойцам. Для них каждый мобильный телефон и кусок грязной бумаги был лишь очередным заданием, данным им руководством. Многие воспринимали бойцов как высокомерных невежд, которые ничего не смыслят в анализе разведданных, как инструменты для взламывания дверей, которые ничего не понимали в ведении войны разведкой. По их мнению, бойцы вели не ту войну. Бойцы были того же мнения об аналитиках.

Команды действовали независимо (как работники фабрики с эффективным управлением), пытаясь совладать с ритмом взаимосвязанной среды. Мы все интуитивно знали, что разведданные относительно их связей и проводимых операций практически всегда мгновенно влияли на то, что видели бойцы на поле боя, а информация о поле боя практически гарантированно представляла собой необходимый контекст для анализа разведданных, однако эти элементы нашей организации не поддерживали связь друг с другом.

Тем вечером я стоял у доски с коллегой, желая обсудить проблему. Я нарисовал песочные часы, чтобы отобразить организационную структуру и структуру отношений между командами, изобразив наши передовые команды сверху, а тыловые команды снизу. Я положил руку на нижнюю половину песочных часов и спросил: «Повлияет ли на передовую команду то, что мы уберем эту половину?» Он ответил «нет». Обе половины работали настолько хорошо, насколько могли, однако соединены они были лишь узким проходом.

Неоткрытые пакеты были симптомами еще большей проблемы. Мы могли попытаться решить ее с помощью сортировки для перемещения и обработки данных, однако это было бы таким же просчетом в реакции, как это было на рейсе United 173, когда команда попыталась применить определенную техническую процедуру для устранения неисправности шасси. В лучшем случае мы решили бы одну конкретную проблему, а в худшем – увеличили бы количество бумажек, что, в свою очередь, повлекло бы за собой замедление работы, и в результате нам пришлось бы вернуться в самое начало. Слабое место существовало не благодаря недостаткам управления, осуществлявшегося сверху, а из-за недостатка согласованности действий.

Для того чтобы убрать его, нам было необходимо привести в порядок систему управления и организационную культуру, из-за которой и появилось это слабое место. Как только мы посмотрели на организационную структуру через призму структуры команды (выискивая слабости в горизонтальных связях, вместо того чтобы искать новые возможности в вертикальной структуре), нам стали четко видны похожие слабые места всех отдельных команд. Мы относились к ним, как к «пробелам».

Оперативное подразделение было сильно разобщено. Несмотря на то, что все наши части находились на одной территории, большинство жили со своим «видом»: кто-то использовал разные тренажерные залы, каждая часть контролировала доступ к своим зонам планирования, а в каждой группе был свой комплекс сдержанного превосходства. Ресурсами тоже делились неохотно. Наши войска находились близко друг к другу, но существовали как бы параллельно.

С нашими партнерами, такими как ЦРУ, ФБР, АНБ и подразделениями регулярной армии, с которыми нам было необходимо координировать операции, все было еще хуже. Сначала представители этих организаций жили в отдельных трейлерах с ограниченным доступом на нашу территорию. Эти стены, построенные для безопасности, не позволяли людям переговариваться между собой и порождали дезинформацию и недоверие. АНБ, например, с самого начала отказалось предоставлять нам перехваченные необработанные сигналы, его сотрудники настаивали на том, что будут сами обрабатывать свои разведданные и высылать нам отчеты, что часто занимало не один день. Они не усложняли все специально: их внутренний регламент был таким, что только они могли эффективно обработать то, что собрали. Распространение необработанных данных грозило неправильной их интерпретацией с потенциально пагубными последствиями. Однако исключительно точные анализы того, где враг был три дня назад, не помогали нам в перехвате наемников-смертников, совершавших теракты.

Пока эти пробелы существовали, мы не могли быть полностью эффективны. Нам нужны были оперативные команды по сбору, сортировке и передаче данных аналитикам в Багдаде, Тампе и Вашингтоне. Затем аналитики должны были проверить данные и передать их обратно оперативной команде для последующих действий. Одновременно нам следовало распространить нужную информацию среди тысяч людей, работающих в нашей организации. Кроме того, нам были нужны административные сотрудники для улучшения операционных процессов и распределения ресурсов в соответстви и с результатами анализа. Все это требовалось осуществить за считанные часы, никак не недели, и каждая следующая ситуация в корне отличалась от предыдущей.

Нам было необходимо найти способ стать одним целым, чтобы выстроить такую же в известной степени беспорядочную связь, с которой наши небольшие команды справлялись так эффективно.

Наши обстоятельства были уникальными, но проблема заключалась не в этом. Несмотря на то, что команды появлялись во многих организациях, от больниц до экипажей самолетов, это почти во всех случаях происходило в рамках более широких редукционистских структур, что и ограничивало их адаптационный потенциал.

Во время спасения жертв взрыва в Бостоне в Женской больнице Бригхэма спасли (а не ампутировали) намного больше конечностей, чем в других больницах, несмотря на то, что средний уровень увечий поступавших пациентов либо был равен показателям в других больницах, либо считался выше^[24]. В статье, написанной вместе с коллегами после взрыва, доктора Карти и Катерсон отдали должное культуре своей больницы, которая заключалась в «содействии подготовке и командной работе посредством ежедневного коллективного взаимодействия». У медицинских работников были длительные отношения, которые выстраивались годами в работе с обычными пациентами. Таким образом, в кризисной ситуации «ни одно решение не принималось в вакууме, – говорил Катерсон, – то есть не было ни одного хирурга, который сказал бы: “Эту ногу невозможно спасти. Я принял решение ампутировать ее…” Мы принимали решение всей командой». Впрочем, даже сотрудники Женской больницы Бригхэма отметили, что не вся организация была готова к такого рода неожиданному развитию событий.

Проблемы находились на линиях разлома – в пространстве между элитными командами. Разные отделения больницы имели разные правила регистрации новых пациентов. Когда в травмпункты, операционные и ожоговые отделения стало поступать беспрецедентное количество пациентов, система регистрации была перегружена. В отчете говорилось, что «медсестра или лаборант были вынуждены вручную перетаскивать значок [каждого] пациента на доску учета, чтобы другие сотрудники больницы могли его найти. В хаосе, который образовался после теракта, персонал больницы не всегда мог вовремя перемещать значки, и поэтому не всегда знал, где находится тот или иной пациент». Персонал Женской больницы Бригхэма сделал в тот день практически невозможное, однако чем больше предприятие, тем сложнее персоналу думать и работать слаженно.

В популярном в настоящее время исследовании Института медицины «Ошибки – суть человека» от 1999 г. было установлено, что число смертей от врачебных ошибок колеблется в пределах 44–98 тыс. человек в год. Даже по самым минимальным подсчетам, приведенным в исследовании, смерти из-за врачебной ошибки были бы на седьмом месте в списке причин смерти Центра по контролю и профилактике заболеваний за 1998 г., это означает, что от врачебных ошибок умерло больше людей, чем от автомобильных аварий (43 458 смертей), рака груди (42 297 смертей) и СПИДа (16 516 смертей)^[25].

Новое исследование, опубликованное в сентябре 2013 г., говорит о значительном росте числа смертей от врачебной ошибки: 210–400 тыс. человек. Если использовать минимальные подсчеты, то в списке причин смерти ЦКПЗ от 2011 г. смерть от врачебной ошибки заняла бы третье место. Если включить сюда еще 100 тыс. смертей из-за инфекций, приобретенных в больницах, то это число будет равно числу пассажиров 20 Боингов-747, падающих каждую неделю.

Группа команд

Растерянность, с которой столкнулся персонал Женской больницы Бригхэма, как и такая же растерянность нашего Оперативного подразделения в 2004 г., была тем, что можно было бы охарактеризовать как «группа команд»: небольшие команды, способные адаптироваться, которые действуют внутри устаревшей косной структуры. В ответ на растущую тактическую сложность многие организации во многих сферах заменили группы командами. Однако львиная доля этих организаций представляет собой больше, чем одну команду. Они состоят из нескольких команд, связанных между собой, как в обычной группе. Это ограничивает потенциал адаптации команды: когда команды разобщены, как, например, у нас в Оперативном подразделении, они могут достигнуть тактической адаптивности, но не смогут показать этого качества на стратегическом уровне.

Образование групп команд не является уникальным явлением для области деятельности, связанной с выполнением тех или иных миссий. Исследование около 700 производственных компаний, которое провел Пол Остерман, экономист из МТИ, показало, что в большинстве из них были созданы рабочие команды и почти в половине компаний большая часть сотрудников работала в командах. Опрос ста ведущих компаний, проведенный институтом, выявил, что 95 % респондентов отметили пункт «работа в команде – создание и поддержание организации, состоящей из команд» как тему для исследования, которое имело бы наибольшую ценность для их организаций. Естественно, офисные команды могут быть очень сплоченными и адаптивными. И, наоборот, иметь только номинальное название «команда», когда руководитель показывает пару постеров, произносит зажигательную речь и после этого удаляется в свой угловой кабинет. Команды, как и многие другие темы, которые мы пытаемся разобрать в данной книге (доверие, цель, необходимость адаптироваться и т. д.), легко могут превращаться в «наклейки на бампер» – парады риторики вместо настоящей трансформации. Тем не менее исследования, проведенные в больших компаниях с огромными объемами данных, таких как Xerox, Ford и P&G, доказали, что введение командного стиля работы часто приводит к резкому увеличению производительности и улучшению морали.

Создание команд может принести возможность адаптироваться в прежде неповоротливых организациях. Однако у этих улучшений производительности есть потолок: адаптивные особенности ограничиваются уровнем команды. Поскольку мир становится быстрее, а вещи – более взаимозависимыми, нам необходимо определить пути, чтобы посчитать, как команды будут работать в целой организации, т. е. в группе, состоящей из тысяч человек и объединяющей между собой континенты, в такой, например, как наше Оперативное подразделение. Однако это проще сказать, чем сделать.

Небольшие команды эффективны по большей части именно из-за своего размера: люди довольно близко знакомы между собой и проводят друг с другом достаточно большое количество времени. В больших организациях люди неизбежно будут далеки друг от друга. На самом деле именно те черты, которые делают команды лучшими, часто могут не давать им работать слаженно.

Как можно построить команду с 7000 пловцов?

«Точка, на которой все остальные сдаются»

Каждый, кто прошел вводный курс микроэкономики, знает, что такое «убывающий добавочный доход». С большинством товаров и услуг дело обстоит именно таким образом: каждая следующая единица товара менее ценна и приносит меньше удовольствия, чем предыдущая. Сандвич принесет очень голодному человеку огромное удовлетворение, второй доставит лишь какое-то удовольствие, третий – намного меньшее удовольствие, а десятый уже будет сложно съесть, и, скорее всего, он будет лишним^[26]. Если перенести это на рабочую силу, то это схоже с проблемой «нескольких поваров на кухне».

Сколько «поваров» – уже слишком много? По-разному. На небольшой кухне или в офисе четверо – самая лучшая команда. Для компании масштабов Wallmart критическое число должно быть гораздо выше. В некоторых видах деятельности, таких, например, как увлеченная беседа, добавочный доход начинает убывать после появления в деле всего нескольких человек. При выполнении же других задач, в частности при сборке механических изделий на конвейере, добавочный доход от сотого работника равен добавочному доходу от первого работника.

Для команд данный диапазон намного уже. Команды атлетов, скажем, обычно состоят из 15–30 человек. Взвод армейского десанта насчитывает 42 человека. Численность отрядов «Морских котиков» достигает 16–20 человек. Если эти команды будут больше, то они потеряют «единство», которое и позволяет им адаптироваться. Когда подобная пресловутая кухня переполняется, теряются доверие и коммуникация, начинается личностный конфликт, а химия, которая прежде была топливом для инноваций, становится разрушительной. Во многих случаях такая потеря адаптивности предопределяет судьбу предприятия.

Несмотря на то, что каждый боец «Морских котиков» в составе нашего Оперативного подразделения на бумаге дрался за всех, по факту он дрался только за свой отряд. Люди в отряде все делают вместе: готовятся, развертываются и проводят операции. Они проводят по четыре месяца в чужих, враждебных пустынях Ирака и редко могут быть дружелюбными ко всем, кто не из их круга. Представьте себе самую близкую дружбу с соседом по общежитию, которая у вас только была, и умножьте ее на сто. Связи внутри отрядов в корне отличаются от связей между отрядами и другими подразделениями. Говоря языком одного из наших оперативников, «отряд – это та точка, на которой все становится дерьмом. Другой отряд – дерьмо, другие команды «Морских котиков» – дерьмо, а уж те, кто противостоит нашей армии, – и подавно дерьмо». Естественно, остальные отряды думают так же.

Здесь мы сталкиваемся с фундаментальным ограничением эмпатических способностей человеческого мозга. Британский антрополог Робин Данбар вывел теорию о том, что количество людей, которым человек действительно может доверять, колеблется в пределах 100–230 (более точный вариант был опубликован Малкольмом Гладуэллом в его книге «Выбросы: история успеха» и назван «правилом ста пятидесяти»). Данное ограничение ведет к чему-то вроде племенной конкуренции: определение победы отряда (первоначальная единица преданности) может не совпадать с определением победы Оперативного подразделения. Целью становится выполнение миссий с лучшим результатом, чем команда на другом конце базы, а не победа в войне. Другими словами, магия команд в больших организациях – это палка о двух концах: некоторые характеристики, которые могут сделать команду адаптивной, могут сделать ее несовместимой со структурой, в которой она работает.

Тысячи молодых компаний перестали существовать из-за неумения просчитывать возможности командной работы. Джоэл Петерсон, профессор Стэнфордской школы бизнеса, говорит, что косность, которая приходит с масштабом, является одной из главных причин провала молодых компаний. Дж. Ричард Хакман, профессор социологии Гарвардского университета, установил, что создавать и обслуживать команды гораздо сложнее, чем мы думаем. Проблема не в том, что команды не работают, а в том, что динамика команд очень мощна и при этом деликатна, и расширение – верный путь к нарушению их работы. «[Это] заблуждение, что большие команды лучше маленьких, потому что у больших команд больше ресурсов для выполнения задач, – говорит он. – Когда команда становится больше, число связей, которые необходимо наладить внутри, растет с нарастающей скоростью, почти экспоненциально». В своей книге «Ведущие команды» Хакман напоминает нам о «законе Брука»: максиме, которая позволяет ускорить выполнение сотрудниками проекта с горящими сроками. Она звучит так: «шансы того, что… схема, в которой для рождения ребенка нужно, чтобы каждая из девяти женщин была бы беременна по месяцу, навряд ли будет работать. Поэтому добавление новых людей в запоздалый IT-проект не ускорит его выполнение, а, напротив, замедлит».

Невозможно было сделать наше Оперативное подразделение одной большой командой, но мы также не смогли сохранить группу команд. Разобщенность наших небольших команд сделала нас неповоротливыми. В то же время мы не могли просто взять и убрать эту редукционистскую структуру и заставить команды работать самостоятельно. В организации нам нужна была четкая координация. Нам нужно было каким-то образом совместить доверие и цель без создания хаоса.

Лучшая из команд

Тысячелетние поведенческие шаблоны, неврологические ограничения человеческого мозга, а также история американского спецназа были против нас, когда мы пытались выйти за пределы точки, где «все остальные сдаются». Нам нужно было развить единство (и следом – адаптивность), которое было в отдельных взводах армейского десанта, подразделениях армейского спецназа или отрядах «Морских котиков», и распространить это единство на тысячи человек.

Когда мы сидели во временном командном центре в Баладе, читали отчеты о терактах АКИ, то поняли, что нашей целью было создать не большую команду, а команду команд. Это может прозвучать как пустой звук, но это и есть та критическая структурная разница, которая превратилась в стремление преобразовать магию команды в понятную цель.

В отдельной команде люди должны знать друг друга, чтобы построить доверительные отношения, а также им нужна полная уверенность в том, что все будут следовать общей цели, а этого легко достичь при группе в 25 человек, возможно в группе в 50 человек, сложно достижимо, если группа составляет больше 100 человек и определенно невозможно в случае с Оперативным подразделением со штатом в 7000 человек. А если создать команду команд, то людям не нужно будет строить друг с другом отношения. Напротив, отношения между командами должны походить на отношения между людьми в отдельной команде: нам нужно было, чтобы команды «Морских котиков» доверяли армейскому спецназу, а те, в свою очередь, ЦРУ, и все они были связаны единой целью – победой в войне, а не превосходством одной команды над другой. И это может быть достигнуто путем представительства.

ДИСЦИПЛИНА И НЕПРЕРЫВНЫЕ ТРЕНИРОВКИ БЫЛИ ЧАСТЬЮ ЖИЗНИ В ЛЕГИОНАХ.

Нам не нужно было, чтобы все члены Оперативного подразделения знали друг друга. Нам нужно было, чтобы люди знали кого-то из каждой команды, чтобы в случае, если им необходимо было работать с подразделением, которое находилось по соседству, или с коллегами из разведки в Вашингтоне, они представляли себе лицо друга, а не соперника. Нам не нужно было, чтобы все следили за одной операцией в режиме реального времени (что настолько же сложно, как и построение крепких дружеских отношений с 7000 человек). Нам нужно было, чтобы команда могла работать во взаимосвязанной среде и люди в команде осознавали, что последствия их работы похожи по своей сути на эффект бабочки, а также нам нужно было познакомить людей в команде с другими командами, с которыми им придется работать для достижения стратегического (а не только тактического) успеха.

Временные рамки сильно давили на нас, а ставки все повышались.

Почти

В 2004 г. Ирак продолжал разрушаться. Фаллуджа пала. Под пятой Заркави город стал оплотом повстанцев. К июню джихадисты взяли под контроль улицы, стали закрывать парикмахерские и кинотеатры, а иракские полицейские и «шпионы» подвергались пыткам и убийствам. В Ирак устремились воины из других стран. В страну их прибывало, по нашим подсчетам, от 100 до 150 человек в месяц. Каждый вновь прибывший (обычно террорист-смертник или фанатик) представлял собой определенное количество будущих смертей мирных жителей. Город Фаллуджа стал точкой сосредоточения все более изощренных терактов, таких как взрыв на водоочистительной станции, произошедший 30 сентября. К концу года число нападений на американских солдат достигло 87 в день, а число жертв перешагнуло порог в 1000 человек.

АКИ продолжила свое существование в 2005 г., когда Заркави начал руководить операцией по устрашению людей перед парламентскими выборами, которые должны были пройти в январе. В провинции Анбар проголосовали лишь 3775 человек, что составило всего около 2 % населения. Издевательские заявления Заркави, что он регулярно с легкостью проходит через американские КПП, вкупе с положением его как лидера повстанцев подчеркивали наше очевидное бессилие. Боевым долгом нашего Оперативного подразделения было остановить Заркави, и для меня это стало навязчивой идеей.

В феврале 2005 г. у нас появилась возможность взять Заркави под прицел. С момента, когда мы впервые смогли подтвердить, что он в Ираке, прошло 14 месяцев. Сбор разведданных подтвердил, что он перемещался на седане, а «Предатор»^[27], который летал на высоте в 10 тыс. футов, смог обнаружить автомобиль, перемещавшийся по практически ненаселенному району на западе Багдада. После того как мы мобилизовали ударные силы для немедленного выдвижения и запросили обычные подразделения не дать его машине пропасть из виду, в нашем подразделении произошел сбой коммуникации.

Когда оператор «Предатора» отследил седан, тот двигался в тупик, на мгновение остановился и вывернул. Оператору было необходимо настроить камеру, чтобы продолжить отслеживание, и он, по неудачному стечению обстоятельств, пропустил момент, когда Заркави вышел из машины и продолжил свой путь пешком. Мы взяли его компьютер и карабин, но то, что мы не взяли его, очень разочаровало нас. Человек, голову которого оценивали в 25 млн долларов, снова ускользнул от нас.

Несмотря на то, что мы знали, что захват одного этого человека не помешает организации продолжать работу (особенно учитывая, насколько гибкой и нецентрализованной была АКИ), мы также знали, что нам нужна эта стратегическая и символическая победа. Каждая упущенная возможность захватить или, если надо, убить террориста из АКИ (особенно такого важного, как Заркави) стоила какого-то количества жизней американских солдат или простых жителей Ирака. С того момента, когда я возглавил Оперативное подразделение, ситуация в Ираке стала только хуже и никаких предпосылок к ее улучшению не наблюдалось.

В июне меня вызвали в Вашингтон для отчета президенту о состоянии дел относительно нашей операции по захвату или убийству Заркави. Сидя между министром обороны Дональдом Рамсфелдом и госсекретарем Кондолизой Райс в тесном зале оперативных совещаний, я дал Джорджу Бушу и его команде по национальной безопасности информацию о наших успехах на дату совещания и высказал свою внутреннюю уверенность в том, что мы его остановим. Но вопросом было то, сможем ли мы его остановить до того, как весь Ирак станет одной большой горячей точкой.

Тогда я понимал, что устранение Заркави и его организации невозможно при использовании традиционных методов, таких как группа, даже если эта группа состоит из команд, равных по возможностям нашей. Нам нужно было достичь того уровня адаптивности, который был у АКИ, и сохранить наши традиционные сильные стороны, что требовало беспрецедентного изменения. Для этого и нужна была команда команд. Чтобы этого достичь, нужно было полностью изменить традиционный подход к распространению информации по подразделению, распределению ролей, полномочиям по принятию решений и руководству.

• Несмотря на то, что команды нашего Оперативного подразделения были примером адаптивности, групповая структура ограничивала всю организацию в целом. Подход «командование командами» был более гибким, чем традиционный групповой, однако он все еще не был настолько адаптивным, чтобы помочь нам справиться с вызовами XXI в. и победить АКИ.

• Хотя командный подход развивался во многих секторах экономики, команды все еще были вынуждены развиваться в ограниченных условиях больших групп. Все большему числу организаций нужно было преодолеть это препятствие и стать более способными к адаптации.

• К сожалению, многие черты, сделавшие наши команды лучше, усложняют распространение этих черт по всей нашей организации. Мы также столкнулись с некоторыми фундаментальными ограничениями. Создание отдельной команды размером с наше Оперативное подразделение было бы невозможным.

• Решением для нас стало формирование «команды команд» – организации, внутри которой отношения между командами меньшего размера были схожи с отношениями между отдельными людьми в рамках отдельной команды, т. е. обычно разобщенные команды должны слиться друг с другом, доверять друг другу и двигаться к одной общей цели.

Часть III
Распространение информации

В январе 2000 г. Халид аль-Мидхар получил визу для въезда в Со-единенные Штаты. Двумя днями ранее его обсуждали на объединенном совещании ЦРУ и ФБР. Аналитик ЦРУ презентовал информацию о том, что Мидхар имеет связи с людьми, подозреваемыми в терроризме, однако «как у аналитика ЦРУ у него не было полномочий отвечать на вопросы ФБР об информации, имевшейся в распоряжении ЦРУ». Когда летом того же года ФБР высказало свои подозрения относительно Мидхара, внутренние подразделения организации препятствовали попыткам обнаружить его, а заинтересованному в этом деле «криминальному» агенту ФБР, занятому делом нападения на эсминец «Коул», по ошибке сообщили, что, поскольку он не является агентом «разведки» ФБР, он не может преследовать Мидхара. В следующем сентябре Мидхар пилотировал тот самый рейс 77 компании American Airlines, который врезался в Пентагон.

В июле 2001 г. агент ФБР в Финиксе прислал в штаб-квартиру ФБР служебную записку о том, что существует «возможность скоординированной попытки Усамы бен Ладена» послать террористов в летную школу в Соединенных Штатах. Он упомянул «непомерно большое количество людей, вызывающих следственный интерес», которые поступили в летные школы в Аризоне. Несмотря на то, что служебная записка была адресована именно тому подразделению ФБР, которое занималось Усамой бен Ладеном, там ее прочитали только после терактов 11 сентября.

А относительно Халида Шейха Мохаммеда, человека, организовавшего теракты, «куски пазла были получены весной и летом 2001 г.», однако «этот пазл не был собран». В апреле ЦРУ узнало о некоем «Мухтаре», который готовил заговор против Соединенных Штатов, а позже, той же весной, они узнали, что известный террорист (Халид Шейх Мохаммед) активно вербовал людей в Афганистане для их переправки в США с целью совершения терактов. В августе в ЦРУ выяснили, что кодовое имя «Мухтар» принадлежало Халиду Шейху Мохаммеду, однако ведущиеся с апреля споры о «Мухтаре», который режиссировал атаки, уже поутихли.

Американская система разведки «мигала красным», как потом будет заключено в отчете Комиссии по событиям 11 сентября. «Системы», именно во множественном числе, было бы наиболее подходящим термином для описания препятствий, возникших при распространении информации и помешавших интеграции, которая, в свою очередь, помогла бы предотвратить атаки.

Никто не смог соединить точки.

Глава 7
Видя систему

На дворе стоял октябрь, но на полуденной жаре тротуары Багдада плавились. Двадцатишестилетний аналитик разведки с неаккуратной бородой и в футболке колумбийского лагеря смотрел на нас недоверчиво, покидая отборочный лагерь-центр Оперативного подразделения. У него в руках были семь листов бумаги: распечатка презентации анализа собранной им информации, а также краткая биография менеджера по продажам автомобилей из Ирака, который стал работать с АКИ.

Времени практически не было. Аналитик отслеживал свою цель в течение нескольких недель, однако всего за день до допроса он смог подтвердить личность человека и его роль в АКИ. Перехваченные сигналы говорили о том, что совсем недавно он вел активную деятельность в столице. Для атаки на мирных жителей в жилых районах города АКИ использовала АСВУ (автомобильные самодельные взрывные устройства), поэтому выслеживание этого человека было критически важно для того, чтобы остановить террористическую кампанию.

В бункере, который находился в 50 ярдах от отборочного лагеря, аналитик предоставил свое заключение коллегам, сидевшим за круглым столом в комнате ситуационной осведомленности (Situational Awareness Room – SAR). Основываясь на этом анализе, бывший менеджер по продажам автомобилей стал приоритетной целью. Наша машина выслеживания переварила эту информацию и добавила его в список разыскиваемых нами людей. Человек, о котором идет речь, не знал об этом, но его жизнь стала намного опаснее.

Вскоре аналитики определили место его проживания и машину, а также двоих подельников, с которыми он встречался. Немногим позже 9:00 четвертого дня разведка засекла его в доме, расположенном в районе Хуррия. Был запрошен дрон «Предатор». Боевые средства разведки, наблюдения и рекогносцировки (ISR) пользовались большим спросом, поэтому команда, которая использовала «Предатор» не хотела отдавать его, однако после нескольких напряженных бесед летательный аппарат на высоте 17 тыс. футов вихрем вился над домом, где находилась цель, и снимал полноценное видео с места в реальном времени. Человека нашли. Следующая стадия нашего плана (закрепить) вступила в силу, как только аналитики разведки передали дело своим товарищам по подразделению и начали работать над следующей целью.

Уже в течение нескольких минут штурмовой отряд армейского спецназа был собран, проинструктирован и выдвинулся к цели. Бойцы передвигались небольшой колонной на бронированных автомобилях южноафриканского производства, разработанных для боевых операций в городских условиях. Их закупили после провала боевой операции в Могадишо 11 годами ранее^[28].

Ребята были сконцентрированны и спокойны. Этот выезд не был для них первым, и ничего сверхъестественного от этой операции не ожидалось. Парни, сидевшие в машине, в той или иной степени занимались этим каждый день с момента развертывания их отряда в этом регионе. Медленно идущая трансляция с беспилотника «Предатор» стала показывать их машины, и бойцы, смотря ее, откорректировали свой план: сначала нужно было захватить прилегающую к дому территорию, чтобы не дать террористу уйти, а затем уже входить в само здание. Основа плана была обычной: если он сдается, то его захватывают и допрашивают. Если же продолжит сопротивляться, то умрет. Машины прибыли к цели. Террорист АКИ, очевидно, оставался внутри. Цель была закреплена. Теперь пришло время отработать ее.

В районе проведения операции было тихо. Когда-то иракцы любили гулять, наслаждаясь вечерней прохладой, но теперь едва ли можно было встретить кого-то на улице. Бойцы расставили по одной машине в трех углах, а в четвертый угол направили две. Собаки, как обычно, лаяли, но местные жители не обращали на лай никакого внимания. Бойцы осторожно приблизились к металлическим воротам, за которыми находился подъезд к дому и гараж. У стены, за которой располагался внутренний двор, они выставили две раздвижные лестницы. Вскоре лучи лазерных прицелов, установленных на карабины М-4, уже метались по внутреннему двору, готовые к тому, чтобы столкнуться с любым сопротивлением.

Все это не заняло много времени. Не было никаких взрывов и выстрелов, просто несколько приглушенных звуков от болторезов, которыми бойцы проделали дыру в заборе. После этого они быстро прошли внутрь, взяли под свой контроль внутренний двор и подошли к дому. Уже через несколько минут амбициозный террорист появился в дверном проеме закованный в наручники, а на глаза ему была надета повязка. Его отработали. Теперь пришло время разработки.

Боец в сопровождении переводчика вел человека к одному из бронированных автомобилей, а в ходе быстрого обыска из его дома забрали компьютер, телефон и кое-какие документы. Через полчаса террориста привезли на базу подразделения – обветшавшую виллу эпохи правления Саддама Хусейна. Бойцы, как и аналитики, сработали замечательно. Они показали ту самую отточенную производительность, которая за годы работы обеспечила им репутацию лучших в мире. Команда передала арестованного и изъятые материалы специалистам по проведению допросов и экспертам в области разведки, которые смогли бы проанализировать самого человека и данные по нему. Как и команда разведки до них, бойцы переключились на следующую цель, переданную по «конвейеру» Оперативного подразделения. Независимо от того, выдаст менеджер по продажам автомобилей ценную информацию или нет, он перестал быть проблемой солдат. Для большинства та часть войны, которая относилась к разведке, была чем-то абсолютно непонятным. Они считали себя стрелками, а все, что отвлекало внимание от их приоритетных задач, таких как закрепление и отработка цели, было для них пустой тратой времени. Это было то, чему научила их удивительная машина: они готовились нанести удар по новой цели.

В это время данные,захваченные в доме менеджера по продажам автомобилей, начали сортировать, анализировать и расшифровывать. Казалось бы, новое зерно для жерновов удивительной машины.

Однако… Имя менеджера по продажам автомобилей было записано неточно (стандартная ситуация, происходящая с людьми с Запада, сталкивающимися с необычными традициями присваивания имен), и, несмотря на то, что собранные разведданные могли помочь определить дальнейшие цели АКИ, пока они прошли все круги проверок безопасности и вернулись в наше подразделение, прошло четыре дня. Сеть менеджера по продажам автомобилей исчезла. Когда террористов из АКИ захватывали, сеть могла обеспечить быстрое исчезновение всех людей, связанных с целью. Наша информация стала бесполезной.

Наша операция была успешной на уровне каждой отдельной команды, но существовало еще множество нереализованных на уровне подразделения возможностей. Было досадно понимать, что приходится иметь дело с группой команд, где информация не была четко разделена.

По своей сути F3EA был рациональным, редукционистским процессом. В этом процессе брался целый набор задач, разбивался и распределялся между определенными людьми либо командами, наиболее подходящими для выполнения этих задач.

Когда мы начали отставать в борьбе с АКИ, то попытались сделать все то, что и всегда, только лучше: тщательно спланировать графики, расширить деятельность разведывательной структуры, взять больше специалистов по допросу, аналитиков и техников, а также сфокусироваться. Мы думали, что если каждый из нас будет выполнять задачи лучше, чем обычно, то нашу машину будет не остановить.

«Мы исходили из того, что если ты проигрываешь, то недостаточно стараешься для того, чтобы победить, – вспоминает командир «Морских котиков», проводивший операции в Багдаде. – Поэтому мы старались изо всех сил: проводили синхронизацию времени, которое должно пройти с того момента, как была установлена цель, чтобы встать с кроватей, получить снаряжение и загрузиться в вертушки».

Рамки F3EA становились жестче, сама система оказалась быстрее и точнее. К августу 2004 г. мы проводили по 18 рейдов в месяц, что было больше ранее установленного нами максимума. Но этого было недостаточно. Мы упускали из виду фундаментальную проблему, концентрируя внимание не на целом процессе, а на его составных частях. Ускорение отдельных элементов системы никак не влияло на пробелы между ними, которые в большинстве случаев сводили на нет все наши усилия. Пробелы были как географическими, так и технологическими: расстояние между Вашингтоном и Багдадом могло увеличить время принятия решений, а периодические проблемы со связью усложняли передачу данных. Но чаще пробелы были социальными. Культурные различия между различными командами внутри Оперативного подразделения наносили удар по коммуникации. Преодоление этого барьера требовало полного изменения традиционного подхода к организации распространения информации.

Ложный вывод «надо знать»

Любой любитель боевиков слышал фразу: «Это принцип служебной необходимости, и вам об этом знать не нужно», которую произносит широкоплечий карикатурный офицер спецназа с квадратной челюстью или агент разведки с серьезной миной. Несмотря на то, что в реальной жизни данная фраза используется редко, она является точным описанием отношения к ценности информации в военных больших организациях. Из-за огромного объема информации и ее большой секретности стандартным решением будет – не делиться ею.

Поскольку были выполнены различные компоненты системы F3EA, каждая команда рассматривала свою роль отдельно от других и делала это прекрасно. Ее способность концентрировать внимание на своей сфере неизбежно влекла за собой неосведомленность о процессе в целом: для бойцов время, потраченное на то, чтобы изучить область разведки, отвлекало их от своих непосредственных обязанностей. Однако такое ограниченное определение эффективности означало, что они передавали информацию, которая была менее полезной, чем должна была быть, а также устаревшей или без достаточного контекста.

Если бы каждую из наших команд представить человеком на BUD/S, то такого человека вышвырнули бы на улицу уже через неделю. Бойцы гордились производительностью собственной команды, как популярный бейсболист нахваливает свой средний уровень достижений, в то время как его команда постоянно проигрывает. Инстинктивно группы внутри нашей организации замыкались в себе, где могли видеть только свои успехи и неудачи.

Привычка ограничивать доступ к информации отчасти связана с современными понятиями о безопасности, однако не меньшую роль здесь играет и то, что люди больше склонны к четко определенным механистическим процессам (будь то заводские цеха или корпоративные органиграммы), когда им нужно знать лишь часть информационной мозаики, чтобы выполнять свою работу. Один из старейших и наиболее известных примеров специализации (и неосведомленности о том, что происходит в других отделах, которую она порождает) можно найти у Адама Смита в его классической работе «Богатство наций» 1776 г. при описании фабрики по изготовлению булавок:

Один человек вытягивает проволоку, другой ее выпрямляет, третий обрезает, четвертый заостряет на конце, а пятый шлифует, чтобы получить головку… Важное дело – изготовление булавок – таким образом, подразделяется примерно на 18 различных операций… Я был на мануфактурной фабрике такого рода, где были заняты всего 10 человек, и они [эти 10 человек] могли сделать более 48 тыс. булавок в день… Но если бы они работали отдельно и независимо друг от друга и ни один из них не имел бы специальных навыков для выполнения такой необычной работы, каждый из них, конечно же, не смог бы сделать и 20 булавок в день, а возможно, что и ни одной. Естественно, это не 240-я и, возможно, не 4800-я часть того, что они могут производить сейчас, правильным образом разделяя и сочетая различные действия.

Фабрике по производству булавок выгодно было надевать на каждого работника шоры, поскольку было слишком много действий. Человеку, передвигавшему металлические чушки, было необязательно знать, откуда они прибыли на фабрику или что делал с этими чушками человек, который получил их после него. Работнику конвейерной линии, на которой собирается небольшая часть корабля, было необязательно понимать, каким образом собирается конечный продукт. Однако собиралось судно именно благодаря объединению этих отдельных усилий, а также сложным схемам руководства. Вещи в своей приятной простоте были суммой частей, из которых они состояли. Экономический успех редукционистской эффективности в ХХ в. вдохновил людей на все более фанатичное следование доктрине специализации Смита.

Однако технологии становились все сложнее, процессы все больше разделялись, способ, при помощи которого составные части процесса превращались в единое целое, становился все менее интуитивным, и во многих случаях руководство не могло его предугадать. На фабрике по производству булавок всеобъемлющее понимание процесса было естественным: делать булавки просто, и работник на фабрике Смита мог видеть, каким образом его труд взаимодействовал с трудом его коллег. Даже если каждый работник выполнял всего одну операцию, он хоть как-то понимал весь процесс изготовления булавок и, возможно, мог объяснить задачи своих коллег. На многих предприятиях это уже невозможно. Поскольку технологии усложнились, а процессы разделились, способ, при помощи которого процесс становится единым, стал куда менее интуитивным. Человек, который чинит клапан на шасси пассажирского самолета, скорее всего, не сможет объяснить, каким образом устроен весь самолет.

Тейлор сэкономил, уволив химика по целлюлозе и заменив его на необразованного рабочего и набор пробирок. Время и деньги, потраченные на обучение всему процессу, стали бы временем, потраченным не на работу, и деньгами, израсходованными не на закупку сырья. В краткосрочной перспективе такое обучение не стоило средств, которые необходимо было на него потратить.

В военной, правительственной и корпоративной сферах повышенная обеспокоенность по поводу секретности информации привела к ее дальнейшей изоляции. У нас есть секреты, и их нужно охранять. Попав не в те руки, информация может нанести огромный вред, как показали недавние скандалы со Сноуденом и сайтом WikiLeaks. Из-за отсутствия веских причин поступать иначе есть смысл ограничивать распространение информации пределами ее полезности.

После того как организации с огромным потоком данных были разделены и каждый отдел стал заниматься своим делом, системы безопасности информации становились все более сложными. Нужно было исполнять больше протоколов, проводить дополнительные тесты, сканировать значительное количество бейджей, прежде чем поделиться информацией.

За десятилетия в военном и разведывательном ведомствах были разработаны сложные системы согласований и препон, чтобы обеспечить сохранность информации, и, как сказал бы генерал из голливудского фильма, люди не знают того, что им знать не нужно. В начале 2003 г., когда я служил заместителем директора по операциям в Объединенном штабе Пентагона, центральное командование Вооруженных сил США (CENTCOM)^[29] изначально препятствовало сотрудникам Пентагона просматривать их внутреннюю веб-страницу, исходя из (общего) страха того, что «вышестоящий штаб» будет иметь возможность видеть незаконченные продукты планирования. Такие абсурдные вещи отражают действительность, в которой многие организации больше озабочены тем, каким образом лучше контролировать информацию, нежели тем, как лучше делиться ею.

Проблема в том, что логика «нужно знать» основывается на том, что кто-то (какой-то руководитель, алгоритм или чиновник) знает, кому и что нужно и не нужно знать. Для того чтобы определенно сказать, что команде «Морских котиков» не нужно знать о конкретном источнике разведданных или что аналитику разведки не нужно знать о том, что происходило в ходе той или иной миссии, командир должен быть полностью уверен, что эти части информации никак не влияют ни на то, что команды пытаются сделать, ни на то, с какими ситуациями может столкнуться аналитик. Наш опыт показал, что это невозможно. В Ираке мы не раз были близки к тому, чтобы взять цель в плен или ликвидировать ее, в последний момент узнавая, что цель работала под прикрытием другой части коалиции. Организационные структуры, созданные нами во имя секретности и эффективности, активно предостерегали нас от разговоров друг с другом и знания полной картины.

Эффективное прогнозирование (о чем мы говорили выше) стало неимоверно сложным, а во многих ситуациях и вовсе невозможным. Продолжать работать в иллюзии, что мы можем понимать и точно прогнозировать, что к чему должно относиться, – высокомерно. Это кажется безопасным, но действует ровно наоборот. Безопасное функционирование во взаимозависимой среде подразумевает, что у каждой команды есть полное понимание того, как движущиеся части взаимодействуют друг с другом. Всем необходимо видеть полную картину, чтобы спланировать свою работу.

Ситуация: проигрыш футбольной команды из Красновии

Давайте представим, что Красновия, наш выдуманный противник из военной игры, любила индустриальный век настолько, что никак не хотела из него выходить. Мы можем вообразить, что это страна Руба Голдберга, и работает она на основе тех самых хитроумных приспособлений, которые делают за людей все, начиная с того, чтобы одевать их утром, и заканчивая разглаживанием вечерних газет. Президент страны (недавно «переизбранный» на седьмой срок 97 % голосов) не верит в сложность. Экономика плановая, планируется все вплоть до ежедневных предпочтений каждой отдельной семьи в еде. Регулируется даже экосистема: вместо нелинейной эволюции государственные ученые, проводящие свои исследования в бетонных башнях, создали планы по размножению и выпуску в живую среду (стерилизованных) животных: скворцов – в апреле, жаб – в сентябре.

Как и президент, тренер футбольной команды Красновии (тренер Т) молится на предопределенность, и после выпуска из Национальной академии планирования он решает, как управлять самой лучшей игрой во всем мире при помощи теории редукционизма. Игроки тренера Т не знают имен товарищей по команде. Они никогда друг друга не видели. Они тренируются отдельно друг от друга на сессиях один на один с тренером. В ходе этих встреч тренер Т говорит игрокам своей команды, что им необходимо сконцентрироваться на поддержании своей личной формы и повторении своей части в 712 играх, спланированных им. Раз в год команда собирается для репетиций. Для этого тренер Т разработал гениальный легковесный головной убор наподобие шор, которые надевают лошадям. Устройство разработано для того, чтобы минимизировать отвлечение игрока от исполнения своей роли. Когда игроки надевают этот головной убор, они могут видеть лишь выделенный им кусок травы на поле. Многие из них, выращенные в одном из лучших футбольных спортивных лагерей, созданных тренером Т, и умеющие играть только в своей роли, никогда даже и не видели всего поля целиком.

Ежегодная тренировка – это прекрасное зрелище. У игроков непревзойденная физическая подготовка. Они безупречно играют свои роли. Команда Атропии, их непримиримые соперники, и близко не имеет такой хорошей физической формы, игроки там не такие быстрые и дисциплинированные. И каждые четыре года, когда они встречаются в квалификационном матче чемпионата мира, команда Красновии надеется пройти дальше. Обычно где-то на пятой минуте случается что-то, что отклоняется от любого из 712 планов тренера Т. Красновийцы продолжают исполнять свои безупречные танцы, бить по воздуху и пасовать в никуда. У атропийцев нет плана, но они знают все поле и бегают вокруг них кругами.

КАЖДАЯ ОПЕРАЦИЯ БЫЛА ТЩАТЕЛЬНО СПЛАНИРОВАНА И ВЫПОЛНЕНА, КАЖДАЯ ПОПЫТКА БЫЛА ИСПЫТАНИЕМ, УГРОЗОЙ ЖИЗНИ.

После каждого проигрыша тренер Т возвращается и разрабатывает новый план, и к следующему матчу у него есть четкий план для уже прошедшей игры с атропийской командой.

Современные среды теперь имеют слишком много одинаковых вероятностей для вертикального планирования, применяемого красновийцами. Такие ошибки, как неправильно записанное имя, можно легко исправить при помощи тренировок и написания памятки, однако это не поможет избежать тысяч прочих отклонений, которые также могут повлечь за собой колоссальные последствия. Как и в случае с поломкой шасси, которая в конечном итоге привела к катастрофе рейса United 173, основная причина была не в отсутствии конкретной процедуры, а в невозможности в реальном времени корректно отреагировать на непредвиденные обстоятельства. У руководства Оперативного подразделения постоянно возникали трудности: мы могли решать проблемы по мере их поступления, но нам никогда не удавалось спрогнозировать и точно определить, какой анализ больше подходит к определенной оперативной группе и какие материалы бойцам нужно захватить, чтобы помочь нашим аналитикам.

В непредсказуемых ситуациях организациям необходимо импровизировать. А для того, чтобы сделать это, игрокам на поле чрезвычайно важно видеть контекст. На уровне команд это естественно. Однако на уровне организации создавать структуры, которые могут быть как последовательными, так и склонными к импровизации, сложнее.

Проблема в какой-то степени была очевидна: нам не удавалось наладить полезные связи между командами. Работу, выполняемую нашими бойцами и нашими аналитиками, нельзя было разделить, но во имя эффективности мы посадили эти две группы в разных частях организации (т. е. надели на них шоры). Наши игроки могли видеть мяч только тогда, когда он появлялся на их части поля, а к тому времени, как правило, уже было слишком поздно реагировать. Не зная о постоянной смене обстановки у своих коллег по команде, они не могут понять, что делать с мячом, если его получат. Они играли в красновийский футбол.

Несмотря на то, что наше Оперативное подразделение никогда ранее не сталкивалось с такой дилеммой, ни сам вызов, ни возможное решение не были новы.

«Новые сплавы металлов, некоторые из которых еще не изобретены»

В сентябре 1962 г. в Университете Райса президент-энтузиаст Кеннеди, блестя от пота, произносил всем известную в наше время речь. Он уверял, что Соединенные Штаты будут посылать людей за 240 тыс. миль от ЦУПа в Хьюстоне на гигантской ракете более чем в 300 футов высотой, сделанной из новых сплавов металлов, некоторые из которых еще не изобретены, и та будет способна выдержать воздействие высоких температур и напряжение, в несколько раз превышающее то, что когда-либо можно было себе представить.

Это будет ракета, собранная с точностью, превышающей точность сборки самых лучших часов, перевозящая все необходимое для ее движения, ориентации в пространстве, управления, коммуникации, питания людей и выживания, выполнения беспрецедентной миссии на неизведанном небесном теле и дальнейшего безопасного возвращения на Землю, при котором нужно будет войти в земную атмо-сферу на скорости более 25 тыс. миль в час, из-за чего ракета разогреется до температуры, равной половине температуры Солнца… и все это нужно сделать, и сделать в первую очередь правильно до конца этого десятилетия. Мы должны быть дерзкими… перед тем как отправиться в путь, мы должны попросить благословения на самое опасное и великое приключение, в которое когда-либо пускался человек.

Кеннеди обозначил возможные препятствия (расстояние, скорость и высокие температуры) не для того, чтобы отговорить, а чтобы вдохновить. Можно представить, какое возбуждение витало в воздухе аудитории, состоявшей из начинающих инженеров, когда президент страны указал, что необходимые для достижения успеха этого начинания металлы еще не изобретены. Ранее в этой же речи Кеннеди произнес запоминающееся утверждение: «Мы делаем это не потому, что это легко, а потому, что трудно».

Менее чем через семь лет свыше 600 млн зрителей по всему миру включили свои телевизоры, чтобы увидеть, как Нил Армстронг ступил на лунную поверхность и сказал: «…один гигантский скачок для человечества», – а затем установил на Луне американский флаг. Насколько нам известно, тот флаг все еще там, несмотря на то, что он упал от взлета посадочного модуля и, скорее всего, добела выцвел из-за нефильтрованного солнечного света. Рельефные следы резиновых подошв Армстронга (крошечные, геометрически идеальные горные хребты) все еще на месте, в безветренном покое нашей любимой небесной глыбы. Не важно, что случится на неистовой Земле, следы «Аполлона-11» должны служить доказательством человеческой изобретательности на протяжении миллионов лет.

Практически одинаково важно как то, что произошло в области исследования космоса в июле 1969 г., так и то, чего не произошло. За две недели до запуска «Аполлона-11» на другом берегу Атлантики ракета F-8, собранная Европейской организацией по разработке ракет-носителей (ELDO), сломалась на старте. Это была уже пятая фатальная неисправность подряд.

У NASA и ELDO были примерно одинаковые амбиции, и сталкивались они с одинаковыми вызовами. Успех одной организации и провал другой не имели почти ничего общего с разницей в квалификации или имеющихся ресурсах. Больше это касалось того, каким образом они распространяли информацию. NASA благодаря подходу, известному как «системное управление», можно было считать более эффективной организацией. Руководители NASA Роберт Сименс и Фредерик Ордуэй кратко сформулировали природу их достижения: «Проект “Аполлон”… является одним из величайших технологических проектов в истории человечества. Однако чтобы довести дело до конца, нам требовалось приложить огромное управленческое, а не только технологическое усилие».

За несколько лет до речи Кеннеди Соединенные Штаты чудовищно отставали в космической гонке. Советский Союз произвел первый искусственный спутник Земли, первым послал на орбиту животное, осуществил облет Луны, первую мягкую посадку на спутник Земли, сделал первые фотоснимки обратной стороны Луны. Вскоре на орбиту полетел Юрий Гагарин, который стал первым человеком в космосе. В это время американская программа космических исследований боролась с трудностями.

«Меркурий-Редстоун 1», первый беспилотный испытательный полет NASA, поднялся в воздух 21 ноября 1960 г., однако не улетел далеко. Устройство запуска поднялось от земли на 4 дюйма и приземлилось обратно. Космическая ракета, разработанная таким образом, чтобы отделиться после выхода в космос, отделилась и сразу же выпустила парашюты, которые должны были помочь ей приземлиться после входа в атмосферу. Она с переменным успехом какое-то время висела в атмосфере, сжигая топливо, взлететь ей не удавалось. После этого она упала в море.

Анализ после запуска показал, что всему виной ошибка соединения между ракетой «Атлас» (изначально запрограммированной на перевозку боеголовок) и ее новым грузом (спутником). Это привело к небольшой задержке сигналов отсоединения, которые должны были получить двигатели различных ступеней, что, в свою очередь, и привело к раннему отделению космической ракеты. Практически такая же проблема структурной несовместимости капсулы «Меркурий» и ракеты «Атлас» возникла несколькими месяцами ранее. Эти «ошибки интерфейса» были не нарушениями в работе какого-либо отдельного компонента, а нарушением интеграции между этими компонентами. Во времена космической гонки они были аналогом наших «пробелов» в Оперативном подразделении, а также порождением отсутствия полноценной коммуникации.

Агентство NASA, изначально созданное как исследовательская организация, состояло из целой плеяды команд, в большинстве случаев выполнявших отдельные задачи, передоверенные им администраторами. Структура продвигала инновационную производительность небольших групп, и многие ученые чувствовали себя в этих условиях комфортно, проводя свои эксперименты в составе отдельных подразделений, схожих с теми, что были у них в университете. Так или иначе, ошибки интерфейса демонстрировали свойственную им проблему: независимые друг от друга небольшие группы были крайне эффективны в исследовательской работе, но проблема появлялась тогда, когда проекты различных команд необходимо было внедрить в корабль, который отправится на орбиту.

Ничего не будет работать без нормальной интеграции. Большие силы и огромные скорости во время полета ракеты привели к непредсказуемым вибрациям по всему кораблю, что создало ошибки систем, выходившие за рамки индивидуальных сфер деятельности команд, занимавшихся разработкой компонентов, а также отдельных дисциплин инженера-конструктора, специалиста по силовым установкам, инженера-электрика и других членов команды. К тому же существовали электромагнитные помехи: никогда раньше в такую конструкцию не втискивали такое количество цифрового оборудования, поэтому сигналы от разных компьютеров часто создавали друг другу помехи. А кроме того, была еще гравитация: на Земле пыль, жидкости и другие загрязняющие вещества падали на дно ракет, а в космосе эти элементы свободно летали, и если бы хоть одна частица металла затронула два смежных провода одновременно, то это вызвало бы короткое замыкание, которое привело бы к неисправности всей системы. Компьютеры, корпуса и электросистемы ракеты могли прекрасно работать в изоляции друг от друга, однако ломались под влиянием взаимосвязанных факторов космического путешествия.

Приняв во внимание данные неисправности, руководство NASA в 1962 г. начало сомневаться в достижимости цели, поставленной Кеннеди. «Большая часть нашей Группы космических исследований думала, что [Кеннеди] сошел с ума, – вспоминал представитель NASA. – Я имею в виду, что мы не думали, что сможем осуществить это. Мы не отвергали вызов, но, боже, мы не знали даже, как определить параметры [земной] орбиты, не говоря уже о том, чтобы спроецировать полет на Луну».

Ученым было необходимо пересмотреть базовые инженерные условия. «Каким образом можно извлечь жидкость из бака в условиях нулевой гравитации?» – заметил один из инженеров. – Ему сказали: “Здесь нет ничего сложного. Просто нужно поддерживать повышенное давление”. Но как же поддерживать повышенное давление? Давление влияет на все, и проклятая жидкость просто будет летать вокруг. Более вероятно, что она будет в шаровидных частицах болтаться по баку, и никогда не будет понятно, где конкретно она находится в определенный момент»^[30].

Никто не знал, сможет ли лунный грунт выдержать вес человека, не говоря уже о космическом корабле. Никто не знал, с какой дозой радиации придется столкнуться по пути от Земли к Луне, что могло привести к возникновению сомнений в целесообразности проекта в целом. О технологии топливного элемента, которая стала бы основной технологией для полетов в космос, в 1960 г. еще даже не слышали. И это все были лишь составляющие.

За эти фундаментальные исследования обычно принимались небольшие команды, масштаб которых вырастал уже потом: посмотрите на команды, состоявшие, например, из братьев Райт или Готтлиба Даймлера и Вильгельма Майбаха или из Александра Грэхема Белла и Томаса Уотсона. Однако у NASA не было возможности начинать с малого. Ведомству необходимо было создать и довести до совершенства все отдельные технологии одновременно. Так же, как наше Оперативное подразделение в 2004 г. и еще огромное число прочих организаций, борющихся за то, чтобы сегодня оставаться на плаву, NASA вошло в сложную среду, и ему необходимо было найти способ использовать инновационные возможности небольших команд в масштабе большой организации.

Чтобы отправить человека на Луну, в программу «Аполлон» необходимо было в конечном итоге включить 300 тыс. человек, работающих в 20 тыс. подрядных организаций и 200 университетах в 80 странах, что стоило бы 19 млрд долларов. Старая модель управления была построена не для того, чтобы объединить исследование и разработку в таком масштабе. Как писал Стивен Б. Джонсон в «Секрете “Аполлона”», «Переключение от исследования к разработке требовало повышенного внимания к тысячам деталей. Верное построение и объединение тысяч составляющих было не академической, а организационной проблемой». NASA было необходимо связать команды вместе, не применяя парадигму «нужно знать», и распространить информацию на широкий круг людей.

В 1963 г. NASA наняло Джорджа Мюллера, чтобы тот выстроил основу для управления программой «Аполлон», и он привнес множество организационных изменений. Его видение NASA заключалось в том, что организация – это единый мозг: стихийный разум как «коллективное сознание», описывающее необычные команды. Как говорил об этом директор NASA Вернер фон Браун, Мюллер предложил видение инженера-электрика и стремился создать управленческую «нервную систему», тогда как фон Браун, инженер-механик, больше был склонен к редукционистскому видению организации.

Мюллер выкинул старые организационные схемы и заставил руководителей и инженеров, работавших за стенами своих кабинетов, ежедневно связываться с коллегами в других испытательных центрах и других командах. Ушли в прошлое и аккуратные организационные подразделения, функционировавшие по принципу MECE. Как это описал Стивен Джонсон, это «вносило сумятицу в работу штаб-квартиры NASA… [Эти изменения] превращали инженеров NASA, контролировавших определенные проекты, в исполнительных руководителей, ответственных за политику, администрирование и финансы. Через несколько месяцев после принятия изменений штаб-квартира агентства погрузилась в хаос, поскольку сотрудники учились быть руководителями». Люди жаловались на «практически железную дисциплину организационной коммуникации». Прошло то время, когда они могли решать свои проблемы в изоляции. Фон Браун и другие представители высшего руководящего состава протестовали.

Раньше штаб-квартира NASA каждый месяц собирала данные от испытательных центров, и, кроме этого, была группа менеджеров, которые следили за совместимостью. Мюллер настаивал на ежедневном анализе и быстром обмене информацией. Все данные выводились на экран на центральном пульте, связанном с автоматизированными экранами в испытательных центрах программы «Аполлон». В этих помещениях кипела работа, туда постоянно поступали новые сведения от подрядчиков и команд, а им, в свою очередь, оттуда отправлялась другая необходимая информация. Это было Интернетом до появления Интернета: данные мгновенно обновлялись и широко распространялись. Поскольку полезность информации стала естественной, все больше и больше инженеров, изначально протестовавших против нововведений, стали менять свое мнение.

Руководители выстроили «сеть телеслужбы» для того, чтобы объединить пульты управления проектом с данными на бумаге и компьютерах и предоставить возможность проводить телеконференции с участием различных лабораторий, производственных центров и испытательных полигонов. Инженерный талант специалистов NASA был временно перенаправлен из русла конструирования ракет в разработку бесчисленного множества «радиопетель», которые обеспечили бы бесперебойную связь между командами. «В Комплексе 39 у нас было около 250 каналов [на которых люди могли общаться], – вспоминал сотрудник Космического центра Кеннеди. – Можно было настроиться на Второй североамериканский и слушать, как ребята работают над двигателем. Если там возникала проблема, можно было слышать, как они ее решали». Во время запуска все команды были на одной «петле». «Мы получили возможность мгновенно связываться со всеми сразу», – восхищался сотрудник центра. – Возможно, [эта петля была] одной из самых больших… Мгновенная коммуникация, мгновенная передача знаний».

Подход NASA к внешним подрядчикам также изменился. Ведомство всегда предпочитало делать все «в офисе»: сложное взаимодействие частей означало, что с составляющими, переданными подрядным организациям, которым неизвестен полный контекст, могли возникнуть проблемы при их интеграции. Фон Браун отмечал, что «нельзя просто написать договор на один этап проекта “Сатурн V” и отпустить подрядчиков». Часто сотрудникам NASA приходилось полностью переделывать то, что им отправили подрядчики. Но чтобы запустить человека на Луну, NASA были необходимы большие объемы экспертных знаний и огромные возможности, нежели ему мог предложить собственный персонал.

Решением было перевести подрядчиков в офис. Вместо лабиринта из барьеров и протоколов относительно того, кто и что должен знать, фон Браун создал всего два состояния: внутри и вне. Тем, кто был внутри, было необходимо освоить и полностью понимать суть проекта «Аполлон». Специалисты продолжили делать свою работу, но им нужно было иметь понимание проекта как целого, даже если осознание этого отвлекало от других обязанностей и было в какой-то мере «неэффективным». Руководство NASA понимало, что при создании интерактивного продукта глупо было бы разделять специалистов, поскольку успех высокого уровня зависел от некоторой неэффективности на низком уровне.

Руководитель так описывал сотрудничество с одним из подрядчиков: «Причиной тому, что все [в конечном итоге] заработало и мы получили необходимый результат в необходимый срок, послужило то, что все, кто был нужен для принятия решения, были на месте… Дошло до того, что мы могли обнаружить проблему утром, и уже вечером решить ее, распределить бюджет, принять решение и сделать так, чтобы все работало».

То, что создал Мюллер, было известно как «системная инженерия», или «системное управление», – подход, построенный на основе «системного мышления». Данный подход, в отличие от редукционизма, строится на утверждении, что человек не может понять часть системы, не имея хотя бы элементарного понимания целого. Это было организационным воплощением понимания, которое наделило NASA способностью к адаптивному, стихийному разуму, так необходимому для отправки человека на Луну.

За два года, прошедших с того момента, как в работу вступил Мюллер, проект «Аполлон» превратился из группы бессистемно организованных исследовательских команд в идущую четким курсом организацию разработчиков. Даже инженеры, которые были наиболее рьяными противниками системного управления, признали, что многие технические проблемы можно решить, только если делиться информацией. Как говорил фон Браун, «на самом деле [NASA] заставляет работать… постоянное взаимовлияние правой и левой частей офиса друг на друга». Через пять лет космическая программа, бывшая когда-то национальным позором, стала лучшей в мире.

Стартовая Вавилонская башня

На другом берегу океана организация ELDO начала с похожих дерзких целей. Созданная вскоре после создания Европейского объединения угля и стали (организации – предшественницы ЕС), она представляла собой объединение стран, которые раз в 50 лет практически уничтожали друг друга. Инициатива способствовала бы сотрудничеству между странами, а западноевропейские компании, правительства и армии смогли бы повысить уровень своих технических знаний и доверия друг к другу, а также отправлять объекты на орбиту в случае, если миссия имела бы успех.

В 1961 г. европейские технологии конкурировали с американскими. Немцы были первыми, кто разработал ракеты для военных целей, в Великобритании была успешна программа развития ракетных технологий воздух-земля, земля-воздух, воздух-воздух и корабль-воздух, Италией, Францией, Бельгией и Нидерландами также были вложены значительные ресурсы. Однако команды ELDO работали независимо друг от друга, пользователи и изготовители общались редко, и каждой стране была доверена разработка определенной части ракеты: в Великобритании производилась первая ступень ракеты-носителя, во Франции – вторая, в Германии – третья, а Италия производила экспериментальные спутники. Не было ни определенного места хранения для проектной документации, ни систем для предоставления доступа к документации других групп, ни спецификаций относительно того, какую документацию должна подготавливать та или иная команда. Каждая страна управляла своей частью программы через собственную национальную организацию, и каждой стране хотелось получить самые большие экономические преимущества, что часто означало утаивание информации. Подрядные организации отчитывались только перед своими правительствами. В 1968 г. руководитель международных программ NASA описал характер участия членов ELDO в проекте как «нерешительный и взаимно-недоверчивый». Такая конкуренция могла бы стать толчком к возникновению менее взаимосвязанного начинания, но это было проблемой для такого взаимосвязанного и сложного явления, как полет в космос.

Первый запуск ELDO провалился из-за неправильных болтов, соединявших немецкую и французскую ступени. Следующий – из-за различий соединительных колец, применяемых немцами и итальянцами. Следующая попытка в 1967 г. стала прорывом, когда вторая ступень успешно отделилась, но после отделения двигатель так и не запустился. Из-за неисправности заземления реле на первой ступени отключилось, когда ракета стояла на пусковой площадке, что привело к неисправности программирующего устройства второй ступени. Четыре месяца спустя другая неисправность помешала осуществить еще один запуск. В июле 1969 г. (за несколько недель до запуска американской ракеты на Луну) ошибка интерфейса активировала систему самоуничтожения ракеты, когда та находилась на пусковой площадке. Последняя ракета ELDO, запущенная в ноябре 1971 г., взорвалась в воздухе через 90 секунд после запуска. Через три года организация была расформирована.

Проведенные позже внутренний и внешний анализы показали, что все эти проблемы происходили из-за недостатков коммуникации – разрушительных «ошибок интерфейса», или пробелов. Французский журналист Жан-Жак Серван-Шрейбер в своей книге 1964 г. «Американский вызов» утверждал, что отставание от Соединенных Штатов в космической гонке было не вопросом денег, а «методов организации всего… Это было не вопросом “интеллектуальной мощи” в традиционном смысле слова, но вопросом организации, образования и обучения». С другого берега океана министр обороны Роберт Макнамара согласился с тем, что Европа испытывает недостаток руководителей: «Технологический пробел не так назвали». Это была эдакая Вавилонская башня космической эры: невозможность стран говорить друг с другом мешала совместной попытке достичь небес.

Как и в случае с международной ярмаркой в Париже во времена Тейлора, успех «Аполлона-11» и происходящая одновременно с этим неразбериха с «Европой-1» направили фокус на роль руководства в больших проектах. Конгресс проводил слушания с целью изучения секретов управления NASA. Системы управления, внедренные в NASA, стали основным процессом исследования и развития в аэрокосмической области, необходимым для всего, что было создано после: от Международной космической станции до «Боинга-777».

Успех NASA проиллюстрировал глубокое понимание организации. Что важнее, этот успех показал, что в среде, характеризуемой взаимосвязанностью и неизвестностью, понимание контекста – это ключ ко всему. Какой бы эффективности ни добились люди в организации, она обесценивается из-за «ошибок интерфейса». Также этот успех доказал, что когнитивное «единство» (стихийный разум), которое мы изучали на примере небольших команд, возможно и в больших организациях, если эти организации будут делиться информацией в осторожной и дисциплинированной манере. Это идет вразрез со стандартной практикой «нужно знать».

NASA, находившееся на передовой новых технологий, боролось со сложностью, опережая время. Пятьдесят лет спустя почти любой сотрудник организации попадает в неуправляемый водоворот сложности.

Некоторые из инноваций NASA очень просты: снять с людей шоры и заставить их общаться друг с другом. Базовая концепция подразумевает только полный отказ от фундаменталистских подходов к эффективности, однако внедрение требует постоянного обслуживания: необходимо убедиться в том, что все знают о всех нововведениях, полное понимание стало настоящей работой для многих, и каждому нужно вкладывать в общее дело свои силы и время.

Фактически даже в отношении NASA историк Говард МакКарди заметил: «обслуживание… организационной культуры, которое производилось сотрудниками первого поколения, было самым трудным». После завершения проекта «Аполлон» его система была внедрена в конкурентную группу независимых предприятий, система внешних коммуникаций которой была косной из-за бюрократии. Один сотрудник описывал NASA образца 1988 г. как «почту и налоговую службу, которые вышли в космос». После трагедии с шаттлом «Челленджер» в ходе проводившегося расследования высказывалось особое негодование относительно организационных практик NASA, однако появившаяся в 1990-е гг. программа в области эффективности, названная «Быстрее, лучше, дешевле» (FBC), заставила NASA и дальше идти по пути небрежности, сокращая «неэффективные» связи, определявшие подход к проекту «Аполлон». Одна известная ошибка интерфейса произошла, когда разрыв между двумя рабочими группами вылился в потерю 125 млн долларов программы Mars Climate Orbiter: одна система была построена для измерений в метрической системе, а другая – для измерений в имперской. Как заметил МакКарди, FBC была антитезой системной инженерии. Системная инженерия была «формальной, детальной и дорогой». Она была неэффективной, но работала.

Набор и система

Системное мышление давно используется для понимания всего: от функционирования города до внутренней динамики клетки кожи. Оно является ключевым для разгадки принципа взаимозависимости.

Давайте рассмотрим пример с доктором и его образованием. Докторов много (педиатры, оториноларингологи, радиологи и т. д.), однако, когда они получают медицинское образование, то все подробно разбирают, как работает человеческое тело. И здесь совершенно неважно, что вам как кистевому хирургу придется всю жизнь смотреть на кисти рук, запястья и пальцы. Это все из-за того, что человеческое тело – это не набор независимых элементов, а система взаимосвязанных компонентов, и поэтому необходимо понимать, каким образом работает метаболизм сахара, чтобы разбираться, как сахарный диабет может привести к отмиранию тканей пальцев, а также как постоянное давление на срединный нерв может вызвать синдром запястного канала. Когда мы ложимся на операцию, нам необходимо осознавать, что человек, держащий в руках скальпель, имеет полное понимание основ функционирования человеческого тела, а не просто имеет карточку с предписаниями, как в случае с Тейлором.

Чек-лист в хирургии неприменим, поскольку существуют квинтиллионы возможностей, создаваемых взаимозависимостью. Мы никогда не скажем, что получить медицинское образование «просто», но потратить семь лет на то, чтобы обучиться сложным взаимоотношениям причины и следствия в человеческом теле гораздо проще, нежели пытаться записать и запомнить каждый возможный момент, который может произойти с телом.

В этом разница между «образованием» и «обучением». Медицинский вуз – это образование, а оказание первой помощи – это обучение. Образование требует фундаментального понимания, которое можно использовать для распознавания и реакции на практически бесконечный ряд угроз. Обучение же подразумевает отдельные действия, которые используются только в случаях, которые проходят в курсе обучения. Образование имеет гибкость, а обучение – нет.

Коулман Руиз описывает BUD/S как «отказ от использования в своем лексиконе фразы “индивидуальная работа” в первый же день». Такое подчеркивание группового успеха подстегивает желание работать совместно и поднимает уровень доверия и чувство цели. Однако люди работают вместе, только если видят взаимосвязь внутри среды. Курсанты учатся работать вместе во время «прохода по волнам» только потому, что видят, что ошибка одного человека может привести к тому, что лодка перевернется, а если это случится, то пострадает вся группа.

В нашем Оперативном подразделении отдельные группы имели небольшое представление о том, каким образом работали команды их коллег, а также каким образом все части пазласкладываются вместе. Каждый знал, что лодка перевернется, но без четкого понимания того, кто и что конкретно делает, невозможно было понять, почему она переворачивается и как это изменить.

Нам, как и NASA, было необходимо на уровне организации продвинуть что-то наподобие базы знаний, которые можно собирать внутри небольших команд. Это было ключом к созданию «команды команд».

Мы не хотели, чтобы все команды расширяли профиль своей деятельности, поскольку «Морские котики» лучше делают то, что они делают, нежели аналитики разведки, и наоборот. Разные специальные навыки необходимы. Мы хотели объединить общую осведомленность с узконаправленной специализацией. Это было нужно, чтобы все наше подразделение обладало фундаментальным, полным пониманием рабочей среды и структуры нашей организации. Кроме того, нам следовало сохранить определенный набор навыков, присущий той или иной команде. Мы назвали эту цель (состояние стихийного, адаптивного разума организации) «распределенное сознание», и оно стало основой нашего преобразования.

ЭТО БЫЛ ПАРАД ПОТРЯСАЮЩЕЙ ТОЧНОСТИ И ГРАЦИИ. ВРЕМЯ НАЧАЛА КАЖДОЙ ЧАСТИ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ БЫЛО ПРЕКРАСНО СИНХРОНИЗИРОВАНО.

• Как и NASA, наше Оперативное подразделение пыталось решить сложную проблему, требовавшую системного подхода. Из-за взаимосвязанности рабочей среды обеим организациям было необходимо, чтобы люди понимали всю систему в целом, а не отдельные блоки на организационной схеме.

• Использовать возможности всей организации, разбросанной по разным частям света, означало, что распространение информации должно достигнуть абсолютно нового уровня для обеих организаций.

• В обычных организациях это означает культурные изменения, которые не так просто произвести. Это требовало создания распределенного сознания.

Глава 8
Вытащить мозги из шкафчика

В июле 2004 г., незадолго до атаки водоочистительной станции в Эль Амеле, мы покинули разбитые здания в международном аэропорту Багдада и переехали в новую штаб-квартиру на авиабазе в Баладе, в 64 милях к северу от столицы. Двадцатью годами ранее советские МиГ-21 с гулом садились и взлетали с полосы в Баладе для обстрела иранских войск во время ирано-иракской войны. Позже те же самолеты стали угрозой для операции «Аве Мария» в Южном Ираке в 1991 г. Теперь это был гул двигателей американских реактивных самолетов, отражавшийся от бетона.

База находилась неподалеку от бурной реки Тигр, однако под июльской жарой ее берега были больше похожи на пустыню. По центру проходили две взлетно-посадочные полосы, с одной стороны ограниченные административными и хозяйственными зданиями, а с другой – небольшим количеством старых бетонных укрытий. Оперативное подразделение заняло специальный комплекс с хорошей системой охраны, примыкающий к рулежным дорожкам для самолетов, что давало нам доступ к самолетам и вертолетам в любое время. Комплекс состоял из панелевозов, фанерных бараков и сборной солянки из навесов, стоявших практически друг на друге. Жилые помещения, рабочие пространства, ремонтные мастерские и столовая – все было рядом. Мой «маршрут» до работы длиной в 40 футов представлял собой эффективную прогулку.

Нам отдали три блиндажа в западной части базы, названные «Югос» в честь югославских подрядчиков, построивших защищенные ангары для иракских военных самолетов. Дыры в крышах размером с набивной мяч, свидетельствовали о провале в схватке с высокоточным оружием самолетов коалиции во время вторжения в 2003 г. Блиндажи имели размер больших цирковых шатров, выстроенных из двух толстых слоев бетона, разделенных друг от друга примерно футом песка. Длинные, низкие, арочные дверные проемы гаража были в концах здания. Они были бежевыми, как и здания вокруг комплекса, сделанные из песчаника, равно как и пустыня вокруг них. Внутри звук гулко отражался от бетона. Наше Оперативное подразделение взяло себе один из блиндажей и сделало там новую штаб-квартиру.

Несмотря на кучу уничтоженного в ходе вторжения иракского оружия и тлеющую свалку мусора, представлявшую собой довольно депрессивную картину, Балад для нас был прекрасной возможностью, местом, где можно было построить что-то абсолютно новое, воплощением организационной системы, которая могла помочь нам осуществить наши планы. Одно из любимых мной наставлений отца, которое он шутливо произносил, когда я делал что-то глупое, было позаимствовано у старого сержанта: «Положи свои мозги в шкафчик, я подумаю тут за тебя». Нашей целью было ровно противоположное: в Баладе нам нужно было вытащить мозги из шкафчика и начать работать вместе.

Мы проанализировали проблему и поняли, что нам необходимо для изменений. Чтобы стать эффективнее в борьбе с АКИ, нам нужно было сломать глубоко укоренившуюся в нашей организации систему секретности, разрешений и конкуренции между подразделениями и внедрить вместо нее среду, которая была бы настолько прозрачна, что любой член нашей группы понимал бы свою роль внутри сложной системы, которая представляла собой все наши действия. Каждому из нас следовало близко познакомиться с каждым отделом внутри организации и вносить свой персональный вклад в результат. Однако все это упиралось в четко разделенную структуру, на развитие которой мы потратили целое столетие. Мы надеялись (как и в случае с BUD/S, CRM и NASA), что распространение информации поможет построить отношения и вместе мы создадим новую, слаженную, адаптивную организацию, которая сможет выиграть битву.

Это был большой и очень рискованный эксперимент. В Баладе мы начали строить лабораторию.

Обычно военные учреждения отражали и поддерживали редукционистскую эффективность. Необычная форма Пентагона изначально была выбрана для того, чтобы занять строго определенный кусок земли неподалеку от Арлингтонского кладбища, и несмотря на то, что здание перенесли (чтобы не испортить грандиозный план американской столицы Пьера Ланфана), пятиугольная форма здания была сохранена: переход от одной точки здания в другую предположительно занимает менее 7 минут. Сегодня его 17,5 миль коридоров все еще подчиняются определенной логике, однако тысячи дверей в этих коридорах теперь «оснащены защитой доступа» (эвфемизм для слова «закрыты»). Даже если ваш пропуск дает вам доступ, вы можете попасть в лабиринт из закрытых внутренних дверей и КПП. Офисы отделены друг от друга и надежно защищены, и хотя в одном здании находятся 28 тыс. человек, они по большей части работают в маленьких отдельных группах либо одни. Построенное на заре Второй мировой войны для объединения под одной крышей военных учреждений, ранее размещавшихся в самостоятельных офисных зданиях в Вашингтоне, округ Колумбия, здание потеряло свое изначальное назначение. Теперь в нем работают люди независимо друг от друга в соответствии с вертикальной редукционистской структурой, организованной по принципу «нужно знать». Таким же образом их раскидывают по всему земному шару.

В нашей американской штаб-квартире в Форт-Брэгге в первые 20 лет существования организации превалировала схожая физическая парадигма. Однако в начале 1980-х гг. внимание к безопасности привело к тому, что здания без окон были разделены на коридоры из маленьких офисов, которые потом были разделены на кабинки. Некоторые общие площади оставили, чтобы люди общались между собой, а строгие ограничения доступа для внешних посетителей и дальше отделяли Оперативное подразделение от других организаций внутри Форт-Брэгга.

В личном секторе физическое пространство в течение столетия также использовалось для обеспечения эффективности и специализации. Структура офисной работы эволюционировала вместе с фабричными конвейерами в сторону максимальной эффективности. В XIX в. «конторы», где партнеры и клерки работали вместе за одинаковыми столами, стали исчезать, а на их место начали приходить раздельные офисы. Поскольку количество офисной и административной работы росло, в офисные профессии из производственных цехов начали приходить редукционистские идеалы специализации. Историк управления Альфред Чендлер заметил, что роль купца, которая раньше объединяла в себе роли «экспортера, оптовика, импортера, дистрибьютора, судовладельца, банкира и страховщика», разделилась в середине столетия (как на фабрике в книге Адама Смита) на отдельные виды бизнеса.

Годы спустя в том, что Чендлер называл «революцией в управлении», отдельные сферы бизнеса стали объединяться, сливаясь в большие вертикально интегрированные корпорации с десятками департаментов и сотнями офисов. Многие функции были консолидированы и поставлены под централизованное управление, вместо того чтобы множество мелких участников рынка отвечали на его вызовы (Чендлер назвал эти вызовы «видимой рукой» на контрасте с описанием вызовов рынка как «невидимой руки», данным Адамом Смитом). Число людей, работавших в сфере «профессиональных услуг», выросло с 750 тыс. в 1860 г. до 2,16 млн в 1890 г., а к 1910 г. это число составило уже 4,42 млн человек, однако сократилось число компаний, принимавших их на работу. В период с 1897 по 1904 г. 4000 компаний превратились в 257 объединений. Однако объединение не было сигналом к тому, чтобы вернуться к объединенным офисам и восприятию культуры «контор». Напротив, компании делали все возможное для сохранения разделения.

Новые технологии позволили сооружать большие, более высокие здания для размещения все усложнявшейся системы звеньев рабочей цепи. «Офисное здание» было спроектировано такими архитекторами, как Луис Салливан, который создавал структуры, состоящие из отдельных стандартных блоков, похожих на шестиугольные ульи: отдельные блоки, созданные строго по принципу МЕСЕ, нельзя было соединить^[31]. Диктофоны и системы пневматических трубок обеспечили удаленную коммуникацию, и с их помощью была устранена неэффективность, свойственная конторам. Руководство переехало в отдельные кабинеты, а затем и в роскошные апартаменты, чтобы отделиться от стенографистов, работавших за столами, выставленными в форме решеток, молчаливых, но раздражавших щелканьем клавиш печатных машинок. «Угловой кабинет», в котором руководитель мог уединиться, стал символом статуса. (Во время финансового кризиса 2008 г. оказалось, что многие руководители используют отдельный лифт, чтобы попасть в свой кабинет, что было дальнейшим уменьшением времени контакта с сотрудниками.) Термин «лестница» стал общим обозначением корпоративной иерархии именно в начале ХХ в.

Эти здания (предшественники Пентагона и стеклянных монстров, составляющих современный городской пейзаж) были разработаны для оптимизации потока документов. Этот поток часто был буквально полностью схожим с конвейером. Как в 1958 г. рассказывал один офисный работник:

Девушка на одном конце… открывает и сортирует почту. Следующая девушка является нашим исполнителем. Ее задача – делать все, что указано в письмах: отмену, квитанции и пр. Затем я проверяю документы, которые она передает мне, и ставлю все необходимые пометки, прежде чем передать их для копирования девушке слева от меня, нашей машинистке. Она, в свою очередь, передает полную стопку последней девушке, сборщице. Та собирает документы в необходимом порядке и отправляет их. Они, возможно, идут в другой отдел или в центральный архив, а возможно, обратно страхователю.

Целью, как и на фабриках, было максимально эффективное и специализированное выполнение процессов, разработанных руководством. Теоретик менеджмента Р. Н. Гуделл заметил, насколько сильно офисных работников отвлекают посетители, проходящие по коридору. Если отвернуть их столы от двери и повернуть лицом к стене, можно устранить отвлечение и в то же время сыграть на сложном чувстве того, что непосредственный руководитель мог заглядывать работнику через плечо, что повышало продуктивность.

Но то, каким образом мы организуем физическое пространство, во многом отражает наше мнение о том, как ведут себя люди. В Баладе нам было нужно пространство, обеспечивавшее не упорядоченный, почти машинный, поток документов, а беспорядочный сетевой поток идей. Это архитектура, направленная не на разделение, а на слияние отдельных частей. Мы были не единственными, кто пытался это реализовать: в частном секторе также росло понимание того, что необходимо организовывать офисы с большими возможностями для коммуникации.

Инновационные и креативные компании потратили очень много времени на то, чтобы найти способы внедрить в рабочие среды интерактивность. В 1941 г. компания Bell Labs, как известно, отказалась от своих традиций и наняла Скидмора, Оуингса и Меррила для разработки комплекса зданий, пространство в которых обеспечивало большую интерактивность. Например, чтобы перейти из офиса в лабораторию, сотрудникам приходилось проходить через кафетерий, где они сталкивались с другими людьми. Была надежда, что такое неформальное взаимодействие с коллегами, руководством и даже сотрудниками охраны приведет к неожиданным открытиям. В 1970-е гг. с «нетерриториальными офисами», куда специалисты могли приходить, брать свои материалы и садиться куда угодно в открытом офисе, созданном для «случайных встреч» с членами команды, экспериментировала даже консервативная IBM. Как и в случае с NASA, сначала изменения не принимали, а потом их популярность возросла. «Сначала я относился к этому скептически, но вскоре уже не мог и представить себе возвращения в закрытые кабинет», – сказал один инженер. Другой был более краток: «Не отгораживайте меня больше». В Кремниевой долине, Google, Facebook и другие гиганты, а также бесчисленное количество мелких начинающих компаний используют открытые офисы, призванные поместить в одно пространство различные команды и различные уровни руководства.

Когда бывший мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг въехал в здание городской администрации, он отказался от шикарных кабинетов. Вместо этого он пользовался Залом заседаний бюджетной комиссии (одним из роскошнейших церемониальных залов в историческом здании), который был превращен в «аквариум»^[32]. Он заполнил пространство сотнями кабинок (включая одну для себя), чтобы усилить взаимное влияние сотрудников на идеи друг друга. Он протестировал эту идею в Bloomberg LP – финансово-информационном объединении, сделавшем его миллиардером.

Блумберг говорил: «Я всегда верил в то, что возможность руководства влиять приказами на рабочие привычки ограничена. Приказы, возможно, помогают выполнению работы. Однако, когда ты отворачиваешься, сотрудники все равно начинают работать по-старому. Материальная же основа имеет куда большее влияние… Я выпускаю приказы о том, что нужно работать вместе, но что действительно заставляет их делать именно так – это отсутствие стен».

Выравнивание иерархии, объединение кабинетов в одно пространство, буфеты с бейглами, где коллеги могут общаться между собой, а также запрет на размещение отдельных столовых для руководства и наличие зарезервированных мест на парковке – все это отчасти Блумберг взял от своего первого работодателя – инвестиционного банка Salomon Brothers: «Любой сотрудник в любое время мог прий-ти к директору. Он общался на “ты” с одинаковым количеством людей на нижних и верхних ступенях служебной лестницы».

И это не было символической уравниловкой. Контролируемый хаос открытого офиса способствует общению между сотрудниками, находящимися далеко друг от друга в организационной структуре. И для того чтобы всегда быть в курсе событий, Блумберг поместил себя в центр этого хаоса. «Если ты только сидишь в офисе, то, по моему мнению, не можешь быть хорошим руководителем, – говорит он. – Для меня в этом нет никакого смысла». Если взять его майорскую карьеру, то он прав: согласно утверждению Билла Келлера, журналиста, лауреата Пулитцеровской премии из New York Times, «самым замечательным моментом является то, что администрация Нью-Йорка никогда еще не работала столь эффективно».

Поощрение случайных встреч в открытом офисе Блумберга и в открытых пространствах в Кремниевой долине было способом сказать: «Мы не знаем, какие связи и какие разговоры точно могут быть ценными».

В Баладе мы попробовали что-то похожее: инженеры заняли внутреннюю часть главного бункера. Мы сожгли древний мусор, перегородки и советские материалы военного назначения, которые были там, и построили фанерный скелет открытого офиса. Мы вынесли всю свою деятельность за пределы Объединенного оперативного центра (Joint Operations Center – JOC) – в просторное центральное помещение, похожее на то, что было у Блумберга.

На экранах, занимавших всю переднюю стену, отображались данные о текущих операциях в реальном времени: видео небольших перестрелок и текущих рейдов, записи журнала JOC, показывающие результаты успешных захватов или потери среди своих солдат, карты побед и поражений в разных регионах страны. Мы сразу же составили перед экранами переносные столы в форме большой подковы. За ними должны были сидеть командир Оперативного подразделения и ключевые руководители, которые видели бы друг друга и могли бы общаться между собой во время работы. Вокруг этого «круглого стола» стояли длинные столы со стульями для большого количества служащих разведки, воздушной и артиллерийской поддержки, службы эвакуации раненых с поля боя, офицеров связи и прочих служб, имеющих отношение к проводимым нами операциям.

Все люди, находящиеся в офисе (независимо от их позиции в организационной структуре), могли смотреть на экраны и мгновенно узнавать об основных факторах, оказывающих влияние на нашу миссию в конкретный момент. Персонал в офисе был размещен стратегически, в зависимости от исполняемой ими функции: те, у кого был доступ к информации, необходимой для текущих операций, сидели ближе к центру помещения, а те, кто работал на перспективу, занимали места по углам и таким образом могли полностью сконцентрироваться на другой работе. Однако все они могли свободно перемещаться по комнате для быстрой координации действий. При активации микрофона можно было привлечь внимание всех сотрудников одновременно.

Мы надеялись, что новая архитектура будет способствовать созданию стихийного интеллекта, который, как мы полагали, в подразделении в общем был, и мог дать нашим командам полное понимание системы в целом. Ведь недостаточно знать только то, чем занимаются они (или то, чем занимается человек, с которым они столкнулись в столовой).

В 2004 г. в нашем офисе находились примерно 60 человек: аналитики разведки, оперативники, военные связисты, бойцы подразделения средств разведки, наблюдения и рекогносцировки (ISR), диспетчеры авиации, юристы Министерства обороны, а также медицинские сотрудники. Чтобы исключить единственную потенциальную возможность не сотрудничать друг с другом, мы выделили целый офис под материалы с грифом «совершенно секретно». Почти все документы и разговоры, имеющие отношение к нашим операциям, многие из которых были крайне конфиденциальными^[33], можно было открыто обсуждать в офисе. Этот шаг был беспрецедентным.

У меня был небольшой кабинет, но пользовался я им редко. Вместо этого я сидел во главе U-образного стола в смежном с JOC кабинете, который мы называли Комнатой ситуационной осведомленности (SAR). В этой маленькой копии JOC я работал со своими ключевыми сотрудниками (например, разведчиками, оперативниками, юристами), а также со старшинами из нескольких межведомственных организаций, работавшими в нашем подразделении. JOC сконцентрировался на Ираке. В задачи SAR же входил весь мир. Здесь мы создали сеть, которая помогла бы перекрыть международную сеть Аль-Каиды. Мои сотрудники: директор разведки, руководитель службы оперативного управления и советник по делам рядового и сержантского составов – сидели рядом со мной и могли видеть и слышать все, что я делал и говорил.

Урок из проваленной офисной реформы

Наша новая материальная основа обеспечила нам структуру для проведения преобразований, но мы знали, что этого было недостаточно. Объединение новой схемы и старой культуры могло принести с собой самые худшие черты из обоих миров: бесчисленное количество руководителей, желающих принять инновационную структуру, но неохотно оставляющих старую, покончили с отдельными кабинками, чтобы создать еще более шумную, отвлекающую среду, которая не может быть ни рациональной, ни эффективной.

Сама по себе кабинка является хорошим примером неправильного пространства для руководства. Изначально созданная мечтательным изобретателем Робертом Пропстом, чтобы вывести работников из изоляции, кабинка стала символом культуры обезличивания, которую с помощью нее планировалось реформировать. Серия Action Office II должна была быть настраиваемой и иметь возможность изменения конфигурации для обеспечения личного пространства и возможности совместной работы и взаимодействия. Она была разработана таким образом, чтобы из нее можно было сделать органичные блоки, отражающие новую концепцию офиса как взаимосвязанного целого.

После того как Герман Миллер в 1967 г. запустил изобретение Пропста в серийное производство, его стали считать революционным. Газета New York Post выпустила статью с заголовком «Революция пришла и в офисы», в которой утверждалось, что «временам полностью закрытых “коробок”, в которых руководители окружают себя массивными символами статуса из красного дерева, и нечеловеческого шума, стоящего над рядами стальных столов с грубыми выдвижными ящиками, за которыми вам приходится сидеть каждый день», совсем скоро придет конец. «Данному концепту успех обеспечен», – говорилось в завершении статьи.

Каждый, кто бывал в офисах в последние 30 лет, может подтвердить, что продукт был действительно успешным, но концепции органичного рабочего места, определяемой свободой и интеллектом, – не было. Вместо этого руководители поняли, что можно использовать данную модель, чтобы уместить больше людей в меньших помещениях, применяя ту же самую расстановку столов, что была использована для залов, где сидели стенографисты в начале столетия. Сама адаптивность кабинок, по словам одного разочарованного сотрудника компании Германа Миллера, стала «неизбежным выражением концепции, в которой люди рассматриваются как звенья корпоративной системы передачи бумаг либо как устройства ввода-вывода, “эффективность” которой была предметом беспокойства в последние 50 лет… Эта мебель прекрасна для тех, кто планирует и ищет способы запихнуть в одно помещение максимальное количество человек».

Сегодня шокирующие 93 % работающих в кабинках офисных сотрудников говорят, что предпочли бы другой тип рабочего пространства. Как за два года до своей смерти о своем величайшем наследии говорил Пропст, «обратной стороной медали было то, что не все организации умны и прогрессивны. Многими из них управляют крайне глупые люди, которые могут взять то же самое оборудование и сделать с его помощью адские пространства. Они могут сделать крохотные кабинки и разместить в них людей. Это ужасные места… Однако у меня никогда не было иллюзий о том, что я живу в идеальном мире».

Структура и символизм нового не иерархического пространства в нашем Оперативном подразделении были важны, но нашу организацию нельзя было переродить, просто произведя перестановку мебели. Нам нужно было реформировать нашу организационную культуру.

