Скандал в семействе Уопшотов [Джон Чивер] (fb2) читать постранично, страница - 5

натуре, он хранил у себя в кабинете фотографию Вудро Вильсона в рамке красного дерева, изготовленной из остатков старого стульчака. Его дочь, приехавшая домой из колледжа мисс Уинсор, и сын, вернувшийся на каникулы из школы святого Марка, стояли с отцом и матерью в дверях и кричали:

— Веселого рождества! Веселого рождества!

За Уильямсами жили Брэтлы, которые пригласили славильщиков зайти и выпить по чашке какао. Джек Брэтл женился на дочке Девенпортов из Травертина. Брак оказался неудачным, и, услышав от кого-то, что петрушка хорошее средство, возбуждающее половую активность, Джек посадил у себя в огороде десяток рядов петрушки. Как только петрушка выросла, на нее стали совершать набеги кролики; и, выйдя однажды ночью на огород с дробовиком, Джек смертельно ранил в живот рыбака-португальца по имени Мануэл Фада, который уже несколько лет был любовником его жены. Он предстал перед окружным судом по обвинению в непредумышленном убийстве и был оправдан, но его жена убежала с коммивояжером, торговавшим древесиной, и теперь Джек жил с матерью.

За домом Брэтла находился дом Даммеров, где славильщиков угостили вином из одуванчиков и сладким печеньем. Мистер Даммер, болезненный человек, иногда бравший заказы на шитье, был отцом восьми детей. Его высоченные сыновья и дочери выстроились в гостиной неопровержимым свидетельством его мощи. Миссис Даммер как будто опять была беременна, хотя едва ли можно было утверждать это с определенностью. В прихожей висела ее девичья фотография — на ней была изображена хорошенькая молодая женщина, стоящая рядом с чугунной ланью. Мистер Даммер подписал под фотографией: «Две красавицы». Выходя из дому на метель, славильщики кивком головы показывали друг другу на эту надпись.

Около Даммеров жили Бретейны, которые десять лет тому назад побывали в Европе, где купили маленькие вифлеемские ясли с младенцем Иисусом, служившие предметом всеобщего восхищения. Хейзл, единственная дочь Бретейнов, сидела в гостиной с мужем и детьми. Во время венчания Хейзл, когда мистер Эплгейт спросил, кто выдает девушку замуж, миссис Бретейн встала со скамьи и заявила:

— Я выдаю. Она моя, а не его. Я за ней ухаживала, когда она болела. Я шила ей платья. Я помогала ей готовить уроки. А он никогда ничего не делал. Она моя, и выдаю ее замуж только Я.

Этот необычный поступок как будто вовсе не помешал семейному счастью Хейзл. Муж ее выглядел человеком состоятельным, а дети были красивые и умели себя вести.

В нижнем конце улицы находился дом старой Гоноры Уопшот. Славильщики знали, что там их угостят ромом с сахаром и специями. В буран старый дом, где топились все печи и изо всех труб шел дым, казался чудесным созданием человеческих рук, уютным жилищем; этот дом был словно по кирпичику, комната за комнатой, создан воображением какого-нибудь бездомного художника или безнадежно одинокого матроса, который, с тяжелой от похмелья головой, ютился где-нибудь в меблированных комнатах. Мэгги, служанка, ввела пришедших в комнату и обнесла всех ромом. Гонора стояла в углу гостиной, старая дама в черном платье, обильно посыпанном не то мукой, не то тальком. Мистер Старджис взял на себя обязанности хозяина.

— Прочитайте нам стихотворение, Гонора, — попросил он.

Она отошла к роялю, оправила платье и начала:

Она прочла до конца, ни разу не сбившись, а потом все спели «Радость в мире». Это был любимый гимн миссис Коултер, и она прослезилась. События в Вифлееме казались ей не откровением, а утверждением того, что она всегда знала в глубине души, — удивительного многообразия жизни. Именно ради этого дома, ради этого общества, ради этой вьюжной ночи Он жил и умер. И как чудесно, думала миссис Коултер, что явление Спасителя осенило наш мир благодатью. Как чудесно, что она способна так радоваться этому! Когда гимн окончился, она утерла слезы и сказала Глории Пендлтон:

— Разве это не чудесно?

Мэгги снова наполнила стаканы. Все отказывались, все выпили и, выйдя снова в метель, подобно мистеру Джоуиту, почувствовали, что всюду, всюду вокруг них счастье.

Но по меньшей мере одно одинокое существо было в Сент-Ботолфсе, одинокое и таящееся от людей. Это был старый мистер Споффорд, который быстро, по-воровски, шел тропинкой к реке, неся какой-то таинственный мешок. Он жил бобылем на краю города, зарабатывая на существование починкой часов. Когда-то семья его жила в достатке, и он путешествовал и учился в колледже. Что же он нес к реке в сочельник, в эту невиданную метель? Вероятно, тут крылась какая-то тайна, он что-то хотел уничтожить; но какие документы могли храниться у одинокого старика и почему из всех ночей он выбрал именно эту, чтобы