Твои ровесники [Анатолий Иванович Мошковский] (fb2) читать постранично, страница - 2
- Твои ровесники (а.с. Антология детской литературы -1974) 2.2 Мб, 205с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Анатолий Иванович Мошковский - Борис Николаевич Полевой - Леонид Пантелеев - Юрий Яковлевич Яковлев - Алексей Венедиктович Кожевников
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (78) »
работе он видел, что поднажали здорово, и боится торопиться: следят за ним ребята во все глаза. Петр Иванович видит, что табельщица подвела итоги, положила мел, вытерла тряпкой руки и вся ее курносая мордочка сияет. Ребята ответили на ее запись дружным гулом.
— Вот чертенята! — не выдерживает Петр Иванович и с трудом сгоняет улыбку с лица. — Ну, чего я с ними делать буду?
Медленно подходит к доске. Ребята насторожились. Понимают, что сейчас должна быть какая-то разрядка.
— Сто девятнадцать, — читает вслух Петр Иванович. Ему хочется рассмеяться, но надо во что бы то ни стало выдержать характер, иначе не будет с ними слада.
— Сто девятнадцать, — повторяет он медленно, как бы взвешивая каждую букву, — а сколько ты мне обещал?
Петр Иванович-младший расцветает снопом сияющих лучей.
— Поторопилась, Петр Иванович, табельщица немного. Один процентик в столах у нас остался. Мы его завтра отдадим. Он нам ни к чему.
Петр Иванович берет за ухо младшего, делает вид, что треплет:
— Выдрал бы я тебя, да…
— Советская власть не позволяет? — озорно смотрит на него младший.
— Марш домой! — притворно сердится мастер. — Согрешишь тут с вами.
Цех наполняется шумом, свистом, криками. Невольное молчание целой половины смены длинного дня разряжается освобожденной энергией. Петр Иванович смотрит на ребят и не может понять:
— Одиннадцать часов отстояли, а где же усталость у них? Ну и народец!
В прошлую весну Петр Иванович вдруг почувствовал, что живет он далеко от завода, и часы работы почему-то стали длиннее, и в контору на третий этаж стало чувствительно подниматься… Сначала Петр Иванович не мог понять, в чем тут дело, но в последнее воскресенье, когда копал в собственном огороде грядки, почувствовал необычайную усталость, присел на старый сутунок, хранившийся вот уже несколько лет на всякий случай, когда не будет дров, и на лбу у него выступила испарина. — Понимаю! — горестно улыбнулся Петр Иванович, отставил в сторону лопату, завернул папиросу. — Теперь все понятно… А за обедом, когда жена спросила его — почему он такой сегодня сумный, Петр Иванович вздохнул, почесал мизинцем под левым усом, что означало волнение, и приглушенно ответил: — Вот она и пришла. — Кто? — Та, которая бывает после сорокавосьмилетней работы человека… — Старость, что ли? Петр Иванович не ответил, он не хотел вслух произнести этого слова, а жена рассмеялась: — Только сегодня ее заметил? Я давно уже ее вижу и привыкла к ней. — Ходить далеко на завод, — признался Петр Иванович. — На ногах стоять трудно… — Всему свое время, — подсказала жена. — Находился за жизнь. — Устал я, что ли?.. Отдыха хочу большого. — В чем дело? Подавай в отставку и все. Пенсию дадут, домишко свой, коровка есть, чего тебе еще?.. — Сказала… А что я делать буду? Сорок восемь лет каждый день стоял на производстве и вдруг — ничего… Да я с ума сойду от безделья. — Летом огородом займешься, зимой какую-нибудь работу на дому примешь… Вот оно и незаметно будет… Петр Иванович покачал головой: — Никак я этого принять не могу. В голове такое не представляется… Не хотелось Петру Ивановичу признать себя стариком перед самим собой, а тем более — перед другими, а еще страшнее было сказать об этом в конторе. Как прийти туда и сказать — прошу уволить… А почему, спросят… И он должен будет сознаться: по старости… Начинались жаркие дни, они утомляли Петра Ивановича. Чаще обыкновенного он садился завернуть папироску, отдохнуть. Проходя однажды по цеху, он услышал слова: — Сдает наш старик. Сам не успевает и нас задерживает. Стало обидно. Захотелось остановиться, заметить, кто сказал эти жестокие слова, но вместо этого побежал быстрее дальше и несколько дней ходил под впечатлением глубокой обиды. И все же с каждым днем убеждался сам, что «обидные слова» были настоящей правдой. Махнул рукой и пошел в контору. В кабинете заместителя директора никого не было. Петр Иванович подсел к