Однако культуры имеют бо́льшую сопротивляемость к плановым изменениям, нежели кирпичи и цемент. Совместное сознание требовало полнейшей прозрачности в отношениях и в нашем подразделении, и с силовиками-партнерами. Это не тот термин, который обычно используется в сфере бизнеса и является синонимом личной искренности. Нам была нужна прозрачность, обеспечивающая каждой команде видение полной актуальной картины всей организации. Это тот тип прозрачности, который те, кто вырос в офисном бюрократическом комфорте, считают неудобным. Но это было неимоверно важно для развития нашей способности к объединению и достижению успеха в качестве команды команд.

Что-то было проще: мы с моей командой добавляли людей в «копию» при отправке электронных писем, если думали, что второе или даже третье по важности следствие обсуждаемой операции может коснуться их. Нам было необходимо понять, что у нас часто не было никакой возможности спрогнозировать, кому та или иная информация будет полезна, а кому – нет. Мы перевели в режим громкой связи почти все телефонные звонки, включавшие меня и исполняющего обязанности командира в самом секретном военном подразделении нашего государства. Это заставляло людей чувствовать себя некомфортно, иногда очень некомфортно. Но ни разу за то время, пока я был в Ираке, я не видел, чтобы это вредило нам так же сильно, как помогало. Мы пытались заставить людей, которые были приучены скрывать информацию, делиться ею. Нашим неизменным девизом стало «Делись информацией, если это законно».

ОУиР

Наиболее важным элементом в нашем изменении (сердцем организма, который мы хотели создать, и пульсом, который позволял бы этому организму жить) было совещание Оперативного управления и Разведки. ОУиР (O&I, как это обычно называется) – это стандартная военная практика: регулярное совещание руководства данной группы, необходимое для координации всего, что группа делает, с тем, что она знает.

Когда в 2003 г. я принял командование, совещание ОУиР проходило как относительно небольшая телеконференция между нашей тыловой базой в Форт-Брэгге, несколькими офисами в Вашингтоне и самыми большими базами в Ираке и Афганистане. Но аудитория росла быстро. В работу по установке безопасного соединения были включены все – от региональных представительств до региональных управлений ФБР.

Когда люди думают о передовом военном оборудовании, они обычно представляют оружие, а не расширенную версию Skype. Однако именно это было нашей главной технологической проблемой и смыслом работы на протяжении нескольких месяцев. Мы знали, что создание нейросети, которая обеспечила бы нам возможность проведения анализа сложных проблем, было основной задачей для достижения успеха в долгосрочной перспективе, поэтому разработали предварительно упакованные коммуникационные модули, которые команды могли носить с собой, где бы они ни находились.

Как и в NASA, мы вложились в сеть, которая дала бы нам возможность коммуникации с любой составной частью нашего подразделения и партнерами – от «пустых баз» на границе с Сирией до штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния. Подразделение скрепляли спутниковые тарелки, малые и большие. Защищенные видеоконференции, чат-комнаты, веб-сайт и электронная почта стали ключевыми артериями нашей кровеносной системы. Это было технически сложно, дорого, но мы пытались создать культуру распространения информации: любой член Оперативного подразделения и любой партнер из числа приглашенных нами мог теперь связаться с ОУиР по защищенному каналу со своего ноутбука и слушать все, что происходит, через свои наушники.

По мере повышения роли Оперативного подразделения в международных операциях в нашу игру вступало все больше игроков, и ОУиР стало полноценной частью организации. Совещание шло по шесть дней в неделю и никогда не отменялось. Мы проводили его в виде видеоконференции в 9.00 по Восточному стандартному времени. Время было удобно, поскольку это было начало рабочего дня для отделов и агентств, находящихся в Вашингтоне, которые, по нашему мнению, должны были быть практически полностью вовлечены в нашу деятельность. В Ираке совещание начиналось в 16.00, что давало бойцам время на то, чтобы проснуться, потренироваться, подготовиться, поучаствовать в ОУиР, а затем собраться и приготовиться к рейдам и боям, которые займут их время от заката до самого рассвета. Этот синхронизированный цикл (то, что мы называли нашим «ритмом сражения») подпитывался ОУиР, которое давало информацию для всего подразделения и описывало сложившуюся обстановку.

Но здесь существовали реальные риски. Вовлечение в секретную телеконференцию широкого круга людей грозило возможными утечками информации: все же информация, которую мы обсуждали, была секретной по ряду причин. Кроме того, бесконтрольное распространение наших успехов и неудач грозило неправильным пониманием сложных оперативных мероприятий или утверждений, вырванных из контекста. Но у нас не было ни времени, ни желания рисовать благостную картину того, что в реальности было жутким. У всех, кто хотел победить нас в бюрократической политической игре, было все необходимое им оружие, но это была не та борьба, на которой мы были сконцентрированы.

Противодействие

При оборудовании новой SAR в Баладе мы поставили к столу в форме подковы дополнительные стулья для агентств-партнеров, которые, как мы думали, присоединятся к нашему Оперативному подразделению. В первые дни заняты были только места, предназначавшиеся для партнеров из ЦРУ. Подсознательно мы знали, что если мы будем достаточно успешны на поле боя, то другие захотят присоединиться к нам. Трудность заключалась в том, чтобы вывести их участие на передний план. Нам было необходимо связать всех в единое предприятие, но для этого мы не имели исчерпывающих полномочий.

Это было справедливо даже для военных формирований, составлявших оперативное крыло нашего подразделения. Командир Оперативного подразделения всегда руководил бойцами из различных родов войск, но у каждого из них также был свой административный руководитель внутри их подразделения вооруженных сил. Командир Оперативного подразделения, например, не занимался отбором персонала, обучением или формированием полков армейского десанта. Это было задачей командира полка, и, исполняя эту задачу, он нес ответственность перед совершенно иной цепью командующих: командованием специальных операций сухопутных войск и Министерством сухопутных войск. Это очень неудобная система. Это может быть смешно, но командовать Оперативным подразделением – это все равно, что участвовать в гонках «Формулы-1»: ты водишь невероятный по своим характеристикам болид, понимая, что он тебе не принадлежит, и не тратя ни копейки на его ремонт в случае поломки. Естественно, между владельцем болида и человеком, который ежедневно проносится на нем через зону боевых действий, существует некоторое напряжение.

Несмотря на все трудности, мы разместили рядом друг с другом команды «Морских котиков», армейский спецназ, армейский десант и аналитиков разведки, общение которых с нашими бойцами заканчивалось жалобами последних на скорость подготовки предоставляемого аналитиками анализа и его качество. Личное и организационное высокомерие прослеживалось в способах, с помощью которых люди пытались доказать свое превосходство. Так или иначе война требовала рационального поведения, а рациональное поведение претендовало на оценку людей по их заслугам. Если человек или отдел проводит хорошую разведывательную работу, обеспечивает надежную координацию или точно и вовремя предупреждает об опасностях, то уровень уважения и востребованности к ним растет. Исторические достижения и бахвальство могли сработать на какое-то время, но в конечном счете люди либо приносили новые результаты, либо утрачивали свою значимость, поскольку никому не было интересно, чего ты достиг в предыдущей войне.

Насколько бы никчемной ни была конкуренция внутри нашей группы, все было гораздо хуже в случае с нашей организацией и ЦРУ, АНБ, ФБР, а также другими внешними агентствами. Равно как и фон Браун при работе с подрядчиками NASA, мы поняли, что ни одна группа не может быть полезной, если у людей, входящих в ее состав, нет понимания контекста. Мы не можем просто выслать этим агентствам наши требования к разведке и ожидать, что они поймут все тонкости. Им нужно было сидеть вместе с нами и пытаться понять, что конкретно происходит. Мы надеялись, что они все же ответят нам взаимностью и дадут понять, как война выглядит с их стороны.

Когда комната заполнилась, она стала казаться очень маленькой и неожиданно шумной. Многие люди, которых отправили работать с нами, находили атмосферу, царившую в комнате, отвлекающей либо чувствовали себя неуютно в коллективе. Для бюрократов, построивших свою карьеру на секретности и никогда не выходивших за рамки дозволенного в распространении информации, наш стиль работы был просто проклятием. Одно агентство, с которым мы работали, каждый день в течение первого года нашего эксперимента предлагало один и тот же ответ: «Новой информации нет».

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО КАЖДЫЙ БОЕЦ «МОРСКИХ КОТИКОВ» В СОСТАВЕ НАШЕГО ОПЕРАТИВНОГО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ НА БУМАГЕ ДРАЛСЯ ЗА ВСЕХ, ПО ФАКТУ ОН СРАЖАЛСЯ ТОЛЬКО ЗА СВОЙ ОТРЯД.

Так же, как отдельные команды внутри нашего подразделения получали выгоду от общего чувства цели, распространявшегося на все, от тактической ситуации на поле боя до достижения больших стратегических целей, элементам Оперативного подразделения необходимо было иметь как общее представление о том, что происходит на поле боя, так и общее ощущение того, что все мы участвуем в одной войне, ведем ее по общим принципам и имеем общие цели. Мы надеялись заложить основу для всего этого, дав полное понимание и сделав организацию единым целым, как это когда-то сделали в NASA. Если бы у всех была единая тактика, возможно, мы могли бы сыграть лучше.

Важный первый шаг состоял в том, чтобы поделиться информацией, имевшейся в нашем распоряжении, быть благородными по отношению к нашим людям и с умом использовать имевшиеся у нас ресурсы. С этого момента мы стали надеяться, что человеческие отношения, которые мы выстроили бы на основе такого благородства, в будущем могли сыграть нам на руку.

Распространение информации коснулось бы всех составных частей подразделения. Как только бойцы возвращались с рейда, мы тут же отправляли материалы на ближайший форпост, фотографировали каждый обрывок и использовали нашу новую сеть для передачи данных специалистам по анализу визуальной информации, лингвистам и другим экспертам, задействованным в процессе. Это была фрагментарная, совершенно не обработанная информация, но она распространялась сразу: необходимость в мусорных пакетах с записками, которые скапливались в кладовке, отпала. Более того, как и в случае отправки копий писем и громкой связи, мы широко распространяли полученные нами разведданные и анализ информации без предварительных условий. Многие говорили, что это наивно. Однако, как гласила старая поговорка, «знание – сила», и мы выбрасывали эту силу на ветер. Мы полагали, что ценность такой информации и сила, которую она давала, росли прямо пропорционально ее распространению.

Успех

К 2005 г. как минимум одна из наших гипотез подтвердилась: благодаря тому, что разведывательные агентства получали от Оперативного подразделения более надежные разведданные быстрее, чем от любых других источников, их участие стало намного эффективнее. Наш процесс начался с создания собственной «силы гравитации», поскольку все больше и больше групп понимали, что могли предложить скорость и прозрачность, которые мы хотели внедрить. Наши войска каждый день сталкивались с Аль-Каидой, высшим приоритетом страны в области противодействия терроризму, и мы предлагали делиться всем, что узнавали.

Многие Объединенные межведомственные оперативные подразделения – ОМОП (Joint Interagency Task Force – JIATF), сформированные нами в Ираке и Афганистане, стали агентствами-партнерами и начали направлять молодых аналитиков, чтобы те были рядом, и позволяли этим агентствам получать доступ к разведданным, которые добывали наши бойцы и источники. Аналитик Разведывательного управления Министерства обороны (РУМО) мог пройти из ОМОП во Временный отборочный лагерь, где содержались террористы Аль-Каиды, взятые в плен, и задать одному из них вопросы или наблюдать за допросами. Аналитик мог написать для своей штаб-квартиры отчет, основанный на информации из первых рук, содержащий наиболее актуальную информацию с поля боя. Это было хорошо как для аналитика, так и для организации, в которой он работал. Возможно, это также способствовало получению ценной информации от основной организации, в которой работал аналитик, уже на следующий день, либо эта информация могла быть связана с другим отчетом, который мог прийти из любой части света. Один человек с соответствующими полномочиями становился частью большой сети, которая могла пойти на пользу нашему процессу. Мы убедились в том, что наши бойцы работали с аналитиками: один из командиров роты «Морских котиков» утверждал, что его бойцы сидят рядом с аналитиками, делают записи о том, как те работают, как думают, а также какие виды информации считают наиболее полезными. Как он говорил: «Чтобы победить, нам постоянно надо быть наполовину в бою».

Со временем люди научились воспринимать системное понимание ситуации. Аудитория ОУиР росла с качеством информации и общения. Внезапно мы обнаружили, что почти каждый день в нашем почти двухчасовом совещании участвуют 7000 человек. Для некоторых теоретиков управления это может звучать как вопиющая неэффективность, но информация, которой делились на ОУиР, была настолько актуальной и своевременной, что никто не хотел упускать ее.

ОУиР также стало одним из лучших инструментов руководства, применяемых нами. Наша организация была разбросана по всему земному шару и объединяла тысячи людей из организаций, прямо не подчиняющихся Оперативному подразделению. ОУиР не могло заменить «руку на плече», но видео в состоянии было передать смысл и мотивацию. Наше руководство спустя какое-то время научилось использовать это собрание в качестве интерактивной дискуссии, а не как стандартное военное совещание, где члены младшего личного состава зачитывали тщательно отрепетированные сводки и надеялись, что никто не будет задавать вопросы. Если у сотрудника есть четыре минуты времени, то сводка занимает первую минуту, а все остальное время заполняется ничем не ограниченной беседой между докладчиком и руководством (и, возможно, с остальными людьми в сети, если у них есть какая-то важная информация). Если раньше наша манера задавать вопросы была категоричной (Сколько х?), то теперь диалог стал более интерактивным (Почему Вы думаете, что х?). Ответы на такого рода вопросы давали нам новую информацию, укрепляли понимание группой сложности проблемы, а также подчеркивали высокий уровень понимания ситуации нашими сотрудниками по всему миру. Самое важное, что это помогало всем членам нашей организации в реальном времени наблюдать за решением проблем и понимать, как видит проблему высшее руководство. Это давало им навыки и уверенность при решении собственных проблем без необходимости дальнейшего руководства или получения разъяснений. Имея в сети тысячи людей, каждый день слушающих наши обсуждения, мы сэкономили уйму времени, которое больше не тратили на прояснение ситуации или получение разрешений.

Сутью совещания было объединение оперативного управления и разведки (ОУиР). Средний аналитик может отчитаться об активности в нужном месте прямо на совещании (которое проходит, скажем, в 17.00 по иракскому времени), и спецназ в считанные часы совершит рейд. На следующем ОУиР другой аналитик уже сможет обсудить химический состав взрывчатки, найденной в гараже дома. Первый аналитик будет удовлетворен тем, что его (или ее) работа спасла жизни и что его (или ее) дальнейшие усилия непосредственно влияют на исход операций, а не просто создают бюрократическую неразбериху в Вашингтоне. Наша организация не могла «стать умнее» или «сделать больше», находясь в изоляции. Напротив, она начала действовать умнее и вместе с тем постоянно обучаться.

Самыми лучшими моментами ОУиР были те, когда совещание превращалось в дебаты между различными агентствами, командами и отделами. Два разных аналитических отдела могли прийти к радикально противоположным выводам, основанным на одном и том же доказательстве, и нам нужно было примирить их между собой и понять, почему так случилось. Команда в Мосуле могла увидеть маневр или группу людей, имеющую пугающее сходство с командой в Тикрите на прошлой неделе. Совещания позволяли важной информации попасть в нужные руки. Также, конечно, существовал риск того, что информация попадет не в те руки. Вопрос был лишь в том, каким образом потенциальный риск соотносится с выгодами.

А что там насчет WikiLeaks?

5 января 2010 г. 22-летний военный специалист вышел из защищенной (по крайней мере, мы так думали) комнаты передовой оперативной базы, располагавшейся в 40 милях к востоку от Багдада, в которой находились примерно 400 тыс. крайне секретных военных отчетов о войне в Ираке, сохраненных на компакт-диски с пометкой «Леди Гага». Спустя три дня он вставил эти диски в свой рабочий компьютер и скачал 91 тыс. отчетов по Афганистану. Через несколько месяцев он повторил процедуру, скачав 250 тыс. секретных документов Государственного департамента, которые он передал WikiLeaks. К ноябрю все это было опубликовано в Интернете.

Правительство Соединенных Штатов начало лихорадить. «Это не просто атака на интересы Соединенных Штатов в области внешней политики, – заявила госсекретарь Хиллари Клинтон на следующий день после «слива». – Это атака на мировое сообщество». Никогда раньше в истории США не случалось такой грандиозной разовой утечки секретных материалов. С того момента было раскрыто несколько похожих инцидентов, особенно резонансным из которых стала даже большая утечка данных, совершенная спецагентом Эдвардом Сноуденом.

В ходе расследования была установлена личность военнослужащего Брэдли Мэннинга^[34], который до этого уже был разжалован в ефрейторы. В авторской программе канала Fox News с издевкой задавался вопрос: «Каким образом один 22-летний молодой человек, зачисленный в состав Армии США, смог устроить весь этот слив?» Автор не мог в это поверить: «Как один человек мог получить доступ ко всем этим секретным материалам? Очевидно, у нас абсолютно никудышная система информационной безопасности».

После известного заключения о том, что у разведки США была вся необходимая информация, но она не смогла собрать ее воедино и защитить страну, агентство национальной безопасности заметило постепенное, но неизбежное изменение парадигмы в сторону распространения информации. Спустя 10 лет после трагедии 11 сентября Комиссия сената по национальнойбезопасности и государственным делам сообщила, что «атаки 11 сентября показали нам всем, что система управления секретной и служебной информацией, созданная во времена холодной войны и работавшая по принципу “нужно знать”, принесла с собой культуру информационной безопасности, приведшую к бесчисленным задержкам в распространении наиболее важной для государства информации». В то же время аппарат национальной безопасности стал гораздо больше. Согласно этому, 854 тыс. человек имеют доступ к самой секретной информации, и треть из них – частные контрагенты. Результатом стало то, что к секретной информации получило доступ самое большое количество людей за все время.

Результатом этих изменений отчасти стало то, что очень молодой солдат с депрессивным и неустойчивым поведением получил доступ к секретным документам. Кража и распространение таких документов была простой: ему понадобилось немного знаний об элементарном программировании и несколько компакт-дисков.

Нужно ли было обеспечить лучшую защиту от копирования данной информации Мэннингом? Естественно. Должны ли были пустые диски находиться в защищенном хранилище информации с разграничением доступа? Очевидно, да.

Нужно ли было командованию вмешаться и не допустить командирование рядового Мэннинга в Ирак, основываясь на истории его проблемного поведения в армии? Без сомнения. Поставил ли рядовой Мэннинг под угрозу жизни людей? Да. Но было ли ошибкой создание системы, при которой рядовые и специалисты получают доступ к массивам ценных данных? Точно нет.

Большие утечки не являются последствием такого уровня распространения информации, но даже если они бы были таковыми, выгода была бы значительно больше возможных потерь. Распространение информации внутри разведывательного сообщества США после 11/09 спасло много жизней и принесло куда больше хорошего, чем плохого, вроде инцидентов с утечками данных, произошедших по вине Сноудена и Мэннинга. Мы не должны позволять факту, что выгода, как правило, незаметна (несмотря на то, что утечки создают новостные сенсации), ослеплять нашу оценку. В нашем Оперативном подразделении никогда не было серьезных утечек, но мы каждый раз сознательно шли на этот риск, проводя ОУиР. Наш опыт говорил нам, что благодаря распространению информации можно спасти немыслимое количество жизней.

От того, чтобы держать «мозги в шкафчике», еще никто не выигрывал, и критически важным было именно вытащить их оттуда. Однако для достижения командного уровня распределенного сознания требовалось больше, чем просто распространение информации.

• Распределенное сознание в организации либо мешало, либо помогало физическими пространствами и отлаженными процессами. Часто попытки улучшить эффективность, используя систему, вдохновленную Тейлором, приводили к возникновению препятствий для распространения информации и такому типу системного понимания, который пропитал бы наше Оперативное подразделение.

• Создание прозрачной системы распространения информации в необходимом нам масштабе требовало не только перекройки нашей материальной основы, но и переосмысления практически всех процедур в нашей организационной культуре. Ежедневное совещание по ОУиР лежит в основе наших изменений: оно давало информацию обо всех наших операциях всем членам Оперативного подразделения и агентствам-партнерам, а также предоставляло каждому шанс внести свой вклад.

Глава 9
Преодоление «дилеммы заключенного»

В одной из наиболее запоминающихся сцен фильма режиссера Рона Ховарда «Игры разума» 2001 г. главный герой (математик Джон Нэш), сыгранный Расселом Кроу, сидит с тремя коллегами в баре в Принстоне, когда в дверь проходят четыре женщины. Одна из них, далее именуемая просто как «блондинка», обворожительна. Стоило ей только взглянуть на математиков, сидящих за столом, как мужчины уверились в том, что она заинтересовалась кем-то из них. Но кому же повезет? Один из них в шутку сказал: «Скрестим мечи, джентльмены? Сразимся?» Другой произнес: «Каждый сам за себя, джентльмены». А третий привносит в их противостояние академический контекст фразой «Это мне напоминает наследие Адама Смита, отца современной экономики…», на которую вся группа одновременно говорит: «В конкурентной борьбе амбиции одного человека служат общему благу». Но Нэш (Кроу), перебирающий кипу бумаг, принесенную с собой на вечеринку, не присоединяется к ним. Наоборот, он принимает отрешенный вид, который, как думают герои, говорит об откровенной задумчивости, и, когда воздушные звуки пианино на заднем плане становятся громче, он тихо замечает: «Труды Адама Смита требуют переработки».

«Если мы все приударим за блондинкой, – объясняет он, – она никому не достанется», поскольку они будут оказывать отрицательное влияние друг на друга и в соревновательном порыве сведут шансы каждого к нулю. «А затем, – продолжает он, – мы займемся ее подругами», но, брезгуя вторым местом, они отвернутся от этих мужчин. «Слушайте, а что если никто не приударит за блондинкой?» – предлагает он решение. Если каждый из этих четверых мужчин начнет разговаривать с одной из ее четырех подруг, «то каждый будет заниматься своим делом, и ни одна из девушек не будет в обиде». Со слабой ухмылкой он говорит: «Это единственный способ победить», а затем уходит из бара, чтобы провести ночь в одиночестве, записывая свое откровение.

Данный беллетризованный эпизод является хорошим вариантом преамбулы к одной из главных идей теории игр: если Адам Смит пытается заставить нас поверить в то, что, как говорит Нэш (персонаж из фильма), «лучший результат достигается тогда, когда каждый член группы делает то, что лучше для него самого», то Нэш добавляет, что существуют ситуации, когда «лучший результат может достигаться тогда, когда каждый член группы делает то, что лучше как для него самого, так и для группы в целом».

Данная базовая установка теории игр также проиллюстрирована «дилеммой заключенного». В данном известном мысленном эксперименте арестовывают двух преступников (сообщников). Их разводят по разным камерам и допрашивают. Обоим предлагается одна и та же сделка: если будешь молчать, то тебя приговорят к году тюрьмы, а если сдашь своего подельника, отпустят. Но если твой подельник сдаст тебя, то ты сядешь в тюрьму на два года. Исходя из соревновательного момента, где присутствует личный интерес, оба заключенных склоняются к тому, чтобы сдать подельника. Однако, как показывает диаграмма, если оба заключенных сдадут друг друга, то они оба останутся с худшим вариантом сделки (два года тюрьмы), чем если бы они молчали (каждый в этом случае пробудет в тюрьме по году).

«Дилемма заключенного» таит в себе интересные выводы относительно руководства. Во-первых, она предполагает, что существуют обстоятельства, при которых совместная работа эффективнее конкуренции. Это может казаться очевидным, однако многие руководители предполагают, что здоровая конкуренция между компаниями (что является источником жизни свободного рынка) может воспроизводиться и внутри компаний. Многие легендарные руководители ХХ в., нахваливавшие этот «дух конкуренции», намеренно сталкивали лбами друг с другом как отдельных работников, так и целые отделы. Джек Уэлч ввел систему «группового ранжирования», при которой сотрудников постоянно оценивали относительно других. Данный подход стал популярен среди руководителей разных отраслей. Поддержка сотрудничества больше кажется просто словами на стикере, наклеенном на бампере автомобиля, нежели действующей практикой менеджмента. Во взаимозависимой среде взаимодействие так или иначе может быть необходимо для выживания.

«Дилемма заключенного»

Наше подразделение было реальным примером «дилеммы заключенного». Каждое агентство боялось, что распространение разведданых может сыграть против их интересов. Конкуренция между агентствами вызывала у них нежелание делиться информацией: а что если агентство-партнер не сделает того же для них? Если бы каждое из агентств сотрудничало, мы получили бы лучший возможный результат, но достигнуть его можно было, только преодолев дилемму.

Однако стимулировать коммуникацию гораздо сложнее, чем может показаться. Прежде всего двух заключенных необходимо воспринимать как единую систему принятия решений, а не как отдельные элементы с возможностью принятия личного решения. Если рассматривать только решение каждого заключенного, то любой из них выберет предать другого. Это может работать, только если у сообщников присутствует одинаковое понимание последствий. Это было тем, чего мы пытались достичь с помощью коллективной прозрачности нашей материальной части и совещаний вроде ОУиР.

А вот что еще необходимо рассмотреть. В то время как системное понимание дает каждому заключенному разумную причину понять, почему сотрудничество может быть выгодным, оно не дает ему уверенности в том, что его (или ее) сообщник будет думать так же. Более того, «преобладающей стратегией» каждого человека является предательство. Даже будучи полностью осведомленными обо всей ситуации, заключенные должны совершить этот «прыжок веры».

Нам нужно было реальное, а не теоретическое сотрудничество, прозрачность и доверие. Первым шагом было разместить всех в одном помещении^[35]. Но если нам нужно было привычное доверие внутри команды, то следовало копать куда глубже. Чем крепче связи между нашими командами, тем (как и в случае с заключенными) выше вероятность того, что мы достигнем того уровня сотрудничества, который нам нужен.

Когда мы только начали воспитывать в людях распределенное сознание, то не полностью осознавали силу культурных барьеров, которые пытались преодолеть. Если наши партнерские организации вообще садились с нами за стол, то они приходили с историями длиной в десятилетия и определенным взглядом на проблему, при этом все, что не входило в имеющийся кругозор, им было неинтересно. Разведывательные агентства хотели строить сети для понимания реальной ситуации, используя человеческие ресурсы, информацию или технические средства ее сбора. Дипломатические агентства стремились создать долгосрочные институты и достигнуть стабильности. Наши антитеррористические подразделения намеревались решить реальные проблемы, с которыми они сталкивались на поле боя каждую ночь. У каждой из этих точек зрения была своя ценность, однако никому не удалось бы добиться успеха, находясь в изоляции. Рассматривать их абстрактно было недостаточно.

Для того чтобы добиться пересечения деятельности наших партнерских организаций, нужно было, чтобы связи между ними стали настолько же прочными, насколько крепки были связи между людьми в наших оперативных командах. Слишком часто мы рассматривали наших партнеров отдельно друг от друга в контексте того, что мы можем дать им и получить от них. Мы стали двигаться вперед, как только начали рассматривать данные отношения следующим образом: отношения – это части сети, а не шестерни в машине ввода-вывода. Виды отношений, которые нам были нужны, имеют гораздо более глубокие корни, нежели простой бартер. Если бы нам удалось развить такой тип понимания между партнерами, то в итоге в определенной экстренной ситуации одна сторона могла бы убедить другую довериться ей и решить проблему.

Влезть в шкуру аналитика

Одним из наиболее спорных шагов была наша программа внедрения – система обмена, введенная в конце 2003 г., в ходе которой мы брали человека из одной команды (к примеру, бойца армейского спецназа) и на полгода переводили в другую часть нашего подразделения (допустим, в команду «Морских котиков» или группу аналитиков). Мы надеялись, что, давая нашим бойцам возможность посмотреть, как выглядит война с точки зрения других групп, и выстраивая личные отношения, сумеем создать между командами некое подобие легкости, традиционно существующей внутри команд.

Как и предполагалось, вначале мы столкнулись с сильным сопротивлением. Мне сказали: «Программа тренировок наших команд абсолютно разная». И дали понять, что тесные связи внутри групп захвата образуются при многолетней работе в команде с проверенными товарищами и поставить кого-то извне в такую команду – это глупое и несправедливое решение, представляющее риск для бойцов, уже выполняющих наиболее сложные операции. Просто поставить кого-то – настоящее кощунство по отношению к истории и традициям отбора в спецназ, тренировки бойцов и ведения боя. Но я, как и некоторые другие руководители, был убежден, что нам придется совместить различные элитные подразделения таким способом, который ранее никогда не требовался и не предполагался. Данную войну нельзя было выиграть никак иначе, кроме как создав команду с тесными внутренними связями.

То, что мы увидели после введения такого «обмена», скорее всего, уже было описано в социологии. Хотя эту инициативу можно было отнести к разряду «принудительных», после ее внедрения элитные подразделения проявили неподдельный интерес к тому, чтобы отправлять в другие команды своих бойцов и руководителей. Эти люди представляли бы свою организацию, и эта гордость за собственное подразделение приводила бы их к отбору лучших примеров из уже сильно отфильтрованного набора. Многие из тех, кто был лучшим в группе, обладали врожденной способностью к установлению контактов с другими людьми, в особенности в условиях, когда умение руководить и быть хорошим бойцом было определяющим качеством для равных по званию.

Например, мы требовали, чтобы боец армейского спецназа внедрялся в команду «Морских котиков». Бойцы спецназа славятся исключительной личной дисциплиной, а «Морские котики» – креативным мышлением бойцов и обостренным чувством индивидуальности. Точки несовместимости здесь были предсказуемы, однако боец спецназа вскоре начинал понимать культурные нормы «Морских котиков» и, оставаясь верным духу своего «родного» подразделения, находил способ эффективно работать в новой структуре. Через какое-то время он также начинал замечать некоторые положительные моменты другого подхода, по сути дела, изучая культуру «Морских котиков» и находя в их подходе сильные стороны, которые он мог бы внедрить в своей команде. Тем временем «Морские котики» могли заметить в бойце спецназа сильные стороны той культуры, которую он принес с собой, и понять, что пропагандируемая у «Морских котиков» индивидуальность происходит прямо из сильных сторон, которые они могут изучить. И в качестве дополнительного бонуса: подразделения не видели в бойце, которого поменяли, чужака, выпадающего из общей картины. Напротив, они воспринимали его как нового друга и представителя всего подразделения, из которого его прислали, и чувство доверия и понимания распространялось на все подразделение, даже если они знали всего одного бойца оттуда. Эта соединительная ткань становилась все прочнее. Когда бойцы возвращались в свои «родные» подразделения, их положительные комментарии относительно конкурирующего подразделения распространялись очень быстро, что позволяло укреплять связи между командами. С течением времени мы установили доверительные отношения между командами, так необходимые в решении «дилеммы заключенного».

Мы также расширяли и улучшали нашу систему, посылая офицеров по связям в партнерские организации. Офицеры по связям – это официальные представители, необходимые для налаживания связей между организациями. Наше Оперативное подразделение посылало офицера по связям, скажем, в ЦРУ, а те, в свою очередь, отправляли своего офицера по связям к нам. Обычно эта обязанность возлагалась на офицеров, которым вскоре предстоял выход на пенсию, в качестве «прощального тура» либо на офицеров, которых нужно было переместить из батальона, потому что они в него не вписывались. Их задачи были незавидными, а в принимающих организациях их считали шпионами – людьми, кто находился в принимающей организации просто для того, чтобы присутствовать на совещаниях, а потом докладывать об этом в «свою» организацию. Они не привносили практически ничего нового и редко заслуживали доверия.

Однако после того как взаимодействие между командами быстро начало приобретать важность, мы осознали, каким образом можно максимально эффективно укрепить отношения с нашими организациями-партнерами, и создали должность ключевого офицера по связям (КОС). Как оказалось, некоторые из наших лучших КОС также были лучшими командирами на поле боя. Мы стали брать специалистов мирового класса (людей, которые могли вести огонь из укрытия, спускаться по канату и прыгать с парашютом) и, одевая их в гражданские костюмы, размещать в представительствах за тысячи миль от сражения, так как понимали, что нам необходимо наладить хорошие отношения между представителем и представленным там межведомственным руководством. Убирать с поля боя кого-либо из лучших бойцов никому не нравилось, однако мы извлекали из этого огромную пользу.

У нас была двойная цель. Во-первых, мы хотели лучше понять, как выглядит война со стороны наших партнеров, чтобы улучшить понимание боя. Мы каждый день рассматривали вблизи какую-то часть АКИ, но знали, что это – лишь часть большой, глобальной системы финансирования, распространения оружия и идеологии, о которой другие люди знали больше нас. Во-вторых, мы надеялись, что если офицеры по связям, которых мы посылали в другие организации, принесут реальную пользу деятельности наших партнеров, то это, возможно, заложит фундамент для доверительных отношений, которые нам было необходимо наладить между узлами нашей сети.

Мы превратились в фанатиков КОС. Я с моими командирами потратил часы, тщательно отбирая людей с лучшими личными и профессиональными навыками для различных видов деятельности. Человек, которого нам нужно было отослать в посольство в Аммане, должен был обладать одними качествами, а человек, которого отправили работать с председателем Объединенного комитета начальников штабов, – другими. Мы знали, что на определенных ключевых позициях, таких как КОС в ЦРУ, нам были нужны лучшие из лучших, и я настаивал на том, чтобы на эти ключевые позиции назначались люди, уже доказавшие свою эффективность в других областях. Если посмотреть на все наше предприятие, как на организм, сердце которого расположено посреди зоны боевых действий, то КОС – это нервные окончания.

Для решения вопроса о назначении КОС на ключевые позиции мы использовали два критерия: 1) если нет непреодолимого желания взять именно этого человека – возьми кого-то другого; 2) если это не тот человек, голос которого ты узнаешь, даже если он позвонит тебе на домашний телефон в два часа ночи, – возьми кого-то другого. Раньше принятие таких решений основывалось на звании, должности либо на том, куда человек хотел бы двигаться по карьерной лестнице. Но для понимания этого лучше всего подходили личные качества. Это были люди, которым необходимо было войти в неизвестную, а иногда и враждебную бюрократическую атмосферу, выстроить с местным руководством доверительные отношения, а это – очень сложная задача.

После того как все КОС были назначены на свои позиции, они уже не могли стать жертвой синдрома «с глаз долой – из сердца вон». Их также нельзя было воспринимать как просто дополнительных сотрудников организации, в которую их направляли. Напротив, их рассматривали как ценных агентов, зная при этом, что они могут быть таковыми, только если мы правильно подберем людей, которые будут получать от нас необходимую поддержку.

Сначала нам нужно было усвоить, что для того, чтобы наши КОС были эффективны в тех организациях, куда мы их отправляем, им необходимы доступ к высшему руководству этих организаций и доверие. Но достичь такой цели было нелегко.

Сандвичи с курицей и мусор

Администрация лейтенанта-коммандера Конуэя^[36] была неприветливой. Я с трудом получил ограниченное разрешение на размещение у них одного офицера по связям из Оперативного подразделения, который помогал бы им координировать более обширные действия относительно Аль-Каиды, от представительской группы посольства США в нестабильной стране Ближнего Востока. Однако когда пришел закаленный в боях офицер «Морских котиков», появились четкие и понятные опасения. На сцену вышли волнения, варьировавшиеся от несанкционированного разглашения разведывательной информации до озабоченности относительно боевых соединений Оперативного подразделения. Некоторые из них были повседневными (борьба за физическое пространство в посольстве), иные же более глубоко уходили в огромную пропасть между культурами организаций. Большая часть этих сомнений была так же необоснованна, как и естественна, но все они представляли собой настоящее препятствие.

Мы провели тщательный отбор и выбрали Конуэя. Он был ходячим сгустком энергии с природным оптимизмом и желанием помогать. В его предыдущей миссии он носил бронекомплект и очки ночного видения, чтобы сражаться с боевиками Аль-Каиды в провинции Анбар, но в новой миссии ему нужно было завоевать авторитет среди новых коллег. Поскольку Ирак заставил Конуэя рисковать своей жизнью, он решил, что должен подчиняться своему эго.

В начале работы на новой должности ему не предоставили доступа к разведывательным данным и не давали никаких заданий, поэтому Конуэй вызвался выносить мусор. Каждый день он ходил из кабинета в кабинет, собирал отходы и выносил их в мусорный контейнер. Когда Конуэй обнаружил, что один из коллег в посольстве любит сандвичи с куриным филе, он договорился, чтобы в следующей посылке от Оперативного подразделения было несколько таких сандвичей. Вот так человек, на обучение которого государство потратило сотни тысяч долларов, на три месяца стал чем-то вроде мусорщика и поставщика фаст-фуда.

РЕШЕНИЕМ ДЛЯ НАС СТАЛО ФОРМИРОВАНИЕ «КОМАНДЫ КОМАНД» – ОРГАНИЗАЦИИ, ВНУТРИ КОТОРОЙ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ КОМАНДАМИ МЕНЬШЕГО РАЗМЕРА БЫЛИ СХОЖИ С ОТНОШЕНИЯМИ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ В ВНУТРИ КОМАНДЫ…

Однако когда ситуация в столице страны начала накаляться и посол пришел к нашему КОС с вопросом о том, знает ли он что-либо о боевом охранении, и о том, как справиться с нарастающей угрозой в лице группировки Аль-Каида, наш человек вновь стал тем, кем и должен быть. «Да, – сказал он. – Это то, чему меня обучали. И я могу улучшить боевое охранение. Разрешите позвонить». Вскоре все командование Оперативного подразделения уже было в распоряжении межведомственной команды в посольстве. Наш КОС находился там для выполнения комплексной задачи, включавшей в себя все: от уборки мусора до борьбы с терроризмом. Отношения Оперативного подразделения с этой страной практически сразу ухудшились. В нашу сеть влилось новое звено и начало активно развиваться.

Мы выяснили, что наши КОС должны стать ключевыми фигурами в принимающих организациях. Наши люди, такие как Конуэй, могли до какой-то степени добиться многого своими талантами и личностными качествами, однако им также нужна была и поддержка от Оперативного подразделения. Я воспринимал наших КОС как глубоководных ныряльщиков старой школы, которых с поверхностью воды соединял кислородный шланг. Их эффективность зависела от нашей способности «вкачивать» в них информацию и ресурсы и делать их эффективными для принимающей стороны. Ничто не ценилось нашими партнерами так высоко, как ознакомление с такой непонятной борьбой с терроризмом, которую мы вели. Именно поэтому все наши КОС непрерывно получали данные разведки, которыми они могли делиться, когда считали это необходимым. Распространение информации было ключом, который мы могли бы повернуть в нужный момент и потребовать от принимающей организации того же. В идеале КОС должен был наладить настолько хорошие отношения с АНБ или, например, Национальным агентством геопространственной разведки, что, когда нам срочно понадобились бы секретные или визуальные данные по цели, их можно было бы достать быстро, в полном объеме и без бюрократических проволочек, просто позвонив.

Когда партнерские организации стали признавать наших КОС, они начали присылать к нам своих. Доступный нам кадровый резерв постоянно рос по мере того, как наши партнеры приходили к осознанию того, что чем лучше работают их КОС, тем большую помощь в выполнении своих наиболее сложных задач они смогут получить от Оперативного подразделения. Пустые места в нашей Комнате ситуационной осведомленности заполнялись людьми. ОМОП пополнился аналитиками, присланными со всей территории Соединенных Штатов. Мы выяснили, что данный подход к взаимодействию укрепляет связи не только между командами внутри Оперативного подразделения, но и между Оперативным подразделением и агентствами-партнерами, с которыми нам приходилось сотрудничать, чтобы одержать победу в схватке, так же как BUD/S улучшает горизонтальные связи между начинающими «Морскими котиками». Когда связь была «налажена», организации стали показывать свой интерес к нашему подразделению качеством людей, которых они присылали. Если к нам направляли бесталанного сотрудника, то это зачастую означало, что это агентство не собирается сотрудничать, а если командировали кого-то действительно толкового, то они хотели сотрудничать.

Неуклонно, по большей части из-за внутренних перемещений и КОС, а также из-за растущего количества людей на ОУиР, мы преодолевали внутреннюю конкуренцию и препятствия для сотрудничества. Стали формироваться доверительные связи. Люди из различных команд теперь видели все больше знакомых лиц. Даже незнакомцы стали частью знакомого подразделения, к которому есть доверие, и получали выгоду, а не сомнения. Умение быть частью сети стало важной формой капитала. Самое главное, что это не было игрой в одни ворота: чем больше мы привносили в систему, тем больше она могла нам дать.

Нигде устранение территориального поведения не было таким ярким, как при обмене нашего желанного воздушного флота.

ISR

Под черным, как смоль, небом 30 бойцов бежали по направлению к вертолету, работавшему на холостом ходу. Лопасти вращались, разнося горячий воздух пустыни по взлетно-посадочной полосе аэродрома. За 10 минут до этого команда прошла финальный брифинг по ночной миссии. Бойцы должны были лететь в течение 35 минут, а затем патрулировать местность примерно в течение часа, прежде чем поразить цель. Им нужно было захватить бойца АКИ среднего уровня. Цель, как они думали, обладает информацией, которая помогла бы им стать на шаг ближе к высшим эшелонам руководства АКИ в регионе. Эта миссия не была самой выдающейся в их карьерах, но это была ночная работа и важный шаг в их попытках понять и раскрыть вражескую сеть.

Бойцы заняли свои места, и офицеры провели последнюю перекличку. Командир войск первого эшелона десанта подключился к радио в вертолете. Щелчком переключателя он мог соединиться со своей командой в вертолетах, пилотами впереди или своим руководством в штабе. Он также мог отслеживать переговоры между его штабом и другими частями десанта по всей стране. Его пилоты проходили последние проверки, когда он услышал вызов.

«Лима 2–1, это Лима 0–3». Его вызывал командир, сидевший в 500 ярдах от вертолетов в Центре управления. Он надеялся, что, возможно, это было поступившее в Центр управления обновление реального местоположения цели, за которой в этот момент наблюдали через ISR (средства разведки, наблюдения и рекогносцировки).

«Это 2–1», – ответил он.

«2–1, нам только что сообщили, что ISR оказывает поддержку в выслеживании приоритетной цели в Багдаде. Это не дает нам возможности выполнить минимальные требования. Нам нужно отступить».

Командир был расстроен. Его пилот, который тоже слышал вызов, через плечо переглянулся с командиром ударной группы. Чтобы убедиться в том, что он услышал то, что услышал, он провел рукой себе по горлу. Командир ударной группы кивнул и подал сигнал по радио. «Вас понял, 0–3. Выключаю».

Пилот заглушил двигатели. «Господа, мы потеряли наши ISR. Мы отступаем». В темноте он видел, как солдаты снимали каски и трясли головами. Это была третья ночь подряд, когда они потеряли ISR.

До неизвестной ранее степени средства ISR, такие как беспилотные летательные аппараты «Предатор» или небольшие пилотируемые винтовые самолеты типа Beechcraft King Air, которые мы выпотрошили и оснастили средствами наблюдения, стали иметь значение в наших боях в Ираке и Афганистане. ISR значительно улучшали наши возможности по сбору разведданных о существующих целях и разработке новых. Во время рейдов полноценное потоковое видео, передававшееся в несколько мест на земле, позволяло командующим свести к минимуму количество ресурсов, необходимых для атаки, благодаря защите от вражеских подкреплений, из-за которых раньше нам приходилось выставлять войсковой кордон вокруг цели. Без применения ISR для проведения рейда требовался дополнительный взвод или даже еще больше людей, значительное количество вертолетов и прочих средств поддержки. Проще говоря, чем больше средств ISR может использовать подразделение, тем больше операций оно может совершить.

Борьба за ISR внутри нашего Оперативного подразделения была интенсивной. Ранее одной из самых затратных по времени частью работы высшего руководства было определение того, где разместить наши ограниченные ресурсы. Когда командиру подразделения сухопутных войск приходилось передавать средство ISR другим, это могло приводить к внутренним потрясениям в Оперативном подразделении, а также потенциально серьезно деморализовать отдел, из которого забрали средство. Наши бойцы на земле переживали это так: в один момент у них был вертолет или «Предатор», а в следующий – уже нет. С их точки зрения, то, что кто-то еще взял его, было игрой в одни ворота. Все, что было точно известно, – они теперь не могли выполнить свою миссию.

Когда они увидели всю картину, то стали доверять своим коллегам. Как и заключенные, которые решают, сдавать им подельника или нет, быстрота реакции наших командиров на такие потребности росла вместе с пониманием ими более широкой среды, в которой было принято решение, а также получением людьми того, что у них забрали. Раньше мир вне зоны ответственности командующего был похож на черный ящик: если средство забирали, то оно просто исчезало. Когда же они смогли увидеть, для чего и как применяются их средства, а также узнать и начать уважать других людей, использующих эти же инструменты, все изменилось.

