Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков [Игорь Юрьевич Додонов] (fb2) читать постранично, страница - 184

моторизованных соединений, подчинённых командованию группы армий «Юг», контрнаступление под Харьковом было вполне сравнимо с численностью самостоятельных танковых соединений двух советских фронтов» [20; 144].

В самом деле, к 19 февраля в двух танковых армиях (1-й и 4-й), 6-й армии и группе Кемпфа группы армий «Юг» было тринадцать подвижных соединений: семь танковых и шесть танкогренадёрских и моторизованных дивизий. Это 3-я и 7-я танковые дивизии III танкового корпуса, 11-я танковая и 5-я моторизованная дивизия СС «Викинг» XL танкового корпуса 1-й танковой армии, 6, 17-я и 19-я танковые дивизии XLVIII и LVII танковых корпусов 4-й танковой армии, танкогренадёрские дивизии СС «Лейбштандарт», «Рейх», «Мёртвая голова» танкового корпуса СС (переданного в подчинение 4-й танковой армии), танкогренадёрская дивизия «Великая Германия» группы Кемпфа, 23-я танковая и 16-я моторизованная дивизии XXIV танкового корпуса 6-й армии. В принципе, был ещё и четырнадцатый «фигурант» с немецкой стороны – остатки 27-й танковой дивизии [20; 144].

На ту же дату Юго-Западный и Воронежский фронты могли выставить четырнадцать подвижных механизированных соединений: 5-й гвардейский танковый корпус 40-й армии, 12-й и 15-й танковые корпуса 3-й танковой армии, 4-й гвардейский, 3, 10-й и 18-й танковые корпуса подвижной группы М.М. Попова, 1-й гвардейский и 25-й танковые корпуса 6-й армии, 1-й гвардейский механизированный корпус, 2-й гвардейский, 2-й и 23-й танковые корпуса 3-й гвардейской армии, 5-й механизированный корпус 5-й танковой армии [20; 144 – 145].

О наполняемости советских танковых корпусов выше уже говорилось, и о том, что при примерном равенстве (по штату) в количестве танков мотопехотная и артиллерийская составляющие делали немецкую танковую дивизию всё же более сильной в боевом отношении, чем советский танковый корпус, упоминалось.

Исходя из всего этого, А. Исаевым делается вполне обоснованный вывод:

«В сущности, в руках у Манштейна оказалось большинство подвижных соединений в южном секторе советско-германского фронта и практически все – поступившие на Восточный фронт с отдыха и пополнения с ноября 1942 г. по февраль 1943 г. Результативное применение этой толпы танковых дивизий потребовало, конечно, некоторого мастерства (особого внимания заслуживает использование II танкового корпуса СС), но в целом отнюдь не является чем-то гениальным или из ряда вон выходящим» [20; 145].

Контрнаступление Манштейна в Донбассе и под Харьковом состоялось именно благодаря высокой концентрации в указанных районах крупных танковых соединений. Причём некоторые из них только что прошли переформирование, перевооружение и вследствие этого имели высокую комплектность личным составом, техникой и вооружением. Активно использовались и потрёпанные в боях танковые и моторизованные дивизии. Но надо учесть, что немцы имели весьма благоприятные возможности для частичного их пополнения. Не видеть всего этого, утверждать, что Манштейн остановил «русские полчища», а затем и успешно контратаковал их чуть ли не голыми руками – преступно грешить против истины и самым бесцеремонным образом искажать факты. Это простительно битым мемуаристам из Германии, их, по крайней мере, можно чисто по-человечески понять, но вот как понять некоторых современных браздописцев из России?

И всё-таки, несмотря на то, что Красная Армия в феврале – марте 1943 года потерпела поражение, несмотря на то, что во многом этим поражением она была «обязана» своему собственному командованию, хотелось бы отметить, что поражение это ни в коем случае нельзя поставить вровень с теми катастрофами, которые постигли наши войска в 1941 – 1942 годах. Абсолютно справедливо пишет в мемуарах Александр Михайлович Василевский:

«…Даже при всей неожиданности вражеского контрнаступления наш отход не носил на себе следов растерянности и сумятицы. Ни порядок, ни руководство войсками не нарушались, хотя все тяжело расставались со столь дорогими нашему сердцу городами и районами. Мы верили, что они скоро станут свободными» [8; 9].

Напрасно г-н Соколов в своей работе на примере выхода из Кегичевского «котла» 12-го и 15-го танковых корпусов силится показать, что «ничегошеньки» в Красной Армии не изменилось по сравнению с 1941 и 1942 годами [39; 47 – 48].

В опровержение этой инсинуации г-на Соколова достаточно сказать, что практически все попавшие в «котлы» в Донбассе и под Харьковом в феврале – марте 1943 года советские соединения выходили из окружения именно как соединения. Да, они несли потери в людях и особенно в технике и тяжёлом вооружении, но не рассыпались на более или менее мелкие группы, которые разбредались в стороны для того, чтобы самостоятельно прорываться или «просачиваться» сквозь вражеское кольцо. Даже оказавшиеся в наиболее отчаянном положении 7-й гвардейский кавалерийский корпус и 25-й танковый корпус вышли в расположение своих войск как корпуса, сильно поредевшие, но корпуса. То же относится и к 12-му, и 15-му танковым корпусам 3-й танковой армии, о