Процент человечности [Кристина Юрьевна Юраш] (fb2) читать постранично, страница - 5

съехали на самый кончик носа.

Старушка чуть не задохнулась от гнева:

— Да как вы смеете…

— А теперь время для голосования… — вмешался ведущий. — Нажимайте единицу на проекции, если вы за то, чтобы модификаты жили в социуме или присылайте сообщения на номер…

— Ушли, — сказала Фанни, прислушавшись. — Спустились вниз по лестнице.

— Фета… — фыркнула Мася, потянув носом.

— Толстуха не будет нас ругать? Как тогда, — мрачно спросил Кэлл, протирая глаза и громко зевая.

Элив тихо прокралась поближе к двери, ведущей в воспитательскую. Она стояла в шагах семи от нее, но благодаря нечеловеческому слуху прекрасно слышала все. Подняв рыжие ушки, она внимательно вслушивалась в каждый шорох. Раньше таким образом она узнавала, что их накажут за плохое поведение при «очень важных людях». В прошлый раз их наказали за то, что одна девочка схватила толстую тетю из «очень важных людей» за яркие бусы, когда та наклонилась «поиграть с детенышем». Тетя возмущалась, девочка рычала, сжимая в кулачке крупную бусинку, тянула на себя. Потом подоспела Толстуха. Она попыталась расцепить пушистые пальчики. Но «детеныш» держал добычу мертвой хваткой, а потом укусил Толстуху за руку. Бусы порвались. Они рассыпались по ковру, и все бросились их собирать. Девочка плакала, тетя возмущалась, а остальные радостно ползали по полу, сжимая в пушистых или полностью человеческих, как у Фанни и Элив, руках цветные стеклянные шарики. Толстуха, запыхавшаяся и злая, собиралась наказать всех, кто попадется под горячую руку. Тогда Элив пряталась. Тогда все прятались под кроватями или за шкафом с игрушками.

Элив не умела за себя постоять. Она боялась царапаться, как Фанни, или укусить, как это делают другие. За это могли наказать еще сильнее. Иногда Элив не могла уснуть от того, что в голову закрадывались грустные мысли и плохие воспоминания. Как давным-давно ее наказывали, как ей было стыдно, за то, что она вела себя «как животное». Элив не хотела, чтобы ее считали «дикой». В отличие от многих она не мочилась на ковер, умела читать и даже немного рисовать. Жаль, что ручки в классе были приделаны к парте жесткой и прочной веревочкой, а порвать ее было невозможно. Перегрызть тоже. Даже если бы удалось заполучить ручку, то рисовать было бы не на чем. Раньше им давали большие листики бумаги. Но однажды, после того, как один малыш умудрился съесть ее, бумагу давать перестали. Никто сначала не заметил, как мальчик жевал ее, до тех пор, пока он не начал смешно кашлять. Его быстро увели из класса. А потом опустевшую кроватку отдали новенькой.

Та девочка, которая, порвала бусы «очень важной» тети, была наказана. Ханя заступилась за нее, поэтому ее не били. Девочку лишили обеда и ужина. Ее больше не пускали в комнату с телевизором, а вместо нее взяли Цацу.

Часто за хорошее поведение «при людях» давали конфеты или печенье. В этот раз конфет не дали. Значит, что-то не понравилось. Нужно просто слушать очень внимательно, чтобы разобраться во всем, не обращая внимание на шум телевизора, на возню в игровой. Если что-то не понимаешь, то нужно стараться запомнить непонятное слово и ждать, когда услышишь его по телевизору и сам догадаешься, что оно такое или тихонько спросить у Хани.

Элив умела подслушивать. Она не считала это чем-то плохим, потому что ей это много раз помогало. А еще всегда было немного любопытно узнать что-то новое.

Из-за двери раздавались голоса. Писклявый и скрипучий — Толстухин. Тихий и неуверенный — Ханин.

— Ешь конфеты, дурочка. Не бери в голову. Облизнуться. Их и так на государственные деньги кормят-одевают… — что-то прошуршало, и Толстуха невнятно добавила:

— Мм… Нафинка вкуфная. Вот эти желеные — просто прелефть!

— Ты некрасиво поступаешь… Твои дети дома конфеты каждый день едят, а эти… — Ханя говорила тихо, едва слышно.

— Дались тебе эти нелюди… Да, знаю, знаю… Ты рассказывала… С кем не бывает. Год прошел, а ты все убиваешься. У меня тоже такое было. Почти все через это прошли.

— Я отпуск беру. Пока на месяц. А там, как сложится. С завтрашнего дня. Муж подал на развод. Предложила еще одного родить, а он отказался. Сказал, что и одной попытки с него хватит, — голос Хани дрогнул.

— Нужно было все по-умному делать. Справка о смерти и все. А там пусть думает, — небрежно сказала Толстуха. — Лучше поговорим о сегодняшнем дне. Кто знал, что приедет сама Лили Энжел Кейн! Я у нее автограф попросила. Принесу своим. Дочка давно хотела… Ты здорово придумала. Если надо красиво — Фанни и Элив. Если надо жалостливо — Мася. А если отталкивающе — пусть Цацу берут. Она страшненькая. А остальные для массовки.

— Я просто не хочу, чтобы о них думали плохо. А тут как назло на каждом углу кричат: «Нет — модификатам!» Мне их жалко. Я работаю здесь, чтобы хоть как-то компенсировать пустоту.

— Нашла кого жалеть! — фыркнула Толстуха. — Я работаю здесь, потому как здесь хорошо платят. А мне еще двух детей поднимать.

Толстуха развернула еще