Целое (СИ) [Марина Носова Рыжий Доппельгангер] (fb2) читать постранично, страница - 4

смысла в этом всё равно не было. Они привыкли слушать болтовню Куросаки, которая часто не несла смысловой нагрузки и нужна была лишь для того, чтобы сам Ичиго не сходил с ума от тишины. Порой они даже вклинивались в неё негромкими порыкиваниями и ворчаниями. Иногда он рассказывал им события прошлого, и лишь тогда они внимательно слушали, но, даже усердно копаясь в воспоминаниях, не могли сказать, что что-то помнили.

Они привыкли убивать Пустых, что по глупости лезли на них. Первое время Ичиго ещё тянулся к мечу, но они были намного быстрее. Вскоре он уже стал просить их дать ему размяться. Они ощущали веселье. Это напоминало игру, где они всегда побеждали.

Они привыкли, что порой Куросаки замолкал и смотрел пустым взглядом вдаль. Что порой и он морально уставал от тишины, от пустыни и от них. А они не смели в эти моменты лезть к нему. Они были друг у друга, у него же не было никого, только беззвучный монстр, которым когда-то были его учитель и враг, и бесконечная неменяющаяся пустыня с вечной ночью. Он уставал.

Однажды он сказал, что его зампакто больше не говорят с ним. И во внутренний мир попасть он не может. Они и сами знали об этом. Просто… знали.

Они привыкли накрывать его широким крылом, когда Ичиго проваливался в сон без сноведений. Он сам как-то говорил, что ему перестали сниться сны. А в пустыне холодно. Им то не страшно, а вот… могла ли душа заболеть?

Они ушли так далеко от того белого замка… Время можно было измерить лишь по волосам Ичиго, которые продолжали расти. Он чертыхался, но обрезал их, когда они опускались ниже талии, а вот им было приятно трепать их.

Прошло… несколько лет, точно? Он так давно не говорил с ними…

— Скоро конец. Он слишком устал.

— Мне-нам это не нравится. Его реяцу… мы её почти не ощущаем.

— Он умирает. Меня-нас это бесит.

— Мы… мы не должны допустить это. Он ведь…

— Он мы. Мы знаем это. Почему ничего не предпринимаем?

— Мы давали ему время. И нам.

— Довольно ждать.

Ичиго знал, что это будет тяжело. Но даже представить себе не мог, насколько до жестокости правдивы окажутся слова Йоруичи-сан.

Вечность — это безумно долго, мой мальчик. Даже твоё упрямство может быть перемолото в пыль.

Он пытался считать время, но бросил это спустя два или три месяца. Сейчас же наверняка прошли годы. Идти не было смысла, их никто не преследовал, но Куросаки знал, что если они остановятся, то он точно сойдёт с ума. Его сводила с ума и пустыня, и тишина, и то, чем стали Урахара-сан и Айзен. Порой он жалел их, порой — завидовал. Им было так легко, они не ощущали подступающих щупалец безумия.

Он начал желать, чтобы они разошлись. Мелочно, учитывая, что он сам позвал их с собой, но Ичиго действительно устал. Но он молчал. Давно уже прошло время, когда ему и им требовались разговоры. Он откуда-то всегда знал, даже не смотря на выражение их лица, что они ощущают, а они всегда замечали его состояние.

Хотя, неправда. Ему требовались разговоры, даже если смысла в них уже не было. Но им — нет.

Пустые давно не появлялись. Ичиго с трудом мог вспомнить, когда последний раз видел минуса. Похоже, они зашли в действительно далёкие и пустые земли, где не обитали даже низшие. Впрочем, и не удивительно. Еды тут нет, какой смысл бродить здесь?

Он сделал ещё несколько шагов и остановился. Всё. Больше он не мог. Или не хотел. Ичиго устал. Существо настойчиво подтолкнуло его в спину, но он покачал головой. Никак. Ноги уже не идут.

— Всё.

— Нам горько.

— Да… это был долгий путь.

— Всё обернулось ужасно. Он измучен.

— Осталось немного. Всё скоро кончится.

— Идите… вперёд. Я догоню.

Не догонит. Просто хочет наконец остаться один и прикрыть глаза. Внутри зрела подсознательная уверенность, что они уже не откроются.

Так… будет лучше. Хоть они и путешествовали вместе, это выглядело, словно им просто в одну сторону. Ему понадобилось время, чтобы осознать: Айзен и Урахара-сан больше не те, кем они были. И дело не в едином теле и невозможности говорить. Они… стали чем-то иным и внутри. Они больше не нуждались в обществе или чем-то подобном.

И он тут чужой.

— Время.

— Да.

Ладонь легла на голову, развернув к лицу существа. Четыре зрачка сосредоточились на его глазах, не моргая, отчего Ичиго ощутил, как по спине прошёл холодок. Хоугиоку начал сиять ярче.

— В чём дело? Вы…

— Мы…

— Мы.

Было больно. Так, что тишину Уэко разбил крик, полный агонии. Вблизи же можно было услышать треск костей и разбивающейся на осколки души. Он попытался использовать банкай, но меч выпал из дрожащей руки.