От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
спросил, на что она обиделась. Катя ответила, — что всем довольна, и перебралась спать наверх к сестре. А Михаил Иванович зашел в Москве к тестю, уговорил его пойти в трактир и там нажаловался.
— Моя дочь не переносит никакого свинства, в этом вся причина, сказал тесть.
И они поссорились.
Тогда Михаил Иванович решил поговорить с женой серьезно. Для этого опоздал к обеду на час, приехав, не снял, как обычно, воротника и штиблет, за супом молчал, глядя в тарелку, катал шарики и, наконец, сказал:
— Объясни мне, пожалуйста, что все это значит. Если ты недовольна, то что именно во мне не нравится, — нос или я уж не знаю что, извини, другой вины за собой не знаю. Но переносить твое пренебрежение, извини, я для этого достаточно…
Он вынул платок, сильно вытер рот и так не сказал, что именно достаточно.
— Мне не нравится только одно, — твой разговор, — сказала Катя.
— Понимаю; значит, тебя раздражает вообще мое присутствие? Могу удалиться!
Он швырнул салфетку, вышел в сад и долго ходил по дорожке, вдоль забора, заложив руки сзади под пиджак.
А Катя, оставшись у стола, уже раскаивалась, что обидела мужа, который, в сущности, добрый человек, труженик и не обязан голодный ходить по дорожке, когда жене приспичило быть миссис Бризли.
Тогда она попробовала особенно внимательно поговорить с Михаилом Ивановичем. Он сейчас же размяк, перецеловал и жену и Дунечку, покушал и вечером повел сестер в офицерское собрание, где, потирая руки, заказал ужин, не то чтобы роскошный, но не без вкуса, и бутылочку Дуайен.
За соседним столом сидело восемь Белокопытовых, семья купца Саввы Кондратыча, одевавшего своей мануфактурой половину России: мать, бабушка, тетка и пять человек детей, сытые, русые, со вздернутыми носами, с какой-то неуловимой недолговечностью в коротких шеях, в вялых движениях рук. С краю стола сидел репетитор-англичанин, высокий юноша, очень широкоплечий, бритый, с большими руками и в таких веснушках, что глаза его казались ярко-голубыми. Каждый день по два раза он проходил мимо дачи Кузьминых, и только сейчас Катя внимательно разглядела его.
Под долгим, внимательным взглядом англичанин забеспокоился на стуле, перевел в сторону молодой женщины глаза и сейчас же строго опустил их, больше не оглядываясь. «Молодец, молодец», — подумала Катя, и в сердце ее проникла острая и нежная радость.
Англичанин, в шапочке пирожком, надвинутой на глаза, прошел, широко шагая, мимо дачи. Под мышкой у него была книга, на руке — плед. Это случилось дня через три после ужина. Катя досыта надумалась о разных странных и даже жутких вещах и сейчас, приподнявшись в гамаке, чувствовала удары встревоженного сердца.
Англичанин скрылся за углом. Катя соскочила с гамака и, поправляя волосы, крикнула Дунечке:
— Я иду в лес, одна, слышишь!
И быстро вышла через калитку в поле.
Англичанин, шагах в ста впереди, двигался к лесу, шагая так широко длинными ногами, что Катя отстала. Наконец его широкоплечая фигура скрылась за сосновыми стволами. Катя побежала, у самой опушки запыхалась, села на пенек и, закрыв рукой глаза, громко заплакала.
Ей было стыдно до отчаяния. Зачем побежала? Что было нужно? Заговорить? Привязаться? Вот было бы хорошо, если бы он оглянулся, принял участие, пожалел! «Ох, господи, господи!» — повторяла она, и каждая новая мысль обжигала огнем. Вдруг послышался хруст шагов. Катя сорвалась, как птица, с пенька и побежала к дому, но не прежней дорогой, а оврагом, и подошла к даче с другой стороны. Дунечка строго взглянула из-за книжки.
— Ну что, догнала? — спросила она.
Не отвечая, Катя поднялась в антресоли и легла на постель. Теперь она чувствовала себя погибшей, несчастной, гнуснее самой вертлявой дачной девчонки, которых так легко осуждала. Схватившись за горло, она едва сдержала крик: Михаил Иванович узнает, конечно, об этом, будет особенно и тайно доволен, и простит, и посмеется даже… «Сорвалась, пошло и глупо сорвалась…» — повторяла она, кусая наволочку.
В сумерках явилась Дунечка, села в ногах кровати и время от времени осторожно вздыхала. Лежа лицом к стенке, прикрыв лицо, Катя даже ногами чувствовала, как презирает ее чистенькая Дунечка. Внизу Михаил Иванович звенел ложечкой, с шумом выдувал табачный дым. На улице кто-то тенорком запел: «Милые женщины…» — и засмеялся.
И вдруг, без всякой причины, Катю пронизала мысль, медленно, как игла, от горла до кончиков пальцев. Похолодев, с остановившимся сердцем она лежала мгновение, затем принялась быстро соображать и подсчитывать и села на кровати.
— Катюша, Катя, что с тобой, — прошептала Дунечка, сама начиная трястись.
А сердце так же внезапно отошло, залилось радостью; стало покойно и чуть-чуть торжественно. Катя проговорила, сдерживая радость:
— Дунечка, знаешь что, — я беременна.
Михаилу Ивановичу сказано было об этом в спокойной форме. Вытянув шею, он спросил: «Что?», раскрыл рот, уронил пенсне, затем заревел: «Браво, Катька», и повел себя так нелепо и
Последние комментарии
11 часов 1 минута назад
11 часов 56 минут назад
11 часов 59 минут назад
22 часов 50 минут назад
22 часов 52 минут назад
1 день 11 часов назад