Солдатская доблесть [Иван Петрович Кургузов] (fb2) читать постранично, страница - 2

встали и громко повторили слова командира.

— Мы понимали и чувствовали — война не за горами, — говорит Бултыр.

И она действительно оказалась не за горами. 22 июня протрубили боевую тревогу. Через два часа полк был на марше. А под Минском артиллеристы обрушили на головы врага первый огненный шквал.

Опьяненные легкими победами в Европе, гитлеровцы окончательно обнаглели, бандитские орды бесноватого фюрера лезли напролом. Нужна была величайшая выдержка, упорство, мужество, чтобы устоять, не поддаться панике. И красноармейцы уже в первые часы боя показывали подлинную отвагу и героизм.

…Круг обязанностей артиллерийского разведчика совсем не тот, что у пехотного. Он не может похвастать вылазками за «языком», вражеским дотом, забросанным гранатами, или снятым часовым. На первый взгляд его действия выглядят как-то «по-мирному». С перископом пробирается он на передний край, устраивается где-нибудь подальше от пехоты, а то выходит и на нейтральную полосу; замаскировавшись, тщательно изучает местность с помощью перископа, засекает огневые точки противника, подбирает хорошие цели для артиллерии.

Так ли уж все это «мирно»?

Блеск линз перископа может привлечь внимание фашистского снайпера. Тогда товарищи не дождутся возвращения разведчика, а старшина отметит очередную потерю в списке…

А вот еще эпизод. Залег артиллерийский разведчик на «ничейной» полосе. Фашисты перешли в атаку. Чтобы остановить их, закрыть огневым валом пехоту, он вызывает огонь на себя. Потом помянут пехотинцы добрым словом героя…

Гаубичный полк занял оборонительные позиции на подступах к Минску. Фашисты, прикрываясь танками, беспрерывно атаковали позиции полка. Потери были большими, у орудий из всего расчета осталось по два-три человека. Пришлось и артиллерийским разведчикам менять свою специальность. Бултыр стал заряжающим. Вот в метрах трехстах снова появились танки противника, ведя прицельный огонь по батарее. Теперь уже это можно было: рядом с убитыми артиллеристами лежали мертвые деревья, раньше маскировавшие орудия. Леса не стало, только одиночные сосны и березы стояли, опустив обгоревшие сучья, словно оплакивая погибших. И травы не стало: страшный пахарь войны — артиллерия — перекопал землю.

А красноармейцы стояли, стояли, оглохшие от неумолкающих разрывов снарядов, стояли презирая смерть, стояли, защищая Родину!

У одного орудия наводчиком — командир дивизиона. У него по локоть нет левой руки, кровь просачивается через бинты, а он командует: «Огонь! Огонь!» Старшина батареи едва успевает подносить снаряды.

Гитлеровцы продолжают атаки. С воздуха штурмуют «юнкерсы». Кругом все горит. А Бултыр со словами: «Вот, шайтаны, получайте!» — посылает снаряд за снарядом. Упал командир орудия сержант Чернов, теперь Бултыр остается вдвоем с наводчиком. Головной танк уже совсем рядом, еще выстрел — и стальная громада задымилась, закрутилась на месте. Но упал и Аманов, упал возле своей пушки, и брызги крови его окропили раскаленный ствол… Только на вторые сутки, уже в госпитале, Бултыр понял, что он жив…

Позади — Москва! Лежать в госпитале — вообще трудно, томительно. Но лежать, когда на фронтах решается судьба Родины, — невыносимо! Скорее на фронт! Скорее на фронт! Скорее в свой полк!

Теперь он занимал оборону под Москвой.

Сжалось сердце Бултыра. «А что будет дальше? Ведь фашисты уже Клин захватили!»

Друзья, оставшиеся в живых, (а их осталось мало: из всей батареи — семь человек) радостно встретили выходца «с того света».

Только долго радоваться не пришлось: снова отступать.

К концу ноября враг прорвался к станциям Лобня, Снегири, захватил Яхрому, форсировал канал Москва — Волга. Над столицей Родины Москвой нависла смертельная угроза.

Сколько раз еще там, дома, Бултыр мечтал побывать в Москве, ходить, не уставая, по ее широким улицам, прийти к Ленину. Не пришлось. А вот теперь он, Бултыр Аманов, стоит насмерть у стен столицы. И он не отступит ни на шаг, и товарищи его не отступят: позади — Москва!

Фашисты с самолетов разбросали листовки, обещают «рай на земле». Командир прочитал одну, скомкал, плюнул, придавил сапогом.

— Чем ответим?

— Снарядами! — раздался дружный хор голосов.

— Самим надо наступать, — добавил Аманов, — тогда они листовки бросать не будут. Отступать надоело. Неровен час — до Намангана дойдем, — под общий хохот добавил он.

— Да, братцы, отступать больше некуда. И не будем! — почти крикнул командир. — Здесь разобьем эту гадину!

…Ожесточенный бой разгорелся на Можайском шоссе. Огонь вели прямой наводкой, цели на снегу хорошо видны. Вот из орешника выползает тяжелый танк. Первым же снарядом Бултыр подбил его. Второй танк пытался взять на буксир подбитого, но дернулся, завертелся. И два черных костра впились языками в хмурое небо. В танках стали рваться снаряды, у одного отлетела в сторону башня.

— Давай еще! Вылезай! Встретим! — кричал Бултыр, охваченный горячкой боя.