Экспериментиум [Андрей Сергеевич Терехов] (fb2) читать постранично, страница - 6

громоздящихся друг на друга и на него ночами, похожими одна на другую, в которых мертвецы его душат и давят этими ночами, похожими одна на другую, в которых мертвецы, ползущие из дыры по своим внутренностям, воспоминаниям и физиологическим жидкостям, даруют ему прощение, безжалостное и бесконечное, от которого нет исхода, разве что аллеями из оцепенелых деревьев, где хрустит под ногами гравий и чернеет гнилая листва; промеж луж, в которых подернуто частой рябью свинцовое небо, подняв высоко ворот плаща и дрожа от пронизывающего ветра — к домам, похожим один на другой и на тот, сгоревший и настоящий, который ему как бы снится; пустыми с утра улицами, дворами, не знающими солнечного света, к домам, похожим один на другой и на тот, единственный, сгоревший, пробивший дыру сквозь стены, дни и душу, к тому дому, к которому дороги нет.

Лестницы Моринсхолма

Послушайте же, славные мои, послушайте легенду Моринсхо́лма. Рассказанную мной, Башкой, в году сто третьем от Златого Века.

То песнь о Директории морской, ее невзгодах, счастье мимолетном. Как умирали стены, как они рождались, как город пал под натиском сил злых.

За мной идите, в мрачный сей некрополь. Шаги умерьте, не пугайте души. Ступайте тише, робче, следом в след.

Услышьте, только вслушайтесь. Вот. Вот! Рев залпов, скрежет штурмовых титанов; свинцово небо озарилося огнем. Последние мгновения осады. Еще чуть-чуть, и град падет и станет он ничем. Смотрите, слышьте, пробуйте руками. Вот камни. Холодны они? Мертвы они? Да. Что обернулось белыми костями, все то, что ныне пустота и тлен — все это раньше было Моринсхолмом. О времена…

Смотрите, обелиск, поставлен в честь. Кого? Отца, он тоже Уриен. Четырнадцать число к его короне, не сосчитать побед над Каганатом, над землями свободных и немых.

Если замрете, сдержите свой вдох, вам духи все покажут от начала.

<–

Директор поднимает сына на руки. Золотые волосики курчавятся на лбу, младенец улюлюкает. Правитель улыбается волшебному малышу и шагает в лифт. Директоры не ходят по Утесным лестницам, Директоры падают вниз: достойно и спокойно, как следует их особам.

Площадь у причалов запружена людьми, боевыми машинами. Флаги реют на фоне штормового неба, ледоколы Шинаки дают салют, и тысячи звезд восходят задолго до наступления ночи.

— Слава Директории! Слава Директории!

Века противостояния за спиной, и через несколько минут Каганат будет обезглавлен на площади ста лестниц, и наследник омоется в крови врага, и былая угроза с Востока станет его силой. «Я отомстил за вас, папа и мама», — Директор улыбается, качая ребенка на руках. Его собственный сын будет править спокойно. Достойно и спокойно, как и следует их особам, как спускается к подножию утеса золоченый лифт.

Как покорятся Моринсхолму остальные земли.

–>

Стоять не будем, славные мои, Не любят духи здесь, когда покой подолгу и помногу нарушают. Идем. Мы станем подниматься к замку.

Ступеней вереницы стерты, биты — в тумане тают времени они. Так кости могут таять в кислоте, так люди могут растворяться в горе. Вперед. Шагайте осторожно, вдруг споткнетесь. Дышите осторожно, кружит голова. И у Башки кружилась, он привык. А знаете вы что? А знаете? Так знайте. Нет лестниц выше лестниц Моринсхолма. Нет, не было и более не будет.

У ясеня мы встанем. Корни рвут утес, ствол искорежен южными ветрами. В честь свадьбы Уриена и Лионы, тринадцатого цикла посадили. А? Другой. Пятнадцатый правитель. Другой! Труба пониже, дым пожиже и святой. Паршивый царь, паршивейший поэт. Вы говорите, ясень не ахти? На вас бы, к слову, посмотрел Башка, простой вы на одной ноге полвека.

<–

— Возлюбленный, — холодно спрашивает Лиона, — готов ты преклониться?

Уриен XV опускается на землю: в правой ладони — сухая ладонь виконтессы, в левой — церемониальный щит. Солнце слепит глаза, плавится золотом на волнах залива; кричат чайки. Парусники бороздят древние воды, а муравьишки — колени.

Уриен XV невольно вспоминает о тех временах, когда привез крохотную Лиону из Каменного шатра Каганата, как всегда привозил себе маленькие подарки. От того ли сейчас юному Директору омывают голову водой, а кажется, что это кровь течет по лицу? Всегда была чертова кровь. Алые реки, которые прежде отец, а теперь сын пускают по подлунному миру — однажды начав и уже не имея воли остановиться.

'Зачем, папа? Зачем мне это все? Мне достаточно одной Лионы. Которая ненавидит меня, когда могла бы любить, когда бы не надо было казнить ее семью'.

Уриен XV красив, мудр, Уриен XV — был бы первый среди Директоров советник Академии Риторики, но тяжела ноша на плечах юноши, и, когда он поднимается для клятвы, когда капельки влаги сбегают по его волосам и падают с вершины утесов вниз, — колени молодого Директора дрожат, точно соломинки на ветру.

Далеко-далеко на Востоке, патруль докладывает Стражу о