Раньше такие решения принимались за закрытыми дверями. Теперь же обсуждения о распределении ресурсов иногда происходили в их присутствии в ходе ОУиР. «Когда мы стали постоянно разговаривать с нижними уровнями организации, – говорит рядовой «Морских котиков», служивший в Оперативном подразделении в Ираке, – мы смогли понять, где бой был активным, а где – не очень и где люди более всего нуждались в ISR. Кроме того, мы смогли понять, что иногда отдать какое-то средство было даже выгодно». С таким уровнем осведомленности пришла и уверенность в том, что если их миссия приоритетная, то они получат все, что необходимо для ее выполнения ровно тогда, когда это нужно. Полное понимание картины, как работает организация, расширило рамки восприятия.

После установления крепких личных отношений между людьми в организации командиры подразделений отдавали ценные средства, часто к удивлению и огорчению своих подчиненных, поскольку командиры верили, что средства будут использоваться в ситуациях даже более важных, чем их. Более того, они стали замечать, что на их услугу отвечают тем же. Это укрепляло доверие в другом подразделении даже между самыми скептически настроенными, закаленными и способными к соперничеству бойцами. Внезапно нам удалось преодолеть «дилемму заключенного».

Мы разработали решения для преодоления нашим Оперативным подразделением «дилеммы заключенного» методом проб и ошибок, но затем усвоили, что исследователи, занимающиеся теорией игр, разделяют наши выводы. В 1980 г. Роберт Аксельрод, профессор в области политологии из Мичиганского университета, затребовал программы для итерационного компьютерного турнира по «дилемме заключенного». Четырнадцать записей оригинального первого тура, внесенные ведущими исследователями теории игр по целому спектру дисциплин, включая экономику, психологию, математику и политологию, очень сильно различались по изначальной стратегии и сложности кода. Однако победившая стратегия содержала лишь четыре строчки кода. Представленная профессором Университета Торонто Анатолем Рапопортом программа называлась «Око за око». Данная стратегия всегда начиналась с сотрудничества, а затем повторяла то, что другой игрок делал на предыдущем шаге: если он сотрудничал, то стратегия шла по тому же пути, если же нет, то стратегия шла по пути предательства. При этом программа не таила злобу: если оппонент после предательства снова начинал сотрудничать, то «Око за око» возвращалась к сотрудничеству. Прошел второй тур соревнования. Было представлено намного больше записей. И снова простая стратегия Рапопорта победила. Программа победила, потому что была настроена на доверие, сотрудничество и наказание оппонента за эгоистичное поведение. Но, как заметил один эксперт-конфликтолог, «наказание продолжалось до тех пор, пока поведение оппонента было эгоистичным. Это была исключительно действенная мера, быстро открывающая оппоненту преимущества сотрудничества».

Даниэль Канеман, нобелевский лауреат в области когнитивной психологии, считает, что человеческий разум имеет два различных пути для принятия решений: «система 1» действует автоматически и принимает решения быстро, а «система 2» – обдуманно и требует усилий для принятия решений. Мы часто и неосознанно используем систему 1 (например, для оценки эмоций на чьем-либо лице), а систему 2 применяем тогда, когда нам нужно принять сложное, взвешенное решение либо для осуществления сложных расчетов. В нашем Оперативном подразделении мы увидели, что, когда сотрудничество начиналось с осмысленного решения, принятого с помощью системы 2 («они помогут мне потом, если я помогу им сейчас, так что это сотрудничество в моих интересах»), опыт сотрудничества приводил к использованию подсознательной системы 1 сотрудничества, или, другими словами, возникновению настоящего доверия. Более того, такое доверие распространяется, как вирус: как только оно преодолевает определенный барьер, оно становится нормой.

Одним из лучших примеров такого симбиоза была наша новая способность достигать «дополнительных целей».

Дополнительные цели

АКИ была организацией, состоящей из ячеек боевиков, раскиданных по всей территории страны. Ключевые руководители организации постоянно перемещались от одной ячейки к другой, чтобы поделиться со своей сетью боевиков информацией и дать соответствующие указания. Если Аль-Каида была организмом, то ячейки боевиков были мышцами, руководители, которые были мобильны, – кислородом, дающим им энергию, а дороги Ирака – кровеносной системой, позволяющей кислороду распространяться. Перемещение на большие дистанции происходило в дневные часы, поскольку в АКИ знали, что наши системы ночного видения и рекогносцировки давали нам преимущество в темное время суток. Если мы хотели разрушить их сеть, нам нужно было не только иметь преимущество ночью, но и планомерно разрушать «кровеносную систему» днем.

Противодействие лидерам АКИ в дневное время суток было простым и элегантным решением, которое родилось во время дискуссии бойцов и офицеров разведки. Если бы в жизни все было, как в кино, то тут же была бы начата операция. Однако в реальных условиях такие идеи сопровождаются длинным списком логистических вопросов. Как мы будем следить за машиной в плотном потоке? Как нам остановить машину? Смогут ли наши вертолеты достаточно быстро добраться от нашей базы до места, где находится машина? После того как бойцы прибудут на место, насколько они могут быть уверены в том, что идут к нужной машине? Список можно продолжать. Успех требовал высочайшего уровня взаимодействия между нашими лучшими пехотинцами, пилотами вертолетов, оперативным штабом и системами сбора данных воздушно-космической разведки, а также плавной циклической адаптации всего нашего подразделения.

Обычный цикл был таким: после того как мы среди ночи берем цель, ударные силы возвращаются на базу, докладывают о задании и смотрят, отслеживали ли аналитики разведки всю получаемую ими важную информацию по цели. Перед тем как сразу после рассвета отправиться спать, бойцы получают порцию горячей еды. Здесь их ночная работа подходит к концу. А в это время дневные команды разведки продолжают наблюдение за целью. Коммуникация между бойцами и аналитиками, которая раньше была механической и некомфортной, теперь стала гладкой и естественной: они стали доверять друг другу и знали, что совместная работа служит их общим интересам и делается ради общего блага.

Во время одного из наших рейдов здание, которое за ночь до этого было целью, стало прибежищем группы боевиков. Незадолго до полудня, когда наши бойцы отсыпались после ночного рейда, системы воздушно-космической разведки обнаружили транспортное средство, направлявшееся в квартал, который еще несколько часов назад был местом перестрелки. Размытое черно-белое видео привлекло внимание дневной команды разведки. Они наблюдали за тем, как водитель и еще двое людей припарковались снаружи и вошли во двор. По всему было видно, что им не было известно о том, что происходило там прошлой ночью. Все внимание было сосредоточено на трех размытых силуэтах на большом экране, висевшем в передней части оперативного центра. После того как силуэты вошли во двор, они стали медлить, почувствовав неладное. Они остановились и осмотрелись, возможно, напуганные отсутствием движения. Попытались позвать своих друзей, но в ответ услышали лишь молчание. Продвинулись немного дальше, но уже гораздо осторожнее. Возможно, они заметили на земле гильзы или разбитое недавно стекло. Все трое замерли, переглянулись и затем побежали к машине.

Тут же молодой аналитик разведки сняла трубку телефона засекреченной связи, стоявшего на ее столе. Ей было 23 года, и это было во второй раз, когда она участвовала в боевых действиях. Никто не контролировал ее действия, так же как никто не объявлял ей выговор, если она ничего не делала. Но она знала, что нужно искать, и просто увидела. Ей было известно о важности конкретно этого квартала в текущем бою, поскольку она работала в тесном контакте с командой разведки, оказывая поддержку при проведении ночных операций. Наиболее важным было то, что она четко знала, с кем нужно связаться. Ее телефонный звонок не был информационным, как и не был запросом на получение разрешения: целью было создание действия, что и получилось.

«В квартале, который прошлой ночью был местом перестрелки, зафиксировано движение. Прибыло транспортное средство, из которого вышли трое, после чего сели обратно и, поняв, что там было столкновение, уехали на восток», – сказала она бойцу на другом конце провода.

«Приступить к исполнению!» – крикнул он своим бойцам, которые стали тут же экипироваться. С того момента, как уехала машина, прошло 60 секунд.

«Хорошо, мы видим их», – сказал он, вернувшись к телефону. На экране в его оперативном пункте был такой же видеоряд, как и у нее. Он переключил аналитика на громкую связь, чтобы ее речь могла помочь сотрудникам в переговорной сосредоточиться. Она объясняла, что видела, пока боец на том конце провода и члены его команды слушали. Они наблюдали за движением автомобиля, в то время как оперативный центр за считанные 60 секунд форсировал ход событий. Возможные маршруты движения автомобиля отобразились на экранах в оперативном центре. Двигатели вертолетов были заведены. Бойцы двинулись к пункту сбора. С того момента, как уехала машина, прошло четыре минуты.

Автомобиль начал движение на восток. Команда захвата цели начала определять места, удобные для перехвата по наиболее вероятным маршрутам движения автомобиля. По их расчетам у них есть 40 минут. Если все пойдет точно по плану, они достаточно скоро смогут узнать, кем являются те трое.

После быстрого ввода в курс на пункте сбора бойцы побежали к уже ждущим в паре сотен метров от них вертолетам. Потея при 110-градусной (по Фаренгейту. – Примеч. ред.) жаре, они пригибались, подбегая к крутящимся лопастям, и садились в различные летательные аппараты. Некоторые пристегивали свои ремни к внешним планкам вертолетов MH-6 Little Bird, другие же забирались в большие по размеру UH-60 Black Hawk. Вертолеты поднялись в воздух, и база исчезла из виду, оставшись позади. С того момента, как уехала машина, прошло восемь минут.

Пока они летели, потоковое видео, которое в реальном времени отслеживало цель, передавалось в несколько штабов по всей стране. Бойцы в вертолетах тут же получали новые данные о направлении автомобиля и любой подозрительной активности. Когда машина выбрала траекторию движения, мест для возможного перехвата стало меньше, и пилоты вместе с командиром ударной группы принялись пересматривать план действий. Наконец остался всего один вариант. Вертолеты направились в нужную сторону и скрылись за горизонтом. Средства рекогносцировки сообщили командам бойцов и разведки, что машина продолжает движение к месту перехвата и, согласно расчетам, должна быть там через три минуты. Вся ударная группа получает информацию в реальном времени. Бойцы в последний раз проверяют свое оружие и готовятся начать.

«Автомобиль останавливается». Голос по радио принадлежит аналитику в оперативном центре: это голос, который нужно знать и которому необходимо доверять. «Исходный автомобиль остановился на обочине… В двух километрах от точки перехвата… Другой автомобиль поравнялся с ним и также остановился». Бойцы ждут. «Так… Один из пассажиров первого автомобиля пересел во второй. Автомобили разъехались в противоположных направлениях. Автомобиль номер 1 в двух минутах от зоны перехвата».

Командир ударной группы знал, что следующий ход за ним. Любое сомнение, и они могли потерять обе возможности. «Перехватить автомобиль номер 1», – отдает он приказ пилотам вертолетов, и те стрелой мчатся в зону перехвата. После этого, связываясь со своим оперативным центром, командир говорит: «Пускай одно из средств ведет автомобиль номер 2. Возможно, дополнительная цель». Вся команда слышит его, поскольку он отдаетприказы по общему радиоканалу. Люди на борту его вертолета кивают головами. Все, от пилотов до штурмовиков и аналитиков разведки в оперативном центре, имеют общее понимание ситуации и знают, каков план.

Приближаясь к зоне перехвата, системы воздушно-космической разведки безошибочно направили вертолеты к нужному автомобилю. Летчики посадили свои вертолеты идеально, так, чтобы заставить автомобиль остановиться. Пыль от лопастей и шум двигателей смутили водителя и пассажира. Прежде чем они успели что-то понять, бойцы открыли двери и захватили двух подозреваемых. Несмотря на наличие в машине оружия, никому из находившихся внутри не удалось добраться до него. Автомобиль был обыскан за считанные минуты, а эти двое были допрошены. Они быстро признались, что они никто – местные боевики, – и им просто приказали отвезти кого-то более значимого. Это все, что нужно было знать оперативникам.

«Нам нужен другой человек, босс», – сообщил один из оперативников по радио. Хотя он заговорил впервые с самого начала операции, но он знал полный контекст изменений, произошедших за последние 20 минут. Командир ударной группы продолжал действовать бескомпромиссно.

«Держать их в вертолете 2, – сказал он по радио. – Поднимайте птичек. Будем брать вторую машину».

Вся миссия была пересмотрена. Новые планы разрабатывались буквально на лету. Команды разведки в оперативном центре определили местоположение второго автомобиля, новые точки перехвата и сообщили эту информацию пилотам. Внимание всего Оперативного подразделения одновременно переключилось на новую цель. Вертолеты приземляются снова. Бойцы бегут ко второму автомобилю. Значимый член группировки захвачен в плен, и из сети Аль-Каиды выкачано немного кислорода. С того момента, как машина уехала из квартала, прошло 46 минут.

Не было ни одного человека, который планировал или руководил бы операцией в реальном времени: решения рождались благодаря плотной коммуникации на низовом уровне. Моей ролью в таких ситуациях обычно было наблюдение. С одной стороны, ключом к успешному проведению таких операций было знание контекста, что было достигнуто при помощи проведения ОУиР, но, с другой стороны, настолько же важным было преодоление «дилеммы заключенного», т. е. зарождение крепких горизонтальных связей через наши программы внедрения и обмена. Все эти подразделения могли слаженно работать, рискуя жизнью ради друг друга, только через особую эмпатическую близость. То, что внешне выглядело как нерациональное использование времени, на самом деле было основой нашей адаптивности.

Вместе эти два краеугольных камня (системное понимание и сильные горизонтальные связи) и образовывали распределенное сознание. Оба этих элемента сильно отклонялись от МЕСЕ, редукционистских доктрин, которые мы защищали в течение большого количества времени, однако эти элементы работали в новых условиях, в борьбе против новой угрозы.

Помимо этих двух элементов распределенного сознания, существовали ингредиенты, обеспечивавшие на низовом уровне успех нашим небольшим командам на целые десятилетия: «видение системы» является, в сущности, расширенной версией «цели». Оно дает нашим оперативникам контекст и информацию, в каком направлении нужно двигаться в нестабильных ситуациях, а связи внутри команды, использованные нами для преодоления «дилеммы заключенного», схожи с доверием членов команды друг другу. Как мы обсуждали в главе 6, это (понимание черт команд в общем и трансформация в команду команд) было именно то, что нам было необходимо.

Мы находились не одни в списке тех, кому нужны были подобные решения.

Децентрализованная деятельность со строгой координацией действий

1 апреля 2014 г. Мэри Барра, главный исполнительный директор компании General Motors, вошла в мрачную, отделанную деревянными панелями комнату, всю забитую камерами и представителями конгресса. Представитель Республиканской партии от штата Пенсильвания Тим Мерфи начал процесс: «Я созвал данное слушание Подкомиссии по надзору и расследованию по делу с названием “Отзыв замков зажигания производства компании GM: почему это заняло так много времени?”»

Этот вопрос привлек внимание общественности после того, как двумя месяцами ранее GM объявила об отзыве 800 тыс. автомобилей. В моделях Chevy Cobalt и Pontiac G5 были установлены неисправные замки зажигания: из-за ослабленной пружины под воздействием небольшой силы (удар коленом или тяжесть связки ключей) ключ выпадал из положения «зажигание», что приводило к остановке двигателя. Следствием отключения зажигания также было отключение подушек безопасности, что существенно повышало риск возникновения аварий.

Ставки были высоки. Недорогие Cobalt и G5, считавшиеся безопасными, часто выбирали в качестве первого автомобиля для детей, и данная ошибка конструкторов повлекла за собой большое количество смертей среди подростков. Что было наиболее удивительно для общественности – это не наличие данной проблемы с замком зажигания и даже не возраст жертв, а время, которое у GM заняло устранение данной неисправности.

«Сразу после начала выпуска Chevy Cobalt в 2004 г., – сообщал скептически настроенный представитель Мерфи людям, сидевшим в зале заседаний, – от покупателей стали поступать жалобы на замок зажигания. В 2004 и 2005 гг. инженеры GM дважды обсуждали данную проблему и даже разработали возможные решения для ее устранения. Однако в GM решили, что «стоимость инструмента и запасных частей слишком высока», а также что «ни одно из решений не является экономически обоснованным»… И так продолжалось до декабря 2013 г., когда компания смогла наконец разобраться… Почти 10 лет после того, как покупатели впервые сообщили GM о проблеме с замком зажигания в модели Cobalt». За эти десять лет умерло по меньшей мере 13 человек^[37].

GM стала для всех настоящим злом среди корпораций. Представитель Демократической партии от Колорадо Диана ДеГетт удивлялась тому, что «несмотря на то, что та деталь, из-за которой происходили аварии, стоила считанные копейки», GM не озаботились ее заменой. Справедливо возмущенные политики в течение четырех часов отчитывали и допрашивали Барру. В СМИ написали о жадности GM.

Однако реальность оказалась гораздо сложнее. То, что выглядело, как холодный расчет соотношения выгод и смертей молодых людей, было примером организационного невежества, которое имело отношение как к управлению, так и к ценностям. Это был идеальный и печальный анализ примеров того, к чему приводят информационная изоляция и внутреннее недоверие.

Сорокаоднолетний Альфред П. Слоун, управленец с большим опытом, присоединился к General Motors в 1918 г. Основатель GM Уильям К. Дюрант купил компанию United Motors Company у предыдущего работодателя Слоуна на пике периода корпоративных поглощений. Это было интересное время для американского бизнеса, особенно для только что зарождавшейся автомобильной индустрии. Компания GM, которой тогда было восемь лет, стала лидером рынка и быстро росла. Однако этот марафон слияний создал Дюранту проблемы. Несмотря на то, что он был дальновидным человеком, у него не получалось собрать все эти компании воедино по старой схеме. Альфред Д. Чендлер позже описывал GM, как компанию, в которой не было «никакой общей административной структуры, четких линий управления и коммуникации [или] системы получения точной информации о том, чем занимается компания. Бюрократия усиливалась повсюду, и не было всеобщего понимания того, как работали многочисленные поглощенные GM компании. Это вело к удвоению усилий, недостаточному различию среди брендов, а также неясной ситуации с финансами компании.

Сначала у Слоуна было такое же видение, как и у Тейлора в Midvale. Он считал, что проблема GM заключается в организационной структуре либо в ее отсутствии. Все было слишком небрежно и ассоциативно. Дюрант применял старую «конторскую» схему управления в компании, которая была слишком большой для применения данной схемы. В то время как у GM могли быть эффективные линии сборки в цеху, на уровне менеджмента механистический порядок отсутствовал.

«МЕРКУРИЙ-РЕДСТОУН 1», ПЕРВЫЙ БЕСПИЛОТНЫЙ ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ NASA, ПОДНЯЛСЯ В ВОЗДУХ 21 НОЯБРЯ 1960 Г., ОДНАКО НЕ УЛЕТЕЛ ДАЛЕКО.

Слоун рассчитывал на применение МЕСЕ, вертикального решения. Он показал Дюранту «Исследование организации», предлагавшее систему отдельных активов с четко определенными компетенциями, а ограниченное взаимодействие между этими активами контролировалось бы сверху вниз главными управляющими. Он называл это «децентрализованной деятельностью со строгой координацией действий» (сейчас мы называем это изоляцией). Как отмечает историк Уильям Пелфри, «ничто из этого не является… сегодня революционным, [но] в 1920 г. это была неопробованная теория».

Дюрант проигнорировал это решение. Однако спустя несколько лет, когда основатель в конце концов потерял контроль над компанией из-за своего фанатичного стиля управления, совет директоров назначил главным Слоуна. Ему в наследство досталась компания, трудности роста которой сделали ее слишком большой и слабой в финансовом плане. Однако, как и с нашим Оперативным подразделением в 2004 г., отчаяние заставило начальников рискнуть и принять казавшееся диким предложение.

То, что происходило дальше, было описано, как «самая большая переориентация деятельности и наиболее полная трансформация в истории бизнеса». Беспорядок был устранен, изоляция введена. Все стало стандартным, рациональным и соответствующим принципу МЕСЕ. Изменения спасли компанию. Подводя черту, Пелфри говорит, что «Альфред Слоун утвердил новую культуру, которую до него никто ни в одной корпорации не пытался применить систематически… Иерархическая административная культура».

Результаты были неоспоримы. За время пребывания на своем посту, с 1921 г. до своей отставки в 1956 г., Слоун сделал так, что GM росла беспрецедентными темпами даже во времена Великой депрессии (GM была единственным автопроизводителем, для которого данное утверждение было справедливым). GM из практически обанкротившейся компании превратилась в компанию, показавшую пятикратный рост чистых продаж в период с 1921 по 1929 г., продвинувшись от чистого убытка в 38,7 млн долларов к чистой прибыли в 248,3 млн, и ставшую первой компанией в истории, заработавшей миллиард долларов всего за один год. Ее доля на рынке «выросла с показателя менее 10 % в 1915 г. более чем до 40 % в 1939 г.». Ко времени, когда Слоун ушел в отставку, его компания производила более половины всех автомобилей, продаваемых в США, что в два раза превышало показатели компании Ford и в три – компании Chrysler (обе управляли GM до того, как Слоун вступил в свою должность).

Эффективность изоляции, введенной Слоуном, была очевидна. План, который был отклонен Дюрантом, «был в итоге скопирован большинством корпораций и даже государственными и некоммерческими организациями… постоянно изменяя стиль управления большими предприятиями и учреждениями».

Как бы там ни было, GM, как и другие большие предприятия, включая наше Оперативное подразделение, поняли, что то, что работало в ХХ в., не может работать всегда.

Теперь давайте вернемся к 2013 г., где увидим, что изоляция оставила GM совершенно другое наследие. После ухода Слоуна компания пришла в упадок: в 1970-х оказалось, что GM не может творчески подойти к конкуренции с японскими автопроизводителями либо адекватно отреагировать на изменение технологий и предпочтений покупателя. Как пишет журналист Алекс Тейлор, «GM не поспевала за остальными», применяя политику изоляции. «Данная структура настолько же не подходила для изменяющихся рыночных реалий 1980-х и 1990-х гг., в которых гораздо больше ценились скорость и гибкость, насколько она была эффективна тогда, когда ее только начали применять».

Внутреннее соперничество (последствие разделения на отделы и внедрения соревновательной культуры) препятствовало коммуникации. Каждое подразделение работало по собственной схеме и организовывало собственную маркетинговую деятельность, испытывая недоверие к другим командам. Это была одна из проблем, ради которой и была внедрена система изоляции, и решение Слоуна работало до какого-то времени. Однако, как и другие административные структуры, она не прошла испытание сложностью.

В компании практически отсутствовал поток информации между отделами. Один из бывших директоров рассказывал, что на одном из совещаний директоров Ричард Герстенберг, генеральный директор GM в 1970-е гг., попросил сформировать специальное подразделение, которое составило бы отчет по проблеме, как раз обсуждавшейся в ходе совещания, но ему (после неловкого молчания) сказали, что совещание, на котором он присутствует, – результат расследования этой же проблемы, проведенного специальным подразделением несколькими месяцами ранее.

По сути дела, провалы GM не только не приносили прибыли, но и стоили жизней. В ходе внутреннего расследования, проведенного наконец GM в 2014 г. по смертям из-за неисправных замков зажигания, были обнаружены огромные ошибки в самой структуре. Подразделения GM, не имеющие контекста и не доверяющие друг другу, играли в Красновийский футбол и не могли преодолеть «дилемму заключенного». А покупатели (по большей части молодые водители) расплачивались за это.

На техническом уровне корень проблемы с замком зажигания был в простой интерфейсной ошибке: неисправный замок зажигания мог отключить двигатель во время движения автомобиля, что, в свою очередь, приводило к отказу подушек безопасности. Понять и исправить проблему было бы куда проще (как и проблему с посадкой самолета с неисправным шасси), если бы инженеры просто видели ее. Причина того, что стоило людям жизней, была организационной. В GM подушки безопасности и системы зажигания рассматривались двумя разными командами. Целых десять лет было потрачено на демонстрации аварий и катастроф, прежде чем компания смогла сделать выводы.

Осенью 2002 г. инженеры заметили, что замок зажигания мог самопроизвольно поворачиваться из положения «запуск», но данная группа не знала, что это действие приводит к отказу подушек безопасности. Они классифицировали отключение двигателя как «неисправность, не связанную с безопасностью», и отложили эту проблему в долгий ящик.

После того как начали поступать сообщения об авариях, в различных отделах стали проходить совещания, однако никаких значимых действий предпринято не было. Во внутреннем отчете позже говорилось, что «инженеры… не знали, каким образом был спроектирован их же автомобиль. Кроме того, в GM не существовало процесса, который позволил бы проконтролировать, что тот, кто занимался проблемой, полностью понимал, что для покупателя значила неисправность замка зажигания».

Компанию захлестнули и другие проблемы коммуникации. К примеру, несмотря на то что замок зажигания не прошел испытания в качестве опытного образца, информация об этом не была доведена до сведения уполномоченных лиц, которые согласовали отправку детали в производство. Позднее, после изменения критически важного внутреннего компонента, соединяющего замок зажигания с подушками безопасности, данная информация держалась в тайне. Ее даже не добавили в центральную базу данных изменений, поэтому точное определение интерфейсной ошибки заняло у инженеров и лиц, проводивших расследование, годы. А после того как в GM было начато расследование по отказу подушек безопасности, никто не сообщил главному следователю информации о том, что в GM ранее работали над неисправностями модели Cobalt. Относительно простая для устранения неисправность системы зажигания «прошла через неимоверное количество комиссий» и так и не была устранена. Как и в случае с неоткрытыми пакетами с потенциально полезными разведданными на нашей старой базе в аэропорту Багдада: люди помечали их, а сразу после передачи забывали об их существовании.

Это было неразрывно связано с общей культурой эффективности и внутренней конкуренции. Возможно, некоторым сотрудникам нужно было приложить больше усилий, чтобы передать информацию по данной проблеме вышестоящему руководству, либо высшее руководство должно было уделить больше внимания расследованию загадочных аварий, если бы слоган «цена – это все» не был доминирующим при принятии решений. Как и подход «Быстрее, лучше, дешевле», который негативно повлиял на систему принятия решений в NASA в 1970-е, эта тяга к сокращению негативно влияла на системное понимание. Инженер, дававший интервью, сказал, что концентрация на снижении расходов «влияет на всю производственную культуру», что приводит к превалированию времени над качеством и сопротивлению при обсуждении поднимаемых проблем. Ни одной команде не хотелось быть группой, которая была бы менее эффективна, чем остальные, либо у которой решение проблемы заняло бы больше времени, чем у остальных, из-за излишней осмотрительности. Бегство от ответственности теперь известно под названием «кивок GM». Это стало основой выживания и гарантией сохранения рабочего места в компании.

Изоляция и конкуренция, которые когда-то вывели GM в лидеры, теперь вылились в огромную проблему. В это трудно поверить, но генеральный директор GM и ее главный юрисконсульт не знали о проблемах с безопасностью замка зажигания до января 2014 г., когда спустя 12 лет после появления проблемы ее впервые начали обсуждать.

После того, как стало известно, что данные автомобили опасны, а устранить проблему не составляло никакого труда и что в течение длительного времени GM никак не реагировало на эту проблему, компанию просто смешали с грязью. Сенатор Эд Марки на пресс-конференции сказал: «Два доллара. Вот насколько мала стоимость починки этого замка зажигания… Это, очевидно, было на два доллара дороже, чем хотели бы в General Motors». Однако восприятие руководителей GM в качестве холодных, расчетливых скупердяев, которые смотрели лишь на цифры и думали, что жизни погибших людей стоят полученной прибыли (как и обвинение капитана МакБрума в катастрофе с рейсом 173), слишком упрощает ситуацию. Чрезвычайно сложная организационная структура GM не давала никому возможности (с подкупом или без) получить информацию об этих расчетах.

Согласно внутреннему отчету, с 2006 по 2010 г. в GM «не предпринимались даже начальные меры». Как уже говорилось выше, отдельные усилия с вертикальной координацией действий работают только тогда, когда те, кто управляет такой системой, действительно понимают, как это все будет взаимодействовать. В GM же они больше не понимали. Продукция, рынки сбыта, а также цепочки поставок, с которыми они работали, перешли черту между осложненным и сложным. Как и NASA ранее, GM упиралась в ограничения редукционистского стиля управления.

На другом конце Детройта, в «Стеклянном доме» Ford Motor Company, громадной штаб-квартире в Дирборне, разворачивалась совсем другая история. В конце ХХ в. компания пыталась преодолеть те же проблемы, что и GM: жесткую конкуренцию с иностранными автопроизводителями вкупе с неработающей внутренней культурой, придерживающейся принципа «нужно знать», и внутренней конкуренцией. Инженеры и дизайнеры враждовали между собой, руководство и рабочие ненавидели друг друга, а руководители из корпуса С чувствовали, что они могли достичь успеха только за счет своих коллег. Там часто встречалось настроение «вон тот парень – отстой».

В 2005 г. Билл Форд увидел на стене надпись: «Мы можем и дальше продолжать снижать расходы и повышать эффективность, но мы не можем завоевать сердца и умы нового поколения одной только эффективностью». Совет директоров выдвинул в качестве генерального директора Алана Малалли. Малалли стоял во главе подразделения коммерческого авиатранспорта компании Boeing и контролировал разработку модели 777 – одной из самых безопасных, наиболее совершенной и успешной в финансовом плане модели самолета, когда-либо созданного человечеством. Он применил успех проекта в подходе к управлению, известному как «совместная работа», который включал в себя взаимодействие между отдельными группами и передовые технологические платформы для обеспечения полной прозрачности всех процессов. В Boeing была установлена передовая компьютерная система для отображения 3D-модели в реальном времени. Таким образом, инженеры могли сразу видеть, например, будет ли гидравлическая трубка, разработанная одной командой, препятствовать модификации компонентов дверного шарнира. Десять тысяч человек, участвовавших в проекте, были распределены по «командам разработки и строительства» (design build teams – DBT). Предыдущие проекты страдали от проблем с коммуникацией: руководство, работавшее в компании десятилетиями, было очень расстроено фактом того, что этих проблем стало намного больше из-за расширения деятельности компании, и из-за того, что производимая продукция становилась все сложнее. Однако система сотрудничества Малалли создала внутри предприятия из десяти тысяч сотрудников старое доброе командное единство. Он был тем человеком, для которого преодоление «дилеммы заключенного» стояло на первом месте.

Малалли объявил о кампании, которую назвал «Единый Ford». Когда компания Ford выросла и последовала примеру GM во главе со Слоуном, она разделилась на сотни отделов и группировок. Малалли отказался от внутренней конкуренции и требовал честности и прозрачности. Он видел огромное количество небольших совещаний, разбивавших организацию на фракции. Он заменил их одним большим еженедельным совещанием – «Обзором бизнес-плана» (business plan review – BPR). Он не допускал никаких обсуждений за спиной, секретов, не разрешал пользоваться телефонами BlackBerry и даже шутить насчет других. Как писал Брайс Хоффман в «Иконе Америки: Алан Малалли и борьба за сохранение Ford Motor Company», «BPR… смогло бы осветить самые темные углы компании… В такой компании, как Ford, слабые не удерживались и выживали лишь сильные. Теперь им всем сказали, что они – в одной команде, и Малалли полагал, что они так и будут действовать».

Малалли приложил усилия к тому, чтобы подключить к этой схеме и простых сотрудников, людей, которые «безуспешно пытались привлечь внимание руководства к неэффективным решениям внутри своих подразделений, недостаткам бизнес-стратегии Ford и способам улучшения качества производимой продукции или процессов». Малалли хотел слышать, поэтому его буквально завалили электронными письмами, но он лично отвечал на каждое из них». Целью Малалли в Ford, как и нашей целью в Ираке, было связать все его подразделения вместе для создания нового интеллекта и распределенного сознания.

Он принудительно объединил инженеров и дизайнеров. Японские автопроизводители уже давно объединили эти подразделения, однако в Ford они существовали отдельно. В результате «дизайнер, ничего не понимавший в термодинамике, мог нарисовать эффектную решетку радиатора только для того, чтобы понять, что она пропускает недостаточно воздуха в подкапотное пространство. А инженер, который ничего не смыслил в эргономике, мог разработать прекрасно работающую систему выхлопа, которую невозможно установить». Малалли объединил их, открыто заявив об «общей цели». Он расширил рамки совместной работы, включив туда традиционно напряженные отношения компании с профсоюзами, а также работал с конкурентами (GM и Chrysler), чтобы быть уверенным в том, что поставщики, от которых все они зависели (многие из них находились в бедственном положении), остаются на плаву. Малалли признавал, что взаимозависимость рынка обеспечивала компании Ford преимущество при условии, что эти поставщики будут работать. Такое поведение было настолько несовместимо с жестоким миром автоиндустрии, что Хоффман сравнивает его с «протестантами и католиками, совместно работающими над планом строительства центра Белфаста».

Как и в Boeing, решения Малалли творили чудеса. Пока GM и Chrysler в 2009 г. подавали заявления о банкротстве, Ford, пребывавшая в наиболее отчаянном положении из всей «большой тройки» автопроизводителей, приносила прибыль. По словам Хоффмана, «Маллали удалось сделать то, что многие люди, работавшие в Ford, считали невозможным: он нашел выгодный способ производства автомобилей на территории Соединенных Штатов».

Моральное состояние было на высоте. Несмотря на гораздо большее количество распространяемой в компании информации, при Малалли впервые за всю историю Ford не было утечек в прессу. В Детройте отметили волшебство Малалли: в Автомобильном зале славы он занял номинацию «Лидер производства 2009», по версии журнала Automobile он был признан «Человеком года 2010», по версии Fortune – «Предпринимателем года», а в Detroit News его назвали «Мичиганцем года» (несмотря на то, что он переехал туда, только чтобы работать в Ford, а все свое свободное время проводил с семьей в Сиэттле). Джим Крамер, хозяин Mad Money, назвал его «величайшим кризисным менеджером всех времен. Не только нашего времени, но всех времен». Банкиры с Уолл-стрит говорили, что «наибольшую угрозу для Ford Motor Company представляло то, что Алана Малалли завтра же может сбить автобус, когда тот сойдет с тротуара… Но [компания] сможет решить все остальные проблемы».

Он стал столь же легендарным, как и Слоун, делая при этом абсолютно противоположные вещи. Подход работал в Ford так же хорошо, как и в Boeing. Как сказал Малалли, «совместная работа всегда приносит свои плоды. Всегда. Все должны работать в команде. Они должны зависеть друг от друга».

Убежденность Малалли в универсальной пользе отказа от изоляции и развитии взаимозависимости подкреплена Сэнди Пентлендом, профессором МТИ, изучающим влияние информационного потока на организации и сообщества. Рассматривая большие объемы данных, Пентленд обнаружил, что распространение информации и образование крепких горизонтальных связей повышают эффективность любой сферы – от бизнеса до государственного и городского управления. В его исследовании предполагается, что коллективный интеллект групп и сообществ не имеет практически ничего общего с интеллектом отдельных их членов, но имеет много общего со связями между ними^[38]. Он говорит о том, что «лучшие идеи рождаются из тщательного и продолжительного исследования общества… Это – поток идей внутри сообщества, образующий интеллект, который делает идею успешной».

«Поток идей» – это свобода, с которой новые мысли могут распространяться в группе. Пентленд сравнивает его с распространением гриппа: функция восприимчивости и частота взаимодействия. Ключом к распространению «инфекции» является доверие и связь между отдельными элементами предприятия. Два основных фактора, определяющих поток идей, обнаруженных Пентлендом, это «вовлеченность» в небольшую группу, такую как команда, отдел или район, и «исследование» – частый контакт с другими подразделениями. Другими словами – команда команд.

Рассматривая влияние потока идей на примере трейдинговых интернет-сайтов и социальных сетей, Пентленд обнаружил, что коллективный интеллект появляется при отсутствии изоляции и разлада: «Когда поток идей объединяется еще и с постоянным внешним потоком идей, тогда люди в сообществе принимают решения лучше, чем если бы они находились в одиночестве». Настройка этих сетей таким образом, чтобы пользователи слышали как можно больше разных мнений, повышает прибыльность более чем на 6 %, удваивая доходность всех общественных трейдеров.

Он провел похожие исследования в нескольких компаниях, в которых сотрудники носят бейджи, в ходе чего были собраны подробные количественные данные о взаимодействии людей (тембр голоса, пересекаются ли люди друг с другом, как много они жестикулируют, как часто перебивают и т. д.). В одном чикагском консалтинговом агентстве в сфере высоких технологий он провел миллиард измерений за один месяц (1900 часов данных) и обнаружил, что вовлеченность является основным фактором, повышающим продуктивность, личный интеллект, а также улучшающим личные и деловые качества. В Немецком банке Пентленд в течение месяца исследовал пять команд в маркетинговом отделе компании, собрав 2200 часов данных и просмотрев 880 электронных писем.

Команды с высочайшим уровнем внутренней вовлеченности и внешнего поиска показывали намного более высокий выход креативности, что было подкреплено внутренним исследованием его лабораторий в МТИ. Опросив несколько лабораторий исследования и разработки, Пентленд обнаружил, что может с точностью в феноменальных 87,5 % спрогнозировать выход креатива в лаборатории, измерив поток идей. В более чем двух десятках изученных им организаций Пентленд обнаружил, что паттерны взаимодействия отвечают почти за половину всей разницы в показателях между группами с высокой и низкой производительностью.

Это справедливо даже для работы, в которой, казалось бы, не требуется креативности и инноваций. В 2008 г. Пентленд изучал кол-центр Bank of America. Такие центры больше относятся к числу стандартизированных и редукционистских из-за своей схожести с производством по степени зарегулированности работы. Успешность работы измеряется при помощи такого показателя, как среднее время обработки вызовов (average call handle time – АНТ), который в идеальном случае должен быть настолько низким, насколько это только возможно. Пентленд каждый день в течение шести недель раздавал работникам социометрические бейджи и измерял уровни взаимодействия и вовлеченности. Затем он изменил систему перерывов с индивидуальной на коллективную, что привело к росту взаимодействия и падению показателя АНТ, а это, в свою очередь, показало сильную связь между взаимодействием и продуктивностью. В результате руководство кол-центра изменило систему перерывов для всех центров и, увеличив таким образом продуктивность, сэкономило 15 млн долларов.

Однако действительно стимулировать такой уровень вовлеченности оказалось сложнее, чем рассуждать об этом. Практически в каждой компании есть плакаты и слоганы, призывающие сотрудников «работать вместе», а на самом деле просто говорящие людям, что нужно «общаться», это, по сути, является аналогом указаний Тейлора работникам «работать быстрее», не более того. В GM вдобавок к слогану «цена – это все» везде были плакаты с надписью «Качество превыше всего», но это было первое, а не последнее, что практиковалось.

Как мы обнаружили, необходимо принудительно уничтожить старую систему и заменить ее абсолютно новой управленческой структурой. Нашим новым вариантом такой структуры было распределенное сознание, состоявшее из двух элементов. Первым является полная прозрачность коллектива: «системное управление» NASA, которое мы имитировали при помощи ОУиР и открытого пространства. Это дало участникам полное понимание, схожее с контекстным пониманием цели, которое уже известно нам на командном уровне. Второе – создание сильной внутренней связи между командами, чего мы достигли с помощью программ внедрения и обмена. В свою очередь это породило доверие, которое заставило наши небольшие команды работать.

Распределенное сознание, разумеется, не имеет ничего общего с МЕСЕ и неэффективно на низких уровнях. Но оно куда более эффективно, нежели его предшественник, и не только для нас, но и для других исследованных нами организаций. И если оно могло работать в военной сфере (в большинстве случаев изначально разделенной на слои по принципу «нужно знать») и в автоиндустрии (первопроходцы в области применения конвейеров и политики изоляции), то оно может работать практически везде.

Альфред Слоун описывал свою систему как «децентрализованную деятельность со строгой координацией действий». Мы выяснили, что нам выгоднее обратное. Во-первых, нам была необходима координация при проведении операций, что требовало стихийного, адаптивного интеллекта. Распределенное сознание позволяло это делать, но оно было лишь первым шагом. Как мы вскоре обнаружили, чтобы идти в ногу с нашими условиями и врагом, требовалось еще кое-что – нецентрализованное управление. Осуществить это было настолько же сложно и необходимо, как и создать распределенное сознание. Там, где распределенное сознание опровергало наши убеждения относительно информации и обязанностей, следующий шаг (мы его назвали «полномочным исполнением») должен был изменить наше отношение к власти и руководству.

В 1963 Г. NASA НАНЯЛО ДЖОРДЖА МЮЛЛЕРА, ЧТОБЫ ТОТ ВЫСТРОИЛ ОСНОВУ ДЛЯ УПРАВЛЕНИЯ ПРОГРАММОЙ «АПОЛЛОН», И ОН ПРИВНЕС МНОЖЕСТВО ОРГАНИЗАЦИОННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ.

• Сотрудничество между изолированными частями организации необходимо для достижения успеха, и, поскольку первым необходимым шагом было понимание системы, чтобы достигнуть уровня командной работы, нам было необходимо построить больше доверительных отношений и преодолеть вызовы «дилеммы заключенного».

• Для этого мы использовали программы внедрения и обмена, с помощью которых создали сильные горизонтальные связи между нашими подразделениями, а также связи с нашими партнерскими организациями. Если понимание системы порождает чувство «цели», которое связывает воедино небольшие команды, то такие связи порождают второй ингредиент, способствующий формированию команды, – «доверие».

• Вместе два этих элемента завершали становление распределенного сознания, жизненно необходимого нам для достижения успеха. Как показали провалы GM и успехи Ford, такие нововведения чрезвычайно необходимы многим организациям, которые все еще применяют изоляцию во взаимосвязанном мире.

Часть IV
Освобождение

Ни один капитан не сделает ничего криминального, если поставит свой корабль в непосредственной близости от корабля противника.

Наставление адмирала Горацио Нельсона своим капитанам перед Трафальгарской битвой.

Глава 10
Руки прочь

У меня чуткий сон, поэтому даже если бы я лег на час раньше, то все равно услышал бы глухой звук тяжелых армейских ботинок, ступающих по деревянной дорожке под окнами нашей казармы. Дверь со скрипом открылась, и после пары стуков последовал вопрос: «Сэр, вы проснулись?»

«Да, входите», – ответил я после того, как сел на металлической каркасной койке во всю ширину моей комнаты. Дневной свет залил комнату, как только открылась дверь: мы работали по ночам, и обычно я ложился спать почти сразу после рассвета. В комнату вошли два человека: обычно это был командир одного из подчиненных Оперативному подразделению отделов («Морские котики», армейский спецназ, армейский десант и т. д.) в сопровождении офицеров или сержантов оперативного отделения или разведки.

По выражению их лиц я понял, что они, возможно, хотели сообщить мне о потерях среди своих – о товарищах, а часто о друзьях, убитых или тяжело раненных. Однако чаще новости были куда приятнее, например захват одного из руководителей АКИ после долгого преследования либо подтвержденное местоположение одной из наших «ключевых целей».

Такие новости часто сопровождались запросом решения об ударе. В дневное время это часто обозначало прицельный авиаудар. Согласно процедурам, я, как командующий, должен подтверждать такие удары, если Вооруженные силы Соединенных Штатов не участвуют в боевом столкновении, поскольку мы рискуем нашими людьми и ставим под угрозу безопасность мирного населения.

«Что там? Рассказывайте», – сказал я. Офицеры представили несколько печатных страниц с картами, фотографиями и сопутствующими разведданными о возможной цели. Я должен был оценить обоснованность случая, достаточность разведданных, говоривших нам о текущем местоположении, а также мне следовало понять, является ли авиаудар единственным доступным решением.

Спустя несколько минут чтения и вопросов я спросил у пришедших ко мне людей, хотят ли они, чтобы я согласовал авиаудар. Они отреагировали взглядом, в котором читалось: «А мы вас зачем разбудили, как думаете?», и утвердительно кивнули. Я обычно подтверждал их запросы.

То, что меня будят для принятия жизненно важных решений, утверждало мою роль лидера и заставляло чувствовать себя важным и нужным. Это было тем самым, чего желает большинство руководителей. Но это было незадолго до того, как я стал подвергать сомнению свою ценность как части процесса. Несмотря на то что прошлой ночью я отслеживал цель, я знал лишь то, что тем утром сказали мне офицеры. Я мог задавать глубокие вопросы, но у меня не было иллюзий относительно того, что мое мнение может быть главнее мнения коллег. Хотел бы я думать иначе, но мои представления редко можно было назвать революционными. В большинстве случаев я просто доверял рекомендациям тех, кто приходил ко мне, поскольку они знали о проблеме гораздо больше, чем я. Я являлся лишь бюрократическим придатком, замедляющим процесс, и иногда из-за этого мы упускали мимолетные возможности.

Распределенное сознание помогало нам понять и правильно отреагировать на взаимозависимость вещей на поле боя, где мы боролись с АКИ. Но взаимозависимость вещей была лишь половиной уравнения; второй его частью была скорость, с которой все еще были проблемы. Мы стали куда более внимательными, сплоченными и прозорливыми, однако Оперативному подразделению все еще не хватало скорости.

