cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
слов, она повела нас к машине.
Тьярна преображалась. Люди, даже долгой бессолнечной зимой не терявшие радостного настроя, теперь, с наступлением весны, воспрянули духом, и город снова стал праздничным. На клумбах и в вазонах высадили цветы, в фонтаны подали воду. Я смотрела на поблескивающие медные шпили, острыми вершинами стремящиеся в небо, и думала, как разгорится к лету их сияние, как наберёт силу звенящий уличный шум и жизнь будет бурно кипеть до первых холодов. Только я этого уже не застану.
В салоне повисло молчание. Солнце не разгоняло печаль, лишь скрашивало её, делало лёгкой, почти невесомой. Было не ко времени спокойно.
— Рыцари точно за нами не следят? — спросил вдруг Петер.
— Точно, — ответила Мария. — Марта достаточно убедительно сыграла на инспекции. Да и план с переездом, похоже, сработал.
— Слава богу.
Мы выехали за черту города и свернули с шоссе. Поодаль вдоль дороги протекала река, полноводная, тёмная — солнце рассыпалось по поверхности воды бледными, едва видимыми бликами. В её медленном течении было что-то одновременно пугающее и завораживающее.
Вскоре в стороне замаячил знакомый силуэт смотровой вышки. Поравнявшись с ней, Мария остановила машину на обочине.
Сквозь густой покров жёлтой прошлогодней травы, вымоченной снегом и дождём, уже пробивалась молодая зелень. Сапоги хлюпали по сырой земле. Но я с наслаждением вслушивалась в это хлюпанье, в хлёсткие удары стеблей по ногам, вглядывалась в бесконечную высоту голубого неба, безупречно прекрасного. Ветер приносил упоительно сладкий запах реки. С каждым шагом, с каждым следующим вдохом я полнилась силами и воодушевлением, полнилась любовью, и та огромная пустота внутри, которую прежде я проклинала и ненавидела, теперь казалась величайшим благом — ведь она могла вместить так много.
И боли тоже нашлось в ней место. Я стояла перед вышкой, боясь обернуться. Слова и фразы, мысленно отрепетированные бессчётное число раз, заученные до автоматизма, были не те, неправильные, их невозможно было произнести, невозможно было даже повторить про себя. Наверное, они чувствовали то же самое.
— Ну, — я наконец повернулась к ним, — вот и всё. Здесь мы расстаёмся.
К горлу подступил ком. Порыв ветра пронёсся между нами, словно проведя черту.
— Тебе уже пора? — неуверенно спросил Кир. — Может, задержишься хоть на пару минут? Мария, у нас ведь ещё есть время?
— Есть, есть, — вздохнула она. — Но не увлекайтесь. Вам дай волю — и уговорите бедную Марту остаться до завтра, а потом до послезавтра, до мая, до лета. — Мария устало махнула рукой. — У вас пять минут.
Кир подошёл ближе, отвёл взгляд, перевёл на меня и снова отвёл, неловко молча, переминаясь с ноги на ногу. Петер не сдвинулся с места.
— Чёрт. Выторговал время, и даже не знаю, что сказать. Из всего того, что хочется.
— Угу, — кивнула я. — Всего сказать не получится.
Кир улыбнулся, не печально, но с таким пронзительным сожалением, что у меня заныло в груди.
— Вроде только вчера познакомились, и вот ты уже уходишь. Раньше нас. По правде, мне даже обидно, совсем немного, но всё же. Надо лучше стараться, да? — Он покосился на Петера, стоявшего в стороне. — Мы обязательно догоним тебя. Обещаю.
— Значит, ещё увидимся?
— Да. Да, непременно. — Мы обнялись, и Кир негромко добавил: — Удачи, Марта. Пусть всё сложится хорошо.
Петер поглядывал на нас, не решаясь подойти. Тогда я подозвала его, развела руки, и он крепко-крепко стиснул меня в объятиях. Чувства, заключённые в этом долгом прикосновении, словами было не передать. Так мы и замерли, слушая друг друга. Не хотелось отпускать его. Не хотелось отпускать никого из них.
— Как же мы будем без тебя? — всхлипнул Петер и отстранился.
— Как и раньше, — я успокаивающе погладила его по плечу. — Вы справитесь, это ведь не конец света, ничего плохого не случилось. Я в вас верю. И надеюсь, что мы прощаемся не навсегда.
Он уронил было голову, но тут же выпрямился, будто что-то вспомнил. Его губы тронула улыбка; лёгкая и светлая, она до неузнаваемости преобразила его лицо. В то мгновение я поняла, что могу уйти со спокойной душой.
— Наговорились?
Мария хмурилась, но лишь для строгости. А может, чтобы скрыть волнение: её движения были чуть более напряжёнными, чем обычно. Она встала передо мной, внимательно посмотрела в глаза и, убедившись в чём-то, тихонько выдохнула.
— Я хотела подарить тебе кое-что. — Мария вынула из сумочки конверт — в нём были наши совместные фотографии. — Не знала, какая тебе больше понравится. Выбирай любую. Или возьми обе.
Флюоритовая бумага холодила кончики пальцев. Я подумала, что же произойдёт с наполнявшей кристаллы магией в нашем мире. Сохранится ли она? Испарится ли? Эти фотографии не ощущались такими же реальными, как подаренная Лайонелом золотая заколка или перо Бертрана. Теперь для меня они были хрупки, почти эфемерны.
— Оставь, — я
Последние комментарии
2 часов 26 минут назад
3 часов 59 минут назад
7 часов 52 минут назад
7 часов 57 минут назад
13 часов 17 минут назад
2 дней 56 минут назад