Монах и ведьма [Роман Алимов] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
ворот рубил дрова.
– Что не весел отец, не выспался? А я вот, решил протопить, холодает. Не стесняйся, заходи, можешь начинать свое дело.
Ефросиния лежала в новой белой рубахе, волосы были прибраны, на устах застыла печать покоя, а губы, казалось, сложились в улыбку.
Вытащил мокрые книжки, и аккуратно переворачивая страницы, чтобы не порвать, начал читать.
На кухне гремел дровами хозяин, разжигая печку. Молитва совсем не шла, и Фома изредка поглядывал по сторонам, то вертясь в сторону печки в надежде, что скоро станет теплее и он согреется, а книги просохнут, то изредка посматривал на настенные часы, ожидая окончания молитв, то рассматривал покойницу, читая по памяти. Внезапно Фома вздрогнул, по шее Фроси стекли обильные капли воды.
Мысль пронзила голову:
«Да неужто, это она?! Или я с ума сошел, покойница мокрая вся, да вот, и на руках то же самое, вода, волосы влажные? Не-е-ет, не может такого быть, та молодая, а эта уже в годах, выдумал же такое».
Продолжил читать, а мысль все не унималась:
«Да как же она тогда мокрой стала? И правда, похожа на ту нагую, что при луне!»
Остановив чтение, обернулся и спросил:
– Хозяин! А что у вас покойница мокрая вся, аж течет с нее?
Петр оторвался от розжига печки и ответил:
– Да, как же! Отец. Да ведь обмыть полагается, вот и мокрая она, ты читай, читай, не отвлекайся, я сейчас.
«Фух, аж вспотел. Ну и лезут же мысли дурные, а ведь говорил мне брат Никодим – будешь и дальше лентяем, попустит тебе Господь скорби! Ух, пора, пора мне исправляться!»
Усердно читал, молитва пошла как нужно, даже хозяин стал шепотом повторять за Фомой строки из псалмов.
Отчитал все, что требовалось, мягко закрыл книжку, чтобы не разорвать и уселся рядом с теплой печкой. Хозяин накрыл стол. Фома согрелся, поел, сразу же поклонило в сон.
– Э-э нет отец! Пора тебе обратно! Ко мне сейчас бабы придут, все равно не уснешь, готовить будем съестное на поминки. Да и ты вон в каком виде, – хозяин ухмыльнулся, прищурившись, – так, что иди отдыхай, а завтра жду тебя раненько. А за службу благодарствую, в котомку снедь положил, как обещал.
Снова монах поплелся в сторону леса. Вышел на большую поляну и возле стога сена расположился отдохнуть.
– И что он там мне засунул, – бурчал, развязывая котомку.
В котомке лежали пироги, а в баклаге молоко. Наполовину опустошив сосуд, Фома заприметил внутри горлышка свежую озерную тину, ощутив болотный привкус. Пришлось вылить остатки на траву.
– Да что же это, порченые они там в этом дворе или как, что ни еда, то на выброс!
– Эх, не дадут человеку поесть! Ну да ладно, хоть отдохну.
Лежал и вспоминал о ночной встрече, о красавице. Пока размышлял, зашуршали кусты и оттуда вылетел крупный ворон. Подлетел к сумке, выхватил пирог и поволок его назад в сторону зарослей.
– А, ну ка, наглец, я тебе покажу! – монах поднялся от стога и бросил в кусты палку, не попав в птицу.
Кусты шелохнулись, затряслись и оттуда выскочил разъярённый черный кабан, с красными глазами, как огонь в печи. Не останавливаясь, прямо с разбегу вонзился он острыми клыками в ногу Фомы.
Монах завопил что есть мочи, а свирепое животное, разбежавшись снова нанесло удар по второй ноге. Фома упал, ужасная боль сковала тело, от страха он стал ползком пробираться в сторону ближайшей сосны, пока дикий зверь возился с мешком, разнося содержимое в клочья, по всей поляне. Дополз до дерева и цепляясь за ветки почти забрался на одну из них, но ощутил сильный толчок, а затем его грубо дернули сзади и жестко поволокли, прямо по влажной траве поляны. Лицо и руки бились об коренья деревьев, цеплялись за сухие ветки и камни, пока тот, кто тащил его не остановился у высокого дерева. Невероятная сила подняла его как легкое перышко за ноги, что-то черное все мелькало за пеленой грязи в глазах. Фома ощутил, как болтается на мощном суку, вниз головой. Паника, страх и острая боль в ногах накатила одновременно, всего минуту назад, лежал он и спокойно размышлял у стога, а сейчас болтался на суку, словно попал в руки к разбойникам.
– Вы кто? Чего надо, у меня ни денег, ни добра! Монах я, монах, слы-ы-ышите, отпустите?! – вопил Фома.
Резкий и противный запах ударил в нос, по глазам провели словно шерстью жесткой кисти, оттряхивая облепленную грязь, что отваливалась кусками.
Болтаясь из стороны в сторону, монах приоткрыл глаза и развернув голову, обнаружил прямо перед собой ужасное существо, размером с корову, что поставили на задние лапы, с загнувшимся толстенным хвостом, которым невиданное существо стряхивало с лица Фомы остатки грязи.
Грубый голос насмешливо произнес:
– Ну что? Такой же черный, как и я? Давай дружить! – лохматое существо хлестко шлепнуло Фому по ноге хвостом, от чего он затрясся и завопил снова.
– Ты кто такой? Поставь меня на землю, я монах, меня нельзя!
– Монах он, ха-ха! Монахи сидят да молятся, а не в стогах дрыхнут. Брат ты мой черный, ты вот в Петров двор ходишь, да Фроську мучишь. Прекрати, а то хуже сделаю! Считай нашу встречу предупреждением.
Последние комментарии
13 часов 46 минут назад
16 часов 3 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 15 часов назад