По большей части мы отставали от АКИ из-за того, что нам нужно было проводить решения по всей цепочке управления. Решения, которые еще несколько десятков лет назад никак не отслеживались, теперь требовали согласования с руководством. Спускаясь в холл, чтобы застать там меня, человек мог потратить всего пару минут, но в условиях быстрого ритма жизни существует разница между успехом и провалом той или иной операции (между захватом боевиков АКИ и тем, что мы их упустили, или между жизнью и смертью наших бойцов и мирных иракцев). Требование согласовывать со мной удары было симптомом бюрократии, которая с годами стала более громоздкой и неповоротливой, поскольку мир вокруг нее стал быстрее.

Сколь бы парадоксально это ни было, казалось бы мгновенный, обмен информацией вверх и вниз по иерархии не ускорил процесс принятия решений, а, напротив, замедлил его. Руководители, с которыми необходимо было связываться, чувствовали, что они замедляют принятие решений особой важности (или те, за которые они, возможно, несут ответственность). Мы постоянно проходили через процедуры подтверждения ударов по обнаруженным нами лидерам террористов, размещения войск, а также начала информационных кампаний. Все эти процедуры вели в Пентагон или Белый дом. И если коммуникация и была мгновенной, то решения – никогда. В совокупности все эти факторы были разрушительны.

Благодаря полному доступу к информации внутри Оперативного подразделения мы прошли большой путь в отношении призыва Друкера «совершать правильные поступки», а не «делать все правильно»: у людей на любом уровне организации была информация и связи, необходимые для мгновенного определения того, как было бы правильно поступить. Однако, сдерживаемые нашими внутренними процедурами, они не имели возможности работать с этим определением. Мы прошли половину пути к преодолению «красновийского футбола» и остановились: мы создали прекрасную команду, члены которой связаны друг с другом единством доверия и цели и способны в реальном времени продумывать прекрасные решения сложных проблем, но для того, чтобы передать пас, каждому из игроков все еще требовалось письменное разрешение тренера. А в это время в высоких кабинетах Вашингтона стопками копились запросы на действия, о которых высшее руководство знало куда меньше, чем люди, которые находились непосредственно на поле боя и о которых это руководство часто не могло верно судить.

Организационные препятствия, как и многие уже преодоленные нами, происходят из практического решения проблем другой эры. В данном случае это были традиционные отношения между видимостью и контролем.

«Все под контролем пушек его кораблей»

В ноябре 1852 г. Мэттью Кэлбрейт Перри отплыл от причала в Норфолке, штат Вирджиния, в Японию. Его сопровождала самая большая флотилия, когда-либо отправленная Соединенными Штатами за границу. Коммодор Перри хотел «открыть» островную нацию, которая в течение 200 лет вела политику самоизоляции, известную как сакоку, – ни одному иностранцу не позволялось въезжать в Японию и ни одному японцу нельзя было уехать. Наказанием была смертная казнь.

Перри был военным всю жизнь. Младший брат героя войны 1812 г. Оливера Хазарда Перри, Мэттью вступил в ВМС в возрасте 14 лет. В течение четырех с половиной десятилетий он успел побороться с пиратами, контрабандистами, а кроме того выполнял дипломатические обязанности от имени Соединенных Штатов. Он командовал эскадрой в Мексиканской войне, помогал колонистам в Западной Африке, а также участвовал в походе по Средиземноморью, целью которого была передача доброй воли Соединенных Штатов Османской империи. Однако известным он стал именно благодаря своему походу к берегам Японии.

Перри начал проявлять интерес к Японии примерно с 1837 г., когда его произвели в капитаны (тогда – самое высокое звание в ВМС). Будучи дальновидным человеком, он выступал за повсеместное одобрение кораблей на паровом двигателе и верил в потенциал Соединенных Штатов как морской супердержавы. Однако пароходам, в отличие от парусников, требовалось дозаправка. Перри осознавал стратегическую важность Японии в качестве перевалочного пункта по пути в Китай и в 1851 г. сделал официальный запрос на экспедицию.

После этого перспективу увидел и президент Миллард Филлмор. Открытие Японии позволило бы Соединенным Штатам наладить тихоокеанскую судоходную линию для пароходов, увеличив тем самым объемы торговли между Азией и Соединенными Штатами. Калифорния стала штатом в 1850 г., и торговля в тихоокеанском направлении была на взлете, что повышало необходимость наличия пунктов снабжения и защиты для растущего количества американских торговых судов. В 1852 г. Перри отплыл из Вирджинии, получив от Филлмора невозможные по сегодняшним меркам полномочия.

Говоря простым языком, Перри было позволено делать все, что ему захочется. Вот запись из его дневника, сделанная незадолго до посадки на корабль:

Я обязан с несомненной радостью в сердце сообщить, что президент и все члены его кабинета выказали самый живой интерес к экспедиции и выразили мне огромную любезность и уважение, позволив оснащать корабли по самому либеральному принципу и наделив меня необычными полномочиями, которые являются не только военно-морскими, но идипломатическими.

И он не преувеличивал. Государственный секретарь Дениэл Уэбстер сказал Перри, что тот может «действовать по своему усмотрению», а коллега-дипломат подтвердил, что секретарь хотел, чтобы Перри не только обладал «всей желаемой вами полнотой власти, но чтобы вы были наделены полной самостоятельностью».

Государственный департамент и руководство ВМС составило список приоритетов США в Японии, включая защиту американских моряков и любой собственности, обнаруженной на берегах Японии поврежденной, разрешение для американских кораблей причаливать и пополнять запасы в японских портах, а также согласие на вступление в торговые отношения с Японией. Однако способ достижения этих целей был заботой Перри. Директива гласила:

Министр ВМС… изволит дать командиру эскадры команду продвигаться к берегам Японии со всеми его силами до степени, до которой он посчитает это целесообразным, и постараться вступить в диалог с правительством, а также, если таковое представится возможным, встретиться с императором лично и доставить ему письмо-представление от президента, которое отправлено с ним.

Письмо он доставил по большей части благодаря данным ему полномочиям. Он потребовал встреч только с высшим руководством страны, отбивая попытки японцев обмануть и задержать его и угрожая открыть огонь. Перри, возможно, презентовал японцам белый флаг, заявив, что если они предпочитают переговорам войну, то могут поднять белый флаг, как только захотят мира, потому что «победа – это природная черта американцев». Его дерзкие поступки изменили курс японской, азиатской и мировой истории.

Карл Билдер, военный эксперт корпорации «РЭНД», кратко сформулировал широкие полномочия Перри, написав: «Перри, находясь на другом конце света, в месяцах пути от Вашингтона, выступал в роли представителя президента, посла, главнокомандующего, государственного секретаря и торгового уполномоченного. Когда он угрожал войной и заключал договоры с феодальной Японией, все находилось под контролем пушек его кораблей».

Такая свобода действий сильно контрастировала с ситуацией, в которой находились армейские коллеги Перри. Пока Перри готовился к экспедиции в 1852 г. и размышлял, как лучше использовать свою «полную самостоятельность», Улисс Грант служил первым лейтенантом в должности начальника снабжения в Четвертом пехотном полку, расквартированном в Сан-Франциско. Командующий Тихоокеанским дивизионом, бригадный генерал Аллен Хичкок получил достаточно большое (по армейским меркам) задание и широкие полномочия по реорганизации федеральных войск в Калифорнии и защите золотоискателей и поселенцев от нападений индейцев.

Однако экспедиционная природа миссии не уберегла Министерство Армии США от издания подробных инструкций относительно того, каким образом все должно быть сделано: военный министр дал Хичкоку инструкции, каким образом сэкономить средства, и приказал ему заставить солдат разбивать сады вместо того, чтобы покупать продукты. Министерство Армии отправило генерального инспектора в Калифорнию в июле 1852 г., чтобы тот проверил, как продвигается сооружение новых фортов, и возложил ответственность за понесенные издержки на младших офицеров.

К 1864 г. Грант стал генерал-лейтенантом, командующим Армией Севера. Система управления и контроля, которую он использовал в повседневной коммуникации с генерал-майором Джорджем Мидом, его подчиненным и командующим Потомакской армией, была диаметрально противоположна инструкциям, данным Перри:

ШТАБ-КВАРТИРА АРМИИ США

7 мая 1864 г., 6.30 утра.

ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ МИДУ, командующему П. А.

В течение дня подготовить все для ночного марша с целью занятия позиции у Спотсильвейни одним армейским корпусом, у таверны Тодда – одним армейским корпусом, и еще одной на пересечении Пайни Бранч и Спотсильвейни роуд с дорогой от Элсопс к старому зданию суда. Если данный шаг будет сделан, то ранним утром тылы должны быть переброшены вперед к реке.

Считаю разумным оставить Хэнкока на месте, пока Уоррен не пройдет его позиции. Затем он может пойти следом и стать правым флангом новой линии. Бернсайд переместится к церкви Пайни Бранч. Седгвик может продвинуться вдоль магистрали к Чанселлорсвиллу и далее к своему пункту назначения. Бернсайд пойдет по лежневой дороге до ее пересечения с лежневыми дорогами Орандж и Фредериксбург, а затем вслед за Седгвиком к своей позиции.

Весь транспорт должен быть замаскирован до выдвижения войск, после чего необходимо неслышно начать движение.

Более чем возможно, что враг будет сконцентрирован на сильной атаке на линии Хэнкока во второй половине дня. В этом случае нам необходимо подготовиться к отражению этой атаки и всеми силами закрепить любой достигнутый успех. Такой результат обязательно приведет к изменению данных инструкций.

Все госпитали сегодня же должны быть переведены в Чанселлорсвилл.

У. С. ГРАНТ,

генерал-лейтенант

Разница между открытыми границами деятельности Перри и подробностью инструкций, данных Миду, не была следствием разницы в званиях. Как командующий Потомакской армией Мид, возможно, даже превосходил Перри в звании^[39], а армия, которой он командовал, была более чем в 200 раз больше, чем у Перри.

Так в чем же было отличие свободы действий Перри от строго регламентированной системы управления и контроля в армии? Разные уровни компетенции? Разные подходы к дисциплине? Причина была куда более прагматичной: армия контролировала офицеров, потому что могла это делать. Операции армии проводились на земле, и благодаря почтовой службе Улисс Грант мог регулярно получать подробные отчеты и давать эффективные указания. Он мог давать указания и давал их: прозрачность и коммуникация порождали контроль. Морское ведомство же, напротив, не могло контролировать своих капитанов. Джозеф Конрад разъясняет: «Корабль в море сам по себе является отдельным миром, и, принимая во внимание затяжной характер операций флота, проводимых на дальних расстояниях, Министерство ВМС должно возложить огромную власть, ответственность и доверие на тех, кто был выбран в качестве командующих».

Переменной, отличавшей коммодора Перри от Гранта, был доступ к информации и коммуникации. Невозможность коммуникации с флотом, находившимся на дальних расстояниях, уровень автономии, которую Перри ни за что бы не получил, командуя сухопутными войсками.

Вполне логично, что прогресс в сфере коммуникации в реальном времени значительно сократил полномочия и ответственность, возлагаемые на командиров ВМС.

Несмотря на остаточные культурные различия между родами войск, существующие по сей день^[40], современные эквиваленты Перри подобны действиям Гранта. И это вроде бы обосновано: зачем адмиралу действовать от имени президента, если президент может поднять трубку и позвонить любому из мировых лидеров? Зачем капитану корабля принимать решения в вакууме, если можно заставить его (возможно, старших, более опытных и мудрых) руководителей контролировать его действия и давать ему инструкции?^[41]

Проще говоря, когда руководители могут видеть, что происходит, они, естественно, хотят контролировать происходящее. Предоставление полномочий является крайней мерой. Мы можем назвать это ограничением видимости для контроля «принципа Перри».

Современник Тейлора, Анри Файоль, перечислил «пять функций управления»: «планирование, организация, командование, координация и контроль». Последние три гораздо легче использовать при наличии большего количества информации, запускающей цикл поиска способов ее сбора и централизации для дачи более эффективных указаний организации. Задача работников – проходить этот цикл и ждать дальнейших указаний.

Современные управленцы имеют доступ ко всем видам информации о своих работниках, чего им так не хватало еще несколько лет назад. Технологии коммуникации и контроля, как те, которые мы использовали в Ираке, так и те, которые использовал Сэнди Пентленд в своих экспериментах с потоком идей, позволяют руководителям анализировать макротенденции их рынков с целью понять, сколько времени отдельный работник тратит на отдых, а сколько – на работу. Автоматические системы в ресторанах контролируют работу официантов, отслеживая каждую квитанцию, блюдо и напиток и выискивая схемы, которые повысили бы эффективность, а также те, которые относятся к воровству. Все это приводит к привычной нам централизации власти.

В Ираке руководители моего уровня наслаждались беспрецедентным доступом к информации о каждой секунде и каждом квадратном футе деятельности нашего Оперативного подразделения. Я мог наблюдать за операциями в реальном времени и говорить с бойцами посреди перестрелки (хотя я этого не делал по причинам, которые будут объяснены ниже в этой главе). Во многих случаях у нас была возможность почти мгновенно связываться со штаб-квартирой ВМС в Бахрейне, кораблями, проводящими операции в Африканском Роге, центральным командованием в Тампе, штат Флорида, Пентагоном, нашими командами в Африке, а также с прочими элементами поддержки для координации стратегических действий. Это позволяло нам сконцентрироваться на принятии решений. Но после того как мы продолжили смотреть на АКИ и учиться у нее, мы спросили себя: изменилось ли что-то? У нас был доступ к большему количеству информации в реальном времени, чем у любой другой армии за всю историю войн, но для чего он нам?

Тогда как сотню лет назад военачальники стремились к способности больше видеть и контролировать поле боя, их последователи в настоящее время перегружены этим. В нашей штаб-квартире у меня был синхронный доступ к сводкам и видео в реальном времени из офисов и с операций по всему миру, а также подключение почти к каждой сессии принятия решений. Это было прекрасно для понимания полной картины, но также это создавало кошмарное количество документов и подтверждений, что занимало драгоценное время, которое можно было бы потратить на решение реальных проблем.

Как и другие важные элементы управленческого мышления, принцип Перри имел смысл в мире, которого больше нет. Однако он может немного помочь в случаях, когда количество решений и скорость, с которой их необходимо принять, настолько превышают возможности даже самых талантливых руководителей, что наделение большими полномочиями людей с невысокими званиями становится просто необходимостью.

В Ираке мы смогли понять, что наш принцип распространения информации – это эффективный инструмент. Однако централизация управления, которая приходила вместе с таким доступом к тактическим данным, была совершенно другим вопросом. Столетия разработок в области технологии и управления предполагали, что использование принципа расширения полномочий Перри станет крайней мерой, и это было хорошим правилом. Но правила игры изменились.

Я начал переосмысливать свою роль в качестве руководителя. Ожидание моего подтверждения не приводило к принятию лучших решений, а наши приоритеты должны были позволить принять наилучшее решение в том промежутке времени, который позволил бы этому решению быть актуальным. Я пришел к осознанию того, что в нормальной ситуации мое присутствие в цепи не несло особой ценности, поэтому изменил процесс. Я донес до командования свои мысли относительно принятия таких решений, как авиаудары, и сообщил, что им необходимо принять решение. Кто бы ни принимал решение, ответственность за него всегда нес я, и в большинстве случаев мои подчиненные приходили к тому же выводу, к какому пришел бы и я, но таким образом наша команда получила бы полномочия делать то, что было необходимо.

МЫ СТАЛИ ТЕМ, ЧТО МЫ НАЗЫВАЛИ «ЛУЧШАЯ ИЗ КОМАНД»: БОЛЬШОЙ КОМАНДОЙ, КОТОРАЯ ВОБРАЛА В СЕБЯ И ПОДСТРОИЛА ПОД СВОЙ МАСШТАБ ТИПИЧНЫЕ ЧЕРТЫ ГИБКОСТИ, ПРИСУЩИЕ НЕБОЛЬШИМ КОМАНДАМ.

Практика перенаправления решений вверх и вниз по цепочке управления основывается на предположении, что у организации есть на это время либо, если точнее, что цена задержки меньше цены ошибок, которые могут возникнуть, если убрать руководителя. В 2004 г. это предположение больше не работало. Риски слишком медленных действий были выше рисков, которые возникают, когда компетентным людям дают возможность иметь свое мнение.

Мы пришли к выводу, что гораздо лучше принять 70 %-ное решение сегодня, нежели соблюсти весь протокол и принять 90 %-ное решение завтра (в армии понимаешь, что на 100 %-ное решение времени нет никогда).

Я не ожидал плохого результата, но наблюдал за тем, какого результата мы достигнем.

«Используйте здравый смысл во всех ситуациях»

Сеть отелей Ritz-Carlton потратила целое столетие на то, чтобы создать репутацию качества, роскоши и надежности. Несмотря на экономические потрясения, депрессии, корпоративные слияния и мировые войны, марка (изначально рестораны, работавшие на круизных кораблях высокого класса, а затем отели, заработавшие основателю Цезарю Ритцу эпитет «король отельеров и отельер королей») оставалась на верху пищевой цепочки. Сегодня компания владеет 85 отелями в 30 странах и регулярно возглавляет списки Zagat за качество своих отелей и кухни. Если быть точнее, компания заработала репутацию, предоставляя непревзойденный сервис. Именно Цезарь Ритц, создавший эту сеть, ввел универсальный закон сферы обслуживания – «клиент всегда прав». Около 50 тыс. директоров других компаний приезжали в RitzCarlton Learning Institute и Ritz-Carlton Leadership Center, чтобы узнать, как им достичь такого качества сервиса.

Кто-то может подумать, что это результат тщательного контроля и строгих требований, вбитых в головы клиентоориентированных сотрудников Ritz и что такой сервис обусловлен набором безумно подробных протоколов. На самом деле подход компании к подбору персонала известен за свободу, которую он дает. Сотрудники могут потратить до 2000 долларов на удовлетворение нужд гостей или решение возникших проблем. Ситуационное исследование Гарвардской школы бизнеса разбирает эту и другие необычные политики, такие как, например, то, что Ritz обучает своих сотрудников тому, чтобы те «срывались» со своих рабочих мест, если гостю нужно что-то особенное, а также поощряет сотрудников за «использование своих полномочий». Один из постулатов, которые сообщают сотрудникам, звучит так: «Немедленное умиротворение гостя является ответственностью каждого сотрудника. Каждый сотрудник, получающий жалобу от клиента, является основным получателем этой жалобы, он решает возникшую проблему и записывает это».

Подобный подход был применен в Nordstrom – сети супермаркетов, известной за «практически мифический уровень помощи» клиентам. Для новых сотрудников там выпускается карта, на которой написано:

Добро пожаловать в Nordstrom

Мы рады приветствовать Вас в нашей компании. Нашей целью номер один является предоставление первоклассного клиентского сервиса. Поставьте перед собой большие личные и профессиональные цели. У нас нет никаких сомнений в том, что вы их достигнете, поэтому наши правила трудового распорядка предельно просты. У нас всего одно правило.

Переворачивая карточку, мы находим единственное правило компании:

Наше единственное правило: используйте здравый смысл во всех ситуациях.

Пожалуйста, не стесняйтесь задавать любые вопросы руководителю своего отдела или представителю Отдела персонала в любое время.

С 1980-х гг., когда компании начали экспериментировать с «наделением полномочиями» (модное выражение, обозначающее то, что мы называли «децентрализацией полномочий принятия решений»), мириады социологических исследований заключили, что данное психологическое отличие расширения полномочий имеет реальное воздействие. В статье Джея Конджера и Рабиндра Канунго «Процесс наделения полномочиями: теория и практика интеграции» (1988) утверждается, что наделение сотрудника полномочиями повышает его удовлетворенность. Кеннетт У. Томас и Бетти Велтхаус определили децентрализацию полномочий как создание «мотивации внутреннего задания». В ходе исследований данный эффект был обнаружен в сферах от работы сиделками в Китае до пятизвездочных отелей в Турции.

Модель «научного управления, напротив, согласно одному из учеников Тейлора, основывается «прежде всего на двух важнейших элементах»:

Первый: Абсолютно жесткие стандарты на всем предприятии.

Второй: Каждый сотрудник предприятия должен ежедневно получать четкие, определенные инструкции относительно того, что и как он должен делать. Данные инструкции необходимо исполнять в точности, независимо от того, правильны они или нет.

В настоящее время даже самые механические задачи (такие, как труд в цеху и др.) могут стать лучше от некоторой степени инноваций и креативного мышления. Чем меньше автоматизированных процессов, тем больше нужно давать людям возможности брать инициативу в свои руки, вводить изменения и думать креативно. Однако, несмотря на доказательства, представленные во всех этих исследованиях, немногие руководители готовы сделать этот шаг: сегодня лишь 20 % рабочих чувствуют свою ответственность и действуют находчиво. Большинство же считают себя обездоленными или не имеющими возможности подняться по карьерной лестнице.

Учитывая рост взаимозависимости и непредсказуемости, расходы на микроменеджмент увеличиваются. Розабет Мосс Кантер из Гарвардской школы бизнеса, первопроходец в исследовании феномена расширения прав и возможностей на рабочем месте, охарактеризовала нисходящее требование предоставления полномочий: поскольку события в мире становятся все более нестабильными, «число “исключений” и необходимость изменять требования растут, и компаниям приходится давать все большему количеству людей полномочия для принятия решений по вопросам, решить которые обычным путем не представляется возможным». Она заключила, что «степень, до которой возможность эффективно использовать власть дается людям или отнимается у них, является одним из отличий между стагнирующими и обновляющими компаниями».

Другими словами, поскольку наша среда изобилует слишком большим количеством возможностей для эффективного планирования, мы должны привыкнуть разделять власть. В статье журнала Harvard Business Review Джош Бернофф и Тэд Шедлер спорят: «В мире, где одним злобным твитом можно уничтожить марку, корпорациям необходимо развязать своим сотрудникам руки, чтобы те могли отвечать». Ссылаясь на медленный ответ Unted Airlines на инцидент со сломанной гитарой Дэйва Кэрролла, как до того, как он выложил видео в сеть, так и после этого, сотрудники компании заявили, что нужен новый подход – тот, в котором игрокам команды не нужно спрашивать разрешения у тренера, прежде чем сделать удар. United – это лишь верхушка айсберга из компаний, страдающих от «вирусных» скандалов: блогер Хезер Армстронг написала в Twitter пост, в котором высказала свое разочарование относительно Maytag; Greenpeace атаковала страницу компании Nestle в Facebook постами об экологической политике компании; Comcast поневоле оказалась в центре внимания после публикации подписчиком его разговора с представителем компании, отказавшим ему в отмене услуги. Интернет сделал отдельных покупателей куда более могущественными: по наблюдениям Берноффа и Шедлера, «каждый, у кого есть смартфон или компьютер, может нанести ущерб марке, которая существует уже долгое время». Однако, как правило, сотрудники, в чьи обязанности входит ответ на претензии клиента, ограничены более чем когда-либо по принципу Перри: организации в большинстве случаев не эволюционировали до того уровня, чтобы подстраиваться под изменчивую среду. Асимметрия ведет к катастрофе.

Если бы первый представитель United, с которым говорил Кэрролл, имел полномочия для решения этой проблемы, компании удалось бы избежать позора и получить защитника. Сеть магазинов электроники Best Buy попыталась сделать именно это. Компания внедрила систему Twelpforce, с помощью которой сотрудники могли отвечать от имени Best Buy в Twitter. Когда iPhone, купленный в Best Buy, сломался и покупатель написал твит о том, что персонал магазина не предпринял справедливых мер (вместо того чтобы предложить новый iPhone ему дали BlackBerry), представитель службы поддержки клиентов увидел его твит, подхватил его, ответил и договорился, чтобы клиенту выдали новый iPhone на следующий же день.

Как пишут Бернофф и Шедлер, Best Buy была:

Настолько же восприимчива к онлайн-жалобам клиентов, как и другие компании, но из-за того, что она работала иначе, она могла отвечать иначе… Чем пытаться предотвратить такую активность, лучше признать, что у ваших сотрудников есть такой инструмент, как технологии… И с технологиями ваши сотрудники могут выдавать решения на скорости, сравнимой со скоростью сегодняших клиентов, подключенных к сети.

Кантер предусмотрела, что растущая нестабильность и непредсказуемость обусловят повышение гибкости и адаптивности, которые могут быть достигнуты только при ослаблении контроля. АКИ наделила своих боевиков не только технологиями, но и полномочиями для принятия решений, в то время как наши бойцы пытались реагировать согласно протоколу, разработанному таким образом, чтобы соответствовать принципу Перри. Это именно то, чего мы и хотели в нашем Оперативном подразделении: мы смирились с тем, что отклонения от плана неизбежны. Мы хотели улучшить нашу способность реагировать на них. Необходимо было дать нашим командам возможность действовать по своему усмотрению.

«Если это законно и соответствует нормам морали»

Будучи перфекционистом, я был совершенно не в восторге от того, что делал, но я начал спускать полномочия по цепочке управления. Наделение полномочиями не всегда принимает форму открытой передачи обязанностей. Чаще мои достаточно уверенные в себе подчиненные принимали решения, которые обычно принимаются людьми с куда более высоким тарифным разрядом, и просто ставили меня об этом в известность. Моей реакцией, чаще всего высказываемой на ОУиР, была поддержка их инициативы, создающей эффект домино, при котором все большее количество людей брало инициативу в решении значительного количества вопросов в свои руки.

Подобно директорам Ritz-Carlton и Nordstrom, я обнаружил, что игнорирование принципа Перри и подавление моего стремления к микроменеджменту позволило моим подчиненным измениться: они всегда воспринимали вещи слишком серьезно, но теперь обрели такой авторитет, которого раньше достигнуть не могли. Одно дело – рассмотреть ситуацию и вынести рекомендацию на суд старшего руководителя, который примет решение о том, согласовывать удар или нет. Но психологически быть наделенным полномочиями, чтобы принимать такие решения, – совершенно другое дело. Младшим офицерам вместо того, чтобы передать мне право решать и обеспечивать руководство, теперь была доверена эта ответственность, которая в буквальном смысле часто была вопросом жизни и смерти.

В итоге появилось правило большого пальца: «Если что-то поддерживает нашу борьбу, то до тех пор, пока это законно и соответствует нормам морали», вы можете делать это. Вскоре я понял, что вопрос, который я часто задавал в нашем оперативном подразделении, звучал как «Что вам нужно?». Мы децентрализовывались, пока нам не стало неудобно, и найти золотую середину в той ситуации (на грани нестабильности) было правильно.

Существовали трудности роста. Несколько подчиненных руководителей пытались удержать полномочия на своем уровне, и в ряде случаев мне приходилось подтверждать партнерским агентствам или подразделениям, что решение, озвученное кем-либо в Оперативном подразделении, одобрено мною. Часто я слышал о том или ином решении впервые, но не припоминаю, чтобы не поддерживал такие решения.

В целом, наша инициатива (мы называли ее «полномочным исполнением»^[42]) была успешной. Решения принимались быстрее, что было очень важно для боя, где скорость – основное условие захвата врагов и предотвращения атак. Что более важно и еще больше удивляет, мы обнаружили, что выросшая скорость и умение спускать полномочия вниз, позволили повысить качество решений.

Мы проводили децентрализацию с убеждением, что 70 %-ное решение сегодня лучше 90 %-ного решения завтра. Однако мы пришли к выводу, что все наоборот: мы получили 90 %-ное решение сегодня вместо 70 %-ного решения завтра.

Это стало для нас неожиданностью и перевернуло множество традиционных убеждений о выдающейся мудрости начальников. Понимание основных причин такого неожиданного результата стало необходимым для его поддержания и улучшения.

Частью этого является психология принятия решений. Человек, принимающий решения, сильнее заинтересован в результате. Другим фактором было то, что, несмотря на все наши технологии, руководство просто не так хорошо понимало, что происходит на поле боя, как люди, которые находились там. Способность смотреть видео с операции и слышать выстрелы в реальном времени было замечательным средством, но командир на поле боя может осознать сложность ситуации способами, которые противоречат визуальному и слуховому восприятию – все, от температуры и усталости до личностей. В молодости я был бейсбольным питчером и знал, что часто человек на площадке понимал, что у него наилучшее положение для броска.

Однако ключевой причиной успеха уполномоченного исполнения является то, что было до этого: создание распределенного сознания. Это соотношение (между пониманием контекста и полномочиями) не ново.

«Каждый капитан был Нельсоном»

В этот период я раздумывал над исключительным примером традиционного восприятия наделения полномочиями в ВМС и спрашивал себя, как именно это работает. Во время своих ежедневных пробежек вдоль длинной взлетно-посадочной полосы Балада, я слушал аудиокнигу Адама Николсона «Схватить огонь» об адмирале Нельсоне. Гений Нельсона как руководителя состоял в воспитании в своих подчиненных способности принимать решения самостоятельно. Николсон описывал подчиненных Нельсона как «предпринимателей от войны». Мы говорили в главе 1, что хитрый ход Нельсона с атакой под перпендикулярным углом в Трафальгарской битве привел к хаосу, в котором его силы смогли выиграть, а враги (обученные следовать за флагами и почти ничего не смыслившие в стратегии) – проиграть. Нельсон сказал своим командирам: «Ни один капитан не сделает ничего криминального, если поставит свой корабль в непосредственной близости от корабля противника». Однако такие широкие полномочия могли выйти боком, если бы он не потратил десятилетия на то, чтобы воспитать своих подчиненных как людей, которые могут принимать решения, и если бы у них не было общего понимания силы и битвы как единого целого. Это был нельсоновский эквивалент распределенного сознания, и только из-за этого его капитаны смогли стать уполномоченными агентами в той хаотичной схватке.

На протяжении большей части армейской службы мою парадную форму украшали синие лацканы, что говорило о том, что я служил в пехоте. У артиллерии были красные лацканы, у спецназа – зеленые, а у танкистов – желтые. Наша форма (лампасы, бейджи, нашивки и знаки отличия) говорила о нашем звании, квалификации и опыте, а также о месте в организационной структуре. Она также подкрепляла наше чувство идентичности. Конечно, я верил, что каждый род войск важен, но за 27 лет, прошедших с момента моего выпуска из Военной академии США, я понял, что синие лацканы значат немного больше.

Однако, когда в январе 2001 г. меня повысили до бригадного генерала, цвет моих лацканов сменился на черный – неотличимый от тех генералов, которые дослужились до этого звания через медицинскую службу, инженерные войска или авиацию. От генерала требовалось общее знание об армии – синих, красных, зеленых и всего, что находится между ними. Именно из-за того, что у этих руководителей есть это общее знание, им доверяют принимать важные решения.

В 2004 г. мы попросили каждого бойца начать думать так, как будто у него черные лацканы, другими словами – как капитаны Нельсона. Мы работали над тем, чтобы давать информацию, которая предназначена командному составу, нашим рядовым и сержантам, что позволит людям привыкнуть к четким приказам и ограниченной видимости, к тому, что раньше было доступно только руководству. В старой модели подчиненные давали информацию, а руководители раздавали команды. Мы изменили систему: теперь руководители предоставляли информацию, а подчиненные, вооруженные контекстом, пониманием и связями, могли взять на себя инициативу и принять решение. Распределенное сознание означало, что люди на всех уровнях нашей организационной структуры теперь имели доступ к такому видению ситуации, которое ранее было доступно лишь руководителям.

Термин «наделение полномочиями» в мире управления представляется как панацея, но в действительности простой отказ от ограничений является очень опасным шагом. Это можно делать только в том случае, если получатели новых полномочий имеют необходимое видение перспективы, чтобы распоряжаться этими полномочиями грамотно.

В Трафальгарской битве передача власти от Нельсона была подвергнута жесткой проверке: спустя несколько часов после начала битвы стрелок на корабле Redoutable (вражеском корабле, с которым нельсоновский Victory сцепился мачтами) выстрелил и попал Нельсону в плечо, пуля застряла в спине. Ранение вывело его из строя и явно было смертельным. Пока люди Нельсона уносили своего умирающего адмирала вниз, битва достигла кульминации. В ужасном шуме и царившем насилии немногие заметили его отсутствие. Он умер три часа спустя, прожив лишь до известия о своей победе.

«Для любой другой нации потеря Нельсона была бы непоправима, – сказал французский вице-адмирал Вильнев после битвы, – но на британском флоте у Кадиса каждый капитан был Нельсоном».

Мы хотели, чтобы наше подразделение мыслило так же, как те британские капитаны, поэтому воспитывали в сотрудниках полное понимание и пытались дать каждому поучаствовать в битве. Когда мы перестали сдерживать их (дав приказ просто поставить свой корабль в непосредственной близости от вражеского), они стали развиваться.

Принятие решений согласно модели «Прозрачный человек»

Он был всего 15 дюймов высотой и сделан из пластика, но произвел на меня неизгладимое впечатление. Детище Марселя Джовина, бывшего итальяского солдата, приехавшего в США в качестве военнопленного во времена Второй мировой войны, «Прозрачный человек» был анатомической игрушкой, представленной компанией Renwal Products осенью 1958 г. Эта игрушка стоила 4,98 доллара, но тело этого человека из прозрачного пластика содержало в себе скелет и органы, которые можно было вытаскивать и заменять.

У моего старшего брата Скотта был такой, и я помню, как заключил, что из-за того, что есть шанс видеть сквозь прозрачный пластик, мы могли в общих чертах понять, что происходит внутри. Я думал о том, насколько проще стало бы работать докторам, если бы люди выглядели так же. Возможность видеть позволила бы не проводить множество эксплоративных хирургических операций.

Несмотря на то, что мне не удалось никого поймать за руку, я подозреваю, что закатывание глаз было общей практикой, когда я снова и снова ссылался на «Прозрачного человека» во время видеоконференций в Оперативном подразделении. Я говорил своим подчиненным, что, если они предоставят мне четкую и достаточную информацию о своей деятельности, я буду иметь возможность наблюдать за всем издалека. Если же они этого не сделают, то я наглядно опишу «эксплорационную операцию», чтобы достичь необходимого мне уровня понимания ситуации. Они могли принимать любые нужные им решения, если они предоставляли прозрачность, ставшую стандартом системы распространенного сознания.

В 2006 г. мы изменили способы наблюдения, оценки, поведения и взаимодействия внутри нашей деятельности.

В Баладе на наших экранах обычно шло потоковое видео, транслируемое с беспилотника «Предатор» либо с пилотируемых летательных средств наблюдения, с помощью которых мы могли отслеживать позиции в Ираке, Афганистане и где бы то ни было в этом регионе. Иногда вместо этого на экранах отображался журнал операций или чат, в котором отражались последние изменения, вносимые туда Оперативными подразделениями по всему региону. Мы могли видеть, как наши вертолеты садятся в облаках пыли и бойцы быстро выдвигаются к своим целям. Взрывы могли временно «забелить» экран, а огонь из стрелкового оружия выглядел, как светлячки, на секунду освещавшие ночь. Журналы отражали то, что мы видели: «Летательное средство на земле», «Цель задержана (окружена)» и оптимистичное «Джекпот», означавшее, что человек, который был целью операции, захвачен либо (в некоторых случаях) убит.

На моем ноутбуке было установлено специальное ПО, позволявшее мне наблюдать за любой из частей нашего подразделения (и говорить с ней) по внутренним радиосетям. Я мог в реальном времени видеть то, что происходит, слушать внутренние переговоры бойцов, а также читать их отчеты по ходу действий. Для кабинетного микроменеджера это была новая возможность дергать за ниточки, несмотря на огромные расстояния.

Но я этого не делал. Я никогда не говорил бойцам, что им нужно делать в ходе рейда, поскольку это было бы ошибкой. Я понял, что возможность наблюдать за условиями на поле боя, слушать тон и содержание переговоров по радио (иметь понимание происходящей ситуации и знать, почему все происходит именно так) помогала мне лучше выполнять мою часть задания – не вмешиваться и не делать за бойцов их работу. Это было нелогично, но это в точности отражало подход, который был необходим всему нашему подразделению: «Наблюдай, но не трогай».

Я был особенно эффективен, когда наблюдал за процессами (от действий разведки до расстановки приоритетов по ресурсам). Это было необходимо, чтобы избежать изоляции или бюрократии, которые снижали скорость и не шли на пользу принятию личных оперативных решений.

Когда мы пытались делать те же вещи, но быстрее, будучи ограниченными старой системой, нам удалось увеличить число рейдов с 10 до 18 в месяц, а к 2006 г., с новой системой, эта цифра выросла до 300. С минимальным увеличением штата и финансирования мы стали действовать в 17 раз быстрее. И эти рейды стали более успешными. Нам удалось находить большее количество своих целей по большей части из-за того, что мы наконец смогли сравниться по скорости с АКИ, но также и из-за возросшего качества принятия решений.

Принцип «Наблюдай, но не трогай» представлял собой полную противоположность принципа Перри: если мы видели что-то, нам не нужно было пытаться это контролировать. Как выяснилось, это также требовало иного подхода к персональному руководству.

• Традиционно организации настолько сильно контролировали своих подчиненных, насколько им это позволяли технологии.

• Новые технологии предлагают современным руководителям беспрецедентные возможности для сбора информации и управления деятельностью, но из-за скорости, необходимой для того, чтобы оставаться конкурентоспособными, цена централизации власти стала слишком высока. В то время как распределенное сознание помогло нам преодолеть взаимосвязанность среды, скорость – второй ингредиент сложности – все еще являлась вызовом.

• Эффективная адаптация к возникающим угрозам и появляющимся возможностям требует упорядоченной практики уполномоченного исполнения. Люди и команды, знакомые с проблемой, вооруженные беспрецедентным уровнем понимания через сеть, имеют лучшую способность к принятию решений и решительным действиям.

Глава 11
Стиль управления, как у садовника

На тесном мостике новой советской атомной подводной лодки «Красный Октябрь» с защитой от обнаружения царило напряжение, поскольку в ее сторону была выпущена торпеда. Попадание означало мгновенную гибель.

Первый помощник Василий Бородин: Попадание торпеды, 20 секунд.

Его серьезный, но совершенно спокойный командир, капитан Марко Рамиус, которого играет Шон Коннери, с его знаменитой бородой, одетый в черный военно-морской китель, казалось, игнорирует предупреждение Бородина. Он обращается к аналитику ЦРУ Джеку Райану (Алек Болдуин):

Рамиус: [Райану] Что за книги?

Райан: Прошу прощения?

Говорить о книгах в этот момент – сущее безумство.

Рамиус: Какие книги вы написали?

Райан: Я написал биографию, м-м-м, адмирала Холси «Боевой моряк» (The Fighting Sailor), о… э… тактике ведения морского боя…

Рамиус: Я знаю, что это за книга!

Оказывается, Рамиус был поглощен чтением этой книги.

Бородин: Попадание торпеды…

Удивительно, но Рамиус продолжает разговор.

Рамиус: Райан, вы сделали совершенно неправильные выводы…

Бородин:…10 секунд.

Рамиус:…Холси действовал глупо.

Естественно, несмотря на то что все присутствующие на мостике думали, что они обречены, в последнюю секунду Рамиус спасает их от гибели, направив субмарину прямо на идущую на них торпеду, что приводит к ее удару о корпус до активации боеголовки. Это был апогей героического руководства – всезнающего, бесстрашного, мужественного и уверенного. А еще это практически нереально. Хотя некоторые руководители обладают выдающимися способностями и демонстрируют харизматичность, в моей карьере я никогда не встречал среди опытных руководителей Марко Рамиуса или кого-то, напоминающего героя, созданного Томом Клэнси в «Охоте за “Красным Октябрем”».

Почему традиционные руководители борются

Мы стремимся стать «героическими руководителями», которые сочетают в себе качества, ассоциирующиеся у нас с лидерством, такие как мудрость и физическая стойкость. Для поколения, появившегося после победы над Наполеоном в битве при Ватерлоо в 1815 г., Артур Уэлсли, граф Веллингтонский, претворил эту концепцию в жизнь. Изображения Веллингтона на коне, искусно маневрирующего войсками, представляли собой идеал: руководитель, как всезнающий кукловод, разрабатывал прекрасные стратегии и давал точные команды.

Организация, построенная по принципу жесткой редукционистской механической бестии, – это вымирающий вид. Скорость и взаимосвязанная природа нового мира, в котором мы живем, сделала такие организации слишком глупыми и медленными, чтобы выжить под натиском хищников. В некоторых случаях их заваливают неразрешимыми проблемами, из которых они не могут выбраться ввиду недостатка сил, и они медленно умирают. Концепция традиционного героического руководителя недалеко ушла от вышеописанного. Даже в нашей новой среде мы все еще предъявляем очень высокие, а часто и вовсе не реальные требования к руководителям. Мы открыто требуем высокого уровня стратегического мышления и способности безошибочно прогнозировать тенденции широкого рынка, однако в то же время превозносим директоров за всеобъемлющее знание каждого аспекта их дела. Мы регулярно требуем от лидеров правительств знания всех, даже самых мелких деталей проблемы, а если они не знают, то спрашиваем с них за это. Мы ожидаем от наших лидеров, что они разбираются во всем, хорошо понимая, что технологические ограничения и границы возможностей человеческого мозга этого не позволяют.

Как показывают примеры коммодора Перри и генерала Гранта, техники управления всегда зависели от того, насколько близко расположены объекты управления. На близких расстояниях, поскольку все двигалось достаточно медленно, компетентный управленец мог контролировать войсковое соединение или линию сборки. С ростом расстояний даже энергичные руководители поняли, что контролировать все не представляется возможным, поскольку они не могли видеть всего. Железные дороги, телеграф, автомобили и радио дали руководителям доступ к тому, чтобы влиять на происходящее издалека, однако до реального контроля было еще очень далеко. Даже со скоростью лошадей или пароходов события могли развиваться быстрее, чем руководители, находящиеся в удалении, могли отследить, оценить, принять решение и начать действовать.

Новейшие технологии, казалось, призваны сократить разрыв между руководителями и подчиненными. Вооруженные беспрецедентным количеством данных, генеральные директора, политики и бюрократы практически моментально могли рассмотреть любую возникшую проблему. Как мы и говорили, такое количество информации может вовлечь руководителей в заблуждение, что они понимают и могут прогнозировать сложные ситуации, то есть что они могут видеть, что именно произойдет. Однако скорость и взаимосвязь нашей конкретной среды означают, что то, о чем мы не можем знать, развивается даже быстрее, чем то, о чем мы можем знать.

Доктрина уполномоченного исполнения, на первый взгляд, предлагает упразднить руководителей. Это, конечно же, вывод, сделанный многими людьми, описывавшими АКИ как «организацию без руководителя». Однако это не так. Без Заркави АКИ была бы совершенно иной организацией. В действительности, благодаря системе рычагов, руководители могут использовать такие технологии и практики управления, как распределенное сознание и уполномоченное исполнение, а высшие руководители становятся еще более важными, чем прежде, но в совершенно другой роли по сравнению с традиционными героическими лидерами.

В XIX В. «КОНТОРЫ», ГДЕ ПАРТНЕРЫ И КЛЕРКИ РАБОТАЛИ ВМЕСТЕ ЗА ОДИНАКОВЫМИ СТОЛАМИ, СТАЛИ ИСЧЕЗАТЬ, А НА ИХ МЕСТО НАЧАЛИ ПРИХОДИТЬ РАЗДЕЛЬНЫЕ ОФИСЫ.

В Оперативном подразделении мы обнаружили, что наряду с новым подходом к управлению мы также должны были развивать новую парадигму персонального лидерства. Роль высшего руководителя больше не состояла в «кукловодстве», теперь он скорее был чутким созидателем культуры.

При такой сложности руководители сами по себе могут становиться сдерживающим фактором. Несмотря на поражающую воображение способность человека мыслить и действовать, ее всегда не хватает. Мы думаем, что если мы просто будем больше работать и лучше стараться, то сможем оседлать этот поток информации и «крайне необходимых требований».

Но это, конечно же, не так. Писатель и ученый Дэн Левитин отмечает:

В 2011 г. американцы получили в пять раз больше информации, чем в 1986 г., что было эквивалентно 175 газетам. Во время досуга, несчитая рабочего времени, каждый из нас ежедневно обрабатывает 34 гигабайта данных, или 100 тыс. слов. Работающие в мире 21 274 телевизионных станции каждый день производят 85 тыс. часов оригинальных программ, и, если мы смотрим телевизор в среднем 5 часов в день, это означает обработку 20 гигабайт аудиовизуальной информации.

Если раньше образованный человек мог предположить, что имеет представление о знаниях, относящихся к определенной области исследования, информационный бум сделал такое утверждение смехотворным.

