Камо [Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе] (fb2) читать постранично, страница - 2

из известняка. На всем городе лежит колорит какой-то обособленности и дикой оригинальности. Знойное небо над городом, буйные и мутные волны Куры около него, неподалеку горы, в них какие-то правильно расположенные дыры — это пещерный город, и еще дальше, на горизонте, вечно неподвижные белые облака — горы Главного хребта, осыпанные никогда не тающим снегом. Пейзаж был непривычен и чужд глазу великоросса, тон суров; зрение, привыкшее к широким горизонтам, сдавлено грядами гор, запиравших отовсюду котловину, разрезанную рекой и линией железной дороги, казавшейся неуместной среди этой простой и дикой красоты…»

Горийскому мальчику Симону, уже не очень-то послушливому, шел десятый год. Ночью, переполненной ожиданием, он выскользнул из дому, занял место перед виселицами на склоне крепостного вала. В плотной многотысячной толпе затиснуты и высокий костлявый русский парень с длинными волосами Алексей Пешков, незадолго перед тем обосновавшийся в Тифлисе, и крепыш в темнозеленом мундирчике тифлисского реального училища Степа Шаумян. Пока они незнакомы. Каждый сам по себе. Власти разрешают всем желающим присутствовать на публичной казни двух крестьян-побратимов. Вина их чрезвычайно велика. Цивилизованное общество во имя высшего милосердия не вправе их щадить. Крестьяне застрелили, как бешеную собаку, сиятельного князя Амилахвари.

Несколькими неделями раньше один из преступников нанес князю смертельное оскорбление — обогнал его на скачках. Не посчитался с заранее сделанным внушением, чтобы никто не смел горячить своего коня и не вздумал показывать чрезмерную удаль. Князь, естественно, не мог оставить тяжкого оскорбления без последствий. И с ватагой верных друзей и слуг ночью увез невесту Сандро. Обесчестил ее.

Сандро и побратим его Григол Хубулури дали волю своему необузданному, дикому, как изволил определить на суде господин военный прокурор, характеру. Зарядили берданки нарезной картечью, застрелили молодого красавца князя на ступенях божьего храма.

Приговор утвержден в Петербурге. На масленицу сего 1892 года преступники будут публично повешены на крепостном валу уездного города Гори. О чем для всеобщего удовольствия на видном месте дважды сообщает газета «Кавказ», находящаяся под официальным покровительством самого наместника…

Казнь, разговоры, услышанные в толпе, шумное одобрение истинно рыцарского поведения побратимов — сами накинули на себя петли, сами выбили из-под своих ног табуреты — все заронит мысли неистребимые.

С той масленицы, отмеченной виселицами, в подражание крестьянам-побратимам первейшим увлечением Симона становится игра в «разбойники». С обязательным кулачным боем. «От этих усердных занятий, — помянуто в автобиографии, — даже нос мой изменил форму, раньше он был тонким, а потом, после многих катастроф, сделался широким… Я стал набирать себе товарищей из семей бедняков, сыновей каменщиков, красильщиков. Я водил за собой целую ватагу ребят».

«Голь какая-то… Каменщики-красильщики… Позор моему дому!» — наливался яростью спесивый родитель Аршак Нерсесов Тер-Петросян. Подрядчик, поставщик мяса и фуража войсковым частям, он пуще всего любил пустить пыль в глаза, покрасоваться в горийском «свете».

На приемы-кутежи — сотни, для семьи — многократно пересчитанные гроши. На случай прихода гостей, визита из Тифлиса интендантов и провиантских чиновников в погребах Аршака вина, свежие фрукты зимой, копчения, маринады. Для жены, бывшей более чем в два раза моложе своего повелителя, для детей мал мала меньше — родилось двенадцать, в живых осталось пятеро — для них подпорченные продукты по строжайшему счету.

При очередной проверке запасов папаша замечает недостачу. Ясно, дело рук разбойника Симона. Мальчик не таится, да, он открывает подвал, берет еду для сестренок и для бедствующего родственника матери старика Вартана. В ход по обычаю пускается ремень. «Буду, все равно буду!» — единственно, что произносит Симон. Зато навзрыд ревут девчонки: Джаваира, Сундухта, Арусяк — из крайней тревоги за брата, их постоянного опекуна; несмышленыш Люсик — так, за компанию. Бегут слезы по щекам матери. Отстоять своего любимца Симона, она зовет его Сенько, Маро не в состоянии. В ее возможностях лишь украдкой поцеловать сына, приложить мази из целебных трав к кровоточащему телу…

Наступает час, выбранный Сенько для мести. Притаившись в темном чулане, он подкарауливает, покуда Аршак отправится в глубокий подвал со съестным. Мгновенно захлопывает крышку люка, запирает на замок, кладет ключ в карман — и за дверь. Долго грохотал, грозился, звал на помощь взбешенный Аршак. Маро сама сбить замок не могла. Дворник почему-то тоже не спешил явиться на помощь хозяину. Самое же существенное, что Сенько на этот раз никакого наказания не понес. Тер-Петросян-старший ограничился непреложной, по его мнению, констатацией: «Ни к черту негодный мальчишка».

В не слишком далеком будущем подросший Симон, услышав стоны