Сказки далёкого будущего [Василий Московский] (fb2) читать постранично, страница - 2

за кондиционирующими установками и электроснабжением, и поэтому его немного уважали и не трогали. Даже в безумии анархии понимали, что есть вещи, в которые лучше не вмешиваться, если хочешь выжить. Поэтому, хоть и посмеялись над ним, но трогать не стали.

— Не буду спрашивать, зачем тебе эта дохлая сучка, — со смехом сказал тогда главарь банды, — Хочешь, забирай себе. Но не рассчитывай на харчи. Корми и пои ее сам, как знаешь.

И больше его не трогали.

А, тем временем, их пародийный мирок все больше сходил с ума. Тут и там появлялись безумцы, которые портили системы жизнеобеспечения. Портили еду. Сливали воду. Резали себе вены. Резались. Стрелялись. Поджигали себя живьём, превращаясь в живые факелы. Калечили себя. Выкрикивали такое, от чего кровь стыда в жилах. Призывали покаяться. Или завывали о том, что Бог их всех покинул…

И число безумцев увеличивалось.

И их убивали…сначала с ужасом перед их заразным безумием. Перед тем, во что превращается человек, теряя остатки достоинства. С чувством брезгливой жалости и отвращения. А потом, просто…как надоедливых насекомых.

Антон видел, как некоторые рвались на поверхность. Они бормотали что-то о прощании с солнцем. Они кричали и вырывались, когда их пытались остановить…

И такие пугали Антона больше всего…пугали своей тупой обречённостью. Своей жуткой сосредоточенностью и одержимой целеустремлённостью. Как маленькие грызуны из прошлого, что временами, поддаваясь всеобщей истерии, стайками неслись к водам ещё живых тогда морей и бросались навстречу своей гибели…

Антон думал, что бункер сожрёт сам себя. Но, внезапно, эпидемия безумия прекратилась.

Люди словно выгорели. Наступило что-то вроде тупого оцепенения и апатии. Бессильное, смиренное отчаяние перед неотвратимостью мучительного конца.

Только Антон продолжал вести рассчеты. Продолжал брать нужные детали. Продолжал конструировать…

Он бросил взгляд на высокую конструкцию у стены, напоминающую овальную рамку зеркала без стекла, поблескивающую в тусклом освещении.

— Завтра…завтра должно быть готово.

Аня хотела что-то сказать. Но, не стала. То ли сил не хватило. То ли просто не захотела его огорчать.

Он и сам почти потерял веру. И частенько задумывался о том, а не ошибся ли он? Он считал себя одним из тех, кто сохранил рассудок во всеобщем сумасшествии и помешательстве. Может быть, это иллюзия, и он тоже сошел с ума? Только, по-своему.

От этих мыслей хотелось плакать.

Шаркающие шаги.

— Антон? Привет, Аня!

Он поднял глаза.

Перед ним стоял ссутулившись человек с лицом, напоминающим восковую маску. Редкая щетина. Спутанные колтуны темных волос и лихорадочно блестящие глаза. Петр.

Антон движением головы велел говорить дальше.

— Я тут ищу… — Петр показал термос. — Я бы не стал просить…но Маше очень плохо. Можешь помочь?…если нет, я пойму…не волнуйся…просто больше ни у кого нет… Маша давно уже не спит…лихорадит ее…

Вот так всегда. Петр всегда был таким. Человеком, который ухитрялся удариться обо все выступающие углы, потерять все, что можно было потерять и собрать на свою голову все несчастья, которые только можно собрать. Но, человека добрее и умнее, способного в два счета устранить поломку и определить неисправность, или достать нужные инструменты и детали для Антоновой машины, ещё стоило поискать. И Петр был единственным, кто искренне верил в работу Антона и старался помочь.

И именно он назвал машину Антона Ковчегом. По образу древнего Ковчега, что спас людей во время Всемирного Потопа в незапамятные времена. И если тот Ковчег спас живых существ от воды, то этот спасет от огня. От огненного потопа…

Антон посмотрел на Аню.

Аня ответила движением век.

Антон встал, взял термос Петра, подошёл к столу и отлил воды другу.

— Вот, спасибо, Антон…не забуду…

— Сам-то попей. У тебя глаза больные, — хрипло проговорил Антон.

Петр отмахнулся. Его качнуло. Антон подхватил его под руку.

— Провожу тебя, — сказал он.

Они вышли в коридор между блоками. Тут, на полу лежали люди. Мужчины. Женщины. Точнее, лишь оболочки людей, по странной случайности продолжающие дышать и чувствовать. Жить. Они тупо пялились в полумрак. У многих не хватало сил даже на то, чтобы проводить друзей взглядом.

— Как твой Ковчег? — спросил Петр.

— Осталось совсем немного. Скоро буду опробировать.

— Ты веришь, что все получилось? — в вопросе, скорее, звучала надежда, чем апатичное недоверие.

— Не знаю. А что мне остаётся?

Петр тяжело вздохнул, силясь глотнуть больше воздуха в сдавленные лёгкие:

— Тяжко… — Он посмотрел на женщину, в лёгкой майке и мешковатых штанах, лежащую у стены. Интересно, она жива ещё? Петр горько всхлипнул. — Ты подумай… Знали же, что такое с нашим солнцем будет, что выгорит водород, выродится в гелий… И было у нас время, чтобы подготовиться. Настроить таких, вот, Ковчегов. Или же тупо лететь осваивать другие планеты… Помогать друг другу… Так