Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
рот. Я бормочу что-то невнятное, типа «мерси», но он уже переключился на кого-то другого.
Дыши глубже. Все уже произошло. Просто, фак, успокойся. Я трясу сведенными в судороге кулаками, чтобы снизить в них напряжение, и поднимаю глаза к небу. Яркая синева, пронизанная тонкими перистыми облаками, охлаждает мой мозг, и сжимающий сердце страх медленно отступает.
Окна дома, в котором жила Анжела, выходят на фермерский рынок, расположенный на узкой улочке напротив станции метро. Здесь гораздо оживленнее, чем на таких рынках в Сан-Диего: люди целуются при встрече по-французски, в обе щеки, все радуются жизни. Откуда-то долетают звуки аккордеона, и этот милый узнаваемый саундтрек Парижа заставляет меня скрежетать зубами.
Я останавливаюсь у неказистой двери дома Анжелы и опускаю на землю спортивную сумку. Мы когда-то ездили в Париж с родителями, и я помню, что Монмартр стал центром парижского уличного искусства больше ста лет назад. Через каждые пару метров вдоль улицы сидят художники с картинами и фотографы с черно-белыми работами.
Ничего не имею против изобразительного искусства, например анатомических атласов, карт нервной системы человека или эскизов восемнадцатого века. Картины, изображающие эмоции и чаяния, оставляют меня равнодушной, а неопределенные абстракции всегда казались мне пустой тратой времени.
Мне нужен смысл. Мне нужна определенность.
Анжела не такая. Сверхъестественная способность моей сестры-близнеца переживать по поводу малейшей неприятности, случившейся с кем-нибудь, была расхожим поводом для шуток в нашей семье. Мы шутили, что она не упустит и мухи, которую прихлопнули где-то за два квартала. Она эмоционально реагировала на все: на живопись, на книги… Ее мог запросто растрогать взгляд какого-нибудь пухленького мальчугана, который с завистью смотрит на проезжающий мимо грузовик с мороженым.
Однажды я читала, сидя на заднем дворе, и вдруг услышала ее плач. Я захлопнула книгу про динозавров и вскоре обнаружила сестру сидящей в нашем домике на дереве, где она с рыданиями оплакивала нечаянно раздавленную бабочку. Не зная, чем ее утешить, я обняла ее и сказала, что мы похороним бабочку со всеми почестями, чтобы она окаменела и превратилась в ископаемое, как динозавры. И однажды кто-нибудь найдет ее окаменевшее тело и обрадуется. В качестве гробика мы приспособили коробку от моего нового микроскопа, подложив туда газету, надеясь, что так каменеть ей будет приятнее.
У кнопки домофона табличка с именем сестры — «ДАРБИ Анжела» — каждая клеточка моего тела начинает задыхаться от ужаса, что это реально. Я нажимаю кнопку. Какая-то часть меня надеется, что сейчас сестра ответит своим мелодичным голосом: «Привет, Мун».
Слезы застилают глаза: кажется, сейчас появится Анжела. Прислоняюсь к кованой решетке, щека жадно впитывает холод металла. Колени подкашиваются. Я уже готова разрыдаться, но тут за стеклом появляется парень. Я вздрагиваю и отступаю. Он открывает дверь, его высокая фигура едва вписывается в проем. Темные волосы аккуратно разделены пробором.
— Bonjour, mademoiselle[5]. Шейна?
Стараюсь взять себя в руки, понимая, что это бойфренд Анжелы. О существовании которого я не подозревала, пока не получила имейл.
— Да. Это я.
— А я Себастьян. Можно просто Себ, — добавляет он. Из-за акцента имя звучит как Себа.
Аквамариновые стены узкого коридора подчеркивают блеск мраморной плитки на полу. Внутри ободряющая прохлада. Дверь за спиной захлопывается с глухим щелчком. Если бы меня встречала Анжела, а не этот Себа… Она бросилась бы мне на шею, мгновенно забыв наши последние слова, сказанные в гневе, и сжала в объятиях до хруста костей. Я бы, конечно, орала, требовала прекратить, но на самом деле мне бы это нравилось. Если бы она была жива.
Наши шаги гулко отдаются эхом в вестибюле, Себ ведет меня к винтовой железной лестнице мимо единственной двери с надписью «Консьерж». На первой полосе газеты, которая лежит на мохнатом коврике у двери, чернеют жирные заголовки. Похоже на русский, но название боковой колонки написано латиницей: «Traffic». Почему-то это меня злит. Вместо того чтобы писать о смерти моей сестры, они публикуют заметки о проблемах уличного движения.
— Позволь? — Себ берет мою спортивную сумку и удивленно поднимает брови: она почти ничего не весит. Еще бы — там одежды всего на три дня. Мы гуськом поднимаемся по лестнице, но он вдруг резко оборачивается.
— Прости, — дрожащими пальцами он касается моих волос. — Ты так на нее похожа. Вот только…
— Глаза, да? Знаю. — Отодвигаюсь на безопасное расстояние. Выражение его лица настораживает. Это что, скорбь? Или желание? Желание Анжелы, разумеется. Жалкая замена того, что отнято у нас обоих.
Себ наклоняется ко мне, и от него несет какой-то затхлостью — так пахнет в библиотеке, или от пальто, извлеченного из кладовки.
— Извини. У тебя ведь один глаз зеленый?
Я киваю и вжимаюсь в перила лестницы.
Последние комментарии
49 минут 30 секунд назад
15 часов 50 минут назад
18 часов 24 минут назад
18 часов 53 минут назад
18 часов 59 минут назад
13 часов 15 минут назад