Одним из решений проблемы перегрузки информацией является улучшение возможностей доступа руководителей к информации, оснащение их двумя смартфонами, несколькими компьютерами и всевозможными обновлениями. Однако доступ руководителей к информации не является проблемой. Мы можем работать усерднее, но сколько информации мы на самом деле можем принять? Исследования внимания показали, что большинство людей может полностью сконцентрироваться только на одном деле в определенный момент времени и что многозадачность сильно снижает нашу способность выполнять задания, требующие когнитивной концентрации. Принимая во внимание данные ограничения, идея о том, что если дать «героическому руководителю» сверхсеть, то он сможет одновременно контролировать тысячу марионеток на большом количестве сцен, несостоятельна.

Гроссмейстер и садовник – руководители, которые нужны нам сейчас

Шахматы появились в Восточной Индии в VI в. и считаются лучшей стратегической игрой для двоих. Поскольку шахматы изначально были созданы для знати, они считались эффективным средством обучения стратегическому мышлению будущих руководителей.

Разные фигуры (король, королева, ладья, конь, слон и пешка) ведут себя по-разному. Пешки, которых больше всего, меньше других фигур способны к маневрированию. Королева наиболее ловко умеет маневрировать и, следовательно, наиболее смертоносна. Король, несмотря на свою относительную слабость, является фигурой, которую следует охранять. Ни одна из фигур не может думать и действовать по своему усмотрению. Ни одна из них не может рассматривать доску со своей уникальной точки зрения и предлагать ходы. Ни одна из них не может предупредить об опасности. Игрок в шахматы сам должен наблюдать, решать и действовать.

Со стороны битва в Ираке в 2004 г., в которой принимало участие Оперативное подразделение, была похожа на игру в шахматы, если точнее – на версию суперблиц, в которой у игроков существуют временные ограничения на совершение хода. Вооруженный необычной способностью видеть доску, а также обладая набором частей и соединений с уникальными возможностями, я склонялся к тому, чтобы выдвигать наши силы против АКИ, как шахматные фигуры. Я мог быть Бобби Фишером или Гарри Каспаровым, бескомпромиссно ведя агрессивную кампанию к шаху и мату.

Однако от метафоры с шахматами пришлось быстро отказаться. Даже в самой быстрой версии шахматы остаются негибкой повторяющейся игрой, в которой ходы передаются от одного игрока к другому. Война 2004 г. не действовала по такому протоколу. Враг мог выдвинуть сразу несколько фигур или разгромить нас, не ожидая нашего следующего шага.

Они делали все это с такой скоростью, что очень быстро стало понятно, что то, как они меняются, не было результатом принятия старшими по иерархии обдуманных решений, а было органическими реакциями сил, находившихся непосредственно на поле боя. Их стратегия была непреднамеренной, но они превосходно эксплуатировали новую среду.

Наши команды были созданы, чтобы быть шахматными фигурами с отточенными до совершенства и предсказуемыми умениями. Все наше руководство, включая меня, было обучено вести себя, как гроссмейстеры, и мы надеялись проявить талант и способности мастеров. Мы чувствовали ответственность и соответствующую потребность в контроле, но вскоре начали понимать, что все, что нам на самом деле нужно, – это отпустить ситуацию.

Я положился на то, чему меня учили. Не на то, чему меня учили в Военной академии или на стрельбище в Форт-Беннинге, а на то, что было намного раньше.

Летом 1966 г., после того как мой отец вернулся из своей первой поездки во Вьетнам, родители купили новый дом. Большой кирпичный дом постройки начала XX в. позволил разместиться родителям, шестерым детям, собаке Ноче и постоянному потоку гостей. Моя мать, Мэри, вечный двигатель, забрала часть двора под сад. Никаких цветов – ее интересовал только измеряемый выход продукции. Она выращивала фрукты и овощи. Бобы были посажены в ряд с военной точностью, помидоры – по правому флангу, а салат – в заказнике. Наполеон был бы в восторге, хотя Тейлор передвинул бы компостную кучу (моя обязанность) ближе к фиговому дереву, немного ближе к грядкам с кабачками, чтобы экономить секунды рабочего времени.

Были и вызовы. В первый год мать не рассчитала количества цуккини, которое нам требовалось, и вся семья вынуждена была есть все блюда с цуккини, кроме мороженого. Но в целом сад имел поразительный успех. Мой вклад был очень разным и непостоянным, но я смотрел и учился.

Если сад хорошо организован и за ним осуществляется надлежащий уход, а овощи вовремя собираются, то урожай получается впечатляющий. Садовник создает среду, в которой растения могут развиваться. Работа, проделанная с душой, а также забота о саде позволяют растениям расти отдельно и всем в одно время.

Годы спустя, будучи командующим Оперативным подразделением, я начал рассматривать эффективное руководство в новой среде больше с точки зрения садовника, нежели шахматиста. Пошаговый контроль, казавшийся естественным для военной деятельности, показал меньшую эффективность, нежели взращивание организации (структуры, процессов и культуры) таким образом, чтобы подчиненные компоненты функционировали по принципу «умной автономии». Это не было полной автономией, поскольку усилия каждого члена команды были крепко связаны с общей концепцией войны, однако это позволяло частям команды быть в постоянном потоке распределенного сознания, и это освобождало их от выполнения действий в погоне за лучшей, по их мнению, общей стратегией.

Внутри нашего Оперативного подразделения, как и в саду, результат больше зависел не от того, как изначально посадили растения, а от того, как за ними ухаживали. Полив, пропалывание и защита растений от вредителей и болезней являются необходимыми условиями для достижения успеха. Садовник не может «вырастить» томаты, кабачки или бобы, он может создать среду, в которой растения будут расти.

Садовник

Несмотря на то, что я осознал необходимость перехода от стиля героического руководителя к стилю простого садовника, такой переход не был удобным. С самого первого дня в Военной академии США меня учили развивать личные качества и поведенческие схемы, отражающие профессиональную компетенцию, решительность и уверенность в себе. Если я давал адекватную информацию, то ожидал получить необходимые мне ответы, чтобы с уверенностью передать их своим людям. Несоответствие этому отражало слабость и вносило сомнения относительно моей востребованности. Я чувствовал сильное давление, исполняя роль гроссмейстера, к которой готовился всю жизнь.

Однако выбор был сделан за меня. Мне было необходимо адаптироваться к новой реальности и перестроиться, поскольку условия предполагали перестройку нашего подразделения.

Поэтому я перестал играть в шахматы и стал садовником. Но что в действительности это влекло за собой?

Во-первых, мне было необходимо перестать двигать фигуры по шахматной доске и заняться созданием экосистемы. В это сложно поверить, но именно в тот момент, когда у меня была возможность принимать больше решений, интуиция подсказала мне, что, напротив, нужно принимать меньше решений. Сначала делегировать полномочия для принятия решений, которые я технически мог бы принять и сам, подчиненным, что было странно. Если я мог принять решение, разве я не должен этого сделать? Не было ли это моей работой? Это могло выглядеть, как будто я уклонялся от ответственности, что было гибельным обвинением для любого руководителя. Моя роль изменилась, однако руководство все еще было важно, возможно, больше, чем когда-либо.

Создание и поддержание условий для командной работы, которая была так нужна нам (уход за садом), стали относиться к моим основным обязанностям. Без постоянной «обрезки» и придания формы нашей сети чуткий баланс информации и наделения полномочиями, поддерживавший в рабочем состоянии нашу систему, нарушился бы и мы не смогли бы достичь успеха. Я понял, что только высшему руководителю было под силу задать рабочий ритм, сделать деятельность прозрачной и создать условия для взаимодействия между должностями, что было необходимо нашему подразделению. Я мог придать форму культуре и потребовать постоянного общения, которое требовалось для распределенного сознания.

Стиль управления, как у садовника, означал, что мне было необходимо сконцентрировать работу Оперативного подразделения на четко поставленных приоритетах, публично говоря о них и подавая пример того, как необходимо действовать. Разделить слова и действия было невозможно, поскольку люди слушали, что я говорил, но оценивали важность моих слов по моим поступкам. И если слова противоречили действиям, то они считались бессмыссленными проповедями.

Информирование о приоритетах и культурных ожиданиях нашей команды команд, разбросанной по нескольким континентам, было сложной задачей. Письменное руководство было необходимо, но служебные записки терялись в ворохе инструкций, которые захлестывали нас каждый день. Для кратких новостей и наблюдений я использовал защищенный веб-сайт, доступ к которому был у всех. Я внимательно составлял каждую заметку таким образом, чтобы она отражала не только мои мысли, но и мой «голос». Я старался соблюдать правило «меньше значит больше» и придерживался нескольких ключевых тем. С опытом пришло осознание того, что ничто не будет услышано, если это не повторить несколько раз. Только когда я слышал свои собственные слова, пускай и перефразированные, возвращающиеся ко мне от моих подчиненных в качестве «прописных истин», то понимал, что они полностью поняли, что я хотел им сказать.

Однако моим наиболее мощным инструментом коммуникации в качестве руководителя было мое собственное поведение. Когда я был молодым офицером, меня научили, что все всегда смотрят на руководителя. Плохие примеры имеют даже больший резонанс, нежели хорошие. В ситуациях, в которых высшие руководители могут спрятаться за стенами или шеренгами помощников, появляясь только тогда, когда их галстуки тщательно повязаны, волосы уложены, а слова четко подобраны, контроль информации может быть возможен. Но в мире твитов и постоянного освещения любых событий в СМИ это не так. Я даже не пытался прятаться.

Напротив, я стремился последовательно подавать пример и предоставлять информацию. Наши ежедневные совещания Оперативного управления и разведки (ОУиР) в режиме телеконференции стали ключом к моим общим достижениям в коммуникации. Несмотря на то, что информация, которой мы обменивались, была основным «продуктом», ОУиР также было наиболее эффективным инструментом руководства, поскольку стало для меня сценой, где я демонстрировал культуру, которая была мне нужна.

Еще раньше я понял, что даже если теоретически я мог отдавать приказы из любого места, то оставаться в строю и присутствовать на ОУиР в своей полевой форме в строгих декорациях из фанеры означало, что я сосредоточен и предан своему делу. Я мог потребовать от подразделения приложить все усилия или попросить поддержки у Вашингтона с большей правомерностью, нежели если бы делал это из любого другого места.

Я также продемонстрировал новую парадигму лидерства, потребовав свободного общения в подразделении во время ОУиР. Технические проблемы с установлением видеосвязи с более чем 70 местами, многие из которых были изолированы, во многих из которых не было Интернета, были огромны, но встречи должны были проходить без сучка и задоринки. В первые дни я видел, что перебои в соединении и прочие накладки подрывали важность собрания, но мне нельзя было этого допускать. По тем же причинам ОУиР никогда не отменялось, а посещение этого собрания было обязательным. Я чувствовал, что, если ОУиР будет восприниматься как случайное событие, на которое приходят не все ключевые руководители, проведение его будет безуспешным.

Правила каждой встречи чаще устанавливались по результатам предыдущих событий или исходя из демонстрации поведения, нежели письменными инструкциями. Я хотел, чтобы на ОУиР существовал баланс между донесением критически важной информации и активным общением. Это не происходило само собой, тем более в цифровой среде. Участники прибывали из разных организационных культур, находились за тысячи миль и никогда не встречались лично. В тех условиях было сложно быть честным, но у нас получилось сделать так, чтобы все работало. Когда это было необходимо, я предварительно подбирал вопросы или комментарии и внедрял их с проверенными партнерами, чтобы те помогли мне продемонстрировать, каким я вижу ОУиР.

Несмотря на то что ОУиР должно было стать, по сути, брифингом для всего подразделения, моя роль в качестве командующего была ключевой. Наша система работала таким образом, что докладчика показывали на экране, причем было не важно, где тот находится, но после каждого доклада на экране появлялся я. В результате я был на экране перед всем моим подразделением и бесчисленными партнерами из других организаций каждый день в течение полутора часов. Если я выглядел так, будто мне скучно, или отправлял электронные письма, или разговаривал, это означало, что мне не очень интересно. Если я казался раздраженным или злым, замечания вроде «Что беспокоит босса?» проносились по чатам, работавшим в параллельном с видеоконференцией режиме. Важные слова приобретали еще более значительный смысл и могли быть сокрушительны для молодого члена подразделения. Я понял, что если просто снять очки для чтения и потереть дужку, это будет означать действие, по-разному понимаемое на нескольких континентах.

Там всегда были возможности руководить. Каждый день несколько аналитиков разведки, обычно молодые люди, с которыми я еще не успел познакомиться лично, получали задание сделать краткий отчет по своим локациям, например таким местам, как посольство США в Сане, столице Йемена, штаб-квартира Агентства национальной безопасности в Форт-Мид или небольшая база на афганско-пакистанской границе. Сидя в маленьком помещении, обычно одни, они приобретали ошеломительный опыт телепрезентации для генерала возрастом старше 50 и угрожающей группы опытных воинов и профессиональных разведчиков. Мало кто из них спал накануне, и непреднамеренно, даже неосознанно, сделать этот опыт ужасным для них не составляло никакого труда.

Когда подходила их очередь и их лица внезапно появлялись на экране, я понимал, что нужно приветствовать их по имени, что часто вызывало у них улыбку и очевидное удивление. Они находились на восемь ступеней ниже по иерархии и были далеко, как командующий генерал мог узнать их имена? Очень просто: я попросил свою команду подготовить «шпаргалку» по запланированным докладчикам, и таким образом, делая один небольшой жест, мог стать им ближе.

Когда они докладывали мне, я старался проявить пристальное внимание. В конце задавал вопрос. Ответ мог быть не очень важен, и часто я знал его заранее, однако хотел показать, что слушаю и что их работа важна. Некоторые из них начинали нервничать, если возникал вопрос (они чувствовали облегчение, когда справлялись с брифингом), но это также давало им шанс показать свои знания и компетенцию всему командованию.

Я хвалил отчеты молодых членов команды, даже если они были ужасны. Другие люди позже советовали им, что можно улучшить, но мне никогда не нужно было им этого говорить перед тысячами людей. Когда все проходило правильно, аналитик покидал ОУиР более уверенным, преданным и лично заинтересованным в наших усилиях.

Фраза «спасибо» стала самой важной для меня, а интерес и энтузиазм – наиболее сильными поведенческими качествами. В маленькой комнате с доверенными советниками можно было связать негодование или злобу с общим контекстом и выпустить их. Однако ежедневные ОУиР были достаточно большими, и резкие высказывания или сарказм были бы разрушительны. ОУиР больше чем чего бы то ни было требовало самодисциплины, и для меня это было изнуряюще. Но это была особенная возможность управлять при помощи примера.

Я взял за практику принцип, который назвал «мысли вслух», при котором подытоживал все, что слышал, описывая, как происходит процесс обработки информации, и высказывая свои первые мысли относительно того, что мы должны с этим делать. Это позволяло всему командованию следить (и поправлять там, где это необходимо) за моей логической цепочкой и понимать, как я думаю. После того как я сделал это, целенаправленно поддержав уполномоченное исполнение, я часто просил подчиненных подумать над возможным необходимым действием и сказать, что он (или она) планирует делать.

Мысли вслух могут быть пугающей перспективой для высшего руководителя. Незнание предмета быстро обнаруживается, а попытки показать несуществующую компетентность раздражающе неэффективны. Однако я обнаружил, что задавать относительно глупые вопросы или открыто говорить «Я не знаю» принято, и это даже поощряется. Вопросы относительно мнения и советов показывали уважение. Самым главным, для чего нужно было ОУиР, – донести, что у нас есть проблема, которую только мы можем понять и решить.

Садовники сеют и собирают урожай, но кроме этого они ухаживают за садом. Растения нужно полить, почву удобрить, сорняки удалить.

Целые дни потрачены на хождение по влажным тропинкам или стояние на больных коленях и проверку хрупких стебельков. Регулярные посещения сада хорошими садовниками не просто формальная обеспокоенность, они делают растение сильнее. Также и с руководителями.

Военный термин «движение на поле боя» относится к посещению высшим руководством расположений и подразделений. Я обнаружил, что такие поездки, как практически и все остальное, становились лучше при грамотном планировании и четком исполнении. Цели большинства таких посещений были просты: улучшить понимание ситуации руководителем, донести инструкции подразделению, а также вести и вдохновлять. При хорошем визите могут быть достигнуты все три цели, а плохой визит может оставить у подчиненных чувство замешательства, а также деморализовать их.

Посещения предполагают возможность собрать информацию, не указанную в формальных отчетах, которые прошли через бюрократические слои. Я посчитал полезным до посещения сообщать основные вопросы и просить о получении необходимой мне общей информации, которую я мог бы проверить до прибытия. На месте доклады местного руководства были надлежащими, но они должны были сопровождаться менее формальным стилем общения между людьми в иерархии. Звать младших членов команды на большие совещания со всем командованием и ожидать от них честности было бессмысленно, но я понял, что правильная организация мероприятия не была сложной задачей.

Задавать вопросы – тоже искусство. Брифинги имеют большую ценность, но обычно подчиненные руководители в первую очередь доносят на них то, что, по их мнению, вам нужно знать, и часто представляемая ими картина недостаточно полная. Глубокие вопросы могут помочь заполнить пробелы. В 2005 г. мой офицер разведки, затем полковник (а позже – генерал-лейтенант) Майк Флинн научил меня прекрасной технике. Мы посещали подразделение, гордившееся тем, что у них более 250 источников информации (граждане Ирака, предоставляющие информацию Армии США). Я был поражен до глубины души. Затем Майк задал простой вопрос: «Вы можете описать ваш лучший ресурс? Я предполагаю, что все остальные не настолько ценны». Подразделение признало, что лучший источник был новым и еще не подтвержденным, и в тот момент было понятно, что их сеть источников имела небольшую реальную ценность.

Позже я использовал конкретный вопрос, говоря с младшими офицерами и сержантами на небольших базах в Афганистане: «Если бы я сказал вам, что вы не поедете домой, пока мы не победим, что бы вы сделали иначе?» Сначала они хихикали, думая, что я шучу, но потом поняли, что это не так. С этого момента все становилось очень серьезно. Если они были вынуждены действовать по критерию завершения задания, а не по поглядыванию на часы, отсчитывающие минуты до возвращения домой, потенциал был выше. Они были хорошими солдатами и руководителями, но воспринимали все, как служебную командировку, расклад, редко приводивший к успешному завершению миссии.

После переосмысления вопроса их ответы впечатляли. Самый скорректированный их подход к решению проблемы требовал более долгосрочного рассмотрения. Вы, возможно, ожидаете от них поиска более быстрого решения, чтобы как можно быстрее вернуться домой. Но у них было достаточно опыта, чтобы понимать, что реальные решения требуют долгосрочного планирования, поскольку простые решения иллюзорны. Несмотря на то что я не мог изменить политику ротации кадров, поскольку ушел, я потребовал бы от каждого солдата исполнять его обязанности, опираясь именно на этот образ мышления.

Коммуникация во время визитов никогда не прерывается. Как при небольших групповых встречах с руководителями, так и при «встречах в администрации» с группами большего размера я считал необходимым, чтобы члены командования получали информацию непосредственно от меня. Я часто начинал, вставая перед ними и прося, посмотрев мне в глаза, в течение следующего часа решить, доверяют ли они мне. Я говорил им, что делаю с ними так же. «У вас есть право лично судить о руководителе, который вас представляет, но и у меня есть право судить о вас». Я избегал разговоров свысока и старался понимать и уважать их точку зрения. Это часто было сложно. Солдаты, каждый день воюющие в ужасающих условиях, могут чувствовать, что их руководители находятся далеко от реальности. Не существует магической панацеи от такого вызова, и слова успокоения, не подкрепленные действиями, рождают цинизм. Если же я, выслушав их проблемы и переживания, ничего не могу сделать, то нахожу куда лучшим сказать об этом прямо, нежели притворяться, что могу что-то изменить. Простая честность показывает (и зарабатывает) уважение.

Важно оставаться реалистом. Посещения всегда планируются из лучших побуждений энергичными сотрудниками, планирующими больше мероприятий, чем можно провести. Спешные разговоры на ходу оставляют подчиненных недовольными: если ты задаешь вопросы, выдели достаточно времени на то, чтобы выслушать ответы. И помни, что даже высшие руководители – тоже люди. Делегации из конгресса часто прибывали в Ирак настолько вымотанными долгим перелетом и перегруженными графиками, что они буквально дремали, когда мы пытались объяснить, чем занимаемся. Тяжело узнать что-либо или выразить поддержку подразделению, когда хочется спать.

За мою карьеру я видел, как визиты высшего руководства приводили к непреднамеренным негативным последствиям. Обычно графики были нереально перегружены и корректировались во время визита (некоторые части плана отменялись). При поверхностном рассмотрении это могло показаться необходимым решением, но неизбежно получалось так, что солдатам, потратившим дни на подготовку доклада или демонстрацию умений для визита «большого человека», в последнюю минуту сообщали, что вся их работа была напрасной. Это было не самым хорошим способом поднять боевой дух.

Я рассказал своим сотрудникам о «хвосте динозавра»: когда руководитель дорастает до более высокого уровня, его масса и хвост становятся огромными, но его мозг, как у бронтозавра, остается относительно небольшим. Когда планы меняются и огромное животное поворачивается, его хвост часто бездумно бьет по людям и вещам. Тот факт, что разрушения непреднамеренны, не улучшает ситуацию.

Путь вперед

Управление командой команд – очень трудная задача. Большинство представлений о том, каким должен быть руководитель и что он должен делать, сильно изменились. Героический руководитель, чья профессиональная компетенция и сила воли поколениями доминировали на поле боя и в залах заседаний, был смыт увеличивающейся скоростью, возрастающей сложностью и взаимосвязью. Даже самым успешным из сегодняшних героических руководителей тяжело остаться в седле, поскольку всем становится ясно, что их способность понимать и контролировать – это химера. Нам было необходимо начать руководить иначе.

Создание действительно адаптивной организации и управление ею требует построения, ведения и поддержания гибкой и надежной культуры. Основной ответственностью нового руководителя является поддержание видения полной картины, стремление избежать редукционистского подхода независимо от того, насколько заманчивым может быть микроменеджмент. Возможно, организация продает виджеты, и руководитель начинает считать, что он (или она) любит все, что с ними связано, – проектирование, создание и размещение их на рынке. Это еще не та ситуация, в которой роль руководителя так уж необходима. Главная ответственность руководителя – это ответственность за все.

Слова руководителя имеют вес, но действия значат больше для подкрепления или разрушения команды команд. Вместо использования технологий для наблюдения за производительностью работников на всех уровнях, порадовавших бы Фредерика Тейлора, руководитель должен дать членам команды возможность контролировать его. Руководители должны сделать свою деятельность прозрачнее, и это более необходимо, чем указывать, что и кому делать. Вот он – новый идеал.

Поскольку мир становится все сложнее, важность руководителей будет только расти. Даже качественный скачок в развитии искусственного интеллекта едва ли сможет предоставить тот уровень личной воли, силы духа и сострадания, который могут предложить хорошие руководители. Убедить команды в том, что они должны связаться с другими командами, всегда будет сложно, но это – культура, которую можно посеять и которая при грамотном обслуживании может дать плоды. Для этого и нужен садовник: человек, а иногда и сверхчеловек, руководитель, показывающий желание брать на себя огромную ответственность, остается важнейшей частью жизнеспособной экосистемы.

• Несмотря на то, что мы интуитивно пониманием, как изменился мир, большинство руководителей применяют сильно устаревшие модели и процессы воспитания новых лидеров. Мы часто требуем нереального уровня знаний, которыми должны обладать руководители, и принуждаем их заниматься неэффективными попытками микроменеджмента.

• Соблазн руководителя вести себя как гроссмейстер, контролируя каждый шаг организации, должен уступить место подходу садовника, который обеспечивает условия, а не указывает, что делать.

• Подход садовника к руководству никак нельзя назвать пассивным. Руководитель выступает в качестве того, кто обеспечивает работу по принципу «Наблюдай, но не трогай», создающему и поддерживающему экосистему, в которой функционирует организация.

Часть V
Заглядывая в будущее

Первой обязанностью тех, кто теперь будет управлять обществом, является обучение демократии, чтобы, если возможно, сделать новую жизнь такой, какой она задумывалась, чтобы очистить нравы и контролировать действия, чтобы постепенно заменить понимание политической системы на недостаток опыта, а знание ее настоящих интересов – на слепые инстинкты, чтобы адаптировать правительство под нужды времени и места и чтобы изменять его так, как того требуют люди и обстоятельства.

Алексис де Токвиль

Глава 12
Симметрии

Похороны высокого руководителя АКИ Абу Зара проходили по знакомому сценарию: собрание на улице вроде поминок, а потом – погребение. В конце лета 2005 г. мы наблюдали за этим событием с помощью «Предатора» и восприняли его смерть со смешанными чувствами. Удаление с поля боя настолько эффективного боевика, как Абу Зар, снижало угрозу использования автомобильных СВУ (самодельных взрывных устройств) в Багдаде, но не давало нам возможности допросить его насчет сети АКИ в Багдаде и ее деятельности. Однако факт оставался фактом – он был мертв.

Или мы так думали. 6 января 2006 г. один из наших офицеров по связям сообщил, что иракские военные задержали человека, которым, по их мнению, был Абу Зар, и он был живее всех живых. Похороны были тщательно спланированной уловкой, чтобы сбить нас с его следа. Живой и под нашим контролем, Абу Зар стал сотрудничать с нами в поисках Заркави.

Разведданные, имевшиеся на Заркави за лето и осень 2005 г., отличались друг от друга по объему и точности. Мы отследили слухи, согласно которым он был тяжело ранен и восстанавливался в Сирии, мы слушали его передачи для различных группировок повстанцев в Ираке и даже, надеясь на след, отследили молодую гражданку Ирака, утверждавшую, что она была его последней женой. Однако весной 2006 г. молодой головорез из Зарки был свободен и эффективен как никогда.

Тем не менее я все больше убеждался, что его дни сочтены. Наше понимание его организации и самого Заркави росло с неимоверной скоростью. И, что важнее всего, также росла и эффективность Оперативного подразделения. Наши жалкие возможности в области разведки в 2003 г. очень сильно отличались от той сложной организации, которой мы стали. Несмотря на происшествия вроде атаки на мечеть Аль-Аскари в Самарре в феврале 2006 г., которая привела к урагану насилия со стороны различных сект на территории Ирака, Оперативное подразделение было куда более эффективно, чем ранее, с большими, чем когда-либо прежде, возможностями, чтобы отследить Заркави и уничтожить его сеть.

Один любопытный случай подкрепил мою уверенность в этом. Проведя искусную техническую работу, мы захватили необработанный цифровой видеоматериал для пропагандистского фильма АКИ. Там был Заркави, одетый в свою фирменную черную одежду, он стрелял посреди неопределимой земляной насыпи. Видео изображало наглость, вроде «поймай меня, если сможешь», необходимую для усиления его образа воина-лидера. Однако перед тем как АКИ выпустила смонтированную версию, мы подготовили материалы, оставшиеся за кадром: Заркави, по-дилетантски неуклюже обращающийся с автоматом, один из его приспешников, хватающийся за раскаленную добела бочку с предсказуемым результатом. Что важнее, проведя впечатляющую работу, аналитики из Вашингтона смогли установить, где были отсняты сцены. Наша команда команд теперь могла быстро и эффективно объединять свои навыки.

В начале апреля сержант разведки Уолтер, снабженный информацией от вернувшегося с того света Абу Зара, стал наблюдать за фермой в сельском округе на западе Багдада. После нескольких недель наблюдения он усмотрел признаки собрания АКИ. Его наблюдение за областью, которую он обозначил как указанная зона потенциальной угрозы (Named Area of Interest – NAI) 152, не подчинялось никакому плану или приказу, однако после многих лет, проведенных в Ираке, он интуитивно соединил точки.

Спустя считанные минуты после того, как он увидел то, что показалось ему собранием АКИ, Уолтер передал информацию в Оперативное подразделение и рекомендовал немедленный удар.

Дневная вылазка не была тем решением, которые принимаются легко. Полет по вражеской территории и посадка достаточно близко к цели таким образом, чтобы подозреваемые не смогли сбежать, представляли собой риск для наших сил.

Благодаря тому, что бойцы доверяли профессионализму Уолтера и его инстинктам и, кроме того, сами участвовали в разведке, они практически моментально оценили риск и приняли решение.

GENERAL MOTORS ИЗ ПРАКТИЧЕСКИ БАНКРОТА ПРЕВРАТИЛАСЬ В КОМПАНИЮ, ПОКАЗАВШУЮ ПЯТИКРАТНЫЙ РОСТ ЧИСТЫХ ПРОДАЖ В ПЕРИОД С 1921 ПО 1929 ГГ.

Бойцы нанесли удар в 13.56. В последующей перестрелке были убиты пятеро повстанцев и захвачен арсенал оружия, пояса смерт-ников, а также прочая амуниция. Когда операция еще не была завершена, наблюдение засекло активность на ферме неподалеку. Уолтер и другие аналитики оценили, что это требовало принятия решения так быстро, как это было возможно.

После завершения перестрелки в NAI 152 бойцы изменили план и привлекли вертолеты «Ночной охотник», чтобы проверить предполагаемое собрание людей на соседней ферме, которая теперь называется «Цель Майерс». На получение разрешения от штаб-квартиры Оперативного подразделения времени не было, как не было его и для тренировки, и для письменного приказа на проведение операции. Закаленные в боях команды просто стояли на вертушках, слушали оценку старшего сержанта по радио, составляли план и через несколько минут вылетели к цели. Они приземлились у цели через 2 часа и 15 минут после начала перестрелки в NAI 152. Сбивчивая механика образца 2003 г., казалось, осталась далеко в прошлом.

За второй рейд не было сделано ни единого выстрела, однако были захвачены 12 иракцев. Тревожные признаки стали проявляться мгновенно. Люди, очевидно, не были фермерами, и в стране, где почти у каждого есть телефон, на 12 человек мы нашли всего один. Либо они умышленно не взяли их с собой, либо выкинули в близлежащий канал, услышав звук вертолетов. Этих людей задержали и привели на допрос.

Утверждение на последующей видеоконференции ОУиР заставило меня сделать немедленное заявление: «Это не просто кучка боевиков. Эти ребята совсем другие».

Как и в отчете о разведке на Диком Западе, в котором могло утверждаться, что все «слишком тихо», сообщение несло огромную значимость. Докладчиком был один из наиболее опытных офицеров разведки, ветеран операций против движения повстанцев Абу Сайяфа (сотрудничавшего с Аль-Каидой) на Филиппинах, а также операций в Афганистане и Ираке. Он знал, что было нормальным, так что отличия сразу стали ясны.

Спустя несколько дней наши аналитики опознали нескольких человек как боевиков АКИ среднего уровня. Наши команды также начали прикладывать все усилия к тому, чтобы определить, был ли кто-то из них высшим руководителем или кто-то из них прямо связан с таковым. Они сравнили истории людей, проверив их на несоответствие, и попросили каждого определить, кто из них был наиболее важным^[43]. Ранее такой бесхитростный подход казался нам просто до глупости простым. Однако мы поняли, что «если он глупый, но работает, значит он не может быть глупым».

Изначальные подозрения перескакивали с одного человека на другого, пока мы не обратили свой взор на уверенном в себе мужчине средних лет, которого мы будем звать Аллави. В последующие дни пришлось бы выбирать, за чем смотреть, и надеяться на нашу наблюдательность и удачу. Теперь же, благодаря желанию наших команд объединять ресурсы, мы могли использовать для «постоянной слежки» за разными целями разные летательные средства. В ходе всего процесса мы отмечали связи и составляли план местности для целей, по которым ударили бы после того, как сделали бы все возможное для поимки Заркави.

Дом, к которому направлялся Рахман, находился в деревне Хибхиб. Проезд уходил от основной дороги, пересекал небольшой канал, а затем упирался в дом из камня и бетона, который мог бы стать прекрасным дополнением к большинству жилых районов в Америке. На дороге, усаженной по обочинам деревьями, почти не было машин.

Когда Рахман подъехал к дому, оттуда вышел человек и, поприветствовав его, проводил наставника в дом. Затем человек вышел снова и прошел по проезду к дороге. Он был одет во все черное, и его взгляд выражал умение овладевать вниманием людей. В конце проезда он посмотрел налево, потом направо, а затем повернулся, чтобы вернуться в дом. Абу Мусаб аз-Заркави.

Мы говорили об этом моменте в течение двух с половиной лет, однако время, когда нужно принимать решение, никогда не бывает таким четким и чистым, как можно его представить. То, что его нужно брать, не обсуждалось, вопрос был в том – как. Подразделение, контролировавшее операции в Ираке, находилось примерно в 30 футах от меня в нашей штаб-квартире в Баладе. Я недолго поговорил с их командиром, прежде чем он подтвердил, что уверен в том, что тем человеком был Заркави, и сказал, что намерен нанести удар.

Он отправил туда отряд из Багдада, а в качестве поддержки у него были F-16, готовые сбросить бомбы. Он не спрашивал разрешения, а я не просил его об этом. Я понял, что самым важным фактором является доверие. Отклонение от методики, которую мы с таким трудом выработали (даже когда риски были высоки), было бы ошибкой.

Как и всегда, все пошло не по плану.

Отряд из Багдада задержался из-за проблем с обслуживанием вертолета. У нас было очень ограниченное время для нанесения удара. За домом раскинулась пальмовая роща. Отследить кого-то, кто умудрился бы сбежать через эту рощу, особенно при наступлении темноты, потребовало бы привлечения сотен солдат и большей удачи, чем то, на что мы могли рассчитывать.

Командир приступил к плану Б (F-16), но один из самолетов был на дозаправке. Утекали драгоценные минуты.

Наконец второй F-16 вылетел к цели. После сводящей челюсти задержки в несколько минут самолет сбросил бомбы.

Мы наблюдали за тем, как бетонно-каменный дом, внутри которого был человек, управлявший разнузданным террором АКИ, исчезал в облаке дыма.

Когда спустя примерно 28 минут после бомбардировки высадившиеся бойцы прибыли к месту цели, они застали там местную иракскую полицию вместе со скорой. Заркави лежал на носилках все еще живой. Американский медик, осознавший огромную ценность живого Заркави, взятого в плен, сделал все возможное, чтобы спасти ему жизнь. Однако Заркави умер через 24 минуты от внутренних повреждений.

Тело Заркави было привезено в Балад. На теле, лежавшем на коврике на бетонном полу, не было никаких внешних увечий, оно выглядело абсолютно так же, как на фотографиях Заркави. Чтобы избежать возможности ошибки, мы направили в ФБР в Соединенных Штатах отпечатки пальцев и с нетерпением ждали подтверждения личности, прежде чем какое-либо руководство могло объявить о начале операции.

Пока ждали, мы собрали разведданные по целям, которые определили во время погони. Мы также провели межконтинентальную прощальную вечеринку для адмирала Билла Макрейвена, «морского котика», который был ключевым элементом командования в течение почти трех лет (позже он стал командовать Оперативным подразделением, а затем – Главным управлением войск специального назначения Министерства обороны США). Той ночью над ним по-доброму подтрунивали люди, которые восхищались им. Мы провели эту вечеринку в цифровом формате, Билл и его жена Джорджиан собрались в Форт-Брэгге вместе с коллегами и их семьями, а мои сотрудники находились в Баладе, еще один заместитель командующего – в Афганистане, а также другие члены командования со всего региона присутствовали на вечеринке посредством видеоконференции. Мы шутили, рассказывали истории и дарили Биллу подарки. Для непосвященного это сборище могло бы показаться странным, но к июню 2006 г. наша распространенная сеть уже воспринималась нормально. Мы стали новой командой новой эры.

Во время праздника вошел офицер штаба и прошептал мне что-то на ухо. Моя жена Энни позже рассказала, что смотрела на мою реакцию на экране и, не зная о предстоящей операции, поняла, что произошло что-то важное, и она молилась, чтобы больше не было погибших. Их и не было. Мы просто получили подтверждение о том, что Абу Мусаб аз-Заркави мертв.

Теперь в работу включились наши оперативники по всему Ираку. В тот вечер они наносили удары по целям настолько быстро, насколько это было возможно, включая 14 только в Багдаде, надеясь поразить их все до того, как вести о гибели Заркави заставят боевиков АКИ двигаться. Ранее мы отложили эти удары, думая, что они могут привести к тому, что Заркави исчезнет. Такие одновременные удары обладали потенциалом к введению в шоковое состояние сети АКИ, и на каждой цели мы собирали больше разведданных, определяли большее количество связей и готовились сохранять давление.

В тот момент операция против Заркави казалась самым значимым делом в нашей жизни, и, возможно, так оно тогда и было. Процессы, отношения и доверие, подкреплявшие те сложные действия, сейчас являются теми обстоятельствами, которые мы по большей части уже считали данностью. Мы пользовались ими постоянно, как будто это было в порядке вещей. Однако внутри большинство из нас знали, чего стоило сделать это нормой.

Бар Star Wars

Организация, провернувшая это, очень сильно отличалась от той, что не смогла предотвратить взрыв на водоочистительной станции в сентябре 2004 г. Управляемые необходимостью быть наравне с быстрым врагом и выживать в сложной среде, мы стали приспосабливаться. Были внедрены полная прозрачность и очень высокий уровень децентрализации полномочий для принятия решений.

Делая таким образом, мы добились создания структуры, не имевшей ничего общего со структурой любого подразделения Армии США. Мы убрали четкие прямые линии и углы традиционной организационной структуры по принципу МЕСЕ. Теперь мы были хаотичны и органичны, нашу организацию поддерживали перекрестные доверительные и коммуникативные связи, которые целые поколения руководителей сочли бы неэффективными и ненужными.

К 2007 г. Оперативное подразделение стало выигрывать войну против АКИ^[44]. Наше мышление стало более эффективным, а исполнение – более быстрым. Мы учились и адаптировались быстрее врага, и наконец-то смогли уничтожать их быстрее, чем они были в состоянии восстановиться. Мы каждую ночь наносили удары по целям, а еще стали наносить удары днем. Мы не смогли бы делать этого без выдающихся ресурсов разведки и доверия между бойцами и аналитиками, которое было внедрено с помощью нашей сети.

Несколькими годами ранее пленные могли самодовольно пренебречь нашим ограниченным пониманием их организации. Теперь они восхищались нами, спрашивая офицеров, проводивших допрос: «Как вы это делаете? Откуда вы могли это знать?» Ответ был не в какой-то секретной сокровищнице с данными по АКИ, на которую мы случайно наткнулись, и не в технологическом прорыве в области наблюдения.

Это было именно то, в чем АКИ нас когда-то обходила, – революция в бытовом искусстве управления.

Нашапроизводительность была естественным следствием взаимосвязанной нейронной сети, которой стало наше подразделение. Заходя в SAR, когда-то бывшей местом соблюдения строгой иерархии, посетитель видел многолюдное собрание экспертов со всего нашего подразделения и разведки. Аналитик мог сидеть рядом с бойцом, который, в свою очередь, сидел рядом с кем-то, прибывшим по обмену из одного из наших партнерских агентств, и вместе они могли собирать информацию из Багдада, Кабула и Вашингтона. В итоге мы дали этой комнате название «Бар Star Wars» из-за разношерстной группы инопланетян, населявших внеземные питейные заведения у Джорджа Лукаса.

Несмотря на то, что уничтожение Заркави представляло собой переломный момент в нашей войне с АКИ, это была лишь небольшая деталь пазла. На самом деле децентрализация власти, примененная в АКИ (которую мы по-своему переняли), означала, что «обезглавливание» не было решением проблемы. Нашей главной стратегией было уничтожение среднего уровня организации, который имел самые крепкие связи. Настолько способная к регенерации и гибкая организация, как АКИ, не могла иметь лишь одну слабую точку, и именно поэтому было важно бить по ней точно и бескомпромиссно.

АКИ была адаптивна. Однако смерть Заркави была главной победой над духом. На длинных дистанциях мы были сильнее. Мы стали не хорошо смазанной машиной, а адаптивным, сложным организмом, который постоянно извивался, поворачивался и учился побеждать изменчивого противника.

В 1835 г. Алексис де Токвилль опубликовал первый из двух томов того, что сейчас называется одним из основных текстов политологии, – «Демократия в Америке». Он только что вернулся в родную Францию из десятимесячного путешествия в США – тогда примитивную глухую страну с маленькой экономикой, главным же, что связывало ее с Европой, была знаменитая Война за независимость, случившаяся 50 годами ранее. Однако Токвилль смотрел на Америку и видел будущее. Когда в Европе началась волна революций, при которых свергались монархии и страны становились республиками и демократиями, он обратил свой взор на Соединенные Штаты в качестве примера того, как сделать это правильно. Посещая шумные города на востоке и исследуя девственную природу Среднего Запада, Токвилль был поражен «практически полным равенством условий» в Америке. Он был ошеломлен высоким уровнем участия граждан в добровольных объединениях, написав, что «ни в одной стране мира не удалось настолько же успешно применить или использовать принцип ассоциации для достижения целого ряда целей, как в Америке».

Токвилль также развернуто описал, в чем он видел слабые места Америки. Несмотря на то что люди как тогда, так и сейчас больше стремятся считать основным принципом демократии свои расширенные политические права и свободы, не только это является предпосылкой возникновения успешной демократии: наделение людей полномочиями может эффективно работать только тогда, когда у них есть необходимый контекст для принятия хороших решений. Токвилль подчеркнул это, заметив, что «в Соединенных Штатах обучение людей вносит огромный вклад в поддержку демократической республики».

Политолог Брайан Данофф говорит, что Токвилль воспринимал руководителей как «граждан демократической республики, задача которых – обучать и распространять свое видение свободы с чувством цели, осознанием того, “для чего нужна свобода”». Данное критическое замечание к прогнозам Токвилля относительно успеха американской демократии попадает в точку в вопросе о том, что заставляет демократию работать: политическая структура, в которой полномочия для принятия решений в какой-то степени делегированы тем, кто голосует, а не сосредоточены в руках монархического или олигархического ядра для нормального функционирования. Это требует высокого уровня осведомленности людей о том, что происходит в политической жизни. Если люди не имеют достаточного уровня знаний для принятия взвешенных решений на избирательных участках, система обратной связи, на которой основана демократия, не будет работать. Уровень распространения демократических правительств по всему миру за последние два столетия может говорить о том, что простой акт демократической децентрализации – это и есть рецепт успеха. Но, как говорит Токвилль, человек не может сделать хороший выбор, не имея достаточного контекста: такая демократическая страна, как Америка, могла остаться свободной только с «соответствующим уровнем образования». Другими словами, система требует создания распределенного сознания, прежде чем можно будет получать выгоду от уполномоченного исполнения.

Токвилль осознал, что наделение полномочиями без контекста ведет к разрушению. При прочих равных, если традиционная иерархическая организация просто спустит полномочия вниз – это будет крайне рискованно (вспоминается кризис 2008 г., который начался по большей части из-за молодых финансовых экспертов, у которых была относительная свобода действий и практически не было руководства). Организация должна давать своим людям полномочия, но только после того, как будет проведена тяжелая работа по созданию распределенного сознания. Это намного сложнее, если вы пытаетесь достичь чего-то конструктивного: АКИ могло распределять полномочия с относительно небольшой степенью распределенности сознания, поскольку их основной целью было разрушение, а точность и координация не всегда были важны. Однако для большинства человеческих начинаний, пытающихся адаптироваться к сложной среде (все, начиная с управления цепью поставок и распространения помощи до маркетинга и государственного управления), создать что-то конструктивное необходимо для их миссии. Уполномоченное управление без распределенного сознания – это опасно.

ОПЕРАЦИЯ В ОДНОЙ ЧАСТИ СТРАНЫ ВНЕЗАПНО МОГЛА ПРИВЕСТИ К РЕАКЦИИ НА ДРУГОМ КОНЦЕ СТРАНЫ ИЗ ЯЧЕЙКИ, О СУЩЕСТВОВАНИИ КОТОРОЙ МЫ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ.

Как мы уже поняли, распределенное сознание само по себе является мощным инструментом, но его недостаточно. Полная осведомленность и усиление взаимодействия создадут чувство цели, что приведет к образованию более сплоченного коллектива, однако не раскроет всего потенциала организации. Поддержание данной системы в течение долгого времени без децентрализации власти и какой-либо работы по усилению морального духа будет бессмысленно, поскольку люди будут расстроены своей неспособностью действовать в соответствии с новой информацией. Как наделение полномочиями не работает без распространения информации, так и распространение информации не может работать без наделения полномочиями.

Распределенное сознание – это набор централизованных встреч, позволяющих людям собраться вместе. Уполномоченное исполнение же – это полностью децентрализованная система наделения полномочиями нижних уровней организации. Сделав эти процессы сердцем нашей трансформации, мы стали единым, сплоченным подразделением, обладавшим большей гибкостью, чем мог позволить ее размер. В отличие от пунктов чек-листа МЕСЕ, ни один из этих процессов не мог быть внедрен отдельно. Они могут повлиять на организацию только в том случае, если использовать их вместе. Как и с членами команды, сложными компонентами системы и другими механизмами, о которых мы говорили в данной книге, объединение распределенного сознания и уполномоченного исполнения значат больше суммы их частей.

