По затерянному следу [Григорий Осипович Набатов] (fb2) читать постранично, страница - 5

Экерта. И, наконец, дезертировала со стройки тогда же, когда и Экерт. После этого вернулась в Ригу и служила домработницей, но уже под фамилией Ткаченко».

Юрьев не сомневался, что между этими фактами есть прямая связь.

Точку зрения капитана разделял и полковник Семашко.

— Сергей Петрович, вы установили, когда Анна вернулась в Ригу? — спросил он при встрече у капитана.

— В 1949 году. До этого она жила некоторое время у себя в деревне. Затем опять лежала в больнице. Шизофрения...

И показал полковнику фотографию Анны.

— Болезненная и старовата...

— На восемь лет старше Экерта. Он умеет обольщать женщин, этот Экерт. Соблазнил племянницу Епифанова, бывшего при гитлеровцах бургомистром Оболи, затем Велта Будрис, Анна Ткаченко... — пояснил Юрьев и добавил: — Между прочим, Анатолий Викторович, в Риге обнаружен солагерник Экерта — некий Кузьмичев. Он пытался направить розыск по ложному пути... Интересно, почему Экерт сблизился с Анной? Она намного старше его, да еще больная. А бросил он молодую, красивую — Велту Будрис. В то время Велта работала в продмаге и имела состоятельных родителей. Мне думается, что у Экерта была не любовная, а какая-то другая, далеко идущая цель.

* * *

В Бережок Юрьев поехал с лейтенантом Бушуевым. Деревня раскинулась вдоль озера, лежавшего у подножья пологого холма. Вокруг — холмы, поросшие кустарником. Берег, что напротив деревни, покрыт лесом. Ветки берез низко склонялись к воде, словно хотели пить.

В конце улицы размещался сельсовет. Юрьев застал там председателя Никиту Федоровича Круглова.

Из его рассказа он узнал, что Анна Ивановна Хижняк-Стефановская (Ткаченко — ее девичья фамилия) родилась в этой деревне. Здесь она училась, а после окончания школы работала счетоводом в сельпо. В тридцать третьем году вышла замуж за техника-лесовода Хижняк-Стефановского и прожила с ним в дружбе и согласии до сорок первого года.

В первые же дни войны Хижняк-Стефановский добровольно ушел на фронт, участвовал в обороне Ленинграда, сражался на Ораниенбаумском пятачке, был тяжело контужен и после освобождения Псковщины вернулся в Бережок.

Но это уже был не тот Казимир Станиславович, каким его помнили в округе. Он часто болел, стал пить. Не выдержала Анна, в сорок шестом году завербовалась и уехала на строительство в Ригу. Вскоре Казимир Станиславович умер. Похоронила Анна мужа и опять надолго покинула Бережок.

— А чем она сейчас занимается? — поинтересовался Юрьев.

— Пенсионерка, по инвалидности. Живет затворницей. Ни во что не вмешивается... С головой у нее не совсем...

* * *

Дом Анны Ткаченко стоял у самой околицы. Одну половину его занимала семья младшего брата, колхозного зоотехника, в другой, что поменьше, жила с матерью-старухой Анна.

Прежде чем нанести ей визит, Юрьев с Бушуевым узнали, что Анна себя чувствует хорошо, бывает в гостях у знакомых, ходит в сельскую библиотеку. В погожие дни любит копаться на огороде.

Анна встретила гостей встревоженно, поднялась из-за стола.

— Мы сотрудники госбезопасности, — представился Юрьев. — Нас интересует Экерт. При каких обстоятельствах вы познакомились с ним?

— Когда он был истопником, — после длительной паузы тихо ответила Анна.

— Вы бывали вместе с Федотовой в компании Экерта и Муратова?

— Иногда. Но я с Экертом ничего общего не имела... Хотите верьте, хотите нет, — на глазах Анны показались слезы.

Юрьев понял, что она боится быть искренней.

— Экерт что-нибудь рассказывал вам о себе?

— Ничего не рассказывал. Муратов как-то проговорился, что служил вместе с ним у немцев...

—  Анна Ивановна, — мягко спросил Юрьев, — что заставило вас уехать из Риги вместе с Экертом? Велта Будрис говорила нам о вашем отъезде.

— Я уезжала в Куйбышев. К брату.

— Я понимаю вас, Анна Ивановна. Вы боитесь сказать правду. Не бойтесь. Вас мы ни в чем не подозреваем. Экерт вас обманул. Он рассказывал вам о том, как убивал советских людей?

— Убивал?

— Да! Он — каратель.

Анна вспыхнула. Губы ее задрожали.

— Каратель?

— Если мы найдем Экерта, то вы сами убедитесь в этом. Он палач. Экерт изменил Родине...

Юрьев поднялся и отошел к окну.

— Я понимаю вас, — продолжал он, стараясь говорить как можно мягче. — Трудно поверить вот так, сразу... Он был близок вам. Может быть, и сейчас...

— Нет! Нет! — И, положив на колени руки, перевитые узловатыми венами, Анна заговорила:

— Тяжело было работать на стройке. Кирпичи я таскала, бревна, доски... Здоровые и те кряхтели. Ну, я и слегла, заболела. А на ноги поднялась — позаботились обо мне добрые люди: уборщицей в баню определили. Там я и повстречалась с Николаем. Спросила как-то: «Где твоя семья?» — «Нет у меня семьи, — отвечает, — расстреляли...»

Мой покойный муж не был чутким, а Николай... Почти каждый день виделись мы, и он спрашивал, как я себя чувствую.

Однажды Николай говорит: «Отчего это, Аннушка, другой раз на меня находит такое, что хочется волком завыть? У