столу. — Что скажешь? — спросил его заместитель. — Просить хочу, Александр Владимирович, чтобы уволили меня с работы. Заместитель поднял голову, и Петр Иванович не заметил в его глазах удивления. — Давят года, что ли? — Давят, Александр Владимирович. — Слышал я про это, друг, а только жалко мне тебя отпускать. Сколько лет мы с тобою проработали вместе? — Много, Александр Владимирович. — Сразу не отпущу, — подумав, заметил заместитель. — Такого, как ты, не скоро найдешь. А хуже мне не надо. Не хочу. — Я заявление написал, — сказал Петр Иванович. — Давай! Взял лист и, не развертывая его, положил в стол. — Полежит. Когда надо будет, тогда и вытащим его на свет божий. Петр Иванович вышел из кабинета и шел долго, медленно до дома. Дорога казалась бесконечно длинной и день каким-то хмурым, серым, хотя светило яркое солнце и на небе не было ни одного
В прошлую весну Петр Иванович вдруг почувствовал, что живет он далеко от завода, и часы работы почему-то стали длиннее, и в контору на третий этаж стало чувствительно подниматься… Сначала Петр Иванович не мог понять, в чем тут дело, но в последнее воскресенье, когда копал в собственном огороде грядки, почувствовал необычайную усталость, присел на старый сутунок, хранившийся вот уже несколько лет на всякий случай, когда не будет дров, и на лбу у него выступила испарина. — Понимаю! — горестно улыбнулся Петр Иванович, отставил в сторону лопату, завернул папиросу. — Теперь все понятно… А за обедом, когда жена спросила его — почему он такой сегодня сумный, Петр Иванович вздохнул, почесал мизинцем под левым усом, что означало волнение, и приглушенно ответил: — Вот она и пришла. — Кто? — Та, которая бывает после сорокавосьмилетней работы человека… — Старость, что ли? Петр Иванович не ответил, он не хотел вслух произнести этого слова, а жена рассмеялась: — Только сегодня ее заметил? Я давно уже ее вижу и привыкла к ней. — Ходить далеко на завод, — признался Петр Иванович. — На ногах стоять трудно… — Всему свое время, — подсказала жена. — Находился за жизнь. — Устал я, что ли?.. Отдыха хочу большого. — В чем дело? Подавай в отставку и все. Пенсию дадут, домишко свой, коровка есть, чего тебе еще?.. — Сказала… А что я делать буду? Сорок восемь лет каждый день стоял на производстве и вдруг — ничего… Да я с ума сойду от безделья. — Летом огородом займешься, зимой какую-нибудь работу на дому примешь… Вот оно и незаметно будет… Петр Иванович покачал головой: — Никак я этого принять не могу. В голове такое не представляется… Не хотелось Петру Ивановичу признать себя стариком перед самим собой, а тем более — перед другими, а еще страшнее было сказать об этом в конторе. Как прийти туда и сказать — прошу уволить… А почему, спросят… И он должен будет сознаться: по старости… Начинались жаркие дни, они утомляли Петра Ивановича. Чаще обыкновенного он садился завернуть папироску, отдохнуть. Проходя однажды по цеху, он услышал слова: — Сдает наш старик. Сам не успевает и нас задерживает. Стало обидно. Захотелось остановиться, заметить, кто сказал эти жестокие слова, но вместо этого побежал быстрее дальше и несколько дней ходил под впечатлением глубокой обиды. И все же с каждым днем убеждался сам, что «обидные слова» были настоящей правдой. Махнул рукой и пошел в контору. В кабинете заместителя директора никого не было. Петр Иванович подсел к столу. — Что скажешь? — спросил его заместитель. — Просить хочу, Александр Владимирович, чтобы уволили меня с работы. Заместитель поднял голову, и Петр Иванович не заметил в его глазах удивления. — Давят года, что ли? — Давят, Александр Владимирович. — Слышал я про это, друг, а только жалко мне тебя отпускать. Сколько лет мы с тобою проработали вместе? — Много, Александр Владимирович. — Сразу не отпущу, — подумав, заметил заместитель. — Такого, как ты, не скоро найдешь. А хуже мне не надо. Не хочу. — Я заявление написал, — сказал Петр Иванович. — Давай! Взял лист и, не развертывая его, положил в стол. — Полежит. Когда надо будет, тогда и вытащим его на свет божий. Петр Иванович вышел из кабинета и шел долго, медленно до дома. Дорога казалась бесконечно длинной и день каким-то хмурым, серым, хотя светило яркое солнце и на небе не было ни одного
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (78) »
Последние комментарии