Рекламный агент [Сергей Ярчук] (fb2) читать постранично, страница - 2

Первый закусил губу, прикидывая возможные последствия.

— Так точно. И я сильно опасаюсь, что Великий магистр заинтересуется причиной, по которой внеклассовый гуманоид получил возможность самокопирования.

— Хм… Это можно будет объяснить научными целями. Ну, а поведение её клонов — это чистой воды последствия психического расстройства оригинала. Зверства, что с ней сотворили ещё при той жизни, сломали детскую психику. Жаль, что её отец не понял бесперспективности дочери как образца.

— Наверное, не стоило идти у него на поводу?

— Не стоило? — Первый странно посмотрел на собственного клона, но потом спохватился: — Ах, да! Я забыл, что ты отсутствовал при их извлечении. Видишь ли, отец Вероники, Антон Владимирович Рогов, в своё время стоял у истоков создания криокамер. И его ценность, как редчайшего специалиста, превышает всё, чем мы обладали ранее. У нас есть доступ к десяткам тысяч замороженных. А все они — мои потенциальные доноры для клонов. Ты даже не представляешь, какой ранг будет тогда занят нами!

— Вы правы, Первый. Рогов невероятно полезен для дальнейшей работы в криоцентрах.

— Кстати, как у него успехи?

— Не могу знать. Он сейчас в криоцентре, с ним Пятый и Восьмой.

— Ясно, — Первый неторопливо отвернулся и закрыл глаза.

Но отключиться ему не удалось. Любознательный Двадцать четвёртый, преисполнившись почтения, осторожно поинтересовался:

— Прошу прощения, Первый. Вас что-то беспокоит?

Первый тяжело вздохнул, в тайне желая послать неугомонного клона куда подальше. Но всё же снизошёл до ответа:

— Память.

— Простите?

— Вспомнилось самоубийство академика Астахова.

— Но он же был извлечен…

— Два года назад. До этого почти полвека в криокамере. В реальности же всего неделю…

— А почему его сразу не подвергли процедуре копирования?

Первый зло глянул на Двадцать четвёртого. В голове тут же пронеслось: “Подумать только… Даже при полной замене личности чёртова любознательность всё же пролезла”. Вслух же пояснил:

— Во-первых: на момент заморозки ему было девяносто три года. Нужно было провести дополнительные тесты на пригодность организма для трансформации. А во-вторых… Эх, знал бы ты, как он был рад перспективам нового общества! Его глаза просто сияли восторгом от открывшихся горизонтов личностного копирования. Когда он попросил несколько дней на завершение своих работ, я даже подумать не мог, что что-то пойдет не так.

— А что произошло?

— На пару со Вторым они долго ковырялись в том, что когда-то было его научной работой. По всей видимости, для старика это было крайне важно. Когда же удалось запустить его установку, он радовался как дитя.

— Установку?

— Это был излучатель. Он произвёл серию непонятных сигналов в широком спектре частот.

— И?

— И всё. Потом академик поднялся на крышу и спрыгнул вниз.

Двадцать четвёртый несколько секунд переваривал услышанное, затем уточнил:

— А над чем он работал?

— Он был гляциологом. Весьма редкая специализация. Исследовал лёд. Полжизни провёл в Антарктике… — Первый надолго замолчал, погрузившись в размышления.

— Прошу простить, — Двадцать четвёртый опять бесцеремонно влез со своими вопросами, — А удалось узнать причины суицида?

— Нет, — Первый бросил на Двадцать четвёртого полный тревоги взгляд, — И это меня беспокоит. Перед самоубийством он смог уничтожить все документы по своим исследованиям. Причём сделал это так быстро, что Второй не успел ничего понять. А потом сигналы… Что это было? И зачем? Второй перерыл всю оставшуюся документацию по установке.

— И что?

— Ничего! Выяснить ничего не удалось. Позднее Второй восстановил некоторые данные. Оказалось, что установка предназначалась для зондирования глубинных слоёв льда.

— Но у нас же нет льда.

— Да неужели?! — рявкнул Первый. Ему наконец надоели глупые расспросы, и он твёрдо решил поставить Двадцать четвёртого на место.

Но тут неожиданно темнота комнаты озарилась вспышкой голографического экрана. Почти метровая переливающаяся сфера мгновенно преобразила безликое помещение, затопив красочными сполохами всё вокруг. Первый тут же зажмурился и стиснул зубы, проклиная беспечность Восьмого.

— Чёртов болван! Сколько раз напоминать об обязательном включении фильтров?! — прошипел Первый.

Корчась от хлестнувшей по нервам боли, Первый едва удержался, чтобы не свалиться на пол. Он до треска кожи сжал кулаки, зубы заскрипели, не щадя эмали, а вены на тощей шее вспыхнули синим фейерверком. Он не слышал ничего вокруг. Всё его существо боролось с подавлением кипящей волны, которая безжалостно терзала почти лишённый эмоций разум.