Росстани и версты [Петр Георгиевич Сальников] (fb2) читать постранично, страница - 4
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
* * *
От станции до Кондратовой деревни версты три-четыре, а как это далеко, если не хочется идти! Кондрат досадовал на себя, что оробел и не поговорил с графом, не спросился прийти к нему, чтоб выложить свои думы о воле-волюшке и людском хлебе... Кондрат повернул к пакгаузу, к грузчикам. Окончив навалку соли, мужики лежали на соломе под навесом. Вымотанные работой и водкой, они мертвецки спали, раскидавшись кто как. Не спал один Егор, старшой поденщиков. Он мучился грыжей, сидел поодаль, скрючившись, крестился и матерился. Ведерко с невыпитой долей водки стояло рядом. Егор смачивал оторванный кусок от рубахи, совал к больному месту и на минуту-другую замирал. Подошел Кондрат. Егор поднял бороду, обрадовался живому человеку: — Кого сустретил-то, мил друг? Кондрат промолчал, сел рядом. — Может, он отговор от мужицких болестей знает, а? — взмолился Егор. — Не-э, граф — по иной части. Душу унять он, говорят, мастак... А хворь твою словом не уймешь. Кондрат тихонько разговорился о Толстом, что знал сам и что навыдумывали о нем мужики. — Што ты мне все это говоришь: пахать и печки класть ловок, сапоги тачать и книжки писать горазд! Вот бы грыжу вправлять умел твой граф... — распалялся от боли и разговора старый грузчик. — От натужести болесть у тебя, Егор. Купец Мармыжкин в ней виноватый. Его и кори. Кондрат спросил у старшого заработанные деньги, допил Егорову водку и отправился в деревню. Шел не обычной дорогой, чтобы не попасть в кабак и не оставить там заработок. В голове посветлело от выпитого, и сладко представилось Кондрату: идет он по крестьянским полям вместе с графом Толстым, в руках по ореховому подожку, в котомках — по краюхе хлеба, а впереди — широкая Россия...
* * *
Как-то вот так, свежо и откровенно, плелись-выплетались воспоминания о вчерашнем дне. Ни капли не обронила память. Тем вечером, когда засветился ободок рано пополневшей луны, полевой дорогой мужик забрел на кладбище. Там-то и очнулся Кондрат от загадочных видений — потерялся светлый старец, пропал средь крестов вместе с ореховой палкой и краюшкой хлеба. Страшно стало одинокому человеку, и тогда позвал Кондрат покойную Ульяну, с того света жену позвал. Но о чем говорил с ней — того не вспомнить. Память вдруг круто повернула его мысли в совсем далекие дни. Трудно даже поверить, что были такие дни в живой жизни Кондрата. ...Неслышно текла ночь, ветер утих и не бил в окошки, не просился в избу. Кондрат все так же недвижно лежал на сундуке, подложив руки под голову. Облонок луны завалился за крыщу, и темнота тут же смела оконные кресты с пола. На печи, угревшись, посапывал Антошка. Одинокого Кондрата все безжалостнее окутывали воспоминания. Были те далекие дни — не соврала память. Была и жена у Кондрата — умная, работящая, красивая. Молодая красота запросила еще красоты: и тогда милая Ульяна принесла счастливому Кондрату крохотного мужичка — сына Антошку. С неистовым криком явилась на свет кроха. Чудилось, сама радость кричала о праве своем. И не думалось тогда счастливым, что в том радостном крике сгорит молодая мать. Как сорвавшаяся звезда с небес, озарилась на миг и угасла, сверкнув напоследок тихой бабьей мольбой: «Натопить бы печь березой...». Разве ослушаешься близкого человека в его предсмертном желании?! Кондрат бросил в сани топор, запряг кобылу, вывел ее на задворки. Там огляделся пугливо и, прыгнув в розвальни? дал волю себе и лошади... Песню запел. Девичью песню затянул, чудак.
Запел как запелось, как в сердце екнуло от Ульяниных слов: «А то не ехай... Ветер воет...» И ветер выл, и ехать надо было, и песня запелась, но думал Кондрат о другом: кто из бар помилосерднее, в чей лес завернуть, где поукромнее местечко отыскать, чтоб не скоро хватились порубанной березки.
Брюхатенькая Муха, всегда голодная в хомуте, пьяненько перебирала лохматыми ножками и, косясь на Кондратову песню, норовила убежать от нее в снежную заметь.
И ветер, и Муха, и песня — все застыли у недальнего леса. День уходил, и другого места искать не давало время. Да и ответ, подумал Кондрат, один придется держать, без выбора, за всякую березку — полную меру, если дознаются. И все же с тайного следа решил свернуть. Помилует бог — укроет метелица воровскую дорожку... Обогнув окраинный подлесок,
Последние комментарии
15 часов 27 минут назад
15 часов 27 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад