Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
подгонит, то платформу с покорёженным металлом оттащит. Открыла Антонина дверь вагона, угольную пыль вымести из тамбура, а тепловоз встал аккурат напротив — команду ждал. Из кабины на площадку вышел молоденький машинист. Облокотился на поручни и важно закурил, поглядывая искоса на Антонину. Затянулся несколько раз, выпрямился и крикнул, будто извинялся:
— Такая вот судьба…
Смотрела на него Антонина, и судьба обретала для неё ясные, человеческие очертания.
Старшего Антонина родила в Хабаровске, среднего в Махачкале, а младшую в Москве, прям на Киевском. Последние два года работала Антонина в бригаде поезда Москва-Самара. Пенсию ждала. Квартиру в Новосемейкино они с мужем лет двадцать как получили, там и дети жили, пока не выросли и не разъехались кто куда. Какой бы рослой и сильной не казалась Антонина, поизмоталась она, поизъездилась. Осядет, думала, в дому, да внуков станет нянчить. Но, бывало, нет-нет, да и «дозаправится» Тоня из блестящей фляжки величиной с ладошку, глянет вдоль состава, и засосёт под ложечкой, и запросится душа в дорогу, как в молодости.
— Что, Макаровна, не идут твои? — Толстый усатый милиционер поставил чемоданчик на асфальт, зажал подмышкой резиновую дубинку и приставил к уху часы на запястье. — Нормально… Пять сорок по Москве.
— Здравствуй, Петрович! — Антонина поправила на левом лацкане серого пиджака новенький бейджик. — Ты никак с нами в рейс?
— Ага, — Петрович покрутил завод часов. — Если что, я у начальника.
Петрович перехватил дубинку, поднял чемоданчик и вразвалку двинулся к штабному вагону.
Перрон мало-помалу оживлялся. Загремели тележки носильщиков, загалдели многодетные семьи. Мальчик лет восьми с глупой улыбкой и водяным пистолетом бегал, шлёпая по лужицам, и всё норовил проскочить между Антониной и вагоном. Проводница шикала на него, и малец уходил на очередной вираж.
— Здрасьте! — Мешковатый мужчина плюхнул на землю оранжевую дорожную сумку, поставил поверх неё пластиковый пакет, безрезультатно пошарил по карманам джинсов, агакнул и достал билет из кармана коричневой ветровки.
— Здравствуйте! Паспорт, — привычно произнесла Антонина. — Угу, Павел Сергеевич. Проходите, четвёртое купе, шестнадцатое, верх.
Мужчина поблагодарил, суетливо подхватил пожитки и скрылся в вагоне. «Первый мужчина — это к добру», — ухмыльнулась Антонина и взяла билеты у молодой пары с девчушками-близняшками в голубых платьицах. — Второе купе, проходите, пожалуйста, — ласково сказала Попец и только успела подумать, что для таких она и работает, как грудной женский голос с хрипотцой заставил пассажиров расступиться.
— Граждане, да Боже ж мой! — выкрикивала под аккомпанемент чемоданных колёсиков плотная рыжеволосая тётка в зелёном платье с пуговицами спереди. Пол-лица скрывали дорогие солнцезащитные очки. — Дайте женщине уехать!
Дама поравнялась с Антониной, сняла очки и оказалась вовсе не тёткой. Возраст едва тронул благородные черты лица, оттенив обаяние женской зрелости. Старили даму высокая причёска и заносчивость. Пассажирка не глядя сунула проводнице билет.
— Паспорт, — снисходительно вздохнула Попец.
— Вот, извольте, — тётка раскрыла документ в дорогой замшевой обложке. — Мальчик, отойди от края! Свалишься под поезд, не дай Бог, отправление задержат, — крикнула она мальчику с пистолетом.
— Так-так, Хаханян… Угу… — Антонина сверила записи. — Проходите, Татьяна Михайловна. Пятнадцатое, нижнее место. Четвёртое купе.
— У вас бельё хоть сухое? — пыхтела Хаханян, убирая паспорт в сумку на плече.
«Оп! Всё-таки это ты — борзая! — Антонина сдержала улыбку. — Какой же рейс без таких?»
— У меня сухое, — доверительно наклонилась она к Татьяне. — Всегда. Но спасибо за беспокойство.
— Проверим! — заверила Хаханян и царственно вошла в вагон.
Малец прицелился сзади в Татьяну и прыснул из водяного пистолета. Кривая грязная струя не долетела, и капли проявились на серой юбке Попец.
— Ах ты, сорванец, — вскипела Антонина и дёрнула подол юбки, чтобы рассмотреть масштабы диверсии.
— Добрый день, Антонина Макаровна! — невысокая женщина неопределённых лет, улыбаясь одними губами, протягивала ей билет. Строгий тёмно-синий брючный костюм подчёркивал спортивную фигуру. Взгляд женщины царапал, словно рыболовные крючки втыкал в кожу.
«Что-то не припоминаю», — Попец вопросительно посмотрела на пассажирку. — Добрый день! Часто ездите!
— Бывает, — повела плечом спортсменка. — Вот паспорт. А поменяться можно будет, если что?
— «Если что» — это что, например? — насторожилась Попец.
— Я доплачу, — заверила пассажирка, не ответив.
— Узнаю, конечно, если хотите, есть ли свободные места, но… — Антонина поняла бессмысленность беседы и открыла паспорт: — Мелкова Валентина Александровна.
— Ой, а купе не у туалета? Если да, то я не буду меняться, — продолжала перебирать варианты Валентина.
— Четвёртое купе.
Последние комментарии
1 день 6 часов назад
1 день 16 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 13 часов назад
2 дней 14 часов назад