Скорость и взаимосвязь современной среды создавали сложность. Объединение распределенного сознания и уполномоченного исполнения создает адаптивную организацию, способную реагировать на комплексные проблемы.

Соотношение между контекстом и полномочиями настолько же старо, насколько интуитивно, но обычно оно направлялось улучшением качества информации, предоставляемой высшему руководству, что приводило к улучшению управленческих компетенций (применение этого Токвиллем к распространенному управлению в демократии является историческим исключением).

Мы изменили это направление. Мы использовали распределенное сознание для выкачивания информации, распределения полномочий среди людей на всех уровнях организации, а также иначе определили роль руководителя («садовник»). То, что мы сделали, было невозможно еще 20, 10, а может, и 5 лет назад (для нашего подхода были также важны использованные нами информационные технологии), и в этом не было необходимости. Сегодня же такая необходимость есть.

Мир без знаков «СТОП»

Этот новый мир – неуправляемый водоворот, в котором придется расти моей внучке Эммилу, – настолько же захватывающий, насколько и пугающий. Человеческое общение (не только в контексте управления) меняется очень сильно.

Компьютерная симуляция будущего автомобильного трафика от Университета Техаса в Остине предлагает идеальное отражение данных изменений. Программа показывает, как будет выглядеть перекресток четырех дорог в городском ландшафте, в котором самоуправляемые автомобили будут иметь возможность передавать друг другу информацию в реальном времени. И когда смотришь на это, чувствуешь, что здесь что-то не так. Перекресток огромен (десятиполосное шоссе, пересекающее еще одно десятиполосное шоссе), но на нем нет светофоров, знаков «Стоп», и кажется, царит беспорядок. Машины в большинстве своем не толпятся на своем пути следования в ожидании своей очереди, чтобы пересечь перекресток. Вместо этого они энергично едут во всех четырех направлениях одна за другой на полной скорости, постоянно находясь в считанных футах от страшного удара в бок. Перекресток никогда не пустует, и ни одна машина не останавливается. Не видно и следа замедления. Их траектории координации друг с другом можно предугадать задолго до того, как они доедут до перекрестка, и здесь не нужно замедляться и потом начинать двигаться, что было бы характерно для поведения человека в тех же условиях. Это похоже на смертельную ловушку, но беспилотные автомобили должны значительно сократить число ДТП со смертельным исходом. Профессор Университета Техаса Питер Стоун, один из руководителей проекта, отмечает, что 25 % аварий и 33 % от 33 тыс. смертей в автокатастрофах, происходящих на территории США каждый год, случаются на перекрестках, а 95 % из них происходят из-за «человеческого фактора». Ранние исследования показывают, что самоуправляемые автомобили смогли бы сократить количество смертей на 10 тыс.

Она выглядит неестественно, поскольку глубоко внутри мы имеем представление о том, как должно выглядеть дорожное движение, а также как оно регулируется механическим ритмом остановок, начала движения и поворотов. В отличие от этих удовлетворяющих нас механистичных действий, изменчивый хаос в симуляции кажется нам опасным беспорядком. Психологи и теоретики организации называют данные эвристические установки относительно того, как работает мир, «ментальными моделями». Ментальные модели могут быть очень полезны: они могут дать нам легкие пути и предостеречь от изобретения колеса. Как было со вкусом описано в The Onion: «Стереотипы – настоящий спаситель времени».

Компьютерная симуляция, показывающая, каким образом движение на перекрестке может измениться в будущем благодаря беспилотным автомобилям в год, сделав перемещения быстрее и удобнее. Однако, несмотря на всю статистику и исследования, симуляцию от Университета Техаса все еще нельзя назвать правильной.

Проблемы появляются, когда эти модели больше не отражают реальность и мешают креативному мышлению. Нам необходимо признать, что ментальные модели не являются реальностью, это лишь представление о реальности, и существует практически бесконечное количество одинаково обоснованных представлений, почти все из которых закрывают на что-то глаза в угоду упрощению. Карта метро Вашингтона не более верна, чем топографическая карта, но первая бесполезна для прогулок по городу, а последняя – для того чтобы попасть на поезд. Тем не менее нам необходимо избегать соблазна перепутать карту с местностью, поверить, что линии метро являются единственно верным представлением города, а светофоры и знаки «Стоп» – уникальным способом управления дорожным движением. Говоря словами Альберта Эйнштейна, «наши теории определяют то, что мы пытаемся измерить». Когда мы побуждаем людей думать «за рамками», то обычно просим их отказаться от ментальных моделей.

В случае с дорожным движением, наша ментальная модель – одна в семействе моделей того, как должен выглядеть мир вокруг нас, большинство из которых механистичны, с четкими правилами и границами, а также категориями, которые можно рассмотреть невооруженным глазом. Стандарты, нормы и порядок действий – это то, к чему мы привыкли. Это эффективно, а это действенно. Вещи не должны выглядеть, как беспорядок, который организуется сам по себе. И за последнее столетие эти модели сослужили нам хорошую службу.

Скорее всего, в будущие десятилетия мы будем видеть все больше и больше решений, близких к «хаотичному беспорядку». Нам нужно будет решать сложные проблемы остроумными, оперативными, эффективными и адаптивными способами. Нам будут необходимы системы, которые смогут делать то, что не под силу воплотить в жизнь даже самому талантливому дизайнеру, – вещи, оказавшиеся далеко за гранью возможностей отдельного планировщика, нужно понимать и контролировать так же, как сложную структуру муравейника, находящуюся за гранью возможностей для отдельного муравья с его мозгом с 250 тыс. нейронов.

Энн Мюррей Аллен, бывшая глава отдела высоких технологий и стратегии в одном из наиболее прибыльных подразделений компании Hewlett-Packard, и исследователь социальных сетей из Университета Орегона Деннис Сэндоу объединились для проведения исследований в области анализа социальных сетей. Подвергая сомнению свое исследование, они писали: «Как философия естественных наук доминировала в индустриальном веке, так и философия биологических наук начинает доминировать в эре знаний. Философия рассматривает знания, людей и организации как живые системы… [Что представляет собой переход от] 1) концентрации внимания на составных частях к концентрации на целом; 2) концентрации на категоризации к концентрации на интеграции».

Поскольку организации (армии, школы, правительства, корпорации) необходимы для решения самых больших проблем, с которыми мы сталкиваемся, а управление ими делает их эффективными либо неэффективными, руководство определяет качество мира, в котором мы живем. Руководство позволяло силе производства расти, отправляло людей на Луну, спасало жизни раненых и больных, а также выигрывало и проигрывало войны. А теперь нам нужны системы которые могли бы устранять сложные системные угрозы климатических изменений, неустойчивости потока помощи развивающимся странам и сетевого терроризма. Это является одним из основных факторов для руководства, сдерживающих поиск новых путей развития человечества, и, поскольку необходимо решать все более и более сложные проблемы, нам будут необходимы системы управления, которые, как система дорожного движения от Университета Техаса, могут подстраиваться и адаптироваться в реальном времени и не будут ограничены недействительными ментальными моделями прошлых лет.

Поскольку сложность нашего мира растет, даже самые обычные начинания становятся непредсказуемыми, и мы можем извлекать из них урок, находясь в авангарде. В 1960-х гг. NASA была исключением из правил, но сегодня такая схема управления и есть правило, и только лишь небольшое количество предприятий не почувствовали на себе, что такое сложность. Цепи поставок, когда-то надежные сборочные линии теперь распространены по всему миру и подвержены постоянному нелинейному разрушению (все, от голода в Замбии до вспышки какого-либо заболевания в Китае и шторма посреди Тихого океана, может повлиять на доставку продукции, упакованной в Соединенных Штатах. Американская компания, специализирующаяся на уходе за газонами, обратилась за помощью в CrossLead, поскольку ее организационная структура не выдерживала реалий мировой экономики, сложной цепи поставки и слишком разветвленной системы отношений с поставщиками, участниками рынка и потребителями. Другой клиент (большая технологическая компания) пыталась объединить мощности на разных континентах после того, как шторм в Таиланде уничтожил завод, где производился их ведущий продукт.

В силу необходимости АКИ изобрела новое решение относительно повышения своей эффективности соврешенно в иной среде, как сделали и мы, и как рано или поздно сделают все остальные. Панацеи для организаций не существует (детали всегда будут отличаться в зависимости от людей, места и целей), но мы верим, что наша модель является хорошим прототипом.

В итоге всем нам необходимо поверить в удачу и нырнуть в водоворот. Нашим пунктом назначения выступает будущее, форма которого может оказаться неприятной, но которое имеет такую красоту и потенциал, как и прямые углы и линии предыдущего века – века редукционизма: это будущее примет форму органических сетей, гибкого планирования, контролируемого заполнения – мира без знаков «Стоп».

В 1880-е гг. Тейлор внимательно рассмотрел новую эру технологий со стороны перспектив ее развития и увидел, что сдерживающим фактором будет организация с человеческим поведением. Потенциальный прирост продуктивности, который сулила индустриализация, ограничивался непоследовательными локальными практиками.

Он отбросил ремесленническую модель, которая прекрасно работала на протяжении столетий, и вместо нее ввел доктрину воспроизводимой редукционистской эффективности, чьи следы все еще пронизывают организации.

В 2003 г. мы адаптировались к реальности, в которой технологический прогресс погубил нашу управленческую доктрину. Мы использовали редукционистскую парадигму, прекрасно работавшую со времен Тейлора, однако столкнулись с новой волной технологий, определяемых сетями связи (Интернет, распространение мобильных телефонов и рост популярности социальных сетей), сила которых в стихийных нелинейных поведенческих схемах, а не в сумме их переплетений. Данная технология привела к возникновению сложных проблем (их можно было бы назвать вызовами), которые, согласно наблюдениям Уоррена Уивера, сделанным 70 лет назад, не поддаются редукционистскому анализу.

Как и Тейлор, мы обнаружили, что те же технологии, которые породили данные вызовы, порождают и решения. Во времена Тейлора распространение механизации предоставило возможность внедрения воспроизводимых процедур в требуемом масштабе. В наше же время свободный поток данных дал нам доступ к новым граням командной работы и перестановочного сотрудничества. В 2003 г. наши организационные нормы относительно информации (и, следовательно, полномочий для принятия решений) происходили из технологических реалий прошлого: в большей части человеческой истории копирование и передача информации были затратными. За последние 20 лет затраты на копирование, распространение, передачу информации и управление ею упали практически до нуля. Это позволило нам делиться информацией по-новому и, как следствие, давать людям полномочия нового уровня.

В СТАТЬЕ ДЖЕЯ КОНДЖЕРА И РАБИНДРА КАНУНГО «ПРОЦЕСС НАДЕЛЕНИЯ ПОЛНОМОЧИЯМИ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ИНТЕГРАЦИИ» (1988) УТВЕРЖДАЕТСЯ, ЧТО УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ СОТРУДНИКА РАСТЕТ, ЕСЛИ НАДЕЛИТЬ ЕГО ПОЛНОМОЧИЯМИ.

Существовала даже хорошая историческая симметрия концептуальной эстетики нашей организации: подобно организации Тейлора, она визуально отражала современные технологии. Если Тейлор создавал упорядоченные, машиноподобные организационные формы для извлечения максимальной прибыли из методично работающих на его фабриках машин, то наша сеть больше походила на вьющуюся и постоянно изменяющуюся структуру Всемирной паутины. Если структуры управления Тейлора были сконцентрированы на входе и выходе и больше напоминали физический конвейер, то наша структура основывалась на экосистеме распространения информации, схожей с краудсорсинговыми решениями, такими как страницы вроде Википедии, которые содержат огромные объемы информации, доступные всем пользователям, и дают людям возможность менять систему.

Как и научный менеджмент, совместивший точку зрения Смита на эффективность с новой технологической эрой для создания иного типа организации, мы поняли, что наша доктрина, используя идеалы демократического сотрудничества, вылилась в создание современного вида вооруженных сил – Оперативного подразделения информационного века.

В Оперативном подразделении все еще существуют звания и каждый член все еще принадлежит к определенной команде и подподгруппе, но все мы понимаем, что теперь стали частью сети. Когда мы визуализировали наше подразделение на досках, оно приняло форму паутин и узлов, а не рядов и подразделений. Структура, которая за годы до этого насмехалась над нами с досок из-за того, что нам не удалось предотвратить гибель мужчин, женщин и детей в таких тер-актах, как взрыв на водоочистительной станции в Эль-Амеле, как бункеры Саддама, изменила свое предназначение и стала нашим домом.

Чтобы уничтожить сеть, нам нужно было стать сетью. Так мы и стали командой команд.

• Когда наше Оперативное подразделение изменило себя, наши скорость и точность возросли неимоверно. Это не было триумфом тонкой перестройки его в гиперэффективную машину. Оно стало более прозрачной и органичной организацией.

• Технологии стали как причиной проблем, так и инструментом для достижения успеха. Однако это было изменение культуры организации, позволившее Оперативному подразделению правильно применять имеющиеся технологии.

• В сущности, переход Оперативного подразделения к адаптивности заложил основу для гармонии, подобной гармонии инь-янь, между распределенным сознанием, которое удалось создать благодаря проведению строгих, централизованных собраний для улучшения коммуникации и доведения прозрачности до абсолюта, и уполномоченным исполнением, включавшим в себя децентрализацию управленческих полномочий. Вместе эти два фактора давали нашему Оперативному подразделению энергию, и ни один из этих факторов не работал бы отдельно от другого.

• Наше изменение является отражением нового поколения ментальных моделей, которые мы должны принять, чтобы соответствовать реалиям XXI в. Если у нас получится принять эти изменения, мы сможем раскрыть огромный потенциал развития человечества.

Благодарности

Для создания книги необходимы организованность, дисциплина и огромное терпение. Совместное написание книги четырьмя авторами требует еще большей координации, сдержанности и редактуры, несмотря на то, что позволяет дополнительно использовать различные мнения и точки зрения для создания уникального продукта. Настоящая книга является истинным результатом совместной работы в качестве «команды команд» по описанию прошлого опыта всех авторов, анализа и исследования историй других людей и визуализации того, каким могло бы быть будущее.

Для достижения связности повествования мы обратились к профессионалам, коллегам и друзьям за их мудростью и советом. Наши коллеги в CrossLead очень помогли нам как в придании формы нашему рассказу, созданному и постоянно уточняющемуся в течение прошедших четырех лет бизнеса, так и в редактировании данной попытки представить информацию, которой они с нами делились, на бумаге. Брук Ньюман оказал огромную помощь с логистикой и рекламой в момент выхода книги. Команда в Portfolio/Penguin (ее курирует Эдриан Закхайм, а управляет ею Брайа Сэндфорд) стала для нас доверенным партнером, оказывающим нам поддержку, дарящим терпение и подбадривающим нас в этом долгом процессе.

Мы не смогли бы написать эту книгу без обращения к исследованиям и великим работам многих авторов в различных областях наук. Доктора Мэттью Карти и И. Дж. Катерсон из Женской больницы Бригхэма в Бостоне, Говард МакКарди из Американского университета, а также Престон Клайн из Университета Пенсильвании дали ценную обратную связь и информацию, которая повлияла на основное содержание книги.

Огромную благодарность хочется выразить бесчисленному множеству людей, читавших бесконечные черновики и предоставлявших неоценимую обратную связь как на ранних, так и поздних стадиях написания и интенсивного редактирования. Фил Каплан сделал ценное глубокое исследование, а Майкл Истман дал полезные советы относительно структуры и содержания книги. Несмотря на то, что мы не смогли поблагодарить каждого человека, участвовавшего в проекте, такие люди, как Майк Холл, Майк Флинн, Коулман Руиз, Барри Сандерс, Стивен Спир, Джоуэл Петерсон, Том Фридман, Лиа Карпентер, Льюис Ким, Дик Шульц, Лэйси Хеберт, Мелани Харрис и Джонатан Соу, снабдили рукопись полезными комментариями и внесли необходимые правки в ранние черновики рукописи.

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО МЫ ИНТУИТИВНО ПОНИМАНИЕМ, КАК ИЗМЕНИЛСЯ МИР, БОЛЬШИНСТВО РУКОВОДИТЕЛЕЙ ПРИМЕНЯЮТ СИЛЬНО УСТАРЕВШИЕ МОДЕЛИ И ПРОЦЕССЫ ВОСПИТАНИЯ НОВЫХ ЛИДЕРОВ.

Огромное спасибо Сьюзан Толлман, прочитавшей все черновики и дававшей советы по время редактирования.

А также огромное спасибо Джессике Крейг, чья проверка сведений в Чикагском стилистическим справочнике и терпение при работе с ним, а также глубокое исследование и обратная связь поддерживали наш процесс.

Личное примечание от генерала МакКристала. Я встретил Тедди Коллинса, когда тот был студентом в Йеле и ходил ко мне на курс управления. Он сразу же показался мне необычным, гениальным человеком. Мы продолжили наше общение и после университета, а когда пришло время начать обдумывать мой следующий книжный проект, Тедди стал единственным человеком, который точно мог взять на себя главную роль в написании данной книги. Тедди стал силой притяжения для всех идей, исследований, всего опыта и всех нужных нам людей и мастерски сплел все наши мысли в прекрасно написанный и последовательный рассказ. Я не могу выразить то, как горжусь тем, что создано совместными усилиями всех наших соавторов.

Примечания

на острове Фарос. Гомер. Одиссея / пер. Роберта Фэйглса. Нью-Йорк: Penguin, 1996. С. 135.

Идофея рассказала ему. Гомер. Одиссея. С. 136.

переоделись в тюленьи шкуры. Гомер. Одиссея. С. 138.

«древом густовершинным». Гомер. Одиссея. С. 138–139.

Тридцать пять детей. Описанные события основаны на реальном террористическом акте, произошедшем в Эль Амеле, в Багдаде, 30 сентября 2004 г. Поскольку узнать некоторые детали операции не представляется возможным, все предоставленные подробности являются общим видением того, как работала Аль-Каида на протяжении войны в Ираке. Отдельные фактические элементы истории восстановлены из статьи Борзу Дарагахи «35 маленьких тел – это ужас: Кровавая расправа со взрывом автомобильной бомбы срывает церемонию» // San Francisco Chronicle. 2004. 1 октября; http://www.sfgate.com/news/article/35-small-bodies-add-up-to-horror-Car-bomb-2690397.php.

Для Аль-Каиды в Ираке. Associated Press. Главные атаки Заркави. // Guardian. 2006. 8 июня; http://www.theguardian.com/world/2006 /jun/09/iraq.mainsection.

в возрасте 33 лет вышел из тюрьмы [Суваки]. Бризар Жан-Клод. Заркави: Новое лицо Аль-Каиды. Cambridge, UK: Polity Press, 2005. С. 58–59.

известную своим салафитским уклоном. Джэбер Хэла. Извращенная любовь // Sunday Times. 2005. 31 июля.

смыть татуировки. Стек К. Меган. Заркави выбрал знакомый путь к терроризму // Los Angeles Times. 2004. 2 июля.

тренировочный лагерь в Херате. Стек. Заркави выбрал знакомый путь.

в отеле «Канал»[в Багдаде]. Гаттас Ким. Смешанные чувства относительно роли ООН в Ираке // BBC News. 2007. 11 августа; http://news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east /6941560.stm.

для атаки на штаб-квартиру Международного Красного Креста. Филкинс Декстер, Беренсон Алекс. Битва за Ирак: Мятеж; террористы-смертники в Багдаде убили по меньшей мере 34 человека // New York Times. 2003. 28 октября; http://www.nytimes.com/2003/10/28/world/the-struggle-for-iraq-insurgency-suicide-bombers-in -baghdad-kill-at-least-34.html.

К декабрю. Согласно Государственному департаменту США, в 2004 г. в Ираке произошло 198 «значительных» происшествий, связанных с террористами, по сравнению с общемировым количеством в 175 инцидентов в 2003 г., 22 из которых произошли в Ираке.

число террористических атак только в Ираке стало больше. Глассер Сьюзан. Американская статистика говорит о резком мировом росте террористической угрозы (US Figures Show Sharp Global Rise in Terrorism) // Washington Post. 2005. 26 апреля; http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2005/04/26/AR200504260 1623.html.

Статистика по мировой угрозе терроризма была очень противоречивой, и Государственный департамент был вынужден аннулировать свой ежегодный Отчет о паттернах мирового терроризма за 2003 г., отметив, что в их изначальном отчете количество инцидентов сильно преуменьшено. Проблема очень быстро приобрела политическую окраску, когда демократы обвинили администрацию Буша в манипуляции цифрами в целях преувеличения успехов в сдерживании мирового терроризма. Как следствие, Комиссия по инциденту 11 сентября в июле 2004 г. порекомендовала создать Национальный антитеррористический центр (NCTC) для проведения стандартизированного анализа уровня мирового терроризма. В 2005 г. Отчет Госдепартамента о паттернах мирового терроризма был переименован в Государственный отчет по терроризму, который не включал статистическую классификацию террористических атак. Однако в последующие отчеты NCTC входила статистика, на которую мы ссылались.

8300. Маззетти Марк. Согласно отчету, число атак повстанцев на граждан Ирака выросло (Insurgent Attacks on Iraqis Soared, Report Says) // New York Times. 2006. 29 апреля; http://www.nytimes.com/2006/04 /29/world/middleeast/29terror.html?_r=0.

треть всех террористических атак. Маззетти. Атаки повстанцев.

более тысячи жителей Ирака умирали. Из 20 тыс. погибших от атак террористов по всему миру 65 % были убиты в Ираке (13 тыс. человек). Национальный антитеррористический центр. Отчет об инцидентах, связанных с терроризмом, за 2006 г. 30 апреля 2007 г.; http://www.fbi.gov/stats-services/publications/terror_06.pdf.

20 %. Международный валютный фонд (МВФ). Ирак: Макроэкономическая оценка (Вашингтон: Международный валютный фонд, 2003). Р. 3; https://www.imf.org/external/np/oth/102103.pdf.

менее 2 %. Отчет МВФ по Макроэкономической оценке Ирака, в котором был подсчитан ВВП на душу населения за 2003 г., составивший 449 долларов США. Мировой банк подсчитал ВВП на душу населения США, который составил 39 682 доллара США (Мировой банк не имел данных по Ираку в данный период времени). Мировой банк. Индикаторы мирового развития – ВВП на душу населения. Вашингтон: Мировой банк, 2013; http://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.CD?page=2.

«бедственные». ООН. «Согласно отчету ООН, повседневные условия жизни в Ираке – бедственные». Пресс-центр ООН, 12 мая 2005 г.; http://www.un.org/apps /news/story.asp?NewsID=14255#.UieEumRxtX9.

дефицит электричества. Иракцы, живущие в Багдаде, расходовали от 16 до 24 часов электричества в день до вторжения. К маю 2003 г. этот показатель упал до уровня в 4–6 часов в день. О’Хэнлон Майкл, Кемпбэлл Джейсон. Индекс Ирака: Отслеживание переменных восстановления и безопасности в Ираке после Саддама. Брукингский институт, 13 октября 2009 г.; http://www.brookings.edu/~/media/centers/saban/iraq%20index/index20091013.pdf.

обработка воды. ООН. Повседневная жизнь.

уровню экстремизма… Заркави. Наиболее противоречивой частью стратегии Заркави является необузданное уничтожение шиитов. Райт Лоуренс. Общий замысел // New Yorker. 2006. 11 сентября.

приносит Байа (клятву верности). Данное сообщение было опубликовано 17 октября 2004 г. Пул Джеффри. Клятва верности Заркави Аль-Каиде // Terrorism Monitor. 2004. 16 декабря.

«каждый в этой сети – номер три». Цитата Джона Арквиллы в статье Эндрю Золи «Гибкость: Почему они оправляются». Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2012. С. 66.

15 млн альбомов. Гринбург Зак. Джастин Бибер – предприниматель // Forbes. 2012. 16 мая; http://www.forbes.com/sites/zackomalleygreenburg /2012/05/16/justin-bieber-venture-capitalist-the-forbes-cover-story/.

200 млн долларов. «Чистая стоимость активов Джастина Бибера». Чистая стоимость активов звезд. Доступ 28 июля 2014 г.; http://www.celebritynetworth.com/richest-celebrities/singers /justin-bieber-net-worth/.

пять с половиной футов. Николсон Адам. Поймать огонь: Героизм, долг и Трафальгарская битва. Нью-Йорк: HarperCollins, 2005. С. 5.

с тех пор, как принятый ими бой с испанской армадой. Адкинс Рой. Трафальгар Нельсона: Битва, изменившая мир. Нью-Йорк: Penguin, 2006. С. 5.

33. Николсон. Поймать огонь. С. 8.

каждый капитан флота. Адкинс. Трафальгар Нельсона. С. 58.

«внушил своим командирам». Адкинс. Трафальгар Нельсона. С. 66.

Наполеон запретил. Николсон. Поймать огонь. С. 27.

«эта зависимость от приказов». Адкинс. Трафальгар Нельсона. С. 126.

«позиции по ветру». Николсон. Поймать огонь. С. 3.

кораблей. Точное число кораблей французско-испанского флота после битвы может быть подвергнуто сомнению. Николсон в своей книге говорит, что британцы захватили 19 кораблей, а Адкинс пишет о 23, прибавляя четыре французских корабля, захваченных через несколько недель после битвы. Все, однако, могут согласиться с тем, что британцам не удалось долгое время радоваться захваченным трофеям: сильный шторм, случившийся спустя некоторое время после битвы, уничтожил все, кроме четырех (или восьми, согласно Адкинсу) кораблей, захваченных британцами.

Та же стратегия. Адмирал Эдвард Хоук использовал ее с целью предотвращения французского вторжения в Британию в ходе Семилетней войны в 1759 г., адмирал Ричард Хоу применил эту тактику против французов в битве Славного первого июня в 1794 г., адмирал Адам Дункан успешно воспользовался ею против голландцев в битве при Кампердауне в 1797 г., а сам Нельсон пустил ее в ход в битве при Абукире в 1797 г. Как пишет Нельсон, эти люди уже «решились на то, чтобы воссоздать битву, которой за 150 лет до изобретения линии фронта лучше было избегать».

«Нельсон создал рынок». Николсон. Поймать огонь. С. 26.

«бескровные битвы». Данная цитата принадлежит Иосифу Флавию, взята из его работы «Bellum Judaicum (Иудейская война)». Цитата взята из кн.: Филдс Ник. Римская армия принципата 27 г. до н. э. – 117 г. н. э. Оксфорд, Великобритания: Osprey Publishing, 2009. С. 44.

То, что … представил … Тейлор. Канигел Роберт. Единственный способ: Фредерик Уинслоу Тейлор и загадка эффективности. Нью-Йорк: Viking, 1997. С. 342–343.

Нормой тогда было девять. Канигел. Единственный способ. С. 314.

Люди съезжались со всей Европы. Канигел. Единственный способ. С. 343–344.

Французский металлург. Канигел. Единственный способ. С. 345.

Британский. Канигел. Единственный способ. С. 344.

Видный инженер-проектировщик. Канигел. Единственный способ. С. 405.

Тейлор определил. Канигел. Единственный способ. С. 326–327.

Друг детства. Канигел. Единственный способ. С. 104.

В возрасте. Канигел. Единственный способ. С. 107–109.

Однако тогда. Канигел. Единственный способ. С. 88–90.

Он записался. Канигел. Единственный способ. С. 97.

Позже он писал. Канигел. Единственный способ. С. 122.

«слесари обычно» Канигел. Единственный способ. С. 136.

«Полезный трюк». Канигел. Единственный способ. С. 100.

«Это было традицией». Канигел. Единственный способ. С. 137.

Хотя Тейлор утверждал. Канигел. Единственный способ. С. 117.

На своем следующем. Канигел. Единственный способ. С. 147.

В ответ на это. Канигел. Единственный способ. С. 166–167.

После двух лет борьбы. Канигел. Единственный способ. С. 170.

к нему пришло озарение. Канигел. Единственный способ. С. 171.

Таким образом, начался. Канигел. Единственный способ. С. 175–176.

Он нанял. Канигел. Единственный способ. С. 203–204.

он следовал наиболее редукционистским. Канигел. Единственный способ. С. 207.

Поставить колесо. Канигел. Единственный способ. С. 206.

были. Канигел. Единственный способ. С. 207.

Люди, которые считали себя. Канигел. Единственный способ. С. 452–453.

Стоимость. Канигел. Единственный способ. С. 206–207.

обработка колеса могла производиться. Канигел. Единственный способ. С. 229.

Он все больше и больше измерял. Канигел. Единственный способ. С. 222.

Физическая планировка. Канигел. Единственный способ. С. 224.

в ход вступало общее правило. Канигел. Единственный способ. С. 171.

К 1890 г. Midvale. Канигел. Единственный способ. С. 229.

«рабочего места». Канигел. Единственный способ. С. 216.

На целлюлозно-бумажном комбинате. Канигел. Единственный способ. С. 260.

Он ввел. Канигел. Единственный способ. С. 260.

На заводе по изготовлению шариковых подшипников. Канигел. Единственный способ. С. 304.

На чугунном заводе. Тейлор Фредерик Уинслоу. Принципы научного менеджмента (1911 г.; переиздание). Нью-Йорк: Dover Publications, 1998. С. 21, 35.

Однако, согласно формулировке Тейлора. Канигел. Единственный способ. С. 225.

руководители. Канигел. Единственный способ. С. 226–227.

На целлюлозно-бумажном комбинате. Канигел. Единственный способ. С. 253.

Тейлор снова смог позволить себе. Канигел. Единственный способ. С. 253.

Тейлор говорил. Канигел. Единственный способ. С. 227.

он называл рабочих. Тейлор. Принципы. С. 26.

укладывание кирпичей. Канигел. Единственный способ. С. 415.

Известный на весь мир сборочный конвейер Генри Форда. Форд. Наследие. Ford Motor Company, «Движущийся конвейер». Доступ к статье 2 июля 2014 г.; http://corporate.ford.com/our-com pany/heritage/historic-sites-news-detail/663-highland-park.

Историк А. Дж. П. Тейлор. См. кн.: Тейлор А. Дж. П. Война по расписанию. Лондон: Macdonald, 1969.

Историк Самюел Хабер. Канигел. Единственный способ. С. 487.

корабль … водоизмещением в 7000 т. Канигел. Единственный способ. С. 502.

К 1945 г. «В цифрах: Производство во время войны». Национальный музей Второй мировой войны; http://www.nationalww2museum.org/learn/education/for-students /ww2-history/ww2-by-the-numbers/wartime-production.html (доступ к статье 3 июля 2014 г.).

Питер Друкер. Канигел. Единственный способ. С. 501–502.

«ментальная революция». Канигел. Единственный способ. С. 472.

приготовить яичницу. Канигел. Единственный способ. С. 221.

он был заядлым игроком в теннис. Канигел. Единственный способ. С. 187.

«те же принципы». Канигел. Единственный способ. С. 12.

В 1910 г. Канигел. Единственный способ. С. 429, 433.

Историк Гленн Портер. Канигел. Единственный способ. С. 412.

Роберт Кент писал. Канигел. Единственный способ. С. 412.

Анри Файоль, горный. Файоль Анри. Общее и промышленное управление (1949 г.; переиздание). Центральный Мэнсфилд, CT: Martino Publishing, 2013. С. 43–107.

Лютер Гулик. Лоуренс К., МакКинни Джером. Государственное управление: Баланс власти и ответственности. Санта-Барбара, Калифорния: ABC–CLIO, 1998 С. 152.

«Мне кажется». Канигел. Единственный способ. С. 479.

«замене». Канигел. Единственный способ. С. 473.

«к концу 1920-х гг.». Канигел. Единственный способ. С. 490.

«Никто в истории». Канигел. Единственный способ. С. 505.

Историки приписывают. Канигел. Единственный способ. С. 501.

«не могли и мечтать, что меньше чем». Канигел. Единственный способ. С. 432.

Критик Кристофер Лаш. Канигел. Единственный способ. С. 501.

Питер Друкер. Канигел. Единственный способ. С. 502–503.

Джереми Рифкин верит. Канигел. Единственный способ. С. 8.

Тарек аль-Тайиб Мохаммед Баузизи. Карим Фахим. Наступление на мужскую гордость положило начало волнениям в Тунисе // New York Times. 2011. 21 января;, http://www.nytimes.com/2011/01/22/world/africa/22sidi.html?pagewanted=1& _r=1&src=twrhp.

Эдвард Лоренц. Глейк Джеймс. Хаос: Создание новой науки. Перераб. изд. Нью-Йорк: Penguin, 2008. С. 15.

начальные условия ничем не. Глейк. Хаос. С. 16.

«два разных прогноза погоды, которые фокусник достал из шляпы». Глейк. Хаос. С. 16.

«506127 and.506». Глейк. Хаос. С. 16.

Лоренц представил документ. Позже Лоренц превратил данное выступление перед Американской ассоциацией продвижения науки 29 декабря 1972 г. в книгу. См.: Лоренц Эдвард. Сущность хаоса. Сиэттл: University of Washington Press, 1995.

Сноска: «с воздухом что-то произошло». Выдержка из Рэя Брэдбери. «И грянул гром» в сборнике «Р – значит ракета». Нью-Йорк: Doubleday, 1952. Найдено в сети на http://www.lasalle.edu/~didio/courses/hon462/hon462_assets/sound _of_thunder.htm.

742. Волховер Натали. Как много способов игры в шахматы существует? // Popular Science. 2010. 15 декабря; http://www.popsci.com/science /article/2010-12/fyi-how-many-different-ways-can-chess-game-unfold.

«если небольшой взмах». Лоренц. Сущность хаоса. С. 14.

сборка «Боинга-787». Гейтс Доминик. Boeing 787: Быстрая установка компонентов со всего света // Seattle Times. 2005. 11 сентября; http://seattletimes.com/html/businesstechnology/2002486348_787global11.html.

была написана роботом. «Робот написал статью со срочными новостями о землетрясении для LA Times». BBC, 14 марта 2014 г.; http://www.bbc.com/news/tech nology-26614051.

«совмещенную». Боули Грэхем. Новая скорость денег, передел рынков // New York Times. 2011. 2 января; http://www.nytimes.com /2011/01/02/business/02speed.html?pagewanted=all.

5,2 миллисекунды. Филлипс Мэттью. Торговля на бирже станет на 5,2 миллисекунды быстрее // Bloomberg Businessweek. 2012. 29 марта; http://www.businessweek.com/articles/2012-03-29/trading-at-the-speed-of-light.

«Скорость – это деньги». Боули. Новая скорость денег.

646 миль. Министерство обороны США. «Историк описывает восхождение Джексона, по прозвищу Каменная Стена, к славе». Волкно Джон. Пресс-служба американских вооруженных сил, Вашингтон, 17 июня 2012 г.; http://www.defense.gov/news /newsarticle.aspx?id=116777.

индекс Dow Jones упал на 143 пункта. Мур Хайди, Робертс Дэн. Взлом твиттер-аккаунта Associated Press стал причиной паники на Уолл-стрит и резкого падения индекса Dow Jones // Guardian. 2013. 23 апреля; http://www.theguardian.com/business/2013/apr/23/ap-tweet – hack-wall-street-freefall.

United Breaks Guitars. Певец мстит United Airlines и становится знаменитым // Guardian. 2009. 23 июля; http://www.theguardian.com /news/blog/2009/jul/23/youtube-united-breaks-guitars-video.

180 млн долларов. Уилсон Ричард. Как экономия 1200 долларов стоила United Airlines 10 772 839 отрицательных оценок на YouTube. Sentium Strategic Communications, 2011; http://sentium.com/a-public-relations-disaster-how-saving-1200-cost-united-airlines-10772839-negative-views-on-youtube/.

iTunes. МакЛин Джесси. United потеряли багаж парня, написавшего “United Breaks Guitars” // Toronto Star. 2009. 29 октября; http://www.thestar.com/entertainment /2009/10/29/united_loses_luggage_of_united_breaks_guitars_guy.html.

подарила две гитары. Певец мстит.

глобальная система помощи. Для полной классификации неурядиц, с которыми столкнулись отрасли развития и помощи из-за сложностей глобализации, см.: Рамалингам Бен. Помощь на краю хаоса: Переосмысление международной кооперации в сложном мире. Оксфорд: Oxford University Press, 2014.

«внезапным, непредсказуемым вихрем». Рамалингам. С. 18.

«организованной простоты». Уивер Уоррен. Наука и сложность. American Science. 1948. 36. С. 536–544.

«более всего представляют собой». Уивер. Наука. С. 536.

в июне 1935 г. Департамент образования Западной Австралии и Университет Западной Австралии. «Тростниковые жабы: Фоновые знания». Spice Science Program, февраль 2013 г.; http://spice.duit.uwa.edu.au/samples/ast0896/Cane%20toads.pdf.

шарики для пинг-понга. Льюис Марк. Тростниковые жабы: Неестественная история. Film Australia, 1988.

их ядовитой кожи. Шайн Ричард. Экологическое влияние агрессивных тростниковых жаб (Bufo Marinus) на Австралию. Ежеквартальный биологический обзор. 2010. 85, № 3, С. 253–291.

«классическое бедствие по вине человека». Льюис. Тростниковые жабы.

7 млн акров. Фридман Меган. Топ-10 инвазивных видов //Time. 2010. 2 февраля; http://content.time.com/time/specials/packages/article /0,28804,1958657_1958656_1958305,00.html.

стаи скворцов. Фридман. Топ-10 инвазивных видов.

«степенью характеристики сложности». Хайек Ф.А. Теория сложных феноменов // Чтения по философии социологии / ред. Майкл Мартин, Ли К. МакИнтайр. Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1994. С. 56.

«когда простужается Китай». Урри Джон. Глобальная сложность. Кембридж: Blackwell Publishing, 2003. Цитата из статьи Бена Рамалингама, Гарри Джонса, Туссана Реба и Джона Янга «Исследование науки сложности: Идеи и предложения по развитию и гуманитарным проектам». Т. 285. Лондон: Институт развития зарубежных стран, 2008. С. 10.

«доказательств безрассудства». Дэвис Джонатан. Безрассудство прогнозирования и бесполезные данные // Financial Times. 2010. 17 января; http://www.ft.com/intl /cms/s/0/b8c4adfe-0202-11df-8b56-00144feabdc0.html#axzz36R3YiZLR.

шансом 1 к 500. Силвер Нэйт. Синоптики – не дураки // New York Times. 2012. 7 сентября; http://www.nytimes.com/2012 /09/09/magazine/the-weatherman-is-not-a-moron.html?pagewanted=all.

все более коротким жизненным циклом. http://www.forbes.com/sites/stevedenning /2011/11/19/peggy-noonan-on-steve-jobs-and-why-big-companies-die/.

Список Fortune 500 2011 г. http://www.aei.org/publication/fortune-500 – firms-in-1955-vs-2011-87-are-gone/.

«В последней четверти». Грант Роберт М. Стратегическое планирование в нестабильной внешней среде: Доказательства от нефтяных гигантов // Strategic Management Journal. 2003. 24, № 6. С. 493.

Гэри Хэмел пишет. Хэмел Гэри. Стратегия как революция // Harvard Business Review. 1996. 74, № 4. С. 70.

«Если кого-то отправить». Минтцберг Гарри. Стратегическая концепция II: Иной взгляд на то, почему организациям нужны стратегии // California Management Review. 1987. 30, № 1. С. 26.

«возможность системы». Уокер Брайан, Солт Дэвид. Гибкое мышление. Вашингтон: Island Press, 2006. С. xiii.

Проект «Дельта Воркс». http://www.nytimes.com/2008/09/03/news/03iht -03dutch.15877468.html?_r=0.

«семи чудес». Американское сообщество инженеров-строителей. «Работы по защите Нидерландов от вод Северного моря». http://www.asce.org/People-and-Projects /Projects/Seven-Wonders/Netherlands-North-Sea-Protection-Works/.

пришел с другой стороны. Метц Трейси. Перестраховка от воды: Сильные и слабые стороны. Институт ландшафта, лето 2012 г. С. 40.

риск больших, более разрушительных потопов возрос. Чо Рене. Создание пространства для рек: Иной подход к контролю за паводками. Институт Земли – блог Водного центра, Колумбийский университет, 7 июня 2011 г.; http://blogs.ei.columbia.edu/2011/06/07/making-room-for-rivers-a-different-approach-to-flood – control/.

динамики рек. Хайн Т.К., Стокком Антониус ван, Смитс Й.М., Левен Роб С.Е. Защита от наводнений в Нидерландах // Water International. 2005. 30, № 1. С. 76.

«Водное пространство». Метц. Перестраховка от воды. С. 40.

«радикальная, даже еретическая мера». Чу Джефф. Наперекор стихиям // Fast Company. 2013. 14 октября; http://www.fastcompany.com/3018621/against-the-tide.

«Если вы боретесь с природой». МакКуейд Джон. Голландская система контроля паводков – инженерное чудо // New Orleans Times-Picayune. 2005. 13 ноября; http://www.nola.com/frontpage/t-p/index.ssf?/speced/ruinandrecovery/t-p /index.ssf?/speced/ruinandrecovery/articles/dutch13.html.

наводнений невозможно избежать. Кастер. От контроля к управлению. С. 72.

«старый подход больше не работает». Уокер, Солт. С. 25.

ослабили. Талеб Нассим Николас. Против хрупкости: Вещи, подключающие выгоду от хаоса. Нью-Йорк: Random House, 2012. С. 5.

«Люди – величайшие оптимизаторы». Уокер, Солт. С. 38.

«мощно-хрупкие» … Золли Эндрю, Хили Энн-Мэри. Гибкость: Почему они оправляются. Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2012. С. 27.

египетские пирамиды. Золли, Хили. Гибкость. С. 13.

ущерб, который наносят люди. Уокер, Солт. С. 67.

«если мы не можем контролировать». Золли, Хили. Гибкость. С. 5.

«Быть эффективным – значит». См.: Друкер Питер Ф. Эффективный руководитель: Подробное руководство к тому, как совершить правильные поступки. Перераб. изд. Нью-Йорк: HarperCollins, 2002.

«Для победы над сетью». Арквилла Дж., Ронфельдт Д. Канун войны сетей. Санта-Моника, Калифорния: RAND Corporation Publishing, 1996. С. 82.

50 величайших игроков. Национальная баскетбольная ассоциация. «50 величайших игроков NBA»; http://www.nba.com/history/50greatest.html.

«Это выглядело так». Цитата из статьи Патрика Юинга в GQ, вспоминающего победу «Команды мечты» спустя 20 лет. Статья содержит также интервью с игроками. Лэнг Уитакер. «Команда мечты» будет жить вечно: Устная история «Команды мечты» // GQ Magazine, июль 2012 г., http://www.gq.com/sports/pro files/201207/dream-team-20th-anniversary-1992-olympics-usa-basketball.

«Команда мечты III». Роден Уильям. Соперники без соперничества // New York Times. 1996. 23 июля; http://www.nytimes.com/1996/07/23 /sports/sports-of-the-times-competitors-without-a-competition.html?page wanted=all&src=pm.

В 2004 г. в команде, состоявшей из ветеранов и восходящих звезд … Национальная мужская команда США. «Игры XXVIII Олимпиады – 2004» // Американский баскетбол; http://archive.usab.com/mens/national /moly_2004.html.

«унижены … мелкими сошками». «“Команда мечты” проигрывает Пуэрто-Рико» // CNN. 2004. 18 августа; http://www.cnn.com/2004/SPORT/08/15/olympics.basketball/.

Аргентина тогда получила золото. Национальная мужская команда США. Игры XXVIII Олимпиады.

27 тыс. часов без единой аварии. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе: United Airlines, Inc., МакДоннелл Дуглас, DC-8-61, N8082U; Портленд, Орегон, 28 декабря 1978 г., НКБТ № AAR-79-07 (Вашингтон, 1979). С. 32; http://libraryonline.erau.edu /online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR79-07.pdf.

46 700 фунтов топлива. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 2.

13 209 фунтов топлива … в час. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 10.

«Направляемся к полосе 28». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 2.

«глухой стук». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 3.

«Меньше трех недель в отставке». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 37–38.

«последний, кто покидает». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 37.

17:48. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 3.

толпы зевак. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 45.

«Рок, почему бы тебе не убрать». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 46.

«Я не хочу их торопить». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 47.

«Они относительно спокойны». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 48.

В 18:02. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 6.

«Хорошо, сейчас будем заходить на посадку». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 7.

«Мне кажется, ты только что потерял». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 53.

«Там, эй, есть что-то типа шоссе». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 59.

Двумя минутами позднее. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 8.

«Так, передаю сигнал бедствия». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 9.

1500 футов. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 9.

на крейсерской высоте свыше 20 тыс. футов. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе: Потеря тяги обоих двигателей, US Airways, рейс 1549 Airbus Industrie A320214, N106US; Уихокен, Нью-Джерси, 15 января 2009 г., НКБТ Номер AAR-10-03. Вашингтон, 2010. С. 87.

