Бабье лето [Людвик Ашкенази] (fb2) читать постранично, страница - 4

«Оставьте себе, земляк», — заявил вышеупомянутый разбогатевший букмейкер Антонио Муцци из Мессины.

— Вот как это произошло, с вашего разрешения, — заканчивает парикмахер.

В итальянском квартале такого случиться не может, это — событие большого света.

Он долго стриг, брил, массировал и причесывал нас; а в это время какой-то бледный веснушчатый кандидат в миллионеры чистил нам обувь.

И еще мы узнали, что парикмахер Джованни уже тридцать пять лет обручен, но они с Лючией до сих пор не могут обвенчаться, потому что семью содержать он не в состоянии.

За это время Лючия лишилась ноги: она спешила на свидание с женихом и хотела побыстрее сесть в автобус. Но автобус набрал скорость, и теперь у Джованни одноногая невеста.

Сейчас Лючия стоит Джованни много денег. О, мадонна, сколько денег!

Почему же Джованни не женится на своей невесте, если он все равно ее содержит?

— Невеста, — говорит Джованни, — это все-таки чужой человек. На невесте можно еще кое-что сэкономить.

— А видитесь вы часто?

— Нет, она уже не любит меня, — отвечает Джованни. — Я не проявил решительности, а женщины любят решительных мужчин. Вы это, верно, тоже заметили?

В парикмахерской у Джованни стоит вращающийся столбик с красно-бело-синими полосами, расположенными наискось, — это какой-то герб американской корпорации цирюльников.

Многоцветная спираль непрерывно стремится куда-то вверх, все дальше и дальше, без конца. Но это лишь оптический обман, прекрасная иллюзия: полосы всего-навсего кружатся вокруг столбика.

Уходя, я оставил у Джованни деньги с великим стыдом.

— Пожалуйста, — сказал я, — не обессудьте, я — не из Мессины.

— Благослови вас господь, — ответил он вежливо, но разочарованно. — Антонио обещал найти меня в этом отеле. «Оставайся тут, говорит, чтоб я тебя сразу нашел, чтобы мне не пришлось тебя разыскивать где-нибудь в Бронксе или на Бауэри». Вот почему я и остаюсь здесь, хотя арендная плата в этих местах выше, чем в других районах Нью-Йорка.

— Когда же он был у вас в последний раз?

— Постойте, — задумался Джованни, — кажется, это было в 33-м году. Или же в 34-м.

На прощанье он показал мне фотографию своей невесты Лючии. Это была женщина с типично итальянским лицом, хранящим следы былой красоты.

Таймс-сквер, или сила рекламы

Первый вечер всякого иностранца принадлежит Таймс-скверу. Мой приятель М., который приехал днем раньше и, следовательно, уже знает Америку процентов на сто лучше, нежели я, сидя рядом со мной в такси, заклинает меня не поддаваться чарам неоновой феерии на Таймс-сквере.

— Свежему человеку, — говорит он, — труднее всего устоять перед этим.

И с оттенком тщеславия прибавляет:

— Но уже во второй раз ему все становится ясно.

Он разъясняет мне, что реклама — это средство эксплуатации трудящихся. Между тем мы подъезжаем к Таймс-скверу, и мне внезапно начинает казаться, что я очутился в центре бомбардировки.

Вас обстреливают самые мощные световые батареи в мире, и вам не остается ничего другого, как жмуриться, моргать, таращить глаза и снова жмуриться.

На вас низвергается неоновая буря, буря без грома и без дождя, но с беззвучными молниями ужасающей силы, которые отличаются от небесных тем, что окрашены каждый раз в иной, часто приятный цвет. И тут мне в голову приходит фантастическая мысль: а что если люди стали бы красить весеннюю молнию в зеленый цвет, а осеннюю — в красный? Ведь тогда любая добрая буря, при нашей влюбленности в различные фейерверки и бенгальские огни, могла бы стать действительно народным гулянием.

Так, наверное, подействовал на меня Таймс-сквер — площадь рекламы.

Площадь эта попирает, кроме всего прочего, все законы гармонии. Краски совершенно не соответствуют друг другу, в них нет, как говорится, ни складу ни ладу, и это неожиданно создает ощущение красоты.

В нашем мире возникло новое удивительное произведение искусства — реклама. Но об этом никто не пишет, даже в Америке. Ее воздействие, особенно в первый раз, поразительно, а ведь это также является мерилом искусства.

Мы беседуем о влиянии рекламы.

— Обратите внимание на эту безвкусицу, — заявляет мой друг, указывая на неонового курильщика фирмы Кэмэл. — Этот человек курит бесконечную сигарету. Каждые несколько секунд из его рта вырываются клубы дыма, которые тут же растворяются в синем сиянии. — Помедлив, он прибавляет, что эта примитивная реклама рассчитана на людей малоинтеллигентных.

Вслед за тем, он с виноватой улыбкой достает пачку сигарет, разумеется Кэмэл, и говорит:

— Не думайте, что и я подпал под влияние рекламы, но в конце-то концов, это лучшие здешние сигареты!

Потом мы рассматриваем неоновую пташку, которая, не взлетая, трепещет крылышками над пивом Будвейзер, и нас охватывает непреодолимая жажда.

Но прежде чем отправиться пить пиво, мы еще долго ждем — не взлетит ли