эсминец «Бейнбридж». Чиновники говорят, что все больше пиратов ищут спасательную лодку // CNN; http://www.cnn.com/2009/WORLD/africa/04/10/somalia.u.s.ship (доступ 8 июля 2014 г.).

летальное оружие могло быть. МакФадден Роберт. Флот спас капитана, уничтожив троих захватчиков // New York Times; http://www.nytimes.com/2009/04 /13/world/africa/13pirates.html?pagewanted=all (доступ 30 июля 2014 г.).

в 75 футах и мгновенно убили их. Бамиллер Элизабет. Американские снайперы удержались, несмотря на обилие движущихся предметов // New York Times; http://www.nytimes.com/2009/04/14/world/africa/14sniper.html (доступ 8 июля 2014 г.).

«Сказать, что операция была удачной, – ничего не сказать». Три отличных выстрела: Подробности операции по спасению капитана Филлипса // Fox News; http://www.foxnews.com/story/2009/04/14 /three-perfect-strikes-inside-rescue-captain-phillips/ (доступ 8 июля 2014 г.).

«привел в порядок наши знания». Мэддоу Рэйчел. 13 апреля 2009 г. // The Rachel Maddow Show, MSNBC, 13 апреля 2009 г.; http://www.nbc news.com/id/30210708/ns/msnbc-rachel_maddow_show/#.UzCDrRZNLlc.

пройдя через оптический прицел. Спенсер Джим. Тихий человек с уникальной квалификацией подкрадываться и убивать // Chicago Tribune; http://articles.chicagotribune.com / 1986 – 09- 07/ features/ 8603060789_ 1_ winchester- viet- cong- north – vietnamese-army/2 (доступ 8 июля 2014 г.).

8000 футов. Драри Ян. Суперснайпер: герой «снял» двух талибов с расстояния в 1,5 мили // Daily Mail. 2010. 3 мая; http://www.dailymail.co.uk/news/article-1270414/ British- sniper- sets- new – sharpshooting-record-1-54-mile-double-Taliban-kill.html (доступ 8 июля 2014 г.).

«адскую недельку». «Морские котики». ВМС США; http://www.navy.com/careers /special-operations/seals.html (доступ 8 июля 2014 г.).

около 90 отчисляются. Интервью с Коулманом Руизом, бывшим членом команды «Морских котиков».

1,47 млн человек. «Состояние спорта на 2013 г. Ч. III: Американские тенденции в беге». RunningUSA.com; http://www.runningusa.org/state-of-sport-2013-part-III?returnTo=annual-reports (доступ 7 июля 2014 г.).

темп примерно в 7 минут на милю. Харт Нэнси. Обычные 10 тыс. раз бегуна. Livestrong.com, http://www.livestrong.com/article/536048-typical – 10k-times-of-a-runner-or-jogger/ (доступ 8 июля 2014 г.).

76 минут. «Сколько времени необходимо для завершения триатлона Ironman? Среднее время завершения триатлона Ironman». RunTri.com; http://www.runtri.com/2011/ 06/how-long-does-it-take-to-finish-ironman.html (доступ 8 июля 2014 г.).

56 часов. Альварез Лизетт. Акул нет, 64-летний пловец переплыл с Кубы во Флориду // New York Times. 2013. 2 сентября; http://www.nytimes.com/2013/09/03/sports/nyad-completes-cuba-to-florida-swim.html?_r=1& (доступ 8 июля 2014 г.).

Упражнения по погружению включают. Интервью с Коулманом Руизом, бывшим членом команды «Морских котиков».

«Лучшие команды состоят из». Эдмондсон Эми К. Создание команд: Как организации учатся, вводят инновации и конкурируют в экономике знаний. Сан-Франциско: Jossey-Bass, 2012. С. 11.

«эта конечность неоперабельна». Интервью с д-ром Мэттью Карти и д-ром И. Дж. Катерсоном.

70 %-ное увеличение. «Энергетическая нагрузка на инвалидов». Инвалиды войны; http://www.waramps.ca/nac/health/energy.html (доступ 8 июля 2014 г.).

В новостных репортажах разыгралась драма. Джонсон Роберт. Подробное рассмотрение операции по поимке Бен Ладена говорит, что она чуть не закончилась провалом // Business Insider. 2011. 17 мая; http://www.businessinsider.com/detailed-accountabbottabad-2011-5 (доступ 8 июля 2014 г.).

«городские свалки». Джонсон Стивен. Возникновение: Объединенные жизни муравьев, мозгов, городов и программного обеспечения. Нью-Йорк: Scribner, 2001. С. 30–32.

производство новых муравьев. Джонсон. Возникновение. С. 31.

250 тыс. клеток мозга. Департамент природных ресурсов штата Мэриленд. Проект «Дикая природа», «Все о муравьях». http://dnr.maryland.gov/wildlife/education/pro jectwild/pdfs/allaboutants.pdf.

по следам феромонов. Джонсон. Возникновение. С. 52.

низкоуровневых, простых связей. Джонсон. Возникновение. С. 15.

«связанности и организации». Джонсон. Возникновение. С. 117.

«вполне мог бы приземлиться». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 24.

«Возможно, причиной аварии». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 29.

«Данная авария служит примером». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 26.

NASA. Исследование NASA анализировало аварии за период с 1968 по 1976 г.

70 % авиакатастроф. Секстон Дж. Брайан, Хельмрайх Роберт Л. Анализ коммуникации в кабине пилотов: Связь между языком, производительностью, ошибкой и рабочей нагрузкой // Журн. о человеческой производительности в экстремальных средах. 2000. 5, № 1. С. 63. (Ссылка на исследование Мерфи, Майлза (1980). Обзор авиакатастроф / под ред. Г.И. Купера, М.Д. Уайта и Дж. К. Лаубера. Управление ресурсами в кабине экипажа: Тезисы мастер-класса NASA (NASA CP-2120). Моффет Филд, Калифорния: NASAAmesResearch Center, 1980.

В 17:48. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 39.

«15 минут». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 40.

«Судя по топливу, у нас осталось всего три». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1978. С. 40.

продолжить сокращать риски. Роберт Л. Хельмрайх. Исправление ошибок: Уроки от авиации // British Medical Journal. 2000. 320, № 7237. С. 782.

прошедший обучение CRM. http://www.apa.org/research/action/crew.aspx.

В 1981 г. в United Airlines. Хельмрайх Роберт Л., Мерритт Эшли К., Вильгельм Джон А. Эволюция обучения в области управления ресурсами команды в коммерческой авиации // International Journal of Aviation Psychology. 1999. 9, № 1. С. 20.

молодым научиться говорить более уверенно. Хельмрайх и др. Эволюция обучения в области управления ресурсами команды. С. 20.

«школа обаяния». Хельмрайх и др. Эволюция обучения в области управления ресурсами команды. С. 21.

В 1989 г. один из самолетов United. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе: United Airlines рейс 232 МакДоннелл Дуглас DC-10-10 аэропорт Сиу Гейтуэй; Сиу Сити, Айова, 17 июля 1989, НКБТ Номер AAR-90-06. Вашингтон, 1991. С. 75.

процедуры для этого разработано не было. http://clear-prop.org/aviation/haynes.html.

185 из 296 человек. Американская психологическая ассоциация. Увеличение безопасности авиаперелетов путем улучшения управления ресурсами команды, февраль 2014 г.; http://www.apa.org/research/action/crew.aspx.

31 сообщение в минуту. Американская психологическая ассоциация. Увеличение безопасности авиаперелетов.

«Если бы не». http://clear-prop.org/aviation/haynes.html.

«сильно превысила». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 1989. С. 76.

более 90 %. Канки Барбара Г., Хельмрайх Роберт Л., Анка Хосе М. Почему CRM? Эмпирическая и теоретическая база человеческих факторов в обучении // Crew Resource Management. 2-е изд. Амстердам: Academic Press/Elsevier, 2010. С. 35. См. оригинальное исследование: Р.Л. Хельмрайх, Дж. А. Вильхельм. Результаты обучения по управлению ресурсами команды // International Journal of Aviation Psychology. 1991. № 1.С. 287–300.

в 2012 и 2013 гг. было зарегистрировано наименьшее количество катастроф и смертей. В 2012 г. произошло меньше аварий, однако в 2013 г. наблюдается наименьшее количество жертв и 265 случаев с летальным исходом (по сравнению со средним значением в 720 смертей 10 лет назад). См.: Рекордно низкие уровни смертей в авиакатастрофах // Aviation Safety Network, 1 января 2014 г.; http://news.aviation-safety.net /2014/01/01/aviation-safety-network-airliner-accident-fatalities-at-record-low/.

1 % от нынешнего объема. В 1947 г. 12,3 млн пассажиров пролетели 6,2 млрд пассажиро-миль. В 2012 г. 642 млн пассажиров пролетели 568 млрд пассажиро-миль. См.: Барт Дженсен. Эксперт по безопасности борется против самонадеянности, связанной с низким числом аварий // USA Today. 2013. 3 августа; http://www.usatoday.com /story/travel/news/2013/08/08/flight-safety-airline-crash-ntsb/2632307/.

временные промежутки между катастрофами. Большие временные промежутки без серьезных аварий на авиатранспорте // New York Times. 2013. 11 февраля; http://www.nytimes.com/interactive/2013/02/11/business/ Longer- Spans-Without- Serious – Airline-Accidents.html?ref=business&_r=0.

одна катастрофа на миллион вылетов. Boeing Co. Статистический отчет от 2012 г. по авариям на коммерческом авиатранспорте за период с 1959 по 2012 г.; August, http://www.boeing.com/news/techissues/pdf/statsum.pdf.

пассажиры имели шанс один на миллион погибнуть в авиакатастрофе в период с 1960 по 1969 г. См. статью: Барнетт Арнольд. Действительно ли безопасно летать? табл. 1 // Практика исследований деятельности: Самые передовые инструменты для принятия решений в информационном веке / ред. Жи Чен. Гановер, Мэриленд: INFORMS, 2008. С. 20. К сожалению, перелеты в развивающихся странах менее безопасны, но все еще гораздо безопаснее, чем раньше. Барнетт отметил, что за тот же период, с 2000 по 2007 г., для пассажиров в развивающихся странах шанс смерти составлял 1 к 2 млн.

Сноска: «невозможно использовать наиболее очевидный критерий достоверности». Хельмрайх, Мерритт и Вильгельм. Эволюция обучения в области управления ресурсами команды в коммерческой авиации.

98 %. Американская психологическая ассоциация. Увеличение безопасности авиаперелетов.

Для неисправности обоих двигателей на низкой высоте. Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 2009. С. 88.

«Из-за временных ограничений». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 2009. С. 91.

«капитан и его первый помощник получили». Национальный комитет по безопасности на транспорте. Отчет об авиакатастрофе. 2009. С. 91.

В 1966 г. в отчете. См. статью Национальной академии наук и Национального исследовательского совета «Смерть и получение инвалидности от несчастного случая: Упущенный порок современного общества». Вашингтон: National Academies Press, 1966.

«Мы обучали, нанимали и поощряли врачей». Москера Мэри. Точка зрения одного хирурга на необходимость культурных изменений в медицине // Healthcare IT News; http://www.healthcareitnews.com/news/one-surgeons-take-needculture-change-medicine?single-page=true (accessed July 8, 2014).

военные хирурги обнаружили. Клайн Престон. Миссия профессионально ориентированной модели развития Главного управления специальных операций Армии США (рабочая статья, Центр лидерства и управления изменениями, Школа Уортон, Университет Пенсильвании, Филадельфия, 2014). С. 8.

«многофункциональных врачебных команд». Сеокхва Юн, Самер Фарадж, Симс Младший Генри П. Случайное лидерство и эффективность травматологических реанимационных команд // Journal of Applied Psychology. 2005. 90, № 6. С. 1288.

со 122 до 56 минут. Дрисколл П.А., Винсент К.А. Создание эффективной травматологической команды // Injury. 1992. 23, № 2. С. 107–110.

Сноска: пострадавших в теракте, выжили. Интервью с д-ром Мэттью Карти и д-ром И.Дж. Катерсоном; Котц Дебора. Цена увечий, полученных от теракта на марафоне, растет // Bos-ton Globe. 2013. 23 апреля; http://www.bostonglobe.com/metro/massachusetts /2013/04/22/just-bombing-victims-still-critically-ill-but-count-injured-rises /7mUGAu5tJgKsxc634NCAJJ/story.html (accessed July 8, 2014).

«Сочетание повышенной». Интервью с Престоном Клайном.

«ни одно решение не принималось». Интервью с д-ром Карти и д-ром Катерсоном.

«медсестра или лаборант». Алисон Диана. Уроки теракта на марафоне: Больница Бостона обновляет информационные системы // Information Week. 2014. 26 апреля.

в пределах 44–98 тыс. См. статью под ред. Линды Т. Конн, Джэнет М. Корриган и Моллы С. Доналдсон «Ошибка – признак человека: Построение более безопасной системы здравоохранения». Т. 627. Вашингтон: National Academies Press, 2000.

автомобильных аварий. Центр по контролю и предотвращению заболеваний (Национальный центр медицинской статистики). Соотношение рождаемости и смертности: Предварительные данные за 1998 г., Национальные отчеты по демографической статистике. 1999. 47, № 25. С. 6 // Ошибка – признак человека.

210–400 тыс. человек. Джеймс Джон Т. Новая, основанная на доказательствах статистика вреда, причиненного пациентам в больницах // Journal of Patient Safety. 2013. 9. № 3. С. 122.

заняла бы третье место. Центр по контролю и предотвращению заболеваний (Национальный центр медицинской статистики). Смертность: Предварительные данные за 2011 г., Национальные отчеты по демографической статистике. 2012. 61, № 6. С. 4; http://www.cdc.gov/nchs/data/nvsr /nvsr61/nvsr61_06.pdf.

числу пассажиров 20 Боингов 747. Денхэм Чарльз Р. и др. НКБП и медицина – уроки инноваций: Обсуждение и обновление либо капитуляция // Jour-nal of Patient Safety. 2012. 8 (Март). С. 8.

Пол Остерман, экономист из МТИ. Найдено у Джорджа Хакмана в Ведущие команды: Подготовка к высокой производительности, ссылка на: Остерман Пол. Насколько принято изменять рабочее место и кто за это? // Industrial and Labor Relations Review. 1994. 47. С. 233.

Опрос ста ведущих компаний, проведенный институтом. Найдено у Хакмана в Ведущие команды, ссылка на выпуск новостей работы института в Америке, 15 июля 1998 г.

в пределах 100–230. См.: Данбар Робин. Размер неокортекса как ограничение для размера групп у приматов // Journal of Human Evolution. 1992. 22, № 6. С. 469–493.

«[Это] заблуждение». Дайэн Коуту в интервью с Дж. Ричардом Хакманом. Почему команды не работают // Harvard Business Review. 2009. 1 мая; http://hbr.org /2009/05/why-teams-dont-work.

«шансы того, что». Хакман Ричард Дж. Ведущие команды: Подготовка к высоким показателям. Бостон, Массачусетс: Harvard Business School Press, 2002. С. 116.

87 в день. Филкинс Декстер. Генерал сообщил, что снижение уровня насилия по отношению к пленным позволяет повысить качество получаемых данных // New York Times. 2004. 7 сентября; http://www.nytimes.com/2004/09/07/international/middleeast/07detain.html?fta=y&_r=0.

а число жертв перешагнуло порог в 1000 человек. «Число жертв среди граждан США в ожесточенных боях в Фаллудже дошло до 1000 человек» // NBC News. 2004. 9 сентября; http://www.nbcnews.com/id /5911852/ns/world_news-mideast_n_africa/t/fierce-fighting-fallujah-us-toll-tops/.

2 %. Майкл Найтс, Имон МакКарти. Региональная политика в Ираке: Разделение или утрата иллюзий? Вашингтонский институт политики Ближнего Востока, апрель 2008 г. С. 6.

Подробности об эпизоде 11 сентября были взяты из Отчета Комиссии по событиям 11 сентября (Нью-Йорк: W.W. Norton, 2004). Национальная комиссия по атакам террористов на Соединенные Штаты (Филип Зеликов, исполнительный директор; Бонни Д. Дженкинс, советник; Эрнест Р. Мэй, главный советник). Отчет Комиссии по событиям 11 сентября. С. 271.

«непомерно большое количество людей». Отчет Комиссии по событиям 11 сентября. С. 272.

ее прочитали только после терактов 11 сентября. Отчет Комиссии по событиям 11 сентября. С. 272.

«этот пазл не был собран». Отчет Комиссии по событиям 11 сентября. С. 277.

«Один человек вытягивает проволоку». Смит Адам. Богатство народов. Кн. 1–3. Нью-Йорк: Penguin, 1986. С. 109–110.

«за 240 тыс. миль от». Выступление в Университете Райса по поводу Национальной космической программы / Музей и президентская библиотека Джона Ф. Кеннеди. 21 июля 2014 г.; http://www.jfklibrary.org/Asset-Viewer/MkATdOcdU06X5uNHbmqm1Q.aspx.

600 млн. Приземление «Аполлона-11» на Луну: 10 фактов о миссии Армстронга, Олдрина и Коллинза // Telegraph. 2009. 18 июля; http://www.telegraph.co.uk/science/space/5852237/Apollo-11-Moon-landingten-facts-about-Armstrong-Aldrin-and-Collins-mission.html.

добела выцвел. Московитц Клара. Американские флаги, установленные на Луне, все еще стоят спустя десятилетия // Business Insider. 2012. 30 июля; http://www.businessinsider.com/american-flags-planted-on-the-moon-still – stand-2012-7.

«Проект “Аполлон”». Симанс Р.К., Ордуэй Ф.И. Традиции «Аполлона»: Урок на будущее для управления большими технологическими проектами // Interdisciplinary Science Reviews. 1977. 2, № 4. С. 270–303.

Космическая ракета. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 128.

Практически такая же проблема. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 128.

ошибки систем, выходившие за рамки. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 9.

электромагнитные помехи. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 10.

А кроме того, была еще гравитация. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 12.

«Большая часть нашей Группы». МакКерди Говард И. Внутри NASA: Высокие технологии и организационные изменения в космической программе США // New Series in NASA His-tory. (Балтимор: Johns Hopkins University Press, 1993). С. 75.

«Каким образом можно извлечь жидкость». МакКерди. Внутри NASA. С. 75.

О технологии топливного элемента. МакКерди. Внутри NASA. С. 75.

в программу «Аполлон» необходимо было в конечном итоге включить. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 5.

Старая модель управления. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 5.

«Переключение от исследования к разработке». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 81.

Джорджа Мюллера. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 142.

«нервную систему». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 151.

«вносило сумятицу в работу штаб-квартиры NASA». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 134.

«практически железную дисциплину». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 124.

на центральном пульте. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 138.

«сеть телеслужбы». Джонсон. Секрет «Аполлона». С.

«В Комплексе 39 у нас было около 250». МакКерди. Внутри NASA. С. 66.

«нельзя просто написать». МакКерди. Внутри NASA. С. 48.

приходилось полностью переделывать. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 124.

«Причиной тому, что все». МакКерди. Внутри NASA. С. 68.

идущую четким курсом организацию разработчиков. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 142.

только если делиться информацией. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 113.

«на самом деле [NASA] заставляет». МакКерди. Внутри NASA. С. 48.

в Великобритании была. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 159–160.

команды ELDO работали независимо друг от друга. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 161.

Не было ни определенного места хранения. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 166.

Подрядные организации отчитывались только. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 165.

«нерешительный и взаимно-недоверчивый». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 163.

соединительных колец. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 169.

программирующего устройства второй ступени. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 173.

Последняя ракета ELDO. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 175.

«методов организации всего». Жан-Жак Серван Шрайбер. Американский вызов / пер. Роберт Стил. Нью-Йорк: Avon Books, 1969. С. 168. Цитата из: Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 157.

«Технологический пробел». Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 157.

Конгресс проводил слушания. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 5.

исследования и развития в аэрокосмической области. Джонсон. Секрет «Аполлона». С. 3.

«обслуживание. организационной культуры» … МакКерди. Внутри NASA. С. 98–99.

«почта и налоговая служба, которые вышли в космос». МакКерди. Внутри NASA. С. 132.

«формальной, детальной и дорогой». МакКерди. Быстрее, лучше, дешевле. С. 10.

«конторы». Сэвел Никил. В кубе: Тайная история рабочего места. (Нью-Йорк: Random House, 2014. С. 17–18.

«экспортера, оптовика, импортера». Чендлер Альфред Д. Видимая рука. Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 1993. С. 15 // Сэвел. В кубе. С. 20.

750 тыс. Сэвел. В кубе. С. 36–40.

Новые технологии позволили. Сэвел. В кубе. С. 36.

похожих на шестиугольные ульи. Сэвел. В кубе. С. 109.

Диктофоны и системы пневматических трубок. Сэвел. В кубе. С. 40.

Руководство переехало. Сэвел. В кубе. С. 144.

Термин «лестница». Сэвел. В кубе. С. 39.

оптимизации потока документов. Сэвел. В кубе. С. 5, 67.

«Девушка на одном конце». Сэвел. В кубе. С. 151.

Если отвернуть их столы от. Сэвел. В кубе. С. 61.

Bell Labs. Сэвел. В кубе. С. 148.

«нетерриториальными офисами». Сэвел. В кубе. С. 257.

«случайных встреч». Сэвел. В кубе. С. 146.

«Не отгораживайте меня больше». Сэвел. В кубе. С. 258.

«Я всегда верил». Блумберг Майкл, Уинклер Мэттью. Блумберг о Bloomberg. Нью-Йорк: John Wiley & Sons, 2001. С. 163.

зарезервированных мест на парковке. Bloomberg and Winkler. С. 165.

«Любой сотрудник в любое время мог прийти». Bloomberg and Winkler. С. 21.

«Если ты только сидишь». Барбаро Майкл. Офис, построенный Блумбергом: кандидаты спорят о его будущем // New York Times. 2013. 22 марта; http://www.nytimes.com/2013/03/23/nyregion/bloombergs-bullpen-candidates-debate-its-future.html.

«самым замечательным моментом является то». Келлер Билл. Наследие Блумберга // New York Times. 2013. 14 июля; http://www.nytimes.com/2013/07/15/opinion/keller-the-bloomberg-legacy.html?_r=0.

Action Office II. Сэвел. В кубе. С. 206.

«временам полностью закрытых “коробок”». Сэвел. В кубе. С. 214.

уместить больше людей. Сэвел. В кубе. С. 217.

«неизбежным выражением». Сэвел. В кубе. С. 216.

93 %. Сэвел. В кубе. С. 2.

«обратной стороной медали». Сэвел. В кубе. С. 220.

«Это не просто». Сведения для прессы относительно раскрытия предположительно конфиденциальной информации сайта WikiLeaks. Госдепартамент США, 29 ноября 2010 г.; http://www.state.gov/secretary/20092013clinton/rm/2010 /11/152078.htm.

«устроить весь этот слив». Пинкертон Джеймс П. Америке нужна сила воли и правильные лидеры // Fox News. 2010. 29 июля; http://www.foxnews.com/opinion/2010/07/29/james-pinkerton-world-trade-centre – arizona-alqaeda-wikileaks-ground-zero-mosque.

854 тыс. человек. Прист Дана, Эркин Уильям. Засекреченная Америка: Восход нового американского полицейского государства. Нью-Йорк: Little, Brown, 2011. С. 158.

«лишь четыре строчки кода». Аксельрод Роберт. Вступление к кн.: Эволюция сотрудничества. Перераб. изд. Нью-Йорк: Basic Books, 2006. С. VII.

«наказание продолжалось до тех пор». Спенсер Метта. Рапопорт в девяносто // Peace Magazine. 2001. 17, № 4. С. 23.

«система 1». Канема Дэниэл. Мышление, быстрое и медленное. Нью-Йорк: Farrar: Straus & Giroux, 2011. С. 19–21.

1 апреля 2014 г. Отзыв замков зажигания производства компании General Motors: Слушание перед Комитетом по энергетике и коммерции, Подкомиссия по надзору и расследованию (2009). 113-й конгресс, 2014 г.; http://energycommercehouse.gov/ hearing/%E2%80%9C-gm-ignition-switch-recall-why-did-it-take-so-long%E2%80%9D.

GM объявила об отзыве МакГрат Мэгги. General Motors отзывает еще 7 млн автомобилей, некоторые из которых выпущены в 1997 г. // Forbes. 2014. 30 июня; http://www.forbes.com/sites/maggiemcgrath/2014/06/30/general-motors-recalls-another-7-million-vehicles-some-dating-back-to-1997/.

большое количество смертей среди подростков. Кришер Том. Отзыв GM: Большое количество жертв среди молодых водителей // Associated Press. 2014. 31 марта; http://bigstory.ap.org /article/gm-recall-many-victims-were-young-drivers.

«Сразу после начала выпуска Chevy Cobalt». Отзыв замков зажигания производства компании General Motors.

«несмотря на то, что та деталь. стоила считанные копейки». Отзыв замков зажигания производства компании General Motors.

периода корпоративных поглощений. В общей сложности Дюрант купил 25 компаний в период с 1908 по 1910 г. и еще 14 в период с 1916 по 1920 г. См.: Уильям Холстин. Почему GM важна: Внутри борьбы за смену американской иконы. Лондон: Bloomsbury Publishing, 2010. С. 4.

«никакой общей». Чандлер Альфред Д. Стратегия и структура: Главы в истории американского предприятия. Beard Books, 2003. С. 125.

Сноска: 153 иска о смерти. Клэйман Бен. Число смертей, связанных с замками зажигания производства GM, выросло до 23 // Reuters. 2014. 29 сентября; http://www.reuters.com /article/2014/09/29/us-gm-recall-compensation-idUSKCN0H O1F220140929.

«Исследование организации». Пелфри Уильям. Билли, Альфред и General Motors: История о двух уникальных людях, легендарной компании и запоминающемся времени в американской истории. Нью-Йорк: AMACOM Books, 2006.

«Ничто из этого не». Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 249.

Дюрант проигнорировал это решение. Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 11.

«самая большая переориентация деятельности». Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 265.

«Альфред Слоун утвердил». Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 272.

даже во времена Великой депрессии. Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 237.

чистой прибыли в 248,3 млн. Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 265.

первой компанией в истории, заработавшей миллиард долларов. Тейлор. От шестидесяти до нуля. С. 15.

«выросла с показателя менее 10 %». Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 268. Тейлор Алекс. От шестидесяти до нуля: Взгляд изнутри на коллапс General Motors и автомобильной индустрии Детройта. Нью-Хэйвен, Коннектикут: Yale Uni-versity Press, 2010. С. 14.

«был в итоге скопирован». Пелфри. Билли, Альфред и General Motors. С. 11.

«GM не поспевала». Тейлор Алекс. От шестидесяти до нуля: Взгляд изнутри на коллапс General Motors и автомобильной индустрии Детройта. Нью-Хэйвен, Коннектикут: Yale University Press, 2010. С. 2.

«гораздо больше ценились скорость и гибкость». Тейлор. От шестидесяти до нуля. С. 37.

отделы и внедрения соревновательной культуры. Тейлор. От шестидесяти до нуля. С. 45.

результат расследования этой же проблемы, проведенного специальным подразделением несколькими месяцами ранее. Тейлор. От шестидесяти до нуля. С. 39.

подушки безопасности и системы зажигания. Форухар Рана. У всех нас такие же проблемы, как у GM // Time. 2014. 12 июня; http://time.com/2863214/weve-all-got-gm-problems/.

отложили эту проблему в долгий ящик. Валукас Антон. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания // Jenner & Block LLP. 2014. 29 мая. С. 54. Полный текст отчета доступен на сайте http://www.nytimes.com/interactive/2014/06/05/business/06gm-report-doc.html?_r=0.

«в GM не существовало процесса». Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 95.

информация об этом не была доведена до. Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 44, 50.

заняло у инженеров и лиц, проводивших расследование, годы. Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 256–257.

«прошла через неимоверное количество». Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 255.

«влияет на все». Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 250.

«кивок GM». Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 255.

генеральный директор GM и ее главный юрисконсульт не знали о. Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 227.

«Два доллара». Спренглер Тодд. Мать жертвы автокатастрофы с участием автомобиля, произведенного GM: «Мое сердце полностью разбито» // USA Today. 2014. 1 апреля; http://www.usatoday.com/story /money/cars/2014/04/01/families-gm-deaths/7152985/.

«не предпринимались даже начальные меры». Валукас. Отчет для совета директоров компании General Motors по отзыву замков зажигания. С. 143.

«Мы можем и дальше продолжать». Хоффман Брайс. Американская икона: Алан Малалли и битва за сохранение Ford Motor Company. New York: Crown Publishing Group, 2013. С. 38.

успешной в финансовом плане модели самолета. Хоффман. Американская икона. С. 62.

«совместная работа». Хоффман. Американская икона. С. 57.

компьютерная система для отображения 3D-модели в реальном времени. Самолет XXI в.: Постройка 777, режиссер Карл Саббах. PBS Home Video, 1996. Доступно на YouTube.

«командам разработки и строительства». Самолет XXI в.: Постройка 777.

«Единый Ford». Хоффман. Американская икона. С. 145.

«Обзором бизнес-плана». Хоффман. Американская икона. С. 102.

пользоваться телефонами BlackBerry. Хоффман. Американская икона. С. 106–107.

«смогло бы осветить самые темные углы компании». Хоффман. Американская икона. С. 102.

«безуспешно пытались привлечь». Хоффман. Американская икона. С. 103.

«завалили электронными письмами». Хоффман. Американская икона. С. 103.

Японские автопроизводители. Хоффман. Американская икона. С. 131.

«дизайнер, ничего не понимавший в». Хоффман. Американская икона. С. 132.

«общей цели». Хоффман. Американская икона. С. 201.

эти поставщики будут работать. Хоффман. Американская икона. С. 222.

«Маллали удалось сделать то». Хоффман. Американская икона. С. 235.

В Детройте отметили волшебство Малалли. Хоффман. Американская икона. С. 380.

«величайшим кризисным менеджером всех времен». Хоффман. Американская икона. С. 380.

«наибольшую угрозу для Ford». Хоффман. Американская икона. С. 395.

«совместная работа всегда приносит свои плоды». Хоффман. Американская икона. С. 393.

Сэнди Пентленд, профессор МТИ. Пентленд Алекс. Социальная физика: Как распространяются хорошие идеи: уроки от новой науки. Нью-Йорк: Penguin Press, 2014. С. 88.

«лучшие идеи». Пентленд. Социальная физика. С. 61.

распространением гриппа. Пентленд. Социальная физика. С. 33–34.

«вовлеченность» и «исследование». Пентленд. Социальная физика. С. 19–20.

«Когда поток идей». Пентленд. Социальная физика. С. 60.

более чем на 6 %. Пентленд. Социальная физика. С. 38.

Сноска: Пентленд. Социальная физика. С. 37.

тембр голоса. Пентленд. Социальная физика. С. 88.

1900 часов данных. Пентленд. Социальная физика. С. 95–96.

вовлеченность является основным фактором. Пентленд. Социальная физика. С. 89.

880 электронных писем. Пентленд. Социальная физика. С. 99.

намного более высокий выход креативности. Пентленд. Социальная физика. С. 100.

87,5 %. Пентленд. Социальная физика. С. 102.

группами с высокой и низкой производительностью. Пентленд. Социальная физика. С. 106.

кол-центр Bank of America. Пентленд. Социальная физика. С. 93.

среднее время обработки вызовов. Пентленд. Социальная физика. С. 94.

15 млн долларов. Пентленд. Социальная физика. С. 95.

Ни один капитан. Николсон. Поймать огонь. С. 25.

самая большая флотилия. Шредер Джон Х. Мэттью Кэлбрэйт Перри: Моряк и дипломат довоенного времени. (Аннаполис, Мэриленд: Naval Institute Press, 2001. С. 171.

самоизоляция … сакоку. Ганн Джеффри. Первая глобализация: Евразийский обмен, 1500–1800 гг. Лэнхэм, Мэриденд: Rowman & Littlefield, 2003. С. 151.

вступил в ВМС в возрасте 14 лет. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 11.

помогал колонистам. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 25.

доброй воли Соединенных Штатов Османской империи. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 47.

когда его произвели в капитаны. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 76.

он выступал за. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 25.

В 1851 г. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 168.

объемы торговли между Азией и Соединенными Штатами. Шредер, Мэттью Кэлбрэйт Перри, 257.

«Я обязан». Цитата Перри в кн.: Самуэль Элиот Морисон. «Старый эль»: Коммодор Мэтью К. Перри 1794–1858 гг. Бостон: Little, Brown, 1967. С. 279.

«действовать по своему усмотрению». Морисон. «Старый эль». С. 282.

приоритетов США в Японии. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 76.

«Министр ВМС … изволит». Морисон. «Старый эль». С. 283.

белый флаг. Шредер. Мэттью Кэлбрэйт Перри. С. 257, примеч. 44; Йосабуро Такекоши. Экономические аспекты истории японской цивилизации. Т. 3. Лондон: Taylor & Francis, 2004. С. 285–286.

«Перри, находясь на другом конце света». Билдер Карл. Маски войны: Американские стили военной стратегии и анализа. Санта-Моника, Калифорния: RAND Corporation, 1989. С. 18–19.

разбивать сады. Стробридж Уильям Ф. Войска в Красных лесах: Американская армия в Северной Калифорнии. 1852–1861 гг. Глендэйл, Калифорния: Arthur H. Clark, 1994. С. 31.

возложил ответственность за понесенные издержки на младших офицеров. Стробридж. Войска в Красный лесах. Гл. 1.

«Штаб-квартира армии США». Грант Улисс С. Полное собрание личных воспоминаний У. С. Гранта. Нью-Йорк: Charles L. Webster and Co., 1885. Взято с сайта проекта Gutenberg: http://www.gutenberg.org /files/4367/4367-h/4367-h.htm; глава LI.

«Корабль в море». Конрад Джозеф, цитата из кн.: Ставридис Джеймс, Мак Уильям П. Команда в море. 5-е изд. Аннаполис, Мэриленд: Институт ВМС США, 1999. С. 4.

Задача работников … проходить этот цикл. Хэмел Гэри. Стратегия как революция // Harvard Business Review. 1996. 74, № 4. С. 20.

Сноска: Появление телеграфа в конце XIX столетия также. Билдер. Маски войны. С. 18–21.

85 отелями в 30 странах. «Факт-лист». The Ritz-Carlton Hotel Company; http://corporate.ritzcarlton.com/en/Press/FactSheet.htm.

регулярно возглавляет списки Zagat. Загат назвал отель Ritz-Carlton в Далласе лучшим большим отелем в стране в 2009 г. Загат называет Ritz-Carlton в Далласе большим отелем номер 1 // Luxury Travel Magazine. 2008. 19 ноября; http://www.luxurytravelmagazine.com/news-articles/zagats-names-the – ritz-carlton-dallas-number-one-large-hotel-12612.php.

50 тыс. директоров. Мичелли Джозеф. Новый золотой стандарт: Пять принципов руководства для предоставления клиентам легендарной обходительности Ritz-Carlton Hotel Company. Нью-Йорк: McGraw Hill, 2008. С. 9.

Сотрудники могут потратить до 2000 долларов. Райсс Роберт. Как Ritz-Carlton остается на высоте // Forbes. 2009. 30 октября; http://www.forbes.com/2009/10/30/simon-cooper-ritz-leadership-ceonetwork-hotels.html.

«Немедленное умиротворение гостя». Сачер Сандра Дж. The Ritz-Carlton Hotel Company. Кейс в Harvard Business School 601–163, март 2001 г. (редакция от сентября 2005 г.).

«практически мифический уровень». Ренч Джейсон С. Коммуникация на рабочем месте в XXI в.: Инструменты и стратегии, оказывающие воздействие на нижнем уровне. Т. 1. Санта-Барбара, Калифорния: ABC–CLIO, 2013. С. 216.

«Добро пожаловать в Nordstrom». См. кн.: Спектор Роберт, МакКарти Патрик. Путь Nordstrom к совершенству в области клиентского сервиса: Руководство к тому, как стать такой компанией в вашей отрасли. Нью-Йорк: John Wiley & Sons, 2012.

«наделение сотрудника полномочиями повышает его удовлетворенность». Конгер Джей А., Канунго Рабиндра Н. Процесс наделения полномочиями: Совмещение теории с практикой // Academy of Management Review. 1988. 13, № 3 (июль). С. 474.

«мотивации внутреннего задания». Томас Кеннетт В., Велтхаус Бетти А. Когнитивные элементы наделения полномочиями: Интерпретивная модель мотивации внутреннего задания // Academy of Management Review. 1990. 15, № 4 (октябрь). С. 666.

работы сиделками в Китае. Нин С., Жон Х., Либо В., Квиджи Л. Влияние наделения полномочиями на удовлетворенность работой // Journal of Advanced Nursing. 2009. 65, вып. 12 (декабрь); http://www.ncbi.nlm.nih.gov /pubmed/19941547.

пятизвездочных отелей в Турции. Пелит Эльбейи, Ёзтюрк Юксель, Арслантюрк Ялчин. Воздействие наделения сотрудника полномочиями на удовлетворенность работой: Исследование отелей в Турции // International Journal of Contempo-rary Hospitality Management. 2011. 23, № 6; http://www.emeraldinsight.com/journals.htm?articleid=1944210.

«прежде всего на двух важнейших элементах». Канигел. Единственный способ. С. 377.

лишь 20 % рабочих. Бернофф Джош, Шедлер Тэд. Уполномоченные // Harvard Business Review. 2010. Июль. С. 5; http://hbr.org/2010/07/empowered/ar/1.

«число “исключений”». Кантер Розабет Мосс. Мастера изменений: Инновации и предпринимательство в американской корпорации. Нью-Йорк: Touchstone, 1984. С. 18.

«В мире, где одним злобным твитом». Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. Введение.

Ссылаясь на медленный ответ Unted Airlines. Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 2.

разочарование относительно Maytag. Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 2.

Greenpeace атаковала страницу компании Nestle в Facebook. Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 2.

Comcast поневоле оказалась. Берман Марк. Долгий путь к отмене услуги Comcast // Washington Post. 2014. 15 июля; http://www.washingtonpost.com/news/post-nation/wp/2014/07/15/a-long-days-journey-into-canceling-comcast-service/.

«каждый, у кого есть смартфон». Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 2.

Когда iPhone, купленный в Best Buy. Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 3.

«Настолько же восприимчива к онлайн-жалобам клиентов». Бернофф, Шедлер. Уполномоченные. С. 3.

битва достигла кульминации. Николсон Адам. Трафальгар и создание героя Англии. Нью-Йорк: HarperCollins, 2005. С. 256.

«Для любой другой нации». В отличие от Нельсона, Вильнев выжил в сражении. Его взяли в плен, но к нему относились снисходительно (он даже посетил похороны Нельсона). Его отпустили в ходе обмена пленными. После возвращения во Францию Вильнев, по неподтвержденной информации, покончил с собой, несмотря на теории о том, что его убил Наполеон. Цитата Н.Х. Николаса в кн.: Николсон. Сообщения и письма вице-адмирала, лорда-виконта Нельсона. Т. 7. Лондон, 1846. С. 314.

«Попадание торпеды, 20 секунд». См.: Охота за «Красным Октябрем», режиссер Джон МакТиран. Голливуд, Калифорния: Paramount Pictures, 1990.

«В 2011 г. американцы получили». Левитин Дэниэл Дж. Организованное мышление: Мыслить трезво в век перегрузки информацией. Нью-Йорк: Penguin, 2014. С. 6.

многозадачность сильно снижает. Левитин. Организованное мышление. С. 16.

«Первой обязанностью тех». Токвилль Алексис де. Демократия в Америке / пер. Джорджа Лоуренса. Нью-Йорк: Harper & Row, 1966. С. 12.

Наконец, спустя 17 дней. События последующей операции основаны на моих воспоминаниях, а также на нескольких интервью с участниками на всех уровнях Оперативного подразделения.

Однако Заркави умер через 24 минуты. Временной отрезок выбран по данным коалиции в Ираке: 12 июня, 15 июня – пресс-конференции. Коалиция в Ираке (генерал-майор Уильям Б. Кэлдуэлл IV). «Сводки по действиям в Ираке» (брифинг), 12 июня, 2006 г. и 15 июня 2006 г.

«практически полным равенством условий». Токвилль Алексис де. Демократия в Америке / пер. Генри Рива; ред. Джон Кэнфилд Спенсер. Нью-Йорк: Gerard Adlard, 1839. С. 11.

«ни в одной стране мира». Токвилль Алексис де. Демократия в Америке / ред. Филлипс Бредли. Нью-Йорк: Vintage Books, 1945. С. 198.

«в Соединенных Штатах». Токвилль Алексис де. Демократии в Америке: Выдержки. Нью-Йорк: Sterling Publishing, 2005. С. 202.

«Первой обязанностью тех». Токвилль Алексис де. Демократия в Америке / пер. Джорджа Лоуренса. Нью-Йорк: Harper & Row, 1966. С. 12.

«граждан демократической республики, задача которых». Данофф Брайан. Обучение демократии: Алексис де Токвилль и руководство в Америке. Нью-Йорк: SUNY Press, 2010. С. 7.

«соответствующим уровнем образования». Блитц Дж. Х. Токвилль по поводуобучения демократии: Проблема пассивности общества // Educational Theory. 1997. 47, № 1. С. 15.

Компьютерная симуляция будущего автомобильного трафика от Университета Техаса в Остине. Проект симуляции автономного автомобильного перекрестка осуществлен профессором Питером Стоуном в Лаборатории искусственного интеллекта Университета Техаса в остинском отделении информатики.

Вместо этого они энергично едут во всех четырех. Информатик разрабатывает перекрестки будущего с полностью беспилотными автомобилями // University of Texas News. 2012. 20 февраля; http://www.utexas.edu/news/2012/02/20/autonomous_intersec tion/.

25 % аварий. Никаких светофоров, знаков и аварий: Перекрестки будущего для беспилотных автомобилей // Reuters Video. 2012. 22 марта; http://www.reuters.com/video/2012/03/22/no-lights-no-signs-no-accidents-future-i?videoId=232193655.

95 % из них происходят из-за. Никаких светофоров // Reuters Video.

«Стереотипы – настоящий спаситель времени». // The Onion. 2002. 14 августа; http://www.theonion.com/articles/stereotypes – are-a-real-timesaver,10696/.

«наши теории определяют то, что мы пытаемся измерить». Сендж Питер. Пятая дисциплина: Искусство и практика изучения организации. Нью-Йорк: Ran-dom House, 2006. С. 164.

объединились для проведения исследований. Сендж. Пятая дисциплина. С. 270.

«Как философия естественных наук». См.: Мюррей Аллен Энн, Сэндоу Деннис. Природа социального сотрудничества // Reflections, the SoL Journal. 6, № 2. Цитата в кн.: Сендж. Пятая дисциплина. С. 271.

О соавторах

Тантум Коллинс

Тантум «Тедди» Коллинс закончил бакалавриат Йельского университета, где получил специальность бизнес-аналитика по мировой экономике и закончил курс управления у генерала МакКристала. Учась в Йельском университете, он занялся региональным исследованием Китая и Ближнего Востока, а также организационным планированием.

В настоящее время он получает степень магистра по международным отношениям и политике в качестве стипендиата фонда Маршалла в Университете Кембриджа, концентрируясь на мировом организационном планировании.

Дэвид Силверман

Дэвид Силверман является сооснователем и генеральным директором компании CrossLead, системы руководства и управления, которую он основал вместе с генералом Стэном МакКристалом для помощи организациям в адаптации и победе в сложных средах.

Будучи выпускником Военно-морской академии США, Дэвид служил в ВМС США в качестве офицера «Морских котиков» в течение 12 лет. Он – опытный ветеран боевых действий, имеет награды, за его плечами шесть проведенных операций по всему миру, включая Ирак, Афганистан и Юго-Восточную Азию.

Дэвид, его жена и двое детей живут в Вашингтоне.

Крис Фассел

Крис Фассел является партнером CrossLead, где он руководит развитием, клиентской службой и отделом маркетинга.

До своего прихода в CrossLead Крис более 15 лет служил офицером в Военно-морских отрядах «Морских котиков». Во время службы во втором и в восьмом отрядах «Морских котиков», а также в Группе разработки специальных операций ВМС, он участвовал в боях в нескольких горячих точках по всему миру.

За время своей карьеры Крис служил в качестве адъютанта тогда еще генерал-лейтенанта Стэна МакКристала в его последний год, когда он командовал Главным управлением специальных операций, после чего получил степень магистра по специальным военным операциям в Военно-морской школе последипломного обучения в Монтерее, штат Калифорния.

Крис также был старшим научным сотрудником военно-морской безопасности в Новой Америке, негосударственном научно-исследовательском центре, изучавшем следующее поколение вызовов, с которыми столкнется США.

Крис, его жена Холли и двое маленьких детей живут в Вашингтоне на Капитолийском холме.